XXII

Дочитав до конца, Найалл долго не решался захлопнуть тетрадь. Ему казалось, он все еще слышит голоса сестер — они колоколом отдавались в его голове, выплывали из темноты, бились и стонали, точно попавшие в клетку птицы. Затаив дыхание, Найалл прислушался. На мгновение ему даже показалось, что он услышал чей-то шепот… нет, невозможно, остановил он себя. Это ветер воет за окном. Конечно, ему почудилось — Найалл был уверен в этом. Но мысленно он был еще там, с Рошин — в последний день ее жизни. Впрочем… Стоп!

Он явно был не один — Найалл вновь услышал негромкое бормотание, только теперь это уже не было плодом его воображения. Шепот, проникнув сквозь дыру в потолке, окутал его, точно звездная пыль.

— Бесполезно! — пробормотал женский голос, в котором ясно слышалась злость, только злилась его обладательница, похоже, на саму себя.

Поначалу Найалл решил, что разгулявшееся воображение Рошин вновь решило сыграть с ним шутку. Эти голоса, много дней подряд звучавшие в его мозгу, к которым он настолько привык, что за каждым из них уже стояли живые лица, лица трех девушек, запертых, точно крысы, в комнате, из которой им уже не суждено было выйти живыми. Он научился разбирать их почерк, он привык различать их голоса, и для него сейчас они были не просто сестры Уэлш: радиолюбительница с готическим макияжем, ее неуловимая сестра-близняшка и старшая их сестра, с детства привыкшая защищать младших… Та самая, что первая нанесла тетке удар лопатой… Нет, это были лишь избитые клише, грубые наброски, за которыми невозможно было разглядеть живых людей. Конечно, возможно, он обманывает себя, но для Найалла каждая из сестер стала такой же живой, как и волк из легенды Джима, рыскающий по дремучему лесу в поисках очередной жертвы. Кроме, может быть, Ифе. Она неизменно ускользала от него в темноту… Ифе, всегда бежавшая впереди своих сестер.

Наверное, именно поэтому, услышав, как тот же самый женский голос окликает его во второй раз, Найалл едва удержался, чтобы не ответить. Казалось, его обладательница напугана сильнее, чем ей хотелось бы признаться. Впрочем, Найалл догадывался, в чем причина ее страха. Если рыскавшая по кладбищу шайка где-то поблизости, выходит, она не одна.

— Дождь уже успел смыть все его следы… — В голосе звучала озабоченность, страх матери, потерявшей свое дитя. Ни одна девушка не станет так говорить. Но откуда доносится голос? Найалл бесшумно забился в дальний угол комнаты и присел на корточки, стараясь занимать как можно меньше места. Прятаться было негде — вдобавок в темноте он бы наверняка наткнулся на какую-то мебель, и шум тут же выдал бы его с головой. Было настолько темно, что он с трудом мог разглядеть собственную руку — знал только, что где-то справа от него находится окно. Чуть слышно скрипнул гравий под чьей-то ногой. Найалл испуганно съежился. Итак, всей этой истории суждено закончиться здесь, подумал он, мысленно представив себе, как его вздернут на виселицу, после чего толпа разъяренных родителей забьет его до смерти палками. Он уже спрашивал себя, стоили ли тайны сестер Уэлш того, чтобы погибнуть такой жалкой смертью, как вдруг до него донесся еще один голос.

— Шшшш… ради всего святого, тише, Вивьен! — тяжело дыша, просипел мужчина. — С таким же успехом ты могла пустить в небо сигнальную ракету! — Послышался какой-то металлический звук — то ли лязганье цепи, то ли щелчок взведенного курка, Найалл не знал. Но звук явно не предвещал ничего хорошего.

Голос мужчины был ему хорошо знаком — он уже слышал его раньше. Этот сиплый бас принадлежал кряжистому, коренастому мужчине — стоя у ворот школы, он разглядывал сидевшего в машине Найалла с таким видом, будто единственным его желанием было уговорить Брону сходить выпить кофе, пока он собственными руками разорвет на куски человека, который, как он считал, покушался на его единственную дочь.

