Глава 25

– Что за?.. – возмутился Рыбак, увидев на больничном крыльце одинокую фигуру Щедрого.

Выскочив из машины, он бросился к майору.

– Где Аська?

– Тише, Ваня, все в порядке. Она решила остаться с Дунаевой.

– Как это решила? – Иван выхватил из кармана телефон.

– Стой, не звони. Дунаева заснула, и, если ты ее разбудишь звонком, Ася огорчится.

Слово «огорчится» было подобрано очень правильно. Иван мгновенно остыл, словно раскаленная болванка в холодной воде, только что не зашипел.

– Ты же знаешь свою Асю – уж если что решила, то ее не переубедить.

– Знаю. Только Дунаева эта – вдруг она и правда убийца? Что ей стоит Аську приложить головой к табуретке!

– Во-первых, табуреток там нет, ручаюсь, во-вторых, боец под дверью контролирует обстановку, а в-третьих, Дунаева под транквилизаторами, еле языком ворочала. Дай бог, чтобы к утру очухалась. А я медсестричке поручил Асю накормить, чаем напоить и спать уложить. Так что в порядке будет твоя ненаглядная.

– Смотри! Если что…

– Ты куда сейчас?

– Позвоню начальству, доложу обстановку, а там видно будет. А ты?

– Так я же под офисом вашим лимузин оставил.

– Ну, значит, поехали в офис, – проворчал Иван, садясь за руль. – Хотя позвонить все равно не мешает.

Но тут зазвонил телефон Щедрого.

– Минутку, – майор, уже разместившийся на переднем сиденье рыбаковского «Форда», с кряхтеньем выбрался наружу.

Сколько Иван ни старался, ни одно из слов собеседника Щедрого уловить не удалось.

– Подкинь меня на Лазаревскую, если не сложно, – распорядился майор, закончив разговор.

– К магазину Бородина?

– К нему самому.

– Есть какие-то новости? – Иван нажал на газ и дал задний ход, выезжая с больничной парковки.

– Есть. Вскрыли сейф Бородина и нашли копию его завещания. Как думаешь, кому старик оставил все свое добро?

– Кто его знает? Определенно могу сказать, что не мне.

– И не мне. Дунаевой – вот кому. Так что у нее определенно был мотив для убийства. Зуева, уборщица Бородина, уверяет, что он квартиру Дунаевой не посещал, но иметь на нее виды, как мне кажется, это обстоятельство не мешало. Думаю, все могло быть так: Бородин попросил Дунаеву зайти вечером в магазин. Отказать она не могла – не в том положении. Спустилась – и тут он начал, скажем так, склонять ее к сожительству. Прямо в торговом зале. А девушка, не будь дурой, и шандарахнула ему по черепушке тем, что под руку попало. Как думаешь?

– Тебя, Андрюха, похоже, самого кто-то крепко шандарахнул, и ты бредишь. Во-первых, видел ты ту Дунаеву? Овца, чистейшей воды овца. Да она на меня взгляд поднять боялась, не то что руку с чем попало. А во-вторых, Кристина, конечно, меня по головке не погладит за то, что я выдаю тайны фирмы, но Бородин – дедушка Дунаевой, отец ее матери, той самой Галины Гусевой, которую мы по его просьбе пытаемся разыскать.

– Да ну!

– Вот тебе и ну.

– А чего вы молчите, как партизаны? Знаете, как это называется?

– Препятствие следствию? – предположил Рыбак.

– Ха! Свинство – вот как это называется. Делиться надо информацией! Де-лить-ся! А то…

– А то – что? Отберешь у нас лицензию на детективную работу?

Щедрый долго молчал, и только когда «Форд» притормозил возле «Антикварной лавки», он, открыв дверь, обернулся:

– Не отберу.

– Я с тобой, – сказал Рыбак. – Хорошо?

Щедрый то ли понял, что так просто от Рыбака не отделаться, то ли еще не отказался от мысли добраться на «Форде» до офиса «Кайроса», где опрометчиво оставил своего железного коня, но только рукой махнул, мол, что с тобой поделать, валяй, иди.

Крыльцо магазина, огражденное красно-белой лентой, охранял молоденький лейтенант в новенькой, с иголочки, форме. Очевидно, Щедрого он уже видел здесь, или просто был с ним знаком, но препятствий чинить не стал. Напротив, даже поздоровался с Рыбаком, признав в нем своего.

