Книга: Игра в ошибки



Игра в ошибки

Часть первая. «Паутина спирали»

Глава 1

В этот раз Лиана собиралась долго и основательно. Начался сезон дождей, который она так долго ждала, портативная машинка скучала в углу уже месяц, Лиана бросила на нее мимолетный взгляд – ничего, не долго тебе осталось бездельничать, и повернулась к большой, почти собранной сумке, стоящей на кровати, раздумывая, все ли она взяла, чтобы потом из-за какого-нибудь пустяка не пришлось тащиться обратно в город. Холодильник на даче она набила продуктами заранее, правда, изрядно помотавшись туда-сюда, зато теперь была уверена, что с голода не умрет, недели на три, а то и на месяц, этого должно было хватить. Лиана застегнула сумку, приподняла, прикидывая вес. «Да, тяжеловато, – подумала она. – А еще машинка… Ладно, допру как-нибудь, благо от станции идти не так далеко…»

Она в последний раз оглядела свою комнату: «Выключила, выключила, не забыла», перекинула сумку через плечо, подняла машинку и шагнула к двери.

Может, из-за дождя, а может, потому что уже наступил вечер, людей на вокзале было не много. Лиана несколько минут размышляла, стоит ли брать билет, потом махнула рукой – а, обойдусь – и спустилась в тоннель. Она вышла на перрон и поставила сумку на мокрый асфальт. Дождь чуть накрапывал, словно набираясь сил перед тем, как обрушиться на землю сплошной холодной стеной. Точно по расписанию подошла электричка, Лиана забралась в вагон и удобно устроилась у окна.

«Вот и кончилось лето...», – подумала она, разглядывая через мокрое стекло фасад вокзала. Как всегда во время дождя город был сер и угрюм. Это впечатление усиливали сгустившиеся сумерки, и даже яркие пятна свитеров на людях казались поблекшими. «Следующая остановка, – провещал голос из динамика. – Станция…». Двери закрылись, вагон дернулся и тронулся с места. «Поехали…» – подумала Лиана.

Ей было двадцать лет, она работала репортером в молодежном журнале и писала странные рассказы, которые, впрочем, в их провинциальном городке никто издавать не собирался. Но Лиану это не останавливало. «Лиха беда – начало, – шутила она по этому поводу. – Был бы талант, а все остальное приложится…» Начался сезон дождей, она тут же взяла давно обещанный ей отпуск, собрала вещи и теперь ехала на дачу, чтобы в тишине и покое написать книгу. Она еще не знала, что это будет – серия коротких рассказов или большая повесть, но обрывки фраз уже полгода носились в ее голове, и пришло, наконец, время выплеснуть их на бумагу, чтобы потом спокойно жить до следующего выплеска. Дача была любезно предоставлена ей двоюродным дядей – небольшой двухэтажный домик с камином, ванной, гаражом и телефоном, дядя когда-то работал начальником строительства и, естественно, постарался. Летом, конечно, претендовать на покой и тишину не приходилось – огромное дядино семейство, состоящее из жены и троих детей – Лианиных троюродных братьев, оккупировало дачу, начиная с мая месяца. Зато сейчас, в промозглую осеннюю погоду, – это было идеальным местом, где Лиану никто не должен был потревожить.

За окном мелькали зелено-желтые леса, скошенные луга, плоские, блестящие блюдца озер. Лиана смотрела на серое свинцовое небо – дождь припустил сильнее, и она поежилась, представляя дорогу до дачи под его холодными каплями, достала из кармана джинсов сигареты и вышла в тамбур. Электричка была почти пуста, Лиана задумчиво курила, глядя в окно и покачиваясь в такт движению вагона.

К даче она подошла насквозь промокшая и уставшая: раскисшая дорога вцеплялась в обувь, чавкала под ногами и отпускала ботинки очень неохотно, оставляя на них комья черной липкой грязи. Лиана долго счищала ее о крыльцо, потом открыла дверь, вошла и включила свет. Устало опустила на пол сумку и машинку и вытерла мокрое лицо такой же мокрой рукой.

— Мяу, – пронзительно прозвучало рядом, и ей навстречу выбежал маленький черный котенок.

— Привет, Томас, – улыбнулась Лиана и погладила его по спине. – Подожди, я сейчас разденусь, и покормлю тебя. А потом поговорим, хорошо?

— Мяу, – согласно ответил Томас, пытаясь потереться об ее ноги, и тут же отскочил, недовольно фыркая.

Она прошла в комнату, на ходу стягивая свитер, котенок бежал рядом и пронзительно мяукал.

— Знаю, соскучился со вчерашнего дня, – сказала Лиана и, выйдя на кухню, достала из холодильника сухой корм для кошек. – Иди, поешь, я пока переоденусь.

Она высыпала корм в блюдце, котенок заурчал и принялся за еду, громко хрустя. Она снова прошлась по комнате, взяла из сумки шорты и майку и открыла дверь в ванную.

— Я быстро, не скучай, – крикнула она и включила воду.

Через час, поджав ноги, она сидела на диване с книжкой в руке, на коленях блаженно урчал свернувшийся в клубок котенок, горел неярким желтым светом торшер, в чашке на журнальном столике дымился только что сваренный кофе. Машинка стояла в комнате на втором этаже, которую Лиана, с ходу окрестила кабинетом, и ждала своего часа.

— Хорошо, – потянулась Лиана, допила кофе и встала, прижимая к себе кота. – Пойдем спать? Выспимся, и завтра – работать.

Она поднялась по лестнице наверх и открыла дверь в спальню. Разделась, забралась в кровать, устроившись поудобнее, протянула руку и щелкнула выключателем. «Как тут тихо…» – в который раз поразилась она и тут же провалилась в сон.


«…Алиса проснулась поздно, как просыпалась обычно, зная, что ее никто не ждет, а посему – некуда и торопиться. Во рту было сухо от вчерашней водки, она протянула руку, залпом выпила стакан воды и закурила. Немного тошнило, но, в целом, состояние было ничего. Она выпустила дым, глядя в потолок, и улыбнулась. Что там вчера сказала Лизка? Займись им? Да, это становится интересным. Где ж его только теперь искать…

Сколько она помнила Лизку, у той всегда были проблемы с мужчинами: она была из тех женщин, которых бросают первыми, и которые потом долго не могут с этим смириться – достают и себя и окружающих, а более всего тех, кто их бросил. Вчера на кухне они пили водку, и Лизка плакалась ей в жилетку о разрыве с очередным своим кавалером. Ей было действительно плохо – такие люди убеждены, что на этом их жизнь и кончается, а переубедить их нет никакой возможности. Алиса и не пыталась этого сделать. Просто слушала, изредка вставляя нужные слова утешения. Она была молода, красива, имела мужа и собственную квартиру, и потому от бед Лизки была довольно далека. Сочувствовала, конечно, но про себя знала, что сама в такую историю не попадет – слишком была уверена в себе. Лизка, в свою очередь, была в курсе, что мужа Алиса не любит, но уходить никуда не собирается – так, погуливает втихую на стороне, чтобы все было шито-крыто, никто ничего бы не знал, и получалось, что и овцы целы и волки сыты. Цинизма в ней было хоть отбавляй, видно поэтому, после третьей рюмки Лизка ей и заявила: а займись Михайловым, все равно тебе делать нечего. На что она резонно возразила, что для того, чтобы заняться человеком, нужно с ним где-то видеться, не искать же его по всему городу, не бегать же… Она видела Михайлова пару раз, была даже с ним шапочно знакома: привет, привет, не больше. Поэтому Лизкино предложение вызвало у нее улыбку, она даже не спросила Лизку, зачем ей это нужно. Михайлов, в кругу друзей Михалыч, был вольным музыкантом, нигде не работал и, как она была наслышана от той же Лизки, собирал новую группу взамен только что рассыпавшейся, уведя с собой своего лучшего друга-гитариста.

Алиса потушила окурок и, сладко потянувшись, поднялась с кровати. Лизка с утра ускакала в институт, сегодня ночевать не придет, следовательно, нужно будет напрячься и найти кого-нибудь себе в компанию. Алиса далека была в тот момент от всяких криминальных мыслей, просто квартира была новой, и она банально боялась оставаться в ней ночью одна. Она вообще не любила квартиры новых планировок, они казались ей совсем мертвыми в отличие от старых, где, по ее мнению, всегда присутствовала душа.

В пять часов вечера сгустились сумерки. И даже снег, лежавший сплошным ковром, не мог удерживать больше свет. Алиса вышла из подъезда, решая на ходу, куда можно поехать и кого к себе пригласить. В метро спускаться не хотелось. Подошел автобус, на котором она никогда в жизни не ездила, но надо же когда-нибудь начинать, – усмехнулась она про себя и зашла в салон. У окна было тепло, в городе уже горели фонари, почти не разгоняя серые тяжелые сумерки конца зимы. Алиса вышла на остановке в центре, огляделась и улыбнулась: прямо перед ней в черной куртке и коричневой меховой шапке стоял Михалыч. «Судьба, – подумала она. – Если он сейчас сядет в первый же подошедший автобус, тогда точно судьба». Она стояла и ждала. Он был не один, видимо, с другом-гитаристом, о котором она уже слышала от Лизки. Они не видели ее: час пик, забитая людьми остановка. Подошел автобус, она не торопилась, увидев, что они двинулись к дверям, еще раз улыбнулась: судьба, и вошла в ту же дверь. Подошла и поздоровалась первой. Михалыч улыбнулся светло, как будто встретил давнего друга.

— Ну, как дела? – спросила она.

— Помаленьку, – откликнулся он. – Вот с базы поперли, собираем аппаратуру, будем новую искать.

— Обидно, – посочувствовала она.

— Ничего, – отмахнулся он. – Не в первый раз.

Его друг молчал, возвышаясь над ней плечистой громадой, и Алисе показалось, что он не одобряет ни единого сказанного ими слова. Она поежилась, потом одернула себя, в конце концов, не с ним же она разговаривает, и сказала Михалычу:

— Надо бы как-нибудь собраться, пивка попить…

— Надо, – отозвался он. – Может, соберемся как-нибудь…

«Ну, это не ответ, – подумала Алиса. – Как-нибудь означает никогда».

— Давай сегодня, – взяла она быка за рога. – Ты не занят? А то у меня муж уехал, скучно…

— Давай, – легко согласился он и снова улыбнулся.

Алиса, которая все это время решала, что же нашла в нем Лизка, наконец, поняла: улыбка… Он улыбался удивительно светло и обаятельно.

— Я буду дома после девяти, – сказала она. – Запиши телефон и адрес, позвонишь в девять, потом подъедешь.

Он записал все это на какой-то обрывок и кивнул:

— Договорились.

— Только обязательно позвони, – улыбнувшись, погрозила она.

— Конечно, – снова кивнул он и поднялся. – Мы выходим, до вечера.

— Пока, – махнула она рукой, глядя им вслед и все так же ощущая недовольство, сквозящее даже от спины его друга. «Вот вампир, – подумала она. – Что я ему плохого сделала?» Подумала и забыла. Автобус тронулся.


Михалыч бегал по ДК, в подвале которого они репетировали, в поисках канистры. Его лучший друг Ким, присутствовавший в автобусе во время только что произошедшей встречи, ходил за ним тенью и упрямо повторял:

— На черта тебе это надо? У нее же муж, сам слышал. Вляпаешься опять куда-нибудь, вытаскивай тебя потом. И вообще, пить надо бросать, сколько можно уже, с самого Нового года, не прекращая… Не езди, поехали лучше вместе домой, сейчас заберем инструменты и домой. Поиграем, порепетируем. На черта ты потащишься на другой конец города, холодно же…

— Имею полный моральный облик, – отшучивался Михалыч, привыкший к такого рода наставлениям.

Они с Кимом знали друг друга давно, очень давно стали вместе играть и являли собой две половинки одного яблока, когда все, чего не хватает у одного, в избытке имеется у второго, и наоборот. Михалыч был человек ветреный, в чем-то легкомысленный, писал хорошие песни, больше чем нужно пил, чем, впрочем, отличается большинство музыкантов, брал взаймы деньги и отдавал их крайне редко, но никогда ничего не жалел и мог снять с себя последнюю рубаху, что часто и делал. Ким же всегда был человеком обстоятельным, который десять раз подумает, потом сделает, у него все всегда лежало на своих местах, он постоянно вытаскивал Михалыча, спасая его от совсем уж крутых запоев, был замечательным гитаристом и в музыке понимал друга с полуслова. Сейчас он был далеко не в восторге от того, куда Михалыч собирается, потому, стоило им войти в очередную комнату, он с порога заявил Толику, не дав Михалычу и рта раскрыть:

— Канистру ему не давай!

— Да ты что?! – опешил Михалыч. – Я что, маленький ребенок? – и повернулся к Толику. – Не слушай его. У него сегодня не все дома. Дай канистру.

— Возьми, – пожал плечами Толик, не выпуская из рук гитару. – Вон она, под столом.

— Спасибо, – обрадовался Михалыч и вытащил из-под стола канистру. Хлопнул Кима по плечу. – Не гасись, все будет хорошо! А домой вместе завтра поедем. Завтра и поиграем. Я в стекляшку за пивом. Пойдешь?

— Нужен ты мне, – буркнул Ким, не понимая, почему он так отчаянно не хочет, чтобы Михалыч ехал к этой девчонке. Он и видел-то ее в первый раз. – Тебе надо, ты и иди.

— Лицо попроще сделай, – улыбнулся Михалыч и скрылся за дверью.


Алиса прогулялась по парку, посидела в небольшой кафешке, вышла на улицу и поняла, что не рассчитала время и к девяти домой никак не успевает. «Обидно», – подумала она про себя, мысленно подгоняя автобус, который явно не торопился, чтобы быстрее добраться до метро.

Она почти вбежала в подъезд, поднялась по лестнице на четвертый этаж и увидела, что возле дверей никого нет. Бросила взгляд на часы: десять минут десятого, вздохнула и открыла дверь. Зашла, разделась, включила в комнате свет и с тоской огляделась по сторонам. «Ну, и черт с ним», – решила про себя, включила печатную машинку и села перепечатывать свои последние тексты.. Через десять минут зазвонил телефон.

— Привет, – сказала трубка голосом Михалыча.

Алиса улыбнулась:

-Ты извини, я опоздала.

— Ничего, – утешил он. – Я у друга, всего лишь в двух остановках от тебя, с целой канистрой пива.

— Ну, так подъезжай, – еще раз улыбнулась Алиса и объяснила, как лучше дойти.

— Сейчас буду, – сказал Михалыч, и в трубке побежали короткие гудки.

Алиса огляделась по сторонам: вроде все чисто, прилично, и с нетерпением стала ждать.

Он появился минут через пятнадцать, разделся, огляделся:

— Хорошая квартирка.

— Ага, – кивнула Алиса. – Пойдем на кухню. Я больше кухни люблю. Там уютнее.

— Я тоже, – отозвался Михалыч и пошел за ней.

Он уселся на табуретку, достал из сумки канистру. Алиса поставила стаканы, чувствуя себя неловко, как это бывает, когда остаешься вдвоем с малознакомым человеком и мучительно ищешь тему для разговора.

— Может, в банку перелить? – спросил Михалыч.– А то из канистры в стаканы – весь стол зальем.

— Давай, – согласилась она и вытащила из шкафа хрустальный кувшин. Они перелили часть пива и разлили по стаканам.

— Ну, за знакомство, – улыбнулся Михалыч и выпил.

Пива было много, пиво не кончалось, от первой неловкости не осталось и следа. Каждый из них рассказывал что-то о себе, вспоминая самые интересные моменты своей жизни. Михалыч сел на пол, возле ее ног, взял в руки гитару, сообщив: «Мне так удобно, я так люблю».

Он играл свои песни, Алиса внимательно слушала. Ей было интересно и ново. Человек был явно талантлив, кроме того, она сразу заметила, что очень ему нравится, и было вдвойне приятней. Потом она читала свои стихи, на этот раз слушал Михалыч и очень хвалил. За окном уже давно царила ночь, но было так здорово сидеть вдвоем, пить пиво, курить и болтать. Алисе давно не было так хорошо, она про себя благодарила Лизку за подкинутую идею, одновременно с этим решая проблему, как бы потактичнее сказать ему, что спать он будет не с ней, а в соседней комнате. Так ничего и не придумав, она, в конце концов, махнула рукой, как получится, так и будет, и попросила Михалыча спеть еще, что он с удовольствием и выполнил.

Позднее утро застало их все еще сидящими на кухне. Они так и не успели наговориться…»




Глава 2

Лиана отодвинула машинку, потянулась и протерла уставшие глаза. Закурила сигарету и, медленно затягиваясь, просмотрела написанные страницы. Котенок лежал на столе и, не отрываясь, глядел на нее большими желтыми глазами.

— Хорошо, – сама себе сказала она и отложила листы в сторону. – На сегодня все.

Она встала из-за стола и подошла к окну. На улице по-прежнему моросил дождь, в небе не было видно ни одного просвета.

— Я пойду прогуляюсь, – сказала она коту. – А ты остаешься за хозяина, так что веди себя прилично.

Она надела джинсы и свитер, спустилась вниз по лестнице, сняла с вешалки в коридоре огромный черный прозрачный плащ и, накинув его на плечи, вышла за дверь.

Недалеко от дачи текла река, именно к ней она и отправилась. Лиана долго стояла на берегу, всматриваясь в зеленоватую воду, словно пытаясь в ней что-то разглядеть. Ветер трепал полы ее плаща, забавляясь как назойливый ребенок, кидал ей в лицо пригоршни холодных дождевых капель, она смеялась и отмахивалась, стирая капли с лица, улыбалась – не выгонишь, не выгонишь, потом подошла к самой воде и коснулась ее руками. Вода показалась ей на удивление теплой. «Странно», – подумала она и вдруг заметила плывущего прямо на нее человека.

Человек выбрался из воды и направился к ней. Лиана растерянно огляделась и только тут заметила лежащую на берегу одежду. Человек принялся быстро одеваться, Лиана, глядя на него, поежилась и спросила:

— Холодно?

— Да нет, я привык, – быстро отозвался он, словно ожидал вопроса.

— Вы всегда купаетесь в такую погоду? – снова спросила Лиана.

Человек натянул свитер, пригладил мокрые волосы и повернулся к ней:

— Нет, только сегодня. Очень уж захотелось с вами познакомиться.

«Что?» – не поняла Лиана, но решила благоразумно промолчать.

— Разрешите представиться, – сказал он и подошел почти вплотную. – Ивар.

Лиана увидела очень красивые, словно выточенные черты лица, огромные зеленые глаза смотрели на нее внимательно и нежно, ожидая ответа.

— Лиана, – против воли сказала она, досадуя на себя, потому что никаких знакомств заводить не собиралась, чтобы не помешать так хорошо начавшейся работе. – Извините, но мне, пожалуй, пора.

— Я помешал вам? – спросил Ивар. – Вы же не собирались уходить?

Лиана поразилась его наблюдательности:

— Откуда вы знаете?

— Вы стояли как человек, который никуда не торопится, и, могу поклясться, шептали ветру: «Не выгонишь, не выгонишь».

Лиана вздрогнула:

— Откуда вы?.. Вы не могли этого слышать…

— Нет, конечно, – улыбнулся Ивар. – Я просто догадался. Я прав? Не нужно из-за меня менять свои планы. Я побуду чуть-чуть с вами, не стану мешать.

Он опустился и сел на мокрые камни.

— Садитесь рядом, – предложил он. – Вы в плаще, вам ничего не страшно.

Лиана пожала плечами и села рядом.

Некоторое время они молчали, глядя на реку.

— Я – ваш новый сосед, – прервал молчание Ивар.

— Здесь хорошо летом, – сказала Лиана, чтобы не показаться невежливой и не обидеть его своим молчанием. – В сезон дождей здесь почти никого не бывает.

— Сезон дождей? – переспросил он. – Хорошее название для этой погоды и будущей книги. Вы поэтому и удрали сюда?

— Откуда вы знаете про книгу? – снова вздрогнула Лиана. – Кто вы?

— На самом деле я знаю несравненно больше, – улыбнулся Ивар. – Вы даже не представляете себе, как наблюдательны могут быть люди.

— А, – облегченно выдохнула Лиана. – Вы видели меня вчера с сумкой и машинкой.

— Я даже ехал с вами в одном вагоне, – рассмеялся Ивар. – Но вы не соизволили меня заметить. И пока я размышлял, как бы поделикатнее предложить вам свою помощь в качестве носильщика, вы уже успели достаточно далеко убежать. Мне не оставалось ничего другого, как предположить, что рано или поздно вы выйдете из-за письменного стола и пойдете прогуляться на речку. Я стоял на берегу, потом, как это только что сделали вы, потрогал рукой воду, она показалась мне достаточно теплой или недостаточно холодной, и я решил проверить это на деле. А потом появились вы и в своем черном плаще были похожи на молоденькую очаровательную рыжую ведьму, которая вышла на прогулку, собираясь заморозить реку. Я испугался, что вы это проделаете прямо сейчас, и тогда мне придется остаться в толще льда до следующего лета.

Лиана рассмеялась:

— Да вы – поэт!

— Не только, – серьезно возразил Ивар. – Я художник и музыкант. Послушайте, у меня к вам предложение. Предлагаю перейти на ты, а потом, если вы не против, пойти ко мне в гости выпить чашечку кофе, чтобы согреться. Я, пожалуй, все-таки немного замерз, а вы ведь все равно не собираетесь сегодня больше работать. Посмотрите мои картины, и, знаете, мне почему-то очень хочется подарить вам какую-нибудь из них.

Лиана несколько минут размышляла, потом подумала, а почему бы и нет: Ивар был ей интересен, а в городе не так уж много интересных людей, чтобы с ним можно было просто так расстаться.

— Хорошо, – поднялась она. – Переходим на ты и идем пить кофе.

Ивар улыбнулся, словно и не ожидал другого ответа, и поднялся тоже.

— Далеко идти? – спросила Лиана, когда они медленно выбрались с берега и зашагали по раскисшей дороге.

— Не очень, – отозвался Ивар. – Мы с вами почти соседи.

— С тобой, – улыбнувшись, поправила Лиана. – Мы же решили на ты.

— С тобой, – улыбнулся Ивар. – Мы с тобой почти соседи.

Дождь пошел сильнее, и они невольно ускорили шаг, чтобы быстрей оказаться в спасительном тепле и спрятаться от сырости. Лиана поскользнулась и чуть не упала, Ивар бережно поддержал ее и не убрал руку.

— Мне так неудобно, – сказала Лиана. – Давай лучше я.

И взяла его под руку.

Дом Ивара стоял через три участка от дома Лианы.

— Да у тебя тут целый особняк! – воскликнула Лиана, разглядывая двухэтажную громаду со стеклянной мансардой вместо третьего этажа.

— Знакомый пожить разрешил, – просто отозвался Ивар. – Он все равно большую часть времени по заграницам мотается. Буду жить здесь все время, пока не выгонит.

— Все время? – переспросила Лиана. – Зимой тебе не будет здесь одиноко? Отсюда даже бездомные собаки на зиму исчезают куда-то, а уж про дачников и говорить нечего.

— Поживем – увидим, – пожал плечами Ивар и открыл дверь. – Прошу.

Лиана повесила плащ, глянула на себя в большое зеркало, откинула с лица волосы и шагнула вслед за Иваром в комнату.

— Садись, – предложил Ивар, указывая на кресла, стоящие перед камином. Лиана увидела сухие полешки, аккуратно сложенные в углу. – Я сейчас разожгу камин и сварю кофе. Садись, грейся.

Лиана огляделась по сторонам. Комната была похожа на аквариум, или, скорее, напоминала дно реки. Выдержанная в зелено-голубых тонах; стены и потолок задрапированы мягкой блестящей зеленоватой тканью с разводами зеленых полос разного оттенка, то свисавшей мягкими складками до самого пола, то прижимавшейся к стене, напоминая легкую рябь на спокойной воде; кое-где разными по величине кусками висели плетеные сети, в них сверкали маленькие блестящие зеленые шарики и такие же маленькие рыбки; крупновязанные шторы на окнах напоминали рыбью чешую, и свет, проходящий сквозь них, падал причудливой мозаикой на желто-коричневый ковер, покрывающий пол, усиливая впечатление речного дна. Ивар включил светильник, и по стенам поплыли, чуть колеблясь, маленькие и большие тени рыб. Зеленая ткань искрилась и переливалась при малейшем попадании света.

— Здорово... – протянула Лиана и закурила. – Все это уже было здесь?

Ивар поставил на журнальный столик две чашечки дымящегося кофе и опустился в кресло перед горящим камином.

— Хозяин этой дачи – большой оригинал. Из тех, кому деньги девать некуда, – сказал он и достал сигарету. – Кстати, эту комнату он делал по моим эскизам.

— По твоим? – удивилась Лиана. – Ну, тогда я снимаю шляпу.

Она подняла руку, сняла с головы несуществующую шляпу и церемонно поклонилась.

— Ваше восхищение принято, сударыня, – расхохотался Ивар. – Иди кофе пить.

— Иду, – сказала Лиана и опустилась во второе кресло, вытянула ноги к камину. – Хорошо…

— Слушай, – сказал Ивар. – Я не знаю, будет ли это удобно, но не хочешь ли ты составить мне компанию и выпить за новоселье? Я со вчерашнего дня собираюсь, но одному как-то… сама понимаешь…

— Смотря что выпить, – отозвалась Лиана.

— Вина, – поднялся Ивар. – Конечно же, вина. Какое ты любишь? Есть белое и красное, сухое и крепленое.

— Красное сухое, – не задумываясь, ответила Лиана и поднялась тоже. – Тебе помочь?

— Вообще-то я, как радушный хозяин, обычно делаю все сам, но чтобы не оставлять тебя в одиночестве, так и быть, пойдем, изменю на этот раз своим правилам и загружу тебя работой, позволив тебе порезать сыр. Надеюсь, ты умеешь?

— Меня учили этому в лучших ресторанах Парижа, – поддержала его Лиана. – О, это очень тонкая работа, не каждому дано научиться, людей выгоняли после трех месяцев обучения, потому что за это время они так и не научились правильно держать нож, что, согласись, является самым главным в науке разрезания сыра.

Она быстро порезала сыр, Ивар достал из холодильника шоколад и две бутылки вина – красного и белого.

— Я, в отличие от тебя, предпочитаю белое, – ответил он на вопросительный взгляд Лианы.

В камине трещали дрова, по зеленым стенам танцевали красно-желтые отблески и тени, в высоких бокалах искрилось вино. «Сказка какая-то», – подумала Лиана и подняла бокал.

— За наше новоселье, – сказал Ивар со странной интонацией в голосе: не то грусти, не то тоски. Зазвенело, встретившись, стекло, Лиана улыбнулась и глотнула холодного вина.

— Знаешь, – сказала она. – У меня почему-то такое ощущение, что я знаю тебя давно.

— Конечно, – неожиданно отозвался Ивар. – Так оно и есть. Ты даже не представляешь, насколько давно.

— Что? – не поняла Лиана.

— Все люди знают друг друга очень давно, – сказал Ивар, но она была уверена, что это вовсе не то, что он мог бы сказать, если бы захотел. – Мы – это мир. Земля так давно знает дождь, что каждый новый кажется ей старым и хорошо знакомым; деревья знают траву, растущую под ними, каждую весну она новая, но такая же знакомая, как и та, что была прошлым летом и умерла этой зимой. Снег знает эту землю и эти деревья, несмотря на то, что некоторые родились в то время, когда его не было. Но они ему знакомы, потому что подобны тем, кого он укутывал, спасая от мороза и ветра… С людьми происходит то же самое. Все слишком банально, и столько раз повторялось, чтобы быть новым.

— Покажи мне свои картины, – попросила Лиана.

— Пойдем, – поднялся Ивар. – Здесь, правда, жалкая их часть, остальное безвозвратно утеряно, раздарено, продано, висит на кухнях каких-нибудь жлобов с золотыми цепочками толщиной в палец. Ничего не поделаешь, есть-то что-то надо.

Они поднялись по лестнице в мансарду. Там, в отличие от комнаты, царил страшный беспорядок.

— Муки творчества, – улыбнулся Ивар и обвел рукой вокруг. – Смотри.

Лиана переходила от одной картины к другой, их было действительно не так уж много, все они выполнены были в одной манере, и Лиана поняла, что художник, по большому счету, использует только две краски: белила и синюю. Со всех картин сочилась грустная и нежная тоска, тоской были пропитаны глаза людей, тусклый свет голубой падающей лампы, крылья причудливых взлетающих птиц. В самом углу висела единственная картина, выполненная зеленым. Лиана подошла поближе и замерла. Это был портрет девушки с огромными, серьезно смотрящими глазами, без улыбки, с длинными прямыми волосами, чуть угадывался бледный, едва намеченный рот, что придавало лицу выражение безграничной тоски. А вокруг лица была трава. Трава и только что распустившиеся листья.

Лиана резко повернулась к Ивару:

— Эта девушка очень похожа на меня…

Ивар долго, пристально смотрел на нее, потом негромко произнес:

— Я назвал ее Алисой.

И Лиана вздрогнула, потому что еще до того, как он его произнес, она уже знала это имя.


«…почему он решил ее с ним познакомить. Алиса очень волновалась, Михалыч слишком много рассказывал ей об этом человеке, говорил о том, как он им дорожит, и поскольку уже неделю не появлялся на репетициях, а тут еще рука, пока не подживут порезы – нечего и думать взять в руки гитару, волновался тоже. Алиса снова проверила холодильник, потом прошла в комнату и села рядом с Михалычем у телевизора.

— Они точно придут? – в который раз спросила она.

— Обещали – значит, должны быть, – убежденно ответил Михалыч.

— Я боюсь, – сказала она. – Сам подумай, ну кто я тебе такая? У меня – муж, в общем, положеньице, надо сказать, то еще.

— Я тебя люблю, – просто сказал он и положил свою ладонь на ее руку. – Ничего не бойся. Ким поймет.

— Да, – с сомнением произнесла она. – А про руку что ты ему говорить будешь?

— С рукой уже хуже, – согласился Михалыч. – Ладно, выкручусь как-нибудь, не в первый раз. Давай перевяжем, опять повязка сползла.

Алиса осторожно размотала бинт на его левой руке. В некоторых местах он прилип, и пришлось мочить и отдирать. Михалыч морщился, но молчал. Показалась рука, исполосованная куском зеркала. «АЛИСА» – кричали красные кровавые буквы.

— Дурак, – в который раз сказала она.

— Дурак, – согласился Михалыч. – Пить надо меньше.

Алиса забинтовала руку, стараясь прижимать бинт не слишком плотно.

— Все, – произнесла она.

Михалыч наклонился и поцеловал ее ладонь:

— Выходи за меня замуж.

Алиса грустно улыбнулась и покачала головой:

— Мы же договорились…

Раздался звонок. Алиса вздрогнула, и что-то внутри нее словно оборвалось. Она отчаянно трусила. Михалыч открыл дверь, и вошел Ким со своей девушкой. На его лице была написана мрачная решимость.

— Привет, Кимыч, – сказал Михалыч и повернулся к Алисе. – Знакомьтесь, это – мой лучший друг и самый замечательный во всем городе гитарист, он немного диковат, но это пройдет, пугаться не стоит.

— Иди ты, – смущенно отозвался Ким. – Дай спокойно раздеться.

— Это – Нина, – между тем продолжал Михалыч, потом приобнял Алису. – А это – моя любимая девушка Алиса.

— Вешайте в шкаф, – сказала Алиса, выбираясь из-под его руки, и открыла дверцу. – Сюда.

Гости разделись и прошли в комнату.

— Что у тебя с рукой? – мрачно спросил Ким, заметив торчащий из-под рубахи бинт.

— Да так, – отмахнулся Михалыч. – Шальная пуля.

— Дурак, – констатировал Ким и еще больше помрачнел.

— Я ему говорила об этом, – сказала Алиса.

— Да брось ты, Кимыч, все нормально, – примирительно произнес Михалыч, явно чувствуя себя не в своей тарелке. – Пошли на кухню.

Ким молча направился за ним следом, Алиса ощущала сильный внутренний дискомфорт, потому что являлась прямой причиной порезов на руке Михалыча, и, следовательно, мрачного состояния его друга.

В кухне все уселись за стол, Алиса достала нехитрую закуску, вытащила из холодильника бутылку водки.

— Мы принесли, – остановила ее Нина и достала из сумки еще одну.

— Водки много не бывает, – улыбнулся Михалыч и бросил тревожный взгляд на Кима, который мрачно курил, сидя в углу. «Он занял мое место», – невпопад подумала Алиса, доставая рюмки. В кухне повисло напряженное молчание.

— Ну, что, выпьем? – неестественно весело предложил Михалыч, справедливо полагая, что водка в таких случаях – лучшее лекарство.

— Я с тобой вообще разговаривать не хочу, – сказал Ким.

— Да перестань ты, ну сколько можно бычить, – снова отмахнулся Михалыч. – Все же в порядке. Ну, перебрал я немного, с кем не бывает!

— А если бы… – начал было Ким, но махнул рукой. – Да что с тобой говорить!

— Хватит вам уже, – вмешалась Нина. – Потом будете отношения выяснять.

— Точно, – подхватил Михалыч. – Берите рюмки.

После третьего тоста Ким расслабился и перестал мрачнеть. За столом сразу стало легче дышать, внутри Алисы ослабло напряжение, в котором она пребывала весь сегодняшний день, и она смогла спокойно рассмотреть пару, находящуюся у нее в гостях.

Ким был так же высок, как и Михалыч, но более плотен и крепок. Светлые прямые волосы опускались на плечи, небольшие голубые глаза казались защитным экраном, сквозь который невозможно было разглядеть хоть что-нибудь. Крупный нос, тонкая верхняя губа и достаточно толстая нижняя придавали его лицу выражение вечного недовольства. В целом лицо выглядело абсолютно бесстрастным, было заметно, что обладатель его очень лихо наловчился прятать от окружающих свои мысли и эмоции.

Нина была ростом с Алису («Стандартный женский рост, рост Венеры», – любила шутить та). Обесцвеченные волосы, невыразительное лицо, поражающее в первую очередь неправильностью черт. Слишком маленькие, глубоко посаженные глаза, большой, немного искривленный нос, тонкие губы и достаточно волевой подбородок. «Да, не красавица…» – сочувствующе подумала Алиса, отметив про себя, что фигура, в отличие от лица, у Нины безупречна.



Разговор за столом стал более непринужденным, сказывалось количество выпитой водки, потом Михалыч взял в руки гитару. Ким и Нина подпевали, они знали слова всех песен, как люди, которые давно и хорошо знакомы, Алиса слушала и смотрела, ей было немного завидно: это был свой мир, в который она только что попала, и который ей ужасно нравился.

Открыли вторую бутылку. Гитару взял Ким. Всю компанию охватило безудержное веселье, Михалыч подстукивал на столе, потом взялся за вилки, Алиса с Ниной смеялись, от первого напряжения не осталось и следа. Когда Ким улыбался, глаза его становились светлее, и бесстрастная маска на несколько секунд исчезала, прячась где-то в уголках губ. В нем угадывалась сила, и Алиса, которую всегда притягивали сильные люди, продолжала исподволь наблюдать за ним. Она слишком хорошо разбиралась в людях, чтобы не суметь объяснить себе несколько долгих пристальных взглядов, брошенных на нее Кимом, в те мгновения, когда ему казалось, что на него никто не смотрит. «Зацепила», – подумала она, и все выпили еще по одной.

Михалыч слишком давно и хорошо знал своего друга, чтобы тоже все понять. Он усмехнулся про себя и закурил. Часа в четыре ночи в стенку застучали соседи; компания расхохоталась, но чуть приглушила голоса, правда, на очень короткое время.

Часам к шести, наконец, решили, что не худо бы и поспать, и, пожелав друг другу всяческих благ, разошлись по разным комнатам. Михалыч поставил пластинку, обнял Алису, и все одновременно провалились в сон.

Утром проводили гостей, Михалыч клятвенно обещал появиться сегодня на репетиции и водку больше не пить.

— Буду меньше, – покаянно пошутил он, и Ким поднял огромный кулак – я тебе покажу меньше!

Алиса дала Нине свой телефон – звони, когда захочешь – и закрыла дверь.


Они смотрели телевизор, но мысли Алисы были очень далеко. «А почему бы и нет, в конце концов?» – подумала она и повернулась к Михалычу:

— Возьми меня на репетицию. Очень хочется.

— Поехали, – легко согласился Михалыч.

Алиса зашла в подвал, увидела Кима, и внутри нее что-то оборвалось. Какая-то волна накатила снизу и заставила все тело затрястись мелкой дрожью. Она разделась, опустилась на стул, так, чтобы ей было видно всех, закурила сигарету и стала молча смотреть. Михалыч сыграл новую песню, и они принялись разбирать ее, но репетиция не получалась, Ким нервничал и срывал зло на Михалыче, изредка бросая взгляды на сидящую в углу Алису, явно не понимая, что же с ним такое происходит. Михалыч взрывался и матерился, так же моментально остывал и пробовал снова по-хорошему, но ничего не получалось, слишком напряженной была атмосфера в подвале. Басист ничего не понимал, в паузах беззвучно касался струн и улыбался, Алиса много курила и не собиралась никуда уходить.

— Все, надоело! – поставил, наконец, точку Михалыч, издерганный и злой, как черт. – Завтра к шести. Все свободны.

Он молча оделся, помог одеться Алисе и, не прощаясь, вышел за дверь.

По улице несколько минут они шли молча, потом Михалыч сказал:

— На репетициях ты больше не появишься. Я хочу, чтобы человек работал, а не херней маялся.

Алиса в душе очень возмутилась: ей никогда никто ничего не запрещал, тем более таким приказным тоном.

— Я-то здесь при чем? – спросила она возмущенно, только для того, чтобы услышать подтверждение тому, что знала и сама.

— Слушай, не считай меня за идиота! Думаешь, я не видел, как вы друг на друга смотрели?! – взорвался Михалыч.

— Я на всех смотрела, – пожала плечами Алиса – Интересно же…

— Ладно. Не вешай мне лапшу на уши, – отмахнулся Михалыч и замолчал.

До дома они ехали молча. Молча поднялись по лестнице и вошли в квартиру.

— Знаешь, – сказала Алиса, которой быстро надоело это молчание: веселое приключение, которое она себе устроила, становилось скучным и нудным. – Мне твой Ким никуда не упирается, понял? Мы, по-моему, говорили с тобой на эту тему. Я – не твоя собственность и никогда ей не буду. Можешь катиться со своим Кимом на все четыре стороны.

— Прости, – неожиданно услышала она. Михалыч подошел сзади и обнял ее за плечи. – Я сегодня понял, как сильно люблю тебя. Но для тебя это – веселая игра, которая рано или поздно закончится, а я буду все больше и больше привязываться к тебе, привыкать, и когда ты уйдешь, мне будет очень плохо… Поэтому, прости, я завтра уйду, и очень тебя прошу, не появляйся пока, не звони, мне надо как-то продержаться хотя бы первые дни…

«Жаль», – подумала Алиса, понимая, что он говорит правду и принял единственно верное решение, но ей, почему-то, было жаль, что все как-то очень быстро закончилось.

В эту ночь они почти не спали, любили друг друга и разговаривали, много курили, и наутро в комнате висело облако сизого дыма. Он поцеловал ее на прощанье и кубарем скатился с лестницы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не оглянуться и не вернуться. Алиса закрыла дверь и ощутила внутри себя огромную ноющую пустоту. «Вот и все, – повторила она про себя. – Вот и все… А впрочем, как знать…»

Ее хватило ровно на три дня. На четвертый она собралась и поехала к Михалычу домой. За дверью слышались возбужденные голоса, Алиса осторожно позвонила. Дверь открыл он сам. Рассеянно глянул на нее:

— А, привет, проходи.

В его комнате царил страшный бардак, он отшвырнул ногой какие-тряпки, валяющиеся на полу, и закрыл дверь.

— Из дома ухожу. Видишь, вещи собираю.

— Куда? – спросила она, вглядываясь в его лицо, по которому, как это ни странно, жутко соскучилась. Он немного осунулся и побледнел.

— Пока в подвале на базе поживу, а там видно будет, достало дома. Невозможно тут находиться. Зачем ты пришла? Я же просил…

— Поехали ко мне, – предложила Алиса и тихо добавила. – Я не выдержала больше… Мужа все равно до сих пор нет…

— Не могу, – мотнул головой Михалыч. – Сегодня у басиста день рождения, мне к нему к пяти.

— Возьми меня с собой, – попросила она.

— Нет, – твердо сказал он.

— Почему? – удивилась Алиса.

— Потому, – мрачно ответил он, явно не желая ей ничего объяснять, и рассказывать, как день назад напился и устроил скандал Киму, обвинив его во всех смертных грехах. Тот сначала опешил – да ты что, из-за бабы, причем замужней, мы с тобой еще не ругались – потом понял, что это серьезно, и хватило ума оправдаться и воззвать к многолетней дружбе – ты что, первый год меня знаешь, сколько мы с тобой дерьма вместе съели, чтобы сейчас из-за этого ругаться. Сошлись на том, что все бабы – стервы, за что и распили бутылку портвейна.

— И все-таки? – настаивала Алиса.

— Ты не понимаешь? – он посмотрел ей в глаза. – Там будет Ким.

Она выдержала взгляд:

— Ну и что?

— Этот человек мне очень дорог, – сказал Михалыч. – Мы с ним вместе почти десять лет. Не лезь туда.

— А с чего ты взял, что я собираюсь? – спокойно возразила она. – Я просто хочу побыть с тобой. С тобой, понимаешь?


Он снова посмотрел на нее, увидел ясные серые глаза, и что-то внутри у него дрогнуло:

— Малыш…

Алиса прижалась к его плечу…

— Я сейчас поеду на базу, отвезу вещи, – через некоторое время сказал он. – Там на репетиции все и собираются. Да, мы нашли нового барабанщика.

— Здорово, – сказала она. – Я тогда домой. Переоденусь и подъеду.

— Только… – он приподнял ее лицо за подбородок и посмотрел в глаза. – Следи за собой. Если я что-нибудь замечу…

— Не заметишь, – уверенно ответила она и быстро поцеловала его в губы. – Нечего будет замечать.

От базы ехали большой шумной компанией, шутили и балагурили, но от Алисы не укрылся напряженный взгляд Кима, тут же перехваченный Михалычем. «Вот влипла», – подумала она, решив вести себя как можно благоразумнее.

За столом было много сказано, выпито и съедено, потом перебрались в другую комнату и устроили танцы, там было полутемно, играл магнитофон, Алиса, несмотря на выпитое, чувствовала себя не в своей тарелке: Михалыч постоянно наблюдал за ней, она это видела и старалась держаться естественно, что, конечно, не получается, когда стараешься и когда знаешь, что за тобой наблюдают. Примерно то же самое происходило с Кимом, насколько она могла это заметить, только ему приходилось еще хуже, потому что рядом была Нина, которая тоже достаточно хорошо знала его. Алиса уловила пару его взглядов, не больше, но ей этого хватило, чтобы понять, что все это она не придумала себе, все это есть на самом деле. Михалычу этого тоже хватило, и поскольку он был уже изрядно пьян, он вытащил Кима в коридор поговорить. Алиса знала, о чем будет этот разговор, усмехнулась про себя и прошла в комнату к танцующим.

Нина сидела на диване, спокойно наблюдая за движущимися парами, Алиса опустилась рядом и несколько минут они болтали ни о чем. Потом Нина спросила:

— А где Михалыч с Кимом?

— В коридоре разбираются, – ответила Алиса.

— Ну, Михалыч как всегда в своем репертуаре, – сказала Нина.

И тут Алису вдруг понесло. Она так и не поняла потом, какой черт дернул ее за язык.

— Понимаешь, – доверительно сообщила она. – Я заметила, что понравилась Киму. И Михалыч это тоже заметил. Вот они и разбираются. Но ты не бойся, я у подруг мужчин не отбиваю.

У Нины хватило ума ничего не сказать, ничем не выдавая того состояния, в которое ее повергли эти слова, сказанные просто так, походя. Она знала Кима уже давно и собиралась в ближайшем будущем за него замуж, и настолько была уверена в нем, что слова Алисы словно сбросили ее с очень большой высоты. Она натянуто улыбнулась, что-то пробормотала в ответ и вышла из комнаты. Алиса была слишком занята собой, чтобы хоть что-то заметить.

Вернулись из коридора взъерошенный Михалыч и не менее взъерошенный Ким. Алиса, бросив на них быстрый взгляд, поняла, что оба на взводе, еще немного водки, и непонятно, чем все это может закончиться. Но за окном уже стемнело, пары засобирались домой, стали одеваться и Ким с Ниной. Михалыч обнимал Алису, стоя в дверном проеме, хозяева провожали гостей, когда дверь за уходящими закрылась, оставшиеся вернулись к столу, чтобы, никуда не торопясь, доесть то, что еще было в тарелках и салатницах, допить то, что в бутылках, и заночевать здесь.

Утром Алиса собралась домой, Михалыч проводил ее до двери, грустно улыбнулся:

— Будет плохо – звони. Я всегда помогу.

— Хорошо, – сказала Алиса и поцеловала его на прощанье. – Пока.

— Пока, – махнул он рукой и отвернулся.

Она сидела дома и печатала на машинке, когда раздался телефонный звонок.

— Михалыч! – обрадовалась она, подняв трубку. – Я сегодня тебя искала…

— Забудь о моем существовании! – крикнул он, и она поразилась, каким неприятным и твердым может быть его голос. – Ты поняла меня? Не ищи меня, не звони, не приходи! Я умер! Поняла?

— Но подожди, – растерянно залепетала она, совсем ничего не понимая: они же так прекрасно расстались.

— Я умер для тебя, меня нет, и не было никогда! – твердо продолжал он, не желая ничего объяснять. – И ничего не было! Ничего!

— Послушай… – снова попыталась она, но в трубке уже бежали короткие гудки.

Алиса осторожно положила трубку на рычаг и поняла, что у нее трясутся руки. «В чем дело?» – ломала себе голову она, прокручивая разные варианты, но, даже близко не предполагая, что Нина по дороге домой устроила Киму жуткую сцену, всю ночь они выясняли отношения, а утром он понесся к Михалычу, обещая набить Алисе морду, если она ему попадется; с Михалычем они долго ругались, потом пришли к выводу, что этой женщины в их жизни быть не должно. Ничего этого Алиса не знала. Она постояла у окна, закурила, унимая дрожащие руки, потом усмехнулась: «Вот и кончился мой очередной отрыв, – вздохнула и включила печатную машинку. – Будем жить дальше, жаль, что все так…»

Глава 3

Лиана задумчиво курила, лежа в кровати и глядя на портрет, подаренный ей Иваром. Было во всем этом: в появлении Ивара, в удивительном сходстве ее с портретом, в том, что она откуда-то заранее знала имя, что-то странное и необъяснимое. Лиана смотрела на портрет и возражала сама себе.

«Ну, почему странное? Приехал человек в поселок, в электричке заметил меня, высчитал, пошел к реке… Не сегодня, так завтра все равно встретились бы… Поселок маленький, людей почти нет, встретились бы обязательно. Портрет?.. Мало ли бывает похожих людей, может, художник что-то не точно передал, и потом, я не спросила, когда он написал его. А если уже здесь?.. Тогда вообще все понятно. Хотя нет, если бы здесь – краски еще не высохли бы, масло же… Значит, не здесь… Ну и что?.. Не может быть двух похожих девушек? Очень даже может. А то, что имена совпали, так сама сейчас про Алису пишу, вот и пришло на ум, постоянно же в подсознании висит… Вроде все и объяснила, один черт, все равно что-то не так», – поняла Лиана и решила больше не ломать себе голову: с Иваром было интересно, от работы он не отрывал, не навязывался, поэтому какая разница, что тут не так, и не так ли на самом деле. Да, Ивар же дал послушать ей кассету со своими песнями!

Лиана поднялась с кровати, потушила сигарету, сняла со стула халат и, перекинув его через плечо, спустилась вниз. Прошла в ванную, включила горячую воду и встала под душ. Подставила лицо теплым мягким струям и на несколько мгновений забыла обо всем.

Завязывая на ходу халат, Лиана взяла с журнального столика кассету, сняла с подоконника магнитофон и направилась в кухню. Поставила магнитофон на стол, включила в сеть, вставила кассету и, щелкнув кнопкой «PLAY», полезла в шкафчик за кофе. Первые же аккорды ей очень понравились, мелодия была грустная и тоскливая, как, видимо, все, что делал Ивар, но стоило ей услышать первые слова, как Лиана медленно опустилась на табуретку, напрочь забыв о кофе.

Помнишь, кошка Лиана,

Все города и страны?

Наверное, это было,

Чтобы после срубиться в ванной…

Помнишь… помнишь?..

Помнишь, как не проходит

Запах дыма в квартире?

Я слишком любил твой голос,

Чтобы быть с тобой в этом мире.

Потом я тебя покинул,

Как парус пределы зренья,

Потом я нашел Алису, такие дела.

А такие дела…

Потому что ты умерла…

Я никогда не буду,

И ты не придешь назад,

Ведь если всю ночь смотреть в глаза,

То к утру в них увидишь ад.

Мы кончимся, как по Грину –

Нас сделали, нас сломают,

Спроси об этом Алису, знаешь,

Алиса все это знает.

Я дал ей такое имя, я часто ее целую,

Живу с ней в железном доме, такие дела.

А такие дела…

Потому что ты умерла…

На плите зашипел убегающий кофе, Лиана подскочила, вынырнув из оцепенения, выключила газ и схватила джезву за ручку. Обожглась, вскрикнула и бросила ее в раковину.

«Это уже что-то из разряда мистики», – отстраненно думала она, намыливая обожженные пальцы. Томас сидел на подоконнике и, не отрываясь, смотрел куда-то в окно. Лиана подошла и встала рядом. За окном по-прежнему шел дождь – безудержный шумящий ливень. В дверь позвонили. Лиана вздрогнула, выключила магнитофон и пошла к двери.

— Кто там? – настороженно спросила она.

— Извините, – раздался незнакомый мужской голос. – Моя машина застряла рядом с вашим домом. На улице такой дождь, что я не знаю, удастся ли мне вытащить ее без чьей-либо помощи.

— Вряд ли я смогу вам чем-нибудь помочь… – начала Лиана, открывая дверь, и осеклась: перед ней стоял молодой человек с длинными светлыми волосами, голубыми глазами, немного тяжелым носом и слегка толстоватой нижней губой, что придавало его лицу выражение какого-то недовольства.

— Можно войти хоть на минуту? А то такой дождь… – попросил молодой человек, и Лиана растерянно провела рукой по лицу: да, да, конечно, что это я…

Она отошла в сторону, пропуская человека в дом.

— Спасибо, – серьезно сказал он и вошел.

— Боже мой, да вы весь мокрый! – всплеснула руками Лиана, уже почти совсем оправившись от первого шока. – Вам нужно немедленно переодеться и выпить чего-нибудь горячего!

— У меня есть термос в машине, – мрачно сказал молодой человек.

— Да бросьте вы, – отмахнулась Лиана. – Пойдемте!

Она взяла его за руку и почти насильно потащила в сторону ванной. Открыла дверь, включила свет.

— Вот здесь чистое полотенце, я сейчас найду вам что-нибудь переодеться, а ваши вещи мы повесим над камином сушиться. Залезайте под душ, да сделайте воду погорячее, а я тем временем сварю кофе.

— Зачем вы?.. – неловко отбивался молодой человек. – Столько хлопот…

— Я все равно еще не завтракала, – улыбнулась Лиана. – Так что ничего страшного. Давайте ваш свитер. По-моему, его просто можно выжимать.

Он снял свитер, явно чувствуя себя не в своей тарелке, отдал его Лиане и смущенно проговорил:

— Джинсы не такие уж мокрые. Да и рубаха тоже. Если пустите к камину – просохнут и на мне.

— Как хотите, – улыбнулась Лиана и вышла из ванной, неся на вытянутых руках насквозь промокший свитер.

— Бред какой-то, – твердила она, пристраивая свитер над камином. – Этого не может быть!

Пока он мылся, Лиана проворно собрала на стол, пытаясь себя успокоить. «Мало ли что бывает, простое совпадение, сколько людей с такой внешностью, Ивар же сказал, что все мы знаем друг друга очень давно… интересно, что он имел в виду… а если именно это, но тогда это полный бред, прекрати забивать себе голову всякими глупостями, ты прекрасно понимаешь, что этого просто не может быть! Хотя, собственно, почему?..» – возразила она себе и поняла, что окончательно запуталась.

— Идите сюда, – махнула она рукой, заметив, что дверь из ванной открылась. – Идите, идите, будем завтракать!

Молодой человек вошел в кухню, опустился на предложенную табуретку.

— Меня зовут Лиана, – сказала Лиана и придвинула к нему кофе.

Он вскинул на нее глаза и повторил, словно не веря:

— Лиана?

— Да, – кивнула она. – А что, что-то не так?

— Нет, – покачал он головой. – Все в порядке. Спасибо вам, Лиана.

Лиана напряглась, понимая, что сейчас он назовет свое имя, и страшно этого боясь.

— Янис, – представился он.

— Очень приятно, – выдохнула Лиана и намазала бутерброд маслом. – Вы ешьте, не стесняйтесь.

— Спасибо, – сказал Янис и неожиданно улыбнулся.

Глаза его на несколько мгновений посветлели, и недовольное выражение с лица исчезло, спрятавшись где-то в уголках губ. Рука Лианы, подносившая чашку ко рту, дрогнула, и кофе пролился на халат.

— Вот растяпа! – досадливо произнесла она и спросила, вытирая подол полотенцем. – Куда вы ехали, если не секрет? На дачах сейчас почти никого не осталось…

— Решил отдохнуть, – пояснил Янис. – Собрал вещи, закинул в машину и поехал куда глаза глядят. И черт меня дернул свернуть на эту дорогу! Я думал, так короче будет…

— И застряли в грязи, – констатировала Лиана. – В общем так, у меня есть гараж, я, правда, туда еще не заходила, поэтому абсолютно не знаю, что там. Подсохнете – пойдем, посмотрим, может, что-нибудь пригодится для того, чтобы вытащить вашу машину. Из меня, конечно, помощник никакой, но здесь рядышком живет мой знакомый, я думаю, что вдвоем вы справитесь.

— Спасибо, – серьезно кивнул Янис.

Лиана несколько мгновений пристально смотрела на него, потом сказала:

— Знаете что, мне кажется, вам не мешало бы сейчас чуть-чуть выпить.

Янис подумал и кивнул снова:

— Если только чуть-чуть, я же за рулем…

Лиана вытащила из холодильника бутылку водки:

— А то заработаете себе какой-нибудь грипп…

Достала стопочки и выложила на тарелку соленые грибы.

Янис открыл бутылку и разлил водку. Лиана подняла рюмку, думая, как замечательно она сообразила выпить, потому что голова ее уже напрочь отказывалась что-либо понимать.

— Давайте выпьем и будем говорить друг другу ты, – предложила она. – Я очень не люблю это церемонное ВЫ.

— Я тоже, – улыбнулся Янис, и Лиана снова отметила, как улыбка меняет его лицо.

Он поднял свою рюмку, они чокнулись и выпили.

— Что ты делаешь здесь в такое время? – спросил Янис, закурив. – Осень. Во время дождей сидеть на даче, так далеко от города… Не страшно одной?

— Нет, – мотнула головой Лиана. – Я книгу пишу.

— Книгу? – удивился Янис.

— Ага, – кивнула она и добавила, внимательно глядя на него. – Про Алису.

Лицо Яниса осталось бесстрастным, но рука с сигаретой дрогнула, и на ковер упал столбик пепла.

— Я пойду позвоню Ивару. Это мой сосед, – пояснила она. – Надо же что-то делать с твоей машиной.

Она подошла к телефону, набрала номер и негромко сказала несколько слов. Потом повесила трубку, поднялась по лестнице наверх, крикнув Янису: «Я сейчас!», вошла в спальню, сняла халат и натянула футболку, джинсы и свитер.

Когда она спустилась вниз, Янис по-прежнему сидел на кухне, но в руках его была гитара.

— Я снял ее со стены. Можно? – извиняясь, спросил он.

— Пожалуйста, – сказала Лиана.

— Ты играешь? – поинтересовался он.

— Нет, это родня развлекается.

— Хороший инструмент, – любовно сказал Янис и заиграл.

Лиана оторопела. Он играл мелодию той песни, которую она перед его появлением слушала на кассете Ивара.

— Что это? – непослушными губами спросила она.

— Не знаю, – пожал он плечами. – Так, гармония…

— Ты музыкант? – снова спросила она.

Янис кивнул:

— Гитарист.

Лиана побелела и вцепилась пальцами в край стола. «Не может быть! – в отчаянии подумала она. – Так не бывает!»

— Что с тобой? – испуганно воскликнул Янис.

— Ничего, – вяло улыбнулась она, справляясь с собой. – Ничего уже…

В дверь позвонили.

Лиана открыла и впустила Ивара. Он стряхнул большой черный зонт, пристроил его в угол и спросил:

— Ну, выкладывай, что у тебя стряслось?

— Это не у меня, – ответила Лиана. – Понимаешь, тут у человека машина застряла, одному ему никак, из меня помощник тот еще, вот я тебе и позвонила.

— А я иду, смотрю, чья это тачка стоит! – улыбнулся Ивар. – Без проблем, сейчас вытащим! Где этот твой человек?

— На кухне, – сказала Лиана. – Он совсем промок, пока ее вытаскивал, мы с ним водку пьем.

— Ага, – кивнул Ивар. – Ну, он-то понятно, чтобы согреться, а ты-то, радость моя, с утра пораньше спиртное – нехорошо…

Он снял плащ и повесил его на вешалку:

— Меня угостите?

— Конечно, – улыбнулась Лиана, начиная понемногу успокаиваться от присутствия Ивара. – Пошли.

Они вошли в кухню, Янис привстал, Лиане показалось, что напряженная тишина, повисшая в кухне, звенела огромное количество минут, часов, дней, веков... Лица всех троих застыли, как на моментальной фотографии, это продолжалось бесконечно долго, о ноги Лианы потерся Томас, нарушая статичность, она вздрогнула, открыла рот, собираясь хоть что-нибудь сказать, в ту же секунду все вокруг пришло в движение, словно кто-то сказал «Отомри», Ивар пожал Янису руку и произнес:

— Ивар.

— Янис, – ответил тот.

— Ну что? – повернулся Ивар к Лиане. – Водки-то мне нальешь?

Лиана достала еще одну рюмку, Янис перебирал струны гитары, Ивар уселся на табуретку, потом поднял бутылку и разлил.

— За знакомство, – сказал Ивар.

— Я за рулем, – развел руками Янис.

— Ну, как знаешь, – Ивар посмотрел на Лиану.

Они чокнулись и выпили, и Лиане показалось, что вся предыдущая сцена ей просто померещилась: двое незнакомых людей, неловкая пауза, с кем не бывает… или знакомых?..

— Давай сразу на ты, без всяких церемоний, – предложил Ивар.

— Давай, – согласился Янис и отставил гитару. – Ну что, пойдем в гараж?

— Сначала, наверное, к машине? – деловито предложил Ивар. – Посмотрим, как глубоко сидит.

— Пошли, – согласился Янис.

В коридоре Лиана протянула Янису свой плащ:

— Возьми, накинь, а то опять промокнешь.

— Спасибо, – кивнул тот, а Лиана заметила странный взгляд Ивара, брошенный на них обоих.

— Можно я с вами? – спросила она.

— Охота тебе мокнуть? – поинтересовался Ивар.

— У меня куртка есть! – сказала она. – И, в конце концов, я хозяйка или кому?

— Или где? – улыбнулся Ивар. – Хозяйка, хозяйка. Ну, хочешь – пойдем.

Они вышли на улицу в дождь. Томас, сидя на подоконнике в комнате, наблюдал, как двигаются у машины три черные фигуры.

Минут через десять все вернулись в дом, уже изрядно промокшие: дождь продолжал лить.

— Вход в гараж где? – спросил Ивар.

— Из кухни, – сказала Лиана. – Пойдемте, я открою.

— Мы же натопчем, – возразил Янис, оглядывая мокрые кроссовки.

— Да вытру я, – отмахнулась Лиана. – Вы, главное, на коврик не наступайте, сейчас я его закатаю.

Она загнула край ковра, прижала его табуреткой.

— Путь открыт!

— Просто, как все гениальное, – констатировал Ивар.

Лиана достала из ящика ключи и открыла дверь в гараж.

— Прошу. Свет сразу налево.

— Угу, – хмыкнул Ивар и прежде, чем нырнуть в темноту, чуть тормознул в дверях. – Здесь ступенек нет?

— Есть, – виновато кивнула Лиана. – Я там сто лет не была, совсем забыла…

— А если бы я себе шею свернул? – улыбнулся Ивар.

Лиана развела руками.

— Ладно, прощаю, – снова улыбнулся Ивар и исчез в дверях.

— Я пока пол подотру, – крикнула Лиана. – Все равно выходить будете через ворота.

В гараже зажегся свет.

— Янис, иди! – позвал Ивар, и Янис скрылся за дверью.

Лиана принесла из ванной тряпку и стала протирать пол. Она вовсе не хотела подслушивать, с детства не имела такой привычки, но акустика в гараже была хорошая, дверь неплотно прикрыта, и так получилось, что она слышала почти каждое слово.

Несколько мгновений в гараже царила тишина, потом Янис с затаенной болью в голосе произнес:

— Ты опять опередил меня…

— Неужели ты еще не привык к этому? – грустно спросил Ивар. – Так было все время… Я правда, слабо надеялся, что хоть на этот раз тебя не принесет… Как ты здесь очутился?

— Выгнали в административный отпуск, отец дал машину – съезди, проветрись, отдохни, сел и поехал по первой попавшейся дороге, – Янис вздохнул.

— Опять пешки… Как всегда пешки… Что тебе дома-то не сиделось?

— А тебе? – возразил Янис. – Ну и сидел бы в городе!

— Да я удрал сюда! – крикнул Ивар. – Удрал, понимаешь?! Не мог больше! Думал, отсижусь, песен новых напишу по старой тоске, картинки порисую… А оказывается, все снова, все по кругу… Господи, как я устал…

— В который раз? – спросил Янис.

— Да какая разница, по большому счету! Я уже сбился! Одного не могу понять, сколько можно… Это же форменное издевательство… Ты помнишь, с чего все началось? Не сегодня, а тогда, помнишь?..

— Помню, – серьезно ответил Янис. – Еще бы не помнить…


«…поздно вечером раздался телефонный звонок.

— Это я, – сказал Михалыч и замолчал.

— Привет, – ошеломленно выдохнула Алиса, которая никак этого звонка не ждала.

— Ты можешь сейчас приехать? – спросил он.

Алиса мельком глянула на часы: половина одиннадцатого.

— Поздно уже, – сказала она. – Давай завтра.

— Приезжай. Мне нужно поговорить с тобой, прямо сейчас. Я не хочу ждать до завтра. Не могу, – произнес он, и Алиса поняла, что он слегка пьян.

— Я не уверена, что у меня это получится, – ответила она, внезапно пожалев его и отчаянно желая его увидеть и поговорить.

— Я знаю, если ты захочешь – ты приедешь, – возразил Михалыч. – Пожалуйста, приезжай.

— Хорошо, – Алиса перестала колебаться. – Хорошо, я приеду.

Муж поднял на нее удивленные глаза, но Алисе ничего не стоило убедить его, что она именно сейчас позарез необходима одной из своей подруг, потому что у той буквально полчаса назад случилась личная трагедия.

До Михалыча она добралась быстро. Поднялась по лестнице и постучала в дверь, рассудив, что звонить, пожалуй, уже поздно.

Он открыл ей, помог снять шубу и провел в комнату. На столе стояла початая бутылка водки. Алиса села в кресло, чувствуя себя неловко, и, как всегда в таких случаях, закурила.

— Давай выпьем, – сказал Михалыч, не отводя от нее внимательного взгляда. – Давай выпьем, я соскучился по тебе.

Михалыч разлил водку, и они выпили.

— Малыш… – с тоской произнес он. – Малыш, зачем ты это сделала?..

— Что? – не поняла Алиса.

Она уже совсем перестала ломать себе голову, что же все-таки послужило причиной того звонка Михалыча, просто приняла это как должное, как совершившийся факт и попыталась забыть.

— Зачем ты так с Кимом?.. – пояснил Михалыч.

— Ты про день рождения? – догадалась Алиса. – Но, по-моему, я вела себя там вполне пристойно, и тебе не в чем меня обвинять.

— Ты же Нине сказала…

— Ах, вот в чем дело! – криво улыбнулась Алиса, наконец-то все поняв. – У нее хватило глупости устроить сцену? Я думала, она умнее, честное слово.

— Ну, зачем ты так? – снова грустно спросил Михалыч и налил еще. – Ким наутро пришел ко мне сам не свой. На нем лица не было.

— Я сказала ей правду, – твердо произнесла Алиса и выпила. Сощурила глаза. – На правду грех обижаться. Или ты хочешь сказать, что я соврала?

— Да нет, дело не в этом, – отмахнулся Михалыч. – Ну, увидела ты что-то в человеке, он же прятал это глубоко, и ни словом, ни жестом не дал понять… Зачем было вытаскивать это наружу?

— Я люблю честную игру, – сказала Алиса. – Что же он не нашел в себе сил признаться, что я права, и это действительно так?

— Так нельзя обращаться с людьми. Ты сделала им обоим очень больно, – тоскливо, но твердо произнес Михалыч. – Мы с Кимом скоро десять лет, как вместе, и ни разу так серьезно не ругались. Он зол на меня теперь, как сто тысяч чертей, и кто его знает, когда успокоится…

— А при чем здесь ты? Или ты предлагаешь мне пойти к нему, извиниться и сказать, что я была не права, и все, что я заметила, это не более, как моя выдумка, чтобы потешить собственное тщеславие, так что ли? – насмешливо спросила Алиса. – Только за этим ты меня и позвал?

— Нет, – сказал Михалыч и легко коснулся ее волос. – Просто мне кажется, что у тебя в жизни было что-то такое… Горе какое-то или разочарование, кто-то тебя очень сильно обидел, и теперь ты такая… Женщина не может быть настолько циничной и жестокой…

— Может! – вскинула голову Алиса и вдруг поняла, что этот человек, вместо того, чтобы ненавидеть ее за то, что она рассорила его с лучшим другом и сознательно причинила тому боль, просто взял и пожалел ее. Она налила себе водки, и быстро выпила, чтобы стало не так плохо и не так хотелось плакать.

— Я люблю тебя, – сказал Михалыч. – Но если бы Ким сейчас увидел тебя здесь, думаю, мы с ним не помирились бы никогда…

При упоминании о Киме Алису неприятно резануло, она почувствовала скрытый смысл в этой фразе Михалыча, его подсознательное желание удержать их обоих, и в ней всколыхнулась непонятная ревность.


…Она касалась губами его глаз и думала о том, как человек смог все понять, так немного времени зная ее, потом поняла, что он действительно любит, а потом перестала думать вообще…

Утром проснулись поздно.

— Мне пора домой, – сказала Алиса, стоя перед зеркалом.

Михалыч грустно глянул на нее:

— Не уходи.

— Мне правда нужно, – произнесла Алиса. – Извини.

В дверь позвонили. Михалыч побледнел:

— Это Ким. Ну, теперь держись.

— Подумаешь, – бросила Алиса, вся внутренне замерев.

Михалыч кинулся к двери, через пару минут они вошли в комнату. Ким увидел Алису, и лицо его стало тяжелым.

— На улице снег? – спросила она, лишь бы хоть что-то сказать, лишь бы прервать затянувшееся молчание.

— Ким, послушай, – начал Михалыч. – Я тебе все сейчас объясню…

— Все и так понятно, – отрывисто бросил Ким и выскочил за дверь. Михалыч кинулся следом. У Алисы тряслись руки, она только что заметила, что до сих пор сжимает в руках расческу.

Хлопнула дверь, и в комнату вошел потерянный Михалыч. Лица на нем не было.

— Не уходи, – хрипло сказал он, и Алиса заметила в его глазах слезы. – Если и ты сейчас уйдешь, мне останется только повеситься… Не уходи, пойдем погуляем…

И Алиса поняла, что не может уйти. Она подошла к нему и коснулась его губ.

— Хорошо, пойдем погуляем…

Они шли по замерзшим весенним улицам, и Алисе было хорошо, как никогда не было или, быть может, было так давно, что она уже этого и не помнила. Михалыч купил ей букет гвоздик, они шагали по обледеневшим рельсам, он что-то говорил, она отвечала, и казалось, не было ничего, кроме этих бесконечных железнодорожных путей, по которым идти и идти непонятно куда, пока идут ноги…

Наутро следующего дня Алиса собрала вещи и, не оставив мужу даже записки, переехала к Михалычу…»

Глава 4

Лиане все происходящее казалось странным сном. Машина Яниса сломалась, что выяснилось после достаточно тщательного осмотра, ее, толкая руками и ногами, загнали в гараж, где и оставили стоять до «лучших времен», как невесело констатировал Ивар, разумно заявив, что у нас не Америка, и бригаду по ремонту автомобилей вызовешь не так скоро, если вообще кто-то согласится тащиться к черту на кулички за какой-то там тачкой, тем более, хозяин ее – не миллионер и не шишка, и за душой, кроме гитары и смены белья практически ничего не имеет. «Душа, конечно, в счет не идет», – развел он руками и гостеприимно предложил Янису пожить у него до тех пор, пока не найдется какой-нибудь выход. Случайно услышанный разговор не давал Лиане покоя, толком она ничего не поняла, кроме того, что Ивар и Янис были знакомы раньше, хотя почему-то предпочитают это не афишировать, и что она каким-то боком тоже в этом замешана, но в чем и почему – оставалось для нее тайной, к которой ко всему прочему, примешивалось то, что она пишет, и девушка по имени Алиса, удивительно похожая на нее. Странным образом и тот и другой были полной копией ее персонажей, и голова Лианы просто разламывалась от бесконечного количества предположений и догадок. Ивар с появлением Яниса запил и почти не выходил из мастерской, Лиана пару раз зашла к ним в гости, но, наткнувшись на полный отчаянья взгляд Ивара и невразумительное бормотанье Яниса, у которого при ее появлении начали трястись руки, поспешно ретировалась, решив про себя, что таких странных знакомых у нее никогда не было, и, пожалуй, не надо. Она вернулась к себе, немного прогулявшись под дождем, успокаивая себя тем, что одиночество ее вполне устраивает и кроме пишущей машинки ей больше вообще ничего не нужно.

Ивар пришел вечером, когда сгустились сумерки, превращая моросящий на улице дождь в невидимые нити.

— Соскучилась? – спросил он, снимая ботинки и плащ. – Винца выпьем? Твое любимое – красное, сухое.

— Соскучилась, – кивнула Лиана. – Вас уже неделю не видно. Даже поговорить не с кем, кроме кота.

— Нас? – как-то нехорошо улыбнулся Ивар, и Лиана поняла, что он уже слегка пьян. – Меня одного тебе уже мало?

— Глупости говоришь, – пожала плечами Лиана. – То, что у вас там творится – это ваши проблемы, я в них ничего не понимаю. Да и не за чем.

— Ты уверена? – прищурился Ивар и прошел на кухню. Поставил на стол бутылку вина. – Так выпьем?

Лиана достала из шкафчика два фужера:

— Почему бы и нет. Только… ты уверен, что тебе… может, тебе уже хватит?

— Уверен, что не хватит, – невесело улыбнувшись, отозвался Ивар и открыл бутылку. Он разлил вино, поднял свой фужер:

— Предлагаю тост за вечный треугольник! – и, не дожидаясь ее, выпил все залпом.

— Послушай, – сказала Лиана и осторожно тронула его руку. – Я действительно ничего не понимаю. Может, ты объяснишь мне хотя бы приблизительно, что именно происходит?

Ивар очень нежно накрыл ее руку своей, потом нагнулся и коснулся губами ее пальцев:

— Прости меня, девочка. Прости. Пока ты действительно не при чем. Просто все уже началось. И теперь ничего не изменишь.

— О чем ты? – Лиана коснулась второй рукой его влажных волос. – Я не понимаю…

— А пока и не за чем, – снова невесело усмехнулся Ивар. – Всему свое время.

Он снова налил себе вина.

— Ты не выпила? Присядь, выпей со мной…

Лиана опустилась рядом с ним на табуретку, взяла фужер:

— За что на этот раз?

Ивар поднял на нее глаза, и она вздрогнула; столько в них было тоски, боли и света. Света любви.

— Я разве не сказал? – удивился он. – Конечно, за любовь. Только за это – до дна.

Лиана поднесла к губам фужер, сделала глоток и услышала тихий голос Ивара:

— Я люблю тебя…

И она поняла, что знает об этом с самого начала, с того момента, когда увидела его у реки, и с самого начала ждала, когда он это скажет, чтобы улыбнуться в ответ и коснуться губами его губ, чего она так давно и отчаянно желала.

…Он был нежным и умелым, и ей казалось, что он знает ее давно, давно ждет и любит, потому угадывает все ее желания, даже те, в которых она сама боялась себе признаться. Руки его осторожно скользили по ее телу, как по чему-то давно желанному и знакомому, ей было бесконечно хорошо, и всем своим существом она чувствовала, что так же бесконечно хорошо ему, и было в этой бесконечности любви что-то сладостное и одновременно пугающее, что-то большее, чем просто соединение двух тел, что-то вечное…

— Останься сегодня у меня, – попросила она, принимая из его рук только что прикуренную сигарету.

— Хорошо, – улыбнулся он. – Я только позвоню.

— Зачем? – спросила она, неприятно удивленная тем, что внутри нее всколыхнулось какое-то чувство, похожее на ревность. – Он что, маленький ребенок или ты ему чем-то обязан?

Ивар поднялся с постели и молча направился к двери. Задержался на пороге, оглянулся и грустно произнес:

— Вот все и началось. Обязан. Тобой, – и скрылся в дверном проеме.

Лиана курила, глядя в потолок и снова ничего не понимая.

Она докурила сигарету, накинула халат и спустилась вниз. Ивар сидел на кухне, завернутый в полотенце и потягивал вино.

— Присоединяйся, – предложил он, и Лиана увидела на столе вторую бутылку.

