XII

Он надеялся, что его сразу проведут к жене. Но получилось иначе. Выяснилось, что Хырдаханум находится в отделении реанимации. Алибала слышал, что в это отделение кладут самых тяжелых больных, чаще всего — с сердцем. У них особый режим, за ними особый уход. Сначала намеками, а потом и напрямик ему сообщили, что состояние жены тяжелое, что у нее инфаркт миокарда и что она пролежит в реанимации дней двадцать. Ей нельзя двигаться с места и ни в коем случае нельзя волноваться, нужен покой и только покой. Пройти к ней нельзя, в крайнем случае можно заглянуть с разрешения заведующего.

Алибала кинулся за разрешением. Но заведующего отделением не оказалось на месте, он куда-то ушел, сказали — будет через полчаса.

Алибала возлагал надежды на помощь знакомых врачей. Он остановил медсестру, проходившую мимо, назвал имена врачей, спросил, где их можно найти. Медсестра ответила, что один из них в больнице больше не работает, другой в отпуске. Алибале не везло. Что ж, смирился он, подождем, пока придет заведующий отделением.

Ждать пришлось недолго, заведующий вскоре вернулся, и, к счастью, это был сговорчивый, добрый человек. Он повел Алибалу в свой кабинет, рассказал о состоянии Хырдаханум. Не стал скрывать, что положение серьезное. «Мы сделаем все, что в наших силах, — добавил он. — Изменений к лучшему пока нет, и рано об этом говорить, подождем, что покажут кардиограммы… Надежды не теряем…»

Эти последние слова, напротив, вызвали у Алибалы самые мрачные предчувствия. Он ругал себя. Здоровую женщину свалил с ног! Верно говорят, что всем миром нельзя причинить человеку столько зла, сколько он может причинить себе сам. «Только подумать, из-за кого я довел ее до такого состояния! Если б Хырда узнала, как мы расстались в Кубе с Дадашем… Нет, об этом ей нельзя говорить, даже когда она выздоровеет…»

Наконец ему дали белый халат и провели в палату, где лежала Хырдаханум. Строго сказали: «Не больше пятнадцати минут! И не волновать!» Койка Хырдаханум стояла в правом углу, она лежала лицом к двери. Увидев мужа, на цыпочках входящего в палату, она прослезилась. Алибала подошел и тихо сел на табуретку возле кровати.

— Что с тобой, Хырда? Хырдаханум вытерла ладонью глаза.

— Да и сама не знаю, Али. Как хорошо, что ты пришел, я с утра смотрю на дверь. Очень беспокоилась за тебя. Не приведи бог, какие только мысли не приходили на ум! Думала, в чужом месте, никого из знакомых нет, посоветоваться не с кем, ни за что ни про что могут запутать, что я стану делать тогда?

— Напрасно боялась. Я ничего плохого не сделал, так что запутать меня было непросто.

— Всякое бывает. Разве мало невинных людей запутали? И ты мог стать одним из них.

Алибала погладил Хырдаханум по руке.

— За меня не беспокойся. Скажи лучше, как ты сейчас?

— Так…

— Боли в сердце не прошли?

— Пока нет, но сейчас колет не так, как вначале.

— Врач сказал, что тебе дают сильные лекарства, делают уколы. Дай бог, скоро полегчает. И не думай ни о чем, Хырда, я ведь тут, живой. Если лечение не поможет, отвезу тебя в Москву, покажу большим профессорам, они найдут средство вылечить тебя. Я видел всяких больных. Бывали такие, что на носилках вносили в вагон, а из Москвы возвращались здоровые, веселые, на своих ногах.

Хырдаханум стало приятно от этой заботливости мужа. Она легонько коснулась его тяжелой руки:

— Да не будет у меня и дня без тебя, ай Али!

— И у меня тоже. Поправляйся скорее, возвращайся, без тебя и домой приходить неохота.

