Смерть в доме
Перевод Е. Корягиной
Старина Моз Эбрамс разыскивал своих коров, а нашел пришельца. Что это пришелец, он знать не знал, но существо было живое и явно мучилось, а Старина Моз, пусть там соседи и болтали всякое, не такой был человек, чтобы бросить больного в лесу.
Существо было жуткое – зеленое, блестящее, в каких-то фиолетовых пятнах, и даже издалека выглядело гадко. И вдобавок воняло.
Оно заползло, точнее, пыталось заползти, в густой орешник. Верхняя часть была уже в кустах, а прочее оставалось на виду. Какие-то отростки – наверное, руки – то и дело скребли по земле, однако существо так ослабло, что уже не могло сдвинуться с места.
Оно выло – не очень громко, так одинокий ветер стонет, гуляя по карнизам, – но не только зимний холод слышался в этом вое, а еще и отчаяние. У Старины Моза волосы на макушке зашевелились. Он постоял немного, прикидывая, как быть, а потом еще чуток, набираясь храбрости, – а между прочим, многие в округе считали, что храбрости ему не занимать. Только вот одной храбрости в таком случае маловато. Нужна еще немалая доля безрассудства. И все же этот чужак попал в беду, и Моз не мог его бросить, а потому подошел и опустился на колени.
Старина Моз вообще-то был человек непривередливый. И среди соседей чистюлей отнюдь не слыл. С тех пор как у него умерла жена – почти десять лет назад, – он так и жил один на своей не слишком чистой ферме, и его дом прямо в ужас приводил окрестных домохозяек. Раз в году – если руки доходили – он немножко там разгребал, хотя и без особого желания. Словом, запах пришельца подействовал на него не так сильно, как мог бы на других, зато еще как подействовал вид. Моз не сразу заставил себя до чужака дотронуться, а когда заставил, порядком удивился. Он ожидал, что существо окажется холодным или склизким или даже и то, и другое. Ничего подобного. Оно было теплое, плотное и на ощупь чистое. Мозу пришел на ум кукурузный стебель.
Он обхватил беднягу рукой и осторожно потянул из орешника, затем перевернул, желая увидеть лицо. Вместо лица было утолщение вроде цветка на стебле, а вокруг утолщения болталась какая-то бахрома, извивавшаяся, словно куча червяков.
Вот тут-то Мозу захотелось повернуться и бежать.
Но все-таки он чужака вытащил.
Потом присел, глядя на нелицо с бахромой из червей; от ужаса его как парализовало, – и ужас только усилился, когда ему показалось, что завывания исходят как раз от этих червей.
Впрочем, Старина Моз был человек упрямый. Попробуй-ка без упрямства сладить с такой захудалой фермой! Упрямый и в каком-то смысле бесчувственный. Хотя и не к чужой боли.
Наконец он смог поднять существо – не такое уж оно оказалось и тяжелое. Легче полугодовалого поросенка.
Моз направился по тропинке к дому; запах как будто сделался слабее. И стало уже не так страшно; дрожь отпустила.
Существо тоже успокоилось и лишь тихонько постанывало. Иногда Мозу казалось – может, и вправду только казалось, – что оно словно прижимается к нему, как голодный и напуганный ребенок прильнул бы к взрослому, пришедшему на помощь.
Вернувшись на ферму, Моз потоптался во дворе, раздумывая, куда нести больного – в дом или в хлев. Хлев, конечно, пристал бы ему больше – ведь это не человек, он даже дальше от человека, чем собака, или кошка, или больной ягненок.
Однако колебался Моз недолго. Отнес пришельца в дом и уложил в постель – то есть сам он это считал постелью, – рядом с кухонной плитой. Все аккуратно там расправил и натянул на больного грязное одеяло, а затем повернулся к плите и принялся дуть в очаг, пока в нем не зашевелились язычки пламени.
Затем старик придвинул к кровати стул и хорошенько, не спеша, рассмотрел то, что принес домой. Оно стало значительно спокойней и как будто в доме чувствовало себя лучше, чем в лесу. Моз подоткнул одеяло с удивившей его самого нежностью. Он задумался – какие, интересно, из его припасов годятся для существа; впрочем, даже знай он это, неизвестно, как бедолагу кормить – рта у того, похоже, нет.
– Ты не переживай, – толковал он гостю. – Теперь у тебя есть крыша над головой, а значит, все наладится. Я, конечно, в таких делах не больно-то разбираюсь, но что могу, сделаю.
