Джон Берк

Дьявольские трезвучие

Перевод: Л. Шушунова

Ураган в Оркни явился причиной тому, что концерт, приуроченный к празднику св. Магнуса, пришлось отложить. Ветер был настолько сильным, что стекло из маленького круглого окна собора вылетело наружу. Менее известное выступление трио «Драйздейл» началось позже назначенного времени в связи с тем, что пароход, на котором участники трио должны были прибыть, задержался на коротком, но опасном участке пути между Керкуоллом и островом. Однако само выступление имело успех. Слушатели были вознаграждены за все трудности, которые им пришлось преодолеть на пути к острову, — и даже в тот момент, когда завывание ветра прозвучало в совершенно другой, нежели сама мелодия, тональности.

Это произошло в середине «Вариаций на тему Кэлума из Клачена», которые Роберт Драйздейл написал специально для своего трио. Сам он играл на скрипке, его жена Дейрдре — на ирландской арфе, а их дочь Фиона — на флейте. Несмотря на то, что это завывание прозвучало резким диссонансом к основной теме, оно казалось частью музыкальной композиции, ее кульминацией. Слушатели были подготовлены к ней всем развитием темы, и от этого у них мурашки поползли по коже.

На следующий день после заключительного концерта пароход, отплывающий на большую землю, задержался на четыре часа — опять-таки из-за сильного шторма вдоль всего побережья Пентленд-Ферта. Драйздейлы никогда раньше не страдали морской болезнью, но к тому времени, когда Роберт ступил с палубы на твердую землю, он испытывал головокружение от качки и от постоянной необходимости удерживать равновесие. В полумиле от пристани он свернул на обочину дороги.

— Нам придется поискать, где бы остановиться на ночь. Слишком поздно, и мы не успеем добраться до Питлохри к вечеру.

Через два дня им предстояло играть в Гекзаме, в Нортумберленде. Роберт вообще-то планировал сделать привал на одном из гладких спусков Центральной Шотландии и на следующий день не спеша направиться к югу от Бордера.

Дейрдре достала карту и развернула ее на коленях.

— Как насчет Дорноха? — предложила она.

— Немного далековато. Мы могли бы добраться до Бонар-Бриджа или… минутку. — Указательным пальцем Роберт ткнул в одно из названий, — Кёркшиэл! Всего в нескольких милях от главной дороги! Ничего более подходящего не может и быть.

— Почему?

— Кэлум из Клачена, вот почему! Он родом оттуда и в конце жизни туда вернулся.

— Я не думаю, что там есть хотя бы одно настоящее название, — подала реплику Фиона с заднего сиденья, — ведь он назвал себя «из Клачена» только потому, что его родной город был оставлен жителями во времена «огораживаний» и никогда не имел собственного имени…

Пока порывы ветра ударяли в бок «вольво», Роберт думал о той волне жестокости и насилия, которая некогда прокатилась по всему Хайлэнду. Это было в Средние века, когда алчные феодалы и их управляющие выселяли людей с земель для того, чтобы очистить территории под пастбища для своих овец. Одни бежали за границу, другие переселялись на пустынные побережья, совершенно чужие для них. Иные ударились в бродяжничество, как, например, Кэлум — странствующий скрипач, едва сводивший концы с концами.

Роберт бросил взгляд на жену:

— Ты должна чувствовать духовное родство с этим человеком. Твои предки достаточно много перенесли в свое время.

Дейрдре слегка усмехнулась при мысли о духовном родстве с этим музыкантом из Эрискея, который странствовал по свету, неся напев ирландской арфы от одной долины к другой, от одного туманного холма к другому, через земли и проливы, от острова к острову.

— И в конце концов он вернулся в родной дом, — произнес Роберт.

На пути их лежали две деревни — одна за другой, — там, где железнодорожные пути вплотную подходили к дороге, ведущей через Лэрг. Кёркшиэл была одной из них. Она была маленькой, но в ней, по крайней мере, имелась одна гостиница, отмеченная на карте. Стоило попытаться.

