43
– Дело сложное, – сказал Мише Свиридов. – Главный – это Василий Иванович, аристократ…
– В каком смысле?
– Не граф, не князь, а маравихер, карманник высшего класса, вытаскивает бумажники у солидных людей. Серенький тот, что выходил с Шаринцом из «Гротеска», – помощник Василия Ивановича. Что касается Шаринца, то он и вовсе был мелкий воришка, вытаскивающий из карманов все, что попало, вплоть до носовых платков. Так вот: в прошлом году, – продолжал Свиридов, – Василий Иванович, как злостный рецидивист и социально опасный элемент, получил пять лет. Но сбежал. Сомнительно, что после побега он пойдет на такое нелепое убийство, каким представляется убийство Зимина. Обычно после побега они отсиживаются в закутке. И не мог он сменить свою воровскую профессию на другую, к тому же еще более опасную: он не молод. В общем, против него улик никаких. Единственная наша улика – Шаринец. Мы должны доказать, что убил Шаринца Серенький, они вместе вышли из «Гротеска». Вот расписание дачных поездов по Брянке. Если предположить, что они выехали поездом в шесть пятнадцать, а вернулся Серенький поездом восемь сорок пять, то он должен был отсутствовать в «Гротеске» минимум часа три четыре, где то между пятью и девятью. Твои мальчики утверждают, что он вышел вместе с Шаринцом и сел с ним на трамвай. А вот Василий Иванович и еще человек двадцать посетителей «Гротеска» будут утверждать, что Серенький никуда не выходил. Тем более, что они с Шаринцом вышли через задний ход. Вот так то, друг Миша. И все же надо начинать.
Серенький был ничем не примечательный человек, этой особенностью его наградили и природа и многолетняя привычка быть незаметным – безликий, инертный, сонный. Миша поразился тому, что Шныра и Паштет узнали его на фотографии. Даже трудно определить его возраст. Лет двадцать пять, а может быть, и тридцать пять.
Свиридов записал в протокол его настоящую фамилию, имя, отчество, год и место рождения и тому подобное, потом спросил:
– Что вы можете сказать по поводу убийства гражданина Попова Владимира Степановича, он же Шаринец?
Серенький пожал плечами:
– А чего могу сказать? Ничего не могу сказать. А его разве убили?
– Вы об этом не знаете?
– Не слыхал об этом.
– Вы были с ним знакомы?
– Знал, есть такой Шаринец, видел раза два в «Гротексе».
Он так и сказал: «Гротекс».
– Вы были с ним знакомы?
– Ну как? Как со всеми.
– А где вы были шестого июня вечером?
Серенький подумал, неуверенно сказал:
– «В Гротексе», наверное, да, точно, в «Гротексе».
– Что делали?
– В карты играл.
– С кем?
– С людьми, с теми, кого вы со мной забрали.
– А ночью где были?
– Дома спал.
– Кто может подтвердить?
– Кто… Мать, жена, соседи.
– А инженера Зимина вы знали?
– Зимина… Инженера… Нет, не знал… Кто такой?
– На Арбате жил, дом пятьдесят один.
– Не знаю такого.
– Навроцкого Валентина Валентиновича знаете?
– Кто такой?
– Агент по заготовке мануфактуры.
– Не знаю…
Подписывая протокол, Серенький спросил:
– За что забрали то?
– Подозреваетесь в убийстве Шаринца.
– Вот еще новость! Кому он нужен, этот ваш Шаринец!
– Не наш, а ваш, – сказал Свиридов. – Идите, я вас еще вызову.
Вместо Серенького появился Жоржик, красивый молодой человек с густой черной шевелюрой, похожий на армянина. Он подтвердил все, что говорил до него Серенький. Да, играли в тот вечер в карты, Серенький никуда не уходил, об убийстве Шаринца не слыхал, о Зимине и Навроцком ничего не знает. Также спрашивал, за что его взяли, но, в отличие от Серенького, держался живо и свободно. И совсем не был похож на вора.
Наконец ввели Василия Ивановича. По сравнению с Сереньким и Жоржиком он действительно выглядел аристократом.
– Садитесь!
– Можно и сесть. – Василий Иванович свободно уселся на стул. – Может, сразу скажете, на сколько усаживаете!
– Срок то уж, во всяком случае, придется досиживать.
– Не без этого, – вздохнул Василий Иванович.
Он показал на Мишу:
– Позвольте спросить, кто этот гражданин?
– Практикант.
– Попрошу отметить в протоколе.
– Отметим.
Серенький и Жоржик даже не обратили внимания на Мишу, а Василий Иванович потребовал отметить в протоколе.
– Приступим к делу, – сказал Свиридов. – Речь идет о некоем Попове, он же Шаринец. Знали такого?
– Как же, знаю, видел в «Гротеске».
В отличие от Серенького, он правильно произносил название пивной.
– Разговаривали с ним?
– Был у меня как то, напрашивался на работу, только я ведь ничем теперь не занимаюсь, прошу учесть. После побега ничего за мной нет, хотел начать новую жизнь, – жалко, помешали.
– Когда Шаринец к вам приходил?
– Несколько дней назад.
– Точнее, пожалуйста!
– Три… нет, четыре дня назад.
– Шестого июня?
Василий Иванович поморщил лоб, задумался.
– Может, и шестого. Я ведь там вроде льва в клетке отсиживался и числа все перепутал. Какое сегодня число?
– Двенадцатое.
– Значит в четверг, именно, значит, шестого числа.
– Ну, о чем вы говорили?
