Крысолов

    Крысолов явился на заправочную станцию днем. Он двигался мягкой, крадущейся походкой, ноги его беззвучно утопали в гравии подъездной аллеи. На нем была старомодная черная куртка с большими карманами, а за плечами военный рюкзак. Под коленями коричневые плисовые бриджи были перехвачены белой веревкой.

    – Да? - спросил Клод, отлично зная, кто это такой.

    – Служба по борьбе с грызунами.

    Маленькие глазки пришедшего быстро осмотрели все вокруг.

    – Крысолов?

    – Да.

    Это был худой смуглый человек с заострившимися чертами лица и двумя длинными, зеленовато-желтыми зубами, которые торчали из верхней челюсти и свисали над нижней губой, вдавливая ее. Его остроконечные уши были сдвинуты к задней части шеи. Глаза были почти черные, но время от времени где-то в глубине их светился желтый огонек.

    – Вы пришли очень быстро.

    – Особое распоряжение санитарного врача.

    – И вы хотите поймать всех крыс?

    – Ну да.

    Он смотрел украдкой, как смотрит животное, которое всю свою жизнь тайком выглядывает из норы.

    – Как вы собираетесь ловить их?

    – А! - загадочно произнес крысолов. - Все зависит от того, где они прячутся.

    – Наверное, ловушки будете ставить?

    – Ловушки! - с отвращением воскликнул он. - Так много крыс не поймаешь! Крысы - это вам не кролики.

    Он поднял лицо, втянул воздух через нос, и было видно, как затрепетали его ноздри.

    – Ну уж нет, - с презрением сказал он. - Ловушками крыс не ловят. Крыса, скажу я вам, умная. Чтобы поймать ее, нужно ее знать. В таком деле знать крысу обязательно.

    Я видел, что Клод смотрит на него с каким-то восторгом.

    – Крысы умнее собак.

    – Скажете тоже!

    – Знаете, что они делают? Они следят за вами! Вы ходите и хотите их поймать, а они тихо сидят себе в темных углах и следят за вами.

    Он опустил плечи и вытянул свою жилистую шею.

    – А вы что делаете? - в восхищении спросил Клод.

    – А! Вот в том-то все и дело. Вот почему нужно знать крыс.

    – Так как же вы их ловите?

    – Есть разные способы, - искоса глядя на нас, ответил крысолов. - Самые разные.

    Он умолк, глубокомысленно кивнув своей отвратительной головой.

    – Все зависит от того, - сказал он, - где они прячутся. Не в канализационной трубе?

    – Нет, не в трубе.

    – В трубе их ловить непросто. Да, - сказал он, тщательно нюхая воздух слева от себя, - в трубе их ловить непросто.

    – Ничего особенного, я бы сказал.

    – Э, нет. Напрасно так говорите. Хотел бы я посмотреть, как вы их ловите в канализационной трубе! Именно что вы стали бы делать, вот что я хотел бы знать.

    – Да я бы просто их отравил, и все тут.

    – А куда именно положили бы вы яд, могу я спросить?

    – В канализационную трубу. Куда же, черт возьми, еще?

    – Вот как! - ликующе воскликнул крысолов. - Я так и знал! В канализационную трубу! И знаете, что будет? Его смоет, вот и все. Канализационная труба - это вам все равно что река.

    – Это вы так думаете, - сказал Клод. - Это только вы так думаете.

    – Да это факт.

    – Ладно, пусть будет так. А что вы сделали бы, мистер Всезнайка?

    – Где нужно знать крыс - так это когда ловишь их в канализационной трубе.

    – Ну давайте же, рассказывайте.

    – Слушайте. Я расскажу вам. - Крысолов сделал шаг вперед и заговорил доверительным и конфиденциальным тоном, как человек, разглашающий потрясающую профессиональную тайну: - Прежде всего надо помнить, что крыса это грызун, понятно? Крысы грызут. Все, что ни дайте, не важно что, что-нибудь такое, чего они никогда и не видели, - и что они будут делать? Они будут это грызть. Так вот. Вам надо лезть в канализационную трубу. И что вы делаете?

