4

Со страшным грохотом я летела по полутемной лестнице, и искры сыпались из-под моих подбитых стальными подковками каблучков. Зрелище было еще то. Я думала, что он стоит на улице, а он притаился на подоконнике между вторым и третьим этажом. И очень кстати! Я споткнулась, потеряла ритм и уже летела вниз, не разбирая дороги, через две ступеньки на третью, и непременно вылетела бы в окно, если б он не раскрыл мне навстречу объятия.

— Боже мой, — прошептал он, крепко прижимая меня к себе. — Ко мне еще никогда женщина так не спешила… Вы как комета с огненным хвостом. Я боюсь отпустить вас, боюсь, что вы понесетесь дальше в свои бескрайности… Как удержать вас?

— А разве комету можно удержать? — бурно дыша, спросила я. — Ведь когда комета сталкивается с любым твердым телом, она взрывается…

Он покачал головой, щекоча мне шею своими щегольскими усиками.

— Ее можно удержать в памяти, но…

— Что но? — Я шевельнулась, как бы желая освободиться от его объятий.

— Нужно, чтоб было что вспомнить… — прошептал он, и не думая меня выпускать.

— Разве вы запоминаете падающую звезду, когда случайно видите ее в ночном небе?

— Это же все метеоритная пыль… А настоящую комету я бы действительно запомнил…

— Пролетевшую мимо?

— Нет… Столкнувшуюся со мной… С моим твердым телом…

— С очень твердым… — не без оснований прошептала я и не успела ничего добавить, проваливаясь в какой- то бесконечный, сумасшедший, почти бессознательный, огненный, словно тот первый, настоящий, морозный, пахнущий снегом, мандаринами и крепким табаком поцелуй…

Не знаю, сколько времени он продолжался… Очнулась я оттого, что моей груди как-то необычно легко и ее беспрепятственно ласкают его нежные и настойчивые руки. Каким образом он смог незаметно проникнуть под платье через пройму рукава и расстегнуть три крошечных крючочка лифчика, я до сих пор не понимаю.

Пьяной я не была. Я не влюбилась в него с первого взгляда! Я даже не воспринимала его как возможного героя моего романа. Я знала, что он женат, успешен, избалован славой, а значит, и вниманием женщин, но в тот момент я действительно потеряла голову, как та пятнадцатилетняя девчонка под елкой около детского садика…

Все, что происходило потом, я помню смутно, отрывками, без связи одного с другим. Только что мы стоя целовались, а потом он вдруг сидит на низком мраморном подоконнике, а я стою перед ним…

— Сумасшедший… — шепчу я. — Сейчас кто-нибудь выйдет.

— Пусть… — бормочет он.

Зарывшись головой под широкий подол платья, он целует мой живот, одновременно лаская бедра, ягодицы и стягивая с меня трусики… Я сопротивляюсь и изо всех сил сжимаю бедра, чтобы не позволить стащить их с себя и не пустить его руку выше… Потом, чувствуя, что к добру это не приведет, я расслабляюсь… Трусики цепляются за проклятую подковку на каблуке и я, перегнувшись назад, снимаю их вместе с туфлей, которая падает и отлетает куда-то в сторону. Он нашаривает ее и, прежде чем надеть, целует мою ногу… Каждый пальчик в отдельности… Потом я сижу у него на коленях спиной к нему, накрыв его широким подолом. Он ласкает мою грудь, а я чувствую там, внизу, его и впрямь очень твердое тело и, чуть привстав, пытаюсь забрать его в себя, и это мне наконец удается… Это какая-то мистика, но я как тогда, на ледяном троне, чувствую мгновенную сладостную боль и почти теряю сознание от самого настоящего взрыва чувств и ощущений… Последнее, что я помню, это его сдавленный стон…

Мы оба пришли в себя от звука открываемой входной двери. Кто-то медленно подошел к лифту. Загудел на чердаке электромотор. Со страшным скрежетом и скрипом поползла вниз темная кабина.

Я вскочила с его колен.

— Где мои трусики? — прошептала я ему в ухо.

— Тсс-с… — Он прижал палец к губам.

Лифт спустился, громыхнули двери, и кабина, уже освещенная, поползла вверх. Какой-то мужчина с седой бородой стоял в ней с закрытыми глазами и шевелил губами, словно что-то напевал или молился…

Едва кабина миновала нас, как мы брызнули на улицу.

— Так где же мои трусики? — все еще шепотом спросила я на улице.

— У меня в кармане… — улыбнулся он.