Глава 2 Миссис Вейл
Проснулся я в шесть утра. Было жарко. Я поднялся и принялся ходить по комнате, мысленно пытаясь привести в некоторый порядок вчерашние события.
Четыре пункта доминировали в моих мыслях.
Первый: кучка лебяжьих перьев, найденных мной в чаше на туалетном столике Сэмми.
Второй: белолицый субъект, с которым я уже покончил.
Третий: Джанина.
И четвертый: якобы тетка Сэмми.
Я чувствовал, что все четыре пункта заставят меня еще долго размышлять.
Кроме того, в глаза бросалось пока еще непонятное несоответствие между сообщением Джанины и рассказом белолицего. Удивляло, что этот тип при первой же встрече со мной в «Пучке перьев» позаботился сообщить, что Сэмми ушел оттуда вечером, и при этом вместе с Джани–ной. Зачем он мне это сказал? Конечно, он мог предположить, что поскольку я ищу Сэмми, то безусловно и немедленно отправлюсь по указанному адресу. В этом он был прав. Но предвидел ли он, что Джанина опровергнет его рассказ? Быть может, в то время он имел основание считать, что она поддержит его версию?
Так или иначе, Джанина не поддержала. Более того, она полностью его опровергла и, как кажется, такими словами и тоном, которые, пожалуй, заслуживают доверия.
Чем же все–таки объяснить такое несоответствие между утверждениями Джанины и брюнета? Впрочем, об этом можно думать сколько угодно, не продвигаясь к решению ни на шаг.
В течение примерно полутора часов я бродил из одной комнаты в другую, обдумывая все эти проблемы.
Иногда, правда, меня отвлекали воспоминания сентиментального порядка. Мне припоминались минувшие дни, проведенные в Южной Америке и других краях. Разумеется, все эти дни, овеянные романтической дымкой прошедших лет, представлялись восхитительными.
Затем я вновь возвращался к мыслям о своем деле и думал, что всякое собственное дело кажется весьма прозаическим и что в то же время одного оно волнует, захватывает, а другому досаждает. Конечно, только что начатое мною дело не могло еще оказать на меня определенного воздействия. Я был заинтересован им, хотя и очень далек еще от понимания запутанной цепи событий, приведших к трагической гибели Сэмми.
Разумеется, последние поступки Сэмми меня далеко не приводили в восторг. Сыграл он свою роль неважно. И вышел из игры, не оставив никаких вразумительных подсказок. Правда, такой образ действий никогда не был для него характерен.
Вскоре после восьми я принял холодный душ, заказал завтрак и оделся.
К этому времени я окончательно пришел к решению, что единственным способом продолжать это дело является метод быка. Следовало хотя бы в начальной стадии идти напролом, подобно быку в китайской палатке, сокрушающему все и вся, что попадется под ноги, и двигающемуся вперед. Этот метод, за неимением лучшего, может оказаться весьма эффективным, особенно если кто–то нанесет вам первый удар.
В девять я позвонил Старику по его частному номеру.
На этот раз тон его голоса был необычен: мягок и нежен, почти как у голубя.
— Так, дорогой друг… Что теперь? — проворковал он.
— Я кое–что обдумал.
— Это меня радует.
— У меня появился целый ряд соображений и возникло несколько планов.
— Дельных?
— Не знаю. Возможно, они приведут к цели, а возможно, и нет. Но вреда, думаю, не будет.
— Согласен.
— Мне нужна помощь.
— Какого рода? — спросил Старик.
— Точно еще не знаю. Но если бы вы смогли заполучить для. меня смышленого и образованного парня достаточно крепкого телосложения и ловкого, то я был бы очень доволен. И хотелось бы найти женщину, достаточно пожившую, чтобы обладать уравновешенностью, опытом и умом, и достаточно молодую, чтобы нравиться и быть в состоянии кого–либо очаровать, если это потребуется. Сможете ли вы что–либо предпринять в этом плане?
Старик что–то промычал и затем сказал:
— Хорошо. Можете считать, что с этим все улажено. Я пришлю их прямо к вам. Когда?
На минуту я задумался.
— Днем я намерен немного отдохнуть. Совершу небольшую прогулку и поиграю в гольф. Играя в гольф, я лучше соображаю. Вернусь в Лондон после полудня. Хотелось бы увидеть парня около шести. Я буду у себя. Женщина пускай встретится со мной в девять часов в «Гей Сиксти Клаб».
— Договорились. Это все? — спросил Старик.
— Да. Благодарю вас.
В тот же момент в трубке послышался щелчок. Старик не любил попусту тратить слова.
Немного побродив по улицам, я направился в гараж, завел машину и двинулся в Суррей, расположенный к югу от Лондона. Местность там чудесная.
Около двенадцати часов я проехал Доркинг и направил машину в Бичворт Голф Кос, где находилась превосходная площадка для игры в гольф.
За год до войны мне приходилось часто бывать там с Сэмми, с которым мы подолгу забавлялись игрой.
На этот раз площадка была пустой и выглядела заброшенной. Выйдя из машины, я принялся бродить, припоминая шутки и веселые забавные истории, которые любил рассказывать Сэмми.
Был прекрасный солнечный день, освежаемый легким прохладным бризом.
Я уселся на небольшую низенькую скамейку, зажег сигарету и почему–то вспомнил одну ночь, когда я и Сэмми на несколько часов были лишены спокойного сна, на который мы тогда имели бесспорное право. Это было в Фореле, на побережье Па–де–Кале, в первый год войны. Среди ночи я был разбужен страшными проклятиями, вырывавшимися из уст всегда достаточно корректного Сэмми. При тусклом освещении барака нашей части я увидел Сэмми в расстегнутом обер–лейтенантском мундире с высоким воротником, с кровоточащей, как у подрезанной свиньи, раной на щеке. Пока я продирал глаза, Сэмми подбирал самые нелестные выражения в адрес маки, то есть французских подпольщиков, и наших британских спецслужб, которые мы называли «бригадой плаща и кинжала по защите Па–де–Кале». Как выяснилось, Сэмми наткнулся на крадущегося вдоль бараков французского партизана — этот смельчак намеревался взорвать местную электростанцию. Увидев Сэмми в форме немецкого офицера, партизан, естественно, бросился на него и попытался задушить. Не тут–то было. Сэмми сам ловко нокаутировал этого несчастного, а потом начал ломать голову, что с ним делать. Теперь он пришел ко мне за помощью. Вместе мы погрузили бесчувственного поджигателя на тележку, прикрыли толстым слоем засохшего навоза и откатили подальше в лес, на безопасное расстояние. Позже вся эта история дошла до нас в виде анекдота — как какой–то партизан обнаружил себя в лесу на тачке под навозом и ровным счетом ничего не мог вспомнить о том, как же оказался в данных обстоятельствах…
Я невольно улыбнулся при этом воспоминании и поднял голову.
