Техас, 1997 год

Суббота была моим любимым днем недели, потому что отец брал меня – и только меня – покупать рогалики. Мне нравилось, что мы оставляем Леви дома, но я тревожилась о том, что он остается наедине с мамой.

В «Мире рогаликов» мы заказали пакет ассорти. Обычно мы сразу же отвозили рогалики домой, но отец спросил меня, не хочу ли я поесть прямо там. Мы выбрали столик у окна, и он передал мне черничный рогалик и пластиковую упаковку со сливочным сыром. Сидел напротив меня, обхватив свой стаканчик с кофе обеими руками и глядя на меня.

– Довольна, девочка? – спросил он.

Я улыбнулась, набив рот рогаликом. Отец посмотрел на свой кофе – грустно или сердито, я не могла понять.

– Как у тебя дела с твоим братом? – поинтересовался он.

Я языком очистила зубы от налипшего теста, размышляя, что сказать. Я не хотела волновать его.

– В порядке, – ответила я. Отец медленно, рассеянно кивнул.

– Тебе не кажется, что быть рядом с ним опасно для тебя? – продолжал расспрашивать он.

– Не совсем, – сказала я. – Он меня раздражает, вот и всё.

Отец, похоже, успокоился и даже почти улыбнулся.

– Хорошо, хорошо, – произнес он.

– Я больше тревожусь за маму, – добавила я, откусив еще кусок рогалика. – Леви очень плохо с ней обращается. Почему он с ней так?

Лицо отца омрачилось, и я пожалела о том, что сказала.

– Извини, – произнесла я, прекращая жевать и понимая, что расстроила его.

– Нет, Малин, не извиняйся. Ты правильно сделала, что сказала мне это, – возразил он.

– Почему мама не может постоять за себя? Теперь она все время грустная. Мне нравилось больше, когда она была веселая.

Отец молчал, размышляя.

– Иногда, когда ты любишь кого-то, как твоя мать любит Леви, это усложняет все. Она хочет, чтобы он был счастлив. Вероятно, сейчас Леви просто проходит такую стадию взросления. Родители часто жертвуют чем-то ради своих детей, потому что любят их – а родители любят своих детей. Когда-нибудь ты это поймешь. Ты видишь в этом логику?

Мне не понравилось слово «вероятно». Оно заставляло меня думать, будто мой отец сомневается в том, что сказал. А ведь он был всегда во всем уверен: например, когда машина сломалась на дороге, он сразу понял, что именно сломалось, и починил ее. И когда на прошлой неделе я увидела, как мама плачет, сидя одна в кухне, он пришел к ней, зная, что сказать, чтобы ей стало лучше. И на работе отец тоже всегда все улаживал; я слышала, как он разговаривает по телефону, указывая людям, что нужно сделать. Поэтому мне не понравилось «вероятно» в этой ситуации. И я не видела в сказанном никакой логики. Лично мне все было ясно. Леви злой. Наша мама не злая. Надо было наказать его или научить правильно вести себя. Но я знала, что мой отец хочет, чтобы я поняла его, поэтому я не сказала ничего.

Некоторое время мы сидели молча, я доедала свой рогалик. Перед тем как мы ушли, отец наклонился ко мне и обхватил мое лицо ладонями.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Не забывай об этом.

Я заставила себя слегка улыбнуться и ответила:

– Я тоже тебя люблю.

А потом мы сели в машину, поехали домой и больше никогда не говорили о Леви.

Может быть, если б мы поговорили о нем, может быть, если б мои родители правильно решили эту проблему, он остался бы жив.