18

– Я открою.

В дверь звонили уже дважды. Эйвери оказалась ближе всех. Она подошла к двери и потянула за ручку. Между вазонами с геранями стоял Вэн Лавджой.

Эйвери похолодела. Приветливая улыбка застыла на ее лице, а колени задрожали. В желудке все напряглось.

Вэн тоже почувствовал неловкость. Он неожиданно распрямил плечи, выронил из пальцев сигарету и часто заморгал.

Мысленно надеясь, что зрачки его расширились не от удивления, а от марихуаны, Эйвери, как могла, овладела собой.

– Здравствуйте.

– Приветствую. Гм… – Он сощурился и тряхнул жидкой шевелюрой. – Вы – миссис Ратледж?

– Да.

Он поднес тощую руку к груди:

– Господи, как вы похожи…

– Входите, пожалуйста. – Она не хотела бы сейчас услышать из его уст свою фамилию. Она только что с трудом подавила желание радостно окликнуть его по имени. Ей так хотелось обнять его и поведать, что она готовит самый сенсационный материал в своей жизни.

Правда, затеяла она это в одиночку. А рассказать Вэну – значит, и его поставить под угрозу. И хотя иметь союзника было так заманчиво, она не могла себе позволить такой роскоши. К тому же она не собиралась ставить под угрозу успех всего предприятия. Как хранитель секретов, Вэн был не слишком надежен.

Она посторонилась, давая ему пройти. Казалось бы, он должен был сейчас осматривать незнакомый интерьер, готовясь к съемке, но он опять уставился на нее. Он был так смущен, что Эйвери стало его жаль.

– Вы?.. Ой, прошу прощения. – Он смущенно вытер ладони о штаны, после чего протянул ей правую руку. Она быстро пожала ее. – Вэн Лавджой.

– А я – Кэрол Ратледж.

– Да, я знаю. Я был возле клиники, когда вас выписывали. Я работаю на студии «Кей-Текс».

– Вот как.

Он пытался завязать обычную для таких случаев беседу, а сам не спускал с нее глаз. Было настоящей мукой стоять так близко к старому другу и не иметь возможности вести себя соответственно. У нее был к нему миллион вопросов, но пришлось ограничиться одним, который более всего приличествовал Кэрол Ратледж в данной ситуации.

– Если вы приехали от телекомпании, то почему не согласовали это с менеджером предвыборной кампании моего мужа – мистером Пэскелом?

– Он знает о моем приезде. Меня направила дирекция.

– Дирекция?

– На той неделе в среду мне предстоит снимать здесь сюжет для студии коммерческого телевидения. Вот, приехал осмотреться. Вас разве не предупредили?

– Я…

– Кэрол?

В дверях появился Нельсон, он смерил Вэна неодобрительным взглядом. Нельсон навсегда сохранил военную выправку и подтянутость. Его одежда неизменно была безукоризненно отутюжена, седая голова причесана волосок к волоску.

Вэн был полной его противоположностью. На нем была застиранная майка с эмблемой ресторана «Кахун», где подают устрицы в раковинах. На груди красовалась весьма двусмысленная надпись: «Открой, соси и ешь меня живьем». Джинсы его были не просто по моде потертыми, а выношенными до дыр, рваные кроссовки не имели шнурков. Эйвери предположила, что и носков на нем, по обыкновению, нет.

Он выглядел нездоровым и недокормленным, почти на грани истощения. Из-под футболки выпирали острые ключицы. Если бы он выпрямился, то можно было бы пересчитать все его ребра до единого. Но он стоял, как обычно ссутулив плечи над впалой грудью.

Эйвери знала, как мастерски эти руки, в пятнах никотина, с обгрызенными, грязными ногтями, умеют орудовать видеокамерой. Его вроде бы пустые глаза обладали даром необычайно глубокого художнического видения. Но для Нельсона это был лишь стареющий хиппи, никчемное существо. Талант Вэна был так же скрыт от окружающих, как и настоящее имя Эйвери.

– Нельсон, это мистер Лавджой. Мистер Лавджой, представляю вам полковника Ратледжа. (Нельсон неохотно пожал руку Вэну.) Он приехал оглядеться перед записью телепередачи, которая состоится на следующей неделе.

