Лондон, Чок-Фарм

Этот день оказался нелёгким для Барбары. И дело было в том, что ей пришлось обратиться к тем двум искусствам, которыми она, увы, владела недостаточно хорошо. Первым было умение не замечать очевидного. Вторым было порождение сострадания к незнакомым людям.

Игнорирование очевидного означало, что она не должна говорить ни слова инспектору Линли о том, что произошло между ним и суперинтендантом Ардери. Но ведь, насколько могла судить Барбара, их отношения подошли к концу. В них обоих ощущалась некая грусть, которую они пытались замаскировать особой вежливостью и добротой, и из этого Барбара сделала вывод, что разрыв произошёл по обоюдному соглашению, что в итоге было только к лучшему. Если бы прекратить отношения решил кто-то один из них, это могло бы превратиться в настоящий кошмар на рабочем месте, потому что другой продолжал бы цепляться за ушедшее, как морская звезда за сваю. А теперь, по крайней мере, оба могли двигаться дальше, не бросая на другого полные проклятий взгляды и не обмениваясь многозначительными замечаниями. Нет, оба они просто ощутили, что всё кончилось. Однако в воздухе вокруг них витала такая меланхолия, что Барбара решила: лучше держаться как можно дальше и от того, и от другой.

А вот её неспособность породить искреннее сострадание не имела отношения к инспектору Линли и суперинтенданту Ардери. Ни один из них не собирался взвалить свою ношу на её плечи, так что хотя бы это утешало Барбару. Но зато её очень беспокоило другое, о чём ей пришлось говорить с Энграсией, когда они во второй раз встретились в винном баре и Барбара попросила студентку-испанку ещё раз позвонить в Аргентину.

Пока Энграсия разговаривала с Карлосом, братом Алатеи Васкес дель Торрес, Барбара сообщала ей нужные сведения. Карлос случайно оказался в доме родителей, просто зашёл навестить мать, и вместе с ним была его кузина Елена-Мария, с которой Энграсия тоже поговорила. Энграсия передавала им слова Барбары, а ей сообщала то, что они говорили в ответ, и таким образом они плыли в водах семейного горя.

«Пожалуйста, скажи им, что Алатея утонула… скажи им, что тела пока не нашли… это из-за условий в заливе Моркам, где она заблудилась… там зыбучие пески, и начался прилив… и ещё много разных факторов… в залив впадает река, и есть приливные течения, и подводные тоже… мы очень надеемся, что тело прибьёт к берегу, и мы даже представляем, где это может случиться… её похоронит муж… да, она вышла замуж… да, она была очень счастлива… она просто пошла прогуляться… очень, очень жаль… Да, я позабочусь о фотографиях… конечно, это понятно, что вам хочется знать… конечно, просто несчастный случай… только несчастный случай… в этом совершенно нет сомнений, это просто ужасный, трагический несчастный случай…»

Был ли это действительно несчастный случай или нет, значения не имело, думала Барбара. Потому что в конечном итоге смерть есть смерть.

Они с Энграсией расстались перед винным баром, и обе были полны сожалений и грусти от того, что им пришлось сообщить родным о смерти Алатеи. Энграсия даже всплакнула, разговаривая с Карлосом, а потом с Еленой-Марией, и Барбара этим восхитилась: ведь девушка плакала из-за того, что некто погиб за тысячу миль от неё, и это был человек, которого она никогда не видела. Что может породить такое сострадание? Барбара не знала. И что неправильно в ней самой, почему она не может чувствовать ничего подобного? Или подобная отстраненность от событий представляет собой неотъемлемую часть работы, которую она выбрала для себя?

Барбара не желала думать обо всём этом: о грусти Линли, о меланхолии Изабеллы Ардери, о горе аргентинской семьи. И потому этим вечером по дороге домой она старалась думать о чём-нибудь более приятном — например, о предстоящем ужине. Тот должен был состоять из бифштекса и пирога с почками, разогретого в микроволновке, а также из банки красного вина, сыра тофу и чашки разогретого утреннего кофе.

