Глава 23

Великие дела удавались тем, кто находил в себе силы вставать раньше соперников. Рамон Мачадо — Министр Монеты — прочно уяснил себе эту простую истину. Он, любивший роскошь и удобства, всегда просыпался засветло; был первым, кому открывал дверь привратник казначейства. После бессонной ночи он обычно не ложился вовсе. Гранд по происхождению, Рамон всегда считал себя достойным высших постов, верил в свою судьбу, и не жалел ни пота, ни крови, ни интриг, для достижения поставленных целей.

Ни один золотой в Камоэнсе не проходил мимо его рук. Умение создавать деньги из воздуха обеспечивало благосклонность короля. Мачадо был инициатором реформы, что отобрала у грандов половину привилегий, переведя золотые потоки в казну государства. Знать, обескровленная и разбитая в неудачных бунтах и волнениях, даже не пыталась сопротивляться.

Король был весьма доволен. Его финансы укреплялись без увеличения налогов на крестьян и горожан. Доверие к золотой и серебряной монете Камоэнса росло. Мачадо — влиятельный и разбогатевший — отвечал презрительными усмешками на обвинения обнищавших графов. Он мог себе это позволить.

Мачадо никогда не брал взяток — сделав неподкупность своим знаменем. Хорхе ценил министра, несмотря на его политические амбиции, закрывал глаза на маленькие вольности с государственными деньгами. Рамон был верен королю и желал быть первым из его вельмож.

Смерть Хорхе подрубила стремительно растущее дерево Мачадо. Фамильный Дуб на гербе стал крениться, грозя пасть навсегда. Только грандиозная интрига могла восстановить прежнее благосостояние. Граф Рамон морщил большой лоб, ведя расчеты всю дорогу до Осбена. Он знал, что ставкой будет жизнь, но невообразимый выигрыш в случае удачи толкал на риск.

Конвой посла подъезжал к Осбену, время близилось к обеду. Дорогу, плавно переползающую с одного невысокого холма на другой, окружали поля высокой спелой пшеницы. Огненно желтой, налившейся силой, зовущей серп жнеца. Лето заканчивалось, уступая силу осени, но еще не сдавалось, даруя напоследок адскую жару.

Все живое, спряталось, пережидая в тени полуденное пекло. Только стаи толстых мух вились в воздухе, рядом был большой лагерь скайцев — шумное беспорядочное сборище разноцветных палаток. На соседнем поле лугу паслись лошади из их многочисленного обоза.

Свитские Рамона, измученные долгой дорогой и краткими ночевками, удивлялись выдержке сеньора, как физической, так и душевной.

Мачадо старательно сохранял невозмутимость. Лениво зевал, прикрывая рот ладонь в тонкой перчатке. Казалось, ничто нем могло удивить его. Но мысленно он уже оценивал силы наемников пять-шесть тысяч. На пути попадались конные отряды, королева собирала рыцарей. Она была готова к войне.

У ворот города путь конвою преградил большой отряд конных латников и арбалетчиков. Несмотря на жару, они были в полных доспехах, поверх которых был нацеплены белые плащи с красным ястребом. Всадники были готовы к бою.

— Кто вы такие? — грозно спросил старший из них, хотя сам, конечно, знал от предыдущих застав, кто направляется в город.

Его вопрос подкрепили поднятые арбалеты и наставленные копья. Спутники министра схватились за мечи. Многие из них с дрожью и ненависть вспоминали алого ястреба на плащах кардесцев.

— Граф Рамон Мачадо — министр Монеты — везу послание Ангеле, дочери короля Карлоса, принцессе Камоэнса и наследнице престола от герцога Антонио Гальбы — регента, — на одном дыхании выдал министр. Он против инструкций регента именовал Ангелу наследницей, и теперь ждал результат своего опасного, но хорошо продуманного поступка.

Его ожидания оправдались. Ангела изъявила желание немедленно увидеть Мачадо. Графу не дали времени на подготовку, сразу же отконвоировали в резиденцию де Вега, обещав позаботиться о свите.

Деревянные полы тихо поскрипывали под ногами. Рамон был крепок, но широк в кости и невысок, поэтому чувствовал себя очень неудобно, окруженный высокими стражами. Прохлада и сумрак замка хранили опасность. Кто знает, как изменилась Ангела? Что задумал холодный, злопамятный и хитрым Гийом?

