1

Это было в начале войны, в июле, когда немецкие войска вторглись в пределы Украины, наполняя ревом несчетных самолетов и танков небо и землю.

Заняв утром оставленное ночью нашим отрядом село Вербки, командир одного из немецких пехотных полков барон Гебзаттель получил от своего высшего начальства три часа на отдых и завтракал с несколькими из своих офицеров в хате сельсовета.

То был длинный с вытянутым лошадиным лицом человек, державшийся важно и говоривший наставительно, но в то же время возбужденный успехом своего полка и вином, которого было достаточно на столе.

— С сегодняшнего дня, господа, мы уже не в Западной, а в Восточной Украине, то есть давно уже советской, — говорил он, — однако нам очень хорошо известно, как украинцы настроены против русских... В восемнадцатом году они ведь вполне были уверены, что получат полную независимость, а получили от русских большевиков советы! Вы, разумеется, знаете, что они не примирились с этим, а я скажу больше: они ждут нас, как своих избавителей... Они помнят, как мы дали им гетмана Скоропадского в восемнадцатом году, как мы поддерживали их Петлюру... А я лично должен вам сказать, знаком был с вопросом об Украине еще с пятнадцатого года, когда был лейтенантом, и никто другой, как мой дядя, генерал от кавалерии в отставке, был тогда председателем немецко-украинского общества... Еще бы, да я отлично помню, как торжественно открывалось это общество и как оно называлось даже... Признаться, несколько длинно, но вразумительно... а именно: «Союз германских ревнителей украинских освободительных стремлений»... Да, да, — пытаясь улыбнуться, показал барон желтый оскал крупных зубов, — мы уже тогда были заняты теми самыми вопросами, которые решаем теперь благодаря нашему фюреру.

— Хайль Гитлер, — хором отозвались на это офицеры, чокаясь с ним и друг с другом, а барон Гебзаттель продолжал:

— Я присутствовал на открытии общества. Открывал собрание мой дядя с соответственной речью. Конечно, и украинская история упоминалась, и литература, и искусство и прочие скучные вещи, — без этого нельзя, наконец дошел он до экономики Украины, что было самое существенное... После моего дяди с обстоятельным докладом выступил ученый доктор Левицкий, — кажется, не ошибаюсь... Помню такую фразу из его речи: «Украина — экономический хребет России...» Еще бы не хребет! Криворожская руда, донецкий уголь, пшеница, породистый скот из немецких колоний. Еще бы не экономический хребет!.. Потом показывались световые картинки: города, села, виды и типы Украины, — это произвело впечатление на публику. Не обошлось, разумеется, в докладе и без кружев и прочего рукоделья, — это уже специально для дам, — вот, дескать, какие у вас будут искусные работницы... Потом мы имели возможность убедиться в том, что это за богатая страна, когда ее завоевали. Тогда нам не удалось удержаться в ней, — что делать, — зато теперь... теперь мы останемся здесь навсегда.

— Хайль Гитлер, — единогласно крикнули офицеры и потянулись к нему чокаться. Но он не сказал еще всего, что думал сказать, он продолжал, разжигаясь от собственных слов и становясь более красноречивым:

— Ненависть украинцев к русским поработителям — вот что, господа, позволит нам пройти Украину молниеносно, и через неделю-другую быть уже одним частям в Москве, другим — на Кавказе! Большевики заставили украинцев служить в армии, но это нам только на руку. Что, кроме развала, может произойти от их принудительной службы? Армия большевиков рассыплется в прах при нашем нажиме, потому что она разноязычна! Большевики пожнут то, что посеяли: они ввели на Украине свои советы, но оставили в неприкосновенности ее язык, а здесь-то и зарыта собака! Мы-то умеем вводить порядок в порабощенных странах, а большевики лишены этого таланта... за что они и поплатятся очень скоро потерей всего своего европейского пространства.

Барон Гебзаттель говорил так весело, как может говорить только удачливый полководец, хотя Вербки были заняты фланговым ударом танковой колонны, а его пехота пришла уже на готовое.

Понятно, что его поднятое настроение удваивалось в офицерах, и один из них, полковой адъютант, обер-лейтенант фон Ган, придумал подходящее развлечение своему непосредственному начальнику и, чуть только закончен был завтрак, пустился приводить в действие, что задумал.

Он не плохо говорил по-русски, так как родился и рос в семье немца-управляющего у курских помещиков, бежавших от Октябрьской революции в Германию; был взят из запаса, имел уже почтенную лысину на темени и мечтал добраться поскорее до бывших хозяйских владений.

Замысел фон Гана состоял в том, чтобы доказать воочию молодым офицерам полка полную справедливость слов их командира, он спешил опросить оставшихся в селе раненых красноармейцев, нет ли из них украинцев.