Всё тайное – становится явным

(Совсем немного – о смысле жизни)

«Операция завершена? Интересное дело, однако…. Ночь – с двадцать второго – на двадцать третье июня!», – первым прозрел догадливый внутренний голос. – «Не иначе, сейчас тебя, братец, будут переносить обратно – в приснопамятный двадцать первый век. Помнишь, Алькашар тогда, в древнем русском городе Пскове, тоже всё твердил про завершение дня летнего солнцестояния? Правда, нынче мы с тобой находимся в южном полушарии, поэтому гораздо уместнее говорить о дне зимнего солнцестояния…».

Егор, изо всех сил стараясь, чтобы его голос предательски не задрожал, спросил – демонстративно невозмутимо:

– И чем это я, собственно, не угодил уважаемому Координатору? Когда же это я ему оттоптал любимую мозоль? Нет уж, сделайте одолжение, скажите, пожалуйста, чем это я вам всем так мешаю? Ведь Алькашар тогда мне чётко объяснил, что, мол, в результате моего вмешательства – в ход Истории – образовался новый, параллельный мир…. Ведь так? Образовался?

– Образовался, – невозмутимо кивнула своей высокой и вычурной причёской Наоми. – Но это совершенно ничего не меняет.

– Почему это не меняет? – буквальнотаки взвыл Егор, не удержав внутри душащие его эмоции. – Ну, почему? Параллельный мир всё равно уже образовался, он существует и живёт, развиваясь по своим законам…. Почему же меня надо непременно убирать из него? Ну, почему?

– По кочану! – насмешливо улыбнувшись, ловко ввернула крылатое русское выражение японка. – Самовольные и упрямые агенты, которые не подчиняются приказам непосредственных руководителей, никому не нужны. В любых мирах и в любые времена…. Эпизод с Алькашаром был обычной проверкой – на вшивость и элементарное послушание. Согласись бы вы, Егор Петрович, тогда на добровольное возвращение в двадцать первый век, глядишь, и вам бы пошли на встречу: оставили бы здесь – с ненаглядной жёнушкой и детишками малыми, дали бы новое важное задание…. А так, кому вы нужны, если совершенно непонятно, что завтра ожидать от вас? По крайней мере, именно так и звучит официальная версия. А что у хитроумного начальства на уме было на самом деле, о том нам, рядовым пешкам, знать не полагается…. Я понятно излагаю?

– Понятно! А кто, если не секрет, заступит на моё место? И куда сейчас вы меня отправите? В смысле, в какой из двух параллельных миров? В какие конкретные года? В 2009 год, или в 202бой?

– В какие – конкретные года? И в какой – из двух параллельных миров? – зачемто переспросила японка, внимательно посмотрев на свои наручные часы и подходя к Егору вплотную. – Извините, мон шер, но, честное слово, не знаю. Я только старательная исполнительница чужих приказов. Меня, знаете ли, не оповещают – о глобальных планах…. А вместо вас здесь целенаправленно поработает другой прямой потомок Александра Даниловича Меньшикова, родом из русской столицы Москвы. Дельный такой дяденька. Он прошёл очень серьёзный, многопрофильный обучающий курс и нынче является одним из самых перспективных агентов службы «SV»…. Ну, милый и славный Егор Петрович, вы готовы?

Показалось, или действительно у входа в палатку обозначилось какоето подозрительное шевеление? Похоже, что и наблюдательная Наомисан почувствовала чтото аналогичное, шприц в её руке дрогнул, и она неуверенно спросила:

– Кто там ходить? Кто – пугать бедную Наоми?

Ответом ей был оглушительный пистолетный выстрел, тесное палаточное пространство тут же заволокло густым пороховым дымом, глаза безудержно защипало, а лёгкие и бронхи – под самую завязку – наполнились сухим и лающим кашлем…

«Однозначно, дуплет! И, судя по характерному звуку, пистолет, явно, саксонской работы…», – незамедлительно отреагировал внимательный к мельчайшим деталям внутренний голос. – «Дальше совершенно нетрудно предположить, кого мы сейчас с тобой, братец, увидим…. Опа, на кисть руки капнуло чтото горячее…. Кровь, понятное дело! Рядом упало чтото…. Тело убитой Наомисан, ясен пень!».

