Глава 83

МАКС ЛАПТЕВ

(Эпилог)

— Ну что за врун! — сердито выпалила Лера Старосельская и передала сегодняшний номер «Свободной газеты» с официальным сообщением Аркаше Полковникову. — Тут больше половины — чистая брехня!

— Будьте снисходительны к Васечкину, — сказал я. — У него это профессиональное. По крайней мере кое-что правдивое здесь имеется…

Мы втроем стояли у стойки регистрации в аэропорту «Шереметьево»-2. Нет, мы сами никуда не улетали: просто провожали одного человека.

Полковников тоже прочитал сообщение и стал, не торопясь, разглядывать весь оставшийся номер. Первую страницу занимал огромный прочувствованный некролог Президента с фотографией. На ней покойный был без своего френча, улыбался и выглядел почти приличным человеком. Не сомневаюсь, что в официальной историографии он вполне может остаться как Президент, Который Желал Добра России, Но Не Успел Достичь Цели. К. счастью для нас. Но вот о том, что к счастью, — мало кто будет знать. Покойник не ошибся. Ни по какому телевидению пленку, отснятую Аркадием, показать не разрешили. Чтобы не подрывать престиж страны. Скажем спасибо, что хоть мы сами не попали в список террористов и заговорщиков…

— А-а, вот и наш герой! — протянул Полковников, переходя к статьям на последней полосе. Там красовался огромный портрет писателя Фердинанда Изюмова.

Изюмов был в своей кепочке, в костюме жокея и в огромных сапогах со шпорами. В интервью главному редактору «СГ» Виктору Морозову писатель Изюмов рассказывал о своем героическом противостоянии террористам из Управления Охраны. О покойном президенте Изюмов отзывался в уважительных тонах.

— Молодец, Изюмов, — насмешливо подхватила Лера. — Теперь всем будет ясно, кто на самом деле подавил путч. Два больших демократа — Фердик Изюмов и Витюша Морозов. И еще майор Филиков, — прибавила она не без издевки.

Это было произнесено специально в расчете на меня. Филикову действительно тут же было присвоено звание майора и наш Голубев поощрил его ценным подарком. Возможно, произошло это именно потому, что полуобгоревшую бороду все-таки пришлось сбрить. Сам я остался капитаном, но не особенно расстраивался. Я был рад, что все обошлось и что я, к великому счастью, в тот самый день догадался отправить Ленку с дочкой к родным. Потому что ко мне в тот вечер, оказывается, вламывались охранцы, а потом еще и соколы. Никого не обнаружив, они постреляли в стены, по шкафам и изуродовали в том числе десятка два книг… Впрочем, как я догадался по голубевским намекам, квартиру мне отремонтируют за счет Управления. Это, согласитесь, гораздо практичнее, чем лишняя звездочка…

— Да, — проговорил Аркаша, складывая наконец газету. — У Васечкина наврано изрядно. Но если бы писать всю правду, понадобился бы роман в три сотни страниц…

Я кивнул. Полковников был, в общем-то, прав. То, что знали мы, едва ли уместилось бы в коротком сообщении. Слишком долго пришлось бы объяснять, почему на самом деле Пал-Секамыч застрелился в собственном кабинете под портретом Президента, включив на полную мощность сразу все свои замечательные телевизоры. И по какой именно причине Дроздов со своими таманцами выкуривал из здания Управления Охраны генерала Митрофанова и, в конце концов, просто расстрелял весь особняк прямой наводкой, отчего погиб не только Митрофанов, но и четверть всего наличного состава УО. И пришлось бы рассказывать историю о том, как пресс-секретарь Васечкин обо всем догадался и вышел на Игоря Дроздова-«Кириченко», добыв ему отпечаток и патрон. И еще о том, почему отказало сердце у железного Дроздова-старшего, который продолжил свой афганский спор, но только уже на родной земле…

— Ладно, — великодушно сказала Лера. — Замнем для ясности. Хватит и того, что мы сделали.

— Это точно, — безрадостно согласился Полковников. — Этого хватит на всю жизнь. Состарюсь — сочиню сенсационные мемуары.

