Сверхдальний туризм, доступный для всех.
-----------------------------------------------------------
Привет всем, кто у экранов! С вами Дженифер Арчер. Мы снова ушли за горизонт на летающей лодке «Catalina» производства «Jack Sparrow Club», Лихоу, Австралия-Меганезия, с нашей Австронезийской сетью малобюджетного туризма. В сентябре мы летали по Индийскому океану при поддержке компании «Mixin». Сегодня мы начали огромное турне по Тихому океану при поддержке ассоциации «NLO». Мы пролетели полторы тысячи миль на норд-норд-ост от Дарвин-Харбора и видим атолл Улиси.
У нас на борту сорок пассажиров. В основном это репортеры-любители и любители морского спорта, или и то, и другое (например – я). С высоты тысяча метров отлично видно, что Улиси это не один атолл, а три. На серовато-синем фоне океана идут две извилистые аквамариновые ленты с ярко-зелеными пупырышками островков. Они замыкаются в две петли – западную и восточную. А между ними есть ещё один маленький вытянутый аквамариновый участок с парой пупырышков. Это тоже атолл, его зовут Лосиеп, и там мы приводнимся. Вообще-то наша цель – островок Асор, он впереди и слева по курсу. Там центральный кампус NLO. Широкие полуподводные коралловые стены идут от него на запад и на север, а дальше изгибаются против часовой стрелки. Хоровой визг, который вы слышите – это пассажиры выражают позитивные эмоции.
Ландшафт – то, что надо. Мы бы приводнились прямо у Асора, но не получается из-за политики. Также из-за политики мы наблюдаем справа по борту меганезийский авиа-чайник, в смысле, маленький вироплан береговой охраны. Он сопровождает нас до гидроаэродрома Лосиеп, принадлежащего партнерству «Ulithi Nami Airspace». Это партнерство когда-то было единым целым с NLO, а Шимо Оками, исполнительный директор «Ulithi Nami Airspace» является и вице-президентом NLO. Узнав о нашей проблеме с политикой, она немедленно предложила нам вариант с Лосиепом…
Так. Пока мы заходим на лэндинг, объясняю про политику. Сегодня в кампусе NLO начались мирные переговоры между адмиралами Кияма Набу (Япония), Донк Унсон (Северная Корея) и Илчи Чжик (Южная Корея) при посредничестве меганезийского неформального эколога и активиста NLO Наллэ Шуанга. На всякий случай полиция запретила иностранным бортам полеты над Асором и лэндинг у его берега на период переговоров. Понятная мера, у нас в Австралии было бы то же самое.
Но почему NLO выбрана посредником в военно-политическом вопросе? Казалось бы, странно. Но в конкретной японо-корейской теме это может сработать из-за «Ama» и «Haenyo». Это названия традиционных общин фридайверов на японском Кюсю и на корейском Чеджу, субтропических островах на западе Тихого океана. И японские, и корейские фридайверские общины возникли тысячи лет назад, и их устройство было примерно одинаковое. Женщины ныряли за ценными моллюсками, в частности, за жемчужными ракушками, а мужчины занимались лодками и домашним хозяйством. Главным добытчиком в семье была женщина, получался матриархат и, как считают ученые, именно это позволило общинам ама и хэнио из века в век адаптироваться к изменениям в окружающем мире. Казалось бы, если они пережили эпоху жуткого средневековья и эпоху мировых войн и революций первой половины XX века, то в новейшую, гуманную эпоху, ничто им серьезно не угрожало. Но какие-то факторы новейшего времени оказались для общин ама и хэнио разрушительнее, чем война. В начале XXI века сколько-то ныряльщиц ещё работали. И в Японии, и в Корее они считались национальным достоянием, о них с гордостью рассказывали туристам, но возраст ныряльщиц уже тогда приблизился к верхнему пределу трудоспособности. Пятнадцать лет назад в Корее туристам показывали хэнио только в виде бронзовой скульптуры у берега на острова Чеджу. В Японии от ама остался лишь аттракцион-имитация в парке «Жемчужный остров» на Кюсю. Но ама и хэнио вовсе не…
Так. Лэндинг… Плюх! ОК! Пока мы идем к причалу Лосиепа, я успею договорить.