Стражи распахнули обе створки двери. Рамон чуть зажмурился — зала была наполнена светом. Ангела сидела на неком подобии трона — резном жестком кресле с высокой спинкой. Лоб ее украшал золотой обруч с рубинами и изумрудами. Лицо было непривычное — властное и серьезное. Принцесса подурнела с момента их последней встречи — осунулась и потеряла прежнюю веселую беззаботность. Больше в зале никого не было. Отсутствие мага обрадовало посла.

— Принцесса! — Рамон, остановился в трех шагах и опустился на одно колено.

— Встаньте, граф. Мы не во дворце. Церемонии ни к чему. Вы посол врага.

— Я?! — возмутился министр, — Что вы? Я всегда был вашим другом и поклонником! Ничто, даже мрак последнего лета не может нарушить мою преданность вам!

Горячность Мачадо чуть ослабила тон принцессы, именующей себя королевой.

— Рада слышать. Зачем вы здесь, Рамон? Чего хочет Гальба: голову Гийома и мою рабскую покорность? — ее голос был спокоен, но опытный придворный интриган Мачадо заметил волнение, мелькнувшее в карих глазах.

— Вы почти угадали, — вздохнул он, — позиция герцога жестка, — А где сам Гийом? Такой важный вопрос следует обсуждать вместе с ним.

— Его сейчас нет. Будет позже. Говорите, — приказала Ангела, — Или вы считаете свою королеву глупой дурочкой, которой крутит и вертит злой чародей?

— Нет, моя принцесса. Я всегда уважал вас за ум, — Рамон, так и не вставший с колен, но подошедший ближе, взглянул ей в глаза, — Ум, присущий, простите меня за грубость, совсем не женщине, а государственному мужу — правителю.

Ангела не оскорбилась, улыбка на миг посетила ее губы.

— Герцог настроен решительно. Чудом спасшуюся от злого мага принцессу он еще потерпит. Королеву же нет. Вас объявят самозванкой. Агриппа д'Обинье, прозванный мечом Камоэнса, поддерживает Гальбу. Вы несете раскол и войну, маршал приложит все усилия, чтобы сохранить страну. Вдобавок ко всему, Гийом — его кровный враг. Истинная подоплека гибели Филиппа д'Обинье вам известна.

— Гальба уже начал войну. По его приказу убит принц, — Ангела лукавила, зная правду, — Я успокоюсь, лишь увидев его труп, — заявила она и выжидательно посмотрела на Мачадо, чувствуя, что этот амбициозный краснолицый министр, хочет сказать что-то важное.

— В гибели принца много темных пятен. Герцог готов войне. Он нанял около десяти тысяч наемников — страна живет под его тиранией, любое сопротивление будет подавлено жестоко в назидание другим. Вы не боитесь смерти, принцесса? — Рамон внезапно взглянул ей в глаза.

Ангела отпрянула назад.

— Гийом вас не спасет. Сил у него не хватит. Самозванку схватят и казнят. Медленно и мучительно, — Мачадо тихо растягивал эти слова, — Палачам все равно, кого пытать. Вы признаетесь во всем. В обмане, в пособничестве Гийому, в убийстве принца, в заговоре с Остией. Только бы убрали щипцы от грудей, да раскаленное железо от ног.

— Вы меня не испугаете, — в ее голосе появилась неуверенность.

— И не пытаюсь. Просто говорю правду. Погибнут все ваши друзья и подруги. Все, кто может опознать вас. Кто от рук палачей. А кто от тайных убийств. Но самое страшное — вас скорей всего оставят в живых. Гальба проявит милосердие, вы — его родственная кровь. Ангела, представьте себе долгие годы в подземелье: мрак, холод, голод, крысы. Умереть вам не дадут.

— Хватит! — остановила его девушка, — Герцог вас хорошо проинструктировал. Довольно.

Низкорослый, толстоватый министр умел быть страшным, на пути к своей должности он уничтожил не одного человека.

— Хорошо. Но есть и другая перспектива: почет, уважение и право на свободу в разумных приделах. Вы даже станете королевой — выйдя замуж за достойного кандидата. Вероятней всего, за Агриппу.

— Эта ваша речь сладка настолько же, как прежняя была горька.

— Да. Гальба не вечен. Подумайте о перспективе. Агриппа — благородный человек. Он будет уважать вас, как женщину, и как королеву.

— И что же хочет герцог взамен?

Рамон Мачадо ответил.

— Никогда! Слышите, никогда! — закричала Ангела.

Министр погрустнел, отвел взгляд.

— Я боюсь за вас, принцесса, — тихо сказал он, — я не выдержу вашей гибели.

— Что вы сказали?

Мачадо не ответил, он по-прежнему стоял перед ней на коленях, не замечая усталости в ногах.

