Книга: Умей вертеться



Умей вертеться

Марина Серова

Умей вертеться

Глава 1

Нежная, прямо-таки сверкающая майская зелень ласкает уставший от сплошной зимней серости взор. Так и хочется побольше вобрать в легкие этого чистого, напоенного весенней свежестью воздуха. Обожаю весну!

Сегодня у меня день отдыха и здоровья. Я приоделась соответствующим образом, распустила волосы и вышла на проспект с целью прогуляться.

Теплый ветер ласково треплет мои непослушные белокурые локоны. Распущенные волосы, подчиняясь потокам воздуха, так и норовят прилипнуть к лицу, закрывая мне при этом глаза. А вот это уже несколько раздражает.

— И зачем их только распустила? Не могла просто заколоть, — немного нервно вырвалось у меня. Придерживая рукой порхающие пряди, я остановилась у первого попавшегося киоска, чтобы подобрать более или менее подходящую заколку и решить неожиданно возникший вопрос с парящими волосами.

Увлекшись выбором заколки, я не обратила внимания на толстую, как кадушка, женщину, которая выплыла из супермаркета «Белочка». Сначала она тоже едва не прошла мимо, потом вдруг остановилась и с диким воплем «Иванова!» бросилась мне на шею.

— Иванова?! Тань, неужто ты?

Сначала я ее даже и не узнала. Слишком уж она изменилась: растолстела до безобразия, украсила лицо очками вроде тех, которые в фильме про Буратино носил кот Базилио. И дурацкая фетровая шляпа с большими полями совершенно не подходила к дорогому, но довольно безвкусно сшитому кожаному костюму.

Лишь потом, немного отстранившись и рассмотрев как следует знакомые черты, я поняла, что передо мною не кто иной, как Нинка Гусева из параллельного класса собственной персоной. Вот это номер! Если б она не набросилась на меня со своими поцелуями, я бы мимо запросто могла пройти. Боже, и это та самая красотулька из «В» класса с точеной фигуркой?! Была. А теперь… Бог ты мой.

— Нина Гусева?

— Ага, — радостно кивнула женщина, — она самая. Сильно изменилась?

Я неопределенно пожала плечами. Не ошарашивать же свою давнюю подругу, сказав, что выглядит она далеко не на все сто.

— А ты все такая же красавица, — восхищенно произнесла Нинка, беспардонно рассматривая меня с головы до ног. — Даже еще лучше. Как будто и не было тех десяти лет, которые пролетели как один день. Нет, это дело надо обязательно отметить. Не каждый день встречаемся. Давай зарулим куда-нибудь, где можно выпить по бокалу вина и в спокойной обстановке поболтать.

Я улыбнулась и опять пожала плечами. А что, собственно говоря, гулять, так гулять. Наполним день отдыха светлыми воспоминаниями о далеком прошлом, окунемся, так сказать, в безоблачное вчера.

* * *

Мы с Нинкой заглянули в уютное кафе на набережной и с наслаждением потягивали кагор из бокалов на высоких тонких ножках.

— Рассказывай, как поживаешь! Как твой Валерка?

Нинка Гусева выскочила замуж за одноклассника, едва закрыв за собой дверь школы. Мы, ее однокашники, все были в шоке: так бездарно губить свою молодость может только человек, имеющий задатки камикадзе. Мы, глупые, и не знали тогда, что она была уже беременна.

Нинка сделала глаза по пять рублей и произнесла нечто нечленораздельное вроде «у-у».

— Ты что, Таньк? Даже не в курсе? Мы ж с ним разбежались еще до Алинкиного рождения. Да мы вообще с ним только три месяца вместе и прожили.

Вот тебе и неземная любовь. Именно так говорила Нинка десять лет назад про свои внезапно нахлынувшие чувства. А ведь мы, подруги, честно предупреждали, что «замуж — не напасть, только б замужем не пропасть», на что Нинка серьезно ответила, что вот, мол, Иванова, когда сама полюбишь, тогда и узнаешь.

А Иванова до сих пор не узнала. И не потому, что не любила никогда, а скорее потому, что больше всего на свете ценила самое драгоценное, что было, — собственную свободу.

Ее я ни на что не променяю. Дудки. Да и работа моя не позволяет обзавестись мужем и кучей ребятишек. Я — частный детектив. И жизнь одинокого волка меня устраивает на сто пятьдесят процентов: всегда хожу по лезвию ножа, рискуя своей драгоценной жизнью.

«Мы в ответе за тех, кого приручили» — так говорил мой любимый книжный герой детства Маленький Принц. Так лучше уж никого не приручать, чем потом отвечать.

— Игорюху Турищева помнишь? Он на два года раньше нас школу закончил, ну, высокий такой, чернявый.

— Которого Турком звали, что ли?

— Во-во. Он теперь мой муж.

— Надо же, пути господни неисповедимы. Ты работаешь?

— Не-а. У меня ж никакого образования до сих пор нет. Игорюха давно пытался сподвигнуть пойти учиться, но Алинка маленькая была. Не до того. Сейчас, правда, учусь заочно в экономическом. Закончу, меня Игорюха к себе работать возьмет. Он у меня бизнесмен, правда, начинающий. Не раскрутился еще как следует. Мы даже квартиру до сих пор еще не купили, живем вместе с маманькой. Да он и не больно-то стремится квартиру приобретать. Выстроил дачу двухэтажную в Александровке на маманькином участке, у нее в последнее время интерес к земле резко упал. Вот Игорь и надеется, что со временем сумеет меня убедить жить в этом медвежьем углу.

— А что ж тетя Лиза? Не могла тебе помочь с уходом за ребенком, чтобы ты училась?

Тетя Лиза, Нинкина мама, в отличие от своей дочери, вышла замуж поздно, Нинку родила в тридцать два года. Она, по идее, наверное, уже несколько лет на пенсии.

Нинка махнула рукой, нахмурившись, и уставилась в свой недопитый бокал.

— Не хочу говорить.

— Проблемы? — вяло поинтересовалась я. Мне вообще-то несколько поднадоел разговор о Нинкиных делах.

— Всякое бывает, — уклончиво ответила она.

Но потом не выдержала и принялась жаловаться на собственную мать.

— Как запьет, с ума с ней сойти можно. Да ладно б еще, если б выпила и вела себя прилично. Так нет. У нее довольно редкое сочетание: наряду с почти непреодолимой тягой к спиртному индивидуальная непереносимость алкоголя. Становится неуправляемой. А она еще довольно крепкая женщина. В соку, как это принято говорить. Иной раз, когда не пьет, в работе и я за ней угнаться не могу. Да что говорить о ее здоровье, если она плавает, как рыба? Представляешь? Почти шестьдесят лет, а она на Волгу купаться и загорать ходит. Так вот, когда такая особа примется кулаками размахивать, то вести себя просто не знаешь как.

Игорь ее ударить ни разу не решился. Говорит, стукнешь, а она возьмет да и развалится по мосоликам. И то правда. Она худенькая такая, юркая, как мышонок. И умеет создавать уют. Так порой нас достанет, что у меня самой иной раз кулаки чешутся. Нинка опять молчаливо потупилась.

— Уж мне, дочери, и то тошно, а Игорю вообще невозможно. Она, когда выпьет, к любому его слову цепляется и из дому гнать начинает, приживалкой величает. Да что там говорить? Тяжелый случай, словом. Сейчас, правда, тьфу-тьфу-тьфу, держится пока. Не знаю, насколько ее на этот раз хватит. Да что это мы все обо мне да обо мне? Ты-то как, Танюша? Ой, вот Игорюхе скажу, что тебя случайно встретила, он не поверит.

Я улыбнулась, спросила и тут же забыла. Как была болтушкой, так и осталась.

— Рассказывай, Иванова, рассказывай. Про мужа, про детей. Мне ужасно все интересно. Столько лет не виделись. А помнишь, как нас в туалете учительница географии с сигаретами поймала? Славные добрые времена, правда, Тань? А ты куришь сейчас?

Я кивнула и тут же почувствовала непреодолимый никотиновый голод. Достав сигареты и зажигалку, предложила Нинке, но она покрутила головой.

— Не-е. Я давным-давно бросила. Как только узнала, что беременна.

— Как хочешь.

Я с удовольствием закурила. Стоявшие на столах пепельницы свидетельствовали о том, что в данном заведении посетители имеют право курить. Всегда стараюсь ходить именно в такие.

— Давай, Танюх, еще по одной за встречу. И расскажи, наконец, про себя, а то как в рот воды набрала, не хочешь даже делиться успехами со своей бывшей подругой.

Нинка разлила по бокалам остатки кагора.

Ни фига себе. Это я-то как в рот воды набрала, сама не дала мне слова сказать, строчит, как из пулемета.

— Муж?

Я отрицательно покачала головой.

— Ты все еще не замужем? И куда только мужики смотрят? Такая баба пропадает. Давай, я тебя с Игоревым другом познакомлю? Он год назад с женой развелся. Она от него гуляла налево и направо, такая непутевая.

Я хмыкнула. Не уверена, что в замужестве буду вести себя много лучше, чем непостоянная супруга Игорькова друга.

— Нет, спасибо. Я как-нибудь сама. Моя работа предполагает в некотором смысле одиночество.

— А что у тебя за работа? Ты, насколько помню, в юридический поступала?

— Поступала. И поступила. И закончила.

— Так ты в ментовке, что ли, работаешь?

И тут же без всякого перехода:

— Господи, Танька, а это случайно не ты тот самый детектив, который известен в нашем городе как чуть ли не самый непревзойденный?

Я улыбнулась и пожала плечами: раз она обо мне слышала, что толку отрицать?

— Вот это да! Ну, ты, Иванова, даешь! Я в восторге! Слушай, Тань, так я тебе, может быть, даже клиента подсуббочу.

Я невольно поморщилась. В моем мозгу прозвенел тревожный звоночек. Меня кости магические сегодня во время гадания отрицательно настроили.

Магические кости — это такие двенадцатигранники. На каждой из сторон определенное количество точек. Задаешь мысленно любой вопрос и бросаешь косточки. Выпадает некая комбинация цифр и чисел. Ответ на вопрос находим в толкованиях. Но так как я гадаю довольно часто, то помню толкования наизусть.

Сегодня косточки меня напугали:

23+8+32 — «Не дайте уговорить себя на участие в рискованном деле. Наивность — один из главных ваших недостатков, контролируйте себя, вам это очень пригодится, особенно в решающий момент».

Я тут же попыталась перевести разговор на другие рельсы: чтобы не впутаться в рискованное дело, надо продолжать отдыхать. Тогда, может быть, и пронесет. Тем более что у меня потрясающая, совершенно уникальная способность попадать в разные неприятные истории. Вот если где-то рядом есть, пардон, дерьмо, так я обязательно, будьте спокойны, в него вляпаюсь.

— А Алинка у тебя большая уже?

— Десять лет.

Нинка проговорила это скороговоркой, все еще мечтая меня сосватать на какое-то, неизвестное мне пока дело. И еще ничего не зная о нем, я уже всеми фибрами души была против.

— Тань, в соседнем подъезде девочку убили месяц назад. А до этого ее мать получила письмо с угрозами, что если, мол, не заплатит определенную сумму, то ее дочь изнасилуют и убьют. Мать заплатила, а ее все-таки убили. Представляешь, какой ужас?! Мать буквально сама не своя. Седая стала разом. Оказалось, что случай шантажа уже не первый. Еще одну семью в нашем доме тоже шантажировали. Это уж потом, на похоронах выяснилось. Милиция сейчас ищет это чудовище. Только не верю я, что они его так сразу и найдут. Может быть, предложить твои услуги?

Я вздохнула, поражаясь Нинкиной наивности: сейчас только произнесу, сколько беру за свои услуги, так она сразу ретируется.

— Двести долларов?! Круто. Это ж ты, наверное, уже миллионершей стала? Больше губернатора зарабатываешь.

Рассказывать Нинке о том, что деньги у меня словно в песок уходят, я не стала. И обрадовалась, что она, шокированная суммой гонорара, перевела разговор на тему моего материального положения на данном этапе. Она-то, вероятно, полагала, что я запросто бросаюсь расследовать любое дело, лишь бы только доказать окружающим людям, что частный сыск полезен для общества. А питаюсь я воздухом и ношу на своем прекрасном теле платье голого короля.

— Тань, сейчас я сделаю тебе предложение, а ты только посмей отказать. На всю оставшуюся жизнь обижусь и на свадьбу твою не приду.

Я опять улыбнулась, порадовавшись, что, кажется, на сей раз пронесло и кости явно ошиблись.

— Сегодня пятница. Ты сейчас идешь домой. Скоренько собираешься, и мы едем к нам на дачу. Посмотришь, как мы там обустроились и стоит ли мне менять пыльный Тарасов на райский уголок в глуши. И не отнекивайся, а Алинку я с матерью оставлю. Ей завтра в школу. Заметано?

— Уговорила.

— Так чего ж мы тогда драгоценное время теряем? Оно ж сейчас против нас работает!

* * *

Муж бывшей Гусевой, а теперь Турищевой, выглядел на все сто: как и прежде, он был сложен словно Аполлон: ни жиринки лишней не отыщешь, сплошные мускулы. Умные, проницательные глаза почти черного цвета. Ну, истинный турок, ей-богу. Я исподтишка любовалась им и не могла понять, как такой обаятельный и привлекательный мужчина может довольствоваться обрюзгшим, похожим на холодец телом своей половины.

Однако это просто лирика, и негоже мне осуждать бывшую подругу. Они прекрасно ладили, и Игорюха-горюха, похоже, смотрел на свою жену сквозь розовые очки. И ради нее, полагаю, мог бы пойти если не на все, так на очень многое.

Нинка сдержала слово насчет Игорькова товарища, и в итоге на даче мы оказались вчетвером. Дача Турищевых выглядела довольно внушительно: двухэтажное кирпичное здание, внутри — мореное дерево. В гостиной камин, отделанный позолотой. Словом, Игорюха постарался проявить свои творческие способности именно тут, в глуши, в деревне.

Мы бродили с Нинкой по участку, и она меня просвещала по поводу размещения грядок с овощами:

— Вот тут я перец болгарский посажу. Игорюха его обожает. В любом виде.

Может быть, как раз в этом и заключается секрет столь неравного, на мой обывательский взгляд, брака? Она ж даже дышит для него. А вот я так, наверное, не смогла бы. Это точно, потому что прежде всего себя, родную, спрошу, поинтересуюсь, а надо ли мне это. И только потом приму то или иное решение. Нинка совсем другая: она за своим Игорьком в огонь и в воду пойдет.

— Кстати, а как тебе Ларин?

— Ларин?

Я, слушая Нинину болтовню и одновременно наслаждаясь деревенским воздухом, не сразу сообразила, о ком идет речь.

— Ну да, Ларин, Мишка.

— Ничего, — неопределенно ответила я, — поживем — увидим.

Поджарый высокий блондин Мишка Ларин, чем-то смахивающий на артиста Харатьяна, чисто внешне мне понравился, но я как-то сразу дала понять, что Дульсинеи Тобосской для синьора Ларина из меня не получится. Вполне возможно, потому что я, все еще помня наказ костей, веду себя чрезвычайно осторожно, пытаясь удержать себя, родную, от любых вляпываний куда бы то ни было.

* * *

До чего ж хороша благоухающая звездная майская ночь! Прохладный воздух и запах цветущей сирени… А если вы еще в приятной компании у костра, где жарится шашлык, то комментарии просто излишни. Охами и вздохами не передашь всех чувств, которые в тот момент испытываешь.

Я расслабилась и даже позволила сидящему рядом Михаилу несколько по-хозяйски обнять меня за плечи.

Мишка, кстати, довольно приятный мужчина. Понимает толк в комплиментах. И сумел сказать именно то, что мне хотелось от него услышать.

В тысячу первый раз я услышала от мужчины, что я — совершенно потрясающая женщина. Прямо ангел во плоти. Хоть лесть, как говорится, гнусна, но все ж… Милые вы мои, ну где, скажите мне откровенно, где вы найдете женщину, которая отказалась бы слушать столь приятные речи, невзирая на то, есть в них доля правды или нет? В моем случае как раз, я думаю, есть.

Разговоры у костра не иссякали. У нас было много общего в прошлом, много общих знакомых. С одними из них впоследствии, по прошествии энного количества лет, общалась я, с другими — Турищевы. Вот теперь мы и обменивались мнениями и впечатлениями. У меня даже с Мишкой общие знакомые, оказывается, нашлись, что было почему-то даже приятно.

Спиртного оказалось вполне достаточно, чтобы просидеть у костра целую ночь, если, конечно, кто-то не выпадет из обоймы раньше времени. Однако пока все держались молодцами. В сущности, даже из стадии обезьяны пока что никто не перешел в стадию льва, а уж в стадию свиньи тем более.

Разошлись от костра мы только тогда, когда уже светало. И сразу рухнули, кто где местечко присмотрел. Мы даже посуду и мусор от костра не убрали, настолько сморила всех усталость.

А утро началось с головной боли, и мальчики предложили кардинальные меры: клин клином.

Мусор и грязная посуда так и не были убраны. Нинка, увидев мои вялые попытки ликвидировать погром, тут же решительно остановила меня:

— Не сходи с ума, Танюх. Отдыхай на всю катушку, сил набирайся. Я потом все сама сделаю. Мне ж не на работу. Что ты дергаешься? Все равно этот бардак никто не видит.

Время пробежало совершенно незаметно. Я не успела оглянуться, как субботний день стал неумолимо клониться к вечеру, а ведь суббота — тринадцатое. Я с самого утра ожидала не милостей от природы, отнюдь, а совсем наоборот, гадостей: кости вещали. Да и число тринадцатое. Ох и глупая я женщина. Но что со мной поделать? Верю в чертову дюжину, хоть режь. Ну верю, и все тут.

Эта поездка к Турищевым на дачу оставила бы у меня лишь положительные эмоции и массу ярких впечатлений, если б не продолжение субботнего вечера. Вообще-то насчет ярких впечатлений, похоже, как раз все в порядке, как и положено тринадцатого числа.



Когда уже начало смеркаться, на дачу явилась Елизавета Ивановна. В спортивном костюме с липовой нашивкой «Адидас», она шла решительным шагом, размахивая полупустой сумкой. За ней брела светловолосая девочка лет десяти. Я сразу поняла, что это и есть Алинка.

Мы как раз сидели на лавочке под окном турищевского детища. Елизавета Ивановна, обратив внимание на разбросанную у костра посуду и неубранный мусор, даже не поприветствовав нас, сразу набросилась с упреками:

— Развели тут кильдим. Ничего им не надо, только бы водку жрать.

Она бросила у порога свою авоську, направилась к кострищу, гневно пнула пустую кастрюлю с засохшими на стенках остатками прежней роскоши.

— Это что ж вы тут творите, когда дома такое горе?!

— Что случилось, мама? — спокойно спросила Нина, видно, давно привыкшая к таким эскападам Елизаветы Ивановны.

— Деньги готовьте. Вот что. Лучше их на дело потратить, чем не знай кого задарма поить да кормить.

— Елизавета Ивановна… — вмешался было Игорь.

— А ты вообще молчи. Ты тут никто. Понастроил на моей земле. Доведешь меня, возьму да и спалю твою дачу со всем барахлом, нахлебник.

— Бабуля, — девочка попыталась отвести женщину в сторону небольшого домишки, который принадлежал Елизавете Ивановне, — пошли. Ты лучше сейчас спать ложись. Завтра все скажешь.

Но Гусева не собиралась останавливаться, наоборот, продолжала себя накручивать, не пытаясь объяснить, в чем причина ее столь нервного состояния.

Впрочем, было ясно и так: глаза ее лихорадочно блестели, похоже, старушка приняла на грудь. А если она выпила, то все будет, как описывала мне при первой встрече Нина. Значит, магические кости были правы, и вляпывания в нечто мне уже не избежать.

Игорь, потеряв, видимо, терпение, поднялся, крепко обхватил тещу за плечи и усадил на лавочку:

— Успокойтесь и говорите, что произошло. О каком горе вы ведете речь?

Женщина вскочила, схватила свою сумку, порылась в ней и извлекла конверт:

— Вот, полюбуйтесь. Нам тоже такое письмо, как Гавриловым, пришло. А вы хер знает чем тут занимаетесь. Алинку, кровинушку мою, грозятся похитить, — она зарыдала.

* * *

Письмо гласило следующее:

«Ваша дочь Алина будет похищена, изнасилована и убита, если вы не заплатите выкуп в размере тысячи долларов. Если жизнь вашей дочери дорога вам, вы приготовите указанную сумму и передадите ее. Условия передачи я назову позже по телефону. Не пытайтесь вмешивать милицию. В противном случае вашей дочери не поздоровится. Если же вы попытаетесь на время просто изолировать вашего ребенка, то трагедия все равно произойдет. Только несколько позже. На всю жизнь человека не спрячешь. Надеюсь на ваше благоразумие. Неизвестный».

Вот такое страшное письмо, отпечатанное на портативной машинке. Буква «о» выпадала из общего ряда, и нижняя часть ее была бледнее верхней.

— Боже, — прошептала Нина.

Игорь молча вертел в руках конверт, рассматривая его со всех сторон, словно пытаясь отыскать на нем имя шантажиста или какие-то другие, не менее ценные сведения. Хмель разом слетел со всех нас, словно и не пили.

Я взяла конверт, тоже рассмотрела его. Понюхала даже. От письма исходил слабый запах то ли валерианки, то ли корвалола. Словом, вполне аптечный запах.

