19. ТАФРИС

Тренировочный брус шириной примерно в один горианский фут был погружен на ярд в глубину отделанной деревом шахты, расположенной в сарае с деревянным полом и высоким потолком. Брус сотрясался от ударов.

У меня на руках были ганни, тренировочные перчатки, мягкие внутри и утяжеленные несколькими фунтами свинца. Польза от ганни была двоякой, во-первых, они укрепляли мускулатуру плеч, спины и рук, давая невиданную силу. Во-вторых, когда их снимали, руки, избавленные от тяжести, летали, как шершни. Я стоял близко к брусу. Кулаки двигаются с наибольшей быстротой и силой на расстоянии шести дюймов вслед за движением прямой спины и руки. Это похоже на выпущенную стрелу, которая имеет наибольшую скорость и максимальную поражающую силу немедленно после того, как выпущена с тетивы. Сильный человек может разбить тренировочный брус за несколько часов. При помощи ганни можно разбивать стены. Я ударял по брусу, оставляя на нем вмятины, заставляя его трястись на подпорках.

Вчера нас инспектировала хозяйка. Осмотрев меня, она быстро завершила проверку, едва взглянув на рабынь.

Я снова и снова бил по брусу. Очень важно удерживать равновесие. Это позволяет быстро маневрировать и лишает противника возможности воспользоваться твоей неуверенностью или неловкостью при перемене позиции. Мои ноги редко расходились больше чем на двадцать дюймов. Раньше на тренировках мои щиколотки сковывали цепью, теперь, привычно, не думая, я старался держать правильное расстояние между ногами. Многие бои рабов — подобие гладиаторских схваток на Земле — представляют собой просто кровавые драки, на которые нравится смотреть свободным людям. Но Кеннет и Барус делали ставки на таких боях и относились к делу серьезно. Они посвящали много времени тренировкам невольников. В результате за последние четыре-пять лет конюшни леди Флоренс из Вонда стали необычайно популярны своими схватками рабов. А Кеннет и Барус скопили кое-какие деньги в результате этого, однако свободные люди высших каст Гора мало интересовались подобными делами.

Я наносил удар за ударом по брусу, как бы избивая его. Он скрипел, я слышал треск дерева. Снова и снова, еще и еще я молотил по нему. Высокий потолок и стены сарая тряслись от ударов. Почувствовав, что брус скоро сломается, я увеличил их силу.

Довольно часто, раз в четыре или пять дней, на меня надевали капюшон, заковывали и сажали в повозку с другими такими же боевыми рабами-гладиаторами. В должное время меня освобождали от цепей и капюшона на арене, вокруг которой собирались, как правило, свободные люди низших каст. Обычно на арене уже находился другой раб. Наши руки обматывались кожей, чтобы мы не повредили их. Можно было драться ногами, но смертельные удары запрещались. Бой продолжался с перерывами, чтобы, во-первых, продлить зрелище, а во-вторых, дать бойцам возможность передохнуть. И так продолжалось, пока кто-то из двоих не падал на песок.

Зрители орали и заключали пари. Свои первые бои в конюшнях я проиграл, но потом, после тренировок, набрался опыта. Я выиграл последние семнадцать схваток, пять из которых проводились не в наших конюшнях. Обычно я бился в группе тяжеловесов. Некоторые малорослые мужчины являются великолепными бойцами, однако из-за веса они не могут противостоять более крупным, несмотря на равенство в умениях.

Брус неожиданно разлетелся на щепки под моими ударами. Я откинул голову и глубоко вдохнул.

И тут я внезапно почувствовал ее за моей спиной, маленькую блондинку с ошейником, в коричневой тунике.

— Телиция, — позвал я.

Она принялась снимать мой левый ганни, оказавшийся слишком тяжелым для нее. Она взяла его обеими руками и положила на полку у стены.

— Кеннет знает, что ты здесь? — спросил я.