«Эх, Ифе, мне бы сейчас твой карабин, уж я бы знал, как им воспользоваться», — с тоской подумал Найалл, глядя, как сквозь прорехи в потолке струится слабый серенький свет. Пластмассовый Иисус, помоги мне! Ослепи их на время. Мистер Райчудури прочтет в газетах мой некролог и наверняка скажет: «Глупый мальчишка… Говорил же я ему!» — «Но что же мне было делать, сэр, — плачущим голосом возразил бы он своему бывшему начальнику. — Забыть о них? Об Ифе, о Рошин, о Фионе? Простите, старший почтмейстер, вы, наверное, шутите?»

Женщина явно забеспокоилась. В темноте послышался судорожный вздох… один из тех, что застревают в горле.

— Послушайте, мистер Кремин, мы не должны быть здесь, это… — дрожащим голосом начала она.

— Думаешь, я этого не знаю, черт побери?! — громовым голосом рявкнул он, напрочь забыв, как только что сам велел ей соблюдать тишину. — Но след этого типа заканчивается в поле, в двух шагах отсюда! Тут не так уж много мест, где он мог укрыться.

— Ты ведь знаешь, какое за это наказание, верно? Помнишь законы?

— Да-да, конечно — она обратит меня в жабу и прочее дерьмо! Конечно помню. Но ведь никто не видел ее с то…

— Закон есть закон.

— А я — ее отец, ясно тебе? Он где-то тут. Знаю, что тут. Я этот ведьмацкий дух за версту чую.

— Тогда тебе придется обойтись без меня, Дональд Кремин. — Женщина шмыгнула носом. Найаллу показалось, она гадает, как ей поступить. — Эй, ребята! — По мокрой траве зашлепали еще чьи-то ноги.

Сколько их там… Десять? Или вдвое больше, гадал Найалл. Что они делают — уходят? Сквозь разбитое окно мелькнул и пропал черный дождевик, за ним другой — рассыпавшись, мужчины двинулись через поле назад, откуда пришли. Отблеск восходящего солнца, позолотивший их грубые башмаки, наполнил сердце Найалла тихой радостью. Ничего прекраснее этого он в жизни не видел.

Но отец маленькой Мэри Кэтрин Кремин был еще тут — шумно втягивая носом воздух, вынюхивал свою добычу. Выходит, он решил остаться.

Затаив дыхание, Найалл попытался мысленно представить себе, как поступила бы на его месте Рошин. Скорее всего, отломала бы у стола ножку да и шарахнула бы его по голове. Он не знал, о каком заклятии твердила та женщина, лица которой парень так и не смог разглядеть, но был уверен, что уж Рошин вся это чертовщина вряд ли бы напугала. В итоге он решил, что дождется, когда Дональд Кремин войдет в дом, после чего со всей силой ударит его по ногам. Как в регби. Идея, конечно, была так себе, но ничего лучше он не придумал.

За дверью послышалось нерешительное шарканье. И тут до Найалла наконец дошло.

Похоже, мистер Кремин был напуган ничуть не меньше той женщины — просто ему не хотелось признаться в этом, да еще перед соседями. Ну конечно — здоровенный крутой мужик — и вдруг празднует труса! Позорище! Потом снаружи послышалось какое-то невнятное поскуливание — судя по всему, мистер Кремин так и не смог заставить себя переступить порог, словно пол был пропитан смертельным ядом. В конце концов, грохнув кулаком по дверному косяку, он сплюнул и решительно повернул к дому.

— Чертовы ведьмы! — прорычал он сквозь зубы. Предрассветный ветерок, подхватив остаток фразы, унес ее в сторону холмов. Через мгновение все стихло.

Из груди Найалла вырвался судорожный вздох… Он чувствовал себя как висельник, уже успевший приготовиться к смерти, которого вдруг вынули из петли. Забыв о том, что даже толком не успел разглядеть комнату, в которой оказался, Найалл привалился к стене — дрожащие ноги отказывались его держать. Но стоило только первым лучам солнца заглянуть в разбитое окно, как он тут же понял, где находится.

Заброшенный каменный коттедж… тот самый, где когда-то жила Ифе.

То, что он чувствовал у себя под ногами, не было ни крысиным пометом, ни экскрементами летучих мышей. Приглядевшись, Найалл догадался, что это — пучки обивки из дивана, который Джим располосовал ножом, прежде чем изнасиловать одну из сестер… Ифе, которую ненавидел сильнее остальных. Дыра в потолке за эти годы стала заметно больше — под ногами хлюпало, стены прогнили насквозь. На столе так и стояли чашки — Найалл заметил даже несколько тарелок. Можно было подумать, девушки так спешили в Дублин к тетушке, что не успели убрать за собой посуду. В бутылке из-под виски на донышке до сих пор плескалась какая-то коричневатая жидкость.

