Глава 14

Весь свой первый приезд Джек проспал. Он был обессилевший, согбенный и такой усталый, что засыпал даже во время разговора. Тот выходной был первым из многих, и всем было трудно изображать веселье и беззаботную радость. Флорри изо всех сил уговаривала сына попробовать что-нибудь из ее выпечки, но он почти ни к чему не притрагивался. Говорить с ним тоже было трудно. Казалось, он не слышал, что они говорили, и не проявлял ни малейшего интереса к фермерским новостям. Еще он избегал Дитера, словно от того плохо пахло, и подолгу глядел в окно на долину, погруженный в собственный мир.

– Давай, – тормошила его Миррен, стараясь не терять терпения. – Вырвись из своей дремоты. Нужно как можно лучше провести праздники. К нам приедут Пам и Уэс. Твоя мама старается изо всех сил. Давай-давай!

– Ты не знаешь, что это такое. Я все время чувствую страшную усталость.

– Но ты ведь ничего не делаешь, только сидишь, – возразила она. – Давай погуляем в полях. Нам надо поговорить.

– О чем? По-моему, ты уже все сказала мне в госпитале. Я знаю, что ты лишь делаешь вид, что живешь. По утрам ты выглядишь хуже меня.

– Потому что я пытаюсь работать не хуже, чем раньше. Каждый день, и мне некогда себя жалеть. Былого уже не вернешь, – вздохнула она.

– Ты думаешь, мне нравится быть в таком состоянии?

– Ну вот, опять ты начал себя жалеть. Вставай и пошли, поможешь мне чистить навоз. Доктор сказал, что физические нагрузки тебе не только не повредят, а, наоборот, пойдут на пользу. – Его вечное нытье действовало ей на нервы.

– Только не с этим фрицем, – буркнул он. – Зачем вы согласились, чтобы у вас поселился гитлеровец?

– Потому что Дитер работящий, он знает свое дело, да еще и обходится нам дешево. – И какое ему вообще дело до Дитера?

– Так, значит, теперь тебе какой-то фриц дороже, чем я? – Он сурово посмотрел на нее.

– Что ты имеешь в виду? – Она прятала глаза.

– После моего возвращения ты даже не глядишь в мою сторону, – добавил он.

– С какой стати? Ты не хочешь делать никаких усилий. Не моешься и не бреешься, пока я тебя не заставлю. От тебя воняет потом. Я из сил выбиваюсь, чтобы наладить нашу жизнь, Джек… в горе и радости. Вот в чем мы клялись друг другу. Но это трудно.

– Ты игнорируешь меня, будто какого-то слабовольного идиота. Я не виноват, что плохо себя чувствую, – возразил он.

– Чувствую, чувствую… чувствую. Меня уже тошнит от этих слов и от того, как ты себя чувствуешь. Ведь тебя не интересует, как я себя чувствую среди этих холмов? Меня поддерживают лишь воспоминания о здешней прежней жизни.

– Но ты изменилась, Миррен, жесткая такая стала. Может, ты и сильная, но я чувствую себя так, будто несу наказание день и ночь, во сне и наяву, каждую минуту, и твое суровое лицо для меня как мозоль на ноге. Как я еще могу себя чувствовать? И почему Долговязый все еще шастает тут, на ферме? Я думал, что он уже женился на сестре Фредди?

– Скоро женится. Дай им время. Эта парочка плывет на медленном пароходе в Китай, их швыряет туда-сюда. Ладно, хватит о них. Что мы будем делать? Не можем же мы остаться тут навсегда, тем более после…

– Милая, я пока не готов куда-то двигаться. Мне надо сначала поправить голову. В ней полно обрывков, которые я не в состоянии соединить. Это все шоковая терапия. Я не хочу ее повторения. Она просто выжигает твои мозги. – Говоря это, он теребил свою шевелюру.

– Тогда встряхнись, приведи себя в порядок, и мы пойдем в паб и чуточку отпразднуем твое возвращение.

– Но ведь ты не пьешь. – Он с удивлением посмотрел на нее.

– Так было до гибели Сильвии. Я теперь не отказываюсь от одной-двух порций хереса или даже от пива. Мне нужно выбраться отсюда, и я не могу пойти сама, самостоятельно. Ведь верно?

– Я не могу пить из-за моих таблеток. Доктор Каплински сказал, что я уже отвык пить и что мне лучше и не начинать снова. Ты ведь знаешь, что добра это мне не принесло. Так что спасибо, но я пас.

