Глава 45

Эльва, выбравшись из кротовой норы, почувствовала как в лоб ей упёрся гранёный ствол мушкета. Рука, затянутая в огромную кожаную перчатку, грубо рванула её, выволакивая наружу.

— Этьен, посмотри, может там ещё кто прячется? Или погоди, давай запустим туда Пишото.

Но услуги Пишото, коренастого пса с налитыми кровью глазами, не понадобились. Джессика вылезла из норы сама, приготовив шулам алуурчин. В неё целились сразу восемь стволов. Ещё несколько человек держали наготове вилы, пики и молотильные цепы. Плохо, она сможет справиться лишь с тремя. Остальные успеют выстрелить. Сила тут бесполезна. Джессика попыталась что-то сказать, но получила мощный удар прикладом по челюсти. Сознание покинуло её. Очнулась она в тесной камере, прикованной к стене ржавой цепью. Вместе с ней, прижавшись друг к другу, сидели с десяток девушек, женщин, старух и даже одна девочка лет восьми. Стояла невыносимая вонь. Пленные мочились и испражнялись прямо в канаву у левой стенки.

— Ну что, довольна?

Джессика посмотрела в угол. Гремя цепями к ней подползла Эльва с огромным синяком на щеке. Джессика пыталась обработать рану, но Эльва лишь отмахнулась от её руки. Несчастных поодиночке вызывали на допрос. Одну женщину, избитую до потери сознания принесли и бросили на солому. Вторая вернулась с разбитой губой. Она затравленно смотрела на своих товарок и тихо лепетала:

— Они сказали, что не будут бить. Они обещали, что не станут мучить если я подпишу их бумаги.

Старуха, дремавшая в дальнем углу, не открывая глаз спросила:

— Ты хоть поняла, что подписала?

Девушка лишь замерцала глазами.

— Откуда. Я грамоте не обучена. Они сказали, там написано, что я верю в бога. И если я не ведьма, то с радостью должна подписать.

— Дура. И ты поверила?

— Конечно поверила. Вы думаете они могут врать? Там все знатные люди…

Старуха лишь ухмыльнулась. Примерно через час Джессику забрали на допрос. Она успела незаметно уронить шулам алуурчин в солому. Эльва в это время смотрела совсем в другую сторону. В тесной камере с факелами на стенах стоял узкий стол, за которым сидел человек в забавной шапке. Слева от него стоял какой-то священник. У стены за маленьким столиком примостился на низкой лавке молодой парень, остриженный под горшок. Перед ним возвышалась куча исписанных бумаг. Дальний угол камеры был покрыт мраком.

— Кто такая? Откуда? Имя?

Джессика представилась Мадлен, пастушкой, потерявшей щенка в норе. Грета, её мать, приказала достать щенка, а когда Джессика застряла, полезла за ней и тоже застряла. Человек в шапке перевёл постный скучающий взгляд на стражника возле двери:

— Раздеть.

С Джессики сняли плащ и, сорвав нижнюю юбку, подтащили к деревянной доске, залитой кровью. Возле доски лежали щипцы, какие-то свёрла и иглы.

— А ну поверните её. Пастушка, говоришь? Тело уж больно нежное. Говори, ты Розалин Макбрайт?

Джессика опешила.

— О боже, нет конечно.

— Что ты сказала? Упомянула его имя в суе? Жиль, проучи-ка её.

Огромный человек, раздетый по пояс, вышел из тёмного угла и вытащив короткий хлыст, пару раз стеганул Джессику под рёбра. Когда её крики перешли в стоны, Джессике связали руки и вздёрнули почти под потолок. Босые ноги едва доставали до каменного пола. Она застонала от боли, но на присутствующих это не произвело никакого впечатления.

— Читай!

Ей подсунули свиток, испещрённый коричневыми буквами. Джессика от испуга даже не сообразила на каком языке был написан текст. Впрочем, для неё это уже было неважно. Джессика за время охот в совершенстве овладела большинством древних европейских языков и сносно читала по-монгольски.

— В предрассветной поре завывает метель, вьётся вихрями зимняя стужа. Я на снежной перине стелю нам постель, только ты в целом мире…

— Довольно. Где научилась читать? Кто научил? Она же и обучила тебя колдовству, ведь так?

Джессика оправдывалась, придумывая что-то на ходу. Они с Эльвой не раз обговаривали легенду, если угораздит попасться в плен, но как не готовились, предугадать все вопросы не получилось. Палач, который был выше Джессики на две головы, схватил клещи и аккуратно приподнял её грудь левой рукой. В камеру вбежал молодой служка и протянув бумагу, зашептал судье что-то на ухо. Не меняя выражения лица, тот, зевнув, махнул рукой:

— Отпустить.

Джессику вернули в камеру. Охранник швырнул ей одежду, руки заковывать не стал. Джессика подбежала к Эльве.

— Скорее дай мне клинки и снадобья.

Эльва лишь печально улыбнулась.

— Нет нужды. Возьми свой шулам алуурчин. И в следующий раз избавляйся от него аккуратнее.

Эльва долго копалась под платьем, замирая если кто-либо в камере смотрел в их сторону.

— На, держи. Хорошо, что догадалась выбросить. На допросе они бы не постеснялись залезть и туда.

Джессика тщательно протёрла клинок пуком соломы. Она прекрасно знала, где Эльва приютила его. Мысль о том, что ей придётся сделать то же самое вызывала отвращение.

— Мне обязательно прятать его туда?

Эльва пожала плечами.

— Теперь это не имеет значения. Они схватили старуху на площади. Все обвинения в колдовстве сняты.

Джессика оглядела товарищей по несчастью. Грязные, измождённые лица, затравленный взгляд. Они смотрели на неё, словно ждали какой-то помощи. Лишь старуха в углу продолжала дремать.

— Когда я уходила, здесь было больше народу. Где избитая женщина, где девочка, где красавица со шрамом?

— Приходил начальник стражи, предложил отпустить за выкуп. Как видишь — здесь остались лишь те, за кого ничего не заплатят.

— Но если обвинения в колдовстве сняты, то почему мы не на свободе?

— Нас посчитали за бродяг.

Джессика вскочила на ноги, испугавшись пробежавшей по полу крысы.

— Бродяги?

— Да. Здесь нет никого, кто сможет поручиться за нас. Учитывая особое положение — не будет даже суда, просто затравят собаками.

Джессика закрыла лицо руками.