— А вы, ироды, навели табун и водку жрете. Убить вас мало, — Елизавета Ивановна замахнулась на дочь. Нина инстинктивно сжалась и зажмурила глаза.

Ярость так же внезапно исчезла, как и нахлынула, и Елизавета Ивановна уже вполне миролюбиво поинтересовалась:

— У вас что-нибудь выпить осталось? Мне надо стресс снять, а то инда сердце заходится от ужаса пережитого. Письмо-то я сегодня к вечеру в почтовом ящике обнаружила и сразу на вечерний поезд с Алинкой. А то, думаю, не дай-то бог чего, вы ж меня тогда со свету сживете. Ну, нальете, что ли?

— Мама, ничего нет. Да тебе и хватит уже. Ты же знаешь, что тебе вообще пить нельзя, — робко возразила Нина.

Я, честно говоря, даже поразилась. Никогда не думала, что эта неугомонная болтушка может так заробеть перед собственной матерью. Это уж потом только я поняла, чего боялась на самом деле Нина. А боялась она, что мы, то есть я и Михаил, увидим ее мать во всем цвете.

Так оно и вышло.

Когда Елизавете Ивановне отказали в выпивке, она опять рассвирепела. Она ворвалась в дом, принялась швырять стулья, разбила пару тарелок, при этом матерясь, как сапожник. Алинка, напуганная страшным письмом и поведением бабушки, тихо плакала. При виде распоясавшейся Елизаветы Ивановны все на какое-то время даже забыли про письмо.

Игорь сгреб старуху в охапку и отвел ее в принадлежащий ей домик. Потом, вернувшись, закрыл дверь своей дачи на ключ. Елизавета Ивановна тут же возвратилась и принялась дубасить кулаком в стекло:

— Открывайте, сволочи! Не то я окно расхерачу!

— Я сейчас вызову милицию, мама! — крикнула ей Нина.

— Я те дам милицию! Матери родной грозить! Ну я вам, гадам, сейчас устрою!

Бормоча ругательства, она удалилась.

— Что она задумала? — тревожно спросила Нина.

Игорь пожал плечами.

— Может, стоило дать ей рюмку? Она бы, может, притихла? — выразила я свои сомнения.

— Да ты что! — в один голос воскликнули Игорь с Ниной.

— Она с каждой рюмкой становится все агрессивнее. Этого ни в коем случае нельзя делать, — пояснил мне Игорь. — К тому же она и так уже в хлам, как говорится.

— Игорь, посмотри, что она там задумала?

Еще через пару минут мы услышали гневный голос Игоря и грязные ругательства в ответ, а выйдя во двор, увидели дикую картину.

Елизавета Ивановна, обхватив столб электропередачи метрах в полутора от земли, пыталась длиннющей палкой перебить провода, несущие электроэнергию в дачу Турищевых. Как ей удалось вскарабкаться на почти гладкий столб, до сих пор ума не приложу. До нас донеслись ее угрозы:

— Вот хер вы от моего столба питаться будете! Я вам устрою содом с гоморрой!

Игорь попытался поймать тещу за ногу и стащить со столба и тем самым спасти ее, дуру набитую, от неминуемой гибели. Елизавета Ивановна в ответ яростно лягалась.

— Ну, ты, экскремент похмельный, когда-нибудь добьешься своего! Я тебе череп-то раскрою! — выплюнул обидные слова Игорь, от злости даже перейдя на «ты».

— Это ты акстримент! Еще какой акстримент. На себя посмотри! — кричала Гусева, продолжая размахивать дубиной.

— Мама! Тебя убьет! — Нина кинулась к матери и тоже попыталась стянуть ее за штанину спортивных брюк, в которые была одета узурпаторша. Штаны с этой милой бабушки тут же соскользнули, обнажив худые ляжки с синими узорами варикозных вен.

При мертвенном свете неонового фонаря, висевшего прямо над головой бабуськи, картина выглядела ужасающе безобразной, и мое терпение лопнуло: я кинулась на помощь.

Схватив женщину за ступню, я резко дернула ее, крутанув ногу. Дама приземлилась довольно безболезненно, во всяком случае, ничего угрожающего ее жизни не произошло, ну разве что пара синяков завтра нарисуется. Так это мелочи.

Елизавета Ивановна заскулила, как побитая собака, и принялась облаивать меня громко и колоритно:

— Дылда белобрысая! Чтоб у тебя харя прыщами покрылась! Чтоб…

Неприятно излагать все, что мне довелось услышать в тот самый момент в свой адрес.

— У вас есть фестал? — спросила я у Нины, не обращая внимания на сыпавшиеся, как из дырявого мешка, оскорбления.

— Да, кажется.

— Быстро тащи две таблетки сразу. И воду, чтобы запить, — я продолжала одной рукой прижимать бабуську к земле, а другой одновременно отмахиваться от ее нападок.

— Зачем? — удивилась Турищева.

— Быстрее давай. Фестал в какой-то степени нейтрализует алкоголь.

Через пару минут мне удалось сподвигнуть буяншу принять препарат. Потом я силком отвела ее в дом, дала еще и успокоительного, а для верности пристегнула ее левую руку к кровати наручником. Когда с кровати раздался долгожданный храп, все невольно облегченно вздохнули.

— Ну и чумичка! Впервые такую вижу, — не выдержала я.

— Вот, Тань. Сама ее вчера сглазила. Только тебе похвасталась, что держится, и тут нате вам из-под кровати. Кошмарный вечер! И еще это письмо. Что будем делать, Игорь? — Нина горько заплакала, прижав к себе одной рукой Алинку. Девочка тоже шмыгала носом и украдкой тыльной стороной ладони вытирала катившиеся по бледным щекам слезы.

Мишка взял со стола сигарету, молча закурил. Я к нему присоединилась.

На душе становилось все паршивее. Теперь мне уж точно не избежать вляпывания в историю. Отдохнула, называется. Хочешь не хочешь, а придется предлагать свои услуги, да и девчушку жалко. Не отдавать же ее на откуп вампиру, который способен на все. Все-таки я ее матери не совсем чужой человек: когда-то дружили.

Глава 2

— Нин, я считаю, что надо обратиться в милицию. Ведь предыдущую девочку убили, несмотря на то что мать ее заплатила. Я не из-за денег так говорю. Ты же знаешь. А пока спрячем Алинку. Может, милиция и найдет этого неизвестного, пока ее не будет. Я вздохнула.

— Спрячем Алинку у меня, вернее, у родителей моей подруги. Там ее никто не найдет. В школу она пока ходить не будет, я договорюсь. У меня в вашей школе подруга работает, да вы ее знаете — Истомина Елена Михайловна. Вот у ее родителей мы и спрячем пока Алинку. Не надо в милицию, я сама его найду, — выпалила я разом, боясь, что, если сразу не решу для себя этот вопрос, потом мне его и решать не захочется.

— Мы заплатим, Таня. И Вера Васильевна, я уверена, тоже заплатит, только бы нашелся убийца ее дочери.

— Странный все-таки человек этот шантажист.

— Разве такие люди вообще могут быть нормальными? — возразил мне Мишка.

— Да нет, я не о том, что он шантажирует.

— А о чем же тогда?

— Игорь, сколько ты сумел бы собрать денег для того, чтобы спасти жизнь Алины?

Игорь призадумался, потом не слишком уверенно сказал:

— Ну, если немного поднапрячься, я бы смог наскрести тысяч тридцать. Это сразу. А при более жесткой политике шантажиста продал бы торговые точки, дачу, машину, гараж, ну и…

— Короче, тысяча для тебя не такой уж и большой напряг, как я поняла?

— Нет, ну напряг, конечно. Незапланированная трата всегда из колеи выбивает. Но если речь идет о жизни или смерти близкого человека, то не о деньгах и других материальных благах думать начинаешь.

— Вот, — воодушевленно сказала я, — именно это я и хотела от тебя услышать.

— И что ты хочешь этим сказать? — поинтересовалась Нина.

— Только то, что некто хочет получить от вас по-легкому денежки. Не слишком рискуя. Пошли бы вы в милицию из-за паршивой тысячи долларов, если бы вам твердо пообещали, что в случае уплаты вашей дочери перестанет грозить опасность?

— Ой, Таня, какие дела? — глаза Турка Игоря загорелись. — Но ты продолжай. Так какие идеи в связи с этим?

— Некто, очень хорошо знающий ваши доходы и расходы, решил подзаработать. И не слишком рисковать при этом. Это я уже сказала. Кто знает все эти тонкости в вашей жизни?

Взгляды обоих супругов непроизвольно сошлись на Мишке, и он разом все понял, ужаснувшись:

— Честное слово, ребята, это не я! Вы меня столько лет знаете. Вы что, охренели?!

Турищевым стало совестно, и они на ходу перестроились.

— Может быть, Мишель, ты кому-нибудь случайно говорил про наши дела? — поинтересовался Турок.

Мишка неопределенно пожал плечами:

— Ну… Можно подумать, конечно. Только вряд ли. Я в своих-то собственных карманах порой не знаю, что найду. Нет, это скорее всего исключено. Ты, Игорюха, лучше сам все просчитай. Может быть, от «крыши» твоей информация исходит и какой-нибудь гоблин решил прибарахлиться за спиной у хозяина?

Идея показалась мне весьма приемлемой, хотя и гоблины вряд ли станут лезть в дерьмо из-за такой, далеко не заоблачной, суммы. Но отработать версию «гоблин-шантажист» просто необходимо, и причем в первую очередь. Надо же с чего-то начинать, а ничего лучшего я пока придумать не смогла.

Выяснилось, что курирует бизнес Турищева некий Василий Свеклов по кличке Свекла. Хозяин Свеклы, Силаев Антон Петрович, довольно видный представитель тарасовского бомонда. За глаза все величали его Силой.

Турок, как теперь я уже знала, занимался реализацией медицинских препаратов. Если Свекла специализируется по обдиранию частных аптек, то специфический аптечный запах мог прочно приклеиться к нему. Хотя… Не думаю, что Свекла так уж часто посещает своих подопечных. Разве что именно перед тем, как ляпнуть угрожающее письмо, он заглянул в одну из контролируемых аптек.

Голова как свинцовый шар — поберечь бы драгоценные клеточки серого вещества.

— Я, ребята, так думаю, надо пораньше лечь спать, чтобы назавтра быть бодрыми и свежими, как огурчики. В город поедем не с утра, а чуть попозже из тех же самых соображений. Кроме того, под моим зорким взглядом тут Алинке ничего не грозит.

— Тань, мать заснула. Может, расстегнешь наручник, а то у нее рука затечет.

Нинину просьбу я выполнила. И совершенно напрасно. Поскольку часа через два я проснулась от тихих шорохов: Елизавета Ивановна потихоньку отыскала — в темноте! — водку и успела проглотить пару рюмок.

Я выскользнула из постели, подкралась к ней сзади и схватила за шиворот:

— Если подымите такой же тарарам, как вечером, берегитесь! Сама вас в милицию отвезу. Лично.

Мой зловещий шепот подействовал на старуху. Она так же, как и я, шепотом заверила меня, что ляжет в постель и никому докучать не станет.

* * *

Всю дорогу до самого дома Игорь и Елизавета Ивановна ссорились. Она опять нашла чем «причаститься» и теперь была настроена агрессивно. Поняв из разговора, состоявшегося при ней, что я берусь за расследование дела, она высказала недоверие и неудовольствие: Елизавета Ивановна считала, что надо заплатить и ни в коем случае не совать нос в чужие дела. А вообще-то я на месте Игоря давно бы эту бабуську отдубасила, да так, чтобы на всю оставшуюся жизнь запомнила и не лезла бы голым задом на забор.

— Была б тебе Алинка родная, ты б не так себя повел. Что баба против шантажиста сделать может, если и милиция бессильна? — брызгала слюной Елизавета Ивановна.

Игорь молча отвернулся, всем своим видом показывая, что он чрезвычайно внимательно осматривает окрестности. Мишка, сидевший за рулем «девятки», упорно молчал и делал вид, что ничего не видит и не слышит. Нина тоже не вмешивалась.

* * *

Мы заскочили сначала ко мне. Я взяла свой телефонный аппарат с определителем номера, поскольку у Турищевых пока такой роскоши не имелось. И мне некоторое время придется довольствоваться давно списанным мною допотопным телефоном. Ерунда! Для дела ничего не жалко.

— Соберите для Алинки необходимые вещи. Потом Миша нас отвезет к Антонине Васильевне и Михаилу Кузьмичу. Может быть, я сразу и по поводу пропусков уроков договорюсь, если Елену Михайловну отыщу. А вы оставайтесь пока дома. Вполне возможно, что шантажист выйдет на контакт.

— Ну что ты говоришь, Таня? Достаточно того, что мама и Игорь будут дома. Должна же я посмотреть, где моя дочь будет находиться. Я ж не могу вот так запросто отпустить ребенка бог знает куда.

Я пожала плечами. Что поделаешь? Мать — она и есть мать. Беспокоится за свое чадо. Да и что сможет произойти за пару часов, пока мы с Ниной обустроим Алинку на новом месте?

Если б я в тот момент могла предположить, что иногда и минуты решают судьбу, я бы Нину отговорила.

А Алинку, собственно говоря, я могла бы устроить и в своей конспиративной квартире. Только кто там за ней присмотрит? Нине, как я уже сказала, необходимо находиться дома, чтобы преступник не заподозрил неладное. На Елизавету Ивановну надежа, как на боку лежа.

* * *

Антонина Васильевна радостно вскрикнула:

— Танечка, голубушка ты моя! Какими судьбами? Проходи скорее, радость моя! А Леночка сегодня не дома. Она на выходные к своей однокурснице в район укатила. Только завтра утром обещала вернуться.

Мать Лены еще не видела скромно притулившихся у стенки Нину Максимовну и Алинку.

— Антонина Васильевна, — бодро заявила я, — а я вообще-то именно к вам в гости пожаловала. И не одна. Я вам временного постояльца привезла.

Главное — поставить вопрос ребром, как говорится. Так преподнести, чтобы не было ни желания, ни возможности отказать мне. Да ведь и дело-то хорошее, согласитесь. Божеское.

Нина с Алинкой шагнули к порогу.

— Вот познакомьтесь, пожалуйста. Это Нина, а это, — я кивнула на девочку, — ее дочь Алина. Нина училась в одной школе со мной и Леной. Только в параллельном классе.

Ленка, дочь Антонины Васильевны, моя одноклассница и лучшая подруга. На данном этапе Ленка работала учителем французского языка в пятой школе, в той самой, где учится Алина Турищева.

— Очень приятно. Друзья моей доченьки самые дорогие гости в доме. Проходите. Мы с Мишей как раз обедаем. Присоединяйтесь.

Мы прошли в квартиру. Отвертеться от наваристых щей Антонины Васильевны нам не удалось. Оно и к лучшему, поскольку за столом произошло полное сближение Ленкиных родителей и Нины Максимовны. Она теперь была спокойна за Алинку, знала, что в этом доме о ее несчастной девочке позаботятся как следует.



— Горе-то какое, — сокрушалась Антонина Васильевна. Пусть поживет, конечно. Нам же с Кузьмичом-то только веселее будет. Свои-то внуки выросли давно, Сашеньки-то, а Леночка пока нас не осчастливила.

Ленкин старший брат, Александр, старше ее лет на десять. Именно его детей и имела в виду Антонина Васильевна. А Ленка, как и я, волк-одиночка. От нее старикам еще долго внуков ждать придется, если вообще когда-нибудь дождутся.

— Это ж такое и пережить-то тяжело, невозможно как. Беда!

— Беда, конечно, — кивнула я. — Сколько времени займут поиски злодея, я не могу сказать. Алинку заберу лишь тогда, когда все решится лучшим образом. А продукты я вам все, какие надо, привезу.

Антонина Васильевна замахала на меня руками:

— Не надо ничего! Что уж мы, совсем, что ли, нищие? Одного ребенка не прокормим?

Приятно было слышать от Антонины Васильевны такое, приятно еще раз убедиться в ее полном бескорыстии. Однако я очень хорошо знаю, как живут в нашей нищей стране пенсионеры. Знаю, что очень многие ранним утром, пока все спят, едва не проваливаясь от ужаса и стыда, палками ворошат мусорные баки в поисках чего-нибудь полезного, что может пригодиться в хозяйстве. Поэтому, само собой разумеется, обращать внимание на отнекивания доброй пожилой женщины не стоит.

— А у нас в соседнем доме, Танюш, тоже такое года три назад случилось!..

— Да? — заинтересовалась я.

— Да-а. Вот так. В две или в три квартиры письма с угрозами приходили. Они заплатили потихоньку, не поднимая шума. Это мы уж после узнали. Когда Маркеловы письмо получили да в милицию сообщили. С них преступник тогда две тысячи долларов затребовал. Они, конечно, богато живут. Но заставить их с лишней копейкой расстаться — дело невыполнимое. У них, говорят, порой десятку взаймы попросишь, так утрешься да уйдешь ни с чем. Вот они в милицию и написали заявление. Милиция операцию разработала, а преступник за деньгами не явился. Тогда-то все про остальных, которые заплатили, и выяснилось.

— Любопытно. И с их ребенком ничего не произошло?

Антонина Васильевна пожала плечами:

— Да ничего поначалу. Под машину потом Верочка угодила. Ну, это уж через месяц после письма произошло.

— Любопытно. И Верочка погибла, надо думать, а преступника так и не нашли?

— Да нет. С Верочкой, слава богу, все в порядке. Только сотрясение мозга. А преступника и впрямь не нашли. Сбил девчонку и скрылся с места происшествия. Пьяный, видать, был. Потому и не захотел с милицией сталкиваться. А номера заляпаны были. Такая вот история. Все ходим под богом единым. И никто заранее не знает, что впереди ждет. — Антонина Васильевна грустно вздохнула, моя тарелки и убирая их в навесной шкаф над мойкой.

* * *

Нина ждала меня в машине, пока я заглянула к Маркеловым. Нового я почти ничего не узнала. Антонина Васильевна все описала достаточно подробно.

— Вспомните поподробнее все произошедшее с момента получения угрожающего письма. Через какое время преступник вышел на контакт и какие поставил условия передачи денег?

— Да обыкновенные условия. Про такие я в каком-то детективе читала даже. Нам было предложено на большой скорости проехать по Волгоградскому тракту в двенадцать ночи и выбросить кейс с деньгами на двенадцатом километре, прямо у столбика.

— И вы выбросили деньги, как того требовал преступник?

— Да, мы сделали все, как он требовал. Но все действия, в том числе и телефонные звонки, контролировались милицией. И на двенадцатом километре оперативники заранее замаскировались. Только преступник за кейсом не явился. И с тех пор себя не обнаруживал.

— А наезд на вашу дочь вы не связываете с этой историей?

Наталья Николаевна пожевала губами и тихо покачала головой:

— Нет, не думаю. Мне кажется, что это лишь совпадение. Только и всего. Ведь если бы действовал тот же преступник, он не преминул бы сообщить, что мы уже наказаны немного и, в случае повторного обращения в милицию, он придумает что-нибудь еще и в конце концов завершит начатое — если мы по-тихому, без вмешательства правозащитных органов, не заплатим.

Рассуждения женщины мне показались довольно логичными. Хотя лично я поставить вот так на карту жизнь близкого человека не смогла бы, будь я просто матерью, а не частным детективом.

О характерных признаках печатной машинки и стиле письма преступника Наталья Николаевна ничего вразумительного сказать не могла, только подтвердила, что, мол, смысл текста во всех случаях схож, а значит, надо будет потормошить Кирю и посмотреть то давнее дело.

Видимо, преступник действует не в одном районе города, а меняя места дислокации. Значит, необходимо догадаться о принципе смены мест: меняет ли он поле деятельности после очередного прокола или по какой-то иной причине. Ведь все остальные, по словам Натальи Николаевны, не разглашая случившегося, до момента провала с Маркеловыми именно так и поступали: выбрасывали на скорости кейс из окна автомобиля. Но с них, по словам Маркеловой, требовали всего-то по пятьсот, а то и меньше, долларов. Чего бы не заплатить тихо-мирно? Да, мелковато плавает наш вампир. И интересно будет изучить дело, которое наверняка пылится в архиве.

Но не все сразу. Сначала надо заехать к матери погибшей недавно Гавриловой Тани.

Первое впечатление от бурной деятельности этого отморозка такое, что у парня просто-напросто не все дома. Что действует некий, миль пардон, шизоид, который мало интересуется деньгами и требует их лишь для пущей важности. Основная же цель его — держать в страхе жителей того района, в котором он на данном этапе действует.

* * *

Я оставила машину во дворе возле дома Гусевой и направилась в соседний подъезд. Нина, пожелав мне удачи и скорой поимки чудовища, направилась домой ждать звонка, который мог последовать в любую минуту.

Дом, в котором проживали Турищевы и Гусева, девятиэтажный, в виде буквы П, занимал почти полквартала. Словом, маленький «мегаполис». Принято же у нас мини-маркет маленьким «супермаркетом» называть.

Нажав кнопку лифта и подождав пару минут, я плюнула и пошла пешком. Третий этаж не девятый, и прогуляться пешком совсем не вредно, а даже наоборот.

Я уже протянула было руку к звонку, и тут затрещал в сумочке сотовый.

Чертыхнувшись про себя, достала мобильник.

— Таня! Ужас! Зайди ко мне скорее! Тут такое! Такое! — голос Нины был неузнаваем. Судя по всему, она была готова забиться в истерике.

