8
Супруги-антропологи не такое уж и редкое явление. Отличительная черта Эппов заключалась в том, что Фил специализировался на культурной антропологии, а специализацией Эмили — физического антрополога — была остеология. «Кости, кости, совсем сухие кости», — часто говаривала она.
После Индонезии Эмили действительно пришлось изучать очень старые кости: древние останки аборигенов Северной Калифорнии, возрастом от восьмисот до двух тысяч лет, коричневые фрагменты, из которых она собирала целые скелеты, разрушенные во время застройки.
В этом деле она была мастером. Дайте Эмили кусок лобковой кости, и она без труда определит возраст и пол человека. Между тем Фил заслужил известность своими исследованиями народностей доисторических поселений в Санта-Кларе, ориентируясь на остеологические данные Эмили.
Но в деятельность супругов вмешалась политика. «В Калифорнии трудно проводить раскопки и не столкнуться с запретами со стороны индейцев, кричащих о неуважении к своим предкам», — объясняли потом Эппы своим знакомым.
Естественно, такое отношение не внушало особой любви к этим самым предкам. Когда отец Эмили умер, оставив ей приличное наследство, пара решила переехать на Сент-Люк, где местные аборигены вымерли еще четыреста лет назад.
Однако в тот вечер Эппы не думали ни об индейцах, ни о калифорнийцах, ни о Карибах. Вместо этого они просматривали еще одну пленку, которую собирались занести в каталог.
Это была уже другая ниасианская деревня, но с точно такой же широкой площадью, вымощенной большими камнями и окруженной узенькими домиками с островерхими крышами. Свадьба дочери богача. Невесту, одетую в золотые свадебные одежды, которые принято возвращать в родную деревню после церемонии, несли вокруг площади на деревянном троне, закрепленном на шестах. Родственники громко оплакивали ее символическую смерть. После свадьбы она умрет для своего родного клана, а он — для нее.
— Я плакала на нашей свадьбе, — проговорила Эмили, садясь рядом с мужем на низкое кресло из ротанга; пока он крутил проектор, она делала кое-какие заметки.
— Мне тоже хотелось плакать, — ответил Фил.
Эмили бросила на него быстрый взгляд исподлобья.
— Я пошутил, это был самый счастливый день в моей жизни, — быстро добавил он.
— Вот так-то лучше, — с угрозой отозвалась Эмили. Затем она перегнулась через проектор, стоявший на низком столике между ними, и похлопала мужа по плечу, показывая, что она тоже шутит.
Когда в дверь постучали, супруги вздрогнули. Они не ждали поздних посетителей. Фил остановил проектор и зажег свет. Эмили, в удобной юбке, которую она обертывала вокруг талии, поспешила к себе в спальню и надела похожую на халат длинную блузу из батика. Фил подошел к двери.
Двадцать минут спустя Льюис Апгард, Эмили и Фил сидели рядом на одинаковых ротанговых стульях в гостиной. Они только что закончили смотреть пленку с ниасианской свадьбой. Фил выключил проектор. Комната погрузилась во мрак, и в доме надсмотрщика стало так тихо, что Льюис слышал, как шелестят на ветру тонкие листья американских лавров, посаженных на пляже еще его прапрадедушкой, когда на острове был рабовладельческий строй. Он похлопал по рукоятке револьвера 38-го калибра, лежащего во внутреннем кармане его хлопковой рубашки, убеждаясь, что он на месте, и быстро отдернул руку, когда Эмили включила свет.
— Где это было? — спросил он.
— В Пулау-Ниасе, в Индонезии, — объяснила Эмили. — На острове к западу от Суматры.
— Очаровательно.
— Вы правы. Так чем мы можем быть вам полезны, мистер Апгард?
— Можете называть меня Льюисом.
— Чем можем быть вам полезны, Льюис? Мы не часто имеем честь общаться с землевладельцем. Но сейчас уже поздно.
«Мужайся», — сказал себе Льюис. Где же она, хваленая смелость Апгардов? Он пожалел, что не принес с собой фляжку. Прежде, когда он был пьян, а его план был всего лишь проектом, он казался ему таким простым: прийти, рассказать им все, что он знает, и предложить то, что он хочет.
— Тогда я перейду к делу… Вы видели сегодняшние газеты?
— «Сентинел»? — спросил Фил.
— Да.
— Нет, не видел.
Льюис достал из кармана клочок бумаги и протянул его Эмили. Ее пальцы коснулись его руки и ненадолго задержались на ней. Он почувствовал, уже не в первый раз, что нравится этой женщине. Если бы здесь не было ее мужа, возможно, он проверил бы свое предположение.
— Никого не узнаете? — спросил он ее.
— Нет, не припоминаю. А ты, дорогой? — Она передала вырезку Филу, который пробормотал что-то на непонятном Льюису языке, затем покачал головой и вернул вырезку жене.
