Глава 26

Наука – это возможность удовлетворять свое любопытство за государственный счет.

Впрочем, у государства много не вырвешь. Поэтому сегодня большинство научных работников лишь номинально числятся в лабораториях. Основные свои силы и рабочее время они отдают коммерческим предприятиям, где получают хорошие оклады. А в научно-исследовательские институты сотрудники приходят раз в неделю, чтобы обменяться новостями, составить липовый отчет о бурной научной деятельности и расписаться в ведомости за маленькую зарплату.

По всей видимости, лаборатория, где раньше трудилась Вера Субботина, не была исключением. На рабочем месте я застала только начальника, доктора биологических наук Леонида Григорьевича Горнакова. Еще одна сотрудница гремела за перегородкой колбами с реактивами и прислушивалась к нашему разговору.

– Итак, что же интересует ГУВД в нашей скромной лаборатории? – спросил Леонид Григорьевич.

Заметьте, я не говорила ему, что имею какое-то отношение к Главному управлению внутренних дел. Он сам сделал такой вывод. Я просто продемонстрировала ему красные «корочки», на которых золотыми буквами написано «ГУВД г. Москвы».

Этот документ Руслан Супроткин подарил мне на День рождения. Когда я открыла удостоверение, то чуть не рехнулась от счастья. Там была моя фотография, а в графе «должность» значилось – «главный специалист по работе с населением». Я решила, что органы наконец-то признали мой бескорыстный вклад в дело борьбы с преступностью. Ура, Родина помнит, Родина знает!

– Спасибо, спасибо! – запрыгала я на одной ножке, как первоклассница.

Увидев столь бурную радость, Руслан устыдился. Он признался, что «корочки» не настоящие. Документ сделал по его просьбе знакомый криминалист.

– Обрати внимание на название организации, выдавшей удостоверение.

– «Петровка, 38», – прочитала я. – Ну и что? Ведь МУР находится по этому адресу!

– Да, но официально такой организации нет, – объяснил Супроткин. – Еще вглядись в печать.

Синими чернилами по кругу было написано «Главное управление внутренних дур».

Я уставилась на капитана:

– По-твоему, это очень смешно?

Он отвел глаза:

– Извини, действительно, шутка неудачная.

Сначала я очень обиделась на этих «дур». Но потом решила, что так даже к лучшему. Конечно, капитан невысокого мнения о моих умственных способностях, но у меня хватит сообразительности использовать его подарок в своих целях. Я могу смело демонстрировать окружающим удостоверение, и никто не обвинит меня в подделке документа – ведь такого учреждения не существует! А если собеседник решит, что я из «органов» – ну, так сам же и виноват! Надо читать внимательнее!

Леонид Григорьевич стал очередной жертвой собственной невнимательности. Несколько минут назад такую же ошибку совершила подслеповатая бабушка-вахтерша.

– Что же вас сюда привело? – повторил Горнаков.

Ответить я не успела, на столе зазвонил телефон. Начлаб поднял трубку:

– Да! Есть ли у нас чай? Да, чай есть. Какой? Секундочку, сейчас посмотрю…

Доктор наук отодвинул ящик стола и вытащил пачку.

– Чай индийский, высший сорт… Да, хороший… Да, пожалуйста, приходите. У нас и печенье есть, – он достал пакет с крекерами. – Нет, мы работаем без перерыва, до восемнадцати часов. Минуточку, паспорт с собой захватите, пропуск надо выписать. Как ваша фамилия?.. Нет, я с ума не сошел, просто у нас пропускная система… Нет, это не магазин, это лаборатория… Ничего я вам не морочу… Так нужен вам чай или нет? Приходите, чай хороший! Ну как знаете…

Мужчина осторожно положил трубку и развел руками:

– Сами не знают, чего хотят. А вы, кстати, чайку не желаете?

– С удовольствием, – откликнулась я.

Обычно совместное чаепитие настраивает собеседника на откровенность. Однако у меня уже зародилось подозрение, что Леонид Григорьевич – слишком добрый и наивный человек, чтобы быть в курсе раздоров, происходящих у него под носом.