— Ты что сюда ящик притащил? – улыбнулась она и опустилась к нему на колени.

— Почти, – улыбнулся он в ответ. – Как старый и опытный соблазнитель.

Лиана дернула его за прядь волос и взяла из руки фужер с вином:

— Позвонил?

— Угу, – кивнул Ивар. – Все в порядке.

— А теперь объясни, почему ты обязан ему мной, – сказала Лиана, освобождаясь от его объятий. – Я слушаю очень внимательно. В свою очередь хочу заявить, что вижу этого человека первый раз в своей жизни.

— Ты в этом уверена? – тихо спросил Ивар. – Подумай…

Лиана глотнула вина и кивнула:

— Уверена.

— Господи, какая ты сейчас счастливая… – вдруг невпопад заметил Ивар. – Как бы я хотел все так и оставить…

— Что? – спросила Лиана. – Послушай, ты все время говоришь загадками, словно я должна что-то знать, но я тебе уже говорила, я действительно ничего не понимаю. Ничегошеньки. Поверь.

— Отчасти ты уже знаешь, просто боишься себе в этом признаться, – грустно произнес Ивар. – Поверить в это действительно очень трудно.

Он поднял на нее глаза, несколько секунд с бесконечной любовью разглядывал ее лицо, словно решая про себя, говорить или нет, потом негромко процитировал:

— «…Светлые прямые волосы опускались на плечи, небольшие голубые глаза казались защитным экраном, сквозь который невозможно было разглядеть хоть что-нибудь. Крупный нос, тонкая верхняя губа и достаточно толстая нижняя придавали его лицу выражение вечного недовольства. В целом лицо выглядело абсолютно бесстрастным, было заметно, что обладатель его очень лихо наловчился прятать от окружающих свои мысли и эмоции…»

Ивар остановился, глядя на остолбеневшую Лиану:

— Хватит, или еще? …А говоришь, что видишь этого человека в первый раз…

Рука Лианы задрожала, и фужер упал на ковер, вино растеклось причудливым пятном, в очертаниях которого угадывалось только что описанное лицо.

— Ты не мог видеть мои записи, – хрипло сказала Лиана.

— Я их и не видел, – пожал плечами Ивар. – Неужели ты еще не поняла, что именно происходит? Все идет по кругу, девочка моя любимая, по спирали, и с каждым витком становится все хуже и хуже.

— Ты бредишь, – Лиана наклонилась и подняла с ковра фужер. – Ты просто пьян и бредишь.

— Как бы я хотел, чтобы так оно и было, – с болью выдохнул Ивар. – Ты не представляешь себе, как бы я этого хотел…


«…потому просыпались всегда поздно. Было так здорово всю ночь напролет сидеть за письменным столом, писать вместе песни, придумывать грустные и веселые истории, слушать музыку; однажды ночью, когда Михалыч сидел в стареньком вертящемся кресле, записывая на листок только родившуюся песню, Алиса подошла сзади, коснулась его волос и поняла, что все это было уже когда-то, только вместо стола – горели дрова в большом камине в огромном каменном зале, по стенам плясали желтые тени, Михалыч был одет в белую кружевную рубаху, и, лениво прищурясь, помешивал кочергой поленья в камине, а она, в чем-то длинном и невообразимо красивом, так же тихо подошла сзади и точно таким же движением коснулась его волос. Алиса увидела эту сцену так ясно, что вздрогнула, прижалась щекой к его плечу и тихо произнесла:

— А знаешь, все это уже было когда-то раньше. Не здесь и не сейчас. Я знала тебя когда-то давно, когда еще не была собой…

— Я сидел перед камином, – Михалыч обернулся и коснулся ее щеки губами. – Горели дрова, я помешивал их кочергой, думая о завтрашней охоте, и так замечтался, что не заметил, как ты подошла сзади и осторожно коснулась моих волос… Впрочем, ты всегда ходила бесшумно, как и полагается любой порядочной кошке.

— Значит, мы знали друг друга и раньше? – спросила Алиса. – Когда-то давно там…

— Знали и любили, – улыбнулся Михалыч, повернулся к окну. – Смотри, светает…

За окном действительно светлело, торчали голые ветки деревьев в весеннем инее и, снова становясь видимым, поблескивал снег.

— По зоне номер … объявляется подъем! – гулко разнеслось по окрестностям, Алиса с Михалычем переглянулись и рассмеялись: квартира, в которой они жили выходила окнами на зону, и уже которую ночь эта команда служила им сигналом ко сну.

— Шесть часов утра, пора ложиться спать, – Михалыч поднялся с кресла, сладко потянулся и вытащил из пачки сигарету. – Курим на двоих, стели пока.

Алиса в ответ кивнула и пошла к дивану.

Они проснулись от неожиданно раннего звонка и почти сразу же последовавшего за ним стука в дверь их комнаты.

— Это к тебе, – раздался за стеной голос матери. Михалыч соскочил, спросонья путаясь, натянул джинсы и рубаху и вышел за дверь. Через несколько секунд голова его засунулась обратно в комнату.

— Ким пришел, – сказал он. – Поднимайся.

Пока Алиса, еще до конца не проснувшись и ругаясь про себя на чем свет стоит, рылась в шкафу в поисках, чего бы можно поскорее натянуть, голос Михалыча в коридоре произнес:

— Сейчас Алиска оденется.

Алиса, наконец, нашла нужную вещь и накинула на себя длинную рубаху, которую при определенном желании можно было принять за короткое платье.

— Я – все! – крикнула она, лихорадочно собирая простыню и одеяло и запихивая в диван подушки. Дверь открылась, и в комнату вошли Михалыч с Кимом.

— Привет, – серьезно сказал Ким.

— С добрым утром, – съехидничала Алиса и скользнула мимо них в ванную – умыться и привести себя в порядок. Включила воду и поняла, что у нее трясутся руки.

Когда она вернулась в комнату, Ким сидел в любимом вертящемся кресле Михалыча, а тот, приоткрыв балкон, курил, стараясь, по возможности, пускать в комнату как можно меньше дыма.

— Опять куришь на голодный желудок, – упрекнула его Алиса и забралась с ногами на диван.

— Привычка, – отмахнулся Михалыч и повернулся к Киму. – Ну что новенького?

— Все в порядке, – ответил Ким. – Я зашел узнать насчет репетиции. Во сколько сегодня?

— Мы же вчера обо всем договорились, – нехорошо удивился Михалыч. – Ты, вроде, не выходил никуда.

— Я думал, может, что-нибудь изменилось, – сказал Ким, как всегда внешне невозмутимый, но в глазах его мелькнуло что-то похожее на досаду, то ли на Михалыча, то ли на самого себя, за такое нелепое объяснение своего появления.

— Давайте я чай поставлю? – предложила Алиса, чтобы хоть немного разрядить обстановку.

— Давай, – ответил Михалыч и, бросив с балкона окурок, с силой захлопнул балконную дверь.

— Спасибо, не надо, – одновременно с ним произнес Ким. – Я уже завтракал.

— А мы, как ты понял, еще нет, – сказал Михалыч, и Алиса, встав с дивана, отправилась на кухню. Поставила чайник, снова отметила, как сильно трясутся руки, и вернулась обратно.

В комнате царила напряженная тишина, Ким явно чувствовал себя не в своей тарелке, Михалыч, не делая ни малейших попыток помочь, молча смотрел на него.

— Я вчера книгу прочитал, – начал Ким, прервав затянувшееся молчание. – Не все до конца понял, но глава об энергетике поразительна. Оказывается, каждый человек, в принципе, ею обладает, и если дать этой способности развиться, если заниматься этим – вещи могут происходить просто фантастические. Можно научиться влиять на людей и даже на происходящие события.

— Ну, это не ново, – отмахнулся Михалыч. – Я тебе об этом еще полгода назад говорил. А что, хочешь поэкспериментировать?

— Я считаю, что туда вообще лучше не соваться, – не удержалась и влезла в разговор Алиса. – Еще не известно, в какую сторону тебя утянет.

— Ну почему же? – возразил Ким. – Я же даю себе отчет в том, что делаю, и что в этот момент со мной происходит.

— Ты просто не до конца понимаешь, о чем говоришь, – загорячилась Алиса. Тема разговора была ей очень интересна, тем более, что последние несколько ночей она чувствовала на себе чье-то отчаянное энергетическое давление, и даже достаточно ясно понимала, чье именно. – В такие моменты ты перестаешь удерживать контроль над ситуацией, включается твое подсознание, откуда ты можешь знать, что происходит с тобой и что ты можешь натворить, если тебя самого в тот момент практически не существует? Глубины подсознания страшны и порой даже тебе самому не известны, можно таких дров наломать…

— Да нет, я все понимаю, но, думаю, сильному человеку это не страшно.

— Ты так уверен в своем контроле над собой? Сильному как раз и хуже, – убежденно сказала Алиса. – За него борьба круче. Можно же эту энергию двояко использовать, а соблазнов – до черта.

— Я, кстати, могу принести вам почитать, – произнес Ким, оборачиваясь к Михалычу, потом бросил быстрый взгляд на Алису и, словно пойманный на месте преступления, тут же отвел глаза. – Я хочу перечитать еще раз и через недельку закину.

— Давай, – согласилась Алиса. – Было бы интересно.

От быстрого взгляда Кима по телу пробежала легкая дрожь, и что-то дрогнуло и перевернулось где-то внутри живота. Она подняла глаза не Михалыча и тут же пожалела, что столь опрометчиво вмешалась в их разговор: он был мрачнее тучи.

— Там, наверное, чайник закипел, – быстро проговорила она и поспешно выскочила на кухню.

Когда она внесла в комнату чашки с чаем, Ким уже поднялся, собираясь уходить, Михалыч снова курил в балконную дверь, а Ким топтался на месте, бросая ничего не значащие фразы и явно не понимая, что и зачем его здесь держит.

— Ладно, до вечера, – Ким, наконец, двинулся к дверям. – Значит, в шесть?

— В шесть, в шесть, – подтвердил Михалыч и пошел вслед за ним.

Алиса вымученно улыбнулась на прощанье:

— Пока.

— Счастливо, – обернулся на пороге Ким и застыл на несколько минут, чтобы рассказать новый анекдот.

Потом они о чем-то говорили в коридоре, пока Ким обувался, потом хлопнула входная дверь, и Михалыч вернулся обратно в комнату.

— Ты что? – спросила Алиса, глядя на его лицо.

— А что, непонятно? – огрызнулся Михалыч. – Я вчера пять раз сказал во сколько репетиция! Он же из-за тебя приперся, дураку ясно! Что, давно не виделись, поговорить захотелось?!

— Знаешь, – взорвалась Алиса. – Я его, по-моему, сюда не звала! Ты запретил мне ходить на репетиции – я не хожу! Когда он приходит, мне что, испаряться что ли?! Или под диван прятаться?! Ты же видел, человек сам не понимает, что его сюда привело! Его же разрывает на части! Я-то здесь при чем?! Ну скажи ему, чтоб не приходил, тебе тогда спокойнее будет?!

— А тебя не разрывает на части? – прищурился Михалыч. – Очень уж увлеченно ты с ним беседовала!

— В следующий раз буду молчать в тряпочку! – зло пообещала Алиса. – Я же по-человечески хотела, сколько можно, я хочу нормально общаться с этим человеком. Нормально, понимаешь? Не сбегать при его приходе, не прятаться в кухне, не интересоваться каждый раз: «А Ким там будет? Ну, тогда я не пойду…»! Это же бред какой-то!

— Ты уверена, что хочешь именно этого? Только этого? – глядя ей прямо в глаза, спросил Михалыч.

— Уверена, – твердо ответила Алиса, не отводя взгляда и понимая, что о полной уверенности не может быть и речи. – Уверена.

— Тогда приходи сегодня на базу, – приняв какое-то решение, произнес Михалыч. – Посидишь, послушаешь. Обратно пойдем – прогуляемся по парку.

— Правда можно? – обрадовалась Алиса.

Ей очень нравилось сидеть на репетициях где-нибудь в уголке, слушать и рисовать что-нибудь в это время на первых попавшихся под руку клочках бумаги, смотреть, как люди работают, и изредка ловить на себе быстрые, почти неуловимые взгляды Кима. Все происходящее в какой-то степени казалось ей игрой, она убеждала себя, что ей просто хочется вытащить из человека то, что он прячет глубоко в себе, вытащить и заставить в этом признаться. Она понимала всю жестокость этой игры, но не могла себе отказать, не осознавая, что игра уже втянула ее в себя, стала частью ее самой.

— Я заеду к подруге, – сказала она. – Мы еще неделю назад договаривались, я тебе говорила, помнишь? И к шести подъеду.

— Договорились, – кивнул Михалыч и хлебнул давно остывший чай.


Репетиция не получалась. Михалыч с самого начала сказал, что должна подъехать Алиса, и теперь исподтишка наблюдал за Кимом, у которого после этого сообщения стало все валиться из рук. Он брал не те аккорды, замирал в ненужных местах, поглядывал на часы и за окно. Когда пробило девять, а Алиса все еще не появилась, Ким в третий раз за истекший вечер спросил:

— Она точно придет? Уже девять часов…

Михалыч, злой, как собака, сорвался на крик:

— Соскучился?! С утра много времени прошло, увидеть захотелось, поговорить, или как?! – он сам отчаянно нервничал – на улице уже стемнело, а ее все не было. – Что, нравится девушка, а Кимыч?! Что молчишь-то?! Сказать нечего?!

— Дурак ты, – вспыхнул Ким. – При чем тут это…

— Ну да, как же это я не понял, ты же просто волнуешься – вон темно уже, как же она одна сюда доберется, – съехидничал Михалыч. – Какая трогательная забота о жене друга!

Перепалку прервал раздавшийся стук в окно. На крыльцо выскочили одновременно – Михалыч и Ким.

— Привет, – улыбнулась Алиса, и оба они оторопели: она была в доску пьяна.

— Мы с Ленкой выпили немного, – заплетающимся языком произнесла она и снова улыбнулась.

— Все, хватит! – окончательно рассвирепел Михалыч и схватил ее за шиворот. – Пошли домой! Надо же было так нажраться!

— Отпусти, – вяло отбивалась Алиса. – Пусти, я сама пойду!

— Ким, заберешь мою гитару! – отрывисто бросил Михалыч.

— Может, помочь? – заикнулся было Ким, но тут же осекся под гневно блеснувшим взглядом друга.

— Спасибо, я как-нибудь сам, – огрызнулся Михалыч и потащил Алису к остановке.

Домой ехали на такси, Алиса что-то говорила, оправдываясь, Михалыч мрачно молчал. Поднял ее на четвертый этаж, завел в комнату, раздел, и через несколько секунд она сладко спала, свернувшись калачиком, а он сидел в своем кресле и все так же мрачно курил, глядя на нее и размышляя о том, что…»

Глава 5

Лиану прервал звонок в дверь. Она отодвинула печатную машинку, встала из-за стола и спустилась вниз. На пороге стоял Янис.

— Привет, – серьезно сказал он. – Ивар не у тебя?

— Нет, – мотнула головой Лиана. – Его сегодня не было.

И поняла, что очень рада видеть Яниса, но к этой радости примешивается какое-то странное чувство – то ли вины, то ли некоего внутреннего запрета. «Что это я?» – она тряхнула головой и, назло этому чувству, отошла в сторону:

— Проходи, я рада тебя видеть.

Янис улыбнулся и вошел.

— Я не помешал? – спросил он, разуваясь.

— Теперь это не имеет никакого значения, – Лиана развела руками. – Я все равно больше не смогу работать.

— Извини, – сказал Янис. – Я не думал…

— Да прекрати ты извиняться. Отдыхать – так отдыхать. А то заработалась совсем. Кофе будешь?

— Буду, – с готовностью согласился Янис и прошел за ней на кухню.

Пока Лиана варила кофе, он, не отрываясь, смотрел на нее, но стоило ей только повернуться – Янис отводил взгляд, как нашкодивший школьник, совершающий что-то запретное и прекрасно об этом знающий. Лиана разлила кофе по чашечкам, достала из шкафа печенье.

— Угощайся, – и уселась напротив.

— Спасибо, – поблагодарил Янис и осторожно поднял чашку. Маленькая кофейная чашечка казалась совсем игрушечной в его больших и сильных руках.

— Как кукольная, – подумала Лиана вслух.

— Что? – не понял Янис.

— Чашка в твоих руках – словно из подарочного набора кукольной посудки, – пояснила Лиана, улыбаясь.

Янис смущенно засмеялся:

— Руки еще ничего, а вот что с ногами делать… На мою лапу трудно что-либо подобрать, все время маюсь.

— Сочувствую, – Лиана снова улыбнулась. – Я с такими проблемами в своей жизни не сталкивалась. Увы… А Ивар, наверное, просто пошел прогуляться. Он любит под дождем…

— Я знаю, – отрешенно заметил Янис, думая о чем-то совсем другом.

— Давно? – спросила Лиана.

— Что? – вернулся из отстраненности Янис.

— Знаешь давно?

Янис почему-то смутился:

— Ну, как сказать…

— Так и скажи, как есть, – продолжала наседать Лиана.

— Видишь ли, все совсем не так просто… – начал Янис.

— А почему бы тебе просто не сказать, что тебе захотелось меня увидеть? – спросила Лиана, наблюдая за его реакцией на свои слова. – Увидеть и поговорить? Объяснить, например, почему Ивар запил, а ты шарахаешься от меня как от прокаженной. Что я вам сделала обоим? Это же не я – вы здесь появились, влезли в мою жизнь. Ничего не желаете объяснять, словно я сама должна знать что-то, известное вам. Ты же наверняка знал, что Ивара здесь нет, потому и пришел. Так?

Янис покраснел.

— Я ничего не понимаю, – Лиана затрясла головой. – Вы же знаете друг друга давно, это и ослу понятно, но зачем-то делаете вид, что практически незнакомы. Сломанная машина – это тоже часть сценария?

— Ты не понимаешь, – сказал Янис.

— Не понимаю, – согласно кивнула Лиана.

— Это не наш сценарий.

— Не ваш? – Лиана рассмеялась. – А чей? Ну, чей?

Янис поднял голову и в первый раз взглянул ей прямо в глаза. Лиана вздрогнула и отвела взгляд.

— Это твой сценарий, – хрипло ответил он и полез в карман за пачкой сигарет. Лиана ошеломленно молчала. – Я недавно понял одну вещь, – сказал Янис, закурив. – Лучше пожалеть о том, что сделано, чем потом, все оставшееся время, жалеть о том, что не сделано и никогда уже сделано не будет. Но существует порог, через который я переступить не могу, потому что я никогда не был первым, ни тогда, ни сейчас, ни когда-нибудь после…

Лиана подняла глаза и поняла, как ей отчаянно хочется, чтобы он ее поцеловал. В его глазам мелькнуло что-то похожее в ответ, но пара секунд – и на нее снова взирала бесстрастная маска.

— От себя не спрячешься, – почти шепотом произнесла Лиана. – От себя не сбежишь…

— Себя можно заставить не делать того, что делать не нужно, – возразил Янис.

— Ты сам себе противоречишь. Чтобы потом все оставшееся время жалеть о том, что не сделано?

— Мне не нужно было приходить, – сказал Янис, и Лиана поняла, что ее физически тянет к этому человеку, как ни к кому никогда не тянуло. Что все ее тело, каждая клеточка просто умоляет об этом, напрочь отметая все доводы рассудка.

— Что со мной? – выдохнула она. – Это бред какой-то…

Она видела, как сдерживается и Янис, чтобы не подскочить и не прижать ее к себе, не впиться жадным поцелуем в ее губы.

— Янис, что происходит?..

— Я не знаю, – устало сказал он, и тело его расслабилось. – Это сумасшествие, наваждение какое-то… Только мы никак не можем понять, за что…

Пронзительно звякнул звонок, Лиана вздрогнула, заметила, как сразу напрягся Янис, и пошла открывать дверь.

— Привет, – улыбнулся Ивар, бросил быстрый взгляд на ее лицо, и улыбка моментально слетела с его губ. – Он здесь?

Лиана не смогла уловить интонацию, с которой он это спросил, она чувствовала себя, как человек, пойманный на месте преступления, и вместо ответа молча кивнула. Ивар отодвинул ее в сторону и вошел в кухню.

— Кофе пьем? – ехидно полюбопытствовал он. – А наверх уже поднимались? Или сначала кофе для разогрева? А то и что покрепче?

— Ты с ума сошел, – прошептала Лиана, поняв, что и у Яниса вид пойманного преступника. – Мы просто разговаривали…

— Послушай, – попытался оправдаться Янис. – Все так и было. Она еще ничего не знает.

— Не считай меня полным идиотом, – отмахнулся Ивар. – Ты бы видел ваши лица со стороны – уморительная картина! Состав преступления на лицо! Вернее, на лицах! И какое трогательное выгораживание друг друга! Тварь! – повернулся он к Лиане. – Всегда была и так и осталась тварью! Так и будешь ей после! Господи, как я все это ненавижу!!! За что?! Ну, за что же?!!

— Объясните мне, что происходит! – всхлипнула Лиана, размазывая по щекам слезы. – Я уже много раз говорила, что я ничего не понимаю! Что происходит?!

— Бог подаст! – огрызнулся Ивар и бросил в сторону Яниса гневный взгляд. – Оставляю вас двоих, сударь и сударыня, радуйтесь обретению друг друга и живите долго и счастливо! Простите, если помешал вашему семейному кофепитию! Пока!

Ивар стремительно выскочил из кухни, хлопнула дверь. Лиана плакала, сжимая руками дрожащие плечи. Пунцовый Янис поднялся с табуретки, неловко опрокинул на стол кофейную чашку и двинулся к двери:

— Я догоню его.

Снова хлопнула дверь, и Лиана осталась одна. Она забралась на подоконник, плача и уже не вытирая слез, наблюдая сквозь двойную пелену слез и дождя две бегущие по грязи фигуры. «Что происходит?» – думала она, понимая, что отгадка всего происходящего где-то уже очень близко, где-то почти на поверхности сознания, от этого стало еще страшнее, и Лиана разрыдалась в голос. Томас прыгнул на колени хозяйки, тут же начав безмятежно урчать. И впервые за все это время ей захотелось, чтобы выглянуло солнце.


«… не могла спать. Это был какой-то кошмар. Алиса и сама непрерывно думала о нем, но днем от навязчивых мыслей отвлекали повседневные дела и Михалыч, который постоянно наблюдал за ней, заставляя сосредоточенно и упорно прятать свои желания, запихивать их в себя далеко-далеко, так, чтобы даже лучший в мире психолог не смог догадаться, что же с ней происходит на самом деле. Но вечерами, обычно после одиннадцати, начинался ужас. Огромная каменная рука стискивала сердце, что-то могильной плитой ложилось на грудь, Алиса чувствовала, что это Ким думает о ней, любит и ненавидит, и то ли ждет чего-то, то ли желает, чтобы она исчезла из их жизни навсегда. Скорее всего, все это было одновременно – подсознательные желания человека всегда страшны, он был очень силен энергетически, и ее долбило по всем правилам или без всяких правил, где-то до часу, до того момента, как человек, измучившись и измучив ее, проваливался в спасительное забытье. Когда это случилось в первый раз, Алиса настолько растерялась, ощутив на себе властную, неведомую до сих пор силу, что на испытующий взгляд Михалыча и вопрос, что с ней, не смогла соврать.

— Мне плохо, – сказала она. – Это он.

— Ты что-то чувствуешь? – спросил Михалыч, побелев. – Что?

— Я не знаю, – сказала она, и это было правдой.

— А все же? – настаивал Михалыч.

— Он хочет, чтобы я исчезла… – с трудом пытаясь сформулировать свои ощущения, произнесла Алиса. – …Или пришла… или… я, правда, не знаю… Просто очень тяжело. Здесь, – она приложила руку к сердцу.

— Если он действует на тебя, значит, ты – открыта, – сказал Михалыч. – Значит, ждешь этого, думаешь о нем.

— Нет, – Алиса отчаянно замотала головой, отлично понимая, что он прав.

Связь ее с Кимом была настолько яркой и ощутимой, что она, ни разу не побывав в его доме, отчетливо видела, где он находится и что делает в то время, когда думает о ней.

— Ты сама всю эту кашу заварила, – мрачно сказал Михалыч, раздираемый изнутри противоречиями: все-таки друг, сколько лет, думал ли он, что все будет так болезненно нелепо. – Вот и получаешь теперь. Нечего ему было глазки строить.

Алиса болталась по комнате, не находя себе места, испытывая непреодолимое желание – схватить с вешалки шубу и побежать к Киму, увидеть его, поговорить. Она уже не могла определить, навязанное это или ее личное, все так странно и страшно перепуталось, она не понимала, что ей нужно от этого человека, что ему нужно от нее, но при редких случайных встречах (Михалыч постарался) оба прятали глаза, и эта волнующая, ни с чем не сравнимая полуобморочная дрожь, волнами, откуда-то снизу, и противно дрожащие колени… Ее разрывало на части: одной половине не нужен был никто, кроме Михалыча, с ним было легко и светло, эти песни, это чудо общения, творчества и единства, она понимала, что любит его и хочет быть с ним, но другая часть безудержно тянулась и рвалась к Киму, невзирая на доводы рассудка, который был полностью бессилен не то чтобы вмешаться, а даже просто что-то объяснить. Порой Алиса ловила себя на мысли, что этим двум людям нужно было родиться одним человеком, и, видимо, тогда она бы обрела с ним покой и счастье.

— Может, поговорить с ним? – заикнулась было Алиса.

Но Михалыч сурово глянул на нее из-под насупленных бровей:

— А может, прийти к нему и просто сказать: Ким, я тебя люблю?

— Зачем ты так… – выдохнула Алиса.

— Я устал, – сказал он и сжал руками голову. – Я устал.


Алиса проснулась под утро и увидела черный силуэт на фоне светлеющего неба за окном. Михалыч сидел в кресле и курил.

— Ты что? – испуганно спросила она.

— Я не могу спать, – сказал Михалыч, помолчал и пояснил. – У Кима, видимо, сегодня бессонница… На дежурстве заснуть не может.

— Каком дежурстве? – поинтересовалась Алиса, сразу поняв, что Михалычу «прилетело».

— Он в садик устроился, сторожем, – пояснил Михалыч. – Теперь, раз в три дня, похоже, спать не будем совсем. Ему там делать нечего, вот он сидит всю ночь и бычит. Замыкает.

— А я ничего, – прислушалась к себе Алиса.

— Сегодня моя очередь, – Михалыч невесело усмехнулся. – Если так будет продолжаться, – придется разговаривать с человеком. А так не хочется…

— Может, все пройдет? – осторожно предположила Алиса. – Ну, позамыкает немного и успокоится?..

— Я его почти десять лет знаю, – отмахнулся Михалыч. – Он упертый по жизни. Так что на то, что так быстро все пройдет, и не надейся.

Михалыч оказался прав – долбежка не прекращалась. Алиса помаялась неделю, потом поняла, что терпеть больше невозможно: нереализованные желания, навязчивые и навязанные мысли, злость и желание покоя сплелись в громадный ком, который подкатил к горлу, и выплеснуть который было просто необходимо – чтобы хоть как-то дальше жить… Она забралась на диван, сосредоточилась, расслабилась и… полетела.

Она летела и чувствовала себя всемогущей. Ощущение своей безграничной силы было настолько потрясающим, что Алиса на несколько мгновений оторопела, потом взвизгнула от восторга и понеслась над заснеженными улицами, понимая, что вся ее сила – во зло и только во зло, и потому безгранична. Ей хотелось бить, кричать, уродовать, давить, ломать… Она ясно увидела Кима, сидящего за столом в детсадовском коридоре с гитарой в руках, и, злорадно улыбаясь, вывалила на него весь этот ком злости и боли, мыслей и желаний, с дикими криками и воплями, похожими на стон, с яростью, способной сломать бетонную стену. Ким вздрогнул, задрожала, порвавшись, струна, Алиса открыла глаза и обвела взглядом привычное пространство комнаты. Впервые за много дней ей было спокойно и легко.

«Я – ведьма, – подумала она, понимая, что совершила какое-то большое зло, и человеку сегодня будет очень плохо. – Ну и пусть. Сам виноват…»

Вечером пришел с репетиции расстроенный Михалыч, поцеловал ее привычно:

— Ну, как дела, малыш?

— Нормально, – она улыбнулась. – Как ты? Как репетиция?

— С Кимом сегодня что-то странное творилось, – Михалыч потер виски. – Плохо ему было, места себе не находил, потом еще этот автобус…

— Что-что? – заинтересовалась Алиса.

— Да чуть под автобус не угодил, прямо на моих глазах. Словно выключило его на секунду. Еле успел отдернуть.

Алиса почувствовала панический страх и безудержный злорадный восторг одновременно. Ее словно захлестнуло огромной горячечной волной.

Вечер был хорош, как никогда. Они написали новую песню, много смеялись, Михалыч отошел, отдохнул и рассказал кучу забавных историй, которые произошли с ним во время службы в армии. Алиса ахала и улыбалась, глаза ее светились любовью. Сейчас она была сама собой, не разрываясь и не раздваиваясь, она понимала, что это не надолго, но пока человек был выключен, и ей было хорошо. Она только не знала, как надолго…

В двенадцать ночи ее затрясло. Было ощущение, что на нее обрушился ураган, шквал, смерч, все стихийные бедствия вместе взятые. Алиса всхлипнула посередине какой-то фразы и сложилась пополам.

— Малыш, ты что? – подскочил к ней испуганный Михалыч.

— Мне плохо, – прохрипела она.

Все ее существо разрывалось от боли, она скрипела зубами, чуть постанывая, и кидалась куда-то в угол, ей почему-то казалось, что в углу ее не достанут, хотя все происходило чисто инстинктивно, потому что соображать она совсем не могла. Внутренности выворачивало наизнанку, и каким-то звериным чутьем она узнавала в этом коме боли свою удесятеренную, усотенную злость, свою увеличенную в десятки, сотни раз, ярость. Это было сильнее ее, она сползла по стене, а Михалыч, внезапно все поняв, крикнул:

— Это ты его сегодня?

Алиса кивнула.

— Что же ты делаешь, дура?! – заорал Михалыч. – Куда ты лезешь?! Это же твое зло через него – к тебе обратно! Усиленное, увеличенное им!

Он усадил ее рядом с собой, заставил глотнуть холодной воды и обнял вздрагивающие плечи.

— Ну все, все хорошо, я с тобой… Завтра с утра встанем и пойдем в церковь. У меня там знакомый священник работает – Стас, поговорим с ним. Посоветуемся. Святой воды возьмем – комнату окропить… Успокойся, все будет хорошо…

Алиса тряслась и всхлипывала, не понимая ни единого слова. Все кончилось так же неожиданно, как и началось. Алиса подняла заплаканные глаза и одними губами еле слышно спросила:

— Сколько времени?

Михалыч наклонился к ней:

— Тебе лучше?

— Все кончилось, – так же тихо сказала она, все еще не веря и ожидая новой волны боли. – Сколько времени?

— Четыре часа.

Алиса, оцепенев, смотрела куда-то в сторону невидящими глазами: ей казалось, что прошла вечность.


Утром Михалыч поднялся рано, разбудил Алису и улыбнулся:

— Подъем. Поехали.

— Куда? – спросила она, ничего не соображая спросонья.

— В церковь, – серьезно отозвался Михалыч. – Я же тебе вчера обещал.

Алиса медленно одевалась, понимая, что ехать никуда не хочет, что все ее существо противится этому.

— Может, не надо? – вяло поинтересовалась она. – Все уже прошло…

— Еще хочешь так же корчиться? – осведомился Михалыч. – Одевайся давай.

Пока они ехали, Алису преследовало жуткое желание выскочить из вагона метро, и если бы не Михалыч, который, словно чувствуя это, крепко держал ее за руку, она непременно бы так и сделала. На пол дороге к храму ей стало совсем плохо, Михалыч почти тащил ее за собой.

— Может, я за оградой подожду? – взмолилась Алиса, не понимая, что с ней происходит. – Воздухом подышу, а ты пока поговоришь…

— Нет уж, – твердо сказал Михалыч. – Пойдем вместе.

Они переступили порог церкви, Михалыч перекрестился, Алиса стояла, как истукан, неподвижным каменным изваяньем. День был обычный, позднее утро, в церкви почти никого не было, горели свечи, и пахло расплавленным стеарином. Больше всего на свете Алисе хотелось убраться отсюда и никогда здесь не быть или, по возможности, быть где-нибудь подальше.

— Послушайте, – остановил Михалыч пробегавшего мимо служку в черной рясе и черном головном уборе. – Извините, пожалуйста, вы не подскажете, тут у вас работает отец Станислав, как его можно найти?

— Отец Станислав? – служка поднял редкие брови. Лицо его с маленькими бегающими глазками и каким-то лисьим выражением, красотой не блистало и доверия не внушало.

— А его нет, – сказал служка. – Он здесь не работает. Он перевелся в другой приход. Где-то в Подмосковье.

— Давно? – расстроено спросил Михалыч, который не хотел делиться своими проблемами с незнакомым священником.

— Да с полгода уж будет, – ответил служка и убежал куда-то по своим делам.

— Пошли отсюда? – с затаенной радостью спросила Алиса, слышавшая весь разговор.

— Пошли, – Михалыч вздохнул, еще раз перекрестился, и они вышли из церкви.

Как только ноги Алисы оказались за оградой храма, она почувствовала дикое облегчение и радость, тело ее стало легким, как пушинка, ей казалось, еще немного, и она сможет взлететь.

— Жаль… – задумчиво произнес Михалыч. – С чего бы это Стас перевестись надумал?.. Или перевели его?..

— Кто его знает, – легкомысленно отозвалась Алиса, радуясь, что все так безболезненно закончилось. – Все может быть…

Через неделю, совершенно случайно, на улице, Михалыч лицом к лицу столкнулся со Стасом, и на вопрос, зачем тот перевелся куда-то в Подмосковье, получил удивленный ответ:

— Я? С чего ты взял? Я как служил в этой церкви, так и служу до сих пор.

— Подожди, – заволновался Михалыч. – А как же… Мне же сказали… Я искал тебя, спросил у служки, он мне ответил, что ты уже полгода как здесь не работаешь.

— У какого служки?

Михалыч, которому в наблюдательности было не отказать, подробно описал маленькие бегающие глазки, лисье выражение лица и редкие белесые брови. Стас не думал ни минуты:

— Нет у нас в храме такого.

— Как? – опешил Михалыч. – Он и одет был во все черное, ну ряса там, шапка…

— Я всех служек знаю, – уверенно проговорил Стас. – Такого в нашем храме нет…»

Глава 6

«Алиса – это я… Или часть меня… – думала Лиана, стоя перед портретом и пристально глядя в грустные зеленые глаза. – … И это действительно мой сценарий…»

Проснувшись сегодня утром, едва открыв глаза, она поняла, что это так. Ночью, во время сна подсознательное желание объяснить происходящее, наконец, вылилось в полную уверенность, в знание, и теперь, несмотря на явную нереальность, все стояло на своих местах. Лиана коснулась кончиками пальцев тонкого изгиба губ на портрете. «Бежать… – подумала она. – Бежать немедленно… Бросить все, вещи заберу потом, на электричку и домой, подальше от этого кошмара…»

Лиана лихорадочно заметалась по комнате в поисках сумки.

«Самое необходимое…» – в ее голове крутились обрывки фраз, написанное путалось с произошедшим, она торопливо вываливала из шкафа вещи, запихивала в сумку, тут же вытаскивала и отбрасывала в сторону, беспорядочно кружа по комнате, в тщетных попытках успокоиться и сосредоточиться.

«Черт с ним, со всем», – она махнула рукой, поняв, наконец, что сейчас просто не в состоянии контролировать свои действия, потому что внутри нее не было ничего, кроме панического страха и отчаянного желания бежать.

Она бросила полупустую сумку на кровать, глянула в сторону письменного стола. «Надо бы сжечь все это… – подумала и поняла, что не сможет. Жаль было так хорошо начавшейся работы. – Ладно, потом, может быть вернусь…»

Лиана переоделась в черные джинсы, натянула свитер и скатилась по лестнице. Шнурки в ботинках никак не хотели завязываться, путались в ее руках, переплетаясь и извиваясь.

Лиана чертыхнулась, лихорадочно скручивая их дрожащими пальцами. Наконец, со шнурками было покончено, она быстро накинула плащ, спрятала голову в капюшон и, застегиваясь на ходу, выскочила на улицу в дождь.

Воздух был прозрачен и, казалось, звенел, булькали под ногами лужи, чавкала грязь. Ветер дохнул на Лиану влажной свежестью и немного остудил ее разгоряченное лицо. Она упрямо шагала по грязи, не обращая внимания на лужи, в голове стучали молоточки – бежать, бежать, больше ни о чем она думать не могла.

Показалась платформа станции, Лиана вздохнула и зашагала быстрее. Взобравшись на платформу по узкой скользкой лестнице, она увидела несколько человек в оранжевых жилетах, колдующих над чем-то на железнодорожных путях. Лиана спряталась в угол остановки, крыша которой, как это обычно бывает, протекала как решето, скинула с головы капюшон и застыла в напряженном ожидании.

«…Что же это творится?.. Неужели я – это Алиса?.. Другое место, другое время… Тот же сюжет… Поэтому и пишу, что знаю… Как тогда, в старом родовом замке у Михалыча… или Ивара… Там его все равно звали по-другому… И меня… Ты помнишь?… Это же ты помнишь?…»

Лиана закрыла глаза и ясно увидела залитый осенним солнцем луг и трех всадников на прекрасных конях, каждый из которых стоил целое состояние.

— Послушай, – увещевала высокого зеленоглазого молодого человека, полную копию Ивара, черноволосая девушка, удивительно похожая на нее. – Я не сделала ничего плохого. Барон настаивал, чтобы я приняла его лошадь в качестве подарка, он был так расстроен, когда я попыталась отказаться, что у меня не нашлось сил противиться ему дальше. И потом, я подумала – вы такие старые друзья, что это не будет выглядеть предосудительно…

— Мы потом поговорим на эту тему, – отрывисто бросил ее спутник. – Дома и без свидетелей, – он перешел почти на шепот, потому что третий всадник был уже рядом. – Ты ведешь себя в высшей степени легкомысленно, и если тебе это не понятно, то…

Он не успел закончить, третий всадник поравнялся с ними и, улыбнувшись, приподнял над головой шляпу:

— Доброе утро!

— Доброе утро, барон, – улыбнулся в ответ зеленоглазый молодой человек.

Девушка изящно чуть склонила голову, бросив быстрый взгляд на как всегда бесстрастное лицо с голубыми глазами, крупным носом и достаточно толстой нижней губой, придававшей этому лицу выражение вечного недовольства…

Лиана открыла глаза и тряхнула головой: «Бред… А Янис и Ивар знают… Интересно, как давно?.. Сколько уже это продолжается?.. Как тогда сказал Ивар, все идет по кругу, по спирали, и с каждым витком становится все хуже и хуже… Сколько уже было этих витков?.. Тех, которых я не помню?.. Сколько их еще будет?.. Что это?.. Проклятье?.. За что?.. Я не желаю играть в эту игру… Но ты же сама все это начала… Вспомни… И тогда… И сейчас… Помнишь?… Не помню… Ну и что? – возразила сама себе Лиана. – Янис говорил, что лучше пожалеть о том, что сделано, чем потом всю жизнь жалеть о том, что не сделано… Сяду сейчас в электричку, приеду домой и буду жалеть, сколько влезет, о том, что сбежала, как последняя трусиха…»

Лиана выглянула из-под крыши, люди в оранжевых жилетах все еще копошились на рельсах, и она вдруг поняла, что стоит тут уже очень давно и страшно замерзла. В ботинках хлюпала вода, и плащ насквозь промок. Дождевые капли стекали по ее лицу. Лиана вынула из кармана руку – она была белой, прозрачной и ледяной.

— Послушайте, – сказала Лиана, пройдя по платформе и приблизившись к людям в оранжевых жилетах. – Извините, вы не подскажете, электричка скоро будет?

Один из рабочих повернул к ней лицо: давно небритая щетина и мокрая папироса в зубах, и развел руками:

— Электричка?.. И-и-и, чего захотела, девонька, закрыта эта линия на ремонт, электрички теперь в обход идут, по другой ветке.

— Какой ремонт? – не поняла Лиана. – Дождь же…

— А потом снег пойдет, еще хуже будет, а летом людям на дачи надо или нет? – поучительно произнес рабочий и выплюнул мокрый окурок. – Ты-то здесь откуда взялась?

— Я – на даче… – растерянно сказала Лиана. – А ремонт этот… Надолго?

— А шут его знает. По срокам – две недели должон быть. Но кто у нас когда в сроки укладывался… Тут дело такое…

— А другая ветка? – со слабой надеждой в голосе спросила Лиана. – Далеко?

— Километров десять, пожалуй, будет.

Лиана растерянно молчала, переваривая услышанное. Наверное, вид у нее был настолько жалкий, что рабочий, потоптавшись немного, спросил:

— Тебе что, срочно в город надо?

— Ага.

— И как тебя занесло в такую погоду на дачу? – удивленно произнес он. – По радио же несколько раз предупреждали, что эту ветку закроют…

— Я не слышала… – жалобно сказала Лиана.

— Ладно, за нами вечером дрезина придет. В восемь часов. Если очень в город надо – подходи, до следующей ветки добросим. Но учти, мы сегодня здесь заканчиваем, завтра будем работать на другом участке. Не придешь – будешь тут сидеть, пока электричку не пустят. Или пешком десять километров… Осилишь?

— Спасибо, – обрадовалась Лиана. – Спасибо большое, я обязательно приду!

— Только не опаздывай! – предупредил рабочий. – Ждать тебя никто не будет.

— Я понимаю, – кивнула Лиана. – Спасибо.

Она повернулась и медленно пошла вдоль по платформе, так же медленно спустилась по мокрой лестнице, ее знобило, и зубы начали выстукивать какую-то бредовую мелодию.

— Сбежать хотела? – раздался над ее ухом негромкий голос.

Лиана вздрогнула и повернула голову. Рядом стоял Ивар.

— Не твое дело, – сказала она и прибавила шаг.

— Подожди, – Ивар придержал ее за рукав. – Ты, правда, ничего не знала?

— Я поняла все сегодня утром, – ответила Лиана. – Пусти, я уезжаю, мне нужно собраться.

— Прости меня, – грустно сказал Ивар. – Прости, я не хотел… Я думал…

— Не надо. Я знаю, что ты думал. Пусти, – она резко выдернула руку и непременно упала бы в грязь, если бы не Ивар.

— Осторожнее, – он прижал ее к себе. – Боже мой, ты вся дрожишь… Ты замерзла… Сколько ты стояла под дождем? Сумасшедшая девчонка, ты что делаешь?!

Лиана увидела в его глазах искренний страх и заплакала.

— Ну, что ты… – утешал ее Ивар, все крепче прижимая к себе и ведя в сторону дач. – Мало тебе дождика, и так кругом одна сырость… Сейчас придем в тепло, высушишься, выпьешь что-нибудь горячее. Я приготовлю… В горячую ванну залезешь… Знаешь, если во время дождя плакать – на щеках вырастает плесень. Ну, хороша ты будешь с плесенью на щеках?

— Не вырастет, – всхлипывая, улыбнулась Лиана.

Ивар подвел ее к даче, вытащил из ее кармана ключ и быстро открыл дверь.

— Сначала в ванную, – скомандовал он, снимая с нее насквозь промокший плащ и влажный свитер.

— Ботинки, – невнятно шепнула Лиана.

Ивар наклонился и моментально развязал шнурки.

— Господи, да это же не ноги! – воскликнул он. – Это же лягушачьи лапы какие-то! Ты что, давно не болела? Марш в ванну! Я пока кофе сварю!

Лиана скрылась за дверью ванной, медленно разделась и залезла в горячую воду. Согрелись руки и ноги, но озноб не проходил, ее трясло мелкой дрожью, и зубы выстукивали все ту же сумасшедшую мелодию.

«Это не от холода, – поняла Лиана. – Это – от страха…»

И ей показалось, что она падает в какую-то немыслимую бездну, падает медленно и долго, а вокруг ничего, и не за что зацепиться, не за что удержаться, и только воздух, холодный воздух, бьет откуда-то снизу, разрезая ее тело, раздирая на кусочки, и это падение бесконечно, потому что у бездны нет дна, нет конца, как не было начала…

— Ивар! – отчаянно закричала Лиана, заходясь в истерике. – Ивар!

Он влетел в ванную в ту же минуту, вытащил ее из воды и, накинув на плечи полотенце, прижал к себе.

— Тсс, тише… – шептал он еле слышно. – Это ничего, это пройдет… Со мной творилось что-то похожее, когда я стал понимать… Тише… Успокойся, девочка, все будет хорошо… Тсс…

Он баюкал ее как ребенка, сидя на краю ванны.

— Тебе сейчас нужно в постель… – он поднялся и вскинул ее на руки. – Я отнесу…

— Тяжело же… – всхлипывая, запротестовала Лиана.

Ивар коснулся ее лба губами:

— Я люблю тебя, малыш…

— Не уходи, – попросила Лиана, и тело ее содрогнулось от вновь накатившего страха.

— Тише, – прижал ее Ивар. – Тише… Конечно, я не уйду… Конечно…

Он внес ее в комнату и осторожно положил на кровать. Кинул в угол одеяло с валяющимися на нем вещами и заботливо укрыл ее одеялом.

— Давай сюда полотенце, – сказал он.

Лиана повозилась под одеялом, разматываясь, и протянула ему мокрое полотенце.

— Сейчас я принесу кофе, – улыбнулся Ивар. – Правда, он, наверное, уже остыл…

Лиана осторожно коснулась его пальцев.

— Не уходи, – сказала она, глядя в его тоскливые огромные глаза. – Иди ко мне…


…И был пир во время чумы, и не осталось страха, она улетала куда-то далеко-далеко, и в ее руке была его рука, она чувствовала его тепло, качалась на его волнах, ныряла в них, растекаясь и становясь им, она плакала и шептала что-то бессвязное, касаясь губами его губ, его рук, его тела, он целовал ее глаза, полные слез, и не было страха, не было, не было…

Ее все еще качало на сказочных волнах, когда рука Ивара легла ей на лоб, и сквозь блаженное полузабытье Лиана услышала его голос:

— Да ты вся горишь! У тебя есть градусник?

«Зачем? – хотела спросить Лиана. – Мне так хорошо…»

Губы ее приоткрылись, и в тот же миг она провалилась в бесформенную темноту, судорожно сжимая руку Ивара.


«… ночевать к ее родителям. Михалыч несколько раз тревожно, словно предчувствуя что-то, заглянул ей в глаза:

— Все будет хорошо?

— Конечно, – Алиса улыбнулась, смутно представляя, что именно он имеет в виду.

— Я утром позвоню, – сказал Михалыч.

— Хорошо, – еще раз улыбнулась Алиса. – Ну, я поехала. Пока.

— Пока, малыш, – Михалыч легко коснулся губами ее щеки. – До завтра.

В одиннадцать часов вечера снова началось. Алиса пыталась отвлечься, тупо уставившись в телевизор и не понимая ни одного сказанного слова. Она шла на кухню и делала там что-то машинально, но глаза ее все время останавливались на телефоне. Это было какое-то безумие, ее трясло все сильнее, и она снова не могла разобрать, ее это или навязанное. Телефон, скромно стоящий в коридоре, упорно бросался в глаза изо всех углов квартиры, она отчаянно боролась с собой, но какой-то дьявол внутри нее требовательно и настойчиво шептал: позвони, позвони, позвони… В двенадцать она сдалась, подошла к телефону и дрожащими пальцами набрала номер. Ее трясло так сильно, что дважды она ошибалась цифрой и, ругнувшись про себя, нажимала на рычаг. «Отойди от телефона. Это знак», – пробилась к ней какая-то ее часть. Алиса сделала шаг в сторону, но трубка, казалось, приклеилась к руке, а диск с цифрами искривился, усмехнулся, всем своим видом давая понять, что недоволен ее слабостью: ну, что же ты, звони, звони, ну!

Когда в трубке раздался голос Кима, ноги Алисы подкосились, и она осторожно опустилась на пол рядом с телефонной полкой.

— Да? Алло? Вас не слышно, – сказал Ким. – Алло?

Алиса молчала, сжимая рукой трубку. «Как влюбленная школьница…» – пронеслось у нее в голове.

— Алло? Будете молчать? – спросил Ким, и Алиса поняла, что он прекрасно знает, кто это звонит и почему молчит.

— Ну, молчите, – сказал Ким. – А я пока…

Алиса услышала, как трубку положили на стол, потом раздался перебор гитарных струн. Алиса сжимала трубку и чуть не плакала, Ким играл на гитаре для нее, и только для нее, она ловила эти звуки, вбирала в себя, и больше не о чем не думала и ничего не понимала.

— Алло? Вам еще не надоело? Еще поиграть? – осведомился Ким.

Алиса молча кивнула: да, словно он мог ее видеть.

Он снова заиграл и на этот раз играл долго, очень долго, у Алисы затекли ноги от неудобного положения, но она боялась пошевелиться, боялась сдвинуться с места, что-то пропустить… «Спасибо…» – шепнула она про себя и осторожно положила трубку на рычаг. Ей было хорошо и покойно…

Утром зазвонил телефон, она знала, что это Михалыч, и кляла себя за вчерашнюю слабость, обещая, что никогда больше, никогда, никогда…

— Да, – сняла трубку Алиса.

— Забирай свои вещи, и как можно быстрее, – сказал Михалыч. – Я не хочу тебя больше видеть.

— Что случилось? – мгновенно все поняв, спросила Алиса.

— Ах, ты не знаешь, что случилось? – издевательским тоном спросил Михалыч. – Хватит комедию ломать, увы, зрительный зал пуст, ты только зря потратишь силы в напрасном ожидании аплодисментов. Я сижу у Кима на работе. Он мне рассказал про твой вчерашний звонок. Что, не удержалась? Я знал, что не удержишься, знал еще позавчера вечером, когда ты уезжала.

— Я не звонила, – сказала Алиса, проклиная все на свете. – Послушай…

— Да что ты говоришь?! – взорвался Михалыч. – Наверное, это я звонил, и это мне полночи играли на гитаре! Я просто забыл, простите, с памятью проблемы в последнее время! В общем, ты поняла, сегодня и завтра вечером я дома, забирай вещи, и чтобы я тебя больше никогда не видел.

Алиса плакала, в голове звучали невесть откуда всплывшие строчки из песни Михалыча:

«…Но ничего не исправишь, ведь руки – вата,

Так, так, так держать,

После поймешь и узнаешь, что руки – вата,

Так…

Быть – это можно, но вольно, ведь руки – вата,

Так, так, так держать,

А бритвой не сделаешь больно рукам…»

Дрожащими пальцами она набрала номер в надежде что-то объяснить, но трубку снял Ким, и все то, что накопилось внутри нее за последнее время, вся ее боль, ее метанья, безысходность ситуации вылились в дикий истерический крик:

— Я ненавижу тебя! Слышишь?!! Ненавижу!!!

Алиса бросила трубку и зашлась в рыданиях.


«Может, так и лучше, – уговаривала она себя по дороге к Михалычу за вещами. – Дальше так продолжаться все равно не могло… Чем раньше все закончится – тем лучше… Им друг на друге надо было жениться, – внезапно со злобой подумала она. – Прекрасная вышла бы парочка… А все же жаль…» – она вспомнила ночные сиденья с Михалычем и снова чуть не расплакалась.

Михалыч открыл ей дверь, насмешливо прищурившись, глянул на ее бледное лицо.

— Привет.

— Привет, – непослушными губами отозвалась Алиса, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать.

Она складывала вещи, Михалыч курил, сидя в своем любимом кресле и поглядывал на нее с видом победителя.

— Я сегодня все не увезу, – сказала Алиса. – То, что осталось, заберу завтра.

— Ради бога, – великодушно согласился Михалыч. – Что ты теперь собираешься делать?

— Тебе это интересно? – удивилась Алиса. – Какая разница…

— Ну, все же? – настаивал Михалыч.

— Это уже мои проблемы, – ответила она и вышла из комнаты, волоча за собой сумки.

Пока она одевалась, Михалыч стоял в дверях и смотрел на нее.

— Я приеду завтра, часов в восемь вечера, – сказала Алиса, проглотив тугой комок, стоящий в горле. – Ты будешь дома?

— Да, – серьезно ответил Михалыч. – Как раз репетиция кончится…

«Зачем?!» – хотела крикнуть Алиса, но сдержалась и бросила пустое и ничего не значащее:

— Пока.

— Пока, – Михалыч закрыл за ней дверь.

В эту ночь она пила у подруги водку и плакала. Наливала себе рюмку за рюмкой, не замечая и не обжигаясь, опрокидывала в себя и плакала снова. То ненавидела, то жалела, то просила прощенья, то прощалась, пила и плакала, плакала и пила…

На следующий вечер она была у Михалыча, выплакавшаяся, собранная и неестественно спокойная.

— Как репетиция? – безразлично спросила она, укладывая в сумку оставшиеся вещи.

— Нормально, – Михалыч помолчал и спросил. – Зачем ты это сделала?

— Какая теперь разница, – устало отмахнулась Алиса. – Ты даже слушать ничего не захотел, зачем теперь что-то объяснять… Кому это нужно… Наверное, все должно было так кончиться. Он же все время стоял между нами, ты не на минуту не давал мне о нем забыть… Он тебе и друг, и музыка, и жена… При чем здесь я?..

— Я просто понял, зачем ты это сделала, – сказал Михалыч.

Алиса подняла на него глаза: издевается? Но Михалыч был грустен и серьезен.

— Тогда и вовсе незачем ничего объяснять, – произнесла она. – Мне пора, уже поздно. Всего хорошего тебе.

— Подожди, – остановил ее Михалыч. – Я все понял. Не уходи. Я люблю тебя.

— Слишком поздно, – Алиса покачала головой. – Ты не оставил мне выбора. Я решила вернуться к мужу. Прости.

Михалыча затрясло:

— Я люблю тебя, ты не можешь уйти!

— Слишком поздно, – повторила Алиса, чуть не плача.

В глазах Михалыча появились слезы:

— Малыш, не уходи… Все не может кончиться так.

— Может, – всхлипнула Алиса.

Михалыч подошел к ней и прижал ее к себе.

— Я никуда тебя не пущу, – Алиса увидела, что он плачет. – Я люблю тебя, слышишь, я не смогу без тебя… Я все понял, теперь все будет не так, прости меня и… останься…

Алиса гладила его волосы и плакала вместе с ним.

— Я не могу, не могу, слишком поздно, я уже обещала…

— Малыш, не делай этого! Ты будешь об этом жалеть всю жизнь! Мы будем об этом жалеть… – поправился Михалыч. – Поверь мне, все будет не так, все будет совсем по-другому… Я правда, очень тебя люблю…

Алиса вырвалась, отвернулась, плечи ее вздрагивали, Михалыч осторожно повернул ее к себе, приподнял лицо, убрал с него волосы и взглянул в большие заплаканные глаза:

— Ты останешься?.. Ты не уйдешь?..

Вместо ответа Алиса прижалась к нему, изо всех сил сжимая руками его спину.

— Малыш… – обрадовано выдохнул Михалыч и покрыл ее лицо поцелуями. – Я люблю тебя…

Утром проснулись поздно.

— Сегодня репетиция, – сказал Михалыч. – Пойдешь?

— Да, пожалуй, нет, – подумав, ответила Алиса. – Перед Кимом неудобно. Я же ему в трубку крикнула, что ненавижу…

—  Я знаю, – кивнул Михалыч. – Но я обещал тебе, что теперь все будет не так. И если у человека проблемы – то это его проблемы, а не наши с тобой. Так что выкинь из головы, и пойдем. Ничего не бойся, я буду рядом.

— Ну, хорошо, – согласилась Алиса, все еще сомневаясь, стоит ли ей идти туда.

На репетиции Ким, увидев ее, оторопел, Михалыч усмехнулся, Алиса чувствовала себя очень неловко, ей хотелось подойти и извиниться, но Ким старательно не смотрел в ее сторону, Алиса пожала плечами, ну и черт с тобой, и уселась в уголке. Когда начали играть, у Кима вновь все валилось из рук, Михалыч ехидно улыбался, глядя, как человек с трудом справляется с собой, потом, после пары едких замечаний Кима в свой адрес, Михалыч сорвался и разозлился, начал говорить гадости, Алиса подняла на них обоих глаза и, встретив быстрый, будто бы скользнувший мимо взгляд Кима и раздраженно недовольный взгляд Михалыча, обреченно поняла, что ничего не кончилось, все продолжается, это просто новый виток бесконечной спирали, чьей-то игры, в которую они трое втянуты далеко не по собственной воле…»

Глава 7

Когда Лиана открыла глаза – было темно. В комнате царил полумрак, горела настольная лампа, заботливо прикрытая сверху какой-то тканью, чтобы свет не падал ей в лицо. За окном по-прежнему шумел дождь, Ивар лежал на кровати рядом с ней, одетый, нежно обнимая ее одной рукой. Лиана осторожно повернула голову и увидела, что он спит. Лицо его казалось измученным и бледным, и, даже во сне, лишенным покоя. Лиана долго разглядывала его, пытаясь понять, так ли это на самом деле, или его бледность и измученность лишь последствия игры световых пятен и царившего в комнате полумрака. Под ее пристальным изучающим взглядом Ивар зашевелился и открыл глаза.

— Ну, слава Богу, – сказал он, и сон моментально улетучился с его лица. – Как ты себя чувствуешь?

— Ничего, – ответила Лиана, ощущая вместо своего тела одну огромную слабость. – Сколько времени?

— Часа четыре ночи, – произнес Ивар. – Как ты меня напугала…

«Дрезина уже ушла, – отстраненно подумала Лиана. – Никуда отсюда я теперь не уеду… А чтобы уйти, нечего и мечтать, – поняла она, чувствуя, что едва ли в силах подняться даже с кровати. – Весело, ничего не скажешь…

— Есть хочешь? – спросил Ивар, заботливо глядя на нее.

— Нет. Пить.

— Я сейчас принесу тебе бульон, – Ивар поднялся с кровати и легко поцеловал ее в лоб. – Попьешь, а заодно и поешь.

Он быстро вышел из комнаты, и Лиана услышала, как затихают его шаги на ступенях лестницы. Она повернула голову и уставилась в потолок.

«Паутина, – думала она. – Мы как мухи в паутине… И чем больше ты будешь дергаться, тем сильнее завязнешь… Паутина, сплетенная по правилам, нам, увы, непонятным… Кто-то должен выпасть из этого треугольника, или я, или Ивар, или Янис… Но я попыталась и не получилось… Значит, выпасть не так, выпасть насовсем… Но где гарантия, что после все не начнется снова?.. Может, это проделал кто-то из нас когда-то там, давно?.. А в результате все равно все по кругу, по спирали, проклятой спирали… И количество витков бесконечно… А может, я до этого не додумалась раньше?… Может, это единственный выход? В том, чтобы выпасть насовсем? Тогда все очень просто… только… только я не хочу… Я не хочу и страшно боюсь… А того, что происходит, не боишься? И этого боюсь… И черт его знает, чего боюсь сильнее… Эй, хозяин паутины, беги сюда, тебя ждет роскошный обед из трех блюд: горячее, закуска и десерт, ты под нас хоть рюмку водки выпьешь, прежде чем сожрать? Или тебе и без того хорошо?… Господи, до чего же все мерзко, не просыпалась бы никогда…»

Скрипнула дверь, и в комнату вошел Ивар, неся в вытянутой руке кружку с дымящимся бульоном.

— Я не знаю, что это – поздний ужин или ранний завтрак, но он прибыл.

Ивар поставил кружку на стол, шагнул к Лиане и помог ей сесть, заботливо подложив под спину еще одну подушку.

— Спасибо, – она вяло улыбнулась и взяла протянутую кружку.

— Да не за что, – Ивар коснулся ладонью ее лба. – Температуры нет, теперь тебе нужно есть побольше, и через пару дней встанешь на ноги.

— Я долго уже валяюсь? – спросила Лиана, медленно глотая горячую жидкость.

— Два дня, – ответил Ивар.

— Я последний раз болела очень давно, – задумчиво сказал Лиана больше себе, чем ему. – Так, чтобы серьезно свалиться. Года три, наверное, назад… Зимой грипп ходил тяжелый, от кого-то набралась. Тоже лежала с дикой температурой, и глаз не могла открыть… Чуть в больницу не загремела… – она сделала глоток и посмотрела на Ивара. – Что мы теперь будем делать?

Ивар тяжело опустился рядом с ней на кровать.

— Не знаю, – помолчав, признался он.

— Ведь должен быть какой-то выход, – сказала Лиана. – Ну, один я знаю: если устранить одну из вершин – треугольник автоматически перестает быть треугольником. Но это крайний случай. Может быть, есть еще какие-нибудь варианты?

— Об этом даже не заикайся, – сердито произнес Ивар. – Самоубийство – не выход. Где гарантия, что после все не начнется снова? Я больше чем уверен, что ты уже проделывала это когда-то тогда. И ничего не изменилось.

— Я? – переспросила Лиана. – Ты уверен, что именно я?

— Да. Я не могу объяснить, почему, но я это знаю.

— Можешь, – уверенно возразила Лиана. – Просто боишься меня обидеть. Это была я, потому что основная причина происходящего – во мне. Только я этого не помню.

— Я тоже помню не все, – сказал Ивар. – Иногда всплывает целыми кусками, иногда какими-то короткими моментами, эпизодами… Жизней пять я уже насчитал, но мне кажется, их было гораздо больше…

— Или будет, – добавила Лиана.

— Или будет, – согласился Ивар. – Кто знает, где здесь конец и где начало… И будут ли они вообще…

— Но ведь твердой уверенности у тебя нет? В том, что я это сделала и ничего не изменилось? – уточнила Лиана. – Ты этого не видел? Не всплывало?

— Я тебе еще раз говорю, не смей об этом даже думать! – повысил голос Ивар. – Это не выход!

— У каждой головоломки должно быть решение, – сказала Лиана. – Хотя бы одно верное решение. Неужели мы его ни разу не находили? За столько времени, ни разу?

— Ты упускаешь из виду то, что мы не знали, что именно с нами происходит. Я сомневаюсь в том, что мы знаем об этом и сейчас, хотя, насколько я могу судить по воспоминаниям, в такой ситуации, когда все трое что-то помнят, мы оказались впервые. И потом, ты забыла, что головоломка с верным решением – это выдумка человеческого разума, и мы рассуждаем как люди, со своей колокольни, о таких вещах, где человеческая логика бессильна что-либо объяснить. Представь себе на минуту сломанную головоломку или заведомо сделанную так, что она просто в принципе не имеет никакого решения. Я много думал об этом, и чем дальше, тем больше мне кажется, что это замкнутый круг, из которого нет выхода.

— Тебе не кажется, что мы напоминаем подопытных кроликов? – спросила Лиана. – Бедные, облезлые, неразумные идиоты…

— Пожалуй, это слишком, – Ивар улыбнулся невесело и забрал у нее пустую кружку. – Ты приехала сюда, чтобы написать книгу?

— Да. Ты же знаешь…

— О чем она?

Лиана разгладила руками одеяло и перевела взгляд на стоящую на столе машинку.

— О нас, – наконец сказала она.

— Я думаю, что ты должна ее закончить, – сказал Ивар. – Может быть, я ошибаюсь, но чем-то все это должно кончиться, там, у тебя. Может, это и будет то самое верное решение? Если, конечно, оно вообще существует… Ты же сама сказала, что основная причина – в тебе. Тебе и решать.

— Подожди, – заволновалась Лиана. – Когда я пишу – это пишу не я. Нет, не так, я сейчас попробую объяснить. Понимаешь, на меня словно находит что-то, я не могу ничего делать, такое чувство, что голова сейчас вот-вот разорвется от невесть откуда взявшегося безумного количества слов, фраз, идей, я узнаю это состояние за сутки до наступления пика, все это варится во мне, крутится, вращается, а потом наступает момент, когда я понимаю, что если сейчас не сяду за машинку, то просто сойду с ума. Когда я сажусь писать, у меня нет ни определенного сюжета, ни выдуманных героев, я вставляю в машинку лист и не знаю, о чем сейчас пойдет речь. Словно кто-то другой, через меня, водит моими пальцами по клавишам или по бумаге, в общем, по тому, что в тот момент окажется под рукой, и даже когда я уже написала начало, середину, я могу не знать, абсолютно не знать, до самого последнего момента, чем же все это закончится.

— Я понял, – задумчиво произнес Ивар. – Тогда тебе, тем более, нужно ее закончить. Если это пишешь не ты, то, в таком случае, тот, кто движет тобой, возможно и подскажет нам единственно верное решение.

— А если это будет ловушка? – спросила Лиана. – Западня? Если действительно нет верного решения или будет дано заведомо ложное? Что тогда? И потом, ты забываешь о нас. Мы же живые люди, и следовать невесть кем подсунутой инструкции просто унизительно.

— У тебя есть какие-то другие варианты? – осведомился Ивар. – Я не предлагаю досконально один в один исполнить то, что ты напишешь. Я говорю о том, что, может быть, это поможет нам каким-то образом разомкнуть круг. Может, подскажет выход…

— Я поняла, – сказала Лиана и подняла на Ивара осунувшееся за время болезни лицо. – И я могу тебе признаться, что я жутко и отчаянно боюсь.


«…снова трясло. Так продолжалось из вечера в вечер, Алиса уже стала панически бояться вечеров, обреченно понимая, что ничего изменить нельзя, потому что часть причины в ней самой, потому что, вопреки всем доводам рассудка, она хочет, чтобы Ким думал о ней, и поэтому открыта. В последнее время она то и дело ловила странные взгляды Михалыча, потому, когда начинался «сеанс связи», как она невесело шутила про себя, старалась делать вид, что с ней ничего не происходит. Но обмануть Михалыча было практически невозможно, он очень любил ее и, как все впечатлительные люди, чувствовал ее, как самого себя, даже по выражению лица умея понять, что с ней что-то не так. Когда Михалыча в такие моменты не было дома, было легче. Она забиралась с ногами на диван, закрывала глаза и покорно отдавалась этой тяжести, перестав сопротивляться. Разум выключался, в голове проносились картинки, виденья, то ли придуманные, то ли переданные, действующими лицами которых были она и Ким.

Она сидела на диване, отдавшись во власть очередной картинки, и не сразу поняла, как постепенно усиливается тяжесть, изображение становится резче и ярче, словно источник передачи медленно и верно приближается к приемнику, цвета картинки буквально ослепляли, потом изображение вспыхнуло и исчезло, остались лишь красные расходящиеся круги под закрытыми веками. Алиса вздрогнула и открыла глаза. «Ким где-то рядом, – поняла она. – Похоже, он идет сюда».

В ту же секунду раздался звонок в дверь.

— Привет, – сказал Ким. – Михалыч дома?

— Нет, – Алиса пыталась унять мелкую дрожь во всем теле. – Он не приходил еще.

Они стояли в дверях, и Алиса лихорадочно соображала. Ей очень хотелось пригласить его войти, посидеть, попить чаю, поговорить, но она прекрасно понимала, как потом отреагирует на это чаепитие Михалыч, и ее буквально разрывало на части, которые по силе были равны друг другу. Ким, словно поняв, что с ней творится, достал из кармана сигареты:

— Покурим?

— Конечно, – обрадовалась Алиса. – Я сегодня весь день без сигарет. С деньгами как всегда напряг. Я сейчас только тапочки надену.

Она быстро обулась и вышла на лестничную площадку. Они курили и разговаривали ни о чем, и каждый думал совсем не то, о чем говорил, главным были быстрые, осторожные взгляды, дрожание пальцев, сжимающих сигарету, несмелые, робкие улыбки, падающий в протянутую ладонь столбик пепла, приглушенный смешок, и улыбка все шире, взгляды длиннее и пристальней, обморочная дрожь волнами, откуда-то снизу, заговорщический шепот и ощущение собственной легкости, окурок об подошву и желание, чтобы это не кончалось никогда.

На лестнице зазвучали шаги, с лица Алисы моментально слетела улыбка, она даже как-то съежилась, бросила быстрый взгляд на Кима и увидела, что он подтянулся и подобрался.

— Привет, – неестественно весело сказала она, свесившись через перила. – Тебя тут ждут.

— Кто? – Михалыч сделал еще несколько шагов по ступеням лестницы и увидел Кима. – А, привет, – спокойно сказал он, но глаза его потемнели.

— Привет, – серьезно ответил Ким. – Я по делу.

— У тебя сигареты есть? – спросил Михалыч. – Давай покурим.

Ким достал из кармана пачку.

— Я не буду, спасибо, – Алиса улыбнулась, как ей самой показалось, слегка натянуто. – Я только что курила, – объяснила она Михалычу и поежилась. – Что-то холодно здесь стоять. Я пойду? – и, не дожидаясь ответа, скрылась за дверью.

Михалыч вошел минут через десять напряженный и неестественно спокойный.

— Давно он тут? – подозрительно глядя на Алису, спросил он.

— Да нет, – сказала она, понимая, что любое произнесенное ей слово будет расцениваться как оправдание и почти ненавидя Михалыча за то, что ей приходится оправдываться. – Мы только по сигарете выкурили.

— О чем беседовали? – осведомился Михалыч все так же подозрительно.

— Так, болтали ни о чем, – ответила Алиса, осознав, что не может вспомнить ни одного сказанного ими слова.

Оставшееся ощущение легкости медленно таяло под пристальным, подозрительным взглядом Михалыча.

— И все-таки, – настаивал Михалыч.

— Да о пустяках каких-то, – отмахнулась Алиса, начиная злиться. – Что я, на допросе, в самом деле? Человек пришел к тебе, тебя нет, ну постояла с ним на площадке, покурила, весь день же без сигарет, это что – криминал? Ты опять с ума сходишь?

— Я сегодня снова полночи не спал, – мрачно произнес Михалыч. – Мне надоело. Я хочу спать спокойно, чтобы меня никто не долбил и не доставал. Я попытался с ним поговорить, но он молчит, или отнекивается, отделываясь длинными, бесконечными фразами.

— Ибо, ибо? – улыбнулась Алиса, уже давно заметившая привычку Кима, в те моменты, когда он попадал в затруднительные ситуации, говорить долго и прозрачно, углубляясь в такие дебри, что к тому времени, когда он, наконец, заканчивал очередную витиеватую фразу, его собеседник уже начисто не помнил ее начало. – Когда это ты успел?

— Вчера. Его легче убить, чем заставить хоть в чем-то признаться. Прямо партизан на допросе. Поесть что-нибудь найдется? – сменил тему Михалыч. – Я голоден, как собака.

— Как собак, – Алиса снова улыбнулась и пошла на кухню.

На следующий вечер ее снова затрясло, Михалыч понаблюдал за ней минут тридцать, потом резко поднялся с кресла, сломав карандаш о лежащий на столе лист бумаги.

— Все, мне надоело. Собирайся! – приказал он.

— Ты что? – испугалась Алиса. – Куда?

— Езжай к Киму, – сказал Михалыч. – Я пытался с ним говорить – у меня ничего не вышло. Кто-то из вас врет. Или он, или ты, или вы оба. Съезди, может, вы вместе до чего-нибудь договоритесь. Я так не могу больше. Я устал.

— Я никуда не поеду, – возразила Алиса.

— Поедешь, – твердо сказал Михалыч. – Или я сейчас поеду сам и привезу его сюда. Собирайся.

— Но послушай… – начала было Алиса.

— Мне все это надоело. На-до-е-ло! Понимаешь? – сорвался на крик Михалыч. – Я устал, я хочу жить спокойно, спокойно спать ночами, зная, что у меня есть друг и любимая женщина! Это дерьмо – все, что сейчас происходит! Это ваше дерьмо и копайтесь в нем сами! Ты поедешь или мне привезти его сюда?

— Успокойся, – сказала Алиса. – Я поеду. Скажи мне адрес.

Михалыч продиктовал адрес и объяснил, как лучше дойти.

— Желаю договориться до чего-нибудь хорошего, – саркастически заметил он на прощанье.

— Ну, зачем ты?.. – Алиса растерялась, уловив подтекст только что сказанной фразы. – Я так никуда не поеду.

— Поедешь, – твердо возразил Михалыч. – Или поеду я.

— Я скоро, – Алиса повернулась в дверях. – Поговорю с человеком и обратно.

— Счастливого пути! – бросил Михалыч раздраженно и с силой захлопнул за ней дверь.

Алиса ехала и ее вновь разрывало на части, она боялась этого разговора, боялась Кима, боялась Михалыча, боялась себя, все это было слишком для нее, ей одновременно хотелось признаться Киму в любви и попросить его навсегда убраться из их жизни, она не знала с чего начать, о чем говорить, в голове крутились какие-то обрывки фраз, эпизоды прошлого, куски картинок, которые она ловила иногда, Алиса никак не могла собрать все это вместе, облачить все это хоть в какую-то удобоваримую форму, пусть даже далекую от законченности.

К двери Кима она подошла с полным хаосом в голове, несколько секунд постояла, собираясь с духом, потом махнула рукой, будь что будет, и, словно бросаясь в омут, отчаянно и быстро нажала кнопку звонка.

Ким, увидев ее, на несколько секунд просто замерз.

— Привет, – сказала она, чувствуя, как трясутся все поджилки. – Мне нужно поговорить с тобой.

Увидев его так близко, в футболке, спортивных штанах и домашних тапочках, она забыла обо всем на свете, понимая лишь то, что стоит ему сказать только слово, одно лишь слово, и дальше все будет совсем не так.

— Я сейчас, – произнес Ким, накинул на плечи куртку и вышел на площадку.

— Меня Михалыч послал, – начала она. – Понимаешь… Я не знаю, как это лучше сказать… но ему кажется, что ты испытываешь ко мне… ну, скажем, нечто большее, чем просто хорошее отношение… точно так же, как и… я к тебе…

Выдавливая из себя эти фразы, Алиса пристально смотрела Киму в лицо, стараясь уловить хоть какие-то эмоции – реакцию на свои слова. Но лицо Кима было бесстрастным, как гипсовая маска.

