Поездки «за материалом»

Какой писатель не мечтает совершить творческую поездку «за материалом»? Конечно же не за свой счет. Заветная мечта каждого — получить командировку от Союза писателей. Командировка — это оплаченные дорога с проживанием и суточные. Для многих — способ подработки. Вот почему архивы сохранили так много обращений в ССП с просьбами писателей направить их в ту или иную командировку.

Но, достигнув заветной цели, литераторы обязаны были во время поездки выполнять определенные поручения, работать над своими произведениями, а по окончании — представить отчет. Впрочем, написать отчет для профессионального писателя дело несложное. Один такой опус приведен в материалах ревизионной комиссии ССП: «Отчет его потрясает, так много Чернявский сумел сделать за поездку. Он якобы проконсультировал 35 писателей, читал лекции, „держал связь с крайкомом“, „согласовывал резолюции“, редактировал произведения, проводил занятия литкружков, „выявил 9 графоманов“, боролся с „антисоветскими выпадами“…»^[236]

Для поездок в Сибирь, на Дальний Восток и в некоторые другие регионы страны (в том числе присоединенные к СССР в конце тридцатых и в начале сороковых годов) требовались специальные разрешения. Некоторые литераторы, обращаясь в ССП за разрешением на творческое путешествие, в своих письмах даже специально оговаривали, что денег не просят. Во-первых, больше шансов получить командировочное удостоверение, а во-вторых, сохранялась надежда, что при удачном стечении обстоятельств и средства на поездку выделят.

В 1939 году финансовым отделом ССП было установлено, что Бюро национальных комиссий, направляя писателей в поездки по республикам, оформляло для них командировки одновременно по двум линиям: через Правление ССП и через Литфонд. Получалось, что командированному суточные и квартирные оплачивались из двух источников. Секретарь Бюро нацкомиссий объяснял такой порядок тем, что надо было компенсировать обычный заработок писателя, которого тот во время командировки лишался^[237].

Бывали случаи, когда командировки ССП использовались для проведения собственного отдыха. Чаще в этих поездках полезное сочетали с приятным.

В конце лета — начале осени 1933 года состоялась поездка бригады писателей на подъем парохода «Садко». Участвовали в ней А. Толстой, И. Соколов-Микитов, Н. Никитин, В. Шишков, С. Маршак, Тагер, а сопровождающим группы был журналист Н. Фельтен, который должен был вести дневник поездки. Результатом дневниковых записей стал очерк, достаточно подробно описавший приключения литераторов^[238].

Не без юмора описывает Фельтен историю гибели судна. «П/х [пароход] „Садко“ утонул в мало известной Кандалакшской губе 17 лет тому назад во время объезда губернатора с архиереем своей губернии.

Капитан, ткнувшись в камень и растерявшись, везя в первый раз в своей жизни таких особ, отошел от камня на глубокое место, чтобы дать возможность всем остальным смертным принять то же удовольствие, какое испытывал в тот самый момент губернатор, принимая ванну. В результате этой растерянности сам капитан утонул, а губернатор, вытащенный из ванны без штанов, сгорел от стыда.

Через 17 лет „ЭПРОНу“^[239] поручено поднять этот пароход…»

Писатели предвкушали интересную поездку, в которой, по предположениям литераторов, их основным занятием будет захватывающая охота. «В вагоне, чтобы сразу ввести в курс дела, я стал читать письмо из Кандалакши посланного вперед писателя-охотника И. Соколова-Микитова.

Пока читал описание природы, условия жизни, все слушали молча, а как дошел до фразы: „Захватить штук 100 жаканов (патроны с пулями для медведей)“, прервали.

Ал. Ник. [Толстой] в крайнем волнении стал кричать на своего секретаря: а у нас сколько? Только 20 жаканов? Да ты с ума сошел. Там медведя легче встретить, чем человека. Идиот. Что я буду делать с 20 жаканами.

