Глава 7

1929–1939 годы

Юксхюльтский хутор являл собой нерадостное зрелище. За годы, пока Аллан находился на попечении профессора Лундборга, участок зарос лесом. Ветер посрывал с крыши черепицу, и она валялась вокруг, уборная почему-то повалилась, а одно кухонное окно стояло нараспашку, и створки хлопали на ветру.

Аллан пристроился пописать у входа, поскольку никакой уборной у него теперь не было. Потом вошел и уселся на своей пыльной кухне. Окно закрывать не стал. Хотелось есть, но он подавил порыв заглянуть в кладовку и поглядеть, Что там осталось. Было ясно, что особой радости это ему не доставит.

Он тут родился и вырос, но никогда в жизни не чувствовал себя таким бесприютным, как теперь. Не пора ли оборвать эту последнюю нить и уйти отсюда? Да, решено.

Аллан отыскал свои динамитные шашки и сделал необходимые приготовления, прежде чем погрузить на велосипедную тележку все то, что у него имелось ценного. И в июньских сумерках отправился прочь — прочь из Юксхюльта, прочь из Флена. Ровно тридцать минут спустя сдетонировал заряд динамита. Изба взлетела на воздух, и у коровы ближайшего соседа снова случился выкидыш.

Спустя еще час Аллан уже сидел в полицейском участке во Флене и ужинал, внимая ругани полицмейстера Крука. Полиция Флена только что обзавелась полицейской машиной и довольно быстро смогла поймать человека, только что разнесшего в щепки собственный дом.

В этот раз статья обвинения была более очевидной.

— Причинение разрушений общеопасным способом, — провозгласил полицмейстер Крук.

— Вы не могли бы мне хлеба передать? — поинтересовался Аллан.

Этого полицмейстер Крук никак не мог. Более того, он на чем свет ругал своего беднягу заместителя, который по слабости характера пошел навстречу желанию нарушителя поужинать. Тем временем Аллан все доел и дал себя препроводить в ту же самую камеру, где сидел в прошлый раз.

— Тут у вас свежая газетка нигде не завалялась? — поинтересовался Аллан. — В смысле на ночь почитать.

В ответ полицмейстер Крук выключил свет и захлопнул дверь. А на другое утро первым делом позвонил «в тот сумасшедший дом» в Упсалу: пусть приезжают и заберут этого Аллана Карлсона.

Но сотрудник Бернхарда Лундборга и слушать не стал. Карлсон уже обработан, теперь им надо других холостить и изучать. Если бы господин полицмейстер знал, от какого только народа не приходится спасать нацию: тут тебе и евреи, и цыгане, и негры, и мулаты, и умственно неполноценные, и всякие разные еще. А то, что господин Карлсон взорвал свое собственное жилье, не дает ему основания для новой поездки в Упсалу. И вообще, не кажется ли господину полицмейстеру, что с собственным домом человек волен поступать по своему усмотрению? Мы ведь живем в свободной стране.

В конце концов полицмейстер Крук положил трубку. Толку от этих ученых все одно не добьешься. И пожалел, что не дал этому Карлсону уехать еще вчера вечером, как тот и собирался. Так что после благополучного утреннего судебного разбирательства Аллан Карлсон снова уселся на свой велосипед с прицепом. В дорогу ему был выдан сухой паек на трое суток и пара одеял, чтобы укрыться, если будет холодно. Он помахал на прощание полицмейстеру Круку, который не стал махать в ответ, и устремился, крутя педали, на север, потому что эта сторона света, на взгляд Аллана Карлсона, ничем не хуже трех остальных.

Под вечер дорога привела его к Хеллефорснесу — что ж, для начала и хватит. Аллан уселся на лужайке, расстелил одно из одеял и открыл пакет с едой. Жуя ломоть солодового хлеба с копченой колбасой, он разглядывал заводской корпус, оказавшийся напротив. Перед заводом высилась гора литых орудийных стволов. Тому, кто делает пушки, подумал Аллан, возможно, нужен кто-то, кто проследит, чтобы то, что должно взорваться, взрывалось как надо. В этой связи он рассудил, что уехать как можно дальше от Юксхюльта не самоцель. Хеллефорснес вполне подойдет. Если, конечно, тут найдется работа. Возможно, сделанное Алланом умозаключение, связывающее пушечные стволы с возможной потребностью в его, Аллана, специальных знаниях, было несколько наивно. Тем не менее именно так все и оказалось. После короткой беседы с фабрикантом, в ходе которой Аллан изложил избранные места из собственной биографии, он получил работу подрывника.

И решил, что ему будет неплохо.