– Что-то не похоже на тебя, ты ведь никогда не пропустишь халяву. Где же твое чувство солидарности? Нам обоим будет на пользу, если мы пойдем в деревню и повидаем твоих приятелей. Пойдем, один стакан тебе не повредит.

Вот так они очутились возле стойки паба в Уиндебанке среди выцветшей мишуры и неумелого бумажного декора. Все суетились вокруг Джека, угощали его, и он начал оживать.

Миррен сидела там, стараясь держаться как можно степеннее. Потом прозвенел колокольчик, и Билл предложил закрыть паб. Люди, находившиеся там в этот момент, оказались запертыми до двух утра.

Они кое-как дотащились домой и, стараясь не шуметь, легли в постель, хихикая, как озорные школьники, и сцепились в пьяных объятьях, храпя и вертя головами.

Так-то лучше, улыбнулась Миррен. Если не можешь их победить, вступай в их ряды. Лучше она разделит с Джеком его хобби.

Внезапно оказалось, что можно не бояться Рождества в Крэгсайде.

– Что с Миррен? – озабоченно спросила Пам, мать Бена. – Она стала какая-то дерганая, все время вскакивает и крутится, как волчок, и ужасно худая, а ведь всегда была упитанной девочкой. Теперь же просто ссохлась. Но ей, конечно, тяжко, ведь Джек снова пристрастился к бутылке. Флорри тревожится. Их часами не бывает дома. По всей деревне ползут разговоры, как подолгу они торчат в пабе. Надеюсь, Миррен удержит его от рецидива. Она всегда была строгой в отношении спиртного, но вот в последнее время… Но теперь нельзя ни в чем быть уверенным.

Казалось, будто смерть Сильвии висела над всеми домашними черной тучей, о которой никогда не говорили, но она всегда присутствовала. И эти осиротевшие родители гуляли и пили так, словно у них не будет завтрашнего дня.

Миррен дала себе волю. Она сидела в пабе, глядела на окружающую компанию остекленевшим взором, смеялась и шутила, делая вид, что все хорошо. Она испытывала приливы восторга, а через минуту впадала черную, безнадежную меланхолию. К этому времени Бен знал все признаки и с растущей тревогой наблюдал за ней.

Лорна надулась, всячески избегала его, изображала из себя недотрогу, но у него не было времени на эти игры. И так дел по горло.

Вслух ничего не говорилось, все проходило молча. Том и Флорри не хотели расстраивать Джека, а тот шел по лезвию бритвы, пытаясь восстановиться, вернуться к жизни, а Миррен совершенно не помогала ему, таскала его в то самое место, с которого и начались все беды. Бен совершенно ее не понимал.

Он остановил ее возле дальнего сарая, где она убирала сено, так как ожидался снег.

– Что ты делаешь, Миррен? Зачем снова делаешь Джека зависимым от спиртного? – заорал он, не стесняясь никого. – Он не пил несколько месяцев, а теперь снова не просыхает. Я думал, у тебя больше мозгов. Я и за тебя тоже боюсь. Пьянство – не ответ.

– Откуда ты знаешь? – спросила она, и в ее глазах сверкнула ненависть.

– Оно проявляет в тебе не лучшие твои черты. Прекрати хоть ненадолго… протрезвей. Все вокруг уже это замечают.

– Ну и что? Это моя жизнь. Теперь я могу жить, как мне нравится. Я принимаю свое лекарство, когда хочу и где хочу. Ты меня не остановишь.

– Лекарство – вот как ты смотришь на это? Яд, а не лекарство. Пьянство превратило тебя из надежного друга в человека, которому я больше не могу доверять.

– С чего ты взял, что мне нужна твоя дружба? Ты и твоя подружка украли у меня мою мечту. Я тебе тоже не доверяю, – заявила она.

– Не говори глупости. Что такое я украл у тебя? Когда?

– «Край Света». Я видела, что ты сделал с домом… для нее. Дитер мне сказал. Это место было моим. – Она с вызовом взглянула на него, ожидая ответа.

Бен снял шапку и расхохотался.

– Ну и дуреха! Так вот почему ты дулась на меня все эти недели. Я так и думал, что неспроста.

– Не смей издеваться надо мной, Ройбен Йевелл! Значит, тебе нечем крыть, раз ты так себя ведешь. Ненавижу тебя! – Она бросилась прочь, оставив его стоять на месте.