    Он говорил мягко, гортанно, точно лягушка квакала, и казалось, что он все слова произносит с каким-то необыкновенным смаком, словно чувствует их вкус на языке. Акцент у него такой же, как у Клода, - сильный, приятный акцент бакингемширской глубинки, но голос крысолова был более гортанным, слова звучали сочнее.

    – Спускаешься в канализационную трубу и берешь с собой самые обыкновенные бумажные пакеты из коричневой бумаги, а в этих пакетах - сухой алебастр. И больше ничего. Потом подвешиваешь пакеты к верхней части трубы, чтобы они не касались воды. Понятно? Чтобы воды не касались, но чтобы крыса могла дотянуться до них.

    Клод зачарованно его слушал.

    – А дальше вот что. Крыса плывет себе по трубе и видит пакет. Останавливается. Обнюхивает его и ничего плохого не чувствует. И что она делает?

    – Начинает его грызть, - радостно вскричал Клод.

    – Ну да! Именно! Именно это она и делает! Она начинает грызть пакет, пакет разрывается, и крыса за свои труды получает целую порцию алебастра.

    – Ну?

    – Это ее и губит.

    – Она умирает?

    – Ну да. Тут же!

    – Алебастр вообще-то не ядовит.

    – А! Вот именно! Как раз тут-то вы и не правы. Алебастр разбухает. Если его смочить, он разбухнет. Как только он попадает крысе в горло, разбухает и убивает ее наповал.

    – Не может быть!

    – Крыс надо знать.

    Лицо крысолова светилось тайной гордостью, и, поднеся свои костлявые пальцы близко к носу, он принялся потирать ими. Клод в восхищении смотрел на него.

    – Ну и где же тут крысы?

    Слово "крысы" он произнес мягко, гортанно, сочно, будто полоскал горло топленым молоком.

    – Давайте-ка посмотрим на крррыс!

    – Вон в том стоге сена, за дорогой.

    – Не в доме? - явно разочарованный, спросил он.

    – Нет. Только вокруг стога. Больше нигде.

    – Бьюсь об заклад, что они и в доме есть. По ночам, видно, пробуют вашу еду и распространяют всякие болезни. У вас тут никто не болеет? - спросил он, посмотрев сначала на меня, потом на Клода.

    – У нас все в порядке.

    – Вполне уверены?

    – О да!

    – Этого никогда не знаешь. Можно болеть неделями и не чувствовать этого. Потом вдруг... бац! - и готово. Вот почему доктор Арбутнот так привередлив. Вот почему он так быстро меня прислал, понятно? Чтоб помешать распространению болезни.

    Теперь он облачился в мантию санитарного врача. Он словно был тут самой важной крысой, глубоко разочарованной в том, что мы не страдаем от бубонной чумы.

    – Я чувствую себя отлично, - нервно проговорил Клод.

    Крысолов еще раз вгляделся в его лицо, но ничего не сказал.

    – И как вы собираетесь поймать их в стоге сена?

    Крысолов хитро усмехнулся, обнажив зубы. Он залез в рюкзак и вынул из него большую жестянку, которую поднес к лицу. Из-за нее он посмотрел на Клода.

    Яд! - прошептал крысолов.

    Он произнес это слово зловеще.

    – Смертельный яд, вот что тут такое! - При этом он как бы взвешивал банку на ладони. - Хватит, чтобы миллион человек убить!

    – Страшная вещь, - сказал Клод.

    – Именно так! С ложечкой этого поймают, на полгода посадят, - сказал он, облизывая губы. У него была манера при разговоре вытягивать шею.

    – Хотите посмотреть? - спросил он и, вынув из кармана монету в одно пенни, с ее помощью открыл крышку. Вот! Смотрите!

    Протягивая банку Клоду, чтоб тот посмотрел внутрь, он произносил слова нежно, почти любовно.

    – Пшеница? А может, ячмень?

    – Овес. Вымоченный в смертельном яде. Возьмите в рот только одно зернышко, и через пять минут вам крышка.

    – Правда?

    – Ну да. Я эту банку всегда на виду держу.

    Он погладил ее и слегка потряс, так что зернышки овса внутри мягко зашуршали.

