10 октомбрия 416 года Эры Восстановления
– Значит, мы опоздали, – комиссар Марков откупорил вторую бутылку местного горячительного напитка, по недоразумению именовавшегося водкой.
– В помещениях станции 944, сир, – рапортовал офицер Службы, – обнаружены следы ДНК Шермы Шайнар, Рамы Шайнара, Александра Вольска, Гвен Вей, Доры Виргой, Малта Некича и ещё около тридцати особей гуманоидного типа, которых мы сейчас пытаемся идентифицировать по расширенным базам данных.
– Когда они стартовали с Боллота? – Комиссар не отрывал взгляда от прозрачной струйки, наполнявшей стакан.
– Эксперты определили: сто сорок шесть стандартных часов назад. Вероятно, сир, они сошли на Тёмные Пути с Шестидесятого лимеса.
– Когда будет готов полный список тех, кто был на базе?
– Мы работаем, сир.
– Император ждёт моего доклада.
– Мы ускорим работу, сир. Через десять часов…
– Через шесть.
– Но…
– Шесть часов, – Марков одним глотком осушил стакан. – Плюс добавьте данные по университетскому подполью, которые мы здесь откопали… Всё упорядочить по рубрикатору и вывести на мой терминал. Исполняйте.
– Будет сделано, сир! – Офицер быстро вышел из «красной зоны».
Некоторое время Марков оставался один. Эту «красную зону» местная Служба предоставила в его распоряжение. Ноланская резиденция Джи Тау размерами и техническим оснащением на порядок превосходила свой кидронийский аналог. Её оборудовали полудюжиной «красных зон» и несколькими силовыми барьерами, ограждавшими не только специальные помещения имперской тайной полиции, но и ту часть обитаемого сектора города, в которой располагались квартиры офицеров Джи Тау. Как объяснили Маркову, в случае восстания ноланцев резиденцию за считаные секунды можно было превратить в неприступную крепость.
Несмотря на то, что в резиденции постоянно несли службу сотни офицеров и сотрудников Службы, её коридоры и галереи казались безлюдными. «Крепость» проектировали в расчёте на кризисную ситуацию. При массовых беспорядках здесь могли найти спасение от мести ноланцев несколько тысяч семей имперских чиновников. Предполагалось, что под защитой барьеров и целой армии боевых киборгов они смогут дождаться эвакуационного флота.
Комиссара эта безлюдность уже начинала раздражать. На его родной Тирронии даже в правительственных секторах такой пространственной роскоши не допускалось. Марков родился и вырос в перенаселённом старом куполе, где обитали операторы и служащие химических заводов. Тот купол был построен как временное жилище первопроходцев ещё во времена Сиоранов. Латаный-перелатаный, пропитанный индустриальными и пищевыми запахами, он уже полтора столетия был миром для десяти тысяч представителей человеческой расы. Поселенцы рождались в его темных комнатах, жили, размножались и умирали. На одного работоспособного тирронийца выделялось не более сорока кубических метров жилого объёма плюс двадцать на иждивенца или малолетнего. И только государственные чиновники высоких рангов имели право на шестьдесят. Большинство колонистов Тирронии ютились в малогабаритных жилых ячейках, в которых высота потолков не превышала двух с половиной метров. Огромные пространства стерильных и хорошо вентилируемых помещений Ноланской резиденции Службы Предотвращения наводили тирронийца на размышления о процветающей в Империи социальной несправедливости.
Алкоголь обострил тревожные предчувствия комиссара. Зловещие слова клонодела не выходили у Маркова из головы. «Настала ночь, уже настала ночь», – шептал он. Ему редко бывало одиноко, но сегодня он чувствовал себя безнадёжно затерянным в бело-серебристых лабиринтах Столкинбаада. Он вспомнил, что Нолу в рекламных роликах называют «планетой развлечений».
«Может, девочек вызвать? Нола уже третий век славится красивыми клонками». В памяти комиссара всплыла сцена из рекламного клипа: четыре обнажённые дивы ублажают туриста, выбравшего для отдыха знаменитый ноланский отель.
Делая очередной глоток, тиррониец заметил: у входа в «зону» возник силуэт человека, зыбкий и нечёткий. Отделённый от взгляда комиссара рябью силового поля и матовой поверхностью двери-мембраны, силуэт казался призраком. Он не приближался и не уходил. В этом было нечто странное. Здесь, в резиденции, все передвижения сотрудников подчинены служебной логике и не предполагали подобной незавершённости действия.