В магазине до сих пор работали два эксперта – снимали отпечатки пальцев. «Сизифов труд, – подумал Иван. – Сколько народу здесь перебывало хотя бы за последнюю неделю».

Щедрый прошел в уже знакомый Рыбаку кабинет. Сидевшего за столом опера Иван видел впервые, наверно с районного отдела. При виде Щедрого тот порывисто встал.

– Здравствуйте, Андрей Геннадьевич. Вот деньги и бумаги, которые были в сейфе хозяина магазина. Эксперты уже отпечатки сняли.

Проигнорировав деньги – перетянутую резинкой довольно толстую «котлету» из разномастных купюр, – Щедрый приступил к изучению завещания. Надо ли говорить, что Рыбак, заглядывая через его плечо, также ознакомился с документом.

Никаких разночтений завещание не допускало. Александре Зуевой и Антону Волынкину, если на момент смерти завещателя они будут состоять с ним в трудовых отношениях, полагалась утешительная премия в размере ста тысяч рублей каждому. Такая же премия плюс рояль, стоявший в магазине, предназначалась старому другу Бородина, Леониду Федоровичу Кудряшову. При этом оговаривалось, что с роялем этим он может делать все, что заблагорассудится: продать, подарить, обменять. Или же, пока новый хозяин не продаст или не перепрофилирует магазин, приходить и играть на нем в любое время.

Все остальное свое имущество: магазин, квартиры на втором и третьем этажах этого же дома, квартиру на Советской, в которой он проживал, дачу в Высоком, счета в банках Бородин завещал Инге Дунаевой. О предполагаемом родстве в завещании не говорилось, и это было только на руку девушке. Если родство не подтвердится, во что Иван абсолютно не верил, ни у кого не будет предлога оспорить завещание в суде, мотивируя это обманом со стороны Инги, игрой на родственных чувствах старого торговца антиквариатом.

– Неплохое такое наследство, – присвистнул Щедрый. – Можно забросить работу и жить в свое удовольствие.

– Насколько я понял, – возразил Рыбак, – для Инги ее работа и есть самое большое удовольствие в жизни. Причем, скорее всего, единственное.

– М-да… Тяжелый случай. Надо будет завтра пообщаться со всеми наследниками. Капитан, – обратился Щедрый к оперу, – обеспечьте, пожалуйста, завтра к десяти явку свидетелей в городское управление.

Тут внимание Щедрого привлек шум в магазине:

– Лейтенант, что там у тебя?

– Тут продавец здешний, Волынкин, уже третий раз приходит, хочет с начальством поговорить.

– Завтра. Пусть завтра приходит в городское отделение полиции. А хотя давай его сюда.

– Здравствуйте! – Антон Волынкин влетел в кабинет.

Худой, с бледным вытянутым лицом, он чем-то напомнил Ивану Федора, хотя внешне они были абсолютно разными. Очевидно, сходство крылось в несомненном переизбытке интеллекта, явно читавшемся в лицах и Волынкина, и Лебедева. Просто какая-то интеллектуальная одержимость, иначе не скажешь.

Незнакомый Ивану опер посмотрел на него в упор, предлагая прогуляться, на что Рыбак сделал непонимающее лицо и уселся на диван, давая понять, что если кому-то и надо прогуляться, так это самому оперу. Спорить тот не стал.

– Здравствуйте, молодой человек, присаживайтесь, – самым что ни на есть доброжелательным тоном заявил Щедрый.

Волынкин посмотрел на него, перевел взгляд на Рыбака и плюхнулся на предложенный стул.

– Говорят, вы арестовали Ингу Дунаеву? – с места в разбег начал он.

– А кто говорит? – поинтересовался Щедрый.

– Да все! – отозвался Волынкин. – Шурочка, бабки во дворе.

– Шурочка – это, если я правильно понимаю, Зуева Александра Анатольевна, так?

– Так, – согласился Антон.

– А почему вы называете ее Шурочкой? Все-таки разница в возрасте очень серьезная. Вы состоите в родстве?

– А? Что? При чем тут это?

– Просто у меня была тетушка, родная сестра моей бабушки, так она не разрешала звать ее тетей Соней, требовала, чтобы я звал ее Сонечкой или Софочкой. Вот я и подумал…

«Изображает из себя хорошего полицейского, – решил Рыбак. – Втирается в доверие к свидетелю».

