Глава 19

АОМАМЭ

Тайны, которые мужчинам не доверяют

— LittlePeople? — переспросила Аомамэ как можно мягче, заглядывая ребенку в глаза. — А кто это такие, Little— People?

Но рот малышки Цубасы захлопнулся, а взгляд снова погас. Словно то, что она пыталась озвучить словами, тут же высосало из нее всю энергию.

— Ты их знаешь? — спросила Аомамэ.

По-прежнему никакого ответа.

— Это слово малышка произносила уже не раз, — сказала хозяйка. — LittlePeople… Бог знает, что оно может значить.

В самом словосочетании LittlePeople слышалось что— то зловещее. Всякий раз, когда оно произносилось, Аомамэ будто слышала далекие раскаты грома.

— Значит, это LittlePeople ее покалечили? — уточнила Аомамэ.

Хозяйка покачала головой.

— Этого я не знаю. Ясно только одно: эти самые LittlePeople, или кто они там, означают для девочки очень многое.

Положив на стол ладошки, Цубаса сидела недвижно, как статуя, и остекленевшими глазами глядела в одну точку перед собой.

— Но все-таки… что же произошло? — не выдержала Аомамэ.

— Экспертиза показала, что ее насиловали, — ответила хозяйка абсолютно бесцветным голосом. — Долго и многократно. Влагалище разорвано, шейка матки — кровавое месиво. Маленькую и несозревшую детскую матку разворотили огромным и твердым членом. Весь запас яйцеклеток полностью уничтожен. Как сказал врач, даже когда девочка вырастет, забеременеть ей, скорее всего, уже не удастся.

Казалось, хозяйка сознательно вываливает эти леденящие душу подробности в присутствии малышки Цубасы. Девочка слушала молча, с абсолютно бесстрастным лицом. Только губы иногда чуть заметно подрагивали, словно пробуя что-то сказать, но в итоге с них не слетало ни звука. Как если бы она вполуха прислушивалась к рассказу о далеком и совершенно не знакомом ей человеке.

— Но и это еще не все, — негромко продолжала хозяйка. — Даже если ее детородная функция каким-то чудом и восстановится, желания близости с кем-либо уже никогда не возникнет. Слишком жестоко с ней обошлись и слишком много боли отпечаталось в ее памяти. Такие воспоминания стереть практически невозможно. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

Аомамэ кивнула. Ее руки покоились на коленях. Она полностью себя контролировала.

— Иными словами, яйцеклеткам, которые она в себе вырастила, больше нет назначенья. Они уже… — хозяйка перевела взгляд на девочку, — абсолютно бесплодны.

Понимает ли Цубаса, о чем идет речь, Аомамэ не знала. Но по крайней мере, выглядела девочка так, будто ее сознание находится где-то совсем в другом месте. В какой-то мрачной и тесной комнате, запертой снаружи на ключ.

— Конечно, я не хочу сказать, что рожать детей — единственное женское предназначение, — продолжала хозяйка. — Каждый сам решает, какую жизнь себе выбирать. Но если право на этот выбор у кого-то отнимают силой — такое прощать нельзя.

Аомамэ кивнула, ни слова не говоря.

— Ни в коем случае нельзя, — повторила хозяйка. Ее голос слегка дрожал. Было видно, что ей все труднее сдерживаться. — Девочка явно сбежала, откуда и как — неизвестно. Идти ей некуда. Только здесь она в безопасности.

— Но где же ее родители? Неизвестно?

Лицо хозяйки перекосилось, а пальцы нервно забарабанили по столу.

— Где ее родители, нам известно. Но именно они во всем виноваты. От них-то она и сбежала.

— Вы хотите сказать, что отец и мать допускали, чтобы кто-то насиловал их десятилетнюю дочь?

— Не просто допускали. Сами отдавали ее насильнику.

— Да как же такое… — выдохнула Аомамэ. Дальше слов у нее не нашлось.

Хозяйка покачала головой:

— Кошмарная история. Ни забыть, ни простить такое невозможно. Но разобраться с виновными как положено в данном случае не удастся. Здесь мы имеем дело не с обычным домашним насилием. Осмотревший девочку врач хотел сам обратиться в полицию. Но я его упросила этого не делать. Лишь потому, что мы давно знакомы, и удалось его убедить…

— Но почему? — удивилась Аомамэ. — Что в данном случае мешает обратиться в полицию?