Роберт ехал по берегу неспокойной реки, следуя всем ее изгибам и поворотам. Те населенные пункты, мимо которых он проезжал, были отмечены треугольными знаками. В течение первого часа пути им попался только один фургон, гремящий по ухабам сельской дороги по направлению к месту парковки или в поисках поляны, затерявшейся среди деревьев в стороне от дороги.

Фиона начала что-то напевать себе под нос. Роберт, обычно спокойный в пути, редко обращающий внимание на посторонние звуки, сначала не реагировал. Но пение становилось все более назойливым и постепенно начинало его раздражать…

— Какого дьявола ты воешь?

— Я не знаю. Это сейчас только пришло мне в голову. Фиона замолчала, но, когда они приближались к Кёркшиэлу, пожаловалась:

— Опять эта мелодия! Она звучит во мне все громче. В это время года на севере сумерки длятся чуть больше двух часов. Но, несмотря на то, что солнце облило вершины деревьев золотисто-розовым светом, небо впереди было мрачным и не предвещало ничего хорошего. Буря уже отшумела, оставив после себя сырость и тишину.

Роберт обогнул крутую излучину реки, и дорога пошла под гору по направлению к маленькому поселению. В некоторых окнах горел свет.

Гостиница называлась «Отдых Крофтера». Одно из ее окон светилось ярче соседних. Роберт оставил женщин в машине и вошел в бар. Это была длинная, низкая комната с четырьмя табуретами, высокой стойкой напротив окна и двумя столами возле дальней стены. В алькове рядом с дверью туалета стоял автомат с фруктовой водой — от блеска на его гранях у посетителей начиналась головная боль.

Хозяин, без пиджака, в одной рубашке, стоял за стойкой, облокотившись на нее костлявыми локтями. Его слезящиеся глаза остановились на вошедшем без малейшего участия или приветствия. Его запястья были усыпаны красными прыщами. Седеющие волосы напоминали потемневшее серебро.

— Можно ли найти у вас приют для троих? — спросил Роберт. — Только на одну ночь?

— Для троих?

— Для меня, моей жены и отдельный номер для моей дочери.

— Э-э… — Хозяин не выразил ни особого гостеприимства, ни враждебности, — А есть вы тоже будете?

— Если вы что-нибудь сообразите, будет замечательно.

— У нас дел по горло. Освободимся только к завтрашнему вечеру.

— А что за дела? Какая-нибудь вечеринка?

— Так, ежегодное мероприятие.

Когда Роберт вышел, чтобы помочь женщинам выбраться из машины, хозяин последовал за ним. Он, однако, даже не предложил Роберту помочь перенести два чемодана. Вместо этого он с непристойным любопытством уставился на музыкальные инструменты, лежащие на заднем сиденье фургона.

— А вы что, музыканты?

— Да, мы только что были на празднике святого Магнуса в Оркни. Довольно странно… Мы сыграли несколько вариаций на тему одного из ваших местных героев — Кэлума из Клачена.

— Подходящая музыка для завтрашней вечеринки.

— Что, простите?

— Ночь Кзлума, так мы называем ее. Раз в году. Только один раз. Нужна будет музыка. Правильная музыка.

— Боюсь, что завтра нас здесь уже не будет.

— Жаль, очень жаль… Тем более, вас к нам направили…

— Вот это вряд ли. Мы случайно увидели название вашего городка на карте…

— Будем считать, что вас сюда потянуло.

Хозяин проводил их по узкой лестнице на верхний этаж. Там располагались две спальни и ванная комната, выходящая на лестничную площадку. Потолки были низкими, комнаты — темными, через слуховое окно пробивался слабый свет. Но зато в комнатах царила безупречная чистота и пахло свежим постельным бельем. Когда они распаковали вещи, Дейрдре сердито сказала:

— Я думаю, нам придется уехать.

— Почему? Здесь довольно удобно. Вполне мило и тихо.

— Какое-то ощущение, что за нами… следят, что ли. Роберт обнял ее одной рукой:

— Иди ко мне. Не надо нагонять страх.

Она отвернулась и принялась развешивать в узком шкафу платья.

Когда они спустились вниз, хозяин вышел из-за стойки поприветствовать их.