Увы, мои опасения подтвердились. Начальник мог вспомнить о Вере только хорошее:

– Замечательная сотрудница, очень трудолюбивая и скромная. Светлая голова! К сожалению, по семейным обстоятельствам Вере пришлось оставить науку, но я надеюсь, что она еще вернется. Человеку необходима радость поисков и открытий!

– У Веры были здесь враги? Она ссорилась с кем-нибудь?

– Ну что вы! – Ученый даже рассмеялся от такого предположения. – У нас очень дружный коллектив. В лаборатории собрались на удивление талантливые и миролюбивые люди.

В этот момент его подчиненная выглянула из-за перегородки и так злобно сверкнула на нас глазами, что я поняла: к счастью, Горнаков ошибается.

– Если не возражаете, я бы хотела также переговорить с…

– Аллой Степановной? – услужливо подсказал собеседник. – Конечно, ведь это ваша работа. Аллочка, следователь из МУРа хочет задать тебе несколько вопросов.

Алла Степановна перестала греметь пробирками и показалась во всей своей красе. Это была полная дама лет пятидесяти, с короткими волосами, испорченными неудачной «химией». Недовольная гримаса, по всей видимости, уже стала обычным выражением на ее лице.

Мы уселись за стол в другом конце лаборатории.

– Вы Танькой Стремиловой интересуетесь? – прямо спросила Алла Степановна.

– Возможно, – осторожно сказала я, боясь спугнуть удачу.

– Надеюсь, вы упрячете эту сволочь в тюрьму лет на десять!

– Может, и на все пятнадцать, – заверила я ее, – зависит от обстоятельств.

– Эта гадина позанимала у всех в лаборатории денег. Наврала, будто получает большое наследство – дом, квартиру, машину, и ей надо заплатить налог нотариусу. Мол, как только продаст машину, вернет долг с процентами. Ну мы уши-то и развесили! Нет бы сразу сообразить: ну кто Стремиловой оставит наследство? Это ж голь перекатная! Приехала в столицу из города Волжский, коза драная, на работу к нам пришла устраиваться в кедах на босу ногу. Правда, лето было.

– Из Волжского, который город-спутник Волгограда?

– Понятия не имею, – отмахнулась Алла Степановна, – из какой-то дыры на Волге, я полагаю. И вот полгода назад она одолжила у всех коллег деньги. Причем действовала скрытно, с каждым разговаривала наедине. Мы потом подсчитали – почти девяносто тысяч рублей Танька цапнула! И сразу же Стремилова написала заявление об увольнении «по собственному». А наш-то начальник, лопух, хоть бы кому сказал! Подписал заявление, как последний болван, даже не заставил ее две недели отрабатывать. Впрочем, мы тоже хороши. Ведь ни один человек с нее долговую расписку не потребовал! Ну как же, мы ведь интеллигентные люди, к чему эти формальности! А очень даже к чему! Сейчас такое время, что сестре родной доверять нельзя, а тут какая-то профурсетка деревенская!

Я прервала ее эмоциональный монолог:

– Я так понимаю, что эта деревенская профурсетка оставила всю лабораторию с носом?

– Именно! Скрывается, на звонки не отвечает, по месту прописки мы ее застать не можем. Вот, не поверите, чуяло мое сердце! Знала я, что Стремилова змеюка подколодная, но не думала, что меня она обманет. Я ведь столько хорошего для нее сделала! Комнату ей сдавала, когда ей жить негде было, вещи свои, которые мне малы стали, давала поносить…

Тут Алла Степановна умоляюще скуксилась:

– Может, вы сходите к Стремиловой, надавите на нее, а? Вы ведь власть. Может, вам заявление от нас, потерпевших, требуется? Так мы напишем. Надо прижать мошенницу к ногтю! Давайте я прямо сейчас вам адрес Стремиловой дам? Записывайте: Ленинский проспект…

Я остановила ее:

– Я запишу ее адрес, но только позже. Сейчас меня интересует другое. Я здесь по поводу Веры Субботиной. Я уже спрашивала у вашего начальника, были ли у Веры враги в лабора…

Женщина не дала мне закончить фразу:

– Так я же говорю – Танька Стремилова, змеюка!

– Как, и здесь тоже?

– О, вы ее еще не знаете! Это такая!.. такая!.. – Алла Степановна раздула щеки: – У меня даже слов приличных для нее не осталось!

– Ну рассказывайте теми словами, какие остались.