— Михалыч как всегда в своем репертуаре, – спокойно произнес он. – Он меня уже достал своими подозрениями и попытками поговорить по душам. Видишь ли… – и Ким пустился в пространные объяснения характера и поведения Михалыча, присовокупляя туда ибо, ибо, кучу отстраненных сравнений, тибетскую философию и поверхностные знания, в общем-то, неплохого психолога.

Алиса слушала его, совершенно запутавшись во всех этих построениях, понимая лишь одно: либо человек так хорошо умеет прятать от себя самые сокровенные свои желания, что сам начинает верить, что их действительно нет, либо он говорит правду, и тогда выходит, что они себе все придумали и накрутили, и все эти вечерние энергетические всплески только их выдумка, их фантазия – не больше. Ким что-то продолжал говорить, она кивала, засасываемая понемногу потоком его слов, начиная верить той убежденности, с которой он произносил их; он вылепил картину, напрочь отличную от той, что все это время крутилась у нее в голове, в результате чего виной всему была излишняя эмоциональность Михалыча, жертвой которой являются они оба; вылепил и заставил Алису в нее поверить. Она даже поддакнула ему пару раз, уже всем своим существом веря, что все так и есть на самом деле. Алиса поверила, и ей стало легче: все это недоразумение, не больше, а раз так, значит, все образуется, Ким уверен в этом, жаль, Михалыч его сейчас не слышит. При воспоминании о Михалыче, Алиса вздрогнула и подняла глаза на Кима:

— Сколько времени?

— Сейчас посмотрю, – Ким поднялся со ступенек лестницы, на которых они сидели, заглянул в квартиру и через секунду вернулся обратно. – Половина второго.

— Что? – затряслась Алиса. – Все, это конец! Он же там уже обезумел! Что же делать?!

— Может, все не так страшно? – попытался успокоить ее Ким.

— Да ты что, Михалыча не знаешь?! – воскликнула Алиса и заплакала. – Послушай, поехали со мной! Я одна ему сейчас ничего не объясню! Он даже слушать не станет! Поехали, поговорите с ним, пусть все это кончится раз и навсегда!

Ким застыл в раздумье.

— Может, у меня переночуешь? – помолчав, спросил он. – А завтра пойдем и все объясним.

— Ты с ума сошел! – опешила Алиса. – Я сейчас-то не знаю, как оправдываться буду! Он же ревнует, как бешеный, а ты – переночуешь… Завтра утром мне останется только вещи собрать и валить на все четыре стороны! Поехали, а?

— Метро-то уже не ходит… – протянул Ким.

— Тачку поймаем, тут же недалеко, – уговаривала Алиса, не переставая плакать.

— Ладно, я сейчас оденусь, – сдался Ким и скрылся за дверью.

Алиса плакала, представляя, какая начнется сцена, когда они с Кимом вернутся домой.

Ким вышел, натягивая на ходу перчатки, Алиса молча шла за ним по лестнице, кляня про себя все на свете последними словами. Хлопнула за ними дверь подъезда, и тут же раздался звенящий от боли, пьяный голос:

— Ну что, договорились, голубки?! Совет да любовь?! Сволочи!!! – Михалыч, шатаясь, подошел и плюнул в сторону Алисы. – Тварь! Как была, так и осталась тварью! Ненавижу!!! Сволочи!!!

— Честно говоря, я его давно ждал, – негромко произнес Ким.

Алиса оцепенела: ждал и ничего не сказал, значит, знал, что все так и будет?.. Голова ее напрочь отказывалась что бы то ни было понимать. Михалыч, тем временем, развернулся и побежал куда-то в сторону.

— Что же ты стоишь?! – закричала Алиса, глядя в спокойное как всегда лицо Кима. – Догони его, объясни!!! Ну, что же ты стоишь?!!!

Ким, казалось, несколько мгновений раздумывал, потом медленно двинулся в сторону Михалыча.

— Да беги же! – крикнула Алиса. – Его нужно догнать, все объяснить! Меня он не будет слушать в таком состоянии! Ну, Ким, прошу тебя!!!

И только тогда Ким побежал.

После безобразной «очной» ставки в подъезде, издевательских вопросов Михалыча, рассудительных и пространных оправданий Кима, утверждающего, что в своей жизни он любит только одну женщину – Нину, и никогда ей не изменит, после бесконечной игры в вопросы без ответа, в ответы не на вопросы, и нескончаемых слез Алисы, они сидели на кухне у Кима и пили горячий чай. Алиса все еще тихонько всхлипывала, Михалыч понемногу трезвел, Ким был спокоен и сдержан, как всегда, говоря, что от всей души желает им только счастья, и даже великодушно предложил остаться ночевать у него: пять часов утра, куда вы пойдете.

— Нет, – сказал Михалыч. – Мы у Вальтера переночуем, пошли.

Алиса поднялась вслед за ним, чувствуя бесконечную усталость, во всем происходящем была какая-то фальшь, она не понимала чья, на тот момент она уже полностью утратила способность вообще что-либо понимать. Ким обнял их обоих на прощанье и закрыл за ними дверь с пожеланием всяческих благ. Алиса несмело подняла глаза на Михалыча:

— Куда мы пойдем?

— В соседний подъезд, – отрывисто бросил Михалыч, явно не желающий с ней разговаривать.

Они долго стучали в дверь, заспанная жена Вальтера – Ленка, наконец, открыла, на вопрос Михалыча: «Леныч, мы переночуем?», лишь покачала головой:

— Ну, Михайлов, ты как всегда!

— Извините, – робко сказала Алиса.

— Да ладно, – Ленка принесла подушки и одеяло. – Ложитесь, завтра поговорим.

Они быстро улеглись, Алиса осторожно тронула Михалыча за плечо.

— Ну что ты? – тихо спросила она. – Все же кончилось…

Михалыч долго пристально смотрел на нее, потом произнес:

— Я понял только одно: кто-то из вас врет. Или врете вы оба. Давай спать, я устал.

Алиса искренне верила в то, что все кончилось, до того момента, пока совершенно случайно не столкнулась на улице с Кимом. Он поднял на нее глаза, опять этот быстрый взгляд, скользнувший в сторону, и вид пойманных на месте преступников, и снова эта обморочная дрожь…

«Михалыч был прав, – поняла Алиса. – Каждый защищается, как может… И врали мы оба…»»

Глава 8

Лиана медленно поднялась из-за стола, отложила, не читая и не просматривая, написанные листы в сторону, потянулась, расправив уставшие плечи. Котенок, лежа на столе, среди бумаг, смотрел на нее круглыми желтыми глазами.

— Пошли вниз? – спросила Лиана и взяла его на руки.

Она бесцельно побродила по комнатам, заглянула на кухню, собираясь сварить кофе, но в последний момент передумала, поняв, что ни есть, ни пить ей абсолютно не хочется. В доме было тихо, и эта тишина раздражала ее, давила, заражая неспокойствием и тревогой.

«Я хочу сбежать отсюда, – подумала Лиана, усевшись на подоконник и глядя в окно, где дождь медленно, но верно превращал землю в грязное месиво. – Сбежать и все забыть… Хотя забыть вряд ли получится. И потом, как бы ни было страшно, согласись, тебе все-таки хочется узнать, чем все это кончится?.. Извечное женское любопытство… У каждой истории обязательно должен быть конец. Ну, пусть не всей истории, пусть хотя бы первой части… Ты уже влезла достаточно глубоко… Из таких глубин не выплывают. Только тонут… Я еще посижу тут немного одна и сойду с ума. К этому все идет. Кстати, это тоже вариант выхода. Кто будет любить сумасшедшую?.. Только такие идиоты, как Ивар и Янис…»

При воспоминании о Янисе Лиана ясно увидела прямо перед собой его лицо, и в тот же миг поняла, что очень соскучилась.

«Ну и что, – она упрямо поджала губы. – Лучшее действие – это бездействие. Я, по-моему, уже достаточно напортачила, если судить по тому, что пишется. Не пойду никуда, на-ка, выкуси!» – она показала непонятно кому две сложенные фигушки, и снова уставилась в окно.

Тишина обволакивала ее, заматывая в кокон, сквозь который трудно становилось дышать, все окружающие ее предметы стали медленно таять, теряя присущие им очертания, растворяясь в тягучести тишины, воздух стал тяжелым и сползал с потолка беловатой плесенью, исчезая в щелях пола, забираясь под ковер, с каждой минутой становясь все плотнее и плотнее. Лиана сидела прямо, не отрываясь глядя в окно, чувствуя спиной все, что происходит позади нее в доме, в паническом страхе понимая, что если повернется – вокруг нее будет пустота, бездна, в которую ее тут же унесет, и она снова будет лететь в этом бесконечном падении, холодный воздух, бьющий откуда-то снизу, разрежет тело, раздерет на кусочки, она будет лететь и кричать, не слыша собственного крика, потому что у бездны нет дна, нет конца, как не было начала… Серый кокон тишины стал еще плотнее, остатки воздуха расползлись по щелям, Лиане стало нечем дышать, она схватилась за горло, закрыла глаза и, соскочив с подоконника, на ощупь, опрометью бросилась к двери.

Она бежала по улице, расплескивая лужи босыми ногами, потому что тапочки слетели с нее сразу же, как только коснулись земли, завязнув в жидкой черной грязи. Она бежала по улице, и в широко раскрытые глаза ее стучался дождь, который она не могла впустить, потому что не замечала. Она так отчаянно тарабанила в дверь, мокрая и грязная, что, даже, увидев лицо Яниса, не разу смогла остановиться.

— Что случилось? – испуганно спросил Янис.

Лиана подняла на него глаза, взгляды их встретились, и… все кончилось.

Янис перевел взгляд на ее ноги, и бесстрастное лицо его дрогнуло.

— Что случилось? – хрипло повторил он.

— Можно я войду? – спросила Лиана, понемногу приходя в себя и, понимая, что ничего толком объяснить не сможет, потому что это прозвучало бы слишком даже для сложившейся ситуации.

— Конечно, – отошел в сторону Янис, пропуская ее.

Лиана вошла и застыла на пороге.

— Извини, ты мне тряпку какую-нибудь дай, – попросила Лиана. – Я ноги оботру, чтобы не натоптать.

Янис молча шагнул к ней, и, не успела Лиана ничего сообразить, осторожно поднял ее на руки, и двинулся в сторону ванной. Лиану бросило в жар, она неловко обхватила руками его шею и почувствовала, как колотится его сердце. Янис все так же молча поставил ее прямо в ванну, включил свет, и Лиана увидела его порозовевшее лицо.

— Полотенце на вешалке справа, – сказал Янис и быстро закрыл за собой дверь.

Лиана медленно закатала заляпанные грязью джинсы, потом потянулась к крану. Руки ее дрожали, и сердце, словно мячик, прыгало в груди. Она подставляла ноги под струю горячей воды и понимала, что ей безумно хочется прижаться к нему, снова почувствовать на своей спине его сильные руки, уткнуться головой в его плечи и расплакаться, как маленькой, обиженной девочке. Лиана тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения, выключила воду и, вытерев ноги, вышла из ванной.

Янис сидел в кресле перед камином, на столике дымились две чашки.

— Будем пить чай, – сказал он, словно ничего не случилось.

Лиана устало опустилась во второе кресло.

— Может, все же расскажешь, что произошло? – спросил Янис, придвигая к ней чашку.

— Я сама не знаю, – призналась Лиана. – Наваждение какое-то. Что-то померещилось, я даже объяснить толком не смогу. А где Ивар?

— Он наверху, в мастерской, – ответил Янис. – Заперся там со вчерашнего вечера, то ли что-то рисует, то ли песню сочиняет. Я его сегодня не видел. Ты же только что после болезни. Нельзя в таком состоянии по улице босиком бегать.

— Нельзя, – согласилась Лиана и глотнула чай. Немного подумала и предложила. – Давай выпьем? Для согрева?

Янис пожал плечами:

— Давай, – и поднялся с кресла.

— Я помогу, – тоже встала Лиана и пошла вслед за ним на кухню.

Янис поставил на столик бутылку вина и двинулся к лестнице.

— Ты куда? – остановила его Лиана.

— Ивара позову, – обернулся Янис.

— Не надо, – тихо попросила она. – Человек занят, зачем его отвлекать… Спустится – присоединится.

Янис несколько мгновений постоял в раздумье, потом медленно шагнул обратно к камину. Пока Янис открывал вино, Лиана пошарилась в кассетах, выбрала одну и включила магнитофон. На удивленный взгляд Яниса пояснила:

— Это старая-старая группа, я ее очень люблю. Там есть одна потрясающая песня… Мне кажется иногда, что я слышала ее когда-то давно… С ней словно что-то связано…

Янис разлил вино по бокалам, Лиана подняла свой.

— Давай выпьем за стопроцентное попадание, – сказала она. – Сколько можно стрелять мимо цели…

— Боюсь, от наших желаний здесь мало что зависит, – задумчиво произнес Янис и поднял свой бокал. – Иногда случается так, что выстрел попадает в цель именно тогда, когда ты этого не хочешь, когда боишься этого…

— Я и сейчас боюсь, – призналась Лиана. – Но это все же лучше, чем ничего. Вернее, чем то, в чем мы, похоже, торчим уже черт знает сколько времени. Давай.

Зазвенело, встретившись, стекло, Лиана залпом выпила содержимое своего бокала и потянулась за сигаретой.

— У меня такое ощущение, что мы с тобой совершаем что-то противозаконное, – невесело сказала она, выпуская дым. – Все время хочется оглянуться, чтобы проверить, не торчит ли кто-нибудь у нас за спиной.

— Наверное, так оно и есть, – подумав, ответил Янис. – Слишком много людей было замешано в этом с самого начала. Замешано нами самими. С тех пор они пристально наблюдают за нами, ты чувствуешь это, и тебе не по себе.

— Чем дальше, тем больше мне кажется, что это тоже подставка. Игра на уровне инстинкта, задета струна приличия – боже мой, что скажут люди? Что они подумают, что будут говорить?.. А по большому счету, какая разница, это наша проблема, и нам ее решать, и плевать на людей. Мы слишком долго обращали на них внимание, и вот, что из всего этого получилось, – Лиана разлила вино и отпила из бокала, не дожидаясь Яниса.

— Я думаю, это достаточно сложно – суметь исключить всех окружающих, особенно когда все так лихо завязано. Ведь в конечном итоге – они не виноваты…

— И никто не виноват, – процитировала Лиана. – А за кефир огромное спасибо всем. – Она снова глотнула вина и жадно затянулась. – Я плохо понимаю, что происходит. Но, насколько я могу судить, я так долго и отчаянно бежала от правды, так тщательно прятала ее в себе, давила, убивала, что порой начинала верить в собственную ложь. Тогда, на какое-то короткое время, становилось легче, но эта временная передышка быстро заканчивалась, и все возвращалось снова, усиленное, удесятеренное, накатывало волной, и я начинала давиться, захлебываться, делать глупости… Я помню, как пришла к тебе однажды ночью, когда-то давно, помню твое лицо, глаза Нины, свою истерику… Я вернулась домой и три дня пила водку, пила и плакала. Напивалась в дым, потом выключалась, потом просыпалась и снова начинала пить и плакать, и так без конца…

— Видишь ли… – начал Янис, и Лиана поняла, что сейчас последует длинная, логически выстроенная фраза, ибо, ибо, которая, как всегда, ничего не объяснит.

— Не надо, – взмолилась Лиана и грустно посмотрела ему в глаза. – Все это уже было однажды… Неужели ты не понимаешь?.. Все это уже было и было неправильно. Я думаю, мне стоит сделать одну простую вещь. Сказать то, о чем я не говорила никогда раньше, хотя бесконечное количество раз представляла себе этот разговор.

Лиана немного помолчала, собираясь с духом, потом негромко выдохнула:

— Я люблю тебя. И, похоже, любила всегда. Может, теперь хоть что-то изменится…

— Прости, – услышала Лиана его голос, прозвучавший откуда-то очень издалека. – Прости, но я женат…

И в этот момент зазвучала песня, которую она слышала когда-то давно:

…Отпусти его с миром, скажи ему вслед,

Пусть он с этим проклятьем уйдет.

Пусть никто никогда не полюбит его,

Пусть он никогда не умрет…

— Значит, все останется, как есть… – глухо сказала Лиана. – Ты боишься себя, так же, как боялся всегда… Это тоже – одна из причин… Мы слишком долго боялись правды, иначе не оказались бы здесь сейчас. Я сумела перешагнуть через страх… А ты до сих пор боишься… Чего?

— Я делаю то, что считаю правильным, – произнес Янис. – Чувство долга…

— Чувство долга? – перебила Лиана. – В каком дерьме мы торчим бесконечное количество жизней из-за проклятого чувства долга?! Кому от этого стало лучше? Мне? Тебе? Может быть, Ивару? Или твоей жене? Она так же, как и Нина, ни о чем не догадывается? Или что-то все же подозревает? Ты же любишь меня, я знаю это, иначе не сидел бы здесь, не имея ни малейшей возможности уехать! Мы должны что-то изменить, мы все время играли неправильно, находили неверные решения, стреляли мимо цели! Неужели ты хочешь, чтобы все вернулось снова в следующей жизни, потом еще в одной, еще?..

— Я не могу по-другому, – сказал Янис. – Мы не в силах что-либо изменить. Обстоятельства порой бывают сильнее нас. В нашем случае они сильнее всегда.

— Так не может быть! – замотала головой Лиана. – Это тупик! Вечный тупик! И мы обречены двигаться по этой проклятой спирали без конца, только витки становятся все длиннее и страшнее! Отключи разум, отпусти на свободу сердце, прислушайся к нему! Оно не обманет… Мы слишком долго думали, что с ним можно справиться, что его можно победить… Это не так, неужели ты этого до сих пор не понял?.. – Лиана встала из кресла, обошла столик и присела на подлокотник кресла Яниса. – Я люблю тебя, – тихо сказала она и, медленно наклонившись, осторожно коснулась губами его губ.

Янис прижал ее к себе, закружилась голова, и неведомое никогда ранее чувство покоя и счастья захлестнуло ее сердце.

На лестнице раздался грохот, они оторвались друг от друга, одновременно повернули головы и увидели быстро скрывшегося в мансарде Ивара.

— Ивар, – выдохнула Лиана.

— Мы сделали глупость, – поднялся Янис и кинулся к лестнице.

Лиана бежала за ним, вздрагивая от несущихся из мансарды оглушительных звуков. Они влетели в мансарду и застыли на пороге. Ивар, держа в руке молоток, носился по мастерской, круша все, что попадалось под руку. Больше всего досталось портрету Лианы, видимо написанному этой ночью: на их глазах Ивар превратил его в жалкие ошметки холста.

— Ивар, не надо! – крикнула Лиана, всем своим существом ощущая его отчаянную боль. – Ивар, пожалуйста!!!

Но Ивар, казалось, ее не слышал. Звенело, разлетаясь осколками, стекло, трещали сломанные рамы, падали искалеченные холсты.

— Что же ты стоишь?! – повернулась Лиана к Янису. – Останови его!

Янис сделал шаг вперед, загородив собой гитару, на которую уже нацелился молоток Ивара.

— Убирайтесь отсюда! – крикнул Ивар. – Убирайтесь оба!

— Подожди, – остановил его Янис. – Нам нужно поговорить, – он повернулся к Лиане и скользнул по ней ничего не говорящим взглядом. – Нам нужно поговорить.

Ивар поднял на нее покрасневшие от бессонницы глаза, и Лиану словно ударило током его безграничной боли. Упал молоток из разжатых пальцев, и в мансарде воцарилась напряженная тишина. Ивар перевел взгляд на Яниса, усмехнулся криво:

— Ну, что ж, давай поговорим…

Лиана осторожно сделала шаг назад, не в силах больше выносить все увеличивающееся напряжение, казалось, что воздух вот-вот вспыхнет ярким синим пламенем, медленно спустилась вниз по лестнице и, открыв дверь, зашагала босиком по лужам и грязи, не замечая этого, сводящей с ума ненавистью ненавидя этот нескончаемый безумный дождь.


«…Ленка с Вальтером предложили пожить у них какое-то время, и Алиса с Михалычем с радостью согласились: все-таки сами себе хозяева, не то, что у мамы под боком. Жили весело, приходили какие-то новые люди, приносили пиво, весело играли на гитарах, дурачились, носили в пивной ларек консервы (когда кончались деньги) в обмен на пиво. Продавец пива уже знал всю веселую компанию в лицо, улыбался, производя «натуральный обмен», шутил и предлагал заходить еще, что с радостью и выполнялось. Только Ким в их общем доме не появлялся. Они встречались с Михалычем на репетициях, вместе ехали домой и расходились по соседним подъездам. Алису такое близкое присутствие Кима сводило с ума. Садик, в котором он дежурил, находился во дворе дома, она знала расписание его дежурств, и каждый вечер, если за ней не наблюдал Михалыч, стояла у окна в жадном ожидании. Ким выходил из подъезда, Алиса вздрагивала, знакомая волна вновь захлестывала ее, и, унимая дрожащие руки, она провожала взглядом его удаляющуюся фигуру.

Михалыч вернулся домой после очередной репетиции, разделся и, зайдя в комнату, сладко потянулся:

— Все, уходим в заслуженный отпуск.

— Что случилось? – спросила Алиса.

— Ким с Ниной завтра уезжают в Алма-Ату, – пояснил Михалыч. – А я пока отдыхаю и новые песни пишу.

— Надолго? – спросила Алиса, теребя ворот футболки.

— Недели на три. А что? – Михалыч вскинул глаза. – Это имеет какое-то значение для тебя?

— Да нет, я просто спросила… – растерялась Алиса. – Вам же работать надо. А то и с этой базы выпрут.

— С базой все в порядке, – сказал Михалыч. – И с Кимом все в порядке. А вот с тобой…

— Со мной тоже все в порядке, – заверила его Алиса, чувствуя, что внутри у нее все переворачивается от только что услышанного известия и пристального, изучающего взгляда Михалыча.

— Ну-ну, – хмыкнул Михалыч и отвел глаза.

Осознав, что Кима нет в соседнем подъезде, нет в этом городе, что его нельзя случайно встретить где-нибудь на улице, Алиса почувствовала, что ей стало легче дышать, у нее словно выросли крылья, постоянные назойливые мысли куда-то испарились, свалился камень с груди, она влилась в Михалыча легко и радостно, стала частью его, стала самой собой, не раздираемая больше противоречиями и потому счастливая. Они писали песни Михалычу, они писали песни Вальтеру, Алису прорвало, из нее рекой текли стихи и рассказы, Михалыч с Вальтером дурили и творили черт знает что.

Однажды, вернувшись вечером домой, Алиса с Ленкой застыли у подъезда, заметив еще издали отсутствие света в квартире.

— Странно, – сказала Алиса. – Где они могут быть? Тебе Вальтер ничего не говорил?

— Нет, – ответила Ленка. – Он должен быть дома.

Они поднялись по лестнице и осторожно открыли дверь в квартиру. Ленка вошла первой и включила в коридоре свет. Царила абсолютная тишина, им обеим почему-то стало страшно.

— Вальтер! Михалыч! – негромко позвала Алиса.

Ленка толкнула ее в бок:

— Смотри!

Полоса света, падающая из коридора в комнату, освещала лежащего ничком на полу человека, одетого в вальтеровскую куртку и шапку и сжимающего в руке нож. Человек лежал неподвижно и не подавал никаких признаков жизни.

— Смотри, – снова толкнула Алису Ленка.

В кухне на табуретке, лицом к окну и спиной к стоящим в коридоре, сидел еще один человек, закинув ногу на ногу, в телогрейке и рваной шапке-ушанке с горящей папиросой в руке. Черные длинные волосы свисали скомканными патлами поверх воротника. Держась за руки, Алиса и Ленка шагнули в кухню и осторожно заглянули в лицо сидящего. На них смотрела иссиня-зеленая отвратительная рожа. Сзади раздался дикий вопль, они невольно вскрикнули, и в ту же секунду хохочущие Михалыч и Вальтер включили свет.

— Вы спятили! – смеясь, отбивалась Алиса, глядя на искусно вылепленное из пластилина лицо. – Так же и заиками недолго остаться!

Ленка, хохоча, отмахивалась от сияющего Вальтера.

— Здорово мы вас, правда?! – умирал от смеха Вальтер. – Такие классные дядьки получились!

— Ну, чья это идея, пояснять не надо! – хохотала Ленка. – Знали бы вы, как мы напугались!

Вальтер увлек Ленку в коридор, на ходу снимая с нее верхнюю одежду. Зажурчала вода в ванной, раздался жуткий Ленкин визг, потом смех и отчаянный вопль:

— Алиска! Спаси меня! На помощь!

Алиса кинулась в ванную и зашлась от смеха, согнувшись пополам, увидев, с каким довольным лицом Вальтер поливает из душа одетую Ленку, стоящую вместе с ним в ванне. Пока она смеялась, подкравшийся сзади Михалыч в два счета приподнял ее и сунул в ванну третьей. Вальтер тут же повернул душ в ее сторону, Алиса, визжа, вцепилась в рубаху Михалыча, и тому ничего не оставалось, как присоединиться к уже купающимся. Хохот стоял невообразимый. Четверо счастливых людей в одежде стояли в ванне и были насквозь мокры.

— Объявляю этот день – Днем всеобщего купания! – торжественно провозгласил Вальтер. – Отныне, каждый месяц… Какое сегодня число? – повернулся он к Михалычу.

— Девятнадцатое, – ответила за Михалыча Алиса.

— Отныне каждый месяц девятнадцатого числа будет торжественно отмечаться День всеобщего купания! – торжественно произнес Вальтер, подражая голосу известного политического деятеля. – В этот день каждый уважающий себя человек просто обязан залезть в ванну в одежде и почтить память этого незабываемого события! Отказавшихся – к позорному столбу! Возражения имеются? Ну, я думаю, прения здесь неуместны! – возражений не имелось, и Вальтер с гордостью произнес. – Хорошее начало, товарищи! Принято единогласно!

Эти три недели были самыми счастливыми в жизни Алисы. Жаль, все хорошее так быстро кончается…


Михалыч пришел домой поздно, поставил в угол гитару и вытащил из сумки пластинку.

— Что это? – спросила Алиса.

— Ким приехал, – ответил он. – Вот привез мне подарок на день рождения. Новый альбом «Наутилуса».

Алиса вздрогнула, почувствовав, как снова тяжело становится на сердце. Противно задрожали руки, и она поспешила спрятать их, скрестив на груди.

— Ну и как он? – чуть изменившимся голосом спросила она.

— Нормально. Гитару оттуда себе приличную привез, кучу приветов от старых друзей. Сегодня вместо репетиции весь вечер проговорили. Да, альбом совершенно потрясающий. Я сейчас поставлю.

Михалыч включил проигрыватель и поставил пластинку.

Алиса слушала внимательно, изредка что-то отвечая на комментарии Михалыча: то, что она слышала, ей нравилось до тех пор, пока не зазвучала последняя песня. От первых аккордов Алису буквально перевернуло, она съежилась и замерла.

Джульетта лежит на зеленом лугу

Среди муравьев и среди стрекоз

По бронзовой коже, по нежной траве

Бежит серебро ее светлых волос,

Тонкие пальцы вцепились в цветы,

И цветы поменяли свой цвет

Расколот, как сердце, на камне горит

Джульетты пластмассовый красный браслет.

Отпусти его с миром, скажи ему вслед,

Пусть он с этим проклятьем уйдет,

Пусть никто никогда не полюбит его,

Пусть он никогда не умрет…

— Что, о Киме своем задумалась? Соскучилась? Давно не виделись?

— Ты что? – непослушными губами спросила Алиса.

— Ой, ну только не надо мне врать, – нехорошо усмехнулся Михалыч. – Я же тебя насквозь вижу. Я даже знаю, о чем ты сейчас думаешь.

— Интересно, о чем?

— Да брось ты, сама все прекрасно знаешь. Врать еще не надоело?

— Перестань, пожалуйста, – тихо попросила Алиса.

Песня кончилась, игла с шипеньем скользила по пластинке.

— Что, правда глаза колет? – осведомился Михалыч. – Ну, вот он, приехал, твой дорогой и горячо любимый, что же ты стоишь? Почему не бежишь, на шею не кидаешься? Ждет же, наверное, а?

— Прекрати! – повысила голос Алиса.

— Не ори на меня! – взорвался Михалыч. – Ты же в лице переменилась, когда я сказал, что он приехал, я же не слепой и не идиот! Ты меня совсем за дурака считаешь? Он же тоже сразу о тебе спросил, бык упертый! Как дела? Как Алиса? – передразнил Михалыч. – Как ты можешь так, а? Что, боишься одна остаться? Боишься, что на хрен пошлет тебя любовь твоя забыченная? А так, пусть худо-бедно, но хоть кто-то рядом?! Я тебе как временное утешение нужен, а?

— Перестань, – снова повторила Алиса. – Все не так. Я же не виновата, что он обо мне спросил… Все не так. Если бы все было так просто…

— Не виновата? А кто виноват?! Может, я?! Никто не виноват, а ты спишь и видишь его рядом с собой! Зачем я-то тебе сдался?! Для галочки в тетрадке: еще один идиот, павший на поле любви?! Ты же песню слушала и к нему обращалась: если не с тобой, то пускай так, пусть он с этим проклятьем уйдет, не так что ли?!

— Перестань, я не могу больше, – попросила Алиса, сжимая виски руками. – Вы измучили меня, я не могу больше…

— Зато я могу! – огрызнулся Михалыч. – Да пошла ты…

Он бросился к проигрывателю, сдернул с него пластинку и, схватив первый попавшийся под руку острый предмет, несколько раз с силой провел по диску.

— На! – он кинул в сторону Алисы исковерканную пластинку. – Заслушайся теперь!

Алиса отклонилась в сторону, пластинка ударилась о подоконник и отлетела к батарее. Полными слез глазами, пытаясь сдержать рвущийся крик, она наблюдала, как Михалыч мечется по квартире в поисках одежды.

— Пошла ты!.. – напоследок выкрикнул он и яростно хлопнул дверью.

Алиса сползла по стене, захлебываясь в слезах, которые не могла и не хотела остановить. Она сидела на полу, обняв колени руками, словно хотела съежиться до невидимых размеров и исчезнуть, и не быть никогда. Голова ее бессильно моталась из стороны в сторону, а губы шептали как-то сами по себе, независимо от ее сознания:

— Я не могу больше… Я больше не могу…

Все еще продолжая шептать, она поднялась с пола и, шатаясь, точно пьяная, пошла в ванную. Она плохо понимала, что делает, настолько сильна была боль внутри нее. Она пустила воду, заткнула пробку и начала медленно раздеваться. «Джульетта лежит на зеленом лугу…» – крутилось в голове, а губы, не останавливаясь, шептали:

— Я не могу так больше… я так больше не могу…

Алиса закрыла дверь на щеколду и медленно опустилась в воду. Не глядя, нащупала на полочке бритву, несколько мгновений оцепенело смотрела на нее, потом изо всех сил полоснула бритвой по вене, вложив в это движение все свое отчаянье, свою боль, свою усталость. Пальцы разжались, бритва медленно опустилась на дно ванны, Алиса завороженно наблюдала, как вода постепенно становится бурой, и с каждой каплей крови, исчезающей в этой воде, боль уменьшается, растворяясь в чем-то большем, чем она сама, в чем-то великолепно бесконечном…

Пусть никто никогда не полюбит его,

Пусть он никогда не умрет…

А потом не стало боли совсем… Потом ничего не стало…»

Глава 9

Лиана плакала, сидя в горячей ванне, и никак не могла успокоиться и согреться.

«Какой черт принес меня на эту дачу?! Сидела бы себе в городе и в ус не дула! К черту всю эту писанину, разбудила монстра – воюй с ним теперь… Знать бы еще, чем воевать и как… Что же это происходит? Как так можно?.. Что творится с нами?.. Что мы творим сами с собой?.. Я ничего не понимаю больше, кроме одного: все это нужно закончить, все это должно закончиться, и как можно быстрее… Я не могу так больше… Я так больше не могу…»

Лиана поняла, что последнюю фразу она произнесла вслух, вздрогнула и вдруг отчетливо увидела, как падает из разжатых пальцев бритва, медленно опускаясь на дно ванны, как вода окрашивается в грязно-бурый цвет, как струятся по воде волосы, извиваясь змейками, слишком черными, по сравнению с бледностью измученного лица… Но это же… это… это же ее лицо! Лиана вскрикнула и резко поднялась, на мгновение закружилась голова, вода в ванне была светлой и чистой, мирно светила лампочка под потолком.

— Что это было? – вслух спросила Лиана и поднесла руку к лицу. – Что это?

Она наклонилась и резко выдернула пробку. Вода с шумом ринулась в образовавшуюся дыру, Лиана вылезла из ванны и трясущимися руками накинула на себя полотенце.

«…Алиса…или…я?.. – испуганно думала она, одеваясь. – Я видела прошлое или будущее?.. Боже, как страшно…»

Лиана попыталась сосредоточиться и вспомнить какие-нибудь подробности видения: цвет стен или обстановку ванной, но снова ясно всплыло бледное, измученное лицо и, словно живые, струящиеся по грязно-бурой воде, черные волосы, разжатые пальцы и медленно опускающаяся на дно ванны бритва…

Лиана вылетела из ванной, споткнулась о сидящего у двери кота и упала. Кот жалобно заорал, жалуясь, она несколько мгновений оцепенев, молча смотрела на него, потом резко вскочила и кинулась по лестнице наверх.

— Все к черту! – она лихорадочно собирала со стола исписанные листки. – Все сжечь! Сжечь к чертям собачьим! Нет ничего, нет и не было никогда!!! Ни Алисы, ни Михалыча, ни Кима! Все это бред! Бред воспаленного воображения! К черту! Никакой больше писанины! Досижу, досуществую до того, как ветку откроют, и на первой же электричке прочь, прочь отсюда! Забуду, как страшный сон! Сожгу все это дерьмо и напьюсь! Буду жечь и пить, чтобы ни листочка, ни капли не осталось! Пусть все сгорит! К черту! К черту!

С ворохом бумаги она спустилась в кухню, выволокла из-под ванны огромный таз, бросила в него бумажную кучу, достала из холодильника бутылку водки, торопливо открыла, налила себе полстакана и залпом выпила. Закашлялась, запила водой и огляделась в поисках спичек.

Лиана лихорадочно шарила по полкам, сметая все, что попадалось ей под руку и отчаянно ругаясь:

— Ну почему, ну почему, когда надо, ничего не найдешь?! Куда запропастились спички, где зажигалка, где хоть что-нибудь, чем можно поджечь все это дерьмо?! Говорят, рукописи не горят, сейчас мы это проверим! Пусть только попробует не сгореть эта куча дерьмовой бумаги! Черт, ну где же спички?!

Лиана выпила еще полстакана и полезла в шкафчик. Бумажные листы лежали в тазу, и ей почему-то казалось, что они шевелятся и шуршат, издеваясь над ней и шепча:

— Не найдешь, не найдешь… Все равно не найдешь…

— Врете, найду! – ожесточенно проговорила Лиана, выбрасывая из шкафчика на пол все содержимое. – Найду!

В дверь позвонили.

— Идите все к черту! – крикнула Лиана, не прекращая поисков. – Все к черту!

Звонок повторился.

— В задницу! – бормотала Лиана, не обращая внимания на уже не прекращающиеся звонки в дверь. – Все в задницу! Сигареты же в спальне! – внезапно осенило ее. – Значит, и зажигалка там!

Лиана поднялась с колен и побежала к лестнице. В дверь уже не звонили, а тарабанили изо всех сил. Лиана влетела в спальню, схватила с тумбочки, стоящей у кровати сигареты и зажигалку и кинулась обратно. Стук в дверь прекратился. «Убрались», – торжествующе подумала Лиана и вбежала в кухню. Щелкнула зажигалкой и, злобно улыбаясь, шагнула к тазу с бумагой.

— Приготовились? – воскликнула она. – Раз, два, три!

— Что ты делаешь? – услышала Лиана, резко повернулась и увидела Яниса, стоящего на пороге двери, ведущей в гараж. – Что ты делаешь?

Руки Лианы дрогнули, сигареты и зажигалка упали на пол, она стремительно шагнула к нему и вцепилась в его мокрую куртку.

Больные серые глаза впились в голубые, она гладила его мокрые волосы, его лицо, губы, бессвязно шепча:

— Я не могу так больше, милый мой, родной, я так больше не могу, я люблю тебя, люблю, никому не отдам, я сошла с ума, я все время жду тебя, я знаю, все неправильно, но я не могу по-другому, у меня больше нет сил, меня самой больше нет… Помоги мне, пожалуйста, я никого никогда ни о чем не просила, но ты мне нужен, я не могу так больше…

Лиана покрыла поцелуями его лицо, Янис прижал ее к себе, пытаясь успокоить, – тише, тише, – погладил по волосам, оба они дрожали, словно в лихорадке. Лиана прижалась к нему сильнее, словно стараясь слиться с ним, впечататься в него, стать его неотъемлемой частью, ее желание, ее любовь были настолько сильны, что отключился разум, и Янис, сжав ее изо всех сил, впился жадным поцелуем в ее ждущие и зовущие губы.


…Лиана плакала и молилась, Лиана любила каждый кусочек его тела, такого знакомого и незнакомого; то, что происходило с ними, напоминало встречу двух ураганов, каждый из которых пытается уничтожить то ли себя, то противника, чтобы стать единым целым, чтобы обрести себя в другом и позволить другому обрести себя в тебе; когда так долго и глубоко спрятанное выплескивается наружу, выливается, вырывается, и сметает все на своем пути, снимая запреты и разбивая оковы, превращаясь во что–то поистине великое и прекрасное, Лиана бессвязно кричала что-то, перестав ощущать себя отдельной болью, став частью бесконечного и настоящего, которое наконец-то победило их разум, потому что они слишком хотели этого, и теперь оно будет существовать вечно, сколько существует на земле любовь…

Лиана протянула руку, вытащила из пачки две сигареты, прикурила и подала одну Янису.

— Что теперь будет? – спросила она.

— Не знаю, – помолчав, выдохнул он. – Я шел, чтобы проститься с тобой. Я собирался уехать.

— Пешком десять километров? Под дождем? – спросила Лиана.

— Да, – кивнул Янис. – Это единственный выход… Был… А теперь… Не знаю…

Лиана уловила что-то в его голосе, повернула голову и посмотрела ему в глаза:

— Ты жалеешь?

— Да, – сказал Янис, и равновесие, и без того зыбкое и непрочное, которое она только что обрела, качнулось и разлетелось на куски.

— Почему? – непослушными губами спросила она, сознавая, что глаза ее против воли наполняются слезами.

— Мы не должны были этого делать, – произнес Янис. – Ивар…

— Я понимаю, – перебила Лиана. – Я же не бесчувственное бревно! Но он должен понять, никто не виноват в том, что все так получилось.

— Он любит тебя, – сказал Янис.

— А ты? – спросила Лиана почти шепотом, и повторила. – А ты?..

Янис долго молчал, прежде чем ответить.

— А ты? – неожиданно выдохнул он. – Кого на самом деле любишь ты?

Лиана ошеломленно задумалась.

Может быть, все, что происходит с ней сейчас это лишь подсознательное влияние недописанного ею романа? Желание проникнуть в ситуацию изнутри, почувствовать себя на время Алисой?.. Может быть, она так глубоко залезла в собственные фантазии, что стала принимать их за действительность? И не только влезла сама, но еще и втянула в свой бред двоих ни в чем не повинных людей? И даже сейчас продолжает проецировать написанное на действительность, представляя, что бы сказала или сделала в этой ситуации Алиса? Продолжает проецировать даже не отдавая себе в этом отчета?..

— Хорошо, что я уже простился с Иваром, – сказал Янис. – И мне сейчас не придется смотреть ему в глаза.

— Уходи, – хрипло сказала Лиана и поразилась своему голосу: она никогда не говорила так... – Надеюсь, в этот раз ты все делаешь правильно…

Хлопнула дверь, и Лиана осталась одна.

Она поднялась с ковра, подошла к столу и медленно налила себе водки. Выпила залпом, закашлялась и закурила сигарету. Если ее предположения верны, то ее героиня оказалась сильнее. Алиса медленно, но верно подчиняет себе Лиану. Она заставляет ее совершать поступки, которых сама Лиана никогда бы ни сделала… Она заставляет ее говорить какие-то слова, она заставляет ее сталкивать лбами Ивара и Яниса, она моделирует ситуацию по известному ей сценарию… Ушел Янис, и в душе Лианы осталось неудовлетворение: Алиса не хотела бы, чтобы он уходил, продолжение должно следовать…Лиана курила, размышляя, глядя куда-то в никуда. Когда от сигареты остался жалкий окурок, Лиана медленно разжала пальцы, и он упал в таз с исписанными листами. Бумага задымилась, затлела, листы съеживались и буквы разбегались как маленькие испуганные насекомые. Лиана налила себе водки и снова выпила. Посидела несколько мгновений, глядя на бумажный костер, и заплакала в голос, раскачиваясь из стороны в сторону и не делая ни малейших попыток вытереть текущие слезы…


«…и как всегда, когда срочно нужно было позвонить, все телефоны в округе были сломаны. Алиса вернулась в дом замерзшая и усталая, долго топталась на пороге, снимая плащ осторожно, чтобы не задеть перебинтованное запястье.

— Дозвонилась? – выглянул из комнаты Михалыч.

— Нет. На весь квартал – ни одного рабочего телефона. Такое ощущение, что кто-то испытывает невообразимый кайф, отрывая телефонные трубки.

Михалыч немного помолчал, размышляя, потом произнес:

— Сегодня Ким дежурит. Сходи к нему, надеюсь, в садике отрывать телефонные трубки некому.

— Ты серьезно? – подняла на него глаза Алиса. – Может… пойдем вместе?..

— Зачем? Я думаю, ты и одна справишься.

Алиса потопталась в нерешительности, потом робко произнесла:

— Ты, правда, ничего не имеешь против?

— А что здесь такого? Не съест же он тебя. Или ты его…

— Хорошо. Я быстро.

— Давай, давай, – Михалыч скрылся в комнате.

Алиса снова натянула плащ, поморщилась, задев зашитую руку, и вышла на улицу.

Дорогу к садику она знала наизусть, могла пройти по ней в любое время суток, с завязанными глазами и вперед спиной. Она шла как сомнамбула, ничего не видя и не замечая, в состоянии какой-то отрешенной прострации, в которой она находилась с тех пор, как пришла в себя на кушетке в операционной от резкой и рвущей боли в руке. Вальтер вернулся домой чуть раньше, и взломал дверь ванной. Потом примчался Михалыч, потом ее куда-то везли, сознание включилось, когда над ней склонился врач и, глядя в только что открывшиеся глаза, спросил:

— Жива, самоубийца? Встать можешь?

И Алиса кивнула ему, сразу все поняв и заплакав.

Алиса долго топталась перед дверью садика, не решаясь постучать, потом решила, что ведет себя, как полная дура, позвонить нужно было обязательно, и она осторожно постучала. Прислушалась и постучала погромче.

За дверью раздались неторопливые шаги.

— Кто там? – спросил Ким.

Алиса вздрогнула.

— Это я, – голос ее сорвался, она закашлялась и повторила. – Это я, мне очень нужно позвонить.

Ким загремел замками и распахнул дверь.

— Привет, – сказал он, и Алиса поняла, что он удивлен ее появлением здесь в столь поздний час.

— Мне… позвонить, – негромко повторила она.

— Я понял, – кивнул Ким, отступил в сторону. – Проходи.

Алиса вошла. Она ни разу не была здесь, но точно знала, куда нужно идти, потому что столько раз видела это место на мелькавших в ее голове картинках. Все было так, как она себе представляла: небольшой письменный стол, три стула, на одном из которых лежала гитара, и телефон на столе.

Она вращала телефонный диск, стараясь унять бьющую ее дрожь, отчего руки ее тряслись почему-то еще сильнее. Ким опустился на стул и молча смотрел на нее. В трубке побежали короткие гудки. «Черт, ну почему, почему так?..» – ей хотелось быстрее дозвониться и убраться отсюда, чтобы не ощущать этого повисшего в воздухе напряжения, чтобы не видеть Кима, не видеть и забыть, что он вообще существует. Она положила трубку на рычаг и неестественно громко сказала:

— Занято… Я подожду чуть-чуть…

— Конечно, – Ким потянулся за лежащими на столе сигаретами.

— Можно? – спросила Алиса, осторожно опускаясь на стул.

Ким кивнул и протянул ей спички. Алиса закурила и снова подняла трубку. В трубке вновь бежали короткие гудки, Алиса держала ее долго, хватаясь за эти звуки, как за спасительную соломинку, пытаясь таким образом избавиться от напряженного молчанья, висящего в воздухе, и лихорадочно придумывая, чтобы такое сказать и не сорваться, и не броситься к нему на шею. Она положила трубку и жадно затянулась.

— Как тихо тут у тебя… Не страшно одному? – наконец, произнесла она.

— Да нет. Я уже привык. А с гитарой как-то вообще тишины не замечаешь.

— Ну да, конечно, – Алиса усмехнулась несмело. – Конечно… Какая с гитарой тишина…

Она вспомнила, как прижимала к уху телефонную трубку, в которой звучала его мелодия, и снова схватилась за спасительный телефонный диск.

— Господи, да что же это такое! – она с силой опустила трубку на рычаг. – Сколько можно трепаться!

— Ты извини, – сказал Ким. – Но тебе лучше не приходить сюда вечером одной. Дом напротив, мало ли…

— Да, да, конечно, – торопливо произнесла Алиса. – Я не подумала, конечно…

— А где Михалыч?

— Дома. Я звала его с собой, но он не пошел…

Проклиная все на свете, Алиса снова сняла трубку. «Он боится, он отчаянно боится… пожалуй, не меньше, чем я…» – подумала она и облегченно вздохнула: в трубке раздались долгожданные длинные гудки. Она разговаривала по телефону, Ким молча курил, стараясь не смотреть на нее.

— Все, – облегченно выдохнула Алиса, повесив трубку. – Спасибо большое, я пошла.

— Да не за что, – Ким с видимым облегчением поднялся.

Алиса почти бежала к двери, торопясь поскорее убраться отсюда, задела о косяк больной рукой и на мгновение застыла, не удержав негромкий стон.

— Что случилось? – встревоженно спросил Ким.

Алиса подняла руку, рассматривая повязку, не выступила ли кровь, потом повернулась в сторону Кима. У дверей, где они стояли, было полутемно, и она не видела его глаз, наверно, поэтому с губ ее сорвалось:

— Что случилось?.. – она протянула к нему руку и выдохнула. – Ты…

— Что? – опешил Ким.

— Это все ты, – повторила Алиса и поняла, что если сию же секунду не уберется отсюда, то просто бросится к нему на шею и разревется в голос.

— Ну, открывай! – почти крикнула она.

Ким шагнул к двери, загремели замки, Алиса скользнула мимо него, изо всех сил стараясь сдержаться, бросила отрывисто:

— Пока, – и скрылась за дверью.

Она бежала к дому и то ли смеялась, то ли плакала, понимая, что проторчала там достаточно долго, и Михалыч наверняка сходит с ума, и сейчас ей снова придется оправдываться за то, чего не было… или было?.. Она постояла несколько мгновений в подъезде, пытаясь успокоиться и собраться, потом медленно пошла по лестнице, позвонила в дверь.

Открыв Михалыч, подозрительно глянул ей в глаза:

— Дозвонилась?

— Да, – кивнула Алиса. – Долго занято было.

И поняла, что все, что бы она сейчас ни сказала, прозвучит как оправдание, потому что Михалыч ждет этого оправдания, потому что он ей не верит…

Алиса прошла на кухню и поставила чайник.

— Что он там поделывает? – скрывая свой интерес под смешком, словно походя, осведомился Михалыч.

— Сидит с гитарой. Да мы с ним почти и не разговаривали, я все время пыталась дозвониться, а он… он попросил меня не появляться больше так поздно одной…

— Боже мой, какой трус, – Михалыч поморщился, помрачнев. – Если бы мне понравилась жена моего друга, я бы просто пришел к нему и сказал: «Да, мне нравится твоя женщина, и я буду за ней ухаживать, попытаюсь тоже понравиться, и если она выберет меня, не обессудь, я тебя заранее предупредил», но тут же детсад какой-то! Человек отрицает самые очевидные вещи, или отпирается или молчит, и черта с два заставишь его играть честно. Да и у тебя в голове непонятно что происходит. Хотел бы я хоть что-то в этой игре знать наверняка, чтобы не выглядеть полным идиотом…

— А ты уверен, что хоть кто-нибудь из нас знает хоть что-нибудь наверняка? – осторожно спросила Алиса. – Мне иногда кажется, что я настолько ничего не понимаю, что просто страшно… Может быть, то же самое происходит с ним? И с тобой?

— Чертовщина какая-то! – Михалыч налил себе чаю и подвинул второй стакан Алисе. – Я думаю иногда, что нас, всех троих, засунули в какую-то головоломку, дергают за ниточки, а мы идем, как бараны, не то, что даже выхода не зная, а вообще не понимая, что же такое с нами происходит…

— Ну, я же нашла выход, – тихо сказала Алиса. – Зачем было…

— Ты даже думать об этом не смей! – повысил голос Михалыч. – Как бы я потом жил с этим? Ты об этом подумала? Представь, что я завтра от всей этой кутерьмы повешусь, как ты себя тогда чувствовать будешь?

— Никак, – сказала Алиса. – Меня не будет.

— Прекрати, – поморщился Михалыч. – Я неудачный пример привел. Просто смерть – это не выход.

Алиса долго молчала, помешивая чай в стакане, потом подняла на него грустные глаза:

— А ты уверен, что он вообще есть, этот мифический выход? Уверен?.. Прости, но я далеко нет…»

Глава 10

Лиана открыла глаза и несколько мгновений не могла понять, где же она находится. Во рту было сухо и мерзко, кружилась голова, и ломило виски. «Я же уснула вчера в кресле… – поняла она. – После того, как сожгла всю писанину и напилась до чертиков…»

Лиана медленно поднялась с кресла, потянулась, расправляя уставшие мышцы, и, слегка пошатываясь, побрела в сторону кухни. Бросила мимолетный взгляд на таз со сгоревшей бумагой, открыла кран, налила себе воды и залпом выпила. «Сейчас – первым делом в ванну, привести себя в порядок», – подумала она, зная наверняка, что после прохладного душа станет легче.

Лиана медленно поднялась по лестнице в спальню за халатом, открыла дверь, ступила на порог и замерла: на письменном столе, рядом с пишущей машинкой, аккуратной стопочкой лежали исписанные листы. Лиана оторопело стояла на пороге комнаты, боясь пошевелиться и сделать хотя бы шаг в сторону стола. «Этого не может быть, – пронеслось у нее в голове. – Я же сожгла, все вчера сожгла… Я же видела собственными глазами таз с пеплом… Только что… Если бы мне все это почудилось по пьяни, он не стоял бы сейчас в кухне… Или я уже совсем спятила и вижу то, что не существует?.. Или… рукописи действительно не горят?… Ну что же, я так и буду здесь стоять до скончания веков?..»

Лиана сделала пару осторожных шагов и, зажмурившись, коснулась кончиками пальцев лежащих на столе листов. Бумага была обычной – шероховатой и немного теплой. Лиана открыла глаза и скользнула быстрым взглядом по последним строчкам.

«… Алиса долго молчала, помешивая чай в стакане, потом подняла на него грустные глаза:

— А ты уверен, что он вообще есть, этот мифический выход? Уверен? Прости, но я далеко нет…»

«Я не писала этого, – поняла Лиана и, взяв в руки несколько последних страниц, быстро пробежала взглядом. – Все – мое, до последней запятой… Но это писала не я…»

Она осторожно положила листы обратно в стопку и, забыв про халат, медленно спустилась по лестнице. Так же медленно, словно во сне, натянула на себя плащ и ботинки и открыла дверь. В лицо ударил холодный дождь, чуть моросящий и такой же медленный, как она сама.

Лиана долго стучала, прежде чем Ивар открыл ей дверь, взглянула в его измученные глаза и сделала шаг вперед.

Ивар увидел ее, и на похудевшем его лице заиграла улыбка:

— Ты пришла… – в глазах его появились слезы, он прижал ее к себе, гладил ее плечи, осторожно и очень нежно целовал мокрые волосы, все время повторяя, что теперь все будет хорошо, теперь они вдвоем раз и навсегда, ей осталось только дописать конец, и все будет хорошо, теперь все будет хорошо…

Лиана долго стояла, уткнувшись в его плечо, потом, находясь все в том же заторможенном состоянии, спросила:

— Можно, я сниму плащ?

— Господи, какой я дурак! – воскликнул Ивар. – Конечно, конечно, о чем речь!

Он помог Лиане снять плащ, бросил его куда-то на пол и вновь притянул к ее себе.

— Я так соскучился, – шептал он, покрывая мелкими поцелуями ее глаза, губы, волосы. – Я так давно не видел тебя… Теперь все, все будет хорошо…

Ивар прижимал ее к себе все сильнее, потом опустился на ковер и потянул Лиану за собой.

— Подожди, – встрепенулась она, все еще находясь в состоянии оцепенения. Ей казалось, что в голове у нее медленно перекатываются, почти не задевая друг друга, огромные, обросшие мхом валуны, и ей бесконечно трудно заставлять их двигаться, но если они остановятся – наступит конец. – Подожди, – повторила Лиана. – Ты не заходил ко мне в эти последние дни? Не поднимался наверх? Не читал то, что я написала?

— Нет, а что? – поинтересовался Ивар, притягивая ее к себе.

— Ничего, – шепотом ответила Лиана, подчиняясь его настойчивости и опускаясь рядом с ним на ковер. – Ничего…

«Я сошла с ума, – поняла она, отстраненно, словно откуда-то сверху, наблюдая, как Ивар снимает с нее одежду. – Я ничего не хочу… Я ничего не понимаю…Я уже даже не боюсь… Оказывается, сойти с ума не так уж страшно… Или, если понимаешь, что ты сошел с ума, ты уже не сумасшедший?.. В смысле, не настоящий сумасшедший, а так, серединка на половинку?… Может, это и есть выход?.. Такого бреда ни один сумасшедший себе не наворотит… Но я же наворотила… А может, не я?.. Впрочем, какая разница… Придется дописывать то, что начато, иначе это не кончится никогда… Это сумасшествие не кончится никогда… Никогда…»

— Малыш, все хорошо? – спросил Ивар и протянул ей зажженную сигарету.

— Все хорошо? – переспросила Лиана, взяла сигарету, затянулась и негромко выдохнула. – Конечно, как же иначе… Все хорошо…

Она молча курила, глядя в потолок, Ивар нес что-то бесконечно счастливое, Лиана иногда поддакивала, не имея ни малейшего представления, о чем он говорит, потом потушила сигарету и поднялась.

— Я, пожалуй, пойду. Мне нужно кое-что закончить.

— Конечно, – кивнул Ивар. – Закончишь – приходи, я буду тебя ждать. Зачем теперь торчать по разным домам? А пойдут электрички – съездим в город и поженимся… У меня есть знакомый, устроит все в тот же день без всякого предварительного срока на проверку чувств… Я люблю тебя, малыш…

— Да, – кивнула Лиана, снова не слыша ни слова из того, что он сказал. – Мне нужно закончить…

Она подошла к двери, взялась за ручку.

— Ты что? – остановил ее крик Ивара. – Ты же забыла одеться…

Лиана оглядела себя, до ее сознания, наконец, дошло, что она действительно чуть не ушла голой, она подняла глаза на улыбающегося Ивара, поняла, что именно здесь только что произошло, и расхохоталась диким истерическим смехом.

Она захлебывалась и давилась, слезы текли из ее глаз, испуганный Ивар бросился на кухню за водой, заставил ее выпить полстакана и прижал к себе.

— Ну, все, все, успокойся… Я знаю, ты очень устала, мы все очень устали… Но теперь, правда… теперь все будет хорошо… Тебе осталось совсем немного… Последняя сцена… Правда?.. И все, все, все это кончится… ну, успокойся, перестань, не плачь… Ты же знаешь, я никогда не мог видеть, как ты плачешь… Ну хочешь, можно не торопиться, вовсе не обязательно дописывать все это сегодня, останешься у меня, отдохнешь, поешь, а завтра или послезавтра все допишешь… Хорошо?

Лиана подняла на него заплаканные глаза:

— Нет, сегодня. Только сегодня. Я больше не выдержу. Я и так уже почти сошла с ума…

— Сегодня, так сегодня, – согласился Ивар. – Только успокойся, только не плачь больше… Ну вот, так уже лучше… На, еще водички попей…

Лиана глотнула из стакана и осторожно высвободилась из его рук.

— Я пойду умоюсь, – она скрылась в ванной, прихватив по дороге всю свою одежду.

Через десять минут, заплаканная, но спокойная, она стояла на пороге и застегивала плащ.

— В общем, вечером я тебя жду, – в который раз повторил Ивар. – Как только закончишь – сразу же приходи.

— Хорошо, – в который раз сказала Лиана. – Ну, пока.

— Пока, – Ивар легко коснулся ее губ. Лиана взглянула в его сияющие глаза и поняла, что закончит этот безумный роман сегодня. Чего бы это ей не стоило.

До дома она почти бежала, плащ полетел в угол, ботинки отправились за ним, она взлетела по лестнице на второй этаж и, даже не отдышавшись, шлепнулась на стул, и вставила в машинку чистый лист.

Бешено застучали клавиши…


«…снова которую ночь не спал. Алиса открыла глаза и с беспокойством наблюдала, как Михалыч болтается из угла в угол комнаты, лихорадочно затягиваясь сигаретой и матерясь.

— Сколько времени? – шепотом спросила она.

— Пять часов утра, – отрывисто бросил Михалыч. – Я не могу так больше! Он что, не понимает, что он делает?! Так же убить человека можно! С двенадцати часов, не прекращая ни на минуту! Господи, как он мне надоел!

Алиса молчала, видя, что Михалыч находится на грани срыва, и любое сказанное ею слово может сыграть роль детонатора.

Михалыч обжег сигаретой пальцы, негромко выругался и, швырнув окурок в пепельницу, двинулся в кухню, где на холодильнике стоял два дня назад поставленный телефон.

— Подожди, – остановила его Алиса, сразу все поняв. – Может, он здесь ни при чем? Может, ты сам на себя нагоняешь?

— Я же не полный идиот! – огрызнулся Михалыч. – Я его чувствую, как самого себя! Я даже вижу, где он сейчас сидит и о чем думает!

— Может, человек спит давно, – все еще пытаясь урезонить Михалыча, сказала Алиса. – А ты сейчас со своими претензиями, как снег на голову…

— Вот сейчас и проверим, – Михалыч перенес телефон на стол, уселся на табуретку и поднял телефонную трубку. – Сейчас и узнаем, как хорошо человеку спится!

Он набирал номер, Алиса со страхом смотрела на него, понимая, что сейчас случится что-то непоправимое, и, не имея ни малейшей возможности это остановить.

Ким снял трубку сразу, и Алиса поняла, что Михалыч был прав, как впрочем, и всегда.

— Слушай, ты, – злобно сказал Михалыч без всяких предисловий. – У тебя зеркало есть в твоем гребаном детсадике? Тогда возьми его и посмотри на свою тупую рожу! Смотри и бычь сам на себя, сколько твоей душе будет угодно, урод чертов!

Дальше пошла уже сплошная нецензурщина, Алиса съежилась под одеялом, Михалыч оборвал следующую фразу на полуслове и бросил трубку на рычаг.

— Сука! Трубку бросил! – и снова схватился за телефон.

— Прекрати, – попыталась остановить его Алиса. – Хватит, ты же все уже сказал…

— Он с первым гудком трубку снял! – ожесточенно произнес Михалыч, яростно накручивая телефонный диск. – Сидел, сука, у телефона, бычил и ждал!!! Ну, я ему сейчас позвоню!!!

Ким снова снял трубку, Михалыч успел выкрикнуть еще пару матов и вновь взялся за диск.

— Не надо, – снова попыталась остановить его Алиса. – Перестань…

Но Михалыч настойчиво и напрасно набирал номер снова и снова: Ким трубку больше не поднимал.

Алиса встала с кровати, вышла на кухню и закурила.

— Зачем ты так? – спросила она, понимая, что Киму сейчас очень плохо и больно. -– Можно же было по-хорошему…

— Я уже, по-моему, пробовал и не раз, – снова огрызнулся Михалыч и наконец-то опустил трубку. – Сама видишь, какая херня получилась из этого «по-хорошему»… Больше не сунется, сука! Попался бы он мне сейчас, с каким бы удовольствием я бы ему морду набил!

Михалыч с облегчением потянулся и поднялся:

— Пошли спать. Я сегодня всю ночь по милости этого урода из угла в угол проходил.

— Иди, – кивнула Алиса. – Я сейчас, только докурю…

Она сидела на кухне, курила и смотрела в окно, на улице не было ни души; раннее-раннее утро, Алиса перевела взгляд на часы: почти шесть, и снова уставилась в окно. Было грустно и тоскливо, и долгожданного облегчения не было и в помине. Вдалеке показалась быстро движущаяся фигура, Алиса сразу узнала Кима, он прошел почти под окном, и то, что она увидела на его всегда бесстрастном лице, было не описать словами…

«Веселая ночь, доброе утро…» – тоскливо подумала Алиса и изо всей силы вмяла бычок в пепельницу.

— Малыш, ты скоро? – окликнул ее из комнаты Михалыч.

— Иду, – поднялась Алиса. – Уже иду…


Через два дня, в течение которых Ким безуспешно пытался встретиться с Михалычем и поговорить, Алиса и Михалыч перебрались в отдельную однокомнатную квартиру, со скрипом, предоставленную им родственниками. Михалыч был весел, напевал, и собирался искать нового гитариста. А Алиса… Алиса выдержала ровно неделю. После этого исчезла, не оставив Михалычу даже записки…»

Глава 11

Лиана поставила точку и автоматически потянулась за сигаретой. Роман закончен, но в ее жизни все будет не так. У нее было достаточно времени, чтобы все понять, оценить и сделать свой выбор. В памяти возникло сияющее лицо Ивара. Она – Лиана, а не Алиса. И больше никогда не пойдет на поводу у придуманного героя. Творить свою судьбу нужно в жизни, а не на бумажных страницах. Этот вариант хорош для поэтических метафор, не больше…

Лиана поднялась из-за стола, засунула исписанные листы в папку, достала из-под кровати большую сумку и бросила папку на дно. Потушила сигарету и принялась медленно, методично укладывать в сумку вещи. Потом, с той же медлительностью и методичностью, она прошлась по всему дому, расставляя все по местам, убирая в холодильник оставшиеся продукты и проверяя, везде ли выключен свет.

— Возвращаемся домой, – серьезно сказала она коту, следующему за ней по пятам.

Лиана еще раз огляделась по сторонам: дом, с закрытыми наглухо шторами стал угрюмым и нежилым, Лиана торопливо нагнулась, зашнуровывая ботинки, накинула плащ, засунула за пазуху кота и подняла сумку с привязанной к ней машинкой.

Лиана медленно побрела по грязи, прижимая к себе кота, сумка с машинкой при каждом шаге бились о ее ногу, идти было очень неудобно и тяжело, но Лиана мужественно шагала дальше, дождь, ливший все это время, почти прекратился, лишь сыпало сверху какими-то остатками, словно кто-то решил отжать выжатое уже белье, было холодно и при дыхании лицо ее окутывал пар, Лиана поставила сумку и постучала в дверь.

Ивар открыл сразу же, словно все это время просидел под дверью в ожидании ее прихода. Он улыбнулся, и Лиана поняла, как он похудел и осунулся за последнее время.

— Я закончила повесть. Алиса сделала свой выбор. Я сделала свой. Возьми, – Лиана протянула Ивару папку с рукописью. – Я хочу, чтобы ты это сжег. У меня не получилось, а может быть, я просто плохо хотела… Давай сделаем это вместе… И забудем эту историю раз и навсегда… У нас впереди еще целая жизнь… Нужно только не повторять старых ошибок…

Ивар улыбнулся, протянул ей руку, и тогда пошел снег. Первый, белый, по-настоящему зимний снег…

Часть вторая. «Игра в ошибки»

Глава 1

Она всегда любила гулять около этого небольшого двухэтажного особнячка. Она выныривала из подъездного горла старой сталинской многоэтажки на шумящую, ругающуюся машинами загазованную улицу, оставляя за спиной разрисованный лифт и заплеванную лестницу, потом, не сворачивая, шла вдоль дороги мимо одинаковых домов, безразлично поблескивающих глазницами невидящих окон. Первые этажи домов изо всех сил манили прохожих заманчивыми разноцветными вывесками, как стоящие вдоль дороги проститутки в поисках своих клиентов, – то причудливым коллажем, то фотографическим плакатом, то вычурным изображением кулинарного изобилия. Она шла мимо них, и каждая дверь призывно скрипела ей: «Зайди, зайди, ты тут такое увидишь, что не сможешь удержаться от покупки!» «В другой раз, – качала головой она. – Сейчас я иду не к вам…»

Дома укоризненно провожали ее изощренно украшенными витринами и неожиданно кончались.

Железная дорога, играя полосатым хвостом, призывно гудела электричками и поездами, люди на платформах, поддавшись голосу современной Сирены и собственной непреодолимой тяге к путешествиям, ныряли в раскрытый рот вагонов, таща за собой нажитые непосильным трудом вещи, проблемы и детей. Она улыбалась и махала им вслед рукой, дожидалась последнего вагона и осторожно переступая, переходила железнодорожные пути, слушая, как убаюкивающе затихает гул рельсов.

За железной дорогой начинался старый парк. Ветхие скамейки уже никого не могли удержать на своих спинах, деревянные фигурки, вырезанные когда-то давно чьей-то старательной и ласковой рукой, потемнели от времени, усохли и скукожились, и уже трудно было различить, кого именно когда-то хотел изобразить мастер – то ли человека, то ли птицу, то ли неведому зверушку. Огромные деревья мудро взирали с высоты своих лет на заросшие тропинки, на пробивающиеся юные ростки, на маленькие фигурки изредка забредающих сюда людей, и даже летом роняли свои листья вниз. И листья, кружась, опускались на землю, как седые волоски с головы очень старого человека, отчего земля в любое время года, исключая зиму, была скрыта под разноцветным ковром серо-желто-зеленых листьев, который то шуршал, то чмокал, то звенел под ногами. Она трогала ладонью шероховатые стволы, и поражалась их силе и мудрости.

В глубине парка маячило маленькое озерцо, вода в нем всегда была холодной, и поэтому оно не пользовалось славой у недалеких местных жителей, падких на отдых и развлечения. Зато его очень любили серо-синие утки, которые не мыслили себе жизни без его холодной и чуточку мутной воды, без его засыпанных листвой берегов, без его ряби, подаренной ветром-озорником.

Она обходила озеро, здороваясь, набирала в ладони холодную озерную воду и подкидывала ее вверх, поднимая к каплям лицо. Утки встречали ее радостным кряканьем, она доставала из сумки кусок батона и кормила галдящих птиц.

Тропинка слева от озера выводила ее на главную аллею, которая отличалась от остальных только своими размерами, но была так же стара и засыпана листвой. На этом ее путь заканчивался: вдоль аллеи и стоял ее любимый дом. Она устраивалась на потемневшей скособоченной скамейке, которая радостно скрипя, принимала ее тяжесть, и доставала из сумки сигарету. Сигаретный дым поднимался над аллеей и исчезал в густоте листьев, успев подарить им лишь маленькое, едва уловимое объятье тепла.

Дом тоже был старым. В мутных окнах отражалась листва и кусочки неба, две колонны у входа, казалось, давно устали держать обвитый плющем балкон, двери которого уже забыли, что означает слово – «открываться», облупленные стены хранили в себе сотни нерассказанных историй из жизней своих навсегда ушедших обитателей, крыша кое-где зияла прорехами, угодливо подставляя свою внутренность бродяге дождю, звонко или грустно поющему рыцарские баллады вперемежку с задорными песенками. Она смотрела в подернутые поволокой глаза дома и всем сердцем понимала, как он страдает от постоянного и давнего безмолвия внутри него, от нескончаемого одиночества и отсутствия родной души, которую он любил бы, как себя самого, которую, – только дайте ему волю, – он бы холил и лелеял, укрывал от дождя и снега, от затейника-ветра, от слепящих лучей солнца, от невзгод и обид.

Она пришла к нему сегодня рассказать, что прошел год, ровно год, с тех пор, как тот, кого она любила когда-то, бросил ее. Оставил, как оставляют ненужную вещь, как сломанную игрушку, которую лень чинить, как прочитанную книгу, – пусть интересную, но закончившуюся. Она пришла рассказать ему, что она выжила и не сломалась, что дом ей очень помог тем, что все это время был здесь, выслушивал ее, сочувствовал ей, и что в суете и проблемах большого города, в отчаянии и истериках она всегда знала, что он есть у нее, что к нему она всегда может сбежать, чтобы выплакаться на спине этой замечательной скамейки, глядя в его понимающие глаза. Она пришла, чтобы рассказать ему, как теперь все у нее прекрасно – любимая работа, новая книга и новый человек, который любит ее. Любит ее не так, как любил тот, другой. Любит ее не для себя, и даже не для нее. Он любит ее для них. И сейчас ее проблема только в том, что нужно искать жилье, снова искать жилье, вернулся из заграницы хозяин квартиры, в которой она жила, и ей бы очень не хотелось уезжать куда-то далеко, на другой конец этого огромного города, потому что тогда ей будет гораздо сложнее выкраивать время для встреч с ним, и она сможет приезжать сюда гораздо реже.

Дом выслушал ее и сузил глаза-окна, как перед подступающими слезами. Заморосил тонкий, осенний дождь. Зашуршала листва под ее ногами, смешивая желтые и зеленые цвета опавших листьев. На двери дома дернулось и качнулось что-то белое. Она удивлено подошла ближе. С тетрадного, пришпиленного кнопками к дереву двери бумажного листка стекали чернильные буквы: «Сдается». Она аккуратно сняла листок, свернула его вчетверо, положила в карман плаща и, ни во что не веря, и даже боясь надеяться, постучала в дверь.

Дом вздрогнул от ее прикосновения, словно внезапно проснувшаяся кошка, заскрипел, потягиваясь, ступенями крыльца, дверь зевнула и открылась.

На пороге стояла древняя, как сам дом, старуха. Старость превратила в сморщенное печеное яблоко ее лицо, сделала почти горбатой ее фигуру, но не смогла уничтожить ни пронзительного взгляда по-молодому синих глаз, ни горделивой посадки ее головы, ни черного, до пола, кружевного платья, застегнутого у морщинистой шеи большой сверкающей брошью.

— Это шутка? – спросила девушка, доставая из кармана и протягивая ей листок с объявлением.

— Если вы приняли это за шутку, то в таком случае, зачем вы стучали? – голос старухи поразил девушку еще больше, чем ее внешний вид – он был звонок и молод.

Дождь припустил сильнее.

— Войдите, – сказала старуха и сделала шаг назад. – Даже если вы решили, что это шутка, совсем не обязательно мокнуть под дождем.

Девушка шагнула внутрь. Дверь выдохнула, закрываясь.

Тусклое, огромное, кое-где облезшее зеркало в тяжелой дубовой раме, висевшее слева на стене, из последних сил отражало кусок узкой, мраморной лестницы с отбитыми ступенями, ведущей на второй этаж и закрытую облупившуюся дверь напротив с позеленевшей ручкой. За старухиной спиной, прямо под лестницей, застенчиво приоткрылась на несколько сантиметров еще одна дверь.

— Вы действительно его сдаете? – сердце девушки прыгало в груди. Она еще почти ничего не увидела внутри дома, но он был такой, именно такой, каким она его себе всегда представляла.

Старуха оглядела девушку с ног до головы. Несколько секунд помолчала, беззвучно шевеля губами.

— Пойдемте, – наконец решилась она и потянула на себя позеленевшую ручку закрытой двери.

Там была кухня. И девушку не привели в ужас ни паутина, по-хозяйски разросшаяся по углам, ни обветшалая до дыр ткань на стенах, ни заплеванный сажей и давно нерабочий камин, ни почти черный пол у нее под ногами. Она оглядывалась по сторонам со странной смесью благоговения и восторга. На кухонном столе, покрытом чистой клеенкой в крупный красный горошек, стояла электрическая плитка с чайником и две треснувшие чашки из когда-то очень дорогого сервиза. Старуха истолковала взгляд девушки по-своему.

— В остальных комнатах все выглядит так же. Время неумолимо. Все проходит, все меняется…

— Но это же великолепно! – воскликнула девушка. – Всю эту грязь можно убрать, стоит лишь слегка повозиться!

— Вам действительно нравится? – подозрительно прищурилась старуха.

— Я мечтала об этом доме с тех пор, как увидела его в первый раз, – призналась девушка. – Я всегда знала, что он такой…

— Какой?

— Он живой… – тепло ответила девушка, и взгляд синих глаз старухи размяк от этого тепла.

— Дом достался мне от деда, – сказала старуха. – И когда-то действительно он был живым. Здесь звенели голоса, носились горничные, устраивали балы… Здесь родился мой Мишенька… Здесь… – горло у старухи перехватило, и тут же, в одно мгновенье, она из расчувствовавшейся дамы превратилась в величественную и замкнутую особу.

— Вы мне нравитесь, – царственным голосом сказала она. – Я знаю, что вы не сможете платить за этот дом столько, столько он заслуживает. Но зато вы сможете привести его в порядок. Вдохнуть в него жизнь, не дать ему окончательно развалиться до моей смерти. У меня на это нет ни сил, ни денег. Сто долларов в месяц вас устроит?

Девушке показалось, что она ослышалась.

— Сколько? – переспросила она, понимая, что такого просто не может быть, потому что не может быть никогда.

— Сто долларов. У меня, кажется, еще нет проблем с речью, – сухо сказала старуха, всем своим видом давая понять, что ни о какой благодарности, пусть даже словесной, не может быть и речи. – Пойдемте, я покажу вам остальные комнаты.

Они осмотрели верхний этаж, одна комната из трех, находящихся там, была закрыта.

— Там лежат мои воспоминания, – скупо сказала старуха. – Вам они ни к чему.