— Чего-нибудь выпить, сэр? — На сей раз это прозвучало так, как будто он был рад их приезду. — Меня зовут Хэмиш. Хэмиш Макрей.

— Драйздейл. Моя жена Дейрдре, наша дочь Фиона. Хэмиш кивнул, как будто выражая одобрение. Затем он подал им кружку пенистого пива и два стакана апельсинного лимонада, спросив при этом:

— Что будете есть — форель или бифштекс?

— Форель, — ответили Дейрдре и Фиона в один голос.

— Бифштекс, — сказал Роберт.

Они расположились в баре на табуретках и ждали, когда Хэмиш вернется с заказами. Когда он вышел к ним, он выглядел как будто слегка навеселе и с готовностью принялся играть роль гостеприимного хозяина.

— Стало быть, завтра вечером. А нас тут подвел один местный… Он готовился целый год. Но как-то… э-э… В общем, не смог. Сбежал в последнюю минуту.

— Чего-то испугался?

— Да так, одной глупой байки. И некоторые из этих так называемых профессионалов оказались не лучше. Была у нас одна известная поп-группа, об этом много говорилось… Они назывались «Сыновья Гэйла» или что-то вроде этого. Играли всякую попсу и якобы народную музыку. Или, может, фолк-рок, но не важно. Некоторым из местных это нравилось. Еще они танцевали ирландскую джигу — ну так они это называли! — тогда же, в Ночь Кэлума… Их скрипач крепко заложил за воротник той ночью. Он еще сказал, что приедет на следующий год, но не приехал. И это не единственный случай. Некоторые говорили, что приедут, а потом — с концами… А еще через некоторое время стали доходить слухи, что они — того… мертвые.

— Знаю я этих рок-исполнителей, — проникся рассказом Роберт. — Наслушаются музыки, наколются наркотиками и что-нибудь с собой сделают на радостях.

— Да, — произнес Хэмиш, но по его виду было понятно, что он не совсем согласен. — Очень может быть.

— Так этот праздник — что он собой представляет?

— Ночь Кэлума, я же сказал. Празднуется каждый год. Так, музыка, танцы…

— Какое странное совпадение, что мы здесь.

— О нет! Это не совпадение. Это было предопределено. То, что вы здесь…

— Я же сказал, что завтра вечером мы уже будем в пути. Мы ничего не можем поделать.

Хэмиш снисходительно улыбнулся с видом человека, знающего все наперед, и принялся обслуживать двух молодых посетителей, которые только что вошли и расположились напротив дальнего угла стойки. Черные, похожие на цыган, они разговаривали между собой, скалили зубы в улыбке и время от времени поглядывали на музыкантов. В основном, на Фиону с ее ярко-рыжими волосами, еще более яркими, чем у матери.

Отвернувшись от них, Фиона сняла с пластмассовой тумбы возле пилона туристический справочник. Роберт наклонился и через ее плечо начал рассматривать мятые, поблекшие страницы. Ничего вдохновляющего в этом справочнике не было. Предлагалось несколько рекомендаций по рыболовству, пешая прогулка длиной в две мили, остатки доисторических каменных лабиринтов…

— И ни слова об их блудном сыне?

— Ни слова.

Хэмиш приподнял занавеску, пропуская пожилую женщину, несущую две большие тарелки, которые она поставила на один из столов. Когда они расположились вокруг стола, официантка вышла, затем снова вернулась с подносом, на котором стояли еще одна тарелка и салатница, полная овощей.

Фиона положила справочник обратно на тумбу.

— Вообще-то можно было бы упомянуть имя Кэлума из Клачена. Хотя бы пару строк. Интересно, есть ли здесь, в вашей деревне, хоть какая-нибудь табличка или памятный знак?

— Те, кто знает, — бросила официантка через левое плечо, склонившись над столом и собирая использованные столовые приборы в салатницу, — в этом не нуждаются.

— А те, кто не знает? — усмехнулась Фиона.

— Прекрасно без этого обходятся.

Хэмиш предупреждающе кашлянул, как будто прочищая горло, и официантка скрылась. Молодые посетители расправились с напитками и покинули гостиницу, мимоходом взглянув на Фиону. Хэмиш подошел и потянулся к тумбе, склонившись над Драйздейлами.