…Не исчезли. На Каролинских островах и те, и другие живут и работают уже более двадцати лет. Они приехали в Меганезию по приглашению Конвента, а сейчас они эксперты NLO. Точнее, в основном уже их дети. Наша «Catalina» у причала. В кадре молодая кореянка в лимонных шортах и огромной зеленой шляпе. её зовут Пак Хва. Открою маленький секрет: я с ней сговорилась ещё вчера вечером…
-----------------------------------------------------------
…
Пак Хва, крепкая, плотно сложенная девчонка, загорелая до цвета темной бронзы, с широкой, открытой улыбкой и узкими, как будто смеющимися янтарными глазами, мгновенно выдернула Дженифер Арчер из компании высыпавших на причал австралийцев и нахлобучила ей на голову свою огромную коническую шляпу.
– Подарок, гло. Пошли, я уже конкретно все запланировала.
– Куда? Что? – Ошарашено спросила Дженифер.
– Просто не тормози, – отрезала кореянка. – Погода классная! На фига терять время?
– А мои вещи…?
– Ничего с ними не сделается. TV-camera при тебе. Что тебе ещё надо?
– Ну, я даже… – неуверенно произнесла австралийка, увлекаемая в сторону одной из башенок, похожих на 5-этажные вертикальные кристаллы полупрозрачного кварца.
– …Не знаешь. – Констатировала Пак Хва, – значит, больше ничего не надо. Ты шляпу закинь за спину, тебе же не видно ни фига.
Дженифер последовала её совету, и обнаружила, что они уже рядом с кристаллом. Кореянка, тем временем, набрала побольше воздуха в свои немаленькие легкие и оглушительно завизжала на каком-то (китайском, корейском, японском?) языке. Примерно через пять секунд послышался ответный визг. Пак Хва ещё раз коротко взвизгнула, удовлетворенно кивнула и пояснила для Дженифер Арчер.
– Сейчас Йоко спустится, и поедем.
– Йоко? – переспросила австралийка.
– Оками Йоко, дочка Шимо-сан и Тодзи Миоко. Ну, кто такой Тодзи, ты знаешь.
– Да, знаю. Но ты не говорила про…
– Я говорила: буду я и моя подружка, японка, – перебила Пак Хва. – Просто Йоко зацепилась языком с одним парнем из её группы стажеров по фитэпам…
– Стажеров по чему?
– По фито-электронным процессорам. Йоко здорово рубит в компьютерах.
– Вот как? Тогда я ей завидую. Я сама умею только щелкать клавишами и мышкой.
– Клавиши! – Завопил новый персонаж, стремительно выкатываясь из дверей башенки-кристалла. – Мышка! Средневековье! Только кожно-гальванические сенсоры спасут человечество от множественных ушибов подушечек пальцев. Aloha glo! Ты – Джени, подружка Ена, старшего кузена Хва, адмирала ВМФ Атауро, e-oe?
При ближайшем рассмотрении возникший персонаж оказался молодой японкой с примерно таким же крепким, основательным телосложением, как у Пак Хва, и с почти таким же загаром. Только тип лица совсем другой. Глаза огромные, миндалевидные, светло-серые, в сочетании с высокими бровями придавали лицу немного удивленное выражение. Оками Йоко была одета в легкий пурпурно-золотистый килт и в лиловый шейный платок, завязанный на манер скаутского галстука.
Австралийка тряхнула головой, улыбнулась и ответила:
– Aloha! Я просто знакома с Пак Еном по Тимору. В смысле, у нас ничего такого…
– Так! – Объявила Йоко, повернувшись к Пак Хва. – Ты все напутала!
– Я не напутала. Ен мне сказал: «Дженифер – классная девчонка».
– Ага! Но ведь не факт, что Ен make-love вообще со всеми классными девчонками
– Не факт, – согласилась Пак Хва, – а вот скажи: какого фига мы тормозим?
– Мы не тормозим. Я уточнила info про Джени, и мы уже идем.
– Куда? – Спросила Дженифер.