Больше всего девушку поразила комната с балконом. Старинные шкафы красного дерева, коричневый, матовый от пыли рояль, стулья с изогнутыми лебедиными спинками, обитые потемневшим шелком, два продавленных, но все же еще целых кресла у низкого столика с трещиной по середине, скособоченная кушетка, одна ножка которой была короче трех остальных, и огромное, во всю стену, окно, выходящее на увитый плющем балкон, с которого были видны аллея и озеро. Девушка влюбилась в эту комнату сразу и безоговорочно, ее не пугало то количество работы, которое ей предстояло проделать, она уже видела, как все это будет выглядеть потом, как все это должно выглядеть.

Вторая комната оказалась чем-то средним между современной спальней и будуаром. В ней явно смешались вещи нескольких эпох. От старинного резного туалета с потемневшим зеркалом и бесчисленными ящичками для безделушек до углового дивана, дорогой бархат которого в нескольких местах протерся до дыр.

Когда они вновь спустились на первый этаж, старуха протянула девушке ключи.

— Вода проведена только холодная, но отопление работает. Там, – она ткнула изуродованным суставчатым пальцем в сторону двери под лестницей. – Еще одна комната и ванная. Из ванной можно пройти в кухню. Над ванной – нагревательный аппарат. Я не знаю, как он называется, как им пользоваться, и работает ли он вообще. Вы, я думаю, разберетесь в этом сами.

— Пойдемте посмотрим? – предложила девушка. Ей очень хотелось осмотреть дом до конца, чтобы насладиться тем счастьем, которым она теперь владеет, чтобы иметь о нем полное представление.

— Идите, – сурово сказала старуха, но голос ее неожиданно дрогнул. – Я подожду вас здесь.

И по ее тону девушка поняла, что даже если небо опрокинется на землю, или начнется всемирное землетрясение, или ядерная война, и эта комната окажется единственным безопасным местом на земле, – старуха туда не войдет. Девушка взяла протянутые ключи и скользнула мимо старухи в приоткрытую дверь.

Комната была огромной, в три окна. И, кроме того, здесь явно кто-то жил. Год или два назад. Она была чистой и прибранной, только пыль толстым слоем лежала на всех предметах. Зеленые обои с ярким, отчетливым, золотистым рисунком, полупрозрачные шторы на окнах, придавленные с двух сторон тяжелыми портьерами, огромный письменный стол, заставленный письменными принадлежностями, – тем, что сейчас называется офисным набором, широкая кровать с балдахином у стены, ломберный стол с четырьмя креслами вокруг, стеллажи с книгами, огромный гардероб, бар с пыльными бутылками и яркий зеленый бильярдный стол прямо посередине. На столе – небрежно брошенный кий и очерченный мелом, прямо по сукну, неровный крест.

«Здесь жил ее сын… – поняла девушка, и ей почему-то стало страшно. – Почему она не хочет сюда заходить?..»

Единственная дверь из этой комнаты вела в ванную. Девушка шагнула внутрь и замерла: стены и потолок ванной комнаты были зеркальными, и при ее появлении тут же населили огромное пространство комнаты множеством отражений. Сама ванна, разукрашенная мелкими трещинками, как паутиной, скорее напоминала небольшой бассейн. Девушка открыла вторую дверь, прошла через кухню и вышла в прихожую, где ее ждала старуха.

— Когда я могу переехать?

— Если вас все устраивает – хоть сейчас, – сказала старуха. – Ключи у вас есть.

Девушка полезла в сумочку и достала из кошелька стодолларовую купюру.

— Возьмите, – протянула ее старухе. – Вы себе даже не представляете, как…– девушке хотелось сказать огромное спасибо этой странной женщине, за то, что она появилась так кстати, за то, что этот дом, о котором девушка так долго мечтала, теперь почти ее, за то, что теперь самая главная проблема в ее жизни решена, а все остальное… Все остальное приложится. Было бы желание…

— Как вас зовут? – спросила старуха, принимая купюру. – Я не беру деньги у незнакомых людей.

— Лиана.

Брови старухи удивленно поползли вверх, но никаких комментариев и вопросов не последовало.

— Елена Арнольдовна, – в свою очередь величественно представилась она. – Вы не возражаете, если я поднимусь на второй этаж и заберу кое-какие необходимые мне вещи?

— Господи, конечно же, нет! – воскликнула девушка, хотя ноги ее приплясывали от нетерпения – ей ужасно хотелось остаться с домом один на один, легко пробежаться по мраморной лестнице, оставить витиеватую и слегка легкомысленную роспись на пыльной поверхности стола, перед тем, как стереть пыль, и самое главное – распахнуть огромное окно в комнате с балконом, чтобы впустить внутрь дома свежий, пахнущий осенним дождем, и поэтому слегка горьковатый воздух.

Через десять минут старуха спустилась вниз в глухой, застегнутой под самую шею, бежевой пелерине. Голову ее украшала маленькая ажурная шляпка с короткой черной вуалью.

Девушка стояла на крыльце дома, слегка прикрыв за собой дверь, и медленно выпускала сигаретный дым, даря его струйкам дождя.

Старуха шагнула на крыльцо и раскрыла большой старинный зонт.

— Спасибо… – от всей души выдохнула девушка.

— Я желаю вам счастья, – неожиданно произнесла старуха. – Если оно есть на этом свете…

Девушка вскинулась, чтобы что-то спросить, но старуха уже величественно спускалась с крыльца, оставляя во владение девушки целый мир, наполненный воспоминаниями…

Лиана долго смотрела вслед удаляющейся фигуре, потом откинула в сторону остаток сигареты и вошла в дом.

Внутри царила поразительная тишина. Дом затих, присматриваясь к своей новой хозяйке. Лиана положила руку на перила лестнице, ощутила пальцами прохладу потрескавшегося мрамора, и легко пошла по ступенькам наверх.

Глава 2

…Лиана негромко напевала что-то себе под нос, домывая полы найденной на кухне тряпкой. Шкафы, спинки кресел и стульев, треснувший столик и рояль весело поглядывали на нее, избавленные от груза многолетней пыли. Осенний ветер теребил занавеску, и она то надувалась парусом, то качалась волнами, то легко обнимала приоткрытую балконную дверь. Лиана отжала тряпку, спустилась по лестнице, прошла через кухню в ванную и вылила грязную воду в унитаз. Пристроила на место тазик, повесила тряпку сверху, сполоснула руки и снова поднялась наверх.

Умытая комната ждала ее. Порог благодарно скрипнул половицей. Лиана устало опустилась в кресло, которое тут же обволокло ее усталой негой и ласковым, домашним теплом. Осенний день недолог, и за огромным окном уже сгустились сумерки, маленькое озерцо угадывалось по еле заметным бликам, два чудом выживших фонаря тускло освещали аллею, и деревья казались съежившимися животными с темной, кое-где еще пушистой шерстью. В комнате было прохладно, но Лиане не хотелось прерывать изящного танца занавески, ее легкого заигрывания с ветром и балконной дверью.

Лиана подобрала под себя ноги и неожиданно поняла, что в этом доме не существует времени. Что в этом доме не существует окружающего мира, здесь нет ничего – огромного города, рычащих машин, пульсирующих дорог, кричащих людей… Этот дом и есть мир. И кроме него нигде ничего не существует.

Ощущения были настолько странными, что Лиана слегка опешила. Потом рассмеялась негромко. Так и должно быть. Так должно быть всегда в том доме, который действительно является твоим…

Ей очень не хотелось покидать кресло, выходить из дома на улицу, но нужно было уйти, чтобы можно было вернуться. Вернуться сегодня же, – это Лиана обещала дому железно, – вернуться с самыми необходимыми вещами. А потом, завтра или послезавтра, скорее всего в ближайшие выходные, найти кого-нибудь, кто поможет ей перевезти все остальное – вещей было немного, они запросто войдут в обычную легковушку…

Лиана вышла на улицу, заперла дверь и коснулась ладонью мокрого дерева.

— Я вернусь через пару часов. Не скучай без меня, – сказала она, и дом скрипнул ей вслед, желая удачи.

Она пошла по аллее, закуривая на ходу, и вновь обретая окружающий мир, и только тут поняла, что день пролетел, и все назначенные ею встречи полетели к чертям, потому что она напрочь о них забыла, что Ивар ждал ее звонка сегодня в три… Ивар? Она подумала «Ивар»? Лиана грустно усмехнулась. Она имела в виду совсем другого человека… Но почему-то неожиданно всплыло… Ивар… Она вдруг ясно увидела его, бредущего рядом с ней по засыпанной листьями аллее. Он всегда слегка ссутулился, стесняясь своего высокого роста, и чуть загребал листья длинными ногами в потертых джинсах и любимых кроссовках, которые он носил в любое время года, не смотря на ее возражения…Они часто гуляли когда-то по этому парку и вместе сидели на скамейке, разглядывая ее любимый дом, и мечтая о том, что когда-нибудь у них будет свой…

Лиана вздрогнула, отгоняя видение. Ивара нет, нет уже год, и никогда больше не будет. Ее звонка сегодня не дождался тот человек, что появился в ее жизни полгода назад, тот, для которого слово «мы» важнее всего остального… Почему же так сжимается сердце?.. Все будет хорошо, она доберется до телефона и позвонит, и расскажет Максу, какой замечательный дом она сняла, и пригласит в гости… В гости? Лиана даже остановилась, поймав себя на этой мысли. Они же собирались вместе… Вместе с Максом… Но этот дом… Он был ее и только ее… Уютное одиночество в кресле…

«Не нужно спешить…», – еле слышно шепнул ей кто-то. Лиана оглянулась, уверенная в том, что этот шепот ей не послышался. Это шептал дом…

Лиана перешла железнодорожные пути и пошла по тротуару вдоль дороги. Все вокруг было тем же, что и сегодня утром, так же ругалась машинами загазованная улица, так же призывно заманивали прохожих красочные витрины, так же косились на нее окна домов, но что-то внутри нее изменилось. Теперь она знала, что у нее есть место, в котором можно спрятаться от жестокой реальности этого мира…

Телефон-автомат жадно заглотил карточку. Два длинных гудка, и в трубке раздался встревоженный голос Макса.

— Алло!

— Это я, – сказала Лиана.

— Куда ты пропала?! Я с трех часов места себе не нахожу!!!

— У меня все в порядке, – поспешила успокоить его Лиана. – Я просто переезжаю.

— Куда? Когда? Почему так неожиданно?

— Все получилось совершенно случайно. Я гуляла в старом парке и… – Лиана запнулась, осознав, что за все время их знакомства, она никогда не приводила Макса в этот старый парк, не бродила с ним по берегу озерца, не кормила хлебом взъерошенных уток, не знакомила его с домом…

— Какой старый парк? – недоумевал Макс. – Разве в твоем районе есть парк?

— Да, – кивнула Лиана, как будто он мог ее сейчас увидеть. – Там был дом, и я увидела объявление…

Слова слетали с ее языка все медленней. Чем больше она пыталась рассказать, тем больше вопросов задавал Макс, и тем абсурдней звучала вся сегодняшняя история.

— Почему она сдала его тебе так дешево? Вы что, знакомы?

— Нет, просто так получилось…

— В этом мире никто никогда не делает ничего просто так, – отчеканил Макс. – Значит, ей что-то от тебя нужно.

«Надо верить людям, – услышала Лиана голос Ивара. – Людей нужно любить, какими бы они ни были. Ведь ты – одна из них…»

— Ты где? Я сейчас к тебе приеду.

— Хорошо. Заодно поможешь перевезти вещи.

— Сегодня? – удивился Макс. – Но уже поздно…

— Я обещала дому, что вернусь, – сказала Лиана.

Она высвободила карточку из прожорливой пасти автомата и вышла из-под стеклянного навеса.

Пока она разговаривала, небо разразилось отчаянным дождем, словно в прореху прохудившегося ведра хлынул вселенский потоп. Лиана подняла повыше воротник плаща, но это не помогло. Через пять минут она была мокрой насквозь – от кончиков волос до промокших ботинок.

Горло подъезда спрятало ее от дождя, тут же окутав смесью запахов. Пахло кислой капустой и недоваренными щами, кипящим бельем и хлоркой, влажной штукатуркой и мочой. Двери лифта, как заведенная игрушка, двигались из стороны в сторону, то раскрываясь, то закрываясь со страшным скрипом. Лиана устало поднималась по лестнице, боясь даже касаться изрисованных мелом перил, а перед глазами ее был ковер из изумрудно-зеленой травы, бескрайнее, ярко-голубое небо над головой и березовая роща, манящая прохладой тени. Ивар тогда сплел ей венок из березовых листьев, они, смеясь, носились между белыми стволами до блаженного изнеможения, он догнал ее, прижал к себе, и она в очередной раз поразилась тому, какой он все-таки высокий – она едва дотягивала ему до плеча…

— Здрасьте! – мимо Лианы пронесся соседский мальчишка.

Лиана машинально кивнула и открыла дверь в квартиру, в которой прожила до этого дня без малого три года. Прожила вместе с Иваром. Когда он ушел, Лиана старательно, с каким-то упорным мазохизмом уничтожила все его вещи: запрятала подальше рисунки – сжечь их просто не поднялась рука, – сняла со стен все фотографии, письма, которые он ей писал, разорвала на мелкие клочки и спустила в унитаз, а случайно забытые им ботинки отдала соседке по площадке – сыну, на вырост… Впрочем, вещей-то было немного – Ивар старательно вывез почти все…

«Странный сегодня день…– подумала Лиана, снимая мокрые ботинки. – Похожий на альбом со старыми фотографиями, который пылился где-то далеко на полке, но кто-то неожиданно достал его и открыл, и потревожил покой глянцевых снимков, даря им жизнь…»

Она прошла в комнату и, неожиданно для самой себя, достала из стола альбом. «Зачем ты делаешь это?» – спросила сама себя и вместо ответа, раскрыла первую страницу.

Огромный готический собор и ее лицо, слегка испуганное… В ушах сразу зазвучала торжественная музыка органа. Ивар тогда смеялся над ней, называя маленьким трусишкой. Он всегда знал, что Лиана по какой-то неведомой причине недолюбливает храмы. Они, безусловно, нравились ей с точки зрения искусства – она всегда была неравнодушной к архитектуре и даже когда-то хотела поступать в архитектурный институт, – но церковный дух, который в них царил, почему-то сразу рисовал в ее воображении времена аутодафе, в сиянии свечей ей чудилось обжигающее пламя огня, а священнослужители моментально перевоплощались в инквизиторов.

«Тебя точно когда-то сожгли на костре, – смеялся Ивар. – Мне ужасно интересно, за что?»

Лиана отшучивалась, но в глубине души предполагала, что он не так уж далек от истины… Ему стоило большого труда затащить ее тогда в собор…

Звонок в дверь прозвучал неожиданно и излишне резко. Лиана вздрогнула, альбом соскользнул с ее коленок и упал на пол. Несколько фотографий разлетелись в разные стороны.

Пока Лиана торопливо собирала их с пола, в дверь продолжали настойчиво звонить.

Лиана бросила альбом на диван и открыла Максу.

Он тут же, на пороге, притянул ее к себе:

— С тобой все в порядке? Я так волновался сегодня, даже не знаю почему…

— Все в порядке, – кивнула Лиана. – Ты очень быстро приехал.

— Я торопился, – шепнул Макс в ее все еще мокрые волосы. – Я так по тебе соскучился…

Лиану обдала горячечная волна его желания. Привычно ослабли коленки, Макс моментально почувствовал ее состояние, подхватил ее на руки, и, шепча что-то на ухо с ласковой, но настойчивой страстью, понес к дивану.

Мешающий альбом небрежно отправился на пол, фотографии разлетелись по полу, как трупики убитых птиц, Лиана закрывала глаза от осторожных, знающих движений Макса, и сама двигалась ему навстречу, но под закрытыми веками все время возникало совсем другое лицо… Лиана мотала головой и открывала глаза, но с разлетевшихся фотографий на нее смотрел Ивар. Не осуждал и не любопытствовал. Просто смотрел.

— Что происходит? – отстранился от нее Макс. – Что с тобой? Я не чувствую тебя…

«Как, оказывается, это страшно, – содрогнулась Лиана. – Лежать в постели с одним человеком, а представлять другого… Но ведь я люблю Макса… Это он вернул мне радость жизни…»

На ее глазах навернулись слезы, она всем телом прижалась к Максу.

— Прости, я, наверное, просто устала…

Макс понимающе улыбнулся и коснулся губами ее груди.

Ивар не исчез. Лиана извивалась и выгибалась дугой, чувствуя себя разорванной на половинки: Ивар, Макс, Макс, Ивар, лица мужчин чередовались в мгновенной последовательности, Лиана уже совершенно серьезно не понимала, с кем именно она лежит в постели, ей одновременно хотелось выгнать обоих и обоих оставить, ей хотелось, чтобы ее оставили в покое и чтобы никогда не оставляли одну, ей хотелось, хотелось, хотелось…

Лиана вскрикнула и уткнулась головой в плечо Максу.

Он несколько минут лежал без движения, успокаивая дыхания, потом легко поцеловал ее в щеку:

— Курить будешь?

Лиана кивнула.

Макс потянулся за сигаретами, а Лиана смотрела в потрескавшийся потолок и думала, сколько раз они курили в этой постели вместе с Иваром…Она ставила пепельницу себе на живот, потому что пару раз он взял ее себе и, конечно же, опрокинул…

Макс вернулся на диван, протянул Лиане прикуренную сигарету и поставил пепельницу себе на грудь. «Он ее никогда не уронит…» – подумала Лиана, глядя, как мерно и спокойно поднимается и опускается на его груди пепельница.

— Знаешь, родная, – сказал Макс, медленно выпуская дым. – Я подумал, зачем тебе нужно что-то снимать? Переезжай ко мне и дело с концом…

Лиана растерянно взглянула на него.

«Не нужно спешить», – раздался шепот дома в ее голове.

— Давай, не будем спешить… – как можно ласковей произнесла она, и, увидев нахмурившиеся брови Макса, накрыла его руку своей. – Я об этом доме мечтала всю жизнь… Он мне даже снился когда-то…

— Как хочешь, – Макс обиженно поднялся с дивана.

Его ступня легла прямо на лицо Ивара.

— Что это? – дернулся Макс, только сейчас заметив фотографии.

— Это мой бывший муж, – вся сжавшись изнутри, сказала Лиана.

— Ностальгия по прошлому? – усмехнулся Макс. – Бывает…

— Макс, послушай, дело не в этом… – попыталась объяснить Лиана. – Дело не в нем, дело во мне…

— Я понимаю, – Макс стремительно одевался. – Ты хотела, чтобы я тебе помог что-то перевезти?

— Макс, зачем ты так?.. – в голосе Лианы сквозила почти физическая боль.

— А ты?

Лиана окончательно сникла.

— Ты разберись с собой, – сказал Макс. – Я люблю тебя, но в этом я ничем не могу тебе помочь.

— Ты обиделся? – спросила Лиана почти шепотом.

— Мне не за что на тебя обижаться. Что нужно собирать?

— Не нужно, – сказала Лиана. – Ничего не нужно…

— Тогда я пошел. Будет нужно – позвони, – Макс двинулся к дверям.

Лиана смотрела ему вслед, всей душой ожидая, что он передумает и вернется.

— Макс! – вырвалось у нее, но наткнувшись на равнодушно-обиженное: «Пока!», скорчилось и укатилось в угол, комочком сбившейся пыли.

Хлопнула входная дверь.

«Я ненавижу тебя, Ивар! – по щекам Лианы потекли слезы. – Даже сейчас ты не даешь мне жить!!!»

На кухне хлопнула от ветра форточка.

«Дом! – Лиана моментально вскочила с дивана и принялась лихорадочно одеваться. – Я же обещала ему, что вернусь!»

Она запихивала в большую сумку самые необходимые вещи, и в ее голове уже не было ни Ивара, ни Макса, она думала только об одном: дом ждет ее, она и так уже непростительно задержалась…

Глава 3

…Когда она подошла к дому, еле волоча сумку, которая за время дороги стала совсем неподъемной, было уже темно. Но даже в темноте, чуть разреженной светом двух одиноких фонарей, Лиана увидела с какой укоризной смотрят на нее глаза-окна. «Ты же обещала через два часа… – всем своим несчастным видом говорил ей дом. – Я уже устал ждать… Я решил, что ты никогда больше не придешь…»

Лиана открыла дверь и с облегчением опустила сумку на пол. Щелкнул выключатель и тусклая лампа, отразившись в старом зеркале, слабо осветила мраморную лестницу.

Полчаса ушло на распаковку сумки, кушетка, застеленная чистым бельем и накрытая сверху пушистым серым покрывалом, перестала кособочиться и благодарно взирала на Лиану, которая старательно вбивала в стену заржавленный гвоздь, чтобы повесить над кроватью свою любимую картину. Верхнего света в комнате с балконом не было. Вместо люстры из потолка торчали два черных провода, напоминая застывших змей. Старенькая настольная лампа из-под бархатного абажура освещала комнату ровным, матовым светом, который совсем терялся к углам, плавно переходя в коричневую темноту.

«Проводку придется менять», – подумала Лиана, и ей вдруг стало не по себе при мысли о том, что кто-то посторонний будет копаться во внутренностях дома. Почему-то представился пьяный хирург с огромными руками в грязных перчатках, который приближается к дому с окровавленным тесаком. Лиана вздрогнула и отогнала видение.

— Сейчас мы будем пить чай! – громко сказала она, чтобы окончательно избавится от этих мыслей. – Я принесла с собой печенье.

Лиана, не торопясь, вышла на лестницу. Она плавно спускалась по мраморным ступеням, всем телом ощущая, как дом привыкает к ее походке, изучая ее движения, внимательно рассматривая ее…

Лиана набрала в чайник немного воды, включила электрическую плитку. Огляделась по сторонам, решив, что завтра все свободное время посвятит тому, чтобы навести порядок в кухне. А потом и до остальных комнат дело дойдет. В ожидании чая, Лиана устало опустилась на табуретку и закурила сигарету, приспособив вместо пепельницы старую рюмку с отбитым краем. И, только услышав негромкий шум закипающей воды, поразилась потрясающей тишине, которая царила в доме. Каждый звук, нарушающий ее, казался неуместным и чуждым, дом, словно специально подчеркивал эту чужеродность, увеличивая звуки до гипертрофированных размеров, меняя тональность и добавляя трескучее эхо, как заправский музыкант, экспериментирующий с новым, еще не обыгранным инструментом.

«Интересно, что будет, если я включу здесь музыку? – подумала Лиана. – Такая акустика… Звучать должно просто потрясающе. Что-нибудь медленное и очень мелодичное… Стинг, например… Или Крис де Бург…»

Лиана сразу услышала, как в шипение чайника вклинились посторонние звуки. Она прислушалась, и лицо ее вытянулось. Из комнаты под лестницей невнятно звучала гитарная мелодия старинного романса, в которую вплетались мужской смех, звон бокалов и стук бильярдных шаров. Несколько секунд Лиана сидела, вслушиваясь в какофонию звуков, потом решительно поднялась и, стараясь унять дрожь во всем теле, двинулась в строну загадочной комнаты.

У двери звуки усилились, Лиане даже показалось, что она различает отдельные фразы.

«Ваш удар, сударь, – отчетливо произнес приятный баритон. – Не промахнитесь на этот раз. Другого раза не будет!»

Лиана судорожно вдохнула и рывком открыла дверь.

Комната была пуста. Лунный свет падал сквозь полупрозрачные шторы, искажая стоящие в ней предметы и придавая им какой-то загадочный вид. Неровный крест на поверхности бильярдного стола светился двумя тонкими белыми полосками. Не было слышно ни звука, раздавались лишь гулкие, догоняющие друг друга удары. Лиана не сразу поняла, что это стучит ее сердце.

Телефонный звонок прорезал эту неестественную тишину. Лиана вздрогнула. Дом тут же подхватил эту телефонную трель и начал играть с нею, как котенок к клубком шерсти, то усиливая, то уменьшая звук.

«Откуда здесь телефон? – пронеслось в голове у Лианы. – Хозяйка ничего не сказала мне…»

Лиана заметалась по комнате в поисках звонящего аппарата. Споткнулась о ковер, чуть не врезалась головой в балдахин огромной кровати и тут же увидела на полу, возле кроватной ножки черный старинный телефон с позолоченным циферблатом. На прикрученной к аппарату табличке красивыми, замысловатыми цифрами был выгравирован его номер. Лиана опустилась на пол и осторожно сняла трубку.

— Привет! Ну, ты где? Мы с Янисом уже заждались! Обещала приехать к десяти, а уже половина одиннадцатого! У нас же в одиннадцать концерт начинается, ты что, забыла? – голос Ивара звучал в трубке так отчетливо, что, казалось, он находится за соседней стеной.

— Ивар? – Лиану захлестнул такой поток различных эмоций, что она едва не задохнулась. – Ивар? Это ты? Но откуда?..

— Маленькая моя, ты совсем заработалась! – Лиана услышала, как Ивар улыбается. Снова защемило сердце. – Давай, бери тачку и приезжай!

— Ивар, но…

— Лианка, я больше не могу разговаривать, нужно бежать настраиваться. Ты что, адрес забыла? Клуб «Мост» на Кузнецком... Давай быстренько!

В трубке что-то звякнуло, и ухо Лианы разрезали короткие пронзительные гудки.

«Бред какой-то…» – подумала Лиана, но ноги уже сами несли ее наверх по мраморной лестнице.


Как она выходила из дома, как бежала до ближайшей дороги, как ловила машину, как объяснялась с шофером, Лиана помнила очень смутно. Она пришла в себя только на огромном перекрестке двух сверкающих огнями дорог, упершись взглядом в красную вывеску с названием клуба. Огромная стеклянная дверь то открывалась, то закрывалась, входили и выходили люди, а Лиана все стояла напротив и не могла отвести взгляд от красной вывески.

Они бывали с Иваром в этом клубе не раз и не два, лучший друг Ивара – Янис играл здесь на гитаре, и Ивар частенько подыгрывал ему на басу, чтобы заработать немного денег. Но вот уже год, как Лиана не была здесь, и даже находясь поблизости по делам, предпочитала ходить по другой улице, чтобы лишний раз не маяться ненужными и все еще болезненными воспоминаниями…

Пронзительный, сырой, осенний ветер заставил ее поежиться. Какой смысл стоять здесь столбом, привлекая внимание праздных водителей, остро жаждущих ночных приключений? Раз уж пришла, нужно идти до конца…

Лиана заставила себя пересечь улицу и толкнула стеклянную дверь.

— Добрый вечер, – улыбнулся ей знакомый охранник. – Давненько вы у нас не были…

— Дела… – неопределенно отозвалась Лиана.

— К сожалению, мы закрыты сегодня на спецобслуживание, – развел руками охранник. – Приходите завтра.

— А кто… – вопрос помимо воли сорвался с ее языка. – Кто сегодня играет?

— Сегодня Пако Раббан презентует новый парфюм, – пояснил охранник. – Вход только по пригласительным.

— Да? По пригласительным?– потерянно переспросила Лиана. – Извините…

Охранник несколько мгновений рассматривал ее лицо, потом махнул рукой.

— Ладно, проходите, пока никто не видит.

Лиана машинально шагнула вперед, не зная радоваться или огорчаться такой сговорчивости. Она совсем ничего не понимала.

Плащ – в гардероб, улыбчивая девушка протянула номерок, и по лестнице вниз, в нижний зал, где вместо пола – стекло и морские камни под ним, кирпичные стены – под своды средневекового замка, низкие столики, заполненные людьми, нежная, негромкая музыка, прямо у входа в зал – столик с «Мартини».

— Белого, со льдом, пожалуйста, – и тут же в руке прохладный бокал с пряной жидкостью и растворяющимися кубиками льда.

Потерянный взгляд по сумеречным столикам и людям, то ли в поисках свободного места, то ли в поисках знакомых лиц, в конце концов – мягкое кресло в самом темном углу, щелчок зажигалки и выдох сигаретного дыма.

Полуголые красавцы опрыскивали всех желающих новой туалетной водой от Пако Раббана, воздух наполнился смесью дорогого парфюма, алкоголя и сигарет, здесь все изменилось за прошедший год. Все совсем не так, и эта публика никогда не будет слушать Янисовские песни под гитару, удивительно, что охранник остался тот же, удивительно, что он еще помнит ее… Навалилось чувство бесконечного вселенского одиночества, а может, это подействовал «Мартини»?.. Странный звонок из прошлого, и вот, она здесь. Зачем? Все эти привязки существуют только внутри нас, они давят, гложут, не дают нам жить, они всегда стараются доказать нам, что там, когда-то давно, было лучше, чем здесь и сейчас. Но существование этого ДАВНО уже закончилось, оно осталось только в нашей памяти, не больше, и исхитриться и перенести туда свое СЕЙЧАС, наверное, можно, но кому это нужно, кроме тебя самой, тем более, что твое нынешнее СЕЙЧАС тоже станет когда-то ДАВНО, и, быть может, ты будешь с тоской в новом твоем СЕЙЧАС вспоминать это ДАВНО, как что-то прекрасное…

Музыка убаюкивала, бокал с «Мартини» опустел, не мешало бы повторить, но так лень вставать…

Есть что-то в тех местах, с которыми связано твое ДАВНО. Особенно, когда попадаешь в них по прошествии какого-то довольно приличного промежутка времени, и неожиданно понимаешь, что все, связанное с этим местом, что рисовало тебе твое воображение, находится только в твоей памяти, а на деле это место всегда жило и живет своей жизнью, отдельной от твоих воспоминаний, никак не связанной с твоим ДАВНО. Все происходит по своим законам, меняются интерьеры, уходят люди, вместо них приходят новые, те, что уходят, уносят вместе с собой свои воспоминания и свое ДАВНО, но их ДАВНО разительном образом отличается от твоего, и даже человек, который тогда находился рядом, помнит все совсем не так, как ты… Ты попадаешь в такое место, и вдруг неожиданно начинаешь понимать, что это ДАВНО существует только в твоем воображении, и мешает тебе жить…

— Девушка, принести вам «Мартини»?

— Да, – благодарно кивнула Лиана, даже не разглядев лица молодого человека. – Белого со льдом.

И даже если бы те места, которые ты так связываешь со своим личным ДАВНО могли разговаривать, они не поддержали бы тебя в своих воспоминаниях – слишком много людей потребовали бы от них этого, им же куда важнее чистые руки копающегося в их стенах электрика…

— Спасибо, – улыбнулась Лиана, принимая прохладный бокал.

— Я вас раньше здесь не видел, – присел на краешек кресла молодой человек.

— А я здесь раньше и не была, – сказала Лиана. – Никогда раньше я здесь не была.

И это было правдой.


Дом ждал ее, разглядывая непроглядную темноту парка черными окнами. Лиана поднялась на крыльцо, дверь тут же открылась.

«Я забыла закрыть дверь?.. – изумилась Лиана. – Такого со мной никогда раньше не было…»

Дом встретил ее радостным скрипом досок.

— Тебе тоже нет дела ни до чьих воспоминаний, – сказала Лиана. – Только люди, которые здесь когда-то жили, привязывают тебя…

Она разделась, поднялась по лестнице в свою комнату, предварительно подергав дверь – хорошо ли закрыла, и, завернувшись в мохнатое покрывало, долго стояла на мокром балконе, вглядываясь сквозь сигаретный дым в непрозрачность ночи, словно надеясь услышать ответы на те вопросы, которые крутились в ее голове.

Кушетка сладко застонала под тяжестью ее тела, Лиана устало потянулась и выключила лампу. Дом погрузился во мрак, став частицей ночной темноты.


…Ее разбудило чье-то дыхание. Кто-то невидимый, едва заметно касался губами ее лица. Лиана открыла глаза, ощущая, как ее тело медленно тает под нежными прикосновениями ласковых рук.

— Кто здесь? – еле слышно спросила она, но услышала в ответ только звенящую, пронзительную тишину дома.

Лиана села на кровати, подтянула колени к подбородку и обняла их руками, изо всех сил вслушиваясь в эту тягучую, непрозрачную тишину. Он напряжения зазвенело в ушах, и сквозь этот звон Лиана неожиданно услышала тоскующий, шепчущий голос:

— Пожалуйста, не сердись…Ну, я прошу тебя… Повздорили, и будет… Пойдем, пойдем ко мне…

Лиане показалось, что кто-то очень нежно взял ее за руку, и она, повинуясь этой ласковой настойчивости, поднялась с кушетки, спустилась вниз по лестнице, вошла в комнату под лестницей и осторожно улеглась на огромную кровать с балдахином. Полог балдахина опустился, и Лиана, словно только этого и ждала, моментально погрузилась в сон.

Глава 4

Лиана открыла глаза. Полотно потолка в мелких, разбегающихся рисунках, было совсем незнакомым. Лиана приподнялась на постели, коснулась пальцами шероховатой бархатистой ткани полога. Как она попала сюда?.. Смутно вспомнились нежные, едва заметные прикосновения и ласковый шепот незнакомого голоса. Это было? Или все это ей только приснилось? «По-моему, это называется лунатизм, – усмехнулась Лиана. – Вот уж чего никогда за собой не замечала…» Она протянула руку, чтобы одернуть полог и в ту же секунду замерла, услышав два голоса. Мужской баритон абсолютно точно принадлежал ее ночному призраку.

— Ты опять вчера играл, – в голосе женщины сквозило отчаянье. – Ты же обещал мне…

— Ли, но ведь ничего страшного не случилось…

— Ты обещал мне, – повторила женщина. – Ты забыл, что от твоего состояния и так ничего не осталось. Только этот дом… Когда ты проиграешь и его, нам просто негде будет жить…

— Ли, ну зачем так драматизировать? Я знаю, что я делаю.

— Ты неисправим, – обреченно произнесла женщина. – Твоя мать говорила мне, но я не верила… Я устала, Мишель…

— Хватит по каждому пустяку вспоминать мою мать! – мужчина явно злился. – У меня своя голова на плечах!

— Елена Арнольдовна – золотая женщина… – чиркнула спичка, и через несколько мгновений Лиана уловила запах ароматного табака.

— Хватит! – сорвался на крик мужчина, загремел по полу брошенный кий, Лиана резко дернула за кисть, балдахин поднялся.

Комната была пуста. Брошенный кий катился в угол, в пыльной пепельнице дотлевала дамская сигарета.

«По-моему, я схожу с ума…» – подумала Лиана, осторожно встала с кровати, подошла к столику и коснулась пальцами сигареты. Обняла губами тонкий мундштук и вдохнула ароматный, пряный дым.


На работу Лиана опоздала. Гора не разобранных и неотредактированных статей ждала ее еще с пятницы, плюс – Лиана заглянула в настольный ежедневник – две встречи с журналистами, которым придется отказать. Лиана поморщилась: она никогда не любила таких встреч. Видеть, как надежда в глазах человека превращается в отчаянье, как покорно опускаются расправленные перед ее кабинетом плечи, как сникает фигура, всем своим видом выражая покорность перед неизбежным… В такие моменты Лиана чувствовала себя почти убийцей. Но политика журнала несколько отличалась от ее личных вкусовых пристрастий, и с этим приходилось мириться. Хотя за каждую понравившуюся ей статью Лиана всегда билась до последнего. И что самое главное – директор с ней считался, несмотря на ее молодость.

Лиана вздохнула и зарылась в бумаги.

Макс позвонил ровно в половине второго.

— Есть предложение пообедать вместе, – без предисловий начал он.

— Предложение принимается, – улыбнулась Лиана.

— Я заеду за тобой к двум, – голос Макса потеплел.

Пунктуальности Макса можно было позавидовать.

Лиана легко поцеловала его в щеку, в который раз поражаясь тому, как теплеет и меняется его взгляд, когда он смотрит на нее. Напускная суровость – кокон, в который он прячется, каждое утро выходя из дома, – медленно исчезает от одной ее улыбки…

— Куда едем? – весело спросила Лиана и поерзала на сиденье, устраиваясь поудобнее. За полдня сидения за столом, да еще склонившись над рукописями, спина уставала безбожно.

— Секрет, – улыбнулся Макс.

Они вывернули к нужному дому с какой-то неожиданной стороны, и Лиана, которая до сих пор не очень хорошо знала этот огромный город, ахнула: Макс привез ее в то кафе, в котором они встретились в первый раз.

Макс, довольный произведенным эффектом, галантно распахнул дверь автомобиля:

— Прошу!

Лиана засмеялась и протянула руку.

Во время обеда они обменивались ничего не значащими фразами, когда принесли кофе, Макс накрыл ее руку своей.

— Прости меня за вчерашнее… Я сорвался… Мне иногда кажется, что ты до сих пор любишь его…

— Нет, – замотала головой Лиана. – Это – прошлое… Оно так легко не отпускает…

— У нас тоже есть свое прошлое. Это кафе, например… Помнишь?

Лиана улыбнулась.

Глава 5

Их знакомство с Максом состоялось очень странно. Год назад, когда Ивар собрал свои вещи и ушел, Лиане показалось, что небо упало на землю, а земля ушла из-под ее ног. Она не могла есть, почти перестала спать, одновременно с этим – не зря говорят, беда никогда не приходит одна, – закрыли компанию, в которой она работала, и Лиана осталась совсем одна в малознакомом городе почти без средств к существованию. Ивар всегда жил очень весело, любил быть в центре внимания окружающих, компенсируя этим безуспешные поиски своего места в этой жизни, и в их доме никогда не переводились гости. Ивар не задумывался о завтрашнем дне, он привык жить легко, привык к тому, что многие, если не все проблемы, Лиана всегда решала сама…

Нужно было что-то делать, куда-то ходить, обзванивать своих немногочисленных знакомых: просто так, с улицы, устроиться было невозможно, Лиана знала это давно, но для всех этих действий у нее просто не было сил…

Лиана почти не выходила из дома, валялась весь день в кровати и курила одну за одной. Каждый вечер из пепельницы через край высыпались окурки, воздух в комнате сизел от табачного дыма, ночью становилось совсем плохо, Лиана включала везде свет и до отвращения, до рвоты, до тех пор, пока не кончатся программы на всех каналах, пялилась в старенький телевизор, пытаясь хоть на секунду забыться и отвлечься, и не понимая ни единого сказанного слова. Она сильно похудела, под глазами появились синие круги. Лучшая и единственная ее подруга – Ася уже полгода жила в Германии, и даже поделиться своей болью было не с кем…

Каждый телефонный звонок вызывал острый приступ надежды, она кидалась к аппарату так, словно от этого звонка зависела ее жизнь, но это был не Ивар, всегда не Ивар, и разочарование, которое вслед за тем наступало, еще сильнее погружало ее в состояние безнадежной прострации… Жить было не за чем…

Ее бывший однокурсник Митя – веселый, бесшабашный поэт, который был в нее когда-то немножечко влюблен, как впрочем, он был влюблен практически во всех женщин их курса – забежал как-то вечером и оторопел.

— Ты с ума сошла! Разве можно так убиваться?!

— Я не хочу жить… – покачала головой Лиана.

— Ну и дура! – мрачно сказал Митя и оглядел ее фигуру, которая тонула в явно широком ей платье. – Ты сегодня ела что-нибудь?

— Да… нет… не помню, – призналась Лиана.

Митя деловито распахнул маленький холодильник.

— Так, понятно, тут у нас мышь сдохла. Собирайся, пошли!

— Куда? – вяло отбивалась Лиана. – Зачем?

Митя раздражал ее своей энергией и шумом.

— Если ты сейчас не переоденешься и не приведешь себя в порядок, я тебя вытащу на улицу в таком виде! – пригрозил Митя. – Даю тебе полчаса на сборы!

Лиана обреченно поняла, что от Мити ей не отвязаться.

Она покорно влезла в старенькие джинсы, натянула черный бесформенный свитер и закрутила длинные волосы на затылке. Когда-то переливающиеся всеми оттенками рыжего – от медного до красно-золотого, теперь они висели жалкими, поблекшими прядями, в которых серебрилась первая седина.

— Ты только посмотри на себя! – Митя подтолкнул ее к зеркалу в коридоре. – Краше в гроб кладут!

Из зеркала на Лиану глянуло серое, землистое лицо с огромными кругами под когда-то синими глазами. Но больше всего ее поразил взгляд – абсолютно потухший и неживой. Взгляд покойника, а не человека.

Митя буквально выволок ее из дома, затащил в ближайшую кафешку и накормил, как мог. Лиана сопротивлялась, но вокруг так ароматно пахло всякими вкусностями, что ей даже удалось впихнуть в себя полпорции куриного филе в гриле.

Она слабо улыбнулась и отодвинула тарелку.

— Я больше не могу…

— А зачем я все это заказывал? – обиженно развел руками Митя.

Стол действительно ломился от всевозможной еды. Митьке недавно удалось устроиться на очень неплохую работу, где, ко всему прочему, хорошо платили, и еще не привыкший к тому, что деньги у него есть всегда и в достаточных количествах, он сорил ими направо и налево.

— Я, правда, не могу… – Лиана достала сигарету. – А можно кофе?

— Нужно, нужно, хорошая моя! – заорал Митька и подозвал официантку. – Кофе с мороженым!

Лиана пила кофе с мороженым, а Митька старательно уплетал за обе щеки заказанный ужин.

— В общем так, – отдуваясь, заявил он, отодвигая очередную тарелку. – Нам в контору требуется курьер. Зарплата – кот наплакал, но весь день на людях и при деле. Что тебе сейчас и необходимо. Денег, если что, я тебе дам, на еду хватит.

— Митька…

— Никакие возражения не принимаются! – отрубил Митя. – У тебя еще вся жизнь впереди, а ты себя заживо хоронишь! На Иваре твоем свет клином не сошелся!

При упоминании об Иваре глаза Лианы моментально наполнились слезами.

— Прекрати немедленно! – растерялся Митя. – Ты же знаешь, что я не переношу, когда рядом со мной кто-то ревет! Хочешь, я лучше тебе свои новые стихи почитаю?

Лиана молча кивнула, вытирая салфеткой мокрые глаза.

Митька читал ей стихи весь вечер и еще полночи, потом заставил ее выпить таблетку феназепама и почти насильно уложил в постель.

— А ты? – вяло отбивалась Лиана. – Как ты сейчас домой поедешь?

— А кто тебе сказал, что я куда-нибудь поеду? – удивился Митька. – Я тут себе креслице расстелю и буду караулить тебя до утра, чтобы никуда не сбежала. А утром вместе поднимемся и в контору, на работу устраиваться.

— Митька… я не могу…

— Можешь! – отрубил Митя. – А сейчас спи, давай!

Наутро он действительно притащил Лиану к себе на работу в редакцию новомодного красочного журнала.


Курьеров в редакции катастрофически не хватало. Никто не хотел идти работать за такие смешные деньги, но хозяин уперся и поднимать зарплату не собирался. Периодически появлялись студенты, чаще всего иногородние, которым нужна была хоть какая-то подработка к мизерной стипендии, но, помотавшись, высунув язык по городу, через пару месяцев так же стремительно исчезали.

— За такие деньги пусть вам папа Карло работает! – заявил последний студент, громко хлопнув дверью.

Когда Митя привел в редакцию Лиану, из курьеров работала только безответная тетя Наташа – бывший театровед, оказавшаяся, как представители многих подобных профессий, никому не нужной в это безумное время. Она два года промаялась в отчаянных попытках найти хоть какую-то работу – кому нужна сорокалетняя разведенка с двумя детьми? – жила на пособие с биржи труда, да на детские, так что нынешнюю свою работу воспринимала чуть ли не как манну небесную и на хозяина журнала Льва Игоревича готова была молиться.

С первого же дня Лиана закрутилась, как белка в колесе. Сигарету некогда было выкурить, не то, что кофе попить! Она моталась из одного края города в другой, отвозила, привозила, забирала документы, рецензии, статьи, фотографии, – думать было некогда. Митька рассчитал все очень правильно. Вечером, после работы, если не было никакого аврала: «Завтра номер горит! Лианочка, съезди, милая, не в службу, а в дружбу! А то меня завтра Лев сожрет!», Лиана просто трупом падала в постель.

По выходным Митька таскал ее по всяким новомодным вернисажам, богемным и околобогемным тусовкам, ни на секунду не давая ей остаться одной.

Через два месяца такой жизни Лиана неожиданно для себя поняла, что воспоминания об Иваре уже не приносят такой отчаянной боли. Словно затянулась открытая рана – еще сильно болит, но уже не стреляет…

Тем более, что в редакции было на что посмотреть и чему поучиться. Лиана стала в метро просматривать статьи, которые перевозила. Два раза смолчала, а на третий раз, не удержавшись, подошла к редактору. В статье, которую она везла, описывалась воскресная тусовка, на которой они были вместе с Митькой.

— По-моему, статья отвратительная, – сказала Лиана. – Там все было совсем не так. А здесь какое-то сплошное передергивание карт.

— Вот как? – удивленно подняла на нее глаза Ирина, которая, кстати, по возрасту была чуть постарше Лианы. Взяла из ее рук листок с текстом и быстро пробежала глазами. – Статья заказная. Если ее не будет, мы горим. Черт, кому бы позвонить…

— Давайте я попробую, – предложила Лиана.

Ирина махнула рукой:

— Пиши! А я попробую Митьку найти. Пусть тоже напишет, раз он там был!

Лианина статья прошла в номер.

— Будешь на статьях подрабатывать? – тут же вызвала ее к себе Ирина. – В штат не возьмем, Лев точно еще одну ставку не даст, но и на гонорарах можно неплохо заработать.

— Хорошо, – кивнула Лиана.

Но тут же возникла новая проблема. Лиана практически не знала компьютера. Как-то все это случайно прошло мимо нее. В том провинциальном городке, где она родилась, в обычной средней школе об информатике слышали только приблизительно, позже в институте, она предпочитала пересидеть не нравившийся предмет в библиотеке, тем более, что шел он только факультативно, и сдавать его было не нужно. Но, как оказалось, проблема не стоила выеденного яйца. Митька показал Лиане, как запускать компьютер, и милостиво разрешил ей просиживать вечерами за своей машиной. Тут-то Лиана и столкнулась с такой увлекательной штукой, как интернет…

Митька, кстати, тоже частенько засиживался после работы, предпочитая зависать на порно-сайтах.

— Лианка! Иди сюда! – орал он, когда они оставались поздно вечером вдвоем во всей редакции. – Нет, ты посмотри, какая попочка! Это же не попочка, это настоящий персик!!! Произведение искусства!!!

— Я в этом ничего не понимаю, – отмахивалась Лиана. – Задница, как задница, ничего особенного!

— Эээ…, я всэгда гаварил, что жэнщины нэ чэрта нэ панимают в настоящэй жэнской красотэ! – с характерным кавказским акцентом проговаривал Митька.

Помимо всего прочего, Митька, как старый поэтический ловелас, вел обширную переписку с кучей интернетовских дам.

— Как ты их не путаешь? – удивилась Лиана, когда он дал ей прочитать очередное пламенное послание.

— А у меня для каждой адресочки разные, – признался Митька. – Ты, кстати, чего теряешься? Вот сколько сайтов знакомств! Зайди как-нибудь, погляди, может понравится кто! Заведешь себе друга по переписке, а там, глядишь – эпистолярный романчик накропаешь, а потом, может и замуж выскочишь! Хотя я лично предпочитаю свободу. Вот сколько красивых дамочек ходит, которые страдают по отсутствию… – Митька заглянул в монитор и процитировал вывешенное на сайте объявление. – Красивого, умного, романтичного, обеспеченного мужчины. По-моему, это я по всем статьям, тебе не кажется?

Лиана рассмеялась и отмахнулась.

Однажды вечером накатила такая тоска, что Лиану скрутило, словно во время сердечного приступа. Снова вспомнился Ивар, его кошмарный уход, в голове вперемешку потекли сцены их жизни – от самых прекрасных мгновений до самых черных дней, она снова остро почувствовала свое одиночество в этом безумном мире…

Сколько себя помнила, Лиана всегда безумно боялась смерти. Она не знала, с чем связана эта боязнь, может быть с каким-то происшествием в детстве, может быть с чем-то еще, но страх смерти всегда был в ней сильнее всех остальных страхов. Он существовал в ней с того мгновения, как она стала осознавать себя. Когда она стала чуть постарше, она поняла, что боится собственно не самой смерти, а того, что будет ЗА ней. Это бесконечное вселенское одиночество каждой отдельной взятой души, пугало ее настолько, что порой, стоило ей только об этом подумать, она словно проваливалась в эту бездну уже сейчас…

Ивар несколько раз выводил ее из этого страшного состояния ступора. Но только раз на пятый сумел добиться от нее вразумительно ответа на вопрос, что же именно с ней происходит. Они проговорили всю ночь, и Лиана плакала от собственного бессилия что-либо изменить. Ей снова было очень страшно…

Ивар прижал ее к себе и улыбнулся.

— Дурочка, я всегда буду с тобой… Неужели ты этого еще не поняла? Для того, кто любит, не существует никаких преград, ни на земле, ни на небе… Ты никогда больше не будешь одинока… Нигде…

— Ты обещаешь? – всхлипнула Лиана.

— Обещаю, – твердо сказал Ивар.

И самым страшным оказалось то, что Лиана в это поверила… Она жила с Иваром и верила, что это навсегда. Не только их жизнь здесь и сейчас, но и то, что произойдет с ними после… Она больше не боялась одиночества… А потом Ивар ушел…

Лиана не могла ему простить даже не ухода – ладно, разлюбил, с кем не бывает, – а именно этого обмана… Того, что она теперь вновь вынуждена бороться с этим своим страхом вселенского одиночества, только навряд ли она еще раз сможет поверить хоть кому-то…

В этот раз приступ длился очень долго. Лиану выкручивало на кресле, она нажимала какие-то клавиши на клавиатуре, жадно затягивалась сигаретой, даже залезла в редакционный бар, и залпом выпила полбокала виски. Спиртное помогло, и через несколько минут ее отпустило. Лиана устало выдохнула и вернулась к монитору. С экрана на нее смотрело ее собственное лицо.

И лишь по прошествии какого-то времени до Лианы дошло, что, пребывая в полуобморочном состоянии, она заполнила анкету какого-то сайта знакомств, и не только заполнила, но и выложила ее на сайт. В графе «Что вы ждете от своего избранника» была только одна фраза: «Неужели на этом свете перевелись мужчины, которые не боятся умных и красивых женщин?». Лиана смотрела в монитор, но вместо букв видела пыльный подоконник подъезда, слегка трясущуюся руку Ивара, подносящую к кривящимся губам дешевую сигарету. Из любимого рта вылетали непостижимые для нее фразы.

— Отпусти меня. Ты для меня слишком сильная, слишком умная, слишком красивая… Ты задавила меня. Мне тридцать три года, а я ни черта в жизни не сделал. Я просил тебя подождать, но ты уехала в этот город, ты заставила меня бросить мою команду, мою студию, ты всегда делала то, что считала нужным, не думая обо мне…

— Ивар, но…

— Ты должна была сидеть и ждать, когда я, слышишь, я сам увезу тебя оттуда! Я бы закончил альбом, и мы бы уехали, но ты не хотела ждать, ты никогда не хотела ждать…

Ждать?.. Лиана вспомнила их полуголодное существование в родном городке и содрогнулась. Когда пришло подтверждение из института о том, что она принята, Лиана готова была прыгать до потолка. Старенький дом, в котором они с Иваром жили, когда-то купленный на деньги их родителей, к тому времени уже почти окончательно развалился. Не было денег, чтобы поменять сгоревшую проводку, не было денег на уголь и дрова, треснула печка, от постоянно включенного камина все время вылетали пробки, однажды ночью, когда Ивар в очередной раз ночевал на студии, пробки вспыхнули сиреневым огнем, хорошо, что Лиана еще не спала, увлекшись интересной книжкой, и моментально среагировала, вывернув пробку кожаной перчаткой. От перчатки осталась лишь черная скукоженная шкурка, и оставшиеся ползимы Лиана ходила в стареньких варежках, которые отдала ей мать…Лиана выбивалась из сил, пытаясь хоть каким-то образом заработать денег. Она перепробовала почти все – от уборщицы до натурщицы в местном педагогическом институте. Но денег все равно не хватало. «Я себя не на помойке нашел, – гордо заявлял Ивар, наигрывая очередную мелодию, родившуюся в его голове. – Я музыкант, а не сторож!» «Но ведь твои друзья, такие же музыканты, крутятся, как могут, кто-то тем же сторожем, кто-то продавцом, кто-то курьером…» – возражала Лиана.

Возражения Иваром не принимались.

Институт стал для нее последним шансом вырваться из этого провинциального болота. Когда она подала документы, Ивара словно подменили. Он день и ночь пропадал на студии, начал зарабатывать какие-то деньги, был ласков и нежен.

— Лианка, не уезжай, – уговаривал он, обнимая ее ночью в постели. – Я сейчас запишу потрясающий альбом, потом поеду с ним в Москву, возьму тебя… У нас все будет, ну, поступишь ты в свой институт на следующий год…

«Сколько их было таких гениальных альбомов… – грустно думала Лиана. – Сколько их было таких обещаний…»

— Я же еще не поступила, – отговаривалась она, закрывая тему. – Ничего еще не ясно…

Когда пришло подтверждение из института, их жизнь превратилась в ад. Не было ни дня, чтобы Ивар не умолял ее не уезжать. В ход шло все – ласка, уговоры, истерики…

— Я устроюсь, и ты сразу приедешь ко мне, – в который раз втолковывала она Ивару. – Только разберусь с жильем, ты допишешь альбом, и привезешь его…

Ивар не хотел ничего слушать.

— Ты не любишь меня, – добил ее Ивар накануне покупки билета на поезд.

— Люблю, – обреченно сказала Лиана. – Но уеду. Это мой шанс. Наш шанс, понимаешь?

Ивар отвернулся.

И сейчас, выслушивая претензии, которые он выплевывал в нее, как единственную и непреложную истину, Лиана никак не могла взять в толк, что все это серьезно.

— Отпусти меня, дай встать на крыло, может быть, потом встретимся, ты сильная женщина, зачем я тебе нужен? – Ивар с силой потушил окурок о подоконник.


Мигнул глаз монитора, Лиана устало провела рукой по глазам. На пальцах осталась теплая влага.

Глава 6

… Ее просто засыпали письмами. То ли такой провокационный вопрос вызывал в каждом мужчине желание доказать, что настоящие мужчины на этом свете не перевелись, то ли ее невидимые адресаты клюнули на престижное место работы, то ли им просто понравилась ее внешность… Теперь все вечера Лиана проводила за компьютером, абсолютно не торопясь домой. Да и к кому там было торопиться?.. Она внимательно просматривала все письма, сразу же уничтожая те, что ей по каким-то причинам не нравились. Митька довольно поглядывал на нее из-за соседнего компьютера.

— Да ты пользуешься бешеной популярностью! – улыбался он. – Хотя, я, пожалуй, тоже бы среагировал на подобное заявление со стороны дамы.

— Почему? – повернулась Лиана.

— Провокационно заявлять мужчине, что он трус. Каждый нормальный мужик сочтет своим долгом доказать обратное.

— Я никогда не думала, что так много желающих познакомиться… – призналась Лиана.

— А что ты хотела? – удивился Митька. – Люди весь день вкалывают на работе, вечером – еще какие-нибудь дела, дом, ужин, в выходные хочется поваляться или съездить на дачку, времени знакомиться просто нет. И потом, как бы ты отреагировала на человека, который, скажем, подошел бы к тебе в метро с предложением познакомиться?

— Скорее всего послала бы подальше.

— Вот видишь, – довольно откинулся на кресле Митька. – Интернет все-таки великая штука! Тут ты можешь сначала пообщаться на расстоянии, не оставляя никому никаких координат, кроме электронного адреса, который при желании, в любой момент ты можешь сменить, а уж потом, если человек тебя действительно заинтересует, согласиться на встречу.

— Честно говоря, я не верю, что из всего этого может что-то получиться, – призналась Лиана. – Как-то все это слишком…

— Старомодная ты дама! – Митька потянулся и стал окончательно похож на улыбающегося кота, только что умявшего миску со сметаной. Сходство усиливали маленькие черные усики, которые Митька решил недавно отпустить, чтобы поменять надоевшую внешность. – Я вот сегодня как раз одну лапочку прогуляться веду…

— Митька, ты неисправим! – улыбнулась Лиана.

— Все хорошо, – полусерьезно, полушутливо вздохнул Митька. – Только денег на это обольщение уходит целая куча! Девушек много, но все до единой хотят, чтобы за ними красиво ухаживали!

— А ты что хотел? Встретились, увиделись и сразу в постель? – рассмеялась Лиана. – Извини, но так не бывает. Любишь кататься, люби и саночки возить.

— Да я не против! Ты же знаешь, что мне это безумно нравится!

Лиана кивнула. Митька действительно не кривил душой. Он любил женщин. Всех, без исключения. И был твердо уверен, что на всем свете не существует ни одной дамы, не достойной внимания. Бывают только мужики, которые не могут разглядеть ту изюминку, которая в каждой барышне запрятана. Митьке доставляло просто-таки эстетическое удовольствие наблюдать, как от его внимания женщина расцветает, как меняется выражение ее глаз при его появлении, как она по-другому начинает реагировать на окружающий мир… В общем, Митька был настоящим Казановой. Не зря они родились в один день. Правда, с разрывом в несколько веков, но какое это имеет значение? Кстати, этим фактом, Митька безумно гордился.


Лиана выбрала из всего потока писем пять. Все ее собеседники были совсем разными, но в этом и была своя прелесть. Самая главная проблема заключалась в том, чтобы не перепутать, кому и что она писала.

— Ты письма свои сохраняй, – посоветовал всезнающий Митька. – Тогда никакой путаницы не будет.

Теперь, приходя утром на работу, Лиана первым делом, словно коршун добычу, высматривала свободный компьютер, чтобы проверить почту.

Через неделю у Митьки начался бешеный роман. Он появлялся на работе с совершенно безумными глазами, загадочно отшучивался от любопытных сослуживцев, и, стоило только закончиться рабочему времени, моментально испарялся. Лиана снова осталась предоставленной самой себе.


Дома накатывала тоска. Лиана ничего не могла с этим поделать. Попривыкнув к работе, она уже не так сильно уставала, засиживаться в офисе до полночи надоело, да и охранники уже стали как-то странно на нее поглядывать. Доложат Льву, что она задерживается допоздна, а оправдать свои задержки ей будет нечем – какая у курьера работа в двенадцать ночи? Пустая квартира и одиноко мерцающий экран телевизора моментально напомнили ей время, когда Ивар только-только ушел. Снова погружаться в депрессию – это было выше Лианиных сил. Она пыталась занять себя домашней работой, но все ее попытки кончались одинаково – она застывала с тряпкой у письменного стола, рука двигалась по поверхности все медленней и медленней, глаза упирались в невидимую точку в черном окне, а в голове звучали обрывки песен Ивара. Песен, посвященных ей…

Лиана слишком хорошо себя знала, чтобы не понять, что снова начинает медленно сходить с ума…


В пятницу вечером, в ужасе представляя себе два предстоящих выходных, она назначила свидание одному из пяти невидимых собеседников. Если верить его письмам – он был разведен, занимался химией, а в свободное от работы время увлекался индийской философией. Для Лианы эта тема была близка, и если она никогда не имела ни малейшего понятия о химии, и из школьного курса вынесла только Н2О, то Индия, да и вообще весь Восток всегда манили ее своей загадочностью и глубиной. Ивар, для которого никогда не существовало никакого Бога, кроме Христа, подсмеивался над ней, называя ее интерес «тухлыми духовными исканиями».

Лиана тщательно оделась, собираясь на эту встречу. Придирчиво осмотрела себя в зеркале. Может быть, Митька прав, и сегодня произойдет тот самый случай, один из тысячи, из миллиона, и появится тот единственный человек, тот… «Глупо! – оборвала она себя. – Тебе не десять лет, и сказки про прекрасного принца в настоящей жизни всегда плохо кончаются…»

Сергей ждал ее в центре станции метро. Разглядев мужчину, стоящего на пути торопящихся пассажиров, Лиана почувствовала бесконечное разочарование. Это было типичное не то…

Они мило посидели в кафе, Сергей много рассказывал о своей последней поездке в Индию, Лиана задавала какие-то вопросы, а в голове ее неотступно билась одна мысль. «Ты же поверила, ты же поверила, как дурочка, как пятиклассница, в то, чего не бывает никогда… Ты наивная, старая дура, дожила до таких лет, и до сих пор еще не знаешь, что чудес нет на этом свете, нет их для нас…» Но день был убит, и, возвращаясь вечером домой, Лиана думала о том, что ничего страшного не произошло, нужно просто относиться ко всему происходящему не так серьезно, в конце концов, она неплохо провела время, познакомилась с интересным человеком, и никто не виноват в том, что он не оказался тем прекрасным принцем, которого она ждала… «Поделом тебе, не рожай иллюзий, – невесело усмехнулась себе Лиана. – Тогда не так больно будет возвращаться в реальность…»

Она поднималась по лестнице, и ее охватило чувство бессмысленности всего происходящего. Что она делает? Зачем? Кому нужна вся эта суета? Все эти поиски, метанья? Для чего все это? Бессмыслица, какая бессмыслица… Вся жизнь без Ивара сплошная бессмыслица… Жизнь без Ивара…

У дверей квартиры ее остановила соседка.

— Твой сегодня приходил, – без предисловий начала она.

— Ивар? – ноги Лианы моментально стали ватными. – Зачем?

— Не знаю, – пожала плечами соседка, – Ждал тут долго, на подоконнике сидел. Я его к себе звала, не пошел. Видно очень ты ему была нужна.

Лиана полезла в сумочку за ключами и уронила связку.

— Он… Он ничего не сказал? – неожиданно охрипшим голосом спросила она.

— Не, велел только тебе телефончик передать, и очень просил, чтобы ты сегодня позвонила, – соседка протянула Лиане засаленный листок с наспех накарябанными цифрами. – Обязательно просил, чтобы сегодня.

— Спасибо, – листок обжег руку.

— Может, сладится еще у вас все? – заглянула в ее потерянное лицо соседка. – Чего в жизни не бывает?

— Спасибо, – еще раз произнесла Лиана и скрылась за дверью.

В коридоре квартиры тяжело сползла по стене на пол, нашарила в сумке сигареты и жадно закурила. Карандашные цифры расплывались в глазах. Против всех доводов рассудка в сердце зашевелилась надежда… Значит, не исчезла, не умерла, только спряталась подальше, как заползает в глубокую нору раненый зверь…Телефон смотрел на Лиану из угла комнаты, и ей казалось, что он кривляется, усмехаясь: «Давай, звони, ну, что же ты? Он только свистнул, и ты тут же растаяла, наивная дура!» «Он ждал меня, – возразила ему Лиана. – Он долго ждал меня, значит, я ему действительно была нужна, значит…». «Ничего это не значит! И ты сама это прекрасно знаешь! Наверное, за какой-нибудь забытой шмоткой приходил! А ты уже губу раскатала!» Лиане тут же захотелось швырнуть в телефон чем-нибудь тяжелым. «Как же ты тогда звонить будешь? – остановил ее издевающийся голос. – Не простишь же себе потом, он просил, а ты не позвонила…»

Лиана тяжело поднялась с пола, шагнула к телефону и сняла трубку.

— Да?

От странной, давно забытой близости родного и любимого голоса, Лиану снова затрясло, она перестала что-либо понимать вообще, чувствуя только, как трясется мелкой дрожью каждая клеточка ее тела.

— Ивар… Привет, это я, – выдавила она из себя.

Голос ее отчаянно дорожал, как и все остальное.

— А, привет, – буднично отозвался он. – А я сегодня заходил, но тебя не было.

— Я только что пришла, мне соседка сказала, что ты просил позвонить… – Лиана не понимала, откуда у нее берутся силы на разговор. Откуда у нее вообще берутся силы…

— Да это, в общем-то, не срочно, – Лиана услышала, как Ивар потянулся. – Я просто хотел узнать, когда ты будешь дома, чтобы я мог подъехать ненадолго.

— Зачем? – спросила Лиана, уже зная ответ.

— Мне там кое-что забрать нужно. Ты мой ящик с инструментами не выбросила?

— Нет, – Лиана перестала дрожать, тело ее омертвело. Она не чувствовала ничего. Совсем ничего. Было лишь непонятно, как могут двигаться ее застывшие губы.

— Там шнуры гитарные, еще кое-какая музыкальная мелочь, она же все равно тебе не нужна.

— Нет, – голос вырывался откуда-то изнутри, продираясь сквозь мертвое тело.

— Я тогда завтра заскочу часиков в двенадцать. Будешь дома? Никуда не уйдешь?

— Нет, – голос окончательно ослаб, обессилел.

— Ну, тогда до завтра.

— Нет, – просипел голос коротким телефонным гудкам. – Нет…

Трубка закачалась на скрученном шнуре, как самоубийца.

Лиана слепо добралась до кухни, распахнула дверцу холодильника и вытащила запечатанную бутылку водки. Одним движением скрутила голову пробке, запрокинула лицо, и обжигающая ледяная жидкость полилась на ее помертвевшие губы, и оттуда вниз, по подбородку, по шее, по нарядному платью, которое она так тщательно выбирала с утра, по груди, по животу, по ногам… Лиана захлебывалась и кашляла, но упорно продолжала вливать в себя вонючую жижу, заставляя себя глотать, глотать, глотать, до тех пор, пока не почувствовала, как оживает застывшее тело, и приходит боль…

…Куда угодно, на все четыре стороны, от этих молчащих стен, от этой повесившейся трубки, от этой вонючей водочной лужи, от не раздавшегося крика, от этой нечеловеческой боли, смятое платье на пол, джинсы, свитер, сумка, по ступенькам вниз, кубарем, гулкие каблуки отстукивающие хаос звуков, черная дверь подъезда, скрипящий хлопок, гремящий на всю Вселенную, пустая улица, нелепые фонари, застывшие дома, молчаливые окна, за каждым – ночь и боль, боль и ночь, и ничего больше, как нелепо, как все глупо и нелепо…

Яркое пятно ночного магазина. Красный, кровавый рот продавщицы.

— Девушка, у вас водка есть?

При одной мысли о водке начинает выворачивать наизнанку.

— Девушка, стойте, не водка, нет, пиво… Пиво есть? Какое? Все равно какое! Что-нибудь покрепче! Еще крепче есть?

Улетает сорванная крышка, жадными губами к горлышку бутылки, несколько торопливых глотков, пиво комьями падает в желудок, желудок сжимается, сопротивляясь. Не сметь! Не сметь!!! Желудок смиряется с неизбежным. Черная улица, разбавленная фарами редких машин. Огни расплываются, ими можно играть, как пламенем свечи, то приближая, то удаляя, то размазывая до прозрачной неопределенности, бутылка в руке, как единственное спасение, как последняя возможность за что-то зацепиться, как морской маяк в шторм… Штормит… Улица качается из стороны в сторону. Кривые деревья в параллельном наклоне, такие же кривые зеркала окон, застывшие в усмешке подъезды, пустая бутылка отлетает в сторону, и держаться больше не за что, держаться больше невозможно, держаться больше нет сил… Несущиеся на встречу огни, как глаза собаки Баскервилей, еще немного, и совсем рядом, еще немного, и уже не страшно, еще немного, и будет не больно…

Дикий скрип тормозов разрезает ночную тишину. Уверенная рука держит за шиворот.

— Ты что, спятила?!!

Под злобный мат водителя Лиана поворачивается. Прямо перед лицом испуганные глаза нечаянного спасителя. Внутри что-то рвется и в теплое плечо утыкается истерическим воплем. Лопается нарыв и повсюду – гной вперемешку с болью…

У спасителя было совсем не библейское имя. Его звали Валера.

Глава 7

Утро было пасмурным и хмурым. Лиана открыла глаза и обнаружила себя, лежащей на полу, на ватном одеяле, накрытом пледом. Рядом тихо дышал во сне совершенно незнакомый ей человек. Лиана несколько секунд разглядывала его лицо, потом в голове всплыло имя. Валера… Так, кажется, он вчера ей представился. Лиана смутно помнила, как ночью они сидели на кухне, и она что-то говорила, он что-то отвечал, кажется, что-то про девушку, которая бросила его полгода назад… Символично, не правда ли? Один брошенный человек спасает другого… Такого же… Ненужного…

Лиана тяжело поднялась и пошла в ванную. Из зеркала на нее глянуло опухшее, зареванное лицо. От выпитой вчера водки нещадно тошнило. Лиана разделась и включила холодную воду. Ледяной душ частично вернул ей способность существовать.

Когда Лиана вышла из ванной, на кухне уже свистел чайник, а ее вчерашний спаситель, мурлыкая под нос какую-то незатейливую мелодию, мазал маслом тоненькие кусочки хлеба. Приятное, спокойное лицо недельной небритости, густая темная шевелюра, среднее телосложение, открытый взгляд карих глаз и чувственные, почти женские губы.

— Доброе утро! Сейчас будем завтракать, – улыбнулся Валера.

Лиана опустилась на табуретку.

— Сколько времени?

— Почти десять. Мне через полчаса на работу.

— А где ты работаешь? – спросила Лиана, чтобы не молчать. Ей было неловко.

— В автомастерской. Мы машины старые собираем. Знаешь, всякие раритетные экземпляры из тех, что давно уже не выпускаются.

— Сегодня же воскресенье…

— В выходные как раз самая работа, – охотно пояснил Валера. – У нас многие занимаются этим чисто для собственного удовольствия.

— А ты?

— А у меня как раз тот редкий случай, когда я занимаюсь тем, чем хочу заниматься, а мне за это еще и деньги платят, – Валера подвинул к ней чашку с горячим кофе. – Сливки надо? Сахар?

— Нет, – мотнула головой Лиана. – Ты прости, что я вчера так…

Валера уселся напротив и с аппетитом вцепился зубами в бутерброд.

— Нечего извиняться. Когда меня моя Ленка бросила, я тоже чуть в петлю не полез. Только зачем? Что бы я ей этим доказал? Еще один пал жертвой на поле любви? Глупо. Ходила бы она потом на мою могилку со своими новыми воздыхателями и, романтично закатывая глаза, рассказывала бы очередному кавалеру, как сильно я ее любил… Как представил себе такую картинку, так сразу умирать расхотелось.

— Я вчера почти ничего не соображала, – призналась Лиана.

— Я видел. Ты чего сидишь, ешь, давай!

Лиана послушно сделала глоток кофе и потянулась за сигаретой.

— Я на работе часов до пяти, – деловито жевал бутерброд Валера. – Потом можем встретиться, если хочешь.

— Хочу, – кивнула Лиана. – Ты как вернешься, позвони мне.

— Сейчас, телефон запишу, – Валера протянул руку и взял с телефонной полки потрепанную записную книжку, улыбнулся. – Времен Очаковских и покоренья Крыма! – раскрыл на нужной странице. – Диктуй.

Лиана продиктовала телефон.

Валера оторвал от листка уголок, быстро черкнул на нем и протянул Лиане.

— Это мой. На всякий случай. И знаешь… У меня к тебе просьба. Большая.

Лиана наклонила голову.

— Не делай так больше. Хорошо? Каким бы он ни был, он не стоит твоей жизни.

— Хорошо, – слабо улыбнулась Лиана. – Спасибо тебе…

Валера бросил взгляд на часы.

— Блин! Опаздываю!!! – и заметался по квартире.

Он довел ее до подъезда и улыбнулся на прощанье.

— До вечера! Я обязательно позвоню!

— До вечера, – отозвалась Лиана и зашагала вверх по лестнице.

У дверей ее квартиры на ступеньках сидел Митька. Едва завидев Лиану, он подскочил, словно его ошпарили.

— Ну, наконец-то!!! – глаза Митьки облегченно обшаривали ее лицо. – С тобой все в порядке? Я уже не знал, что и думать!!! Звоню вечером – занято, звоню ночью – занято, звоню утром – опять занято!!! Я бросаю все дела, мчусь сюда, а дверь никто не открывает! Я звоню от соседки, телефон по-прежнему занят, а дверь все равно никто не открывает! Что тут можно было подумать, а? Ты меня чуть до инфаркта не довела! Я уже собирался милицию вызывать и двери ломать! Ну, скажи мне на милость, кто так делает, а?!!

— Мить… – остановила его словесный поток Лиана. – У тебя деньги есть?

— Есть, – растерялся Митька. – А что?

— Купи пару бутылок пива. Голова очень болит…

— Ага, она тут, значит, с кем-то развлекается всю ночь, наутро мается похмельем, а то, что лучший друг с ума сходит, она даже и не подумала! – возмутился Митька. – Зато пива купить, конечно, кроме старого друга некому!

— Вчера Ивар приходил…

Митька моментально напрягся.

— И что? Рассказывай, не молчи!

— Мить, купи пива… Вернешься, я все расскажу.

— Дверь не закрывай! – Митька понесся вниз по лестнице. – Я быстро!!!

Лиана вошла в квартиру. Открыла форточку на кухне, подняла из высохшей водочной лужи безнадежно испорченное платье, засунула его в мусорное ведро. Потом осторожно взяла трубку и повесила ее на рычаг. Огляделась по сторонам. «Ничего не было, – сказала сама себе. – Ты слышишь, ничего не было?!! Ни этого дурацкого звонка, ни твоей отчаянной надежды, ни проклятой машины…Нужно жить… нужно жить дальше… Не ты первая, не ты последняя…»

В квартиру ворвался Митька, прижимая к груди четыре бутылки пива. Две по-хозяйски засунул в холодильник, две открыл и протянул одну Лиане.

— Рассказывай!

Вчерашний вечер и ночь казались бесконечными, а рассказа хватило ровно на десять минут.

— Ну, и чего ты так расстроилась?! – взорвался Митька, когда Лиана умолкла. – Ну, надо ему что-то забрать – отдай, и дело с концом!

— Понимаешь, когда соседка сказала, что он меня ждал, я подумала…

— Надежда умирает последней? – ехидно прищурился Митька.

— Не надо… Мне до сих пор очень больно…

— Лианка, да пойми ты, старая жизнь кончилась! Сколько можно цепляться за воспоминания?! Ты посмотри на себя в зеркало! Спортсменка, активистка и к тому же просто красавица! Работа хорошая, мужики вокруг тебя вьются, а ты в истерики кидаешься! На фига? Отпусти ты его, пусть живет себе, как хочет! Внутри себя отпусти, понимаешь?