— Сегодня вечером… — начала было Дейрдре с набитым ртом.

— Поберегите себя для завтрашней ночи, — перебил ее Хэмиш, — вот увидите…

Роберт бросил нож на тарелку:

— Мистер Макрей, я сказал вам, нас не будет здесь уже утром. Мы действительно не можем ждать до завтрашнего вечера!

Ночь прошла неспокойно. Роберт чувствовал, что еще не привык к твердой почве под ногами. Ему казалось, что кровать качается, как будто он все еще находился на борту парохода. Дейрдре лежала тихо, не говоря ни слова. Но он знал, что она не спала всю ночь. Утром им предложили обильный завтрак.

— Проводите нас? — спросила Фиона.

Женщина ни слова не сказала, вместо этого она насмешливо цокнула языком.

Когда Роберт вернулся оплатить счет, Хэмиш Макрей что-то напевал себе под нос. Он выразил сожаление по поводу того, что не знает, как пользоваться кредитной картой. Когда Роберт вытащил свою чековую книжку, Хэмиш пробормотал что-то вроде «да, хорошо» и снова спросил:

— Но почему бы вам не подождать до завтрашнего утра? Я думаю, что в таком случае мы предоставили бы вам комнату без оплаты на две ночи.

— Но это просто смешно!

— Мы были бы вам очень признательны!

— Я сказал, что нам уже надо быть в пути. Прямо сейчас.

Хэмиш взял чековую книжку, но тут же отложил ее, как будто не принял сказанное всерьез. Он палец о палец не ударил, чтобы помочь Роберту и Дейрдре погрузить чемоданы в машину, но, встав в дверном проеме, наблюдал за их действиями со скептической ухмылкой.

Они расселись в машине на своих обычных местах, и Роберт автоматическим движением вставил ключ, как он делал тысячу раз до этого.

Никакой реакции. Двигатель не издал ни звука.

Машина не двинулась с места.

Роберт выругался и попытался еще раз. Наконец он вылез наружу и поднял капот. Масло, вода, горючее… Все было на месте. Через двадцать минут напряженного ожидания он вытащил мобильник и набрал номер службы дорожного сервиса. Телефон безмолствовал. Наверное, трубка была вне радиуса действия.

Роберт вернулся в гостиницу. Хэмиш все еще стоял в дверном проеме.

— Можно позвонить по вашему телефону?

Хэмиш посторонился и махнул рукой в сторону полки, укрепленной в узком алькове.

Бодрый голос спросил у Роберта номер страхового полиса и еще более бодро ответил, что помощь задержится вследствие большого расстояния, но все же кто-нибудь постарается прибыть как можно быстрее.

Роберт бросился к машине. Ни за что на свете он не вернется в эту гостиницу с ее Хэмишем Макреем, гнусно насмехающимся над их затруднениями. Если они вынуждены как-то заполнить это время, лучше пойти посмотреть на то место, где спит вечным сном Кэлум. В ста ярдах по склону холма стояла небольшая церковь, и оттуда они увидят, когда автосервис прибудет к гостинице.

— Поскольку делать все равно нечего, — сказал он, — пойдем посмотрим на этого типа, из-за которого мы тут застряли.

Они спустились к церквушке с одним маленьким колоколом под самой крышей. Это, видимо, была одна из церквей эпохи Телфорда — ступенчатое сооружение, построенное в суровом, аскетическом стиле.

Во дворе церкви было несколько могил. На каждой из них перед памятником стояли свежие цветы и зеленела аккуратно подстриженная трава.

Роберт убедился в том, что отсюда видно машину, и слегка толкнул дверь церкви. Дверь со скрипом отворилась, и они вошли внутрь.

В церкви было прохладно, несмотря на теплое, солнечное утро. Стены из необтесанного белого камня дышали холодом. Вдоль стен стояли скамьи со строго вертикальными спинками. На доске были косо написаны названия гимнов, исполнявшихся в церкви на прошлой неделе.

