Глава 3. Сыр в мышеловке
Впервые я увидел Преподобного Блэка и The Rocking Vicars в манчестерском клубе Oasis. Там выступали все успешные рок-группы. «Викарии» мне сразу понравились. У барабанщика в установке было две бочки – я такого прежде не видел, – и он сидел спереди сцены. Они все были в финской национальной одежде: сапоги из оленьей кожи, белые штаны с шнуровкой на ширинке, лапландские блузы и воротнички, как у викариев. Я решил, что это круто. Они играли ужасно громко и закончили концерт тем, что разгромили свое оборудование, просто разнесли все в щепки. Это тоже было очень круто. И у них были длинные волосы.
Барабанщик в The Motown Sect все время доставал нас идеей, что мы должны постричься покороче. Однажды мы ходили в Oasis на концерт The Who, и с тех пор он только и делал, что нудел: «О-о, они так классно выглядят с короткими стрижками, правда?» Да ну на хер! Я не собирался стричься. Собственно, я остался последним человеком в группе, который не постригся. Остальные это сделали. Они вообще меня злили – чем дальше, тем больше. В конце концов я снова пошел в Oasis на The Rocking Vicars, и они были чертовски хороши, так что я навел справки. Оказалось, что они считали своего гитариста не особенно ценным кадром, и я стал постоянно ходить к ним на концерты.
На прослушивании в The Rocking Vicars я впервые разбил гитару. Я, в общем, никогда не умел играть на гитаре соло – и до сих пор не умею. Но я их одурачил: выкрутил звук на полную громкость и быстро-быстро елозил пальцами по грифу. В завершение я вскочил на пианино. Оно подо мной рухнуло, и я хорошенько потоптался на нем и расколошматил свое оборудование. Все-таки это беспроигрышный трюк. В моей жизни было много случаев, когда мне стоило расхерачить гитару, но я этого не делал, потому что у меня была только одна гитара. Штука в том, что если бы я тогда разбивал свои гитары, у меня как-нибудь появлялись бы новые. Я бы от этого только выиграл.
«Викарии» немедленно меня взяли, и я играл с ними больше двух лет, с 1965 по 1967. У них была гитара Fender Jazzmaster, которая досталась мне как новому гитаристу. У меня был «телекастер» (я его как раз недавно выменял на свой 330-й Gibson), и я приделал гриф от «телека» к корпусу «джазмастера». Получилась чудесная гитара, я играл на ней все то время, что работал с Vicars. Когда я уходил, мне пришлось вернуть им корпус от «джазмастера» – но мне ли их судить?
Певец «Викариев», Гарри Фини, носил прозвище Преподобный Блэк. Он был очень похож на Питера Нуна из Herman’s Hermits. Когда он пел, то делал руками «дворники» – поднимал вверх указательные пальцы и двигал ими из стороны в сторону. Но он был хорошим фронтменом, и девчонки были от него без ума. Басист по имени Пит вскоре ушел, и его заменил Стив Моррис, или попросту Моггзи. Он был скупердяем – унаследовал это от отца. Однажды я был у них дома. Я пошел в туалет, и его папаша крикнул мне снизу: «Четыре листочка, не больше!» Настоящий Скрудж.
Одно время с нами играл гитарист по имени Кен, он водил гоночный «мини-купер» и буквально пылинки с него сдувал. Но он никак не мог раздобыть такие специальные колеса со спицами, это была редкая вещь. И вот однажды на дороге его обгоняет другой «мини-купер» – проносится мимо как ошпаренный. На ближайшем круговом перекрестке Кен видит этот второй «мини-купер» – он лежит на крыше, весь всмятку, колеса еще крутятся, тело хозяина наполовину торчит из окна – он без сознания, весь в крови. Кен и думает: ага, чувак, так ты в отрубе! Снимает эти гребаные колеса, отвозит их на какую-то ферму и сует в стог сена. Потом звонит в полицию и возвращается на тот перекресток, а там коп, и он ему показывает: «Ты смотри, какой-то ублюдок стырил у него колеса!» А Кен согласно кивает и говорит: «Ага, бывают же ушлепки». Вот какие люди играли в The Rocking Vicars.