— Понимаю, – кивнула Лиана. – Только не получается…

— Ты мазохистка какая-то, – рассердился Митька. – Ну, что ты хорошего в жизни видела со своим Иваром? Почему ты его никак забыть не можешь?

— Не знаю… Я просто никогда не думала, что все может быть так…

— А может, в тебе просто уязвленное самолюбие говорит? Меня, такую умную, такую хорошую, взяли и бросили?

— Я скучаю по нему… Понимаешь, он был для меня всем… Я свято верила, что так будет всегда, что он всегда будет рядом… Страшное слово – всегда…

— Ну, хочешь, я с ним поговорю? – неожиданно предложил Митька. – По-мужски?

— Не надо. Это ничего не изменит. Сколько времени?

— Половина двенадцатого, – Митька понимающе взглянул на нее. – Все-таки ждешь…

— Это сильнее меня, – призналась Лиана. – Хорошо, что ты здесь…

Присутствие Митьки действовало на нее успокаивающе. А может быть, и пиво сыграло не последнюю роль. Во всяком случае, когда в начале первого раздался звонок в дверь, Лиана была почти спокойна.

— Привет! – на Иваре была новая куртка, которую Лиана никогда раньше не видела, волосы подстрижены чуть короче, чем обычно, привычные черные джинсы, на ногах вместо так любимых им кроссовок – черные кожаные ботинки.

— Привет, – Лиана посторонилась, пропуская его в квартиру.

Он вошел, обдав ее привычным запахом своей любимой туалетной воды. Сердце Лианы защемило. «Держись! – приказала она себе. – Не смей раскисать!»

— О, Митяич! – радостно произнес Ивар.

В его голосе послышалось облегчение. Или Лиане это только показалось?

— Пивко пьете?

— Выходные, имеем полный моральный облик! – откликнулся Митька.

— Тварь я дрожащая или право имею? – в тон отозвался Ивар.

— Именно, – мужчины пожали друг другу руки.

— Угостите пивком?

— Это, как хозяйка, – Митька вопросительно глянул на Лиану.

— Конечно, – Лиана достала из холодильника бутылку, налила пиво в стакан, протянула Ивару.

На короткое мгновенье их пальцы соприкоснулись, Ивар чуть резче, чем нужно одернул руку со стаканом.

— Ну, как жизнь? – взгляд Ивара быстро оббежал кухню. – Что новенького?

— Ничего, – пожала плечами Лиана. – Работаю.

— Я тут тоже на студию одну пристроился, – сообщил Ивар. – Да, от Яниса тебе привет.

— Спасибо. Что-то он совсем пропал. Скажи ему, пусть как-нибудь позвонит…

— Скажу, – Ивар в два глотка осушил стакан и поднялся с табуретки.

— Ящик с инструментами там же, где и был всегда, – тоже поднялась Лиана.

Ивар открыл дверцу коридорного шкафа. От Лианы не укрылся его быстрый взгляд, которым он обшарил комнату.

— А где моя картина?

— Выбросила, – соврала Лиана. – Извини.

— Жаль, – неискренне сказал Ивар и полез в ящик.

Лиана вернулась на кухню.

— Митька, дай денег, я пойду еще пива куплю.

«Тяжело?» – одними глазами спросил Митька.

«Очень» – так же ответила Лиана.

— С утра пораньше пиво хлебать, это дурной тон, – неестественно весело заметил Ивар.

— Никто не собирается напиваться, – возразила Лиана. – Устала очень, отдохнуть хочется.

Она выскочила из квартиры и прислонилась лбом к холодной стене подъезда. То, что творилось внутри нее, нельзя было передать словами. Ивар был здесь, такой близкий, такой родной, и в то же время такой чужой и такой далекий… Лиана чувствовала, как натягиваются невидимые струны, когда-то соединявшие их, струны, которые он так тщательно и старательно обрывал, но так и не смог до конца уничтожить…Господи, как все-таки хорошо, что здесь Митька!!!

Когда Лиана вернулась обратно, Ивар шагнул ей навстречу.

— Я тут диктофон обнаружил. Можно, я его тоже заберу? Он же тебе не нужен?

Лиане почему-то стало очень противно. «Крысы с тонущего корабля… – поморщилась она. – Корабль давно утонул, а они все тащат…»

— Забирай, – равнодушно пожала она плечами. «И уходи. Уходи быстрее…»

— А у тебя, Митяич, как дела?

Лиана отчетливо видела, как Ивар тянет время. Зачем? Считает невежливым уйти сразу? Неужели он ничего не понимает?..

— Ивар, ты извини, – сказала она. – Ты нашел все, что ты хотел?

— Да, – он бросил на нее удивленный взгляд.

— Тогда уходи, пожалуйста. Мне очень тяжело тебя видеть.

Ивара подкинуло на табуретке.

— Ты всегда диктовала свои условия! – его пальцы запутались в шнурках. – Даже сейчас ты способна думать только о себе! Я, я, я!!! Ничего, кроме твоего гипертрофированного я!!! Хорошо, я уйду, ТЫ ведь этого хочешь!!! Счастливо оставаться!!!

Ивар хлопнул дверью так, что с потолка в коридоре посыпалась штукатурка.

Лиана устало опустилась на табуретку, подняла руку, останавливая реплику Мити.

— Не нужно ничего говорить. Налей мне пива, пожалуйста.

Митька понимающе кивнул.

Глава 8

Только в понедельник Лиана смогла по-настоящему обдумать все произошедшее. Ей стало действительно страшно. Ведь она на самом деле могла…Митька прав, ее прошлая жизнь кончилась, нужно начинать все сначала. С обжигающей бесконечности нуля…И начинать нужно с того, чтобы просто заново научиться радоваться жизни. Радоваться всем ее проявлениям – от каких-то банальных мелочей вроде солнышка за окном до сюрпризов, которые неожиданно могут свалиться на голову.

Лиана встретилась с еще одним собеседником по переписке, потом еще с одним. Дни пролетали незаметно – кафе, рестораны, театры, работа, – никогда еще она не жила так весело и так бесшабашно. Только ее отношение к этим встречам изменилось. Теперь она не ждала от них ничего, кроме приятного времяпрепровождения. Сказка о прекрасном принце, высмеянная и заплеванная, скукожилась в глубине ее души. Лиана искренне надеялась, что победила ее окончательно.


В середине декабря, когда сотрудницы редакции начали шумно обсуждать новогодние наряды, когда весь город украсился елками и огнями, когда даже в воздухе витало стремительное приближение праздника, Лиана остановилась. Встречать Новый год ей было не с кем. Идти в какую-то малознакомую компанию не хотелось. Она боялась, что просто испортит людям праздник, когда чуть подопьет и снова затоскует. Это был ее первый Новый год, который она встречала без Ивара…

Он умел устраивать праздники. В их доме всегда было весело и шумно, приходили и уходили какие-то друзья, звучала гитара, звенели бокалы…Ивар прятал на елочных ветках какие-то сюрпризы, их было весело срезать…

Митька на Новый год уходил в гости к своей новой пассии, звал Лиану с собой, но она категорически отказалась. Неожиданно вспомнилась Аська. Где она сейчас? Как бы хорошо они с ней вдвоем посидели… С тех пор, как в жизни Лианы появился интернет, они с Асей достаточно интенсивно переписывались, та поддерживала ее, как могла, но что расскажешь холодными буквами, хотелось непосредственного теплого общения глаза в глаза, когда можно поплакать на родном плече, выреветь всю свою боль, весь свой страх…Прошлым летом, перед отъездом в Германию, в Аську влюбился Янис. Лиана знала вся подробности этого романа из Аськиных писем, Янис сейчас был где-то в Москве, старательно зарабатывал деньги, чтобы уехать к любимой женщине и не стать ей там обузой.


Морозные улицы обжигали холодом, Лиана старалась как можно быстрее нырнуть в метро, но от действительности не спрятаться, и она все равно улавливала краешком глаза появившиеся на улицах елки, гирлянды фонарей, фигурки Дедов Морозов, и от неумолимого приближения Нового года становилось совсем тошно. Идти было некуда. Нет, ее по-прежнему настойчиво звали в пару мест, но сидеть там в углу восковой тоскующей фигурой, изо всех сил изображая веселье и отбиваясь от назойливого ухажера, которого обязательно пригласят туда исключительно ради нее, – увольте... При одной мысли об этом ее передергивало. «Куплю вина, надену нарядное платье, закроюсь в квартире и напьюсь!» – мрачно думала Лиана и тут же представляла себе, как после выпитой бутылки начнет рыдать за праздничным столом в праздничном наряде от боли и одиночества.


До Нового года оставалось три дня.

Лиана сидела на работе уставшая и больная, проклиная про себя невесть откуда взявшуюся температуру и мечтая о теплой ванне, жаропонижающей таблетке и спокойном сне, когда раздался телефонный звонок.

— Привет, – она узнала голос Яниса и очень удивилась.

С тех пор, как она просила Ивара передать Янису, чтобы он ей позвонил, прошло почти три месяца. Янис так и не объявился. Еще большее удивление вызвало то, что позвонил он на работу. Насколько Лиана помнила, ее нового рабочего телефона Ивар не знал. А уж Янис тем более. Хотя… Она как-то посылала его Аське, и та даже пару раз звонила из Германии, когда не могла застать ее дома.

— Как дела? – сказал он. – Приезжай ко мне. Мне нужно с тобой поговорить.

— Я устала, у меня температура, уже так поздно… – она представила, как потом ей придется тащиться от Яниса на метро через всю Москву, и ей стало совсем плохо.

— Ты можешь сегодня остаться у меня, – неожиданно предложил он. – Тетка уехала на Новый год.

Лиана никогда раньше не была у него в гостях, но из писем Аськи знала, что квартира его тетки находится в пяти трамвайных остановках от ее работы.

— У тебя можно будет искупаться? – спросила Лиана.

В ее квартире, как будто специально перед праздником отключили горячую воду. Может быть, она и простыла, таская кастрюли с кипятком в промозглую ванну.

— Конечно.

Этот ответ положил конец всем ее колебаниям.

— Хорошо, я заканчиваю через час, встретимся на остановке трамвая.


Янис ждал ее на остановке, слегка приплясывая от мороза. Он почти не изменился за то время, которое они не виделись. Только в глазах поселилась странная тоска…

— Привет. Сколько лет, сколько зим, – устало улыбнулась Лиана.

При виде Яниса в ее груди снова шевельнулись воспоминания об Иваре. Сколько раз они все вместе – Ивар, она, Янис, Аська… Лиана поморщилась и отогнала ненужные мысли, ей и без того было плохо.

— Здесь где-нибудь можно купить бутылку пива? – спросила она. В последнее время выпитая вечером бутылка пива помогала ей быстрее заснуть.

— Сегодня мы будем пить вино, – сказал Янис, и Лиана поняла, что он сегодня уже пил. И немало.

— У тебя что-то случилось?

— Пойдем домой, – ушел от ответа Янис. – Там поговорим.

Лиана шагала за ним и устало размышляла, что же такое могло приключиться с Аськой, потому что это был, пожалуй, единственный повод для разговора.

Янис разлил вино по бокалам, залпом выпил половину.

— Я не буду ходить вокруг да около, иначе разговора у нас не получится. На мой адрес случайно пришло письмо, адресованное тебе. И я…каюсь, прочитал.

Лиана быстренько прокрутила в голове все письма, написанные ей Аськой, и тут же поняла, какое именно письмо он имеет в виду. В этом письме Аська писала ей о замечательном немце, с которым познакомилась уже давно и в которого, похоже, влюбилась так же бесшабашно, как все, что она делала в жизни. Это было единственное письмо, в котором она сравнивала Феликса и Яниса, и сравнения эти были отнюдь не в пользу последнего. «Надо же было, чтобы именно это письмо! – пронеслось в голове у Лианы. – Судьба порой играет с нами в злые игры…»

— Я хочу понять психологию женщин… Вы же лучшие подруги, ты знаешь ее гораздо больше, чем я… Я звонил ей, и она говорила, что все в порядке, что в январе она собирается приехать. Приехать ко мне… Как же так?.. Так можно?..

«Понять психологию женщин…Ничего себе вопросик, – подумала Лиана. – Тут в себе-то иногда не разберешься, черт ногу сломит, а уж чужая душа…»

— Ты не принимай это близко к сердцу, – осторожно сказала она. – Может быть, там ничего серьезного и нет…

— Она что-нибудь еще писала тебе о нем?

— Нет, – честно сказала Лиана. – Это письмо было единственным.

— Для меня не существует мира без нее, – сказал Янис.

И по тому, как он это сказал, Лиана поняла, что это не просто красивые слова, что это действительно так.

«Счастливая Аська, – без зависти подумала Лиана. – Не то, что некоторые…»

Они проговорили полночи, и Лиану прорвало. Она вывалила на Яниса все. Рассказала, во что она превратилась после ухода Ивара, как Митька практически силком устроил ее на работу, как после визита Ивара она чуть не оказалась под машиной, как до сих пор в ней дрожит и рвется какая-то струна, как ее тянет назад, в то время, когда они были вместе… Лиана знала, что Янис до сих пор играет с Иваром, но ей не хотелось знать никаких подробностей его нынешней жизни, хотя мир не без добрых людей, ей уже давно донесли, что не все у него так радужно, ей хотелось просто рассказать и понять, понять саму себя, понять, что же именно ее до сих пор держит и не отпускает…В них обоих – и в Янисе, и в Лиане было столько боли, что эта боль сблизила их, сделав из практически незнакомых почти родными. Они пили вино, и Лиана все яснее понимала, какого замечательного человека она знала и не знала все это время. Она говорила о себе, об Аське, об Иваре, она плакала, уткнувшись носом в его плечо, она утешала его… И было непонятно, кому из них было нужнее выговориться и выплакаться, и выслушать слова утешения и надежды на то, что все будет хорошо…

В четыре часа ночи, одуревшая от разговоров, сигарет и вина, выпотрошенная, вывернутая наизнанку и потому спокойная, Лиана улеглась в горячую ванну. Вода всегда успокаивала ее, смывая и унося с собой налипшие за день взгляды, нехорошие мысли, дурное настроение… Она лежала в ванне долго, бесконечно долго, и ей впервые за все это время было необыкновенно хорошо, потому что она не могла больше думать. Эта ночь стала тем ключиком, который отключил ее голову, о чем она так долго и отчаянно мечтала.

Когда она вышла из ванны, завернутая в большой теткин халат, Янис уже лежал в постели, темноту комнаты населяли звуки мелодий.

— Можно, я лягу рядом с тобой? – осторожно спросила она, понимая, что не вынесет сейчас одиночества в чужой теткиной комнате.

— Конечно.

Лиана, не снимая халата, улеглась на краешек кровати и укрылась одеялом. Янис неожиданно притянул ее к себе, обнял за плечи.

— Зачем на тебе халат?

Лиана сбросила халат на пол у кровати.

Янис снова обнял ее и коснулся губами ее губ.

— Какие мягкие у тебя губы… – прошептала она и заплакала.

Они долго и отчаянно целовались, мучили друг друга прикосновениями, спасаясь от самих себя, от всей нелепости ситуации, от того, что каждый из них в эти моменты думал совершенно о другом человеке, рядом с которым отчаянно хотел бы находиться… И засыпая на его плече, Лиана поняла, как прекрасно все-таки засыпать на плече мужчины…

Глава 9

Новый год они встречали вдвоем. Было хорошо и уютно. Они понимали друг друга без слов, но все равно очень много говорили. Говорили по дороге к дому, говорили, покупая еду для праздничного стола, говорили, нарезая салаты и выстраивая на столе тарелки. Красное вино растворяло в себе лед, свечи согревали дыханием тонкие подсвечники. В двенадцать, коснувшись своим бокалом его бокала, Лиана вспомнила Ивара и все-таки расплакалась. Янис тут же обнял ее и зашептал что-то утешительное. Он умел говорить правильные вещи, которые расставляли все по своим местам, он оказался таким родным и близким, он так здорово ей помог просто тем, что находился рядом… Потом Янис звонил Аське в Германию, она что-то весело кричала, Лиана кричала ей в ответ, что соскучилась, и ждет, ждет, ждет, что ей ее отчаянно не хватает. Янис разговаривал с Аськой долго, и Лиана вышла из кухни, чтобы не мешать, в очередной раз поразившись силе его любви и терпению…

Потом они ехали в метро, чокаясь бутылками шампанского и кагора, и весело поздравляя всех встречающихся милиционеров с Новым годом…

В пять часов утра они отплясывали в каком-то ночном клубе, отчаянно и бесшабашно напиваясь, чтобы снова сработал тот ключик, который отключает голову…

Потом неслись на такси по утренней и пьяной Москве, балагуря и смеясь, и веселя водителя, так, что тот, подъехав к их дому, даже погрустнел: ребята, а может вас еще куда подвезти?..

И снова были легкие, мучительные прикосновения, медленная музыка и мужское плечо под головой…

Проснувшись днем, они посмотрели друг на друга и рассмеялись, угадав одинаковость их желаний: мы идем за вином.

Играло красное вино кубиками льда, и разговор не кончался, было легко и грустно одновременно, и оба они знали, что не любят друг друга, но им было так хорошо вдвоем…


Лиана прожила у Яниса десять дней. Были прогулки по Москве с друзьями, были тихие, почти семейные ужины, было безбашенное веселье и валяние в кровати до обеда с просмотром видика, были вылазки по магазинам и ларькам, и по большому счету, никто им был больше не нужен, они спасались друг в друге…

Лиана не думала о том, что происходит, Лиана не думала о том, как она будет смотреть в глаза лучшей подруге, Лиана не претендовала ни на что… То, что с ними творилось, скорее походило на передышку, когда двое раненых людей помогают друг другу перевязывать раны, подставляют друг другу плечо, поят друг друга водой, но каждый из них знает, что через пару дней начнется новый бой, и их раскидает в разные стороны…

— Смотри, – предупреждающе качал пальцем Митька, единственный человек, который был в курсе происходящего. – Приедет Аська, что ты делать будешь?

— Я ничего не хочу, – улыбалась Лиана. – Мне с ним просто очень хорошо… Оказывается, я так устала…


В январе, как и обещала, приехала Аська.

Они с Янисом явились к Лиане через пару дней после ее приезда. Полупьяные, с бутылками вина в сумке и букетом цветов у Аськи в руках. Лиана была очень рада видеть подругу, но к этой радости примешивалось что-то такое… Просто в первого взгляда Лиана поняла, что Аська приехала прощаться… На Яниса было страшно смотреть. Он носил Аську на руках, дарил ей цветы, он не хотел отпускать ее от себя ни на час, словно боясь, что она вот-вот исчезнет. А Аська…Аська просто позволяла ему делать это… И Лиане было больно за Яниса. Больно, как за саму себя… Она слишком хорошо знала, каково это, когда тебя бросают…

С утра, когда Янис ушел на работу, Лиана, у которой редакция не работала несколько послепраздничных дней, осталась наедине с подругой. Ее не мучил вопрос, рассказывать ли Аське обо всем, что произошло у них с Янисом. Он – мужчина, если он сочтет нужным сообщить ей об этом, он это сделает. А влезать со своими откровениями в чужую жизнь… Увольте. Лиане куда больше было нужно поговорить об Иваре. Опять об Иваре. Всегда об Иваре. О том, почему же все-таки все это случилось…

— Мы были у них в гостях, – неожиданно сказала Аська. – Вчера.

— И как? – не удержалась Лиана.

Как бы она не обманывала себя, говоря, что ей совсем не интересно, как сейчас живет Ивар, это было неправдой.

— Про нее я ничего сказать не могу, – пожала плечами Аська. – Так, серенькая мышка какая-то, с тобой ни в какое сравнение не идет. И потом она почти все время, что мы там были, курила на кухне, не участвуя в общем разговоре. Нищета у них страшная. Жрать нечего, какой-то клейстер в кастрюльке вместо каши, без вкуса, без соли, баз запаха. Я попробовала, мне чуть плохо не стало… Темы вашего развода никто не касался, как ты понимаешь, я напилась, и стала просить, чтобы Ивар спел. Он долго отнекивался, а когда взял в руки гитару… Лианка, он все песни переделал… Они теперь звучат совсем по-другому… Другие мелодии, другие аранжировки, у них настроение другое…

— А что-нибудь новое он играл?

— Одну какую-то песню начал, кричал, что это самая замечательная песня всех времен и народов, но кроме «Я так люблю тебя, Люда», я ничего не запомнила…

— Странно, – сказала Лиана. – Ты же помнишь, что песни всегда выплескивались из Ивара фонтаном, никогда не было такого, чтобы он за полгода не написал ни одной стоящей песни…

— Он сейчас кому-то аранжировки делает. За бабки. Оправдывался тем, что времени совершенно не хватает.

— Плохому танцору, как известно… – грустно усмехнулась Лиана. – Ну а ты-то? Ты что собираешься делать? Янис тебя очень любит…

— Я знаю, – поскучнела Аська. – Но я не люблю его… Больше всего на свете я хочу выйти замуж за Феликса и стать баронессой фон… – Аська произнесла труднодоступную для русского уха фамилию. – Ты себе не представляешь, какой это человек!!!

Лиана слушала Аськины откровения, а в ушах ее звучало совсем другое: «Для меня не существует мира без нее…»

Янис не хотел ничего понимать. Он продолжал засыпать Аську цветами, он исполнял любые ее капризы, он словно приручал ее к себе, настойчиво и терпеливо. Любовью и лаской, лаской и любовью…

…Через две недели Аська уехала, так ничего и не решив, совершенно ошарашенная силой его любви. Такая любовь не может оставаться без ответа… Ее никто и никогда так отчаянно не любил…


После отъезда Аськи Янис с утроенной силой ударился в зарабатывание денег. Они почти перестали видеться с Лианой. Очень редко он звонил ей, рассказывал что-то о себе, но по большей части интересовался тем, что пишет Аська. Лиана старалась не навязываться, но ей его отчаянно не хватало. Не хватало их разговоров, не хватало его советов, не хватало его плеча под головой…

Лиана сдерживала себя изо всех сил, стараясь отвлечься работой. Интернетная горячка прошла, и почту она теперь просматривала, скорее по привычке, практически никому не отвечая.


Сегодня был тяжелый день. Лев, непонятно по какой причине, был отчаянно зол и срывал свою злость на сотрудниках, невзирая на ранги и заслуги, Лиану, правда, эта буря обошла, потому что как раз во время приступа бешенства она была в отъезде, но обстановка в офисе царила соответствующая. Митька, не долго думая, отпросился у Ирины, сославшись на дикую температуру и продемонстрировав настоящий актерский талант. Лиана только покачала головой: наверняка ведь на очередное свидание помчался!

На улице творилось что-то непонятное, мела метель, колючая крупа летела в лицо, всегда только в лицо, в какую бы сторону она ни шла, хотелось в тепло и покой, Лиана мечтала о кружке горячего чая, может быть чуть-чуть коньяка, а потом… Она давно не звонила Янису…

Звонок в дверь раздался неожиданно. Лиана открыла дверь и замерла: на пороге стоял Ивар.

— Можно войти?

— Проходи, – посторонилась Лиана, закурила сигарету и тут же потушила ее: руки просто ходили ходуном, а ей очень не хотелось, чтобы он заметил, как всю ее трясет.

— Мы в прошлый раз не очень хорошо с тобой расстались, – сказал он. – Давай выпьем и поговорим.

— Давай, – кивнула Лиана, понимая, что только алкоголь сейчас способен уменьшить ее дикую дрожь.

Ивар извлек из сумки бутылку водки. Он всегда предпочитал ее всем другим напиткам.

— Я не пью водку, – сказала Лиана и достала из шкафа бутылку «Хенесси».

— Хорошо живешь, – усмехнулся Ивар.

Лиана промолчала.

После третьей рюмки она, наконец-то, расслабилась и смогла более-менее спокойно поддерживать беседу. Хотя, поддерживать по большому счету было нечего. Вся беседа вылилась в монолог Ивара.

Он говорил о том, что все эти годы они только и делали, что трепали друг другу нервы, что только сейчас с другой женщиной он обрел спокойствие и понимание, что он очень хочет, чтобы и у Лианы все было хорошо, что она всегда может к нему обратиться, если ей что-то будет нужно, он поможет от души, что он очень не хочет расставаться врагами: цивилизованные люди все-таки, не дети малые… Лиана смотрела в любимое лицо и кивала: да, да, все так, ты конечно, безусловно, прав, и теперь нам обоим будет легче и лучше, и все еще у меня впереди, и я так рада, что все у тебя хорошо, а внутри у нее выла и скулила душа, отчаянно требуя тот ключик, который выключает сердце… Сколько боли, сколько…

Ивар поднял на нее пьяные глаза, и Лиана поняла, что он находится в той стадии опьянения, когда обычно раньше, во времена их супружеской жизни, он начинал говорить ей гадости, и сейчас ждать от него чего-нибудь хорошего не приходится. Она оказалась права.

— Ну, ты как? – спросил он. – С Янисом-то переспала?

У Лианы потемнело в глазах.

— Ты сошел с ума. Он любит Аську, и ты прекрасно об этом знаешь.

— Я прекрасно знаю тебя, – нехорошо усмехнулся Ивар. – Ты всю жизнь по нему с ума сходила. Получила теперь? Добилась своего?

— Это не так, – сказала Лиана и поняла, что даже если она расскажет ему в подробностях все эти десять дней, проведенные с Янисом, он ничего не поймет и не поверит только в прикосновения…

— Ты не подумай только, что я ревную, мне просто интересно, – прищурился Ивар. – Ну, и как он в постели? Хорош?

Лиана смотрела на его искаженное лицо, и ей очень хотелось, чтобы его сейчас здесь не было.

— Хорош, – сказала она. – Очень, – и поняла, что он ее сейчас ударит.

Но он сдержался. Выпил еще рюмку и закурил. Сказал устало:

— Я всегда знал, что ты стерва.

— Каждый видит то, что он хочет видеть, – ответила Лиана. – И никто в этом не виноват…

Ивар тяжело поднялся с табуретки. Его мотнуло в сторону.

— Дура ты, – заплетающимся языком выговорил он и двинулся в коридор.

После нескольких неудачных попыток натянуть зимнюю куртку, повернулся к Лиане.

— Слушай, по старой памяти, можно я у тебя останусь? А то, честное слово, сейчас менты заберут. Чего-то я перебрал…

— Оставайся, – обреченно кивнула Лиана. – Я тебе на кресле постелю…

Ивар уснул сразу, как только голова его коснулась подушки. А Лиана еще долго сидела на диване, курила и смотрела на спящего мужчину. И что-то в ней медленно, но верно умирало…


…Весна пришла неожиданно. Лиана не ждала ее, но она стремительно ворвалась в жизнь, заставив солнце раньше вставать, птиц громче петь, людей менять хмурые лица на улыбки.

Янис позвонил восьмого марта.

— Пойдем, сходим куда-нибудь?

— Конечно, – радостно закивала Лиана, словно он мог ее видеть.

Они болтались по улицам в поисках недорого кафе, все было закрыто или занято, Янис, в конце концов, махнул рукой:

— Поехали ко мне.

— А как же тетка? – Лиана была наслышана от Аськи, что тетка у Яниса просто зверь. – Может быть, лучше ко мне? – предложила она и осеклась.

С тех пор, как ушел Ивар, в ее квартире не появлялись посторонние мужчины. Словно какой-то запрет, какое-то вето сидело у Лианы внутри. Частенько забегал Митька, но это было не в счет, мужчину, в настоящем понимании этого слова, Лиана к себе привести не могла… Янис был как раз из числа таких мужчин…

— Она все равно в гостях, поехали.

И Лиана с облегчением согласилась.

И они снова сидели на до боли знакомой ей кухне, пили и разговаривали, и Лиане было так хорошо, как в те десять после новогодних дней… Жаль, что придется уезжать…

— Слушай, а давай ты сегодня домой не поедешь? – неожиданно предложил Янис.

— А… тетка?..

— Да черт с ней! Переживет!

И Лиана осталась. В их мазохизме было что-то изысканное и больное, никто не пытался переступить за грань, и в этом была своя чудовищная прелесть…


Месяц они снова не виделись. Лиана ждала его звонка и изо всех сил сдерживала себя, чтобы не звонить самой. Она отдавала себе отчет, что все это лишь иллюзия, подмена, спасение от душевной боли, они в общем-то не делали ничего предосудительного, и она не чувствовала себя виноватой перед Аськой, потому что не претендовала ни на что больше: она не любила его. Янис не звонил. Лиана боялась показаться навязчивой, но ей не хватало его…

На улице вовсю бушевала весна, и сердце рвалось из груди куда-то на волю, и безумно хотелось праздника, настоящего праздника, старая тоска медленно умирала вместе с зимой, как опадает кокон с личинки, а выбравшаяся из него бабочка лихорадочно требовала полета.

Лиана вышла из офиса, вдохнула прохладный весенний воздух, и решила немного прогуляться. Она не заметила, как ноги сами принесли ее к магазину, в котором работал Янис. До закрытия оставалось ровно пять минут. Лиана встала на улице и закурила сигарету. Янис вышел на улицу, увидел ее и удивился:

— Ты? Какими судьбами?

— Я сегодня зарплату получила, – сказала она. – Пойдем отметим?

— У меня вообще-то дома работы по горло, – заколебался Янис.

— Пойдем, ненадолго, – умоляюще попросила Лиана. – Я по тебе соскучилась.

— Хорошо, – согласился он. – Только недолго.

Они сидели в знакомом кафе, и им улыбались официантки, и Лиане снова было очень хорошо, и она видела, что хорошо ему, за первой кружкой пива последовала вторая, потом третья, а потом… он собрался уходить.

— Посидим еще? Не убежит твоя работа, – попросила Лиана.

— Я так и знал, – сказал Янис. – Мы же договаривались, что ненадолго…

— Да, но я… мне не хватает тебя, – призналась Лиана.

Янис поднял на нее глаза, и она вдруг с ужасом увидела в них отражение своих собственных мыслей.

— Именно поэтому я тебе и не звоню.

— Но… я же не хочу ничего от тебя… Только поговорить, – сказала Лиана и поняла, что обманывает сама себя.

— Я бы мог сделать этот шаг, – произнес Янис. – Ты это знаешь. Но я люблю Аську.

— Я ничего не хочу от тебя, ты так ничего и не понял, – устало сказала Лиана. – Иди.

Янис обнял ее за плечи.

— Прекрати дуться! Ты же знаешь, что я останусь.

И он остался. Они снова смеялись ездили по ночной Москве, пили пиво, веселили прохожих, но в голове Лианы все время звучала одна и та же фраза: «Именно поэтому я тебе и не звоню…»


Наутро Лиана решила, что никогда не позвонит ему больше… Их игра в самообман зашла слишком далеко, и сейчас они находились у той самой черты, переступив которую превратили бы эту иллюзию в жизнь, облекли бы ее в кровь и плоть, нарядили в красивые одежды, и даже научили бы говорить, но перестав быть иллюзией, реальностью она бы так и не стала. Сколько людей в этом мире спасаются такой иллюзорной подменой, и что самое страшное, с прошествием какого-то времени напрочь забывают, что это всего-навсего иллюзия, которую они так старательно пытались превратить в реальность собственной верой…

Глава 10

«Вот мы и вернулись к нашим баранам, – Лиана грустно смотрела в экран монитора. – С чего начали, к тому и пришли… Неужели действительно в этой жизни все всегда идет по спирали? Только с каждым витком становится все страшнее и страшнее. Чем больше воронка, тем сильнее тебя в нее затягивает…»

— Лиан, зайди ко мне, – заглянула в кабинет Ирина.

— Сегодня тусовка по поводу вручения премии “Серебро серебра”. Вот пресс-релиз, начало в семь вечера. Поедете вместе с фотографом. Нам нужен репортажик страницы на три. Сумеешь?

— Конечно, – Лиана быстро пробежала глазами протянутый листок. Сплошная богема – известные художники, артисты, музыканты. После вручения премий – показ коллекции модного кутюрье.

— Лианка, ты сегодня на «Серебро серебра» едешь? – ворвался в кабинет Митька.

— Я, – кивнула Лиана.

— Я сейчас у Ирки аккредитацию возьму, вместе с тобой поеду. А то что-то засиделся на работе.

— Здорово, – обрадовалась Лиана. – С интервью поможешь?

Написать статью для нее было делом плевым. Куда сложнее было разговаривать с людьми и брать интервью. Всю свою сознательную жизнь Лиана панически боялась людей. Еще в детстве для нее было страшной мукой подойти на улице к незнакомому человеку и узнать, сколько времени. Или спросить, как пройти на ту или иную улицу. Может быть, все это происходило из-за того, что когда-то мама все всегда делала за нее, и даже в восьмом классе, когда ее подружки ходили в детскую поликлинику сами, мама вызывала врача на дом, и потом сидела возле кабинета вместе с дочерью. Лиана до сих пор испытывала определенный дискомфорт, когда ей приходилось разговаривать с незнакомыми людьми. Ей приходилось долго настраиваться, уговаривать себя, но каждый раз это больше походило на прыжок в омут вниз головой. Никто не подозревал об этой ее проблеме. И со стороны – она это знала, ей об этом не раз говорили, – Лиана производила впечатление очень уверенной в себе дамы. Только Ивар да Аська знали, скольких сил ей стоит эта уверенность.

Митька в этом отношении был человеком совершенно другого склада.

— Нет проблем, – радостно улыбнулся он. – Только диктофон у Ирины не забудь взять.


Полутемный зал ресторана плыл в серебряной мгле. Организаторы расстарались, и в серебре нехватки не было. На сцене покачивалась серебряная яблоня, бликуя отраженными ветками по зеркальным стенам. Серебряные яблоки сразу вызвали у Лианы стойкую ассоциацию с первородным грехом.

«Это ж надо было додуматься, – усмехнулась она про себя. – Вручающие решили опробовать себя в роли змея-искусителя? По-моему в этом есть какая-то доля извращения. Господь изгнал Адама с Евой из рая после того, как они надкусили запретный плод, а тут наоборот, вручение этого яблочка причисляет тебя к избранным… Впрочем, избранным куда? Вот в чем вопрос…»

Затянутые в серебро девушки разносили «Мартини».

Торжественно вплывающие «звезды» и «звездочки» рангом поменьше, с неизменной охраной в двух шагах сзади, лениво оглядывались по сторонам. Телекамеры тут же кидались в их сторону, и то там, то тут в зависимости от периодичности появления знаменитостей, возникали маленькие людские водовороты. Как смогла заметить Лиана, большинство из «звезд» явно предпочитали золото – серебру и платину – золоту.

— Ну, чего? – возник рядом сияющий Митька, который уже успел потрепаться с парочкой серебряных девушек, а у одной даже выпросил телефончик. – Когда собираешься интервью брать?

— Не сейчас, – сказала Лиана. – Пусть сначала премии вручат. А после поговорим.

— Как знаешь, – пожал плечами Митька. – Только на твоем месте я бы встал вон там, – он указал туда, где находилась лестница, спускающаяся со сцены. – Большинство премируемых свалят отсюда сразу же после вручения. Их здесь лучше всего ловить.

— Хорошо, – Лиана взяла с серебряного подноса бокал с «Мартини» и пошла к лестнице.

«Премируемые, кремированные», – почему-то крутилось у нее в голове.

Заиграла бравурная музыка, на сцену взобрался человек во фраке, и священнодействие началось. Лиана смотрела, как торжественно срываются яблоки, как приглашенные толкаются у столов с закуской, норовя урвать кусочек получше, как журналисты, словно стая ворон, накидываются на очередную жертву, как оперная дива поет какой-то неудобоваримый рэп, выдавая весь этот хаос звуков за высокое искусство, как движутся по подиуму модели в серебряных вещичках, изображая из себя то ли роботов, то ли больных церебральным параличом…

«Бред какой-то, – подумала Лиана, глядя на счастливое лицо Митьки – он словно купался во всем происходящем. – Некоторые бы кучу денег не пожалели, чтобы попасть на подобную тусовку. А я стою и подыхаю от тоски. Скука смертная, и ноги очень устали, сесть хочется до безобразия!»

Последним со сцены спустился известный художник, держа в руках греховное яблоко.

— Скажите, пожалуйста, несколько слов о серебре, – попросила его Лиана и включила диктофон.

Художник поднял на нее глаза, и она увидела взгляд очень мудрого и очень уставшего человека, который абсолютно не вязался со всем окружающим антуражем.

— В нашей стране по-настоящему серебряным был только серебряный век. Больше ничего серебряного здесь не было, – художник направился к выходу.

«Значит, не одна я здесь такая, – улыбнулась про себя Лиана. – И то, слава Богу…»

Она разыскала в толпе Митьку, который изо всех сил охмурял длинноногую девицу из манекенщиц.

— Мить, я закончила, домой поеду.

— Уже? – удивился Митька. – Так рано? Самое интересное только начинается…

— Смотреть, как вся эта публика сейчас методично перепьется? – усмехнулась Лиана. – Скучно.

— Ну, тогда, пока, я остаюсь.

— Пока, – махнула рукой Лиана и пошла к выходу.


Следующий месяц не принес ничего нового, кроме того, что в почтовом ящике, куда она не заглядывала уже долгое время, Лиана обнаружила письмо. Содержание его было достаточно банальным – рост, вес, цвет глаз, место работы, лишь последняя строчка заставила Лиану задержаться и не щелкнуть кнопкой «Delete».

«Даже если вы мне не ответите, – писал незнакомец. – Я все равно очень рад, что на свете еще существуют умные и красивые женщины. Удачи Вам».

После удачного репортажа о «Серебре серебра» Ирина стала посылать Лиану на всевозможные мероприятия гораздо чаще, дни растянулись, как безразмерная резинка, в двадцать четыре часа вмещалось столько событий, что Лиана порой начинала путаться, что именно было сегодня, а что уже вчера. Свободных вечеров практически не оставалось. Да и все эти интернетные знакомства Лиана считала пройденным этапом – побаловалась и будет, все равно ничего путного из этого не получится.

Она закрыла письмо, но по какой-то странной причине не удалила его, а оставила болтаться в почтовом ящике.

«Будет время – отвечу», – подумала Лиана и тут же о нем забыла.


В конце рабочей недели Лиана собралась почистить свой почтовый ящик. Нужно было разобраться с почтой, удалить ненужные письма, порыться в отправленных, скинуть все, что надо, в отдельную папку.

Она открыла ящик и тут же наткнулась на сохраненное письмо незнакомца. Перечитала его еще раз. Подумала. И нажала кнопку «ответить».

«Макс, привет!

Извини, что не ответила сразу – совсем не было времени. Работы – завал, не всегда удается выкроить свободную минуту. Выходных почти не бывает... А потом я, честное слово, была несколько удивлена твоему письму, потому что объявление на сайт вешала очень давно и думала, что его давно уже убили. А тут такой сюрприз… Я сама не очень люблю эпистолярное общение в том случае, если люди находятся в одном городе. Так что, если есть какие-то предложения – пиши. Хотя, может быть все же стоит немного пообщаться письменно, чтобы при встрече знать, о чем разговаривать? :)))

Лиана».

Лиана перечитала письмо, подумала минуту и дописала свой домашний телефон.

«Ваше сообщение отправлено», – сообщил ей компьютер.

Вечером раздался телефонный звонок.

— Привет, Лиана. Это Макс.

— Привет, – улыбнулась Лиана.

Голос, звучащий в трубке, ей почему-то сразу понравился.

Они говорили обо всем – индийская философия, современная литература, отношение к жизни… Лиана испытывала просто какое-то физическое наслаждение – ей давно не попадались такие интересные собеседники. Когда она повесила трубку, договорившись с Максом о том, что они созвонятся в субботу, и может быть, даже встретятся в воскресенье, Лиана взглянула на часы и ахнула – они проговорили почти два с половиной часа. Уже очень давно Лиана использовала телефон только как средство передачи короткой и необходимой информации – встретимся там-то во столько-то и все обсудим. Трепаться часами она могла только с Аськой, но после отъезда той за границу, эта возможность оказалась им обоим не по карману. Причем после болтовни с Аськой оставалась какая-то спокойная усталость, а тут… Лиана поймала себя на мысли, что ей кажется, будто с Максом они недоговорили… Не сказали чего-то важного… Хотя в понимании межличностных человеческих отношений ничего важного и не прозвучало…

Глава 11

Митька явился в субботу без предварительно звонка и с порога заявил:

— Собирайся, мы сегодня идем на концерт.

— Митька, ты с ума сошел! – заныла Лиана. – Единственный выходной, завтра опять на очередную тусовку тащиться, и торчать там почти до трех утра! Я отоспаться хочу!

— На том свете отоспишься! – Митька уселся в кухне на табуретку и закурил. – Мой приятель пригласил. У него сегодня презентация нового альбома.

— Только не презентация! – взмолилась Лиана. – Опять эти слащавые рожи, тупые разговоры, демонстрация нарядов и драгоценностей, и давка у фуршетного стола! Не могу больше!!!

— Ты не поняла, это не обычная презентация. Он – бард. Очень хороший бард. Будет концерт, а потом узкий круг людей, только свои, в гримерке посидим, винца попьем или водочки. Там человек десять будет, не больше.

— Мить, ну, я же никого не знаю…

— Там и познакомишься, – отрезал Митька. – Поехали, я тебе обещаю, что ты не пожалеешь.

— Ну, смотри, – погрозила Лиана, понимая, что ей не отвертеться. – Если все будет не так…

— Так будет, так, – успокоил ее Митька. – Собирайся, давай. Там начало в шесть.

В вагоне метро Лиана откинулась спиной к дверям, игнорируя надпись «Не прислоняться», Митька взялся за поручень, другой рукой упершись в двери, Лиана оказалась в импровизированном кольце его рук. Поезд тронулся, и Лиану неожиданно затрясло.

Что-то было не так. Она не могла понять, откуда свалилась на нее эта тряска, стало неуютно и тоскливо, накатила какая-то волна предчувствий, захотелось вылететь из пустоты черного туннеля, промчаться стрелой по эскалатору туда, где нет этой подземной норы, где светит солнце и шелестят уже зеленые листья…

Раньше клаустрофобия накатывала на Лиану в метро только в том случае, когда вагон надолго застывал в туннеле между станциями, но тогда чувство было совсем другим, сразу становились ватными ноги и холодный пот покрывал все ее тело.

«Станция Савеловская, – объявил механический голос из динамика. – Осторожно, двери закрываются, следующая станция…»

Остального Лиана не слышала. Она оглохла в то мгновение, когда в вагон, в ту дверь, напротив которой стояли они с Митькой, вошли Ивар и Люда.

…Стук колес, покачивание вагона, немое кино, без звука, без единого звука, только где-то там, очень далеко, и поэтому очень глухо что-то стучит. Колеса? Сердце? Разве сердце может так гулко стучать, когда оно давно уже разрывается от боли? Разве может стучать то, что так болит? Медленно, медленно, как в рапиде, Ивар подносит бутылку пива к губам своей спутницы, медленно, медленно, как в рапиде, тонкая шея шевелится, делая глоток, медленно, медленно, как в рапиде, Ивар вытирает ладонью холодную струйку с ее подбородка… Лиана чувствует этот пивной холод, поднимает руку, касается своих губ… Медленно, как в рапиде, Ивар улыбается, шевелятся губы, что-то говоря, но звуков нет, их нет совсем, есть только оглушительная тишина, в которой, как сквозь толстый слой ваты, пробивается что-то…Стук колес, и вся Вселенная в одном вагоне метро, вся Вселенная в рапиде, медленно, медленно утекает в любимое лицо, обращенное не к ней…

Колючие усы Митьки у самого уха:

— Что с тобой? – как сквозь столетия. – Что с тобой?

Митька оборачивается медленно, Лиана сжимается, съеживается, сейчас, сейчас ее заметят, и придется что-то делать, что-то говорить, или хотя бы найти в себе силы, чтобы кивнуть, где же их взять, тут не упасть бы, только не упасть бы… Фигура Митьки становится все больше, откуда-то берутся почти богатырские плечи, а Лиана, она уже не Лиана, она уже Дюймовочка, которая может спрятаться за железным поручнем, или сиденьем, или Митькиной рукой…

Туннель бесконечен, Вселенная утекает в любимое лицо, это длится вечно, холод пива на подбородке, не смотри, не смотри!!! Глаза отводятся в сторону, там за окнами вагона – беспросветная ночь, в которой растворяется Ивар…

«Осторожно, двери закрываются, следующая станция…»

И двери пусты, вместо Ивара и Люды – толстая старуха с огромной авоськой. Что-то щелкает в голове и включается слух.

— Ни фига себе сопаденьице! – шепчет Митька, но Лиане кажется, что ее барабанные перепонки просто взрываются.

— Он не видел меня? – одними губами спрашивает она.

— Нет, – успокаивает ее Митька. – Нет…


Концерт известного барда, маленький, зал, разрезанный углами странных конструкций, гитара, голос, голос, гитара, переплетаются искусно, безыскусственно, голос дрожит, дрожит гитарная струна, в этой дрожи нет места диссонансу и фальши, но эта дрожь почему-то усиливает боль, стандартно рифмуется «кровь – любовь», но может быть, они не так уж и не правы, эти бездарные рифмоплеты, слишком это близко, вы только вслушайтесь – «любовь, кровь…»

Концерт окончен, но внутри все еще что-то дрожит, рюмка водки и неизменная сигарета, разные лица, знакомо-незнакомые, голоса сплетаются в странную паутину звуков, но во всем, что произносится, слышится только все та же вечная рифма «любовь – кровь», какой идиот срифмовал это первым, расстрелять его, а потом поставить памятник, на котором написать «кровь-любовь», и земля не выдержит тяжести этой рифмы, провалится, продырявится насквозь…

Лицо Митьки, смешно шевелятся черные усики:

— Я к Витьке, ладно?

Как же так? Как же так, Митька, неужели ты сейчас меня бросаешь? Меня? Сейчас? Одну? Митька, неужели ты не понимаешь, что…

Захлебываются фразы, умирают, не родившись, вместо них легкий кивок:

— Конечно… Увидимся…

Вечерняя улица манит фонарями. Машины, огни, все повторяется, только сейчас кроме всего остального еще есть люди, но лучше бы их не было, потому что страшно, каждый человек – монстр, который несет в себе кровь и любовь, рука сжимается непроизвольно, сейчас бы оружие, пулемет какой-нибудь… и по мишеням, по движущимся и застывшим, по этому гадкому, огромному миру, по любви и крови… Кровавые фонтаны будут застывать в темнеющих лужах, а над ними, кружась причудливыми переплетениями, еле заметно испаряться мучительная дымка любви…

Любопытный глаз в кровавых прожилках.

— Девушка, вы свободны?

А вы? Вы свободны от этого мира, от условностей, от привязанностей, от боли, от любви? Вы свободны?

Испуганно палец у виска:

— Сумасшедшая какая-то…

В метро спускаться страшно, а вдруг опять, а вдруг снова? Одинокий троллейбус жадно распахивает рот. Вам сюда? Какая разница, по большому счету нет никакой разницы, куда мне, телу нужно одно, душе совсем другое, наверное, единение души и тела и есть настоящее счастье, жаль, его почти никому не довелось испытать…

В черном подъезде темно, как всегда перегорела лампочка, а вкрутить некому, дверцы лифта раскрываются, привычно скрипя, у тебя сегодня попутчик, машинально палец на кнопку шестого этажа.

— Вам куда?

— Мне выше.

Дверцы нехотя закрываются, поехали. Горячечный шепот прямо в ухо:

— Сумку давай!

Непонимающе:

— Что?

— Сумку давай, я сказал, сука!!!

Пальцы изо всех сил сжимают ручку сумки, резкий рывок.

— Ах ты, дрянь!

Кулак летит в лицо, лопаются губы, обжигает кровь, течет по подбородку. Лиана падает, накрывая своим телом грязный пол лифта.

Смачно, с удовольствием, с чувством, с толком, с расстановкой удары ногами. Лиана закрывает руками лицо. На лице – слезы вперемешку с кровью. Любовь из разорванного рта…

Открываются дверцы лифта, стремительные шаги несутся по лестнице вниз.

Дикий крик соседки, суета, милиция, протоколы, вопросы, а перед глазами Вселенная медленно, как в рапиде, утекает в любимое лицо… Вместе с кровью и любовью…


Тишина пустой квартиры оглушила ее. Из зеркала на Лиану смотрела опухшая, зареванная рожа, вместо глаз – две сиреневых сливы, зрачкам едва хватает сил, чтобы продраться через эту заплывшую плоть к свету. Ни о какой работе с такой физиономией не может быть и речи. Лиана кое-как дотащилась до дивана, слезы сами собой снова полились из ее глаз. В пропавшей сумочке – деньги, косметика, какие-то нужные бумажки, да черт с ним со всем, в пропавшей сумочке – паспорт с регистрацией… Без паспорта в этом страшном городе делать нечего, ты абсолютно бесправен, любой милиционер вправе остановить тебя и потребовать предъявить документы, а если нет – пожалуйте в отделение, будем разбираться, и никому ничего ты не докажешь, и не объяснишь, никому до тебя нет дела…

Нужно немедленно прекратить плакать, а то будет еще хуже… Хотя, куда уж хуже…

Лиана тяжело поднялась с дивана, прошла в ванную, осторожно умылась холодной водой. Так, на синяки – что-нибудь холодное, кажется, в холодильнике должен быть лед… Лед действительно отыскался, Лиана завернула кусочки льда в чистую марлю, и снова опустилась на диван с импровизированной примочкой на лице. Вряд ли это поможет, но все же…

Зазвонил телефон, Лиана несколько секунд колебалась, брать ли трубку, в конце концов, взяла.

— Алло, – сказала она.

— Лиана? У тебя что-то случилось? – голос Макса был встревожен. – Что произошло?

Лиана удивилась. Откуда он?.. По голосу? Но ведь уже нет слез… Слезы кончились… Стоило ей об этом подумать, как слезы потекли снова.

— Меня избили и ограбили.

— Как? – растерялся Макс. – Когда?

— Только что. В лифте собственного дома.

— Милицию?! Ты милицию вызывала?!

— Была милиция, – устало сказала Лиана. – Сказали, что, скорее всего, какой-нибудь местный наркоман, и вряд ли что-нибудь найдут…

— Что украли?

— Сумку, деньги, паспорт…

— Может быть, мне приехать? Может, какие-нибудь лекарства нужны? Я на машине, это быстро… Только скажи…

— Макс, спасибо, но нет…Таким лицом, как у меня сейчас впору детишек пугать – их разыскивает милиция…Ты не знаешь, сколько сходят синяки?

— Была б моя воля, я бы эту сволочь своими руками задушил!!! Плодит же земля уродов!!! – от души выругался Макс. – Есть очень хорошая мазь, запиши название, она снимает опухоли и отеки. И обязательно сходи в больницу, проверь глаза, со зрением не шутят.

От такой заботы к горлу Лианы опять подкатил ком.

— Спасибо, – сил на улыбку не было. Все лицо страшно болело. – Похоже, недели на две я выбыла из строя…

— А деньги? Может быть, тебе нужны деньги?

— Там было мало, – сказала Лиана. – Я никогда не ношу с собой большие суммы…

Макс попрощался, пообещав обязательно позвонить завтра.

Лиана осторожно улеглась на диван. Закрыла глаза. Под закрытыми веками пульсировала боль.

«Вот оно – единственно возможное единение души и тела, – горько подумала она. – Когда болит и то, и другое…»

Глава 12

Синяки сходили медленно. Заботливый Митька примчался на следующий же день, после того, как Лиана позвонила на работу и рассказала о произошедшем. Митька охал и ахал, грозил кулаками кому-то невидимому и злобному, потом сбегал в аптеку и проволок оттуда кучу разных примочек, в том числе и ту мазь, которую посоветовал Лиане Макс.

Макс звонил каждый вечер, придя с работы, это стало их своеобразным ритуалом – вечерние двухчасовые беседы по телефону. Неожиданно выяснились общие пристрастия в литературе, да и не только в литературе, в каких-то взглядах на жизнь, что Лиану немало поразило и порадовало. Она просыпалась утром, пристально рассматривала свои сиренево-желтые синяки, накладывала мазь и ловила себя на мысли, что ждет вечера, ждет неизменного звонка Макса.

Вынужденное одиночество, помимо боли, с самого начала пугало ее новым погружением в депрессию, Лиана отчаянно боялась, что в ее сознании вновь всплывет Ивар, как всегда всплывет Ивар, но этого не случилось. Этого не случилось, благодаря звонкам Макса…

Но до вечера тоже нужно было чем-то заниматься, и Лиана решила, что генеральная уборка всей квартиры не только не помешает, но и отвлечет ее от грустных мыслей о том, что, когда сойдут синяки, надо будет что-то делать с паспортом, а что делать – понятно, придется ехать домой, в свой провинциальный город, в котором у нее не осталось никого, кроме старых друзей, по большей части общих с Иваром, и воспоминаний…

Из тумбочки, прямо на колени выпала большая общая тетрадь в красной обложке. Лиана поколебалась несколько секунд и открыла первую страницу.

Это когда-то писали они с Иваром. Коротенькие стишки, зарисовочки с натуры, фразы вслух… Они тогда были совсем молоды и свято верили, что весь мир лежит у них под ногами, – вот он, стоит только протянуть руку…

«…Сон разума порождает чудовищ.

А сон безумия – вечность?…»

«…Разрушение – лучший способ самовыражения…»

«…Странное состояния слепых глаз,

Уверенных в увиденном свете.

Зачем смеетесь и тычете пальцами?

Может, действительно, вижу…»

«…Сказки рождаются мучительно долго.

А умирают мгновенно… Но тоже мучительно…»

«…Игра в ошибки

Становится привычкой,

От которой невозможно избавиться…»

«А ведь все это правда, – подумала Лиана. – Мы тогда были молоды и наивны, но удивительно мудры в чем-то…»

И вдруг поняла, что попадись ей эта тетрадь в руки еще пару недель назад, она бы или рыдала над ней навзрыд, или впала в состояние привычной прострации… А сейчас… Сейчас Лиана испытывала что-то похожее на легкую тоску по сбывшемуся и ушедшему, по молодости и наивности, по своим собственным воспоминаниям… Тот человек, с которым они писали эту тетрадь, растворился, исчез, мир поглотил его, рассеяв на мелкие частицы, некоторые из которых остались в ее памяти… Но и этих частиц с каждым прожитым днем становилось все меньше и меньше, словно таял на реке лед под жаркими лучами весеннего солнца. Нехотя, изо всех сил сопротивляясь, но таял…

Как только синяки стало можно скрыть за темными очками, Лиана вышла на работу.


Почти две недели ежевечерних разговоров с Максом сделали свое дело – Лиане страшно хотелось встретиться с этим человеком. Чем больше они разговаривали, тем сильнее Лиане казалось, что они не договорили… Она как-то раз сказала об этом Максу и поразилась тому, что с ним, по его признанию, происходило то же самое…

Макс, как всегда, позвонил вечером.

— Я сегодня вышла на работу, – сказала Лиана.

— Как твое здоровье? Не рано?

— Хожу в черных очках, – улыбнулась Лиана. – Знаешь, как народ странно смотрит. Девушка в метро, поздно вечером и в черных очках.

— Я тебя прошу, не ходи очень поздно, одна…

— Я домой теперь пешком поднимаюсь, – Лиана сказала правду: обшарпанный лифт теперь приводил ее почти в панический ужас.

— Может быть…все-таки теперь…как-нибудь встретимся?

— Вот сойдут синяки… – начала было Лиана и тут же поняла, что ей отчаянно хочется наконец-то познакомиться со своим невидимым собеседником. – Завтра у меня очередная тусовка, а вот послезавтра я сдам статью и вечером… Позвони мне на работу, – Лиана продиктовала свой рабочий телефон. – Только сразу предупреждаю, очков я снимать не буду, чтобы тебя не испугать.

— Этим меня не испугаешь, – облегченно рассмеялся Макс.

— Это мужчину шрамы украшают, – возразила Лиана. – А синяки под глазами у женщины вызывают стойкую ассоциацию с беспробудной алкоголичкой.

— Я же знаю, что это не так, – Лиана слышала, что Макс улыбается. – Внешность далеко не главный фактор…

— Но желательный, – тоже улыбнулась Лиана. – Очень надеюсь, что больше нам ничто не помешает.

— Я тоже, – посерьезнел Макс.

Лиана повесила трубку и подошла к зеркалу. Синяки под глазами почти прошли, остался лишь бледный желтовато-фиолетовый налет. Вот с самими зрачками дело обстояло хуже – лопнувшие сосуды делали ее глаза похожими на кровавые глаза вампира.


Они встретились вечером. Макс ждал ее около офиса. Потом было маленькое кафе, в котором они никак не могли наговориться, много вкусной еды, выкуренных сигарет и выпитого виски, потом Лиана взглянула на часы и ахнула: через полчаса закрывалось метро, потом они почти бежали по залитым огнями улицам, влетели в метро, отдышались, перешли на ветку, нужную Лиане, и тогда Лиана спросила:

— А как ты будешь добираться домой?

— Я доведу тебя до дверей квартиры, – просто сказал Макс. – А остальное – это мои проблемы.

Не к месту в голове Лианы тут же возникло вспоминание. В самом начале их знакомства с Иваром, она часто приезжала к нему домой, и уезжала поздно вечером, и он практически никогда не провожал ее до остановки автобуса…

— Знаешь, – решительно тряхнула головой Лиана, смелость которой была слегка подогрета выпитым виски. – Поехали к тебе. А то у меня опять останется ощущение того, что мы не договорили…


Макс открыл перед ней дверь своей квартиры и спокойно сказал:

— Ты – первая женщина, которая переступила порог этой квартиры за последние полтора года.

Они почти полночи сидели на кухни, разговоры не кончались, виски тоже, хотя никто из них много не пил. Что-то рассказывала Лиана, что-то говорил Макс, с каждой пролетевшей минутой темы становились все обнаженнее, словно каждый из них только и ждал этого момента, чтобы вывернуть свою душу наизнанку, вытряхнуть из нее боль и потери последних лет, выговориться до конца в первый раз за все это время…

В половине пятого утра Лиана виновато улыбнулась:

— Мне завтра рано вставать на работу, нужно спать…

— Я сейчас постелю, – поднялся Макс.

— У тебя есть какая-нибудь футболка? А то, честно говоря, я не рассчитывала, что наше свидание закончится так поздно…

— Конечно, – Макс принес Лиане огромную футболку, которая как раз сошла бы за ночную рубашку. Правда, в ночных рубашках Лиана никогда в жизни не спала – она их терпеть не могла. Но сегодня был не тот случай…

Кровать у Макса была одна. Лиана забралась к стенке и свернулась под одеялом калачиком.

«Господи, – молилась она про себя. – Пусть он окажется таким, каким я его себе представила! Если он сейчас прикоснется ко мне, все кончится, не начавшись…»

Макс разделся и аккуратно улегся рядом, устроившись так, чтобы не коснуться Лианы ни одной частью тела. Лиана, лежа лицом к стене, чувствовала, как он смотрит на нее, и не переставала молиться. Она не боялась его, она знала, что если она не захочет – ничего не случится, но ей так не хотелось, чтобы он все испортил своими притязаниями… Лиана даже не заметила, как заснула…

Макс смотрел на спящую женщину, лежащую в его кровати, и боялся не то что к ней прикоснуться, боялся просто пошевелиться… Ему казалось, что стоит ему протянуть руку, и эта женщина исчезнет из его жизни, растворится, как дым, и снова ничего не будет: ни звонков, ни вечерних разговоров, ни ожидания, ни заботы, – ничего, что поселило в нем слабое желание жить дальше, впервые за последние полтора года…

Он безумно любил свою жену. Он доверял ей во всем. Он безоговорочно верил в то, что это его и навсегда. Он провел в этой слепой, счастливой вере десять лет. А в один, далеко не прекрасный день, он, как обычно, вернулся домой с работы, а ее не было… Она ушла, забрав самые необходимые вещи, не оставив даже записки человеку, которого десять лет называла любимым…

Тогда он, не пивший до этого десять лет, напился в стельку, один, в пустой, осиротевшей квартире, все еще отказываясь понимать, что его просто банально предали…


Лиана лежала в его кровати, и Макс боялся даже дышать, чтобы не спугнуть что-то, только-только рождавшееся, чтобы не погасить тот слабый огонек надежды, который вопреки его осознанным желаниям, затеплился в нем…

Глава 13

Лиана обвела потеплевшим взглядом уютные стены старого кафе.

— У нас есть прошлое, – кивнула она. – И оно замечательно…

— Давай сегодня вечером сходим куда-нибудь? – предложил Макс.

— Давай, – сразу же согласилась Лиана. – Только я сначала домой заеду.

— Хорошо. Да, – спохватился Макс. – В твоем новом доме телефон-то есть?

— Конечно, – Лиана порылась в сумочке, отыскивая листок, на который сегодня утром предусмотрительно переписала свой новый телефон. – Записывай.

Макс достал мобильный телефон и забил в его память новый номер.

— По-моему, тебе давно пора обзавестись таким же.

— Согласна. Вот только денег накоплю… Сейчас просто так много нужно, чтобы привести мой дом в порядок…

— Он что – совсем развалина? – удивился Макс. – Зачем ты его вообще сняла?

— Он – живой… – Лиана встретила непонимающий взгляд Макса и попыталась объяснить. – Понимаешь, он, как будто очень долго ждал хозяев… Не временных постояльцев, не посторонних наблюдателей, а людей, которые будут заботиться о нем, и которых он в ответ будет оберегать… У меня на самом деле такое ощущение, что он ждал меня…

— Ты говоришь о нем, как о живом человеке.

— Он и есть живой. Я не оговорилась. Знаешь, давай сделаем так. Вечером ты мне позвонишь, и мы куда-нибудь сходим. А потом, я приглашаю тебя в гости. На новоселье, – Лиана улыбнулась. – Вино приветствуется.

— А виски? – подхватил ее тон Макс.

— Любое спиртное приветствуется, в небольших количествах, а то завтра с утра на работу, – рассмеялась Лиана. – Кроме водки, разумеется.

Макс накрыл ее руку своей.

— Я люблю тебя…

— Я… – начала было в ответ Лиана и осеклась. Того, что она когда-то испытывала и, как выяснилось вчера, до сих пор продолжает испытывать к Ивару, того безумия и сумасшествия, того полета и отрыва, в ее чувстве к Максу нет… Но ведь любовь бывает разной… Нельзя различных людей любить одинаково, нельзя повторять те же ошибки и наступать на те же грабли, нельзя так же летать и так же сходить с ума… Все это может быть, но совсем по-другому, нет смысла сравнивать прошлое и настоящее, потому что это – две несравнимые вещи… Она понимала это головой, но что-то внутри нее упорно шептало: «Не торопись, такие слова не говорятся просто так, особенно когда ты в этом совсем не уверена…»

Макс ждал, внимательно глядя ей в глаза. Лиану спасла подошедшая официантка.

— Счет, пожалуйста.

Макс полез в кошелек, а Лиана облегченно вздохнула.

В машине Макс включил любимого Лианой Стинга, она откинулась на сиденье и закурила сигарету. За окном мелькали улицы большого города, который постепенно, исподволь, становился ей родным. Так маленький щенок, только научившийся ходить, тычется носом во все окружающие его предметы, а когда в первый раз выходит во двор, почти сходит с ума от обилия запахов и видов. И ему нужно достаточное количество времени, чтобы обнюхать все вокруг, оббегать все закоулки, чтобы пометить территорию, в конце концов… Лиана усмехнулась про себя такому сравнению – если проводить эту параллель, то по щенячьим меркам она вышла на улицу всего пару дней назад… Она повернула голову и бросила взгляд на Макса, сосредоточившегося на дороге.

«Господи, как хорошо, что он есть…» – неожиданно подумала она и коснулась его щеки ладонью.

— Так здорово, что ты у меня есть…

— Лианка, я сейчас врежусь во что-нибудь! – нарочито серьезно сказал Макс, еле сдерживая довольную улыбку.

«Как мало нужно человеку, чтобы быть счастливым… – подумала Лиана. – Как много…»


Рабочий день подходил к концу, когда раздался телефонный звонок.

Лиана, улыбаясь, подняла трубку. Наверное, Макс не выдержал и звонит ей на работу, чтобы узнать, как прошел день.

— Я слушаю.

Голос Яниса прозвучал, как гром среди ясного неба.

— Лиан… Ивар в больнице…

— Что с ним? – побелевшими губами спросила Лиана.

— Три дня назад увезли на скорой… Они пили у Покровского, почти неделю, без остановки, он мне звонил оттуда, звал в гости, но впадать в запой мне сейчас никак нельзя… А потом его прихватило… Думали аппендицит… А это – прободение язвы…

— Чего? – Лиана моментально вспомнила, как Ивар в последний год их совместной жизни периодически жаловался на желудок. Но к врачам идти категорически отказывался. Он был из числа тех мужчин, которые всегда подозревают самое худшее, если какая-то болячка касается их организма… Ивар боялся рака… Но на все ее уговоры сходить обследоваться, отделывался кривоватой усмешкой, словно от того, что он не знает диагноза – этого диагноза не существует… Головой в песок, как страус…

— Двенадцатиперстной кишки… Я сегодня собираюсь к нему ехать, подумал, что ты должна знать… Не знаю вот только, пустят ли…

— Где он лежит? В какой больнице?

— Это на Дмитровской, у меня адрес записан и номер палаты.

«Рядом с моим домом,» – машинально отметила про себя Лиана и твердо сказала:

— Я поеду. Где встречаемся?

— Давай в половине седьмого на Дмитровской. На той стороне, где спортмагазин.

«Успею,» – прикинула Лиана.

— Ему что-нибудь нужно? Из еды, из вещей?

— Нет, пока вроде бы ничего не надо. Есть сейчас ему все равно ничего нельзя.

— Ну да… – Лиана отчаянно старалась собрать свои мысли в кучку. Выходило плохо. Можно сказать, совсем не выходило. В голове бился только один навязчивый вопрос, набатом отдаваясь в висках. – Ему… Он… Он…не умрет? – замерев, выдохнула она.

— Его вовремя прооперировали, – сказал Янис. – Вот если бы они подождали еще немного и сразу не вызвали скорую…

— Дурак… Какой же он дурак… – по щекам Лианы потекли слезы. – Что он с собой делает?..

Лиана положила трубку и невидящими глазами уставилась в экран монитора.

— Лианка, шесть уже! Ты что тут до скончания века собралась сидеть? – заглянул к ней в кабинет Митька. Увидел ее лицо и тут же посерьезнел. – Что случилось?

— Ивар в больнице. Три дня назад операцию сделали. Прободение язвы…

— Допился! – ахнул Митька. – Живой хоть?

— Янис звонил, сказал, что вроде бы все нормально… Я сейчас к нему поеду…

Митька участливо застыл на пороге.

— Ты держись, пожалуйста…Может…с тобой?

— Со мной Янис едет, – отрицательно качнула головой Лиана и разрыдалась. – Господи, какой же он дурак!


На Дмитровскую она приехала вовремя. Янис уже ждал ее у магазина. Он взглянул в ее бледное, заплаканное лицо и не сказал ни слова.

— Куда идти? – отрывисто спросила Лиана.

— Тут недалеко, – неопределенно махнул рукой Янис. – Мне сказали… Я сам тут не разу не был…

Словно дождавшись их выхода на улицу, припустил холодный осенний дождь. Лиана шагала вслед за Янисом по раскисшей грязи и не замечала холодных капель, стекающих за воротник ее плаща. Ее трясло мелкой дрожью.

— Аська в университет поступила, – нарушил тягостное молчание Янис.

— Я знаю, – не сразу отозвалась Лиана. – Она мне писала.

Всю остальную дорогу прошли молча.

В грязном, обшарпанном холле больницы, которая уже лет двадцать как требовала капитального ремонта, Лиана остановила какую-то тетку в грязном халате неопределенного цвета.

— Скажите, 702 палата где?

— Язвенники, что ли? На седьмом этаже. Лифт за углом, – неприветливо отозвалась тетка. – Только без халата и сменной обуви туда нельзя.

— У меня муж там, – глаза Лианы наполнились слезами. Она полезла в сумочку и достала из кошелька деньги. – Помогите, пожалуйста…

Свернутая купюра моментально исчезла в грязном кармане.

— Ладно, иди сюда, – подобрела тетка.

Она завела Лиану в какой-то закуток, сдернула с вешалки старый халат и кинула на пол пару разношенных тапок с дырками на больших пальцах.

— Держи. Пойдешь обратно – повесь на место. Дверь я не запираю.

— Хорошо, – кивнула Лиана. – Спасибо…

Янис неуклюже топтался у дверей.

— Халат только один, – сказала Лиана. – Я поднимусь, а потом пойдешь ты… Хорошо?

— Иди… Тебе нужнее…

Скрипящий лифт распахнул свои двери, Лиана вошла внутрь. Ее колотило все сильнее, в глаза плескались слезы. В голове почему-то навязчиво билось: «Муж – объелся груш…»

Дверь в семьсот вторую палату была открыта. Лиана судорожно вздохнула, вытерла глаза и шагнула через порог.

Пять коек, застеленных тонкими солдатскими одеялами, были пусты. На шестой, накрытый тонкой, застиранной, но чистой простыней лежал Ивар. Глаза его были закрыты, худое тело едва поднималось над кроватью, бледностью лица он мог соперничать с постельным бельем, из левой руки, ощерясь, торчала капельница.

Лиана застыла в ногах кровати, не в силах сдвинуться с места. По щекам ее сами по себе потекли слезы. Сердце разрывалось от боли и жалости.

Веки Ивара дрогнули, он открыл глаза. Несколько секунд, показавшиеся Лиане вечностью, смотрел на нее, потом попробовал усмехнуться. Усмешка больше походила на гримасу боли.

— Ну, здравствуй… Видишь, как меня угораздило…

Лиана молчала, глотая слезы.

— Спасибо Милке, не бросила в трудную минуту, – слова давались Ивару с явным трудом. – Всю ночь со мной сидела, говно из-под меня вывозила…

— Ивар, как же ты так… – прошептала Лиана.

Ивар поморщился. И Лиана поняла, что ему неприятно ее присутствие здесь. Ему неприятно, что она видит его беспомощным и распятым на этой больничной кровати, прикованным к ней слабостью и капельницей, ему, который обещал ей, что через год о нем будут трубить на всех перекрестках, как о восходящей звезде рок-н-ролла, ему, которому для достижения этой высокой цели мешало только одно – Лиана…

— Там Янис внизу, – сказала Лиана. – Он тоже хотел бы…

— Я не хочу его видеть, – резко, насколько мог, отозвался Ивар. – И ты тоже иди.

— Может быть, тебе что-нибудь нужно?

— У меня все есть. Иди, я прошу тебя! – Ивар закрыл глаза.

Лиана достала из сумочки листок и осторожно положила его на тумбочку рядом с кроватью.

— Здесь мой новый телефон, – негромко сказала она. – Если что-нибудь будет нужно – позвони…

Ивар не открыл глаз.


— Ну что? – кинулся к ней Янис, когда она спустилась в фойе.

Лиана трясущими руками стащила с себя халат, вернула его вместе с тапками на место и только потом бессильно опустилась на разодранную в нескольких местах кушетку.

— Он не хочет сейчас тебя видеть… Да и меня тоже… От него совсем ничего не осталось… Белый, бледный, голый… Разве можно так? Он что, все это время пил?

— Почти, – кивнул Янис. – Я много раз говорил ему…

— А Люда? Куда смотрела Люда?!!

— Сначала она пила вместе с ним, – неохотно ответил Янис. – Потом у них начались скандалы…

Лиана поднялась, натянула плащ.

— Пошли, я хочу курить…

Они вышли из больницы и встали под навесом. Лиана жадно затянулась дымом, прикурив из Янисовских рук.

— Объясни мне! Ну, объясни мне, почему ему было со мной плохо? Чем я его задавила? Тем, что не давала пить? Тем, что требовала устроиться на работу? Тем, что хотела жить по-человечески?! Неужели лучше вот это?!! Неужели человеку нужно довести себя до смерти, чтобы понять, что так больше жить нельзя?!! Я же думала, ну ладно, пусть, я ему мешаю, может быть, Люда станет помощницей и поддержкой, может быть, хоть с ней у него наконец-то все получится?!! А дело-то оказывается, вовсе не в этом?!! Дело в том, что человек не желает понимать своих старых ошибок и с упорством осла тащит их в свою новую жизнь!!! Этакая игра в ошибки! Бесконечная игра в ошибки! Зачем?!! Зачем было столько боли, столько слез?!! Только для того, чтобы доказать мне, что он круче? Доказал, нечего сказать… Да Бог с ним, со мной! Он бы о матери подумал, о бабушке… Та же старенькая совсем, она же его смерти не переживет… А если бы что-то действительно случилось, то домой в гробу повезла бы его не Люда, а я! Понимаешь?!! И мне бы пришлось смотреть в глаза его родственникам и объяснять, почему я осталась жива, а он…

Лиана снова разрыдалась и уткнулась головой в куртку Яниса.

— Ну, объясни мне!!! Ты его старый друг, неужели ты не можешь ему что-то подсказать, чему-то научить?!!

— Ли, – сказал Янис, осторожно касаясь ее волос. – Не плачь, ну, пожалуйста… В чужую голову не влезешь, и потом ты знаешь Ивара, он все всегда сделает по-своему… Ну, говорил я ему, и не раз говорил…

— Пойми, – вскинулась Лиана. – Я не говорю о том, жалеет ли он, что ушел от меня! Это случилось, и с этим ничего не поделаешь! Дело не в этом, дело в том, что он так и не решил с тех пор, как ему жить дальше!!! Но ведь так нельзя!!! Сколько можно пить?!!

— Ли… Он боится трезветь…

— Что? – осеклась Лиана.