— То, что сотворили с этим ребенком, переходит все границы человеческого поведения. По идее, эту историю необходимо придать самой широкой огласке. Это тяжелейшее уголовное преступление, и с преступником должен по всей строгости разбираться закон, — (Аомамэ заметила, как тщательно хозяйка подбирает слова.) — Однако представь: заяви мы сейчас в полицию — что конкретно они смогут предпринять? Как ты видишь, сама девочка не говорит практически ни слова. Что с ней вытворяли, кто именно, при каких обстоятельствах, объяснить она не в состоянии. Да если бы и смогла объяснить, никаких доказательств, подтверждающих ее слова, у нас нет. В итоге, скорее всего, полиция просто вернет дочь родителям. Официально ей жить больше негде, а у отца с матерью, как ни крути, родительские права. Но если ребенок вернется обратно, можно даже не сомневаться, что весь кошмар повторится снова и снова. А этого я допустить не могу.

Аомамэ снова молча кивнула.

— Эту девочку я воспитаю сама, — отчеканила хозяйка. — И никому ее не отдам. Ни отцу с матерью, если те вдруг придут за ней, ни кому-либо еще. Спрячу от чужих глаз и буду растить, как считаю нужным.

Не представляя, что на это сказать, добрых полминуты Аомамэ переводила взгляд со старушки на девочку и обратно.

— А кто это вытворял, установить удалось? И сколько их было?

— Личность насильника установлена. Это один человек.

— Но засудить его не получится, я правильно поняла?

— Этот изверг обладает фантастическим влиянием на людей, — ответила хозяйка. — Магнетическим персональным влиянием. Под которое, в частности, и попали родители малышки Цубасы. Под этим гипнозом они исполняют, как роботы, все, что бы им ни приказали. Это люди совершенно бесхребетны и неспособны мыслить самостоятельно. Любое слово лидера для них — истина в последней инстанции. Велено отдавать на поругание дочь — отдают, не переча. Да еще и радуются, что выполняют священный долг. Прекрасно понимая, что с ней там вытворяют…

Осмыслить то, что сказала хозяйка, Аомамэ удалось не сразу. Лишь секунд через десять относительный порядок наконец восстановился в ее голове.

— Значит, это какая-то особая организация?

— Да. Притон для убогих, заблудших душ.

— Оккультная секта? — догадалась Аомамэ.

— Она самая, — кивнула хозяйка. — Притом очень опасная и антигуманная.

Ну конечно, пронеслось в голове Аомамэ. И как она сразу не догадалась. На такое способны только сектанты. Люди, исполняющие любые приказания. Люди без воли и способности думать своей головой. Она стиснула зубы, чтобы только не крикнуть: «Да ведь этот кошмар мог бы запросто случиться и со мной!»

Конечно, «очевидцы» никого не насиловали. По крайней мере, никто из верующих ее ни разу не домогался. Все называли друг друга «братьями» и «сестрами», жить старались мирно и честно. Веровали истово, цепляясь за свои догмы, если требовалось, до последнего вздоха. И все же праведные мотивы далеко не всегда приводят к правильным результатам. А изнасилование бывает не только физическим. Насилие не перестает быть насилием, если его не увидеть глазами, и раны не заживают быстрее, если не кровоточат.

Глядя на девочку, Аомамэ вспоминала себя в ее возрасте. Как ни крути, думала она, мне удалось убежать из секты и остаться в здравом уме. Но эта бедняжка, возможно, пережила слишком много боли, чтобы когда-нибудь вернуться к себе самой. У Аомамэ сжалось сердце. В душе этой девочки она вдруг увидела ту же самую тьму, что всю жизнь окутывала и ее душу. Аомамэ словно увидела себя со стороны.

— Должна тебе признаться, — сказала хозяйка. — Прости, но я навела подробные справки о твоей биографии.

Слова хозяйки вернули Аомамэ в реальность.

— Я сделала это после первого же твоего визита, — продолжала хозяйка. — Надеюсь, тебя это никак не обидело.