– Туда, – лаконично ответила японка, махнув рукой в сторону одного из пирсов…
…
…По конфигурации эта машинка очень напоминала 5-местный пляжный водный велосипед-катамаран с корпусом, целиком отформованным из стеклопластика. Но, в отличие от водного велосипеда, на корме был мощный вентилятор в защитной сетке. Точнее не вентилятор, а (как поняла Дженифер сразу после старта) блок-пропеллер – движок от маленького самолета. Следующие четверть часа эта машинка скакала по невысоким волнам, с барабанным грохотом ударяясь дном о водяные гребни. Потом жужжание пропеллера смолкло, и стеклопластиковое чудище легло в дрейф, снова притворяясь безобидной пляжной игрушкой. Австралийка огляделась по сторонам, и попробовала определить, куда они пришли. Лосиеп, тонкая зеленая горизонтальная черточка с характерными башенками-кристаллами остался далеко на юго-востоке, а в полутора милях на востоке отлично наблюдался островок с рыбацкой гаванью. За его южным краем, милей дальше Дженифер заметила на фоне горизонтальной зеленой черточки взлетающую «этажерку» и поняла: если там гидроаэродром Фалалопа, то ближайший островок с востока это Асор. Слева от Асора, на северо-востоке была различима тонкая линия прибоя на полупогруженном барьере. На фоне линии, но в непосредственной близости (метров 300) от катамарана наблюдалась оранжевая прямоугольная коробка с узкой башенкой и мачтой. Видимо буй, выброшенный или поставленный на мель. Сориентировавшись (по компасу в наручных часах) на север, Дженифер разглядела две зеленые черточки на фоне горизонта. Точно! На северном участке барьера должны лежать островки Соголи и Могмог, метров по 800 в длину.
Последняя проверка. Она сориентировалась по компасу на юго-запад, и увидела там зеленое пятнышко. Крошечный островок Мас-кей, на расстоянии чуть больше мили. Убедившись, таким образом, что поняла позицию точно, Дженифер сообщила:
– Я считаю: мы западнее Асора, над южным подводным барьером Большой Петли.
– Зачет по географии! – Одобрительно сказала Хва.
– А про оранжевую штуку что скажешь? – Поинтересовалась Йоко.
– Ну… – Австралийка пригляделась и увидела тонкую белую линию под основанием коробки. – Я думаю, это буй, отмечающий мель, или, точнее, песчаный кей.
Хва подняла указательный палец к бледно-голубому небу и объявила.
– Если мой кузен говорит, что девчонка классная, то, обычно, так оно и есть.
– Ага, – Йоко кивнула. – Хотя, отгадка не совсем правильная.
– Что не так? – Спросила Дженифер.
– Все так, – сказала японка, – но, во-первых, это не просто кей, а моту-оно Бегеф. А во-вторых, теперь это не просто буй, а типа наша вилла. Если по-честному, то в прошлой жизни это был буй…
В 1942 году инженерный центр «Luftwaffe» создал устройство «Udet Boje» – буй для спасения военных пилотов, не рассчитавших запас хода и не дотягивающих до базы. Прототипом буя стал фрагмент старой германской субмарины UB-1 1915 года. Часть палубы с леером. Под палубой – маленький кубрик с двухъярусной койкой, столиком, шкафом, диванчиком и санузлом. Из кубрика – трап в высокую узкую боевую рубку, предназначенную, в случае буя, для наблюдения и подачи сигналов с верхушки, а также для хранения воды и прочих элементов жизнеобеспечения. Такие устройства ставились на якоря на мелководных банках в Ла-Манше и реально помогли многим пилотам.