Еще у нас был барабанщик Сигги (полное имя Сирил). Он был главным в группе, и он был из тех людей, которые во всем всегда лучше всех. Например, в плавании: пока ты успевал проплыть четыре раза от края до края, он проплывал шесть. Если ты лез на дерево, он успевал забраться и слезть обратно на землю, пока ты еще даже до второй ветки не добрался. Если вы играли на бильярде, он живо забивал все свои все шары и оставался с восьмым номером, а ты только диву давался, как он это сделал. Псих одержимый, но превосходный барабанщик. Он был как Кит Мун. Не забывайте, на сцене он ставил свои барабаны прямо спереди – это много о нем говорит.
Сигги был самым настоящим тираном. У нас был техник по имени Нод, который жил у Сигги. Нод был (и остается по сей день) неуравновешенным, но при этом чудесным во всех отношениях человеком. Теперь у него очень успешный бизнес на острове Мэн, откуда он родом. Когда из группы ушел Моггзи, мы взяли Нода басистом, но он продержался только один концерт: громя оборудование в конце выступления, он так разошелся, что чуть нахрен не убился. До того как стать техником у «Викариев», Нод был первым ди-джеем на Radio Caroline, первой пиратской радиостанции в мире. Теперь так не делают, но в середине 60-х корабль вставал на якорь в трех милях от английского побережья, где не действовали британские законы о радио, и с него вели передачи, где звучали записи, которых не было на обычных станциях. Таких радиостанций было несколько, а Нод работал на самой первой. Но он ушел с радио, чтобы прислуживать Сигги, потому что услышал The Rocking Vicars и сразу потерял голову.
Сигги спал на огромной кровати, а Нод помещался на раскладушке в паре метров от него.
– Ты знаешь, что я сейчас делаю, Ноддер? – спрашивал Сигги.
– Нет, Сиг.
– Я потягиваюсь, но все равно не могу достать руками до края кровати – вот какая она большая. А ты, Ноддер, лежишь на раскладушке.
– Да, я знаю.
– Говори «сэр», когда обращаешься ко мне!
– Да, сэр, я знаю!
А утром Сигги щелкал пальцами, и Нод бежал со сковородкой готовить ему завтрак. В их отношениях явно было что-то гомоэротическое. Друг с другом они не трахались: Сигги спал с девушкой по имени, кажется, Джейн, у Ноддера тоже были девушки. Не думаю, что они отдавали себе отчет в том, что это значит. Это было что-то подсознательное.
Однажды мы ехали в своем фургоне по набережной в Дугласе на острове Мэн – у нас был большой фургон с золотым крестом на крыше, весь исписанный губной помадой: «Я люблю длинноволосых мужчин» и тому подобное. В те дни это была обычная вещь – надписи губной помадой, и чем больше у тебя на фургоне было надписей, тем ты был круче. Тоже такое соперничество. Так вот, Сигги окинул нас взглядом.
– Нет, парни, вы не знаете, как Ноддер предан мне, – говорит он.
– Да знаем, знаем, – отвечаем мы.
– Нет, не знаете. Ноддер, останови машину.
Ноддер останавливается.
– Все наружу, – командует Сиг.
Мы вылезаем из фургона. Сигги захлопывает за нами дверь, идет вперед и открывает окно:
– Ноддер, протарань эту витрину, – говорит он, указывая на огромную витрину магазина свадебных платьев.
– Слушаюсь, сэр.
Вжжжжжж! Хрррррдыщь!!! Фургон въезжает в витрину, на него летит ворох свадебных платьев.