— Нисколечко, — ответила Аомамэ. — На вашем месте я сделала бы то же самое. Все-таки то, чем мы занимаемся, обычной работой не назовешь.

— Ты совершенно права. Мы ходим над пропастью по очень тонкой проволоке. И поэтому должны быть уверены друг в друге на сто процентов. Но для этого нужно четко представлять, с кем имеешь дело. Поэтому я узнала о тебе все, что можно. С самого детства и до сих пор. Хотя понятно, что абсолютно все о человеке не знает и сам Господь Бог.

— А дьявол? — уточнила Аомамэ.

— И дьявол тоже, — ответила старушка. И еле заметно улыбнулась. — Я узнала, что в детстве ты и сама нахлебалась горя от религиозной секты. Твои родители были упертыми «очевидцами». И остаются таковыми до сих пор. Твой побег из секты они не простили и прощать не собираются. И тебя это угнетает.

Аомамэ кивнула, не говоря ни слова.

— Насколько я знаю, «очевидцы» — секта весьма одержимая, — продолжала хозяйка. — Если бы в детстве ты, не дай бог, тяжело поранилась и тебе по требовалась операция — вместо больницы тебе прописали бы молитвы, и, скорее всего, ты бы просто умерла. Не допускать больного до жизненно важной операции только потому, что это противоречит Писанию, — на такое способны только безмозглые религиозные извращенцы. Злоупотребление догмами еще никого не доводило до добра.

Аомамэ снова кивнула. Байками о том, что переливание крови — смертный грех, детям «очевидцев» забивают голову еще до школы. Дескать, раз Господь учит, что человек с чужой кровью после смерти попадет в ад, лучше умереть сразу — и с чистой кровью вознестись в рай, пускай и немного пораньше. Компромиссов не допускалось. Либо в ад — либо в рай, третьего не дано. Мыслить критически дошколята еще не могут. Откуда им знать, насколько эта теория верна с точки зрения общества или науки? Только и остается, что слепо верить слову родителей. И если бы в детстве мне и правда понадобилось переливание, скорее всего, предки его бы не допустили. И отправилась бы я в их чертов рай на веки веков, аминь.

— Это какая-то известная секта? — спросила Аомамэ.

— Они называют себя «Авангард». Полагаю, ты должна была о них слышать. Не так давно газеты писали о них чуть ли не каждый день.

О секте с таким названием Аомамэ ничего не слыхала. Но на всякий случай кивнула, ничего не сказав. Ей показалось, что так оно будет лучше. Ведь сейчас она может пребывать не в обычном 1984 году, а в «завихренном» — тысяча невестьсот восемьдесят четвертом. Эта ее «всего лишь гипотеза» с каждым днем получает все больше реальных подтверждений. И если гипотеза верна, общеизвестных истин, о которых Аомамэ понятия не имеет, будет еще навалом. А значит, нужно быть предельно внимательной и осторожной.

— «Авангард» был основан как маленькая крестьянская община, которой заправляла группа левых радикалов, сбежавших из города от преследования полиции. Однако уже очень скоро жизнь общины перевернулась вверх дном, и они превратились в закрытую секту. Что конкретно произошло — загадка. Сплошь суеверные домыслы. Но большинство «крестьян» так и осталось в новоявленной секте. Сегодня у «Авангарда» статус религиозной организации, хотя никто во внешнем мире не может объяснить, чем эта организация занимается. В учредительных документах указано, что они практикуют «одно из тайных течений буддизма». Хотя, скорее всего, изнутри их доктрина пуста, как папье-маше. Несмотря на это, организация стремительно крепнет, а число верующих растет. В том кошмарном инциденте секта была явно замешана, но имидж ее почему-то не пострадал. Они сумели вывернуться очень ловко. Так, что эта трагедия разрекламировала их на всю страну… — Хозяйка глубоко вздохнула. — В миру это почти не известно, однако у них есть гуру, которого все называют Лидером. Считается, что Лидер обладает сверхъестественными способностями. Якобы то излечивает людей от смертельных болезней, то предсказывает будущее, то вызывает необычные природные явления. Понятно, что этот имидж создан коллективными предрассудками. Но он эффективен, поскольку привлекает в секту еще больше людей.