Сердце мое на мгновенье сжалось.

— Что случилось?

Ой, да что я спрашиваю? Проще добежать и посмотреть самой, что могло произойти за две минуты, которые я потратила на ожидание лифта.

— Бегу! — крикнула я и бросилась вниз по лестнице.

Нина встретила меня, стоя в проеме открытой двери, с испуганным лицом. Из глаз катились слезы.

— Что? — выдохнула я.

Она показала рукой в глубь квартиры:

— Там… Там… Мама…

Я оттолкнула ее и прошла в комнату. Наметанный взгляд детектива сразу отметил, что порядок в комнате не нарушен.

— В спальне, Таня… Мама.

Я прошла в спальню.

Елизавета Ивановна лежала на кровати поверх одеяла и будто спала. Это в первый момент так показалось, поскольку лицо ее было спокойно, одежда в относительном порядке. И только неестественно бледный цвет лица да разом заострившийся нос указывали на то, что перед нами не спящий человек, а покойник.

Я невольно присвистнула и взяла старуху за запястье: она даже остыть не успела. Признаков трупного окоченения в наличии не было, что указывало на совсем недавнее наступление смерти. Причем не естественным путем, а насильственным: об этом красноречиво говорила гематома на правом виске.

— С полчаса назад она умерла, — сказала я Нине, стоявшей в дверях спальни.

— Таня, как ты думаешь…

Я знала, что она хотела меня спросить. Что ответить? Она лучше меня это знала. Допекла бабуська, видать, крепко Игоря. Вот нервы и не выдержали. Я вчера сама с большим наслаждением этой гнусной старухе по репе врезала бы, а уж у меня терпение адское и воля тренированная.

— А где он сам? — спросила я у Нины.

Губы ее затряслись. Она беззвучно зарыдала:

— Ты тоже так подумала, Таня? Неужели он мог так поступить? Я не верю! Он такой добрый.

Вздохнув, я пожала плечами. Добрый, это точно. Только старуха была уж больно не контролирующая себя, земля ей пухом, как говорится. Про покойников, конечно, не принято злословить, но… Такая и ангела на дикую выходку спровоцировать могла.

— Что же делать, Таня? Что делать? — Нина обеими руками яростно хваталась за голову.

— Вызывать милицию, конечно, — машинально пробормотала я, внимательно тем временем изучая окружающую обстановку.

— Так ведь его арестуют?

— Задержат, — машинально подтвердила я, продолжая внимательно осматривать место преступления. Орудием убийства мог послужить любой тупой предмет, его-то я и искала. Кастет? Не похоже, слишком уж большая по диаметру гематома. И тут мой взгляд упал на полку с инструментами за дверью спальни: прямо с краю лежал молоток. С помощью бумажки, чтобы не затереть отпечатки, я аккуратно двумя пальцами взяла его в руки.

— Скорее всего старушку убили вот этим предметом.

— Значит, ты все-таки считаешь, что это Игорь ее убил? — почти шепотом, с глазами, полными слез, спросила Нина.

Я пожала плечами: откуда я могла знать точно? Ведь вчера на даче они поссорились. Старуха вела себя так, что даже я, выдержанная, с тренированной волей, готова была ее убить. Если она и сегодня допекала Игоря точно так же, то всякое могло быть.

И тут я обратила внимание на странный, рассыпанный по паласу порошок. Нагнулась, провела пальцем по нему и поднесла палец к лицу, намереваясь определить по запаху, что это такое. И тут же принялась неистово чихать.

— Кажется, преступник все посыпал здесь красным перцем, чтобы собака не смогла взять след. Странно все это.

— Что, что странно? Таня, неужели ты хочешь сказать, что это Игорь так хладнокровно убил маму, а потом еще и перцем следы преступления обработал?! Чушь!

Действительно чушь, не могла я не согласиться. Игорь мог убить старушку в порыве гнева. Тогда бы он просто бросил молоток на пол. Но в этом случае он бы позвонил либо мне, либо в милицию. Думаю, нет, просто уверена, что он и поступил бы именно так.

К тому же если старуха была убита во время ссоры, то вряд ли бы она лежала на собственной постели с мирно вытянутыми вдоль тела руками…

Не считаю, что размышления мои были излишне самоуверенны. В людях я ошибаюсь довольно редко, поскольку с шестым чувством, кое именуется интуицией, у меня, как говорится, все в порядке. А вчера я имела честь пообщаться и с Елизаветой Ивановной, и с Игорем. И мне показалось, что Игорь — человек терпеливый, честный и вообще… Словом, мальчик-одуванчик.

И он бы позвонил. Так действуют все люди, которые совершили противоправный поступок в состоянии аффекта.

Еще один момент. Допускаю, что зять мог убить тещу в порыве гнева. Значит, в тот момент у него должен быть в руках именно молоток, а не что-нибудь другое. Если бы был нож, убил бы ножом. И так далее. То есть убийство в состоянии аффекта предполагает использование в качестве орудия убийства именно тот предмет, который находится под рукой. Никогда в состоянии аффекта человек не побежит искать, чем бы поувесистее зарядить по кумполу, — миль пардон за арго.

Если же он убийство продумал как следует, то заручился заранее алиби и орудие убийства либо спрятал бы получше, либо уничтожил. Да и вообще вряд ли он в таком случае воспользовался бы молотком.

Получается, что молоток при любом раскладе исключается.

Хотя я слишком, кажется, увлеклась дедуктивным методом. Может быть, убийство совершено другим предметом. И этот предмет действительно изъят из квартиры. Полагаю, это покажет экспертиза.

Да, Таня, вечно тебе везет. Сколько уж раз твердила себе, что, как только магические косточки всякие бяки предсказывать начинают, отключать автооветчик надо, отключать телефон, закрыться на все замки, затаиться, как мышка в норке, и сидеть, пока кости не раздобрятся и не сменят пластинку. А-а, да что теперь о прошлом! Теперь у нас есть интересное дело, и, похоже, не одно. Есть труп. И вообще ребус.

Размышляя обо всем этом, я вдруг подумала: а почему я решила, что не одно дело? Может быть, убийство Гусевой напрямую связано с делом о шантаже? Может такое быть? Конечно, может. Но… Теоретически. А практически? Как все это может быть связано между собой?

Старуха имела контакт с шантажистом?

Ой, какой бред! Дурацкие мысли!..

— Нина, вызывай милицию. Иного выхода все равно нет.

— Но ведь Игоря сразу посадят! Кто разбираться станет? Им же все равно, виновен человек или нет.

Да, хорошее мнение у наших обывателей о наших доблестных защитниках правопорядка.

— Ладно, не ной. Сейчас я позвоню своему хорошему знакомому, полковнику Григорьеву. Это чрезвычайно честный и бескорыстный мент. Обещаю, что сумею посеять сомнения в виновности Игоря, и, дай-то бог, все обойдется подпиской о невыезде.

Глава 3

Пока не приехала оперативная группа, я решила обойти соседние квартиры и узнать там, что видели или слышали жильцы.

На каждой площадке дома располагалось по шесть квартир. Три квартиры в правом коридорчике и три в левом.

Квартира Гусевой в левом крыле.

Правое крыло было отгорожено одной общей металлической дверью от площадки. Жильцы в целях большей безопасности часто поступают подобным образом: ставят общие двери, отгораживая свой коридорчик от площадки.

Левое крыло о своей безопасности не заботилось: поэтому, видимо, коридорчик и не был отгорожен и доступ к любой из трех квартир с лестницы свободен.

Лестница располагалась в темном закутке. Если учесть, что квартира Гусевой расположена на шестом этаже, то встретить любителей прогуляться пешком по лестнице на такую высоту шансов мало.

То есть убийце, для того чтобы проскользнуть незамеченным, достаточно не пользоваться лифтом, а подняться по лестнице.

Я позвонила в соседнюю с гусевской квартирой дверь, одной рукой оперевшись на нее. За дверью послышались шаркающие шаги. Потом дверь открылась, и я чертыхнулась: моя ладонь прилипла.

Старушка вопросительно смотрела на меня, а я, пробормотав приветствие, пыталась удалить липкое вещество с ладони. Оно свалялось в катышек, но никак не хотело счищаться.

— В чем это у вас дверь испачкана? — весьма подходящий вопрос при данных обстоятельствах задала я.

— Где? — старушка, подслеповато прищурившись, провела ладонью по двери. — От, это ж небось пацаны опять шалили. Сколько раз уж глазок жевачкой залепляли. Давно уговариваю соседей общую дверь в коридор поставить. Но никому дела нет. Вот и хулиганят. А вам кого надо-то, девушка?

— Извините меня, пожалуйста, за вторжение. Но мне просто необходимо вас кое о чем спросить. Можно войти?

Для себя я решила так: никто ни в коем случае не должен узнать о моей миссии, иначе ловкий преступник может пронюхать о моей деятельности. И тогда все пропало. Все насмарку, вся суета с переселением Алинки и прочим.

— Я подруга вашей соседки Нины, — представилась я, когда вошла в маленькую уютную однокомнатную квартирку. — Вы знаете уже, что Елизавета Ивановна убита?

— Убита?! — Старушка уставилась на меня подслеповатыми глазами. — Как убита? Она ж ведь совсем недавно ругалась, как всегда. Разве такое может случиться так быстро? Вот только что я ее голос слышала! Нет. Этого не может быть! Это какая-то страшная жуть. Так не бывает. Ну, скажите, что вы просто пошутили. Молодежь сейчас запросто шутит таким образом. Ведь это шутка, правда? Шутка? Вы меня просто разыгрываете, да?

Странная старушка. Кто ж так шутит, ей-богу?

— Увы, так не шутят, вообще-то. Извините, конечно, что побеспокоила, но соседка ваша действительно мертва.

— Ой, господи, горе-то какое. Хоть покойная и была не ангелом, прости меня, господи, за то, что плохо про умершую. Но был грех. Я порой сама про себя ворчала, что вот, мол, хороших-то людей бог к себе забирает, а такие, как соседка моя, живут и здравствуют много лет. Ой, грешна, говорила. Да и Игорь-то натерпелся от нее, может, и не выдержал в конце концов.

Я остановила старушку, не на шутку разболтавшуюся не по делу.

— Это я знаю. Вы лучше скажите, не слышали ли вы, не видели ли, когда ушел Игорь из дома? А может быть, видели, как кто-нибудь чужой открывал дверь Гусевых ключом?

— Ой, милая, тут я ничего не могу вам сказать. Только слышала, что она ругалась, как это часто делала, на зятя. А потом я ушла стирать белье в ванную, заработалась, задумалась. Да если б я знала, что такое произойдет, я бы послушала…

Словом, полезной информации от старушки я получила ноль целых ноль десятых. За дверью напротив стояла мертвая тишина: жильцов, по-видимому, не было дома.

— А где могут быть ваши соседи, вы не знаете? — спросила я старушку напоследок.

— К сестре своей с сыном вместе поехала. У нее сестра больная в центре города живет. Они к ней часто ездят.

— А кто живет в этой квартире?

— А Мария Ивановна с сыночком ейным.

— А сколько лет сыночку?

— Да лет тридцать. Но они — люди тихие, никому не докучают.

— Понятненько.

Я поблагодарила старушку и отправилась в другое крыло.

Соседи из правого крыла встретили меня не слишком-то учтиво. Немудрено, ведь я нарушила их вечерний досуг. Ничего, мол, не видели, ничего не слышали, ничего не знаем и знать не хотим.

— У вас же слышимость в доме такая, что можно скандал с первого этажа услышать, — раздраженно заметила я даме с короткой стрижкой, с которой беседовала напоследок.

— Слышимость действительно такая, что никакой жизни. Эти лифт и мусоропровод, которые день и ночь громыхают… — Стены шахт лифта и мусоропровода были как раз смежными с ее квартирой.

Дама слышала, что сначала прогромыхал лифт, потом крышка мусоропровода. Что мне эти знания давали, я пока толком еще не поняла. Но самое странное заключалось в том, что никто из жильцов правого и левого крыла мусор не выбрасывал. Это я проверила сразу после беседы с ворчливой дамой. Единственная «умная» мысль, которая могла прийти мне в голову, — это что убийца, выйдя из квартиры Гусевой, выбросил нечто в мусоропровод. И это случилось именно после того, как Игорь в лифте спустился вниз. Конгениальная, конечно, мысль, но мне очень хотелось верить, что Турищев все же непричастен к убийству собственной тещи.

Я вернулась к Нине, чтобы продолжить предварительное расследование. Необходимо прояснить ситуацию с ключами. Ведь убийца воспользовался ключами, а не ломал дверь и не вскрывал замок отмычкой — в этом я сама убедилась.

Ключей от квартиры Гусевых не было ни у кого, кроме самих жильцов квартиры. Я попросила Нину посмотреть, на месте ли Алинкины ключи. Всякое может быть. Вдруг девочка их потеряла или их у нее похитил злоумышленник.

Алинкины ключи преспокойно лежали в тумбочке в прихожей. Нинины ключи были у нее в сумочке. Ключи Елизаветы Ивановны висели на гвоздике у двери. Запасные ключи Нина хранила в платяном шкафу. Они тоже оказались на месте. Отсутствовали лишь ключи Игоря.

В дверь позвонили. Нина открыла. На пороге стоял полковник Григорьев. За его спиной маячили два бравых молодца в милицейской форме.

— Здравствуйте, Танечка. Так что тут у вас стряслось?

Я была безгранично благодарна этому человеку за то, что не бросил в беде старого друга и выехал с оперативной группой сам лично.

Описывать осмотр места преступления — дело неблагодарное, и какой искушенный читатель детективных историй не знает, как все это происходит. Очень интересным, с моей точки зрения, оказалось то, что отпечатки пальцев на входной двери, на некоторых предметах, к которым, предположительно, мог прикасаться злоумышленник, были уничтожены.

Однако, по мнению Григорьева, это еще не давало повода думать, что в жилище проник чужой человек. Ведь так мог бы поступить и Игорь, стараясь замести следы.

Прибывший на место происшествия кинолог с овчаркой по кличке Рекс не сумел помочь следствию. Пес, виновато поджав хвост, жалобно поскуливал.

— Так где же ваш муж, уважаемая Нина Максимовна? — поинтересовался Григорьев.

Нина всхлипнула:

— Я не знаю. Он должен был быть дома. Мы с ним так договаривались.

— Так вы говорите, что ваш муж не ладил с покойной?

Вновь раздался звонок, и Нина кинулась к двери. На пороге возник пьяный в дым Игорь. Он глупо улыбался, еще не въехав, так сказать, в ситуацию.

— Нинусь, ты прости. Я немного выпил.

Он смотрел на жену умоляюще, как ребенок, который просит родителей купить какую-нибудь дорогостоящую игрушку.

— Ну, стресс снял. Допекла меня маманька. Ну, что ты на меня так смотришь? Она хоть угомонилась?

— Пройдите, пожалуйста, сюда, Игорь Геннадьевич, — обратился к нему выплывший из гостиной Григорьев, — мы должны задать вам несколько вопросов.

Игорь непонимающе осмотрелся:

— А что случилось?

— Ваша теща убита. Есть основания думать, что это могли сделать именно вы. Вы ведь не ладили с покойной?

Игорь попятился к двери, споткнулся у порога о расставленные ботинки, покачнулся и рухнул на пол. Глаза у него при этом были такие, словно он только что услышал о взрыве атомной бомбы в нашем любимом городе.

— К-как убита? — спросил он, сидя на полу.

— Да вы не волнуйтесь так. Если вы не виноваты в ее смерти, то вам не о чем волноваться. Мы все проверим, разберемся, — успокаивал его Григорьев.

Слабое, надо сказать, утешение. Все-таки, как ни крути, она была ему не совсем чужим человеком.

Игоря допрашивали довольно долго, и оказалось, что алиби на момент смерти тещи у него не было. По его словам, сначала, когда, рассвирепев, он покинул свое жилище, не менее часа пришлось гулять по городу. И уж только потом зарулил в кафе, где и надрался в одиночестве, чтобы снять стресс.

Я машинально взяла с телевизора маленького плюшевого розового слоника и молча слушала беседу с подозреваемым, теребя игрушечное животное за правое ухо.

Высказывать личные впечатления не хотелось: я боялась навлечь на Игоря лишние неприятности. Уж слишком ясно перед глазами стояла вчерашняя безобразная картина: старуха со спущенными штанами на столбе — и рядом рассвирепевший, почти не контролирующий себя Игорь Турищев.

Из квартиры Нины Турищевой-Гусевой я отбыла около одиннадцати вечера. Игоря все-таки не задержали: Григорьев внял моей убедительной просьбе и пошел навстречу. Уж не знаю, что бы я без него делала. Поверить на сто процентов, что Игорь хладнокровно пристукнул свою тещу, я не могла, хотя червячок сомнения и грыз совесть. Попросту говоря, я была на перепутье, не зная, кому и чему верить.

Вот я и говорю, что всегда судьба неумолимо меня несет туда, где дурно пахнет и где можно как следует вляпаться. Вот и вляпалась. Отдохнула, называется, на даче!

Идти к матери убитой девочки Тани Гавриловой в столь неурочное время, конечно же, не имело смысла, и я решила заняться личностью Васьки Свеклы.

Не думаю, что люди типа Васьки ложатся в постель с последним лучом солнца. Как правило, эти достойные господа проводят свой вечерний досуг в кругу друзей или подруг, столь же ярких личностей, как они сами. Где проводил свой досуг Свекла, я пока не знала, но очень надеялась это выяснить как можно быстрее. Хотя бы выйти пока на его след. Я ведь не имела чести быть знакомой с сим достойным отроком.

Я села за руль и только тут обратила внимание на то, что розовый слоник так и остался при мне.

«А ты еще и ворюга ко всему прочему, Танька», — мысленно усмехнулась я. Но возвращаться из-за такой мелочи в квартиру Гусевой я не стала. Ведь ничего не бывает случайно: раз я прихватила этого слоника, значит, так угодно судьбе, и он, розовый слоник, обязательно принесет мне удачу. Я сунула игрушку в бардачок.

Выкурив пару сигарет подряд, я достала магические двенадцатигранники. Пусть кости меня научат, что делать дальше. Может, просто надо поехать домой и как следует выспаться?

34+9+18 — «Вы вспомните о том, что у вас есть старый верный друг, способный поддержать вас и даже преподнести сюрприз».

— А вот это верно, мои милые. Такой друг у меня действительно есть. И он точно сможет мне помочь. Это Венчик Аякс, бомж по призванию. Он, к счастью, тоже не относится к тем людям, для которых визит в одиннадцать часов вечера выглядит дикостью и верхом неприличия.

У Венчика, в отличие от других бомжей, своя собственная обитель на Конной улице. Правда, эта халупа, находившаяся в полуподвальном помещении, с трудом тянет на высокое звание комнаты, но все же какое-никакое пристанище.

Комнатушка вообще-то редко посещалась самим хозяином, зато служила пристанищем другим бомжам, не имевшим в силу обстоятельств такой роскоши, как собственная комната. И даже если самого Венчика сейчас нет дома, я смогу получить информацию от его коллег. Если не по поводу Васьки Свеклы, то хотя бы по поводу местонахождения хозяина комнаты.

Разыскав Венчика, я обязательно выйду на Свеклу, поскольку Венчик — ходячая энциклопедия нашего мирного города Тарасова. Он знает почти все про всех, про весь бомонд и криминальный мир.

Надо добавить, что я была почти на сто процентов уверена в том, что все странные события: письма с угрозами, смерть Тани Гавриловой и гибель Елизаветы Ивановны — как-то связаны между собой. Надо лишь найти кончик ниточки и потянуть за него. Вот тогда все само собой и распутается.

Пока что лишь Васька Свекла виделся мне в качестве отправной точки. Так подсказала мне моя мощная интуиция, а ей, родной, я привыкла доверять: она меня никогда не подводила.

* * *

Спустившись по лестнице, я оказалась перед дверью своего друга. Хлипкая дверь, сколоченная из огрызков старой заплесневелой и размахренной плиты ДСП, была заперта изнутри.

Я тихонько постучала, поскольку стучать в нее громко не рекомендуется: она может просто продырявиться от ударов кулака. За дверью тишина.

Я вздохнула: ну что ж, нам не привыкать. Не впервой мне открывать ее собственными усилиями, и я достала из кармана обыкновенную копейку. Посветив себе зажигалкой, я вставила копейку в замочную скважину и повернула. Дверь со скрипом распахнулась.

Я шагнула внутрь, в прокуренную темноту. Витавшие ароматы дешевых спиртных напитков говорили о том, что помещение сегодня явно не пустует. И тут же охрипший голос заспанного человека окликнул меня:

— Кто? Кто там?

— Иванова. Татьяна. Спишь, бродяга?

И тут же радостное восклицание:

— Танюха! Так это ты, что ли? Ну ты даешь! Так ты вспомнила! А я уж думал: все, амба, никто не пожалует. Уже закемарил.

В помещении вспыхнул тусклый свет торшера с драным абажуром зеленого цвета, и моим глазам предстала безрадостная, но довольно привычная для данного помещения картина.

Пустые бутылки, стоявшие на этажерке (валютный запас Венчика), тихо дзенькнули. Они, как флюгер, реагируют на малейшее движение воздуха в комнате: настолько хлипка древняя этажерка, притулившаяся в самом почетном углу комнаты, у окна.

Сам Венчик поднялся мне навстречу из потрепанного кресла с размахренной обивкой, которое он в свое время приволок с какой-то свалки.