— Ты еще состарься сначала, — проговорил я. — Будешь опять со своей камерой лезть во все щели — наверняка останешься без головы.

— Работа такая, — пожал плечами Полковников. — Дима Игрунов, к моей радости, выздоровел и вернулся к своей «Ночной жизни». А мне осталось мое «Лицом к лицу». Хочешь, Макс, сделаем с тобой передачу? Нет, правда?

Я улыбнулся:

— И о чем же мы с тобой будем говорить? Мы же террористами занимаемся, там все дела с та-а-ким сроком давности. Замучаешься ждать.

— Поговорим о мировой литературе, — не отставал Полковников. — Человек с такой домашней библиотекой…

— Да ну тебя. — Я отмахнулся. — Лучше вот его пригласи, как вернется. Я помню, ты ему обещал.

К стойке регистрации подходил ОН. Бывший президент. Он держал в одной руке легкий чемоданчик, в другой — полиэтиленовый пакет. Бывший президент устало улыбался.

— Всем — здравствуйте! — пробасил он. Со стойки регистрации поднялась стайка потревоженных бланков и разлетелась по залу. — Фу-ты, черт, — конфузливо сказал президент уже шепотом. — Все время забываю.

Мы поздоровались.

— Дозвонились до госпиталя? — спросил я.

— Дозвонился! — радостным шепотом сообщил бывший президент. — У Аньки, понимаешь, отдельная палата с телефоном. Сервис — высший класс. Самое интересное, что они там всех разместили, кто с того рейса. А вовсе не потому, что Анька — моя дочь. Страна, понимаешь, такая. Франция.

Мы тоже заулыбались.

На наше счастье, охранцы оказались скверными диверсантами. Бомба, которая была заложена в один из моторов французского самолета, взорвалась слишком поздно, уже вблизи от аэропорта «Орли». Опытный пилот все-таки сумел посадить машину так, что обошлось без жертв. Многие получили переломы и ушибы, но не погиб никто.

— А как там Игорек и Максимка? — поинтересовался Аркаша.

— В лучшем виде! — тихо и радостно проговорил экс-президент. — Уже бегают по всему госпиталю. Пользуются тем, понимаешь, что мать еще не ходит… Вот прилечу, я им задам.

Бесполый голос дикторши объявил о начале регистрации на рейс Москва-Париж.

— Ладно, — сказал бывший, пожимая нам руки. От быстрой ходьбы седые волосы немного растрепались, он этого не замечал, и было ясно, что мысленно он уже рядом с дочкой и уже никем иным, кроме как отцом и дедом двух внуков, быть не желает.

— Не забудьте, — торопливо произнес Полковников. — Как возвратитесь, первое интервью — нашей программе. Вас, когда вы приедете, где мне искать? В городе, по домашнему телефону?

— Уж конечно, не в Завидово, — прищурился бывший. Он уже входил в дверь таможенной службы, как его догнал еще один Аркашин вопрос.

— А выборы? — вспомнив, крикнул ему вслед Полковников. — У вас ведь теперь есть шансы!

Экс-президент, не останавливаясь, отрицательно помотал головой, — да так энергично, что его прическа растрепалась совсем. Потом он исчез за дверью.

— Он больше в это не играет, — сказал я. — Неужели ты не понял?

— Вот и напрасно, — горячо произнес Полковников. — Кто знает, кого у нас выберут через три месяца.

— Будем надеяться на лучшее, — сказал я. — Что нам еще остается?

Лера за моей спиной довольно громко хмыкнула.

— Кстати, Валерия Брониславовна, — строго проговорил я. — Как должностное лицо напоминаю вам, что вы должны немедленно сдать пистолет. Никакого разрешения на ношение оружия у вас нет и, даю слово, не будет. Уж извините.

— Какой еще пистолет? — переспросила Лера. — Ах тот, здоровый… Да он остался там, в кабинете. Я его там выронила случайно. Разве вы не помните, Макс, там такая суматоха была…

Я посмотрел в глаза Леры.

Лера честно посмотрела в мои глаза. Впрочем, за толстыми линзами очков ее глаза были мне видны не очень хорошо.

Мне не осталось ничего, кроме как поверить.

Февраль-август 1994 г.

Вашингтон