18 августа — середина сентября 1941 года

Форсирование Плюссы открыло путь к Нарве. 18 августа, когда 58-я дивизия подошла к этому городу, бои уже закончились, что позволило нам на следующий день отправиться на восток по главной дороге, ведущей на Кингисепп. Нам предстояло еще целый месяц вести ожесточенные бои с частями Красной Армии, прежде чем мы достигли цели.

Захват территории вокруг Нарвы позволил нам отрезать пути отступления советских войск из республик Прибалтики и обезопасил тылы вермахта для дальнейшего наступления на восток. Приблизившись к Балтийскому побережью, наша дивизия и 1-я дивизия по-прежнему поддерживали левый фланг группы армий «Север». Нашей главной целью был захват Ленинграда, бывшей столицы Российской империи, второго по величине и значимости города Советского Союза.

Несмотря на угрозу флангам немецких частей со стороны русских войск от шоссе Нарва — Кингисепп, наш полк быстро продвинулся вперед и вскоре вышел к линии оборонительных укреплений и минных полей, размещавшихся вдоль старой советско-эстонской границы. При поддержке нашей минометной роты полк после нескольких мощных боев успешно преодолел ее.

За этой линией обороны находился город Кингисепп, расположенный в нескольких десятках миль к востоку от Нарвы. В то время как 154-й пехотный полк с запада вышел к главному шоссе, другие части 58-й дивизии и 1-й дивизии приблизились к нему с южного направления и вступили в бои за город. Когда наш полк подошел к Кингисеппу, то сразу завязал первые уличные бои с частями Красной Армии.

Наша рота установила 75-мм гаубицы в нескольких сотнях метров перед линией фронта, намного ближе, чем обычно. В отличие от более тяжелых 150-мм гаубиц они легко перемещались на короткое расстояние расчетом из пяти человек и эффективно использовались в городских условиях. Однако даже они были довольно громоздки, и поэтому минометчики не могли передвигаться так же быстро, как пехотинцы.

Когда минометчики хорошо видят цель, то помощь корректировщика огня им не нужна. Не имея точного задания, я отправился на передовую по собственной инициативе. Как это часто бывает в разгар боя, я точно не знал, где находятся солдаты моего взвода связи. Двигавшее мною желание разобраться в обстановке заставило меня принять активное участие в бою. Добравшись до нашего минометного расчета на окраине Кингисеппа, я стал наблюдать за тем, как мои товарищи систематически уничтожают опорные пункты противника, находившиеся впереди нас.

Хотя расчетам миномета в таких условиях угрожала серьезная опасность, в подобного рода боевых действиях сильнее всего страдала пехота. Имея относительно ограниченную поддержку минометов, пехотинцы с великим трудом продвигались вперед, атакуемые врагом со всех сторон. 20 августа, когда мы уничтожили последние очаги сопротивления Красной Армии, город пал. Разрушения в нем были очень велики, множество домов превратились в дымящиеся руины.

После трех дней отчаянных контратак советских войск, пытавшихся отбить Кингисепп, 23 августа наша дивизия продолжила наступление. Добравшись до Алексеевки, расположенной в восьми километрах к востоку от Кингисеппа, мы столкнулись с еще более решительным сопротивлением противника. Еще несколько дней части Красной Армии вели тяжелые бои, стараясь помешать нашему продвижению на север. 29 августа мы, наконец, вышли к городку Котлы, расположенному примерно в десяти километрах к северу от Алексеевки. Другим частям нашей дивизии удалось захватить Велькоту, местечко в шести-семи километрах к востоку.

1 сентября мы взяли Копорье, город, находящийся в пятнадцати километрах к востоку-северо-востоку от Велькоты. После нескольких дней ожесточенных боев мы продвинулись еще на 20 километров на восток и оказались в Никольском. После этого наше наступление сопровождалось такими же тяжелыми боями. Теперь на пути у нас возникла лесистая местность. 6 сентября мы вышли из лесов. Новым населенным пунктом, захваченным нами, стали Дятлицы. Это местечко находилось в пятнадцати километрах восточнее Никольского.