Волнение разрасталось — „немедленно, с первой же станции посылай телеграмму, чтобы нам выслали вслед 200 штук жаканов. Немедленно, понимаешь. Или я тебя выкину в окно. 20 штук. Дурак“».

Действительно, писателям удалось сходить на охоту и половить рыбу, но результаты этих занятий были более чем скромные.

В ходе этой поездки с писателями случались и приключения. Они застревали в поселках, выбраться из которых можно было лишь на катере, ходившем лишь раз в несколько дней, совершали длительные поездки на дрезинах, заменявших в здешних краях поезда, спускались в шахты. Неудивительно, что не привыкшие к физическим нагрузкам литераторы уставали: «Вечером на скромной квартире начальника стройки было тесно, но уютно и весело. Замученных, но все же оставшихся живыми писателей ЭПРОНа чествовали ужином, приготовленным исключительно из местной продукции: роскошная семга из Невы, цветная капуста гигантских размеров, какой мы не видели ни в Москве, ни в Ленинграде, из совхоза „Индустрия“».

Однажды писатели на несколько дней остались без связи с внешним миром. «„Пленение на Выгострове“… Иначе я затрудняюсь назвать наше трехдневное пребывание в этой деревушке. Ни почты, ни телеграфа. Связь для нас со всем миром была порвана. Стало понятно, почему она называется островом: мы жили отрезанными ото всего. До нас доходили только какие-то слухи, притом самые разноречивые. Ждали как будто парохода, но суда проходили. Однако мы не были на станции, это не была даже пристань. Жили в двух домах. В одном спали на полу, — было просторно, чисто, светло. Громадная лампа, рассчитанная на какой-то зал, свешиваясь с низкого потолка, была постоянной угрозой для писательских голов. Ее мы называли Дамокловой лампой, ибо она угрожала не менее меча зазевавшемуся. Она прекрасно освещала пол, на котором мы спали. Почему-то питаться ходили в другой дом, в котором не было никакого места. Там было темно, тесно и пахуче. Детей было больше, чем окон, которые никогда не открывались. Самый маленький страдал от дизентерии и вскоре после нашего отъезда умер».

В конце концов, когда писатели увидели подъем «Садко», у них уже и без того было множество впечатлений.

Примерно в это же время по инициативе М. Горького была организована поездка на Беломорско-Балтийский канал. Официально он был открыт 5 августа 1933 года, и первыми там побывали государственные руководители во главе с И. Сталиным. Среди участников церемонии открытия были К. Ворошилов, С. Киров и высокие чины ОГТТУ. Писатели отправились на канал спустя всего лишь полмесяца после этого события.

Организаторы поездки, безусловно, преследовали пропагандистские цели. На Запад все упорнее проникали слухи об огромной сети ГУЛАГа в СССР, население страны тоже замечало массовые аресты. Необходимо было объяснить суть советской пенитенциарной системы, показать, что она не только поставщик дешевой рабочей силы, способной за короткие сроки решать масштабные задачи, но еще и инструмент «перековки» социально чуждых элементов.

Вечером перед поездкой литераторов собрали в Доме советских писателей. А после соответствующих наставлений руководящих работников все 120 участников поездки прямо оттуда отправились на вокзал.

Писателей хорошо «подкормили» — поездка была организована на высшем уровне. Читая свидетельства очевидца, невольно вспоминаешь, что дело происходило во время жесточайшего голода на Украине.

А. Авдеенко вспоминает: «С той минуты, как мы стали гостями чекистов, для нас начался коммунизм. Едим и пьем по потребностям, ни за что не платим. Копченые колбасы. Сыры. Икра. Фрукты. Шоколад. Вина. Коньяк»^[240].