Не отвечая, Телиция нежно сняла тяжелый груз с моего правого кулака. Я повторил вопрос:

— Кеннет знает, что ты здесь?

Положив второй ганни рядом с первым, она повернулась и посмотрела на меня. Я встретился с ней взглядом. Телиция дрожала. Опустив голову, она пошла к наполненному водой деревянному ведру в углу сарая. Рядом был черпак из тыквы. Она опустила его в ведро и, набрав воды, подошла ко мне. Я напился, отдал ей черпак, и она вернула его на место. Ее босые ноги утопали в опилках на полу. Телиция, держа большое грубое полотенце, начала нежно обтирать мое тело. Я весь был покрыт потом.

Мы были одни в сарае. Там находилось несколько стойл, пустых, но заполненных соломой.

Я откинул волосы, падающие ей на глаза. Она стояла на коленях около меня и, продолжая дрожать, вытирала мои ноги. Я повторил свой вопрос:

— Кеннет знает, что ты здесь?

Она молчала, не поднимая головы.

— Говори, женщина, — приказал я.

— Нет, — прошептала она, внезапно подняла голову и посмотрела на меня.

— В полдень за мной приедет повозка, — сказала она. — Меня отправят на рынок. Меня продадут.

— Я знаю, — ответил я.

— Я не хочу, чтобы меня продавали, — заплакала она.

— Ты — рабыня, — сказал я, — твои желания не важны.

— Я знаю, — прошептала Телиция. — Повозка скоро будет здесь.

Я кивнул. Ее свяжут, наденут капюшон, а потом посадят в повозку, чтобы отвезти на рынок.

Внезапно она отбросила полотенце и, всхлипывая, взглянула на меня. Ее светлые волосы рассыпались по плечам, голубые глаза были мокрыми от слез.

— Телиция у твоих ног, — прошептала она жалобно. — Господин…

Я поднял ее на руки и понес в одно из стойл, где осторожно положил на солому.

— Телиция! Телиция! — услышали мы голос Кеннета. Пробило десять часов, наступил горианский полдень.

— Я должна убежать, — заплакала Телиция.

Я потрогал ее клеймо и дотронулся пальцами до ошейника. Она лежала обнаженная на соломе и смотрела на меня.

Я покачал головой.

— Нет, Телиция, для таких, как ты, нет выхода. Ты — горианская рабыня.

— Я знаю.

— Телиция!

Кеннет появился у стойла. Мы быстро, виновато отпрянули друг от друга. Затем, немедленно склонив головы, опустились на колени перед свободным человеком.

— Где ты была? — спросил Кеннет.

— Здесь, господин, — проговорила она сквозь слезы.

— Надень свою тунику, — приказал он. — Повозка готова.

— Да, господин. — Телиция поспешно надела через голову свое крошечное, трогательное одеяние.

— Джейсон, — строго обратился ко мне Кеннет. — Кто-нибудь из свободных людей разрешил тебе вступить в связь с этой рабыней?

— Нет, господин, — ответил я, не поднимая головы.

— Ты понимаешь, что тебя могут убить за это? — поинтересовался Кеннет.

— Да, господин, — признался я.

— Ну, как она?

— Очаровательна и горяча, — ответил я.

Девушка покраснела. Я улыбнулся. Мне показалось, что Кеннет на самом деле не возражал против того, чтобы я занимался сексом с этой очаровательной девицей. Он не стал приковывать ее к кольцу этим утром, что обычно делается с девушкой, которую намереваются скоро продать. Наоборот, он дал ей свободно передвигаться. Я думаю, Кеннет был незлым человеком. Он, без сомнения, ожидал, что Телиция станет искать меня. И ее не очень искали. А потом Кеннет прямо направился в сарай, где я тренировался.

Кеннет бросил мне связывающий шнурок и поводок.

— Свяжи, прикрепи привязь, а потом доставь к повозке, — велел он мне.