Хотя мы снова вышли к главной дороге, упорное сопротивление русских замедляло скорость нашего наступления до четырех-пяти километров в день. Так мы наступали всю следующую неделю. Каждому из трех полков 58-й дивизии была задана отдельная цель. 220-й полк должен был двигаться прямо по главному шоссе на Красное Село. 209-му полку предстояло захватить Дудергоф. Нашему полку — Финское Койрово и Камень. 14 сентября, после установления контроля над этим районом, нашей дивизии предстояло прорываться к Ленинграду, до центральной части которого нас отделяло расстояние в 15 километров.

К этому времени сопротивление Красной Армии немного ослабло, однако противник продолжал обстреливать нас из артиллерийских орудий. Однажды мы увидели пролетевшие у нас над головой снаряды необычайно большого размера, от взрывов которых содрогалась земля. Позднее мы узнали, что обстрел велся с линкора «Красный Октябрь», находившегося в водах Финского залива.

15 сентября, во второй половине дня, наша рота вошла в Урицк, крошечный городок с небольшими деревянными домами. Только когда мы вышли к берегу Финского залива, я понял, где мы оказались. Нас отделяли лишь 10–12 километров от Ленинграда. На горизонте можно было различить вершины заводских труб и крыши высотных зданий. Несмотря на то что во время боев мы не испытывали восторга от близости к этому городу, теперь нас охватило волнение при мысли о том, что с его захватом до полной победы над Россией нас будут отделять считаные дни.

Пока мы шли по улице, протянувшейся вдоль берега залива, на горизонте видели советские корабли, заходящие в бухту и выходящие из нее. Скорее всего, они совершенно не подозревали о нашем присутствии. Что было еще более странно, по улице проехала пустая вагонетка, двигавшаяся из Ленинграда. Позднее нам стало известно, что передовые части нашей дивизии увидели городской трамвай, в котором ехали русские пассажиры, не знавшие о нашем прибытии. Зайдя в него, немецкие солдаты вежливо попросили пассажиров ради их собственной безопасности выйти.

На следующий день во время остановки группа солдат нашей роты осмотрела несколько брошенных красноармейцами артиллерийских орудий, установленных на возвышении, с которого открывался вид на Финский залив. Видя проплывавшие всего в паре миль от нас советские корабли, мы решили наудачу произвести выстрел из длинноствольной пушки диаметром в 10 сантиметров.

Взяв на глазок прицел, мы зарядили снаряд в патронник и осторожно дернули за вытяжной шнур. Снаряд упал в воду, взметнув фонтан брызг возле грузового корабля, но не причинил ему никакого вреда. Мы выстрелили еще пять-шесть раз, так и не попав в цель, однако благодаря представившейся нам возможности приняли участие в войне на море.

Вскоре мы возобновили наступление и оказались на улицах предместий Ленинграда, где миновали несколько кварталов двух-трехэтажных домов, встретив лишь незначительное сопротивление частей Красной Армии.

Все еще продвигаясь по предместьям города, мы получили приказ остановиться и отойти на более безопасные позиции обратно в Урицк. Безоговорочно доверяя верховному командованию, мы пришли к выводу, что для такого приказа, по-видимому, имелись достаточно веские основания. Многие из нас полагали, что остановка — лишь временная мера, позволившая перегруппироваться перед возобновлением скоординированного наступления. Ничто не указывало на то, что от попытки захватить Ленинград одним ударом верховное командование вермахта отказалось.

Через несколько дней нам сообщили, что вместо штурма Гитлер приказал начать осаду города. К этому времени части вермахта окончательно блокировали Ленинград и отрезали его от остальной части Советского Союза, за исключением водного пути через Ладожское озеро. Было ясно, что город непременно сдастся, это лишь вопрос времени.

Наша минометная рота, состоявшая из 300 солдат, потеряла за три месяца войны всего 10–15 человек. В пехотных ротах потери были более высоки — во многих из них из 180 осталось лишь 50–75 человек.

Однако, несмотря на огромные людские потери, наш боевой дух был по-прежнему силен. Мы видели, какой сильный урон понесла Красная Армия, и понимали, что можем оказаться на улицах Ленинграда буквально через несколько дней. Сейчас трудно судить о том, хватало ли Германии войск для захвата города на Неве, однако сама попытка прямого нападения на него оказалась одной из величайших ошибок Гитлера.