    – Но не сегодня. Сегодня ваши крысы этого не получат. Нет, не получат. Вот где нужно знать крыс. Крысы подозрительны. Страшно подозрительные твари крысы. Потому сегодня они получат чистый вкусный овес, который не причинит им никакого вреда. От него они только толще станут. И завтра получат то же самое. И он будет такой вкусный, что через пару дней все крысы с округи сбегутся.

    – Довольно умно.

    – В таком деле надо быть умным. Надо быть умнее крысы, а это о чем-то говорит.

    – Вы и сами стали, как крыса, - сказал я.

    У меня это выскочило по ошибке, прежде чем я успел подумать, что говорю, но я действительно не мог этого не сказать, потому что все время не спускал с него глаз. Но на него мои слова произвели удивительное действие.

    – Ага! - воскликнул он. - Вот именно! Хорошо сказано! Хороший крысолов должен быть больше крысой, чем любая крыса на свете! Он даже должен быть умнее крысы, а это не так-то просто, скажу я вам!

    – Уверен, что не просто.

    – Ну ладно, тогда пошли. Я не могу терять тут целый день. Леди Леонора Бенсон просит меня срочно прийти к ней в дом.

    – У нее что, тоже крысы?

    – Крысы у всех есть, - ответил крысолов и засеменил по дороге, направляясь к стогу сена, а мы стояли и смотрели ему вслед.

    Походка его так была похожа на крысиную, что оставалось только удивляться, - медленная, очень осторожная, с согнутыми коленями, и шаги совсем не были слышны. Он ловко перескочил через изгородь, вышел в поле и быстро обошел вокруг стога сена, разбрасывая овес по земле.

    На следующий день он вернулся и проделал то же самое.

    Через день он пришел опять и на этот раз положил отравленный овес. Но он не разбрасывал его, а тщательно сложил маленькими кучками по краям стога сена.

    – У вас собака есть? - спросил он, когда пришел снова, на третий день после того, как положил яд.

    – Есть.

    – Если вы хотите увидеть, как ваша собака будет умирать в страшных корчах, вам нужно лишь выпустить ее вон в те ворота.

    – Мы присмотрим за ней, - сказал ему Клод. - Пусть это вас не волнует.

    На следующий день он вернулся снова, на сей раз, чтобы собрать убитых.

    – У вас есть старый мешок? - спросил он. - Скорее всего нам понадобится мешок, куда можно было бы их сложить.

    Вид у него при этом был самодовольный и важный, черные глаза светились гордостью. Он готовился представить публике сенсационные результаты своего искусства.

    Клод принес мешок, и мы втроем перешли через дорогу, во главе шагал крысолов. Мы с Клодом остановились возле изгороди и, перегнувшись через нее, стали смотреть. Крысолов крадучись обошел вокруг стога сена, при этом согнулся, чтобы получше рассмотреть кучки с ядом.

    – Что-то тут не то, - чуть слышно пробормотал он сердитым голосом.

    Он подошел к другой кучке и опустился на колени, чтобы рассмотреть ее повнимательнее.

    – Что-то тут, черт возьми, не то.

    – А в чем дело?

    Он не отвечал, но было очевидно, что крысы не притронулись к приманке.

    – Просто эти крысы очень умные, - сказал я.

    – Я ему то же самое говорил, Гордон. Вы тут имеете дело не с простыми крысами.

    Крысолов подошел к воротам. Он был очень раздосадован и выражал это всем своим видом. Два его желтых зуба впились в нижнюю губу.

    – Вы мне басни-то не рассказывайте, - сказал он, глядя на меня. Ничего особенного в этих крысах нет, разве что кто-то подкармливает их. Где-то у них что-то есть вкусное, и в большом количестве. Ни одна крыса на свете не откажется от овса, если только живот у нее не переполнен.

    – Они умные, - сказал Клод.

    Крысолов с отвращением отвернулся. Он снова нагнулся и принялся сгребать отравленный овес небольшой лопаткой, тщательно складывая зерна обратно в жестянку. Когда он закончил, мы все втроем пошли обратно через дорогу.