Дым постепенно развеялся, и пред ним предстала Сашенция – во всей своей красе: необычайно взволнованная и прекрасная, с умопомрачительно яркими и огромными глазами.

«С умопомрачительно – яркими…», – запоздало восхитился внутренний голос и потерянно замолчал…

Санька гордо закинула голову вверх, старательно сглатывая слёзы, подступившие к горлу, после чего посмотрела Егору в глаза – пристально и требовательно. Долго так смотрела, не отводя взгляда. Смотрела и молчала….

Долго? Что значит сей глупый термин, мои господа и дамы? Молчите? И, совершено правильно делаете!

«Долго» и «коротко». «Сильно» и «слабо». «Чутьчуть» и «навсегда». «Абсолютно спокойно» и «до полного безумия». «Холоднее арктических льдов» и «горячее лавы, извергающейся из вулкана»…..

Всё в этом скучном и предсказуемом мире – относительно….

Относительно – относительно – чего?

Относительно – восприятия – того или иного события…

Мы с вами, мужественные друзья мои и милые подруги, просто – одно и тоже – зачастую воспринимаем очень уж поразному. Кардинально – поразному. Глобально и противоположно – поразному…

Ладно, проехали…

Санька смотрела ему в глаза пристально и неотрывно, а он – также пристально и неотрывно – смотрел в её глаза: в такие любимые, обожаемые, небесновасильковые, бездонные и огромные…

Она, как и всегда, не выдержала первой: недовольно отвела взгляд в сторону и, уставившись в светлобежевый парусиновый бок палатки, проговорила – насквозь обиженно:

– Егор Петрович Леонов? Ну, надо же…. А так, попростому, сколько уже лет на «Сашу» исправно откликался! Ну – надо же…. Хотя, если честно, я уже давно чегото такого и ожидала. Слова иногда странные и чудные проскальзывали у тебя, милый, знания хитрые, вызывающие удивление…

– Сань, да ладно тебе! Чего уж там, – неуверенно и смущённо заканючил Егор. – Какая, собственно, разница…

– Какая разница, говоришь?! Я ему – всю себя…. Любила его, детей от него нарожала…. А он…. Что, трудно было давно уже сказать правду? Сомневался во мне, мерзавец? Я же только тебя люблю! И дела мне никакого нет до этих всех – Координаторов, двадцать первых веках и прочих странных дел…. У тебя там – в дальних годах – много было женщин? Много? Отвечай, ирод!!! Немедленно отвечай….

Минут через шестьсемь, терпеливо подождав, пока жена полностью выговорится, Егор попросил – очень серьёзно, и даже с лёгкими («Ну, с очень лёгкими!», – ехидно прокомментировал внутренний голос) строгими нотками в голосе:

– Саня, развяжи меня, пожалуйста! Надо же подумать и о текущих делах…. Скоро проснутся все остальные. Придётся им както объяснять, почему тебе пришлось застрелить японку. Кстати, а ты – почему не уснула?

– Потому и не уснула, что сердечко мне подсказало, мол, серьёзная опасность подкрадывается – змеёй подколодной, – коротко и ёмко пояснила Санька, освобождая его от пут. – Этот ароматный сливовый напиток я только пригубила, а остальное потом незаметно выплеснула на землю, под ближайший кустик. Смотрю, все постепенно начали засыпать. Тогдато я и догадалась, что мерзкая японка коварно подмешала в своё национальное пойло какогото сонного зелья – с замедленным действием. Тогда я решила претвориться спящей, чтобы не выделяться на общем фоне…. Легла прямо на землю рядом с детской палаткой, в меру громко засопела, глаза ладошкой прикрыла, а сама – сквозь чуть растопыренные пальцы – внимательно наблюдала за происходящим.

– Дальше всё понятно! – невесело хмыкнул Егор, вставая на ноги и разминая затёкшую поясницу. – Японка пошла к нашей палатке, а ты – следом за ней. Подкралась осторожно, стала подслушивать…

– Очень надо мне – подкрадываться и подслушивать! – всерьёз обидевшись, надменно надулась Сашенция. – Пусть подлые дворовые девки подслушивают! А я, всё же, Светлейшая княгиня! Поэтому спокойно, не таясь, подошла к палатке и стала слушать…. Только вот, уважаемый Егор Петрович, вы меня перебили. Ну, конечно же, вы же у нас из далёкого двадцать первого века, где мастерят такие хитрые штуковины! – продемонстрировала кварцевые электронные часы, рачительно снятые с руки застреленной японки. – А напрасно – перебили! Невежливо это…

Пришлось потратить ещё несколько драгоценных минут на неуклюжие, но искренние извинения, которые постепенно переросли в жаркие и затяжные поцелуи.