День катился к вечеру; Моз увидал в окно коров, которых искал, – они сами прибрели домой.
– Мне нужно подоить и прочую работенку справить, – сказал он. – Скоро вернусь.
Старик подложил в огонь дров, чтобы кухня не выстыла, еще раз поправил одеяло, взял ведра для молока и пошел в хлев. Задал корму овцам, свиньям и лошадям, подоил коров. Собрал снесенные за день яйца, запер курятник. Накачал воды в бак. И вернулся домой.
Было уже темно, и Моз зажег масляную лампу, поскольку электричества не признавал. Когда к ним тянули линию, он отказался платить и подключаться, и многие соседи обиделись на него за строптивость. Ну и ладно.
Чужаку в постели не стало ни лучше, ни хуже. Будь то хворый ягненок или теленок, Моз знал бы, как с ним обращаться, но это ведь совсем другое существо. Как тут поймешь.
Он собрал себе ужин и поел, жалея, что не может накормить гостя. И не знает, как ему помочь. Вот принес он его в дом, держит в тепле, – а хорошо это или плохо для такого создания, Моз понятия не имел.
Он подумывал попросить кого-нибудь о помощи, но нельзя же просить, когда не знаешь, какая нужна помощь. А потом старик представил себя на чужбине, больного, измученного, – и никто не в силах ему помочь, потому что никто не знает, что же он такое.
Это и решило дело, и Моз направился к телефону. Только звонить-то кому – доктору или ветеринару? Наверное, доктору, существо ведь лежит в доме. Будь оно в хлеву – позвал бы ветеринара.
Линия была сельская, слышимость так себе, а туговатый на уход Моз не слишком часто пользовался телефоном. Себе он порой говорил, что это еще одна лишняя докука, и много раз грозился его отключить. Зато теперь радовался, что не отключил.
Телефонистка соединила его со старым доктором Бенсоном, и в конце концов Моз растолковал, кто звонит и что ему нужна помощь, и доктор пообещал приехать.
Повесив с некоторым облегчением трубку, Моз немного постоял, и его вдруг посетила мысль: там, в лесу, могут быть и другие такие существа. Он знать не знал, кто они, чем занимаются и куда направляются, но и ребенку ясно, что тот, у него на кровати, явился из очень далеких краев. Значит, он тут не один такой: без компании в долгом пути соскучишься, и поэтому никто – и ничто – не захочет путешествовать в одиночестве.
Моз снял с крючка фонарь, зажег и вышел вон.
Ночь была – хоть глаз выколи, и фонарь едва светил, но Моз местность знал как свои пять пальцев и двинулся по тропинке в лес. Старину Моза зловещим ночным лесом было не напугать.
На том месте, где лежал прежде гость, он осмотрелся, раздвигая ветки и поднимая повыше фонарь, однако таких существ больше не нашел. Зато нашел другое: нечто вроде сплющенной птичьей клетки-переростка из металлических прутьев, – она врезалась в ствол пекана. Засела намертво, не вытащишь.
Старик посмотрел наверх, туда, откуда она, должно быть, прилетела. Клетка пробила дыру в кроне дерева, и сквозь нее уныло и отстранённо мерцали далекие звезды. Видать, существо, лежащее теперь у него на кровати рядом с кухонной плитой, прибыло в этой похожей на клетку штуке. Моз тому подивился, но особенно заморачиваться не стал – вся история была чудная, где уж ему разобраться.
Он отправился домой и едва успел погасить фонарь и повесить его на крючок, как подъехала машина.
Доктор, увидев Моза на ногах, разворчался:
– Я смотрю, не очень-то вы больны. Уж точно не настолько, чтобы тащить меня сюда среди ночи.
– Да я и не болею, – сказал Моз.
– Тогда чего ради, – спросил доктор еще ворчливее, – было мне звонить?
– У меня тут есть больной. Надеюсь, вы ему поможете. Я бы сам его полечил, да не знаю, как и взяться.
Доктор вошел, и Моз прикрыл за ним дверь.
– У вас тут что-то протухло?
– Да нет, это он так пахнет. Вначале было невмоготу, теперь-то попривык.
Доктор увидел лежащее на кровати существо, издал какой-то всхлип – и замер, прямой как палка. Затем нагнулся и воззрился на пациента. Выпрямился и повернулся к Мозу. В настоящую ярость доктор не впал только из-за крайнего изумления.