«Викарии» были странной компанией, но мне было в кайф с ними играть. Мы объездили весь север Англии, и где бы мы ни появлялись, мы разносили это место в клочья. И я всегда раздалбывал рояли. Во многих залах был рояль, обычно выкрашенный в белый цвет, и я запрыгивал на тот конец рояля, где одна ножка, и валил его со сцены прямо в толпу. Мы были крутой группой, громкой, веселой и буйной, как The Who, только с длинными волосами. Правда, у нас не было оригинального материала. Это все были каверы, например, Skinny Minnie Билла Хейли или песни The Beach Boys. Мы играли Here Today с альбома Pet Sounds, очень новаторская музыка по тем временам.
Мы делали такой клоунский номер: Пит, который был нашим басистом до Моггзи, спускал штаны, а под ними у него были такие большущие трусы. Это верный способ рассмешить английскую публику. И вот Пит стоял в этих клоунских трусах, а я должен был залепить ему в рожу кремовым тортом. Я выходил к публике, держа в одной руке этот торт, и спрашивал: «Ну что? Залепить ему?» А мне в ответ кричали: «Дааааа! Давай!» – другого ответа ждать не приходилось. Что может быть смешнее, чем когда парню в рожу летит торт с кремом? И так каждый вечер: шлеп! – Пит получал тортом по роже, все хохотали, мы доигрывали песню и сворачивались. Наши роуди[15] изготавливали этот торт из муки и воды – просто делали такую размазню на бумажной тарелке, они каждый вечер ставили ее за усилитель, и я никогда к ней внимательно не присматривался. Но однажды я пошел за тортом и обнаружил, что он лежит в оловянном блюде – и блюдо не тоненькое, увесистое, как будто в армии служило. Я подхожу к Сигги – а все это время мы играем – и говорю:
– Там тарелка оловянная!
– Влепи ему! – шипит он.
– Но я же ему… это оловянное блюдо! Видишь?
– Люди смотрят, делай как обычно – влепи ему!
– Ну ладно.
Я подхожу к Питу и – хрясь! Из-под торта доносится сдавленный вопль: «Твою мать!» Я сломал ему нос в двух местах, повсюду кровь и сопли. А публика решила, что это классно, что так и было задумано. Да, мы с «Викариями» умели повеселиться.
У нас был ужасный менеджер – Джек Венет, еврей, торговавший посудой. Он держал оптовый магазин в Солфорде (это на север от Манчестера), там рядом есть еврейский район Читэм-Хилл. В этом районе он снял для нас квартиру, а все эти евреи нас терпеть не могли, потому что мы расстилали на лужайке полотенца и валялись там целыми днями с девчонками, которые делали нам маникюр и расчесывали наши длинные волосы. А эти правоверные ходили мимо и таращились на девок. Мы им совсем не нравились. Мы были отбросы общества. Но нам все сходило с рук, потому что почти все они были милые люди. Только самые воинствующие из них хотели нам как-нибудь досадить – но ведь в каждой нации, религии и политическом движении найдутся свои активисты, которые спят и видят, как бы испортить жизнь окружающим. Подозреваю, что мы и сами были довольно воинствующими типами – в общем, к черту их.
Итак, мы в то время жили в отличной большой квартире в Читэм-Хилле, а я влюбился во француженку. Это было просто прекрасно, я был сражен наповал. Ее звали Анна-Мари. Она выглядела как Брижит Бардо. Ее отец был дантистом где-то под Лиможем, она приехала на каникулы в мой дом в Уэльсе. А через два дня я оставил ее там в полном одиночестве, а сам пошел тусоваться с парнями. Не знаю, почему я так сделал. Вероятно, она не была «той единственной». «Ту единственную» девушку я так и не нашел. Через несколько лет я, как мне казалось, встретил такую, но она умерла. А впрочем, умирают всегда «те самые» девушки – они просто не успевают стать «не теми».