Утренний холодок пробирал до костей. Застегивая пальто, Найалл еще раз обвел комнату взглядом. Что-то с самого начала не давало ему покоя.

Ифе по-прежнему оставалась для него загадкой — та самая Ифе, таинственная гостья и пленница в подвале дома Мойры, молча страдавшая вместе с сестрами до того дня, когда ей удалось спастись. Никто не пришел им на помощь — ни Брона, ни Финбар. Проклятье… Найалл вдруг вспомнил, как читал напечатанные в «Айриш стар» результаты аутопсии. Он помнил все так живо, что перед глазами у него вдруг встала та страшная комната на втором этаже дома Мойры, где умерли девушки. Он, словно наяву, видел Фиону, сражавшуюся с ужасным троллем… она поклялась, что не позволит ему даже пальцем дотронуться до Рошин. Но они погибли — все трое. Ифе так и не удалось спасти сестер. И азбука Морзе ей не помогла.

Закрыв глаза, парень попытался представить себе, что же пошло не так. Почему Ифе не успела подняться наверх вовремя? Может, на пути ее оказалась еще одна запертая дверь, о которой она даже не подозревала? Найалл предположил, что она смогла-таки добраться до второго этажа… Но было уже слишком поздно — ей не удалось спасти Фиону и Рошин. И только тогда она бежала, бежала, унося с собой дневники, бежала, чтобы не попасть в руки копов. «Ты закрыла им глаза, да, Ифе?» — беззвучно спросил Найалл, задвигая насквозь промокшие занавески. Может быть, спрятавшись на вершине холма, она издалека смотрела, как хоронят сестер? Он ни за что не поверил бы, что Ифе не решилась проводить их в последний путь. Она завернула их в ковер из звезд, с печалью подумал он.

Впервые за все это время Найалл вдруг почувствовал, что ему удалось приподнять завесу тайны, за которой пряталась самая загадочная из трех сестер. Разгадка была совсем рядом. План заставить тетку замолчать навеки на первый взгляд выглядел безупречно. К тому же Найалл почти не сомневался, что кто-то совсем недавно побывал в коттедже — к стенам и порогу прилипли свежие вороньи перья, кое-где на полу валялись пучки шерсти и сухие шкурки каких-то мелких лесных зверьков. Что это — ведьмовские штучки, чтобы пугать случайных людей? Или попытка внушить ужас местным, напомнив им, что одна из сестер все еще жива? Но тогда почему ему до такой степени не по себе? Иссохшее тельце лисы, повешенное за хвост, раскачивалось в воздухе, словно уродливая лампа в подземной пещере злобного тролля. Будь у него карандаш и бумага, какую бы картину он написал, мысленно присвистнул Найалл. Женщину, которой всегда удается на шаг опередить волка. Да, Ифе опять удалось ускользнуть. Уже в который раз. Впрочем, она всегда это умела.

— Ну и куда ты отправилась? — тихонько пробормотал он, словно испугавшись, что стены могут услышать его. — И прежде всего, почему ты оставила сестер? — Найалл вновь почувствовал сильнейшее искушение предоставить дальнейшее гарде, той же самой Броне — несгибаемому борцу с преступностью — и ее коллегам. И почти сразу же понял, что не сможет это сделать. Услышь его мистер Райчудури, наверняка бы сейчас укоризненно покачал головой. Нет, мысленно ответил своему мудрому советчику Найалл, нет, я не пойду в полицию. И — нет, сэр, я не выкину это из головы. Особенно после того, как прочел эти дневники, на страницах которых до сих пор видны следы крови и слез. Я пройду этот путь до конца — и мне все равно, куда он меня приведет. Теперь это мое дело. Может быть, когда-нибудь, много лет спустя вы пойдете на базарную площадь и увидите меня — сидя перед картиной, я до последнего своего вздоха буду стараться, чтобы она получилась как живая. Что ж, поживем — увидим, не так ли, сэр?