– Постой! Сейчас я все объясню… – крикнул он ей вслед.

– Я не желаю слушать. Горшок корил котел сажей, а оба хороши! – Она побежала вниз по тропе.

Вот глупая! Решила, что я восстанавливаю «Край Света» для Лорны, и заревновала. Бен улыбнулся. Он видел это по ее глазам, сверкавшим злостью. Пора прояснить ситуацию раз и навсегда, показать этой злючке, как она ошибалась. Ему хотелось увидеть краску стыда на ее щеках, когда он покажет им свой подарок.

– Куда вы собрались в такую погоду? – укоризненно спросила Флорри, поднимая голову от вязания. На небе нависли тяжелые тучи, шел снег, дорога обледенела. – Оставайтесь-ка лучше дома, сыграем в карты. Уж очень там холодно.

Миррен подскочила к ней, обняла.

– Мы возьмем вэн. Джек торчал дома весь день, помогал с бумагами. Он заслуживает награды. Ведь вы не осудите нас, если мы чуточку развлечемся? Мы ненадолго. – Она знала, как уговорить Флорри.

– Миррен, тебе ведь никогда не нравились такие заведения, – пробормотала Флорри, не поднимая глаз. – А теперь не можешь никак удержаться?

– Но ведь тут нас теперь ничего не держит, правда? – Сильвия стала у нее козырной картой.

– Нет, конечно, раз ты так считаешь… Только не застряньте там. Том что-то приболел, кашляет. Твоя очередь доить утром коров.

– Разве я когда-нибудь его подводила? – спросила Миррен, понимая, что ей придется встать на рассвете.

Джек повеселел и больше походил на себя прежнего, на мужчину, за которого она вышла замуж. За исключением постели. Они до сих пор так ничего толком и не смогли. Но ведь она не гламурная киноактриса Хеди Ламарр, чтобы помогать ему в постели.

Бен ходил по ферме, словно раненый медведь. Он не раз предлагал им обоим подняться к «Краю Света» и обещал все там показать, но Миррен вежливо отказывалась и ничего не желала слышать об этом, пока не утихнут страсти. Ей не хотелось видеть гордость на его лице, когда он будет показывать им свое любовное гнездышко.

Утром Миррен ходила на местный рынок и расстроилась. Лорна прошла мимо нее с каменным лицом. Хилда Терсби, теперь молодая мать, толкала коляску и при виде своей бывшей подруги нырнула за ларьки.

Миррен знала, что за ее спиной люди показывают на нее пальцем и говорят, что это ее пьяный муж переехал своего ребенка. Она знала, что думают люди, и ей было плевать. Они с Джеком теперь вместе, и у них для компании есть бутылка. А остальное гори ясным пламенем!

Ночь была морозная, Флорри права, да еще поднялся ветер. Они молча ехали вниз по тряской дороге. Джек что-то задумал и держался спокойно и замкнуто.

– Ты язык проглотил, что ли? – спросила Миррен, надеясь его развеселить, но он смотрел перед собой и лишь пожимал плечами.

– Вижу, ты что-то задумал. Значит, вечер получится что надо!

– Я вот думаю, что нам, может, лучше пойти сегодня не в паб, а в киношку? Я сыт по горло одними и теми же физиономиями. – Это был сюрприз.

– Тогда поедем в Скарпертон; это всего десять миль. Бензина хватит и на обратную дорогу. Я знаю там хорошее место. Увидим новые лица. – По узкой дороге они доехали до города и поставили машину.

– Давай закажем в «Розе и короне» по рыбе с картошкой или еще чего-нибудь вкусного, – предложил Джек. – Потом пойдем в «Плазу», как в старые времена.

– Кому нужна еда? Не трать зря бабки. Пошли прямо в «Золотой лев». Там хорошие чипсы, камин и пианино. Я знаю девушку в баре – Монику – она сделает нам сэндвичи.

– Миррен, нам нужно поговорить, – сказал он спокойным, серьезным голосом. – Это пьянство пора остановить. Хватит. Мы можем пойти в «Плазу» или, если хочешь, на танцы. Вот и получится разнообразие.

– Что на тебя нашло? – рассердилась она, не понимая такую неожиданную смену настроения. – На тебя не похоже. Чтобы ты да отказался от пинты виски? Не превращайся в тряпку.