— Природные явления? — переспросила Аомамэ. — Какие именно?

Красивые брови хозяйки сдвинулись к переносице.

— Подробностей я не знаю. Честно сказать, вся эта оккультная мистика мне совершенно не интересна. Подобные мошенники дурят народ со времен сотворения мира. И наверное, никогда не переведутся. Потому что подавляющее большинство людей верят не в реальность, а в то, что хотели бы считать реальностью. Такие люди, сколько ни таращат глаза, все равно не видят, что происходит на самом деле. Они просто напрашиваются, чтобы кто-то водил их за нос. Нечему удивляться.

— «Авангард»… — произнесла Аомамэ. Неплохое название для скоростного экспресса. Но уж никак не для секты религиозных фанатиков.

Услыхав это слово, малышка Цубаса на секунду втянула голову в плечи. И снова уперлась бесстрастным взглядом в пространство перед собой. Словно в душе ее вдруг закрутился небольшой водоворот, но тут же утих.

— Девочку насиловал гуру секты, — сказала хозяйка. — Под предлогом того, что дает ребенку духовное просветление. Родители объявили малышке, что она должна пройти этот обряд до того, как у нее начнутся первые месячные. Что достичь просветления может только душа, еще не запятнанная грязью этого мира. А страшная боль, что ей предстоит, — всего лишь ступень, испытание, не пройдя которого невозможно пробиться к истинному свету. Ее родители искренне в это верили. Воистину человеческой глупости нет предела. Случай с Цубасой не единичный. Такой же «обряд» совершался и над другими девочками в секте. Этот гуру — маньяк-педофил, не может быть никаких сомнений. Садист-извращенец, маскирующий религиозными лозунгами свою похоть.

— Вам известно его имя?

— К сожалению, пока нет. Сектанты называют его просто Лидер. Кто он, откуда взялся, как выглядит — загадка. Сколько ни раскапываю — никаких результатов. Вся исходная информация наглухо заблокирована. Штаб-квартира секты — глубоко в горах Яманаси, оттуда он практически в мир не выходит. Но даже внутри секты Лидера знают в лицо лишь несколько человек. По слухам, он пребывает в постоянной медитации. В помещении, куда не проникает солнечный свет.

— Но ведь это нельзя оставлять как есть…

Хозяйка бросила взгляд на малышку Цубасу. И решительно кивнула.

— Если сидеть сложа руки, появятся новые жертвы.

— Значит, мы должны что-нибудь предпринять?

Протянув руки через стол, хозяйка накрыла ими детские ладошки.

— Именно так.

— Значит, то, что этот тип периодически насилует детей, — достоверный факт?

Хозяйка кивнула.

— Растление малолетних практикуется в секте как ритуал. Это я установила абсолютно точно.

— Если это правда, прощать такое нельзя, — тихо сказала Аомамэ. — Подонка необходимо остановить.

Хозяйка выдержала долгую паузу. Было видно — она собирается с силами, чтобы принять важное, но очень непростое решение.

— Прежде всего, необходимо разузнать о Лидере как можно больше, — наконец сказала она. — Не должно остаться никаких неучтенных факторов. Все-таки речь идет о человеческой жизни.

— Вы сказали, на люди он не выходит?

— Да. И к тому же, я думаю, его очень хорошо охраняют.

Аомамэ, прищурившись, подумала о пестике для колки льда, что дремал сейчас в дальнем ящике ее шкафа. И о том, не притупилось ли его тоненькое жало.

— Похоже, работа не из легких, — сказала она.

— Высшей степени сложности, — кивнула хозяйка. И, отняв руки от ладошек Цубасы, прижала средние пальцы к бровям. Это жест хозяйка позволяла себе очень редко. Как правило, он выражал растерянность.

— Как-то сложно представить, что я бы смогла добраться до их логова по горам Яманаси, прокрасться мимо охраны, убрать их Лидера и выбраться оттуда целой и невредимой, — призналась Аомамэ. — Все-таки это реальность, а не кино об убийцах-ниндзя.

— Ну что ты. О том, чтобы посылать тебя к ним, я и не думала, — твердо ответила хозяйка. И мимолетной улыбкой дала понять, что принимает фразу Аомамэ за шутку. — Такой сценарий даже не обсуждается.