Императорский флот Японии получил такие буи из Германии, и конкретно этот буй в сентябре 1944-го находился на судне, налетевшем на мель у островка Фассараи, в 10 милях юго-западнее Асора. Японцы эвакуировались на лодках, а местные канаки, не привыкшие оставлять хорошие, потенциально-полезные вещи на волю волн прибоя, стремительно «раздели» обреченное судно. Через пару недель морпехи янки нашли корпус корабля, с которого было снято, отвинчено или отломано всё, что физически способны были утащить полсотни крепких местных парней. Среди унесённых вещей оказался и «Udet Boje». Новый хозяин решил, что это какая-то маленькая японская субмарина, но почему-то без движка и рулей. Несмотря на некомплектность этой «субмарины», новый хозяин поддерживал её в отличном состоянии (мало ли, вдруг пригодится?). И не ошибся! Через 40 с лишним лет Улиси стал частью независимых Федеративных Штатов Микронезии, и сын первого хозяина со товарищи умудрился подменить новенький научный батискаф упомянутым буем. Батискаф, как нетрудно догадаться, продали на черном рынке. Буй (в качестве батискафа) спокойно стоял на океанографической станции Могмог до Алюминиевой революции, после чего был реквизирован комиссаром Народного Флота Меганезии, как «объект, потенциально применимый для ведения морской войны». ещё 20 лет буй простоял в том же месте (называвшемся теперь «база резервистов флота»). В 21 году Хартии его нашли при модернизации и продали по конверсии, как «непригодный для современных боевых действий». 16-летние Оками Йоко и Пак Хва купили буй вскладчину, задешево.
Теперь «Udet Boje» стоял на краю овального 50-метрового островка – моту-оно Бегеф.
Высокая мачта над его рубкой служила опорой для ротора ветряка-электрогенератора. Центральную часть суши, значительно приподнятую с помощью большой песочницы, сделанной из пластиковых полос – ограждений, занимал типичный корейский огород: грядки с тыквами, кукурузой и бататом… Сейчас Пак Хва по-хозяйски осматривала состояние этой флоры, а Дженифер и Оками Йоко сидели на циновке на палубе буя Luftwaffe и по запросу подавали кореянке разные агротехнические инструменты.
– Слушай, Хва, – сказала австралийка, глядя, как девушка поливает растения водой из шланга, присоединенного к насосу, входной патрубок которого опущен прямо в океан около берега, – в огороде все овощи генетически-модифицированные, верно?
– Ага. Это коммунистические овощи. Мы их привезли с Элаусестере.
– Мы туда летали рожать, – добавила Йоко, – а поскольку у Хва фермерская жилка…
– У меня это в генах, – подтвердила Хва. – Я там сразу выбрала то, что надо для тут.
– А как ты относишься к коммунизму? – Спросила Дженифер.
– Хорошая игра, – сказала кореянка. – Прикольно. Креативно. По ходу, так.
– Я не только про элаусестерских комми, – уточнила австралийка, – я про саму идею.
– Это, типа, намек, на Норд-Корею, так, Дженни?
– Ну, в какой-то мере да, – призналась австралийка.
Кореянка аккуратно выдернула из грядки клубень батата килограмма на три, быстро помыла его под струей воды из шланга и бросила в корзину.
– Намек… Пф!.. Вот что я тебе скажу, гло: это разные идеи.
– Точно! – поддержала Йоко. – Зря их называют одним и тем же словом.
– Но и та, и другая происходит от марксизма, – заметила Дженифер.
– Вся научная политэкономия происходит от марксизма, – парировала японка.
– ОК, – австралийка решительно кивнула. – Но, я вообще-то хотела спросить не про коммунизм, а про японо-корейский конфликт на море. Что вы об этом думаете?
– Прилетели три дурака, каждый со свитой, – ответила Хва, – о чем тут думать?
– По ходу, есть о чем, – возразила Йоко, – интересно: зачем это Наллэ Шуангу?
– Наллэ Шуанг такой хитрый, что хрен поймешь, – проворчала кореянка, аккуратно обрывая с приземистого куста стручки красного перца, – вдруг ему надо было по секретному делу приехать на Улиси, а тут повод? Легенда, как говорят в Гестапо.
Дженифер удивленно развела руками.
– Извините, девчонки, но я не верю, что эта война вам совсем безразлична.
– Типа, по-твоему, должен заговорить голос крови? – иронично спросила Йоко.
– Я не знаю, – австралийка пожала плечами, – просто и мне, и австралийским ребятам, которые нас смотрят online, хочется знать: влияет ли этот конфликт на Меганезию, на страну, где много и корейцев, и японцев, и где недалеко до конфликтной акватории.
– А у тебя что, камера включена? – Полюбопытствовала Хва.
– Да, конечно. Я специально её повесила так, чтобы все были в кадре.