– Моз! – возопил он. – Что – это – такое?!
– Понятия не имею, – сказал Моз. – Я его в лесу нашел, хворого… оно стонало; не мог же я его там бросить.
– Вы думаете, оно болеет?
– Да видно же. Ему совсем худо. Боюсь, помирает.
Доктор повернулся к кровати и стянул одеяло, потом взял лампу. Он оглядел существо вдоль и поперек, осторожно потрогал пальцем и издал загадочное цоканье, как только врачи и умеют.
Затем поправил одеяло и поставил лампу обратно на стол.
– Моз, – сказал он. – Я тут ничего не сделаю.
– Но вы же врач!
– Человеческий врач! Я не смогу понять, чем оно болеет и болеет ли вообще. И даже если бы я мог поставить диагноз – я все равно не знал бы, чем его можно лечить. Я даже не уверен, что это животное. У него есть многие признаки растения.
Доктор напрямик спросил, где Мозу удалось такое найти. И Моз без утайки рассказал, как все произошло. Он не упомянул только про клетку – подобная история звучала бы совершенно нелепо. Хватит уже и того, что он нашел эдакое создание и притащил домой; незачем приплетать сюда еще и клетку.
– Я вам вот что скажу, – заявил доктор. – У вас тут нечто выходящее за пределы человеческих знаний. Вряд ли на Земле такое вообще видели. Не знаю, что это, и гадать не стану. На вашем месте я бы обратился в Университет Мэдисона. Может, там найдется кто-нибудь, кто во всем разберется. Наверняка они заинтересуются. Захотят его изучить.
Моз взял из буфета сигарную коробку, почти доверху наполненную серебряными долларами, и заплатил доктору за визит. Доктор убрал деньги в карман и слегка прошелся по поводу Мозовых причуд.
Но Моз насчет своих долларов стоял твердо.
– Бумажные деньги, – сказал он, – какие-то не больно основательные. А монеты и в руках подержать приятно, и звон их мне по душе. Серебро – в нем сила есть.
Доктор ушел; не особо расстроенный, против ожидания Моза. После его ухода старик поставил у кровати стул и уселся.
Неправильно, думал он, что оно так хворает, и тут даже нет никого, кто знал бы, чем помочь.
Моз сидел и слушал, как тикают часы – очень громко в ночной тишине – и потрескивают в огне поленья.
Глядя на лежащее в кровати существо, старик лелеял отчаянную надежду, что оно поправится и останется на ферме. Ведь клетка-то вся погнулась, поневоле ему придется остаться. И хорошо бы – с ним в доме сразу сделалось не так пусто.
Сейчас, сидя на стуле между плитой и кроватью, Моз понял, как одиноко ему живется. Пока не подох Псина, было еще ничего. Он все уговаривал себя завести другую собаку, но так и не смог. Потому что никакая собака не могла заменить Псину, и нечестно было бы и пытаться. Завести кошку? Так кошка непрестанно напоминала бы ему о Молли, – жена очень любила кошек, и, пока была жива, две-три штуки вечно путались там и сям под ногами.
А теперь он остался один. Один-одинешенек – при своей ферме, своем упрямстве, при своих серебряных долларах. Доктор, как и все прочие, считал, будто у Моза только и есть серебра, что в сигарной коробке в буфете. Ни одна живая душа не знала про доверху набитый монетами старый железный котелок, который хранился в подполе в большой комнате.
Моз даже языком прищелкнул при мысли, как ловко он всех провел. Увидать бы их лица, когда они узнают, – но узнают уж точно не от него! Коли хотят узнать – пусть сами постараются.
Он поклевал носом и так и уснул на стуле, уткнувшись подбородком в грудь и обхватив себя руками, словно хотел согреться.
Когда в предрассветных сумерках он проснулся, лампа на столе уже едва помигивала, а огонь под плитой почти потух.
Пришелец помер.
Это было видно сразу. Он стал холодный, окоченелый, оболочка как-то усохла и сморщилась, – так поздней осенью высыхает забытый в поле кукурузный початок.
Моз полностью укрыл его одеялом и, хотя для работы было еще темновато, вышел из дому и переделал все дела при свете фонаря.
После завтрака согрел воды, умылся, побрился – впервые за много лет не в воскресный день. Надел единственный приличный костюм, пригладил волосы, вывел из сарая свою развалюху и поехал в город.