«Что-то новенькое, – подумал Марков, нащупывая в нише стола лучевое оружие. – То ли выманивают, то ли ждут подкрепления».
«Ни то, ни другое», – произнёс тихий голос в голове комиссара. «Кто ты?» – «У меня есть для тебя важная информация. Но не могу войти в "зону"». – «Я же ясно спросил: кто ты?» – «Тебе нужна информация о Тейсане. Могу помочь». – «Я вызываю охрану». – «Зря».
Силуэт стал совсем прозрачным, потом растворился. В «зону» вошли бойцы охраны в сопровождении ярко-красного «паука».
– Вызывали, комиссар?
– Кто стоял возле защитного барьера?
– Где, сир? – переспросил охранник.
– Возле входной мембраны в «зону». Кто-то стоял. Тридцать секунд назад.
– Там никого не было, сир.
– Кто-то там был.
Охранник открыл на запястье правой руки экран, набрал код следящей аппаратуры, просмотрел записи.
– Никого не было, сир, – покачал головой охранник. – Можете сами проверить. Вот, смотрите, сир, записи мониторов в коридоре «С2» за последние минуты. Тут есть записи во всех диапазонах плюс параметры полей.
Он протянул прибор Маркову.
– Мониторы способны отслеживать нанороботов?
– В коридорах, сир, кроме обычных следящих устройств, установлены специальные сканеры для обнаружения микроинсайдеров и молекулярных роботов. Ни один из сканеров не поднял тревоги. Они проверяют коридоры и комнаты каждые три минуты. Это стандартная процедура, предусмотренная инструкциями по противодействию враждебному проникновению. Мы ведь здесь уже тридцать лет на военном положении, сир, – напомнил охранник, – и постоянно готовы к «ситуации девять» [53].
– Кто обрабатывает информацию, полученную от сканеров?
– Полевые компьютеры секторов и стержневой мозг резиденции. Информация идёт по основному и дублирующим каналам, обрабатывающие блоки мозга тоже дублированы, снабжены послойными фильтрами и сингулярным контролем на оболочках. Иногда операторы проводят ручное сканирование.
– Значит, по-вашему, у меня галлюцинации?
– Нет, сир. Извините, сир.
– Ваши люди на этой планете встречались с такими формами враждебного проникновения, которые внешне похожи на призрака или на тень?
– Мы, сир, сталкивались с разнообразными изобретениями вражеских техников, – уклончиво ответил охранник.
– Подробнее.
– Вам лучше поговорить об этом с нашим главным техником Айло. Она имеет полный доступ к базе данных о враждебных проникновениях… О неудачных попытках враждебных проникновений, сир, – поправился охранник.
– Пусть немедленно идёт сюда.
– Будет исполнено, сир! Оставить вам для охраны киборга?
– Не надо. Не люблю краснопузых [54]. Поторопите техника.
Главный техник Айло не заставила себя ждать. Не прошло и трёх минут, как компьютер «красной зоны» получил запрос на пропуск техника. Марков подтвердил пропуск, защитная мембрана с треском лопнула, и в комнату прошла крепко скроенная женщина средних лет, в которой комиссар безошибочно узнал тирронийку. Выпуклые скулы, высокий прямой лоб, сероватый оттенок кожи, особая выправка плеч.
«Э, да ты наша девочка, – мысленно улыбнулся комиссар. – Но фамилия у тебя не тирронийская, нет. Это чёртовы ноланцы всё оканчивают на «о». У них и «Тейсанболон» произносится как «Тейсанболо». И даже если ты на самом деле «Айлон» или «Айлор», всё равно – не наша фамилия. А может, «Айлов»?»
– Капитан-лейтенант Ингира Айло! – представилась техник.
– Комиссар Рене Марков. Присаживайся. Твои родители с Тирронии?
– Моя мать тирронийка, сир, – техник взглянула на комиссара не без удивления.
– Из какого поселения?
– Лифания-два, сир.
– Мы с твоей мамой почти земляки, Ингира, – Марков поставил на стол второй стакан и плеснул в него водки. – Почти. Я с Наварии-пять. От Лифании-два меньше часа на дискоиде. Ты вообще на Тирронии бывала?