– Вы работаете в «Эм Би продакшнз»? – строго спросил Нельсон.

– Иногда внештатно. Ну, то есть когда им нужен высший класс.

– Гмм. Они говорили, что сегодня кого-то пришлют. – Судя по всему, Нельсон ожидал кого-то посолиднее. – Идемте, я покажу вам дом. Вас что больше интересует – внутри или снаружи?

– И то и другое. Любое место, где Ратледж с женой и ребенком обычно проводят день. Мне сказали, нужно что-нибудь простецкое. Ну, всякая сентиментальная чушь.

– В вашем распоряжении весь дом, но прошу вас мою семью не беспокоить, мистер Лавджой. Моей жене вряд ли понравится похабщина на вашей майке.

– Ну, так ведь не она ее носит, какого дьявола ей беспокоиться?

Голубые глаза Нельсона приобрели ледяной оттенок. Он привык к более почтительному обращению со стороны тех, кого считал ниже себя по положению. Эйвери не удивилась бы, если б он сейчас ухватил Вэна за шкирку и вышвырнул на улицу. Если бы Вэн приехал не по поводу предвыборной кампании Тейта, Нельсон бы, вероятно, так и поступил.

Пока же он сказал:

– Кэрол, прощу у тебя извинения за то, что ты только что слышала. Мы вынуждены тебя оставить.

Вэн оглянулся:

– До свидания, миссис Ратледж. Извините, что я так уставился на вас, когда вошел, но вы показались мне похожей…

– Меня теперь не удивляет, когда на меня смотрят, – поспешила она прервать его. – У всех мое лицо вызывает любопытство, это так естественно.

Нельсон в нетерпении нагнул голову.

– Сюда, пожалуйста, Лавджой.

Прежде чем поспешить за Нельсоном в дом, Вэн в последний раз недоуменно помотал головой. Эйвери вернулась к себе в комнату и, закрыв дверь, прислонилась к ней спиной. Она глубоко вздохнула и заморгала, стряхивая слезы.

Ей так хотелось схватить эту тощую руку и после дружеских приветствий расспросить Вэна обо всем. Как Айриш? Все еще оплакивает ее смерть? Следит ли за собой? Что стало с новым синоптиком? Выгнали его или он сам уволился? Кто родился у секретарши – мальчик или девочка? Какие последние сплетни из коммерческого отдела? По-прежнему ли генеральный менеджер погуливает от жены со своей светской дамой?

В то же время она понимала, что Вэн может и не испытать той же радости от их встречи, что и она. О, он был бы в восторге, что она жива, но, едва оправившись от него, скорее всего бы заявил: «И какого хрена ты тут делаешь?»

Она частенько и сама задавала себе этот вопрос. Да, ей нужен материал, но эта мотивировка, конечно, слабовата.

На самом деле занять место Кэрол Ратледж побудило ее желание во что бы то ни стало спасти Тейту жизнь. Только вот есть ли в этом необходимость? И откуда исходит эта угроза, в существование которой она пока еще верит?

С того дня как попала домой, она внимательно следила за происходящим. Какие-то трения существуют между Джеком и Дороти-Рей. Фэнси может и святого вывести из терпения. Нельсон в некотором роде диктатор. Зи держится как-то в стороне. Эдди компетентен до предела. Но ни от кого она не видела другого отношения к Тейту, кроме любви и обожания. Ей надо выявить потенциального убийцу, и тогда ее сенсационный материал позволит ей вернуть доверие и авторитет, которого она лишилась из-за одного ошибочного суждения. Неожиданная встреча с Вэном напомнила об этом.

Она вдруг поняла, что занимается не столько своим будущим материалом, сколько людьми, с которыми живет. Это неудивительно. Самым трудным в ее профессии для Эйвери всегда была беспристрастность – и единственной важной составляющей журналистского ремесла, которой она никак не могла овладеть.

Интерес и способности к профессии она унаследовала от отца. Но его способность не учитывать человеческий фактор ей не передалась. Она всеми силами стремилась быть объективной, но пока ей это слабо удавалось. И она опасалась, что участие в жизни Ратледжей будет ей плохим помощником.