В городе он отыскал Эба Деннисона, чиновника из городского совета, который был еще и секретарем кладбищенской конторы.
– Эб, – сказал Моз, – мне нужен участок на кладбище.
– У тебя уже есть участок, – возразил Эб.
– Семейный. Места там хватит только нам с Молли.
– Ну и зачем тебе еще? Других родственников у тебя нет.
– Да нашел я кое-кого в лесу, – пояснил Моз. – Взял его домой, а ночью он помер. Хочу его похоронить.
– Если ты нашел в лесу мертвеца, лучше сообщить шерифу, – посоветовал Эб.
– Может, и надумаю. – Моз знал, что не надумает, – Так как насчет участка?
Чтобы поскорее отделаться, Эб продал ему участок.
Совершив покупку, Моз пошел в похоронное агентство Элберта Джонса.
– Эл, – сказал он, – у меня в доме покойник. Нашел я кое-кого в лесу. Сдается мне, у него никого нет; я думаю сам заняться похоронами.
– Свидетельство о смерти имеется? – сразу спросил Эл, чуждый всяких деликатностей, без которых его коллеги обычно не обходятся.
– Не, нету.
– А доктора-то вызывали?
– Доктор Бенсон приходил.
– Так он должен был выписать. Я ему позвоню.
Эл позвонил доктору Бенсону и, разговаривая, быстро покрывался красными пятнами. Наконец он бросил трубку и повернулся к Мозу.
– Не знаю, что ты там пытаешься провернуть, но док говорит – у тебя там и не человек вовсе! Я не хороню собак, кошек и…
– Да не кошка это и не собака!
– Да мне все равно что! Я хороню только людей. И даже не думай закопать его на кладбище!
Сильно обескураженный, Моз вышел из агентства и медленно потащился вверх по склону холма, к единственной в городишке церкви.
Священник был у себя, сочинял проповедь. Моз присел на стул и стал вертеть в заскорузлых руках видавшую виды шляпу.
– Послушайте, пастор, – начал он, – я расскажу вам все как было, от начала до конца.
И рассказал. А потом добавил:
– Я не знаю, кто оно или что. Да и никто, сдается мне, не знает. Но только оно умерло, и надо бы его похоронить как полагается. Раз на кладбище хоронить нельзя, придется подыскать местечко на ферме. Я тут подумал – может, вы придете и скажете над могилой пару слов?
Священник погрузился в глубокие размышления.
– Мне жаль, Моз, – наконец ответил он, – я, наверное, не смогу. Не уверен, что церковь такое одобряет.
– Оно пусть и не человек, – рассудительно произнес Старина Моз, – но тоже ведь Божье создание.
Священник подумал еще – и все же прийти отказался.
Моз побрел к своей развалюхк и поехал домой, размышляя о том, какими же паршивцами бывают иногда люди.
Вернувшись на ферму, старик взял кирку и лопату, пошел в сад и там, в уголке, вырыл могилу. Потом пошел в сарай поискать досок для гроба, но оказалось, что последние доски он уже извел на починку свинарника.
Тогда Моз пошел в дом и в задней комнате, куда уже несколько лет не заходил, стал рыться в сундуке, надеясь отыскать простыню для савана – раз уж гроба не будет. Простыни не нашлось, зато обнаружилась белая льняная скатерть. Сгодится, решил Моз, и понес ее в кухню.
Он убрал одеяло и посмотрел на мертвое существо; комок в горле встал при мысли о том, как оно умерло – в одиночестве, далеко-далеко от дома, и никого рядом из близких. Совсем голое, ни клочка тряпицы, ничего совсем, что осталось бы на память.
Моз расстелил на полу скатерть и перенес на нее тело. Укладывая его, он заметил карман – или нечто вроде кармана, вроде слегка отходящий лоскут в верхней части туловища. Моз провел по лоскуту рукой. Там прощупывался бугорок. Согнувшись над телом, старик размышлял, как поступить. Наконец он просунул пальцы в «карман» и вынул то, что там лежало: шарик размером чуть больше теннисного мяча, сделанный из дымчатого стекла – или материала, похожего на стекло. Моз посидел на корточках, уставившись на шарик, а потом поднес его к окну, чтобы разглядеть получше.
Ничего необычного в нем не было. Просто шарик из мутного стекла, и на ощупь он казался таким же шероховатым – и мертвым, – как и тело.