    Крысолов остановился возле бензоколонки. Теперь это был расстроенный, жалкий человек, и лицо его постепенно принимало скорбное выражение. Он весь ушел в себя и молчаливо размышлял над своей неудачей, в глазах появилась затаенная враждебность, язык то и дело высовывался сбоку от двух желтых зубов, облизывая губы. Казалось, это очень важно, чтобы губы были влажными. Он бросил быстрый взгляд исподтишка на меня, потом на Клода. Кончик его носа дернулся, втягивая воздух. Он несколько раз приподнялся на носках, слегка при этом покачиваясь, и тихо, едва слышно спросил:

    – Хотите кое-что увидеть?

    Он явно пытался восстановить свою репутацию.

    – Что?

    – Хотите увидеть что-то удивительное?

    С этими словами он опустил правую руку в карман своей куртки и извлек из него большую живую крысу, которую крепко сжимал пальцами.

    – О господи!

    – Ага! Вот она, смотрите!

    Он слегка опустил плечи, вытянул шею и искоса посматривал на нас, держа в руках эту огромную коричневую крысу, плотно обхватив указательным и большим пальцами шею твари, чтобы она не могла повернуться и укусить его.

    – Вы всегда носите крыс в карманах?

    – Обычно держу при себе парочку.

    С этими словами он опустил свободную руку в другой карман и вытащил из него маленького белого хорька.

    – Хорек, - сказал он, держа его за шею.

    Хорек, похоже, был с ним знаком и не противился его хватке.

    – Быстрее хорька никто не убьет крысу. И никого крыса так не боится.

    Он свел руки перед собой, так что нос хорька оказался в шести дюймах от морды крысы. Розовые глаза-бусинки хорька глядели на крысу. Крыса сопротивлялась, стараясь увернуться от убийцы.

    – А теперь, - сказал он, - смотрите!

    Его рубашка цвета хаки была не застегнута на верхнюю пуговицу, и он опустил крысу прямо себе за воротник. Как только его рука освободилась, он расстегнул куртку, чтобы публика могла видеть выпуклость под рубашкой в том месте, где сидела крыса. Ремень не давал ей спуститься ниже пояса.

    Затем вслед за крысой он опустил за пазуху хорька.

    Под рубашкой тотчас же началось большое движение. Казалось, что крыса бегает вокруг его тела, преследуемая хорьком. Они пробежали вокруг раз шесть или семь, притом маленькая выпуклость преследовала большую, с каждым кругом догоняя ее и приближаясь все ближе и ближе, пока наконец две выпуклости не сошлись и не началась потасовка, сопровождаемая пронзительным визгом.

    В ходе всего этого представления крысолов стоял совершенно неподвижно, расставив ноги, руки его свободно висели по бокам, темные глаза смотрели Клоду в лицо. Теперь он запустил одну руку за рубашку и вытащил хорька, другой достал мертвую крысу. На белой мордочке хорька были видны следы крови.

    – Не скажу, что мне это очень понравилось.

    – Но, клянусь, ничего подобного вы никогда еще не видели.

    – Боюсь, и в самом деле не видел.

    – Как бы вас в живот не укусили, - сказал ему Клод. Но он явно был потрясен, а крысолов между тем опять принял самодовольный вид.

    – Хотите увидеть кое-что еще более удивительное? - спросил он. - Хотите увидеть что-то такое, чему бы ни за что не поверили, если б только не увидели своими глазами?

    – Ну?

    Мы стояли на подъездной аллее перед бензоколонкой. Был один из тех приятных теплых ноябрьских дней, какие случаются в это время года. На заправку подъехали две машины, одна за другой, и Клод подошел к ним и дал им все, что требовалось.

    – Так хотите увидеть? - спросил крысолов. Я взглянул на Клода, предчувствуя недоброе.

    – Ладно, посмотрим, - сказал Клод. - Что там у вас еще?

    Крысолов опустил мертвую крысу в один карман, хорька-в другой. Затем залез в свой рюкзак и извлек из него - подумайте только! - вторую живую крысу.

    – Боже милостивый! - воскликнул Клод.