— Да, господин, — ответил я, подошел к Телиции, связал ее руки за спиной и пристегнул поводок к кольцу на ошейнике.

Следует заметить, что Кеннет, позволив очаровательной рабыне заняться любовью, был уверен, что она разогреется перед продажей. Так что его посыл был не совсем альтруистичен. Живая, страстная женщина, конечно, ведет себя совершенно иначе в группе, чем вялая, холодная и неудовлетворенная. Конечно, существуют различные подходы в таких делах. Например, по-настоящему фригидную девушку почти обязательно продают первой. Сексуальная холодность является невротической роскошью, которой горианцы не считают нужным потакать. Это позволяется только свободным женщинам. Та самая рабыня, которая в первую продажу была фригидной, скорее всего, ко времени второй продажи, даже в течение одного года, станет удивительно сладострастной, нуждающейся в любви и прикосновении строгого хозяина.

— Пошли, — скомандовал Кеннет.

Я последовал за ним, ведя на поводке Телицию.

— Здравствуй, Кеннет, — сказал Борто, возница повозки с низкими бортами, запряженной тарларионом. — Я вижу, у тебя есть рабыня.

— Здравствуй, Борто, — ответил Кеннет. — Да, и я думаю, она теперь вполне готова к продаже.

Борто рассмеялся.

— Я привез тебе другую, на замену. — Борто указал на согнутую фигуру в мешке для невольников.

— Хорошо, — произнес Кеннет, — у нас мало конюшенных девиц. Они помогают держать рабов удовлетворенными и используются на легких работах, где жалко тратить мужскую силу.

Борто улыбнулся и протянул Кеннету записку, достав ее из туники. Кеннет взял ее и, прочитав, нахмурился.

— Понятно, — сказал он и приказал мне: — Посади Телицию в повозку и поводком свяжи ноги.

— Да, господин, — ответил я.

Телиция взглянула на меня. Ее руки были связаны за спиной, в глазах стояли слезы. Она подняла лицо ко мне, и я поцеловал ее в губы. Затем поднял ее в повозку и поставил коленями на доски. Короткое одеяние не закрывало ее очаровательную грудь. Одежда задралась на бедра. Я пропустил поводок между ее ногами, связав им скрещенные лодыжки. Таким образом я зафиксировал рабыню в положении, из которого она не могла подняться и которое заставляло ее держать голову опущенной. Это обычный галстук смирения для рабынь.

Девушка в мешке сердито и раздраженно зашевелилась.

— Она разве не знает, что не должна двигаться? — спросил Кеннет.

Борто засмеялся.

— Очевидно, нет, — сказал он.

— В записке ничего не говорится о том, что она не подойдет в конюшенные шлюхи, — сказал Кеннет.

— Несомненно, ее следует обучить кое-чему, — заметил Борто.

— Барус! — позвал Кеннет.

— Да, — ответил тот. Он находился рядом, пересчитывая мешки с кормом.

— Принеси конюшенный ошейник, — велел Кеннет.

Барус отложил таблицу и перо и отправился в стоящее рядом маленькое здание. Там находилось помещение для инструментов.

— Надень на Телицию капюшон, — приказал мне Кеннет.

Телиция продолжала плакать. Я взял капюшон со дна повозки и накинул ей на голову, перехлестнув ремни и застегнув их у нее под подбородком. Потом я спрыгнул из повозки.

Кеннет бросил ключи от ошейника Телиции Борто, тот поймал их и положил в свою сумку. Теперь ее ошейник снимут только тогда, когда новый будет готов заменить его. Может быть, это будет ошейник какого-нибудь работорговца.

— Достаньте невольницу из мешка, — приказал Кеннет. — Мы посмотрим на нее.

Борто развязал веревки в низу мешка. Барус подошел к повозке и протянул Кеннету конюшенный ошейник, легкий, замкнутый круг из железа с прикрепленным к нему кольцом, самый обычный ошейник, предназначенный для конюшенных девиц.