Моз покачал головой, убрал шарик туда, откуда взял, и аккуратно завернул покойного в ткань. Затем отнес его в сад и уложил в могилу. Постоял недвижно в головах могилы, сказал несколько подобающих слов и забросал яму землей.
Он собирался сделать насыпь и еще подумывал поставить крест, однако решил не делать ни того, ни другого. Непременно явятся любопытные. Разойдется молва – все и потянутся, захотят найти место, где похоронено найденное в лесу существо. Поэтому не нужно ни насыпи, ни креста. Да оно и к лучшему, потому что Моз не знал, какую надпись вырезать на кресте.
Было уже сильно за полдень, и хотя Моз проголодался, есть не пошел – еще не все сделано. Он отправился на выгон, поймал кобылу, впряг ее в тележку и погнал в лес. Там привязал к поводьям засевшую в дереве клетку; Бесс потянула – и клетка отцепилась как миленькая. Моз погрузил ее на тележку, отвез домой и спрятал в дальнем уголке сарая за наковальней.
Потом запряг Бесс в плуг и хорошенько перепахал сад, чтобы не было видно, где выкопана могила.
Как раз когда он заканчивал, к дому подъехал шериф Дойл и вылез из машины. Шериф был человек несуетливый, но и мешкать не любил, сразу взял быка за рога.
– Говорят, – сказал он, – вы кое-что нашли в лесу.
– Ну, нашел, – ответил Моз.
– Говорят, оно у вас померло.
– Верно говорят, шериф.
– Так я хотел бы взглянуть.
– Никак нельзя. Я его похоронил. И не скажу где.
– Моз, – предупредил шериф, – не хочу доставлять вам неприятностей, но вы нарушили закон. Нельзя вот так найти в лесу человека, а когда он умрет – просто взять и похоронить.
– А вы с доктором Бенсоном говорили?
Шериф кивнул.
– Он сказал, что ничего подобного не видел. Сказал, это вообще не человек.
– Ну вот, значит, и делу конец. Раз оно не человек, то нет и преступления против личности. И раз оно никому не принадлежало – нет и преступления против собственности. Никто ведь не заявлял о пропаже, верно?
Шериф почесал подбородок.
– Не, никто. Где вы изучали право?
– Я не изучал право. Я ничего не изучал. У меня просто голова есть на плечах.
– Док считает, что ребята из университета могли бы им заинтересоваться.
– Говорю вам, шериф, – сказал Моз, – оно явилось к нам невесть откуда и тут померло. Не знаю я, откуда оно и что оно такое, и знать не желаю. Для меня это просто существо, которое попало в беду. Оно было живое и обладало каким-то своим достоинством, и даже мертвое оно заслуживает уважительного отношения. И когда прочие отказали ему в нормальных похоронах, я сам сделал что мог. Вот вам и весь сказ.
– Ладно, Моз, – сдался шериф. – Как угодно.
Он повернулся и зашагал к машине. Моз стоял рядом со старушкой Бесс, запряженной в плуг, и смотрел ему вслед. Шериф резко взял с места – рассердился, что ли?
Моз отпряг лошадь и пустил на выгон; опять настало время управляться по хозяйству.
Он переделал все дела, приготовил себе поесть и после ужина сидел у плиты, слушая тиканье часов – очень громкое в ночной тишине – и потрескивание поленьев.
В доме было пусто…
На следующий день, во второй половине, когда Моз мотыжил кукурузу, приехал репортер. Он подошел к Мозу и околачивался вокруг, и говорил, пока тот заканчивал ряд. Старику он не особенно понравился. Слишком развязный, да и вопросы задавал дурацкие, вот Моз и держал язык на привязи.
Через несколько дней приехал человек из университета и показал Мозу статью, которую написал репортер. Автор явно потешался над Мозом.
– Мне жаль, – сказал профессор. – Эти газетчики просто невменяемые. Я бы не стал беспокоиться из-за всякой писанины.
– Я тоже, – ответил Моз.
Человек из университета задал множество вопросов и особенно напирал на то, что ему крайне важно увидеть тело.
Однако Моз только головой качал.
– Оно покоится с миром. И не буду я его трогать.
Гость удалился – раздосадованный, но вполне сохраняя достоинство.
Еще несколько дней приезжали и забредали разные люди, просто любопытствующие, и кое-кто из соседей, с кем Моз не виделся месяцами. Всем он давал от ворот поворот, и скоро его оставили в покое; он как прежде управлялся с хозяйством, а в доме опять воцарилось одиночество. Моз в очередной раз подумал, не завести ли собаку, потом вспомнил про Псину – и не стал.
