Глава 36
БАНДИТ ПОНЕВОЛЕ
Мой спутник тоже насторожился.
— Если не возражаешь, — сказал он, — сегодня я все время буду рядом с тобой. Видно, нам предстоит непростое дельце, иначе старый дьявол не вернулся бы так скоро после Ладлоу.
— А ты был там? — поинтересовался я.
— Да, был, — отрезал он тоном, не допускающим дальнейших расспросов.
Мы поспешили к остальным, и я про себя отметил, что Коршун почему-то не садится со всеми вместе у костра, а держится в тени, верхом на коне. Ребята читали какую-то бумагу, передавая ее из рук в руки; одни качали при этом головой, другие, прочтя, хмурились и глядели в землю.
До меня тоже дошла очередь. Это было странное послание, точно составил его ребенок, — написанное печатными буквами, пестрящее ошибками, и так далее. Содержание было таково:
«Что нужно: останавить дилежанс на Джессами каторый визет тристо фунтов золота
Как сделать: взарвать мост Фулсом за ахраной к перед дилежансом».
Больше не было ни слова. Признаться, эта работенка отнюдь меня не прельщала; мне вовсе не хотелось принимать участие в бандитских налетах.
Я знал и мост и дилижанс, о которых шла речь. Мост Фулсом был массивным деревянным сооружением, поставленным на века. Он, кстати, до сих пор существует, точнее, не он сам, а точно такой же, отстроенный заново. Каньон, по которому протекает река Фулсом, достигает в том месте пятисот футов в глубину и девяноста в ширину. Навести там мост было в те дни непростой работой, но выполнена она была на совесть.
Теперь о дилижансе на Джессами. Наверное, он был единственным, который никому еще не удавалось остановить на большой дороге, и, как это ни странно, именно по той причине, что он все время перевозил золото. Дело в том, что люди, работавшие на приисках, были готовы дорого платить за благополучную доставку своего драгоценного груза, поэтому компании, которой принадлежала карета, было по средствам снарядить хороший конвой. Дилижанс прибывал в Джессами и вновь отправлялся на прииски каждые три дня. День туда, день обратно и день на отдых, которого едва хватало после бешеной скачки. Эта работа была по плечу лишь избранным; большинство новичков ломалось недели за две. И хотя за нее платили двадцать пять долларов в неделю, на ней не оставалось одновременно больше десяти человек. Но зато какие десять! Они стоили пятидесяти! Это были ветераны. Стреляли навскидку и без промаха, лошадей гнали так, что сам черт не угонится. В те считанные разы, когда карету пытались ограбить, съели всех бандитов с потрохами!
Едва мне пришло на ум, что краснокожий задумал невозможное, как старый Доктор, пошептавшись с парнями, выступил из толпы и обратился к Коршуну с речью, сказав, что все чтят его как прекрасного вожака, готовы пойти за ним в огонь и в воду и так далее, однако на этот раз ребята сомневаются в том, что его замысел здрав. Потому что для работы нужен бикфордов шнур; поджечь его — дело нехитрое, но как подгадать момент, когда он догорит? Догорит позже — на мосту окажется дилижанс, и тогда будет масса разрушений, но никакой выгоды. Догорит раньше — погибнет вся охрана, и хотя ребятам не впервой проливать чужую кровь, даже им не хочется исподтишка и понапрасну губить десять человеческих жизней. Ну а если что не заладится, тогда конвойные будут драться, словно разъяренные пантеры, и налетчики понесут немалые потери, прежде чем удастся сграбастать добычу.
Когда Доктор дошел до этого места, Красный Коршун поднял руку, и пончо, в которое он был завернут, соскользнуло с его плеч. Он восседал на коне, освещенный последними лучами заходящего солнца и ярким пламенем костра, величественный и грозный, словно бронзовое изваяние. Никогда еще я не видел такой горы мышц, такой гордой осанки, никогда еще не встречал человека, создававшего впечатление такого могущества!
Он не был безобразен, как многие индейцы. Напротив, будь его кожа белой, я бы назвал его красавцем. А кроме того, вовсе не был стар — на вид ему нельзя было дать больше тридцати пяти. Единственным его изъяном был потухший глаз, который скрывала широкая черная повязка. И вот, как я уже сказал, он сделал нетерпеливый взмах рукой, сбросив с себя покрывало, затем тронул коня, который, повинуясь, рванул с места галопом.
Все замерли, глядя вслед вождю, помчавшемуся в ночь без единого слова. Послышался возглас:
— Он едет к мосту, чтобы провернуть дело в одиночку!
Это оказало на остальных магическое действие. Люди будто разом вспомнили, сколько великих побед они одержали под его началом. Охваченные чувством жгучего стыда, тут же повскакивали в седла и понеслись за своим предводителем. Любуясь великолепным порывистым бегом лошадей, я знал, что моему пегому за ними вовек не угнаться. Но это, думал я, и даст мне подходящий предлог для того, чтобы свернуть на полпути и уклониться от неприятной работенки, объяснив потом бандитам, что я отстал и заблудился. Однако только я придумал этот нехитрый ход и вставил ногу в стремя, как рядом со мной очутился всадник, держащий на поводу еще одного коня.