– Остановитесь, сэр командор, остановитесь! – взволнованно дыша, неохотно отстранилась Санька, сильно упёршись острыми кулачками ему в грудь. – А то ведь так можно ненароком и позабыть обо всём на свете…. Тут, кстати, и местато толком нет – для серьёзных дел. Вон, всё залито кровушкой японской! Я очень хорошо прицелилась: дуплетом – прямо в лоб – прилетело нашей Наомисан…

Зрелище было, откровенно говоря, неаппетитным. Егор взял жену за руку и вывел на свежий воздух. Вокруг безраздельно властвовала чёрная южноамериканская ночь, на прежнем месте тихонько догорал костёр.

– Ладно, тогда поступим так! – решил Егор. – Сейчас мы с тобой тело Наоми перенесём к костру, положим вот здесь. А в правую руку ей вложим твой саксонский пистолет. Мол, застрелилась. Почему – застрелилась? Это, дорогая моя, не наша с тобой забота, пусть другие головы ломают и спорят – до полной потери пульса. Потом мы тщательно уберём все следы настоящего происшествия, вытрем кровь в палатке и спать ляжем. В том смысле, что лучше понастоящему не спать, чтобы из палатки выбраться одними из первых, сразу же после обнаружения трупа…. Понимаешь, о чём я толкую?

– Не маленькая, чай! – смущённо зарделась Санька. – Саша, дорогой…. Или – Егор? Как называтьто теперь тебя, обожаемый супруг?

– Называй постарому – Сашей, так оно привычней. Да и о конспирации надо помнить: совершенно ни к чему всем остальным знать об этих хитрых играх со Временем…. Кстати, ещё о конспирации. Положика, милая моя, эти приметные часики на плоский камень, а я сверху – другим приложу. Давай, давай, не жадничай! Надо так, ничего не попишешь…

– Жалко очень! Такие красивые были, с меняющимися циферками! – печально вздохнула жена и тут же вновь оживилась: – Ой, Саша, а ты мне расскажешь – об этом двадцать первом веке? Как там да что. Интересно же, право…

– Расскажу, конечно же, только потом, когда дальше поплывём. А сегодня у нас и других важных дел хватает, даже с немаленьким избытком…. А что это ты, Светлейшая княгиня, улыбаешься так довольно и загадочно?

– Теперьто я точно знаю, что ты меня любишь! – торжественно объявила Санька. – Ведь не захотел возвращаться – от меня – в это Будущее! Алькашара отправил в острог, я же помню…. Вот они на этот раз даже решили тебя насильно вернуть! Дурачки наивные! Саша, быстро поцелуй меня…

Уже после рассвета снаружи раздался испуганный женский вскрик.

– Это Гертруда Лаудруп обнаружила мёртвое тело! – предположила Санька, неохотно отрываясь от губ Егора. – Всё, милый, иди, успокаивай адмиральскую супругу. А я побежала в детскую палатку: задержу там ребятишек, пока вы труп не оттащите куданибудь подальше. Не стоит травмировать хрупкие детские души….

Детей – в сопровождении русских солдат и седовласого Тибальта – потихому, без излишней суеты, отправили обратно, к берегу Тихого океана.

Японку похоронили в очень красивом месте – с отличным видом на высокие чилийские горы и таинственные, вечно скрытые в лёгкой голубоватой туманной дымке льяносы. Над могилой насыпали аккуратный холмик из разноцветной речной гальки, дружно повздыхали, Сашенция, расчувствовавшись, даже обронила парочку слезинок.

– Это она от несчастной любви так поступила! – объявил сентиментальный Ерик Шлиппенбах. – Не смогла пережить смерти своего жениха, полковника Солева…

Ещё через сутки эскадра тронулась дальше, держа курс на север, предварительно отойдя от южноамериканского берега на сорокпятьдесят миль.