– Дело не в этом, любовь моя. Просто я думаю, что нам надо чуточку сбавить обороты. Бен сказал…

– Ой, этот Святоша Джо вечно рассказывает небылицы! Он предостерег тебя? Не обращай на него внимания, он злится, потому что я не разговариваю с ним. Пошли! Я все равно зайду туда, даже без тебя.

Миррен оставила Джека на улице и вошла в паб, уверенная, что он последует за ней. Она перевела дух, поздоровалась со знакомыми и ждала, когда откроется дверь, но она так и не открылась. Тогда она вернулась за ним. Он сидел на скамейке и рыдал, взрослый мужчина, а рыдал, подвывая, как ребенок.

– Что с тобой сегодня? – раздраженно и резко спросила она. Перед ней был снова тот, другой Джек, слабый и нелюбимый. – Пойдем, и ты забудешь свои беды. Я хочу познакомить тебя с моими друзьями.

Джек покачал головой.

– Нет, любовь моя. Я знаю все…

– О чем? – спросила она. Ее удивило горе, написанное на его лице.

– Что ты пристрастилась к выпивке. Я обнаружил у тебя целый склад пустых бутылок.

– О каких бутылках ты говоришь? – Она задрожала от страха, но пыталась изобразить удивление.

– О твоем «лекарстве». Я искал шлепанцы и заглянул в ящик гардероба. Там были дюжины и дюжины пустых бутылок.

– Да что ты говоришь?

– Миррен, это были бутылки из-под виски, на огромную сумму. Что ты сделала с собой? – Он снова зарыдал.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь? – пробормотала она, густо покраснев.

– Ох, да ладно, ты пьешь за двоих, хуже любого мужика. Я понимаю, ты ничего не можешь с этим поделать. Знаю, что это такое. Видел в армии парней, сосавших виски вот так, по глоточку. Хуже всего были офицеры, они быстрее слетали с катушек. Ведь это крепкая штука, она разрушает человека. Я не узнаю тебя, это не ты, не та девушка, на которой я женился, – прошептал он.

– А кто отвешивал мне подзатыльники, наваливался на меня и трахал, хотела я того или нет, кто убил моих детей? – закричала она. – Ты тоже не тот парень, в которого я когда-то влюбилась и за которого вышла замуж!

– Так не должно продолжаться. Ты сожжешь себе все нутро. Женщины не могут пить наравне с мужчинами.

– Давай поспорим? Ты высказал свое мнение, я тебя выслушала, но в данный момент мы тратим время, которое могли бы потратить на удовольствия. Не порти хороший вечер.

– Доктор Каплински сказал, что я должен бороться со своими демонами, а пьянство делает их хуже, злее, а не лучше, – взмолился он, но она потеряла терпение.

– Доктор Каплински? Мне надоело слышать его фамилию. Что он вообще знает?

– Я уже говорил тебе, что о страданиях он знает много. В войну он потерял семью. Они были евреи. Поедем домой. Я устал.

– Ну а я не устала, совсем не устала. Если ты не пойдешь со мной, я пойду одна. Не хочу, чтобы этот вечер пролетел впустую. Ты можешь вернуться домой. Я дойду пешком.

– Как в тот раз, когда Бен поехал тебя искать? Не говори глупости. – Он сердито посмотрел на нее.

– О, так он насплетничал? Наплел тебе эти небылицы, да?

– Он твой кузен, твой родственник, он беспокоится за тебя. У меня оборвалось сердце, когда я увидел твои пустые бутылки. Я не хочу, чтобы ты катилась по наклонной, чтобы тебе что-то угрожало. Ты моя девчонка…

– Не нападай на меня, Джек. Тебе это не идет.

– Пьянство тоже тебе не идет. Это не ответ. Вместе мы сможем оторваться от прошлого, оставить все позади, добиться чего-то, но только без бутылки. Это третий лишний. Что сказали бы твои бабушка с дедушкой о том, что ты зачастила в пабы? Они пришли бы в ужас. А довел тебя до этого я, показал тебе дорогу к пороку. Прошу тебя, Миррен, поехали домой. Мы вместе найдем выход из этой тяжелой ситуации, подумаем, как нам жить дальше.

– Оставь меня в покое! У меня все нормально. Мне нужно развлечься, а не выслушивать твою проповедь. Я приеду домой последним поездом, обещаю тебе. Ты можешь встретить меня у станции… Если ты не хочешь пойти со мной, тогда поезжай домой. Не хочу, чтобы ты тут болтался. Можешь подоить утром коров. – Она расхохоталась, но смех был какой-то невеселый. Махнула Джеку, чтобы он уезжал домой, и удивилась – что такое вселилось в ее мужа?