Но сейчас она не может все бросить. Самым большим просчетом в ее тщательно продуманном плане оставался тот факт, что она не оставила себе путей к отступлению. И, не имея возможности раскрыться, она была вынуждена пока оставаться в своей роли и быть готовой ко всему – даже к неожиданным визитам старых знакомых.

Настала пятница. Стремясь убить бесконечно тянущееся время, Эйвери долго играла с Мэнди после ее дневного сна. Они сидели за низким столиком и лепили из пластилина динозавров, пока Мэнди не запросила есть. Тогда Эйвери поручила ее Моне.

В пять часов она приняла ванну. Потом занялась макияжем, одновременно хватая куски с тарелки, которую Мона принесла ей в комнату.

Волосы она уложила с помощью мусса. Они все еще оставались короткими и выглядели эффектно, но уже не столь броско, как прежде, во всяком случае, отросли достаточно, чтобы она могла их укладывать. Элегантную и слегка вызывающую прическу она подчеркнула парой серег с бриллиантами.

Без четверти семь, то есть за пятнадцать минут до назначенного времени, она была готова. Она стояла в ванной и доставала с полки флакон духов, когда вошел Тейт.

При его внезапном появлении она остолбенела. Он обычно спал на раздвижном диване в кабинете, смежном с ее спальней. Дверь между комнатами всегда была закрыта и заперта с его стороны.

Кабинет был выдержан в строгих, естественных тонах, что придавало ему сходство с джентльменским клубом. К нему прилегала небольшая ванная комната, раковина в которой была не больше плевательницы в кабинете стоматолога, а душ едва ли мог вместить взрослого человека. И все же Тейт предпочитал терпеть эти неудобства, чем делить с женой большую спальню, с просторной туалетной комнатой, где можно было, не мешая друг другу, одновременно одеваться и причесываться перед зеркалом во всю стену, где была мраморная ванна, над головой – застекленный потолок, а под ногами – многие метры пушистого ковра.

Первой мыслью Эйвери, когда он вошел, было, что он передумал и пришел сообщить, что едет без нее. Однако он был не столько сердит, сколько смущен. Увидев ее в зеркале, он замер.

Польщенная тем, что ее усилия оказались ненапрасными, Эйвери повернулась к нему и развела руки в стороны.

– Нравится?

– Платье? Платье потрясающее.

– А счет от «Фрост бразерз» будет еще более потрясающим.

Она знала, что платье действительно сногсшибательное. Черная полупрозрачная ткань с блестками обтягивала грудь, плечи, спину и руки до самых запястий. Начиная от ложбинки на груди и до колен платье было поставлено на подкладку из черного шелка. Эффект усиливала кайма из прозрачных блесток по горловине и краю рукавов.

Это было очень сексуальное платье, но в то же время сдержанное, в духе Одри Хепберн. Она позволила себе эту обновку не из тщеславия. Просто сегодня ей не хотелось надевать что-то из гардероба Кэрол. Она хотела выглядеть дай Тейта по-новому, по-другому – не так, как Кэрол.

К тому же все вечерние платья Кэрол оказались сильно декольтированными и чересчур кричащими, совсем не в ее вкусе. Ей нужно было что-то легкое, по сезону, но в то же время с длинным рукавом. Она боялась слишком открываться, чтобы не выдать себя. Это платье было как раз то, что надо.

– На это не жалко, – выдавил Тейт.

– Тебе что-то нужно? Или ты зашел посмотреть, не опаздываю ли я?

– Если кто и опаздывает, так это я. Не могу найти запонки. Тебе не попадались?

От нее не укрылось, что он одет только наполовину, На подбородке была царапина – свидетельство торопливого бритья. Он был необут, с мокрыми и еще не причесанными волосами, а накрахмаленная сорочка со складками на груди была нараспашку и не заправлена в брюки.

При виде его поросшей волосами груди она сглотнула. Живот у него был твердый и плоский, как барабан. Так как он еще не застегнул брюк, она могла видеть голый живот и белую резинку трусов.

Она машинально облизнула губы. Сердце билось так сильно, что она чувствовала, как в такт его ударам грудная клетка упирается в ткань платья.

– Запонки? – переспросила она тихо.

– Я подумал, может, оставил здесь.

– Пожалуйста, поищи. – Она сделала жест в сторону шкафа, где еще раньше обнаружила кое-какие предметы мужского туалета.

