на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава 8


Не успел ОН отъехать от Смоленска на полсотни верст, как принял сигнал: человек, которого Густав Кроткий прислал вместо себя, намерен вернуться в Германию. Но кто-то должен координировать события на месте. Он не знал доктора Шульца, но отыскать информационный след любого человека для Него не составляло труда. Да, этот человек не подходил — он не обладал нужными для этого способностями. И все же, пусть пока побудет, а там решение придет само собой. И ОН отправил короткое внушение Шульцу: задержаться. Этот всплеск информационного поля и уловил Николай Павлович, в то время как Кондрахин расправлялся с молодым гестаповцем.

Таким образом отъезд Шульца, а вместе с ним и "завербованных" откладывался на неопределенное время. Представитель Раунбаха при всем желании, при самых изощренных пытках не смог бы объяснить причины своего внезапного решения. Это едва не отразилось самым пагубным образом на судьбе Кондрахина.

Утром барон Ульрих фон Клерст, а именно так звали убитого Юрием офицера, не явился на службу. Через два часа его шеф, Курт Фогель забеспокоился. Барон был представителем очень влиятельного в Германии семейства. Фогель приказал двум сотрудникам выехать на квартиру, которую присмотрел себе фон Клерст.

Через час у дома невдалеке от Успенского собора собралось с десяток чинов, а улицы и переулки полностью перекрыли солдаты.

Следователи просеивали каждую пылинку, судебный медик тщательно осматривал тело, а взбешенный Фогель возбужденно шагал по комнатам, крича на всех и всем мешая.

Барон фон Клерст валялся на полу ничком, в брызгах разбитого оконного стекла, с неестественно вывернутой головой, так что левый, безжизненный, но незакрытый его глаз равнодушно смотрел на возню следователей. В расстегнутой кобуре находился "вальтер", все патроны на месте. Один из следователей поднес ствол к носу: пахло только смазкой. На столе, возле выгоревшей керосиновой лампы, покоилось недописанное письмо, адресованное, судя по обращению, барону Клерсту-старшему.

Курт бегло пробежал глазами текст: никакой зацепки. Пара строк о нем, вполне благожелательных. Очевидно, нападение произошло совершенно неожиданно, Ульрих даже не успел достать пистолет. А это на него не похоже. Барон был прекрасным стрелком, что демонстрировал не раз и на соревнованиях, и в боевой обстановке. Фогель невольно вспомнил, как однажды они с Ульфихом угодили в партизанскую засаду.

Водитель тогда сразу убили, машина вильнула в сторону и опрокинулась. Фогель, сидевший впереди, оказался придавлен мертвым телом и не сразу смог достать оружие. Если бы не фон Клерст, на этом их личная война бесславно бы закончилась. Однако барон открыл прицельную стрельбу по набегавшим партизанам из пистолета, невозмутимый, словно на стрельбах в тире. И уложил всех пятерых нападавших. Вдвоем они кое-как поставили машину на колеса и добрались до города. Это случилось под Бобруйском.

И вот теперь Ульрих мертв, и об этом надо написать его отцу. А у следствия, по сути, никаких улик. Это не бандитский партизанский налет — те бы забрали оружие. И не элементарный грабеж. Месть? Может быть. Но какие старые враги могли быть у Ульриха здесь в Смоленске? Получалась полная ерунда.

Фогель был в курсе, что последние несколько дней молодой барон проживал вместе с каким-то старым генералом-инспектором, фамилию которого он почему-то напрочь забыл. Но представить себе, чтобы старик, штабная крыса, мог впрыгнуть в довольно высокое окно и свернуть Ульриху шею, словно цыпленку, оказалось выше его сил. А генерал тем временем исчез, и никто его не видел. Отыскать убийцу требовалось во что бы то ни стало, иначе в Берлине его не простят.

Даже охватившее его бешенство не мешало Курту думать. Убийцей мог быть только молодой и великолепно подготовленный человек. Такой, что обладал способностью не только незаметно подойти в дому, вокруг которого то и дело сновали патрули, но и так же незаметно покинуть место преступления. Такой, как… русский, или швед, или черт его знает кто, но сумевший с книжкой красноармейца пробраться в давным-давно оккупированный город!

Даже если тот невиновен, лучшего козла отпущения не придумать!

— Доктора Шульца немедленно сюда! — приказал Фогель. — И русских, которым вчера выдали документы!

Кондрахина с Николаем Павловичем привезли первыми. Фогель бросил в их сторону испепеляющий взгляд.

— Ну, и что вы об этом скажете? — показал он на скрюченное тело барона.

— Какой ужас! — пролепетал Рейнгарт.

— Несомненно, это убийство, — Кондрахин внимательно наклонился над трупом, — и кто же на это осмелился?

Фогель даже задохнулся.

— Об этом я и хочу спросить Вас!

Кондрахин в задумчивости обошел вокруг тела, взглянул на разбитое окно, нетронутую постель, письмо, явно изменившее свое положение на столе. Нет, он не мог оставить никаких следов. Вот разве микроскопические клочки ткани пиджака на осколках стекла… Да, надо было тщательно подмести и выбросить где-нибудь поодаль. Или сменить костюм… Нет, это неправильно: тогда подозрение у гестаповца только окрепло бы. Надо немедленно брать ситуацию под контроль.

— Вы присядьте, дядя Коля, — по-русски сказал он, — в Вашем возрасте вредно так волноваться. В конце концов война есть война, на ней часто убивают.

Затем он повернулся к Фогелю с выражением лица, достойным размышляющего Шерлока Холлмса.

— Я не сыщик, герр офицер, но кое-что невольно наводит на предположения. Обычно, судя по романам, расследование начинают с выяснения мотивов. Какие мотивы в данном случае могли быть у преступника?