– Два раза, сир.
– Выпьем за Тирронию, Ингира. За нашу родину выпьем. Жаль, что нет тут у вас нашей водки, человеческой. А это здешнее пойло… Ну, ладно, пьём что есть.
Главный техник послушно выпила вслед за комиссаром. Марков с удовольствием наблюдал, как она зажмурилась от непривычного ощущения в горле, как внезапно покраснели её тирронийские скулы.
– А отец местный?
– Нет, сир. Он землянин.
– Так ты по отцу Айло?
– По отцу, сир.
– А как фамилия матери?
– Кудраш, сир.
– Кудраш? Да, это наша фамилия, коренная, – согласился Марков. – Кудраш, Пруш, Матиш. Такие фамилии были у первых колонистов. Первым комендантом Тирронии был полковник Гораций Пруш. Учила историю?
– Я, сир, училась на Альфе.
– Отец с Земли, училась на Альфе, служишь на Ноле. Сплошной имперский космополитизм.
– Служу Империи!
– Это правильно, Ингира. Мы все служим Империи… Так вот, техник, зачем я, собственно, тебя вызвал. Тут дела у вас странные, неправедные дела… Минут двадцать-двадцать пять назад за той вон мембраной, – Марков показал на вход в «красную зону», – возникло что-то вроде призрака. Потом кто-то нагло вошёл в защищённый контур моего внутреннего коммуникатора. Я бы так сказал: это было классическое вражеское проникновение в чистом виде, главный техник Айло. Но ваши хитрохвостые сканеры и мониторы ничего в коридоре не зафиксировали. Ничего. Ни в одном из диапазонов. Ноль. Я, говоря по правде, с такими штуками встречаюсь впервые. Сержант сказал, что ты в курсе подобных фокусов. Что скажешь?
– Мы сталкивались с подобными фантомами, сир, – подтвердила Айло. – Здесь, на Ноле, развитая индустрия развлечений. Местные инженеры и психотроники – большие спецы по созданию развлекательных иллюзий. Некоторые современные технологии позволяют внедрять рекламные образы в мозг потенциальных клиентов на большом расстоянии, преодолевать барьеры, фильтры и подавители. Я считаю, что источник ваших видений находился за пределами резиденции. Кто-то создал и транслировал в ваш мозг наведённую визуальную форму или фантом.
– Ага, – кивнул Марков, – а я уж было подумал, что пить разучился. Фантомы, говоришь?
– Разновидность проникающей рекламы, сир. Используются гравидинамические волны. Источник обычно трудно обнаружить, гравитонная пеленгация ещё в стадии разработки. Покойная наместница леди Унно ещё в прошлом году поставила нам задачу разработать системы эффективного противодействия таким проникновениям, но противник нас опережает по технологиям. Пока опережает. Вероятно, местное подполье хорошо финансирует продвинутых разработчиков в рекламных фирмах. Среди наших сотрудников многие пострадали от таких психических атак. Но враги, как мы убедились, не способны разрушить психику быстро. Опасности для вас, сир, пока нет.
– А сколько им надо времени, чтобы разрушить психику?
– Несколько стандартных месяцев, сир. Всё зависит от типа психики, от эмоциональных параметров личности, от индивидуальных реакций и стойкости к определённым провокативным образам. На некоторых эти атаки вообще не действуют, они к ним практически не восприимчивы. У некоторых резко обостряется сексуальное влечение. Многие образы здешней проникающей рекламы связаны с порнографией. Это тоже местная специфика, сир. Местные законы не запрещают воздействовать на туристов проникающей рекламой. Вот и воздействуют. Эта планета – что-то среднее между океанарием, шоу-сити и галактическим борделем. В секс-индустрии работают четыре миллиона клонов.
– Впечатляет.
– Я могу, сир, поставить на ваш внутренний коммуникатор дополнительный фильтр. Он будет отсекать от приёмных контуров наведённую гравидинамику. Это не сложно и не потребует установки новых имплантатов. Вам только придётся пройти в нашу лабораторию, сир. Оборудование для установки громоздкое, и его нельзя переносить. Здесь недалеко, на два уровня ниже.
