5 часов 17 минут. Конец действия препаратов.

Сознание было восстановлено на 49 минут.

Буйство — 12 минут.

15 часов 31 минута. Больной впал в прежнее состояние апатии и безразличия.

23 февраля 1939 года.

Попытка повторить эксперимент с инъекцией препаратов в первоначальной дозировке. Неудача.

5 марта 1939 года.

Третья попытка, доза инъекций увеличена на 100 000 единиц.

Время —14 часов 30 минут.

Дальнейшее — как при эксперименте 8 февраля.

Полное восстановление сознания — в 15 часов 03 минуты. Больной выглядит так, будто проснулся после длительного тяжелого сна, в продолжение которого был мучим кошмарами.

Абст. Добрый день. Как чувствуете себя?

Бретмюллер. Неважно… Что со мной произошло в прошлый раз? Ничего не могу припомнить…

Абст. Пустяки. Постепенно вы приходите в норму. Не беспокойтесь, все будет хорошо. Ешьте и продолжайте рассказывать.

Бретмюллер. Есть не хочется… Впрочем, я возьму кусочек. Спасибо. Так, на чем я остановился?

Абст. Вы всплыли под перископ…

Бретмюллер. Да! Мы подвсплыли и увидели в перископ базу. Она была прямо по курсу, милях в пятнадцати. Справа же, по траверзу, в семи кабельтовых торчала эта проклятая скала!

Абст. Вот уже второй раз упоминаете вы о какой-то скале… Что это за скала?

Бретмюллер. Гигантская коническая скала, одиноко торчащая из воды. Страшная серая махина, которая стала причиной гибели лодки…

Абст. Вы ударились о нее?

Бретмюллер. Не перебивайте!.. Ночью мы всплыли, чтобы зарядить истощившуюся батарею… Простите, какое сегодня число?

Абст. Пятое марта.

Бретмюллер. Выходит, я снова был без сознания длительное время? Или я ничего не помню?

Абст. Вы были без сознания.

Бретмюллер. Почти месяц!

Абст. Вы спали. Это сделал я, ибо сон — лучшее лекарство. Но продолжайте. И, пожалуйста, не отвлекайтесь: у нас с вами время ограниченно.

Бретмюллер. Я снова впаду в беспамятство?

Абст. Продолжайте!

Бретмюллер. Боже, неужели все повторится?..

Абст. Вы зря теряете время.

Бретмюллер. Хорошо… Мы почти завершили зарядку, когда сигнальщик заметил корабль. Это был корвет, который шел на большой скорости и держал прямо на нас. Мы сыграли срочное погружение. Лодка ушла на глубину. Спустившись на полтораста футов, мы оказались на жидком грунте.^[10] Вам известно, что это такое?

Абст. Да.

Бретмюллер. Мы застопорили двигатели — в последний момент мне показалось, что корабль стал отворачивать в сторону. “Быть может, — подумал я, — нас еще не обнаружили, не следует выдавать себя шумом винтов”. Но я ошибся. Я совершил двойную ошибку… Я погубил людей, лодку!..

Абст. Не отвлекайтесь. Говорите о самом важном. Сейчас меня интересуют только факты. Позже, когда вы поправитесь, мы снова вернемся к этому разговору.

Бретмюллер. Дайте мне сигарету.

Абст. Табак для вас самый сильный яд.

Бретмюллер. Только одну сигарету!

Абст. Нельзя.

Бретмюллер. Вы жестокий человек!

Абст. Я желаю вам добра. Но вы зря теряете время. Рассказывайте.

Бретмюллер. Уйдя под воду, мы открыли гидроакустическую вахту. Акустик доложил, что корабль приближается. Я хотел было уклониться с курса корвета, но не успел. Он начал бомбометание. Первая серия взрывов ложится в районе левого борта. Нас резко встряхивает. А бомбежка продолжается. Корвет, будто осатанев, вертится над нами и швыряет все новые серии глубинок. Взрывы, взрывы!.. Люди оглушены. Лодку швыряет из стороны в сторону, трясет. В этих условиях я принял решение — уходить.

Абст. Вы имели строгий приказ: ни при каких обстоятельствах не обнаруживать себя в районе базы. Почему вы включили двигатели?

Бретмюллер. В случае гибели лодки корвет почти наверняка выловил бы всплывшие обломки. А это лучшее доказательство. Нет, нет, я был прав. Я должен был попытаться увести лодку… Боже, все та же боль в голове! И — сердце… Скорее, отворите окно. Воздуха!

15 часов 41 минута. Конец действия препарата. Сознание было восстановлено на 38 минут. Произведен анализ токов мозга для выявления степени поражения его глубинных отделов. Результат резко отрицательный.

13 марта 1939 года.

Четвертая попытка.

Доза группы инъекций увеличена на 300 000 единиц.

Время — 18 часов ровно.

Восстановление сознания в 18 часов 47 минут.

Абст. Вот мы и вновь встретились. Дайте-ка руку. Пульс несколько учащенный, но так оно и должно быть. Все в порядке. Продолжайте рассказ. Но прежде я должен предупредить: вы очень скоро уснете. Поэтому поторапливайтесь.

