Глава 34. Лиойя.

Жюстин посмотрел на меня и горько усмехнулся. Когда-то и он думал точно также.

Сейчас мне нечем подбодрить его, кто бы сказал мне то, в чем не так давно пытался убедить его я.

Так, и что я теперь могу предпринять? Да ничего, кроме того единственного, что советуют умные люди. А советуют они принять как данность самое плохое, что может произойти в любой ситуации. Тогда все остальное будет казаться не таким уж и страшным.

Самым плохим будет моя смерть. Смерть долгая и мучительная.

Фибус, проявляя первый свой привет сыпью на груди, затем переходит на ноги, лишая человека возможности ходить и оставляя все остальные части тела на потом. И идет процесс разложения ткани, процесс мучительно болезненный. Сначала больной не может ходить без посторонней помощи, затем теряет способность шевелить конечностями, и лишь потом болезнь убивает его.

Это может растянуться и на месяц. Конечно, в том случае, если за больным найдется кому-то ухаживать. Мне это не грозит.

Вспышки этой болезни могут возникнуть где угодно, и никаких закономерностей или предпосылок для этого нет. Так же непонятно, почему эпидемия заканчивается.

Я знаю все это потому, что рассказы о фибусе являются одной из тех мужских страшилок, что обычно рассказываются перед сном у костра. И всего лишь несколько недель назад услышал о нем впервые.

И я не стану ждать, когда болезнь разовьется слишком сильно. Надеюсь, что у меня хватит мужества сделать то, что остается единственно верным решением.

Теперь хватит об этом. В конце концов, остается надежда на неправильный диагноз.

Я уж совсем было собрался попытаться ободрить Жюстина шуткой, и даже успел открыть рот, когда из-за дома знахарки вышла девушка с лукошком в руке. Она не замечала нас и шла что-то напевая.

Мы с Жюстином смотрели на нее не отрываясь, и было от чего. Стройная, с роскошными золотистыми волосами она была настолько мила, что глядя на ее улыбку, невольно начинаешь улыбаться сам. Что мы и сделали. Надеюсь, наши улыбки выглядели не очень глупыми, когда она нас заметила.

– Вы, наверное, к бабушке пришли, лечиться? – голосок ее полностью соответствовал облику. Девушка была совсем молода, не старше пятнадцати.

Я вскочил на ноги, позабыв обо всех подозрениях относительно своего здоровья. Жюстин тоже попытался это сделать, но у него ничего не получилось.

Улыбка девушки сменилась выражением соболезнования, когда она разглядела его состояние.

– Вы не волнуйтесь, бабушка обязательно вас вылечит – обратилась она к Жюстину.

Тот же выглядел так, что у меня сразу возникли опасения, что теперь ему придется лечиться от другой болезни, от которой лекарство еще никем не придумано.

Я вспомнил, для чего мы сюда заявились. Вот от нее точно нет никакого лекарства, и от этой болезни умирают.

– А вот и бабушка – посмотрела девушка куда-то за наши спины.

Прав был тот мальчишка, назвавший лекарку страшной.

Нет, она не была похожа на бабу Ягу с кривым крючковатым носом, огромной бородавкой на самом его кончике и с седыми космами, выбивающимися из-под платка.

Ничего такого не было и в помине. Была женщина под пятьдесят, совсем не худая и даже не горбатая. Вот только черты ее лица были удивительно неправильными, как будто кто-то долго мял его руками, словно они были из мягкой глины, которая затем застыла.

Мне это далось легко, достаточно насмотрелся в своем мире на причуды гримеров фильмов-ужастиков, а вот Жюстин слегка вздрогнул.

Девушка приблизилась к лекарке и чмокнула ее в щеку. Да, в сравнении с ее милым личиком уродство знахарки смотрелось еще контрастнее.

Последняя наша надежда скользнула по нам взглядом, задержавшись на Жюстине значительно дольше, затем кивнула на свой дом, заходите.

Я помог Жюстину войти в него.

Дом ее, совершенно обычный снаружи, внутри представлял собой огромное собрание гербариев, занимавших почти все свободное место. По крайней мере, в той комнате, куда мы вошли.

Мне сразу в голову пришла мысль о необходимости предупредить ее о том, возможно, у моего спутника фибус.