– Играли мы в карты, вся, значит, компания, которую вы теперь здесь бесплатно кормите. Шаринец зашел, говорит: «Василий Иванович, возьмите меня с собой». Я ему: мол, сам завязал и тебе советую. С тем он и ушел.
– Один ушел?
– Один.
– Умный вы человек, – сказал Свиридов.
– Благодарю.
– Только меня дураком считаете.
– Что вы, гражданин следователь, – обиделся Василий Иванович, – я вас считаю человеком редкостного ума. И потому, как есть, все чистосердечно рассказываю. Да, убежал из под стражи. Кому свободы не хочется? Только заметьте, убежал без применения силы, никто не содействовал, зевнула охрана, я и ушел. Хотел новую жизнь начать. Год прошел, что за мной замечено?
– Кто Шаринца убил?!
– Шаринца? – поразился Василий Иванович. – Разве его кто убил? Когда? Где?
– Шестого числа вечером, в лесу, недалеко от платформы «Девятнадцатая верста» по Брянке.
Василий Иванович развел руками.
– Это, извините, новость. Кому он был нужен, Шаринец, шлеппер – несерьезный человек?..
– Инженера Зимина вы знали?
– Простите, как вы сказали?
– Зимин Николай Львович, инженер. Арбат, дом пятьдесят один. Его убили и унесли портфель с бумагами.
– Ах, портфель с бумагами унесли и убили. Знаю, как же.
– Откуда знаете?
– Как откуда? В газетах писали.
– Газеты читаете?
– Обязательно. Отдел суда и происшествий – особенно.
– Навроцкого Валентина Валентиновича знаете?
– Как?
– Навроцкий Валентин Валентинович.
– Нет, не знаю такого.
– Подумайте.
– Что то не припомню, – развел руками Василий Иванович. – Ни одного номера не пропускаю: «Известия», «Вечерняя Москва», а про такого не читал.
– Я спрашиваю: не знаете ли вы его лично?
Василий Иванович благодушно улыбнулся:
– Извините, я подумал – тоже какой убитый. Нет, не знаю я такого человека.
– Скрываете! Я вам скажу, почему скрываете. Расчет у вас простой: вас пошлют досиживать срок, ну, может, что прибавят, зато на свободе остается богатый человек, он у вас в руках. В тюрьме вы или на свободе – все равно он у вас в кулаке. Мешок с деньгами на воле – вот ваш расчет.
– Чересчур хитро вы рассуждаете, – усмехнулся Василий Иванович.
– Вы рассчитали еще хитрее, чем я, – возразил Свиридов. – Только должен вас огорчить: просчитались вы, уплыл ваш денежный мешок, замешан в большой афере с мануфактурой.
Василий Иванович пожал плечами:
– Странные вещи вы говорите, гражданин следователь… Мануфактура… Сроду не имел дело с мануфактурой.
– Ну что ж, – спокойно, даже равнодушно сказал Свиридов, – дело, как говорится, хозяйское. Я дал вам все возможности, вы не захотели их использовать. Вы неисправимый рецидивист. – Свиридов неожиданно наклонился вперед и, глядя в упор на Василия Ивановича, сказал: – Про мануфактуру вы не знаете, а про ключи от квартиры Зимина тоже не знаете? О том, что Навроцкий передал эти ключи Шаринцу, тоже не знаете?
Василий Иванович некоторое время мрачно молчал, потом сказал:
– Ладно, скажу, что знаю. Только учтите: в порядке чистосердечного признания. А не признавался я сразу потому, что меня все это никак не касается, других касается, а по нашим законам, то есть правилам, о чужих…
– Ближе к делу, пожалуйста! – оборвал его Свиридов. – Два часа толчем воду в ступе.
– Так вот, – по прежнему спокойно и размеренно продолжал Василий Иванович, – действительно, человек один в их доме дал Шаринцу ключи, велел унести портфель с бумагами, пообещал два червонца. Шаринец сделал, получил два червонца, а потом приходит ко мне, все это рассказывает и говорит: боюсь я этого человека, убьет он меня, чтобы, значит, не показал на него. Что за человек, спрашиваю. Он говорит: Валентином Валентиновичем зовут, на бегах играет. Ну, я сам, извините, на бега езжу, играю по маленькой и не ради игры езжу, а так, до лошадей я большой охотник, и, извините, в моей каморке неделю просидишь, надо и продышаться. Взял я Шаринца на бега, он мне этого человека показал, Валентина Валентиновича. Я посмотрел на него: вижу – да! Этот могет! У нас, знаете сами, глаз наметанный… Говорю Шаринцу: зачем ты, дурак, не в свое дело полез, ты, говорю, дурак, не по квартирам ведь работаешь, хочешь стать человеком – своей профессии держись. А он отвечает: на два червонца позарился. Ну, говорю, сам позарился, сам и раззаривайся. А теперь видите как! Убили! Значит, правильно предчувствовал, понимал свою судьбу.
Свиридов положил перед Василием Ивановичем чистый лист бумаги.
– Все это напишите и, пожалуйста, поподробнее, с числами.
Василий Иванович неловко взял перо.
– Отвык я писать, гражданин следователь. Может, с моих слов запишете…
– Нет, сами пишите! И поразборчивее. И что еще вспомните, тоже напишите.
Свиридов запер ящики стола и вместе с Мишей вышел из кабинета.
– Он правду говорит? – спросил Миша в коридоре.
– Много врет. Опытный, черт. Сразу все учуял. Рассказал только то, о чем мы сами догадываемся. Но, во всяком случае, достаточно, чтобы предъявить обвинение Навроцкому.