на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить

реклама - advertisement



83

26.10.83 (18 часов 06 минут)

Ганс Либих и Иоганн Шевц затянули друг на друге пуленепробиваемые жилеты, проверили маленький миномет, установленный на балконе, положили на подставочки карабины с оптическими прицелами и пошли в кухню готовить обед.

(Как только автомобиль выедет из президентского дворца, должен позвонить Саттори; он спросит, нельзя ли пригласить к аппарату Эусебио; это значит, через восемь минут «объект» будет здесь, на калье Магельянес, в зоне обстрела.

После того, как террористы поразят «объект» в движущейся машине, им надлежит в течение полутора минут сбежать по лестнице во двор; там ожидает Здравко в автомобиле марки «фиат»; он вывозит их на авениду де Либертад, к дому 174; тормозит возле автомобиля «мерседес», номерной знак «ГАК-04.411»; ключ в зажигании; Либих и Шевц пересаживаются в эту машину и отправляются в мотель «Холидэй инн»; два номера для них забронировано; вечером Саттори отвозит их в порт, где стоит лайнер «Гамбург»; отправление в 23.50. Саттори вручает каждому по семь тысяч долларов; следующая встреча в Западном Берлине, в испанском ресторане на Курфюрстендам через сорок семь дней, в двадцать три часа по среднеевропейскому времени.

Такова легенда операции.

На самом же деле Либих и Шевц должны быть расстреляны сразу, как только выбегут во двор; исполнителем утвержден Франсуа, квартира ему снята в доме напротив, практику проходил в Миннесоте, на базе ЦРУ «Фривинд 47».

Сам Франсуа скончается через пять минут после того, как выполнит задание; за завтраком он получит от Саттори бутылку «фанты», обработанную в подразделении ЦРУ, которое экспериментирует с ядами.)


— Поэт, хочешь мяса? — спросил Ганс.

— Нет, — Шевц покачал головой. — Я вообще стараюсь не есть мяса, ты же знаешь.

— Надо мышцам дать побольше калорий, — возразил Либих. — Бегать придется много, как цирковому артисту.

— Те не бегают, — отмахнулся Шевц. — У них совершенно другой вид тренировок. Для них самое главное — прыжки. Я в свое время написал поэму «Цирк», ее, конечно, зарубили, кругом на ключевых постах сидят левые, агенты КГБ и евреи, они чувствуют мой дух, они снабжены какими-то тайными устройствами, чтобы определять, в ком царит высокий дух нации, а кто готов продаться за гроши, только б угодить левым, всем этим интернациональным нелюдям. Ты кем был раньше?

— Я был и останусь Либихом… Красиво звучит — Либих, да? Я люблю произносить мою фамилию вслух, она похожа на морской прибой…

— Честолюбие — не наша черта, Либих, это не присуще арийцам; наша сила в общности, в подчинении собственного "я" делу национального возрождения… Слушай, поджарь мне сыра, а? Любишь жареный сыр?

— Я люблю мясо, полусырое, с травками… Знаешь, где оно самое вкусное? У аргентинцев, там, говорят, какие-то особые луга, ветер с океана, солнце, трава поэтому очень сочная, мясо берет в себя ее силу, хранит ее…

— Подожди, — перебил Шевц, хрустнул суставами тонких пальцев с обгрызанными ногтями, — а что если машина опоздает?

— Тогда плохо. Нас с тобою арестуют и будут пытать… О, это очень интересно… Тебе станут медленно всовывать тонкие стальные иголки под ногти и заглядывать в глаза, и ты будешь видеть себя — корчащегося, окровавленного, со спутанными потными волосами — в зрачках людей, которые обступят тебя… Это ведь так сладостно — видеть страдание подобного себе…

— Тебя пытали?

Либих покачал головой.

— Мне приходилось это делать, когда работал в Африке… Я не дамся, — он тронул воротник рубашки, где была вшита ампула с ядом. — Хрусь, и в дамки!

— Здесь не пытают, — странно усмехнувшись, сказал Шевц.

— Либералы. Санчес — добрый патер, он увещевает…

— После того, как мы его уберем, станут пытать.

— У меня есть стихи про ужас… Хочешь, прочитаю?

— Валяй, только сначала я переверну мясо…

«Он похож на мою мать, — подумал Шевц. — Старуха тоже могла греметь кастрюлями или, пыхтя, мыть полы, показывая, как ей тяжело, когда я сидел за столом и сочинял стихи. Точно, он такой же самовлюбленный, только о себе думает. Может, больной? Все психи живут собою, остальные для них ничто, фигуры, необходимые, чтобы слушать их тирады и молча соглашаться со всем. Бедный я, бедный, у всех матери как матери, жалеют, гордятся, а у меня…»

Не обращая внимания на то, как Либих переворачивал деревянной ложкой шипящее кровавое мясо на большой тефлоновой сковороде, Шевц начал читать приглушенно, подвывая, помогая себе рубящим жестом левой руки:

Большеглазый ужас прикрыт ресницами;

Овал лица удлинен, ладно кроен;

Трагично спокоен, надменно спокоен

Воин…

Ввожу в вас ужас тонкими спицами,

Зрачки расширены под ресницами,

Крики кружатся синими птицами,

Болен…

Ужас нужен силе,

Ужас подобен победе,

Ужас угоден крови,

Ею сдобрена почва рейха…

Взвейся

Свастики резкость!

Да здравствует наша немецкость!

Затянем ремни потуже -

Грядет ужас!

Слабые тише, ниже!

Сильные — туже ужас!

Время победы ближе!

Время расплаты рядом!

Всех не распятых — к распятью,

Всех несогласных к стенке,

Слабость нам вчуже,

Ужас!

— Ничего, складно… Ты действительно веришь, что свастика — это хорошо? Гитлер был ведь псих ненормальный…

Шевц яростно вскинулся со стула; Либих ударил его, шутя, ребром длинной ладони по руке, тот быстро отскочил.

— Как ты смеешь, мерзавец?! Фюрер поднял нацию из пепла!

— Ну да, поднял… А в какое дерьмо он ее погрузил, хотел бы я знать! И не вздумай еще раз броситься на меня, прибью… Если ты идейный идиот, незачем брать деньги за работу, которую мы делаем. Тоже мне Гитлер… Ешь лучше… Что ж не звонит Саттори, а?


предыдущая глава | Пресс-центр | cледующая глава