Я затаил дыхание, потому что возможно сейчас диагноз подтвердиться, а потом…. И так не хотелось думать об этом потом.

Знахарка, проведя пальцем по сыпи, краснеющей на груди у Жюстина, удачно срифмовала слово фибус с другим словом, в котором от названия болезни осталось только последние три буквы. А все первые буквы полностью состояли из названия мужского достоинства, причем в самой разговорной его форме. Сделала это она вполголоса, потому что девушка вошла вместе с нами.

Затем сказала, вернее, спросила громко и отчетливо:

– Какой дурак сказал эту чушь? –

– Лекарь, тот, что живет возле корчмы – ответил я.

– Могла бы и сама догадаться – это она произнесла уже тише.

– Так значит…? – дальше я заткнулся, потому что продолжать было страшновато.

– Значит, значит. Вот только почему ты не привел его хотя бы пару дней назад? – напустилась она на меня.

– Пару дней назад он вообще ничем не болел – оправдывался я с улыбкой, которую не смог сдержать от той вести, которую только что услышал.

Я буду жить! Нет, конечно же, я тоже сдохну, но это будет совсем потом…

Я шел по улице, направляясь к дому лекаря. Шел и улыбался счастливой улыбкой человека, которого сначала приговорили к смертной казни, потом отменили приговор и вовсе отпустили на свободу. Правда, шел совсем не затем, чтобы исполнить свое обещание выпустить ему кишки в том случае, если диагноз, поставленный им, не подтвердится.

Знахарка, которую звали Верина, послала к нему купить что-то с трудно произносимым и так же трудно запоминающимся названием. Она повторила его три раза, в конце концов, обозвав меня балбесом. А я лишь улыбался ей в ответ. Потому что не злая она совсем, и ее ругательства не злые, просто характер у нее такой. И вообще она хороший человек.

Кончилось все это тем, что я записал мудреное название лекарства на клочке бумаги, опять пару раз переспросив.

В доме лекаря я получил жидкость ядовито-желтого цвета в склянке с узким горлышком.

Верина заявила, что, хоть этот лекарь и последний дурак, но и у него есть некоторые вполне нормальные лекарства. Но это лишь потому, что он купил их, а не сделал своими руками. И она могла бы сделать это средство сама, но для этого требуется время, которого сейчас нет. Потому что один балбес не смог привести другого балбеса хотя бы день назад.

Наверное, не слишком приятно принцу крови и наследнику престола выслушивать в свой адрес подобные вещи, но не сказал бы, что Жюстин выглядел слишком уж недовольным. Потому что к тому времени он лежал в чистой уютной постели и хозяйка успела напоить его каким-то своим снадобьем, после которого Жюстин почувствовал себя значительно лучше. И даже дрожь, периодически колотившая его в последнее время, куда-то ушла. Но может быть это случилось потому, что рядом с Вериной постоянно крутилась Лиойя, ее внучка. Славная девушка, красивая как картинка.

Нет, я люблю Милану, девочку мою ненаглядную, мое солнышко.

А Лиойей просто любуюсь, любуюсь именно как красивой картинкой…

Обошлась склянка с лекарством всего лишь в половину серебряной кроны, четверть тех денег, что у меня были.

Лекарь, кстати, увидев меня, смертельно побледнел. Наверное, потому что свою угрозу я высказывал с самым серьезным выражением. Но я успокоил его еще с порога, сказав, что послан за…. Здесь мне пришлось извлечь бумажку и прочесть название лекарства. Всего лишь с третьей попытки он понял, о чем идет речь.

Когда на обратном пути я проходил мимо корчмы, меня окликнули.

Причем опять обозвали господином. Ну, это не так страшно, потому что не принято здесь называть товарищем или гражданином.

Окликнул же меня тот человек, что сидел в корчме, держа на коленях обладательницу весьма впечатляющих размерами символов материнства.

Я подождал, пока он подойдет ко мне. Буду я еще на каждый оклик бросаться. Мне этот человек без надобности. Ему нужно, пусть и подходит.

Вообще-то, была у меня мысль заглянуть в корчму, уж больно аппетитные ароматы из нее исходили. Вот только совсем времени нет, я и так скорым шагом по главной улице села дефилировал.

Окликнули меня для того, чтобы предложить свои услуги.