– Ну их, подлые цунами! – перед отплытием объяснил это решение адмирал Лаудруп. – Будем – на всякий случай – держаться подальше от мелководий…

Утром Егор проснулся от странной и подозрительной тишины: кудато пропали уже привычные звуки ударов океанских волн о борта фрегата, хотя, судя по сильной боковой качке, волны никуда не подевались. Он осторожно, стараясь не разбудить безмятежно спящую Саньку, торопливо оделся и выбрался на палубу.

Вокруг всё было безысходно серым: небо, море, палуба, паруса, еле видимые сквозь густой туман, безграничным кругом висящий над Тихим океаном. А вместе с туманом вокруг царила странная и вязкая тишина…

Ветер был благоприятным для успешного плавания: в меру сильным, но очень ровным, без малейших намёков на неожиданные порывы. Паруса, выгнувшись крутыми дугами, сыто и довольно гудели, по сторонам чётко просматривались силуэты двух других судов эскадры. Ближе к «Александру» находилась «Кристина», несшая гораздо меньше парусов.

«Понятное дело, осторожный Фруде Шлиппенбах не рискует – в такую неверную погоду – далеко отрываться от остальных», – одобрил действия шкипера бригантины понятливый внутренний голос. – «Это сейчас туман висит в двадцатитридцати метрах от водной поверхности, но он же может и опуститься – в любой, как правило, самый неподходящий момент…».

Лицо капитана Емельяна Тихого, застывшего на капитанском помосте возле штурвала, выражало сильнейшую озабоченность.

– Ничего не понимаю! – плаксивым голосом доложил Емельян. – Чертовщина какаято! Следуем вперёд с постоянной скоростью пятьшесть узлов в час. Это просто отлично! Только вот куда, собственно, следуем? Неизвестность полная!

– Как это – неизвестность? – не понял Егор. – Компасто тебе на что, шкипер?

– Не работает компас, Александр Данилович! Вот, сами полюбуйтесь…

Стрелка компаса, действительно, вела себя более чем странно: то нервно приплясывала, мелкомелко подрагивая в тридцатисорока градусном секторе, то начинала медленно и плавно кружиться – по часовой стрелке…

– Ещё поздней ночью, когда с небес опустился серый туман – совместно с полной тишиной – и началась эта катавасия. С тех пор ветер уже успел поменять своё первоначальное направление, так что куда мы сейчас идём – совершенно непонятно. Солнца не видно, поэтому буссолью и астролябией тоже не воспользоваться.

– Ладно, потом определимся с местоположением! – легкомысленно махнул Егор рукой. – Не вечно же висеть этому туману. Рано или поздно распогодится, солнце появится, вычислим и долготу, и широту…

«По дереву постучи, дурилка картонная!», – посоветовал мнительный внутренний голос. – «Тоже мне – «не вечно», «рано или поздно»…. И через левое плечо не забудь, братец, трижды сплюнуть…».

Плавание продолжалось, дни летели нескончаемой вереницей, а ничего, ровным счётом, не менялось: устойчивый ветер, густой серый туман над океаном, тревожная тишина, сошедший с ума компас, полная неизвестность.… А ещё навались жара с духотой, ветер стал горячим и колючим, крупные капли пота приходилось смахивать со лба через каждые тричетыре минуты. Дети капризничали и часто беспричинно плакали.

– Хочу к папеньке в деревню! – тоненько и жалостливо всхлипывала Лиза Бровкина. – И, чтобы, зима была! Снег, чтобы, везде лежал…. Белый такой, холодненький…

«Уже почти полтора месяца прошло с тех пор, как нас кудато понесло от чилийских берегов…. Дурь несусветная!», – негодовал внутренний голос, ставший от постоянной духоты нервным и ворчливым. – «Принесёт вот теперь – не пойми куда! Лишь бы не в Антарктиду, с малолетства не люблю холодов…. Хотя и жара уже надоела – хуже корабельной, слегка пованивающей солонины….

Каждый вечер, когда дети засыпали, Егор и Санька отправлялись гулять по слегка покачивающейся палубе «Александра». На самом носу корабля были сложены большие холщовые мешки, заполненные рваными верёвками, лопнувшими канатами и лоскутьями старых парусов. Супруги Меньшиковы подолгу сидели на этих мешках и болтали. Вернее, говорил в основном Егор, а Санька жадно слушала, охала, ахала и лишь иногда задавала уточняющие вопросы.

