ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Утром Назар, позавтракав, сел у окна и хмуро смотрел в полузамерзшие стекла. Но ничего не могло отвлечь его от тяжких дум. Даже ребята, скатившиеся с горы на санках и сбившие с ног тетку Феклу, которая по-женски, левшой бросая в них мерзлыми комьями снега, загнала их за изгородь, не вызвали на его лице улыбки. И очнулся, лишь когда за окном зазвучал знакомый бубенчик. Вскоре он замолк у дома, и по ступенькам застучали торопливые шаги.
Пелагея Гавриловна рванулась к двери.
– Мать! – крикнул Назар. – Назад.
Пелагея Гавриловна и Марфуша так и застыли на месте, ожидая грозы.
– Отец! – радостно распростер руки Василий, но, не сделав и двух шагов, остановился у двери: отец был мрачнее тучи, а за спиной петлей болтались вожжи. Не успел Василий защититься рукой, как эта петля больно обожгла ухо и распласталась вдоль спины. Василий рванулся к порогу, но отец уже был у двери и снова что есть силы хлестанул вожжами.
– Подлец! Дезертир! Мерзавец!.. – хлеща где попало, хрипел Назар, и если бы не полушубок, то, наверняка, покалечил бы Василия.
– Назар! Изверг! Сын ведь. Опомнись!
– Пелагея-я. Ступайте прочь!.. – размахнулся Назар и отшвырнул ее к кровати. Василий схватил стул.
– Ты что? Против отца руку поднимаешь?! – Назар выхватил стул и швырнул его с такой силой, что тот разлетелся в щепки. – Становись, подлец, на колени!
Пелагея Гавриловна из-за спины Назара махала сыну рукой, кивала головой и моргала глазами, как бы говоря: «Становись, сынок. Послушайся отца».
Василий понял мать и, как бывало в прошлом, опустился перед отцом на колени.
– Сейчас же, немедля, на этих же санях в военкомат!..
Но тут распахнулась дверь, и вошли Илья Семенович, Нина Николаевна.
Веселые ребята рванулись прямо в горницу, но, увидев странную картину, опешили.
– Дедушка! – бросилась назад Лидушка и, испуганно потянув в рот руку, заплакала: – Дядя Назар!
Илья Семенович еще в сенях догадался, что в доме что-то происходит неладное, и, не раздеваясь, прошел прямо во вторую половину, на ходу передав шубу Марфуше.
– Назар Иванович! Что это ты, дорогой?
– Прости, Илья Семенович. – Швырнул Назар вожжи к грубке и, застегивая жилетку, резанул взглядом сына: – Благодари гостей, а то… – погрозил он кулаком. И, как бы оправдываясь, обратился к гостю: – Дезертир, Илья Семенович. Ведь шесть сынов. Пять славно дерутся на фронте, а этот, – Назар зло посмотрел на Василия, – преступник. Позор на нашу семью навлек. – Вдруг он обернулся к сыну: – Илья Семенович старый большевик. В наших краях в ссылке был. Он, как Илья Муромец, за нашу власть с контрой сражался. Нас, дураков, уму-разуму учил, понятие нам дал, за что мы должны бороться…
Эти слова отца хлестнули Василия больнее вожжей. Ему хотелось крикнуть: «Отец! Довольно! Прости!» А Назар, грозно глядя сыну в глаза, продолжал: – Ради счастья народа, Родины на все они шли и себя не жалели.
– Все! Назар Иванович, все! – остановил его Илья Семенович. – Он все понял и выполнит твою волю.
Тут Василий схватил руки этого замечательного человека:
– Товарищ! Илья Семенович! Прости меня. Папаня, дорогой мой, прости меня, дурака. Не изгоняй меня из своего сердца. Маменька! Марфуша, простите!.. Я сейчас же уеду.
Искренность Василия и признание им своей вины размягчили сердце Назара. Назар сделал несколько шагов навстречу Василию, схватил его за плечи и по-отечески обнял.
– Разве я тебе, Василий, плохого желаю! А? Только хорошего. Хотя ты и военный, и уже старший лейтенант, как бы сказать – самостоятельный, но я отец и в ответе за тебя. Ну, поезжай к райвоенкому. И прямо ему скажи: «Виноват! Завтра, мол, уезжаю!» Иди!
Василий поклонился всем, нахлобучил ушанку и шагнул к двери, но его остановила Марфуша:
– Вася, погоди, я с тобой.
Она быстро сунула ноги в валенки, надела шубу и платок и ушла вместе с Василием.
– Вот оно как получается, – печально покачал головой Назар. – Дружки у него там не нашей породы – дрянь. А ведь в жисти бывает так – с кем поведешься, от того и наберешься… Ну, горевать довольно. – И Назар крикнул: – Пелагея Гавриловна! Где ты? Сажай гостей за стол.
– Милости просим, – пригласила хозяйка к столу, неся громадную миску с парящими пельменями.
Назар налил всем по чарке.
– Так за что ж, Илья Семенович, мы выпьем?
– За Василия, – подняла стаканчик Пелагея Гавриловна, – чтобы ему… – но осела под грозным взглядом Назара.
Поднялся Илья Семенович.
– Я предлагаю выпить за вас, Назар Иванович, за добрую и прекрасную мать – Пелагею Гавриловну – и за вашу замечательную семью – за сыновей и зятьев – доблестных воинов Советской Армии и Флота.
Из сеней донеслось постукивание валенок. Вошел почтальон.
– Мир дому сему! – Старик стряхнул с шапки снег. – Назар Иванович, вам большая радость – правительственная из Москвы депеша. От самого товарища Сталина!
– От самого Сталина?
– Боже мой, – запричитала Пелагея Гавриловна.
– Тише, мать! – шикнул на нее Назар. – Читай, Прокопыч.
– Дорогой Назар Иванович, – начал почтальон, – от всего сердца благодарю вас за вашу помощь Красной Армии и за боевую доблесть ваших сыновей. Ваш самолет «Назар Русских» передан в тот авиационный полк, где служит ваш сын Никита Назарович. Ему и вручен ваш самолет. Желаю вам, Назар Иванович, доброго здоровья. Сталин.
Назар вышел из-за стола, взял телеграмму и смотрел на нее, жадно вычитывая каждую строку. Илья Семенович в это время раздел Прокопыча. Только после этого Назар спохватился и усадил старика за стол.