– Ага! Тогда я хочу выразить свое возмущение всем японцам. И японским японцам, и нашим, и тем, которые живут в Австралии. Японцы! Как у вас поднялась рука начать класть в роллы сыр «Филадельфия»? Это позор! Это издевательство над продуктом!
Йоко картинно закрыла лицо руками и громко всхлипнула.
– Это ужасно! Лучшая подруга выбрала самое больное место, и ткнула. А ведь это мы, японские ама, придумали подводные очки. Вы, хэнио, юзаете наши очки и ни разу не сказали «спасибо», но докопались к сыру «Филадельфия» в наших роллах! Блин!!!
– Ты – моя лучшая подруга, – легко согласилась Хва. – Но прикинь, подводные очки изобрели бы по-любому, может быть чуть позже. А вот сыр в роллы…
– Включи мозг, Хва! – Перебила японка. – Этот сыр в роллы тоже стали бы класть по-любому. Не мы, так янки начали бы класть туда этот сыр! Потому что глобализация!
Возникла пауза, а потом, обе ныряльщицы оглушительно заржали, хлопая в ладоши.
– Девчонки, а если серьезно? – Спросила Дженифер.
– А если серьезно, – сказала Йоко, – то вчера утром мы за завтраком переключали TV-каналы и попали на «NHK General TV», Токио. А там, как бы, пропаганда: «Каждый японец, где бы он ни был и чем бы не занимался, должен быть готов отдать жизнь за Ямато, священную родину, землю богов…». Бла-бла-бла. А после этой ботвы диктор зачитал приказ: всем парням от 18 до 23 лет прийти на призывные пункты в армию.
– В Корее, наверное, тоже объявлена частичная мобилизация, – заметила Дженифер.
– Там не надо объявлять, – сообщила Хва, – Всех парней забирают в армию, даже если никакой войны нет. В Южной Корее забирают в 20 лет, а в Северной – в 17 лет. А в 23 года и там, и там отпускают домой. А вот моему биопапе не повезло. Он умер в этой армии. Без всякой войны. Типа, несчастный случай на учениях. Мама говорит: он был замечательный парень, веселый, умный, но немного нескладный. Может потому и не повезло. А я родилась уже здесь, в 5-м году Хартии.
– Мы с Хва ровесницы, – добавила японка. – А, кстати, император Пу Лунг У толково придумал. Объявил, что император Хидзахито – самозванец, правительство – фэйк, а парням предлагается ехать на освобожденную территорию Цин Чао, где обеспечена защита и возможность выбрать занятие по своим склонностям и в своих интересах.
Пак Хва, поднимаясь по трапу с корзиной в руке, кивнула и добавила.
– Пу Лунг У слизал тему с приглашения Конвента Меганезии. С того, по которому на Улиси приехала Тётя Шимо. А моя мама приехала в финале координатуры Накамура. Прикинь, Джени: делать бизнес, который тебе нравится, под безусловной защитой от произвола, от навязанной иерархии, от ограничительных уловок плутократии…
– Хва, – перебила Йоко, – ты непонятно объясняешь. Надо конкретно. Джени, как ты думаешь, почему ама в Японии не стали юзать дыхательные аппараты?
– Это было бы против традиции, – не задумываясь ответила австралийка.
– Да? А почему они стали нырять не голыми, а в одежде? Это тоже против традиции.
– Хм… – Дженифер растерянно пожала плечами. – …Ну тогда не знаю. А почему?
– Потому, гло, что власти запретили ама нырять голыми. Типа, по новым меркам, это непристойно. И ама пришлось работать в майке и шортах. Сто нырков в день. Если ныряешь голая, и погода прохладная, то в лодке мгновенно надела сухой шерстяной свитер. Согрелась, сняла свитер и снова нырнула. Но если на тебе мокрая тряпка…
Дженифер представила себе рабочий процесс и утвердительно кивнула.
– Ясно. Но почему ныряльщицы не начали применять современное оборудование?