Борто поднял мешок вверх, как будто вытряхивая девушку из него. Она показалась, стоящая на коленях, с мешком, все еще закрывающим верхнюю часть ее тела. Я увидел, что у нее красивые ноги.

На ней была коричневая туника, похожая на ту, какую носят конюшенные шлюхи, однако немного длиннее.

Борто наконец сдернул мешок.

— Ничего себе! — воскликнул Кеннет.

Я тоже был удивлен. На дне повозки на коленях перед нами стояла Тафрис, одна из обслуживающих леди Флоренс рабынь с закованными за спиной руками. С ее покрытого эмалью ошейника свисали два маленьких ключа.

— Кажется, ты перестала быть любимицей своей госпожи, Тафрис, — сделал заключение Кеннет.

— Возможно, — ответила она.

Он посмотрел на нее.

— Возможно, господин, — поправилась девушка.

— Ложись на живот, — скомандовал Кеннет, — а голову свесь с борта повозки.

Тафрис сначала опустилась ниже, потом легла на живот и свесила голову с края повозки. Кеннет, сняв один из ключей, расстегнул и снял отделанный эмалью ошейник, который был на ней, и положил его на дно повозки. Затем застегнул конюшенный ошейник на ее горле. Тафрис вздрогнула.

Какое-то время он заставил ее лежать, затем сказал:

— Вылезай из повозки и встань здесь, передо мной.

Она с трудом поднялась и осторожно, так чтобы ее туника не задралась вверх, перебросила ноги через край повозки и спустилась на землю. Кеннет внимательно смотрел на нее. Тафрис была соблазнительной девицей.

— Ты больше не домашняя рабыня, — сказал он. — Здесь на конюшнях живут сильные мужчины. Стой прямо и красиво.

— Я надеюсь, — с раздражением сказала она, — господин прочитал записку, которая сопровождала меня.

Кеннет достал записку из туники, куда раньше положил ее, и снова прочитал про себя с подчеркнутым вниманием. Тафрис вскинула голову.

— Я не вижу, где здесь сказано, что ты не конюшенная девица, — заметил он.

— Господин! — запротестовала Тафрис.

— Ты разве не простая конюшенная шлюха? — спросил он.

Тафрис бросила на меня быстрый взгляд.

— Да, господин, — сказала она. — Я потеряла расположение своей хозяйки. Теперь я простая конюшенная девица.

— Ты права, — сурово проговорил Кеннет, убирая записку в тунику.

— Господин?

— Принеси большие ножницы, — велел Кеннет Барусу.

— Господин? — снова спросила Тафрис.

Барус уже вернулся с большими железными ножницами из помещения для инструментов. Эти ножницы использовались для стрижки шерсти у хартов. Леди Флоренс не разводила хартов, хотя на ближайших фермах они выращивались. Майлз из Вонда, например, выращивает и хартов, и тарларионов.

Такие ножницы использовались на конюшнях для различных целей, когда надо было что-то разрезать, например открыть мешки с кормом или подстричь волосы у рабынь. Из этих волос плетут непревзойденные веревки для катапульт. Кстати, рабам не разрешается входить в сарай для инструментов. Все режущие инструменты в конюшнях находятся на строгом учете.

Кеннет с ножницами в руках отступил на шаг и посмотрел на Тафрис.

— У тебя туника с рукавами, — сказал он. — Давай оголим твои руки, чтобы ты могла лучше работать.

— Работать? — переспросила она.

Кеннет отрезал рукава туники.

— Давай освободим и ноги, — задумчиво проговорил он.

Взяв ножницы, Кеннет сильно укоротил подол туники Тафрис. Это не огорчило меня. Кеннет передал ножницы Барусу.

— Подожди, вот госпожа услышит об этом! — закричала девушка.

— Я сделал это, чтобы доставить удовольствие своим людям, — зло ответил Кеннет.