Хозяин комнаты выглядел сегодня несколько необычно: не таким, каким я привыкла его видеть всегда, а именно — он был при полном параде. И выглядел, пожалуй, даже почти импозантно, если бы не совершенно дикое сочетание цветов в его гардеробе.

Венчик был в синем бостоновом костюме времен моей бабушки. Костюм выглядел еще довольно прилично, несмотря на некоторую помятость и следы, оставленные прожорливой молью.

Из-под пиджака выглядывала ярко-красная рубашка. На Венчике был даже галстук а-ля Гавайи с разноцветными попугайчиками.

Гардероб колоритно довершали рваные комнатные тапки, надетые на босу ногу. Изрядно поредевшая непослушная шевелюра была гладко причесана. Вениамин даже побриться сегодня умудрился. Ну и дела!

Я несколько мгновений ошеломленно молчала, будучи шокирована так, что потеряла дар речи, а Венчик радостно засуетился:

— Да ты проходи, Танюш. Хоть ты вспомнила. Больше никто. Вот заразы. А я ведь специально готовился. Даже торт купил.

И только тут я обратила внимание на импровизированный стол. Им служили поставленные рядом две шаткие некрашеные табуретки, накрытые пожелтевшей газетой. В центре стоял торт на сомнительной чистоты блюде с огрызками свечей, початая бутылка дешевого портвейна. И вокруг несколько стаканов. Только на дне одного из них были остатки того самого портвейна. Другая бутылка, уже опустошенная, нашла свое место по старому русскому обычаю под импровизированным столом, то бишь под табуреткой.

Я все поняла, и мне стало немного неловко: ведь помнила, что у него сегодня день рождения! Вот тебе и феноменальная память. Как что надо, так Венчик, а как с днем рождения поздравить, так меня нет.

С неловкостью я справилась довольно быстро. Хороший детектив всегда сумеет найти достойный выход из любой, практически безвыходной, ситуации.

— Дорогой мой Вениамин Григорьевич! — при этом я шагнула к своему старому другу и чмокнула его в щеку. — Я не знаю, сколько тебе стукнуло, но от всей души тебя поздравляю. И желаю всех благ.

Венчик был тронут, и на глаза у него навернулись слезы.

— В том-то и дело, Танюша, что у меня полукруглая дата, мне сорок пять сегодня жахнуло, и ни одна сволочь не изволила появиться. Только ты и вспомнила. Как я рад!

— Подарки я в машине оставила, потому что не была уверена, что застану тебя дома. Я сейчас!

Я выпорхнула из комнаты и ринулась к своей «ласточке» за деньгами. И тут увидела того самого слоника, которого прихватила в чужой квартире. «Это судьба, — решила я. — Венчик, несмотря на свой довольно странный образ жизни, очень сентиментален. Он такому подарку обрадуется: пусть этот зверь Аяксу талисманом станет. А Нина и Алинка меня простят за самоуправство».

Я заскочила в ближайший мини-маркет, купила бутылку мартини, бритвенный прибор с двойным лезвием «Жиллетт-2», который нам так навязывает тысячу раз в день назойливая реклама, и вернулась к имениннику.

Венчик уже отрезал мне солидный кусок торта и налил в стакан портвейн.

— Нет, Вениамин, гулять, так гулять! Сегодня грех не выпить хорошего вина.

Я вручила ему подарки.

— Это на счастье. Пусть в твоей жизни произойдет нечто очень светлое и приятное.

— Спасибо, Таня. Очень оригинально. Я так тронут. Ты садись, садись, — и он подтолкнул меня к креслу, в котором восседал в темноте в момент моего появления. А сам пристроился рядышком на полу, на расстеленной старой фуфайке.

Я достала из сумочки чистый носовой платок и тщательно протерла пустой стакан, из которого намеревалась выпить толику мартини.

Вот так… Теперь завести разговор о Ваське Свекле с ходу неудобно: Венчик сразу поймет, что я в его обители появилась случайно и, как всегда, по шкурному вопросу.

Закончилось мартини. Венчик перешел на свой родной и близкий по духу напиток, а я все не решалась завести нужный разговор.

Аякс сам помог мне.

— Твои-то дела как, Танюша? Над чем сейчас работаешь?

Я кратко изложила ему суть дела, постаравшись сделать акцент на личности Свеклы. Если Аякс знает его «вечерние парковки», то он сам не преминет мне об этом сообщить. На то и существуют верные друзья.

— Свеклу я знаю. — Венчик задумчиво вытянул губы в трубочку и пожевал ими, как кролик. — Не думаю, что он на такое способен: слышал, будто Васька пацан правильный.

Я пожала плечами и улыбнулась:

— Вот если бы мне удалось с ним встретиться, я бы, может быть, сама к такому выводу пришла. Во всяком случае я б сумела заставить говорить его сущую правду и ничего, кроме правды. А пока… — я развела руками. — Судить просто со слов даже друга не имею морального права, сам понимаешь.

— Конечно. Я понимаю. Доверяй, но проверяй, — задумчиво проговорил Венчик. — И мы, если хочешь, можем сделать это прямо сейчас. Давай, Танюх, а? Я знаю, где его сейчас можно найти! И надо поторопиться, поскольку то заведение, «Трактир на Крымской», в котором он коротает вечера, через час закрывается.

Венчик был уже изрядно под хмельком, преисполнен чувства благодарности и потому готов сдвинуть горы для хорошего человека, коим являлась я. Не буду скромничать: говорить о себе, родной, правду не грешно.

* * *

— Эта пивнушка принадлежит его родственнику. Он там как у себя дома. Сама понимаешь, всегда приятней находиться там, где тебя уважают, — высказал свое мнение Вениамин, когда я припарковала машину у довольно сомнительного вида забегаловки. Шел первый час ночи.

Неподалеку от заведения, прямо на газоне, под раскидистым вязом, притулился патрульный «Ассеnt» бело-синего цвета. В салоне тлели огоньки сигарет. Блюстители порядка мирно поджидали клиентов — нарушителей сна тарасовцев. Но пока таковых не наблюдалось, и они не высовывались из машины. Я сама к ним подошла…

Рассказывать про свой нехитрый план пока не буду. Об этом чуть позже. А пока мы с Вениамином вошли в прокуренное помещение, пропитанное парами пива и более крепких и некрепких, дороговатых и грошовых напитков, и устроились за угловым столиком у окна. Закурили.

Рядом с нами отдыхала довольно разномастная компания. Самым видным и представительным в этой компании был амбал лет двадцати пяти от роду, стриженный под расческу. На нем был надет очень приличный костюм, едва не трещавший по швам — столь мощны были его плечи, — и светлая рубашка, верхняя пуговица которой небрежно расстегнута. Из-под воротника, который отроку вряд ли удалось бы застегнуть — не позволила бы бычья шея, — выглядывала тяжелая золотая цепь, за подлинность которой я не ручаюсь. В помещении царил таинственный полумрак. Габариты амбала были столь внушительны, что смотрелся он среди своих собутыльников, как дог среди японских пинчеров.

Я сразу почему-то подумала, что сей юноша и есть Васька Свекла. На такую мысль меня навели его толстые сочные губы, крупный нос да еще моя мощная интуиция.

— Вот он, — прошептал Венчик. Причем прошептал так громко, что я едва не заехала ему в ухо, несмотря на то, что сегодня он имеет полное право на корректное к себе отношение по случаю своей полукруглой даты. Я его лишь молча дернула за рукав, призывая к молчанию.

За столом с Васькой сидели три мужика менее цивильного, чем он сам, вида и две дамы, если их можно было так назвать. Одна из них, толстенькая, как бочонок, была в обтягивающих легинсах и кофте, столь же туго облегающей ее пышные телеса. Обесцвеченные волосы, напоминающие мочалку, были собраны на затылке в конский хвост.

Дамочка по поводу и без повода хохотала, запрокидывая голову так, что она того и гляди могла отвалиться. При этом шедевр парикмахерского искусства у нее на голове трепетал, как трепещет хвост подобострастного пса при виде любимого хозяина.

Другая дама, наоборот, была сухощава и неулыбчива. Она молча, как-то даже отрешенно, изучала содержимое своего стакана.

Стол был до отказа заставлен пустыми бутылками из-под пива. Тут же красовались уже опустошенные емкости из-под «Абсолюта» и «Миража» — дивное сочетание. Начинали, видимо, круто, с «Абсолюта». Прямо в рифму, елки-палки.

Но еще более дивным сочетанием мне показалось то, чем компания закусывала пиво. Нет, ну вобла — это само собой. Только каждый из кусочков воблы заедался еще и сгущенкой прямо из банки, обляпанной до самого дна. Меня передернуло.

Но о вкусах не спорят, каждый сходит с ума по-своему.

— Вот я че говорю, мужики, — так Свекла обращался к честной компании, сидевшей за столом. — Я человек простой. И со мной всегда договориться можно. А этот пень…

В этот момент Васька обратил внимание на то, что его не все, сидящие за столом, слушают достаточно внимательно. А дело было в том, что один из мужиков увидел меня.

Разумеется, я в этом заведении смотрелась, как роза среди засохших кактусов. Васька проследил за взглядом собеседника и тоже взглянул на меня.

— О, какие люди! Девушка, пересаживайтесь к нам. У нас весело. Мы сейчас «Абсолют» закажем. И сгущенки еще возьмем.

— Я не одна, — улыбнулась я, кивнув на Венчика.

Разумеется, что Васька Венчика знать не обязан. Не может же знать Аякса всяк, кого знает он. Не столь уж это великая личность.

Васька пьяно улыбнулся:

— Ну, с другом, так с другом. Я не против. У нас вон какие девушки.

То есть Свекла уже распределил в некоторой степени роли: Веньчику одну из Васькиных знакомых, а ему самому — Таню Иванову. Не слабо, правда?

Но Ваське не удалось заказать водки и уговорить меня пересесть к нему за стол. Мизансцена изменилась. На середину зала вышла пьянющая мадам со шваброй и ведром. Она шумно плюхнула ведро на пол, расплескав едва ли не половину воды, оперлась на швабру, подбоченилась и заикающимся голосом молвила слово веское. Да простит меня читатель за сквернословие, но ее перлы я лучше передам дословно:

— Жь-жентльмены, па-апрашу всех к хреновой матери. Пожалуйста, пожалуйста, мухой все к хреновой матери! Мне надо вымыть пол и лететь домой на крыльях любви. Меня е. рь ждет.

Все вокруг заржали, а я едва не поперхнулась сигаретным дымом, подумала, что найдется в данном заведении хоть один порядочный человек, который сделает ей хотя бы замечание. Увы, этого не произошло. Тут, видимо, давным-давно все привыкли к столь необычной финальной сцене. Все дружно поднялись и один за другим, перебрасываясь колкостями в адрес «прикольной Клавки», потянулись к двери.

Я взяла Венчика под руку и вышла на свежий воздух. Ох, каким же свежим он мне показался! Васька тут же приклеился ко мне. А я выбросила бычок. Это был условный знак для коллег, мирно отдыхавших в «Accente». Как в шпионских фильмах. Иногда я вынуждена прибегать к таким трюкам.

Коллег я, конечно же, материально стимульнула: за просто так и чирей не садится.

Глава 4

— Одну минуточку, молодой человек.

— Да вы че, в натуре! — Васька резким движением плеча сбросил руку лейтенанта, пытавшегося его удержать. Коллега лейтенанта, одетый в штатское, заломил руку Свеклы назад.

— Стоя-ять, я сказал! — молодой лейтенантик, для которого это действо было, кроме неплохого заработка, еще и интересной игрой, был особенно ретив.

Он обстучал мощный торс Васьки и, как фокусник, извлек из ниоткуда пистолет и запаянный полиэтиленовый пакетик, содержавший в себе нечто белоснежное.

Пистолет принадлежал коллегам, а этот самый пакетик изготовили мы с Венчиком, воспользовавшись обыкновенной мукой, позаимствованной у аяксовской соседки. Но на пьяного Свеклу действия милиции произвели неизгладимое впечатление:

— Да вы че, мужики?! Охренели, что ли? Чтобы Васька Свекла при себе пушку и дурь таскал? Вы совсем сбрендили.

— Жопе слова не давали, — отрезал мой юный коллега, увлекая Свеклу к патрульному автомобилю. Я сама их ориентировала на нарочитую грубость и, возможно, даже на некоторую долю хамства. Однако такого сленга от коллег я все же не ожидала. Ну да ладно, чем грубее, тем Ваське понятнее, что его дело швах, однако.

— Пройдемте, разберемся в отделении, — добавил более миролюбиво второй милиционер.

И тут, как распланировали мы с Аяксом, вмешиваюсь я. Одному хук слева, другому удар в солнечное сплетение. Они, конечно, оторопели и на мгновение потеряли ориентир. А я хватаю Ваську за руку и тащу за угол, шепча:

— У меня там машина. Быстро!

Мы все втроем прыгаем в мою видавшую виды «девятку» и рвем когти. Я столь быстро отпустила педаль сцепления, что плюхнувшийся на переднее сиденье Свекла едва не вышиб своей дубовой головой лобовое стекло моего автомобиля.

Ваську даже не заинтересовал тот факт, что менты нас не преследуют, настолько он был потрясен их неслыханной наглостью, моей необыкновенной находчивостью и непревзойденной добротой душевной.

Густая смесь несовместимых запахов — пивного, рыбного, молочного, корвалола и туалетной воды для мэнов среднего достатка — тут же заполнила салон автомобиля. Я открыла окно и закурила. Так легче дышится.

Через пару минут Свекла уже немного пришел в себя, успокоился и опять принялся кокетничать, тут же перейдя на «ты».

— Ну, ты молодец, девка! У меня там машина осталась, у заведения. Да ладно, бог с ней: сигнализация включена, да и сторож присмотрит. У меня в этом трактире свои люди работают. А Сила завтра разберется, с какого хера эти придурки сорвались. Спасибо тебе, красавица. Ты хоть скажи, как тебя звать, роднуля?

— Таня, — я улыбнулась.

— Та-аня. Ой, какое имя у тебя классное! — Смешно, ей-богу. Словно он услышал некое диковинное имя типа Клеопатра. — А меня Василий Петрович, можно просто Вася. А фамилия моя Свеклов. Танечка, а давайте отвезем твоего знакомого домой и завалимся куда-нибудь, отдохнем по первому классу.

Вот так. Еще и не ведая, кем мне доводится Венчик, он тут же записал его просто в знакомые. Словом, себя он считал уже гораздо более близким мне человеком, чем Аякса. Какая самоуверенность! Я едва не прослезилась от умиленья. Уважаю мужчин с богатым воображением.

Я любезно улыбнулась:

— Этого делать никак нельзя. У моего старого друга, почти родственника, можно сказать, сегодня день рождения, и если бы не я, то ему пришлось бы праздновать его в полном одиночестве. Так что сейчас мы едем к нему. Ты, Вениамин, не будешь против?

— Ну, отчего же? Я всегда рад хорошим людям. А Василий, по-моему, очень неплохой парень.

* * *

Васька с Венчиком захмелели окончательно. Приличная доза «Абсолюта», принятая ими, развязала обоим языки, и они были в диком восторге друг от друга.

Васька снял с руки часы и подарил их внезапно обретенному другу, произнеся при этом такие теплые слова, на которые был способен.

Венчик был тронут и уже совсем забыл, для чего мы разыграли спектакль со «спасением» Свеклы от ментов. Я легонько наступила Венчику на ногу.

— Вась, — Венчик вспомнил о своей миссии, — у тебя сердце больное?

Васькины глаза зафиксировались на лбу. Он застыл с рюмкой у рта:

— Ты че, в натуре?

— Я просто подумал… От тебя корвалолом пахнет.

Васька расхохотался, запрокинув голову. Потом, ловко плеснув водку в свою бездонную утробу, утерся и сказал:

— Да нет, ребята. Это херь нечаянно случилась. Я ж с аптеками сотрудничаю. Так один вахлак склянку с корвалолом уронил. Она разбилась, а брызги мне на пиджак попали. Сердце!.. Да у меня такое сердце, что и бык позавидует.

Тут этот двухметровый детина вскочил, сгреб меня в охапку и закружил по комнате, бубня густым басом:

— Ух, Танюха, ну и классная ты баба!

Пришлось ему маленько по шее врезать, чтоб не забывался.

Свекла обиделся:

— Ну, ты че, в натуре? Я ж пошутил.

— Ребята, у меня предложение. Я знаю, как можно прилично заработать. — Я сочла, что подходящий момент настал, клиент созрел — доверяет мне полностью, можно перейти и к главному — выяснению способностей Васьки на мелкие пакости.

— Какое? — дружно поинтересовались Венчик с Васькой.

Надо отметить, что Венчик — талантливый актер. Он ни капельки не переигрывал. Его вопрос выглядел так же естественно, как и Васькин.

И я изложила план, то есть предложила Ваське и Веньчику шантажировать несчастных родителей и вымогать у них деньги, угрожая выкрасть и изнасиловать их ребенка.

Венчик замялся, якобы размышляя.

А Васька сразу протрезвел:

— Ну, ты стерва! Я таких своими руками душить буду! У меня самого сеструха малявка. Да если какая-нибудь падла на нее свою поганую руку протянет… Один было попробовал… Жил у нас по соседству любитель с малолетками заигрывать. Хорошо вовремя смылся. Да я любого…

Детина протянул к моему лицу волосатутую лапу, намереваясь превратить мое симпатичное личико в сморщенный башмак, образно говоря.

Я резко ребром ладони врезала по его лапе, отправила Ваську в нокдаун и рассмеялась:

— Проверка на вшивость. Я всех новых знакомых так прикалываю. А ты, Васек, классный пацан. Выдержал.

Васькина и без того не слишком умная физиономия поглупела еще больше. На лице прямо-таки было написано, как ворочаются его нескоторые мысли.

Затем он махнул рукой и рассмеялся:

— Понял все, малютка.

И тут снова пошли тосты. Я, разумеется, хитрила, пила просто воду. Смыться сразу от столь гостеприимного хозяина, как Венчик, непросто. Но очень скоро, когда закончилась третья бутылка «Абсолюта», приобретенная Венчиком на Васькины деньги, в моем обществе перестали нуждаться. И я тихо исчезла.

* * *

Ох и сложным был утренний подъем после ночного спектакля с участием Васьки Свеклы и Вениамина Аякса. Но деваться некуда: я вынырнула из постели и понесла свое усталое тело под душ. Надо привести себя в порядок и отправляться в школу. Не могу же я Нину и ее дочь Алину подвести.

После принятия водных процедур и чашечки утреннего кофе я почувствовала себя гораздо лучше — человеком прямо. И первым делом позвонила Нине. Разумеется, моя давняя подруга все еще пребывала в состоянии, близком к шоковому. Я ее немного подбодрила, а затем поинтересовалась, не звонил ли наш злоумышленник, не перечислил ли инструкции по передаче денег.

Злоумышленник пока не звонил, что еще больше укрепило меня в мысли о связи этих нескольких дел между собой. Убил Елизавету Ивановну именно тот человек, который занимался вымогательством. Но почему он убил старуху, я, хоть разорвите меня на части, не знала.

Я уселась в кресло, вознамерившись побеседовать со своими магическими косточками. Мне хотелось испросить их мудрого совета по поводу дальнейших действий.

14+25+8 — «Звезды обещают приближение радостного события. Ваше положение будет улучшаться».

Такая комбинация чисел меня вполне устроила. Просто замечательно! Главное же, чтобы этого самого улучшения ждать пришлось не слишком долго.

Я облачилась в джинсы, легкий свитерок, взяла с вешалки сумочку, проверила наличие в ней ключей от машины и отправилась вниз пешком, поскольку лифт был занят.

А оно и к лучшему: все-таки зарядку сегодня не делала — не до того было. И так проснулась впритык, так хоть пробежка пешком по лестнице. Надо же хоть чуть-чуть о своем драгоценном здоровье заботиться. На «девятку» цвета «зеленый металлик», стоявшую у моего подъезда, я не обратила никакого внимания.

* * *

В пятой школе стояла тишина — шел урок. Но уж кому, как не мне, известно, насколько обманчива тишина. Стоит раздаться звонку на перемену и… Тушите свет, господа, и уж лучше сразу кидайте бомбу.

Не успела я об этом подумать, как он зазвенел. Одна за другой начали распахиваться двери, и беззаботные шумные отроки, как ураган, понеслись по коридорам. Потянулись педагоги к учительской.

Мальчишка лет двенадцати подставил подножку мчавшейся по коридору худенькой девчонке, размахивающей полиэтиленовым пакетом с учебниками. Та рухнула на пол, тут же вскочила и шмякнула обидчика пакетом по голове, злобно выплюнув:

— К-ка-азел! Я те щас рога поотшибаю!

— Сквози, вобла, пока ветер без сучков.

Субтильный, бледный до желтизны мужчина с длинным острым носом и синеватыми губами вышел из кабинета, напротив которого разыгралась сцена между нерадивыми учениками, приблизился к пацану, взял его за руку:

— Мочалов, давно, кажется, родителей твоих в школу не вызывали. Уже пора, я думаю.

Тот выдернул руку, помчался по коридору и, отбежав на безопасное расстояние, крикнул:

— Шизик-Физик-Динамит! — и, показав язык, скрылся за углом.

Я вздохнула: ну чистый дурдом!

Ленка, всегда стремительная в движениях и очень эмоциональная, едва не проскочила мимо меня. Пришлось даже ее окликнуть.