— Я всегда помогу вам, Ангела. Но силы мои ограничены. Подумайте хорошо обо всем, ничего не отвергая, — он вновь взглянул ей в глаза, поднялся, поцеловал руку и вышел, не оборачиваясь.

Принцесса замерла и не решилась его окликнуть, или остановить.

На потолке в спальне, отведенной королеве и магу, неизвестный мастер изобразил красивый пейзаж — радугу, встающую над замком, залитым ярким солнцем. Ночью это изображение было не доступно человеческому глазу, поэтому Гийом представлял на черном потолке звезды. Много-много звезд. Он любил чистое небо, после захода солнца.

Магу не спалось, несмотря на тяжелый день, проведенный в дороге — он ездил в лес к паасинам, договариваться о помощи. Ему удалось вырвать у Лойала обещание дать хотя бы пятьсот стрелков, вместо желаемых полутора тысяч. Старейшины лесного народа не хотели рисковать, вмешиваясь в схватку гигантов. Только просьба Патриции решила вопрос. Паасины встали под знамена Ангелы не как верные подданные, а так же, как и скайцы — наемниками.

Разговор с Мачадо прошел без него, но все и так было ясно — министр приехал, как разведчик. Цель — запутать, обмануть, внести разлад, узнать силы, потянуть время. Ангела, спавшая на руке чародея, ворочалась во сне. Ловкий политик Мачадо сумел заронить в нее зерно беспокойства. Девушка боялась войны, надеясь в душе на чудо. Этой ночью она отвергла ласки Гийома, тяжелые мысли в голове давили все прочие желания.

Гийом смотрел на потолок, где перед его взором вспыхивали и гасли звездочки, он их считал. Дурное предчувствие тревожило мага. Странная апатия мешала действовать.

Тысяча двадцать. Тысяча двадцать одна. Тысяч двадцать две…

Неожиданно все огни погасли разом, и небо упало на мага. Он закричал, но звука не было слышно. Хотел двинуть рукой, но тело не повиновалось. И не на кровати он лежал, а падал в бесконечную пустоту.

Маг летел вниз, тщетно открывая рот, страх охватил его душу. Вверху загорелись два огромных желтых глаза. Их огонь не давал света. После Гийом увидел руки — руки, тянущиеся к его шее, он не видел лица, но знал хозяина — Гальбу. Сильные пальцы, согнутые крюком, еще не достигли его, но Гийом уже начал задыхаться, что-то лезло под кожу, давило.

— Гийом! — дружеский голос дал надежду.

Падение остановилось. Риккардо де Вега ступал по мраку, как по снегу, проваливаясь по колено. Властитель Кардеса был одет просто — рубашка и штаны, да черный наруч на левой деснице, на нем смирно сидел красный ястреб.

— Будь осторожней с просьбами, друг. Их всегда слышат, — ястреб взмыл вверх, алые отблески крыльев разогнали тьму. Исчезли руки и желтые глаза.

Де Вега исчез, грустно улыбнувшись напоследок. Ястреб приземлись на землю рядом с магом. Обратился крепким бородатым мужчиной с суровыми, но добрыми глазами. Толкнул мага.

— Вставай, дурак! Нашел, где лежать.

Гийом оттолкнулся локтями. Проснулся.

Ощутил что-то острое на горле. Сглотнул. Задумчивая Ангела с силой водила пальчиком по его шее. Маленький ноготок царапал кожу. Она не гладила мага, словно резала.

Маг перехватил руку, перевернулся на бок, поцеловал. Ее губы были очень горячие.

— Что с тобой?

Молчание. Вопрос, поставивший в тупик.

— Я уже не такая привлекательная как раньше, Ги? Ответь честно.

— Нет, что ты? Ты самая красивая женщина на свете, любовь моя! — чародей понял, что Ангела не хочет с ним говорить.

— Докажи! — звонко потребовала она.

Поцелуи ее были такими горячими, как и тело, Ангела болела, но Гийом не чувствовал очага нездоровья. Причина таилась не в проблемах со самочувствием, она была здорова физически. В другом… И его боль за любимую не могли заглушить ей неожиданные ласки.

Наследующий день Рамона Мачадо опять вызвали к принцессе, стража сказала: «к королеве». Та же зала. Почти то же время. Только Ангела была не одна. Рядом с троном стоял Гийом — худой, бледный и пугающий — сумевший уничтожить лучших людей герцога, обойти все ловушки, провести принцессу незамеченной через все королевство. Сторожевой зверь, равнодушный к гостям и безжалостный к врагам.

— Моя принцесса, — министр поклонился.

