Глава 7

А тем временем человек, из-за жизни которого возникло столько суматохи, спал с девушкой в своем пентхаусе над Парк Лэйн, впрочем, "спал" будет чудовищно неточным эвфемизмом. Все, что касалось Его Превосходительства Модибо Нжала, было чересчур: его характер, его доблести по части женщин, его интеллект и его дикость. Президент производил впечатление карикатуры, правда, многие знали, что в полковнике нет ничего смешного, напротив, он смертельно опасен. Нжала был большим человеком с соответствующими аппетитами, а также энергией и средствами для их утоления. Полковник всегда находился в состоянии голода по чему-то. Его сексуальные пристрастия были всесторонни: орально, анально, как обычно, – в зависимости от настроения.

После креативного полового акта всеми возможными способами и во всех возможных позах он прошел в гостиную своего пентхауса, съел огромную тарелку овсяных хлопьев Витабикс со сливками и почитал конспекты переговоров с кабинетом Ее Величества, составленные вместе с советниками по экономике.

Затем он снова вернулся в спальню, разбудил протестующую девушку и снова начал ее помучивать, хотя на этот раз немного рассеянно.

– Господи, – сказала она, – ты никогда не прерываешься?

– Сколько будет 23 процента от двух и семи десятых миллиона? – спросил он, раздвигая ей ноги. – Скажем, шестьсот тысяч.

– Ой, – вскрикнула она. – Мне больно.

– Может быть, ты хочешь немного хлопьев? Они очень полезны.

– Я бы хотела немного поспать. Это было бы еще полезнее.

– Всю жизнь проспишь, – сказал он, смотря на нее сверху вниз, постепенно входя в ритм. – Не понимаю, что случилось с молодежью в наше время, вам ничего не интересно.

После этого он дал ей поспать и часа на два отключился. Проснувшись, он встал, жадно съел еще одну порцию Витабикса, снова прочел конспекты, обработал еще несколько цифр, а затем около часа диктовал заметки на магнитофон.

Когда он закончил, уже начало светать, и полковник вышел в сад, разбитый на крыше отеля с видом на Гайд Парк. От травы поднимался жемчужного цвета туман, мокрые черные деревья сверкали после ночного дождя. Одинокий наездник скакал рысью по аллее Роттен Роу, еще более одинокий мужчина, слегка нелепый в своем вечернем костюме, медленно шел в мягком саркастическом рассветном свете, а прямо под Нжала по Парк Лэйн ехало несколько машин, выглядевших совершенно игрушечными. Еще не проснувшийся Лондон был окутан какой-то особенной выжидательной тишиной.

Нжала глубоко вдохнул утренний воздух. Он чувствовал, что его ждет большой день, и мысленно отметил, что нужно бы заглянуть в гороскоп, присланный в посольство по шифрованному каналу телетайпа.

Одетый только в халат, он внезапно ощутил холод и начал дрожать. Полковник вернулся внутрь и принял ванну, сделав воду такой горячей, какую только мог вытерпеть. После этого неторопливо оделся.

Нжала нравилась Англия. В каком-то смысле Президент, когда-то студент элитных Итона и Оксфорда, воспринимал ее как свою духовную родину, что, однако, не мешало ему носить бусы вуду под тщательно пошитыми на заказ рубашками с воротничком под бабочку для смокинга.

Вернувшись в Африку, Нжала как-то вдруг стал революционером не потому, что ненавидел британский колониальный режим (он как раз считал его мягким по сравнению с французским и советским); и не потому, что страстно желал свободы для своей угнетенной туземной страны (всех своих чернокожих собратьев он считал дикарями, ослами, обезьянами, не способными управлять самими собой); а просто потому, что его широкие черные ноздри уловили запах перемен, и сопутствующих им денег. И уловили достаточно рано. Если в Африке суждено случиться черному государственному перевороту, то Модибо Нжала должен быть в первых рядах новых борцов за свободу угнетенных.