— Ой, Таня! А я задумалась. Ко мне завтра завучиха на урок собирается, так я уже третий день обдумываю, как бы это мне все поэффектнее обстряпать. Урок, я имею в виду. Ну, наглядность там, всякое-разное, что производит впечатление на тех, кто в точности не знает, как должен строиться урок французского языка. Извини.

— Да ерунда. Я по делу. Ты не в курсе еще, что у твоих родителей временно квартирантка появилась?

Ленка удивленно посмотрела мне в глаза:

— Какая квартирантка?

Я вздохнула:

— Ой, Лен, долго рассказывать. И я даже не знаю, с чего начать, чтобы уложиться за время пятиминутной переменки.

— И не надо укладываться. У меня сегодня отвратное расписание: впереди два «окна», и сегодня они оказались как нельзя кстати. Так что мы не спеша сможем все обсудить.

— Ладно, я начну с того, что Алине Турищевой на несколько дней необходимо отпроситься. У них в семье несчастье: убита ее бабушка. А кроме того, ей самой угрожает опасность: ее могут похитить.

На лице Елены появилось испуганное выражение:

— Да ты что?! А поподробнее можешь сказать?

— Эмоции потом, подруга, выполни сначала мою просьбу. А уж потом подробности.

Лена исчезла в учительской и через пару минут появилась снова:

— Считай, что вопрос урегулирован. Теперь рассказывай все по порядку, как только урок начнется. Можем поболтать здесь или пойти в столовую. Есть и еще один вариант — учительская. Свободных кабинетов сейчас просто нет.

Я выбрала подоконник в коридоре.

Когда наступила благословенная тишина, я рассказала Ленке все по порядку.

Тихо скрипнула дверь соседнего с нами кабинета. Из класса вышел пацан и направился в конец коридора, где находился туалет.

По пути этот шибзик сотворил маленькую пакость: подкравшись к двери, за которой вел урок субтильный мужчина с бледной физиономией, он резко распахнул дверь, сунул туда вихрастую голову и во весь голос прокричал:

— Физик-Шизик! — и помчался дальше по неотложным делам. В классе раздался дикий хохот.

Динамит выскочил из класса с указкой, сердито осмотрелся. Но малявки уже и след простыл.

— Лучше нам и правда пойти в столовую. Там-то хоть поспокойнее будет? — с усмешкой спросила я подругу.

Ленка кивнула:

— Пошли. Хоть по пирожку врежем.

— На мой взгляд, людям, которые не умеют справляться с этими маленькими узурпаторами, просто не место в школе, — со знанием дела заметила я, когда мы спускались вниз по лестнице на первый этаж.

— Да он недавно у нас. Не обтерся еще, так сказать. Роман Николаевич раньше работал на каком-то заводе. А потом его сократили. А у нас как раз физик умер от рака желудка полгода назад. Вот на бирже ему и предложили вакантное место.

К нашему контингенту вообще привыкнуть надо. А он, Роман Николаевич, жил в центре. Там народ совсем другой, сама знаешь. А недавно женился, они с женой объединили квартиры, и вот он попал в наше болото. Тяжеловато ему, конечно. Но, думаю, привыкнет. С девчонками, кстати сказать, он лучше справляется. А пацаны, сама знаешь, народ жестокий. Им непререкаемый авторитет подавай. Тот, прежний физик, такой строгий был: муха на уроке пролетит — слышно. А этот мягкотелый.

— Да бог с ним, с этим мягкотелым Романом Николаевичем. Я у тебя кое-что порасспросить хотела, — прервала я Ленкин монолог, когда мы с ней, взяв по пирожку с капустой и по стакану чая, уселись в столовой. — Девочка одна из вашей школы была убита, Таня Гаврилова. Кстати, ее мать тоже получала такое же письмо, что Турищевы.

— Да, я в курсе. Вся школа об этом говорила.

— Так вот, мать-то Тани, насколько мне известно, заплатила, а ее все равно убили. Так что Алинка не появится в школе до тех пор, пока я под белы ручки шантажиста в милицию не приведу.

— Да ты знаешь, Танюш… — Лена пожала плечами и задумчиво отхлебнула чаю, — может быть, она совсем по другому случаю приключение на свою голову нашла.

Я вопросительно посмотрела на подругу.

— Она была избалованной девочкой. Одни мальчики на уме. Между нами, девочками, говоря, я полагаю, она уже давно познала вкус взрослых отношений. Ну, ты понимаешь, о чем я. Несколько раз из дома сбегала. Мать баловала ее. Как, впрочем, и младшенького, Олега. Тоже тот еще крендель растет. Я б задрала юбку Тане этой да отстегала как следует. Учиться вообще не хотела. А мать ей еще и компьютер дорогой купить собиралась, да не успела. О покойных, правда, плохо не говорят…

— Что, такая разбитная девушка была? Клейма ставить негде?

Ленка пожала плечами.

— Трудно к ней подход найти было. — Тут подруга улыбнулась чему-то своему.

— Ты чего это так загадочно улыбаешься?

— Просто я опять про Романа Николаевича подумала. Вот он сумел найти к ней подход. У нее даже четверка по физике за четверть вышла, а у прежнего физика одни двойки были. Извини, что опять перевела разговор на Романа Николаевича, но это так, к слову пришлось. Мне не хочется верить, что он совсем неперспективный учитель. Ой, Тань, к нам кто-то или из районо, или из облоно пожаловал! У наших мужиков ни у кого такой машины нет. — Ленка посмотрела в окно, к которому я сидела спиной.

Меня гости из высоких инстанций не интересовали, и не надо было заботиться о наглядности на уроке и его динамике.

— Вообще не понимаю, почему милиция не запретит эти тонированные стекла? В салоне же темно, и дорогу как следует не видно небось, — пробубнила Ленка.

Я замерла, спросила:

— «Девятка» цвета «зеленый металлик»?

Ленкины брови поползли вверх:

— А ты откуда знаешь?

— Да уж вот знаю! Можешь насчет высокого начальства успокоиться. Это, кажется, по мою грешную душу.

— Опять преследуют?

Я пожала плечами и направилась к выходу. Ленка меня догнала:

— Интересная у тебя жизнь, подруга, как в том старом фильме: туда ехали — за ними гонятся, обратно едут — за ними опять гонятся.

— Пока, Лен.

— Ты хоть позвони вечером. Я ж теперь за тебя, непутевую, волноваться буду.

Я молча кивнула, вышла на крыльцо школы, не спеша спустилась по ступенькам и направилась к своей «девятке», намереваясь окончательно выяснить — на самом ли деле ко мне приставлена «наружка». Если зеленое авто поедет за мной, значит, так оно и есть.

Дверка «девятки» цвета «зеленый металлик» распахнулась, и оттуда вывалился Васька Свекла собственной персоной, и у меня отвисла челюсть: такого я не ожидала.

Свекла вальяжной походкой подошел ко мне, двигая челюстями, видимо пытаясь зажевать похмельный аромат каким-нибудь орбитом без сахара. Вид у него был независимый, взгляд равнодушный. Так обычно ведут себя именно представители самого низкого сословия, то есть гоблины, коим мой новый знакомый и являлся.

— Привет, — снисходительно улыбнулся он и взял меня за локоть. — Короче, так, Танюх, пошли в мою тачку, побазарим. Мне Венчик все про тебя рассказал.

У меня опять отвисла челюсть.

Я решила не создавать прецедента и послушно направилась в машину. Мне еще только не хватало конфликта с криминальными структурами. От Свеклы за версту разило перегаром. Я с трудом сдерживала рвотный рефлекс и при этом честно пыталась еще и быть любезной.

После нескольких минут плодотворной и интересной беседы с Васькой я поняла, что ничего страшного мне не угрожает.

Оказалось, что оставшиеся вдвоем два пьяных в стельку мужика так разоткровенничались, что до самого утра за жизнь, по словам Свеклы, базарили. Тут Веньчик и поведал о том, что хорошая девка без мужика пропадает, о моей сложной работе, о том, что на данном этапе я занимаюсь спасением невинного создания и поиском шантажиста. Еще слава богу, что у Венчика хватило ума не расколоться Ваське по поводу спектакля.

Словом, бомж рассказал обо мне все, за исключением того, что спасение Васьки было подстроено. Венчик и дал Ваське мой адрес. Это он ехал в лифте, пока я бежала вниз по лестнице. Не застав меня дома, Свекла помчался обратно к Венчику, узнал про мои утренние планы и прикатил в школу. Угораздило же меня поделиться с Аяксом своей программой-минимум на сегодня!

— Танюх, я за базар отвечаю. Найду тебе классную работу у Силы. И родственнику твоему, Аяксу, тоже. А вообще, когда ты выйдешь за меня замуж, то тебе работать не придется. Да у нас так и не заведено, чтобы жены работали.

Мне хотелось дико расхохотаться, так расхохотаться, чтобы у его «девятки» бамперы и фары отвалились. Однако я себя с трудом сдержала. Такие люди, как Васька, ни за что не поймут, почему это они вдруг кому-то не понравились, поэтому пока я молчала.

— Я понимаю, — продолжил Свекла, — что ты уже дала людям обещание, — при этом он сделал в слове «людям» ударение на последнем слоге. — Так я скажу Силе, он подключит братву, и мы этого гада мигом из-под земли достанем. А потом ты завяжешь окончательно со своей детективщиной и станешь нормальной бабой.

Услужливый дурак опаснее врага. Главное, что спорить с ним все равно что лбом об стену биться. Я и не стала. Сладить с ним я могу лишь одним-единственным способом — женской хитростью.

— Вась, — немного помолчав, сказала я, — тут надо как следует все обмозговать. Вот ты сам подумай, поднимет твоя братва шум, так шантажист и скроется. А потом в другом месте объявится. Я же, можно сказать, на его след напала. Давай лучше так: я тихо действую, а как только мне понадобится помощь, я с тобой свяжусь. Давай свой адрес и телефон.

Пришлось мне попотеть, чтобы убедить Свеклу не совать свой толстый нос куда не следует. И консенсус все же был достигнут: Васька достал из бардачка блокнот, ручку и накорябал мне адрес, домашний телефон и телефон мобильника.

— Лучше, Танюх, на трубу звони. Меня ж почти и дома-то не бывает. Сама понимаешь: дела.

Я радостно кивнула.

— Но помни, ты мне обещала, ежели чего.

Я уже уселась в свою «ласточку», а Васька все еще продолжал вслед наставлять меня на путь истинный. Но я его уже не слушала и была просто счастлива, что мне удалось так лихо отбрыкаться, словом, без шума и пыли.

Глава 5

Весело напевая, я мчалась в дом, где жили Турищевы и Гусевы. Настроение у меня на два порядка стало выше. Еще бы! Могло все закончиться гораздо хуже. Вот Венчик, вот подлец. А еще друг называется. Как там у Высоцкого В.С.? «Нужен мне такой друг».

А кости тоже хороши: появление Васьки Свеклы и есть то самое радостное событие, которое мне обещают звезды? Ох и любят порой косточки поприкалываться над самым родным человеком, своей хозяйкой!

К Нине с Игорем я заскочила буквально на минуту. Нина сказала, что Турищева вызвали на допрос.

— Теперь замучают. Тань, если ты не поможешь, так ведь засадят мужика почем зря. — Нина кончиком кухонного полотенца вытерла повлажневшие глаза. — Представляешь, что с его бизнесом случится, пока его будут по милициям таскать?

— Ну, что ты раньше времени волнуешься? Не стоит, ей-богу. Когда похороны матери?

— Как и положено, завтра. Вот горе-то на мою голову свалилось нежданно-негаданно. Хорошо хоть я тебя так вовремя в городе встретила, а то бы Игоря точно замели, и похороны полностью бы на мои плечи легли. Разве что Мишка бы помог. Господи, — Нина завыла, — да за какие грехи ты мне посылаешь такие испытания?

— Через испытания все проходят рано или поздно, — спокойно возразила я. — А ты сейчас не должна размазываться. Наоборот, должна взять себя в руки. Только так можно все преодолеть. Маму твою, какая бы она ни была, земля ей пухом, все равно не вернешь. Ты сейчас должна думать только о том, чтобы с Алинкой все было в порядке.

— Таня, ведь ты найдешь этого мерзавца? Ведь найдешь? — Нина опять зарыдала.

Я твердо пообещала найти преступника, дружески с целью моральной поддержки похлопала подругу по плечу и отбыла. Меня ждала масса неотложных дел. Как бы мне ни было жаль Нину, я не могла себе позволить лишь сопли-вопли и должна была работать.

У подъезда мне попался Мишка:

— Привет, Тань. Ну, как она там?

Я махнула рукой:

— Как-как, сам знаешь, как. Ничего хорошего, конечно. Иди, ты ей сейчас нужен. Игоря в милицию вызвали.

— Да я уже знаю. Кошмар какой-то! Тань, а ты, случаем, на Игоря не думаешь? Ну… что он свою тещу убил?

Я выразительно взглянула на него, Мишка смутился.

— Да нет. Ты не думай, что я его подозреваю. Я боялся, что тебе такое может прийти в голову. Так вот, я хочу сказать, что Игорь на такое не способен. Я его знаю много лет. И не такое еще между ними бывало.

Я невольно улыбнулась:

— Защитничек, иди уж. Лучше Нину поддержи морально, а я и сама во всем прекрасно разберусь.

— Если вдруг тебе понадобится какая-то помощь: сходить куда-то или что-то узнать, можешь на меня рассчитывать.

— Спасибо. Что-то много у меня сегодня помощников объявилось. Такое у меня впервые.

— А кто еще вызвался тебе помочь?

— Да какая разница, — невольно улыбнулась я, вспомнив Ваську Свеклу.

* * *

У Гавриловых никого дома не оказалось. Старушка-соседка просветила меня, что раньше шестнадцати дома вряд ли кто появится.

— Светка-то на базаре торгует, а ейный мальчонка в продленку ходит.

— А вы, случайно, не знаете, с кем их Танюшка дружила?

— Да как же не знать. Наташка какая-то. Такая же вертушка, прости господи. Про покойников плохо не говорят.

— А что, и Наташка погибла?

— Свят-свят-свят! Я про Таню Гаврилову. Она ж погибла.

— А где живет эта Наташка?

— А вот этого я, дочка, не знаю. Да вот Олежек придет из школы или Светка с базара, так у них и спросишь.

Я поблагодарила старушку и вышла из подъезда и тут же подумала, что совершила большую промашку. Всему виной этот Васька-ирод. Напугал меня до смерти, так я даже нюх сыщика потеряла — сделала в школе далеко не все, что могла сделать. И опять отправилась в школу. Лена, увидев меня, жутко удивилась:

— Ты чего это, Таня? Вот уж не думала, что опять вернешься. Ну, как твой преследователь? Отстал?

— Отстал на время. Напрасно я так испугалась: это оказалось совсем не то, что я думала.

— А что? Поклонник? — улыбнулась Елена Михайловна.

— Во-во.

— Расскажи. А то, может, и меня познакомишь? Я ведь, как тебе известно, девушка одинокая.

— Не советую тебе с такими знакомиться.

— Ой, Тань, расскажи. Мне так интересно!

Ленка всегда отличалась чрезмерным любопытством, и я пообещала ей, что как-нибудь посвящу этому рассказу целый вечер. А пока мне необходимо побеседовать с учителями, которые вели предметы у Тани Гавриловой. И с Шизиком-Физиком-Динамитом тоже.

— Ой, Тань, ну ты как ребенок, ей-богу. Почему ты-то его по кличке зовешь?

— А похож, — рассмеялась я.

Ленка пригласила в учительскую всех преподавателей-предметников, которые вели уроки в классе, где училась Гаврилова, — нечто вроде малого педсовета. Меня она представила как сотрудника правоохранительных органов, занимающегося расследованием гибели ученицы их школы и поиском шантажиста, который, по всем признакам, и является убийцей Тани. Я не преминула продемонстрировать — мельком, разумеется, — свои липовые корочки. Так что беседа выглядела вполне официально. Даже пятиминутную перемену продлили на целых тридцать минут, чему дети были несказанно рады.

Все учителя, как один, подтвердили слова Ленки. Я не стану приводить беседы с ними полностью, а передам лишь беседу с Динамитом. Именно она показалась мне наиболее любопытной.

Роман Николаевич, немного нервный молодой человек, сначала чувствовал себя несколько не в своей тарелке, но мало-помалу успокоился и заговорил гладко, я бы даже сказала, чуточку по-книжному.

— Роман Николаевич, вы единственный учитель, который сумел найти подход к девочке с довольно сложным характером. У нее даже успеваемость повысилась. Как вам это удалось?

Роман Николаевич пожал плечами:

— Она вообще-то неплохой девочкой была. Просто когда у нее что-то не получалось, то она это дело сразу бросала. То есть я хочу сказать, что это чисто холерический тип характера. Формирование личности у детей с таким типом темперамента происходит довольно сложно. И необходим постоянный контроль, можно сказать, денный и нощный.

— И вы день и ночь занимались с ней физикой? — сама того не желая, съехидничала я. При этом кто-то из коллег Романа Николаевича тихонько хихикнул.

— Вы слышали, Татьяна Александровна, о таком понятии, как педагогика сотрудничества?

Ну, разумеется, имея подругой талантливую учительницу, такую, как Ленка-француженка, до безумия влюбленную в свою безденежную работу, я имела честь слышать о данной теории. Да если уж честно сказать, то мне Ленка этими «педагогиками сотрудничества», «музыкально-педагогическими концепциями Орфа» все уши просвистела. Она про нерадивого ученика может часами говорить. И при этом получается, что все они, нерадивые, и нерадивы-то лишь потому, что взрослые, которые занимаются их воспитанием, просто губят их детство, их светлое будущее. Короче, по Ленкиным рассуждениям выходит, что всему виной лишь взрослые вампиры, которые бездумно, но методично калечат юные души. Я скоро сама Макаренко стану.

И тем не менее Ленка не очень лестно отозвалась о Тане Гавриловой. Правда, тут следует сделать скидку на то, что Ленка в классе, где училась эта девочка, сама уроков не вела: Таня учила английский язык. Так что Истомина дала мне информацию, полученную от своих коллег, возможно, менее талантливых, чем она сама… Я немного отвлеклась, желая лишь подчеркнуть, что вопрос Романа Николаевича о педагогике сотрудничества вовсе не ввел меня в замешательство, и я утвердительно кивнула:

— Разумеется. Об этом, по-моему, наслышан любой грамотный человек.

— Так вот, я отношусь к тем людям, которые готовы сотрудничать с любым из учеников, который для этого созрел.

Коллеги вновь тихонько хихикнули. При этом завучиха взглянула в их сторону так, что у меня самой прямо мороз по коже.

— А Таня созрела?

— Вероятно. Поскольку она с удовольствием занималась дополнительно и радовалась своим успехам.

— Еще один нескромный вопрос, Роман Николаевич.

Как мне показалось, он немного напрягся.

— Какой?

— А почему у вас не получается все так же хорошо с мальчиками?

Он, успокоившись, вновь пожал плечами:

— Всему свое время. Еще получится. Я не так давно работаю в школе.

— И еще, если вам не трудно, ответьте, пожалуйста: у других, не успевавших раньше по физике девочек, тоже есть положительные сдвиги?

— Разумеется. А почему вы об этом спрашиваете?

— Просто интересно.

— Вы можете посмотреть журналы.

Смотреть журналы я отказалась. Мне в тот момент показалось, что я теряю с ним драгоценное время. Но если быть до конца честной, что-то мне в нем не нравилось. Сама не знаю что. Какая-то излишняя книжность, что ли. И нервозность тоже. Темная лошадка, кажется.

Хотя, может быть, просто предвзятость. Ведь моя подруга Ленка тоже любит поговорить о педагогике и методике преподавания. В их болоте без этого нельзя.

Ведь никто ж не удивляется, когда в ходе расследования какого-нибудь преступления и в органах правопорядка требуется составление плана оперативно-разыскных мероприятий. Любят в нашей дикой стране бумаготворчество. Ох как любят! Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек.

Но все же Роман Николаевич оставил у меня довольно неприятное впечатление. Скользкий какой-то тип, ей-богу, интуиция мне подсказывала.

Я вернулась в машину, которая нагрелась на солнце, как консервная банка, открыла окно, закурила и достала косточки. Мне хотелось спросить у моих мудрых совета по поводу личности Романа Николаевича, Физика-Шизика-Динамита, то есть. Динамит он и есть Динамит. И пусть Ленка меня не упрекает в ребячестве: у детей, надо отдать им должное, очень цепкий взгляд.

Косточки попеняли: 12+20+25 — «Ваша предприимчивость больше проявляется в вашем воображении, чем в реальных делах».

Вот так. Щелчок по носу. Получила, Танька? Надо действовать, а не гадать на кофейной гуще.

* * *

Полковник Григорьев встретил меня радушно, как всегда.

— Может быть, чаю, Танечка?

— Не откажусь. А пока чай кипятится, я бы хотела посмотреть дело Тани Гавриловой.

Полковник Григорьев удивленно воззрился на меня:

— Я что-то не понял, Таня, какое дело вы расследуете? Я подумал, что вас наняли в связи со смертью Елизаветы Ивановны Гусевой.

— Сначала меня наняли в связи с угрожающим письмом, которое вы вчера видели. Потом убивают старушку. А ранее точно такое же письмо получила мать Тани Гавриловой.

— От вас ничего не укроется, Танечка! Откуда и каким образом вам все удается узнать?

Я рассмеялась:

— Я же детектив.