Ветер, украдкой просунув пальцы под просевший конек крыши, игриво потряс ее — несколько капель упало на голову Найаллу. Встряхнувшись, он пришел в себя и понял, что пора уходить. Только бы не нарваться на приятелей мистера Кремина, подумал он. Они еще не успели скрыться из виду, даже на таком расстоянии он все еще видел их — мелькающие тут и там белые пятнышки на фоне целого моря зелени. Итак, дорога в город была перекрыта.

Значит, придется двигаться на запад, в сторону Эйриса. Впрочем, это неважно.

Потому что парень помнил, как Рошин писала, что закопала кое-что под деревом со спиленной кроной.

Неужели зарытое кем-то сокровище перестает быть тайной в тот момент, когда его достают из-под земли? Или же вещь, которой некогда касались руки того, кто зарыл ее, хранит в себе некую магию, над которой время не властно?

В случае с Джимом, думал Найалл, закопай в землю хоть фантик — и в тот самый момент, когда его выковыряют из земли, он мгновенно превратится в священную реликвию.

Найалл попытался представить себе нож, пронзивший сердце Джима… и решил, что ценность его — в той тайне, которая его окружает. Не успел он опуститься на колени возле того места, где с губ Джима сорвался последний вздох, как понял, что не ошибся. Дерево, привалившись спиной к которому некогда сидел умирающий seanchai, чувствуя, как жизнь капля за каплей вместе с кровью покидает его тело, для его обезумевших поклонников давно уже стало местом паломничества. И теперь это было уже не дерево, а некий алтарь, посвященный смерти и плотской любви.

Элвис^[33] и ДжФК^[34] при виде этого наверняка умерли бы от зависти. Кора была содрана на высоту человеческого роста, а все ветки тоньше человеческой руки обломали и растащили на сувениры. На одной из тех, что посчастливилось уцелеть, висел фонарь, а под ним — ламинированная карточка, на которой полудетским почерком было старательно выведено: ТВОЯ НАВСЕГДА, НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ ТЕБЯ, ДОРОГОЙ ДЖИМ. С ЛЮБОВЬЮ ОТ ХОЛЛИ, ОМАХА, НЕБРАСКА. Кое-кто из девушек оставил свои фотографии — похоже на какой-то бесконечный школьный альбом, грустно подумал Найалл. Самой молоденькой из всех на вид было не больше десяти — сплошные веснушки и скобки на зубах, и, конечно, мечты — мечты о любви. Земля под ногами давно уже превратилась в грязь. Пустые пивные банки и сигаретные пачки покрывали ее сплошным ковром, наподобие только что выпавшего грязного снега. К этому времени дождь уже лил как из ведра — наверное, ему следует возблагодарить за это Небеса, мрачно подумал Найалл, иначе сюда было бы не протолкнуться.

Он огляделся, ища дерево со спиленной кроной.

Вокруг стояла сплошная серая стена дождя, сквозь которую все пни были похожи друг на друга, как близнецы. Прошло не меньше часа, прежде чем Найаллу удалось наконец отыскать место, которое описывала в дневнике Рошин, — за прошедшие годы спиленный дуб разительно изменился, единственная уцелевшая ветка уродливо искривилась в сторону, словно костлявая старушечья рука. Лодыжка нестерпимо болела. Первое, о чем подумал Найалл, когда на полдороге к вершине холма увидел спиленный дуб, — до какой степени это место смахивает на то, где в легенде Джима старый волк напал на принца Оуэна, наложив на него заклятие. Парень с невольной дрожью оглянулся — но вокруг не было ни души, только мокрые ветки со стонами цеплялись друг за друга, раскачиваясь на ветру. Интересно, может, они хотят ему что-то сказать, промелькнуло у него в голове… возможно, он поймет, если как следует постарается? Потом, спохватившись, проглотил уже висевший на кончике языка вопрос…

Похоже, пора сматываться, мрачно подумал Найалл. Судя по всему, здешняя атмосфера слишком сильно подействовала на него. Присев на корточки, он приглядел подходящее местечко между двумя корнями и принялся рыть руками землю. Пропитавшаяся водой грязь чавкала, словно хотела спросить: «Послушай, тебе действительно нужно это делать? Не пора ли вернуться домой, пока кто-нибудь не наткнулся на тебя, копающегося в чужой грязи?»