— И еще один важный момент, — добавила Аомамэ, глядя хозяйке прямо в глаза. — LittlePeople. Кто они такие? Что конкретно сделали с девочкой? Боюсь, без этой информации нам не обойтись.

Не отнимая пальцев от бровей, хозяйка ответила:

— Это меня и саму беспокоит. Как я уже говорила, Цубаса все время молчит, но эти слова — LittlePeople произнесла уже несколько раз. Похоже, они правда означают для нее что-то важное. Но кто это такие, малышка не объясняет. От любых вопросов об этом впадает в ступор. Дай немного времени. Я попробую что-нибудь разузнать.

— У вас есть источники, из которых можно узнать побольше об «Авангарде»?

Старушка улыбнулась.

— Абсолютно все, что можно увидеть глазами, продается за деньги. Я готова заплатить сколько потребуется. Особенно ради такой цели, как эта. Возможно, потребуется немного времени, но всю необходимую информацию я добуду, не сомневайся.

Есть вещи, которые можно увидеть, но за деньги купить нельзя, подумала Аомамэ. Например, луну.

Она решила сменить тему.

— Вы серьезно хотите воспитывать этого ребенка у себя?

— Серьезнее некуда. Собираю документы на удочерение.

— Вам, должно быть, известно, что по закону при живых родителях это почти невозможно?

— Да, я в курсе, — ответила хозяйка. — Но сделаю все, что в моих силах. Эту девочку я не отдам никому.

Голос старой женщины задрожал. Никогда еще за всю историю их знакомства в ее голосе не звучало столько чувства. Аомамэ поразилась. И от хозяйки это, похоже, не ускользнуло.

— Никогда и никому я еще не рассказывала, — доверительно понизила голос старушка. — Носила в сердце, точно камень. Слишком тяжело было облечь это в слова… На самом деле моя дочь покончила с собой на седьмом месяце беременности. Думаю, от такого мужа она рожать не хотела. И забрала ребенка с собой. Появись он на свет, ему бы сейчас было столько же лет, сколько ей. Так что в тот день я потеряла не одну, а сразу две дорогие для меня жизни.

— Мои соболезнования, — только и сказала Аомамэ.

— Но тебе не стоит беспокоиться. Эта личная травма не помутила моего рассудка. Подвергать тебя неоправданному риску я не собираюсь. Ты мне теперь тоже дочь. Мы с тобой давно уже одна семья…

Аомамэ молча кивнула.

— И связывает нас с тобой нечто большее, чем кровные узы.

Аомамэ еще раз кивнула.

— С этой тварью необходимо покончить, — с силой, словно убеждая саму себя, проговорила хозяйка. И лишь затем посмотрела на Аомамэ. — Желательно — при первом удобном случае. Пока он не изувечил кого-нибудь еще.

Аомамэ посмотрела через стол на Цубасу. Зрачки ребенка не фиксировались ни на чем конкретно. Они смотрели на что-то не из этой реальности. Бедняжка напоминала опустевшую личинку насекомого.

— С другой стороны, торопиться тоже не следует, — добавила хозяйка. — Осторожность и терпение в нашем деле — залог успеха.

Оставив хозяйку с малышкой Цубасой, Аомамэ вышла из приюта. Старушка пообещала девочке быть рядом, пока та не заснет. В холле первого этажа четыре женщины сидели за столом, наклонившись друг к дружке, и о чем-то неслышно шептались. Картина эта показалась Аомамэ неестественной. Словно все четверо позировали для группового портрета под названием «Тайны, которые мужчинам не доверяют». Даже когда она проходила мимо, их позы не изменились.

Выйдя на улицу, она присела на корточки и потрепала по загривку собаку. Та в ответ жизнерадостно замахала хвостом. Если собак ласкать, не требуя ничего взамен, они быстро привыкают к мысли, что это счастье продлится вечно. С чего бы? Аомамэ никогда в жизни не держала ни собак, ни кошек, ни птиц. Ни даже фикуса в кадке. Спохватившись, она подняла голову и взглянула на небо. Но наступал сезон дождей, небо куталось в округлые пепельные облака, и никакой луны Аомамэ не увидела. Стояла спокойная ночь без малейшего ветерка. И хотя сквозь облака иногда пробивалось призрачное сияние, сколько все-таки лун на небе, было не разобрать.