А еще он подумал, что Щедрому не нужно изображать хорошего, он такой и есть, так как занимается тем, что у него получается, – своей работой. А вот он, Рыбак, – черт знает чем. Из полиции (тогда еще милиции) ушел, потому что служба пришлась не по душе его первой жене. Попытался создать свой ЧОП^[11], но не справился с организационными вопросами. Теперь вот подвизается в детективно-консалтинговом агентстве, но от детективной деятельности в агентстве только название, больше идет упор на консультации по вопросам бизнеса, в которых он дуб дубом. Зато коллектив подобрался что надо, несмотря на некоторых чересчур умных товарищей. Но порой, в какие-то определенные моменты, Иван скучал по оперативной работе, и сейчас как раз был именно такой.

Тем временем Щедрый продолжал изображать хорошего полицейского:

– Так, значит, вы пришли поговорить насчет Зуевой Александры Александровны.

– Да нет же, – возмутился Волынкин («вот тупой мент», – семафорили его глаза), – насчет Инги Дунаевой.

– И что с ней такое, с Ингой? – поинтересовался Щедрый.

– Так я же говорю – арестовали ее!

– Вас ввели в заблуждение. Арест возможен только по решению суда. А суда, как вы, наверное, понимаете, еще не было.

– А шефа, то есть Петра Васильевича, правда убили?

– Не могу сказать. Пока идут следственные мероприятия. А что вы можете сообщить по поводу происшествия в магазине, в котором работаете?

– А Инга? Где она? Дома ее нет, телефон не отвечает. – От волнения бледное лицо Волынкина пошло пятнами.

– Понимаете, Антон, при попытке скрыться от сотрудников полиции Инга получила травму. Она не арестована, нет. Просто сейчас находится в больнице.

– В какой еще больнице? – Волынкин бросился на Щедрого и вцепился в воротник его куртки.

– А ну-ка сядьте! – рявкнул Щедрый. Негромко так, но стекла в кабинете Бородина тревожно зазвенели. Хотя, может быть, Рыбаку это только показалось.

Добрый полицейский Щедрый мгновенно трансформировался в злого.

– Что это вы себе позволяете, гражданин Волынкин? Нападение на полицейского при исполнении? Может, прикажете вас задержать на сорок восемь часов?

Антон помолчал, уставившись в пол и переваривая полученную информацию, а потом решительно заявил:

– Это я.

– Что – я?

– Я убил Бородина.

– За что?

– Да ни за что. Вмазался вечером, показалось мало. Пришел к нему попросить в счет зарплаты. А он начал читать мораль. Ну я и того…

– Того – чего?

– Убил, значит.

– А можно поподробнее? Чем конкретно убили? В какое место нанесли удар?

– Ножом, чем еще. Не винтовкой же снайперской. А куда – не хочу на себе показывать.

– Покажите на мне, я не суеверный.

– Куда-то сюда, – Волынкин указал на район печени Щедрого.

– И что он?

– Упал.

– Сказал что-нибудь при этом?

– Не помню, говорю же – был под кайфом.

– А когда он падал – может, что-то задел? Разбил?

– Было что-то, но точно не скажу. Нужно посмотреть в магазине.

– А труп? Труп куда дели?

– Да не помню я! – взвыл Волынкин. – Сколько раз можно повторять!

– А одежда на вас какая была – эта же или вы переоделись?

– Эта. Точно эта.

– А где же тогда кровь? При ударе ножом вы обязательно должны были испачкаться.

– Не знаю. Значит, не испачкался.

– А нож?

– Да что вы заладили? Говорю же – был под кайфом. Что убил – помню, а все остальное – как в тумане.

– Слушай, мальчик, – взревел Щедрый, – ты что мне тут ваньку валяешь? А в курсе ли ты, что дача заведомо ложных показаний согласно части 2 статьи 307 Уголовного кодекса Российской Федерации предусматривает санкции до пяти лет лишения свободы? Плюс статья 294 «Воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования» – еще два года. Подозреваю, привлекаешься ты впервые, а потому на полную катушку суд, конечно же, тебя не закроет, но получить полтора-два года тюрьмы за свой цирк перед нами с Иваном Станиславовичем, – тут Щедрый указал головой на Рыбака, и тот важно покивал, – вполне реально.