    – Всегда держу при себе парочку крыс, - невозмутимо заявил он. - В этом деле крыс нужно знать, а если хочешь их знать, нужно держать их при себе. Эта крыса из канализационной трубы. Долго там прожила, умная, как черт. Видите, как она на меня смотрит, - что это я собираюсь делать? Видите?

    – Очень неприятно.

    – А что вы собираетесь сделать? - спросил я. У меня было предчувствие, что это его представление понравится мне еще меньше, чем предыдущее.

    – Принесите мне кусок веревки.

    Клод принес ему кусок веревки.

    Левой рукой он закрепил петлю на задней лапе крысы. Крыса сопротивлялась, пытаясь повернуть голову и посмотреть, что происходит, но он крепко держал ее за шею указательным и большим пальцами.

    – У вас в доме есть стол? - спросил он, осматриваясь вокруг.

    – Нам бы не хотелось пускать крысу в дом, - сказал я.

    – Мне нужен только стол. Или что-нибудь плоское, вроде стола.

    – Как насчет капота вот этой машины? - спросил Клод.

    Мы подошли к машине, и он выпустил крысу, долго прожившую в канализационной трубе, на капот. Веревку он прикрепил к стеклоочистителю, так что крыса была теперь на привязи.

    Сначала она вся сжалась и, не двигаясь, подозрительно поглядывала по сторонам - крупная серая крыса с блестящими черными глазками и чешуйчатым длинным хвостом, который, скрутившись кольцом, лежал на капоте. Она смотрела в сторону от крысолова, но искоса поглядывала на него, чтобы видеть, что он собирается сделать. Человек отошел на несколько шагов, и крыса тотчас же расслабилась. Она присела на задние лапы и принялась лизать серую шерсть на груди. Потом стала скрести свою морду передними лапами. Похоже, ей не было никакого дела до стоявших рядом троих мужчин.

    – Может, поспорим? - спросил крысолов.

    – Мы не спорим, - сказал я.

    – Да просто так. Интереснее ведь, когда споришь.

    – А на что вы хотите поспорить?

    – Спорим, что я убью эту крысу без рук. Я засуну руки в карманы и не выну их.

    – Значит, убьете ее ногами, - сказал Клод.

    Было ясно, что крысолов собрался немного заработать. Я посмотрел на крысу, которую собирались убить, и мне стало немного нехорошо, и вовсе не потому, что ее собирались убить, а потому, что ее должны были убить каким-то особым способом, с каким-то удовольствием.

    – Нет, - сказал крысолов. - Не ногами.

    – Руками ничего не будете делать? - спросил Клод.

    – Никаких рук. Ни ногами, ни руками ничего делать не буду.

    – Тогда сядете на нее.

    – Нет. Давить ее тоже не буду.

    – Тогда посмотрим, как вы это сделаете.

    – Сначала поспорим. Ставьте фунт.

    – Вы что, рехнулись? - сказал Клод. - С какой стати мы должны ставить фунт?

    – А что вы поставите?

    – Ничего.

    – Хорошо. Тогда ничего не будет.

    Он сделал движение, будто собрался отвязать веревку от стеклоочистителя.

    – Ставлю шиллинг, - сказал ему Клод.

    Тошнота подступила к моему горлу, но что-то во всем этом было такое притягательное, и я поймал себя на том, что не в силах ни отойти, ни даже пошевелиться.

    – Вы тоже?

    – Нет, - сказал я.

    – А что это с вами? - спросил крысолов.

    – Просто не хочу с вами спорить, вот и все.

    – Значит, вы хотите, чтобы я это сделал за какой-то паршивый шиллинг?

    – Я вообще не хочу, чтобы вы это делали.

    – Где деньги? - спросил он у Клода.

    Клод положил шиллинг на капот, ближе к радиатору. Крысолов достал две монеты по шесть пенсов и положил их рядом с монетой Клода. Когда он протягивал руку, чтобы положить монету, крыса съежилась, втянула голову и распласталась на капоте.

    – Ставки сделаны, - сказал крысолов.

