Украинский должен быть единственным государственным языком в независимом государстве Украина. Раз страна Украина, то и язык один — украинский.

В государственном и политическом устройстве Украины довольно много иррационального и откровенно неудобного. Однопалатный парламент, выбираемые мэры и назначаемые президентом губернаторы, унитарность (автономия Крыма в составе Украины выглядела скорее насмешкой над идеей автономии, чем реальной автономией), отсутствие политического статуса крымских татар, двойного гражданства, неформализованная собственность, отсутствие государственного медицинского страхования и прочее — среди вышеперечисленного невозможность придания русскому языку статуса государственного выглядела несколько смехотворно. Тем не менее именно статус русского языка многие годы был предметом невероятных спекуляций со стороны абсолютно всех политических сил.

Леонид Кучма выиграл выборы у Леонида Кравчука, пообещав вернуть русскому языку статус государственного и, разумеется, этого не сделал. Наоборот, к концу своего правления изначально русскоязычный президент Кучма не только вспомнил деревенское детство и заговорил по-украински не хуже своих националистически настроенных оппонентов, но и утвердил подавляющее преимущество украинского языка во всех сферах общественной, деловой и даже бытовой жизни. Рассказывают, что если при раннем Кучме учителя в школах и преподаватели в вузах вели уроки и читали лекции на том языке, на котором им было удобно, то к 2004 году практически всех заставили перейти на украинский под угрозой увольнения. Государственный статус русского языка обещали созданные при активном участии Кучмы Социал-демократическая партия (объединенная) и Партия регионов, но даже имея большинство в парламенте, после выборов никто не возвращался к этому вопросу.

Прогрессивная социалистическая партия Наталии Витренко и Компартия тоже требовали возвращения русскому языку государственного статуса, но мгновенно забывали, как только оказывались в парламенте или местных советах. Единственным их достижением в этой борьбе было право депутатов от этих политических сил говорить в Раде на том языке, на котором они пожелают.

Даже «самый украинский президент Украины» Виктор Ющенко на предвыборных дебатах в 2004 году обвинял своего оппонента, тогдашнего премьер-министра страны Виктора Януковича, в том, что тот не сделал русский язык вторым государственным, хотя мог это сделать. «Але вин цього не зробив!» — патетически восклицал Виктор Ющенко, перечисляя провалы правительства Януковича, так придумали его спичрайтеры. И то, что Янукович не добился для русского языка более значимого статуса, было одним из самых серьезных обвинений. Избиратели расценили эти гневные высказывания как готовность сделать русский язык вторым государственным и были еще больше очарованы настоящим европейским демократом Виктором Ющенко. Впоследствии Ющенко неоднократно заявлял, что лично он за то, чтобы жители Украины знали как можно больше разных языков, в том числе и русский, но именно при нем жестко подавлялись попытки местных советов на востоке Украины ввести русский язык хотя бы в качестве регионального и именно при нем русский язык почти окончательно был убран из образовательной сферы. Правда, и украинский язык вместе с украинской культурой достаточной поддержки все-таки не получил. Вернее будет сказать, что вытеснение русского языка при Ющенко никак не способствовало возрождению украинского языка и украинской культуры. То есть в той или иной мере репрессивные действия в отношении русского языка во времена Ющенко сил и желания хватало, а на поддержку украинских языка и культуры — нет. Третий президент Украины куда больше был сосредоточен на разнообразном и очень дорогостоящем почитании памяти жертв Голодомора 1932–1933-х годов, а также личном собрании украинских (трипольских) древностей и других артефактов, чем на просвещении населения относительно величия украинской культуры. Ющенко, видимо, считал, что достаточно много раз сказать украинцам: «Мы — уникальная нация», и украинская культура немедленно окажется востребованной внутри страны и за ее пределами.

В какой-то момент националисты даже объявили Ющенко предателем национальных интересов. И обиды на состояние культуры в этом обвинении было гораздо больше, чем обиды, например, на неудачные газовые переговоры с Россией или сдачу Румынии нефтеносного шельфа острова Змеиный.

Партия регионов выиграла выборы 2006 года, снова пообещав государственный статус русского языка, но сначала увлеклась созданием коалиции с социалистами и коммунистами, а потом переключилась на борьбу с НАТО.

На досрочных выборах 2007 года было не до русского языка.

А в 2010-м Виктор Янукович выиграл президентские выборы. И придание русскому языку государственного статуса было важным пунктом его программы «покращення вже сегодня» (улучшение уже сегодня), но снова этого никто не сделал. Иногда мне кажется, что если бы русский как второй государственный входил в предвыборные программы «Свободы» или теперь уже Правого сектора, результат по-прежнему оставался бы точно таким же.

После 2010 года в невнимании к проблемам русского языка Януковича начали обвинять уже его собственные соратники. Оппоненты настраивали против него восток Украины и остальное русскоязычное население — где же ваш русский язык, опять обманули донецкие?

Янукович оправдывался: чтобы сделать русский язык вторым государственным, нужно внести изменения в Конституцию; чтобы изменить Конституцию, нужно, чтобы за это проголосовали 300 депутатов, 300 депутатов не найти, значит, второго государственного пока не будет, но мы над этим работаем. Так что русский язык у вас будет.

В 2012 году Верховная рада приняла Закон «Об основах государственной языковой политики», так называемый закон Кивалова-Колесниченко. Приняла не с первой попытки. С драками в парламенте, обвинениями националистов друг друга в предательстве. Именно в связи с принятием этого закона на Украине стало популярным выражение «развели как котят», так высказался о сопротивлявшейся принятию закона оппозиции тогдашний координатор парламентской фракции Партии регионов Михаил Чечетов.