Однажды, работая в саду, он обнаружил на могиле какой-то росток. То было довольно необычное растение, и Моз едва его не выполол. Однако передумал: ему стало интересно. Подобного он никогда еще не видел и решил оставить и посмотреть, что вырастет. Выросло объемное мясистое растение с тяжелыми темно-зелеными закручивающимися листьями, слегка напоминающее скунсовую капусту, что распускается в лесах по весне.
Затем явился еще один посетитель – самый чудной из всех. Смуглый и энергичный господин, назвавшийся президентом Общества по изучению летающих тарелок. Он спросил, разговаривал ли Моз с существом, которое нашел в лесу, а когда Моз ответил отрицательно, был страшно разочарован. Еще он спросил, не видел ли Моз аппарата, на котором это существо могло прилететь, и Моз ему солгал. Он даже побаивался, что визитер – такой тот был напористый, – захочет все обыскать и тогда найдет клетку, спрятанную в дальнем уголке сарая за наковальней. Но тот пустился рассказывать Мозу, как нехорошо скрывать важную информацию.
Наконец Моз решил, что с него хватит, зашел в дом и взял стоявший за дверью дробовик. Президент Общества по изучению летающих тарелок как-то очень поспешно откланялся и уехал.
Жизнь на ферме текла размеренно – сбор кукурузы, заготовка сена, а в саду тем временем подрастало и обретало форму странное растение. Старина Моз глазам не поверил, когда увидал, на что оно похоже, и вечерами долго торчал в саду, уставившись на него и гадая – не сыграло с ним одиночество злую шутку?
А утром растение ожидало его у дверей дома. Моз не удивился – он ведь жил с ним, смотрел на него вечерами, и хотя даже самому себе боялся признаться, уже успел понять, что это такое.
Потому что перед ним стояло то самое существо, которое он нашел в лесу, только теперь не хворое и стонущее, не умирающее, а молодое и полное жизни.
Впрочем, это было не совсем оно. Моз смотрел – и видел разницу, небольшую, какая бывает между зрелостью и молодостью, между отцом и сыном.
– Доброе утро! – сказал Моз, ничуть не удивляясь, что разговаривает с растением. – Рад снова тебя видеть.
Стоящее во дворе существо не отвечало. Ну и пусть – Моз и не ждал ответа. Важно было другое: теперь у него появился слушатель.
– Я пошел управляться с делами, – сообщил Моз. – Потопаешь со мной?
Существо потопало с ним и наблюдало, как он управляется с делами. А Моз что-то ему говорил – и это было куда лучше, чем разговаривать с самим собой.
За завтраком он поставил для гостя вторую тарелку и притащил второй стул. Впрочем, выяснилось, что существу стул не нужен, поскольку оно не способно принимать сидячее положение.
Равно как и есть.
Поначалу Моз беспокоился, он ведь был человек радушный, но потом сказал себе, что такой крепкий и шустрый юнец может и сам о себе позаботиться и нечего, значит, волноваться о том, как он устроится.
После завтрака Моз отправился в сад, и существо за ним по пятам, – растения на могиле конечно же не было. На земле валялась только сморщенная кожица – внешняя оболочка, в которой развивалось стоящее рядом с Мозом существо.
Тогда Моз пошел в сарай; увидев клетку, существо бросилось к ней и принялось внимательно изучать. Потом повернулось к Мозу и сделало что-то вроде умоляющего жеста.
Моз подошел и взялся за искореженные прутья; существо встало рядом и тоже взялось за клетку. Они потянули вместе – бесполезно. Удалось лишь слегка разогнуть прутья, но вернуть клетке прежнюю форму не получилось.
Они стояли и смотрели друг на друга – хотя «смотрели», возможно, неподходящее слово, потому что у существа глаз не было. Оно делало «руками» какие-то движения, которые Моз не мог понять. Затем легло прямо на пол и показало Мозу, как прутья крепятся к основанию.
Моз не сразу понял, как именно они снимаются, а принципа этого устройства и вовсе не постиг. Совершенно непонятно, как такое может работать.
Сначала нужно было чуток нажать – с определенной силой и в определенном направлении, и прут слегка сдвигался. Потом нажать сильнее, тоже с определенной силой и в определенном направлении, и прут еще сдвигался. И так – три раза, и тогда прут вынимался, хотя только богу известно, почему так получалось.