– Придётся, значит, пройти, – согласился Марков. Он решил, что небольшая прогулка ему не помешает. Его медицинские имплантаты уже минут двадцать как вступили в борьбу с изжогой. И, судя по отрыжке, эту борьбу пока проигрывали.
Выйдя с Айло из «зоны», он снова ощутил своё сиротское ничтожество под неприлично высокими потолками резиденции. В просторных коридорах и на широких эскалаторах было так же стерильно, проветрено и безлюдно, как и в первый день его пребывания в крепости местных Джи Тау. Серебрились полы и потолки. Стены отливали снежной белизной, оттенённой красными и синими значками указателей. В недрах трёхмерных экранов бесшумно проносились силуэты и тени местных спортивных игр. Комиссар и техник спустились на нижний уровень, прошли наклонную галерею, свернули в освещённый синими лампами технический коридор. Там техник открыла неприметную дверь в тесное, загромождённое контейнерами и трубами помещение и пропустила комиссара вперёд.
– Это ваша лаборатория? – удивился Марков.
«Нет, – услышал он голос в собственной голове. – Это место, где мы сможем спокойно поговорить».
Тиррониец обернулся. Дверь закрылась, Айло исчезла.
«Она и не входила сюда», – понял Марков.
«Ингира сейчас обеспечивает ваше алиби, комиссар. Если бы вы не были так упрямы, нам не пришлось бы так рисковать».
«Кто вы?»
«Голос осквернённой Нолы».
«А по-простому?»
«Я представляю патриотическое сопротивление».
«Конкретнее».
«Конкретнее вам незачем».
«Это уже мне решать».
«Можете называть меня Управляющим».
«Этот титул ни о чём мне не говорит. Не даёт информации об уровне вашей компетенции».
«Уровень моей компетенции позволяет мне выступать от имени всех инакомыслящих Нолы».
«Впечатляет. Но не убеждает».
«Не иронизируйте, Марков. Мою компетенцию может подтвердить хотя бы то, что ради нашей беседы мы рискуем таким ценным агентом, как главный техник Айло. Вы профессионал и должны понимать, какие оперативные возможности открывает нам доступ ко всему техническому оборудованию резиденции».
«Понимаю. Вы держите местных Джи Тау за яйца».
«У вас странные метафоры, Марков».
«Тирронийское идиоматическое выражение. Если оно вас задело, то прошу прощения. Я полицейский, существо грубое по определению».
«Всё в порядке. У меня есть для вас предложение».
«Я выслушаю вас. Но мне было бы удобнее общаться без коммуникатора».
«Это невозможно. Я не могу пройти сквозь барьеры в своём физическом теле. Резиденция и впрямь хорошо защищена».
«Хоть это радует».
«Вряд ли защищённость этого гнезда оккупантов вам на пользу, Марков. Вы обречены и знаете это».
«А вам какое дело до моей обречённости?»
«У нас мало времени, но я постараюсь вам объяснить. Пришло такое время, комиссар, когда все ищут союзников. Например, Высочайшие Матери Пифии вдруг воспылали великой симпатией к адмиралу Теслену».
«К Теслену? – Марков зачем-то похлопал ладонью по холодной и стерильно чистой поверхности керамического контейнера. – В это непросто поверить. Пифия всегда была оплотом имперских ультраконсерваторов и традиционалистов, а Теслен, наоборот, – ультрапрогрессист».
«Вот именно, комиссар, вот именно. Всё меняется. Старые политические расклады, идейные и партийные принципы теряют свой смысл. Близятся большие перемены, коренные социальные трансформации. Вы, комиссар, по старым раскладам – наш злейший враг. Но и мы меняем свои оценки, анализируем тенденции, готовимся к будущим изменениям, к вызовам послеимперской эпохи. Вы, Марков, в своём роде выдающийся человек, но, что важнее для нас, вы – тирронийский патриот».
«Мои личные воззрения не касаются моей присяги. Я на службе у Дома Ойзеле».
«Ваша служба, по большому счёту, исчерпана. Вы теперь слишком много знаете. Слишком много для безродного полицейского с Периферии. Вас убьют ещё до того, как вы отошлёте свой доклад императору. В принципе, они уже могли бы убить вас, но бюрократический аппарат Империи действует по своим законам. Как только с известной вам лунной базы придёт кодовое подтверждение приказа о ликвидации, вас не станет, Марков».