Он отряхнул пальто и ушел, весь из себя правильный, чопорный и подтянутый. Вероятно, он верен себе – опять вздумал сменить курс… как ей надоели его взбрыки. Что ж, как поется в песне: «Уходи или останься, утони или плыви». Его дело, его выбор. Сейчас ей хотелось не сидеть в вэне, держа на коленях газету с рыбой и чипсами, а снова зайти в ту дверь, за которой потрескивал огонь и можно было выпить виски… а там будь что будет, хоть умри. Это было гораздо привлекательнее. Правду говорят, что мир выглядит лучше, если смотреть на него через донышко стакана.

Все ее дружбаны были в наличии – ирландка Элси, бешеная торговка с рынка, распевала старинные ирландские баллады, а ее пальцы ловко бегали взад-вперед по клавишам. Был там мистер Фишер и его приятели, они спорили, чья очередь всем ставить; были там ребята-строители, которые только что разодрались из-за какой-то ерунды и были выброшены на свежий воздух, на мороз.

К закрытию все вывалились на улицу, и кто-то заявил, что знает подвальчик, где можно достать выпивку по QT. У Миррен шел изо рта пар, и она согревала глотку виски; она пила, пока ее кошелек не опустел. Элси купила у нее прямо с плеч кардиган, новый, Пам связала его в подарок к Рождеству.

Крэгсайд растворился в тумане. Джек вообще исчез с горизонта. Тут она могла быть самой собой, набираться жизненного опыта, петь и травить анекдоты. Веселая компания сидела на скамье и горланила песни. Постепенно, один за другим все отвалили; остались лишь она и Элси.

– Заткните глотки, черт побери! – крикнул кто-то из окна. – Вы разбудите моих детей!

Гавкали собаки. Пьяные подружки, хохоча, двинулись на Хай-стрит. Миррен не чувствовала холода, тем более что в ее сумке лежала бутылка. Но внезапно она поскользнулась на обледенелой дороге, сумка соскочила с ее руки, и стекло разбилось; драгоценная жидкость вылилась. Миррен со злостью пнула стекляшки ногой.

– Подберите стекло, леди, или я заставлю вас это сделать! – произнес грубый голос.

– Ты сам или целая армия? – услышала она собственный голос.

– Подберите это безобразие сами и идите домой. – Перед своим лицом она увидела чьи-то ноги в черных башмаках и флотских брюках. Она подняла лицо кверху и загоготала, но потом увидела кровь на своих руках и больше ничего не помнила.

Проснулась она от оглушительной головной боли в камере с серыми стенами и мощенным плиткой полом. Она лежала под одеялом. Ее рука была тщательно забинтована. Она застонала, когда сообразила, где находится, – в полиции Скарпертона.

– Так, миссис Сойерби, подпишите вот тут, что вам вернули содержимое вашей сумки и кошелька и ваши часы…

– Почему я здесь? – прохрипела она; ее глаза налились кровью, а голова раскалывалась.

– Не помните?

– Не слишком. Помню, что я была с друзьями.

– Мы никого с вами не видели. Вы нанесли словесное оскорбление моему сотруднику, были пьяны и недееспособны. Мы обвиняем вас в нарушении общественного порядка. Вы хотите известить кого-то о вашей ситуации?

– Моего мужа, Джека…Джона Уилфреда Сойерби с фермы Крэгсайд. Он приедет и заберет меня. – Инспектор полиции кивнул и вышел из камеры.

Ох, дьявол, как все нелепо получилось! Она сидела в голой камере, голодная, страдая от похмелья, мечтая об опохмелке, чтобы встать на ноги. Вот если бы Джек пошел тогда с ней, ничего подобного бы не случилось.

Домой Джек вернулся один. Бен никогда не видел его в таком возбужденном состоянии.

– Где Миррен?

– Лучше не спрашивай! – воскликнул Джек. – Пойдем со мной, ты только погляди! – Джек побежал наверх, перескакивая через ступеньки. Бен шел следом. Странно. Что с ним такое? Джек показал ему мешок пустых бутылок. – Вот что было спрятано в ее гардеробе. Посчитай, сколько их тут… Она истинная дочка своего папаши Пэдди, это точно, и я во всем виноват!

