Городок Уэйн, что в Пенсильвании, был когда-то гнездом консерватизма. Расположенный в 13 милях по Главной ветке к западу от Филадельфии, Уэйн, в отличие от Брин-Мор или Хэйверфорда, где наряду с высокой концентрацией уважаемых членов кантри-клубов присутствовал все-таки некий флер космополитизма, был стопроцентно белым. Когда несколько лет назад вышла экранизация «Мэри Поппинс», в местном кинотеатре ее крутили все лето. На главной торговой улице рядком стояли пыльные аптеки, где пожилые вдовы Главной ветки – владелицы особняков в южной части города затоваривались лекарствами. Здесь разворачивались события «Филадельфийской истории», городок мог бы послужить отличной декорацией и для «Справочника выпускника частной школы»^[19]. Из всех почтовых отделений США Уэйн был на восьмом месте по количеству жителей упомянутых в светском календаре (а местная епископальная церковь Святого Давида в 1950-х регулярно упоминалась в свадебном разделе «Нью-Йорк таймс»). Женщины давали друг другу принятые в среде WASP, но оттого не менее странные прозвища типа Скимми и Бинки^[20] и конкурировали за наиболее престижные волонтерские программы на ежегодном Девонском конноспортивном празднике. Около шести вечера с железнодорожной станции выходили мужчины в приснопамятных костюмах. Кто-то мог щегольнуть в галстуке со стаей уток или же, собираясь на ужин в «Мерион Крикет Клаб», забрести по дороге в магазин мужской одежды Tiger Shop за парой зеленых штанов для гольфа. Долгие десятилетия местная газета, находчиво названная «Пригородный житель», убеждала степенных пассажиров, что в Уэйне ничего не происходит и вряд ли что произойдет.

Однако за последние лет шесть все изменилось. В город пробралась новая культура, потеснив магазины Paisley, «Лигу соседей» и прочие традиционные для Главной ветки заведения. В городке, где нельзя было найти и чашки эспрессо, сегодня уже шесть первоклассных кофеен. «Грифон» пользуется популярностью среди утонченных юношей с воспаленными глазами, здесь проходят поэтические чтения. В расположенном напротив вокзала кафе «Прокопио» воскресным утром посиживают симпатичные парочки средних лет и, обмениваясь страницами газет, перекидываются через стол комментариями относительно перспектив их горячо любимых детишек на поступление в тот или иной колледж. Подобные великосветские места сегодня на удивление логоцентричны – даже на картонной чашечке для кофе напечатан текст, из которого мы узнаем, что кафе «Прокопио» названо так в честь парижского левобережного кафе, которое, открывшись в 1689 году, стало «местом, где в течение многих веков интеллектуалы и художники собирались за чашкой хорошего кофе. В нашем „Прокопио“ мы поддерживаем традицию кафе, как естественного места встреч и общения, обладающего своим неповторимым духом». Интеллектуалов и художников в Уэйне по-прежнему не так чтоб много, зато появилось немало людей, которые желают подобно им пить кофе.

На месте старой аптеки расположился «Читательский форум» – независимый книжный с потрясающим ассортиментом (на главной витрине здесь расставлены литературные биографии), а рядом гигантский сетевой Borders, куда можно пойти, коря себя, что не поддержал независимых книготорговцев. Для склонных к самодеятельному искусству открылся «Твоими руками» – лавка из тех, где, заплатив вшестеро, можно самому раскрасить кружки и тарелки, а также «Студия Б», грандиозный бутик подарков, где так же можно устроить день рождения для детей, обладающих чувством собственного достоинства, чтоб они еще больше в нем утвердились. Появилось и несколько продовольственных лавок: в «Сладком папе» продаются гастрономические жевательные конфеты, сорбет из яблочного сидра со специями и целая линейка мороженого, среди которой есть, к примеру, со вкусом Zuppa Inglese. Два магазина продают весьма разборчивые наборы для пикников, если вы пожелаете отужинать на свежем воздухе сырными палочками с помидорами, высушенными под солнцем, и «Лучшим соусом из черных калифорнийских бобов с нулевым содержанием жира». На ланч «Ваша гурмэ-кухня» предлагает панини с крабом и цыплячьи грудки гриль на травах с ароматным хлебом из пророщенной пшеницы, а по воскресеньям здесь устраивают омлетный бар. Расположенный ближе к центру новый ресторан «У Терезы», в стиле заведений Лос-Анджелеса, по вечерам полон веселых посетителей – эдакий анклав калифорнийской движухи посреди филадельфийских пригородов.