Поскольку времени на то, чтобы обсудить предложение у меня не было вовсе, беседовали мы с ним по дороге к дому лекарки Верины.

Крижон, а именно так он представился, предложил себя в качестве бойца, охранника и так далее. И запросил вполне разумную сумму. Вот только нужен ли он? Ведь я все еще не знал, что нам делать дальше. Ладно, какое-то время уйдет на то, чтобы Жюстин поправился? А что потом?

Вот если бы Жюстин дал мне конкретное указание или просьбу куда-нибудь доставить его, так нет. Было похоже на то, что он и сам не знал, что ему делать дальше. И причина его поведения мне тоже была неизвестна.

Как они меня все достали, со своими загадками. Никогда их не мог терпеть. Сюда нужно было попадать человеку, который все это обожает. И который любит поломать голову над имеющимися фактами, сложить их и сделать вывод, точный и безукоризненный.

В общем, договорились мы с Крижоном, что встретимся завтра и тогда я скажу ему свое решение. И в свою очередь поинтересовался причиной конфликта, произошедшего между Жюстиной и этими людьми в корчме.

Ничего нового я не услышал, того, о чем не смог бы догадаться сам. Один из них назвал Жюстина переодетой девицей, да еще и весьма легкого поведения.

Да уж, думаю, что они легко отделались, всего лишь извинениями. Не сомневаюсь, что будь Жюстин чуть в большем здравии, среди них был бы как минимум один труп.

Ну и я, наверное, смог бы что-нибудь добавить. В том или ином плане.

Здесь я услышал уверения Крижона, начнись заваруха, и он непременно выступил бы на нашей стороне. Ну да, теперь все что угодно можно сказать. С другой стороны он совсем не выглядел треплом.

При прощании я озадачил его просьбой найти покупателя на излишки оружия, среди которых была и пара пистолетов, что были нам явно лишними.

С деньгами вопрос нужно решать, поскольку лечение Жюстина может потребовать немало средств.

Надежда на то, что Верина согласится взять в оплату перстень, имелась, но не очень большая. У нее ведь тоже могут возникнут такие же проблемы, что и у нас. Перстень – вещь слишком дорогая и специфичная, даже для ювелирного украшения. Несомненно, перстни родовые, передающиеся внутри семьи из поколения в поколение.

Это же касалось и эфеса шпаги Жюстина. Не эфес, а целое произведение искусства, выполненное в виде фигуры хищника. И гарда такая же, покрытая сложной гравировкой и вкраплениями драгоценных камней.

В общем, и есть что продать, и трудно, а еще больше жалко будет это сделать.

Крижон при моих последних словах встрепенулся и заявил, что часть оплаты вполне можно будет сделать одним из пистолетов. Конечно, в том случае, если оружие в хорошем состоянии, сразу же оговорился он.

Мы расстались, договорившись встретиться завтра ближе к полудню. Следующим утром Жюстин почувствовал себя немного лучше, и мне удалось переговорить с ним о дальнейших наших планах. Конечно, реализовывать их в ближайшее время точно не удастся, но необходимо хотя бы знать, к чему готовиться.

Результатом нашего разговора было принятое им решение отправиться в приграничный город Империи Кергент, есть здесь такой и отправиться туда по воде.

По воде будет и комфортнее и безопаснее. Река не дорога, где достаточно просто проверять все движущие повозки и всадников. Движение по Сотре оживленное, а ширина ее немалая, так что проскочить мимо людей охотившихся за Жюстином будет значительно проще.

Я напрямую спросил Жюстина, каковы причины того, что ему приходится скрываться, на что он дал слово объяснить мне все подробно, но немного позже, когда ему легче будет сделать это. Лишь добавил, что сейчас не может никому доверять и все проблемы, доставшиеся ему в последнее время, возникли из-за старшего брата.

Тут он хмыкнул, видимо вспоминая недавние события в корчме, и добавил, что не из-за меня. Ну, хоть этим утешил.

На следующий день Крижон, как мы и договаривались, ждал меня в корчме и на этот раз он был один. С одной стороны даже немного жаль, редкостное было зрелище, и я его лишился.

Мы быстро уладили с ним все вопросы, касающиеся его найма. Я лишился одного из пистолетов и пары серебряных монет.