Бен посмотрел на гору бутылок из-под виски и с трудом сглотнул. Ну и ну! Проклятье!

В их спальне он чувствовал себя неловко, словно подглядывал в щелку. На кресле валялась одежда Миррен; сильный запах какой-то парфюмерии пытался замаскировать застарелую вонь от виски.

– Прямо не знаю, что делать… Док посоветовал не давать ей пить, а сейчас она наверняка дорвалась. Я оставил ее в том пабе в Скарпертоне. Идиот…

– В «Золотом льве»? – уточнил Бен, не глядя на Джека, не желая видеть отчаяние на его лице. Ему бы радоваться, что Джек так быстро восстанавливается, но от беспокойства ему стало нехорошо, дурно до головокружения.

– Значит, ты знал о ее маленькой слабости? Почему тогда не сказал?

– Я здесь не бывал, как ты понимаешь, – ответил Бен. – И не хотел, чтобы ты врезал мне в челюсть.

– Вот ты как думаешь? Когда-то мы были приятелями. Что же случилось с нами? Я вернулся с войны и пил как лошадь, из-за чего убил мою дочурку… Не смотри на меня так. Это правда. Теперь Миррен поддает, а я трезвый и осуждаю ее… Господи, нельзя было мне бросать ее! Пожалуй, я поеду назад.

– Нет, я съезжу, – предложил Бен. Ночь была паршивая, а Джек отвык водить машину.

– Не твоя это проблема. Я осторожно. – Джек махнул рукой. – Просто я чуточку растренировался с этим чертовым лечением… Все будет в порядке.

– Что у вас происходит? – Флорри выглянула из своей спальни; у нее на голове под розовой сеткой круглились железные бигуди. – Вы топаете по лестнице как лошади… Что такое?

– Ничего, мам, спи. Мы утром все объясним. Я сейчас съезжу на станцию за Миррен, – сказал Джек.

– Среди ночи? Вы что, поругались?

– Нет-нет, иди спать, – раздраженно отмахнулся Джек.

– Я поеду с тобой, – предложил Бен. Он страшно злился на Миррен за то, что она снова причиняет им кучу проблем. Неужели она так ничему и не научилась?

– Ладно, давай поедем вместе, только за руль сяду я! – Джек снова вскочил в вэн. Они задним ходом выехали со двора и покатили в Уиндебанк. Бен сидел на откидном сиденье и ждал, когда из-за поворота появится локомотив, едущий в Карлайл.

Джек стоял возле платформы и, когда ее покинули последние пассажиры, понуро вернулся назад.

– Что она делает! Нет, ты подумай!

– Снова опоздала на поезд? – Бен пожал плечами. – Прыгай в кабину. Я поведу.

– Это мои проблемы и моя жена. Надо ехать в город и вытащить ее из проклятого паба. Держись…

Клокоча от злости, он гнал как сумасшедший, почти не тормозя на поворотах.

– Осторожнее, дорога обледенела. – Бен занервничал. В такую ночь любовь Джека к быстрой езде могла сыграть плохую шутку. – Потише, сбавь скорость, там черное пятно в тени стены. Это тебе не скоростная трасса! Успокойся, она наверняка еще в пабе.

– Надеюсь… Ей нужно помочь. Вот проклятье. Если бы…

– Не отвлекайся, смотри на дорогу; у меня нервы не выдерживают ездить с тобой. Ведь ты давно не водил машину в такую погоду. Дай-ка я сяду за руль, – сказал Бен, но Джек был непреклонен.

– Что я такого сделал? Она из-за меня стала такой, правда? Нет, не говори ничего! – На секунду он повернулся к Бену, и тут колеса заскользили по льду.

– Джек! Руль вправо! – закричал Бен и попытался перехватить управление. Они рикошетом отлетели от каменной стены и перевернулись в воздухе. Все было похоже на медленный вальс. Потом раздался звук разлетевшихся стекол, словно кто-то тряс в жестянке мелкие шарики. Дверца вэна распахнулась сама собой, и Бен вылетел на придорожную траву. Последнее, что он видел – крутящиеся колеса перевернутого вэна.

Очнулся он от острой боли в боку. Где-то в ночи лаяла собака. Из вэна не доносилось ни звука.

Полицейский вернулся с чашкой крепкого чая, слишком сладкого.

