Глава 7.

О ТОМ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ПЕРЕД ДОМОМ

– Сколько мне ждать колесницу, раб? – прогрохотала колдунья. Дядя Эндрью сжался. Теперь, при ней, он немедленно забыл, что думал перед зеркалом. Но тетя Летти поднялась (она чинила матрас, стоя на коленях) и вышла на середину комнаты.

– Разреши осведомиться, Эндрью, – холодно спросила она, – кто эта особа?

– Знат-т-т-тная ин-н-ностранка, – как мог, отвечал он. – Исключ-ч-чительно…

– Какой вздор! – сказала тетя и обернулась к колдунье. – Вон из моего дома, бесстыжая тварь! – произнесла она погромче. – Я вызову полицию.

Колдунью она приняла за циркачку, голых рук – не любила.

– Кто эта тварь? – спросила королева. – На колени, несчастная, не то я сотру тебя в порошок!

– Прошу обходиться в моем доме без таких выражений, – сказала тетя.

Королева стала еще выше (или дяде Эндрью показалось). Глаза ее горели. Она подняла руку, как тогда, в своем королевстве, и произнесла слово – но ничего не случилось, только тетя брезгливо заметила:

– Так… Она еще и пьяна… Язык не слушается…

Наверное, колдунье стало очень страшно, когда она поняла, что в нашем мире заклятье не действует. Но она этого не показала. Нет, она кинулась вперед, подхватила тетю на руки, подняла как можно выше и швырнула, словно куклу. Пока тетя летела, служанка (которой выпало на редкость интересное утро) заглянула в дверь и сказала: «Простите, сэр, карета приехала».

– Веди меня, раб, – сказала колдунья. Дядя залепетал было: «Вынужден протестовать… да… весьма прискорбно…», но королева метнула на него взгляд, он мгновенно онемел и затрусил вслед за нею. Дигори сбежал сверху как раз тогда, когда хлопнула входная дверь.

– Ну, вот, – сказал он. – Теперь она бегает по Лондону… Да еще с дядей. Что они натворят?

– Ой! – сказала служанка (которой выпало такое дивное утро). – Ой, мастер^[1] Дигори, мисс Кеттерли ушиблась! – И они побежали к тете.

Если бы тетя упала на пол или даже на ковер, она бы, мне кажется, переломала все кости; но к счастью она приземлилась на матрас. Женщина она была стойкая (такими тогда были почти все тети) и, понюхав нашатыря, сказала: «Ах, не волнуйтесь вы по пустякам». После чего начала действовать.

– Сарра, – велела она служанке (которой еще не доводилось так радоваться), – бегите в полицию и сообщите, что в городе беснуется умалишенная особа. Обед моей сестре я отнесу сама.

Дигори помог ей отнести обед; потом они сами пообедали; потом он стал думать.

Итак, надо было как можно скорее вытащить колдунью из нашего мира. Мама ее видеть не должна ни за что на свете. По городу ей ходить нельзя, чего-нибудь натворит. Дигори не знал, что ей не удалось испепелить тетю, но зато прекрасно помнил, как она испепелила дверь. Не знал он и того, что здесь, у нас, сила ее не действует; зато знал, что она хочет завоевать весь мир. «Сейчас, – думал он, – она, наверное, стирает с лица земли Бэкингемский дворец или парламент, а уж полисмены едва ли не все стали маленькими кучками пепла. И поделать ничего нельзя… Но ведь кольца вроде магнитов, – вспомнил он. – Надо ее тронуть, и кольцо вытянет нас, хотя бы в тот лес. Интересно, станет ей там опять плохо? Место на нее подействовало или она просто испугалась? Да, но где же ее найти? Тетя меня на улицу не пустит, во всяком случае – спросит, куда я иду. И денег у меня нет, так, мелочь, на омнибус не хватит, ведь объехать надо весь город. И куда, собственно, ехать? Интересно, дядя еще при ней?»

Оставалось сидеть дома и ждать и ее, и дядю. Если они вернутся, надо побыстрее надеть кольцо и сразу же тронуть колдунью. Пускать ее в дом нельзя; значит, надо стеречь у двери, как кот у мышиной норки. Дигори пошел в переднюю и прижался носом к окошку, откуда были видны и крыльцо, и улица, так что пропустить он никого не мог. «А где же теперь Полли?» – подумал он.

Думал он не меньше получаса, но вы себе голову не ломайте, я вам скажу. Полли опоздала к обеду и промочила к тому же ноги. На все расспросы она говорила, что гуляла с Дигори Керком, а ноги промочила в пруду. Когда ее спросили, где этот пруд, она отвечала: «В лесу»; когда ее спросили, где лес, она отвечала: «Не знаю». И мама решила, что она забрела в какой-нибудь дальний парк, где шлепала по лужам. Естественно (для тех, конечно, времен), ей запретили гулять – особенно с «этим Керком», не дали сладкого и велели два часа не выходить из детской.

Значит, пока Дигори глядел на крыльцо, Полли сидела – точнее, лежала – у себя, и оба они думали о том, как медленно течет время. Мне кажется, ей все-таки было легче, чем ему: одно дело – ждать, пока пройдут два часа, другое – шептать: «Вот, вот!», – и узнавать снова и снова, что это не та, кого ты ждешь, а чужой кэб или фургон булочника.

Время от времени часы отбивали четверть, и большая муха жужжала в верхнем углу окошка. Дом был из тех, где после полудня очень тихо и почему-то пахнет бараниной.

Пока Дигори ждал, случилось одно происшествие, о котором я расскажу, потому что потом это будет важно. Знакомая дама принесла винограду для больной, и в приоткрытую дверь Дигори поневоле слышал ее беседу с тетей.