В старом Уэйне ничего подобного не было. И рестораны называли не обыденно, как «У Терезы», а по-французски «L’Auber ge», например. Однако сегодня приспосабливаться прихо дит ся как раз роскошным французским заведениям. Ресторан, который назывался «La Fourchette», сегодня носит менее претенциозное имя «Fourchette 110» и сменил французскую haute cuisine на кухню попроще. Меню выглядит так, будто его составлял добродушный Жерар Депардье, а не властный и чопорный Шарль Де Голль.

В городе также открылась франшиза хлебной компании «Большой урожай» – это такие дорогие булочные, где кусочек теста с абрикосом и миндалем или шпинатом и фетой продается за $4.75. Здешним филиалом владеют Эд и Лори Керпиус. В 1987 году Эд получил МВА и переехал в Чикаго, где занялся валютными операциями. Затем, как будто повинуясь неотвратимому ветру перемен, он отрекся от промысла Алчного десятилетия, чтобы проводить больше времени с семьей и окружающими его людьми. Так они с женой и открыли булочную.

Они приветствуют каждого посетителя и предлагают кусочек на пробу (я выбрал саваннский укроп). Далее следует краткая лекция про исключительно натуральные ингредиенты и традиционный способ хлебопечения, который, собственно, и осуществляется прямо здесь перед вашими очами. Посетителей немного, так что заподозрить хозяев в излишнем уповании на искусство показывать товар лицом не получается. Зато повсюду плюшевые мишки и книги для детей, и кофе-старбакс для взрослых. Семья Керпиус поддерживают юных художников – каждому, кто пришлет свой рисунок в булочную, полагается бесплатный кусок, так что стены увешаны гуашами и акварелями, наряду с вымпелами, знаменующими деятельное участие булочной в местной лиге европейского футбола. Если попросить их нарезать хлеб, на вас посмотрят сочувственно, как на человека, еще недостаточно высоко поднявшегося в осознании самоценности хлеба, и выдадут памятку для тех, кому понадобится нарезать хлеб, когда он достигнет более подходящей для этого температуры (резать хлеб следует непременно «елочкой»). В наставлении говорится, что целостность хлеба не нарушается при заморозке и подогреве («Во время лыжных походов мы заворачиваем хлеб в фольгу и кладем на двигатель»).

В западной части города расположен Zany Brainy – это один из тех магазинов игрушек, что претворяются образовательными центрами. Там продаются фигурки исчезающих животных, сделанные с мельчайшими подробностями, а кроме того, Zany Brainy выдавил с рынка старый магазин Toytown, который не торговал развивающими игрушками и не выдержал конкуренции. Дальше за Ланкастер-Пайк теперь супермаркет Fresh Fields. Когда покупатели вкатывают свои тележки через главный вход, они оказываются в эпицентре хипстеризма дорогого пригорода, столь характерного для сегодняшнего Уэйна и столь же чуждого Уэйну старому. Покупатель упирается в огромное табло с надписью «Сегодня в продаже органических продуктов: 130». Это как барометр добродетели. В день, когда органических продуктов бывает всего 60, покупатель чувствует себя обделенным. Зато когда на табло трехзначная цифра, он бродит меж полок с чувством морального удовлетворения и взирает на бесконечное разнообразие капусты: тут и брокколи, и китайская, и такая, о которой наследники старых семейств Главной ветки и слыхом не слыхивали.

Как и многое в этой новой культурной волне, Fresh Fields взяли на вооружение калифорнийский этос 1960-х и, выборочно его усовершенствовав, отбросили то, что было весело и интересно юношеству, например – свободную любовь, и сохранили все, что могло бы заинтересовать повзрослевших ипохондриков, например цельнозерновые продукты, чтобы в информационный век жители дорогого пригорода могли прогуливаться меж прилавков со свежей ботвой редиса, черным рисом и басмати, емкостями с перемолотым корнем горца многоцветкового, Майанским грибным мылом, 100 % натуральной краской для волос «Белая скала», ополаскивателем для рта с тремя маслами и вегетарианскими бисквитами для собак и купаться в отраженном этим изобилием свете своей многогранной натуры.