Бретмюллер. Моя голова перевязана. Я чувствую сильную слабость. Что со мной происходит?

Абст. Ничего особенного. Лечение идет как надо. Вы ушиблись, поэтому на голове бинты.

Бретмюллер. Вероятно, сильно. Очень болит. Вот здесь. Темя. Видимо, я бредил?

Абст. Да… Не трогайте повязку! Опустите руки, сядьте удобней.

Бретмюллер. Почему вы не даете мне поесть? В те дни на столе всегда стоял обед… Впрочем, я не стал бы есть. Не могу. Кружится голова. Кружится и болит…

Абст. Боль пройдет. Что касается еды, то вы получаете специальное питание, когда находитесь без сознания. Обычная пища для вас не годится. Потерпите, скоро выздоровеете, и все войдет в норму. Говорите, я слушаю.

Бретмюллер. На чем я остановился?

Абст. Вас обнаружили, бомбили, вы приняли решение уходить.

Бретмюллер. Да!.. Мы перешли на ручное управление рулями, выключили все вспомогательные механизмы, даже машинки регенерации воздуха, чтобы до предела уменьшить шумы лодки. Электродвигатели, запущенные на самые малые обороты, едва вращали винты. Мы долго маневрировали, очень долго. И в конце концов нам удалось оторваться от преследования. Я вздохнул с облегчением. Я думал, это спасение. А лодка шла к гибели!

Абст. Что же с вами случилось? Сели на мель? Или наткнулись на ту самую коническую скалу?

Бретмюллер. Я забыл о приливном течении, которое в этих местах очень стремительно. А в тот час как раз был разгар прилива.

Абст. Течением вас ударило о скалу?

Бретмюллер. Если бы это!.. Но я продолжаю. Прошло полчаса, а мы по-прежнему двигались на малых оборотах. Курс был проложен так, что скала оставалась далеко в стороне. И вдруг лодка, ткнувшись скулой в преграду, резко отвернула в сторону. “Оба полный назад!” — скомандовал я. Моторы взвыли на предельных оборотах. Лодка отпрянула и тотчас получила сильный удар в корму. И здесь произошло самое страшное: лодку затрясло в вибрации. “Винты!” — вскричал мой помощник. Были мгновенно выключены двигатели. Но мы опоздали. Лодка лишилась винтов. Обоих винтов!..

Абст. Удар носом, и тотчас удар кормой? Не понимаю, как это могло получиться.

Бретмюллер. Поймете, когда дослушаете до конца… Дайте мне сигарету.

Абст. Нет.

Бретмюллер. Умоляю вас, одну сигарету!..

Абст. Ни в коем случае. Иначе я стану вашим убийцей.

Бретмюллер. Мне очень плохо. Кружится голова, темнеет в глазах. Дайте воды.

Абст. Выпейте это. Предупреждаю: будет горьковато. Но зато снимет боль. Вот так. Теперь вам лучше?

Бретмюллер. Немного… Я продолжаю рассказ. Мы испробовали все пути к спасению. Мы спустились пониже, но лодка уперлась в преграду брюхом, осторожно маневрируя балластом, попытались подвсплыть, и вскоре над головой послышался скрежет металла. Так непостижимым образом мы оказались в западне. И вдруг кто-то крикнул: “Лодка движется!” Мы затаили дыхание, прислушиваясь. В самом деле, подводный корабль, у которого не было винтов, тем не менее продвигался вперед, тычась боками в препятствия. Несомненно, нас влекло течение. Что же произошло? Объяснение могло быть только одно: лодка оказалась в подводном скальном туннеле, извилистом и широком. Нас затолкал туда прилив, а быть может, просто течение, о котором мы и не подозревали. Так или иначе, но мы попали в одну из извилин туннеля и именно потому ударились сперва скулой, а потом, когда попытались отработать назад, — кормой и винтами.

Абст. Что было дальше?

Бретмюллер. Прошло более часа. Лодка продолжала двигаться. Я подумал: быть может, туннель сквозной и мы, пробираясь вперед, в конце концов окажемся на свободе? О своих надеждах я сообщил по трансляции, и люди приободрились. “Только бы выплыть на чистую воду, — шептал я про себя, — а там мы придумаем, как спастись!”

Абст. Ваши предположения оправдались? Туннель был сквозной? Вам удалось вывести из него лодку?

Бретмюллер. Нет.

Абст. Что было дальше?

Бретмюллер. Мне трудно говорить. Усиливается боль в голове. И — спать. Я так хочу спать!.. Дайте мне передышку, я посплю немного, и мы…

Абст. Вот вам сигарета.

Бретмюллер. О, спасибо!.. Пожалуйста, спичку. Боже, как кружится голова!.. Нет, курить не могу. Погасите сигарету.

Абст. Говорите, Бретмюллер.