Всю дорогу до метро Аомамэ размышляла о странностях этого мира. Как сказала хозяйка, мы — всего лишь носители для наших генов. Допустим. Но тогда почему мы все живем такими замысловатыми жизнями? Ведь могли бы жить просто, не брать в голову лишнего, просто следить за питанием и безопасностью, — и цель этих чертовых генов достигалась бы на все сто! Зачем формуле ДНК наши метафизические страдания, извращения, сумасбродства? Разве все это помогает выжить генетическому коду?

Педофилы, кайфующие от изнасилования малолеток, и мускулистые геи-вышибалы; религиозные фанатики, подыхающие лишь оттого, что они против переливания крови, и женщины на седьмом месяце, забирающие с собой нерожденных детей на тот свет; девицы, вонзающие мужчинам-садистам в затылок смертоносные иглы, мужчины, которые ненавидят женщин, и женщины, ненавидящие мужчин. Какую пользу вся эта публика приносит человеческим генам? Может, наши гены просто развлекаются, глядя, как мелькают перед ними все эти нелепые, пестрые эпизоды огромной картины мира? Или все-таки используют нас, как мы есть, для каких— то нам не ведомых целей?

Аомамэ не знала ответа. Она понимала только одно: другой жизни уже не выбрать. Нельзя вернуть жизнь, как негодный товар в магазин, и обменять на что-нибудь получше. Кривое, нелепое, странное — но что получил, то и влачи всю дорогу, носитель…

Хорошо, если хозяйка с Цубасой будут счастливы вместе, думала Аомамэ, шагая по вечернему тротуару. Если им это удастся — за такое и умереть не страшно. Все равно мне самой на счастливое будущее можно уже не рассчитывать… Хотя, если честно, как-то не верится, что им удастся жить полнокровной — ну или хотя бы простой и спокойной — человеческой жизнью. Слишком тяжкое бремя каждая несла до сих пор. Как и сказала хозяйка, все мы теперь одна семья. Огромное семейство людей с израненными душами, где все поддерживают друг друга, чтобы никто не упал, и продолжают свою битву до последнего вздоха.

Размышляя об этом на ходу, Аомамэ вдруг поймала себя на том, что нестерпимо хочет мужчину. Не сбавляя шага, она покачала головой. Какого черта в такие минуты ей постоянно хочется мужика? Может, ее в принципе «заводят» психологические встряски? Или в ее жизни не хватает секса и это естественный зов невостребованных яйцеклеток? А может, у нее генетические отклонения? Ответа она не знала. Но глухое желание кого-нибудь трахнуть поднималось откуда-то из самого чрева.

Как сказала бы Аюми, «чтоб аж искры из глаз». Что будем делать? — спросила себя Аомамэ. Можно, конечно, отправиться в бар и подцепить завалящего мужичонку. До Роппонги отсюда рукой подать. Но сегодня она слишком устала. Да и вид совершенно не боевой — без косметики, в кроссовках да спортивном костюмчике сложно кого-нибудь заарканить. Пойдем-ка домой, ответила себе Аомамэ, откроем вина, уговорим полбутылки и завалимся спать. Так будет лучше всего. И чтоб больше ни мысли о проклятой луне на сегодня.

Мужчина, сидевший напротив Аомамэ в поезде от Хироо до Дзиюгаоки, показался ей весьма привлекательным. Лет за сорок, продолговатое лицо, высокий лоб, плавно переходящий в залысины. Форма черепа что надо. Здоровый цвет лица, франтоватые очки в тонкой черной оправе. Одет элегантно. Легкий хлопчатый пиджак, белая рубашка поло, на коленях — кожаная папка. Коричневые туфли с пряжкой — от Гуччи. Вроде бы служит, но не в квадратной конторе. Скорее, редактор издательства или архитектор небольшой строительной фирмы. А может, дизайнер повседневной одежды, что— нибудь в этом духе. Всю дорогу, не глядя по сторонам, мужчина увлеченно читал какой-то покетбук в «слепой» магазинной обертке^[51].