— Ты же выгнала его сама…

— Я застала их вместе… – устало сказала Лиана. – Это была последняя капля…

Глава 14

…В это вечер их с Иваром пригласили на день рождения. Со дня своего приезда в Москву Ивар ни дня не работал, отговариваясь все той же фразой, что не на помойке себя нашел. Лиана крутилась, как белка в колесе – учеба, дежурство в школе, в которой она подрабатывала сторожем, потом появилась неплохая работа в небольшой компании, но школу она не бросала – стабильность такая редкая вещь в том, что касается работы в этом огромном городе… С утра она неслась на занятия, потом в офис компании, оттуда вечером в школу, с утра снова на занятия… Круговерть не прекращалась. А Ивар, вместо того, чтобы помочь, весело проводил время с новыми друзьями. Лиана заметила странную закономерность в его новых знакомствах – все его новоявленные друзья были гораздо моложе Ивара. Почти все люди, окружающих Лиану, были уже людьми вполне состоявшимися, нашедшими свое место в жизни. Те, кто приехал, как и она, откуда-то из провинции, пытались изо всех сил завоевать свое место под солнцем, но за спиной у каждого уже было несколько выпущенных книг, опыт работы и самое главное – огромное желание никогда не возвращаться туда, откуда они прибыли. Провинция не давала возможности нормально работать и творить, а уж получать там за это нормальные деньги было вовсе немыслимо. Ивар на фоне этих людей как-то терялся, никто не говорил ему о его гениальности, никто не пел дифирамбов, никто не предлагал свою помощь… Наверное поэтому в компании людей, значительно моложе себя, Ивар чувствовал себя в свой тарелке. Здесь все из присутствующих смотрели ему в рот, от души нахваливали его песни и просили записи для домашнего прослушивания, пусть даже очень плохого качества. Лиане местами нравились непосредственность и бесшабашность, свойственная только двадцатилетним, но по большому счету общаться с новыми друзьями Ивара ей было неинтересно.

Два молоденьких брата – Данила и Иван – студенты какого из технических вузов жили в соседнем доме, так же снимая квартиру. В любой час дня и ночи в их доме не переводился народ, много пили, много смеялись, курили анашу, играли на гитарах, устраивали разные розыгрыши и приколы. Лиана несколько раз вытаскивала от них абсолютно невменяемого Ивара и наутро закатывала ему очередной скандал. Но скандалы ничего не меняли. И каждый раз, идя вечером домой с работы, уставшая и измученная, Лиана со страхом думала о том, что ждет ее сегодня.

Неделю назад они с Иваром серьезно поругались. Лиана, не застав его вечером, отправилась к братьям и обнаружила в доску пьяного Ивара в компании молодых парней и девчонок. Девчонки восторженно заглядывали ему в рот, и Ивар старался от души, не выпуская из рук гитару и опрокидывая в себя одну за другой рюмки с водкой. У Лианы уже не было сил на то, чтобы скандалить. Она просто молча повернулась и ушла.

Ивар явился на следующее утро, трясущийся с похмелья и виноватый.

— Я не могу так больше, – сказала Лиана, которая провела бессонную ночь, каждую минуту ожидая, что Ивар вернется, и как всегда пьяный, устроит «разбор полетов». – Забирай свои вещи и уходи. Хочешь, живи у братьев, хочешь еще где-нибудь, пей, сколько влезет, тебе никто не будет мешать.

Ивар оторопел. Он долго извинялся, оправдываясь всякими мыслимыми и немыслимыми способами, клялся в вечной любви, целовал ей руки, а потом заявил:

— Не бросай меня. Я без тебя умру…

— Я не могу так больше, – устало сказала Лиана. – Пойми, так жить дальше нельзя… Тебе нужно работать, что-то делать, ты же совсем опух от пьянства… Посмотри на себя в зеркало…

— Ты хочешь, чтобы я бросил пить? – оживился Ивар, почувствовав слабину в ее голосе. – Хочешь, я пообещаю тебе, что буду пить только тогда, когда ты мне разрешишь?

— Ивар, все это уже было, – поморщилась Лиана. – Ты обещал мне не раз, не два, и даже не три… И я тебе верила, а потом все начиналось сначала… Я не хочу так больше…

— Этого больше не будет! – продолжал уверять ее Ивар. – Ну, хочешь… хочешь, я поклянусь здоровьем своей бабушки?

Для Ивара это была очень серьезная клятва. Бабушка практически одна вырастила его, в то время, как мать занималась своей личной жизнью, и Ивар любил ее больше всех на свете. Лиана знала, что когда Ивар клянется здоровьем своей бабушки, он держит клятву, чего бы она ни касалась и чего бы это ему не стоило.

— Ты не выдержишь, – сказала Лиана. – Я не хочу брать с тебя эту клятву. Не хочу потом чувствовать себя виноватой.

— Ты не будешь чувствовать себя виноватой, – горячился Ивар. – Я сам это предложил, я знаю, что я делаю!

Лиана посмотрела на Ивара долгим, пронзительным взглядом. В его глазах стояли слезы.

— Малыш, ну поверь мне… В последний раз… Я клянусь…

— Хорошо, – кивнула Лиана. – Пожалуйста, давай больше никогда не возвращаться к этой теме…

Обрадованный Ивар покрыл поцелуями ее лицо.

Неделю он действительно не пил, хозяйничал по дому, готовил незамысловатую еду, и нарисовал новую картину, на которой изобразил Лиану в виде тоненькой девушки, обвившейся вокруг дуба-великана, на ветвях которого уютно устроилась гитара.

— Это мы, – улыбнулся Ивар и прибил рисунок над кроватью.

А через неделю грянул злополучный день рождения…

Лиана примчалась с работы, замученная и уставшая. Ей хотелось только одного – завалиться в кровать и спать, спать, спать, никуда не выходя. Но они с Иваром договорились, что встретятся уже у братьев, и ничего не оставалось делать, как переодеться, нацепить на лицо улыбающуюся и довольную маску, и отправиться в гости.

Ивар встретил ее на пороге. Он был уже слегка пьян.

— О, котя пришла! Ну, что же ты так долго, мы уже заждались все!

Лиана вошла в комнату, поздравила Данилку с днем рождения, вручила заранее купленный подарок, и уселась в уголке на свободное место. Веселье уже было в полном разгаре. Из всех гостей Лиана знала троих – белокурая Ниночка училась в ее институте на первом курсе, коренастый, слегка туповатый парнишка по имени Илья был соседом братьев по лестничной площадке, а темноволосую худенькую девушку, чем-то похожую на маленького грызуна, она видела в гостях у братьев пару раз, и знала только, что зовут ее Люда и живет она где-то неподалеку.

Ивар очень быстро напился. Лиана подозревала, что, получив ее разрешение, он начал пить уже с утра, но решила не заострять на этом внимания. Водку, в изобилии стоящую на столе, Лиана не пила, предпочитая ей пиво. Она вообще мало участвовала во всеобщем веселье. Было просто хорошо и спокойно сидеть в уголке, потихоньку потягивать пиво и отдыхать после такой сумасшедшей рабочей недели… Слава Богу, сегодня пятница, а за ней – целых два дня выходных…

Когда все уже были в хорошей кондиции, стройный порядок столовых посиделок был нарушен, часть гостей разбрелась по квартире, у Ивара появились проблемы с координацией. Тогда он поднялся.

— Я пойду за гитарой схожу.

— Что ж ты ее сразу не взял? – удивилась Лиана.

— Забыл, – пожал плечами Ивар. – Я сейчас быстро.

До подъезда, в котором они жили, было пять минут ходьбы. Когда Ивар не появился через двадцать минут, Лиана забеспокоилась: ушел пьяный, без документов, мало ли что, на дворе вечер уже, заберут менты, доказывай потом, что ты просто с дня рождения шел…

— Я пойду схожу за ним, – поднялась Лиана.

— Да ладно тебе, – принялся уговаривать ее Ванька. – Сиди, устала же, наверное! Сейчас он явится, никуда не денется!

Но внутри Лианы уже шевелило выросшими щупальцами беспокойство.

— Я сейчас вернусь.

Она за три минуты добежала до своей квартиры, открыла дверь. Ивара не было. Не было и гитары.

«Разошлись, наверное», – подумала Лиана, недоумевая, как это могло случиться.

Она вернулась к братьям. Гитара лежала на одном из стульев, Ивара не было.

— Где Ивар? – повернулась Лиана к Даниле.

— В сортире сидит, – отмахнулся тот. – Прохватило его.

Вся компания весело заржала.

Лиана не понимала, что происходит. Действительно, почему бы пьяному человеку не сходить в туалет? Но беспокойство в ее груди становилось все больше, простирая свои щупальца во все участки тела, касаясь острыми, ядовитыми присосками сердца и мозга. Она незаметно поднялась и дошла до туалета. В туалете никого не было.

— Нина, – остановила Лиана идущую из кухни Ниночку. – Ты Ивара не видела?

— Он, наверное, в 39 квартире, – как что-то само собой разумеющееся, произнесла Ниночка.

Она сказала это так, что Лиана сразу поняла, что то, что Ивар сейчас находится в 39 квартире – не случайность и не неожиданность. Большинство из присутствующих здесь гостей, если не все скопом, знают, что он там бывает, и для них это не является чем-то удивительным.

Лиану затрясло. Она уговаривала себя, что мало ли зачем Ивар мог зайти в 39 квартиру, мало ли кто там живет, может быть, нужно было чем-то помочь, или там лежит вторая гитара, которая ему срочно понадобилась…

Она взлетела по лестнице на пятый этаж, не давая себе времени на раздумья и сомнения, толкнула незапертую дверь 39 квартиры и ворвалась внутрь. В глазах у нее потемнело.

Ивар стоял на коленях перед темноволосой Людой. Позы и выражения лиц обоих ясно говорили сами за себя.

Звенящая тишина заложила уши Лианы. Ее было так много, что, казалось, от этого беззвучного звона сейчас лопнут барабанные перепонки.

— Опа! – сказала Люда, и воздух вокруг взорвался.


Ступеньки путались под непослушными ногами, слезы застилали глаза, и непонятно чего было больше в этих слезах – обиды или гнева. Перед глазами – ошарашенное лицо Ивара – лицо вора, растерянного, застигнутого на месте преступления, в ушах – на все лады издевающийся женский голос: «О-па! О-па! О-па!» Резко дверь собственной квартиры на себя и ураганом по комнате, сметая все на своем пути, лихорадочно вещи Ивара из ящиков, из шкафов, – в огромную китайскую сумку, кривляющуюся своими синими и красными квадратами, ухмыляющуюся огромной белозубой пастью молнии. Рисунки со стен вместе с обоями, с побелочной крошкой, гитарные струны, как змеи, извиваются на полу, норовя схватить за ногу, укусить, ужалить… Цапнули за палец, капелька крови размазывается по лицу, остервенело струны в сумку, поверх курток и рубашек, купленных недавно вместе на китайской оптушке. Они тогда пили пиво и весело смеялись, Ивар купил у какой-то бабки букетик мимоз и торжественно вручил их Лиане… Стой! Не надо воспоминаний! Вместо улыбающегося, счастливого лица – виноватая ухмылка вора… «О-па О-па! О-па!» Сумасшедший ритм все убыстряется, на лице слезы впережку с кровью, машинальный взгляд в зеркало – глаза безумные, лицо безумное, безумное тело… Болит сердце, отдаваясь набатом в висках, ходуном ходят руки, но упорно – вещи в пасть прожорливого китайского чудища – как много вещей, как много жизни, которой уже не будет никогда… Ивар, Ивар, что же ты наделал?!! Чудовищная обида подступает комом к горлу и выплескивается надрывным, громким всхлипом: За что?!! Почему так? Я же просто хотела…

Быстрый взгляд по сторонам. Вывернутые ящики, вытряхнутые полки, разбросанные фотографии и картины, по ним ногами с остервенением, с какой-то извращенной жестокостью, с отчаяньем, с безумной болью…

Сумку на плечи, – откуда только взялись силы? – и по лестнице вниз, до соседнего дома, там на пятый этаж, квартира 39, о-па, о-па, о-па!

Время остановилось. Они застыли в тех же позах, в которых стояли, Ивар так и не поднялся с колен, рот Люды приоткрыт в застывшем выдохе: «О-па!», рука Ивара продолжает держать ее руку, пряди его волос – волнами под ее ладонью, на лицах у обоих – дрожь пойманных на месте преступления любовников, – немая картина, камерная инсценировка «Ревизора» в современной обработке. Не ждали?..

Сумка падает с плеч, поднимая столб пыли – квартира грязная и неуютная, оборванные обои, колченогий стол, грязный матрас вместо кровати… Ивар… За что же, Господи, Ивар?.. И непонятно чего больше – обиды или боли, боли или обиды…

Неестественно звонкий голос, непохожий на собственный, разрывает оглушительную тишину, оживляет застывшую картинку, служит командой – Отомри!, по грязному стеклу назойливо жужжит муха, втыкаясь раскаленным буром в воспаленный мозг. Ивар поднимается с колен, Люда закрывает рот, руки их опускаются, взгляды – вниз – на большой, безобразный китайский баул, распухший, беременный вещами, с торчащими в разные стороны струнами-змеями.

— Желаю счастья! – Лиана хлопает дверью и спускается по лестнице вниз…

Она вернулась к братьям и напилась в стельку. Громко хохоча, дурачась и танцуя с кем попало. Потом долго рыдала в разоренной квартире, все еще отчаянно надеясь, что Ивар сейчас вернется и все ей объяснит, и она поймет, что погорячилась, и даже попросит прощения, а потом… потом все будет хорошо…

Ивар так и не пришел… И умом она понимала, что он уже не придет…Но на сердце порой не действуют никакие логические выкладки…

Глава 15

…– Он боится трезветь, – повторил Янис. – Он приходил ко мне… Внутри него полной раздрай…

— Он же сделал все это сам…, – всхлипнула Лиана. – Я же ходила потом к нему, я же просила, я умоляла вернуться… Я готова была все простить и забыть… Он не захотел…

— Вернуться, значит признать себя виноватым, – рассудительно заметил Янис. – Он не хочет быть виноватым…

— Значит, он так ни черта и не понял… – устало сказала Лиана. – О какой вине может идти речь, когда он просто все покалечил?.. Нас покалечил… Я до сих пор не могу жить нормально… Он мне снится…

— Ты ему тоже…

Лиана вскинулась было, чтобы что-то спросить, но удержалась: подробностей знать не хотелось. От этого стало бы еще больнее… Она сгорбилась и шагнула с больничного крыльца под дождь.

— Пошли.

Янис послушно зашагал следом.

— Зайдем ко мне? – Лиана пристально смотрела себе под ноги, словно чавкающая грязь сейчас была единственным интересовавшим ее предметом. – Я не хочу сейчас оставаться одна…

— Извини, я не могу, – развел руками Янис. – У меня сегодня репетиция…

— Хорошо, – совсем сникла Лиана и замолчала.

Янис двинулся в сторону метро, поцеловав ее на прощанье, а Лиана медленно побрела в сторону железной дороги к дому, который ждал ее…


Еще издалека она заметила, какой грустный у дома вид. Он словно чувствовал и перенимал настроение своей нынешней хозяйки, как любимая собака, которая сворачивается в калачик у ног и ждет, когда пройдет сплин у такого родного и такого непонятного человека…

Как только Лиана вошла в дом, зазвонил телефон.

«Это Макс, – отстраненно подумала она. – Но я не хочу сейчас ничего ему объяснять… Пусть это неправильно, но у меня просто нет на это сил…»

Телефонная трель носилась по дому долго, отскакивая от высоких потолков, отражаясь звуками в зеркалах, прыгая по мраморным ступенькам.

Лиана поднялась в свою комнату с балконом, бросила на кресло насквозь промокший плащ и свернулась калачиком на застеленной кровати. Телефонная трель смолкла, и в доме воцарилась тишина…


Ее разбудил нервный мужской шепот.

— Мишель, это в высшей степени непорядочно с вашей стороны! Я, конечно же, вхожу в Ваше положение и только поэтому, да еще из давнишнего расположения к Вашему батюшке, согласился подождать. Но, согласитесь, всякому терпению приходит конец. Я два раза откладывал сроки выплаты, но, поверьте мне, больше ждать я не могу. Да, надо мной будет смеяться весь свет! Долги нужно возвращать, дорогой Вы мой, тем более проигранные долги! Если Вы человек чести…

— Ради Бога, граф, говорите тише! Не ровен час, разбудите Ли…

— Ваша жена – просто ангел… Честно говоря, я не совсем понимаю, что она могла найти в таком человеке, как Вы, не в обиду Вам будет сказано. И если мне кого-то и жаль в сложившейся ситуации, то только ее. Хотя, я смею думать, что ее жизнь сложилась бы куда удачнее, не свяжи она ее с Вашей.

— Граф, я прошу всего лишь неделю… Через неделю все деньги будут у Вас. Даю Вам честное слово дворянина!

— Мишель, я это уже слышал… Хорошо, не стоит меня больше уговаривать. Чтобы не было больше никаких разговоров, я Вам официально заявляю, что если Вы не вернете долг не позднее следующего понедельника, я с Вашим векселем отправлюсь в суд. И никакие уговоры меня уже не остановят. Я даю Вам ровно неделю. Вы поняли меня, Мишель? И не надо меня благодарить за то, что я даю Вам эту одну последнюю отсрочку, Вам бы следовало всю эту неделю стоять на коленях перед Вашей очаровательной супругой.


Зашуршала бумага, Лиана открыла глаза. В комнате пахло дымом дорогих сигар.

Лунный свет падал на треснувший журнальный столик, на котором белел потрепанный бумажный лист.

Лиана осторожно поднялась с кровати, взяла пожелтевший от времени документ и подошла к окну.

В неверном свете огромной луны чернели каллиграфические строчки, частично размытые то ли временем, то ли слезами, то ли дождем. Разобрать можно было только несколько слов.

«Граф…нский… Михаилу Турчанинову…рублей…вернуть…не позднее… подписано свидетелями… нотариус… Москва 1901 год…»


…Уставшая и разбитая Лиана подошла к дверям офиса. В голове перемешались вчерашний день и прошедшая ночь, Ивар в больнице и найденный ею вексель. Что-то произошло в этом доме. В доме, который она с некоторых пор считала своим. Произошло что-то страшное, о чем он не может забыть до сих пор и о чем силится ей рассказать. Очень аккуратно и осторожно, чтобы не обидеть ее и не испугать. Этот дом видел много хорошего и плохого, это было понятно с самого начала, но какое-то событие оставило неизгладимый след в памяти его стен, и он больше не может жить с этим грузом воспоминаний… Как обычный человек… Только жизнь дома значительно длиннее, чем жизнь людей, если только ее не оборвет человеческая мысль, пославшая бульдозеры, чтобы сровнять с землею его стены вместе с воспоминаниями и выстроить на этом месте ничего не знающую и не говорящую маразменно-жизнерадостную многоэтажку. И населить ее такими же ничего не знающими, кроме своих кухонь и животов субъектами, гордо именующими себя людьми…

У дверей офиса маячила высокая фигура в длинном черном кожаном плаще.

— Слава Богу! – бросился к ней Макс. – Я ночь не спал! Где ты была?! Что случилось?! Почему ты не отвечала на звонки?! Я ведь даже адреса твоего теперь не знаю!!!

— Прости меня, – сказала Лиана. Ей стало безумно стыдно. Человек действительно любит ее и переживает, а для нее личные воспоминания оказались важнее и главнее. – Прости меня… Я была дома, но у меня не было сил добраться до телефона…

— Да что случилось-то?!!!

— Ивар попал в больницу… Прободение язвы…

— И это все? – оторопел Макс. – Я накупил твоего любимого вина, я заказал столик в ресторане, я прождал, как дурак, весь вечер, черт знает что себе представляя, а все, оказывается, отменилось потому, что твой бывший супруг загремел в больницу?!! Ты хотя бы позвонить могла?! Я же с ума сходил!!! У меня разве что телефон не дымился, хотя до этого было очень недалеко!!! Я же думал, что опять случилось что-то страшное, как тогда с паспортом!!! Если бы я сейчас тебя не встретил, я послал бы подальше всю работу и принялся обзванивать морги!!! Ты хоть это понимаешь?!!

— Прости меня, пожалуйста, – окончательно сникла Лиана. Почему мы так любим причинять боль близким и родным людям? Потому что знаем, что они нас простят? Или это здоровый человеческий эгоизм, присущий всем без исключения и распространяющийся тоже на всех? Ведь в сущности, поступив так с Максом, она оказалась ничем не лучше Ивара… А, может быть, даже хуже…

— Послушай, – зло сказал Макс. – Я много раз говорил тебе – разберись сама с собой. Все проблемы, возникшие на твоем пути, мы можем решить вместе. Вместе. Понимаешь? Но только в том случае, если тебе это нужно. Какие могут быть отношения между людьми, когда каждый сам по себе? Когда нет ничего – ни доверия, ни желания поделиться болью, ничего?! Постель? Но ради секса можно просто снять проститутку на Тверской, и никакими вопросами больше не задаваться! Ты это понимаешь?

— Я очень виновата перед тобой… Но все случилось так неожиданно…

Макс сорвался куда-то в сторону, распахнул дверцу машины и вытащил оттуда плотную картонную коробку. Почти грубо сунул ее в руки Лианы.

— Держи! Я вчера хотел сделать подарок. Сделал, ничего не скажешь… – он отвернулся и пошел к автомобилю.

— Макс, подожди! – попыталась остановить его Лиана, но в лицо ей резко хлопнула дверца. Машина сорвалась с места и исчезла в нескончаемом потоке разнокалиберных автомобилей.

Лиана машинально открыла коробку. В ней лежал новенький мобильный телефон. Лиана неожиданно вспомнила, как прошлым летом, когда она уехала к себе в провинцию восстанавливать украденный паспорт, Макс звонил ей несколько раз на дню, беспокоился, переживал, и как ей было здорово от его поддержки, от того, что кто-то ждет ее в этом безумном-безумном мире…


…Родной город встретил ее тогда неприветливым и холодным дождем. Еще в окно вагона – серое и грязное, с подтеками разномастных пятен, Лиана увидела обшарпанное зеленое здание вокзала, и сердце ее дрогнуло. Сколько раз уезжали они отсюда вместе с Иваром, полные надежд на светлое будущее, наивные и счастливые… Сколько раз провожали друзей в ближние и дальние путешествия, сколько пива выпили, стоя на этих перронах под звуки гитары и веселый смех с легкой примесью грусти: перемена мест – это всегда здорово, даже если уезжаешь не ты. Но давно известно – хуже всего тому, кто остается…

Лиану встречала мама и друзья. Их было много. Они шумели и обнимали ее, они говорили, перебивая друг друга, они радовались ей… И она тоже была рада их видеть, но к этой радости встречи примешивалась легкая горечь того, что в этот раз, в первый раз за много лет, она приехала в родной город одна. Без Ивара. Никто ни о чем тактично не спрашивал, но Лиана знала, что впереди ночные посиделки с неизменным спиртным и обязательными разговорами «по душам», и каждый из этих близких и родных ей людей рано или поздно обязательно спросит: «Ну, что там у вас случилось?», и ей придется, снова и снова копаясь в себе, пересказывать всю эту дурацкую историю, и снова переживать, и выслушивать какие-то советы, хотя что тут можно было советовать… И когда раздался первый звонок Макса, Лиана уцепилась за него, как за что-то единственно существующее в этом городе, на этой планете, в этой вселенной… Странно, что мы вспоминаем такие моменты крайне редко. Почему-то чаще всего в голове всплывают обиды и боль, когда-то причиненные друг другу, а все хорошее остается где-то за рамкой нашего сегодняшнего восприятия, словно этого не было никогда или было не с нами, где-то за рамкой сегодняшнего дня, который, как и вчерашний, по уши забит хлопотами и заботами о хлебе насущном, да и новые события жизни укладывают это хорошее куда-то глубоко-глубоко на дно сундука под названием память, заваливают всяким хламом, и потом бывает очень сложно, а иногда почти невозможно до этого докопаться…

«Я поеду к нему сегодня вечером, – растроганно подумала Лиана, прижимая к груди коробку с телефоном. – Мы поговорим и помиримся, я еще раз попрошу прощения, и все у нас будет хорошо…»

В пять часов вечера позвонил Ивар.

— Ты можешь сегодня приехать?

— Что-то случилось? – встревожилась Лиана, не сразу сообразив, что, поскольку он звонит сам лично, значит, уж с ним-то точно все более-менее в порядке.

— Мне сняли капельницу и разрешили вставать, я хотел тебя попросить… Не могла бы ты подойти к моему хирургу и узнать точно, что со мной. Что именно мне оперировали и вообще… Ты же сказала, что ты моя жена…

«Приехали… – подумала Лиана. – А кто же тогда Люда?»

— Мне сейчас нужна диета – можно протертые каши, творог и свежее печенье с молоком… А здесь отвратительно кормят… – продолжал Ивар.

«А денег, у тебя, как обычно, нет…» – молча констатировала Лиана.

Весь маразм ситуации просто не укладывался у нее в голове. Но это был Ивар. И ему было плохо. И он ее о чем-то просил. Ее Ивар…

— Я приеду, – сказала Лиана. – После шести.

После работы она оббежала все окрестные магазины, набила целый пакет разными диетическими продуктами, обязательно справляясь у продавцов о том, свежие ли они. «Мне в больницу, мужу, он только после операции», – поясняла она, и продавцы сочувственно кивали, убирая одни продукты и протягивая другие. Странные картинки мелькали в ее голове. Ивара выпишут и ему обязательно нужны будут покой и диета. Вряд ли Люда сможет обеспечить ему и то и другое, а она, Лиана, все-таки до сих пор переживает и отвечает за него хотя бы перед его родителями. Может быть, ему будет лучше какое-то время пожить у нее или… «Или что? – остановила она себя. – Ты хочешь, чтобы он вернулся? После всего того, что произошло, ты сможешь его простить? В сотый раз наступишь на те же грабли? Неужели жизнь до сих пор ничему тебя не научила? А Макс? Выходит, все это время ты просто морочила ему голову, скрашивая его присутствием свое бесконечное ожидание?» «Нет, это не так! – сама себе горячо возразила Лиана. – Макс – это совсем другое, это…» Лиана сникла и поняла, что окончательно запуталась. «Макс был прав, как всегда прав, я так до конца и не разобралась в том, чего именно я хочу…»

Переодевшись в знакомой кладовке, Лиана на лифте поднялась на седьмой этаж, дошла до палаты, где лежал Ивар, и открыла дверь. Быстрый взгляд скользнул по сторонам, и ноги ее подкосились.

У кровати Ивара сидела Люда.

В голове моментально всплыло все – взгляды и дрожь людей, пойманных на месте преступления, беременная китайская сумка с торчащими в разные стороны гитарными струнами-змеями, веселый смех: «Он в 39-ой!», разорвавший воздух возглас «О-па!», бесконечные ступеньки лестницы под заплетающимися ногами, трясущийся вагон метро, счастливая улыбка на губах Ивара, бутылка пива ко рту, и Вселенная, как в рапиде, медленно утекающая в любимое лицо, обращенное не к ней…

— Привет, – сказал Ивар, словно не было ничего странного в том, что они все втроем находятся в одном месте в одно время. Больше всего Лиане хотелось провалиться сквозь землю и никогда здесь не быть. Люда поднялась со стула, на котором сидела, и пошла к двери. Лиана отшатнулась, не желая, чтобы ее коснулось хотя бы дуновение воздуха от походки этой женщины. – Ну, что ж ты стоишь? – как ни в чем не бывало, продолжал Ивар. – Проходи. Ты у врача была?

— Нет еще, – Лиана машинально шагнула к его кровати, протянула пакет. – Возьми.

— Спасибо, – Ивар уселся на постели и зарылся в продукты. – Ты сходи к хирургу, он в ординаторской. А то Милка в этом ничего не понимает.

На ватных ногах, словно во сне Лиана вышла из палаты. Все, что она делала потом, – делала не она. Ее тело выполняло какие-то двигательные функции, ее рот сам собой открывался, произнося какие-то связные звуки и соединяя их в слова, ее разум воспринимал ответную информацию, абсолютно абстрагировавшись от происходящего. Она словно видела себя со стороны, наблюдая за собой с каким-то извращенным любопытством: до какого самоунижения и самоуничтожения может дойти человек, если он любит?..

В этом же состоянии она вернулась в палату.

— Хирург сказал, что это – прободение язвы двенадцатиперстной кишки, операция прошла удачно, и через пять дней тебя выпишут. Только им нужен медицинский полис, иначе придется платить шестьсот пятьдесят рублей за сутки пребывания в больнице, плюс несколько тысяч за саму операцию, – слова выталкивались из ее горла, как сухой, колючий ком, царапая нёбо и оставляя привкус крови на языке.

В глазах Ивара заплескалась паника:

— У меня нет полиса…

— Он сказал, что не обязательно московский, можно тот, который выдали тебе у тебя на родине.

— У меня нет полиса! Никакого! И денег таких тоже нет!

— Потом тебе нужно наблюдаться в своей поликлинике, приходить туда хотя бы раз в неделю, – как заведенный автомат выдавала информацию Лиана.

— Ты что, не слышишь, что я тебе говорю?! У меня нет полиса!!! Слушай, позвони моей матери, пусть она сделает его там и передаст сюда с поездом. Ты встретишь и привезешь его врачам. Позвони сегодня, еще не поздно, пусть она завтра с утра начнет его делать!

— Хорошо, – кивнула Лиана, смутно понимая, что именно она говорит. – Я позвоню. Только у меня к тебе большая просьба… Пусть в следующий раз, когда я приеду, Люды здесь не будет… Мне до сих пор тяжело и…

Взгляд Ивара потемнел:

— Ты опять диктуешь свои условия! Все непременно должно быть так, как хочешь ты!!! Ты – пуп земли, вокруг которого все всегда должно вертеться! Ты…

Лиана развернулась и пошла к дверям, не слушая дальнейших оскорблений. На сегодняшний день с нее было достаточно.

Глава 16

Ноги сами понесли ее к метро по серой, промозглой, грязной улице. Хотелось выбросить из головы все, что только что произошло, хотелось забыть об этом и никогда не вспоминать, даже в самом страшном сне, хотелось рыдать в голос от своих дурацких мыслей о том, что все еще может вернуться, хотелось ударить Ивара и бить его до тех пор, пока он не поймет, что так нельзя, нельзя так с людьми, хотелось забраться в ванну и смыть с себя унижение и обиду, хотелось ласки и утешений, хотелось мужского плеча под своей головой, хотелось напиться и не трезветь никогда, хотелось к Максу в уютное тепло его квартиры, и чтобы он не спрашивал ее ни о чем, ни о чем сегодня…

Наверное, что-то страшное было в ее лице, потому что случайно встречающиеся прохожие шарахались от нее в разные стороны и потом долго недоуменно оглядывались ей вслед.

В туннеле метро стало совсем плохо. Лиане казалось, что она находится внутри огромной, всеядной змеи, которая заглатывает все – от гудящих составов до людей и животных, но, сколько бы ни глотала, никак не может насытиться. Ей мало этих жалких букашек, снующих как муравьи по подземным переходам ее желудка, ей хочется не только их тел, ей нужны их души. Нужны для того, чтобы перестать быть подземной тварью, и когда-нибудь, рано или поздно, когда накопится достаточное количество пригодных ей душ, выбраться из подземелья на волю, к солнцу, деревьям и дождю, чтобы заглотить и этот мир, который пока ей еще не по зубам… Люди шли по переходам, ехали в поездах или спокойно ждали кого-то на перронах, и никто из них не подозревал, что эта огромная подземная тварь в данный момент вытягивает из них душу, и чем дольше они пробудут в метро, тем меньше души останется в их телах, тем меньше возможности исправить что-то важное, доделать что-то нужное, простить кого-то или научиться любить…

«Пусть! – с ожесточением подумала Лиана. – Я буду кататься здесь весь вечер и всю ночь! Пусть она заберет у меня то, что называется душой, чтобы больше никогда не было больно! Возьми! Я отдаю тебе все, я так устала от того, что у меня есть душа…»

Рядом с ней на сиденье осторожно опустилась респектабельная дама. На даме было шикарное норковое манто, ее рука небрежно удерживала длинный черный атласный зонтик, который вертелся изо всех сил, стараясь задеть окружающих своим острием.

Лиана вяло удивилась тому, что такая элегантная особа ездит в метро: на самом деле такой даме больше соответствовал бы какой-нибудь лимузин, да и вообще слегка отсутствующий вид дамы совсем не вязался с данным окружением – парой подвыпивших студентов, выясняющих начало завтрашней лекции, обоссанного бомжа, спящего на скамейке в углу, и представительного вида мужчины, сидящего рядом с дамой и гордо держащего свой необъятный портфель на столь же необъятном животе.

Лиана бесцеремонно оглядела даму с ног до головы – от дорогих бархатных сапожек, так не приспособленных к осенним дорогам, до стильно уложенной прически, над которой наверняка потрудился далеко не последний парикмахер столицы.

«Сколько ей лет? – подумала Лиана. – Тридцать? Сорок? Двадцать пять? Что ты делаешь в этом метро? В этой утробе подземной змеи? Хотя, если рассудить, в салоне автомобиля, наверное, тоже присутствует подобная тварь, только чуть меньше размером, хотя, вполне возможно, с гораздо большими аппетитами…»

Дама тем временем напряженно вглядывалась в черноту, проносящуюся за стеклом окна.

«Что она там видит?» – попыталась догадаться Лиана. Это был хороший повод отвлечься от собственных переживаний.

Лиана закрыла глаза и представила себя внутри этой разодетой особы. Долго напрягаться не пришлось, наверное, виной тому было ее и без того взвинченное состояние, и через пару мгновений в голове Лианы замелькали незнакомые ей картинки.


…На сиденье метро сидела девочка с лицом этой респектабельной особы, с которого время стерло как минимум двадцать лет, в засаленной кожаной куртке с чужого плеча, и изо всех сил прижималась к кудрявому человеку, находящемуся рядом. Он обнимал ее чуть снисходительно, слегка наклоняясь, небрежно бросал какие-то слова, девочка ловила их, как небесную манну, девочка тянула пиво из его протянутых рук, девочка была похожа на только что оперившегося птенца, которому наконец-то показали, как нужно летать…

Вагон метро кончился каким-то переходом, девочка шла за ним, как привязанная, девочке было так хорошо, как не было никогда раньше и ни с кем… Он, по-прежнему снисходительно, обнимал ее за плечи и вел куда-то… Ей было все равно, куда идти, ей было все равно, что пить, ей было все равно, кроме одного – быть с ним…

Он долго открывал дверь квартиры, она стояла рядом, подбадривая и смеясь, удерживая в руках две бутылки пива, и любуясь его мужественным выражением лица. Он старательно делал вид, что эта квартира – его и для них…

Потом была смятая, несвежая постель, и запах чьего-то чужого пота, она старательно не замечала посторонних вещей, он был слегка груб, но его губы касались ее лица, и она изо всех сил сдерживала стон боли, чтобы не уронить марку…

Потом он играл на гитаре на загаженной кухне, наливая в стаканы водку и запивая ее водой, убеждая себя и ее, что все эти песни посвящены исключительно ей. Она верила, и давилась этой горькой прозрачной гадостью: песни действительно были классными, ей казалось, что он написал их только что, исключительно ради нее…

Ключ в замке провернулся неожиданно, она даже не успела ничего понять, как какая-то женщина в длинном норковом манто, сделав пару стремительных шагов, оказалась на кухне.

Он оправдывался, женщина в манто молча бросала на пол тарелки, – а она, забившись в угол, вдруг поняла, что на несколько часов заняла чужое место, заполнила собой пустоту чужой ссоры…


…Вагон метро качнуло, Лиана открыла глаза. Ее поразило даже не то, что она так легко влезла в чужие воспоминания… Ее ошарашило тем, что эта холеная, элегантная и явно самодостаточная леди, имеющая почти все в своей нынешней жизни, вспоминает этот эпизод своей молодости с жуткой, пронзительной тоской… Как будто это единственное, что было в ее жизни настоящего… Это пиво из протянутых рук, этот кудрявый парень, этот запах несвежих простыней, эти песни, которые, теперь-то она это точно знала, были посвящены не ей… Она даже манто купила точно такое же, какое было тогда у его жены…

Представительный мужчина с необъятным портфелем неожиданно поднялся, сделал пару нетвердых шагов и протянул руку даме.

— «Охотный ряд», –объявил безликий женский голос.

Дама обреченно поднялась.

Вагон метро качнулся, ее бросило вперед.

Глаза Лианы и незнакомки неожиданно встретились.

« Я завидую тебе… – прочитала Лиана во взгляде дамы. – Я вижу, что тебя кто-то ждет…Пусть у меня когда-то все было именно так, но это единственное, в моей жизни, что я могу вспомнить… Что я могу и хочу вспоминать…»

Они вышли на «Охотном ряду», а зонтик остался лежать на полу между двумя сиденьями.

Лиана, не думая, подняла его.

На улице похолодало, и до квартиры Макса Лиана почти бежала. Запыхавшись, поднялась на четвертый этаж и позвонила в дверь. Ответом ей была отчаянная и пронзительная тишина…

Лиана прислонилась лбом к холодной стене, из последних сил сдерживаясь, чтобы не сползти по ней вниз, на холодный плиточный пол подъезда и не завыть в голос. В кармане плаща что-то незнакомо запиликало. Лиана вздрогнула, потом неожиданно вспомнила: телефон! Макс же подарил ей телефон! Это он звонит, это он, потому что больше никто не знает ее номера!!! Дрожащими руками она вытащила из кармана трубку, ткнула непослушным пальцем в одну из кнопок.

— Да, я слушаю!

— Лианка, ты где? – раздался радостный и пьяный голос Митьки.

Лихорадочную радость тут же сменила бесконечная апатия. Конечно, Митька. Это он сегодня весь день помогал ей разбираться с устройством телефона…

— Я… – Лиане не хотелось говорить правду. – Я еду домой…

— Брось ты это скучное занятие! – проорал Митька. Голос его то приближался, то удалялся, теряясь в терпком коктейле из музыки, шума голосов и звона бокалов. – Бери тачку и приезжай! Немедленно! Здесь так классно! Я очень хочу тебя познакомить с одним человеком! Заодно и отдохнешь! А то ты со своими проблемами в последнее время совсем зеленая стала!

— Красивый человек-то? – не удержалась Лиана и улыбнулась: Митька неисправим.

— Очень! – такого энтузиазма в голосе Митьки Лиана не слышала уже давно. – Приедешь?

«Это лучше, чем сидеть сейчас дома одной и заниматься самоуничтожением», – подумала Лиана. – Куда ехать-то?

Митька, не задумываясь, назвал ей адрес клуба, в котором находился и подробно описал, как лучше до него добраться.

— Ждем!!! – прокричал он напоследок. – И не смей ехать на метро!

Лиана выключила телефон, несколько мгновений смотрела на молчащую трубку, потом ее осенило: она же теперь может позвонить Максу! Свой мобильный он всегда носит с собой!

Непривычные и замерзшие пальцы не сразу попадали на нужные кнопки, Лиане пришлось дважды скидывать неправильно набранный номер, и только на третий раз она услышала долгожданные гудки.

— Я слушаю, – раздался сухой голос Макса.

— Макс, это я…

— Я знаю.

— Макс, только что позвонил Митька и пригласил нас в клуб… Там что-то вроде закрытой вечеринки… Пойдем?

— Извини, я сейчас занят.

— Макс, послушай…

Но в трубке уже звенели, отдаваясь болью в висок, короткие гудки.

Лиана набрала номер снова.

«Абонент временно недоступен или находится вне зоны досягаемости сети. Пожалуйста, попробуйте перезвонить позже», – вежливо сообщил ей безликий женский голос.

«Пошло все к черту! – подумала Лиана, ожесточенно засовывая мобильник в карман плаща. – Поеду к Митьке и напьюсь! И гори оно все синим пламенем!»

Глава 17

Клуб ночных волков, куда так настойчиво приглашал ее Митька, находился в очень неудобном месте. Добраться туда можно было только на колесах. Прямо перед въездом во двор на огромном черном камне застыл в злобном оскале серебряный волк. Сам двор своими строениями напоминал нечто среднее между готическим стилем, экзотическим футуризмом и выставкой-продажей мотоциклов всех видов и марок. Огромная сцена под открытым небом плавно перетекала в выпирающий настил, на котором, видимо, в хорошую погоду энтузиасты от мотоциклов выделывали всякие трюки. Несколько чугунных спиральных лестниц, раскиданных по всему двору, заканчивались небольшими смотровыми площадками. С обеих сторон сцены торчали искусно имитированные моторные внутренности, подсвеченные красными языками электрического пламени. Выглядело все это очень экзотично и завораживающе.

— Вы к кому? – перегородил Лиане путь дюжий охранник.

— Я… – растерялась было Лиана, но тут из-за второй двери, ведущей непосредственно в помещение клуба, высунулась взъерошенная голова Митьки.

— Эта девушка в списках приглашенных от Ампиры.

— Ваша фамилия?

Лиана назвалась, и охранник зашелестел бумажками. Найденная в списках фамилия его удовлетворила. Он протянул Лиане картонную карточку гостя и кивнул:

— Проходите.

— Мить, я не поняла… Приглашенные от кого?

— Потом, – отмахнулся Митька. – Пойдем, у меня там столик занят!

Внутри клуб выглядел тоже очень впечатляюще. Каменные стены, напоминающие средневековый замок, головы волков, застывших в последнем предсмертном оскале, фотографии несущихся по дороге байкеров, огромные колонны и тяжелые деревянные столы с длинными скамьями. Над двумя колоннами по центру зала – две черные, огромные, пустые клетки. Лиана тут же вспомнила какой-то фильм про викингов, который смотрела когда-то в далеком детстве. Такие же викинги сейчас сидели за этими столами. Только вместо звериных шкур на этих длинноволосых великанах были кожаные штаны и проклепанные косухи с безумным количеством сверкающих молний. Над небольшой сценой в глубине зала зигзагами кружились неоновые лучи.

Митька уселся за столик перед самой сценой. На столе потела водка в хрустальном графине, вразброс стояли массивные кружки с пивом и несколько тарелок с разнообразной закуской – от хрустящих соленых огурчиков до дымящихся креветок.

— Садись, ты успела как раз во время. Сейчас все начнется. Что пить будешь? – радушно предложил Митька.

— Водку, – сказала Лиана.

Митька налил водки себе и ей.

Лиана опрокинула в себя рюмку, все внутренности словно обдало огнем, она запоздало вспомнила, что практически ничего сегодня не ела, бросила в рот маленький, словно игрушечный огурчик и закурила сигарету.

— Может быть, ты все-таки объяснишь мне, что именно тут происходит?

— Презентация первого альбома моей любимой девушки, – гордо сказал Митька.

— Что? – Лиана чуть не поперхнулась дымом. – Я не ослышалась? У тебя наконец-то появилась любимая девушка? Из всего количества бродящих по перекресткам этой огромной Вселенной принцесс ты наконец-то сумел выбрать одну-единственную? Митька, я не верю!!! А как же Казанова, дон Жуан и иже с ними? Как же твоя философия о том, что нет некрасивых женщин, а есть нерасторопные мужчины, как же твое желание оделить любовью всех, не взирая на возраст и социальное происхождение? Неужели нашлась дама, которая сразила сердце гениального любовника всех времен и народов наповал? Покажите мне эту женщину! Я хочу видеть этого человека!

— И на старуху бывает проруха, – притворно вздохнул Митька в ответ на ее тираду и театрально развел руками.

По сцене покатились клубы дыма, в зале резко погас свет.

— Смотри! – толкнул Митька Лиану и застыл, подавшись вперед всем корпусом, словно боясь пропустить хоть одно мгновенье из того, что сейчас будет происходить.

Всполохи света – короткие, похожие на фотографические вспышки, – превратили сцену в вереницу застывших стоп-кадров. Каждая картинка отличалась от предыдущих неуловимым изменением поз стоящих на сцене людей, каждая картинка жила своею, отдельной жизнью, но в то же время закономерно продолжала предыдущую и готовила к последующей. Стоп-кадры менялись с невероятной быстротой, втянуться в их ритм поначалу было сложно, но через несколько секунд их завораживающая, стремительная смена стала единственным смыслом, воронкой, в которой исчезло все, что окружало и мучило в повседневном мире. Хотелось только одного – чтобы этот нескончаемый, дикий ритм не уменьшался, чтобы бесконечно продолжался этот хаос света и тьмы, чтобы фигуры, летающие по сцене выдержали, выдержали и не упали, ведь тогда вместе с ними упадешь и ты…

Лиана чувствовала, как дрожит вокруг нее воздух, и все люди, сидящие рядом с ней в этом зале, думают и ощущают только одно: еще, еще, еще!!! В самый пик этого безумного мелькания, когда уже стало казаться, что все кругом вот-вот взорвется, не выдержав навязанной скорости, сцена озарилась ровным красным светом, лишь в центре, в белом световом круге, обнимая двумя руками микрофон, искусно имитированный под факел, стояла девушка.

Безумная музыка в ту же секунду стихла, девушка открыла рот и запела акапелло.

Низкий, хриплый голос завораживал настолько, что Лиана не сразу поняла, о чем она поет, не сразу услышала осторожно вступившие инструменты, не сразу смогла ее рассмотреть. А посмотреть было на что.

Затянутая в черную кожу, украшенная лавровым венком и какой-то военной атрибутикой времен Наполеона, в высоченных массивных ботфортах на огромной подошве, абсолютно неподвижная, солистка скорее напоминала архитектурное изваяние имперского стиля. Живым оставалось только лицо. По нему, неуловимо сменяя друг друга, скользили то горечь, то гнев, то радость, то обида, то смех, то страдание. Маски меняли друг друга с тем же поразительным, стремительным ритмом, в котором до этого возникали стоп-кадры.

«Ампир – стиль в архитектуре и искусстве трех первых десятилетий XIX века, завершающий эволюцию классицизма. Ориентируясь на образы античного искусства, ампир включил в их круг художественное наследие архаической Греции и имперского Рима, черпая из него мотивы для воплощения величественной мощи и воинской силы; монументальные формы массивных портиков, военную эмблематику в архитектурных деталях и декоре – дикторские связки, воинские доспехи, лавровые венки, орлы… – давно забытое архитектурное прошлое услужливо выловило из памяти Лианы подходящую цитату. – Вот почему Ампира… Удивительно точное определение… Интересно, это сознательное определение или случайное совпадение? Хотя, вряд ли, в шоу-бизнесе, как правило, случайных совпадений не бывает…»

Девушка пела о том настоящем, что существует внутри каждого человека, что заставляет каждого человека по-настоящему жить: плакать и смеяться, страдать и любить; о страхах, которые прячутся глубоко, на самых задворках нашего подсознания: о драконах, пожирающих душу, о чудовищах, раздирающих сердце; о маленьком ребенке, живущем внутри каждого человека, о ребенке, загнанном в угол и наказанном неизвестно за что, которому страшно и больно в стране этих безумных взрослых догм и навязанных правил игры… Было странное ощущение того, что ты на самом деле давно все это знаешь, только почему-то никогда не находишь нужным облекать это знание в слова, или, может быть, просто боишься… А теперь, когда все это прозвучало вслух, ты можешь подписаться под каждым словом, потому что абсолютно то же самое много раз шептало тебе твое сердце…

Лиана перевела дух только тогда, когда объявили перерыв, и солистка скрылась в гримерке за сценой.

— Где ты ее нашел? – повернулась Лиана к Митьке. – Это же…это же… Я много разной музыки слышала в своей жизни, но сейчас у меня просто нет слов…

— Понравилось? – самодовольно спросил Митька.

— Еще как! – искренне отозвалась Лиана. – Кто она? Откуда?

— Я с ней на одной тусовке познакомился. Увидел – и… пропал. Хотя вокруг нее такая толпа воздыхателей крутится… Я пойду к ней, не скучай, мы сейчас подойдем, – Митька поднялся из-за стола и тоже исчез за сценой.

Лиана задумчиво налила себе водки. Тот шквал эмоций, который сейчас бушевал внутри нее, нельзя было описать словами. Огромный, колючий ком из обрывков воспоминаний, каких-то фраз, стоп-кадров изображений, круговерти людей, картинок, звуков; ее переполняла необычайная эмоциональная сила – ощущение того, что рано или поздно весь этот шквал уляжется, и душа, словно море после шторма, выбросит на берег ненужные ей детали – обрывки водорослей, остовы кораблей, останки корабельной роскоши, неутешность воспоминаний, непонятность отношений, и останется только гладь – ровная, чистая, спокойная гладь души, над которой ярко засияет послештормовое солнце…

— Это и есть та самая Лиана? – раздался хриплый голос над ее ухом.

Ампира по-хозяйски расположилась за столом, закинула ногу на ногу. Митька суетливо схватился за графин с водкой.

— Дима, – в голосе Ампиры скользило неприкрытое раздражение. – Ты же знаешь, что я пью только виски…

Лиану резануло это брошенное – Дима. Сколько она помнила себя с самого начала знакомства с Митькой, – никто никогда не называл его Димой. Митей, Митькой, Митяичем, даже Митричем, но только не Димой. Как все поэты он был очень чувствителен, и ему почему-то страшно не нравилось это звукосочетание по отношению к его собственной персоне. Лиана внимательно вгляделась в сидящую напротив девушку. Из-под искусно нарисованной белой маски выглядывали странно знакомые черты. Почему-то неожиданно вспомнился зеленый портрет девушки с огромными, серьезно смотрящими глазами, без улыбки, с длинными прямыми волосами, чуть угадывался бледный, едва намеченный рот, что придавало лицу выражение безграничной тоски. А вокруг лица была трава. Трава и только что распустившиеся листья. Это было так давно…

— Я сейчас! – перебил ее воспоминания не успевший опуститься на стул Митька, который моментально подскочил и через пару секунд затерялся у барной стойки.

— Значит, ты и есть Лиана? – Ампира вставила тонкую коричневую сигаретку в длинный черный мундштук, изображающий змею, и закурила. – Дима много о тебе рассказывал, честно говоря, не понимаю, чем тут можно было с такой силой восторгаться.

Лиана оторопела от этой наглой бесцеремонности. Такой тип людей вызывал в ней всегда только одно желание – никогда с ними не общаться и держаться от них по возможности как можно дальше.

— К сожалению, я не могу похвастаться теми же сведениями о тебе, Митька почему-то со мной этим не делился, – в тон Ампире ответила она.

Ампира подняла искусно подведенные брови: а девочка-то, оказывается, с зубками!

— Ты всегда так бесцеремонна по отношению к новым знакомым? – поинтересовалась Лиана.

— Я новых знакомств не ищу, мне достаточно и старых. Набивающиеся в друзья бывшие любовницы моих новых поклонников – это так скучно…

— Нынешние любовницы старых друзей, – Лиана отчетливо выделила голосом слово «друзья». – Не менее скучны, поверь мне.

Лицо Ампиры вспыхнуло, это стало заметно даже под сценическим гримом.

У стола возник Митька с бокалом виски. Протянул бокал Ампире и бросил тревожно-умоляющий взгляд на Лиану.

— Вы уже познакомились?

Лиане тут же стало его бесконечно жаль.

— Да, – кивнула Ампира. – Классные у тебя друзья.

Не в силах больше выносить его умоляющего взгляда, Лиана кивнула тоже:

— Очень приятно.

— Я думаю, по этому поводу стоит выпить! – расслабился Митька и потянулся за водкой. – Давайте за знакомство!

Стекло звякнуло, и Лиане неожиданно показалось, что из бокала Ампиры к ней в рюмку скользнула янтарная змея.

— Лианка – замечательный человек! – Митька уже слегка подпил и, как обычно в таком состоянии, стал слишком разговорчивым. «Понесло на болтологию», – как он точно определил эту свою стадию. – Она пишет замечательные рассказы, которые чем-то напоминают мне твои песни. В них тоже есть что-то настоящее… Хотя, я уже говорил, что прозу не люблю и практически не воспринимаю…

— Ты и музыку практически не слушаешь, – хмыкнула Ампира. – Поэт, он и в Африке только поэт.

Вместо того, чтобы обидеться, Митька рассмеялся.

— Специфика обязывает. Хотя для тебя я бы пару песен написал. Песни – те же стихи, только в профиль.

— Ага, и яйца у них не растут, – Ампира залпом допила виски и поднялась. – Ладно, хорошие мои, мне пора в гримерку, через пять минут начинаем. Приятно было познакомиться, – в Лиану полетел хорошо отточенный взгляд-стрела.

— Аналогично, – отбила удар Лиана.

— Дима, я тебя после концерта жду, – Ампира повернула к Митьке, и Лиана для нее тут же перестала существовать.

Митька подскочил с места, словно подброшенный, и коснулся губами снисходительно подставленной щеки.

Ампира пошла к сцене, слегка покачивая бедрами, всей своей спиной зная и убеждая всех на нее смотрящих, что не смотрящих на нее – вокруг быть не может.

Лиана почувствовала, как с ее уходом от их стола отхлынула какая-то бешеная, злобная энергия, стало даже физически легче дышать.

— Ну, как она тебе? – осведомился Митька, сразу слегка расслабившись.

— Мить, она же чудовище!!! Ты с ума сошел? Зачем тебе эта пафосная кукла? Она же нас за людей не считает!!! – прорвало Лиану: лучше сразу сказать всю правду, чем потом близкий и даже чем-то родной человек, будет всю жизнь маяться и дерьмо большой ложкой хлебать.

— Ну вот, и ты туда же, – поморщился Митька. – Она не такая совсем! Это у нее что-то вроде защиты, инстинкт самосохранения… Покрутись-ка во всей этой тусовке, еще не так защищаться станешь!

— Если это – защита, то я китайский летчик! Она же кидается на всех, без разбора, как цепная собака! Ей же просто-напросто наплевать на людей с высокой колокольни! Будь ты хоть семи пядей во лбу, ей до этого нет никакого дела! Она сама себе и царь, и Бог, и самостоятельная империя! Ампира, надо же!

— Лианка, ты не права, – совсем сник Митька. – Я видел ее другой… Она – очень нежный и ранимый человек… Это только маска… Ты же слышала ее песни…

В ту же секунду, словно в подтверждение его слов, погас свет. На сцене не было светового мельтешения, не было хаоса звуков, как в первом отделении, на сцене стояла плачущая женщина в черном, и ей не было дело до всего, что ее окружает: от нее улетела утренняя птица, вдребезги разбился ее корабль, в ее ладонях замерзла бабочка, которую она так старательно пыталась отогреть; погасла ее звезда, которая вела ее за собой много лет; от нее ушел любимый человек, расколов весь существующий мир на две половины – до и после, но во всей это боли и невозможности существования она не спрашивала, за что, и никого не обвиняла, она лишь пыталась понять, что она сделала не так, что именно не так внутри нее, внутри этого маленького ребенка, заходящегося в судорожном плаче.

Внутри Лианы снова все перевернулось: не могла эта раскрашенная стерва, которая пять минут назад сидела напротив нее и говорила гадости, написать такие песни, не могла все это пережить и прочувствовать, не могла рассказать об этом так…

— Сколько будет длиться второе отделение? – наклонилась Лиана к Митьке.

— Полчаса.

Лиана огляделась по сторонам: огромные викинги, одетые в кожаные штаны и проклепанные косухи, с дублеными от ветра и дорог лицами, циничные герои ночных трасс, с кулаками, способными свалить медведя, как завороженные внимали голосу, несущемуся со сцены. И в глазах их стояли слезы…

За пять минут до финала Лиана поднялась.

— Мить, ты не обижайся, но я пойду. Очень не хочется портить этого впечатления, хорошо? Ты не обижайся…

— Я тебя понимаю, – кивнул Митька. – Но ведь я действительно прав, если бы ты узнала ее получше…

— В другой раз, – устало улыбнулась Лиана. – На сегодня у меня уже нет сил.

Лиана шла к выходу из клуба и понимала, что стоит на ногах исключительно благодаря выпитой водке, еще бы знать, не кончится ли ее благотворное действие до того, как она переступит порог дома, или алкогольный завод вырубится где-то посередине дороги, и тогда она рухнет прямо в тот момент, когда это случится, прямо в том месте, где это случится, и ее физическому телу будет абсолютно на это наплевать, потому что оно понимает, что душе тоже иногда нужен отдых…

…В эту ночь дом не мучил ее сновидениями или видениями, видимо он тоже понял, что настолько уставшую душу ничем больше тревожить нельзя…

Глава 18

Утро было мучительным. Телефонный звонок долго и нудно пробирался сквозь подкорку уставшего мозга. Он летал под потолком, стелился змеей по полу, отражался в стеклах окон и снова возвращался к распростертому на кровати телу, настойчиво забираясь в уши. Лиана с трудом раскрыла глаза. Под веками было мокро, и, коснувшись лица пальцами, она поняла, что плакала во сне, хотя собственно, сна, как такового и не было, была какая-то черная яма без начала и конца, в которую она провалилась, едва дойдя до кровати, у нее даже не хватило сил, чтобы подняться на второй этаж, сознание выключилось в комнате Мишеньки…

Телефон оборванно вякнул, на несколько секунд воцарилась полная тишина, потом заголосил с новой силой. Лиана сняла трубку.

— Ты позвонила матери насчет полиса? – ворвался в еще расплывчатую со сна действительность голос Ивара.

Мир закружился и принял конкретные очертания.

— Я… нет… извини, я вчера не могла…

— Ты же понимаешь, что я сам не могу позвонить отсюда! – Ивар почти кричал. – Неужели ты не могла найти пяти минут, чтобы сделать это для меня?! Ты же ставишь меня в безвыходное положение!!!

— Сколько времени? – перебила его Лиана.

— Что? – осекся Ивар. – Двадцать минут одиннадцатого.

— Я сейчас позвоню, – сказала Лиана, обреченно понимая, что проспала работу. – Перезвони мне через полчаса.

«Интересно, а сработает ли здесь межгород?»

Лиана набрала восьмерку, в телефоне что-то крякнуло, зашипело, заскрипело, он словно изо всех сил переваривал поступившую информацию, потом что-то громко пикнуло, Лиана испуганно протянула руку, чтобы нажать на рычаг, но в то же самое мгновенье телефон крякнул, как столетний дед, и по проводам потек ровный тихий гудок. Лиана набрала код города и остановилась: она поняла, что забыла номер телефона. Номер телефона матери Ивара, номер телефона того дома, в котором они прожили вместе почти четыре года до того, как купили свой собственный, номер телефона, который она помнила в любом состоянии, в любое время дня или ночи…

Пока она рылась в сумке в поисках записной книжки, телефон зазвонил снова.

«Черт, Ивар, я же сказала, через полчаса!»

Это был Митька.

— Ты чего это, красавица, работу прогуливаешь? Я уже было испугался, что ты вчера домой не добралась!

— Слушай, Мить, прикрой меня как-нибудь, скажи, что у меня температура, больничный брать не хочу, сегодня отваляюсь, а завтра снова в бой, хорошо?

— А я так уже и сказал, – Лиана услышала, что Митька улыбается. – Я подумал, что ты после вчерашней водки будешь не в лучшем состоянии тела.

— Дурак ты, – в ответ улыбнулась Лиана. – Можно подумать, что я вчера много выпила! На себя посмотри!

— Я вообще еле на ногах держусь, – признался Митька. – Мы вчера с Ампирой всю ночь по Москве катались! Блин, где только не были!

— Ты хоть спал? – воспоминание об Ампире почему-то отозвалось в голове резкой болью.

— Неа, я от нее сразу на работу, если бы не статью сдавать, отмазался бы, как ты. Да ладно, сейчас полдня потусуюсь, статью Ирке сдам и тоже наплету про какой-нибудь вирус. Чай не лето на улице, а мы люди, подверженные всяким разным инфекциям…

— Которые Ампирами зовут, – не удержалась Лиана.

— Между прочим, ты ей очень понравилась, мы полночи про тебя говорили.

— То-то мне под утро икалось! Ладно, Мить, мне тут пару звонков надо сделать, ты как с Ириной все дела уладишь, позвони, на всякий случай, чтобы я не дергалась. Я сегодня никуда не пойду, устрою себе маленький отдых. Заберусь на диван с книжкой и, как в детстве, буду под одеялом конфеты сосать! И самое главное, знаешь что? Что никто за оставленные в постели фантики ругаться не будет!

Митька рассмеялся и повесил трубку.

Мать Ивара ответила сразу, словно сидела у телефона и ждала этого звонка.

— Лианочка, с ним все хорошо? – в таком родном и таком далеком голосе сквозила такая боль, что Лиана сглотнула подкативший к горлу комок.

— Да, мама, все в порядке, сделали операцию, ничего страшного, он встает, ходит, все уже позади…

— Господи, а я тут себе места не нахожу, были бы деньги – поехала бы, не задумываясь, и бабушка тоже с ума сходит…

— Все хорошо, мама, только не плачьте! Еду я ему привожу, самую свежую, больница хорошая, чистая, вот только ему нужен медицинский полис, а то за операцию придется деньги платить.

— Я схожу сегодня же, сделаю все, что смогу, ты только не пропадай, а то Янис позвонил, ничего толком не объяснил, мы уж тут не знали, что и думать… Что у вас там случилось-то?

Лиана ждала этого вопроса, но он все равно застал ее врасплох.

— Разошлись мы, – осторожно сказала она. – У него… У него теперь другая…

— Лианочка, деточка, все бывает в этой жизни, может быть еще помиритесь, может еще все наладится, вы же и раньше иногда ссорились…

На глазах у Лианы навернулись слезы.

— Сложно все, я понимаю, но вы все-таки столько времени вместе прожили, не порите горячку, погодите, осмотритесь, может, не нужно это все, все-таки не чужая ты мне, Господи, все сердце за вас изболелось…

— Мама, спасибо Вам, – сказала Лиана, чувствуя, как сердце ее медленно плавится в груди от боли и от силы нахлынувших вновь воспоминаний, от этого родного голоса, звучащего в трубке, от этих ласковых слов, сказанных так сердечно и искренне. – У меня все хорошо, правда…

— Слышу я по голосу, – невесело констатировала мать. – Ладно, свою мудрость к вам в головы не вложишь. Об одном прошу – не бросай ты его! Дурной он, знаю, но ведь кровиночка моя, никуда не денешься, в ножки тебе поклонюсь…

— Мама, перестаньте! Все будет хорошо, я Вам обещаю!

— Ну, ладно, дорого, наверное, разговаривать, пойду я насчет полиса узнавать, куда потом позвонить-то?

— Я сама вечером позвоню, – сказала Лиана. – Бабушку от меня поцелуйте.

Стило ей положить трубку, телефон затрезвонил снова.

— Ну что? Позвонила? – спросил Ивар.

— Да, она сейчас пойдет в больницу.

— Ну, слава Богу! Ты объяснила ей, что это нужно сделать, как можно скорее?

— Скорее все равно не получится. Я ей вечером позвоню, узнаю, что и как.

— Как они там вообще? – переключился Ивар.

— А ты как думаешь? Переживают… – Лиане не хотелось с ним разговаривать. После беседы с его матерью, это было слишком больно.

— Ты-то сама как?

— Тебе это так интересно? – нехорошо удивилась Лиана. – По-моему еще пару недель назад тебе до этого не было никакого дела…

— Зачем ты так? – обиделся Ивар. – Я же хотел по-человечески… Мы же все-таки не чужие…

— Именно поэтому я не хочу с тобой разговаривать на эту тему, – отрезала Лиана. – Позвони мне вечером, я тебе расскажу, что она успела сделать.

— А разве ты сегодня не придешь? У меня вся еда почти закончилась… И знаешь, ты в прошлый раз просила, чтобы Милки не было, так ее не будет. Приходи, а?

— Приду, – обреченно сказала Лиана, параллельно услышав в голове тоскливо-материнское: «Об одном прошу – не бросай ты его…»

«Господи, да за что же мне это все?!!»

Словно услышав ее молитву, телефон зазвонил снова.

«Прямо день переговоров», – грустно усмехнулась Лиана и сняла трубку.

— Привет, – голос Макса был слегка насторожен. – У тебя все в порядке? Я звонил на работу, мне сказали, что ты заболела…

— Пустяки… Макс… Я очень по тебе соскучилась…И мне многое хочется тебе рассказать…

Голос в трубке моментально стал нежным:

— Я тоже очень скучал по тебе…

— Приезжай ко мне сегодня вечером, я познакомлю тебя с домом, вы обязательно понравитесь друг другу, я очень хочу тебя видеть… Только… приезжай без машины…

— Объявим бой трезвости?

— Угадал, я буду тебя ждать…

— Я хочу, чтобы уже был вечер, и ты была рядом…

— Будет…

— Всегда?..

Лиана на секунду задумалась.

— Всегда…

— Я люблю тебя, – сказал Макс, и она поняла, как все это время ей его не хватало, и какая она дура, что не рассказала ему все, все с самого начала, об Иваре, о Люде, о себе, о том, что она чувствует, и что ей пришлось пережить за эти несколько столетий в этом страшном и чужом ей городе, который разбивает сердца, или, наоборот, не спрашивая ничьих желаний, расставляет все точки над «i»…

— Я люблю тебя, – сказала Лиана, и все внутри нее взорвалось: оказывается, она так давно хотела это сказать…


Лиана повесила трубку и огляделась по сторонам. По полу комнаты плавали клубы пыли, солнечные лучи безжалостно освещали ее унылую заброшенность. Дом укоризненно смотрел на нее глазами-окнами в застывших подтеках старого дождя, похожих на дешевую, потекшую от слез тушь на щеках старшеклассницы.

— Совсем я тебя забросила с этими своими переживаниями, – улыбнулась Лиана. – Давай-ка, устроим сегодня субботник и приведем тебя в порядок.

Магнитофон – на предельный звук, длинные волосы – в хвост, старенькая футболка, едва прикрывающая трусики – на тело, звонкая струя воды – в подставленное ведро, пыль сжимается и прячется по углам в надежде выжить, но у нее нет никаких шансов, она обречена. Лиана носилась по дому и пела: так приятно, когда под твоими руками все начинает блестеть и улыбаться. Работа руками отвлекает от ненужных мыслей, параллельно привнося в них частицу рождающейся чистоты. Нужно только все делать на совесть, чтобы не закатились куда-нибудь под кровать и не перебрались в твои мысли остатки прошлогодней грязи или еще чего-нибудь похуже, не нужно давать им шанса увеличиться вновь, как магнитом притягивая себе подобных: крошки, крупинки пыли, запутавшиеся волосы… Так воспоминания, от которых никак не можешь избавиться, притягивают к себе происходящие события, ты начинаешь рассматривать их по-другому, сквозь призму прошлого, и все, что случается с тобой, приобретает тусклый и тухлый оттенок, потому что ты не в силах справиться с этим, а на самом деле то, что с тобой происходит в данный момент, не имеет никакого отношения к воспоминаниям, оно новое и совсем другое, главное это понять и перестать сматывать все в один клубок.

После очередного взмаха тряпкой из-под стеллажей с книгами покатилось по паркету серебряное кольцо. Лиана остановилась. Кольцо выкатилось на середину комнаты и, тонко зазвенев, упало. Успокоилось. Через пару секунд Лиана уже держала его в руке.

Кольцо было старинным, почерневшим от времени, но не утратившим своего причудливого изящества. Скорее даже эта чернота придавала ему какой-то дополнительный шарм. Из переплетения хаотических линий, уложенных одна на другую по капризной прихоти неизвестно мастера, выглядывала маленькая, объемная голова то ли змейки, то ли ящерицы с венком из листьев и крупным глазом-изумрудом, поблекшим от пыли. Лиана осторожно протерла кольцо чистой тряпкой. Камень вспыхнул и заиграл, переливаясь зелеными гранями. Секунду поколебавшись, Лиана осторожно надела кольцо на безымянный палец левой руки и отвела руку в сторону. Размер был ее, кольцо сидело, как влитое.

«Красота какая… Нужно бы отдать его Елене Арнольдовне, когда она придет за деньгами, – с сожалением подумала Лиана. – Но как хочется оставить его себе…»

Змейка подмигнула изумрудным глазом, как заправский сообщник.

«Не смей! – оборвала себя Лиана. – Это кольцо тебе не принадлежит! Может быть, с ним связано что-то… Хотя… Пойдем на компромисс. Поношу его до прихода хозяйки, а потом отдам. В этом же нет ничего страшного…»

Она огляделась по сторонам, словно спрашивая совета у дома. Щелкнула клавиша магнитофона, кончилась кассета, в доме наступила абсолютная тишина. В этой прозрачной, разреженной солнцем тишине, дом смотрел на Лиану, пристально, внимательно, всем своим существом, смотрел и нечего не говорил. Лиане стало не по себе. Она потянулась было правой рукой к кольцу, чтобы снять его и положить куда-нибудь подальше, но в это время раздался стук в дверь.

«Кто бы это мог быть? – удивилась Лиана. – Мой адрес знают только Митька и Макс, но и тот и другой сейчас на работе…»

По спине пробежала легкая дрожь, покрыв мурашками все тело.

— Кто там? – настороженно спросила Лиана, не торопясь открывать дверь.

— Ты вчера забыла свой зонтик, – услышала она хриплый женский голос.

И рука Лианы, словно только того и ждала, моментально повернула ключ в замке. На крыльце дома, освещенная ярким, совсем не осенним солнцем, стояла Ампира.

Раскрытый зонтик, который Лиана вчера подобрала в метро, загораживал ее от всего, что находилось за спиной, проводя резкую границу между стоящей перед Лианой девушкой и всем остальным миром.

Глава 19

— Ты забыла свой зонтик, – повторила Ампира, быстрым взглядом окинув растрепанную рыжую фигурку в короткой, выцветшей, черной футболке. – Мы так и будем стоять на пороге?

Внутри Лианы, раздирая друг друга, боролись два чувства. Инстинкт самосохранения и все, связанное с ним, говорил ей, что нужно немедленно, сию же секунду, закрыть дверь прямо перед носом у этой нахалки, и ни на какие провокации с ее стороны никогда не реагировать. Но какое-то другое чувство, то ли извечное женское любопытство, то ли что-то гораздо сильнее, какое-то мощное энергетическое притяжение, звенящим шепотом буравило мозг: «Если ты сейчас ее выгонишь, ты никогда не узнаешь, каким образом ей удается писать такие замечательные песни, ты никогда не поймешь чего-то очень важного для себя, ты сейчас даже смутно не представляешь чего, но потом будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь…»

— Проходи, – сказала Лиана и шагнула в сторону, запуская Ампиру в свой дом и свою жизнь.

«Пусть я потом буду жалеть о том, что сделала это, – шепнула она зашедшемуся в истерике инстинкту самосохранения. – Но лучше один раз пожалеть о том, что сделано, чем потом всю жизнь корить себя за то, что не сделано и чего уже никогда не вернешь…»

Затянутая в черную кожу длинного плаща, Ампира переступила порог дома и с резким хлопком закрыла зонтик.

— Я не ждала гостей, – сказала Лиана. – Раздевайся, я пока переоденусь.

Она взлетела по лестнице вверх, в свою комнату с балконом, натянула любимые синие джинсы и голубую джинсовую рубаху и так же моментально скатилась вниз.

Ампира, так и не сняв кожаного плаща, стояла у бильярдного стола и пристально смотрела на нарисованный мелом крест. За ней, по только что вымытому Лианой паркету, от порога в комнату тянулась черная цепочка рифленых следов.

— Ты играешь в бильярд? – Ампира так резко повернулась к Лиане, что полы ее плаща взлетели, как крылья. – Что означает этот крест?

— Не имею ни малейшего представления, – Лиана решила придерживаться предложенных правил игры. – Он достался мне в наследство от квартирной хозяйки.

— Странный дом… У меня почему-то какое-то смутное ощущение, что все это я уже когда-то видела, – Ампира тронула рукой карточный столик, коснулась корешков книг, опустила и подняла балдахин над кроватью, задумчиво повторила. – Странное ощущение… – и тут же впилась глазами в лицо Лианы. – Я не люблю странных ощущений! Я поняла это вчера, когда увидела тебя. И теперь понимаю снова.

— Во мне есть что-то странное? – удивилась Лиана.

— Ты и твой дом вызываете во мне какие-то непонятные эмоции. То, что я сама себе объяснить не могу. Я шла сюда, надеясь на то, что вчера ошиблась: концерт, эмоциональная встряска, рокеры эти рыдающие, мало ли что… Но я оказалась права.

— В чем?

— Все люди делятся на несколько категорий, я не буду перечислять тебе мою классификацию, но смею тебя уверить, что до вчерашнего дня не было ни одного человека, который бы не укладывался в определенный разряд. Ты оказалась первой. Но исключений из правил в такой игре, как жизнь не существует. Либо ты очень хорошо маскируешь свою принадлежность к определенной категории, либо…

— Либо что?

— Либо тебя просто нет. Именно это я и пришла выяснить.

— Здорово, – сказала Лиана. – Но, по-моему, несколько безапелляционно. По крайней мере, теперь ты убедилась, что я есть?

— Не до конца, – Ампира уселась в кресло, забросила ноги на карточный столик, засунула коричневую сигарету в мундштук и закурила.

Лиана продолжала стоять под ее пристальным взглядом.

— По-моему, ты слегка перегибаешь палку. Мир не состоит только из черного и белого. В нем масса различных оттенков и нюансов, впрочем, так же как и в людях. Нет откровенных негодяев и откровенных ангелов, в каждом из нас такое море всего, что подчас даже сам человек не может в этом разобраться, а уж говорить о чужом взгляде со стороны, причем достаточно коротком, вообще не приходится.

— Ты ошибаешься. Доминирующая личность есть в каждом. Есть эгоисты и карьеристы, есть счастливые мамаши, довольно утирающие нос своим сопливым отпрыскам, есть проститутки, торгующие своим телом, какими бы красивыми словами они не прикрывались, есть люди, берущие жизнь своими руками и люди, которых жизнь сама держит за глотку. И как бы ты ни маскировался, стараясь завалить свою доминирующую личность каким-нибудь дерьмом вроде красивых слов и благородных поступков, она все равно рано или поздно вылезет из тебя. Так со змеи слезает старая кожа и под ней оказывается новая, но от этого она змеей быть не перестает.

— Веселенькие у тебя понятия о жизни… – Лиана вынула тряпку из до сих пор не убранного ведра и демонстративно бросила ее на следы, оставленные Ампирой. – Ты не могла бы снять ноги со стола? Совсем не обязательно оставлять свою грязь на его поверхности.

— Какие пустяки, – дернула плечом Ампира, но ноги со стола все же сняла.

— Пускаться в философские беседы о природе людей – бессмысленно. Все равно каждый останется при своем.

— Да нет никакой философии, – поморщилась Ампира. – Есть непреложная истина.

— Твоя. Но это вовсе не значит, что для кого-то она тоже будет непреложной истиной, – возразила Лиана, вытирая пол.

— Чистота – залог здоровья? – усмехнулась Ампира.