Глядя на осунувшееся лицо жены, Алибала казнил себя. Хырда даже и не намекнула, но он прекрасно понимал, что стал причиной ее болезни. Сердце такая нежная штука, что с ним нельзя шутить. Особенно в наше время. Разве мало знакомых людей ушло па его глазах? Что ни день — только и слышишь, что такой-то угас как свеча в одно мгновенье. В голове Алибалы роились имена знакомых, умерших в последнее время от инфаркта. «Не приведи бог. Проклятье дьяволу! — оборвал он себя. — Что за глупые мысли лезут в мою дурную голову? Разве каждый заболевший инфарктом умирает? Есть немало людей, которые перенесли по два, даже три инфаркта, а живут и осторожненько делают свое дело».

Ладонь Хырдаханум лежала в руке мужа, другой рукой он поглаживал ее тонкие пальцы.

— Когда вернулся? — спросила она.

— Часа два тому назад.

— Как съездил?

— Нормально. — Алибала хотел было сказать, что все обошлось, Дадаш выкрутился, но тогда надо было сказать и о том, что Дадаш не случайно попал и что он уже не тот человек, каким он знал его. Но Алибала вовремя прикусил язык, воздержался и, вместо того чтобы сказать, что приехал на такси, сказал, что его привез обратно Явуз, племянник Дадаша.

Конечно, спросив, как съездил, Хырдаханум хотела знать, что он делал в Кубе и как закончилось дело. Она думала, что Алибала расскажет о своей поездке. Али-бале было, наверное, невдомек, он ослеплен былой дружбой, но она-то сразу поняла, что Дадаша задержали не за пустяк, а за какое-то важное дело, подозревают в чем-то серьезном, иначе он не хватался бы за Алибалу, которого давным-давно забыл и, может, не вспомнил бы никогда, если бы не случайная встреча и не нужда.

Но Алибала был так зол на Дадаша, что не хотел не только вспоминать, что произошло в Кубе, но даже и имени его произвести не желал и ограничился тем, что сказал только «нормально», и Хырдаханум не стала расспрашивать о подробностях.

Она лежала в трехместной палате, где пустовали две койки. Лежала на спине на койке, стоявшей в углу. Окна палаты, смотревшие в садик, были позади изголовья, свет из них падал сзади, и поэтому на осунувшемся лице Хырдаханум лежали тени, а глаза казались тусклыми и словно бы стали меньше. Поглаживая нежные пальцы жены, Алибала смотрел на ее лицо. Все его мысли были прикованы к ее лицу. Сколько раз он так смотрел в эти большие черные глаза, сколько раз целовал он их, а сейчас, может, смотрел в последний раз…

Наверное, про глаза Хырдаханум сказано, что они — зеркало души. Стоило ему даже мельком взглянуть в них, и он сразу понимал, о чем она думает, о чем тоскует, за что беспокоится или что у нее болит… За годы совместной жизни она привыкла, что муж читает ее состояние по глазам. Бывало, только глянет на нее — и тут же говорит, что надо сделать так-то и так-то, и она не удивлялась и не спрашивала его, как он узнал, что именно об этом она хотела сказать…

Еще с первой встречи с ним она заметила, как очарованно смотрел он в ее глаза.