Если б могла, Аомамэ сейчас пошла бы куда-нибудь с этим мужиком и хорошенько его отымела. Она представила, как одна ее рука крепко сжимает его отвердевший член. Так, чтобы внутри перекрыло ток крови. А другая рука нежно массирует яички…

Аомамэ стиснула руками колени. Ее пальцы то сжимались, то разжимались, плечи заходили вверх-вниз с каждым вдохом и выдохом. Она провела кончиком языка по губам.

Но вагонные динамики объявили станцию Дзиюгаока — пора выходить. Мужчина, так и не узнав, что послужил объектом чьих-то эротических фантазий, уехал куда-то дальше, по уши в своей книге. На женщину, что сидела напротив, ему было совершенно плевать. Если б он знал, с каким трудом она сдержалась, чтоб не вырвать у него эту чертову книгу из рук, когда выходила!

В час ночи Аомамэ заснула в своей постели. Ей приснился эротический сон. Ее грудь во сне была красивой и округлой, как пара грейпфрутов, соски — большими и твердыми. И этой грудью она упиралась в чей-то огромный член. Аомамэ спала нагишом, широко раскинув ноги, ее одежда с бельем валялись на полу у кровати. Она спала и не знала, что в небе за окном сияют две яркие луны. Одна большая и старая как мир, другая — новая, чуть поменьше.

Хозяйка с Цубасой заночевали в одной комнате. Переодетая в новенькую цветастую пижаму, девочка сопит, свернувшись калачиком в своей постели. Хозяйка заснула одетой, откинувшись на спинку стула рядом с кроватью. Ее ноги укутаны мягким пледом. Явно собиралась уйти, когда ребенок уснет, но сама провалилась в сон. Над огромным холмом вокруг приюта царит почти абсолютная тишина. Лишь откуда-то издалека порой доносит вопли клаксонов, сирены «скорой помощи» и рев газующих автомобилей. Овчарка у входа сложила голову на передние лапы и тоже спит. Шторы на окнах дома задернуты, но снаружи облиты призрачным белым сияньем. Тучи наконец разошлись, и обе луны сияют в небе, подчиняя своему притяжению все приливы земных морей.

Малышка Цубаса спит, прижимаясь щекой к подушке, ее рот слегка приоткрыт. Во сне девочка дышит так тихо, что кажется окаменевшей. Лишь по плечикам иногда пробегает дрожь. Длинные волосы, разметавшись, закрывают ее лоб и глаза.

Но вот ее губы распахиваются чуть шире — и оттуда, изо рта, начинают выходить LittlePeople. Один за другим выбираются наружу и бдительно озираются. Проснись в эту минуту хозяйка, она бы тут же их обнаружила. Но хозяйка спит крепким сном и долго еще не проснется. LittlePeople знают это хорошо. Всего их пятеро. Когда они только выходят из девочки, их рост не больше ее мизинца, — но каждый тут же раскладывается, как игрушечный робот-трансформер, и очень быстро вырастает сантиметров до тридцати. Одеты совершенно непримечательно. Их лица бесстрастны. Друг от друга LittlePeople практически неотличимы.

Без единого звука они спускаются с кровати на пол, забираются под кровать и вытаскивают оттуда нечто, напоминающее то ли маленькую рисовую лепешку, то ли большой пельмень. Встают вокруг него, поднимают руки, вонзают пальцы в пространство — и отработанными движениями начинают вытягивать прямо из воздуха белые прозрачные нити. Этими нитями, на вид очень клейкими, они обматывают белое нечто, и лепешка-пельмень растет на глазах. А вместе с ней вырастают и они сами. Вот уже каждый более полуметра. Свой размер LittlePeople регулируют по необходимости.

Они работают час, другой, третий. Стараются изо всех сил, хотя никто не издает ни звука. Труд упорный и слаженный, ни секунды на передышку, пока Цубаса с хозяйкой спят мертвым сном. Сном, крепче которого им засыпать еще не доводилось. Как, впрочем, и всем остальным обитателям этого дома.

И лишь овчарка, несмотря на глубокую спячку, то и дело тревожно поскуливает на траве под окном, пока обе луны, сговорившись, затапливают мир своим тусклым, потусторонним сияньем.