– Всё элементарно, – ответила ей Хва. – Для хэнио в Корее и для ама в Японии было запрещено diving-equipment. Типа, чтобы ныряльщицы не ободрали с шельфа всех моллюсков. И было введено обязательное лицензирование ныряльщиц. Лицензия доставалась непросто и обходилась недёшево, и плюс ещё контроль чиновников по экологии… Короче, в начале нашего века сделали всё, чтобы задавить ныряльщиц.
– Но ведь природные ресурсы шельфа действительно не безграничны, – осторожно заметила Дженифер, – наверное, эту зону моря надо было как-то защищать…
– …Причем именно от ныряльщиц, – иронично перебила кореянка, – а не от морских концернов, чьи траулеры обдирали с шельфа все до самой скальной поверхности. И понятно, почему. Прикинь, Джени: из 20 тысяч ныряльщиц, работавших когда-то на Чеджу, ни одна не засылала денег в кассу правящей партии. А концерны засылали, поэтому их траулеры были безвредны для шельфа, а руки ныряльщиц оказывались страшной экологической угрозой! И по этой же причине ныряльщицам разрешалось промышлять только весной и осенью, когда вода холодная, а не летом. Классно, а?
– Конечно, это бесчестная конкуренция, – согласилась австралийка. – Я не знала.
Йоко фыркнула и, разливая в чашки ещё чая, сообщила:
– За пределами «полосы желтых морей» мало кто знает эту позорную историю.
– Теперь будут знать, – Дженифер кивнула в сторону работающей TV-камеры. – А в Меганезии для ныряльщиц есть ограничения на промысел?
– В Меганезии, – ответила японка, – ты можешь арендовать участок шельфа и на нем обдирать хоть всех моллюсков до последнего. Но аренда недешевая и промышлять дикорастущих моллюсков невыгодно. Выгодно устраивать подводные фермы.
– Значит, здесь ама и хэнио работают на фермах? – Предположила австралийка.
Обе её собеседницы звонко расхохотались.
– Что ты! – Сказала Хва. – Садки-инкубаторы на подводной ферме делаются на такой небольшой глубине, что там профессиональный дайвер просто не нужен.
– Не нужен? Но тогда в чем ваш бизнес?
– Наш бизнес, – ответила Йоко, – это инженерия, прикладные исследования и методы обучения. Короче то же самое, что и у любого нормального сообщества профи.
– Но за морским хавчиком для себя мы, конечно, ныряем, – добавила Хва, – это наше исконное хобби. Сейчас допьем чай, посидим немного и займемся этим.
– Хва жутко ленивая, – сообщила японка, – она даже на дне устроила огород, чтобы не возиться с поиском дикорастущего хавчика. Корейцы вообще ленивые и хитрые.
– Ну, блин, ты завернула! – Возмутилась кореянка. – Между прочим, я придумала этот огород для нашего с тобой общего дипломного проекта! Ты помнишь?
– Ничего подобного! – Парировала Йоко, – для проекта был подводный тент, который придумал Тбанги, а не ты. А ты потом сказала: если есть тент, то надо делать огород.
– ОК, – согласилась Хва, – тент придумал Тбанги, но давай честно. По-твоему, такой замечательный тент надо было просто бросить после диплома? Скажи: да или нет?
– Нет. Бросать было глупо. Но почему, блин, именно огород, а?! Почему не устроить подводный садик с красивыми водорослями и актиниями на живописных камнях…
– Садик!? Ну ты опять завернула! А свежая морская капуста, морской салат, морские гребешки падали бы с неба или как? Кто говорил, что детям с четырех месяцев надо обязательно давать свежие морские витамины прямо со дна, а не то, что продают на маркете? Ну скажи, кто? Ага! В тот биологический период мы с тобой не могли бы нырять по настоящему и пришлось бы просить родичей. Чувствуешь логику?
Японка демонстративно закрыла ладонями уши, и подняла взгляд к небу.
– Джени, прикинь: Хва кого угодно раздавит в лепешку своим прагматизмом.
– У нас в Калумбуру, – сказала австралийка, – детей тоже стараются кормить со своего огорода. Так надёжнее. А что такое подводный тент и кто такой Тбанги?
– Подводный тент мы тебе покажем, – ответила Йоко, – а Тбанги, это наш совместный постоянный мужчина. Он с озера Малави, которое в Трансэкваториальной Африке.