На поезде литераторов доставили в Ленинград. После завтрака на открытых интуристовских «линкольнах» они поехали осматривать город. В честь писателей был устроен банкет в гостинице «Астория». На столе стояли заливные осетры и поросята, нарезаны тёши семги, балыки, колбасы, ветчина, сыр. Из напитков подавали водку, вино, шампанское, нарзан, боржом. После перемены блюд подали «первое»: борщ, бульон, лапшу. Затем последовали еще несколько перемен: горячая, в белом соусе, свежая рыба, шашлык по-кавказски, отбивные по-киевски, кровавые куски мяса, бифштексы по-деревенски, жареные цыплята и индюшки. На десерт предложили мороженое и персики без косточек и кожуры.

Во время путешествия писатели выпускали стенную газету «За душевное слово». Редакторами были Архангельский, Безыменский, Александрович и Исбах, художниками — Кукрыниксы, сотрудниками — все желающие.

Вот несколько образчиков шуток из стенгазеты:

— Л. Леоновым сдан в ГИХЛ, «Молодую гвардию», «Сов-литературу» и МТП роман-эпопея «Каналъчуки»;

— Габрилович заканчивает повесть о Бел-Бал. канале — «И я там был»;

— В. Инбер по заданию Немировича-Данченко пишет либретто оперы «Каналъчики граненые»;

— Взирая на карельские граниты, старайся не думать о своем памятнике.

И. Кулик

Режиссура поездки была блестящей. Чекисты смогли показать гостям только то, что считали нужным, и писатели уверовали во все увиденное и услышанное. Например, во время одной из остановок литераторов привели в барак Перед входом в него висело меню, окруженное венком затейливых рисунков: лиловые цветочки, пейзажики. Крупный заголовок гласил: «Кушай, и строй так же, как кушаешь», а ниже — собственно меню:

«Обед.

Щи (12 кг на человека)

Каша пшенная с мясом (по 300 граммов) Котлеты рыбные с соусам (до 75 граммов) Пирожки с капустой (по 100 граммов)».

После поездки писатели оставили специально для чекистов свои отклики о поездке. Это были не продуманные длинные статьи, а краткое описание своих впечатлений.

Писатель, по его же собственным словам, гордо носящий имя литературного чекиста, Л. Безыменский написал отклик в стихотворной форме:

М. Зощенко поразили люди ГУЛАГа, причем и заключенные, и их охрана:

«Меня больше всего поразили люди, которые там работали и которые организовывали эту работу.

Я увидел воров и бандитов (ныне ударников), которые произносили речи человеческим языком, призывая товарищей по работе брать теперь с них пример.

Мне не приходилось раньше видеть ГГТУ в роли воспитателя — и то, что я увидел, было для меня чрезвычайно радостным».

Никак не мог разобраться в своих чувствах Л. Кассиль. Он чувствовал, что увидел нечто необычное, грандиозное, но осмыслить увиденное не мог: «Об этих пяти днях буду помнить, думать многие ночи, месяца, годы. Каждый день, проведенный на канале, вмещал столько впечатлений, что к вечеру мы чувствовали себя как-то повзрослевшими, „углубленными“ и… немножко обалдевшими.

Хочется тотчас откликнуться своим трудом, собственным делом. Но все виденное за эти дни так огромно, сложно, необычно, что хлынувший напористый поток новых мыслей, решительных утверждений готов смести все установившиеся представления о людях, вещах, делах».

Итог поездки подвел Б. Ясенский, он же написал и о ее практической значимости:

Итогом поездки писателей стало написание коллективного труда «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства. 1931–1934 гг.»^[242]. Его авторами были Л. Авербах, Б. Агапов, С. Алымов, А. Берзинь, С. Буданцев, С. Булатов, Е. Габрилович. Н. Гарнич, Г. Гаузнер, С. Гехт, К. Горбунов, М. Горький, С. Диковский, Н. Дмитриев, К. Зелинский, М. Зощенко, Вс. Иванов, Вера Инбер, В. Катаев, М. Козаков, Г. Корабельников, Б. Лапин, А. Лебеденко, Д. Мирский, Л. Никулин, В. Перцов, Я. Рыкачев, Л. Славин, А. Тихонов, А. Толстой, К. Финн, З. Хацревин, В. Шкловский, А. Эрлих, Н. Юргин, Бруно Ясенский. Спустя несколько лет после издания большинство «героев» книги и некоторые из ее авторов были признаны «врагами народа». Книга осела в спецхранах библиотек, а основной ее тираж был выкуплен и уничтожен.