Потом Барбара намеревалась устроиться на кушетке с романом Даниэлы Стил «Золотые мгновения» и провести часок-другой за выяснением того, воссоединится ли наконец Грей Маннингтон со своей любимой Эбони Синклер в типичном для романтических историй стиле: с высоко вздымающейся грудью, мускулистыми бёдрами, глубокими поцелуями и обжигающим наслаждением. Барбара включила электрический камин, потому что день был ужасно холодным, и прогноз погоды каждое утро обещал наступление суровой зимы, да это и так было понятно, потому что оконные стёкла покрывались морозными узорами. Барбара думала, что зима, скорее всего, будет очень холодной и очень долгой. Так что лучше заранее приготовить шерстяное одеяло и махровые хлопковые простыни.

Добравшись до дома, Барбара увидела стоявший на обочине автомобиль Ажара, но свет в квартире соседей не горел. Она рассудила, что те, вероятно, отправились куда-нибудь поужинать, куда-то неподалёку. Наверное, в конце концов у них всё наладилось, подумала она. Наверное, другие дети Ажара и его законная жена сидели сейчас где-нибудь в китайском ресторанчике вместе с самим Ажаром, Хадией и Анджелиной. Возможно, им удастся найти способ как-то примириться друг с другом, и вот уже жена прощает мужа за то, что он ушёл к другой, а муж признает свою вину, а новая подруга доказывает, что достойна быть чем-то вроде матери всем детям, и все счастливы, и возникает новая, немножко странная семья… Барбара решила, что такое вполне может случиться. Хотя, конечно, с равным успехом все английские свиньи могли вдруг обрести крылья.

Но поскольку вокруг было холодно, как в сердце серийного убийцы, Барбара поспешила домой по дорожке мимо эдвардианского здания. Дорожка была освещена весьма скудно, потому что два из пяти садовых фонарей не горели и никому не приходило в голову заменить в них лампы, а перед её бунгало было ещё темнее, а Барбара, уходя из дома утром, и не подумала взять с собой фонарь…

Однако освещения вполне хватило для того, чтобы Барбара заметила: кто-то сидит на единственной ступеньке перед её дверью. Кто-то, согнувшийся так, что лоб прижимался к коленям, человек, прижавший кулаки к вискам… Фигура слегка шевельнулась и подняла голову, когда Барбара подошла ближе. И она увидела, что это Таймулла Ажар.

Барбара вопросительно произнесла его имя, но он молчал. Подойдя совсем близко, Барбара увидела, что Ажар одет в один лишь костюм, в котором он ходил на работу, что на нём нет ни пальто, ни шляпы или перчаток и что в результате он дрожит так, что его зубы выбивают громкую дробь.

— Ажар! Что случилось? — вскрикнула Барбара.

Он нервно дёрнул головой. Когда Барбара шагнула к нему и помогла подняться на ноги, Ажар только и выговорил:

— Они исчезли.

Барбара сразу всё поняла. Сказав: «Давайте войдём», она одной рукой обхватила Ажара за талию, а другой отперла дверь. Подведя Таймуллу к креслу, она помогла ему сесть. Он промёрз до костей. Даже его одежда казалась заледеневшей. Барбара бросилась к кушетке, сдёрнула с неё стёганое покрывало. Закутав Ажара, она включила чайник, потом вернулась и стала растирать ему руки. Она повторяла его имя, потому что просто не знала, что сказать. Снова спрашивать у него, что случилось, означало потребовать объяснений, а Барбара не была уверена, что ей хочется их слышать.

Ажар смотрел на неё, но Барбара понимала, что он её не видит. Его глаза уставились в пустоту. Чайник выключился, и Барбара пошла заваривать чай. Положив в большую кружку чайный пакетик, она добавила туда же сахара и молока и велела Ажару пить. Сказала, что это поможет ему согреться.

Он не мог удержать кружку, так что Барбаре пришлось поднести её к его губам, придерживая Ажара одной рукой за плечи. Он сделал глоток, закашлялся, сделал ещё один… И сказал:

— Она увезла Хадию.