Он перерыл два ящика, прежде чем нашел темную шкатулку с драгоценностями. Это было то, что он искал.

– Помочь?

– Нет.

– Да. – Она встала перед дверью, закрывая ему выход.

– Я сам справлюсь.

– Ты изомнешь рубашку. Дай помогу.

Не обращая внимания на его протестующие жесты, она взяла у него запонки и стала застегивать. Когда тыльной стороной руки она ненароком коснулась его голой и слегка влажной груди, ей захотелось уткнуться в нее лицом.

– А это что такое?

Она проследила за его взглядом.

– Ах, это. Художества Мэнди. – К зеркалу были прикреплены скотчем детские рисунки. – А тебе она разве ничего не дарила?

– Дарила. Я просто не ожидал, что ты их так развесишь. Раньше ты не выносила беспорядок. Все?

Он наклонился посмотреть, как продвигается дело. Их головы почти соприкасались.

– Еще секунду. Стой спокойно. Это у тебя в животе урчит? Можешь перекусить.

Он помедлил, потом взял с тарелки яблоко и кусок сыра. Его зубы с хрустом вонзились в яблоко. Звук, с которым он жевал, привел ее в возбуждение.

– Ну, что там? Скоро?

Разделавшись с запонками, она подняла на него глаза:

– А «бабочка»?

Он прожевал.

– У меня в комнате.

– Сам завяжешь?

– Да. Спасибо.

– Не за что.

Он был уже готов идти, но задержался. Несколько секунд он смотрел на нее, а вокруг витал аромат ее ванны и духов. Наконец он шагнул к двери.

– Через пять минут буду готов.

У Тейта было такое чувство, будто он только что чудом спасся. Наверное, он слишком распарился под душем. Иначе чем объяснить, что он никак не может остыть? Наверное, его неловкость вызвана суетой и ответственным вечером, который им предстоит.

Он долго воевал с галстуком-бабочкой, затем никак не мог найти второй носок, так что на одевание у него ушло еще десять минут. Однако, когда после его легкого стука в дверь жена вышла из своей комнаты, она ничего не сказала в упрек.

Они вместе прошли в гостиную, где Зи читала Мэнди сказку. Нельсон смотрел свой любимый многосерийный детектив, в котором справедливость неизменно торжествует и злодеи получают по заслугам.

Когда они вошли, он посмотрел на них и присвистнул:

– Вы прямо как жених с невестой.

– Спасибо, отец, – ответил за двоих Тейт.

– Ну уж, какая из нее невеста в черном платье, Нельсон. – Тейт не сомневался, что мать не имела в виду ничего обидного, но ее реплика прозвучала именно так. Последовала неловкая пауза. Зи поспешила добавить: – Но ты все равно прекрасно выглядишь, Кэрол.

– Спасибо, – ответила та тихо.

С первого дня знакомства Зи вела себя с невесткой весьма сдержанно. Она бы предпочла, чтобы роман сына закончился раньше, чем дело дошло до свадьбы, хотя вслух этого никогда не говорила.

В период беременности Кэрол Зи несколько потеплела к ней, но это материнское чувство быстро сошло на нет. За последние месяцы перед несчастьем она стала с явным неодобрением относиться к невестке. Тейт, конечно, понимал, в чем дело. Его родители были не слепые, а всякий, кто относился плохо к нему или Джеку, вызывал у них искреннее негодование.

Однако сегодня он хотел надеяться, что все пройдет гладко. Вечер и так ожидался напряженный. И хотя невольная бестактность матери ровным счетом ничего не значила, все же его напряжение только усилилось.

Ситуацию несколько разрядила Мэнди, которая соскользнула с бабушкиных колен и застенчиво подошла к родителям.

– Иди, я тебя обниму, – сказал Тейт.

Мэнди обхватила его и зарылась мордашкой в шею.

К его изумлению, Кэрол тоже присела на корточки:

– Когда мы вернемся, я зайду тебя поцеловать, ладно?

Мэнди подняла голову и серьезно кивнула:

– Хорошо, мамочка.

– Слушайся бабушку с дедушкой.

Мэнди опять кивнула, после чего обняла Кэрол:

– До свидания.

– До свидания. Поцелуй меня на прощание.