— А почему бы и нет? Не поступай с другими так, как не хочешь, чтобы поступали с тобой. Зло всегда возвращается.

— А за добро воздается сторицей? Чушь это все собачья! Бред кастрированного монаха, которому больше ничего не остается, как тешить себя и весь мир иллюзией о том, как замечательно делать добро. А знаешь, какие сны снятся этому монаху, когда он остается один? Какие демоны искушают его по ночам, какие мысли посещают его святую голову? – Ампира с силой потушила сигарету в пепельнице, тут же измазав рукав плаща в грязной луже на столешнице. – Черт!

— Вот ты и вляпалась, – улыбнулась Лиана. – В собственное, как ты выражаешься, дерьмо.

Лицо Ампиры исказила гневная гримаса, но через пару мгновений в ее глазах, только что готовых к метанию молний, заплескались веселые зайчики, и Ампира весело рассмеялась.

— Ты мне нравишься все больше и больше.

«А ты вызываешь у меня странное ощущение…» – подумала Лиана и осеклась: те ми же словами сказала о ней Ампира.

— Что ты делаешь сегодня вечером? – Ампира поднялась с кресла, вытерла чистой тряпкой рукав плаща, подумала и протерла ею же стол.

— Я занята. А что?

— Тогда мое предложение откладывается до завтра, – проигнорировала ее вопрос Ампира. – Я тебе позвоню.

У дверей Ампира резко повернулась к идущей за ней следом Лиане, полы ее плаща снова взметнулись, обдав Лиану пряным воздушным потоком.

— А зонтик этот – не твой, – сказала Ампира. – До завтра.

«Этот поединок я не проиграла, – подумала Лиана, закрывая дверь. – Хотя, разве мы сражались?.. Скорее это было похоже на прощупывание друг друга… Этакая проверка на вшивость…»


Лиана вернулась в комнату, задумчиво закурила и тут же подпрыгнула на месте, бросив взгляд на часы: половина шестого! Ей уже полчаса как нужно быть у Ивара в больнице, иначе она не успеет вернуться домой к приходу Макса.

На седьмой этаж Лиана взлетела вся мокрая от пота: лифт был катастрофически занят и она, плюнув на все, потащилась с пакетами еды по лестнице.

Ивар ждал ее. Она увидела это сразу по какому-то неуловимому, но такому знакомому блеску в глазах, по тому, как он стремительно, насколько мог, поднялся ей навстречу, по легкой улыбке, заскользившей по его губам. Люды, как он и обещал, в палате не было.

— Здравствуй! – даже в его голосе звучала давно забытая теплота.

Лиана протянула ему пакеты. Интересно, Люда прячется где-то за углом в ожидании окончания ее визита, или Ивар действительно понял, что ее присутствие в такие моменты здесь, мягко говоря, неуместно?

— Пойдем, покурим? – предложил Ивар, переложив продукты в тумбочку.

— Разве тебе можно? – удивилась Лиана. – Я думала, что после операции…

— Здесь все курят, – отмахнулся Ивар. – Тем более, ты же знаешь, что я страдаю никотиновым голоданием.

Это было правдой. За время их совместной жизни Лиана не переставала удивляться табачной зависимости Ивара. В те дни, когда в их доме не хватало денег даже на хлеб, а такое случалось с завидной периодичностью, Лиана могла совсем не курить. Ивар же, наоборот, как только над ним нависала угроза отсутствия табака, становился словно бешеным. Он вытряхивал пепельницы, крутил самокрутки, потом из остатков самокруток крутил новые, бегал стрелять сигареты на улицу, в общем, выдерживал без табака от силы час, да и то в этот час у него начинала жутко болеть голова. То ли действительно от отсутствия никотина в крови, то ли от психологического настроя.

На подоконнике обшарпанной больничной лестницы стояла импровизированная пепельница, сделанная из-под банки «Нескафе», почти до верху заполненная разнокалиберными окурками.

«Растет благосостояние больных, – подумала Лиана. – Раньше в таких местах можно было только ржавую банку из-под кильки в томате обнаружить…»

Ивар вытащил из кармана пачку «Примы». Лиана достала из сумки «Мальборо».

— Хорошие сигареты куришь, – усмехнулся Ивар. – Угостишь по старой памяти?

Лиана протянула ему пачку.

— Как ты себя чувствуешь?

— Врач сказал, что через два-три дня будут швы снимать. На мне же зарастает все, как на собаке. Полис нужен позарез. Я сказал, что ты его в ближайшие дни привезешь.

— Я не уверена, что у твоей матери получится сделать его без твоего присутствия.

— Ну, пусть в лапу даст кому-нибудь, – заволновался Ивар. – И не такие проблемы решаются без личного присутствия человека!

— Я позвоню ей сегодня вечером, – пообещала Лиана. – Перезвони мне утром, я тебе все расскажу.

— Почему утром? Я вечером и позвоню. Все равно до трех ночи уснуть не могу.

— Меня вечером не будет дома, – соврала Лиана: разговаривать с Иваром о полисе во время визита Макса хотелось меньше всего.

— У тебя что, появился кто-то? – прищурился Ивар.

— Какая тебе разница? – устало спросила Лиана, в очередной раз поразившись тому, как хорошо до сих пор, не смотря на год жизни порознь, Ивар чувствует малейшие колебания ее души, словно они до сих пор настроены на одну волну.

— Ну-ну, – многозначительно хмыкнул Ивар. – Свято место пусто не бывает?

— А ты хотел бы, чтобы я до конца жизни лила по тебе слезы? – сорвалась Лиана. – По-моему, уже давно никто из нас другому ничего не должен. Кроме, может быть, каких-то человеческих обязательств.

— Таких, как посещение больницы, например?

— Например, – кивнула Лиана.

— Значит, только этим, так называемым человеческим обязательствам, я обязан счастьем лицезреть тебя здесь?

— Ивар, перестань… Зачем нам опять с тобой ругаться? Нам давно уже нечего делить, кроме вороха воспоминаний… Да и те у каждого свои…

— Воспоминания? – Ивар бросил недокуренную сигарету в банку. – Неужели я для тебя только воспоминание? Неужели за этот год ты совсем забыла меня? – неожиданно он оказался рядом, близко, слишком близко, его лицо, глаза, его губы нежно накрыли губы Лианы едва уловимым поцелуем. – Неужели ты забыла и это? – шепнул он куда-то в самую глубину ее души.

Лиана боялась оттолкнуть его, чтобы не дай Бог, не разошелся шов, она знала, что после операций нельзя никаких резких движений, а Ивар продолжал медленно, сводяще с ума нежно, целовать краешки ее губ, так, как умел делать только он…

— Ты с ума сошел! – Лиане, наконец-то, удалось освободиться. – Что ты делаешь? Зачем?

— Наверно, я все еще люблю тебя, – тихо сказал Ивар. – Я позвоню тебе сегодня вечером, даже если тебя не будет дома.

Он развернулся и побрел в сторону палаты.

Лиана ошарашенно опустилась на грязный подоконник рядом с банкой «Нескафе».

«Дождалась? – спросила она себя. – И что ты теперь со всем этим будешь делать, скажи мне на милость?»

И спрятала горящее лицо в ладони.

Глава 20

Макс был, как обычно, пунктуален. Лиана и дом ждали его, каждый по-разному. Лиана изо всех сил старалась справиться с собой, чтобы не выплеснуть на Макса весь бардак, творящийся в ее душе после посещения Ивара, дом же настороженно притих, еще не до конца осмысливший сегодняшний визит Ампиры, и теперь ожидающий появления нового человека, который тоже каким-то образом имел отношение к его нынешней хозяйке.

Ровно в восемь раздался уверенный стук в дверь.

Лиана окончательно собралась, решительным усилием выкинув из головы все мысли об Иваре: с этим она разберется потом, через какое-то время, так хочется, чтобы сегодняшний вечер не омрачали никакие привязки прошлого.

Макс с огромным пакетом в руках перешагнул порог дома, легким, приветственным поцелуем коснулся губ Лианы.

— Здесь фрукты, кое-что из еды и спиртное. Куда поставить?

— Давай я подержу, – Лиана приняла из его рук довольно увесистую ношу. – Раздевайся. Вешалка вон, возле зеркала.

Макс снял плащ, аккуратно повесил его на деревянный крючок. Заглянул в зеркало.

— Прямо антиквариат какой-то, – усмехнулся он. – По которому давно помойка рыдает.

— Перестань, – Лиана отдала ему пакет. – Пойдем на второй этаж.

Они поднялись по лестнице, дом притих, оценивая новые шаги на своих ступенях. Пока Лиана бегала на кухню за тарелками, Макс, опустив пакет в кресло, с заметным интересом оглядывался по сторонам.

— Знаешь, во всем этом что-то есть… – признал он, отходя от балкона. – Только темновато как-то. Сумрачно…

— Люстры нет, – пояснила Лиана, выкладывая продукты на тарелки. – Наверное, проводка полетела, видишь, два провода торчат, а у меня все нет времени вызвать электрика. Правда, я не совсем понимаю, куда я должна звонить по этому поводу.

— Не страшно тебе здесь одной? – в вопросе Макса звучал какой-то затаенный подтекст.

— Нет, что ты! Я же говорила тебе, что дом – живой. Давай сейчас чуть-чуть выпьем, и я тебя с ним познакомлю по-настоящему. Я так хочу, чтобы вы друг другу понравились…

— Лиан, ну это детский сад какой-то! Неужели ты можешь говорить такие вещи серьезно?

— Но ведь это правда! – возразила Лиана. – Любое жилье: любая квартира, дом, да что бы ни было, даже сарай, – несут в себе какую-то жизнь. Это могут быть воспоминания их прежних хозяев, это могут быть эмоции строителей, если дом совсем новый, это может быть память места, память земли, на которой он стоит… Ведь каждый дом не берется из ниоткуда. Кто-то обязательно вкладывает в него свою душу или какую-то частицу души…

— Ага, особенно наемная бригада строителей-алкоголиков. То-то хороши будут у дома воспоминания!

— Макс, ну я же говорю серьезно! – даже обиделась Лиана. – То, что происходит сейчас – другое… Хотя и сейчас, если кто-то строит свой дом с любовью, он все равно вкладывает в него что-то…

— И давно ты видела людей, которые сами, своими руками строят свой собственный дом?

— Пусть так, но ведь даже в пустую оболочку можно вдохнуть душу, если очень этого захотеть… А этот дом не может быть мертвым, потому что он слишком стар…

— Ты – неисправимый романтик, – улыбнулся Макс.

— А ты – законченный циник, – не осталась в долгу Лиана.

— Я не циник, я – прагматик, – поправил ее Макс и притянул к себе. – Хватит уже возиться… Я так по тебе соскучился…

— Подожди, – ласково отстранилась Лиана. – Еще совсем чуть-чуть.

Макс послушно разжал руки, опустился в кресло и принялся наблюдать, как Лиана колдует над столом.

— Готово! – через десять минут торжественно объявила Лиана и гордо оглядела плоды своего труда.

«Макс прав… Я действительно неисправимый романтик… – подумала Лиана, глядя, как подрагивает пламя зажженных свечей, бросая отблики на упругие бока яблок и нектарино, как поигрывает искорками вино, отражая в бокалах часть комнаты, если поднять бокал, можно даже увидеть собственное отражение, выпуклое и растянутое, возникшее в кривом зеркале вина. – И никакая жизнь меня так ничему и не научила… Или романтика – это вечное состояние души? И если ты с ним родился, то с ним и умрешь, независимо от возраста и опыта?»

— Мне так много нужно тебе рассказать, – Лиана, забравшись с ногами в кресло, – ее любимая поза с самого детства – грела в ладонях бокал с вином.

Макс внимательно смотрел на нее, и в его глазах танцевали язычки пламени.

— Мой бывший муж попал в больницу. Прободение язвы. Видимо, у них сейчас совсем плохо с деньгами, и он попросил меня помочь… Ему сейчас нужны свежие продукты, протертые каши, диета… Ничего этого в больнице нет, как ты понимаешь… И потом, еще одна проблема в том, что у него нет полиса… И если его не будет, то за все время его пребывания в больнице, нужно будет платить и немало…И за операцию тоже… Я не знаю… Но я не могла отказать ему в помощи… Он все-таки не чужой мне человек и потом, если бы со мной стряслось что-то подобное, то он тоже, наверняка, не бросил бы меня…

— По-моему, он уже бросил тебя однажды, – жестко сказал Макс. – Или я что-то путаю?

— Нет, но… – растерялась Лиана. – Это же совсем другое дело… Элементарное человеческое участие, не больше…

— Скажи, пожалуйста, может быть, я, конечно, чего-то не понимаю, но по какой причине ты должна тратить на него свои деньги, свое время, свои переживания, наконец? Чем он заслужил такое пристальное внимание к своей особе? Тем, что год назад выкинул тебя из своей жизни? Тем, что пока ты надрывалась на работе и в институте, он водку жрал и на гитарке брякал? Тем, что он никогда не знал, что такое быть ответственным за другого человека? Элементарное человеческое участие, ты говоришь? Элементарное человеческое участие должно было заключаться в том, что ты бы просто дала денег этой его, как ее там, Катьке, Дашке, и все остальное – это уже ее головная боль: какие продукты купить, как этот проклятый полис достать! Ты-то здесь при чем?! Или он настолько не чужой человек, что тебе просто хочется все это для него делать? Бегать по магазинам, разговаривать с врачами, спасать болящего? Извини, но тогда к элементарному человеческому участию это никакого отношения не имеет!

— Макс, подожди, – окончательно растерялась Лиана. – Существуют какие-то вещи, которые мне просто неприятны… Мне не хотелось бы встречаться с Людой, и уж тем более…

— Ты могла бы передать деньги через кого-нибудь из друзей. Через того же Митьку, например, – перебил Макс. – У тебя есть еще какие-то возражения?

Лиана потерянно молчала, перекручивая в голове только что услышанные фразы. Аргументированных возражений не было. Безупречная логика Макса, как всегда, не подвела. Но он был не прав, не прав, не прав!!!

— Возражений не имеется, – констатировал Макс. – Что и требовалось доказать. Если ты до сих пор любишь его, то какого черта ты делаешь рядом со мной?!

— Макс, но это не так! – вскинулась Лиана.

— Что не так? В чем я не прав? Объясни мне. Я с удовольствием тебя выслушаю.

— Он же все-таки не чужой мне человек. Мы прожили вместе десять лет… Неужели ты тоже самое не сделал бы для своей бывшей жены?

— Нет, – сурово отрезал Макс. – Сейчас это – ее жизнь. Ее жизнь без меня. Она сама выбрала этот путь, как и твой Ивар. А со своей новой жизнью пусть она разбирается сама. Я тут абсолютно не при чем.

Где-то во всей этой логике была какая-то червоточина. Но сформулировать это свое ощущение, а уж тем более, связно аргументировать его Лиана не могла.

— Ну, почему, мы почти все время с тобой ругаемся? – в отчаянии воскликнула Лиана.

— Я не хочу, чтобы твоя прошлая жизнь влезала в наши отношения, – Макс потушил докуренную до самого фильтра сигарету и тут же закурил новую. – Я не хочу, чтобы твой бывший супруг напоминал о своем существовании хоть чем-нибудь! Любые его проявления в твоей нынешней жизни мне, мягко говоря, неприятны.

— Но ведь это ничего не меняет! – всплеснула руками Лиана. – Он никогда не займет твоего места!

— И слава Богу! Как и я, – никогда не займу его! Я не хочу, чтобы ты с ним встречалась, я не хочу, чтобы ты с ним говорила, я не хочу даже слышать его имени, понимаешь? Тебе бы было приятно, если бы мне каждый вечер стала названивать моя бывшая жена?

— Я не стала бы так переживать, поверь мне… Вы тоже прожили с ней не один год, и мало ли какие проблемы могли возникнуть… Проблемы, которые бы она могла обсудить с тобой… Я бы не стала устраивать тебе истерик по этому поводу.

— Я устраиваю тебе истерики? Ну, извини, – Макс стремительно поднялся.

— Подожди! – Лиана в два шага оказалась рядом с ним. – Не нужно, ну, хватит, правда! Я так по тебе соскучилась, так ждала этого вечера, так хотела…

— Хорошенькое ожидание, – усмехнулся Макс. – Весь вечер, вместо того, чтобы поговорить о нас, мы мило беседуем о проблемах твоего бывшего супруга. Соскучилась, нечего сказать!

— Макс, перестань, я тебя прошу… Я люблю тебя… – Лиана коснулась губами его лица.

Суровая гримаса Макса слегка обмякла.

— Я хочу, чтобы ты пообещала мне, что больше никогда не будешь с ним встречаться! Его проблемы – это его проблемы, и мне нет до них никакого дела!

Внутри Лианы поднялась горячечная волна возмущения. Почему? Почему она должна это обещать?! Это насилие над личностью и вообще…

— Ты мне очень дорога, – неожиданно совсем другим тоном произнес Макс. – И я очень боюсь тебя потерять… Еще одной потери в этой жизни мне не перенести…

«Господи, да он же, так же, как и я, отчаянно боится возвращения этого вселенского одиночества, – неожиданно осенило Лиану. – Он же так же, как и я, снова боится оказаться брошенным и никому не нужным, он так же, как и я, запутался в этой постоянной игре в ошибки, хотя, наверное, даже сам себе в этом не признается… Он же из тех мужчин, которые считают, что мужчина по определению должен быть сильным…»

— Хорошо, – сказала она. – Я обещаю…

В это мгновенье зазвонил телефон.

«Это Ивар, – волна паники, охватившая Лиану, могла бы скрыть под собой не один город. – Как не вовремя! Я же его просила…»

— Ну, что же ты стоишь? – разжал руки Макс. – Тебе звонят.

— Пусть, – отмахнулась Лиана и соврала. – Я не жду ничьих звонков.

Телефон не умолкал.

— Я думаю, что если человек так настойчив, значит ты ему очень нужна. Может быть, все-таки стоит снять трубку?

— Я не хочу. Позвонят и перестанут.

— Не хочешь или боишься, потому что знаешь, кто именно тебе звонит? – Макс пристально посмотрел ей в глаза.

Лиана отвела взгляд.

— Это он. Твой бывший муж, – в голосе Макса не прозвучало ни малейшего намека на вопрос: он был полностью уверен в том, что прав. – Что ему нужно на этот раз?

— Я должна была позвонить его матери насчет полиса, – призналась Лиана. – Ему же из больницы этого не сделать…

— Мне надоела вся эта история! – взорвался Макс. – Сначала ты приглашаешь меня в гости, а перед моим визитом рассматриваешь старые фотографии, то ли ностальгируя, то ли сравнивая меня с ним! Потом ты снимаешь этот дом, хотя я давно уже предлагаю тебе жить у меня, благо места хватает! Потом ты не приходишь на свидание, и я, как дурак, жду тебя весь вечер в этом проклятом кабаке! Надо мной только тарелки не смеялись! А ты даже не нашла времени позвонить, и все потому, что твой бывший муженек неожиданно загремел в больницу и поманил тебя! Потом ты снова приглашаешь меня в гости, в эти твои живые развалины Датского королевства, но и здесь нет никакого покоя от твоего прошлого! Хватит, надоело!

— Макс, но я же не подошла к телефону…

— Но он ведь звонит! Значит, он знает, что ты дома, значит, вы с ним договорились, значит, он уверен в том, что имеет право звонить сюда в любое время суток!

— Может быть, это не он… – Лиана проклинала про себя всех: Ивара с его полисом, Макса с его ревностью, но больше всех себя саму за то, что все происходит именно так.

«Хотела как лучше, а получилось, как всегда…»

— Не он? Давай проверим! Смотри, какой настойчивый звонарь попался! Может быть, мне стоит снять трубку?!

— Все, я больше не могу! – Лиана слетела вниз по лестнице.

Макс торопливо пошел за ней.

В комнате Мишеньки вспыхнул свет, Лиана сняла трубку.

— Привет! – раздался хриплый голос Ампиры. – У тебя все в порядке?

Лиана, не отвечая, протянула трубку Максу.

— Я слушаю, – он как будто только этого и ждал.

Лиана не слышала, что ему говорила Ампира, но лицо Макса с каждой минутой ее телефонного монолога на глазах менялось: откровенный гнев превратился в такую же откровенную заинтересованность.

— Хорошо, – Макс даже улыбнулся. – Надеюсь в ближайшее время познакомиться с Вами лично.

Он положил трубку и повернулся к Лиане.

— Почему ты никогда не рассказывала мне об этой своей подруге?

— Я сама познакомилась с ней вчера вечером, – сказала Лиана. – Поэтому подругой ее можно назвать с большой натяжкой.

— Оригинальная барышня… – задумчиво протянул Макс и огляделся по сторонам. – Чья эта комната?

Услышав это вопрос, Лиана поняла, что благодаря Ампире, тема Ивара на сегодняшний вечер закрыта. Если он, конечно, сегодня не позвонит.

— Здесь когда-то жил сын хозяйки, насколько я поняла, – Лиана незаметно сдвинула трубку с рычага и облегченно вздохнула.

— Сын хозяйки? – удивился Макс. – Сколько же ей лет?

— Ты знаешь, я как раз сегодня хотела тебе об этом рассказать… Тут происходят странные вещи. Мне слышатся какие-то голоса, я нахожу в пепельнице горящие дамские сигареты и на столе – обрывки векселей, датированных 9001 годом, но ведь ей не может быть столько лет по определению… Подожди, я сейчас тебе покажу! – Лиана сняла со стеллажа одну из книг и вынула из нее найденный на столе вексель. – Смотри.

— Граф…нский… Михаилу Турчанинову…рублей…вернуть…не позднее… подписано свидетелями… нотариус… Москва 1901 год… – вслух прочитал Макс. – На подделку не похоже… Бумага старая, да и печать настоящая…Михаил Турчанинов, насколько я понимаю, и есть сын твоей хозяйки?

— Она сказала, что в этой комнате жил ее Мишенька, – Лиана наморщила лоб, вспоминая. – И почему-то ни за что не хотела в эту комнату входить. А недавно ночью, как раз тогда, когда я нашла этот вексель, я проснулась от разговора двух мужчин, один из которых, по-моему, граф, требовал возврата какого-то очень внушительного долга. Сумма не называлась, но мне показалось, что речь шла о приличных деньгах. Второй, которого граф называл Мишелем, умолял его об отсрочке, на что первый, после некоторого колебания согласился. Причем упомянул, что за эту отсрочку Мишель должен быть благодарен своей жене…

— Это уже просто мистика какая-то, – недоверчиво покосился на нее Макс. – Может быть, тебе просто сон приснился? А этот вексель так и валялся на столе с незапамятных времен?

— Макс, но я же пока еще в своем уме!

— Не уверен, – серьезно сказал Макс, но, увидев вытянувшееся лицо Лианы, улыбнулся. – Я пошутил. Но сама подумай, если этот вексель датирован 1901 годом, этому Мишелю Турчанинову тогда должно было быть что-то около тридцати. Ну, хорошо, пусть двадцать пять. Соответственно его матери, даже если допустить, что вышла замуж она очень рано и так же рано родила, должно быть никак не меньше сорока-сорока пяти. То есть сейчас ей бы было… – Макс задумался, подсчитывая. – Что-то около ста сорока лет.

— Получается, что так… Но ведь я разговаривала с ней! Ей на вид, где-то семьдесят-восемьдесят…

— Ты что-то напутала, – убежденно произнес Макс. – Может быть, это брат ее, а не сын? Хотя, все равно, старушка за сто лет – для Москвы это редкость.

— Мне кажется, что этот дом видел что-то такое, о чем не в силах забыть, и о чем ему очень хочется рассказать…

— Лиана, не морочь мне голову! – отмахнулся Макс. – Ты просто, наверняка, как всегда что-то не так поняла! Может быть, вообще Мишенька – это ее последний квартирант? А никакой не сын?

— Макс, я не знаю… Слушай, я придумала! Я завтра на работе наберу в интернете, в поиске фамилию Турчанинова. Может быть, какая-нибудь информация по этому поводу там есть?

— Дурная голова рукам покоя не дает, – вспомнил старую пословицу Макс. – Ладно, чем бы дитя ни тешилось…

— Лишь бы денег не просило! – закончила за него Лиана. – Пойдем выпьем?

Макс положил вексель на карточный столик.

— Пойдем. Вечно вокруг тебя происходят какие-то странные истории, – с непонятной интонацией в голосе сказал он. Лиане даже показалось, что она уловила в ней нотку зависти.

— Зато жить не скучно! – тряхнула она головой.

— Это уж точно, с тобой не соскучишься, – Макс прижал Лиану к себе. – Скучаешь, как правило, без тебя…

Глава 21

Поиск в интернете ничего определенного не дал. Лиана узнала только, что действительно существовал когда-то в Москве дворянский род Турчаниновых, который ни чем не отличался от всего среднего, даже скорее обедневшего дворянского сословия тех времен, кроме одного: дворянин Арнольд Иванович Турчанинов был архитектором и создателем московского особняка князей Л*, построенного в стиле ампир.

Пока Лиана переваривала полученную информацию, раздался телефонный звонок.

— Привет, – хриплый голос Ампиры даже по телефону звучал завораживающе. – Надеюсь, что сегодня вечером ты свободна?

«Вечером? – прикинула Лиана. – Вечером я должна быть в больнице у Ивара, хотя нет, я же обещала Максу, но тогда как передать ему, что я звонила его матери, и выяснила, что сделать без его присутствия полис она никак не может? Ей отказали во всех инстанция, она даже до Горздрава дошла… Потом я обещала позвонить Максу, мы предварительно собирались к нему, и еще пару статей вычитать надо, я как раз собиралась взять работу на вечер…»

— Какие-то проблемы? – правильно поняла ее молчание Ампира.

«Позвоню Янису, – тряхнула головой Лиана. – Пусть он доедет да Ивара и передаст ему информацию, статьи добью сегодня, а после встречи с Ампирой поеду к Максу».

— Никаких проблем, – на душе Лианы стало весело от того, что она так лихо раскидала все свои вечерние проблемы. – Куда мы пойдем?

— Я предпочитаю не раскрывать карт до тех пор, пока не началась игра. Я заеду за тобой после работы. Ты заканчиваешь в шесть?

«Удивительная осведомленность, – поразилась Лиана. – Впрочем, ничего удивительного, Митька мог рассказать Ампире обо всем, что ее интересует».

— Да.

— Я в пятнадцать минут седьмого буду ждать тебя у подъезда.

Ампира, не прощаясь, положила трубку.

Лиана задумалась. Что нужно от нее этой самодостаточной девице? Неужели ее классификация жизни так для нее важна, что она готова пожертвовать собственным временем, чтобы в очередной раз убедиться в своей правоте? Или это что-то другое? Какое-то странное притяжение? Ведь, признайся, тебя саму к ней тянет ничуть не меньше, вон как лихо ты отказалась от всех своих планов на вечер ради сомнительного времяпрепровождения в компании Ампиры…

Ладно, хватит заморачиваться, у тебя еще две статьи висит, и если ты их сегодня не сделаешь, вряд ли твой вечерний отдых пройдет так безмятежно, как тебе бы этого хотелось.

Лиана откинула с лица волосы и погрузилась в работу.


На этот раз Ампира была в тяжелой, проклепанной кожаной косухе с нарезанными полосками кожи по плечам и по шву рукава, в кожаных штанах и неизменных ботфортах на огромной подошве. Черные волосы мягко облегала черная же, кожаная бандана с изображением лаврового венка. На ее фоне Лиана в своем стареньком плаще, который она год назад купила за бешенные, как ей тогда казалось, деньги, выглядела бедной провинциальной родственницей, только что приехавшей из какого-нибудь Богом забытого Урюпинска.

— Поехали, – сказала Ампира и распахнула перед Лианой заднюю дверь шикарного черного «Крайслера». – Я покажу тебе настоящую Москву.

Молчаливый шофер, профиль которого скорее напоминал орлиный, резко рванул автомобиль с места.

Бешеная скорость несущихся огней, сливающихся в одну сплошную полосу, еле слышный шорох шин, мягкое покачивание черных кожаных сидений, стремительно проносящиеся за тонированным стеклом небоскребы, запах ароматного табака, блестящие от непонятного возбуждения глаза Ампиры, которые стали еще огромнее в полутьме салона… Вся прошлая жизнь Лианы осталась где-то там, за этой захлопнувшейся дверцей, и сейчас не было ничего больше, кроме этой невообразимой гонки и какого-то безудержного восторга, какого Лиана не испытывала уже очень давно, если вообще испытывала хоть когда-нибудь… Присутствие Ампиры будоражило ее кровь, вызывая в душе Лианы ранее неведомые ей чувства. Лиана даже не смогла бы объяснить, какие именно, да ей и не хотелось ничего объяснять. Это походило на огромную волну или сильнейший порыв ветра, когда некая стихия уносит тебя все дальше и дальше, а ты, вместо того, чтобы сопротивляться, ломая руки и ноги, отдаешься во власть этой необузданной силе и даже начинаешь получать от этого неизъяснимое удовольствие…

Машина остановилась около серого здания с колоннами. Построенное в лучшие советские годы и когда-то олицетворявшее собой мощь подступающего к крыльцу страны коммунизма, теперь оно переживало явно не лучшие времена. Советский герб на фасаде осыпался и скрошился, и новое поколение, для которого слова «пионер» и «Брежнев» значили не больше, чем сочетания каких-то смутно-знакомых, но не имеющих никакого значения звуков, вряд ли бы сумели разглядеть что-нибудь, кроме пары торчащих тощих колосков да пробитой выпуклости земного шара. А уж идентифицировать этот барельеф смог бы, пожалуй, только состарившийся и впавший в маразм герой социалистического труда до сих пор боготворящий товарища Леонида Ильича за двухкомнатную хрущебу в 37 квадратных метров и регулярно подглядывающий в щелку ванной двери за собственной невесткой.

— Это и есть настоящая Москва? – не удержалась Лиана.

Ампира не удостоила ее ответом.

На входе в это совковое безобразие стояли два огромных амбала, скорее напоминающих своим внешним видом киношных киллеров, чем службу охраны. Перед Ампирой оба любителя стероидов разошлись в стороны и даже чуть пригнулись. Лиана заметила в их глазах одинаковый похотливый выплеск: «Эх, хороша, стерва! Сейчас бы ее…»

— Может быть, ты мне все-таки расскажешь, куда ты меня притащила? – Лиана догнала стремительно шагавшую Ампиру на стершихся ступенях облезлой мраморной лестницы.

— Сегодня здесь фестиваль молодых рок-групп, – наконец-то приоткрыла завесу тайны Ампира. – Я их журить буду. И ты заодно. Не возражаешь?


Изнутри ДК представлял собой еще более плачевное зрелище. Серо-буро-зеленые стены в подтеках, замызганная и осыпавшаяся лепнина потолка в паучьих разводах, огромные, пыльные люстры, в которых вместо тридцати-сорока ламп светили от силы по десять, истрепавшаяся практически до дыр ковровая дорожка, прикрывающая отбитые куски лестницы… Лиане на мгновенье показалось, что она неожиданно вернулась назад, отбросив время и пространство прожитых десяти лет, в старый, заштатный, провинциальный дворец культуры, в котором собрались доморощенные и такие же провинциальные музыканты, мнящие себя как максимум Гребенщиковыми, как минимум Летовыми, желающие продемонстрировать и доказать всему миру в лице небольшой горсточки неформалов – по большей части наркоманов и алкоголиков, а так же этому ДК, в данный момент олицетворяющему собой весь город, свои гениальные способности.

Поймав себя на этой мысли, Лиана неожиданно смутилась. Ведь когда-то она сама была среди этой горсточки неформалов и музыкантов – капли в море провинциального тупоумия и ограниченности, которые, по наивной своей молодости действительно хотели перевернуть этот мир, заставить его жить по-другому, которые действительно искренне верили в то, что они делают… Они верили в то, что это кому-то нужно, в то, что все они способны на настоящий бунт, только бунт без оружия в руках, бунт интеллектуальный и музыкальный, бунт против совкового болота, засасывающего большинство людей. Они искренне считали себя чуть ли ни мессиями, и каждый нес в душе огонь – желание настоящей победы, каждый хотел пробиться наверх, туда, в запредельно далекую столицу, чтобы доказать, перевернуть, суметь… Сколько было выпито водки и дешевого портвейна под нескончаемые разговоры на прокуренных кухнях о смысле жизни и о цели каждого отдельно взятого человека, сколько было перечитано книг, которые передавались друг другу из-под полы, размножались под страхом КГБ на допотопных множительных аппаратах с типично советским названием «Эра», сколько было открыто истин, которые, как потом оказалось, давно уже были открыты… Где теперь все эти герои? Кто-то спился, кто-то умер, кто-то выкинул из головы всю эту заумную блажь и стал приличным членом общества, а кто-то превратился в музыкального болванчика, до сих пор призывающего четырнадцатилетних подростков к бунту все равно против чего…

Лиана тряхнула головой, отгоняя эти грустные мысли. Она сама когда-то была частью этой общности и даже теперь, если бы ей предложили переиграть прошедшую жизнь заново, ни за что бы от этого не отказалась. В этом была своя, ни с чем не сравнимая романтика… Просто за последние три года в столице она забыла эту часть своей жизни, отрезала ее, как отрезают зачерствевший кусок батона, потому что здесь была совсем другая игра с другими правилами, которым ты обязана подчиняться, если хочешь выжить…

Лиана так глубоко погрузилась в захлестнувшее ее прошлое, что налетела на Ампиру, которая повернувшись, резко остановилась прямо перед ней.

— Не правда ли, все это очень напоминает тебе твои семнадцать лет? – с непонятной улыбкой на губах спросила Ампира.

«Откуда ты?..» – открыла было рот Лиана, но Ампира, так же стремительно отвернувшись, уже шла дальше по сумрачному, полупустому холлу второго этажа, где под тусклыми люстрами вальяжно расположились бильярдные столы – неотъемлемая дань ДК нынешнему времени в робких попытках выжить.


Потревоженное прошлое медленно выглядывало из всех щелей. Из небольшой сцены, заставленной дорогой аппаратурой, – Лиане сразу же вспомнились доморощенные комбики, которые большинство музыкантов собирали сами из всякого подручного материала, – из плотных, потертых бархатных штор, – когда-то они с Иваром, недолго думая, стащили одну такую, и потом оба щеголяли в обновках, сшитых своими же руками: черных бархатных штанах и такой же юбке, невообразимого фасона, – из копошащихся у пульта звукорежиссеров, – на всех концертах всегда зашкаливало звук, все свистело и фонило, и потные, уставшие, отыгравшие свою программу музыканты, громко матерясь, крыли звукачей на чем свет стоит и обещали после концерта набить им морду, – из тускло поблескивающего кусочками зеркал крутящегося под потолком шара, – когда-то они лепили эти кусочки на пластилин, предварительно разбив три небольших зеркала и потом долго парились, пытаясь подвесить это зеркальное убожество под потолок, шар получился очень тяжелым, и, в конце концов, рухнул, зацепив осколками барабанщика… Даже бар, находящийся прямо в зале, у дальней стены, напротив сцены не ломал общей картины: спиртное на подобных концертах было всегда, и какая собственно разница, из чего его пить – из пластиковых стаканчиков или прямо из горла пронесенной в гитарном кейсе бутылки…

Места для жюри были огорожены импровизированным барьером из стульев. У прохода дежурил амбалоподобный охранник – полная копия двоих, стоящих на входе в ДК. Лиана даже под страхом смертной казни не смогла бы отличить одного от другого. Ампира удобно расположилась в кресле, по-хозяйски похлопала рукой по соседнему.

— Присаживайся. В качестве жюри на подобных тусовках тебе вряд ли приходилось раньше бывать.

Невзрачный прыщавый парень с солидно поблескивающим на груди бейджем «Администратор» подобострастно склонился над Ампирой.

— Добрый вечер! Мы так рады, что вы согласились принять участие в нашем конкурсе…

— Давай без этих сантиментов, – поморщившись, перебила его Ампира. – Надеюсь, что все начнется вовремя?

— Конечно, конечно, – ничуть не обидевшись, заверил администратор. – Как только все жюри соберется…

— Кто-нибудь еще приехал? – осведомилась Ампира.

— Да, – фамилию известного рок-музыканта администратор выговорил со щенячьим благоговением в голосе. – Он сейчас в VIP-комнате, там для вас небольшой фуршет, если хотите, можете пока…

— Два двойных виски со льдом. Сюда, – распорядилась Ампира. – И принеси пепельницу.

Администратор моментально испарился.

Ампира придвинула к себе стул и закинула на него ноги.

— Располагайся. Чувствуй себя, как дома. Ровно в семь они, конечно, не начнут, начинать концерт вовремя – это дурной тон, но к половине восьмого, я надеюсь…

— Зачем тебе это нужно? – Лиана, наконец-то, опустилась в кресло, перестав оглядываться по сторонам: все происходящее, чем дальше, тем больше напоминало ей ожившую картинку прошлого, в которую не вписывалось только одно – присутствие в ней Ампиры, как главного действующего лица.

— Разве это плохо – помогать молодым талантам? – удивленно приподняла брови Ампира.

— Издеваешься?

— Ваше виски, – администратор поставил на столик, стоящий перед креслами два толстых стакана с виски и тяжелую, бронзовую пепельницу.

— Ваш виски, – поморщилась Ампира, бросила взгляд на пепельницу. – Прямо раритет какой-то… Переходящий никотиновый приз от товарища Сталина.

Администратор счел за лучшее бесшумно удалиться.

Ампира глотнула разом почти полстакана виски, вставила в любимый мундштук сигарету и закурила.

— Тебе все это очень знакомо, не так ли?

— Откуда ты знаешь? – Лиана наконец-то задала тот вопрос, который мучил ее с самого первого шага в стенах этого заведения.

— Достаточно было посмотреть на твое лицо. Бурное рок-н-ролльное прошлое в каком-нибудь Мухосранске со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я не права?

— Права, черт возьми! – не удержалась Лиана. – Но ты не могла этого знать!!!

— Я говорила тебе, что я очень хороший психолог, – Ампира потянулась, словно сытая кошка. – Думаю, пока мы шли сюда, ты вдоволь назанималась духовной мастурбацией… Этакий глубоко проникающий трах прошлого с настоящим… В этом есть своя прелесть, наверное… Если бы ты могла видеть себя со стороны…

«Какого черта я сижу здесь и выслушиваю все эти гадости?!» – возмутилась про себя Лиана, ясно представив, как сейчас она выплеснет в самодовольное лицо Ампиры виски и покинет этот чертов ДК.

— А вот рукоприкладства не надо, – моментально подобралась Ампира. – Размахивание руками – удел слабых. По-моему, ты к этой категории человеков не принадлежишь.

Лиана подняла стакан, но вместо того, чтобы выплеснуть обжигающую жидкость на сидящую рядом Ампиру, вылила ее себе в рот. Почти всю. И поперхнулась. И закашлялась.

— Это с непривычки, – Ампира одобрительно сунула ей в губы свой мундштук. – Затянись поглубже, сейчас все пройдет.

Лиана сделала глубокий вдох и только тогда поняла, что в сигаретах Ампиры присутствует не только табак. То-то с самого начала этот запах показался ей приторным и смутно знакомым. Так в далекой ее юности пахли косяки с анашой… Самопальные самокрутки, которые забивались в выпотрошенные папиросы «Беломорканала», которые можно было купить в любом магазине за 22 копейки. Забивались умело и осторожно, чтобы не просыпать, не уронить ни единой крошки, а потом пускались по кругу или гонялись паровозом, до тех пор, пока в руках у последнего из желающих не оставался жалкий, обгоревший бумажный цилиндрик…

Ампира понимающе улыбнулась и убрала мундштук.

— Слушай, как там тебя! – окликнула она охранника. – Скажи этому вшивому администратору, что если через десять минут они не начнут все это свое безобразие, я сваливаю! И пусть принесет бутылку виски! – бросила она уже в спину удаляющемуся амбалу.

Через секунду прыщавый администратор оказался рядом и что-то просительно-извиняюще забубнил о том, что кто-то еще не подъехал, кто-то напился в VIP-комнате, кто-то не допродал билеты…

— Это не мои проблемы, – отрезала Ампира. – Мы договаривались на семь. Уже двадцать минут восьмого. Если через десять минут вся эта бодяга не начнется…

Администратор тут же уверил ее, что именно эти десять минут им и необходимы для того, чтобы все утряслось, и, водрузив на стол литровую бутылку виски, снова испарился.

— Блин, что за страна, – снова откинулась на спинку кресла Ампира. – Пока не нарычишь, пальцем не пошевельнут!

Лиана курила свою сигарету, отстраненно наблюдая, как двое организаторов подвели к соседнему креслу практически в ноль пьяного маститого рок-музыканта, который тут же попытался облапать Ампиру, но был моментально поставлен, вернее, посажен на место; как следом за ним в зоне жюри возник третий, чье лицо показалось Лиане смутно знакомым, она с трудом вспомнила, что видела его как-то на одном из каналов в третьесортной передаче о современном рок-н-ролле, где он, подобно Зевсу-громовержцу сметал с лица земли все и вся, явно претендуя на оригинальность и глобальность мышления; как зал перед сценой моментально наполнился людьми, в руках каждого из которых был обязательный пластиковый стаканчик, как погасили свет, и со сцены раздался первый гитарный аккорд…

«Они ведь будут стараться сейчас, будут играть для этого в дым пьяного старого пня, которому уже лет пять как нечего сказать даже самому себе, для этой стервозной имперской шлюхи, для этого озабоченного собственным ничтожеством критика… Они будут играть и надеяться, они верят, что от этих людей зависит очень многое… И оно действительно зависит. Но, Боже мой, от кого?!»

— Ну, где та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли? – процитировала Ампира, и глаза ее плотоядно заблестели.

Глава 22

Группы сменяли одна в другую в калейдоскопической последовательности, Лиана смотрела на сцену, пытаясь вслушаться в звучащие слова, и ничего не понимала. Все исполнители были похожи друг на друга, как однояйцевые близнецы: стандартный набор рифм – любовь, кровь, морковь – под совершенно одинаковые запилы гитары, невообразимый треск из динамиков и среднестатистические голоса вокалистов. Во всей этой музыке смысла было не больше, чем в радостном лепете девятимесячного младенца, увидевшего перед своим носом разноцветную погремушку. Для Лианы рок всегда ассоциировался именно со смыслом песен, среднее качество музыки оправдывалось глубиной раскрытой темы, иногда даже пары надрывных аккордов и двух хриплых строчек хватало для того, чтобы испытать настоящий драйв от услышанного… В том, что она слышала сейчас, не было ничего… И эта пустота была страшнее всего остального. «Молодая шпана» явно деградировала по сравнению со своими старшими рок-н-ролльными братьями, а может быть, это сама Лиана, на какое-то время выпав из музыкальной тусовки, просто потеряла нюх и чутье и превратилась в этакую консервативную барышню с отставленным в сторону мизинчиком, отрицающую все новое? Лиана украдкой бросила взгляд на Ампиру. По непроницаемому лицу той невозможно было угадать, какие именно эмоции вызывает в ней услышанное, и вызывает ли вообще.

Ампира, моментально почувствовав на себе ее взгляд, повернулась к Лиане.

— Если это – та самая молодая шпана, то я китайский летчик.

— Ты озвучила мои мысли, – усмехнулась Лиана.

— Я просто произнесла вслух то, о чем ты только что подумала. Ты права – жуткая тоска, – Ампира сладко зевнула, продемонстрировав тридцать два абсолютно белых и ровных зуба. – Хотя, предыдущий мальчик был неплох, очень неплох… Ему, конечно, нужно все поменять – от внешности до мелодий, плюс к этому подсунуть ему профессиональных музыкантов, но некоторые тексты у него очень недурны…

— Ты еще и продюсерством занимаешься? – удивилась Лиана.

— А что? По-твоему, я совсем не похожа на благотворительную старую деву, умильно достающую свой кошелек при каждом слюнявом случае? – усмехнулась Ампира. – Уверяю тебя, ничего человеческое мне не чуждо, – Ампира выдержала паузу, давая Лиане время привыкнуть к ее образу благотворительницы, пристально наблюдая за ее реакцией. – Ты права, – удовлетворенно бросила она. – Это – вложение капитала. Не больше.

— Ты – чудовище.

Ампира довольно расхохоталась.

— Вот и ты навесила на меня ярлык, засунула в свою собственную систему деления людей на категории. По твоему мнению я – бессердечная сука, не так ли?

Лиана демонстративно отвернулась.

«Что я делаю здесь? – в очередной раз подумала она. – Находясь в этой компании, я уподобляюсь ей и всем на нее похожим. Зачем?»

— Значит, тебе это нужно. А может быть, ты одна из нас? – снова прочитала ее мысли Ампира. – Не пора ли назвать вещи своими именами? Взросленькая уже девочка, чтобы прятаться от правды.

«Я ухожу», – Лиана хотела подняться, но вместо этого снова налила себе виски.

Ампира хмыкнула и повернулась к сцене.


После концерта два дюжих молодца-охранника, отгораживая широкими плечами Ампиру от толпы накачанных пивом желающих получить ее автограф на чем угодно – от коробки с записью ее диска до собственного паспорта, препроводили ее за кулисы, вслед за прыщавым администратором, услужливо показывающим дорогу в это «святая святых». Лиана обреченно шагала следом, так и не решив для себя этот мучивший ее с самого начала вопрос: зачем она здесь?

В маленькой комнатке, обклеенной облезлыми обоями, вытертыми до белизны и кое-где свисающими скрученными махровыми клочьями, появление Ампиры произвело на присутствующих, пожалуй, большее впечатление, чем сакраментальная заключительная фраза исторической комедии Гоголя на городничего и компанию. Гул голосов, до того оживленно обсуждающих что-то, моментально затих, добрая дюжина человек, переодевавшихся, смеявшихся, убирающих инструменты, пьющих пиво, повернулись к входной двери и застыли в тех самых позах, в которых их настигло это явление. И во всех глазах Лиана увидела адскую смесь, солянку из благоговения, восторга, тайной надежды и неприкрытой зависти. «Я, я, я! – в тягуче-ватной тишине кричали, молили, вопили люди. – Выбери меня! Я – самый, самый, самый…»

— Отомри! – сказала Ампира.

— Привет! – сказала Лиана.

И по комнате пронесся легкий вздох.

— Ты! – Ампира указала острым черным ногтем на того самого парня, о ком шла речь во время концерта. – Мне нужно с тобой поговорить.

Головы всех музыкантов, словно по команде повернулись в сторону счастливчика. И Лиану откинуло от двери душной волной неприкрытой, ядовитой ненависти. И только из одной пары глаз заструился легкий, восторженный, до конца не верящий в свою удачу свет.

— В этом гребанном ДК есть место, где можно поговорить? – повернулась к администратору Ампира.

— Конечно, конечно, – немедленно засуетился тот. – VIP-комната к вашим услугам.

— Я пошла в туалет, – Лиану уже мутило от всего это фарса.

— Подожди меня в машине! – бросила ей через плечо Ампира. – Это не займет много времени.

Лиана вышла из обшарпанного подъезда ДК, с наслаждением глотнула холодный, морозный воздух. В голове неожиданно всплыли строчки одной из ранних песен Ивара. Тогда он тоже был среди этой горсточки неформалов и музыкантов и свято верил, что может перевернуть весь мир своими песнями…

Мальчик в грязной луже

Играет в Ватерлоо,

Сделан, приспособлен,

Видно повезло.

В кармане вместе с пеплом

Грязных груз страниц,

Капкан на волка

И пара мертвых птиц…

Сосед травился газом,

Но потом привык,

Взял свое счастье,

Утащил в тупик.

Здесь многие летают

С покатой крыши вниз.

Давай посадим в клетку

Эту пару мертвых птиц…

Пару мертвых птиц…

— Пару мертвых птиц… – вслух пропела Лиана, а про себя подумала: как знать, может быть, он до сих пор в это верит? Только она уже год, как не слышала его песен…Ни старых, ни, тем более, новых… Если они были, конечно, эти новые песни…

— Ностальгия по НАСТОЯЩЕМУ? – Ампира возникла рядом, натягивая черные кожаные перчатки.

— Поимела еще одну душу? – парировала Лиана.

— У меня их целый паноптикум. Этот экземпляр его, безусловно, украсит, – Ампира спустилась с крыльца. – Поехали, у нас еще масса дел.

— У нас?

— Ну, ты же не бросишь все на полпути? Если идти, то уж идти до конца, чтобы потом не было мучительно больно за то, что никогда не было сделано и уже сделано не будет…

«Она повторяет мои мысли…»

Молчаливый шофер уже открывал дверь автомобиля, Лиана задумалась на пару секунд и, встряхнув головой – будь, что будет, – извращенное притяжение Ампиры оказалось сильнее всех доводов рассудка, нырнула в пахнущее кожей нутро салона.

Глава 23

Заведение, у которого резко остановилась машина Ампиры, своим непрезентабельным видом и архитектурной формой скорее напоминало заброшенный детский сад, расположенный по прихоти какого-то полоумного проектировщика прямо в центре небольшого городского парка, в погожие дни служившего местом выгула детей и собак, а так же вечерним пристанищем близживущих алкоголиков и продвинутой молодежи с банками пива, полными карманами презервативов и неизменно расстроенной гитарой.

— Странное у тебя понятие о настоящей Москве, – не удержалась с подколкой Лиана. – Ты решила показать мне все развалины бывшего Советского Союза?

— Никогда не суди по внешнему виду, – серьезно сказала Ампира. – За непрезентабельной внешностью иногда скрывается что-то гораздо более серьезное, чем ты даже можешь себе вообразить. Впрочем, частенько бывает и наоборот…

Деревянная крыша домиком нависала над массивной, железной дверью. На толстых цепях болтался указатель с названием. Выжженные буквы, профессионально стилизованные под готику, уверенно гласили: «Рыцарь».

— Честно признаться, рыцарские замки с самого детства я представляла себе несколько иначе, – снова не удержалась Лиана. – Или это такой новый стиль настоящих московских рыцарей?

— Мне нравится твоя ирония, – Ампира ткнула черным ногтем в кнопку звонка. – Только никак не могу понять: ты хочешь уколоть меня или прячешь за ней собственную неуверенность?

Пока Лиана лихорадочно искала слова для ответа, дверь бесшумно открылась.


Темно-коричневые деревянные стены, деревянные, полукруглые своды низкого потолка, огромные ниши, которые заполняли импровизированные факелы, впрочем, почти неотличимые от настоящих, запах сухого дерева и свежезажаренного мяса, два манекена в кольчугах и шлемах, полностью закрывающих лицо, стоящие у начала этого коридора, уводящего в далекое рыцарское прошлое… Пленительная игра воображения уже услужливо рисовала прекрасных дам и их бесстрашных рыцарей – героев неизменных английских баллад, готовых на любые подвиги ради единственной дамы своего сердца… Лиана, конечно, знала, что на самом деле рыцарская эпоха куда менее романтична, чем люди ее представляют, взять хотя бы полное отсутствие элементарной чистоплотности, не говоря уже о какой-то общечеловеческой морали, хотя нет, почему же, мораль присутствовала всегда, другое дело, что мораль того времени слишком отличалась от того, что называют моралью сейчас, и все же так хотелось не думать об этом, а просто поверить в то, что пройдя до конца по этому коридору, она окажется в великолепном зале с камином, на темных стенах будут оживать отблески пламени, и из огромного кресла ей навстречу поднимется человек, ради которого она бросила старого тирана-отца и рыжую шлюху-мачеху…

Полумрак коридора разрезал пополам электрический свет, огромная тень тут же заселила световое пятно.

— Верхнюю одежду сюда, пожалуйста!

Очарование средневековья моментально растаяло в этой банальной фразе, в этом голосе, в этом электрическом пятне на деревянном полу, словно покосившийся и почерневший снеговик под лучами ослепительно яркого солнца, оставив после себя лишь небольшую лужу смутного сожаления.

Длинный низкий коридор, как и ожидала Лиана, закончился огромным залом. Деревянные колонны подпирали высокие потолки, в камине электрически тлели пластиковые дрова, головы зверей, развешанные по стенам, казались живыми, в огромных нишах, отгороженных непробиваемым стеклом, хищно поблескивали сталью и серебром изящные клинки – настоящие произведения искусства, трудно было даже предположить, что за этой оточенной витиеватостью переплетений неуловимо прячется смерть, готовая в любой момент выскочить наружу, как черт из табакерки, стоит только кому-нибудь ощутить на своих пальцах прохладу этой изумительной рукояти, и пойти на поводу у собственных, задавленных инстинктов и сверкающего клинка, с самого своего рождения мечтающего почувствовать, как входит сталь в беззащитное тело…

Тяжелые, деревянные столы, проклепанные железом, неизменная барная стойка в углу, а в разных концах зала – друг напротив друга – сцена с тремя шестами, задником которой служили деревянные пни для метания ножей, и пять арбалетных дорожек с круглыми бумажными мишенями, огороженных от зала затемненным стеклом.

Все столы в зале, кроме одного, стоящего у самой сцены, были заняты. Ампира, не задумываясь, уселась за него, опустила ниц табличку с надписью «Зарезервировано».

— Ну, как? Ты изменила свое мнение?

— Потрясающе, – кивнула Лиана. – Я никогда не видела такой идеальной стилизации.

— Можно подумать, что ты вообще что-то видела, – фыркнула Ампира. – Кроме, конечно, третьесортных забегаловок с неизменным пивом и сушеной воблой по десять рублей за штуку.

— Ты забываешь, где я работаю, – возразила Лиана, ничуть не обидевшись. – Все эти тусовки и презентации, о которых мы пишем, проводят не в самых последних заведениях. Так что, мне есть, с чем сравнивать.

— Один – ноль в твою пользу, – улыбнулась Ампира. – Видела этих чудиков в латах, прямо на входе?

— Манекены?

— Хрен тебе!

— Это живые люди? – ахнула Лиана. – Но ведь стоять во всем этом обмундировании, наверное, очень тяжело!

— Жрать захочешь, еще не такое на себя напялишь! Вся эта экипировка весит около пятнадцати килограмм. Но хозяин здесь им неплохо платит, – Ампира открыла лежащее на столе меню. – Голодная, как собака! Здесь хорошая кухня, так что рекомендую.

Лиана открыла меню, лежащее с ее стороны. Привычным взглядом пробежалась справа налево. Цены, стоящие в правой колонке, вызвали у нее легкий шок: самое большое, что она могла себе позволить, это чашку кофе за пять долларов. Дешевле был только какой-то фруктовый кисель – за него пришлось бы отдать полтора.

— Заказывай, что хочешь, – снова прочитала ее мысли Ампира. – Ты сегодня моя гостья, я угощаю.

Лиана, подумав, выбрала филе фазана с романтическим названием «Мартин», Ампира заказала филе оленя в лесных ягодах, именуемое не менее романтично «Аскольд», и неизменную бутылку виски.

— Зачем мы приехали сюда?

— Через двадцать минут поймешь, – Ампира поднялась. – Пойду прогуляюсь. Здесь в отличие от среднестатистических рыцарских хором имеется нормальный сортир.

В ожидании заказа Лиана огляделась по сторонам. Публика, сидящая за столиками, состояла преимущественно из одних мужчин. Одетые довольно просто, если не сказать скромно, все они были отмечены неуловимой печатью больших денег. Лиана не смогла бы объяснить, в чем именно это выражается. Может быть, в каком-то неуловимом повороте головы, в неторопливых, уверенных жестах, в ясных взглядах, привыкших смотреть прямо в глаза собеседнику, в отсутствии какой-то суеты, свойственной стандартным «новым русским»… Эти люди не боялись жизни, они просто жили, зная, что даже если завтра половину земного шара сметет с лица земли стихийное бедствие вроде землетрясения или наводнения, их маленькая империя пострадает только отчасти, этакий укус комара – убиваем, вытираем, чешем опухшее место и продолжаем жить дальше. Именно эта уверенность в завтрашнем дне сквозила во всех их движениях, и именно она выдавала их с головой.

— Кто эти люди? – спросила Лиана вернувшуюся Ампиру. Ей безумно хотелось подтвердить свою догадку.

— Тебе назвать поименно? – Ампира довольным взором окинула зал. – Хотя вряд ли тебе что-нибудь скажут их имена. За соседним столиком – владельцы самых престижных галерей и антикварных салонов, мимо них не проскочит ни одно мало-мальски пристойное произведение искусства. Чуть дальше – президент одного из пяти самых крупных туристических агентств, обычно в это время он пребывает где-нибудь заграницей, видимо сегодня его вытащили в столицу какие-то неотложные дела, рядом с ним его жена – у нее несколько мелких магазинчиков, так, бизнес для удовольствия, чтобы дома не засохнуть. Третий, по-моему, ее любовник, хотя наверняка этого так до сих пор никто и не знает, умная баба, умеет заметать следы. За столиком в углу – хозяин сети дорогих ресторанов, вместе с ним какие-то иностранцы, судя по всему, намечается крупная сделка. Тот высокий брюнет, чуть симпатичней Квазимодо – известный издатель. Вся эта детективная порнография в мягких обложках, которую каждый второй тискает в метро – его рук дело. Дамочка с ним – очередная любовница, желающих захомутать такого выгодного жениха выше крыши, но он особо не торопится связать себя узами Гименея, ему и на воле неплохо живется… Остальные – сошки поменьше, но в целом тоже упакованные по самые помидоры. Все – пристойные члены общества, как ты могла заметить.

— Приятно видеть уверенных в себе людей, – заметила Лиана. – Не этих доморощенных новых русских с килограммовыми цепями во всю шею, которые кроме слов «бабки» и «бля» больше ничего говорить не умеют. Когда у человека все есть, наверное, это накладывает на него определенный отпечаток…

— Все есть? – Ампира глотнула виски. – Ты имеешь в виду материальное благополучие? Но разве деньги, пусть даже большие деньги помогут тебе избавиться от детских страхов? Разве они вернут тебе умершего ребенка или любимую женщину, которая бросила тебя ради нищего художника, только потому, что полюбила? Разве они сумеют помочь тебе справиться с не проходящей депрессией, корни которой лежат в глубине твоего подсознания, в каком-нибудь маленьком проступке твоего детства, выросшем в гипертрофированное чувство вины? Разве их хватит, чтобы накормить твоего собственного дракона, который прячется внутри каждого человека и который периодически хочет жрать, и ему наплевать, что и кто станет его пищей на этот раз?

— Ты говоришь страшные вещи, – поежилась Лиана.

— Ты сейчас все увидишь собственными глазами, – Ампира поднялась. – Их благополучие – это дым, иллюзия, не больше. Это такая же ошибка природы, как окружающий мир…


Над сценой с шестами заворочались клубы дыма. Приглушенно зазвучала музыка – готическая, тяжелая, какая-то церковная, – смесь молитвы и марша, от которой по спине Лианы пробежала легкая дрожь, покрыв мелкими мурашками все тело. Негромкие и до того разговоры за столиками стихли, головы сидящих одновременно и жадно повернулись к сцене, словно люди пришли сюда и сидели в этом зале только в ожидании этого момента. Дыма стало еще больше, уже невозможно было разглядеть даже ближайший шест, музыка становилась все громче, разноцветные прожектора мигнули в последний раз и погасли.

«Ампира не сказала мне, что будет петь», – запоздало подумала Лиана, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в этом черном дыму.

Вспыхнул яркий, красный свет. На сцене, перед шестом, в длинной монашеской рясе, лежала Ампира.

То, что происходило потом, Лиана воспринимала частями. Отдельно был зал, с застывшими посетителями, немыми изваяниями, впившимися в сцену, отдельно светилась барная стойка, отдельно скалились на стенах головы и клинки, и совсем отдельно от всего вышеперечисленного существовала девушка в танце. Ампира двигалась то медленно, то стремительно, Ампира то умоляла, то кидалась в бой, Ампира неслась стремительным вихрем, Ампира застывала трагической статуей, Ампира молилась… Больше всего этот танец напоминал истовую молитву, даже дым, выпущенный на волю из дымовой машины, принимал явственные очертания иконостаса. Лиане даже казалось, что она видит лики икон, смотрящих скорбно и грустно… Бог не отвечал на мольбы Ампиры. Он был слеп и глух к ее метаниям, к ее просьбам, к ее слезам и отчаянью… Застыла на последней ноте мелодия, Ампира поднялась с колен, отшатнулась от воображаемого иконостаса и резким движением руки сдернула с себя монашескую рясу, оставшись в одной кольчуге, надетой на голое тело. По залу прокатился восторженный вздох.

Бог не услышал ее молитв, и теперь Ампира сражалась с ним. Сражалась так же неистово и яростно, как до того молилась. Она разбивала колокола, она крушила стены храма, она топтала ногами иконы, она убивала Бога… Она убивала Бога в себе и то торжествовала, то плакала… Она убивала Бога за то, что он не дал ей веры…

И когда все было кончено, и Ампира отправила в костер последнюю икону и вырвала язык последнему колоколу, и обессилено упала в грязь, обломки и осколки, вокруг воцарилась тишина. И где-то там, в этой пронзительной тишине, первая птица запела молитву, возвещая о начале мира. Распластанная девушка осторожно подняла голову, прислушиваясь, потом лицо ее озарила неуверенная улыбка, засияли глаза, птица пела все громче, Ампира поднялась на ноги, и, скинув с себя кольчугу, обнаженная, шагнула под мягкие, звонкие струи бегущей с неба воды. Нужно было убить Бога, чтобы суметь в него поверить…

Несколько мгновений в зале было тихо, потом воздух взорвался шумом и движением. За столами не осталось никого. Вокруг сцены давилась толпа обезумевших людей. Их лица были искажены гримасами, в них было все – от боли, отчаянья, ненависти до счастья, любви и сладострастия. Люди кричали что-то восторженное, кидали на сцену зеленые бумажки, изгибали тела, пытаясь хотя бы кончиками пальцев коснуться стоящей перед ними девушки. Все. Даже женщины. Это походило на какое-то массовое сумасшествие, словно какая-то полубезумная секта в едином порыве экстаза молится своей святой, готовая в этом слепом экстазе уничтожать и возрождать вновь, уничтожать и возрождать, до тех пор, пока хватает сил… А над всем этим безумием возвышалась великолепная в своей наготе Ампира, не делающая ни малейших попыток прикрыть тело, и, не отрываясь, зелеными, горящими, как у кошки, глазами смотрела на Лиану.

И Лиана поняла, что ей, так же, как и всем остальным, безумно хочется оказаться рядом со сценой, хотя бы кончиками пальцев коснуться бархатистой кожи, а за благосклонный взгляд этого фантастического существа, стоящего на сцене, отдать свою жизнь, даже если этот дар Ампире вовсе не нужен…

Лиана поднялась со стула, ведомая этим чудовищным притяжением, зазвенел, задетый ею стакан, взгляд Лианы на пару секунд принял осмысленное выражение, она налила стакан до краев виски, и так же, стоя, залпом выпила. С громким стуком опустила стакан на стол, а когда подняла голову – Ампиры на сцене не было. И только тающий по углам дым служил расползающимся на глазах воспоминанием о минуту назад закончившемся танце…


Лиана напилась. Действительность воспринималась какими-то кусками: Ампира в длинной монашеской рясе ведет ее куда-то по низкому, деревянному коридору; небольшая комната с огромной кроватью, застеленной атласным покрывалом с диковинными птицами, которая отражается в потолочном зеркале; жалкие и сморщенные детали одежды, разбросанные по темному полу; жадные губы на ее лице и под руками – горячая, обнаженная плоть с восхитительными изгибами и впадинками; горячечный, животный стон, вырвавшийся из влажных приоткрытых губ, – разве это она? Она не умеет так стонать, она не умеет так чувствовать, она никогда не умела… Горячечная волна между ног, в потолочном зеркале – два переплетенных женских тела, безумие, безумие от начала и до конца, но Господи, как сладко, как потрясающе, как фантастично… Звериный, сладострастный крик взорвал тишину – Лиана никогда не думала, что умеет так кричать…

Потом пленка закрутилась в обратную сторону: смятые детали одежды – на разгоряченное и еще не остывшее от ласк тело; длинный, низкий коридор, рыцарский зал с ухмыляющимися рожами зверей на стенах, электрическое пятно гардероба, в непослушных руках собственный плащ, недоуменное – с ним нужно что-то делать? Умелые руки Ампиры ласково натягивают плащ на Лиану, и так же ласково поддерживая, выводят на улицу. На улице – ночь и огромными хлопьями снег. Пушистый, холодный, отрезвляющий… Единственная мысль в голове: она должна добраться до Макса, она обязана добраться до Макса, она обещала, он ее ждет…

Последним кадром в этом сюрреалистическом кино – открытая дверь и укоризненный взгляд Макса.

— Я приехала, – невнятно сказала Лиана и рухнула на пороге.

Глава 24

Голова разваливалась на две половинки. О том, чтобы открыть глаза, не могло быть и речи. Под веками плыли оранжевые круги, дробясь на части, закручиваясь в спирали, превращаясь в точку и снова вырастая до безумных размеров. Кто-то звенел посудой на кухне, Лиана с трудом разлепила пересохшие губы.

— Пить…

Ее еле слышный шепот расползся по пространству квартиры вчерашней пылью.

— Пить, – чуть громче повторила Лиана.

Из дверного проема, ведущего в кухню, выглянул Макс.

— Очнулась, горе-алкоголик?

— Макс, воды… – говорить не было сил: казалось, что весь рот забит тягучей, как глина, слюной.

Макс принес из кухни воды, осторожно приподнял голову Лианы над подушкой. Моментально закружилась голова, стены комнаты пришли в движение.

— Как карусель… – произнесла Лиана, глотая холодную, почти ледяную воду. – Зимняя карусель…

— Ты о чем? – не понял Макс.

— Прости меня, – сказала Лиана и уткнулась головой в его колени.

— Мне на работу пора, – освободился Макс. – Ты знаешь, вчера, когда я ждал тебя, я понял одну вещь. Я не могу, не имею права на тебя давить. Ты такой же свободный человек, как и я. Ты вольна делать все, что ты захочешь. Я только хочу, чтобы ты поняла одну простую вещь – от себя не спрячешься и не убежишь. Вернуть прошлое, наверное, возможно, только вряд ли разрушенное до основания можно отстроить заново. Конечно, попытка – не пытка, но где гарантия, что через пару лет все так тщательно тобой восстановленное не развалится опять? А жить, таща на своих плечах груз всех этих кирпичей – невозможно, поверь мне. Я понимаю, что мою голову к твоим плечам не приставить, но просто поверь мне на слово. Поверь безоговорочно и безоглядно, так же, как тогда ты поехала ко мне, как осталась у меня. Сразу. Раз и навсегда… Ты же знала, что я не причиню тебе вреда… Я устал это повторять, но я скажу еще раз – разберись сама с собой. Пойми, наконец, чего ты хочешь, а чего не хочешь. Это сложно, я знаю, но это нужно сделать, иначе ты не сможешь жить дальше. Мы не сможем жить… Ключи на столе, будешь уходить, не забудь закрыть дверь, – Макс двинулся в коридор.

— Макс! – окликнула его Лиана.

Он резко обернулся:

— Я не могу тебе ничем помочь. Ничем, кроме того, что я люблю тебя. Но в последнее время мне кажется, что этого тебе мало… Подумай. Тебе решать, будем ли мы дальше. И чем быстрее ты это сделаешь, тем легче будет нам обоим.

Хлопнула дверь, и Лиана осталась одна. В сумке запиликал мобильный. Мелодия, которую Лиана так тщательно выбирала изо всех предложенных, теперь показалась ей вычурной и противной. На экране высветился телефон Яниса.

«Откуда он знает номер? – вяло удивилась Лиана. – Ах, да, я же сама вчера вечером ему сказала, когда звонила насчет Ивара… Вчера? Такое ощущение, что прошло уже тысячу лет…»

— Лиана, ты где? – тревожно спросил Янис.

— Я сейчас тебе перезвоню. – Лиана отключила мобильный, с трудом поднялась с кровати, добрела до стоящего на столе телефона и набрала номер. – Что-то случилось?

— Я был вчера у Ивара. Он весь вечер тебя разыскивал. Если сегодня он не предоставит врачам страховой полис, завтра ему выставят счет. Он решил не дожидаться завтрашнего дня, а сегодня сбежать из больницы.

— Что? – не сразу поняла Лиана: мысли в голове ворчались тяжело, словно пудовые булыжники. – Как сбежать?

— Обыкновенно. Люда должна принести ему одежду.

— А при чем здесь я?

— Ты же знаешь, что больница находится очень далеко от метро, а в общественном транспорте ему сейчас ехать нельзя – шов может разойтись. У них нет денег на такси… Я бы дал деньги сам, но у меня сейчас полный швах, в кармане ни копейки, на сигареты у тетки стреляю.

— Хорошо, – сказал Лиана, в очередной раз поражаясь абсурдности ситуации. – Давай встретимся, я дам тебе деньги, ты отвезешь их в больницу.

— Я бы с радостью, но я на работе до восьми вечера.

— И во сколько они собираются совершить этот побег из Шоушенка? – у Лианы даже хватило сил на иронию.

— Люда приедет к нему в пять часов.

— Хорошо, я отвезу ему деньги. Как твои дела?

— Через три дня должна приехать Ася, – голос Яниса потеплел и завибрировал. – Хочу уговорить ее выйти за меня замуж…

«Сколько их уже было, этих предложений? – отстраненно подумала Лиана. – Янис, наверное, уже и сам потерял им счет… Но до сих пор верит и надеется… Может быть, действительно, самое главное в этой жизни – безоговорочно верить в то, что все будет хорошо, и твой любимый человек, если ты по-настоящему его любишь, всегда будет с тобой… Но если эта твоя вера идет в разрез с желаниями твоего любимого, если он все видит совсем не так и хочет совсем другого? Немецкого барона, например… Как все-таки избирательна память… Мы помним только то, что хотим вспомнить, а всего остального словно никогда не было…»

— Передавай ей привет, – Лиана укорила себя за то, что со всеми последними событиями совсем перестала писать Аське.

— Она на тебя обижается, – озвучил ее мысли Янис. – Говорит, пропала, не звонишь, не пишешь…

— Я обязательно ей напишу, – пообещала Лиана. – Скажи ей, что я очень по ней соскучилась.

Лиана положила трубку, добрела до кухни, кое-как впихнула в себя фруктовый творог, выпила залпом стакан молока. Стало чуточку легче.

«Кого бы припрячь отвезти деньги Ивару? Митьку? Он наверняка на работе, кстати, и мне бы не мешало туда позвонить и что-нибудь наврать, все равно работать сегодня нет никаких сил…А больше и нет никого… Может быть…Ампира? – при воспоминании об Ампире заломило висок, в голове закрутились какие-то образные отрывки вчерашнего вечера: дышащий на ладан ДК, сияющий взгляд молоденького певца, оскаленные головы на стенах рыцарского зала, разноцветный туман искусного танца, низкий, деревянный коридор, разбросанные по полу вещи, изжеванное атласное покрывало кровати с диковинными птицами и два обнаженных женских тела, переплетенных в одно, в огромном зеркале на потолке… – Ампира? Никогда больше!»

Лиану вдруг осенило. Она замерла на стуле, пытаясь переварить свое озарение. Она неожиданно поняла, кого именно напоминает ей Ампира. Вернее, даже не кого, а что. Это было так очевидно, что Лиана даже задохнулась от того, что не поняла этого сразу.

Ампира олицетворяла собой этот огромный город, в котором Лиана жила уже четвертый год, и который за это время отчасти стал ей родным. В них обоих смешались красота и цинизм, уверенность в себе и попытка расставить все по местам, самые изысканные искушения и живая боль, пресыщенность жизнью и детское любопытство, имперская тяжесть центра и провинциальная заброшенность окраин, желание причесать всех под одну гребенку и в то же время подарить шанс, монетка в трясущихся руках бомжа и миллионы на счетах нуворишей… Притягивающая и отталкивающая, манящая и недоступная, желающая поиметь каждого, кто окажется в пределах досягаемости, вытаскивающая из человека все, на что он только способен – как хорошее, так и отвратительное, превращающая людей в монстров одним своим появлением на сцене, сжирающая их и сама страдающая от своего всеядства…

Она и ее, Лиану, поимела вчера. И Лиане не было это противно, скорее, даже наоборот, если не сказать больше…

«Тогда пусть помогает! – Лиана тряхнула головой. – Не все же ей использовать людей! Можно попробовать повернуть все с ног на голову…» – и тут же вспомнила, что телефона Ампиры у нее нет.

Переговорив по телефону с Ириной и вдохновенно соврав про необычайно высокую температуру – не долечилась вот пару дней назад, теперь еще хуже стало, – и, выслушав обязательные, хотя и искренние соболезнования и пожелания скорейшего выздоровления, Лиана позвала к телефону Митьку.

Голос Митьки был угрюм и глух.

— Что-то случилось? – встревожилась Лиана.

— Ампира пропала, – признался Митька. – Мы должны были вчера вечером встретиться, а она не подъехала и не позвонила…

«Черт!» – Лиана несколько секунд колебалась, говорить ли Митьке, с кем именно Ампира провела свой вчерашний вечер. Потом решила, что если Ампире это будет нужно, она расскажет ему обо всем сама. Вот только о чем, обо всем?..

— Слушай, мне нужен ее телефон. Он у тебя есть?

— Зачем тебе? – в голосе Митьки засквозила несвойственная ему подозрительность.

— Она мне свой диск обещала, – выкрутилась Лиана и неприятно удивилась сама себе: зачем она врет Митьке? Зачем она врет человеку, которого знает давно и хорошо, гораздо ближе и лучше, чем свою вчерашнюю любовницу? Ради чего?

— У нее мобильный заблокирован, – мрачно отозвался Митька, поверив словам Лианы. – Я со вчерашнего вечера звоню…

— Ну, мне это не к спеху, – Лиана достала из стаканчика ручку. – Я позвоню ей на днях.

Митька, скрепя сердце, продиктовал телефон. Немного посопел в трубку:

— Если ты дозвонишься до нее первая, скажи ей, чтобы она мне позвонила… Я тут с ума схожу… Я не могу без нее…

«Еще один, пал жертвой на поле любви… – неожиданно вспомнила Лиана слова своего давнего спасителя Валеры, которому так и не удосужилась позвонить. – Еще одного поимел этот город…»

Лиана попрощалась с Митькой и снова потянулась к телефону.