Принятие этого в общем-то бессмысленного закона, якобы обеспечивавшего русскому и другим языкам статус регионального на территориях, где проживает больше десяти процентов носителей этих языков, вызвало первые со времен «Украины без Кучмы» столкновения протестующих с «Беркутом». Некоторые депутаты и активисты объявили голодовку. Акция протеста возле Украинского дома продолжалась несколько недель, но закон Кивалова-Колесниченко так и не отменили.

Впрочем, закон этот, который Партия регионов пыталась представить своим избирателям как безусловную победу на пути ко второму государственному, никак проблему русского языка не решал. Дело в том, что, с одной стороны, у противников второго государственного появлялся достаточно четкий аргумент: вам же разрешили вводить у себя в территориальных общинах второй язык, так и вводите, зачем еще и государственный. С другой — согласно этому закону второй язык вводился на территориях с десятью процентами иноязычного населения не автоматически, а только по решению местного совета. И если в Донецке или Запорожье провести такое решение через местный совет можно было, то в Киеве это было совершенно невозможно. Никто из депутатов Киевсовета ни за что не рискнул бы своим мандатом ради русского языка.

И проблема заключалась не в том, что в практически русскоязычном Киеве русский язык был никому не нужен, а в том, что украинцы к тому времени привыкли выбирать не тех, кто хоть как-то представлял их интересы, а тех, кто говорил красивые и правильные слова, да еще и принадлежал к большим партиям.

Существовала у закона Кивалова-Колесниченко и проблема имиджевая. Дело в том, что закон этот подали в Раду не просто депутаты от Партии регионов, а депутаты одиозные.

Александр Кивалов, ректор Одесской юридической академии, прославился еще в 2004 году. Во время президентских выборов он был главой Центральной избирательной комиссии и якобы лично фальсифицировал их результаты в пользу кандидата власти Виктора Януковича. Участники «оранжевой революции» дали ему прозвище Пидрахуй («подсчитай»). «Выходь, пане Пидрахуй!» — кричали манифестанты возле здания Центризбиркома на Печерске. Впрочем, никаких юридических последствий обвинения в фальсификации выборов для Кивалова не имели, точно так же, как не имели последствий и непрерывные обвинения его в коррупции. Тем не менее на фигуру, которая могла бы обеспечить в обществе консенсус по такому сложному вопросу, как второй язык, господин Кивалов никак не тянул. Репутация Пидрахуя не позволяла — проукраинские силы испытывали к нему жгучую ненависть еще с 2004 года.

Второй автор закона депутат от Партии регионов Вадим Колесниченко — тоже человек на Украине известный и почти всеми нелюбимый. Много лет он боролся за права русскоязычного населения Украины, но делал это каким-то настолько невероятным способом, что вызывал бешенство даже у адептов введения второго государственного. Чего стоили, например, его заявления о том, что в украиноязычных — а других, напомню, в Киеве не было — детских садах дети теряют шестьдесят процентов навыков, с которыми туда приходят, да и вообще отстают в умственном развитии от всех остальных детей своего возраста. Киевские родители были возмущены столь оскорбительной для них и их детей риторикой.

К моменту подачи в Раду законопроекта о языках господин Колесниченко успел отметиться и другими анекдотическими заявлениями, например, обсуждая права ЛГБТ в эфире одного из политических ток-шоу, он перепутал гомосексуалистов с эксгибиционистами и закончил свое высказывание по проблеме словами: «Сам бы их бил, ну не должны взрослые люди свои мудЬя показывать на улице!» Большой популярностью в Киеве пользовалась и его эмоциональная речь, посвященная уважению к ветеранам Великой Отечественной войны, в которой родившийся в 1958 году Колесниченко неожиданно помянул погибшего на фронте отца.

Словом, авторы закона симпатий у причислявшей себя к интеллигенции киевской публики, мягко говоря, не вызывали. С пророссийской стороны их считали конъюнктурщиками, пропихнувшими практически бессмысленный закон, чтобы заткнуть недовольных выполнением предвыборных обещаний «регионалов», с проукраинской — в лучшем случае просто ненавидели, в худшем — вообще не считали за людей.

Начавшуюся сразу после принятия закона Кивалова-Колесниченко, который местные медиаактивисты с присущим им остроумием немедленно окрестили закон КаКа, бессрочную акцию протеста можно считать одной из репетиций Майдана 2013–2014. Именно там началось слияние говорящих и пишущих по-русски представителей украинского аналога российского креативного класса с радикальными националистами из партий «Свобода», Конгресс украинских националистов, организаций вроде «Патриота Украины» и «Тризуба имени Степана Бандеры». Партии «Свобода» выступления возле Украинского дома обеспечили победу (пятое место) на выборах в Верховную раду, проходивших в 2012 году. И поддержали «Свободу» на выборах киевские креаклы — те, кто зимой 2013–2014 будут гордо именовать себя «жидобандеровцами».

Именно возле Украинского дома демонстранты впервые за много лет пошли на бойцов «Беркута» с дубинками и газовыми баллончиками. Именно тогда в головы радикально настроенных ненавистников режима Януковича стали вбивать мысль о том, что силовое противодействие жестким мерам милиции и «Беркута» является не нарушением закона, а необходимой самообороной. Так что судить демонстрантов за драку с милиционерами ни в коем случае нельзя, а если и судить, то оправдывать, а вместо них сажать милиционеров, напавших на мирных протестующих.

Обвинения, предъявленные участниками драк с «Беркутом», общество и медиа считали политическими, а суд над ярче всех засветившимися драчунами — расправой над инакомыслящими. Впрочем, став для СМИ героями, судимые участники акции узниками совести так и не стали — они получили минимальные условные сроки.