– А что, мне уже пора идти спать?

– Нет, просто я хочу получить поцелуй заранее.

Шумно поцеловав Кэрол, Мэнди побежала назад к бабушке. Обычно Кэрол была недовольна, если Мэнди портила ей макияж или мяла платье. Сейчас же она только промокнула губы салфеткой.

Он не мог объяснить этого иначе, как ее стремлением играть роль хорошей матери. Одному Богу известно, что у нее на уме. Скорее всего, вспыхнувшая вдруг привязанность к Мэнди – обыкновенное притворство. Она, несомненно, нахваталась этих ужимок из журналов и видеофильмов, которые смотрела во время болезни.

Взяв ее под локоть, он направился к двери:

– Мы можем поздно вернуться.

– Осторожно на дороге! – крикнула Зи вслед.

Нельсон оторвался от своего сыщика и пошел проводить их до двери.

– Если бы вы ехали на конкурс красоты для супружеских пар, первый приз был бы вам обеспечен. Не могу передать, как мне нравится, что вы, такие нарядные, куда-то отправляетесь вдвоем.

Не имел ли отец в виду, что надо забыть все размолвки и старые обиды? Тейт был благодарен ему за заботу, но не думал, что сможет последовать его совету. Простить? Это всегда давалось ему непросто. Забыть? Не в его характере.

Но он пожалел об этом, когда помогал Кэрол сесть в машину. Если бы он мог вычеркнуть из памяти весь гнев, и боль, и презрение, чтобы сегодня же начать все сначала, захотел бы он?

С собой Тейт всегда был так же честен, как с другими. Да, сказал он себе, с такой, какой она была сегодня, он захотел бы начать все заново.

Попросту говоря, она была ему желанна. Она нравилась ему такая – с тихим голосом, спокойная и привлекательная. Он не ждал, чтобы она стала вдруг безвольной. В ней было слишком много живости и ума, чтобы она могла быть податливой и бессловесной партнершей. Да он и не хотел, чтобы она такой становилась. Ему нравились вспышки – гнева и веселья. Без них взаимоотношения становятся пресными, как недосоленная еда.

Она улыбалась, глядя, как он усаживается за руль.

– Нельсон прав. Ты сегодня прекрасно выглядишь, Тейт.

– Спасибо. – Устав вечно выражать презрение, он добавил: – И ты тоже.

Она ослепила его улыбкой. В былые времена он бы сейчас сказал: «К черту приличия, я хочу заняться любовью со своей женой» – и овладел бы ею прямо в машине. Его воображение разыгралось: уткнуться ей в разгоряченную грудь, погрузиться в ее влажную теплоту, услышать ее стон в самый последний момент.

Он и сам издал легкий стон, но спохватился и нарочито закашлялся.

Ему не хватало внезапной и жаркой близости с любимой женщиной.

Чтобы скрыть яростный блеск глаз, который мог его выдать, он надел темные очки, хотя солнце было уже низко. Выруливая на дорогу, он подумал, что ему не хватает того, что было когда-то между ними, но не ее самой. Ибо, хотя сексом они занимались часто и с удовольствием, настоящей близости между ними никогда не было. Их браку с самого начала не хватало единства ума и чувства, хотя понял он это значительно позднее.

Он не мог грустить о том, чего у него никогда не было, и все же ему этого хотелось. Кресло в Сенате было его заветной мечтой, но если он даже его получит, то радость победы будет омрачена несчастливым браком. Его политическая карьера могла бы быть еще более блистательной, если бы победы и поражения разделяла с ним любящая и верная жена.

Да, с таким же успехом можно пожелать достать луну с неба, подумал он. Даже если у Кэрол и появилась способность к любви, он теперь не захочет от нее ничего. Она давно отбила у него всякую к тому охоту.

Физически она еще влекла его, и сейчас сильнее, чем когда-либо, но душевное влечение было разрушено. И он ни за что не поддастся одному при полном отсутствии другого.

Вот только это его решение никак не хотел признать некий слишком самостоятельный орган.

Тейт покосился на Кэрол. Все-таки она выглядит потрясающе. И мама была права. Для невесты у нее слишком искушенный и сексуальный вид.

Она была больше похожа на любимую и желанную жену, что было совсем не в духе Кэрол.