На время моей карьеры в The Rocking Vicars приходится мой второй нечаянный опыт отцовства. По американским военным базам в Европе ездила с концертами группа, в которой пели две девицы. Не помню, как называлась их группа – The Rock Girls, или The Rock Birds, или еще какие-то птички (в Ливерпуле и его окрестностях девушек обычно называли птичками). В общем, Трейси и ее подружка с нами тусовались. Сначала я положил глаз на подружку, но ее заполучил Гарри. Трейси тоже была симпатичная, да и сиськи у нее были больше, в общем, я был весьма заинтересован. Они вдвоем приехали к нам в Манчестер и провели выходные в нашей квартире. С тех пор они время от времени нас навещали. А однажды Трейси разбудила меня часов в шесть утра.
– Я беременна, – говорит она, стоя у моей кровати.
– А, что? Беременна? – бормочу я, с трудом продирая глаза. Чего еще ждать от человека в шесть утра?
Она восприняла это как личное оскорбление: видимо, ожидала, что я немедленно проснусь и вытянусь по стойке смирно.
– Все ясно! – отрезала она и удалилась.
Разговор был окончен. Она родила сына, Пола, и вырастила его одна. Я впервые увидел его шестилетним, на встрече с кокаиновым дилером. Я пошел затариться кокаином у каких-то бразильцев на Уорвик-роуд в Эрлс-Корт, в Лондоне. Мы, ну вы понимаете, ждали человека[16], я был на кухне и жарил тосты. И тут входит светловолосый мальчуган.
– Ты мой папа, – говорит он мне, – а мама в комнате.
Я иду в комнату, а там и правда сидит Трейси. Что я делал в той квартире, понятно, но она-то что там забыла? Загадка. Я купил ей холодильник, а то у нее не было. Мы его тащили к ней целых четыре лестничных пролета. Кошмарная работка, мы сделали это вдвоем с каким-то чуваком.
А мальчик у нее вырос что надо. Он и сейчас такой. Помню, он однажды приходит ко мне, ему тогда было, наверное, года двадцать три:
– Папа.
– Да?
– У меня проблема.
– Сколько тебе нужно, Пол?
– Это все хозяин квартиры, папа…
– Сколько тебе нужно, Пол?
– Говорит, что выкинет нас на улицу со всеми вещами, заберет мою гитару…
– Сколько-тебе-нужно-Пол?
– Ну, довольно много.
– Забей. Сколько тебе нужно?
– Двести фунтов.
Я дал ему двести фунтов, и он ушел. На следующий день этот щенок заявляется в подержанном «Линкольн-Континентале». Подъезжает к дому и говорит:
– Иди посмотри на мою новую машину!
– Здорово ты меня провел, Пол, – говорю я, – только больше не проси меня заплатить за твою квартиру, потому что я этого не сделаю.
И все-таки это была отличная махинация. А потом он увел у меня девчонку. Но я ему отомстил тем же. Однажды мы обменялись девчонками в стрип-клубе Stringfellows в Лондоне. Вы удивитесь, как много на свете девок, которые хотят потрахаться и с отцом, и с сыном.
Пару лет назад Пол приезжал в Штаты. Переночевал у меня. А наутро за ним заехали две телочки на машине, и они свалили. Он уехал с ними куда-то в горы, и больше я его не видел. Он уехал домой не попрощавшись. Помню, он иногда советовался со мной. Я говорил ему делать то-то и то-то, а он всегда поступал прямо противоположным образом, что кажется мне в высшей степени благоразумным. Как говорится, яблочко от яблони недалеко падает. Впрочем, как обычно, я отвлекся.
