Кокаиновые будни Республики
Нас, однако, интересует положение с кокаиновой зависимостью среди граждан Республики Советов, поскольку песня о перебитых крыльях появилась именно здесь.
Достать кокаин в первое десятилетие советской власти не составляло особого труда. Наркотик продавали на рынках, им торговали на улицах и в притонах беспризорники и проститутки… Представители «дна» являлись и наиболее активными потребителями зловредного порошка.
Как отмечают исследователи, в новой России наркомания перестала быть «столичной болезнью», охватив губернские, уездные города и даже сёла. Лидером по распространению являлся именно кокаин. Врач Л. М. Василевский в брошюре «Дурманы» (1924) писал: «В последние годы у нас кокаинизм в крупных городах принимает грозные размеры, чему способствует контрабандный ввоз яда, особенно из Эстонии и Латвии. “Белый порошок”, “марафет” всё более распространяется… не только среди подонков столиц и особенно среди проституток и их “котов”, но и среди советских служащих, врачей и особенно актёров».
Москва и Питер считались признанными кокаиновыми лидерами. Одним из самых популярных мест, облюбованных «занюханными» в Белокаменной, были Сухаревские подземные уборные, где кокаинисты резались в карты и тут же, просадив всё, бежали на «дело». В Головине переулке, между Трубной и Сретенкой, находился так называемый «кокаиновый домик», держали его мать и сын Новиковы. Немало кокаиновых притонов было на Цветном бульваре и Домниковке. Популярным считался и «волчатник» в Проточном переулке. Хозяйка его, грубая одноглазая баба, скупала краденые вещи или обменивала их на порошок. «Королём кокаина» в Москве считался некто Батинин-Батулин. В январе 1925 года его арестовали агенты угрозыска и обнаружили при обыске небольшую «наркоразвесочную фабрику» с тремя работницами.
Борис Пильняк в повести «Иван Москва» писал: «В притонах Цветного бульвара, Страстной площади, Тверских-Ямских, Смоленского рынка, Серпуховской, Таганки, Сокольников, Петровского парка — или просто в притонах на тайных квартирах, в китайских прачечных, в цыганских чайных — собирались люди, чтобы пить алкоголь, курить анашу и опий, нюхать эфир и кокаин, коллективно впрыскивать себе морфий и совокупляться… Мужчины в обществах “Чёрта в ступе” или “Чёртовой дюжины” членские взносы вносили — женщинами, где в коврах, вине и скверных цветчишках женщины должны быть голыми. И за морфием, анашой, водкой, кокаином, в этажах, на бульварах и в подвалах — было одно и то же: люди расплескивали человеческую — драгоценнейшую! — энергию, мозг, здоровье и волю — в тупиках российской горькой, анаши и кокаина».
Не отставал и Питер. Здесь тоже социальной базой наркомании были преимущественно маргиналы: сутенёры, наводчики, мелкие грабители и второстепенные бандиты. Особо прогремело в 1925 году дело Григория Кутькова по прозвищу «Комендант чумного треста». Он контролировал уличную торговлю наркотиками между улицей Марата и Лиговкой — в самом криминальном районе Ленинграда. На него работали десятки беспризорных ребят, уличных проституток и содержательниц притонов. «Этот тип вращался среди ночных “фей” и распространял запасы отравы через знакомых ему передатчиц», — писал журнал «На посту». Когда «Коменданта» задержали, при нём обнаружили кокаин и шприцы для морфия. Репортёр справедливо отметил: «С десяток активных торговцев привлечены, но это только маленький отряд в армии “зачумлённых”, которыми кишат по вечерам и ночам наши улицы».
Временем расцвета кокаинизма стал нэп. В «Словаре жаргона преступников» того времени этот наркотик имел восемь синонимов: антрацит, кикер, кокс, марафет, мел, мура, нюхара, нюхта. Сюда можно добавить уже упоминавшуюся «кошку», «белую фею» и «бешеный порошок». Причина такой популярности очевидна: кокаин не требовал специальных притонов для курения, как опиум и гашиш, или шприца, как морфий. «Кокс» втягивали в нос с гусиного пера, ладони, ногтя, бумажки и т. д. Правда, торговцы разбавляли кокаин аспирином, мелом, хинином. В комедии Булгакова «Зойкина квартира» Аметистов спрашивает: «Кокаину принёс?.. Отвечай по совести: аспирину подсыпал?» Чистый кокаин («кошка») был большой редкостью. Поэтому многие кокаинисты в двадцатые годы прошлого века принимали дозы по 30–40 граммов в день без особых последствий.
Профессор-криминолог Михаил Гернет в исследовании 1924 года выяснил, что кокаин употребляли 82 % опрошенных им бездомных ребят. А. Р. Зиман в работе «О кокаинизме у детей» (1926) привел результаты опроса 150 беспризорных, из которых 106 (70,7 %) достаточно долго употребляли кокаин. Современный исследователь Станислав Панин пишет: «Опросы беспризорных детей об их состоянии во время “занюханности”, проведённые в 1920-е гг., выявили следующую картину. Дети были нечувствительны к холоду, голоду и иным житейским невзгодам. Имея достаточно кокаина, они могли по несколько дней не есть и не спать и были мало чувствительны к побоям. “Тепло”, “есть совсем не хочется”, “тебя бьют, а не больно совсем, только потом, как пройдёт понюшка, тело от побоев болит”. Выход из кокаинового опьянения, как правило, был связан с резкими головными болями, чувствами усталости, сонливости, разбитости и резкой тягой к новой “понюшке”. А при отсутствии последней у ребят очень часто наблюдался психоз, сопровождавшийся галлюцинациями. В конечном итоге употребление кокаина детьми приводило к целому букету душевных недугов, физическому, психическому и моральному вырождению личности».
Британский дипломат Роберт Ходжсон в 1926 году приводил в своем докладе статью из советской газеты, согласно которой от 50 до 80 % бездомных детей нюхали кокаин. Дети-кокаинисты зарабатывали попрошайничеством, пением в вагонах, но в основном — кражами, были среди них и убийцы. Беспризорники нюхали кокаин перед тем, как идти «на дело»: он придавал им смелость.
Что касается вырождения личности, лучше всего обратиться к свидетельству сэра Бертрана Джеррама, который примерно в это время посетил клинику для детей-наркоманов: «Все были искусными карманными воришками и представителями других антисоциальных профессий. Принимались только мальчики, старшему было четырнадцать лет. Врачи и медперсонал рассказали… об отвратительных патологических и сексуальных отклонениях отдельных девяти- или десятилетних беспризорников… Врач мог лишь констатировать, что большинство из них пролетарского происхождения и что русский пролетариат страшно беден. Он признался, что до революции не было ничего подобного».
В 20-е годы наркотики стали активно проникать и в среду молодых рабочих. Так, М. Белоусова, исследуя проблему кокаинизма в 1926 году, выяснила, что среди «занюханных» рабочие составляли 10,7 %. Она же сообщала, что употребление кокаина распространено даже… в среде работников правоохранительных органов! Причина примерно та же, что и в период мировой войны: в первой половине 20-х годов в Республике Советов действовал запрет на производство водки, традиционного элемента рабочего досуга. Поэтому в качестве «заменителя» рабочие нередко использовали «белую фею».