В семь тридцать принесли завтрак и утренние газеты. Личный секретарь Его Превосходительства Артур, по совместительству дядя его прошлогодней постоянной любовницы, принес почту. У Нжала было много любовниц, и на государственной службе состояло немало их бестолковых родственников. Артур, однако, не был придурком. Он был компетентен, а также достаточно умен, чтобы таковым не казаться. Нжала не доверял слишком компетентным и толковым в своем окружении.

– Некий мистер Смит хочет видеть Ваше Превосходительство, – сказал Артур.

– Смит? Что за необычное имя? Особенно в этом отеле. Вероятно, оно настоящее.

Артур озадачился.

– Это, Артур, была шутка. Ты здесь учился, и я подумал, что ты поймешь. Ладно, кто такой этот Смит, мать его так?

– Я понимаю, он из военного министерства, сэр. По поводу безопасности.

– Контрразведка. Интересно, чего они хотят? Ладно, я встречусь с ним после завтрака.

– Сэр, этот офицер ждет уже более получаса.

– Они заставили меня ждать пятнадцать лет, Артур. И преимущественно в тюрьме.

Нжала нарочно неторопливо отправил в рот ложку хлопьев.

– Я завтракаю, – сказал он.

За едой он просмотрел свою почту, надиктовал ответы там, где они требовались, на магнитофон, отдавая распоряжения относительно различных приемов и своих планов надень, которые всегда включали два часа сна с шести до восьми вечера (два-три часа днем – это было как раз то, что ему нужно, для того, чтобы бодрствовать ночью).

Артур также принес ему последние цифры по нефтяным разработкам.

– Семьдесят тысяч баррелей с нового месторождения. Скажем, десять тысяч метрических тонн. Отлично. Чем больше мы сможем им продать, пока они не начнут добывать сами из Северного моря, тем лучше. Не забудь, они заложили то, что будет добыто в ближайшие несколько лет, чтобы покрыть расходы на разработку.

Нжала был очень озабочен тем, чтобы поскорее, пока можно, нажиться на нефтяном эльдорадо, и постоянно хитрил, двулично строя козни арабам, то внезапно демпингуя, то самовольно вздувая цены. Это, вместе с урановыми концессиями, делало его ценным союзником. Ценным и очень богатым.

Он налил себе еще кофе и сказал:

– Давай сюда этого типа, да, и закажи завтрак для Эрминтруды, после чего выгони ее. Дай денег и скажи, что мы с ней увидимся вечером.

– Я думал, мы сегодня вечером встречаемся с другой Эрминтрудой, – сказал Артур.

– Правда? – нахмурился Нжала, стараясь вспомнить.

– По рекомендации ночного портье.

– Ах да, эта Эрмгинтруда. Эта большая, с улыбкой. Да, да, конечно. Лучшая из всех, неутомимая. Она мне действительно понравилась.

– Так я скажу этой, что мы позвоним?

– Ага, и чтобы она сама не звонила. Что-то еще, что я забыл?

– Смертные приговоры, сэр. Они сегодня должны быть отправлены с дипломатической почтой.

– Конечно, конечно, парочка юных нигилистов – революционеров.

– Вы читали петицию, составленную их родителями и родственниками?

– Нет, Артур. Поскольку я не имею намерения прощать их, то нет никакого смысла читать какие бы то ни было обращения. В отличие от христиан, я не верю в Прощение. Прости их сегодня, завтра они тебя пристрелят. Почему нет? Уже было несколько попыток. Я подозреваю, что мои шансы быть убитым неизмеримо высоки. Опасная карьера – быть Президентом у нас в стране.

– О нет, Ваше Превосходительство, я уверен, что это не так. Кроме фанатиков-экстремистов...

– Все меня боготворят. Это я знаю, – он говорил сухим, недоверчивым тоном. – Впрочем, диктаторы, бандиты и олигархи иногда умирают в собственных постелях. Но очень немногие. И очень редко. Раз в тысячелетие.

Он засмеялся.

– Не знаю, почему мне это кажется смешным, но это так. Где приговоры?

– В розовой папке.

– Как не стильно. Даже без черной каемочки. Но романтично.

Он вытащил смертные приговоры из папки и принялся их изучать.