С The Rocking Vicars я записал три сингла, два для лейбла CBS и один для «Декки» – его издали в Финляндии. Одна из этих песен называлась It’s All Right, и Сигги утверждал, что написал ее сам, хотя, по сути, он просто взял песню The Who The Kids Are All Right и подпортил ее немножко. Еще мы записали кавер на Dandy The Kinks, и этот наш сингл поднялся аж до 46-го места в чартах. Нам даже удалось поработать с Шелом Тэлми, продюсером The Who и The Kinks. Он был американец и жил в Лондоне. Его офис помещался над магазином китайской еды на Греческой улице в Сохо – такая вот интернациональная тусовка. В этом китайском магазине стояла страшная вонь – все эти баночки с имбирем и прочие деликатесы. Когда мы шли к Шелу, то зажимали носы еще на другой стороне улицы, а затем перебегали проезжую часть, буквально взлетали по лестнице и останавливались, только закрыв за собой дверь.
Шел был слепой как нетопырь. Ну то есть что-то он все-таки видел, но совсем немного. Заходит в студию: «Привет, ребята!» – и тут же сметает ударную установку. Он постоянно бился о стены, о двери и так далее. С ним всегда были люди, которые присматривали за ним и вытаскивали его из-под обломков, но он никогда не признавался в том, что плохо видит: просто всякий раз рядом с ним будто бы случайно оказывались друзья, которые ему помогали. Лоб у него вечно был покрыт шрамами. Но он был отличный парень. Хорошо делал свое дело.
У нас не было ни одного хита, но мы были очень популярны на севере. Южнее Бирмингема никто о нас слыхом не слыхивал, но в Болтоне и других похожих городках на наши концерты приходило по несколько тысяч человек. В Болтоне мы играли в зале с круглой вращающейся сценой, и поклонницы стаскивали нас всех с нее еще до того, как мы успевали сделать один полный круг. Девчонки тянули нас вниз и срывали с нас одежду – настоящая битломания. Скажете, звучит весело? Как бы не так! С вас когда-нибудь срывали – буквально – джинсы? Швы рвутся о внутреннюю поверхность ноги. Поверьте, это дико больно. А еще ножницы. Тогда считалось самым шиком срезать «локоны» у музыкантов своей любимой группы! Только представьте себе, что прямо на вас несутся сорок девушек – лица серьезные, губы сжаты, в руках ножницы…
В другой раз Гарри выбежал к микрофону, как он всегда делал в начале концерта, а девушки в зале уже вцепились в микрофонный шнур, и они за него хорошенько дернули. Так что он выбежал к краю – и так и не вернулся, а полетел с высоты семи футов прямо в толпу. Потом он рассказывал, что во время падения у него в голове пронеслась мысль: «А, класс! Мы знамениты, я популярен, сейчас я упаду в эту толпу девок, и они будут любить меня – это будет океан сисек, ножек и щелок». Но девчонки расступились, словно Красное море перед Моисеем, и он полетел к гвоздям в полу. Тоже сломал нос в двух местах. А однажды девчонки сломали ему палец, пытаясь стащить с него золотое кольцо. В другой раз они сорвали с Сигги ботинки – прямо посреди песни! Он пустился босиком через весь зал, крича: «Остановите эту девку, вашу мать! У меня нет другой обуви!»
Все это обожание фанаток иногда ударяло Сигги в голову. Однажды мы играли в Манчестерском университете вместе с The Hollies, и Сигги настаивал, что мы должны играть последними. The Hollies в то время были суперзвездами – они выпустили подряд чуть ли не шесть синглов, которые заняли первое место. И тут Сигги такой: «Мы, The Rocking Vicars, будем выступать последними», и так далее. Мужик, который устраивал этот концерт, говорит:
– Я не могу им это сказать! Они хедлайнеры! Будьте благоразумны.
– Скажи им, нахер, что The Rocking Vicars играют последними, и все тут, – упорствует Сигги.