– Он случайно оказался в контейнере с аквариумными рыбками, – пояснила Хва, – его сцапали копы, а мы его отняли и утащили. Получилось – зачет. Хорошей ныряльщице обычно нужно три – пять мужчин для make-love, но у нас маленькое жилье…
– Только studio-flat в кампусе и вот эта вилла, – уточнила Йоко, – и если взять на эту площадь больше одного постоянного мужчины, то будет тесновато.
– …К тому же, – продолжила Хва, – у нас сложный характер, и мало кто может с нами ужиться. А Тбанги уживается, и это здорово, потому что ему 30, он взрослый и умеет возиться с детьми, организовывать все в доме, вовремя делать покупки, и типа того.
– Если бы Тбанги не было, – добавила Йоко, – то мама и Тётя Ми вряд ли бы отпускали наших детей с нами пожить, потому что мы как бы ещё юниорки, прикинь?
– И ещё, – произнесла Хва, – бывает, что хочется мужчину, а звонить или идти кого-то клеить нет настроения. А Тбанги простой, как баобаб, и у него с этим делом…
Кореянка сделала характерный жест согнутой правой рукой, поясняя, насколько все хорошо с этим делом у 30-летнего парня с берегов озера Малави. Дженифер Арчер улыбнулась и пожала плечами.
– Знаете, девчонки, я все равно не понимаю, как у вас в Меганезии устроены семьи.
– Они устроены, как нам удобнее, – ответила Йоко. – А Тбанги классный. Увидишь.
– Я уже верю, – весело сказала австралийка. – Девчонки, а каким эквипментом вы пользуетесь, когда ныряете? И пользуетесь ли вообще?
– Это как бы ветвящийся вопрос, – сообщила Хва. – Обычно мы ныряем без всего традиционно. В других случаях мы чем-то пользуемся. По обстановке. Иногда мы тестируем новый эквипмент и рекомендуем, что можно улучшить, а иногда вообще придумываем что-то новое. На последнем пункте можно поднять хорошие деньги.
– Мы придумали две фигни, – продолжила Йоко, – очки «кобра» и подводный тент и получаем кое-какие бонусы от партнерств, которые делают на этом коммерцию, и от ассоциаций, которые это юзают. Ты знаешь наш обычай: если кто-то юзает какую-то новинку, то, по возможности, бросает бонус автору. Gift by pass. А «кобра» это очень реальная штука для тех, кому не нравится маска. Если в обычных дайверских очках нырнуть на несколько метров, то сразу получишь проблемы.
Дженифер понимающе кивнула.
– Да. Я занимаюсь только сноркелингом, с трубкой, и глубоко не ныряю. Но бывает ощущение, как если тебе прилепили присоски на глаза.
– Точно! А в «кобре» ты ныряешь спокойно, как в маске. Aita pe-a. Простой фокус с физикой. Мы тебе подарим «кобру», и сама проверишь. Кстати в лавке при кампусе можно купить интересные штуки. Например, аквапак, который придумала Пак Хики, кузина Хва, младший техник контрольно-спасательной службы Асора. Аквапак – это банка с галлоном полимерного сиропа. Качаешь воздух под крышку простым ручным насосом. Сироп впитывает 200 литров кислорода. Лишний азот уходит через клапан. Кислорода в банке, как в 5-литровом акваланге, закаченном воздухом на максимум.
– Но! – Хва погрозила пальцем, – нырять с этой штукой можно только до 20 метров глубины, а если длинные нырки, то до 7 метров. Ограничение на чистый кислород.
– Все равно, классно, – сказала Йоко. – Это надежнее и проще акваланга и ребризера.
– Это точно, – согласилась кореянка. – Ну, что foa? Пошли под воду, а? Джени, хочешь продвинутую модель первобытного фридайверского пояса? Зачетная штука!
– Я только немного ныряю с трубкой, – напомнила австралийка.
– Все ОК, – успокоила её Хва, – наш тент всего на пяти метрах глубины. Раз, и там.