Барбара решила, что он ошибается. Конечно же, Анджелина и Хадия просто отправились на встречу с другими его детьми. И, конечно же, несмотря на всю глупость замысла Анджелины, не пройдёт и часа, как они вернутся домой вместе с теми детьми, и тогда состоится Великий Сюрприз. Но Барбара знала — она знала, — что лжёт самой себе. Точно так же, как лгала Анджелина.

Через плечо Ажара Барбара увидела, как замигал огонёк её автоответчика, получившего сообщение. Может быть, подумала она, может быть, может быть…

Она вложила кружку в руку Ажара, сжала его пальцы и пошла к автоответчику. На дисплее высветились значки двух сообщений, и первым голосом, который услышала Барбара, был голос Анджелины: «Hari сегодня вечером будет очень расстроен, Барбара, — говорила она. — Ты не могла бы проверить, как он там? Я была бы так тебе благодарна!» После этого последовала достаточно долгая пауза, потом Анджелина продолжила: «Объясни ему, что тут нет ничего личного, Барбара… Ну, хотя есть, и в то же время нет. Ты ему скажешь это?» На том она и закончила. Второе сообщение было от Ажара: «Барбара… Барбара… Их паспорта… свидетельство о рождении…» А далее последовали душераздирающие рыдания, и всё умолкло.

Барбара повернулась к Ажару. Он согнулся вдвое. Барбара подошла к нему.

— Бог мой, Ажар… Что она сделала?!

Хуже всего было то, что Барбара ведь знала, что именно затеяла Анджелина Упман, и теперь она понимала, что, если бы только заговорила, если бы рассказала ему о «сюрпризе», о котором проболталась Хадия, он мог предотвратить случившееся…

Барбара села. Ей хотелось прикоснуться к Ажару, но она боялась, что от этого жеста сочувствия он просто разобьётся, как стекло. Она сказала:

— Ажар, Хадия рассказала мне о сюрпризе. Она сказала, что они с мамой собираются встретиться с другими вашими детьми… с законными детьми… и пригласить их к себе. Ажар, я просто не знала, как вам об этом сказать. Я не хотела предавать Хадию, она ведь доверилась мне… и… чёрт побери, да что со мной происходит? Я должна была сказать! Я должна была что-то сделать. Я просто не подумала…

— Она не знает, где они, — произнёс неживым голосом Ажар.

— Должно быть, как-то выяснила.

— Как? Она не знает их имён. Ни имён детей. Ни имени моей жены. Она не могла… Но Хадия могла думать… Она и сейчас должна думать…

Он замолчал.

— Мы должны позвонить в полицию, в местный участок, — заявила Барбара, хотя и понимала, что это бесполезно.

Хадия ушла не с чужим человеком. Она ушла со своей родной матерью, и речь не шла о бегстве до развода и до решения суда, потому что, прежде всего, не было законного брака. Были просто некий мужчина, некая женщина и их дочь, которые некоторое время жили вместе. А потом мать сбежала, и хотя она вернулась, Барбаре теперь было ясно, что Анджелина Упман с самого начала намеревалась просто приехать за своим ребёнком, а потом снова исчезнуть; она хотела внушить Ажару чувство спокойствия, убедить его, что всё в порядке, а потом забрать Хадию и исчезнуть в неизвестности.

И как же их всех одурачили и использовали, думала Барбара. И что, что, что будет думать и чувствовать Хадия, когда начнёт понимать, что её оторвали от папы, которого она обожала, что её лишили привычной и знакомой жизни? И увезли… Куда, куда?

Никто не может исчезнуть без следа. Барбара была копом, и она очень хорошо знала, что невозможно сбежать так, чтобы не оставить за собой ни единой улики.

— Идёмте в вашу квартиру, — сказала она Ажару.

— Я не могу снова войти туда.

— Вы должны, Ажар, это для поиска Хадии.

Тот медленно поднялся на ноги. Барбара взяла его за руку и повела по дорожке к его дому. На мощёной площадке перед входом Ажар остановился, но Барбара подтолкнула его вперёд. Ей самой пришлось открыть дверь. Она нащупала выключатель и зажгла свет.