– А кстати, сколько лет этим несостоявшимся революционерам?

– Одному восемнадцать. Другому двадцать.

– Тогда они счастливчики, – сказал Нжала. – Они умрут, как говорят испанцы, полными иллюзий юности.

Пока он подписывал смертные приговоры громко и недобро царапающей бумагу ручкой, Артур заказал завтрак для спящей Эрминтруды (для простоты, не всегда, кстати, себя оправдывающей из-за путаницы в идентификации объекта страсти, который экселенц алкал в данный момент, Нжала называл всех девушек Эрминтрудами) и вызвал наверх Смита.

Полковник помахал приговорами, чтобы чернила подсохли. Он не пользовался промокашкой, потому что ему казалось, что чернила, которые назывались "черные вечные", должны оставаться черными так долго, как это возможно. Ему это казалось уместным. Получив образование в Англии, он имел склонность к соблюдению ритуала.

Внутрь Смита провел один из агентов Особого отдела, дежуривший у входа в пентхаус.

Нжала поднялся, ослепительно улыбнулся и протянул руку для рукопожатия.

– Ммм, мистер... э...

– Смит, – подсказал Артур.

– Мистер Смит. Конечно. Прошу прощения, что заставил вас ждать.

– Ничего страшного, Ваше Превосходительство.

– Я, как и англичане, никогда не приступаю к работе, не позавтракав. Кофе, мистер Смит?

"Высокомерный ублюдок", – подумал Смит.

– Нет, спасибо, – вежливо улыбнувшись, ответил он.

Нжала налил себе еще кофе.

– Итак, мистер Смит, – что мы можем для вас сделать?

Смит помедлил, снова вежливо улыбнулся.

– Понимаете, сэр, – нерешительно сказал он, – все это очень неудобно, но... у нас есть основания полагать, что кто-то пытается вас убить.

– Убить меня? – последовала едва заметная пауза. – Да, это было бы крайне неудобно. Садитесь, мистер Смит.

Ублюдок был спокоен, впрочем, этого и следовало ожидать. Покушение на его жизнь не было для него чем-то новым.

– Итак, кто пытается меня убить?

Настал самый трудный момент. Тут Смиту надлежало быть очень осторожным и попытаться рассказать часть правды так, как будто это вся правда. Это было очень важно. Нжала ждет, что он станет врать, и сможет проглотить ложь, но только в том случае, если она будет звучать, как правда. Правдоподобность была главным условием. Названием игры, ее сутью.

Смит показал ему фотографию Эббота.

– Он сбежал из одной вашей тюрьмы два или три месяца назад.

– Ах да, англичанин.

– К сожалению.

– Кто он? Я забыл, какое имя значилось у него в паспорте, но полагаю, документ все равно был фальшивым.

– Он авантюрист, известный под несколькими вымышленными именами. Человек, который продаст информацию любому, кто предложит подходящую цену. Он занимался всем, чем возможно: контрабандой, торговлей оружием...

– И шпионажем.

Смит кивнул.

– Однажды он продал нам какие-то бесполезные сведения.

– Как интересно. Вы знакомы с ним лично?

– Нет.

Смит понял, что допустил ошибку. Всегда лучше держаться как можно ближе к правде, это известно любому лжецу. Впрочем, это был вопрос с подковыркой, и маленькая ошибка была лучше, чем заметное сомнение.

– Знаете, что мы думаем? Мы думаем, что его послали убить вас.

– Русские? – вкрадчиво спросил Нжала, что заставило Смита нагло улыбнуться.

– Возможно.

– И вы полагаете, что он все еще не отказался от этой затеи?

– Судя по некоторым докладам, которые мы получили.

– Из каких источников?

– Боюсь, это секретная информация.

– Я так и думал.

– Мы также знаем, что он уже в Лондоне. Его сейчас разыскивают полиция и Особый отдел.

Нжала встал, давая понять, что беседа окончена.

– Что ж, спасибо за предупреждение, мистер Смит, впрочем, я полагаю, вы и джентльмены из Особого отдела профессионально обеспечите мне необходимую защиту.