— И, как я понял, — Григорьев вытащил кипятильник из банки и, засыпав заварки, накрыл ее старой папкой. Потом уселся напротив и посмотрел на меня в упор, — ты связываешь все эти три истории в одну цепочку?

— Думаю, что так оно и есть. Но могу и ошибаться. От ошибок, как известно, никто не застрахован.

— Интересное кино получается. Только вот ведь какая петрушка: на молотке отпечатки не стерты, и Игоревы, как показал результат экспертизы, там присутствуют. Удар нанесен если не этим молотком, то в точности чем-то таким же, судя по размеру гематомы.

— А кровь?

— Что кровь?

— На молотке ведь должны быть следы крови, если именно он использовался в качестве орудия убийства.

Григорьев налил мне чай, поставил банку из-под кофе с сахаром:

— Если молоток обернуть тряпкой или, к примеру, полиэтиленом, то следов крови на нем не будет. Не обижайся, Таня, но мне придется обратиться к прокурору за санкцией на арест вашего знакомого, я так полагаю. Пока я его отпустил, но мои ребята по вашему же совету перевернули весь мусор и ничего не нашли. Так что данный молоток вполне мог послужить орудием убийства.

— Хрень! — разозлилась я.

— Что хрень?

— Да все — хрень! Убийца мог также благополучно унести орудие убийства с собой. Я вас умоляю, не арестовывайте пока Турищева. Обещаю вам, что отыщу настоящего преступника, и очень быстро, смею надеяться. Вот смогли бы вы, например, поверить, что Игорь взял и напечатал сам себе письмо по поводу своей падчерицы?

— Всё, конечно, так. Только ваша пламенная речь достоверна в том случае, если эти дела связаны между собой. Однако, когда вы посмотрите дело Тани Гавриловой, я думаю, у вас такой уверенности уже не будет.

И он извлек из сейфа «Дело» номер…

Таня Гаврилова была изнасилована и убита в середине апреля на территории незавершенной стройки. Ее тело было обнаружено рабочими на следующее после ее исчезновения утро.

Под ногтями убитой обнаружены частички крови и кожи. Значит, на лице убийцы должны были остаться царапины. Да и состав крови, взятой на анализ, какой-то редкий, прямо-таки уникальный. А вот следов спермы не найдено, несмотря на то что вид трупа явно свидетельствовал об акте насилия. Забавный насильник. Получается, что перед изнасилованием он умудрился натянуть презерватив. Об этом я и сказала Григорьеву.

— Ой, Таня, да в нашей практике и не такое бывало! А то ты сама не знаешь, что на свете всяких идиотов хватает. А этот как раз не идиот. Может, он СПИДом боялся заразиться.

Короче, наши мнения кардинально разошлись. Я не могла поверить в то, что преступник в столь критический момент смог воспользоваться презервативом.

— Сан Саныч, вы, конечно, можете не прислушаться к моему мнению, но запросите УВД Центрального района. Там тоже встречались случаи шантажа. Не далее как вчера я беседовала с одной мамашкой. Она тоже получила такое письмо. А потом на ее дочь был совершен наезд. И водитель скрылся. А вы о почерке преступления мне прописные истины втолковываете! А старушку он замочил скорее всего по той причине, что она могла его каким-то образом вычислить. И вообще я лишь в одном пока вижу почерк.

— В чем же, если не секрет?

— В том, что в письмах запрашиваются очень маленькие суммы. Вот это интересно: идти на огромный риск из-за грошей. Думаю, что наш шантажист и убийца в одном лице не в себе. Что-то не в порядке у него с головой. Или же он самоутверждается таким образом. К примеру, малолетка какой-нибудь.

— Если ты о Кукушкине, то напрасно. Экспертиза не ошибается.

Дело в том, что после смерти Гавриловой был задержан некто Кукушкин. Танина мать утверждала, что девочка ушла вечером гулять именно с ним. А потом, после смерти Тани, на лице пацана были глубокие царапины.

Но экспертизой установлено, что образцы частичек кожи, извлеченных из-под ногтей убитой, не идентичны образцам частичек кожи, взятых на экспертизу у Кукушкина. А сам Кукушкин на допросе заявил, что не видел девочку в тот злополучный вечер. А поцарапала его соседская кошка.

Данный факт был проверен. Мальчишка был ни при чем.

Словом, я выудила из полковника Григорьева твердое обещание не трогать Турищева хотя бы до похорон тещи. Хорошо, конечно, что хоть до похорон Гусевой у меня будет время на поиски гада, а уж потом увольте, как он сказал, Татьяна Александровна. Потом все. Потом мой старый и вновь обретенный приятель Игорек загремит под фанфары.

Значит, вывод напрашивается сам собой: я должна срочно выйти на след преступника. И как можно быстрее его обезвредить. И желательно до похорон, как я уже изволила сказать, Елизаветы Ивановны. А значит, мне, бедненькому зайчику, ночь не спать, свои драгоценные клеточки серого вещества загружать до предела и думать, думать, думать… А еще носиться по городу и спрашивать, спрашивать. Ой как иногда это грустно. Особенно в те моменты, когда фортуна зловредная ну никак не хочет лицом поворачиваться, а все норовит лягнуть побольнее задней конечностью. Именно так в данном случае подлая фортуна себя и вела.

Скорее всего, такие серые и скучные мысли пришли мне в голову по той причине, что ас сыскной работы, полковник Григорьев, со мной кардинально не согласен. Обычно он в диком восторге от моей деятельности, а сегодня по кочкам разнес.

Хотя, Танька, нечего хандрить. Ты ведь и сама не уверена на сто пятьдесят процентов, что старушку не замочил ее зять, что все эти странные дела и события абсолютно точно связаны между собой. Полагаться же на интуицию стоит не всегда. Ведь не в средневековье, в конце концов, живем, и на ведьм у нас, слава богу, не охотятся.

Вот этим мы себя, родную, немного приунывшую, и утешим. Если мы не можем изменить обстоятельства, то изменить отношение к ним всегда в наших силах. Правда, косточки? И я вытряхнула из изрядно потрепанного замшевого мешочка на пассажирское сиденье свои магические двенадцатигранники. Уже, наверное, в тысячу первый раз за сегодняшний день.

2+18+27 — «Если вас ничто не тревожит, готовьтесь к скорым волнениям».

Вот спасибо, милые вы мои. Поддержали морально, называется. И главное, вовремя. Я убрала косточки в бардачок, выкурила сигарету и снова отправилась к Гавриловым.

На сей раз Вера Петровна открыла дверь сама. Эта худенькая невысокого роста женщина с гладко зачесанными назад длинными волосами и печальными серыми глазами внимательно изучала меня.

— Я по поводу вашей дочери Тани. Разрешите войти?

— Пожалуйста, — она посторонилась, пропуская меня в квартиру. Потом выглянула на площадку, осмотрелась и, наконец, закрыла дверь. — Вы из милиции? — поинтересовалась Вера Петровна, дожидаясь, пока я сниму туфли. — Сюда, в гостиную проходите. Могу предложить вам чаю, если хотите.

От чая я отказалась, сколько ж можно воду хлебать?

Я решила не темнить и рассказать правду о своей миссии.

— Вообще-то я частный детектив. Могу показать лицензию.

То, что ее дочерью заинтересовался частный детектив, поначалу нисколько не обрадовало женщину. Разумеется, ведь далеко не все частные детективы внушают доверие мирным обывателям Тарасова. Но когда она увидела мою лицензию, то ее недоверие развеялось в пух и прах.

Оказывается, Вера Петровна тоже была наслышана о частном детективе Ивановой.

— А мне советовали обратиться к вам, Татьяна Александровна. Но говорят, вы очень дорого берете за услуги, а в тот момент у меня не было денег. Сами понимаете: похороны и все такое. Да еще вымогателю пришлось заплатить. Если б я знала, что все так ужасно кончится, — всхлипнула она и вытерла повлажневшие разом глаза тыльной стороной ладони. — А от милиции толку мало. Я уж не верю, что убийца Тани будет когда-нибудь найден, ведь прошло уже довольно много времени. Если по горячим следам не нашли, то теперь и вовсе…

Женщина выдвинула ящик стенки, достала чистое полотенце и промокнула им глаза.

— Танечку теперь, конечно, не вернешь. Но я была бы хоть немного морально удовлетворена, если бы нашелся этот подлый насильник и убийца, который, выудив деньги, все-таки совершил свое черное дело.

— Я постараюсь вам помочь. А вы расскажите поподробнее, как все произошло. Что было до убийства, с кем обычно, кроме Наташи Сверчковой и Леши Кукушкина, общалась ваша дочь. Про Лешу Кукушкина кое-что я уже знаю, видела дело в милиции. Как выяснилось, мальчик ни при чем.

— Да. Он утверждает, что не встречался в тот вечер с Танюшей. А мне она сказала, что идет гулять именно с ним…

Я для себя решила, что побеседовать с Лешей мне все же не помешает. Провела я у Веры Петровны около часа. Вроде бы все, что могла узнать про Таню, узнала. Надо отметить, что мнение матери насчет Тани кардинально расходилось с мнением учителей, не считая Романа Николаевича. Оно и понятно: какая же мать может плохо думать про свое любимое чадо? Даже родительницы матерых преступников обычно оправдывают действия своих любимых детей. А тут девочка, убитая ни за что ни про что. Стоит ли комментировать?

Я намеренно не вспоминаю об акте передачи денег. Но наступил момент, когда это сделать необходимо. Преступник вовсе не прост, умеет позаботиться о собственной безопасности. И я задала вопрос Гавриловой:

— А каким образом вы передали преступнику деньги? На этом моменте поподробнее, пожалуйста.

Про передачу денег я знала из дела. Но разве сухой язык документа сможет заменить рассказ живого человека? А вдруг да упустили что-то мои коллеги?

— Мы собирались купить компьютер. Современные дети должны иметь дома такую технику. Сейчас время такое. Я не так уж много зарабатываю, как это кажется порой нашим любознательным соседям, — при этом Вера Петровна кивнула в сторону двери. — Некоторые думают, что я чуть ли не в деньгах купаюсь. Только это совсем не так. Деньги мне потом и кровью достаются. Но на хороший компьютер денег я все же отложила. Тысячу долларов. И тут это ужасное письмо. А Танюшка мне еще говорит, что надо лучше в милицию обратиться, а не платить деньги за здорово живешь. Но я хотела как лучше. А может быть, и надо было обратиться в милицию? — Она ждала, что я подтвержу правильность ее тогдашних намерений. Подспудно.

Вере Петровне ужасно не хотелось думать, что именно ее поведение в экстремальной ситуации было неправильным, что именно по ее вине погибла Таня.

Я пожала плечами. Что я могла сказать? Любое действие, любой шаг могли оказаться неверными, особенно в том случае, если действовал какой-то психопат.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Таня ужасно не хотела остаться без компьютера. Мы с ней даже поссорились из-за этого. Преступник запросил как раз тысячу долларов. Так что компьютер, как выразилась в тот вечер Танюшка, навернулся, потому что я решила заплатить.

Мужчина глухим скрипучим голосом сказал тогда по телефону, что я должна приехать ночью на такси в поселок Березино, потом пройти пешком до оврага и оставить деньги там у разбитого молнией дерева. И еще поставил условия, что дома должен кто-то остаться, якобы для того, чтобы он смог по телефону убедиться, что я с деньгами уже уехала к месту встречи. Но только вот денег он рекомендовал привезти пока ровно половину, т. е пятьсот долларов. Я в тот момент так и не поняла, для чего ему необходимо забирать деньги в два приема.

Когда я уже уехала, он позвонил опять. Танюшка взяла трубку. Вот тогда он и сказал, что передумал, что ему достаточно половины суммы, но эту сумму надо положить в спичечный коробок, положить туда же свинцовый шарик и выбросить коробок с балкона. — Как я поняла, преступник позаботился о том, чтобы коробок не унесло ветром. С воображением, во всяком случае, у него полный порядок. Но пока я не стала перебивать Веру Петровну внезапно возникшим вопросом. — Тане рекомендовано было выйти на балкон, опустить через загородку руку, насколько возможно дальше, выбросить коробок строго вниз, а не в сторону. После чего она должна была удалиться в глубь комнаты и не подходить к окну. Она так и сделала.

Значит, преступник не был на сто процентов уверен, что Гавриловы не обратились в милицию. Значит, с информацией у него тоже не всегда был полный порядок, и он решил пустить защитников правопорядка на тот случай, если они задействованы, по заведомо ложному следу, сбить с толку. Что ж, видимо, прокол с Маркеловыми его кое-чему научил.

Так что даже в том случае, если бы Вера Петровна сообщила в милицию, то милиция вместе с ней кинулась бы в поселок Березино и уехала бы оттуда ни с чем. А преступник, спокойно подобрав спичечный коробок, исчез бы в вечернем тумане. Сии домыслы я и поведала сомневающейся в своей правоте Вере Петровне.

— Может, оно и так, — кивнула женщина, вновь промокнув лившиеся из глаз слезы, — а я все себя казню.

— И совершенно напрасно. Прошлого не воротишь. Вы все сделали правильно. Вы мне вот еще что скажите: когда Таня разговаривала с преступником по телефону, она не могла случайно выглянуть в окно? Ведь телефон у вас, как я смотрю, на кухне и довольно близко к нему.

— Она ничего не видела. Там, по ее словам, никого не было, — горестно покачала головой женщина. — Никого, как Таня сказала.

Раздался длинный и нетерпеливый звонок в дверь.

— Олежка, наверное, из школы вернулся.

В прихожей появился вихрастый мальчишка лет десяти от роду. Он не вошел, а ворвался, как штормовой ветер:

— Мамк, я так жрать хочу! У меня сейчас желудок в узел свяжется. О-ой, не могу!

— Ну, хватит дурачиться, — сквозь слезы улыбнулась женщина. — Иди на кухню, там супчик на плите теплый.

Юный отрок, расшвыряв ботинки по углам, ринулся в комнату, оставив дверь открытой. Закинув пакет с книжками на кровать, он принялся переодеваться в домашнюю одежду. При этом одежда снятая, парящая в разных направлениях, тоже никак не могла найти себе достойного пристанища и падала совершенно где попало.

Мне пришло на ум, что, если этого беззаботного товарища запустить в комнату без мебели и с совершенно голыми стенами, то он и там сумел бы навести беспорядок. Я такой бурной деятельности, порождающей отрицательные результаты, еще не видела в своей жизни. Прямо смерч какой-то, честное слово!

Раскрытая теперь дверь в комнату обнажила его родные пенаты, где все было вверх дном.

— Татьяна Александровна, — смутилась Вера Петровна, — вы уж простите. Я обычно специально закрываю дверь, чтобы люди не видели, что творится в комнате. Стыдно, честное слово.

Я беспечно махнула рукой:

— Не обращайте внимания.

Вера Петровна поднялась с дивана и пошла за сыном, наверное, дать какие-то указания, я же машинально двинулась следом за ней.

— А Таня тоже в этой комнате жила?

Вопрос, собственно говоря, был лишним, я это и так поняла, поскольку там стояло две кровати.

На рабочем столе теперь уже единственного в семье ребенка царил невообразимый хаос: какие-то конденсаторы, микросхемы, платы, стреляные гильзы, фигурки из киндерсюрпризов, сломанные наушники. И тут же свинцовые шарики.

Они-то и напомнили мне о вопросе, который я хотела задать и до сих пор еще не задала.

— А что это за шарики?

— А это грузила. Мы с Генкой на рыбалку собирались, — весело заявил пацан. — Правда, давно уже, но так и не собрались. Но, наверное, когда-нибудь все-таки соберемся.

— Ой, Татьяна Александровна, дочка его всегда за беспорядок ругала, уж сколько она этих шариков повыбрасывала.

— А у меня их много. Все выбросить никому не удастся, — усмехнулся мальчишка.

Я осторожно выспросила, кто бы мог эти самые шарики видеть. Ведь если преступник указал в качестве противовеса именно свинцовые шарики, значит, он знал, что такие в данной квартире имеются.

Вот поди попробуй в моей вылизанной до неприличия квартире найти свинцовые шарики! Даже если желающему их обнаружить будет грозить немедленная смерть, все равно это не удастся. У меня нет свинцовых шариков, просто нет. И все тут.

Так вот оказалось, что увидеть эти пресловутые шарики мог или любой, или некто, в зависимости от того, была ли открыта в какой-то из моментов дверь комнаты. Вот так все мило и просто или, наоборот, невероятно сложно.

Мужчины практически в доме не бывали. Правда, у Веры Петровны был друг. Но он уехал полтора месяца назад во Владивосток продавать квартиру своих родителей и до сих пор еще не вернулся.

Могли видеть эти шарики Танины подруги и Олежкины друзья. Иногда случайно могли лицезреть соседские старушки.

Вот такой очаровательный контингент предполагаемых преступников. Хотя именно такой контингент я себе и рисовала. Исключая старушек, конечно. Куда им, божьим одуванчикам?

Глава 6

Я обошла дом и остановилась прямо под балконом Гавриловых. Осмотрелась. Странно. Как раз тут, на улице, преступник был как на ладони. Хоть он и предупредил Таню, чтобы она не подходила к окну, но ведь любой из соседей мог увидеть, как он поднимает спичечный коробок. Нет, не мог преступник так подставиться! Моя интуиция была в полном согласии со столь веским доводом. И тут вдруг мое внимание привлекло вентиляционное окно подвала…

Ключи от подвала я на всякий случай взяла у Веры Петровны. По ее словам, в принципе подвал открыть сумел бы любой, кто этого очень сильно захотел. Действительно, замок был не слишком сложный, я бы его тоже отмычкой запросто открыла.

Но теперь я проникала в подвал на совершенно законных основаниях, и несколько старушек, оказавшихся по случаю у подъезда, комментировали мои действия:

— Там, дочка, заржавело, можа. Не так часто мы в подвал ходим. Хранить-то там ничего и невозможно: постоянно вода стоит.

В подвале действительно стояло такое количество воды, что там, как в бассейне, можно было сдавать нормы ГТО или проводить соревнования по плаванию.

Мне пришлось вернуться к Вере Петровне и попросить напрокат резиновые сапоги. В них я и пробралась к вентиляционному окошку, которое находилось как раз под балконом Гавриловых. Около окна стояла лестница. Ну, вот так я себе приблизительно и нарисовала картину: преступник палкой или крючком подтянул к себе коробок с долларами, взял их и спокойно вышел из подвала. Или даже прятался там пару часов для подстраховки.

Надо же, какой осведомленный преступник: и про шарики свинцовые знает, и про лестницу в подвале тоже. Эта мысль промелькнула у меня совершенно спонтанно и растаяла, как туман в солнечное утро. В тот самый момент я не сделала из нее правильных выводов, которые, как мне уже потом показалось, напрашивались сами собой.

Никаких других интересных предметов, кроме вышеуказанной лестницы, я в подвале не обнаружила. Если преступник что-то случайно и обронил, то это «что-то» найти можно только в том случае, если откачать из подвала воду. А надеяться на то, что преступник оставил отпечатки пальцев, глупо. Но на всякий случай я позвонила полковнику Григорьеву и сообщила о лестнице, которой, вероятно, и воспользовался шантажист.

Полковник неопределенно хмыкнул, а потом попенял на своих молодых несообразительных коллег:

— Вот, елы-палы, ты додумалась до такого финта ушами, а они нет. Ну, я им, мать их, устрою…

— Им, вероятно, просто разуваться не захотелось, — рассмеялась я.

— …

— В подвале вода. Так что пусть твои ребята с собой болотные сапоги прихватят.

* * *

У Сверчковых никого не оказалось дома, и я решила, не тратя времени даром, посетить Кукушкина.

Кукушкины жили на третьем этаже одной из «хрущевок» на Курской улице. Мне открыл высокий субтильный подросток в очках с линзами не менее чем минус пять. На плече у него мирно дремал огромных размеров котяра серого цвета. Кот лениво приоткрыл глаза и недовольно подвигал пушистым хвостом. Сей жест, как я поняла, означал, что некто, совсем нежеланный, нарушает его драгоценный покой.

Мальчик снял кота с плеча, осторожно, как дорогостоящее хрустальное изделие, поставил его на пол и закрыл за мной дверь.

Кот, вопросительно глядя на хозяина, лениво и недовольно произнес скрипучее «мяу».

Леша Кукушкин оказался очень милым и общительным мальчиком. То, что он был влюблен в Таню Гаврилову, было видно невооруженным взглядом. Это было написано в его честных глазах, в которых тут же появились слезы, как только речь зашла о его погибшей подруге.

— Конечно, Таньке я на фиг не нужен был. Мама моя так говорит. Может, матуха и права. Танька ведь в последнее время из себя крутую строила. Со мной то гуляла иногда, то вдруг ни с того ни с сего начинала ко мне относиться, как к последнему лоху. — При этих словах мальчишка нежно поглаживал шелковистую шерстку своего преданного друга.

Я невольно улыбнулась. Наивный и доверчивый ребенок, совсем еще не испорченный вниманием девчонок.

— За что ж тебя кошка-то соседская поцарапала, если не секрет? Смотрю, ты их любишь. А они, как правило, отвечают добром на добро.

— А вы откуда знаете?

— Если я веду расследование, то обязана знать про алиби всех, кого подозревают.

История с соседской кошкой оказалась довольно банальной. Матильде, так ее звали, понадобился, по словам мальчика, друг, а его дражайшему Маркизу уже давно необходима подруга. Леша справедливо решил, что невеста должна быть в доме жениха, а не наоборот.