Он рассказывал о войнах и революциях, произошедших в восемнадцатом, девятнадцатом и двадцатом веках, о сделанных научных открытиях, о полётах в космос, о подводных лодках, биржах, самолётах, лифтах и небоскрёбах, о политических партиях, об ужасах фашизма, о….

Темам его рассказов не было числа, по Санькиным глазам было видно, что многого она просто не понимала, а многого – и не хотела понимать.

«Бедняжка! Сразу столько свалилось на неё!», – жалостливо вздыхал добрый внутренний голос. – «Ты уж, братец, не перестарайся! Наша Сашенция – во всех отношения – девушка крепкая, но как бы случайно умом не тронулась…. Ты давай, больше распинайся про моду, стишки почитай, фильмы перерасскажи – про неземную любовь…».

А ещё Санька, которой черноволосая Исидора на прощанье подарила несколько толстых книг и тонкий, составленный от руки испаноанглийский словарь, занялась изучением испанского языка.

– Зачем тебе это, моё сердечко? – недоумевал Егор.

– Очень уж красивый язык! – скупо улыбалась жена. – Такой мелодичный и певучий…. Опять же, вдруг, мы ещё вернёмся в Аргентину? Славная и красивая страна! Вот он мне тогда и пригодится…

Егор посмеялся немного, а потом подумал и присоединился к супруге. Вдвоём дело пошло гораздо веселей и продуктивней.

Беда пришла внезапно: от жары начала протухать питьевая вода в больших дубовых бочках, да и запасы прочей жидкости (пусть и алкогольной) значительно сократились.

– Всё, господа и дамы, с сегодняшнего дня умываемся, а также и стираемся, только забортной водой! – объявил Егор. – Понятное дело, что детей это не касается. Пока – не касается…. Далее, воду пьём, только разбавляя её – один к одному – вином. Такая смесь гораздо лучше утоляет жажду, проверено. Ничего ребятки, пробьёмся!

По приказу Егора на палубе надёжно укрепили разную посуду, в которую – из серого тумана – потихоньку выпадали крохотные росинки. Всю эту «туманную» воду почестному отдавали женщинам и детям.

Ещё через полторы недели, когда вода в бочках окончательно протухла, мужчинам пришлось перейти на «парусную» воду: по верёвочным лестницам они забирались на высокие мачты и – с риском для жизни – выжимали из мокрых парусов в различную тару жалкие капли воды. А некоторые индивидуумы, боящиеся высоты, попростому жадно вылизывали сырую парусину…

Навалилось ощущение полной безысходности, окончательно стихли шутки и весёлые разговоры. Вообще путешественники и путешественницы старались – как можно реже говорить между собой: казалось, что особенно нестерпимая жажда приходила именно в процессе – пусть и короткого – разговора…

«Так, наверное, и сходят с ума!», – с кривой усмешкой предположил одуревший внутренний голос. – Ещё неделядругая этого серого кошмара и всё, ощущение действительности притупится, всё сольётся в единую пелену…. Будет уже совершенно непонятно: где дни, а где – года, где явь, а где – сон…».

Словно подтверждая эти опасения, в полдень с центральной мачты фрегата сорвался и разбился насмерть Егоров крепостной по имени Федосий, молодой, здоровый и широкоплечий мужик. То ли нечаянно сорвался, то ли сам бросился вниз, предварительно распрощавшись с последней надеждой на благополучный исход этого явно затянувшегося плавания…

Поздним вечером Егор с Санькой опять расположились на носу «Александра». Только разговоры о временах грядущих в этот раз както не разговаривались. Они в основном молчали да изредка вскользь целовались, осторожно и нежно касаясь сухих и шершавых губ – такими же сухими и шершавыми губами.

– Саша, а для чего – всё это? – неожиданно спросила жена. – Ну, в смысле, вся наша жизнь? Для чего, вообще, люди живут на белом свете? Почему ты улыбаешься? Я что, оченьочень глупая?

– Умная ты у меня, очень – умная! – серьёзно ответил Егор. – Просто о смысле жизни гораздо приятней рассуждать в более спокойной обстановке. Когда вокруг всё спокойно и благостно, и на душе – в том числе…. Например, когда в камине ласково потрескивает добрый огонь, а в голове приятно шумит от выпитого благородного вина…. Вот тогдато да, о смысле жизни – самое время говорить…

– А, сейчас? – не сдавалась настойчивая Сашенция. – Что ты мне ответишь – сейчас?