Бретмюллер. Прошло немного времени, и удары о корпус лодки прекратились. Она свободно висела в воде. Двигалась ли она, я не знаю. Мы выждали около двух часов. Вокруг было тихо. Тогда я рискнул включить машинки очистки воздуха — люди задыхались от недостатка кислорода. Замерев, мы ждали шума винтов корвета и новых взрывов. Однако все было спокойно. Еще один час томительного ожидания. Я осмелел и скомандовал всплытие. По расчетам, наверху еще продолжалась ночь — мы могли рискнуть. Как сквозь сон, слышал я голос матроса, считывавшего показания глубиномера. Мы постепенно поднимались.

Абст. Перебиваю вас. Какие глубины были в туннеле?

Бретмюллер. Примерно восемьдесят футов.

Абст. Очень любопытный туннель.

Бретмюллер. Итак, мы всплывали. Каждую секунду я ждал удара рубкой о скалу. Но над нами была вода, только вода. Подвсплыв, мы подняли кормовой перископ. Мы ничего не увидели. Два других перископа были повреждены и не выдвигались из шахт. И вот на глубиномере ноль я отдраиваю рубочный люк и поднимаюсь на мостик. Меня охватывает тишина и темнота — густой, ни с чем не сравнимый мрак. Нас будто в тушь окунули. Мрак и абсолютно неподвижный воздух. Мне стало не по себе. Почему-то вспомнился “Наутилус” капитана Немо… Неожиданно для самого себя я вскрикнул. Звук укатился куда-то вдаль, и, немного спустя, ко мне вернулось эхо. Я стоял на мостике подавленный, ошеломленный, а голос мой звучал, отражаясь от невидимых препятствий, постепенно слабея. Будто и он искал выхода, и не мог отыскать. Сомнений не было — лодка всплыла в огромном гроте!

Абст. Что же вы… Стойте, я поддержу вас!

19 часов 11 минут. Конец действия препаратов.

Сознание было восстановлено на 24 минуты.

Повторное исследование токов мозга. Состояние больного угрожающее.

Это была последняя страница. Фридрих Кан перевернул ее и закрыл папку.

Только сейчас услышал он звуки музыки. За роялем сидел Абст.

Его нервные пальцы легко бегали по клавиатуре, глаза были устремлены за окно, к тяжелой красной луне, которая медленно вставала над пустынным озером. Казалось, туда же уносится и мелодия — стремительная и тревожная. И музыка, и луна, и тускло отсвечивающая водная гладь за окном, да и сам Абст со странно неподвижными глазами — все это удивительно сочеталось с тем, что составляло содержание желтой папки.

Абст оборвал игру, пересел к столу.

Они долго молчали.

— Это был Шуберт? — спросил Кан, чтобы что-нибудь сказать.

Абст покачал головой.

— Я играл Баха. Одну из его ранних хоральных прелюдий. Написано для органа. Если бы здесь был орган!..

— Однако, я помню, ты любил Шуберта, — упрямо сказал Кан. — Ты увлекался и другими, но Шуберт для тебя…

— Иоганн Себастьян Бах — вот мой король и повелитель, — взволнованно проговорил Абст, — Бах — в музыке, Шиллер — в поэзии.

— Шиллер? — пробормотал Кан, рассеянно глядя на озеро. Сейчас он думал о другом.

— Да. Хотите послушать?

В голосе Абста звучала нетерпеливая просьба. Удивленный Кан неожиданно для самого себя кивнул.

Абст встал, сложил на груди руки. За ним было окно, и темный, почти черный силуэт Абста четко выделялся на фоне широких светлых полос, проложенных луной по поверхности озера.

Грозовым взмахнув крылом,

С гор, из дикого провала,

Буря вырвалась, взыграла, —

Трепет молний, блеск и гром.

Вихрь сверлит, буравит волны, —

Черным зевом глубина,

Точно бездна преисподней,

Разверзается до дна.

Читал Абст медленно, с напряжением. Голос его был резок, отрывист, и музыка стиха начисто пропадала. Вот он закончил и положил руки на лоб.

— Это из “Геро и Леандра”, — тихо сказал он. — Восемь строчек, а сколько экспрессии!..

Кан молчал. Он плохо разбирался в стихах, да, признаться, и не любил их. Он считал себя деловым человеком, а поэзия не для таких.

— Вот что, — сказал он, — распорядись, чтобы нам принесли поесть. Мы поужинаем и поговорим. И не медли — предстоит немало дел.

Ужин сервировали в соседнем помещении. Кан с аппетитом поел, выпил большой бокал пива.

— Вернемся к показаниям Бретмюллера, — сказал он, когда подали сладкое. — У меня из головы не лезет этот странный грот. Подумать только, он под боком у той самой базы! Хозяева ее, надо полагать, и не подозревают о существовании гигантского тайника в чреве скалы.

— В этом вся суть, — кивнул Абст.

Кан стащил с шеи салфетку, решительно встал:

— Не будем терять время. Идем к Бретмюллеру, я сам допрошу его.

— Быть может, отложим допрос до утра? Вам следует отдохнуть, выспаться. И предупреждаю: это небезопасно… Мало ли как он вдруг поведет себя.

— Но ты будешь рядом!