Еще секунда и Фогель пристрелил бы этого наглеца, невзирая на бумагу, подписанную Гиммлером. Но Кондрахин внезапно сменил тему, и это заинтересовало гестаповца.

— Когда, хотя бы примерно, совершено это преступление? — обратился Юрий через Николая Павловича к судебному медику.

— Не меньше двенадцати часов назад. И не больше пятнадцати.

— Мне кажется чрезвычайно важным это обстоятельство. Итак, стояла ночь или поздний вечер. Судя по тому, как одет покойный, он еще не собирался спать. Чем он мог заниматься?

— Он писал письмо.

— Ага! Письменный стол прямо под окном… Кстати, когда Вы вошли, окно было зашторено? Ну, теперь ситуация более-менее ясна. Вечер, человек пишет письмо при свете керосиновой лампы перед зашторенным окном.

Кондрахин деловито пощупал штору.

— Хороший материал, плотный. Вряд ли через него хоть что-либо разглядишь. Какой из этого вывод? А вывод один: убийца прекрасно знал свою жертву.

— Поэтому и вломился через окно? — с сарказмом поинтересовался Фогель.

— Нет, он вошел через дверь. Как свой. Как человек, которому полностью доверяют. Иначе бы он стрелял, а не действовал таким варварским способом. Да, и сила у него должна быть недюжинная.

Фогель мрачно молчал, обдумывая услышанное.

— Что вы об этом скажете? — обратился он наконец к криминалистам.

— Звучало бы правдоподобно, если бы не одна деталь: разбитое окно. И разбито оно, несомненно, снаружи.

Кондрахин рассмеялся:

— Ложный след! Совершив злодеяние, преступник вышел наружу тем же путем и выбил окно. Чем, не берусь судить, но этот предмет он, скорее всего, унес с собой.

— Снаружи все осмотрели? — спросил Фогель.

— Так точно! Никаких следов: трава под окном очень жесткая и упругая.

— Задерните штору, как было. Выйдем, посмотрим еще раз.

Юрий успел кинуть беглый взгляд на карниз. Он был немного коротковат, но на этот раз крайнее кольцо дошло до конца, полностью закрыв окно плотной шторой. Того маленького уголка, которым воспользовался Кондрахин, как смотровой щелью, не оставалось.

На улице Фогель внимательно огляделся. Он вполне доверял своим помощникам, но еще больше себе. Да, следов на такой траве просто не могло остаться, разве что подогнать к дому танк. Окно высокое, но не настолько, чтобы тренированный человек не мог в него запрыгнуть. Гестаповец несколько раз безуспешно попытался заглянуть в комнату то с одной, то с другой стороны. Встать на язык застывшего бетона ему и в голову не пришло: повода не было. Да, и не смог бы — для таких трюков нужна специальная подготовка.

Подъехала машина военного коменданта. Из нее вышел доктор Шульц. Чуть заметно подволакивая правую ногу, он приблизился к Фогелю и стоящим при нем криминалистам.

— Какого черта? — недовольно спросил он.

Шульц по роду своих занятий постоянно носил гражданскую одежду, хотя его звание в СС было на порядок выше, чем у Фогеля. Но воспользоваться этим преимуществом он имел право только в самом крайнем случае. Пока же он оставался неопределенного положения гражданским чином, облеченным доверием самого рейхсфюрера.

Поостыв к этому времени, Фогель довольно миролюбиво ответил:

— Извините, доктор, но у нас произошло трагическое происшествие, и я был вынужден воспользоваться услугами Ваших новых сотрудников.

Поразительно, но маленький, тщедушный, подслеповатый доктор Шульц умел одним взглядом поставить людей на место, как делал это, с еще большим успехом, его кумир — Генрих Гиммлер.

— И для этого Вы решили вызвать меня?

— Вы же сегодня отбываете в Кенигсберг… — нашелся Фогель.

— Не сегодня. Мне надо кое-что доделать, так что пользуйтесь моими людьми, как Вам угодно. Только не забывайте о личной ответственности за их безопасность.

Взгляд Шульца даже через толстые линзы очков был крайне выразителен. Не сказав больше ни слова, он повернулся и захромал к машине.

— Чем мы можем быть полезны еще? — услужливо спросил Кондрахин.

— Свободны, — буркнул гестаповец. — Отвезите их домой.

Во время недолгой поездки Юрий думал, как бы ему избавиться от единственного предмета, могущего стать уликой — собственного пиджака. Но достойной идеи так и не родилось. Оставалось надеяться, что следователи, хотя бы на первых порах, уцепятся за предложенную им версию.

Так и получилось. Посовещавшись, криминалисты доложили Фогелю, что русский, по-видимому, прав. Нападавший должен был хотя бы видеть, где находился в тот момент фон Клерст, а при зашторенном окне это невозможно. Рассмотрели они и вариант, при котором штору задернул сам преступник. Но в таком случае барон неизбежно бы заметил нападавшего хотя бы за минуту и смог бы защитить себя.

Оставался единственный подозреваемый — таинственный генерал-инспектор, документальных свидетельств пребывания которого в городе так и не нашлось. Если бы сам Ульрих не упомянул за несколько дней до гибели, что по приказу из Берлина к нему временно поселили какого-то генерала, можно было подумать, что его и вовсе не существовало. Запрос в столицу ничего не дал, безрезультатными оказались и поиски на дорогах.

А ОН тем временем ехал на восток, обгоняя военные колонны. Часовые на пропускных пунктах отдавали честь его генеральскому мундиру, не спрашивая никаких документов, а когда запыленная машина скрывалась из виду, напрочь забывали и о ней, и о пожилом генерале.



Глава 7 | Астральные битвы Второй Мировой | Глава 9