2
Снаружи дома на балконе двое мужчин с огромной собакой неподвижно ждали завершения спектакля, словно скульптурная группа в парке. Несколько минут они сохраняли молчание. А что, в конце концов, можно было сказать? Они и так вели себя достаточно корректно, сдержанно в этой мерзкой ситуации.
Наступила короткая интерлюдия.
Но Рекс знал, что он должен сдерживаться, не давая ходу злым мыслям, пока эти двое не уйдут. Тогда будет достаточно времени, чтобы порыться в догадках, что же за история произошла на самом деле между Джой и этим веретенообразным парнем, но только не сегодня вечером, а тогда, несколькими месяцами раньше.
Бог их знает. Рекс признавал, что женщина существо непредсказуемое и трудно предусмотреть ее поведение в будущем, и все же это значительно легче, чем выяснить, что она делала в прошлом.
В дальнем конце гостиной над дверью ее спальни показалась полоска жизнерадостного розового света. Рекс заставил себя отвести взгляд.
Жаль было, что Джой, лихорадочно собирающая свои вещи за той дверью, неправильно истолковала его отступление от нее — как знак отсутствия любовного интереса. А ведь все как раз обстояло иначе, ибо он признал ее не просто как изящный механизм, как глину, из которой руки мастера могут вылепить классическую модель, не просто как приз, за который он готов сражаться не только с соперником, но и с самим собой («Даже в самом приятном из мужчин, — как сказала одна женщина про Рекса, — вы обнаружите эти окаменелые останки неандертальца!»), но как личность, любимую супругу, которая, постепенно становясь его другом, его любимой, могла бы оставаться сама собой…
Опять он отвел глаза от полоски розового света. Заставил себя смотреть вниз, на Роя, напоминая себе, что собаку надо вычесать щеткой завтра.
Все последующие дни без Джой? Если она не сумела быть счастливой с ним, ей надо дать возможность быть счастливой с этим парнем…
Бедный Джеффри, в настоящий момент он ошибался сильнее других, его следовало пожалеть больше всех! Наивный искатель любовных приключений был весьма озадачен и пребывал в неописуемой пустоте. За что наказала его коварная судьба, втянув в историю с этим ребенком?
«Но послушайте, — молчаливо взывал он к темноте южного сада, — я совсем не хочу этого! Я не отношусь к ней так, что покорные, застенчивые, безропотные люди называют — „должным образом“! Я и теперь не верю, что даже тогда, в Челси, был действительно влюблен в нее. Дело любви в нашей семье давно загнано в угол, еще мамочкой».
На балконе воцарилась тишина…
Неожиданная мысль озарила Джеффри: «Как бы там ни было, я никогда не был ни в кого влюблен. Мы теоретики-профессионалы! — думал он. — Мы скорее будем говорить о любви, рассуждать о ней, писать о ней, чем заниматься ею. Люди, говорящие о технике любовного искусства, забывают о том, что там, где есть техника, редко бывает настоящая любовь. Когда я занимался любовью, то это был поиск материала. Возможно, я ничто по сравнению с этим грубым, жестоким животным Траверсом, это правда».
Но, какой бы ни была правда, она стала теперь уделом человека, втянувшего бедное несчастное дитя в этот ужасный ошибочный брак с тем, чтобы затем снова вырвать ее из семейного плена.
Но что за чертовщина — эта сцена на балконе, эта театральная пауза, эта монастырская тишина!