– Ты же, наверное, и сама знаешь, что я отвечу! – улыбнулся Егор. – Быть с тобой, глупенькая! Всегда, до самой смерти! Вот в этом – лично для меня – и заключается наивысший смысл жизни…. Дорогая, мне это кажется, или ветер действительно стихает?

Ещё через несколько минут Санька, указывая рукой прямо по курсу движения фрегата, взволнованно произнесла:

– Ой, Саша, смотри! Там, прямо в небе, ползают два маленьких светлячка…

Далеко впереди, не оченьто и высоко, то пропадали, то упрямо появлялись снова два крохотных, яркорозовых огонька.

«Это же, братец, жерла действующих вулканов!», – уверенно заявил внутренний голос. – «То прячутся за полосой тумана, то снова появляются…».

– Пошли будить капитана! – Егор потянул жену за рукав платья. – Надо срочно становиться на якоря, пока не налетели на прибрежные рифы.

Через двадцать минут якоря успешно забрали грунт, и «Александр», чуть поскрипывая всеми составными частями деревянного корпуса, послушно и размеренно закачался на мелкой волне.

– Да, ветер стихает! – согласился с Егором капитан Тихий. – Только вот вопрос: где сейчас «Орёл» и «Кристина»? Успели они встать на якоря, или нет?

– Ладно, чего попустому языками молоть? – нахмурился Егор. – Будем ждать рассвета, и надеяться только на лучшее…

Уснуть он так и не смог, поворочался часа дватричетыре на своей койке, тихонько оделся и снова выбрался на палубу.

Приближался рассвет. Туман, опустившись к самой поверхности океана, таинственно и зловеще клубился в корабельных снастях, усердно оседая на дне и стенках многочисленных медных и бронзовых посудин, закреплённых на палубе тут и там.

В одной из сторон небосклона неожиданно зарозовело.

«Ага, значит туман уже не такой плотный!», – обрадовался внутренний голос. – «Уже понятно, где у нас восток. Ничего, братишка, выкарабкаемся…».

Ещё примерно через час с севера донеслись отголоски далёкой, но бойкой канонады.

– Палят из ружей и пистолетов! – обеспокоено известил Емельян Тихий, подставляя ухо под порывы северовосточного ветерка. – Не нравимся мне это, Александр Данилович! Ох, как не нравится…

Канонада, впрочем, вскоре затихла.

Установился полный штиль, туман развеялся без следа, а из белых кучевых облаков выглянуло ласковое жёлтое солнышко, предоставляя возможность вдоволь полюбоваться красивейшим пейзажем.

Длинный и извилистый берег завораживал своим изысканных цветным калейдоскопом: лазоревое море плавно переходило в изумрудную зелень прибрежных лесов, на смену которым приходили светлофиолетовые предгорья, постепенно – по мере продвижения взгляда вверх – всё темнеющие.…Венчали эту яркую картину чёрные горные вершины с величественными конусами двух действующих вулканов, изрыгающими из земных недр яркоалую раскалённую лаву и клубы густого, молочнобелого дыма.

В полумиле, примерно по середине между кораблём и цветным берегом обнаружилась узкая полоска береговых рифов, отмеченная на безмятежно покачивающейся океанской глади белыми гребешками ревущих волн и коварных бурунов.

– Да, очень серьёзные рифы! – уважительно протянул Емельян Тихий, отрываясь от окуляров подзорной трубы. – Повезло нам, однако…. Господин командор, вон же он, «Орёл»! В трёх четвертях мили южнее нас заякорился. Молодец, шкипер Ганс Шлиппенбах, так держать! А вот «Кристины» я чтото нигде не наблюдаю…

На севере, откуда на рассвете долетали отголоски ружейных и пистолетных выстрелов, далеко в океан вдавался длинный каменистый мыс.

– Неплохо было бы оплыть его, в смысле – мыс, да и посмотреть, что там такое, – проследив за напряжённым взглядом Егора, высказался Тихий. – Может, это наши соратники с «Кристины» ранним утром стреляли по какомунибудь неизвестному противнику? Хотя, если бы противник был серьёзным, то они бы палили из пушек. Скорее всего, просто охотились на какуюнибудь водоплавающую дичь. Например, стая глупых, но упитанных гусей опустилась ночевать на морскую поверхность, прячась от ветра за бортом бригантины. Такое случается иногда. Только сейчас подойти туда всё равно не получится – по причине полного штиля…. Александр Данилович, а ведь изза этого мыса поднимается чёрный дым! Густой такой…

– Делаем так, капитан! – принял решение Егор. – Спускаем на воду шлюпки и помещаем в них побольше хорошо вооружённых бойцов…. Потом, эээ…

– Все шлюпки спускаем?