Конечно, никакого ножа тут нет. О чем он только думает? Это место давно уже превратилось в святилище, куда как магнитом тянет все разбитые сердца, от Франкфурта до Осаки, и так будет еще многие годы. Он уже с ног до головы извозился в грязи и всерьез подумывал, не бросить ли все это к черту. Передать всю имеющуюся у него информацию полицейским, и пусть себе разбираются. Тогда это будет их головная боль, а он вернется домой. Распрямив усталую спину, Найалл встал, слушая, как дождь барабанит по листьям. Почему-то он чувствовал себя полным ублюдком.

Потом глянул вниз еще раз и удивился — что это в яме делает салфетка?

Она уже почти совсем сгнила, но некогда это была прекрасная камчатная салфетка — глядя на оставшиеся несколько дюймов плотной ткани, легко было вообразить остальное. На одном из уголков сохранился даже вытканный букетик цветов — такая салфетка украсила бы любой стол.

Даже уставленный китайским фарфором стол в доме Мойры во время традиционного пятничного обеда.

Рухнув на колени, Найалл судорожно вцепился в расползающуюся под пальцами салфетку. Рошин ни за что бы не зарыла лезвие просто так, сообразил он вдруг, почувствовав, что ударился костяшками пальцев о что-то твердое. Она бы аккуратно завернула его — как и положено хорошо воспитанной девочке из приличной семьи. Трясущимися руками развернув пропитанный грязью узел, Найалл увидел нож, когда-то оборвавший жизнь Джима.

Зазубренное острие, с проступившими кое-где бурыми пятнами. Наверное, когда-то в этих местах была кровь, но от нее остались только ржавые пятна, так что любители сувениров наверняка были бы разочарованы. Торопливо сунув улику в карман, Найалл, несмотря на боль в ноге, поспешил поскорее убраться из леса. Сквозь сплошную стену дождя ему уже стали мерещиться какие-то подозрительные серые тени, подбирающиеся к нему со всех сторон. Появись сейчас на опушке Порик со своими охотниками на волков, окруженные стаей воющих гончих, Найалл, наверное, нисколько бы не удивился.

А деревья, своим шепотом предупреждавшие его об опасности, только молча смотрели бы, как собаки рвут на части незадачливого бывшего почтового служащего. Потому что даже деревья, мрачно подумал про себя парень, хорошо знают, когда имеет смысл попридержать язык — ради своей же пользы.

И хотя Найалл очень любил сказки, он уже заранее мог сказать, какой будет конец у этой.

В самом конце тропинки его поджидала Брона. Она стояла, облокотившись на изгородь. Не иначе крутой шериф с Дикого Запада, который напоследок смерит угонщика скота взглядом, прежде чем пустить в него пулю. Образ довершала самокрутка, свисающая из угла ее рта.

— Неважный день для пикника, — буркнула она, покачав головой.

Господи… в каком вестерне он слышал эту фразу? Найалл едва удержался, чтобы не улыбнуться.

— Знаю. — Он пожал плечами. — Костер не разведешь — слишком мокро. Вот я и решил пораньше уехать.

Брона, по-птичьи склонив голову, с интересом разглядывала подсохшую грязь, ровным слоем покрывавшую одежду Найалла наподобие шоколадной глазури.

— Ты только собираешься — да все никак не уедешь. — Она вытащила из кармашка блокнот и монотонно продолжала, словно зачитывая ему его права. — Незаконное вторжение на школьную территорию, которое можно рассматривать как попытку…

— Я никогда не…

— …совершить насильственные действия по отношению к ребенку…

— Что за чушь ты несешь?! — возмутился Найалл.

— …бродяжничество, проникновение на кладбище, да еще под покровом темноты, а теперь еще… — Брона покосилась на измазанные в грязи руки Найалла, — порча общественных земель. У тебя что — мало проблем? Кстати, по дороге сюда я наткнулась на Дональда Кремина. Имей в виду, он еще не оставил попыток найти человека, кто осмелился протянуть свои грязные руки к его единственной дочери! — И снова эта улыбка киношного копа. — И учти: старина Дональд бродит по окрестностям с бейсбольной битой в руках вовсе не потому, что вознамерился с утра пораньше подышать свежим воздухом!

