В мастерскую явилась девица-старшекурсница — короткая стрижка, обтянутая джемпером грудь, резкий сипловатый голос — активистка с будущим. Хлопнула в ладоши: — Внимание! Внимание!.. Маленькое объявление! Я из профкома. На вашем курсе до сих пор нет профгрупорга. Необходимо срочно наметить кандидатуру. Сами подскажите — кто будет. — Православный, есть шанс выдвинуться, — подбросил Лева Слободко. — Старик, я однажды в жизни был уже на руководящем посту — председателем пионерского отряда. Меня с треском сняли, теперь предпочитаю оставаться в тени. Девица снова властно хлопнула в ладоши: — Шутки в сторону! Прошу отнестись со всей серьезностью! Предлагайте кандидатуру! Иван Мыш добросовестно сутулился у своего мольберта, не обращал внимания на настойчивую девицу. Как всегда — все в куче, он в стороне. И Федору пришла в голову мысль: «А почему бы и нет…» — Выдвигаю! — объявил Федор. — Мыш Без Мягкого Знака! — Я сказала — шутки в сторону! — А он и не шутит, — подал голос Вячеслав. — Мыш, покажись кошечке. — Старик, на авансцену! — Тащи его! Увидев мощного парня с покатыми плечами, профсоюзный деятель сменила гнев на милость. — Возражений нет? — спросила деловито. Возражений не было. Сам Мыш смущенно чесал концом кисти переносицу и тоже вроде не давал отвода. — После лекций явитесь в тридцать седьмую комнату. — Старик, с тебя магарыч. Перед тобой мы открыли новую дорогу. А неделю спустя на общефакультетском собрании в конференц-зале, к некоторому удивлению Федора, Православного и Вячеслава, Иван Мыш решительно вылез на трибуну. — Ордера-то, товарищи, любят все получать. А вот как членские взносы платить — охотников нету. По пятам ходишь, выканючиваешь: заплати, Христа ради, у тебя задолженность за четыре месяца. Отмахиваются… А профсоюз, товарищи, играет очень важную роль в нашей жизни… Иван Мыш говорил длинно и обстоятельно. Лева Православный, сперва слушавший с предельным вниманием — шутка ли, Мыш Без Мягкого в роли оратора, — мало-помалу дремотно сник, заметив Федору: — Он, без сомнения, способен, старик. Неделя, как избран, а толкает речугу, как будто всю жизнь только этим и занимался, даже в сон сразу бросает… Федор был доволен и горд. Он спросил Православного: — Скажи: какая самая благородная профессия на свете? — Художник, — ответил Православный. — Хорош я был бы, если б иначе думал. — Нет, врач-исцелитель. — А ты к чему это, старик? — Себя сейчас чувствую исцелителем. Любуюсь на Мыша и радуюсь — на трибуне, а еще недавно жаловался: «Все в куче, а я в стороне». — Радуйся, а я пока подремлю немного.25