Против северной стены находилось нечто похожее на маленький гроб с именем и датой смерти ребенка. У южной стены стояло массивное надгробие, сделанное из дерева, все в мелких трещинах и сучках.

Все трое рассматривали потускневшую роспись на крышке надгробия, которая представляла собой переплетение зеленых и красных полос в виде плюща, обвивающего колонну.

Сзади послышался пронзительный, скрипучий голос:

— Я полагаю, вы пришли сюда ради дешевых острых ощущений?

Священник был человеком маленького роста, с узкими плечами и узким лицом. Он сжал тонкие губы, будто готовился произнести горькую проповедь прямо здесь и сейчас.

— Наша машина сломалась, — пояснил Роберт, — и мы просто решили прогуляться, пока не подоспеет помощь.

— Знаете ли вы, кем был этот человек, похороненный здесь?

— Мы знаем его музыку и сами кое-что исполняем. Вариации на одну из его мелодий для скрипки.

— Да простит вас Бог.

На желтоватом, болезненном лице священника отобразилась гримаса отвращения, пока он рассматривал этот странный деревянный саркофаг.

— Этому существу не следовало бы покоиться здесь. Если он вообще обрел покой. — Голос священника дрожал, дыхание участилось. — Как и его дьяволоподобный учитель. Его нельзя было хоронить в святом месте!

— Его учитель? — переспросила Фиона с удивлением.

— Этот дьявол Паганини. Бродяжничая, он пришел в Шотландию в тысяча восемьсот тридцатом году сеять раздор на нашей земле и отравлять своей музыкой умы слушателей.

— В музыке Паганини есть какая-то пугающая сила, — согласился Роберт, — но сейчас она признана всеми.

— Многие служители зла признаны всеми. Большинство людей относится снисходительно к этим дьявольским оргиям.

— Но ведь Паганини был прощен в конце жизни. И тело его было перезахоронено в…

— Он был прощен своими последователями, такими же адептами зла, как и он сам. Но Кэлум из Клачена не может даже надеяться на прощение. Он жил ради музыки. Можно сказать, он жил только своей музыкой! Он пришел в невинную деревню из бесстыдного города, и его музыка имела такую власть над людьми, что они танцевали под нее до тех пор, пока не падали замертво. Говорят, что по крайней мере три женщины затанцевались досмерти. И он питался этим. Его музыка питалась их энергией и позволяла ему жить.

— Ладно, верю, — сардонически усмехнулся Роберт, — говорят, у вас в церкви будет какое-то шоу в связи с Ночью Кэлума?

— Я не допущу богохульства в этом месте! — Священник устремил полный ужаса взгляд на деревянное надгробие. — Я не позволю им подходить так… так близко. Вам тоже лучше не приближаться, если вы хотите принять участие в этих безобразиях.

— С нами только что произошел курьезный случай, и мы ищем место, где бы остановиться на ночь, — сказал Роберт и подумал: «Наверное, нелегко служителю такого маленького и бедного прихода жить в постоянной конфронтации с местным населением».

— Но послушайте, — осмелился спросить он. — Если вы так осуждаете это ежегодное торжество, почему бы вам не изобличить его официально с кафедры?

— Я научился закрывать глаза и затыкать уши на все, что происходит этой ночью. — Голос священника звучал надрывно. — В остальные дни года они приходят в церковь со смирением. Но эта единственная ночь в году, одна-единственная ночь, в честь… — Он осекся, прерывистое дыхание сотрясало его тело. — Нет, слово «честь» неуместно по отношению… — Тут священник простер дрожащую руку в сторону деревянного надгробия, но не коснулся его. — Этот ящик — вместилище зла, которое продолжает жить до сих пор, хотя должно было умереть вместе с телом.

— Вы действительно в это верите?

— И я прошу верить в то, что является правдой. — Служитель церкви, очевидно, пытался справиться с охватившим его волнением. — Так, стало быть, вы музыканты. И вы будете играть для него сегодня ночью?

— Конечно нет. Мы просто задержались, но через час-другой…

— Вы позволили загнать себя в ловушку. Священник пошел обратно, но в дверях обернулся к ним:

— Я буду молиться за вас.

Его тон не внушал оптимизма.