– Вы позвонили на почту в Уиндебанке? Мужу пошлют сообщение. Он сразу приедет за мной, – набросилась на него Миррен.

– Боюсь, что это невозможно, – пробормотал полицейский, как-то странно глядя на нее. – Вместо этого я говорил с мистером Ройбеном Йевеллом. Скоро он будет здесь.

– Но мне нужен Джек, а не Бен, – заявила она, зная, что это означало новую порцию лекций и проповедей. Весь Уиндебанк узнает о ее конфузе, когда сержант Билл Тернбалл расскажет о нем соседям, но и так обо всем будет напечатано в газетах. В какую нелепую ситуацию она попала. Эх, если бы не разбилась та бутылка! Без кардигана было холодно, да и как теперь она объяснит Пам его потерю?

Почему все так долго тянется? Стрелки ее наручных часов медленно ползли по кругу. Она пыталась держаться независимо и улыбнулась молодому парню, который принес ей этот жуткий чай, но он глядел на нее так, как будто она стала объектом для жалости.

Наконец в дверях появился Бен; от его фермерского комбинезона пахло сеном и навозом. Мог бы сменить рубашку на чистую.

– Наконец-то! Почему так долго? – Она встала, стараясь выглядеть солидно в грязной юбке и рваных чулках. – Не гляди на меня так! Где Джек? Он сказал, что встретит меня на последнем поезде.

– Да, он встречал тебя, ждал, ждал, но ты на нем не приехала, правда? Потом, верный себе, он снова помчался в Скарпертон искать тебя, как я когда-то, но на дороге был черный лед, Миррен, такой, который ночью не виден. Мы заскользили, на полной скорости врезались в стену и перевернулись.

Он замолк, покачал головой, и она рухнула на скамью, раскрыв рот от ужаса.

– Но он цел? – спросила она одними губами, без звука.

Бен устало вздохнул.

– Миррен, мне нелегко сообщить тебе это, но Джек погиб. Он умер за рулем. Все случилось быстро. Так сказал мне санитар из «Скорой».

– Вы что, шутите? – сердито крикнула она, глядя на стоявших в дверях бобби.

– Нет, миссис, к сожалению, нет, – ответил один из них. – Нас вызвали ранним утром на это дорожное происшествие. Это коварная дорога. У бедного водителя не было шансов. Вот этому парню повезло, что он вылетел из вэна.

Миррен сидела на заднем сиденье полицейской машины, молчаливая, отрешенная от всего, с каменным лицом и лишь хмурила брови, пытаясь стряхнуть с себя похмелье. Внезапно она почувствовала себя маленькой, беззащитной и никому не нужной. Казалось, она видела какой-то бесконечный кошмарный сон; иногда, перебрав дешевого виски, она видела странные сны. Рядом сидел Бен, весь в синяках и ссадинах, и нес какую-то чушь о том, что Джек умер. Но ведь на самом деле умерла маленькая Сильвия, а не он.

Потом она очутилась в каком-то холодном помещении с кафельными стенами, и там незнакомые люди приподняли одеяло и велели ей посмотреть на то, что под ним лежало. Она подчинилась, но ее зрение никак не наводилось на фокус. И вообще, все словно происходило с кем-то еще, не с ней, а сама она глядела на все с потолка, в том числе и на себя. Вот она кивнула, но ее язык прирос к нёбу. А Джек, казалось, крепко спал, вот только его кожа стала какого-то странного цвета, а на голове виднелась вмятина.

Сейчас она вела себя так же, как Джек, когда он увидел Сильвию: ни слезинки, ни горестного слова, лишь жуткое молчание, словно она перескочила в другой мир. Такого не может быть! Через минуту она проснется, и все будет в порядке. Все как в тот день, когда бабушка Симмс забрала ее к себе, в тот день, когда ее папа не вернулся домой. Как странно.

Доктор Мюррей дал ей что-то, чтобы она уснула, и они постояли над ней; но снотворное не помогло, она вскакивала, ходила по дому, искала спрятанные бутылки, но искала зря.

– Ты ничего не найдешь ни на чердаке, ни в подвале. – Бен услышал шум и заглянул в ее спальню. Его слова ее не обрадовали. – Я все обыскал и убрал все спиртное. Ты отвыкнешь от него раз и навсегда. Так не может продолжаться! Джек не должен был погибнуть. Ради него, возьми себя в руки!