В то время семья Хырдаханум только что переехала в освободившуюся квартиру по улице Касума Измайлова. Алибала даже не знал ее имени. Лишь потом он узнал, что ей едва исполнилось семнадцать лет и что она учится в библиотечном техникуме, — видя, как она по утрам уходила из дому с портфелем в руке и возвращалась в один и тот же час, он решил, что она учится в старших классах средней школы. Много нашлось охотников до этой пухленькой черноглазой девушки, переехавшей в город из апшеронского села Туркяны. Среди претендентов на руку девушки были парни куда красивее и представительнее Алибалы. Это его очень беспокоило, он опасался, что кто-нибудь из этих парней опередит его и получит согласие девушки. Надо было торопиться, пока не поздно. Алибала уже знал, какой дорогой Хырдаханум ходит в техникум. Однажды он перехватил ее на пути домой. Поздоровался и без длинных предисловий открыл ей свое сердце. Он сказал, что с первого своего появления она ему понравилась, что думает он о ней неотступно, что намерения у него ясные — он желает жениться на ней. И добавил, чтобы она не спешила с ответом, посоветовалась с родителями, подумала. И еще добавил, что будет счастлив получить от нее положительный ответ. Хырдаханум улыбнулась и ответила ему одним словом: «Подумаю». Несколько дней Алибала ходил в большой тревоге, краткий ответ девушки казался ему культурным отказом, но все же он не терял надежды. А недели через две после объяснения Алибала узнал от одного товарища, что еще двое парней из их квартала останавливали Хырдаханум на улице, изъяснялись в любви и делали ей предложения. У Алибалы опустились руки. Потом он узнал, что Хырдаханум отказала этим парням. Он немного успокоился, но сделал из этого вывод, что девушка, отказавшая таким красивым парням из обеспеченных семей, даже близко к себе не подпустит Алибалу, эту «голь перекатную». И, значит, не стоит идти за ответом, надо выбросить из головы самую мысль о женитьбе. Правильно, не в свои сани не садись. Но как ни пытался он не думать о Хырде, ничего не получалось; — наоборот, еще больше думал. Наконец он решил, что лучше от самой девушки услышать отказ и узнать правду, чем жить в такой неизвестности и тревоге. Он снова пошел на тот угол, где впервые остановил ее и объяснился, и стал ждать возвращения Хырдаханум из техникума. Неуверенно подошел к ней, поздоровался. Против его ожидания, девушка не удивилась, не рассердилась, ласково ответила на его приветствие… С того дня они стали встречаться. Прошло некоторое время. Потом они обручились, а через год, когда Хырдаханум окончила техникум и получила диплом, поженились.

Все соседи в квартале были поражены тем, что из целой толпы красивых парней Хырдаханум выбрала ничем не примечательного, некрасивого, бедного, как говорили, парня. Парни утешали себя как могли: один сказал, что, значит, у Алибалы есть счастье; другой сказал, что большинство красивых девушек выходят замуж за некрасивых парней, чтобы мужья им не изменяли, ценили их. Еще один из отвергнутых иронически заметил, что в лесу лучшую дичь съедает волк. Еще кто-то добавил, что любовь слепа.

Конечно, все это говорилось за глаза. Алибала не слышал этих изречений, в противном случае не обошлось бы без драки, он был не из тех, кто молча сносит насмешки, — товарищи знали об этом и побаивались его.

Алибала и сам удивлялся, почему Хырда предпочла его обеспеченным и красивым парням. После женитьбы он как-то спросил ее об этом. «Мне понравилась в тебе совестливость, — сказала она, — простота и скромность. Из них, по-моему, и соткана красота».

Шли годы, и Алибала убеждался, что Хырдаханум оставалась простой и скромной женщиной, поэтому и наладилась их семейная жизнь с первого дня и они жили, словно у них было одно сердце, одна душа на двоих.

До встречи с Хырдаханум Алибала ни с одной девушкой не встречался, ни одной женщины не знал. И после женитьбы, в продолжении всей жизни, он никогда не засматривался на других женщин. Некоторым это казалось странным и даже смешным. Они не верили ему, говорили, что Алибала втихую делает свои дела, а выставляет себя святошей. Но Алибала действительно никогда не косился на посторонних женщин и легкомысленным женщинам не позволял приближаться к себе. А уж в дорогах он чего только не насмотрелся! Однажды в рейсе, лет двадцать тому назад, когда ои работал в поездах Баку — Ростов, на него положила глаз молодая, красивая, со вкусом одетая женщина. Она села в Минводах, — очевидно, возвращалась с курорта. Вечером, когда Алибала разносил чай, она одарила его улыбкой. А немного погодя заявила, что у нее жажда, попросила принести еще стаканчик чаю и вроде хотела еще что-то сказать, но Алибале было неловко стоять перед ней, и он вышел. «Надо же, — подумал он, — как вольно себя ведет… Халат нараспашку, вся грудь открыта. Интересно, в чьих она руках? Видно, делает что хочет…» Немного погодя он понес ей чай. В купе опьяняюще пахло дорогими духами, их аромат кружил голову, — такие духи Алибале и не снились, таких никогда не знала Хырдаханум…

На этот раз женщина сидела так, что халат совсем распахнулся, обнажив правое бедро и даже живот, но она ничуть не смутилась, словно Алибала был или бесплотный дух, или близкий ей человек. Зато он устыдился и, не говоря ни слова, поставил стакан на стол и вышел.