Где–то слева послышался шум шагов по гравию. По дорожке шла женщина.
Мои глаза расширились от восхищения. Поистине это был экзотический фрукт, это был персик. Тонкая, стройная, превосходно сложенная, с легкой походкой. Шатенка лет тридцати двух, эта красавица несомненно принадлежала к аристократическим кругам столицы. На ней элегантно сидела серая фланелевая курточка, под которой виднелась голубоватая рубашка с белыми полосками. Серая шляпка и модные шведские туфельки дополняли туалет.
Она медленно приближалась ко мне, идя по другую сторону той дорожки, у которой я сидел.
Внезапно мне в голову пришла мысль попытаться организовать знакомство с помощью какого–либо из моих испытанных приемов. Возможно, это могло показаться не особенно умным и тактичным, но, во всяком случае, было перспективно. Так или иначе, раздумывать уже было некогда.
Когда она находилась примерно в двадцати ярдах от меня, я тяжело поднялся, весьма неловко и неуклюже переступил через скамью и тотчас повалился наземь, издав невнятное болезненное восклицание. Затем, с трудом приподнявшись и стоя, как аист, на одной ноге, я тщательно изобразил на своем лице невероятное страдание.
Она клюнула на эту мистификацию и, подойдя ко мне, заботливо осведомилась:
— Вы ушиблись?
Я с трудом уселся на край скамейки и сказал:
— Боюсь, что я вывихнул ногу или ушиб ее о камень. Боль ужасная.
Она взглянула на меня парой своих очаровательных глаз. Они были карие, искристые, таинственные, а взгляд спокойный, ровный. Я почувствовал, что эта женщина обладает какой–то особой притягательной силой, источник которой я не мог объяснить.
Улыбаясь, она сказала:
— Мне очень жаль, но это иногда случается с людьми, которые бродят по площадке, не имея к гольфу ни малейшего отношения.
В глубине моего сознания начала было возникать мысль о явной неправомерности такого замечания по отношению к совершенно незнакомому человеку. Но цель, которую я ставил перед собой в данный момент, была выше подобных соображений, и я ограничился лишь крайне невнятным:
— Как же?.. Как же…
— А так, — сказала она. — Эта площадка предназначена только для членов местного клуба.
— Как же вы можете знать, член я этого клуба или нет?
— Конечно, может быть, вы и являетесь членом клуба, но я никогда не видела вас прежде.
— Однако я тоже никогда прежде не видел вас. Кстати, не можете ли вы помочь мне?
Она присела на другой конец скамьи.
— Собственно, что вы имеете в вицу?
— Видите ли, я не в состоянии ступать левой ногой. Я вывихнул ее или ударил. А она у меня и без того повреждена, и потому новый удар или вывих довольно опасен.
— Разумеется.
— И мне обязательно нужен доктор.
Она вздохнула, вынула из сумочки портсигар, достала сигарету и предложила мне. Я закурил.
— Вы не выглядите беспомощным человеком, — сказала она.
— Вполне возможно, — согласился я. — Однако все дело в том, что мне нужно добраться до доктора. Я предполагаю, что у меня вывихнут один из суставов. Со мной это бывало и в прошлом, и доктора довольно легко их мне вправляли.
Она улыбнулась. Улыбка делала ее сверхочаровательной.
— А как же вы намерены решить эту задачу?
Итак, она склонялась поддержать игру.
— Это довольно легко, — сказал я живо. — Если вы одолжите мне вашу тросточку, я попробую, хромая, добраться до своей машины. Правда, вряд ли я смогу вести ее. Больно будет нажимать на педали.
— А где ваша машина?
— Недалеко от ворот. Справа, по ту сторону шоссе.
— Мы сможем проделать все это проще, — заметила она. — Если вы дадите мне ключ от машины, я подгоню ее к воротам. Но вам придется добраться туда через эту площадку. Затем я доставлю вас в ближайшую лечебницу.
— Благодарю вас, — проникновенно сказал я. — Если бы было необходимо еще раз вывихнуть ногу, чтобы иметь возможность получить помощь от человека такой прекрасной души, как вы, то я ни на одну секунду не задумался бы проделать это!
Она приподняла брови.
— Так–так… Я понимаю ваши слова в том смысле, в каком, надеюсь, они были сказаны, — то есть как простую вежливость.
— Прошу вас не сомневаться в этом.
— Между прочим, кто вы?
— Разрешите представиться: моя фамилия Келлс. Майкл Келле.
— Миссис Вейл.
— Чрезвычайно рад, миссис Вейл! — сказал я совершенно искренне.
Она передала мне свою трость, и я начал медленное передвижение к воротам, сильно прихрамывая и изредка подавляя глухие вздохи.
Она шла рядом со мной, готовая поддержать меня в любую минуту в случае падения.
Возле ворот она быстро пошла к машине с переданным мной ключом, а я с удовольствием наблюдал за ее легкой походкой и думал, что не совсем хорошо так глупо шутить с приятной женщиной. Но что иное я мог сделать? Должен же я был как–то и с чего–то начать.
Вскоре она подогнала машину к воротам и помогла мне влезть в нее.
На окраине Доркинга мы остановились у найденного, нами дома одного из докторов.
Дорога до этого места заняла у нас всего лишь несколько минут, в течение которых мы оба хранили молчание.