Приветствовать на колени как вчера он не решился. Вся фигура Гийома, упершего руки в боки, выражала враждебность.

— Скажите. Мачадо, что с моим домом? Сбылась ваша мечта — ограбили его в пользу казны? — поинтересовался чародей. Ангела молчала.

— Вся ваша собственность отошла герцогу.

— Ясно. Рамон, вы всегда были самым хитрым из министров — почему согласились ехать с таким ультиматумом? Мы же можем вас вздернуть на виселице, как пособника узурпатора и детоубийцы.

Министр не изменился в лице. Точнее, не было понятно: волнуется он или нет. Его физиономия, красная по причине нездоровья, маскировала не хуже бледности чародея.

— Я парламентер, Гийом. Вестник мира. Моя цель — восстановление согласия и порядка.

Маг неприятно рассмеялся.

— Ангела, — на выдохе с особым теплом сказал Рамон, — Вы подумали над моим предложением?

— Да, — ответила принцесса, — Оно не подходит. Я не… Я обдумала его и отвергла, как неприемлемое. Передайте Гальбе, что я не боюсь его наемников и Агриппы д'Обинье! — выкрикнула Ангела. — На моей стороне правда и Господь Бог.

— А так же сила верных подданных. Моя помощь. Я найду управу и на Гальбу, и на Агриппу, — пообещал Гийом, — Ангела будет королевой Камоэнса.

Рамон поверил, что найдет. Министр никогда не был врагом или соперником мага, и теперь искренне этому радовался. Люди, подобные Гийому, смертельно опасны тем, что в желании сжечь врагов, не щадят себя. Они выбирают себе одну цель, одну правду, следуя которой, не сворачивают, не меняют стороны, не договариваются, а стараются сломать преграды. В этом их сила и слабость.

Мачадо понял — пора.

— Моя принцесса, на вашей стороне правда. Я преданно служил Хорхе. Позвольте мне помочь и вам, — министр замолчал.

Ангела кивнула, дозволяя продолжить.

— Позвольте стать вашей опорой. Вашим союзником. Я знаю, как привлечь на вашу сторону дворянство. Как ослабить герцога, отобрать у него союзников. Как расшевелить мятежную знать, израненную репрессиями. Как добыть вам корону, — Рамон выпрямил спину, его голос был наполнен силой и осознанием своей значимости.

Министр не предлагал помощь, он хотел стать равным союзником.

— Почему я должен верить вам — послу Гальбы? — поинтересовалась Ангела.

— Потому, что я его враг, и ваш друг. Герцог знает о моих вольностях с казной — может уничтожить. Вы же, моя принцесса, простите эти маленькие грехи.

Гийом молчал, не торопясь с ответом. Мачадо, знающий все тонкости денежных дел королевства, был бы им полезен. Только цена, этой помощи могла быть слишком велика. Министр очень амбициозен.

— Кто сейчас вас поддерживает, Ангела? Маракойцы, боящиеся Гальбу? — их сил не достаточно. Они, научены прошлым бунтом, большую помощь не окажут. Наемники? — у герцога больше и солдат, и денег.

Гийом — он могуч, но не всесилен; опасен — но смертен. Гвардейцы — убежденные в том, что он убил принца, — не испугаются огня и молний, потеряют сто, двести человек, но отрубят ему голову. Я могу дать вам помощь грандов, рыцарей и деньги. Золото — основа побед. По моему тайному приказу отправка налогов из провинции в Мендору задерживается.

— Что вы хотите за свою помощь, Рамон? Я не верю в ваше бескорыстие, — перебил его маг, — Какую цену возьмут графы?

Мачадо усмехнулся.

— Плата? — грубо. Благодарность — вот верное слово.

— Что вы просите в «благодарность»? — спросила Ангела.

— Должность Первого Министра стала бы достойной оценкой моих стараний. Я не претендую на большее, — подчеркнул Мачадо, — Это справедливая награда для человека, вернувшего вам трон.

— Хорошо, — согласилась принцесса.

— И еще один ваш крепкий поцелуй, — улыбнулся Рамон, — Я ваш верный поклонник, — он на миг заколебался, играя заранее продуманную сцену, — Моя, моя королева.

Ангела рассмеялась.

— Вы меня удивили, Рамон. Не ожидала увидеть в вас романтика. Но только после моей коронации, — добавила она, заметив, как нахмурился Гийом.

Маг испортил веселое настроение Мачадо:

— Если вы предадите Ангелу — я убью вас. Запомните, это Рамон.

— Ги, лишнее. Я верю, моему первому министру, — поморщилась Ангела.