18

Долгий путь машины в полной темноте, да еще и по неглубокой воде, заставил Горыча вообще усомниться в любых физических законах прошлого довоенного времени. О том, что машина катится под уклон, он уже не думал. Могла ли вода равно покрывать склон любого, пусть даже невысокого холма, при этом не стремясь стечь куда-нибудь в низину, чтобы заполнить выемки или просочиться вглубь? Даже вообразить такое мог лишь человек, благодушно относящийся к мистике, но Горыч был из другой породы людей. Он до гудения в голове искал научную и при этом легко объяснимую причину любых явлений, с которыми его сталкивала жизнь. Увы, здесь, в этом постоянном мраке, уже одним своим присутствием нарушавшем не только вечные законы мироздания, но и противоречившем Библии, словно не разделил Господь в день третий мир на день и ночь, думать о логике было тщетным занятием.

Шоферу жизнь давалась проще, хотя он и клял ее регулярно, понося и прошлое, и настоящее, и порою впадая в слезливое отчаяние. А сейчас он мурлыкал какую-то мелодию, настраивая свой организм на сон, во время которого легче было пережидать жизнь.

Неожиданно дробный стук привлек внимание обоих, и, включив кабинный «светлячок», они увидели на лобовом стекле капли дождя.

Шофер даже привстал, наклонившись к стеклу.

– Дождь! – только и смог выговорить он удивленно.

– Господи… – выдохнул Горыч и сам поднял рычаг ручного тормоза.

Машина остановилась, и теперь яснее зазвучала мелкая барабанная дробь капель, разбрызгивавшихся, ударяясь о металл и стекло. Обитатели кабины, оцепенев, слушали эту гипнотическую музыку жизни, прорвавшуюся так неожиданно в их мир. В душах воцарялся праздник спокойствия, никуда не хотелось спешить, ехать. Словно добрались они уже до того места, где вот-вот засветит солнце и под его лучами возникнут краски, от которых они уже давно отвыкли, и, конечно, сначала зрачки сузятся и заболят прищуренные глаза, перед которыми откроется многоцветная палитра. И будет вся картина жизни как бы «не в фокусе», если говорить языком фотографа, но через некоторое время зрачки, привыкнув к яркому свету, немного расширятся и цветные пятна неясных контуров разделятся на деревья, травы, небо и синие пятна и линии озер и рек.

Шофер включил фары, и возникла еще одна картина – освещенная вода бесновалась, принимая на себя удары летящих с высоты капель.

Горыч, почувствовав вдруг непреодолимую тягу стать под дождь, вышел из кабины. Ноги ушли под воду на полсапога, но он, не обратив внимания на это, опрокинул лицо к небу и застыл, ощущая как сладчайшее удовольствие хаотичное движение воды по пересушенной коже лица. Веки инстинктивно спрятали глаза от ударов брызг. Рот приоткрылся, и с первыми каплями воды, попавшими на язык, к Горычу вернулась жажда. Из-за нескольких капель, собравшихся на языке, он сделал жадный глоток, который оказался, однако, сухим. От нетерпения Горыч еще шире раскрыл рот, а потом зачем-то развел руки, словно ребенок, застывший в позе встречающего первый дождь или первые лучи солнца.

Хлопнула дверца кабины, и на покрытую водою землю сошел шофер. Он медленно прошел вдоль света фар и нагнулся над поверхностью воды, что-то там рассматривая.

Перед закрытыми глазами Горыча возникали желтые круги, напоминающие солнце или луну.

Шофер выпрямил спину и, держа что-то в руках, подошел к напарнику.

Услышав плеск воды, заменивший в этом месте звук шагов, Горыч открыл глаза.

– Что это? – спросил он шофера, бросив взгляд на его руки.

– Рыба, – прошептал, стараясь не заглушать дождь, шофер.

– Дай-ка! – удивленный Горыч поднес к своему лицу скользкую, блекло отражавшую свет фар и кабинного «светлячка» жительницу воды.

– Она, кажется, больная… – шепотом добавил шофер. – Видишь, как тяжело дышит…

Рыба весила почти кило, и удержать ее на ладонях двух рук было нелегко, хотя она и не вырывалась, не дергалась, а только необычно громко и сипловато дышала.

– Может, это речка разлилась?! – предположил шофер, показывая жестом руки на воду под ногами.

– Значит, весна? Половодье?! – сам не веря своим словам, произнес Горыч.

Шофер кивнул.

– А если мы въедем в реку, то утонем. Ведь берег мы давно уже проехали, – Горыч еще раз внимательно осмотрел рыбу, повернув ее морду к себе. – Ты знаешь, у нее есть глаза!

– Ну и что? – не удивился шофер. – У нас тоже есть.

– Значит, и она когда-то видела свет.