Раз или два мне показалось, что она искоса бросила на меня быстрый взгляд, один из тех, которыми женщины осматривают мужчин, если заинтригованы ими. Но, возможно, это было только плодом моего воображения?
Вела она машину плавно, ловко и искусно.
В моей голове уже успел обозначиться в общих чертах план участия миссис Вейл в разрабатываемом мною деле. Ее участие могло оказаться и вполне возможным, и далеко не бесполезным. При этом я испытывал невольное чувство жалости к ней, хотя тут же мысленно ругал себя за сентиментальность.
Доктор был дома, и я, сильно прихрамывая и сдержанно охая, пробрался к нему.
В течение целых десяти минут я говорил ему всякую всячину, чтобы кое–как протянуть время.
Когда я вышел, моя хромота значительно уменьшилась.
— Ну как? — осведомилась миссис Вейл.
— Оказалось не так плохо, как я думал, — бодро ответил я. — Ничего не сломано и не повреждено. Ногу хорошо забинтовали, и через несколько дней все будет отлично. По крайней мере, так сказал доктор.
— Весьма рада слышать это. Я уже было начала беспокоиться о вас.
Я искоса взглянул на нее. Ее глаза были злыми. Почему? Впрочем, вся она пока что оставалась для меня загадкой.
— Мне очень приятно слышать это от вас, — сказал я как можно любезнее. — Но мне необходимо вернуться в Лондон, а я вряд ли смогу вести машину. Что бы можно было сделать? Как вы думаете?
— Никаких затруднений не вижу. Сегодня я собиралась в город и с удовольствием отвезу вас туда на этой славной машине.
— Превосходно! — восторженно воскликнул я. — Но вы уверены, что это не причинит вам беспокойства?
— О, нет! Я никогда не делаю то, что мне не нравится.
Я благодарно улыбнулся ей.
— Отлично, миссис Вейл. Вы поистине счастливая женщина.
Я попытался представить себе, что она могла придумать, если бы знала характер роли, которую я начал обдумывать для нее в моих планах расследования убийства Сэмми.
По пути в город мы обменялись ничего не значащими, обычными в подобной обстановке фразами.
Когда машина остановилась у моего отеля, она спросила:
— Есть у вас кто–либо, кто бы мог поставить машину в гараж? Если нет, то я могла бы…
— Нет–нет! Вам не следует затруднять себя. Я чувствую, что ноге несколько лучше и через несколько часов она будет в более или менее нормальном состоянии. О машине позаботится мой портье.
— Хорошо. Но, быть может, ваш портье сможет достать мне кэб?
— Одну минуту! Однако все это выглядит не совсем хорошо.
— Что вы имеете в виду?
Я усмехнулся.
— Вы должны знать, что именно вы были причиной повреждения моей ноги.
— Ничего не понимаю. Как так?
Я пожал плечами, взглянул ей прямо в глаза и улыбнулся.
— Сейчас объясню.
— Слушаю.
— Видите ли, каждый мужчина имеет свой идеал женщины. Вы понимаете, о чем я говорю.
— Допустим.
— Он хранит в своем воображении некий портрет такой идеальной для него женщины, не надеясь зачастую встретить ее в действительности.
— И что же?
— Так вот. Я встретил такую. Когда я увидел вас и понял, что вы и есть та, о. которой я думал и мечтал много лет, я оказался в таком волнении, что упал и вывихнул ногу. Таким образом, вы немножко в долгу передо мной и должны чем–то вознаградить меня.
— Чем же? — спросила она, подумав.
— Пообедать со мной сегодня вечером. Я чувствую себя одиноким. Что вы думаете об этом?
— Все это настолько странно и неожиданно, но что ж… Эта мысль мне нравится. Где мы будем обедать?
— Мне кажется, что было бы очень хорошо, если бы я встретил вас в Беркли в четверть десятого. Обещаю вам прекрасный обед.
— Хорошо.
— Вот и чудесно.
— Я не должна этого делать, — сказала она медленно. — Я приду туда.
— С нетерпением буду ожидать вас.
— Вы, кажется, очень интересный человек. Не так ли, мистер Келлс?
— В этом вы не ошибаетесь и даже будете приятно удивлены, узнав, насколько правы.
— Однако!
— Итак, в девять пятнадцать в Беркли?
— Я буду там.
Войдя в отель, я попросил портье побыстрее достать кэб.
Не прошло, пожалуй, и минуты, как моя новая очаровательная знакомая сидела в кэбе и приветливо помахивала мне рукой.
Глядя вслед удалявшемуся кэбу, я подумал, что все это весьма нехорошо, но тем не менее должно быть сделано. Для того дела, которое я имел в виду, она должна была подойти лучше, чем кто–либо другой.
В шесть часов позвонил портье и сказал, что ко мне пришел некий джентльмен. Я ответил, что жду его с нетерпением.
Когда он вошел в комнату, я быстро и внимательно оглядел его. Он мне понравился.
Это был стройный, тонкий в кости моложавый мужчина с весьма интеллигентным, симпатичным лицом. У него только–только начала пробиваться лысина на макушке.
— Добрый вечер, — сказал я. — Как ваше имя?
Он ответил, что его зовут Чарльз Фриби и что Старик направил его ко мне к шести часам.
Я попросил его сесть, предложил ему виски с содовой и спросил, какого рода работу он выполнял.
Кратко и точно он рассказал мне о своей деятельности в последнее время, и я убедился в том, что передо мной находится разносторонний профессионал.
— Что ж, — сказал я. — Если вы не очень щепетильны, то будете чувствовать себя в этом деле неплохо. Вряд ли я должен напоминать вам о том, что иной раз приходится быть если не мерзавцем, то, во всяком случае, чем–то в этом роде. И колебания здесь неуместны.
Он улыбнулся.
— Я не думаю, что смогу быть мерзавцем.
Внимательно взглянув на него, я убедился в том, что он, безусловно, не сможет быть мерзавцем, если того потребует дело.