Иван понимал, что майор специально сгущает краски, запугивает свидетеля, который по непонятной причине занимается самооговором. Ведь частицы мозгового вещества, обнаруженные, по словам Щедрого, в крови неизвестного, никак не могли быть результатом ножевого ранения в печень, а значит, парень врет. Вот только кого он выгораживает?

– Так что давай мы сделаем вид, – продолжал тем временем Андрей, – что ничего из сказанного тобой до этой минуты мы с Иваном Станиславовичем не слышали, и дальше ты будешь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Пойдет?

– Только Инга не убивала.

– Отставить Ингу, – усталым голосом произнес Щедрый. – Ты про себя говори. Если Инге понадобятся адвокаты, я тебе сообщу. Лучше скажи, где ты был сегодня ночью?

– Так спал.

– Кто-то может это подтвердить?

– Никто, один я спал, – грустно заявил Волынкин.

– Что, и девушки у тебя нет?

– Почему нет? Есть… Только вот…

– Поссорились, что ли?

– Нет, она просто еще не знает, что она моя девушка. У нас вчера было первое свидание.

– О как! Поздравляю. Значит, после свидания с девушкой ты вернулся, лег спать, проснулся и…

– В полвосьмого только проснулся. Умылся, оделся и побежал на работу. По дороге купил мини-пиццу в «Беконвилле» на Щорса, я туда часто забегаю, когда дома не успеваю поесть.

– А разве вас не кормит Зуева?

– Кормит, конечно. Но она сначала в магазине убирается, и потом… Овсянка на завтрак меня не вдохновляет.

«То-то я смотрю, что вы с Федором как близнецы-братья, – подумал Рыбак. – Пиццееды! Каша его, видите ли, не вдохновляет!»

– Понятно, – кивнул Щедрый. – «Беконвилль» значит, на Щорса. Проверим.

В этот момент у Рыбака завибрировал телефон. Даже не глядя на дисплей, по рингтону он понял, что звонит Кристина, и, извинившись, поспешил выйти из комнаты.

– Вань, Федор говорит, что, судя по биллингу твоего телефона, ты сейчас в антикварной лавке. Да?

– Никуда от вас не спрячешься, – согласился Рыбак. – В ней.

– Знаешь, что я хотела у тебя попросить?

– Пока нет!

– А можешь взять материал для анализа ДНК? Тимур переживает, что обещал Бородину помочь с установлением родства и не сделал. Ты же знаешь, как он трепетно относится к своим обещаниям.

– Как ты себе это представляешь?

– Ну там же есть целая лужа крови! Отковырни кусочек!

– Легко сказать! Ты сама представляешь, о чем просишь?

– Между прочим, Ася уже взяла образец у Инги. Тимур сейчас к ней едет. И с лабораторией он договорился, обещали дать результат в максимально сжатые сроки. Дело только за тобой. Тимур из больницы сразу к тебе поедет. Ну чего ты молчишь? Или мне позвонить Андрею?

«Вот манипуляторша!» – мысленно возмутился Рыбак, а вслух сказал:

– Не надо, я сам.

Вид бурого пятна с белыми фарфоровыми осколками в очередной раз напомнил Рыбаку милицейские будни, когда подобная картина не была для него редкостью. В принципе взять образец – не проблема. Вот только как расценит Щедрый такое вмешательство в ход вверенного ему следствия? И не будет ли у майора неприятностей из-за того, что кого-то терзают невыполненные обещания? Да ведь если это действительно кровь Бородина, значит, все обещания автоматически аннулируются. Не надо подтверждать родственную связь между ним и Ингой – даже в случае ее отсутствия девушка не перестанет быть наследницей состояния антиквара. Да и мать Инги искать не нужно – зачем ей такая? Ведь ежу понятно, что таинственная девушка Волынкина – это Инга. Бородин переживал, что в случае его смерти о его предполагаемой внучке некому будет заботиться – так вот он, заботник, защитник, кормилец. Хотя нет, кормилицей в данном случае станет Инга, а Волынкин – распорядителем средств жены. Тоже вполне почетная должность. Главное – денежная.

Вот только он, Иван, при таком раскладе не получит ни денег, – впрочем, их он и так не увидит, договор же был с Бородиным, а не с Ингой, – ни интересного дела. А значит, нужно засунуть подальше соображения полицейской этики и взять чертов образец.