– Какая прелесть! – говорила тетя. – Если бы что-нибудь могло ей помочь, этот виноград помог бы. Ах, бедная, бедная Мейбл! Боюсь, ей помогли бы теперь только плоды из края вечной молодости… В нашем мире уже ничто… – И обе заговорили тише.

Раньше Дигори подумал бы, что тетя просто говорит чепуху, как все взрослые; он и сейчас чуть не подумал так, но вдруг понял, что он-то знает другие миры, кроме нашего. Быть может, где-то есть и Край Вечной Молодости. Все может быть… И… и… – ну, вы сами знаете, как возникает почти безумная надежда, и как вы боретесь с ней, чтобы не разочароваться снова. Именно это чувствовал Дигори, но боролся не так уж сильно – он ведь и впрямь знал другие миры. Уже случилось столько странного… Волшебное кольцо у него есть. Через лесные пруды можно попасть куда угодно. Перепробовать их все, а потом… МАМА БУДЕТ ЗДОРОВА. Он уже и ждать забыл, и чуть было не схватил кольцо, чтобы поскорей найти тот, нужный мир, как вдруг услышал громкий цокот копыт.

«Что это? – подумал он. – Пожарники? Где же пожар? Ой, они скачут к нам! Да это она сама!» (Не буду говорить вам, кого он имел в виду).

Действительно, к дому несся кэб. На нем – не там, где сидит кучер, а прямо на крыше – стояла Джедис, царица цариц и ужас Чарна. Глаза ее горели, зубы сверкали, волосы хвостом кометы стлались за нею. Лошадь она хлестала без милости, и та, раздувая ноздри, неслась во весь опор. Пролетев в дюйме от фонарного столба, лошадь эта остановилась, встала на дыбы, а кэб стукнулся о столб и развалился. Колдунья ловко перескочила лошади на спину, шепнула ей что-то, та снова встала на дыбы и заржала, как от боли. Дигори видел лишь оскал, да горящий взгляд, да гриву. Королева и тут удержалась, как самый заправский наездник.

Дигори охнуть не успел, как из-за поворота вылетел еще один кэб, а из него выскочили толстый джентльмен во фраке и полицейский. Сзади ехал третий кэб с двумя полицейскими и штук двадцать велосипедов; сидевшие на них мальчишки (главным образом – разносчики) орали и звонили вовсю. За ними бежала толпа. В домах захлопали окна, на каждом крыльце появилось по слуге или служанке. Кто пропустит такое зрелище!

Тем временем из развалин первого кэба вылез старичок, в котором Дигори признал своего дядю, хотя лица не увидел, ибо его закрывал цилиндр. Многие кинулись на помощь, в том числе и Дигори.

– Вот она, – кричал толстяк, указывая на королеву, – держите ее, констебль! Камней взяла на тысячи фунтов… прямо с прилавка… Жемчуг у нее на шее… все мое… Мало того, она меня прибила!

– И точно! – обрадовался кто-то в толпе. – Ух, синячище! Ну и дамочка! Силы-то, силы!

– Приложите сырое мясо, хозяин, – посоветовал мальчик из мясной лавки.

– Ничего не пойму, – сказал самый главный полисмен.

– Да говорю же я… – снова начал толстяк, но кто-то крикнул:

– Вы старика не прозевайте! Это он ее возил.

Старик, то есть дядя Эндрью, сумел, наконец, подняться и потирал ушибленные места.

– Извольте объяснить, что здесь творится, сэр, – сказал полицейский.

– Умфи-помфи-шомф, – сказал дядя сквозь цилиндр.

– Попрошу без шуток! – строго сказал полисмен. – Снимите шляпу!

Сделать это было нелегко, но, к счастью, появились еще два полисмена и сдернули цилиндр, взявшись за поля.

– Спасибо, – слабым голосом сказал дядя. – Спасибо… Мне плохо… Если бы капельку бренди…

– Минутку, сэр! – сказал первый полицейский, извлекая большой блокнот и маленький карандаш. – Кто отвечает за эту особу? Вы?

– Эй, берегись! – закричали в толпе, и полисмен успел отскочить. Лошадь чуть не лягнула его, и так сильно, что могла убить. Колдунья развернула ее мордой к собравшимся и острым ножом рассекла постромки.

Дигори все это время пытался подобраться к колдунье, но не мог – мешала толпа. Чтобы подойти с другой стороны, надо было протиснуться между копытами и перильцами палисадника. Если вы знаете лошадей, вы поймете, что мешала и лошадь. Дигори лошадей знал и выжидал, скрипя зубами.

Сквозь толпу пробился краснолицый, довольно молодой человек в котелке.

– Хозяин, – обратился он к полицейскому, – это моя лошадка… и повозочка моя. Сейчас одни щепки останутся…

– По очереди! – сказал полисмен. – Я не могу слушать всех сразу!

– Да как же? – сказал кэбмен (звали его Фрэнком). – Я свою лошадку знаю, у нее папаша в кавалерии служил. Если дамочка будет ее мучить, она тут всех перебрыкает. Пустите-ка, я разберусь.

Полисмен обрадовался предлогу и отошел от лошади подальше, а кэбмен добродушно обратился к колдунье:

– Вот что, барышня, оставьте вы лучше лошадку! Вы ж из приличных, к чему вам такой тарарам? Ступайте домой, попейте чайку, отдохните, все и пройдет. – И он обратился к лошади, протянув руку, чтобы погладить ее: – А ты, Земляничка, постой, не рыпайся! Тише, тиш-ш… И тут колдунья заговорила:

– Пес, – сказала она злобно, звонко и громко, – убери руку! Перед тобой королева!