* * *

В медцентре мне вживили куда-то под кожу капсулу, офицерами учебки называемую "поводком". Там была ампулка с ядом (смертельным, но отсроченного действия, после его попадания в кровь в течение нескольких часов ещё можно было ввести противоядие), микровзрыватель с дистанционным управлением, предназначенный в случае чего эту ампулку вскрыть, и маячок, отзывающийся на кодированный сигнал. В среде штрафников упорно поговаривали, что на самом деле ампулки две, вторая — с ядом мгновенным, на всякий пожарный. Может, и так; даже наверняка так, если по логике разобраться — нам ведь собирались доверить нехилое оружие. Не знаю, почему не сказали этого прямо. Боялись, что крышу сорвёт у контингента? Кто знает. В любом случае — я не собирался проверять. Место вживления врачи умудрялись сохранять в тайне; все делалось под наркозом, а мелкие шрамы после суток, проведённых в реабилитационной камере, исчезали бесследно. Разумеется, хлопоты эти были не ради красоты наших тел. Просто искушение попытаться извлечь капсулу самому сразу становилось безосновательным. Кто и где держал в руках второй конец "поводка" — нам, само собой, не докладывали.

Грузовичок приземлился почему-то опять ночью, так что прощался я с небом Чайки как и знакомился — сквозь призрачный отблеск прожекторов. Был канун Нового года, и многие ворчали, что совсем иначе представляли себе новогоднюю ночь — будто это имело для нас хоть какое-то значение. Некоторые штрафники косились на меня подозрительно, как на пришлого чужака; с другими мне случалось сталкиваться за последние три недели — на занятиях и в групповых полётах — эти кивали, как старому знакомому. Мы уже не были беспорядочной толпой зеков — после сержантской муштры, все со вшитыми "поводками"; но и единым отрядом не были тоже — не уверенные ни в чем, по-прежнему подневольные, угрюмо и настороженно гадающие, какие ещё новости преподнесёт нам завтрашний день. Общее настроение — если положить его на температурную шкалу — явно колебалось в нескольких градусах ниже нуля. И главное — всем глубоко безразлична была война, на которую мы отправлялись и о которой не знали почти ничего.