— Кажется, я догадываюсь, что ты собираешься сделать, — пробормотал Найалл, глядя, как пальцы Броны играют застежкой «молнии» на ее форменной куртке.

— Ты хочешь сказать — арестовать тебя? О… так ты это имел в виду? — Она оглянулась через плечо. — Кстати, кажется, я тебя предупреждала — и не раз.

— Нет, — перебил Найалл, вспомнив ощущение чего-то искусственного, охватившее его, когда он разглядывал коттедж Ифе… словно театральные декорации перед началом спектакля — тщательно продуманные, чтобы произвести именно то впечатление, которое хотел режиссер. А эти свежие птичьи перья? Непонятный страх, который его преследователи явно испытывали перед этим местом? Тогда это показалось ему лишенным всякого смысла… но теперь… — Нет, я говорю о другом. О том, как старательно ты поддерживаешь легенду о проклятии семейства Уэлш — признайся, я угадал? Решила поиграть в вуду? Да брось, даже папаша маленькой Мэри Кэтрин побоялся войти туда, хотя ему до смерти хотелось меня сцапать! А ведь он чуял меня… знал, что я прячусь в коттедже. Однако так и не решился переступить порог. Что ты наговорила им? Что проклятие «сестричек Стилетто» их даже из-под земли достанет, так?

Брона быстро-быстро заморгала, изо всех сил стараясь не смотреть ему в глаза.

— Молчи! — буркнула она. — Ты понятия не имеешь, как мы…

И тут голове у Найалла что-то щелкнуло… и кусочки головоломки один за другой встали на место.

— Она пришла к тебе, верно? Ифе, я имею в виду. Что-то мне подсказывает, что это случилось вскоре после смерти Джима. Ты помогла ей исчезнуть из города и сделала все, чтобы ее не нашли, так? А потом занялась ее коттеджем — развесила там все эти перья и тушки животных. Чтобы никому и в голову не пришло пуститься на ее поиски, да?

— Так, хватит! Ты арестован за…

— А потом она снова постучалась в твою дверь — и произошло это всего пару месяцев назад. Потому что ей удалось сбежать из того дома в Дублине, верно? И это, думаю, было настоящим чудом. И все это время ты помогала ей — потому что мучилась угрызениями совести из-за того, что произошло здесь три года назад. Когда ты и пальцем о палец не ударила — а потом этот «дорогой Джим», по которому сходил с ума ваш город, изнасиловал ее… и ты снова заткнула уши и продолжала делать вид, что ничего не знаешь. Точно так же как и до этого — ведь тебе и в голову не пришло допросить его в связи с убийством Сары Мак-Доннел и всех остальных. И ты продолжала молчать — до тех пор, пока не стало слишком поздно. Помнишь это? Где она? В твоем подвале? Или в чьем-то еще коттедже, за тридевять земель отсюда, там, где даже вездесущим туристам ее не найти? — Протянув Броне руки, словно давая понять, что сдается, Найалл голосом Джона Уэйна заявил: — Валяйте, шериф! Арестуйте меня! Наденьте на меня наручники — а завтра я прямиком отправлюсь в редакцию «Южной звезды» и «Керриман» и расскажу тамошним парням все, что знаю. Ох и шуму же будет! Заранее представляю себе первые полосы газет! «ТАЙНА ПРОПАВШЕЙ СЕСТРЫ НАКОНЕЦ РАСКРЫТА!» Или нет — «МЕСТНАЯ ПОЛИЦИЯ ПОКРЫВАЕТ УБИЙЦУ!» По-моему, так даже лучше, как ты считаешь? Так или иначе, ты прославишься — это я тебе обещаю.

Брона молча стояла с пришибленным видом. Она даже не попыталась задержать Найалла, когда он протиснулся мимо нее и двинулся по дороге к городу.

— Подожди!

Оклик Броны Найалл услышал как раз в тот момент, когда взгляд его упал на группу мужчин за поворотом дороги, — укрывшись за деревьями, они явно кого-то поджидали. Различить их лица на расстоянии он не мог… зато ясно видел, что один из них сжимает в руке какой-то увесистый предмет. И этот мужчина был очень похож на Дональда Кремина.

Бежать некуда. Найалл, затравленно обернувшись, заметил махавшую ему Брону. Она уже успела забраться в патрульную машину.

— Получается, линчевания не будет? — спросил он.