— Я только Матильду в подъезд вынес, она сразу будто с ума сошла. Она у них подъезда, оказывается, как огня боится. Вот и начала вырываться, а я попытался удержать. — Мальчик улыбнулся, вспоминая, видимо, ту забавную сцену, продолжая при этом поглаживать своего пушистого любимца.

Леша подтвердил слова Гавриловой, что дружила Таня только с Наташей Сверчковой:

— С остальными так, постольку-поскольку, а раньше у нее полно подружек было. Но как с этой крысой познакомилась… Наташка крутая. У нее родители кучу денег зарабатывают. Там квартира отделана ой-ой как. Класс просто. Это мне Танюха говорила, я сам не видел.

Наташка в платной гимназии учится. У нее и шмоток навалом, и компьютер навороченный. А ей родители еще круче собрались покупать. Вот Танька и уговорила свою мать купить у них компьютер. А потом пришло это письмо.

Танька в тот день сказала мне, что у нее дела, поскольку компьютер она все равно купит, несмотря на то, что денег уже не хватает. Потом мы с ней поссорились. Вот и все. Так что вечером я ее не видел.

— То есть ты хочешь сказать, что Таня решила раздобыть деньги самостоятельно?

— Не знаю. Просто она сказала, что все равно купит, и все.

А вот это уже интересно. Об этом мама Тани Гавриловой мне не сообщила. Значит, Таня придумала какой-то ход, который мог стоить ей жизни. И мать родная ни сном ни духом. Очевидно, Таня была действительно сложным и трудновоспитуемым ребенком. Хотя насчет того, что моя тезка самостоятельно решила раздобыть денег, я могла и ошибаться. Сама не знаю, почему я так решила. Ведь она могла так говорить просто из упрямства. Может быть, о намерениях Тани что-нибудь знает Наташа?

А еще я не знала в тот момент, связана ли попытка Тани — я только разрабатывала эту версию — достать деньги самостоятельно для шантажиста, но довытянуть эту ниточку до конца была обязана, поскольку Вера Петровна вручила-таки мне аванс, а я клятвенно пообещала найти убийцу ее дочери.

Да и ниточек-то больше подходящих пока что-то не обнаруживалось.

— А где же Таня познакомилась с Наташей? — напоследок поинтересовалась я.

Леха пожал плечами:

— На дискотеке, кажется.

* * *

Металлическая дверь от «Тайзера» в квартиру Сверчковых, отделанная под мореный дуб, открылась не сразу. Я уж подумала, что опять не повезло и хозяев все еще нет дома, и повернулась, сделав первые шаги вниз по лестнице.

Но дверь все же распахнулась.

На пороге стояло диковинное создание с прической, которую я мысленно окрестила «А ля гер ком а ля гер», то есть, на войне как на войне. Галлицизмов я от Лены-француженки нахваталась.

Длинная прядь волос, выкрашенная в ярко-красный цвет, нелепо выбивавшаяся из взлохмаченной копны, резко контрастировала с черными как смоль, тоже явно окрашенными, волосами. Коричневая, почти черная, помада на губах и зеленый с перламутром лак на длинных, ухоженных ногтях.

Одета девчонка была в просторную, несколько потрепанную, футболку с иностранными надписями и короткие обтягивающие штанишки в крупную красно-желто-зелено-черную клетку. Создание упорно и методично двигало челюстями, пережевывая «Дирол».

То ли вызов обществу, то ли полное отсутствие вкуса, на мой взгляд, — я, разумеется, о прическе и косметике… Ладно, разберемся.

— Вы кто? — И это вместо «здравствуйте».

Для начала я поприветствовала ее — воспитательный момент — и одновременно мысленно примерила на себя разные роли от учительницы до милиционера. Решила, что в данном конкретном случае «частный детектив» прокатит лучше, чем «представитель правоохранительных органов».

— О-о! — на манер Эллочки-людоедки пропело дитя. — Ну-у, пли-из, — и она жестом пригласила меня в свою «скромную» обитель.

В просторной трехкомнатной квартире, по-видимому, только недавно сделали ремонт. Евроремонт. Еще пахло краской, свежими обоями, химией, которую источал линолеум под паркет.

А еще тут витали запахи или, как это поцветистее выразиться, флюиды, свидетельствующие о достатке в доме, о размеренной, спокойной жизни обитателей данного жилища, не знающих нужды.

Музыкальный центр, стоявший на секретере стенки из натурального дерева, извергал дикие звуки. Как я поняла, невинное дитя услаждало свой слух «Нирваной», то есть хитовой группой, вопящей свои «бессмертные» шедевры в стиле «тяжелый металл».

Мои бедные уши тут же, образно говоря, свернулись в трубочку, и я невольно поморщилась. Девчонка убавила громкость, продолжая бесцеремонно изучать мою персону.

Итальянская мягкая мебель и со вкусом подобранные ей в тон портьеры. Обилие живых цветов, что меня всегда умиляет. В простенке между двумя комнатами картина в духе авангардистов, словом, а-ля «Уши на хвосте». Зато наверняка подлинник и стоит, конечно, немалых денег.

Я осмотрелась, ожидая предложения присесть.

— Родков пока на хате не наблюдается, — соизволила пояснить она. — И когда будут, не знаю. Собирались вроде в кабак завалиться.

Я удивленно посмотрела на нее, пытаясь вникнуть в смысл сказанного. Девушка поняла мою слабую осведомленность в молодежном арго и снисходительно пояснила:

— Ну, черепов, в смысле, предков, то есть.

И улыбнулась, продолжая гонять жвачку во рту.

— А я, собственно говоря, к тебе, Наташа.

— Вау! — она молча кивнула мне на кресло. Сама села поперек другого и закинула ноги на подлокотник, продолжая жевать и молча изучать меня. На лице непробиваемая маска полного безразличия.

Крутая мадемуазель, я даже себя неловко почувствовала. Как кролика подопытного изучает. Дела. Ну и дети нынче пошли. Еще придется очень подумать, стоит ли заводить своих собственных. Но как обходиться со столь сложными объектами воспитания, презирающими абсолютно всех взрослых без разбору, я прекрасно знала. А читать им нравоучения совершенно бесполезно: пусть этим неблагодарным делом занимаются родители. Сейчас надо лишь показать, что и я так могу. Как она.

Кладу ногу на ногу и лениво интересуюсь:

— У вас курить можно?

Это сразу подымает мой авторитет на несколько порядков.

— Сейчас, — девчонка проворно вскочила, удалилась на кухню и приволокла оттуда хрустальную пепельницу, выполненную в виде бегемота с открытой пастью.

— Сигаретой угостите? — поинтересовалась она.

Я восприняла ее вопрос как своеобразный тест на родственность душ и, поколебавшись немного, иронично спросила:

— Не рановато ли? Тебе ведь только пятнадцать?

— А я курю с тринадцати. Это личное дело каждого.

— Ну-ну, — и протянула ей раскрытую пачку.

Она жестом заправского курильщика прикурила и, прищурившись, выпустила дым колечками.

— Таня Гаврилова собиралась купить у тебя компьютер?

— Вы пришли только из-за этого? — искренне удивилась девочка.

— Я случайно узнала, что она для этого собиралась где-то достать денег. Ты что-нибудь знаешь?

— «Шефеде». — Она вновь с явным удовольствием затянулась.

— То есть?

— Танька сказала, что фирма «Шефеде» возместит ущерб, и попросила меня, чтобы я уговорила свою маманьку сказать ее маманьке, что мы компьютер согласны продать якобы за пятьсот баксов.

Я пока ничего не поняла и молча ожидала продолжения.

Девчонка стряхнула пепел в бегемотовскую пасть и продолжала:

— Танька сказала, что мы можем не волноваться, что «Шефеде» обязательно заплатит и у нее будут деньги. И она их отдаст. Только об этом ее маманька не должна знать.

— И твоя маманька согласилась? — Я невольно перешла на ее стиль общения.

Девица пожала плечами:

— Так я не успела этот вопрос провентилировать. Таньку же в тот вечер убили.

— А ты почему же не сказала милиции про эту самую «Шефеде»?

— А кто меня спрашивал про компьютер? Я не знала, что это важно.

— Еще как важно! Возможно, убийца работал в этой фирме, и Таня это каким-то образом узнала. И решила действовать сама. На свой страх и риск.

— Ботва, — девица затушила сигарету и вальяжно потянулась. — Она бы такое точно мне растрепала.

— А что ж она тогда не рассказала тебе ничего про эту фирму и про то, почему фирма должна ей заплатить?

— Да не успела. Обещала, что сделает это когда-нибудь потом. Сказала, что пока это — секрет.

* * *

Я решила поехать домой. Во-первых, надо поесть, а во-вторых, подумать и полистать телефонные справочники. Может быть, там я найду ответ на вопрос по поводу таинственной «Шефеде».

Вечерняя майская прохлада, наполненная волнующими душу ароматами, медленно опускалась на уставший от суеты город. Дышалось легко и свободно, и совсем не хотелось думать.

Но бездействовать и терять время даром я не имела морального права. В моем распоряжении остался сегодняшний вечер и завтрашний день. Потом Игоря скорее всего упекут в каталажку, где он будет сидеть со всякого рода отморозками. Мало приятного. Для него. А для Нины, которая, по сути дела, останется на некоторое время без моральной поддержки, одна со всеми своими несчастьями, вообще болт, как сказала бы одна из моих подруг Светка.

Поэтому я не позволила себе расслабиться, я взбодрила себя прохладным душем, поела приготовленный в период активной мозговой деятельности фаршированный перец и сварила отменный кофе. Потом уселась с чашечкой в кресло, положила на колени телефонный справочник тарасовских фирм и предприятий. Час был потрачен впустую.

Я нервно вздохнула и пошла на кухню курить и опять варить кофе.

Это прямо наваждение какое-то! Фирма, которой нет в справочнике. Такого я не ожидала и не знала, что делать дальше. Была бы хоть какая-то хорошая зацепка, а уж потом я бы сориентировалась: «жучок» внедрила, метод шоковой терапии применила… Словом, нашла бы, как преступника раскрутить. А тут… сплошные иксы и игреки.

Надо позвонить Григорьеву. Может быть, в их отделе, занимавшемся делом Веры Маркеловой, всплывала эта фирма. Но меня и тут поджидала неудача. А я так и подумала, поскольку позвонила ему сначала домой, и жена сообщила, что мой коллега еще не вернулся с работы. В этот момент я и поняла, что ничего нового не узнаю, поскольку одна неудача влечет за собой другую. Цепная реакция.

— Нет, детектив ты мой гениальный. Я про твою «Шефеде» слыхом не слыхивал и видом не видывал. Так что извиняй. Ты прости, но у меня тут еще куча бумаг всяких. Если еще что надо будет, звони. Мне тут сегодня до глубокой ночи еще торчать.

— Спасибо!

— Да за что, Тань?

— А так, за моральную поддержку и теплые слова, — невольно съехидничала я. И машинально взяла мешочек с магическими двенадцатигранниками с журнального столика, мысленно задав волнующий меня вопрос: «Что же мне дальше-то делать, косточки?»

14+28+10 — «Шумное обсуждение неожиданных событий».

Несколько туманно: то скорые волнения, то шумное обсуждение. Сплошные катаклизмы местного масштаба. И никаких советов.

Я оставила кости на столе в той комбинации, в которой они выпали, и опять задумалась. Иногда мой мыслительный процесс сопровождается тщательным изучением собственной обители. Тогда внезапно появляются попутные мысли типа: а не пора ли мне сделать ремонт? Эти мысли меня немного отвлекают от волнующей проблемы. Именно в такой момент может наступить озарение: неожиданно находится свежее решение.

Итак, я стала обозревать стены своей квартиры. И тут увидела его: жирного такого, откормленного, как динозавра. Да еще с потомством на хвосте. Я имею в виду таракана, а точнее, тараканшу. И это в гостиной. Сколько раз себе обещала принимать пищу и пить кофе только на кухне! Вот и дождалась!..

Это вообще караул. Меня от одного вида таракана трясти начинает. Злыдень с револьвером меньше напугает, чем эта нечисть. Не понимаю, как мудрый Создатель допустил в своей вотчине, то бишь на нашей бренной земле, появление столь мерзкого существа, как таракан.

Ладно еще мухи — мало того, что они довольно привычные домашние насекомые, так польза их существования на земле общеизвестна. Без них экологическое равновесие пострадает, а вот тараканы не имеют никакого морального права на существование.

Мое философствование закончилось тем, что я молниеносно схватила тапку, взлетела на журнальный столик и начала охоту. Таракану уйти не удалось — пал смертью храбрых. Только и я чуть не навернулась, поскольку наступила на край стола.

Хлипкий мой столик накренился, едва не опрокинувшись. Магические двенадцатигранники соскользнули со стола на пол и застыли в комбинации:

11+22+25 — «Каждый человек неповторим в своем обаянии».

Перед глазами мгновенно предстает образ незабвенного Васьки Свеклы. А что? Действительно, в какой-то степени даже обаятелен. Главное, своеобразен, как и мой драгоценный друг Венчик.

Идея позвонить Ваське и обратиться к нему за помощью возникла мгновенно. Гоблины, пытаясь выглядеть перед самими собой, а главное — перед другими, не имеющими отношение к бизнесу людьми, чрезвычайно важными персонами, стараются быть в курсе всего и вся. Отличная мысль!

И я сняла трубку.

— Танюха! Да я носом землю рыть буду, но разузнаю про эту гребаную фирму. Вот увидишь. Давай свои телефоны. Через часок ты будешь в курсах. Васька за базар отвечает.

Вот и ладненько. Подождем результатов и немного расслабимся. Почитаем что-нибудь.

Я взяла с кресла сборник произведений поэтов Востока «Родник жемчужин» и открыла его на первой попавшейся странице. Мой взгляд упал на рубаи Омара Хайяма:

Если бог не услышит меня в вышине —

Я молитвы свои обращу к сатане.

Если богу желанья мои неугодны —

Значит, дьявол внушает желания мне.

Прямо про Таню Иванову, елки-палки! Мне тоже пришлось уподобиться на данном этапе великому поэту и обратиться к сатане. Ну, для Васьки сатана слишком высокое звание, конечно. Его разве что чертенком назвать можно. На большее не тянет. Я не про его мощные габариты, а про социальное положение.

Мои блудомыслия прервал телефонный звонок. Я даже вздрогнула и схватила трубку, будучи абсолютно уверенной, что на проводе Васька Свекла, который успел как следует подсуетиться и все узнать. Но звонила Нина. Ее голос звучал возбужденно:

— Таня! Он позвонил! Только что! Представляешь?!

У меня сердце сладко замерло, как у того волка, который почуял близкую добычу. Наверное, даже в глазах блеск лихорадочный появился. И ладошки вспотели.

— Ну?!

— Что «ну»?

— Номер! Номер говори быстро!

Нина назвала номер, и моя радость несколько померкла. Судя по количеству цифр и их сочетанию, это был номер телефонного автомата. Ну, разумеется, чего же я ожидала? Что он будет звонить из своей собственной квартиры? Хотя маленькая надежда на такую оплошность шантажиста у меня все же была. Не скрою.

— Нина, положи пока трубку, через несколько минут я тебе перезвоню.

Нина выполнила мою просьбу, а я набрала одну из своих многочисленных подруг, Свету, которая работала на телефонной станции.

— Светуль, привет!

— Иванова! Сколько лет, сколько зим! Ну, привет, привет!

Я было поинтересовалась ее делами и здоровьем, но Светка — человек понятливый. Она сразу сообразила, что мои вопросы — лишь дань приличию, и спросила напрямик:

— Да говори уж, зачем позвонила. А то я тебя за столько лет не изучила: спрашиваешь про здоровье, а сама небось в этот момент ждешь не дождешься, когда можно задать волнующий тебя вопрос. Колись, что хочешь?

Мне стало немного стыдно, и я забормотала:

— Ой, Свет, ну зачем ты так?

Светка рассмеялась:

— Да ладно, Тань. Мы с тобой не первый день знакомы. Что хотела узнать-то?

— Номер…

— Сейчас-сейчас. Минутку подожди.

Я слышала шелест страниц и от нетерпения переступала с ноги на ногу.

— А, вот.

И Светка назвала мне приблизительный адрес телефона-автомата. Он находился на той же самой улице, где жили Турищевы-Гусевы.

Я опять набрала Нину и предупредила ее, что приеду через ориентировочно полчасика. Порылась в своих загашниках в поисках необходимых в данной ситуации предметов. Потом схватила сумочку, сотовый, выскочила из квартиры и, игнорируя лифт, помчалась вниз по лестнице. Завела свою «девятку», кинула вещи на пассажирское сиденье и сорвалась с места так, что колеса жалобно взвизгнули.

Я мчалась, игнорируя знаки, предупреждавшие об ограничении скорости, и мысленно молила досужих гаишников не попадаться мне на пути. Вот они, волнения, которые предсказывали кости!..

Если вы полагаете, что в данный момент я мечтала схватить за руку подлого шантажиста и привести его под белы рученьки в милицию, то вы глубоко заблуждаетесь. Совсем нет. Пока я мечтала лишь об одном: чтобы из того таксофона никто другой не успел позвонить. И не успел наследить: я надеялась снять отпечатки пальцев.

Вы полагаете, я это не могу? Еще как могу! Я сама несколько лет работала в системе правоохранительных органов. Так что в своем деле отнюдь не новичок, а профи. Разумеется, для идентификации я отдам их в лабораторию — вотчину полковника Григорьева. Кто знает, вдруг да где-нибудь засветились уже эти пальчики?

Глава 7

Мне не повезло. В кабинке таксофона стояла молодая дама в светлом габардиновом костюмчике. Ее речь текла, словно ручеек. По-видимому, дама ворковала с возлюбленным. Ух, какая злость меня разобрала! Не могла в другой раз поболтать. Или в другом месте. Я понимала, конечно, что она вовсе ни при чем. Просто у меня свои проблемы, а у нее — свои.

Я нетерпеливо постучала в будку. Дама, отодвинув трубку от уха, открыла дверь и вопросительно посмотрела на меня.

— Положите трубку, пожалуйста.

Ее брови удивленно поползли вверх:

— По какому праву вы со мной так разговариваете?

Я извлекла из сумочки удостоверение и продемонстрировала ей.

— Милиция.

— Я тебе попозже перезвоню, — пробормотала дама в трубку и повесила ее на рычаг. — А что, собственно говоря, случилось?

— Вы извините, девушка, но только что из этого автомата звонил преступник.

Ее глаза округлились:

— Преступник?! Это тот мужик в облезлой жилетке? — поинтересовалась она.

— Вы давно беседуете? — поинтересовалась я, затаив дыхание.

Если дама разговаривала меньше десяти минут, то из телефона-автомата успел поговорить еще по крайней мере один человек.

— Да я только что номер набрала. Из будки как раз мужчина вышел. В потертой кожаной жилетке и рубашке в черно-зеленую клетку.

Я едва не завыла. Наследить тут, как я ни спешила, успели, видимо, как следует. Но что делать. Попытка не пытка.

Я вошла в будку, осторожно носовым платком сняла с рычага трубку, обсыпала ее тальком и наклеила скотч. Потом так же осторожно сняла скотч, опустила его в обыкновенный почтовый конверт. Такие же манипуляции я проделала с аппаратом и стеной, на которой он висел.

Потом вернулась в машину и позвонила Григорьеву домой. Сан Саныч, видимо, уже разомлевший от домашних щей, а может, еще и от рюмочки домашней настойки, был настроен благодушно.

— Ты что суетишься-то, Танечка? — полковник даже на «ты» перешел. — Сделаем, все, что необходимо, сделаем. Но только завтра. Не раньше чем после обеда. Ты сейчас езжай в отделение и сдай материал в дежурную часть. Я ребятам позвоню, обо всем предупрежу. Только, думаю, толку от этого будет кот наплакал. Сама же сказала, что двое после преступника уж точно звонили.

— Но ведь попробовать-то можно! — горячо возразила я.

— Ну, уговорила, уговорила. Пробовать, конечно, надо все. Согласен. Волоки свои вещдоки в отдел. Я звоню ребятам.

* * *

Дежурный по отделению, майор необъятных размеров, слегка под мухой, разговаривал по телефону. Он молча взял у меня конверт и положил его на кучу бумаг на пульте рядом с недоеденным пирожком. Я стояла и ждала окончания разговора. Допустить, чтобы драгоценный конверт затерялся или чтобы в него пирожки упаковали, мне отнюдь не хотелось.

Он положил трубку и вопросительно посмотрел на меня:

— Еще что-нибудь, Татьяна Александровна?

— Я просто должна быть уверена, что конверт попадет по назначению, а не в мусорную корзину с пустыми бутылками.

Толстяк обиделся:

— У нас таких проколов не бывает. Не беспокойтесь. Все будет тип-топ.

— Ну-ну, — многозначительно произнесла я и, попрощавшись, вышла в ночь.

* * *

Дверь в квартиру Гусевых-Турищевых была едва прикрыта. Как и положено в таких случаях, она не запирается на замок; я толкнула ее и вошла.

Много мертвецов довелось мне в жизни повидать, но обычно свеженьких, так сказать, прямо из-под пули или из-под ножа. Я к ним привыкла. А вот когда покойник в гробу — это совсем другое дело.