Внешность у него была неприметная. В толпе его ни за что нельзя было бы заметить. Он производил впечатление человека, не привыкшего тратить зря время. На вид ему было лет тридцать с небольшим. Несмотря на худощавость, он несомненно обладал значительной физической силой. В его характере чувствовались настойчивость и целеустремленность.
Допив виски с содовой, он спросил:
— Каков будет мой первый шаг?
В ответ я спросил его, не говорил ли ему Старик обо мне.
— Да, но очень мало. Сказал только, что вы крупный специалист, что работаете самостоятельно и мелкими делами не занимаетесь. А что касается дела, в котором я буду участвовать, он не сказал ни одного слова.
— Он и не мог вам этого сказать, так как сам не знает. Не знаю этого и я, — пояснил я ему.
Он улыбнулся.
— Это звучит интригующе и обещает быть интересным.
— Возможно, так и будет. Пока же все в этом деле неясно.
Я предложил ему сигарету и закурил сам.
— Так вот, — сказал я. — Сегодня в 9.15 я собираюсь пойти обедать с одной женщиной в Беркли. Ее рост около пяти футов и восьми дюймов. Фигура изящная, стройная, гибкая. Красивые ноги. Глаза карие. Волосы красновато–коричневого цвета. Лукаво очерченная линия рта. Запомнили?
— Да.
— Когда мы кончим обедать, она уйдет. Я не знаю, куда она отправится и как это сделает. Возможно, она вызовет кэб. Может она и пешком уйти. Но мне нужно, чтобы вы пошли вслед за ней. Наблюдайте за всем, что может случиться. Если сегодня ничего не произойдет, то ночью можете отдохнуть, а утром возобновите слежку.
— И как долго я должен буду висеть у нее на хвосте?
— До тех пор, пока что–нибудь не случится, — сказал я.
— Вы думаете, что–нибудь случится?
Я кивнул головой.
— И какого рода может быть случай?
— Вопрос логичный, но вразумительно ответить на него не могу. Здесь может быть вот что. Кто–нибудь может что–либо предпринять против нее. Кто–нибудь может попытаться следить за ней, наконец, обойтись с ней дурно.
— Так, — сказал Фриби, — вы хотите держать ее под наблюдением и в нужную минуту обезопасить? Должен ли я в минуту опасности открыто прийти ей на помощь?
— Не совсем так. Задача здесь в другом. Во всех подобных случаях, если, конечно, они будут иметь место, а я думаю, что да, во всех таких случаях. ваше главное внимание должно быть обращено не на ее защиту, а на слежку, на выслеживание до конца того, кто ею чрезмерно заинтересуется.
— Я, кажется, начинаю понимать.
— Это хорошо. Мне жаль, что все это еще так неопределенно, но это именно так, и это единственный пока что вид наших возможных действий.
— Хорошо, — сказал он. — Не сомневаюсь, что все будет так, как надо.
Он допил свое виски, надел шляпу и ушел.
Мне он определенно понравился.
Я выпил коктейль и просмотрел свежие газеты. Новости были совсем неплохими. Похоже, что война медленно, но верно шла к концу и судьба Европы должна решиться не долее чем в течение года. Это было бы очень хорошо, так как я чувствовал себя просто больным от войны. Война сковывала развитие моих специфических способностей, глушила их. А может быть, наоборот? Может быть, она чересчур сильно их развивала? Так или иначе, твердой уверенности в том, в какую сторону она воздействовала на них, у меня не было, но зато я был полностью уверен в том, что война делала меня больным.
Покончив с чтением, я отправился на Киннаул–стрит.
Остановившись у дома № 23, я задумался, почему Сэмми взбрело в голову остановиться именно здесь? Прежде он всегда располагался в отеле, а к меблированным комнатам чувствовал отвращение.
Я нажал кнопку звонка и подождал. Никакого ответа. Казалось, что в доме никого не было.
Я толкнул дверь, и она тотчас распахнулась. Тетушка, видимо, была весьма доверчивой особой.
Я вошел в холл, закрыл за собой дверь и крикнул:
— Тетушка!
Ни звука в ответ.
Я поднялся по лестнице и вошел в комнату Сэмми.
Комната была прибрана и подметена. Два чемоданчика, принадлежность которых Сэмми я тотчас заметил, стояли на подставке для дорожных вещей, а его одежда, тщательно вычищенная, висела у кровати.
Закурив сигарету, я принялся бегло осматривать одежду Сэмми.
Мое внимание привлекла небрежно подшитая подкладка
пальто. Это было странно, так как Сэмми всегда щепетильно относился к своей одежде и являл собой образец аккуратности.
Не требовалось большого труда, чтобы догадаться, в чем тут дело.
Я вышел в коридор, поднялся на этаж выше и осмотрел другие комнаты. Все они были красиво обставлены. В большой комнате, расположенной над комнатой Сэмми, висел портрет тетушки в изящной рамке. Я подумал, что она действительно приятная женщина, которую мне обязательно придется навестить. Еще подумал о том, кто же делал всю работу в доме. Не сама же тетушка!
Я спустился на второй этаж, закрыл дверь спальни Сэмми, спустился на первый этаж и прошелся по комнатам. Все они были пусты.
Закрыв за собой парадную дверь, я вышел на улицу.
«Тетушке, пожалуй, не следовало быть столь доверчивой, — подумал я. — А может быть, это и не ее дом?»
В «Гей Сиксти Клаб» я прибыл без пяти девять и, остановившись на противоположной стороне улицы, принялся наблюдать за входившими в клуб.
Через несколько минут хорошо одетая девушка, по–видимому, та, которую я поджидал, появилась со стороны площади Беркли и вошла в клуб.
Она была среднего роста, стройная и держалась с большим достоинством.
Я перешел улицу и вошел в клуб. Девушка уже сидела в углу бара и пила джин.
Я подошел к ней.
— Добрый вечер. Не ищете ли вы случая встретиться со мной?
Она улыбнулась. Со своей искусно–имитируемой наивностью и некоторой робостью — этот имидж свойствен большинству наших секретных агентов прекрасного пола — она была очаровательна.