— Вот странно, — протянул Льюис. — Шесть недель назад я заглянул к вам в окно, — Льюис указал на одно из двух окон, между которыми висел экран, — и увидел этого человека. Он сидел на стуле, а вы — по обе стороны от него, показывая ему карту или что-то в этом роде. Что вы теперь скажете?
— Толонг, — пробормотала Эмили.
— Что, простите?
— Толонг, — повторила она громче. — Толонг, толонг, толонг!
— Что это, черт возьми, значит? — успел спросить Льюис прежде, чем его голос сорвался на крик боли, а из глаз посыпались искры.
— «Толонг» — по-индонезийски крик о помощи, — тихо сказала Эмили, когда Льюис согнулся на своем стуле, а из раны у основания его затылка закапала кровь. — Терима касих (спасибо), Ама Бене.
— Кембали (пожалуйста), Ина Эмили, — ответил маленький человек из Ниаса, заткнув резиновую дубинку с короткой рукояткой за пояс своего шитого золотом ниасианского саронга.
Сознание вернулось к Льюису через несколько минут. В голове стучало, руки были привязаны к стулу длинными нейлоновыми веревками для белья, а подняв глаза, он увидел черное дуло пистолета, направленное прямо на него. В руке Фила был его собственный револьвер. Он попытался откинуть голову, но Бенни стоял позади него, прижимая полотенце к окровавленному затылку.
— Моя жена знает, где я, — сказал он мягко.
— Тогда вы подписали смертный приговор и ей тоже, — ответил Фил.
— Да, — подтвердил Льюис. — Совершенно верно.
— Что вы имеете в виду?
— Именно этого я и хотел. За этим я и пришел!
Эппы удалились в спальню, пока Бенни обрабатывал рану Апгарда. Их потрясли откровения землевладельца. Супругов не так тревожил тот факт, что Льюис видел их с Тексом, как рассказ о двух телах, вынесенных приливом. Это известие едва не повергло их в смятение.
Фил сразу же понял, что случилось. Как только дверь спальни закрылась за ними, он рассказал Эмили о том, как услышал плеск воды, когда они бросили тело Арина в колодец.
Шепотом он сказал, что, возможно, они упустили что-то из виду. Они были беспечны. Радуясь тому, что нашли способ избавляться от тел — трудность, с которой сталкивались все серийные убийцы с незапамятных времен, — они забыли об элементарной геологии. Подземные реки создавали пещеры после плейстоцена. Но даже подземные реки иногда выходят на поверхность и рано или поздно попадают в море. Разве нет? По крайней мере так было на маленьких островах вроде Сент-Люка.
Очевидно, вода, поднявшаяся во время прошлого урагана, каким-то образом вынесла тела в море, а это значит, что их линия защиты пробита. За долгие годы они усвоили, что самый надежный способ избежать расследования — устроить все так, чтобы о преступлении никто не узнал.
Но теперь было уже слишком поздно. Исчезновение девочки Дженканс, а также внезапное появление ее тела не вызвало таких серьезных мер со стороны полиции, как это может произойти сейчас, когда стало ясно, что на острове орудует маньяк. Теперь любой человек без прочного алиби попадал под подозрение, и полицейские в любой момент могли появиться у дверей дома надсмотрщика.
И хотя поначалу предложение Апгарда оскорбило их — они ведь не были наемными убийцами, — с другой стороны, они тоже могли выдвинуть ему свои условия.
— Око за око, зуб за зуб, услуга за услугу и все такое, — шепнула своему мужу Эмили.
— А может, просто убить их обоих, закрыть вход в пещеру и уехать с острова?
— Это тоже вариант, — согласилась Эмили. — Но мы его ближайшие соседи, если они внезапно исчезнут, нас начнут обо всем расспрашивать. Признайся, все это время нам очень везло. И возможно, Апгард — наша лалуа тонуа. (По-ниасиански это означало «десница судьбы».)
— Ты так думаешь? — спросил Фил.
— Я чувствую это, — ответила Эмили, — здесь. — Она прижала большую, костлявую и волосатую руку Фила к низу своего живота.
Возможно, кому-нибудь показалось бы странным, что опытные ученые вроде Эппов полагаются на такие ненаучные аргументы. Но для ученых, настоящих ученых, факты всегда превосходят теорию. Существует истина, и она неоспорима, не важно, можешь ли ты объяснить ее или нет. Матка Эмили никогда не ошибалась прежде, и этого им было вполне достаточно.
Но даже если ты имеешь дело с неопровержимыми фактами, всегда остается место для их интерпретации. Фил посоветовал Эмили не делать встречного предложения, а подождать, пока все будет кончено, и лишь потом сказать Льюису, во что ему все это обойдется.
Льюис Апгард должен был хорошенько усвоить: когда дело касается убийства, ты поневоле впадаешь в зависимость от убийцы и вынужден плясать под его дудку.