На эту тему у меня с Жюстином был разговор, и он высказался в том смысле, что получить надежного человека в нашей ситуации будет удачей. Потому что ситуация серьезней, чем я ее понимаю. Ну что ж, ему виднее. Надеюсь только, что подробные объяснения я все же получу. Не из-за того, что слишком любопытен, но, поскольку решения приходится принимать по большей части мне, то хотелось бы иметь достаточно информации для того, чтобы они были наиболее верными.

Еще Жюстин заверил меня, что покроет все расходы сразу же по прибытию в Кергент. Что тоже неплохо, вот только пока мне и расходовать-то особенно нечего.

С Крижоном мы проговорили достаточно долгое время, за которое мне удалось составить о нем, думаю, вполне объективное мнение.

Сидели мы в той самой корчме, в которой я его впервые и увидел. Торопиться было некуда, и он рассказал мне историю своей не слишком то и долгой жизни.

Родился Крижон в небольшом селе, расположенным чуть выше по течению Сотры, в многодетной семье рыбака. Ничего особенного в его жизни не происходило, пока однажды отец не взял с собой в город, тот самый Кергент.

Вот там и повстречала его судьба в виде вербовщика, угощавшего всех желающих пригодного возраста вином и расписывающего прелести солдатской службы.

В итоге отслужил Крижон в кавалерии семь из положенных пятнадцати лет пока не получил ранение в схватке с кронтами, с кем и мне самому посчастливилось встретиться не так давно. Дело кончилось тем, что он чуть не лишился ноги. Ногу полковому лекарю все же удалось спасти, но с армией Крижон распрощался. Крижон и сейчас чуть прихрамывал на левую ногу. Наверное, для кавалериста это не так критично, хотя после ранения прошли добрые четыре года.

Вернувшись в родной дом, он долго не мог найти себе занятие по душе. Заниматься отцовским бизнесом не тянуло, крестьянствовать тогда он еще не мог, из-за не заживавшей раны. Однажды по совету одного из своих знакомых он обратился к Верине, и надо же такому случиться, помогло. Буквально через какие-то пару месяцев Крижон и думать забыл, что совсем недавно не мог передвигаться без костыля.

При очередном визите к целительнице он встретил в корчме, в той где мы сидели, ватагу бедовых парней, среди которых обнаружилась парочка бывших сослуживцев.

Ребята занимались тем, что тайно навещали степи, издревле принадлежащие кронтам. Не совсем, наверное, и издревле, поскольку их предшественники оставили в степи множество курганов. Вот они то и интересовали парней. Потому что в этих курганах было много золота, чего же еще. Кронты считали эти захоронения могилами своих дальних пращуров, иначе сами бы давно почистили их до донышка. Так это или не так, разбираться будут археологи, которые появятся здесь через пару веков. Пока же их заменяли «черные копатели», к которым и присоединился Крижон. Был у них и еще один побочный бизнес, смола дерева житоя, чьи крупицы ценились чуть ли не на вес золота. Как я понял, Крижон случайно проговорился об этом занятии, увлекшись своим рассказом.

Я же сделал вид, что не успел ничего понять.

Словом, пять лет ходил он по краю вместе со своими новыми знакомыми, но и доходы были велики. Естественно, что деньги добытые таким путем крайне не любят задерживаться в карманах своих владельцев. Гуляли они от рубля, вернее от кроны, если приблизиться к местным реалиям. Веревочка перестала виться всего пару месяцев назад и из последней экспедиции вернулись только Крижон да еще один его коллега, который и умер у него на руках чуть ли не на пороге целительницы Верины.

В итоге, остался он без денег и без компаньонов. Вот только желания заняться землепашеством или рыболовством у него не прибавилось нисколько.

Кстати, те люди, с которыми у нас произошел конфликт в этой самой корчме, и были частью одной из таких ватаг.

Вот и прошло все последнее время у Крижона в раздумьях, не присоединиться ли ему к какой-нибудь из них. Но каждый раз он сравнивал их со своими бывшими коллегами и никак не мог заставить себя сделать решительный шаг. Хотя предложения были, добавил он.

Из всего его рассказа я сделал два вывода.

Во-первых. На мой взгляд, ему можно доверять. Доверять в такой степени, в какой это вообще возможно доверять человеку, которого знаешь без малого сутки.

И, во-вторых. Наследник Эйсенского престола попал к человеку, который по праву может называть себя целителем.