    Мы с Клодом отступили на несколько шагов. Крысолов сделал шаг вперед. Он засунул руки в карманы и отклонился всем телом, так что его лицо теперь находилось на одном уровне с крысой, футах в трех от нее.

    Он встретился взглядом с глазами крысы и принялся неотрывно смотреть на нее. Крыса вся сжалась, предчувствуя крайнюю опасность, но страха еще не обнаруживала. По тому, как она сжалась, мне показалось, что она изготовилась прыгнуть ему в лицо, но в глазах крысолова, должно быть, была какая-то сила, которая не давала ей сделать это. Подчинившись этой силе и испытывая все больший страх, крыса начала пятиться, медленно отступая на полусогнутых лапах, пока веревка туго не натянулась. Она попыталась отступить еще дальше и принялась дергать задней лапой, чтобы высвободить ее. Крысолов потянулся за ней, приближая к ней свое лицо, не спуская с нее глаз, и неожиданно крыса впала в панику и отпрыгнула в сторону. Веревка дернулась, едва не вывихнув ей лапу.

    Она снова распласталась на капоте как можно дальше от крысолова, насколько ей могла позволить длина веревки, и теперь была напугана основательно - усы ее дергались, длинное серое тело дрожало от страха.

    В этот момент крысолов снова начал приближать к ней свое лицо. Он делал это очень медленно, так медленно, что вообще не видно было никакого движения, однако всякий раз, когда я смотрел на его лицо, оно оказывалось чуточку ближе. Он ни разу не оторвал взгляда от крысы. Напряжение было огромное, и неожиданно мне захотелось крикнуть ему, чтобы он остановился. Я хотел, чтобы он остановился, потому что то, что он делал, вызывало у меня тошноту. Но я не мог себя заставить произнести хотя бы слово. Что-то чрезвычайно неприятное должно было произойти - в этом я был уверен. Что-то зловещее, жестокое и крысиное, и, наверное, меня и в самом деле стошнит. Но я должен был видеть, что будет дальше.

    Лицо крысолова находилось дюймах в восемнадцати от крысы. В двенадцати дюймах. Потом в десяти или, может, в восьми, и вот их разделяло расстояние, не превышающее длину человеческой руки. Крыса напряглась и всем телом прижималась к капоту, испытывая огромный страх. Крысолов также был напряжен, но в его напряжении чувствовалась предвещавшая опасность энергия, будто в плотно сжатой пружине. На губах его мелькала тень улыбки.

    И вдруг он бросился на нее.

    Он бросился на нее, как бросается змея. Сделав резкое молниеносное движение головой, он вложил в это движение напряжение всех мышц нижней части тела, и я мельком увидел его рот, открывающийся очень широко, и два желтых зуба, и все лицо, искаженное усилием, которое потребовалось для того, чтобы открыть рот.

    Больше я ничего не хотел видеть. Я закрыл глаза, и, когда снова открыл их, крыса была мертва, а крысолов опускал деньги в свой карман и плевался, чтобы очистить рот.

    – Вот из чего делают лакомства, - сказал он. - Лакомства делают из крысиной крови на больших шоколадных фабриках.

    И снова то же сочное шлепанье мокрых губ, тот же гортанный голос, та же липкость, когда он произнес слово "лакомства".

    – А что плохого в капле крысиной крови? - спросил крысолов.

    – Вы говорите так, что противно становится, - сказал ему Клод.

    – Ага! Но ведь это правда. Вы и сами ее много раз ели. Плиточки шоколада и жевательной резинки - все это делается из крысиной крови.

    – Спасибо, но мы не желаем этого слышать.

    – Она варится в огромных котлах, кипит и пузырится, ее помешивают длинными баграми. Это один из самых больших секретов шоколадных фабрик, и никто его не знает - никто, кроме крысоловов, которые поставляют им ее.

    Неожиданно он заметил, что публика его больше не слушает, что наши лица, на которых появилось выражение враждебности и отвращения, покраснели от гнева и омерзения. Он резко умолк и, не говоря ни слова, повернулся и побрел в сторону дороги, двигаясь крадучись, точно крыса, и шаги его не были слышны на подъездной аллее, хотя она и была посыпана гравием.