– Да, все три. На одной я схожу за северный мыс и на месте разберусь с этими странностями. Две другие, загрузив пустые бочки, пусть следуют к берегу. Видишь, вон там есть проход между белыми бурунами рифов? А вот там, чуть левее, в океан впадает большая река? Вот пусть твои ребятки и наберут в бочки свежей речной водицы…. Кстати, а почему ты до сих пор не достал буссоль и астролябию? Надо же определиться, в концето концов, куда это нас занесло.

– Обижаете, Александр Данилович! – недовольно поморщился Тихий. – Мой помощник уже давно колдует на носу.

Вскоре координаты были определены: примерно 171° долготы и 38° широты, с полуградусной погрешностью, ясное дело.

Егор не настолько был силён в географии, чтобы определить – по координатам – название изысканноцветного берега, лежащего перед ними, но нехорошие предчувствия незамедлительно поселились в душе.

«Мы, похоже, пересекли ненароком – с востока на запад – весь Тихий океан», – невозмутимо сообщил внутренний голос.

Емельян Тихий сходил в каюту, вернулся, прямо на палубе разложил морские карты и сообщил, неуверенно тыкая указательным пальцем в большой овал в правом нижнем углу одной из карт, нанесённый коротким пунктиром:

– Похоже, что мы гдето здесь…

– Ну, а конкретнее? Что это ещё за овал такой?

– Конкретнее…, – замялся Тихий.

– Это так называемая «Большая Южная Земля», – насмешливо сообщила начитанная и просвещённая Сашенция, тоже выбравшаяся на корабельную палубу (выплёскивала за борт содержимое детских ночных горшков). – Открыл её – лет шестьдесят тому назад – голландец по имени Абель Тасман. У островов есть и второе имя – «Стейтн Ландт», не знаю, что оно обозначает…. Почему Большая Южная Земля изображается на морских картах пунктирным овалом? Так ведь точных карт и планов данных островов просто не существует в природе! До сих пор – после Тасмана – никто из европейцев эти места больше не посещал, по крайней мере, я про такие факты нигде не читала. Следовательно, мы – вторые…. Слава великим путешественникам! Трубите, фанфары! Господа, открывайте Шампанское…

Санька продолжала трепаться дальше, совершенно беззастенчиво хвастаясь своими географическими познаниями, но обеспокоенный Егор слушал её только в полуха.

«Это что же получается?» – заволновался нервный внутренний голос. – «Строим элементарную логическую цепочку: Тасман – Тасмания – Новая Зеландия – злые каннибалы…. Мать его так!».

– Отставить разговоры! – повысил голос Егор. – Все шутки отменяются! Шкипер Тихий, шлюпки на воду спущены?

– Спущены, Александр Данилович!

– Бойцам взять с собой по ручной гранате! Нет, по две ручные гранаты на каждого! За водой, Емельян лично отправишься! Слушай меня внимательно. На этих островах обитают дикие туземцы, обожающие употреблять в пищу человеческое мясо. Поэтому приказываю – соблюдать максимальную осторожность! К берегу не приставать ни в коем случае! Питьевую воду набирать только непосредственно в устье реки! В случае малейшего шевеления в прибрежных кустах – незамедлительно применять ручные гранаты! Всё ясно?

– Ясно, Александр Данилович!

Тихий поспешил к подчинённым, а Санька, уважительно и ласково посмотрев на Егора, подытожила:

– Действительно, местные туземцы – кровожадные людоеды! По письменным воспоминаниям знаменитого Абеля Тасмана четверо его людей – при первом же посещении этих островов – были безжалостно убиты и съедены местными жителями, которые называют себя – «маори»…. А ты, Саша, откуда знаешь про это происшествие? Ты же у меня редко читаешь умные книжки…. Ой, извини, милый, я всё время забываю, что ты – оттуда…

Шлюпка, в которой кроме Егора находилось ещё шестеро хорошо вооружённых бойцов, медленно завернула за северный мыс. Четыре человека усердно работали вёслами, Егор сидел на руле, ещё два его спутника внимательно наблюдали за окрестностями.