Моз развел в горне огонь, подбросил угля и принялся раздувать меха, а существо стояло и смотрело. Но когда старик поднял прут, намереваясь положить в огонь, оно встало у него на пути и не давало пройти. До Моза дошло, что не следует выпрямлять прут путем нагревания, а вопросом, почему так, он не задавался. Существу виднее.
Моз положил прут на наковальню и застучал по нему молотом, стараясь выпрямить его без огня, вхолодную, а существо пыталось показать, какой должна быть его форма. Получилось не сразу, однако в конце концов прут выпрямили, к полному удовлетворению существа.
Прут встал на место как по маслу. Они сняли другой, и, поскольку Моз уже наловчился, дело пошло быстрее.
Все же работа была изнурительная. Трудились целый день, а выпрямили только пять прутьев.
На выпрямление всей клетки ушло полных пять дней, а трава между тем стояла некошеная.
Моз, впрочем, не возражал. У него было с кем потолковать, и дом не казался таким пустым.
Когда все прутья поставили на место, существо скользнуло внутрь клетки и принялось возиться с непонятным предметом наверху, напоминавшим какую-то сложную корзиночку. Моз решил, что это такой пульт управления.
Существо, похоже, расстроилось – бродило понуро по сараю, что-то искало и никак не могло найти. Подойдя к Мозу, оно повторило отчаянно-умоляющий жест. Моз показал ему железо и сталь, залез в ящичек, где хранил болты, гайки и прочие винтики и шурупчики, откопал несколько медных, латунных и даже алюминиевых деталей… Ничего не подошло.
И Моз этому обрадовался. Правда, ему было немного стыдно за свою радость, и все же он радовался. Он же понимал: как только клетка будет готова – существо от него улетит. Моз не мог препятствовать ремонту и не мог отказать в помощи, но раз уж дело застопорилось… Теперь существо останется с ним, и ему будет с кем поговорить, и в доме будет не так пусто.
Хорошо, когда дома кто-то есть. А этот – почти не хуже Псины.
Утром, готовя завтрак, Моз полез в буфет за овсяной крупой и задел нечаянно сигарную коробку. Она с грохотом обрушилась на пол, крышка отвалилась, и по всей кухне раскатились доллары.
Краешком глаза старик заметил, как гость бросился за одной из монет. Схватил ее и повернулся к Мозу, причем от червей у него на голове исходило какое-то дребезжание. Потом он поднял еще несколько монет и, прижав к себе, изобразил что-то вроде джиги, и у старика упало сердце: вот какой металл искал гость!
И Моз опустился на четвереньки и помог собрать все доллары. Вдвоем они сложили их обратно в коробку, и Моз вручил ее существу.
Оно подержало коробку на весу и было явно разочаровано. Затем положило ее на стол, вынуло доллары и расставило в одинаковые столбики. Моз видел, что гость очень расстроен. Наверное, подумал старик, ему нужно было вовсе не серебро. Видно, оно ошиблось, приняло серебро за какой-то другой металл.
Моз достал крупу, залил водой и поставил на плиту. Когда она сварилась и кофе закипел, он отнес свой завтрак на стол и уселся есть.
Существо по-прежнему стояло у стола, заново раскладывая серебряные монеты столбиками. А потом, держа над ними руку, показало, что монет нужно больше. Вот столько столбиков, вот такой высоты.
Моз, не успев донести до рта ложку с овсянкой, замер. Он сразу подумал о набитом долларами котелке в подполе. Как же, только они у него и есть – да теперь еще существо. Не может он их отдать, чтобы к тому же лишиться единственного товарища.
Старина Моз доел овсянку, не чувствуя вкуса, выпил две чашки кофе. И все это время существо стояло рядом, показывая, сколько ему нужно серебра.
– Не, – сказал Моз. – Я и так сделал все, что мог. Подобрал тебя в лесу, дал тебе кров и тепло. Я старался помочь, по крайней мере позволил тебе хоть умереть прилично. Я тебя похоронил, берег твою могилу от всех этих типов, я тебя не выполол, когда ты вырос из земли. Не могу я вечно тебя ублажать.
Бесполезно. Существо его не слышало… да и себя Моз не убедил.
Он встал и пошел в комнату, а существо – за ним по пятам. Моз поднял половицы и вынул котелок, а существо, увидев его содержимое, от радости обхватило и сжало себя руками.