…
Дженифер освоилась в подаренных очках – «кобра» и «первобытном» поясе как раз примерно к тому моменту, когда, отплыв вместе с двумя молодых ныряльщицами на полста метров от берега, оказалась над подводным тентом. При взгляде сквозь слой зеленовато-голубой воды тент был похож на большой блестящий мыльный пузырь, прилипший к широкому гребню бурого рифового барьера. На этом участке барьера раскинулись густые джунгли из разноцветных водорослей. С боков большого пузыря иногда срывались маленькие пузыри, всплывали и лопались на поверхности.
– Джени, – сказала Йоко, – давай сюда свою TV-камеру и, когда будешь готова, махни ладошкой, а потом сразу ныряй.
– Расслабься, – добавила Хва, – я же говорю, всё будет ОК.
– Я постараюсь, – ответила австралийка, отдала японке камеру и начала старательно продувать уши, как написано во всех пособиях для фридайверов.
Минуты через две, она махнула рукой и нырнула. Обе меганезийки тут же нырнули следом, ухватили её за плечи и быстро потянули вниз. Пузырь на поросшем густыми кустами водорослей коралловом гребне оказался рядом, и сразу стало видно, как он устроен. Действительно, тент или небольшой туристский шатер, прикрепленный к площадке на гребне восемью шнурами, хвосты которых терялись среди водорослей. Вероятно, на них были маленькие якоря, зацепленные за неровности рифа. От края восьмиугольного тента-шатра до дна оставались вполне достаточные зазоры, чтобы вплыть под тент. Ныряльщицы подтолкнули туда свою гостью и вплыли за ней.
Австралийка вынырнула из воды в воздушную линзу и осторожно вдохнула воздух. Ничего особенного. Легкий запах пластика и водорослей. Можно дышать спокойно и осматриваться. Действительно, это был подводный шатер из прозрачной, вероятно, полиэфирной пленки. Принцип тот же, что и у водолазного колокола. Вот напорный воздушный шланг (Дженифер вспомнила, что видела на палубе «виллы» маленький компрессор, шланг от которого уходил в океан – теперь ясно, что сюда). Простейшая вентиляционная схема. Воздух подается с некоторым избытком и из-под краёв тента выбрасывается в виде пузырьков. В самом шатре почти обычный туристический быт. Бамбуковый столик со скамейками с боков и полками сверху, затем блок питания, к которому подключен электро-котелок, фонарь и водостойкий ноутбук. Вокруг тента резвились стайки ярких лимонно-желтых в черную полоску коралловых рыбок…
Йоко похлопала австралийку по плечу.
– Ну, как? Классное изобретение, ага?
– Да. Впервые в жизни вижу водолазный колокол из плёнки.
– Но увы, кузину Хики нам не переплюнуть, – со вздохом, сообщила Хва. – Прикинь, Джени: она акула мозгов, сексуально-ментальная хищница открытого моря.
– Что-что? – Переспросила австралийка.
– То самое. Она вешает i-net-Y-banner, типа: «симпатичная девчонка покувыркается с интересным парнем за некоторую оплату в туристической или деловой поездке»…
– Вроде бы, – заметила Дженифер, – в Меганезии это не считается чем-то особенным.
– Да, конечно! – Кореянка кивнула. – Фокус в том, какие приглашения принимает моя кузина. Вот её Y-amigos за последние полтора года, о которых я точно знаю: Тсветан Желев – Болгария, Артуро Аливо – Чили, Чатур Раджхош – Индия, Рохо Неи – наш, с Туамоту, и Го Синрен – Гавайи. И что ты об этом думаешь?
– Ну, два имени я слышала, – сказала австралийка, – Аливо, это астрофизик, участник проекта «ballista», а Раджхош – очень известный авиаконструктор и бизнесмен.
– Верно! И остальные тоже парни, что надо. Желев – эксперт по квази-биологической физике, Неи – по экстремальной медицине, а Го Синрен – по проектам перспективной легкой авиации, он работает со многими фирмами от Северной Америки до Китая.
– Твоя кузина так получает дополнительное образование? – Догадалась Дженифер.
– Ага! – Хва энергично кивнула. – Я же говорю: акула мозгов!
– А знаешь, кого Хики склеила сейчас? – Вмешалась Йоко. – Это, блин, вообще…
…