55
Лаура чувствует себя неловко
Когда мы пришли домой после нелегкого разговора с Анной — ставшего еще одним подтверждением того, что мы не сумасшедшие, — меня ждало записанное на автоответчик сообщение от парня, с которым я познакомилась в молодежном клубе, которого Вероника называла Жердью и которого в действительности звали Валентин. Это напомнило мне о том, что я уже больше месяца не общалась с Паскуалем по телефону и что с каждым днем мне все меньше и меньше хочется рассказать ему обо всем, что происходит со мной в последнее время, — главным образом потому, что он наверняка поначалу бы мне не поверил. Он считал, что раз уж работает в лаборатории со всякими там пробирками, то ему просто необходимо сомневаться во всем, что кажется хоть немножечко странным. Я раньше всегда восхищалась его жизнью в Париже, его работой в знаменитом институте, его блестящим будущим и очень гордилась тем, что он обратил свой взор на меня. Однако теперь реалии заключались в том, что я даже не вспоминала о нем в течение уже многих дней и даже недель — а особенно с тех пор, как увлеклась своей собственной жизнью. Никогда раньше я не имела такого большого значения для себя самой: я стала для себя важнее, чем Паскуаль, чем Лили, чем Грета и даже чем вся вселенная. Я узнала, что мама, которая, как я думала, родила меня на свет, на самом деле меня не рожала. Моя бабушка, как выяснилось, не была моей бабушкой, а магазин, который мне вроде бы предстояло получить по наследству, уже никогда не будет моим. Всего того, что, как мне казалось, у меня было, в действительности у меня не было. Моя двоюродная сестра Кэрол не была моей двоюродной сестрой, да и Альберто I с Альберто II не были моими родственниками. Анна не была тем, кем я ее считала. Я теперь могла быть уверенной только в себе самой и в том, что я умею что-то делать: умею танцевать, умею давать уроки балета, умею заниматься продажами. Открывшаяся мне правда уничтожила мой маленький мир, но отнюдь не меня саму. Мне уже не нужно было угождать Лили, и единственное, что мне теперь необходимо было знать, — это то, что хочу делать я сама.
Валентин — новый персонаж, появившийся в моей новой жизни, — попросил меня пойти с ним на свадьбу Матео, однако если бы я туда пошла, то тем самым предала бы Веронику — человека, который волею судьбы вел меня по темной пещере, в которую я по собственной воле никогда бы не зашла. Веронике довелось выполнить тяжкую работу по вытаскиванию меня из моей прежней жизни, а это было намного труднее, чем, скажем, вытащить кого-нибудь из глубокого, темного колодца или из пылающего дома. Она рисковала тем, что может ошибиться или что я стану ненавидеть ее за то, что она лишила меня обеспеченного будущего, заботящихся обо мне людей, денег, крыши над головой и прошлого, в которое я верила. Она сделала это не ради меня — она сделала это, чтобы как-то компенсировать своей матери те неприятные моменты, которые ей пришлось пережить из-за того, что она утратила свою первую дочь. Но как бы там ни было, Вероника была единственным человеком, которого я могла уважать, и поэтому решила сказать Валентину, чтобы он на меня не рассчитывал. Однако Вероника стала уговаривать меня пойти на эту свадьбу. Она сказала, что Матео может устроить очень интересную свадьбу, на которой мне понравится, и что она сама, пока я буду на свадьбе, сходит к нескольким своим клиенткам. Еще она сказала, что я слишком вежливая и тактичная и что мне пора начинать вести себя более грубо и напористо, а иначе на меня, как она выразилась, все будут мочиться и испражняться. Я была уверена, что она говорила так, чтобы разозлить меня и чтобы в результате этого мне не было ее жалко. Она сказала, что мне нужно отучиться стараться всем угодить, потому что далеко не все этого заслуживают.
Я была на два года ее старше, но она выглядела более взрослой, чем я. Тем не менее горького жизненного опыта было больше все же у меня: именно меня украли сразу после рождения, меня продали чужим людям, меня до недавнего времени обманывали.
Я надела зеленое бархатное платье Бетти, которое Вероника хранила вместе с другой ее одеждой, а поскольку оно было широковато для меня, то я стянула его на талии поясом. Затем я надела черные чулки Вероники и самые презентабельные из ее сапог. Я собрала волосы на затылке в хвост, надела норковую шубу, сделала макияж и накрасила губы не очень яркой карминной помадой «Ив Сен-Лоран», которая напомнила мне о губных помадах, которые дарила Анна.