Вдвоем они отволокли котелок в сарай, и Моз развел в горне огонь и стал плавить деньги, скопленные долгим тяжелым трудом. Бесконечная, казалось, работа, до конца не довести. Но он довел.
Существо принесло корзинку с верхушки своей клетки, уложило ее на наковальню и принялось черпать железным ковшом расплавленное серебро и подливать его то туда, то сюда, точными ударами молота придавая металлу нужную форму.
Времени понадобилось немало, да и серебро ушло почти все. Наконец существо оттащило корзинку к клетке и установило на место.
Близился вечер, и Моз пошел управляться с делами. Он почти не сомневался, что к его возвращению существо успеет вытащить наружу свою клетку и улететь. Старик нарочно настраивал себя против гостя: тот все у него отнял и даже не пытался выразить благодарность. Однако ему так и не удалось распалить в себе гнев.
Однако существо его дожидалось; когда старик вошел в дом, неся две фляги с молоком, оно последовало за ним и встало рядом. Моз хотел было заговорить, но духу не хватило. Радость, оттого что существо еще здесь, меркла перед страхом будущего одиночества. Ведь теперь у него не осталось даже денег – скрасить одинокую старость.
Ночью, когда Моз лежал в кровати, в голове стали роиться странные мысли – об одиночестве куда большем, чем он когда-либо знал на своей старой ферме, о страшном, всепоглощающем одиночестве среди необъятной пустоты, раскинувшейся меж звезд, об одиночестве того, кто ищет что-то или кого-то – ищет некий туманный образ, о котором не сказать словами, но который найти важнее всего на свете…
Необычные мысли для Старины Моза; он вдруг понял, что вовсе и не его это мысли, а того, кто был с ним в доме.
Он хотел встать, пытался себя заставить, но не мог. Лишь на миг поднял голову – и тут же уронил на подушку и глубоко уснул.
На следующее утро, после того как Моз позавтракал, они вдвоем пошли в сарай и вытащили клетку наружу. Странный, чужеродный предмет прохладно поблескивал в рассветных лучах.
Существо подошло к клетке и стало протискиваться сквозь прутья, однако на полпути остановилось, шагнуло обратно и встало перед Мозом.
– Ну, прощай, приятель, – сказал Моз. – Я буду скучать.
В глазах у него странно защипало.
Существо прощальным жестом протянуло руку, и Моз взял ее; в ладонь ему упало что-то круглое и гладкое.
Существо быстро вернулось к клетке и проскользнуло между прутьями. Руки его потянулись к корзинке, мгновенная вспышка – и клетка пропала.
Моз одиноко стоял на дворе, глядя на место, где уже не было клетки, и вспоминал о том, что чувствовал или думал – или ему сказали? – прошлой ночью.
Существо, наверное, уже среди звезд, в черной и глухой пустоте, в поисках места или создания, неподвластного разуму человека.
Моз медленно повернулся и направился в дом за ведрами: настало время доить коров.
Он вспомнил о предмете в руке и поднес к глазам так и не разжатый кулак. Разогнул пальцы: на ладони лежал небольшой стеклянный шарик – такой точно, как он нашел в «кармашке» у того, кого похоронил в саду. Только тот шарик был мутный и тусклый, а этот переливался живыми отблесками далекого пламени.
Моз глядел на шарик, и сердце его наполнялось радостью и покоем, каких он не ведал раньше, – словно все на свете люди были с ним вместе и все его любили.
Он сомкнул пальцы, а ощущение радости осталось – и это казалось неправильным, с чего ему так радоваться. Существо его, в конце концов, бросило, денег не стало, друзей не было… И все же он счастлив!
Моз положил шарик в карман и бодренько двинул за ведрами. Вытянул губы трубочкой и принялся насвистывать, хотя давным-давно и не вспоминал о том, что можно бы и посвистеть. Видно, думал он, радость эта оттого, что существо вернулось из клетки попрощаться и протянуть руку?
И его подарок пускай и дешевая безделушка – но все-таки имеет цену как выражение чувств. Уже много лет никто не утруждался преподнести Старине Мозу подарок.
Без Спутника в бескрайних глубинах космоса пусто и одиноко; другой, вероятно, отыщется не скоро. Наверное, глупо было отдавать его, однако то старое существо, неуклюжий добросердечный дикарь, так старался, так хотел помочь… И потом, если собрался путешествовать далеко и быстро, лучше отправляться налегке. Да и подарить больше было нечего.