«Может быть, не стоит? – рука ее зависла на пол дороге. – Ты и так уже впустила ее очень далеко в свою жизнь. Она догадывается о твоем прошлом, она видела твое настоящее, она даже успела познакомиться с твоим будущим в лице Макса. Не слишком ли будет посвятить ее в то, в чем ты сама до сих пор толком не разобралась? Не боишься? Не боишься за кого? За себя или за Ивара? За свои воспоминания?»

«А сколько можно над ними трястись?! – возразила Лиана сама себе. – Макс прав, пора, наконец, поставить на всем этом большой и жирный крест!»

«Ты даже этого сама сделать не можешь! Для того чтобы принять решение, тебе нужен кто-то, кто тебя к нему подтолкнет! Только откуда ты будешь знать, что поступила правильно для себя? Именно для себя, а не для кого-то? Если на самом деле, решение-то приняла не ты… Решение приняли за тебя…»

«Я не хочу больше принимать никаких решений!!! Чтобы потом сживать себя со света мыслями о том, что могло бы быть, если бы я поступила по-другому?!!»

«Принимая решение, ты выбираешь свой собственный путь, и глупо после изводить себя нелепыми домыслами: что, если бы, а вдруг?.. Если все время делать шаг вперед и два шага назад, известно, куда придешь… Явно не туда, куда тебе хотелось бы…»

«А может, мне именно этого и хотелось?! Откуда мы знаем всю полноту наших желаний? Порой они так противоречивы, что мы сами себе-то объяснить ничего не можем… Где-то было сказано: желай осторожней…Это как в том анекдоте: хочу, чтобы у меня все было! И логичный ответ: у тебя все было…»

«Ты всегда была красноречива в оправдании собственной слабости, – сдался внутренний голос. – Что ж, звони, если тебе так хочется…»


Ампира ответила сразу.

— Забрать из больницы твоего друга? (Лиана не стала вдаваться в подробности, кем именно является ей Ивар). Нет проблем. Когда?

— Подъезжай к моему дому к половине пятого. Оттуда до больницы – десять минут езды.

— О`кей!

— Да, – вспомнила Лиана. – Тебя Митька разыскивает, говорит, что никак дозвониться не может…

Ампира рассмеялась.

— Дима? Это – отработанный материал. Я никогда не общаюсь с отходами.

— Чего? – не поняла Лиана.

— Производства. До встречи!

Глава 25

Дом встретил Лиану укоризненным взглядом. Пока она шла по тропинке к крыльцу, он всем своим несчастным видом выказывал явное неодобрение тому, что с ней происходит. Лиане стало не по себе. Она поежилась под этим пристальным, солнечным светом, отражающимся в зрачках-окнах.

Лиана открыла дверь и в ту же секунду поняла, что вторглась на чужую территорию. В прихожей пахло дорогими сигарами, два мужских голоса, для которых появления Лианы не существовало вовсе, продолжали разговор.

— Граф, я умоляю об еще одной отсрочке! Хотя бы на пару дней! Мне отказали все мои кредиторы и…

— Это немудрено, Мишель. Если учесть, что Вы должны деньги половине столицы… Вряд ли кто-то, зная истинное положение дел, снабдил бы Вас необходимой суммой. Во всяком случае, я лично не пустил бы Вас даже на порог!

— Граф, два дня, это не срок! Вы спасете мне жизнь! Вы спасете мою честь, наконец!

— Чести у Вас давно уже нет, – в голосе графа гарцевала неприкрытая брезгливость.

— Граф, ну что значат для Вас эти проклятые два дня?!! – Мишель был в полном отчаянье. – Мне обещал мой дальний родственник… И потом, я заложу имение…

— Все Ваши имения уже давно пошли с молотка. А то, что осталось, заложено и перезаложено, мне ли об этом не знать! Если Вы считаете, что я зря терял время все эти дни, Вы жестоко ошибаетесь. Я знаю Ваше нынешнее финансовое положение, как свои пять пальцев. А сказочки про дальних родственников можете оставить для умалишенных. Я, слава Богу, к таким не отношусь!

— Мишель, кто там? – раздался слабый женский голос из комнаты со второго этажа.

— Это ко мне, дорогая, – голос Мишеля дрогнул. – Я сейчас вернусь, – и уже другим тоном. – Граф, я умоляю Вас! Пусть не ради меня, хотя бы ради Ли!

— Только благодаря Вашей очаровательной жене Вы получили предыдущую отсрочку. Но больше ждать я не собираюсь! Деньги, подчеркиваю, все деньги Вы должны вернуть мне завтра, не позднее двенадцати пополудни или…

— Или что? – голос Мишеля дрожал то ли от ярости, то ли от бессилия.

— Впрочем, есть еще один вариант… – граф замолчал, словно размышляя.

— Говорите же!!!

— Я прощаю Вам весь долг, а Вы… Вы отдаете мне вашу жену.

— Ли?!!

— Я, по-моему, ясно выразился.

Звонкая пощечина прозвучала как выстрел.

— Вы пожалеете об этом, Мишель, – голос графа почти не изменился. – Завтра в двенадцать. Честь имею откланяться.

Скрипнула дверь, и в доме воцарилась тишина.


Ампира появилась на пять минут раньше назначенного срока. Длинный, черный кожаный плащ, кожаные штаны, неизменные ботфорты, раскиданные по плечам волосы, отливающие синевой.

— Мы с тобой неплохо смотримся, – вместо приветствия сказала она и повернула Лиану к зеркалу. – Рыжая и черная – притягивающее сочетание. Ты не находишь?

— Притягивающее для кого?

— Для окружающего мира. Я поняла, твоя ошибка в том, что вместо того, чтобы наслаждаться всеми прелестями существования, ты занимаешься самокопанием. Анализ ситуации, конечно, великая вещь, но только до той поры, пока он не мешает тебе жить. Ты же поставила его во главу угла и шага не можешь ступить без того, чтобы десять раз не подумать, куда именно этот шаг может тебя завести. Смотри на вещи проще и к тебе потянутся массы.

— Легко жить просто, – усмехнулась Лиана.

— А ты сначала попробуй! – предложила Ампира. – А потом будешь повторять чью-то избитую банальщину. Ты вешаешь на себя чужие проблемы, а потом сама же отгребаешь по полной программе, пытаясь их решить. Я не права?

— У меня такое ощущение, что ты всегда права, – призналась Лиана. – Только есть в этой правоте какая-то червоточина… Отсутствие души, может быть…

— То, что происходит с моей душой, касается только меня! – внезапно ощетинилась Ампира.

— Вот и тебя нашлось слабое место, – констатировала Лиана. – Ты совсем не так неуязвима, как хочешь казаться… Между прочим, я поняла это сразу, как только услышала твои песни. Поверхностный человек, живущий только сегодняшним днем таких вещей написать просто не сможет… Ты живешь и пишешь настолько по-разному, как будто тебя две…

— Меня значительно больше. Кого мы сегодня спасаем из волосатых лап доблестных потомков Авиценны? – Ампира закрыла тему, резко переведя разговор в другое русло.

— Это мой земляк, – Лиана очень старалась, чтобы ее голос звучал ровно. – Он попал в больницу с прободением язвы двенадцатиперстной кишки. Операцию сделали вовремя, но теперь требуют страховой полис за все время пребывания его в больнице, а полиса-то как раз и нет… В общем, расклад получается такой – либо полис, либо шестьсот пятьдесят рублей за каждые сутки, плюс еще какую-то баснословную сумму за саму операцию.

— А денег, как я понимаю, тоже нет?

Лиана развела руками.

— Ты всем своим землякам из больниц побеги устраиваешь? – поинтересовалась Ампира.

— Только некоторым.

— Понятно… – протянула Ампира. – И куда мы везем этого бедолагу после благополучного побега? К тебе?

— Нет, – растерялась Лиана: она не имела ни малейшего представления, где именно сейчас проживает Ивар. – Ивар… Он сам объяснит, куда ехать…

— Ну, тогда по коням! – глаза Ампиры весело заблестели в предвкушении чего-то необычного: слишком скованно держалась Лиана, и вообще вся эта история с побегом из больницы мифического земляка напоминала плохо прописанную сцену третьесортной мыльной оперы, Ампире тут же захотелось принять в ней самое деятельное участие и превратить обычное «мыло» в шикарный водевиль или безумную мелодраму, в зависимости от того, чего в данный момент больше пожелает ее душа.


До больницы добрались быстрее, чем рассчитывала Лиана, молчаливый шофер открывал дверь, на робкое предложение Лианы подождать в машине, Ампира лишь презрительно фыркнула: роль жалкого статиста не по ней, и уверенно толкнула обшарпанную дверь больницы.

Переодетый Ивар уже сидел на ощерившейся желтой ватой кушетке, Люда стояла рядом, прижимая к груди пакет с его больничной одеждой.

Цепкий взгляд Ампиры моментально выбрал эту пару из немногочисленных обитателей больничного холла. Она бесцеремонно оглядела их с ног до головы.

— Земляков оказалось двое? – бросила Ампира Лиане и шагнула к Ивару.

Ивар поднялся с кушетки.

— Привет! Я – Ампира. Сегодня я сыграю роль твоего ангела-спасителя. Как я могу предположить, я имею честь общаться с представителем славного племени рок-музыкантов, заброшенного в наш стольный град бродягой-ветром романтики и нехоженных дорог?

Ивар, оторопев, переводил взгляд с Ампиры на Лиану и обратно.

— Он что у тебя, немой? – повернулась Ампира к Лиане. – Или от удивления язык проглотил?

— Ампира довезет тебя до дома, – сказала Лиана, стараясь не смотреть в сторону Люды. – Объяснишь, как и куда ехать.

— Понимаешь, – Ивар старательно прятал глаза. – Пока я здесь валялся, нечем было платить за квартиру, которую мы снимали, хозяйка выгнала Милку и… так получается, что нам некуда ехать…

Когда до Лианы дошел смысл сказанного, она не сразу поняла, что все это Ивар говорит серьезно. А когда поняла…

— Ты совсем спятил?! Ты хочешь сказать, что я должна приютить тебя в своем доме вместе с твоей любовницей?! Ты вообще-то в своем уме?! Или, может быть, тебе вместо язвы вырезали остатки мозга?! Ты понимаешь, что ты говоришь?!! Понимаешь, о чем и кого ты просишь?!!

— Ты не поняла… Милка с нами не поедет… Она у подруги…

— Вот спасибо, вот спасибо! – раскланялась Лиана. – А она случайно не боится, что сегодня же ночью ты окажешься в моей кровати?!! Ах, да, за это не стоит бояться, по крайней мере, сейчас, ты же у нас пока к активным действиям не готов, вдруг шов разойдется!!! Впрочем, как хорошо ты все просчитал! Отлежишься пока в моей постели, а Милка твоя за это время денег заработает и новую квартиру найдет, чтобы потом тебя туда под белы рученьки и перевезти на собственном горбу! Ты всегда умел выезжать на чужой шее, только я до поры до времени была полной дурой и закрывала на это глаза! Теперь тебе другая шея подвернулась, не такая нервная, и куда более покладистая! Грех не воспользоваться! А может быть, тебе вообще стоит гарем завести? Будешь каждой шептать на ушко о вселенской любви и песни исполнять, посвященные только ей, одной единственной?!!

— Дура! – сорвался в ответ Ивар. – Ты понимаешь, что мне сейчас в моем состоянии просто деваться некуда!!! Неужели бы я стал тебя просить, если бы…

— Брэк, – встала между ними Ампира. – Ситуация ясна до тошноты. Поехали. На пару недель я тебя пристрою. Отлежишься, очухаешься, потом видно будет. Поедешь с нами? Чтобы убедиться, что твой «земляк», – в последнее слово Ампира вложила весь свой сарказм. – Что твой «земляк» по-человечески пристроен?

— Увольте, – отшатнулась Лиана. – С меня достаточно.

Люда шагнула было вслед за Иваром.

— Простите, девушка, – остановила ее Ампира. – О вас разговора не было.

Ивар отвел Люду в сторону и что-то лихорадочно зашептал.

— Временно, все равно деваться некуда, Катька же нас двоих не пустит, ты пока у нее, а я как-нибудь, созвонимся обязательно, все будет хорошо, я тебе обещаю… – под этот увещевающий шепот Лиана оказалась на крыльце больницы и стремительно зашагала по тротуару в другую сторону от дороги, чтобы даже по пути не столкнуться с машиной Ампиры, увозящей Ивара из больницы.

Глава 26

— Все, все, все!!! – ожесточенно твердила Лиана, открывая дверь дома. – Макс прав: нет и не может быть никакого прошлого!!! Все, что было, пусть остается в моей памяти, как старая, давно прочитанная книга, которую я никогда больше не буду читать, потому что каждое слово, каждая фраза в ней мне давно известна!!! Нельзя без конца разрушать и строить одно и то же, нельзя цепляться за то, чего уже никогда не будет, нельзя надеяться на невозможное, иначе тебя затянет еще больше, еще круче!!! Новая жизнь должна быть другой, не зачем тащить в нее старые привязки, иначе просто невозможно выбраться из этого болота, именуемого воспоминаниями!!! Пора, наконец, понять, что все кончилось, кончилось, и никогда уже больше не будет!!!

Лиана взлетела вверх по лестнице, вытащила из тумбочки, роняя по ходу дела все, что попадалось под руку, чистый бумажный лист и черным, самым толстым, какой только нашла, маркером, вывела огромными буквами, совсем не следя за ровностью их и шириной: «Хочешь быть счастливым – будь им!!!», после чего прикрепила это новорожденное детище плакатной культуры прямо над своей кроватью так, чтобы, просыпаясь, каждое утро видеть это оптимистическое воззвание.

Лиана отошла к двери, чтобы полюбоваться на дело рук своих, одновременно с этим раздался стук в дверь.


На пороге стоял пьяный и несчастный Митька, держащий впереди себя, как букет цветов, бутылку водки.

— Я тебя еле нашел, – пробурчал он, раздеваясь. – Забралась черт знает куда! На этой улице, по-моему, и домов-то больше нет…

Все еще что-то бурча себе под нос, Митька двинулся в сторону комнаты под лестницей. Лиана хотела было остановить его, но потом передумала, отметив про себя, что всех, приходящих к ней в гости, эта комната притягивает словно магнитом.

Митька уселся в кресло, на котором в первый свой визит сидела Ампира, и поднял на Лиану тоскливые глаза:

— Рюмки у тебя есть?

Лиану передернуло от отвращения при одном взгляде на водку. Она поставила на стол одну рюмку, соорудила нехитрую закуску из того, что нашлось в доме.

— Я что, один пить буду? – хмуро осведомился Митька.

— Мить, я не могу, – призналась Лиана. – Я вчера так нарезалась, что до сих пор тошно…

— С кем отрывалась-то? – Митька набулькал себе до краев. – С Максом что ли?

— Не совсем, – уклончиво ответила Лиана. – Меня вчера где только не носило.

Митька опрокинул в себя водку, закашлялся и сунул в рот соленый огурец.

— Она меня бросила, – без долгих предисловий начал он. – Я нигде не могу ее найти, к телефону она не подходит, дома ее нет, охранник в подъезде – мерзкий мордоворот – только ухмыляется гадко и руками разводит. А я не могу без нее… Из меня как будто всю душу вынули… Остался только трухлявый мешок, набитый банальными рифмами… Я даже писать ничего не могу… Знаешь, как это обычно бывает, когда уходит любовь, начинается настоящее творчество, а тут… Сплошная любовь-кровь-морковь, и прочая ерунда… Чем я ей не угодил, чем?!! Я же пылинки готов был с нее сдувать, на руках носить всю жизнь, я же для нее… Я жизнь за нее отдам, если она этого захочет!

«Охотно верю, – грустно подумала Лиана. – И не ты один…»

— Что ты молчишь?! – разорялся Митька, отхлебывая водку, как воду. – Скажи мне, что это не так, что она просто очень занята, что у нее репетиции и пока ей не до меня…

У Лианы не было сил врать. В голове крутилась походя брошенная фраза Ампиры: «Я никогда не общаюсь с отходами производства». Бедный, бедный Митька…

— Мить, ты же прекрасно знаешь, что это не так…

— Так не бывает!!! Так не может быть…

— Я столько раз это себе твердила, когда ушел Ивар… – грустно сказала Лиана.

— Что ты сравниваешь небо и землю?! Ивара ты выгнала сама, ты об этом забыла?!! Вместо того, чтобы понять и простить… По большому счету, ты его никогда не любила по-настоящему…

— Митька, что ты говоришь? – опешила Лиана. – Неужели… неужели ты действительно так думаешь?

— Ну, устал человек от тебя, от себя, от жизни, ну, споткнулся, с кем не бывает… А ты вместо того, чтобы разобраться, попытаться вместе с ним из всего этого дерьма вылезти, вещички ему в рожу кинула! Он же с этой Милкой своей переспал только после того, как ты его выгнала! У них же не было ничего до этого! Ты этого не знала?

— Нет… – Лиана придвинула к себе Митькину рюмку и сделала глоток. – Но ведь физическая измена – это только следствие… Изменил-то он мне по-настоящему куда раньше… Только в мыслях…

— Да у него и в мыслях этого не было!!! Пойми ты, наконец! Человеку просто было хреново от того, что у тебя все получается, а у него который год черная полоса! Он же докричаться до тебя не мог, поэтому и пил без меры! Ему ласка нужна была и вера в него… А ты в него верить давно перестала… Вот и все… Если я сейчас узнаю, что у Ампиры другой появился, мне будет больно, очень больно, но я сделаю все, что от меня зависит, чтобы ее удержать, вернуть… Указать на порог легче всего… Только потом маяться, как маешься ты сейчас… До сих пор… Хотя прошел уже год с лишним… Ты и Максу этим жизнь испортила…

— Митька, Митька… Что же ты не сказал мне всего этого раньше?.. Что же ты молчал?..

— Разве бы ты услышала? Ты со своей болью носилась, словно с писаной торбой. Ты же ее холила и лелеяла, ты ее старательно подкармливала… Знаешь, когда ребенок разбивает коленку, а потом, как только она начинает заживать, срывает болячку снова и снова: ему и больно, и кайфово, и удержаться никак не может… И рядом нет никого, кто бы по рукам надавал… Ты же ни разу даже не попыталась рассмотреть ситуацию с его стороны… Да что тут говорить! Думаешь, он теперь счастлив? Думаешь, не вспоминает тебя?

Лиана долго молчала, переваривая услышанное. Воспаленная память услужливо оживила в голове все самые счастливые дни их жизни с Иваром, его улыбку, его песни, посвященные всегда только ей одной, сюрпризы, которые он так любил устраивать, его веселый смех, их общие мечты о том, что когда-нибудь они пройдут по родному городу совсем старенькими и седыми, но все в той же неизменной джинсе, по-прежнему взявшись за руки, счастливые как дети… Ничему этому уже никогда не суждено случиться, и в этом, несомненно, есть большая доля ее вины… Она действительно всегда была слишком занята собой, и даже теперь, в отношениях с Максом пытается повторять старые ошибки… Тянуть одеяло на себя…

— Спасибо тебе, – искренне сказала Лиана. – Жаль, что ты так долго молчал…

— Прости меня, – Митька сдулся, как воздушный шарик, который проткнули иголкой. – Мне очень плохо сейчас…


В коридоре раздались стремительные шаги, Лиана вспомнила, что забыла закрыть дверь, на пороге комнаты – черная и неотразимая – появилась Ампира.

— Какие люди! – насмешливо протянула она, окинув взглядом представший ее взору антураж. – По какому поводу пьянка?

Митька, казалось, потерял не только все свое красноречие, но и вообще способность разговаривать. Он сидел в кресле и не сводил с Ампиры восторженных, подернутых чувственной влагой глаз.

— Ты умеешь появляться исключительно вовремя, – Лиана придвинула к столу еще один стул. – Садись. Третьей будешь.

— Я никогда не буду третьей, – усмехнулась Ампира. – Мне эта роль нравится меньше всего. Я вообще-то заехала на секунду, сказать, что твой обожаемый земляк пристроен со всем комфортом, который он только мог предположить. Я ему даже необходимые лекарства купила. Так что, можешь не переживать.

— Сколько я тебе должна?

— Не стоит беспокоиться! Разве в деньгах дело? – Ампира достала из кармана бутылку виски, придвинула к себе второй стул, уселась, и, по своей любимой привычке, закинула на него ноги. – Не вижу повода не выпить, как говорит один мой хороший знакомый.

— Где ты была? – прорезавшийся голос Митьки был тих и хрипл. – Я везде искал тебя…

— Напрасный труд, – пожала плечами Ампира. – Я была занята. И мои дела тебя абсолютно не касались. Кстати, твой землячок очень даже ничего, несмотря на дырку в пузе. Вполне возможно, что нас с ним ждет долгое и плодотворное сотрудничество.

— О ком она говорит? – повернулся Митька к Лиане.

— Об Иваре.

— Она с ним? – задохнулся Митька.

— Это не то, что ты думаешь, дорогой, – рассмеялась Ампира. – Я просто помогла своей нынешней любовнице пристроить ее бывшего мужа. Только и всего.

— Это правда? – в глазах Митьки было столько ошеломляющей боли, что ее хватило бы на пару Хиросим.

— Какая ты все-таки стерва! – сорвалась Лиана.

— Я сказала неправду? – изумилась Ампира. – Ну, тогда поправь меня!

Митька тяжело поднялся из кресла и двинулся в сторону двери.

— Митька, подожди! – окликнула его Лиана.

Он отодвинул ее рукой, точно слепой.

— Не сейчас. Пожалуйста, дай мне уйти. Я все пойму, но только не сейчас… Дай мне уйти…

— Откуда ты взялась в моей жизни! – с неприкрытой ненавистью сказала Лиана. – Кто тебя звал?

— Если ты совершаешь поступок, имей мужество за него отвечать! – жестко сказала Ампира. – Нельзя быть хорошей для всех! Принцип «и волки сыты и овцы целы» в таких вещах не канает. Пора бы это знать. Ты всю жизнь хотела и рыбку съесть и рук не замочить. И при этом, наверняка, считала себя образцом добродетели!

— Нельзя так обращаться с людьми! Порой лучше солгать, чем сделать человеку больно!

— А то, что потом твоя ложь, выплыв наружу, увеличит эту боль в несколько сотен раз, об этом ты не думала? Или тебе просто хотелось, чтобы все окружающие считали тебя идеалом человека? Прикрываясь ложью, ты уничтожаешь сама себя, ты уничтожаешь отношения между людьми, ты уничтожаешь свою душу!

— Ты сегодня решила до конца разыграть роль ангела-спасителя? Спасибо, мне твоя помощь не требуется! – огрызнулась Лиана. – Помогла один раз, и хватит! Я теперь понимаю, какую глупость совершила, обратившись к тебе!

— Что, правда глаза колет? – прищурилась Ампира. – А ты их не закрывай, не прячься, может, потом лучше видеть будешь!

— Кто ты такая, чтобы меня лечить?

— Ты еще не поняла? Я – твое зеркальное отражение. Я – это то, чем ты никогда не будешь, хотя очень к этому стремишься. И наоборот. Я никогда не стану такой, как ты, как бы мне этого ни хотелось! Именно это и притягивает нас друг к другу… Ты соблюдаешь условности, я их отрицаю, ты – мягкая, я жесткая, ты готова солгать во имя добра, я никогда в жизни не скажу ни слова неправды, ты заставляешь других решать все за тебя, я принимаю решения сама, ты сомневаешься в каждом своем шаге, а я сначала хожу, а потом думаю, и то не всегда, ты пытаешься найти гармонию в этом мире, я вношу в него диссонанс, ты неисправимый романтик, я уже давно не верю ни в какие сказочки про любовь, ты ждешь от жизни счастливых сюрпризов, я беру их сама... Мне продолжать или этого достаточно? Нам есть, чему поучиться друг у друга. Разве это не так?

— Что ты хочешь от меня? – устало спросила Лиана.

— Давай выпьем! – Ампира разлила по бокалам виски.

— Я не хочу с тобой пить. На сегодняшний день с меня достаточно откровений. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты убралась отсюда и заодно из моей жизни.

— Какие мы сердитые, оказывается! – Ампира поднялась со стула. – Тебе не удастся так легко от меня отделаться. Мой эксперимент еще не закончен.

— Место в паноптикуме?

— Отчасти. Я не прощаюсь.

Хлопнула дверь. Лиана несколько минут сидела, уставившись в одну точку, потом еле нашла в себе силы, чтобы добрести до порога и закрыть замок.

Глава 27

Ночью ее снова разбудили голоса. Женщина плакала тихо, тоскливо и обреченно. От этой обреченности по всем стенам дома ползли мурашки, темные окна неслышно плакали вместе с ней, и даже клавиши старого рояля пронзительно всхлипывали, утираясь насквозь промокшей оконной занавеской.

— Как ты мог, Мишель… Я же просила тебя… Я умоляла тебя не играть больше… Во что ты превратил мою любовь? В ставку на кону? Твоя пагубная привычка съела все, что у нас было: состояние, имения, доброе имя… Но этого тебе оказалось мало… И теперь ты требуешь очередной жертвы… Какой жертвы…

— Ли, послушай, я все продумал. Мы завтра же бежим из Москвы. В Петербурге сделаем новые паспорта, и уедем заграницу, там нас никто никогда не найдет…

— Мишель, у нас нет денег даже на еду… Во всех соседних лавках мне отказываются давать в долг, кухарку я вынуждена была рассчитать еще неделю назад, но ты этого даже не заметил…

— Это ерунда! Заложим фамильное золото…

— Мишель, опомнись! Из всех фамильных драгоценностей осталось только это серебряное кольцо твоей прабабки. Той суммы, что мы за него можем выручить, не хватит даже на один билет… Не говоря уже обо всем остальном… Мишель, я устала сопротивляться судьбе… Это было последней каплей… Завтра придет граф и я уйду с ним… Может быть хоть это вразумит тебя… – слова потонули в прерывистых рыданиях.

— Ли, прости меня, я подлец! Я никому тебя не отдам! Я что-нибудь придумаю, я найду эти проклятые деньги, я рассчитаюсь со всеми долгами, я… – порывистые поцелуи перемешались с рыданиями. – Я найду, я займу, я отыграю…

— Господи… – прошелестел женский голос. – Неужели это все, чего я заслужила?.. Тогда прости меня, Господи…

Раздался звук упавшего предмета, и по полу покатилось кольцо.

Лиана поднесла руку к глазам. То ли змея, то ли ящерица загадочно и грустно смотрела на нее темным глазом-изумрудом.


Через три дня приехала Аська. И все завертелось в стремительном водовороте событий. Лиана познакомила Яниса и Аську с Максом, в глубине души очень переживая за то, понравятся ли они друг другу. Переживала она напрасно. И Янис и Аська приняли Макса, как давно и хорошо знакомого. Оба откровенно радовались тому, что Лиана теперь не одна, – жизнь взяла свое, – и тяжелый период ее одинокой жизни благополучно закончился. Макс в эти дни превзошел сам себя. Еще никогда за все время своего знакомства с ним, Лиана не видела его таким оживленным и счастливым. Они катались на машине по ночному городу, они отрывались в ночных клубах, предпочитая из огромного количества заведений такого рода, места недорогие, но элитные. Аська обожала восточную музыку, могла танцевать под нее часами, и как-то раз вся четверка совершенно случайно набрела на маленький подвальчик с достойным названием «Аура», состоящий из трех небольших помещений – одну комнату целиком занимал бар, в другой все желающие могли посидеть за столами и попить пива по негромкую индийскую музыку и дымящиеся благовония, в третьей комнате находился танцпол. Но к дискотечной площадке для дрыганья под «умца-умца» он не имел никакого отношения. Устланный коврами пол, (все желающие потанцевать разувались на входе), затянутые переливающейся тканью стены с фосфоресцирующими загадочными знаками, фиолетовый свет тонких, неоновых лучей, меняющихся в такт звучащей музыки, и скромный, но достаточно мощный аппарат в углу с полным набором восточных мелодий – от индийских до так любимых Аськой турецких. Янис с Максом предпочитали, развалясь у стены на мягких подушках для этого предназначенных, потягивать пиво и наблюдать за своими половинами, которые вытворяли в танце черт знает что.

Лиане давно не было так хорошо и спокойно. Открытая жизнерадостность Аськи была полной противоположностью тяжелому напору Ампиры. К тому же Аське можно было, не боясь ничего, особенно предательства, рассказать обо всем, что произошло с Лианой за эти несколько месяцев. Рассказать искренне, не умалчивая и не недоговаривая, не переживая за то, что что-то может быть неправильно истолковано или дойдет до ушей кого-нибудь, кому знать это вовсе не обязательно.

В затхлой кладовой прошлого запахло свежим воздухом. Лиана перетряхивала полки, выкидывала старую рухлядь, протирала от пыли дорогие вещи, лишний раз убеждаясь в их ценности для себя, Лиана открывала двери и окна, впуская струю холодного настоящего, которое вместе с ней, как прихотливый старьевщик, отбирало весь протухший хлам, чтобы выбросить его на помойку, именуемую забвением.

Аська привезла с собой то, чего Лиане очень не хватало – чувство восторга и наслаждения каждой минутой существования, не отравленное никакими изысканиями больного мозга, нелепыми сомнениями или надоевшими воспоминаниями.

Это ощущения праздника каждой минуты было для Лианы настолько внове, что поначалу она даже растерялась: неужели все так просто?

Но Аська хохотала, Аська тормошила Яниса, Аська творила милые безумства, вроде исполнения песен на английском языке перед памятником Пушкину или игры в снежки на заброшенных аллеях Сокольников.

Под ее напором растаял даже всегда серьезный Макс, его глаза заблестели озорным светом, он точно так же, как и Лиана, словно впервые за несколько последних лет, обрел вкус к жизни, почувствовал всю неуловимую прелесть ее: в каждой пушинке пролетающего снега, в первом солнечном луче за окном, в улыбке случайного прохожего, в разъезжающихся лапах неуклюжего щенка, в высоком или низком небе над головой… Все имело значение, и в то же время ничего значения не имело…Наверное, это и была настоящая гармония…

Ночевали все вчетвером обычно в доме Лианы, и дом наполнился новыми для него звуками, может быть и слышанными ранее, но давно забытыми: веселым смехом, звенящим голосами, искрометными шутками и счастливой возней. Дом влюбился в Аську сразу и безоговорочно, он словно даже укорял Лиану, что она раньше не познакомила его с таким чудом. Аська ответила дому взаимностью, с непосредственностью ребенка заявив Лиане, что именно о таком доме и мечтала всю свою сознательную жизнь.

Аська много рассказывала о своей жизни в Германии, Лиана слушала ее рассказы, как забавную сказку, в которой добро всегда побеждало зло, и весь мир состоял исключительно из принцев, готовых для любимой девушки перевернуть Вселенную и достать с неба самую далекую звезду.

Янис был на седьмом небе от счастья, он просто светился изнутри каким-то отраженным светом, который вбирал в себя все, попадающееся ему на пути.

И когда, в ответ на его предложение выйти за него замуж, Аська, не раздумывая, сказала: «Да», он преподнес ей такой огромный букет роз, в котором Аська могла спрятаться с головой, руками, ногами и своим безудержным счастьем.


Помолвку решили отметить в любимом клубе Макса.

Этот подвальчик славился на всю Москву своими демократичными ценами и очень избирательным репертуаром, специализирующимся больше на хорошей литературе (проведение поэтических вечеров различной сложности и направлений) и андеграундно-философской музыке всевозможных жанров. Публика в этом заведении имела большие претензии на эстетство, каждый второй мог похвастаться либо выпущенной за свой счет книжкой стихов или прозы, либо записанным музыкальным альбомом, либо критическими статьями в модных андеграундных журналах, либо и тем, и другим, и третьим одновременно.

Аська, как любительница всего нового и шумного, заранее заказала столик в зале с небольшой сценой, на которой сегодня вечером должна была выступать новомодная группа, уже почти месяц удерживающая во всех музыкальных рейтингах первое место. Янису было абсолютно все равно, где находиться, лишь бы быть рядом с Аськой, Лиане даже иногда казалось, что он напрочь не замечает окружающей действительности, и ему абсолютно без разницы третьесортная пивнуха с воблой за десять рублей или элитный ресторан, где за чашку кофе заламывают бешеные деньги. Кстати, не всегда этот кофе того стоил.

Лиана бывала в этом подвальчике не раз, место ей очень нравилось своим менталитетом: отвязанных новых русских или братков-отморозков здесь отродясь не бывало.

Только для Макса этот вечер значил нечто большее, чем обычные посиделки. В этом клубе, когда-то давно, в той, другой своей жизни, он любил бывать вместе со своей женой. Если быть честным до конца, то именно она притащила его сюда в первый раз, именно она познакомила его с интересными людьми, которые здесь встречались на каждом шагу. С тех пор, как жена его бросила, Макс не был здесь ни разу, и теперь возвращение сюда, в новом статусе, с любимой женщиной, с обретенными друзьями, которые не имели ни малейшего отношения к его предыдущей жизни, стало для него окончательным обновлением себя.


…Столик почти у сцены, оживленный разговор, перемежаемый смехом, звон бокалов, поднятых за счастливых влюбленных, пожелания скорейшего прибавления в семействе, дружеские подколки, нежное касание рук, легкий поцелуй, еще одна бутылка вина, – обычное счастье четырех взрослых людей, которые, после долгих мытарств, его наконец-то обрели, обычное счастье и от этого почему-то слезы на глазах и странная уверенность, что теперь-то, теперь-то все будет именно так, а лучше и не надо, зачем гневить Бога, лучше просто некуда…

В зале погас свет, над сценой повисла тоскливая нота, и все безоблачное счастье последних нескольких дней слетело с Лианы, как облетает пыльца с трепещущих крыльев бабочки, стоит только кому-нибудь схватить ее неповоротливыми толстыми пальцами.

На сцене стояла Ампира.

А в левом углу, чуть сзади солистки, завесив лицо длинными волосами, склонился над гитарой Ивар.

Лиана столкнулась со страшными глазами Аськи, которые являлись отражением ее собственного взгляда, и, чувствуя, как к голове приливает кровь, раскрашивая щеки неестественным румянцем, присущим лубочным Петрушкам, перевела взгляд на Макса.

То, что она увидела, не было лицом. На сцену мертвенно пялилась застывшая восковая маска, на которой безумным, каким-то дьявольским огнем, горели глаза.

— Давайте выпьем… – поднял бокал Янис, Аська толкнула его ногой под столом, Янис взглянул на сцену и осекся.


Понеслась музыка, живая, стремительная, бешеная, музыка, сносящая голову и срывающая планку, музыка от которой хотелось выть и кричать или биться головой о стены, музыка, которая уводила за собой в темные дебри чужого подсознания, неожиданно оказавшегося твоим, музыка, уносящая неистовым ураганом, засасывающая вонючим болотом, убивающая наповал последним выстрелом, уродующая, корежащая, но при всем этом безумно прекрасная, как может быть прекрасным идеальное безумие, если кому-нибудь хоть когда-то довелось узнать, что это такое.

Ампира пела, и глаза ее прожигали насквозь всех сидящих в зале. Звук голосов затих, над столами повисла необычайная тишина, так не свойственная такого рода заведениям. Повсюду царила музыка, только музыка, ничего кроме музыки, которая убивала и возрождала одновременно.

Сочетание на сцене Ампиры и Ивара вызвало внутри Лианы взрыв такой силы, что она с трудом понимала, почему до сих пор стоят окружающие их стены, почему не разметало по сторонам столы и стулья, почему не усыпало пол осколками стекла и остатками еды, почему не разлетелись кровавыми шарами головы всех окружающих, окрасив развалины разноцветной кровью: капиллярной, венозной, артериальной… В безумную музыку Ампиры сигаретным дымом вписывался вопрос: «Почему? Почему Макс выбрал именно этот клуб? Почему Аська выбрала именно этот день? Почему? Почему? Почему?» И единственно верный ответ стучал в висках большим барабаном Ампиры: «Ты же знала, ты была уверена, что рано или поздно это случится…»

Закончилось первое отделение. Макс, словно только этого и ждал. Резко поднялся, чуть не уронив шаткий столик.

— Пойдем, – отрывисто бросил он Лиане. – Мы уходим. Сейчас же.

Лиана быстро встала, но отойти от столика они не успели.

Ампира уже стояла рядом, с нехорошей улыбкой на лице оглядывая застывшую четверку людей.

— Какая неожиданная встреча! Впрочем, Москва – большая деревня, это давно всем известно. И если ты в каком-нибудь Мухосранске потерял человека, то у тебя есть хороший повод ехать в Москву. Здесь вы с ним обязательно встретитесь. Все дороги ведут в Рим, не так ли? Меня зовут Ампира, – представилась она Янису и Аське. – А это, насколько я понимаю, сладкая парочка, живущая транзитом – деревня Кукуево – Москва – Германия? Мне Ивар много рассказывал о замечательном соло-гитаристе, который никак не может обломать крутую лошадку по имени Ася. Мы с тобой давно не виделись, дорогая, – повернулась она к Лиане. – Неужели я не заслужила даже дружеского поцелуя? А ты? – это уже относилось к Максу. – Боже мой, сколько лет, сколько зим, ты нисколько не изменился, мой дорогой, я всегда говорила, что люди не меняются – как из колыбельки, так и в могилку. Новая любовь должна быть другой, не так ли?

— Ты знаешь ее? – одновременно спросили друг друга Лиана и Макс.

Ампира расхохоталась.

— Какая трогательная неискренность! Какое искреннее незнание! У каждого из вас лежал свой камень за пазухой, а другой даже не подозревал об этом! Неужели ты не рассказала своему любимому человеку о нашем бурном любовном свидании? Как не стыдно, я думаю, что любимые люди должны узнавать о таких вещах первыми… А ты? Ты не посвятил свою новую любовь в замечательные подробности твоей семейной жизни? Напрасно, напрасно… оказывается, вы оба – трусы. Что ж, давайте, я это сделаю за вас. Мне не составит это труда. Разрешите представить вас друг другу, чтобы вы, наконец, смогли увидеть свои настоящие лица. Это – Лиана, моя нынешняя любовница, очень страстная, должна я заметить, тебе, Макс, в этом отчаянно повезло. А это – Макс, мой бывший обожаемый супруг, который всю жизнь отличался исключительно жутким занудством. С Иваром я вас знакомить не буду, надеюсь, здесь и без слов все понятно. Кстати, Макс, ты, наверное, не в курсе, какую трогательную заботу проявила твоя спутница по отношению к бывшему мужу? Как она его из больницы воровала? Что с вами, дорогие мои? Вы неожиданно потеряли дар речи?

Макс размахнулся, не говоря ни слова, раздался звонкий звук пощечины, голова Ампиры дернулась назад, на ее щеке расцвело красное пятно.

— Приятно было пообщаться, – с перекошенным от бешенства лицом процедила Ампира. – Надеюсь, это было взаимно. Пойдем, – кивнула она маячившему сзади Ивару, который всю прошедшую сцену стоял за ее спиной покачивающимся истуканом. Ивар усмехнулся кривой своей усмешкой, и Лиана поняла, что он либо безобразно пьян, либо под завязку накачан наркотиками.

Пространство подвала сузилось до метра – именно такое расстояние было от глаз Лианы до глаз Макса, которые сверлили, уничтожали, испепеляли друг друга. Что-то сказала Аська, но ни тот, ни другой не услышали ее слов…

Лиана резко повернулась и пошла к выходу из клуба, напряженной спиной ощущая, что Макс движется за ней следом.

И была безобразная сцена прямо у клуба, на улице с взаимными обвинениями, комьями грязи летящими в лицо, от которых никто не уворачивался, потому что слишком стремился зацепить другого; с выливанием на голову ушатов претензий и грязи, от которой невозможно было отмыться; с базарной руганью, которая вылетала из искаженных губ и шлепалась на землю скользкими, тяжелыми жабами; с хватанием друг друга за грудки и хлястики, по очереди, чтобы остановить уходящего, чтобы он не смел убежать, не дослушав до конца, не испив свой чан дерьма, не ощутив в полной мере, что виновен именно он…

Лиане все происходящее казалось настоящим бредом. Она видела себя со стороны – распаренную, орущую, базарную бабу, криком пытающуюся что-то объяснить и доказать, обвинить и приговорить, жалкой крохой своего мозга понимая, что не она это и не Макс, это передвигаются по грязному снегу марионетки Ампиры в хорошо продуманном и поставленном ею спектакле с отвратительным сценарием, в котором им отведены главные роли.

Как только эта мысль оформилась в ее голове, Лиана замолчала. И села прямо на грязный снег. Макс споткнулся на полуслове, и готовая спрыгнуть с его языка мерзкая жаба громко лопнула в родившейся тишине.

— Она уничтожила нашу любовь, – тихо сказала Лиана и заплакала.

Макс несколько мгновений смотрел на нее, потом повернулся и пошел прочь.

Глава 28

Дом стал чужим. Лиана бродила по его комнатам и не чувствовала ничего. Эта пустота уже не пугала ее. Они лишь не могла понять, что именно она делает в этом незнакомом ей месте, в этом страшном и чужом городе, в этой одинокой Вселенной. Она трогала руками свои вещи, но вещи молчали, излучая одинаковое, холодное безразличие. Вещи, которые когда-то умели разговаривать и улыбаться, которые раньше вместе с ней могли рассказать какую-то забавную или грустную историю, которые жили жизнью, крепкими нитями существования связанную с жизнью Лианы. Теперь они были сами по себе, и их не волновало присутствие вблизи этой человеческой тени, к которой когда-то они имели непосредственное отношение…

Молчал мобильный, не звонил телефон, пару раз забегали Аська с Янисом, но от их присутствия становилось еще хуже: сразу возникал в памяти клубный подвал, перекошенное лицо Ампиры, накачанная наркотиками или спиртным кривая усмешка Ивара, горящий взгляд Макса, безобразная сцене на улице и черная спина, исчезающая в переулке ночи.

Дом стал чужим. Не скрипела, открываясь, входная дверь, глаза-окна равнодушно взирали наружу, не делая ни малейших попыток заглянуть вовнутрь, перестали звучать клавиши рояля: из-под пальцев Лианы, насильственно терзающих их бело-черную гладь, раздавался лишь скрип и скрежет, от которого ломило зубы, словно от бормашины, ковыряющейся в сгнившем дупле.

Самым мерзким было то, что Лиана прекрасно осознавала, что стоило ей тогда, Боже мой, несколько Вселенных назад, рассказать Максу о том, что с ней происходит, ничего бы этого не было… Ампира очень точно все рассчитала, сделав ставку на ее колебания, воспоминания о прошлом и неуверенность в настоящем, и победоносно сорвала банк.

Позвонить Максу не поднималась рука…

Ее тянуло к нему безумно, ей очень хотелось спокойно объяснить ему, как именно и почему все получилось так, как получилось, ей хотелось рассказать ему о своих метаниях, чтобы он понял ее, понял и простил… Ей хотелось простить его, поплакать на его плече, признаться в том, как она ему благодарна за то, что он столько времени терпел все ее выкрутасы, ей хотелось быть с ним… Она поняла наконец-то, как он дорог ей и нужен, с грустной усмешкой, вспомнив старую добрую истину: ценим, когда теряем… Неужели действительно нужно убить любовь, чтобы наконец-то понять, что ты по-настоящему любишь? Неужели в каждом человеке настолько сильна сила разрушения, что он просто не может с ней совладать? Неужели ее прошлое все-таки победило, и в настоящем остались только обломки и боль, и отчаянное щемящее чувство нереализованной любви? Но ведь нет неразрешимых ситуаций! Можно все исправить, пойти, извиниться, покаяться! Набрать знакомый номер и услышать такой родной и любимый голос – казалось бы, чего же проще…

Но позвонить Максу не поднималась рука…

Лиана знала причину этого страха. Пока, во всяком случае, пока, у нее еще оставалась надежда. И с этой надеждой можно было жить…


Когда на пятый день этой молчащей, кричащей, всеобъемлющей пустоты в дверях дома повернулся ключ, Лиана даже не удивилась. Чего-то подобного она и ждала. Свернувшись калачиком, как в детстве, зарывшись под подбородок в одеяло, Лиана настороженно слушала, как приближаются чеканные шаги по ступеням мраморной лестницы. Этот звук был неумолим, как сама судьба.

Дверь комнаты бесцеремонно распахнулась.

— Не вовремя ты заболела, – сказал Ампира. – Болезнь – не лучшее время для переезда.

Лиана выбралась из-под одеяла: лежать в присутствии Ампиры и смотреть на нее снизу вверх было слишком унизительно.

— О каком переезде ты говоришь?

— А ты думала, что этот дом стал навеки твоим за сто долларов в месяц? – усмехнулась Ампира. – Всегда поражалась такой провинциальной наивности.

— Ты хочешь сказать, что ты?.. – задохнулась Лиана, ошпаренная блеснувшей догадкой. – Что этот дом – твой?

— Святая простота, – притворно вздохнула Ампира. – Старая актриса неплохо сыграла свою роль, не так ли? И все за какие-нибудь жалкие пятьсот рублей. Что поделаешь, служителям Мельпомены, вышедшим в тираж, тоже нужно что-то есть. Тем более, что большинство из них помнят иные времена. Когда по заслугам оценивался талант, а не приближенность к кормушке.

— Ты спланировала все заранее… Но зачем? Ты можешь объяснить мне, зачем?

— Из спортивного интереса. Такой ответ тебя устроит? Как только я узнала, что у моего бывшего благоверного появилась новая пассия, мне стало до безумия интересно, что именно она из себя представляет. Чем ты взяла его таким, чего не было у меня…

— Но ведь ты сама его бросила… Какая тебе разница как и с кем он теперь будет жить?

— Большая! – отрезала Ампира. – Люди, которых я бросаю, имеют право только на то, чтобы потом всю жизнь страдать, вспоминая меня! Они – мои! Они стоят в моем паноптикуме, они принадлежат мне, и только мне: их мысли, желания, их души, наконец! Они не смеют отвлекаться ни на что другое!!! А ты предпочла мне этого зануду Макса. Чем он лучше меня? Ведь нам с тобой было так хорошо… С этим ты не будешь спорить?

— Не буду, – кивнула Лиана. – С тобой хорошо отрываться, но с тобой нельзя жить. В этом вся разница. Я ошиблась в тебе. Мне казалось, что ты – сильная и безапелляционная, что ты твердо знаешь, чего ты хочешь, что ты крепко стоишь на ногах, я даже в своих рассуждениях как-то сравнила тебя с Москвой. А на самом деле… Ты – просто несчастная баба, которая никогда в своей жизни никого не любила… Которая просто не умеет любить… Ты умеешь кружить головы людям, ты умеешь манипулировать ими, ты действительно хороший психолог, ты пишешь замечательные песни, но в них нет того, чего нет в тебе – в них нет любви. В них – разрушение и страсть, в них смятение и чувственность, в них уничтожение и боль, но в них нет воскрешения… В них отсутствует любовь… И как бы ты не храбрилась, вся твоя бравада – это только маска, за которой прячется маленькая девочка, которая хочет любить и не может… Либо потому, что ей этого просто не дано, либо потому, что она загнала себя в тупик, из которого нет выхода… Оглянись вокруг, посмотри… Люди, которые любят тебя, отдают тебе свою любовь, действительно делятся с тобой своей душой, а ты вместо того, чтобы принять и отразить этот свет, пропустить его через свою душу, дать ей хотя бы маленький шанс на возрождение, сжираешь эту любовь, как голодный дракон, которому глубоко наплевать, что именно ему есть, лишь бы не быть голодным… Люди не могут любить, не получая ничего взамен. Любовь слишком хрупкое чувство… А когда по ней все время ходят ногами… Мне жаль тебя…

Ампира от возмущения подпрыгнула на месте. Глаза ее яростно блестели:

— Не смей меня жалеть! Ты, маленькая провинциалка, приехавшая черт знает откуда, не имеющая толком ни денег, ни квартиры, ни статуса! Кто ты такая, чтобы меня жалеть?!! Ты сама-то со своей жизнью разобраться не можешь!

— Не могу, – спокойно согласилась Лиана. – Все в этой жизни совершают ошибки. Потом исправляют их, а потом совершают новые. Но я, в отличие от тебя, стараюсь не повторять старых ошибок. И в этом, как не странно, ты мне очень помогла.

— Я не желаю выслушивать твои бредни и твои нотации. Сначала дорасти до того, что имею я, а потом поговорим.

— Не ты ли недавно убеждала меня в том, что деньги и статус ничего не значат? Если болит душа – ни то, ни другое не поможет…

— Оставь свои морали для лучших времен и лучших людей. Завтра, в двенадцать часов, чтобы тебя здесь не было, – отчеканила Ампира. – Я собираюсь снести к чертям собачьим это развалину и построить новый дом. В моем стиле.

— Ампир? – Лиана позволила себе улыбнуться. – Действительно в твоем стиле. Высокомерно и пусто. Кстати, а как тебя зовут на самом деле?

Ампира не удостоила ее ответом.


Весь вечер Лиана собирала вещи. Их оказалось ужасно много, но самым страшным было то, что она не имела ни малейшего представления, куда ей ехать. Она перебрала в голове кучу вариантов, отметая их один за другим. Найти в такие короткие сроки хоть какое-то жилье даже при наличии денег было практически нереально. Звонить каким-то знакомым и проситься к ним приживалкой на несколько дней, которые вполне могли растянуться в недели, а то и месяцы, не хотелось. Митька до сих пор так с ней и разговаривал. Звонить Максу… Лиана представила себе этот разговор: прости, мне негде жить… И отмела эту мысль сразу. Реальным выходом из ситуации оставалось только одно: бросить все и вернуться в родной город, чтобы там попытаться начать все снова. Снова с нуля…

А почему бы и нет? Она стала старше и мудрее, она больше не будет наступать на торчащие грабли, в родном городе остались люди, которые любят ее, ждут и всегда помогут. Жить в их с Иваром старенькой избушке, конечно, нет никакой возможности, но за время пребывания в Москве Лиана скопила небольшую сумму, которой ей должно было хватить на то, чтобы снять квартиру там, благо цены ее городка значительно отличались от московских в лучшую сторону. С работой тоже все как-нибудь утрясется, сидеть без дела она не умеет, а значит, что-нибудь обязательно рано или поздно появится…

Вот только Макс… Получается, что она опять оставляет открытой тему, опять остается эта проклятая недоговоренность, опять она будет изводить себя сомнениями, только теперь он будет от нее очень далеко…

«Я должна позвонить ему, – сказала сама себе Лиана. – Должна позвонить и проститься. Это будет честно, по крайней мере…»

И тут же расплакалась.


К часу ночи все вещи были упакованы. Лиана, отдуваясь, стащила по лестнице последнюю сумку. Вытерла потное лицо ладонью, накинула на плечи зимнюю куртку и вышла в ночь.

В старом парке светили фонари, засыпанные снегом деревья ежились от холода в полусонной дреме. Чистый снег скрипел под ногами, и Лиана подумала, что вот, началась настоящая зима, и не за горами Новый год, который она снова будет встречать одна, без единственного человека, с которым бы ей хотелось его встретить… Маленькое озерцо затянулось пленкой тонкого льда, лишь на самой середине в небольшой рваной полынье дремали знакомцы-утки. Деревянные фигуры, присыпанные снегом, стали похожими на каких-то сказочных существ, имени которым никто не придумал, да и сами их очертания, проявляясь в поле зрения разных людей, вызывали разные ассоциации, в зависимости от того, что было ближе каждому человеку, и насколько он был в душе романтиком…

Лиана медленно шла по тропинке, грустно думая про себя, что еще один период ее жизни подошел к концу, в нем было много хорошего и плохого, он был разным, как и полагается быть очередному периоду жизни, но он был замечательным хотя бы потому, что научил ее любить…

Ночной магазин разрезал снег светом неоновых витрин, Лиана купила бутылку своего любимого вина: с домом нужно проститься…

Дом встретил ее радостным уханьем, словно боялся, что она ушла, и уже никогда не вернется, Лиана грустно улыбнулась, погладила рукой почерневшие от времени стены.

— Тебя скоро не будет… Жаль… Вместе с тобой исчезнут все твои воспоминания… Ты так и не дорассказал мне свою историю… Хотя, наверное, я была не лучшей слушательницей… У нас осталась последняя ночь…

Лиана поставила бутылку вина в комнату под лестницей и поднялась наверх.

Она трогала осиротевшие вещи, ясно представляя себе их дальнейшую судьбу: помойка, а потом какие-нибудь бомжи, если успеют подобрать и утащить в подвал, или огромная свалка за пределами города, где все это будет медленно гнить, разваливаясь на части: эта кушетка, на которой так сладко спалось, этот рояль, роняющий тонкие, прозрачные звуки, эта лампа под стареньким бархатным абажуром, эти шелковые кресла, этот столик с трещиной посередине, – весь этот мир, который так ласково окружал Лиану последний месяц, канет в небытие, растворится под напором неумолимого настоящего и безумной хозяйки…

Обойдя все комнаты и коснувшись каждого предмета, Лиана вернулась в комнату Мишеньки. Поставила на стол старенький канделябр, зажгла свечи, налила вино в бокал.

По стенам комнаты грустно заскользили тени, Лиана смотрела по сторонам и ей было безумно жаль…


Она сделала первый глоток, зашуршал, обрушившись вниз, полог кровати.

— Я ухожу, Мишель, – голос женщины был полон слез и тоски. – Карета графа ждет… Видит Бог, я сделала все, что могла… Это – моя последняя жертва… Но я приношу ее с радостью и смирением, потому что люблю тебя… Не плачь… Ты проиграл все, что у нас было, но моя любовь к тебе осталась чиста и неизменна… Знай это… Может быть, она еще поможет тебе…

— Ли, не уходи! – рыдал мужчина. – Как я буду жить без тебя?!

— Об этом нужно было думать раньше… Мы уже не в силах что-либо изменить… Молю тебя только об одном – не играй больше… Ставок больше нет, у тебя осталась только душа… А распоряжаться ею может только Господь Бог.

Раздался звук последнего поцелуя, мужчина зашелся в рыданиях, легкие, женские шаги медленно, невообразимо медленно растаяли в тишине коридора, растворились в оглушительном звуке хлопнувшей двери…


«Она сделала это для него… Она принесла в жертву свое тело, оставшись ангельски чистой... Неужели он действительно стоил такой любви?..»


Рыдания не стихали. Мужчина плакал долго и бурно, как отчаявшийся ребенок, потом Лиана услышала скрип и увидела, как двигается бильярдный стол, чтобы оказаться ровно под огромной, висящей под потолком люстрой.

Люстра закачалась, словно на нее закинули веревку, Лиана вскочила, опрокинув бокал с вином, в полном отчаянии понимая, что эта трагедия случилась уже очень давно, и сейчас она не в силах никому помочь, удержать от неверного шага, остановить…

Мужчина тяжело глотнул воздух, как перед прыжком в глубокую воду, за дверью забряцали шпоры и радостный, молодцеватый голос трубно гаркнул:

— Мишель, что с Вами?! Вас уже полчаса, как ждут в клубе, игра уже началась, меня послали за Вами, а Вы вместо того, чтобы быть вовремя, как обещали, занимаетесь хозяйственными делами! По-моему разумению для таких дел существуют слуги! Давайте быстренько, слезайте и поехали, пролетка ждет, шампанское стынет, сегодня Ваша любимая Лулу принимает желающих со скидкой и обещала привезти с собой двух не менее очаровательных барышень! Мишель, ну что же Вы застыли?!

— Я? Я, сейчас, – было слышно, как мужчина неловко спускается со стола. – Право, тут такое недоразумение, хотелось исправить все собственными руками…

— Браво, Мишель! Чем ближе к народу, тем веселее живется, но это не повод заставлять благородных людей ждать Вас за карточным столом! Кстати, где Ваша очаровательная супруга? Я хотел бы засвидетельствовать ей свое почтение.

— Она… Она уехала на некоторое время к маменьке. Женское недомогание, видите ли…

— Понимаю, понимаю, ох уж эти дамы, у них одно на уме: наряды, романы да мигрень. Поехали, Мишель, поехали!!!

Шаги двух пар ног стихли, хлопнула дверь.

«Ее жертва была никому не нужна… Этот подлец, – язык просто не поворачивается назвать его человеком, – так ничего и не понял… – Лиана окунула руку в разлитое вино, кончики пальцев окрасились в красный цвет. – Ты любил ее, дом… Она была твоей хозяйкой… Она была дорога тебе… Что ты сделал потом с ним? Признайся… Он умер во сне? Или долго мучился от неизлечимой болезни?»

Лиана слизнула с пальцев вино.

Дверца шкафа, отворилась, скрипя, на пол выпал пожелтевший бумажный листок.

«Некролог… – прочитала Лиана. – На тридцать первом году жизни от продолжительной, неизлечимой болезни скончался дворянин Михаил Турчанинов…»

— Ты убил его, – вслух сказала Лиана. – Я так и знала. И, знаешь, я с тобой совершенно согласна. Если бы я могла, я сделала бы тоже самое… Я всегда знала, что ты – живой… Вот только справиться с нынешними обстоятельствами не хватит сил ни у тебя, ни у меня… Я оставлю на память себе это кольцо, ты не против? Как звали твою хозяйку? Луиза? Елизавета? А может быть, в ее имени совсем не было этого слога – ли – может, он был рожден просто, как нежное обращение в те далекие времена, когда Мишель любил ее, если он вообще был способен на такое чувство… В те времена, когда он еще не начал играть… Азарт – страшная вещь… Во всем. Не только в игре. Азарт в жизни, пожалуй, еще страшнее… Потому что на кон ставятся уже не деньги, а человеческие судьбы… Впрочем, Мишель тоже заплатил свой долг не деньгами, а чужой душой… Хотя он – настоящий ангел по сравнению с твоей нынешней хозяйкой… Весь ужас ситуации в том, что Ампира очень умна, и это делает ее еще страшнее… Давай выпьем с тобой, дом, за все хорошее, что когда-либо происходило в твоих стенах! Ведь рождались же здесь дети, устраивались приемы, в этих комнатах люди любили другу друга… Давай выпьем за это, и не будем думать ни о чем плохом! Хотя бы сегодня, в нашу последнюю ночь…

Лиана наполнила бокал и осторожно поднесла его к стене дома. По зелено-золотистым обоям потекла вниз тоненькая, красная струйка. Лиана грустно улыбнулась и выпила бокал до дна. Вернулась в кресло, подобрала под себя ноги.

— Я просижу с тобой всю ночь, если ты не против…

Дом не возражал, он был явно за.

Глава 29

Лиана пила вино, и перед ее глазами мелькали отрывки, видения, разноцветные картинки ситуаций, участницей которых она и была и не была. Дом рассказывал ей свою историю, Лиана наконец-то смогла увидеть Ли. Это была невысокая, худенькая брюнетка с огромными, тревожными глазами, бледным личиком и роскошными, густыми волосами, которые, казалось, растут за счет того, что вытягивают из хозяйки все жизненные силы… Мишель оказался франтоватым, смуглолицым и подтянутым джентльменом с той неуловимой грацией, присущей настоящим аристократам. Елена Арнольдовна – мать Мишеля, по непонятной случайности выглядела полной копией старушки-актрисы, так удачно нанятой Ампирой: та же горделивая посадка головы, тот же пронзительный, по-молодому блестящий взгляд из-под кокетливой шляпки с вуалью. Самым примечательным персонажем во всей этой грустной истории, на удивление, оказался граф. Как только Лиана увидела эти прищуренные зеленые глаза, этот чувственный изгиб красивых губ, это подвижное лицо, привыкшее застывать в надменной маске, чтобы не выдать бушующих внутри него страстей, эти взгляды, которые он бросал на Ли во время своих недолгих, полуофициальных визитов, она сразу поняла, что граф был бесконечно влюблен и бесконечно несчастлив… Несчастлив тем, что любимая женщина принадлежит не ему, но с этим еще можно было бы смириться, если бы он находил своего соперника достойным, но то, что Ли любила Мишеля, это ничтожество, которое не стоило даже лоскутка с ее платья, увеличивало несчастье графа в тысячи, в десятки тысяч раз… Сколько раз он пытался намекнуть ей, очень осторожно дать понять, что есть на свете человек, который ценит ее значительно выше, который готов отдать за нее все, что у него есть, который пойдет за ней на край света, если это будет нужно… Но Ли не понимала намеков. Она не слышала их, потому что для нее существовал только Мишель. Один Мишель. Всегда Мишель!!! Граф мучился, видя заплаканное лицо Ли, тщательно замаскированное пудрой, граф не спал ночами от собственного бессилья изменить хоть что-то… В длинные, зимние ночи, ему мерещились всевозможные варианты – от вызова Мишеля на дуэль до предательского выстрела в спину руками наемных бродяг. Но все эти варианты отметались сразу же, стоило ему только вспомнить огромные глаза Ли, в которые он, в таком случае, никогда бы не смог посмотреть прямо и искренне…

И оказавшись с Мишелем за карточным столом, граф понял: это судьба. Сейчас или никогда. Никакого шулерства не было. Бог просто дал ему шанс…


Лиана вздрогнула, отрыла глаза. Какую романтическую историю она только что, то ли придумала, то ли увидела. Жаль, что никто не сможет ее подтвердить или опровергнуть. Но очень хочется верить, что все было именно так, и преданная Мишелем Ли, наконец-то обрела свое счастье, от которого так долго бежала, не замечая… Мы часто находимся в двух шагах от чего-то настоящего, но проходим мимо, не замечая, занятые собственными проблемами, которые кажутся нам глобальными и важными, мы занимаемся повседневными делами – работа, дом, обязательная книга на ночь или интересный фильм, и не имеем ни малейшего представления, что где-то рядом, параллельно с этим существованием есть еще одно. Еще одно измерение твоей судьбы, и в этом измерении все не так, там вместо унылой работы – настоящее творчество, вместо убогой комуналки – роскошный дворец, а вместо мерцающего голубого экрана – целая россыпь звезд на огромном небе… И в этом измерении ты счастлив, потому что рядом с тобой близкий и любимый человек, с которым вы не разминулись… Впрочем, он существует и в твоем сегодняшнем измерении, нужно просто остановиться и внимательней присмотреться… Но на остановку порой не хватает времени… осознавая все это понимаешь, насколько несовершенен мир и насколько он справедлив. В суете, на бегу, не рассмотреть глаз бегущего рядом с тобой, не увидеть окружающей красоты, не понять, что за напускной бравадой или высокомерием или неуверенностью скрывается настоящее любящее сердце…

«Впору трактат писать, – улыбнулась Лиана. – Что-нибудь такое псевдо-психологичное…»

И тут же вспомнила одну знакомую даму – высококвалифицированного психолога, получающую за свою работу приличные деньги и действительно сумевшую помочь многим людям, которая недавно пережила свой пятый развод. На вопрос: «Как же ты так? Ты же – психолог, что ж ты собственную судьбу устроить не можешь?» Дама, потупясь и совершенно искренне ответила: «Ну, я же женщина…»

Хлопнула дверь, дом напрягся, затаившись, Лиана поднялась из кресла: она знала, кто именно появится сейчас на пороге.


Ампира была пьяна. Ее покачивало из стороны в сторону, она рухнула в соседнее кресло, закинула ноги на стул и громко брякнула о стол початую бутылку неизменного виски.

— Романтическое прощание с действительностью? – не смотря на явный алкогольный перебор, язык Ампиры не заплетался. Наоборот, слова вылетали гулко и звучно, словно подретушированные ее нынешним состоянием.

— Мне кажется, я имею на это право, – Лиана снова села. – Я знала, что ты придешь.

— Объясни мне одну вещь. Я так и не смогла ее понять. Почему Дима, пока мы с ним встречались, так много говорил о тебе? Почему Ивар, лежа со мной в постели, с каким-то щенячьим умилением вспоминает банальные эпизоды вашей совместной жизни? Почему Макс, увидев меня, не начал просить прощения и умолять о любви, а ушел вместе с тобой? Почему никто из них не спросил, а что чувствую я? Что происходит со мной? Почему никому нет до меня никакого дела?

— Я тебе уже говорила… Тебе же тоже, по большому счету, нет дела ни до кого из них… В этой жизни все происходит взаимно… Каждое действие рождает противодействие. Это – закон сохранения энергии…

— Я спала, – Ампира отхлебнула виски прямо из горлышка. – Я спокойно спала в своей постели. И меня кто-то выдернул. Я не знаю, испытывала ли ты когда-нибудь что-то подобное. Я попала куда-то… Это невозможно описать. Все наши человеческие ощущения меркнут перед этим чувством… Это было за пределами разума… Человеческого разума… Если объяснять это с точки зрения нашей логики, у меня было такое ощущение, что кто-то огромный и страшный держит меня в руках и то ли рассматривает, то ли показывает кому-то… Одновременно с этим я видела свое тело, спокойное лежащее в кровати, разметавшиеся по подушке волосы, я была где-то далеко, далеко сверху… Наверное так чувствует себя муравей или рыба, которую мы вытащили из аквариума, чтобы поменять воду или показать кому-нибудь из друзей редкий экземпляр… Это было жутко… Я пыталась кричать, но там, где я находилась нет звука… Там вообще ничего нет, кроме этого огромного существа, которое держало и рассматривало меня… Это длилось вечно… Потом оно вернуло меня обратно, и я вскочила с кровати, захлебываясь криком, потому что отчетливо поняла, что если бы его рука не опустила меня назад, я умерла бы во сне... То есть, умерло бы мое тело, а я, настоящая я, осталась бы где-то там, высоко, в том месте, что неподвластно человеческому разуму… Я выпила бутылку виски… Я не помню сколько я выпила… И вот я здесь… Мне некуда было больше идти… Я боюсь…

— Тебе дали еще один шанс, – сказала Лиана. – Хотя, я не Господь Бог и утверждать наверняка не могу… Человеческая логика не в силах объяснить вещи, ей не подвластные… Может быть, тебя действительно кому-то показывали, может быть, тебя чем-то для чего-то пометили… Знаешь, как на спинки тех же муравьев капают краской, чтобы потом за ними удобнее было следить… А может, тебя просто рассматривали, как интересующую их особь… Но это все домыслы, рожденные все тем же ущербным человеческим разумом, привыкшим к трехмерному измерению… В одном ты права, если бы это существо захотело – ты сегодня не проснулась бы… Легкая смерть во сне, например, сердце остановилось… Может быть, это повод для того, чтобы остановиться и задуматься? Может быть, ты что-то делаешь не так? Живешь, например…

— Мне страшно… – Ампира смотрела на Лиану блестящими глазами, в которых вместе с алкоголем плескался страх. – Мне никогда не было так страшно…

— Ты просто напрасно возомнила себя центром Вселенной и вершительницей людских судеб… Этим заняты другие инстанции… Знаешь, не хочется говорить банальности, но от этого страха никто тебя не спасет и не поможет. Только ты сама… Нужно просто понять, что есть что-то там, сверху, неважно как это называется – Христос, Магомет или Будда, что-то, существующее выше нас, вне нашего понимания, человечество назвало это что-то Богом, давай примем это название, как отправную точку. Что бы ты ни делала, как бы ни поступала, о чем бы ни думала, ты должна знать, что Бог присутствует во всех твоих мыслях и делах. Жить с этим знанием тяжело поначалу, потом привыкаешь, и уже не становится не по себе… Внутри тебя – такая же Вселенная, как и снаружи… Как только ты это поймешь, – станет легче жить…

— Тогда почему твой Бог разрешает мне совершать все то, что я творю? Если по твоему разумению он присутствует не только в моих делах, но и в мыслях, не логичнее ли было бы остановить меня? Не дать мне сделать то или это? Или наказать меня за мысли?

— Ты же не знаешь конечной цели… И потом, все что ты говоришь, снова просчитывается с точки зрения человеческой логики. Пусть так, по-другому мы пока думать все равно не умеем. Представь себе, что ты спасаешь мальчишку, чуть не попавшего под трамвай. Он зазевался, он считал ворон, он чуть не оказался под колесами, ты выдернула его буквально за шкварник… Это добрый поступок? А через два часа он пришел к себе домой и зарезал собственную бабушку за то, что она не дала ему мелочи на сигареты… Как тогда рассматривать его счастливое спасение из-под колес трамвая?

— Но я же не буду знать об этом?! – вскинулась Ампира. – Я не буду знать продолжения его жизни!!!

— Все равно… Хотя или не хотя ты уже в нее влезла… Ты хочешь сломать этот дом, и ты имеешь на это право, ты – его фактическая владелица. Но ведь на самом деле он принадлежит не тебе… Сколько поколений выросло в этих стенах… Уничтожая историю, ничего не добьешься, можно лишь лишиться памяти…

— Построить что-то новое можно лишь сломав старое, – Ампира упрямо нагнула голову. – Восстанавливать руины – неблагодарное занятие. Удел для нищих и дураков.

— Тогда почему во всем мире восстанавливают старые замки, поднимают разрушенные когда-то храмы, сдувают пыль с останков Колизея? Почему весь мир занимается тем, что называется реставрация? Каждое второе здание в Москве хранит в себе частичку истории… Неужели тебе это не интересно? Даже этот дом рассказал мне о трагедии, которая случилась в нем однажды… Она так потрясла его, что ему очень нужно было с кем-то этим поделиться… А ты хочешь смешать его с грязью…

— Я хочу быть счастливой, – выдохнула Ампира. – Хочу и не умею… Я перепробовала все – от алкоголя и наркотиков до мест, людей и событий… Но каждый период затрагивает меня лишь на какую-то долю секунды, потом мне снова становится невообразимо скучно… Я прожила с Максом почти десять лет и он осточертел мне своей правильностью и стерильностью, он всегда поступал так, как нужно, он всегда знал, КАК именно нужно… А мне хотелось чего-то совсем другого, праздника жизни… И я его себе устроила. Только оказалось, что этот праздник еще скучнее… Я поняла, что я могу все, но все мне не интересно…

— А песни? – осторожно спросила Лиана. – Песни-то у тебя настоящие…

— Выкидыши души, – Ампира снова отхлебнула виски. – Только кому она нужна, моя душа…

— А тебе самой она разве не нужна? Ты сильная и умная, и если ты найдешь себя, на самом деле найдешь, ты поможешь очень многим… Сильный человек всегда притягивает, за ним идут, даже если он не хочет никуда вести, за ним все равно идут… В этом-то вся и беда…

— Слушай, не надо отсюда никуда уезжать? Живи, а? Я в соседнюю комнату переберусь, нам будет здорово вместе…

— Спасибо, – сказала Лиана. – Только у каждой из нас – своя жизнь. И я делаю свой выбор… Я не хочу здесь оставаться. Ты очень помогла мне тем, что открыла глаза на мою прошлую жизнь, в которой я так боялась решений… Теперь я другая, и в этом отчасти есть твоя заслуга… За все это – спасибо… И знаешь, я не держу на тебя зла… Ты сама не ведаешь, что творишь… И тебе самой от этого плохо… У Ивара была когда-то хорошая песня… Может быть, он даже пел ее тебе… Сейчас, подожди, – Лиана вытащила из сумки кассету с любимыми песнями Ивара, записанными очень давно, в их стареньком домике, на плохонькую аппаратуру, под акустическую гитару, кассету, которую она все время таскала с собой, но еще ни разу не нашла в себе мужества ее поставить и послушать.

— Дай мне, мой Бог, еще один билет, быть может, я успею…

Дай мне, мой Бог не замечать тоски в зеркалах, когда я бреюсь…

Дай мне, мой Бог, чуть больше сдачи с пива, пусть я буду должен…

Дай мне, мой Бог, чего я сам не знаю, быть может…

Голос Ивара плыл под потолком дома, впитывался стенами, растекался по окнам, Лиана подпевала еле слышно, всем свои существом осознавая наступившую свободу: прошлое отпустило ее, или она отпустила прошлое, впрочем, наверное, нет никакой разницы, и теперь для нее песни Ивара – это приятные, умные песни, которые она может слушать без замирания сердца, прилива воспоминаний и сожалений о том, что все эти песни были написаны когда-то только для нее…

— Он не играл мне эту песню, – сказала Ампира.


Ампира спала крепким сном, когда Лиана погрузила свои вещи в предварительно вызванное такси, уселась на переднее сиденье.

— Ленинградский вокзал, – бросила она водителю и оглянулась в последний раз, глядя на исчезающий за поворотом дом.

Вещи – в камеру хранения, в железнодорожной кассе – билет в родной город, на сегодняшний вечер, оставалось только одно не сделанное дело – самое главное дело, которое она обязана была совершить, чтобы поставить точку.


Макс открыл ей дверь сразу и застыл в проеме двери немым, измученным изваянием. Лиана увидела, какие грустные и потухшие у него глаза, сделала шаг вперед, откинула с лица волосы.

— Я пришла сказать, что я люблю тебя, – Лиане было трудно дышать. – Я хочу сказать тебе спасибо за все, что у нас с тобой было, и чего уже никогда не будет… Я уезжаю…

— Куда? – глухо спросил Макс.

— Домой. Там уже давно нет моего дома, но и здесь он не получился… буду строить заново… Мне очень жаль, что все так…

— Ошибки нужно исправлять, – сказал Макс. – если ты действительно понимаешь, что это ошибки. А не бежать от них… От себя не убежишь… Ты действительно уверена в том, что любишь меня?

— Да, – кивнула Лиана. – Но я не удивлюсь, если ты мне не поверишь…

— Тогда оставайся, – словно не слыша ее последних слов, просто произнес Макс. – Давай начнем все сначала… Мне очень плохо без тебя…

— А мне без тебя, – сказала Лиана и заплакала.

— Какая все-таки ты у меня дура, – Макс улыбнулся и притянул Лиану к себе. – Неисправимая дура…

Эпилог

Через пару месяцев Лиана узнала, что Ампира исчезла, завещав ей свой старый дом. Кто-то поговаривал о том, что ее видели неподалеку от одного из подмосковных монастырей. Макс никогда не упоминал о своей бывшей жене, и лишь однажды, на свадьбе Яниса и Аськи, выбрав удобный момент, Лиана задала ему вопрос, который мучил ее все это время.

— Как звали твою бывшую жену? Я имею в виду не сценическое имя…

И получила ответ, который ожидала услышать.

— Ее звали Алиса…


на главную | моя полка | | Игра в ошибки |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения



Оцените эту книгу