17

Еще одно свидание с пухлым фиолетовым диваном. Задраив пластиковый замок контейнера, Петр понадеялся, что оно последнее. Затянул ремень брюк. Оправил одежду.

По инструкции контейнер полагалось самому опустить в холодный бокс, он стоял тут же. Выйти. И только потом вызвать медсестру, чтобы забрала. Петр понял почему – чтобы избавить от неловкости. Не пациентов, конечно: клиентов. Размножение нестойкого к выживанию московского среднего класса было обставлено тонким сервисом, как размножение панд.

В фойе среди пухлых младенцев Петр вынул вибрирующий телефон: Кириллов.

– Извините, – сказал затылку, склоненному за стойкой.

Отошел, прикрыл трубку ладонью:

– Привет.

– Тебя все еще интересует та тачила? – не поздоровавшись, начал Кириллов.

– А что, ваш клиент?

– И да, и нет, – тон Кириллова был странным.

– То есть?

– На Степана этого Боброва несколько раз приносили заявление женщины. Сломанная рука, сломанная рука, побои.

– Ну так?

– А потом забирали.

– Подружки его, значит?

– Проститутки. Значит. Ну и откупался он от них тоже, может, – предположил Кириллов.

– Или припугивал.

– И припугивал.

– По любому, логика баб понятна.

– Шлюхе – кто поверит?

– Мразь этот Бобров, похоже, еще та, – тихо согласился Кириллов. Далеким фоном послышались голоса.

– Спасибо, – ответил коротким гудкам Петр.

Степан Бобров, владелец добротной «ауди», респектабельного костюма, новой квартиры и уважаемого кресла в фирме, связанной с космической отраслью, был тем, каким и показался Петру: слишком уж добропорядочным, чтобы ему верить.

– Осмотрительный гражданин Бобров…

– Да? – ответил он на звонок. – Привет, дорогая.

– Все в порядке? – тревожилась Лида.

– Конечно.

– Я просто беспокоилась, не забыл ли ты…

– Не забыл, – быстро перебил Петр. – Почему я должен был забыть?

Комок бумаги, брошенный к мигающему, рождающемуся огоньку ссоры. Нет, так нельзя. Стоп.

– Лида, ну как я могу такое забыть? Ты что? Конечно, все в порядке, – мягко поправился Петр.

– Да, – как будто кому-то в стороне сказала она. – Пока.

Огонек ссоры, зашипев, пустил струйку дыма, угас. Но горький запах еще некоторое время висел в воздухе.