В тот день получилось так, что напарник лег спать рано, Алибала дежурил. Около полуночи, когда он прибрался в вагоне, па табло загорелся огонек вызывали из пятого купе. Алибала пошел, постучался. «Войдите», — услышал он и открыл дверь. Женщина, севшая в Минводах, по-прежнему ехала в купе одна. Она лежала на постели полуголая, прикрыв живот простыней.

— Извините, что беспокою вас в такую пору, но у меня бессонница… Если нетрудно, прошу вас, принесите кипяченой воды — запить лекарство.

Алибала пошел принес воду, но, войдя в купе, увидел, что женщина улеглась на спину и сбросила простыню, обнажив места, которые не то что мужчинам женщинам стыдно показывать, и с ожиданием поглядывает на него. Алибала подал воду, она неохотно взяла стакан, поставила на столик.

— Вы уже уходите? Куда торопитесь, вас же не гонят? Вы молодой мужчина, должны понимать, почему женщине не спится в такую пору.

Алибала не ожидал подобной откровенности и не знал, что сказать.

— С женщиной, которой не спится, надо быть поласковее, не так ли? — продолжала она. Затуманенными от страсти глазами она оглядела Алибалу — еще мгновение, и перейдёт к действиям.

Алибала хладнокровно ответил:

— Ласки следует ожидать от мужа. Советую вам побольше выпить снотворного, и все пройдет. Спокойной ночи!

Утром чай разносил напарник. Алибала увидел эту женщину только при выходе из вагона в Ростове. Она гордо прошла мимо него, даже не удостоив его взглядом.

Никому не рассказывал он об этой истории — ни напарнику, ни жене… Зачем?

Первым и единственным ребенком Алибалы и Хырдаханум был мальчик, которого они назвали Вагифом. Конечно, они хотели бы иметь и дочь, но их желание не сбылось. Хырдаханум сильно простудилась, перенесла болезнь на ногах, простуда дала осложнение, она слегла. В тяжелом состоянии ее уложили в больницу. Чтобы спасти жизнь, сделали ей сложную операцию, в результате она лишилась возможности рожать. И родители стали трястись над единственным ребенком. Обычно единственный ребенок растет балованным, но, к счастью, Вагиф оказался хорошим ребенком, исполнительным, послушным, уважал родителей. Лад и мир между матерью и отцом оказали положительное влияние на его воспитание. Конечно, жизнь есть жизнь, не все получается так, как того хочет человек, родители могут и повздорить между собой, но Хырдаханум и Алибала в таких случаях не становились в позу непримиримых и то она, то он уступали друг другу, быстро мирились, и сын этих размолвок или не замечал, или не чувствовал.

Спор из-за того, ехать или нет в Кубу выручать Дадаша, был, в сущности, первым серьезным спором между Алибалой и Хырдаханум за их почти тридцатипятилетнюю супружескую жизнь. И Алибала считал, что Хырдаханум нажила инфаркт из-за его упрямства, из-за того, что он не послушался ее и поехал в Кубу. Это он виноват в том, что Хырдаханум лежит теперь тут, в отделении реанимации. Но Хырдаханум была другого мнения. Она винила в своей болезни самую себя: «Я какая-то глупая женщина, всякое мелкое дело переживаю, сокращаю свою жизнь и жизнь несчастного мужа. Ну что с того, что Алибала поехал в Кубу выручать товарища? Почему мне пришло в голову, что его могут беспричинно запутать и даже арестовать? За что? Что опасного и предосудительного в том, что товарищ, рассчитывая на его помощь, послал за ним, и Алибала поехал? Разве его там съели?»