Церемония бракосочетания проходила в церквушке, расположенной неподалеку от дома, в котором Матео и его невеста собирались жить и который находился в пятидесяти километрах от Мадрида. Невеста выглядела замечательно, но я подумала, что не стану рассказывать об этом Веронике. Я скажу ей, что Валентин в течение всей свадьбы отвлекал меня болтовней и поэтому я никого и ничего толком не разглядела. Хотя поначалу Вероника меня ни о чем расспрашивать и не будет, поскольку уверена, что Матео ей уже безразличен, но затем любопытство ее одолеет, и она наверняка в конце концов сама заговорит о свадьбе.
Свадебный банкет проходил в доме, в котором собирались жить молодожены. Там имелись тракторы, куры, огород и красивый конь, бегавший по огороженному участку. Дети Матео и его новоиспеченной жены наверняка будут чувствовать себя здесь невероятно счастливыми. После банкета Матео и его товарищи-музыканты устроили концерт, а мы с Валентином пошли прогуляться по полю и посмотреть на небо. Мы с ним абсолютно не разбирались в созвездиях и смогли найти лишь Большую и Малую Медведицу. Воздух был таким чистым, что у меня быстрее забилось сердце. Как же мне повезло, что довелось оказаться сейчас здесь, под молодой луной! Мы с Валентином поцеловались долгим поцелуем, после которого все стало каким-то другим. Начиная с этого момента он вошел в мою жизнь.
Я вернулась со свадьбы примерно в полдень следующего дня. Дом, в котором я жила раньше и в котором до сих пор находились мои вещи, с каждым днем казался мне все более и более далеким и чужим, а дом, в котором я жила сейчас, — все более близким и родным. Когда я вошла в него, Анхель делал себе бутерброд. Дон с радостным лаем бросился ко мне. Анхель не знал, где Вероника.
— Наверное, обходит своих клиенток, — сказал он.
Потом он с задумчивым видом уставился на меня. Я не могла скрыть, насколько довольна, и поэтому время от времени мысленно напоминала себе о своей трагедии и пыталась сконцентрироваться на мыслях о своем настоящем. Мне следовало бы поесть, но я не была голодна. Я, наверное, впервые за все время общения с Анхелем улыбнулась ему.
— Меня радует, что настроение у тебя уже получше, — сказал он.
Даниэль раньше возил Анхеля в школу на такси, но сейчас ему приходилось уезжать на работу раньше, и Анхель оказался предоставленным самому себе. Поэтому я вызвалась проводить его в школу, а заодно и погулять с Доном, и после уроков, если он не будет возражать, проводить его из школы домой. Мне хотелось заботиться об этой семье, чтобы с ними не произошло ничего плохого.
Я чувствовала себя ответственной за Анхеля. Он не должен был расплачиваться за эгоизм других людей. Он не был виновен в том, что произошло со мной, — как, впрочем, не была в этом виновата и я сама.
Анхель пошел рядом, подстраиваясь под мою походку. Одежда болталась на нем и выглядела размера на три-четыре больше, чем нужно, как будто ему постоянно покупали вещи на вырост.
Проводив Анхеля и вернувшись домой, я открыла входную дверь и сразу почувствовала какую-то неловкость. Я впервые находилась совершенно одна в этом доме — доме, который мог быть моим родным еще с детства. Дон отказывался заходить в дом, ему хотелось еще побегать на улице, но в конце концов он сдался и, улегшись на своем одеяле и положив морду на лапу, с обиженным видом уставился на меня. Чего он хотел, так это играть, резвиться в свое удовольствие, делать то, что нравится, и быть счастливым. Я раньше тоже была, вне всякого сомнения, такой же, как Дон. Даже под недреманным оком Лили я бегала, играла и представляла себе, что нахожусь в каком-то совсем другом месте.
Поскольку мне стало неловко внутри этого дома, я решила не заходить в жилые комнаты. Бетти смотрела на меня с портрета, Дон — со своего одеяла. Я решила навести порядок в кухне и вытереть пыль в гостиной, но первым делом попыталась удалить с поверхности стола из красного дерева круг, оставленный стаканом. Эти мои действия наверняка понравились бы Бетти. А еще я — хотя мне и не следовало этого делать — открыла холодильник и положила в миску Дона спагетти, оставшиеся от вчерашнего ужина. В этом доме чаще всего ели спагетти с помидорами, а для балерины такая еда — самая настоящая отрава.
Когда я начала делать упражнения на растяжку мышц, зазвонил телефон. Это звонила Вероника: ей нужно было мне кое-что рассказать, и она ждала меня на вокзале Аточа.
Дон, увидев, что я одеваюсь, навострил уши. Я уже не могла пойти встречать Анхеля из школы.