– Господин командор, вижу горящее судно, крепко сидящее на прибрежных рифах! – доложил краснощёкий Дмитрий Васильев. – Давайте мы с вами, Александр Данилович, поменяемся местами? А то я в морских кораблях – совершенно ничего не понимаю…

Егор, забрав из рук Васильева подзорную трубу, пробрался, осторожно переступая через ноги гребцов, на самый нос шлюпки, навёл оптический прибор на тощенький чёрный дымок, видимый впереди.

Корабль, налетевший на коварные береговые рифы, беспомощно полулежал на правом боку. Одна из его двух мачт была сломана почти у самого основания, над почерневшим левым бортом поднимался ленивый дымок, а вот открытого огня нигде не было видно.

«Это «Кристина»!», – тут же определил внутренний голос. – А рядом с бригантиной наблюдаются обгоревшие останки ещё одного корабля. Достаточно свежие, дай Бог, месячной давности. Ошиблась, наша Александра Ивановна, что мы вторые европейцы – после Тасмана – посетившие эти далёкие острова…».

– Ходу, парни, ходу! Навались! – приказал гребцам Егор, уже понимая, что произошло чтото страшное и непоправимое.

Печальное зрелище предстало перед их глазами: совсем ещё недавно быстроходная красавицабригантина сейчас превратилась в уродливое скопление почерневших досок, которые белопенный океанский прибой продолжал настойчиво и безжалостно молотить об острые камни берегового рифа, обещая в скором времени окончательно перемолоть в самые обыкновенные щепки…

– Кто же это напал на них? – неуверенно спросил сержант Васильев, указывая рукой на оперённые древки стрел и копий, торчащие из левого борта несчастного корабля в тех местах, куда так и не добралось пламя.

– Местные туземцы, – скупо ответил Егор, только неимоверным усилием воли сдерживая слёзы и вопли отчаяния.

«Эх, Людвиг, Людвиг, как же так, брат? Как ты допустил такое?», – неслышно для окружающих взвыл внутренний голос. – Гертруда, Томас…. Наверное, «Кристина» ночью налетела на острые камни, а на самом рассвете беспомощный корабль внезапно атаковали – на своих быстроходных пирогах – проклятые маори. Здесь до берега всего ничего, меньше половины мили, вон и верхушки многочисленных соломенных крыш виднеются, следовательно, там находится большая туземная деревня…. Пока наши заметили атаку, пока открыли по нападавшим огонь. Пушки левого борта, тем более, смотрели в небо и поэтому молчали…. И совершенно напрасно! Надо было, всё же, пальнуть пару раз. Дикари могли испугаться пушечных выстрелов. Ручных гранат, понятное дело, под рукой ни у кого не оказалось: они ведь – на время плавания – хранятся в пороховом погребе, под замком.… Итак, захватили туземцы бригантину, быстренько разграбили её, уходя, подожгли. Почему грабили в спешке? Наверняка их разведчики доплыли до мыса и выяснили, что рядом стоят на якорях и другие корабли. Команда и пассажиры? Часть перебили при штурме, часть захватили в плен. Почему нигде не видно трупов? Так маори же – людоеды, вот трупы и прихватили с собой, и чужие, и свои. Не пропадать же добру…. А потом пожар, слава Богу, потух, так и не добравшись до порохового погреба…».

– Господин командор! – вывел его из скорбной задумчивости чейто взволнованный голос. – Видите, из того белого буруна – человеческая рука поднимается?

– Править туда! – приказал Егор. – Подойти к самому рифу! Дальше придётся лезть за борт….

Через десятьдвенадцать минут на борт шлюпки был доставлен израненный адмирал Лаудруп.

– Данилыч! – едва слышно прохрипел Людвиг, с трудом шевеля запёкшимися губами, на которых пузырилась кровавая пена. – Спаси Гертруду и Томаса! Их живыми забирали в пирогу…. Мы дрались, как могли. Потом меня сбросили за борт…. Ослабел я от полученных ран, ничего не мог поделать…. Лежал в этих белых бурунах и наблюдал, как моих жену и сына, связанных по рукам и ногам, загружали в самую длинную пирогу…. Данилыч, спаси Гертруду и Томаса! Прошу тебя…