Перед ней возникла гостиная, оформленная Анджелиной с безупречным вкусом. Барбара теперь совсем по-другому видела все эти перемены — они ведь тоже предназначались для обмана. И не только для обмана Ажара, но и Хадии, и Барбары, если уж на то пошло. Что тогда говорила Анджелина? «Мы здорово повеселимся, милая Хадия, пока будем всё это делать, и как же мы удивим твоего отца!»

Ажар застыл между гостиной и кухней, пепельно-бледный. Барбара подумала, что он может просто потерять сознание, так что втащила его в кухню — комнату, которую Анджелина изменила меньше всего, — и заставила сесть у маленького стола.

— Подождите. — сказала она, а потом добавила: — Ажар, всё будет в порядке. Мы её найдём. Мы найдём их обеих.

Ажар никак не откликнулся.

Войдя в спальню, Барбара увидела, что все вещи Анджелины исчезли. Но она не могла просто второпях рассовать всё по чемоданам, а значит, вывозила многое заранее, но так, чтобы этого никто не заметил. А это означало, что она знала, куда отправляется и, может быть, к кому. Это было важной деталью.

На кровати лежал металлический ящик для хранения ценностей; его крышка была открыта, содержимое разбросано по кровати. Барбара просмотрела бумаги: страховые свидетельства, паспорт Ажара, копия его свидетельства о рождении, запечатанный конверт, на котором аккуратным почерком Ажара было написано: «Завещание». Как и говорил Таймулла, исчезло всё, что имело отношение к Хадии, и это подчёркивалось пустотой спальни девочки.

Вся её одежда тоже пропала, за исключением школьной формы, которая лежала на кровати, аккуратно, словно насмешливо ожидая завтрашнего утра, когда Хадия должна была её надеть. Остался и её школьный рюкзак, и в нём — тетрадки с домашним заданием. На маленьком письменном столе Хадии, стоявшем у самого окна, остался её ноутбук, а на нём сидел маленький мягкий жираф, которого, как то было известно Барбаре, в прошлом году в Эссексе подарила Хадии какая-то добрая девочка, когда они вместе играли на пирсе. Но ведь она будет тосковать по этому жирафу, подумала Барбара. И по своему компьютеру. И по школьным принадлежностям. И сильнее всего будет тосковать по своему отцу.

Барбара вернулась в кухню, где Ажар неподвижно сидел, глядя в никуда, и сказала ему:

— Ажар, вы её отец. У вас есть права на девочку. Она жила с вами с момента своего рождения. Все соседи это подтвердят. Когда полицейские их спросят, всё скажут, что вы её фактический отец. И в школе тоже это подтвердят. Все…

— Моего имени нет в свидетельстве о рождении, Барбара. И никогда не было. Анджелина не стала его туда вписывать. Это было ценой, которую я заплатил за то, что не развёлся с женой.

Барбара судорожно сглотнула. Выждала мгновение-другое. И продолжила:

— Хорошо. Мы с этим справимся. Это неважно. Есть ещё генетический тест. Половина генов Хадии — ваши, Ажар, и мы сможем это доказать.

— Как именно, если её здесь нет? Да и какой в этом смысл, если она уехала с родной матерью? Анджелина не станет повиноваться закону. Она не предстанет перед судом. Она не собирается выслушивать то, что ей предписывает закон, она не станет делить Хадию со мной. Она уже исчезла. Забрала мою дочь — и всё. И они не вернутся.

Ажар смотрел на Барбару, и в его взгляде светилась такая боль, что Барбара не могла этого выдержать. Она совершенно бессмысленно пробормотала:

— Нет-нет. Всё не так.

Но Ажар вскинул руки и ударил себя кулаками по лбу. Раз, другой… Барбара схватила его за запястья.

— Не надо! Мы найдём её. Клянусь, мы её найдём! Я сейчас кое-куда позвоню. Кое-каким людям. Есть разные способы. Существуют средства… Она не пропала без следа, вы должны мне верить. Вы верите? Поверьте и держитесь!

— Не за что мне держаться, — ответил Ажар. — И незачем.