Она отшатнулась, а он оторвал еще несколько кусков от только что отрезанного подола ее туники. Тафрис, выставленная напоказ, закричала от обиды.

— И это тоже! — проговорил он.

— Пожалуйста, нет, господин! — заплакала она.

Но его руки уже рвали тунику, обнажая красоту ее груди. Наконец он разорвал ее одежду на левом боку до бедра, превратив в неприлично короткие лохмотья. Я заметил, что у Тафрис было обычное для Гора клеймо: «кейджера». Именно такое клеймо, очаровательное, маленькое, выполненное в виде написанной курсивом буквы «кеф», заглавной в слове «кейджера», носит большинство горианских рабынь.

Кеннет ударил девушку по ногам, так что она, рыдая, упала на колени в грязь.

— Дай мне ножницы, — приказал он Барусу.

— Записка, записка, господин! — с чувством проговорила девушка, глядя снизу вверх.

— Не пора ли, — обратился Кеннет к Барусу, — забрать волосы этой рабыни?

— Думаю, пора, — ответил Барус.

У Тафрис были длинные темные волосы.

— Записка, записка, — молила девушка.

— Не бойся, рабыня, — успокоил ее Кеннет. — С тобой будут обращаться в точном соответствии с каждой буквой записки. Но кроме этого, ты еще станешь конюшенной девкой.

И он, взяв ее за волосы, отрезал их ножницами по самую шею.

— Свяжи их и положи в мешок, — обратился он к Барусу.

Девушка рыдала.

Обычно Кеннет не стрижет волосы конюшенных рабынь даже осенью. Но иногда он пользуется этим как дисциплинарной мерой воздействия. Горианцам традиционно нравятся длинные волосы у женщин. Остриженная девушка в ошейнике становится объектом презрения и насмешек. Обычно девушки идут на все, чтобы угодить мужчине и не быть остриженной. Постоянно стригут лишь тех рабынь, что работают на фермах или ранчо, девушек низшего сорта, используемых в таких местах, как мельницы, прачечные и кухни. Конечно, подстричь могут даже рабыню высшего класса, если она прогневает хозяина. Девушки знают, что на их волосы всегда есть спрос.

Я смотрел, как Барус направляется к помещению для инструментов. Он нес отрезанные волосы и ножницы. Мешок, куда складывали остриженные волосы рабынь, пока не настанет пора вести их на продажу, находился в том же помещении.

— Встань, остриженная рабыня, — приказал девушке Кеннет.

Она быстро поднялась.

— Запомни, — сказал он, — ты больше не домашняя рабыня госпожи. Ты теперь конюшенная девка.

Она стояла прямо и красиво. Вид Тафрис в коротких лохмотьях конюшенной девицы с ошейником на горле вызывал желание изнасиловать ее.

— Неплохо, — прокомментировал Кеннет.

Девушка задрожала. Ее маленькие руки все еще были закованы наручниками за спиной.

— Совсем неплохо, — сказал Кеннет.

Барус снова оказался рядом.

— Ух ты, — сказал он. — Она не так плоха, остриженная.

— Да, — произнес Кеннет.

— Она будет приятным добавлением к тем рабыням, что есть на конюшне, — продолжал Барус.

— Думаю, да.

— Мне скоро пора ехать, — заметил Борто.

Барус подошел к расстегнутому, покрытому эмалью ошейнику, лежащему на дне повозки. Снял с него второй ключ, отпирающий наручники. Потом Барус подошел к Тафрис и освободил ее руки, а расстегнутые наручники с ключом бросил на дно повозки.

Борто поднял задний полог повозки и повесил наручники на специальные крючки.

— Желаю вам всего хорошего, — сказал Борто двум свободным людям.

— Желаем и тебе всего хорошего, — по очереди ответили ему Кеннет и Барус.