Все получилось очень просто, практически само собой. На маленькой кухоньке позади торгового зала Иван обнаружил упаковку полиэтиленовых пакетов и пачку салфеток. Убедившись, что Щедрый увлечен разговором с Волынкиным, незнакомый опер отсутствует, эксперты закончили сбор отпечатков и уехали, а молоденький лейтенант караулит входную дверь снаружи, Иван натянул на руку пакет, взял из пачки несколько салфеток, макнул их в середину кровавой лужи и сунул в другой пакет. Осталось только упаковать полученный образец еще в несколько слоев полиэтилена и можно с чувством выполненного долга дожидаться приезда Молчанова.

– Иван Станиславович! – окликнул его Щедрый. – Ты куда пропал?

– Пытаюсь определить, все ли на месте, – отозвался Рыбак, подходя к двери в кабинет.

– Кстати, это мысль, – одобрил Щедрый. – Вы, гражданин Волынкин, посмотрите, пожалуйста.

– Да у меня уже спрашивали, – начал отнекиваться тот.

– Ничего, лишний раз посмотреть не помешает, вдруг еще что заметите. Давайте, давайте.

Волынкин отрешенно побродил по магазину, остановился у места преступления.

– Вроде все на месте, кроме статуэтки фарфорового кота. Очевидно, Петр Васильевич зацепил его, когда падал, и кот разбился вдребезги.

– Ладно, спасибо. На сегодня это все. Из города не уезжайте, завтра к десяти жду вас у себя в кабинете в городском отделе. Найдете?

– Найду.

– С паспортом!

В голове Ивана билась, трепетала и никак не могла вылупиться мысль. Он решил озвучить Щедрому ее начало, в надежде, что продолжение придет в процессе.

– Я, Андрюха, думаю: почему убийца не открыл сейф? Предположим, я – убийца. Захожу в магазин, ищу, чем поживиться, и тут появляется хозяин. Я бью его по голове статуэткой. Он падает. Тут бы как раз залезть к нему в карман, взять ключи и опустошить сейф, а он зачем-то уносит тело. Где логика?

– Сам не пойму. Если убийца не полез в сейф – значит, рассчитывал на что-то большее, к примеру, на наследство. И мы опять возвращаемся к Дунаевой. Если все остальные получают деньги несоизмеримо меньшие по сравнению с лежащей в сейфе суммой, то Инга в момент становится миллионершей, значит, она больше других заинтересована в его смерти. Но ведь для вступления в наследство Бородин должен как минимум умереть. Зачем же прятать тело и затягивать процесс? Значит, дело не в наследстве?

Рыбак задумался.

– Полагаю, – ответил он после довольно продолжительной паузы, – убийца – человек умный. Он не уверен, что не оставил на теле следов, и рассчитывает, что со временем они исчезнут. Он мог, к примеру, закопать тело в снег. По весне потекут ручьи – и готово: ни отпечатков, ни потожировых, ни ДНК.

– А ты, Ванька, молодец! Зря штаны протираешь в своем «Кайросе». Не думал вернуться в полицию? – Тут Щедрый понял, что сказал что-то не то. – Ты только начальнице своей не говори. Лады?

Заверить майора в своем молчании Ивану помешал телефонный звонок.

– Ты как? – раздался в трубке голос Тимура.

– Норм, – заговорщицким тоном отозвался Рыбак.

– Я у дверей.

– Момент, – бросил Иван одновременно Щедрому и Молчанову и выскочил на улицу.

Избавившись от пакета с образцами, он наконец почувствовал невероятное облегчение. Если бы он на месте Щедрого узнал, что кто-то испортил вверенное его заботам место происшествия, не сносить бы этому идиоту головы.

– Тимур приезжал? – Погруженный в мрачные мысли Иван не заметил, как Щедрый, выйдя из магазина, присоединился к нему.

– Да, ключи завез, – брякнул Рыбак первое, что пришло в голову.

– От офиса? Ваши что, разъехались уже? – Щедрый с сожалением вздохнул.

Рыбак задумался.

Ответить «да»? Но они сейчас поедут за машиной Щедрого, и выяснится, что все, кроме Аси, еще торчат в офисе. Сказать «нет» – и сразу последует вопрос: а что за ключи? От каких замков? Не хватало еще, чтобы Щедрый поймал его на вранье! Лучше говорить правду, поэтому Иван, неопределенно мотнув головой, сказал:

– Предлагаю поехать и проверить. Прямо сейчас.