— Просто забирайся внутрь и молчи, — рявкнула она, напряженно вглядываясь в приближающихся к машине мужчин.

Когда патрульная машина свернула в том месте, где деревья подступали к самой обочине, стоявший впереди всех Дональд Кремин оказался так близко, что Найалл заметил, как побелели костяшки его пальцев, сжимавшие биту.

— С чего бы вдруг такая неожиданная милость? — съехидничал он, глядя, как Брона роется в бардачке. В конце концов она выудила оттуда обкусанный шоколадный батончик и принялась придирчиво его разглядывать. — Могла бы просто сдать меня им с рук на руки и вернуться в город, а после приехала бы, чтобы составить рапорт. И дело сделано — и ты вроде как ни при чем.

— Послушай, у тебя когда-нибудь был друг… близкий друг? — перебила Брона. Опустив стекло, она швырнула в окно остатки испортившегося батончика. — Кто-то, кого ты знаешь столько лет, что вы даже думать стали одинаково? — Подняв стекло, она свирепо выпятила челюсть — пусть этот длинноволосый типчик не думает, что она позволит ему заглянуть ей в душу! — Которому не нужно ничего говорить — потому что он и так все понимает без слов? Который ради тебя готов даже соврать родителям? Понимаешь, о чем я говорю?

Найалл вспомнил маленького Дэнни Игэна, которому так и не суждено было стать взрослым. Вспомнил тот проклятый автобус. И торчащие из-под него детские ноги воскового цвета, которые продолжали жить только на бумаге. Но он не стал ничего говорить — просто кивнул и стал ждать, что будет дальше. Патрульная машина, миновав ручей на окраине Каслтаунбира, двинулась в направлении здания береговой охраны. Оба молчали. Единственным звуком в кабине было сиплое дыхание Броны, как будто легкие ее, задавленные чувством вины, силились расправиться, чтобы впустить в себя немного воздуха.

— Когда мне было семь, — продолжала она, — все, о чем я мечтала, — это пара черных туфель. Они были такие блестящие… а сбоку ряд маленьких пуговок. Я просто умирала по ним! Ничего красивее, кажется, в жизни не видела! В общем, я отправилась в обувной магазин на главной улице и стала терпеливо ждать, пока продавщица отправится покурить. Решила — суну их незаметно в портфель и пойду себе потихоньку домой. Никто ничего и не заметит, понимаешь? — Брона зажала ладонью рот, словно стараясь удержать уже готовые сорваться с языка слова. — Они оказались мне велики. Пришлось натолкать в них газеты, чтобы они не свалились с ног. Но все равно… туфли выглядели потрясающе. Я помчалась к Рози, и мы по очереди дефилировали в них перед зеркалом, которое стояло в прихожей. А потом вдруг в дверь позвонили. Оказалось, это была продавщица. И… и она привела с собой полицию… — Брона шумно засопела — нет, воспоминания были тут ни при чем, догадался Найалл. Просто Рошин умерла — а этого не должно было случиться. — Я чуть не сгорела со стыда. Рози тогда спасла меня — она не стала дожидаться, пока я начну что-то лепетать. Представляешь, она нахально смотрела им в глаза и твердила, что это она, мол, украла их, а вовсе не я. Отец выпорол ее ремнем — она потом неделю не могла сидеть. Я знала, что я у нее в долгу. А она просто сделала вид, что ничего не произошло. И больше ни словом не упомянула об этом.

Дорога петляла, словно змея, между мокрыми соснами, обступившими ее с двух сторон. Присмотревшись, Найалл решил, что это та самая, по которой он не далее как позавчера тащился, словно усталый, промокший до нитки пилигрим.

— Но почему же ты ничего не сделала для Ифе?! Ты ведь могла!

— Легко тебе говорить. А ты попробуй встать на мое место, — угрюмо предложила Брона. Потом помотала головой, словно пытаясь отогнать печальные воспоминания. — Ифе — единственная, кому удалось спастись. Вот что бы ты сделал, а?

— Где она, Брона?

Пожевав губами, Брона со вздохом оглядела Найалла с ног до головы. Потом перегнулась через него, открыла дверцу и принялась копаться на заднем сиденье. Через минуту она швырнула ему на колени какой-то сверток.