«Так вот, да… – Тиррониец хмыкнул. – И откуда же такая осведомлённость?»
«Мы знаем о Белых Камнях больше, чем техники Гридаса. Но сейчас это не главное. Главное то, что в момент «икс» ноланцы и тирронийцы должны быть вместе. У наших народов общий враг – иерархия Пифии».
«А я думал, что главный враг колонистов Периферии – имперская администрация».
«Теперь, когда Матери и Теслен объединились, падение Дома Ойзеле и их администрации неизбежно. Это вопрос времени, комиссар. Как вы понимаете, союз жриц и адмирала – это нечто более серьёзное, нежели провинциальный заговор Рехинальдера и Унно. Мы полагаем, что переворот уже невозможно предотвратить и он произойдёт в ближайшие недели. Но ни народу Нолы, ни народу Тирронии не станет легче от того, что имя императора сменится с «Туре Шактири Второй» на «Эарлан Третий». Только жреческим кланам Знающих выгодно сохранять до бесконечности уродливую социальную структуру Империи, призрачную власть Домов и нищету в куполах Периферии. А мы хотим возродить Федерацию, полностью отменить Генетические законы и влить в человечество свежие силы».
«Я много раз слышал эти благородные призывы. В молодые годы я сочувствовал нашим инакомыслящим, знакомился с их манифестами. «Свобода! Равенство! Долой олигархов и адмиралов! Без Империи мы станем центром вселенной!» Слышал, читал. Но я теперь взрослый и мне известно: все революции несут в себе зародыши нового деспотизма. Сообществом миров невозможно управлять по законам демократии. Сначала будет хаос и кровопролитие, потом у Флота появится новый лидер, и всё вернётся на круги своя».
«Ваша родная Тиррония процветает?»
«Нет, не процветает. Но и не вымирает от эпидемий и междоусобиц, как во времена Большой Смуты. Мы, например, не способны самостоятельно удерживать от мятежей и бесчинств миллионы рабочих клонов. Наша полиция не имеет ни навыков, ни техники для отражения массовых атак. Пока мы создадим и обучим собственную боеспособную армию, они с нами покончат. Мы даже наёмников нанять не успеем. Я не хочу, чтобы мою семью вырезали взбесившиеся биороботы, как они вырезали колонистов в «Благословенном начинании» на Кидронии».
«Значит, вы не хотите помочь своему миру обрести свободу?»
«Хочу. Но не с такими союзниками, как вы. Лучше теперешний имперский режим, чем власть разобщённых и мстительных сторонников демократии. Слишком много ненависти накопилось в мирах Периферии. Пока какой-нибудь парламент будет дискутировать, что допустимо, а что недопустимо, что гуманно, а что негуманно, орды клонов перебьют всех тирронийцев. Парламент потом выразит официальное соболезнование, создаст комиссию. Знаем. А пифийки… Пифийки нам не мешают и не угрожают. Мы на Тирронии их и не видели никогда».
«Жаль. Из вас, комиссар, получился бы прекрасный сенатор и министр безопасности будущей Федерации. Но вы слишком погрязли в службистских стереотипах, страхах и суевериях. Мы сожалеем, что вы сделали такой выбор. Идите же, Марков, и умрите, оставляя ваш народ в нищете и ничтожестве».
«Прощайте!» – Комиссар шагнул к выходу.
Дверь открылась. За ней Марков ожидал увидеть либо Айло, либо киборга-убийцу. Но за дверью стояли двое ноланцев в парадной форме офицеров Джи Тау. Старший по званию приветствовал комиссара уставным поклоном:
– Я командор Ролло, главный координатор Службы Предотвращения на Ноле. Уполномочен сообщить, что всё, что сейчас с вами произошло, сир, было частью стандартной процедуры проверки на лояльность, предусмотренной для высших должностных лиц Империи. Вы, сир, её успешно прошли, и я по поручению императора объявляю, что с этого момента вам, Рене Марков, предписано исполнять обязанности имперского наместника Сектора Кастора. Официальные экземпляры указов о вашем назначении и присвоении вам внеочередного звания генерал-лейтенанта полиции находятся у командующего Вторым флотом. Он ожидает вас, сир, в Золотом зале Дворца Наместников. А я поздравляю вас от имени Верховного Координатора лорда Гридаса, от своего имени и от имени моих офицеров.