Наконец, в Уэйне появилась целая грядка новых магазинов мебели и аксессуаров. Буквально на отрезке в несколько сот футов на Ланкастер-Пайк три магазина торгуют состаренной мебелью, а в еще одном магазине-мастерской из старого хлама делают новую мебель. Где-то посередине они встречаются, чтобы предложить своим покупателям секонд-хенд, которым еще никто не пользовался.

Магазины конкурируют между собой за самый потрепанный вид. И подходят они к этому с таким энтузиазмом, что иногда мебель даже не выглядит потрепанной. Она просто разлагается, ободранные ящики вываливаются, краска осыпается на пол. В ассортименте магазина под вывеской «Раскрашенное прошлое» раскрашенные вручную шкафы для телевизоров, толстые ароматические свечи и помятый металлический туалетный столик на колесиках. В лавке «Место жительства» продают раскрашенные вручную шкафы для телевизоров, толстые ароматические свечи и прованский дуршлаг. В быстро закрывшейся «Коллекции Сомоджи» давали раскрашенные вручную шкафы для телевизоров, не было ароматических свечей, зато было полно исцарапанных столовых буфетов из мелко порубленных дорогих сортов дерева.

Апофеозом этого празднества стала компания «Антропология», выставочный зал которой расположился в павильоне, где раньше продавали автомобили. Для Уэйна магазин, названный в честь академической дисциплины, – явление из ряда вон выходящее. Старожилов насторожила бы такая высоколобость (не говоря уже о французском написании самого слова). Однако среди представителей авангарда новой культуры вполне естественно воспринимать жизнь, как вечную аспирантуру. Интерьер магазина вызвал бы у отпрысков членов конных клубов настоящее потрясение. Кроме прочего здесь устроили кофейню, видимо, в рамках реализации программы, по которой между заведениями, предлагающими чашку капучино или французский журнал, не должно быть более 50 метров. В колонках вместо чего-нибудь изысканного вроде Баха здесь непрерывно играет «Этот чудесный мир» Луи Армстронга. Более того, внутри ни стульев Хепплуайт, ни кушеток с орлиными когтями на ножках (Джорджу Вашингтону было б неуютно), ни мебели в стиле Луи XIV, ни времен Второй империи. В вопросах интерьера старый Уэйн оглядывался на европейскую аристократию. А вот новый, если судить по «Антропологии» и ее конкурентам, равняется на европейское крестьянство. Интерьер магазина – огромного пространства с открытыми балками – выполнен в приглушенных тонах синего, коричневого, черного и зеленого, или в «гамме бланша», как говорят модники. Дощатый пол с заметными щелями и необработанные балки перекрытий. В одном отделе продают предметы интерьера из Прованса, в другом – из Тосканы. Здесь представлено все экваториальное крестьянство: уголок марокканских рукоделов, перуанские ткани, индийские сундуки. Для столовой здесь есть целый ряд рубленых столов – истертых, нелакированных. На деревенском столе для разделывания свиных туш выставлены тончайшие равиоли с начинкой в глиняном кувшине за $25.

Картинки, репродукции, узоры на ткани теперь тоже совсем другие. В старом Уэйне предпочитали изображения охотничьих собак, лошадей и диких животных – оленей, уток. Уэйнский потребитель новой волны предпочитает безобидных или смешных животных типа пингвинов, коров, кошечек или лягушек. Старорежимные уэйнские матроны отдавали должное цветочным узорам, и, когда они выходили целой компанией, можно было подумать, что по улице расхаживают кусты гортензий. В «Антропологии» же продаются монохромные блузки и джемперы приглушенных тонов. В общем и целом ощущение от магазина можно обозначить как «Год в Провансе»^[21], тогда как цены говорят – шесть лет успешной медицинской практики, и это будет вам это по карману.