Глава 34
Головные боли становились все сильнее. Денис перепробовал все возможные средства, но ничего не действовало. «Ненавижу Землю... – стенал он, прикладывая ко лбу ледяной компресс. – Боль, смерть, глупость...»
Но больше всего он ненавидел женщин – особенно этих трех идиоток. За ними, конечно, смешно было наблюдать, как они трепыхаются, но все-таки утомительно. В стремлении казаться искренним, любящим и заботливым он слишком близко их подпустил к себе – это же надо было так лопухнуться!
Как вообще эти самки, которые годны лишь для того, чтобы продолжать род человеческий, род Адама, могли столько о себе возомнить? «У женщин после родов нужно забирать детей, пока они не успели их испортить!» – думал он.
Денис не понимал, отчего мужчины церемонятся с этими нервными, нелепыми созданиями, отчего находятся в такой зависимости от их грудей и задниц, которые, едва только этим отродьям Евы исполнится двадцать пять, начинают увядать, зарастать жиром, и на них уже невозможно взглянуть без отвращения!
Он ведь сначала думал, что и он – как все. В пятнадцать лет Денис уже знал, что мать – глупое, никчемное существо, которому нужно говорить, что делать. В шестнадцать ощутил себя главой семьи, а в семнадцать узнал, что его отец – властелин мира. Денис с презрением наблюдал за ровесниками, которые бегали за девицами и наивно полагали, что задача настоящего мужчины – жениться на какой-нибудь кулеме и родить сына. Но все-таки сына, не дочь! Девочки! Их отдают в чужую семью, у них нет собственной фамилии, они могут лишь заниматься грязной работой – убирать, стирать, в лучшем случае – готовить.
Денис присматривался к ним, наблюдал, как загораются их глаза, когда на них похотливо смотрят мужчины, следил за тем, сколько те болтают с подружками – бездарная, как и вся их жизнь, трата времени, – видел, как они покупают одежду – с какой алчностью, с каким тщеславием... Он не мог представить себе, что возьмет одну из них в жены, будет говорить о любви, чтобы потом стесняться ее так же, как своей матери.
Всю жизнь, тысячу лет, он посвятил тому, чтобы женщины знали свое место. Но эти сучки оказались живучие, а уж то, что творилось сейчас, он и в страшном сне представить не мог.
– Почему же Он сразу не сделал их равными мужчинам? – кричал Денис однажды отцу. – Если они и правда этого заслуживают!
– Бог умеет терпеть, – отец пожал плечами. – Ты еще не понял, что Адам – несовершенство? Первый избалованный ребенок, слишком агрессивный, слишком эгоистичный. Ева – его любимое творение.
Последнее замечание Денис пропустил мимо ушей – решил, что отец в своей излюбленной манере смущает его, проверяет на прочность. Отец появлялся редко, и Денис очень старался угодить ему, он был уверен, что остальные его дети – ничтожества, не умеющие мыслить широко. Он хотел быть лучшим, хотел доказать всей Вселенной, что законы бытия несовершенны, что они устарели. Даже люди талдычат о новом мессии, так пусть он явится – в его, Дениса, лице. Никто ведь не обещал, что мессия придет с той стороны.
– Лида, – позвал он, – помассируй виски.
Лидия сошла с портрета, который висел в гостиной, устроилась рядом с Денисом, положила его голову себе на колени и поинтересовалась:
– Мигрень?
– Проклятие... – прошептал он. – Три тупые ведьмы...
– Что они тебе сделали? – воскликнула Лида.
Он повернулся к ней:
– Ты что-то знаешь?
В глазах Лиды мелькнул испуг.
– Я тебя еще раз спрашиваю: что ты знаешь? – спокойно повторил он. – Если ты немедленно не расскажешь, я тебя посажу в почтовую марку!
Женщина покраснела и сжалась, словно опасаясь, что он ударит ее.
– О чем ты? – пропищала Лида. – Денис, отчего ты нервничаешь? Тебе надо быть поспокойнее, все говорят...
– Кто – все? Кто смеет меня судить? Кому вообще до меня есть дело? Но ничего, я докажу, я всему миру докажу!.. Со мной будут считаться, я заставлю...
Лида смотрела, как он машет кулаками, как сердится, и ей сделалось так его жалко, что она встала, прижала его голову к своей груди, погладила. Поначалу он дергался, отпихивался, но скоро заплакал – сильно и горячо.
Лидия поплакала вместе с ним и все ему рассказала.