Были и менее значимые коллективные поездки, которые не преследовали столь грандиозных целей. Например, 20–26 сентября 1936 года группа писателей (М. Громов, Замошкин, Максимов, Д. Хайт, К. Зличенко, Г. Торпан, Дорохов, П. Орешин, Сидоренко, В. Козин) посетила Киев. По окончании поездки бюро группкома писателей признало ее результаты удовлетворительными. Было решено выразить в письменном виде благодарность ССП Украины, Правлению Литфонда и председателю МК писателей Гордееву «за проявленную заботу и внимание по обслуживанию экскурсии»^[243]. Принимая во внимание положительные отзывы писателей, побывавших в Киеве, а также успешно проведенные экскурсии в Ленинград и в Ясную Поляну, было намечено расширить план подобных мероприятий на 1937 год.

Руководитель экскурсии в Киев Г. Торпан описал, как много успели увидеть за поездку экскурсанты: «…мы смогли в короткий срок — 4 дня — осмотреть музейный городок на Печорке, два художественных музея восточного и западного искусства, музей в быв. Софийском соборе, побывать в опере на постановке „Запорожец за Дунаем“, совершить прогулку по Днепру на моторных катерах, побывать в б[ывшем] купеческом саду, на Владимирской горке, ознакомиться с фуникулером и с городом вообще, а также с Домом творчества писателей…»^[244] Положительно отозвались об экскурсии М. Громов, В. Козин, П. Орешин и Д. Хайт. Но не все остались довольны. К Зличенко в подробном отзыве отметил неподготовленность поездки, то, что не был заранее продуман план экскурсий, поэтому по прибытии было стихийно решено побывать в наиболее интересных местах. Мнения К. Зличенко и других экскурсантов о том, какие достопримечательности являются в Киеве наиболее интересными, существенно разошлись. Из-за неподготовленности сильно затянулась и очень поздно закончилась экскурсия по Днепру. «Пришлось по возвращении уничтожать с промежутком в один час и обед и ужин, что привело к сильному расстройству желудка, к тяжелому физическому состоянию»^[245]. Судя по всему, автору жалобы столько есть все же не следовало.

Кроме того, литератор был недоволен неэтичным, на его взгляд, поведением других экскурсантов. Дело в том, что после того как Литфонд объявил о том, что берет все расходы по организации экскурсии на себя, писатели, «любящие выпить», попросили снабжать обеды и ужины красным, белым вином и водкой. По мнению К. Зличенко, подобное поведение «нельзя считать удобным… потому, что эти напитки стоят дорого и потому, что если уж хотелось писателям пить вино и водку, то для этого имеются свободные рестораны». При всем этом недовольный экскурсант все же отметил, что и местком писателей Киева, и украинское отделение ССП, и Литфонд проявили заботу о всех прибывших писателях.

Как правило, во время большинства поездок литераторов тепло встречали на местах; предоставляли удобное (насколько это было возможно) жилье и щедро угощали. Но среди писателей находились и такие, кто считал это излишним. З. Пастернак вспоминала: «Вскоре после нашего возвращения в Москву (в 1936 году, с пленума писателей в Минске. — В. А.) в Союзе писателей состоялось собрание писателей… Выступление Бориса Леонидовича снова было рискованным. Он говорил, в частности, что пора прекратить банкеты, все не так весело, как кажется, и государство не в таком состоянии, чтобы тратить на писателей столько лишних денег»^[246].