Борто поднялся на повозку и, щелкнув кнутом, погнал двух тарларионов, управляя ими с помощью поводьев. Он запел.

Я смотрел, как удаляется повозка и ее колеса оставляют след в мягкой пыли конюшенного двора. В повозке, скрюченная, связанная по рукам и ногам, сидела Телиция, животное, предназначенное на продажу. Я отвернулся и взглянул на Тафрис.

— Выпяти бедро! — командовал ей Кеннет. — Поставь ногу так! — И он пнул ей по правой голени. — Втяни живот! Положи руки на бедра! Подними голову!

Тафрис быстро постигла, что больше не является домашней рабыней. Теперь она девушка на конюшнях. Мужчины здесь главные.

— Наклонись, — руководил Кеннет, — больше!

Ноги Тафрис подогнулись, и она ткнулась головой ему в бок. Кеннет отступил на шаг от нее. Я видел, ему доставляет удовольствие, что Тафрис находится в его власти.

Она не смела поднять голову.

— Барус покажет тебе твое жилище и объяснит обязанности, — сказал Кеннет.

— Да, господин, — ответила она.

Барус запустил руки в ее волосы, крепко сжав их.

Тафрис сморщилась от боли, но не двигала головой, зная, что находится в обычном положении, в котором ведут рабыню. Она пыталась посмотреть на Кеннета, но рука Баруса не позволила ей этого. Она должна была смотреть только на пыль под своими ногами. Барус повернулся и повел ее.

— Последи, чтобы новая девушка хорошо работала, — велел Кеннет.

— Надо почистить южные конюшни, — ответил Барус.

— Выгрести и отчистить! — приказал Кеннет.

Барус ухмыльнулся.

— Затем надо натаскать воды и залить поилки в конюшнях, с шестой по десятую.

— Да, — согласился Барус, повернулся и пошел прочь, волоча за собой Тафрис.

Вода достается из колодцев и переливается в большие деревянные бочки. Я не завидовал красавице Тафрис.

Кеннет обернулся ко мне.

— Ты умеешь читать? — спросил он.

— Нет, господин, — ответил я. — Не по-гориански.

Рабы в основном остаются неграмотными. Это делает их беспомощными и дает хозяевам возможность сильнее контролировать их. А потом, зачем рабу знать грамоту?

— Я не думаю, что наша маленькая подружка Тафрис попала в немилость к госпоже, — сказал Кеннет.

— Как, господин? — удивился я.

— Этого не произошло, — настаивал он.

— Но ее послали на конюшни!

— И она узнает, что это такое — быть конюшенной девкой, — строго проговорил Кеннет.

Я улыбнулся, не сомневаясь, что Кеннет говорит правду.

— Можно мне поинтересоваться содержанием записки, которая сопровождала ее?

Я догадался, что если бы я умел, Кеннет с удовольствием дал бы мне ее прочитать.

— Там написано, что ее необходимо исключить из использования рабами на конюшне, что ее не надо давать им для любовных игр.

— Интересно, — заметил я.

— Далее говорится, что при определенных условиях ей следует предоставлять свободу для наблюдений и передвижений. А также раз в неделю ее под каким-либо предлогом следует отправлять в дом.

— При каких условиях она сможет получать свободу передвижения и наблюдения? — поинтересовался я.

— В условиях, подходящих для сбора информации об определенном рабе, его местонахождении и занятиях.

— Обо мне? — спросил я.

— Да, — усмехаясь, ответил Кеннет.

Я промолчал.

— У нашей очаровательной Тафрис, кажется, есть дело на конюшне, — добавил Кеннет.

Я продолжал молчать.

— Кажется, госпожа не забыла своего бывшего шелкового раба.

Я ничего не сказал.

— Тафрис — шпионка, — прямо сказал Кеннет. — Хозяйка послала ее следить за тобой.

— Понимаю.

— Опасайся ее, — предупредил он.

— Спасибо за совет, — ответил я.