Подняв голову, я увидел лицо малыша Каддигана.
— Этот будет получше, — сказал он. — Бери, не стесняйся, дружище! Он резвее твоего по меньшей мере вдвое.
В этом не было никакого сомнения. Передо мною плясал уродец с отвратительной мордой и тощей, кривой шеей, позади которой, однако, было все чин чином — могучие бока, широкая кость, стройные ноги. Я никак не мог отвергнуть сию любезность и, проклиная Каддигана за то, что он втянул меня в это дело вопреки моей воли, сдернул седло с пегого и перекинул его на спину гнедого. Спустя мгновение он нес меня по каменистой земле; его спина вздымалась подо мной, как палуба клипера, летящего по волнам Атлантики.
Шесть или семь миль наши кони неслись во весь опор, прежде чем мы поравнялись с остальными. Шайка Коршуна передвигалась с такой быстротой, что даже после минутной задержки на то, чтобы перекинуть седло, можно было безнадежно отстать. Наконец мы их нагнали. Некоторое время после этого кавалькада с трудом поспевала за лидером. Им был конечно же Красный Коршун. Несмотря на исполинские размеры, он держался впереди благодаря непревзойденному мастерству наездника, а также выдающимся качествам его вороного.
С середины пути начался подъем. Уже совсем стемнело; в небе не было луны, однако слабое сияние на востоке давало надежду, что вскоре она взойдет. Пока же дорогу освещали одни только звезды. Эти прекрасные, золотистые звезды пустыни — какими они были тогда и какие они теперь! Они уже не светят так ярко. Небо затянуто копотью, которую выбрасывают автомобили, мчащиеся со скоростью пятьдесят миль в час. Повсюду протянулись железные дороги; по ним стучат поезда, поднимая в воздух тонны пыли. Благодаря ирригации в самом сердце пустыни появились зеленые островки, но, перестав быть страшной, пустыня утратила и очарование. А были дни, когда мы нежно любили звезды, сверкавшие над Скалистыми горами, любили их за спасительный свет во время наших странствий — тогда они светили больше, чем ныне светит полная луна…
Вскоре мы вылетели на дорогу, — на ее строительство в свое время ушли три года каторжного труда и сумасшедшие деньги, — по ней и добрались до моста. Это была громоздкая, но весьма добротная конструкция с бревенчатыми сводами, которые порадовали бы глаз корабельного зодчего. Впрочем, вытянувшись на девяносто футов над зияющей пропастью, она могла показаться довольно изящной.
Когда мы прибыли на место, Красный Коршун спрыгнул с коня и принялся за работу при свете факела, который привез с собой и теперь зажег. Первым делом он прикрепил динамит под большими переборками, поддерживавшими ближний конец моста. Затем приспособил к шашкам короткий кусок бикфордова шнура, а мы помогли замаскировать этот хвост, чтобы человека, на долю которого выпадет его поджигать, не выдал огонек, подползающий к заряду.
Это было крайне опасное задание. Во-первых, шнур был слишком короток, подрывника мог настичь ливень каменных обломков, не успей он убежать, а во-вторых, вслед за этими обломками в него могли полететь пули эскорта.
Как это бывает в подобных случаях, стали тянуть жребий. Вождь зажал несколько травинок в огромном кулаке, и первым счастливчиком оказался Каддиган — он вытащил длинный стебель. За ним стали по очереди тянуть другие, пока наконец не остались только вождь и я. Мы стояли напротив и смотрели друг другу в глаза. И внезапно лицо его показалось мне до боли знакомым; определенно я уже где-то видел этого человека. Вероятно, среди команчей, решил я, поскольку судьба не раз сводила меня с этим племенем.
Мы разжали ладони, и моя травинка оказалась на восьмушку дюйма короче, чем у него. Итак, взорвать мост предстояло мне.
Внутри у меня все перевернулось. Но я дал себе клятву, что, какую бы расправу ни учинили потом надо мною бандиты, не стану поджигать шнур, пока не удостоверюсь, что в момент взрыва на мосту не будет ни одного живого существа, будь то человек или лошадь. Что касается самого ограбления, оно меня не беспокоило. Я рассудил, что, если сегодняшнее дело поможет мне впоследствии извлечь сведения, необходимые для поимки Красного Коршуна, или, еще лучше, всадить пулю в его черное сердце, тем самым окажу людям услугу, которая стоит гораздо больше, чем какие-то триста фунтов золота.
Сев на корточки рядом со шнуром, я приготовил россыпь серных спичек. Дело в том, что серные спички зажигаются почти бесшумно, и вдобавок человек, привыкший прикуривать на ветру, умеет пользоваться ими так, что огонек прячется за его согнутыми пальцами.
Ждать долго не пришлось. Едва присев, я услышал вдалеке стук колес и топот конских копыт.