— Думаю, что да, — ответила она. — Вы мистер Келле? Не так ли?
— Это верно. Кто вас направил ко мне?
Она назвала Старика.
Я заказал себе виски и ей еще джина.
— В данный момент я не располагаю большим временем для беседы, — начал я. — Дело заключается вот в чем. Недалеко отсюда есть улица — Верити–стрит.
В № 16, на втором этаже, проживает женщина, именующая себя Джаниной. Довольно привлекательная. Я почти ничего о ней не знаю, но хотел бы знать больше. Надо выяснить, когда она здесь появилась, что делает, откуда берет средства на жизнь и прочее. Вероятно, кое–что можно будет вытянуть из ее соседей.
Протянув ей полоску бумаги с моим адресом и номером телефона, я добавил:
— Запомните это и затем выбросьте. Когда будет что сообщить мне, позвоните. Кстати, как ваше имя?
— Элисон Фредерикс, — ответила она и добавила, что все поняла и, как только что–нибудь выяснит, немедленно сообщит мне.
Она выглядела весьма исполнительной и толковой девушкой. Впрочем, Старик никогда и не пользовался услугами тех, кто не обладал хотя бы этими качествами.
Покончив со своим джином, Элисон поднялась.
— Итак, я иду работать, — сказала она и, поколебавшись с секунду, спросила: — Полагаю, это одно из тех дел, которые требуют осторожности?
— Вы были бы поражены, если бы узнали, в какой степени должны быть осторожны. Надеюсь, вам нежелательно сломать себе шею?
На ее лице появилась легкая гримаска.
— Нет, мистер Келлс, конечно, нежелательно. Между прочим, мне хотелось бы, чтобы вы знали, как я рада тому, что мне позволили работать с вами. Я думаю, что это большая удача.
На это я ничего не ответил. Я тоже надеялся, что дело пойдет к большой удаче, но тем не менее имел некоторые основания для сомнений.
Когда она ушла, я выпил еще виски с содовой и затем отправился в Беркли.
Не успел я пробыть там и двух минут за занятым мною столиком, как появилась миссис Вейл.
Она сразу же заметила меня и направилась ко мне.
Одета она была восхитительно и выглядела прекрасно. Жизнерадостная улыбка усиливала ее очарование.
Я заказал ей выпить и предложил сигарету.
Когда официант ушел, она сказала:
— Мистер Келле, я должна признаться, что в какой–то степени заинтригована вами.
— Это меня радует сверх всякой меры, — ответил я галантно.
— Думаю, однако, что вы и сами это знаете и догадываетесь о причине, побудившей меня согласиться пообедать с вами сегодня вечером.
— Чтобы сделать меня безмерно счастливым? — восторженно глядя на нее, осведомился я.
— Нет. Чтобы удовлетворить свое любопытство.
— Все равно я чрезмерно рад слышать, что вы заинтригованы мной. Любой мужчина был бы счастлив, заинтриговав такую прекрасную женщину, как вы… И такую умную.
Я улыбнулся ей.
Она прищелкнула языком и сказала:
— Вы должны уяснить себе то, что, по моему мнению, вывих вашей ноги является чистейшей фикцией.
— Вот так сюрприз!
— С самого начала я сомневалась в этом. И вот десять минут назад я остановила свой кэб по ту сторону улицы и имела возможность наблюдать за вашим шествием со стороны «Гей Сиксти». Ни малейших признаков хромоты!
Я пожал плечами.
— Что ж, в таком случае мои способности к восстановлению находятся в хорошем состоянии. Только и всего. Правда, здесь сыграл свою роль двухчасовой массаж, который я делал по предписанию врача. Но если даже моя нога и находится в неожиданном для вас отличном состоянии, то, полагаю, это не может вас особенно сильно огорчать?
Мы перешли в главный зал и с аппетитом пообедали, отдавая должное превосходно приготовленным блюдам и оживленно беседуя о всяких пустяках.
Минут через десять мы уже называли друг друга по имени.
Должен признаться, что я с большим интересом слушал ее. Она обладала острым язычком и сообразительностью. Ее меткие замечания были полны юмора, что придавало особую прелесть ее болтовне.
Теперь, когда я присмотрелся к ней поближе, я смог убедиться, что она действительно обладала исключительной привлекательностью. Ее глаза отличались приятным блеском, а звук ее мягкого, своеобразного тембра голоса как–то особенно волновал.
Когда мы пили кофе, я вновь подумал о той роли, которую готовил для этой столь милой женщины, и той легкости, с которой я намеревался поставить ее в весьма и весьма опасные положения, ежеминутно могущие возникнуть в острых столкновениях с пока невидимыми, но уже осязаемыми, не знающими снисхождения врагами. Но тут же я про себя улыбнулся. Мысль о том, что я начинаю считаться с чем–то и с кем–то помимо интересов дела показалась мне забавной. В какой–то момент, правда, я спросил себя, а не могу ли я оказаться влюбленным до потери всякого соображения? Должен сознаться, что эта мысль не была мне неприятной. Но тут же я подумал о страшных проклятиях Старика, которые он не замедлил бы призвать на мою бедную, лишившуюся разума голову.
В начале одиннадцатого миссис Вейл собралась уходить.
Швейцар подал ей кэб.
Я стоял на мостовой, опираясь одной ногой на подножку кэба, и глядел на нее через открытое окошко.
Внезапно и почти неслышно она сказала:
— Вы чуточку, совсем немножко, негодяй. Не так ли, дорогой Майкл?
Я изобразил на своем лице полнейшее недоумение.
— Дорогая Бетина, я шокирован. Никогда бы не подумал, что такой прелестный ротик может выговорить такое грубое слово. А вы даже улыбаетесь, произнося его. Однако почему же я немножко негодяй?
Она состроила недовольную гримаску.
— С самого начала вы прекрасно понимали, что если я пришла пообедать с вами, то это значит, как я уже вам говорила, что я немножко очарована вами. Однако вы умело позаботились о том, чтобы ничего не сообщить о себе. Вы весьма ловко уклонились от всех моих вопросов на этот счет.