Этот мужик идет к The Hollies – а те даже рады: «Отлично, раньше домой вернемся!» Так что они сыграли первыми, а когда настала наша очередь, вся публика просто ушла: люди ведь пришли посмотреть на The Hollies, так? И вот мы выходим на сцену, а она состояла из двух половин, прикрепленных друг к другу. Накануне Сигги жаловался Ноду, что у него бочки скользят по полу и уезжают вперед: «Если они завтра опять поедут, Ноддер, – ты знаешь, что тогда будет, чувак». Ноддер застремался и для верности вогнал «когти» бочек прямо в зазор между двумя половинами сцены. И все бы хорошо, но кто-то отцепил одну половину сцены от другой. И вот мы выходим, Сигги дает отсчет: «И раз, два, три, четыре!» Бум – БДЫЩЬ! Половинки сцены разъехались, и вся установка рухнула в провал. А он сидит на своем табурете, подняв палочки в воздух. На этом концерт и закончился. Даже хорошо, что некому было это увидеть!
Как будто во всех этих историях мало сюрреализма, я во время своей работы с The Rocking Vicars еще и видел НЛО. Мы возвращались в Манчестер из Нельсона, что в Ланкашире, на нашем «Зефире». Мы ехали через вересковые пустоши, и тут над горизонтом появляется эта штука. Ярко-розовая, похожая на мяч. Она быстро прилетела – жжжж! – и замерла на месте. Можете даже не гадать, что же это было на самом деле, стая чаек или гребаный воздушный шар, – мне плевать. Это не было ни то ни другое. Этот предмет прилетел из ниоткуда – вжжжж! – и остановился как вкопанный. Мы все вышли из машины и уставились на него. Он висел над нами и, казалось, пульсировал, но это мог быть обман зрения, из-за атмосферы – звезды ведь тоже как будто пульсируют. Затем вдруг бац! – и он пролетел над нашими головами, сразу разогнавшись до ста миль в секунду. Пщщщщ! – и он скрылся за горизонтом, всего за две секунды. Люди еще не научились делать вещи, которые на такое способны, да? Так что, исключив все прочие возможности, мы получаем, что это была летающая тарелка, каким бы невероятным это ни казалось. Я уверен, что они на нас и не взглянули. Их, наверное, больше интересовала Америка; они, небось, успели туда долететь, пока мы залезали обратно в машину!
Пару раз «Викариям» удалось съездить на гастроли за границу. Один раз – в Финляндию (в следующий раз я побывал там уже с Mot"orhead). У «Викариев» там был хит – конечно, тогда надо было продать всего лишь 30 000 синглов, чтобы занять первое место.
«Викарии» стали первой британской группой, сыгравшей по ту сторону железного занавеса. Я не знаю точно, как это получилось, – наш менеджер был предприимчивым мужиком, несмотря на свою посудную лавку. Мы съездили в Югославию, самую «западную» страну Восточного блока. Других достоинств у нее нет. В двух словах, их земля богата камнями и зарослями кустарника, и все там живут бедно. Мы играли в Любляне, теперь это столица Словении. Затем отправились в Черногорию и Боснию. И везде там люди бранили соседей на чем свет стоит. В смысле так, как будто всерьез хотели поубивать друг друга по каким-то историческим причинам, которые уже выветрились у них из памяти. Это чувство прививается им с младенчества, и унять их сможет только чудо. Там только и было разговоров, что о ненависти сербов к хорватам, и это нисколько не изменилось. Конечно, я про себя решил, что плохие парни там все, потому что коммунисты творили такие вещи, которые я бы не стал делать с людьми. Я не знал, что мои соотечественники обращаются с ними так же. Не могу сказать, что поездка в Югославию как-то особенно открыла мне глаза. Нам показали только симпатичные места – у нас был гид, но в коммунистической стране это же обязательно будет Гид с большой буквы, да? Если он говорит, что вот туда мы не идем, то мы и правда туда не идем.
В конце концов в начале 1967 года я ушел из The Rocking Vicars. Ребята потом долго еще продолжали что-то делать в формате этакого кабаре – еще семь-восемь лет назад они этим занимались[17]. Но, изволите видеть, у меня были планы поинтереснее. Покорить север Англии – этого мне стало мало. Я хотел покорить Лондон.