Она смотрела на печальное лицо мужа и винила себя в том, что из-за нее он страдает: «Это я его ни с того ни с сего ввергла в такое горе. Иногда ковыряюсь в пустяках, из мухи слона делаю…»

Когда Хырдаханум представляла себе, что Алибалу за ложные показания или по подозрению в соучастии в спекуляции арестуют и посадят в тюрьму, у нее от страха сжималось сердце. Весь смысл ее жизни был в нем, в его интересах. Как ребенок надеется на отца, так и она надеялась на мужа, гордилась им, жила его заботами. В зимние месяцы случалось так, что где-то на дорогах выпадали обильные снега, появлялись заносы, и поезд Баку — Москва задерживался в пути. В первое время, когда муж возвращался из рейса с опозданием, она места себе не находила. Зная такой характер Хырдаханум, Алибала всякий раз, когда поезд запаздывал, с ближайшей станции давал ей телеграмму, чтобы она не беспокоилась. Кроме того, он записал и дал ей номер телефона диспетчерской службы вокзала, чтобы в случае чего она могла позвонить туда и справиться о поезде и о нем…

Хырдаханум провела рукой по щетинистой щеке мужа.

— Почему не побрился, ай Али?

— Зачем, какая разница…

— На люди небритым показываться неудобно.

— Я старый человек, кому какое дело, что у меня заросшее лицо?

— Это отчего же ты старый? Знаю, ты беспокоишься за меня. Разволновался, о себе забыл. Ты не забывай, следи за собой. Клянусь Вагифом, едва ты пришел, сердце перестало болеть. Если бы врачи разрешили, прямо сейчас ушла бы с тобой домой. Там я скорее поправилась бы. Здесь врачи и сестры заботливы, но все равно они не смогут ухаживать за мной лучше тебя, пусть аллах отправит мой труп в могилу на твоих плечах!

— Э-э-э, Хырда, больше не о чем тебе говорить? Ничего страшного с тобой не случилось. Поправишься. Мы должны жить до тех пор, пока не сыграем свадьбу наших внуков, а дальше будет видно.

— Эх, милый… Как дожить до той поры? Ты, не знаю, может, и доживешь, а меня уже не будет. Я на себя не рассчитываю.

— А я рассчитываю и на тебя, и на себя. Верю, что свадебный плов ты сама будешь готовить. Как на свадьбе Вагифа. Люди тот плов до сих пор вспоминают.

— Легко говорить — доживем… А дожить мудрено.

Хырдаханум прослезилась. Она очень любила своих внуков, скучала по ним. Алибала специально заговорил о внуках, чтобы ей было приятно, — если бы он знал, что она расчувствуется, то и не заикнулся бы.

— Хырда, — Алибала погладил жену по руке, ласково, как младенца, — я попросил врача, и, хотя это против закона и порядка, пока ты лежишь в этой палате, меня по возможности к тебе будут пропускать. Сейчас я пойду в Управление дороги, напишу заявление на имя начальника, попрошу отпуск в счет прошлого года.

Это решение мужа пришлось Хырдаханум по душе.

— Да, Али, выйди в отпуск, не уезжай, пока я здесь, без тебя я этой муки не вынесу.

— Разве я оставлю тебя? Если бы я мог делать эти уколы… да если бы тебя отпустили…

Хырдаханум потерлась лицом о руку мужа. Крупная слеза скатилась на ладонь Алибалы. Он поцеловал седеющие, не чесанные со вчерашнего дня волосы жены. Хырдаханум погладила волосы мужа, склонившего голову на грудь.

— Я тоскую здесь. Страшно одной. Скорее перевели бы из реанимации в другую палату, там, рядом с другими больными, будет не так тоскливо.

— Я пойду попрошу, чтобы тебя, как только станет лучше, перевели в общую палату, там будет лучше.

— Попроси, Али. Как это я ни с того ни с сего заболела?..

— Не переживай, пройдет. Скажи, что принести тебе в следующий раз?

— Ничего не надо. Теперь нужен человек, чтобы за тобой самим присматривал. Бедный, что ты станешь делать один?

— Обо мне не беспокойся, Хырда, в дорогах-то я обхожусь. Ты только скажи, что принести. Что только твоей душе угодно, принесу.

— Сестра придет и принесет все, что нужно. Мне хочется только, чтобы ты все время был здесь, рядом со мной.

— Я бы тоже хотел, да ведь не разрешат?

Алибала поцеловал жену в лоб и вышел из палаты. Из больницы он направился в Управление. Зашел к начальнику, объяснил ему ситуацию, попросил разрешения выйти в отпуск. Начальник наложил резолюцию па его заявление. Алибала пошел в канцелярию, где оформили приказ об отпуске, и поехал домой.