— Позвольте…
— Не сделав ничего, чтобы удовлетворить мое любопытство, вы покидаете меня, даже не спросив, сможете ли вы повидать меня вновь.
— Но…
— Я ужасно разочарована, Майкл. Для мужчины, который выглядит так интригующе…
— Да дайте же мне сказать слово, Бетина!
— А что вы можете сказать?
— Послушайте, Бетина. Я имею достаточно оснований для того, чтобы не спрашивать, смогу ли я вас снова увидеть или нет. Я совершенно уверен в том, что если я этого не сделаю, то это сделаете Вы.
При этом я изобразил на своем лице как можно более приятную улыбку.
Она тяжело вздохнула.
— Дерзость, превосходящая все возможные границы… Хорошо… Вы найдете мой адрес в телефонной книге. Приходите как–нибудь вечерком на чашку кофе. Около половины седьмого.
— Вы очень добры, Бетина.
— Не совсем… Но я все еще хочу удовлетворить свое любопытство и намереваюсь сделать это как можно быстрее.
— Вы очень милы, Бетина. И вы должны знать, что я стремлюсь к вам всей своей душой. И если бы этот ваш кэб не загораживал весь проход у Беркли, то я сказал бы вам одну–две вещи, касающиеся вас.
— Что же?
— Я сказал бы о ваших глазах, о вашем нежном певучем голосе, о… вы сами знаете…
Она вновь вздохнула.
— Вы не только интригующий, вы ужасно опасный человек, Майкл. Эти же слова вы повторяли сотням женщин.
— Как вы можете…
— Не перебивайте! Я думаю, почему я всегда попадаю под очарование мужчин, подобных вам… Хорошо, дорогой Майкл… Приходите навестить меня. Спокойной ночи!
Кэб двинулся в направлении площади Беркли.
На противоположной стороне улицы, наискось от клуба, я заметил Фриби в двухместной черной машине.
Спустя несколько секунд машина Фриби медленно двинулась вслед за кэбом.
Итак, все было в порядке.
Я зажег сигарету и пошел по Пикадилли к себе в отель.
Около часа ночи задребезжал телефон.
Я мгновенно приподнялся на кровати и схватил трубку.
Это был Фриби. Он сообщил:
— Вы были правы относительно вашей знакомой. Она проехала через площадь Беркли, а затем оказалась на Чарльз–стрит. Здесь она остановилась у большого блока № 34. К счастью, я заметил, что кэб замедляет ход, и вовремя свернул в переулок. Я был рад этому. На ее хвосте оказалось другое такси. Из него вышел худой, довольно высокий мужчина. Он отпустил такси, осмотрелся по сторонам и скрылся в темном подъезде по другую сторону улицы. Почти тотчас же к этому темному подъезду подкатила двухместная, спортивного типа машина. Ее вела женщина. Она уверенно вошла в темный подъезд и оставалась там не более минуты. Затем она перешла улицу и скрылась в парадной дома № 34, куда перед тем прошла ваша знакомая. Последовать за ней я не мог, так как это парадное находилось под наблюдением высокого человека. Выйдя из машины, я подошел к самому углу дома, скрываясь за решеткой. Это дало мне возможность разглядеть мельком женщину в свете домового фонаря. Она среднего возраста, довольно миловидная, хорошо одета, с кошачьей походкой. Но рассмотреть сколько–нибудь подробно ее лицо мне не удалось. Минут через пятнадцать или двадцать к дому № 34 подъехал пустой кэб, видимо, вызванный по телефону. Кэб, на котором прибыла миссис Вейл, уехал пустым еще раньше. Еще минут через десять из дома вышла женщина, о которой я только что упоминал, и села в свою двухместную машину. Тотчас же из темного подъезда вышел высокий худой человек, быстро подошел к ее машине и занял в ней место рядом с женщиной. Машина тронулась и начала медленно отъезжать от дома. В этот момент из парадной вышла миссис Вейл. Она села в кэб, очевидно, назвала свой адрес, и кэб, легко обогнав двухместную машину, двинулся, как оказалось, прямо к ее дому. Двухместная машина прибавила ход и все время висела на хвосте у кэба. Кое–как мне удалось, надеюсь, незаметно, проследить обе машины до самого дома вашей знакомой. Там миссис Вейл отпустила кэб и вошла в дом. Двухместная машина замедлила ход возле этого дома, но, не останавливаясь, двинулась дальше. Не решаясь оторваться от объекта своего наблюдения, я медленно проехал с полсотни ярдов, осматривая местность. Заметив неосвещенный открытый двор, я въехал в него, оставил там машину и направился на улицу. В ту же секунду я заметил двухместную машину, шедшую в обратном направлении с потушенными фарами. Двигалась она медленно, как бы осторожно. Я едва успел отпрянуть в тень за выступ ворот. Машина медленно еще раз прошла мимо дома вашей знакомой и затем исчезла. Преследовать машину, очевидно также занятую слежкой, на пустынной улице я не решился. Разобрать ее затемненный номер оказалось тоже невозможным. Вот и все. До настоящей минуты больше ничего не случилось.
— О’кей, Фриби, — сказал я. — Вы сделали все, что нужно, и сделали отлично. Ваши наблюдения очень важны. Отправляйтесь отдыхать, а завтра утром снова понаблюдайте за миссис. Если будет что–либо — позвоните.
Он пожелал мне спокойного сна и повесил трубку.
Я вновь уселся на кровать и принялся обдумывать положение в свете новых, добытых Фриби фактов.
Итак, я был прав в своей догадке, что наши «друзья» начнут следить за миссис Вейл. Совершенно очевидно, что они проявят немалое любопытство ко всем, с кем я встречаюсь, кого я знаю. Действуют они по отношению ко мне достаточно оперативно и далеко не глупо. Так же, по–видимому, они действовали и по отношению к Сэмми. В делом, похоже, они собираются проявить ко мне и к людям, с которыми я встречаюсь, весьма значительный интерес. Возможно, столь же пристальный, какой они проявили к Сэмми. Отсюда, само собой, вытекала необходимость особой осторожности всех окружающих меня людей и одновременно максимального развития инициативы. Трагедия Сэмми не должна повториться с кем–либо из нас. На это я надеялся. Но все знать и предвидеть еще никому и никогда не удавалось. Пока что уже замелькали осязаемые тени наших готовых на все противников. Но кто они? Это еще предстояло узнать. Более того. Еще предстояло выяснить, почему же ими был убит Сэмми и почему, собственно, я стал объектом их повышенного внимания. Только потому, что расследую причину гибели Сэмми? Нет, нет! Для проявления столь большой заботливости с их стороны даже к моим знакомым этого явно недостаточно.