— Миссис Кримминс велела передать, чтобы ноги твоей не было в ее доме, — буркнула она, сделав Найаллу знак убираться. — Между прочим, в городе полно людей, которые были бы рады никогда тебя больше не видеть — особенно после того происшествия в школе.

— Но я ведь ничего не сделал! — возмутился Найалл. — И ты это знаешь.

Ответом ему была улыбка, в которую Брона постаралась вложить столько желчи, что Найалл почувствовал во рту ее вкус. После этого она изложила ему условия сделки, которая, по словам Броны, могла спасти их обоих.

— К твоему сведению, я понятия не имею, где сейчас Ифе и что с ней случилось, — без особой радости в голосе призналась она. — В полиции ведь одни тупицы… Вот я такая, верно? Понимаешь, что я имею в виду?

— Ладно, договорились.

— А ты вроде ничего парнишка… толковый, — со вздохом обронила Брона. — Просто любишь совать нос куда не надо.

Найалл выбрался из машины. Деревья гнулись и жалобно стонали на ветру. То ли пытались что-то ему сказать, то ли просто переговаривались между собой — он так и не понял.

— Послушай, увидишь Ифе, передай ей кое-что, хорошо? — попросил Найалл. — Скажи: я очень надеюсь, она найдет то, что ищет.

Но Брона уже не слышала — патрульная машина, отъехав, быстро набрала скорость и вскоре исчезла на дороге, ведущей к городу. Сержант явно торопилась — наверное, потому, что некоторые вопросы обходятся слишком дорого, решил Найалл.

Он шел несколько часов — тени с каждой минутой становились все длиннее. Туман катился впереди него, словно ему не терпелось увидеть, что будет дальше.

А потом парень вдруг услышал какой-то неясный звук, поначалу показавшийся ему эхом собственных мыслей. Казалось, слишком живое воображение Найалла вновь решило сыграть с ним шутку. Но нет — это был звук двигателя — он то истерически взревывал, набирая обороты, то, скрывшись за очередным поворотом, замолкал, чтобы отдышаться.

Мотоцикл!

На редкость удачно, давясь истерическим смехом, подумал Найалл. Ничуть бы не удивился, если бы это оказался старый «Винсент Комет» Джима, вернее, его призрак, взявшийся преследовать меня вплоть до самого Баллимуна! Рев мотоцикла, ударившись о скалы, эхом прокатился по дороге, стих ненадолго, потом стал приближаться. Обернувшись, Найалл заметил мелькающее вдалеке пятнышко света. Призрак проклятого мотоциклиста, промелькнуло у него в голове, обреченный каждую ночь вставать из своей одинокой могилы на вершине холма, чтобы преследовать тех, кто в него не верит. Парень машинально сунул руку в карман, нащупав нож.

Когда мотоцикл подъехал поближе, из груди Найалла вырвался вздох облегчения — он оказался не красным, а черным.

Заметив Найалла, мотоциклист сбросил скорость и остановился в двух шагах от него. Потом молча поднял руку и с небрежным изяществом сдвинул щиток. Найалл едва не ахнул — он узнал это лицо.

— Ну как, отыскал, кого хотел? — спросил знакомый голос. Та самая байкерша, едва не угробившая его своей лихой ездой пару дней назад. Наверное, на его лице было ясно написано, что он думает, потому что она улыбнулась.

— Не всех, — с трудом выдавил из себя Найалл, незаметно сунув нож обратно в карман.

— Запрыгивай! — скомандовала девушка. — Я как раз еду на восток. Так что тебе повезло, приятель.

— Не думаю, — осмелился пробормотать Найалл. — Сказать по правде, мне бы хотелось еще немного пожить. Но все равно — спасибо!

Девушка кивнула, снова опустив на лицо щиток. Почему-то Найалл был уверен, что она все еще улыбается, — возможно, в этом виноват отблеск света, скользнувший в этот момент по щитку.

— Только не вздумай возвращаться, — будничным тоном посоветовала она. Мотоцикл оглушительно взревел и ласточкой взлетел на вершину холма. Найалл молча проводил его взглядом. Потом посмотрел на дорогу внизу — плотное облако тумана, поглотившее ее, так и манило пренебречь советом мистера Райчудури.

— Покойся с миром, Ифе, — пробормотал он. А потом, повернувшись к Каслтаунбиру спиной, зашагал дальше.