На похоронах Миррен держалась, или держали ее, когда она шла за гробом. Ее глаза глядели вперед и не желали глядеть вниз. Том и Флорри были убиты горем. Окрестные фермеры, как обычно, явились, чтобы отдать последний долг их земляку. Стройное пение тронуло до слез всех, кроме нее. Прихожане капеллы знали, как поддержать в горестный час ближнего. Она не участвовала в церемониях. Слова ей казались бессмысленными, а соболезнования – пустыми.

Джек был похоронен рядом с Сильвией на кладбище их прихода. Вокруг его могилы они посадили кустики подснежников.

Погода наладилась, весна стояла на пороге. Дни прибавлялись, но Миррен казалось, что мрак теперь навсегда накроет Крэгсайд. Еще никогда Бен не чувствовал себя таким одиноким. Как хотелось ему уехать отсюда, сбежать без оглядки, но он дал слово бабушке, что будет заботиться о родных, и не собирался ее обманывать.

– Куда ты ведешь меня? – закричала Миррен, когда Бен угрюмо потащил ее по знакомой тропе, ведущей к «Краю Света».

– Я веду тебя домой… в дом, который я строил для вас с Джеком, чтобы вы жили там вместе. Я запру тебя в нем, и ты будешь там сидеть до тех пор, пока не протрезвеешь и не начнешь соображать. Вот что!

Его слова были вложены в глухие уши. Она вырывалась из его железной хватки, пыталась повернуть назад, но он бросил ее на плечо, словно мешок с углем, не желая слушать ее бредовые речи.

– Нет, ты не сделаешь этого! Можешь, если хочешь, вылезти в окно, прыгнуть с обрыва, но в это время ты уже будешь трезвой как стекло, понятно? Эту бредовую ситуацию надо остановить!

– Пусти! Не тащи меня! Ты не имеешь права! Мне надо работать на ферме… – кричала она, удивляясь, почему он ведет себя как пещерный человек.

– Кого ты обманываешь? После смерти Сильвии ты уже много месяцев не вела хозяйство в Крэгсайде. Ты пребывала в другом мире. Там, наверху, в «Крае Света», ты можешь делать что угодно, но бухла там нет, я проверил, нет там и паба. Шкаф набит продуктами, так что с голоду ты не помрешь, если снова начнешь есть. Я буду приходить и проверять, как ты живешь, а Дитер будет тебя стеречь. Он понимает, как это важно. Короче, мы не спустим с тебя глаз, но остановим твое пьянство. Ясно тебе?

– Это варварство! Ты не имеешь права запирать меня там! – кричала она с его плеча, чувствуя себя нелепо.

– Имею, не сомневайся. Я буду день и ночь стеречь дверь дома. Ты не вернешься в Крэгсайд до тех пор, пока не опомнишься. У Тома с Флорри и без того хватает горя; им еще не хватало смотреть, как ты будешь слоняться по ферме словно лунатик, прикидываясь нормальной, живым напоминанием об их трагедии. Я уже сказал Флорри, что тебе нужно какое-то время побыть одной. Это твоя проблема, и ты решишь ее так или иначе. – Его голос звучал сердито и твердо.

– Ты почему-то стал таким жестоким и упрямым. Какое ты имеешь право быть моим тюремщиком? – не унималась она в надежде уговорить его.

Он сердито поджал губы.

– Когда-то давным-давно я дал слово людям, которых уважал и любил, что буду заботиться о нашей семье. И не по моей вине так глупо погиб Джек, а прежде всего из-за тебя. Впрочем, мы все так или иначе виноваты перед ним…

– Но я еще раз говорю тебе, что у меня нет никаких проблем. Я могу остановиться, когда захочу, – спорила она, но в ее голосе звучал страх.

– Вот и докажи это, чем зря сотрясать воздух. Докажи мне, что Миррен Сойерби может с достоинством нести наказание. Докажи, что я ошибаюсь.

– Ой, да иди ты к черту!

– Ты сама скоро туда пойдешь, если не прекратишь пить. Но я твой друг и был им всегда. Я хочу вернуть ту, прежнюю, Миррен, а не эту… ходячую мумию с безумными глазами. Я больше тебе не верю. Так что посиди там взаперти, подумай о жизни и докажи мне, что я не прав.

Он открыл дверь восстановленного им дома, втолкнул Миррен через порог и повернул ключ. Пускай помаринуется там несколько дней. Посмотрим, как она запоет. Ему хотелось хорошенько ее проучить.