Несколько часов сна подкрепили меня, но продолжавшая где–то в глубине головы работать мысль заставила проснуться очень рано.
Я тотчас же поднялся и оделся, продолжая чувствовать досаду. Мне нравятся неясности, неожиданности, волнение и тому подобное, но при этом я всегда точно знаю, что и для чего делаю. Полная же неопределенность в данном деле раздражала меня.
Наскоро позавтракав, я вышел на улицу и не торопясь направился на Киннаул–стрит.
Там я на всякий случай позвонил, думая, тем не менее, что в доме либо никого нет, либо вряд ли кто мне откроет в такую рань. Подождав одну–две минуты, я вновь нажал кнопку звонка.
Мои пальцы уже начали перебирать в кармане ключи в поисках подходящего, как вдруг дверь тихо отворилась и на пороге показалась сама тетушка. Она была в халатике из черного с серым шелка и выглядела довольно привлекательно, несмотря на то что глаза ее еще слипались от только что прерванного крепкого сна.
— С добрым утром, уважаемая тетушка, — выговорил я как можно вежливее. — Как поживаете?
Она пожала плечами и выдавила кислую улыбку.
— Я поражена. Снова тот же человек… Что ему еще нужно, и в такой час, когда все люди еще спят? Вы всё еще ищете Сэмми?
— Нет, я с этим уже справился. Сэмми убит.
— Бог мой! — произнесла она прежним совершенно безразличным тоном.
Я молчал.
Секунду подумав, она отступила от дверей и сделала мне знак войти.
— Прошу.
Мы вошли в дом.
Она открыла дверь в комнату, расположенную справа от холла. Это была столовая.
— Присаживайтесь. Если хотите немного закусить или выпить, то вот все здесь на столе.
— Благодарю, я уже выпил свою порцию, но, если вы позволите, я закурю.
— Пожалуйста. Так что же с Сэмми? Вы серьезно это сказали?
— Подобное событие никак не может быть предметом шуток. Не так ли?
— Ну, как сказать. Некоторые люди обладают весьма странным чувством юмора.
— Согласен с вами.
На несколько секунд воцарилось молчание.
— Да расскажите же, что и как? — спохватилась тетушка трагически погибшего любимого племянника.
— Все произошло довольно просто. Очевидно, Сэмми был в баре «Пучок перьев», а потом отправился еще куда–то. Так или иначе, его видели пересекающим площадь близ Малбри–стрит. Как раз в тот момент на площадь обрушилась авиабомба, и это был конец Сэмми.
— Вы уверены в этом?
— Я был в морге и видел его. Это безусловно Сэмми. Между прочим, им желательно, чтобы вы туда пришли.
— Я?
— Да.
— Но откуда же они…
— Я им сказал, что вы являетесь ближайшей родственницей убитого.
— Так–так. Что ж, хорошо.
— Что хорошо?
— Ну, что вы… позаботились.
— Может быть, вы не будете возражать против того, чтобы я вас туда проводил? Скажем, сегодня утром, как только откроется морг?
— Нет–нет. Мне не хочется утруждать вас. Я отправлюсь туда сама.
— Хорошо, если вы это предпочитаете, пожалуйста.
— Вы сообщили мне действительно ужасную новость, — произнесла она равнодушно. — Не правда ли? Мне очень нравился Сэмми.
— Не сомневаюсь. Я и сам догадывался об этом. Разрешите?
Я потянулся к бутылке с виски.
— Да–да, прошу.
Налив себе полстакана и выпив, я сказал:
— Мне очень приятно вас видеть, тетушка, но мне надо собираться.
Она взглянула на меня с грустью.
— Не спешите. Выпейте еще. Мне нравится беседовать с вами.
Я налил еще полстакана виски с содовой.
— Как ваше имя? — спросила она вдруг.
Я сказал, что меня зовут Келлс.
— Думаю, что вы знали Сэмми очень хорошо, не правда ли? — спросила она.
— Да, мы были почти друзьями. По крайней мере, когда не ссорились из–за женщин или еще из–за чего–либо.
— Что ж, вам это подходит. Вам обоим, — сказала она, понемногу стряхивая с себя остатки сонливости и все более оживляясь.
— Сэмми был красивый интеллигентный мужчина, — продолжала тетушка. — Такой тип нравится женщинам. В вас тоже что–то есть.
— Вы мне льстите, тетушка.
— Я знаю, что говорю. Вы мне немного напоминаете Георга Рафта. Во всяком случае, думаю, вы нравитесь женщинам. Впрочем, я в этом уверена.
— Мне даже неловко, дорогая тетушка.
— Богу богово, а кесарю кесарево; всему следует отдавать должное. Кроме того, мне очень легко представить вас обоих ведущими ожесточенный спор по вопросам, не имеющим никакого значения, просто потому, что вам больше не о чем думать и нечего делать.
Я промолчал, обдумывая эту легковесную болтовню оживившейся тетушки. Болтовню, прорвавшуюся сразу и непосредственно после сообщения о гибели ее любимого племянника.
— Знаете ли вы, чем занимался Сэмми? — спросила она вдруг.
— Да, я знаю, что он делал.
— Что именно?
Я молча раскуривал сигарету.
— Или это большой секрет? Я знаю, что он был каким–то скрытным, таинственным. То и дело куда–то уходил, откуда–то приходил, и никто не знал, куда и откуда. Но, возможно, вам этого лучше не говорить? Возможно, это большая тайна?