– Безусловно, мы постараемся, – сказал Смит, – но, боюсь, не здесь.

– Простите?

– Этот отель. Не самое безопасное место. Слишком много входов, слишком много входящих и выходящих людей. С точки зрения безопасности, это совершенно неподходящее место.

– Мистер Смит, если вы полагаете, что я соглашусь запереть себя в посольстве и жить, как священник, давший обет безбрачия...

– Нет, сэр, совсем нет. У нас есть прекрасное место в деревне...

– Деревне?!!

Он повернулся к Артуру, который только что вернулся в комнату, пинками разбудив сонную и протестующую Эрминтруду и организовав для нее завтрак.

– Он хочет послать нас в деревню, Артур, потому что считает, что какой-то псих пытается нас убить. Этот. Помнишь его?

Он указал на фотографию Эббота.

Артур кивнул.

– Английский шпион.

Нжала повернулся к Смиту спиной.

– Я не выношу английскую деревню. Старые поместья. Эти продуваемые всеми ветрами дома, полные немыслимых людей, каждый второй из которых оказывается сыном приходского священника. И эти женщины с лошадиными лицами...

– Но это всего в часе езды отсюда, сэр, – сказал Смит почти в отчаянии. – И вы можете пригласить с собой своих друзей. Кого угодно.

– Он имеет в виду девушек, Артур.

– В сущности, кроме ночных клубов...

– Нет, мистер Смит. Единственным местом, которое мне здесь нравилось, был Оксфорд, но я тогда был значительно моложе. Итон был адом – населенным букмекерскими сынками. Я люблю Лондон, я счастлив в Лондоне, я остаюсь в Лондоне.

– Но, Ваше Превосходительство...

– И никакой псих не выгонит меня отсюда.

– Мы не уверены в том, что он сумасшедший, – Смит не знал, что сказать.

– Нет? После двух лет в одной из моих тюрем он далек от того, чтобы считаться нормальным. Это я вам лично гарантирую.

Смит попробовал что-то сказать, но остановился. Он только что заметил Эрминтруду, стоящую в проеме двери, ведущей в спальню, сонную и совершенно голую.

Что, черт побери, ему следовало делать? Как, согласно дипломатическому протоколу, следует вести себя, когда встречаешь голую проститутку, любовницу главы государства, приехавшего с официальным визитом? Он чувствовал, что это должно быть где-то установлено. Следует ли сделать вид, что он ее не заметил, будто бы ее нет? Или, может, сказать что-нибудь, на французском, конечно, на языке дипломатии (Enchante, madame, de faire votre connaissance)? В любом случае, он чувствовал, что в присутствии леди, обнаженной или нет, следует как минимум встать. Он встал и чопорно ей поклонился. Это не могло быть ошибкой.

Нжала и Артур, с некоторым удивлением наблюдавшие за Смитом, одновременно обернулись и увидели Эрминтруду.

– Эрминтруда, зайка моя, – сказал Нжала, – что ты тут делаешь?

– Прости, – пробормотала она, – не знала, что ты не один. – Она попыталась подавить зевок, но не сильно в этом преуспела.

– Выведи ее отсюда, Артур. И на этот раз сделай так, чтобы она больше вообще не появлялась.

Артур взял ее за руку, пробормотал что-то подбадривающее, и она пошла за ним, как ребенок во сне.

Смит, и так отличавшийся немалым ростом, рядом с сидящим и все еще смотрящим на него Нжала чувствовал себя еще выше и почему-то даже смешным. Он резко сел.

– Во всяком случае, – как ни в чем не бывало продолжил Нжала, – отель битком набит полицейскими, и я действительно не понимаю, как я могу быть в большей безопасности в каком-то полуразвалившемся доме у черта на куличках.

– Ну, для начала, мы смогли бы совершенно его изолировать.

– Как раз то, чего я боялся.

– Дня вашей же безопасности, разумеется. И это действительно необходимо...

– Прошу прощения, мистер Смит, нет, нет и еще раз нет. Если вы хотите охранять меня, охраняйте здесь. В дорогом старом грязном Лондоне.