Я взглянул на нее, улыбнулся и мягко сказал:
— Вы должны знать это, тетушка.
Она быстро спросила:
— Что за дьявольщину вы имеете в виду?
— Послушайте, уважаемая тетушка! Зачем все эти недомолвки? Неужели вы полагаете, что я являюсь последним идиотом?
— Я вас не понимаю, — произнесла она холодно и резко.
— Неужели? Значит, это не вы так заботливо оставили пучок перьев в чаше? Не вы? Конечно, вы. Вы проделали это для моего удобства. Ваша идея состояла в том, чтобы натолкнуть меня на мысль о следах, оставленных Сэмми. Я мог подумать, что этот пучок оставил Сэмми, что он хотел мне сказать этим о месте, которое как–то связано с перьями. Так оно и получилось, и вы помните, что я вас об этом и спросил. Очевидно, это дало вам возможность легко и как бы невзначай направить меня в «Пучок перьев». Там ваш друг белолицый уже поджидал меня, чтобы послать к Джанине. Но здесь произошла какая–то ошибочка. В тот момент моя встреча с Джаниной не предполагалась. Предусматривалось, по–видимому, что перед моим приходом Джанина спешно удалится. Но получилось иначе. Мы встретились с ней. Беседовали. И она сообщила некоторые факты, которые явно не сходятся с утверждениями вашего белолицего. На это вы не рассчитывали. Но и без того я уже был настороже. И что, по–вашему, я мог сделать и сделал?
До сих пор она слушала меня молча, покусывая губы и нервно шевеля пальцами. Теперь же она произнесла нетвердым голосом:
— Не знаю… Вы говорите вздор. Но… что вы сделали?
— Так. Я отправился в морг. И, взглянув на Сэмми, убедился в том, что это он. Кроме того, для меня стало очевидным то обстоятельство, что с ним кто–то был довольно груб. Уверен, что этот кто–то были вы с вашими милыми друзьями.
— Что за чертовщину вы несете? — выговорила она почти бесчувственным голосом.
— Легко могло статься, что Сэмми был убит здесь, — продолжал я спокойно. — Во всяком случае, он сделал пару выстрелов в кого–то незадолго перед тем, как был убит. Вы намеревались закопать его в той части площади, где шли работы по заделыванию большой бомбовой воронки. Там поблизости не было ни одного ночного сторожа, но имелся весь необходимый инвентарь для вашей цели. Никто бы больше ничего о нем не услышал. Это была замечательная мысль, но только с вашей точки зрения. Правда, вам неожиданно повезло. Думаю, что именно в то время, когда вы привезли его туда, по–видимому на тележке восстановительной службы, вы услышали шум самолетов и звуки сирен. Вы бросили Сэмми под стоявшим там грузовиком, а сами нырнули в ближайшую подворотню или парадное. Одна из авиабомб упала на площадь и взорвала грузовик. Удар был такой силы, что никто, как вы полагали, не мог бы узнать, отчего именно погиб Сэмми. После взрыва вы подошли к убитому и решили оставить его там, где он лежал. Вероятно, вас было трое, если не больше. Кто–то из вас двинулся навстречу показавшемуся на соседней улице полисмену Военного резерва и сообщил ему, что, по–видимому, на площади кто–то убит. Не знаю, сказал ли он, что видел убитого выходящим из дома Джанины. Думаю, что вряд ли. Во всяком случае, дело сделано превосходно! Приветствую и поздравляю вас, уважаемая тетушка!
— Вы идиот! — выпалила она, скривив губы в принужденной улыбке. — Вы, должно быть, сумасшедший. То, что вы говорите, смешно. И как вы можете знать все эти… забавные дела?
Я подумал, что настало время нанесения тетушке пары решительных ударов.
— Я как раз собираюсь заставить вас как следует посмеяться, рассказав, как именно я все это узнал. После того как я повидал Сэмми в морге, я вернулся назад и встретил вашего друга белолицего. Он совершил одну непростительную ошибку, сняв с пальца Сэмми кольцо. Видимо, оно ему понравилось. Я узнал это кольцо. Ну, и заставил этого типа говорить. Он много рассказал. Тогда я вернулся сюда и нанес вам маленький визит. Я хотел повидать вас, но дом был пуст. Я поднялся наверх и взглянул на одежду Сэмми. Оказалось, что вы уделили этой одежде изрядную долю внимания и заботы, стремясь убедиться в наличии или в отсутствии чего–то в ней. Затем вы зашили подпоротые места подкладки, но далеко не аккуратно. Думаю, что по какой–то причине вы торопились. Но по какой именно? Ну, тетушка? — Я подвинул свой стул поближе к ней. — Ваш единственный шанс, тетушка, — это говорить. В противном случае все может обернуться для вас дурно. И если вы не пожелаете говорить добровольно, то я намерен заставить вас. Не скрою, что я уже достаточно рассержен и уверен, что сумею приняться за вас как следует. Вы меня понимаете? Вы лживая, старая сука.
Она пожала плечами и беспомощно сказала:
— Что ж… Я думаю, что лучше всего…
Все последующее произошло в какие–то считанные доли секунды.
По–кошачьи ловко и мгновенно она смахнула с перечницы, которую перед этим придвинула к себе, крышку и высыпала все содержимое в мои глаза…
Тот, у кого никогда глаза не были полны перца, не имеет ни малейшего представления, что такое ад и геенна огненная!
Так или иначе, на несколько мгновений или даже секунд я очутился в таком положении, что абсолютно ничего не мог предпринять.
Тетушка, разумеется, — исчезла, и я был покинут в одиночестве во всей своей славе.
С закрытыми слезящимися глазами я сидел, курил сигарету и вполголоса говорил о тетушке.
Никому нет никакого дела до тех эпитетов, которыми я характеризовал эту голубоглазую ведьму. Эти тирады произносились мною на четырех различных языках и, как всякие заклинания, понемногу, хотя и очень медленно, уменьшали режущую боль в глазах.
Несколько придя в себя, я покинул пустой дом и отправился домой. Там я выпил солидную порцию виски, наложил на глаза примочки и попытался уснуть.