В квартире витали специфические запахи горящих свеч, ладана, свежей стружки и чего-то другого, непонятного, в некоторой степени таинственного и даже пугающего. Словом, мне вовсе не хотелось проходить в гостиную, где лежала в гробу старушка. Но пришлось, елки-палки. Поскольку Нина не видела, как я вошла: она сидела у гроба матери. Я прошла и остановилась в дверях, поджидая, когда Нина меня заметит.

Несколько теток-соседок сидели на диване, тихо переговариваясь на темы, отнюдь не относящиеся к Елизавете Ивановне.

Тут опять открылась входная дверь. В прихожку шагнула высокая, прямая старуха в черном платке. Она молча кивнула мне и, пройдя к гробу, села на свободную табуретку; всхлипнула пару раз, вытерла глаза платочком:

— Ах, соседушка, соседушка. Да как же это? Тебе б жить еще да жить. — Старушки тут же переключились на обсуждение жизни и смерти Гусевой, а я тихо подошла к Нине, сидевшей спиной ко мне, и шепнула на ухо:

— Нин, давай на кухню выйдем.

Она молча кивнула и поднялась. Мы вышли.

— Тань, может, чаю поставить?

— Да какой чай?

— Давай все же поставим. Я сама весь день крошки во рту не держала. Умаялась. И Игорь тоже.

— А где он, кстати? — поинтересовалась я.

— Я уговорила его прилечь. Ему завтра тяжелый день предстоит. А потом, ты же знаешь, Тань, пока он остается в столь двусмысленном положении, ему стыдно людям в глаза смотреть, тяжело среди старух находиться. Понимаешь?

Нина, наполняя чайник, невольно всхлипнула. Потом поставила его на плиту, устало опустилась на стул, закрыла лицо руками и покачала головой:

— За что мне все это, Таня?

Я погладила ее по плечу и, кажется, напрасно это сделала. Надо было лучше прикрикнуть, поскольку плечи Нины затряслись. Она расплакалась не на шутку, приговаривая:

— Ну за что мне все это?! За что?

Ее плач постепенно перешел в бурные рыдания, а затем в икоту.

— Где у вас корвалол?

Она не прореагировала. Тогда я открыла навесной шкаф, порылась в нем, но, ничего подходящего не найдя, шагнула в гостиную и обратилась к старушкам:

— Корвалол нужен. Нине плохо.

— Сейчас, — высокая старушка поднялась, — я тут рядом, на одной площадке. Пойдемте, я вам дам.

Я двинулась следом за ней. Старушка оказалась как раз той соседкой, которой не было дома в день убийства. Пока она рылась в секретере в поисках необходимого лекарства, я бегло окинула взглядом ее обитель.

Уютная двухкомнатная квартира. Множество книг. Дверь во вторую комнату закрыта.

Мне хотелось бы с ней поговорить, порасспросить, но в квартире напротив безутешно плакала моя подруга. Стало быть, не время.

Тут корвалол был извлечен из секретера, и я вернулась к подруге.

Нина уже немного пришла в себя, но выпить лекарство я ее таки заставила. Чайник вскипел, и она, вздохнув, поднялась и принялась заваривать чай.

— Рассказывай, — попросила я ее.

— Что рассказывать-то?

— Странный вопрос. Ты будто не знаешь, что меня интересует. Про звонок, конечно.

— Ах, ну да! Я ж тебе еще не рассказала. Голова кругом идет. Ничего не соображаю, как сомнамбула. Позвонил тот же тип с глухим скрипучим голосом. Говорит как будто в нос.

Ну, с этим ясно: на трубку тряпку накинул, нос пальцами сжал, чтобы голос стал неузнаваемым.

Интересно, если человек меняет голос, значит, боится, что его смогут узнать? Знакомый? Хотя и незнакомый мог бы поступить точно так же. В целях профилактики.

— И что он сказал?

— Потребовал деньги, разумеется. Деньги мы должны приготовить к завтрашнему дню. Он сообщил, что завтра во второй половине дня он позвонит еще и скажет, как передать деньги.

Да, тяжелый денек предстоит Нине завтра. И похороны, и контакт с преступником. Но что бог ни делает — все к лучшему. Может быть, завтра все и решится окончательно. И преступник с моей помощью наконец-то лопухнется. И я сумею сделать так, чтобы Игорю было не стыдно, как выразилась Нина, смотреть людям в глаза.

Нина разлила по чашкам чай, достала батон и масло:

— Давай, Тань, хоть по бутерброду сжуем. Одна я не буду — кусок в горло не лезет, а за компанию и жид удавится. Тебе лимон положить?

Я молча кивнула.

— Тань, а как же быть с Алинкой? Ей ведь надо с бабушкой попрощаться.

Я и сама над этим задумывалась. Действительно, как ни крути, а Алинку придется привозить. И надо продумать, как все это обстряпать получше, чтобы девочка была в безопасности.

Я не успела ответить на вопрос Нины: на кухню вошла Мария Ивановна, та самая высокая старушка из квартиры напротив.

— Ну, как? Получше, что ли?

— Да, спасибо, Мария Ивановна. Вы нас выручили.

— Да ерунда. Не стоит благодарности. В таких случаях люди должны помогать друг другу. У меня вот сестра тоже часто болеет. Сердечко пошаливает. Так если бы не соседи, я бы и не знаю, как мы с Ванюшкой выкрутились. Тоже помогают.

— Присаживайтесь с нами. Чайку попьете? — предложила Нина.

— Ой, пейте-пейте, я не хочу. Это я только спросить зашла.

— Вы в тот злополучный вечер, говорят, у сестры как раз были? — поинтересовалась я.

— Да. Она нам днем позвонила, у нее труба потекла. Так Ванюшка собрался помочь, ну, и я с ним. Думаю, заодно и повидаемся. Там и заночевали. Утром рано вернулись.

В качестве свидетельницы, поняла я, она была для меня абсолютно бесполезной, поэтому я замолчала, тщательно пережевывая бутерброд.

— Ну не буду вам мешать. Ешьте, а я посижу еще немного около соседушки. Алинке-то тоже бы надо посидеть около бабушки.

Нина хотела объяснить обстановку, но я ее перебила:

— Совсем не обязательно ребенку сидеть у гроба. Ее на сегодняшний вечер в соседний подъезд к подружке отправили. Зачем лишний раз ребенка травмировать?

— И то верно, — согласилась Мария Ивановна. — Ну, кушайте, я пойду.

Соседка удалилась.

— Никому не стоит говорить, Нина, что Алинка временно не живет здесь, чтобы не вспугнуть преступника. Сплетни распространяются с космической скоростью. Что знают двое, то знает и свинья. А значит, и преступник, не стоит его настораживать.

— Да Мария Ивановна — хорошая женщина. Не сплетница.

Тут я мысленно усмехнулась: язык хорошей женщины мало отличается от языка плохой, если дело касается передачи сплетен.

— Тяжело ей, — вздохнула Нина.

Я молчала, размышляя о туманном завтра: как там у нас все сложится, сумею ли я от Игоря и Алинки беду отвести. А Нина разговорилась:

— Представляешь, Тань, как судьба иногда вертит людьми. Раньше Мария Ивановна была комсомольским вожаком. Всегда на виду — положение, уважение людей. В личном плане, правда, у нее не сложилось. Замуж так и не вышла. Одна ребенка родила, он у нее поздний. Еще позже, чем я у мамки. Ей уж около сорока было, когда Ванюшка родился. Я все тогда еще нянчить его к ней бегала. Сама пигалица, а туда же. Мне он таким малюсеньким казался, а я себя уже взрослой считала.

Нина невольно улыбнулась, предаваясь воспоминаниям детства.

— Но ей и тут не повезло, — продолжила она, — ребенок родился больным. Намучилась она с ним. У него шизофрения вялотекущая. На работу нигде не берут. Да еще сестра больная. Вот и рвется на части. Ей однажды пришлось у сестры около года прожить, помогать по хозяйству.

Отмахиваться от ничего не значащих разговоров мне не хотелось по одной простой причине: я была рада, что Нина нашла нейтральную тему и немного отвлеклась от своих собственных проблем. Это уже хорошо.

— А где живет ее сестра? — спросила я, лишь бы показать, что внимательно слушаю и прониклась проблемами многоуважаемой Марии Ивановны.

— На Московской, недалеко от родителей Елены Михайловны.

Когда Нина упомянула Ленкиных родителей, мои мысли вновь вернулись к Алинке, и я подумала, что Васька Свекла мог бы стать как раз подходящей кандидатурой на роль телохранителя Алинки во время похорон. Как и я, разумеется.

Вспомнив про Ваську, я тут же шлепнула себя, пардон, по глупой своей репе. Сказала человеку, что жду его звонка, а сама оставила сотовый в машине и сижу тут чаи распиваю. Ай да Танька! Ай да молодец!

Я вскочила как ужаленная и объявила, что мне пора.

— За Алинку не волнуйся. Я привезу ее прямо к моменту похорон. С ней будет надежный человек, — скороговоркой выпалила я и кинулась прочь из квартиры.

Я влетела в машину и схватила сотовый. Набрала Васькин номер:

— Вась, ты? Извини, что так вышло. У меня тут запарка, и я сотовый в машине забыла.

— Танюх, ну ты даешь! А я звоню-звоню, никто трубку не берет. Так уж мы с Витьком решили сами с «Шефеде» разобраться.

Показалось, что в этот момент я услышала в трубке приглушенный стон. Мне поплохело, как говорит моя подруга Светка. О Васькиных методах разборок я досконально ничего не знаю — сталкиваться не приходилось, но догадаться было совсем не сложно. Большого ума для этого не надо и буйной фантазии тоже.

— Вась, ты где, голубчик? Адрес давай быстро! И ничего без меня предпринимать не смей!

— Как скажешь, Танюх. Клиент же твой, — Васька хохотнул, — давай подгребай. А то вдруг у него сердце слабое, — и он отключил мобильник.

Я завела машину и понеслась, как на крыльях, в тысячу первый раз за сегодняшний день усердно молясь, чтобы не нарваться на гаишников.

Но в районе аккумуляторного завода полосатый жезл взметнулся вверх. И где только они прячутся, черти полосатые?! Кажется, все как на ладони, ан нет. Обязательно найдут укромное местечко. Как тараканы, е-мое. И появляются на твоем пути совершенно внезапно, именно в тот момент и в том месте, когда и где ты, на мгновенье расслабившись, меньше всего этого ожидаешь.

Чертыхнувшись, я остановилась. Ко мне шел капитан средних лет кавказской национальности. Это меня несколько порадовало: мужчины южных кровей, как правило, ко мне неравнодушны. Они ж вообще, ни для кого не секрет, блондинок любят, а зеленоглазых, как показывает практика, тем более.

Он подошел к автомобилю, козырнул и представился. Потом спросил нараспев:

— И куда так торопимся, дарагая, слюшай? Ограничителя скорости не видим, да-а? Да-акументики, пажалста.

Я хотела было изобразить на лице голливудскую улыбку, но мгновенно передумала, извлекла корочки и протянула их в раскрытое окошко вместе с правами и техпаспортом автомобиля. Уже начало темнеть, авось не заметит, что они просроченные:

— Простите, господин капитан, я ваша коллега. Погибает человек. И я должна его спасти. «Промедление смерти подобно», — изрекла я известную истину.

— Вах-вах! А что случилось, слюшай, да?

— Человека убивают, — обреченно выпалила я и добавила с грустью в голосе: — Сама терпеть не могу правила нарушать.

Это его подкупило. Он расплылся в улыбке.

— Харашо, когда не нарушаещь, да. Такая красивая девущка. Жалко будет, если башка разобьешь, слюшай.

— Не разобью, — заверила я.

Он вернул мне документы и снова козырнул. Я облегченно вздохнула. Хорошо, что мне встретился мент кавказских кровей, наш бы точно разоблачил меня с корочками да еще бы и машину на штрафную стоянку забрал.

Можно было решить этот вопрос, конечно, и по-другому: прибегнуть к помощи зеленых и хрустящих. Только ведь тоже смотря на кого нарвешься — палка о двух концах.

Я выжала педаль сцепления и тронулась в путь, нервно посматривая на часы. И хоть беседа с гаишником заняла не более пяти минут, я жутко волновалась, как бы там Васька эту самую «Шефеде» по кирпичикам не разнес, пока я в пути.

Но как я ни нервничала, гнать машину на предельной скорости больше не стала. Себе дороже обойдется. Еще и правда «башка» разобью.

Я приехала по указанному Свеклой адресу и недоуменно воззрилась на вывеску небольшого магазинчика, который был отгорожен от мира зеркальными витринами и такими же дверями, отражавшими яркий свет уличных фонарей. Невозможно было увидеть, что творится там, внутри. Оказалось, что таинственная «Шефеде» — это небольшой магазинчик бытовой техники.

Владелец магазина, видимо, желая себя увековечить, повесил над крыльцом вывеску «Шурбанов Фарид Давлатович & Кo».

На двери снаружи висела табличка «Closed». Я с силой толкнула дверь, но она и не думала поддаваться. Тогда я принялась стучать в нее кулаками, выкрикивая:

— Василий Петрович, это я, Таня! Откройте немедленно!

Дверь открылась, я шагнула внутрь, в помещение с приглушенным светом, и ужаснулась.

Посередине маленького помещения со стеллажами, заполненными кофеварками, кухонными комбайнами, фенами, утюгами и прочей бытовой техникой, со связанными за спиной руками, намертво прикрученный к стулу, с кляпом во рту сидел брюнет. Рубашка на животе была задрана, а на белом, покрытом черным пушком солидном, немного рыхлом брюшке алело пятно — ожог. Из глаз несчастного катились непрошеные слезы, а под стулом растеклась прозрачная лужа. Взглянув на брюки бедняги, я поняла, что он обмочился от боли или испуга. Васька все же успел перестараться.

Откуда-то из угла раздалось глухое мычание. Я оглянулась и увидела связанного парня в камуфляжке. Рот его был заклеен скотчем.

Васька поставил на прилавок еще не остывший утюг от Tefal, которая всегда, судя по рекламе, думает о нас.

— Вот, Танюх, мы с Витьком нашли его. Сама с ним разбирайся. Пока ничего не сказал. Говорит, что не знает никакую Таню Гаврилову. Но если ты мне разрешишь, то я доведу дело до конца. Он, гнида, все-е скажет! А Витек мне подсобит. Мы его землю есть заставим. Да, Витек?

Витек, уютно разместившийся на прилавке, кивнул стриженной под ноль шишковатой башкой.

— Какой базар! Разберемся.

— Как же он тебе, балда, что-нибудь может сказать, если ты ему рот заткнул? — прошипела я, в упор глядя на Ваську.

— Так я ж кляп вытаскивал, когда спрашивал. Я в таких делах не новичок. Колоть фраеров умею. Не первый год замужем. — Васька обиженно поджал губы. — Старались-старались, а она еще и обзывается.

— Развяжите их немедленно, — тихо, но убедительно сказала я.

Приятели кинулись исполнять поручение.

— Госпожа Таня, — освобожденный пухленький брюнет, на лице которого отразились невероятные муки, пал передо мной на колени. — Клянусь, что не знаю никакую Таню Гаврилову. Клянусь.

Он пытался поймать мою руку. Развязанный охранник, морщась, растирал затекшие руки. Парень выглядел растерянным. Он явно не знал, что делать дальше: хвататься ли за телефон, бежать прочь или начать орать во все горло.

— Поднимитесь, Фарид Давлатович, и сядьте. А вы не вздумайте шуметь, — повернулась я к охраннику. Тот поспешно кивнул головой.

Я уже поняла, чувствовала всеми фибрами, что данная ШФД не имеет к Тане никакого отношения. Васька вытянул пустышку, но проверить до конца — мое золотое правило.

— Сколько мужчин у вас работает? — обратилась я к хозяину.

— Только двое: Славик, — он указал на охранника, — и я. Я ж недавно магазин открыл. Есть еще две девушки-продавщицы. И все. Я еще не раскрутился. Только продавцы ушли, я собирался кое-что подбить, а тут эти люди ворвались. Не понимаю, что им от меня надо. Не знаю я Таню Гаврилову, — и Шурбанов заплакал. Васька было замахнулся на него, но я поднесла к его носу кулак и спокойно сказала:

— Ша. Надо чаще головой работать, чем кулаками.

— Тань, да это он, чует мое сердце! Больше нет в Тарасове «Шефеде», я проверял. Вон тебе и Витек скажет.

— Ну, — глубокомысленно изрек Витек.

Я вздохнула. Ну что с этими баранами поделать? Однако и для себя я должна отсечь эту версию окончательно. И тут мне в голову пришла просто великолепная идея.

Я вспомнила про Маринку, с которой совсем недавно познакомилась, придя к ней на выручку в трудную минуту и, можно сказать, вытащив из дерьма. Думаю, она мне тоже не откажет в помощи.

Маринка работала в лаборатории одной из больниц Тарасова. Она сделает анализ крови двух этих мужчин, и мне будет ясно, от чего, так сказать, плясать.

Сначала я позвонила ей домой, но Маринина мама сказала, что ее дочь сутки дежурит. Я набрала рабочий номер Марины Макаровой и кратко изложила суть проблемы.

— Да запросто, Танюш. Только клиентов сюда привози. Сама понимаешь, отсюда никуда отлучаться нельзя.

Это я отлично понимала.

Когда я предложила Фариду и Славику сдать анализ крови, они запаниковали:

— Госпожа Таня…

— Меня зовут Татьяна Александровна, — расставила я точки над «и».

— Татьяна Александровна, ведь столько людей с одинаковой группой крови. Разве не так?

— Успокойтесь. Состав крови того, кого я ищу, довольно редок. Во-первых, у моего подопечного первая группа; во-вторых, отрицательный резус, а в-третьих, он перенес гепатит «А». Такие совпадения практически невозможны. Человек, которого я разыскиваю, опасный преступник. Поэтому не обижайтесь, пожалуйста, что ребята так непочтительно и грубо обошлись с вами. Я согласна заплатить вам за нанесенный моими друзьями моральный ущерб.

Фарид отрешенно махнул рукой. Шок, который ему довелось испытать, сделал свое дело и вызвал полное безразличие ко всему окружающему.

Васька, видимо, возрадовавшийся тому факту, что я его самого и его Санчо Пансу — Витька записала в свои близкие друзья — так ведь и до ЗАГСа недалече, — заверил всех, что возместит ущерб сам.

— Я же кашу заварил, Танюх, мне ее и разруливать. — Я мысленно улыбнулась столь дивной перефразировке известной поговорки.

— Ладно, тогда не будем терять времени. Закрывайте магазин, я жду вас в машине. А вам, Фарид Давлатович, неплохо бы переодеться.

Я имела в виду его испорченные брюки. Он понял и смутился. Я не стала его смущать и дальше и вышла на улицу.

Васька с Витькой следом за мной.

Я закурила, насмешливо спросив Ваську:

— Как же можно до такого додуматься — заподозрить владельца магазина в том, что он будет подставлять, пардон, свою задницу из-за каких-то паршивых пятисот долларов, дурья твоя башка?

— Ну, дык, — он развел лапищами, — и на старуху бывает проруха. Мне как Витек сказал, что в этом магазинчике на чеке «Шефеде» выбивают, так у меня прямо крыша поехала.

— Не забудь про свое мужское слово по поводу возмещения морального ущерба.

— Ты че, Танюх! Свекла за базар всегда отвечает.

Я выбросила бычок в урну и направилась к своей «девятке».

— Витек, ты сваливай, я с Танюхой проеду. У нас дела.

Витек кивнул и, буркнув «покедова», вышел на дорогу ловить частника.

Свекла подошел ко мне и спросил:

— Они в моей тачке поедут, Танюх?

— Вась, я с этим справлюсь сама. А ты поезжай домой. Отдохни. А если завтра сможешь мне помочь, то я буду тебе чрезвычайно благодарна.

— А чем помочь? Еще какого-нибудь чморика помурыжить?

Я невольно поморщилась:

— Ой, Вась, ну что у тебя за жаргон? Уши вянут.

Васька слова «жаргон» явно не понял:

— Так я спрашиваю, че делать-то?

— Охранять.

— Тебя? Так я за тебя любому козлу горло перегрызу. И фамилию не спрошу.

— За себя я пока еще сама сумею постоять, а охранять надо девочку, которой угрожает опасность. Алинку. Тебе же про нее Венчик рассказывал?

Кто-то, вероятно, может и удивиться, как это я такому ненадежному господину собралась ребенка доверить. Так ведь я и сама с ним буду. Все будет происходить на моих глазах. Это во-первых. А во-вторых, именно в роли телохранителя у Васьки есть шанс проявить свои положительные качества. Именно такие, как Свекла, отдадут не задумываясь за охраняемый объект свою жизнь.

Васька ведь не так прост, как кажется. У него тоже свой имидж, свое кредо, в конце концов. Ведь не захотел же он к дяде-трактирщику под крылышко пристроиться, а решил, по его собственным словам, делать «карьеру» сам, начав с самой низшей ступени своеобразной иерархической лестницы.

— А! Малявку? Ну, это мы запросто. А может, все-таки мне щас тоже с тобой поехать? А потом бы в кафешку завалились какую-нибудь. Или в трактир тот, к моему дядьке? Ты как?

Я покачала головой и улыбнулась:

— Устала я, Вась, сегодня. Как собака устала. И самое главное, что ни на шаг практически не продвинулась. Когда деятельность не приносит положительных результатов, устаешь еще больше. Да ты и сам, наверное, знаешь.

— Не-а! Я никогда не устаю. Потому что расслабляться умею, а ты, значит, не умеешь. Давай научу.

— Нет, уважаемый Василий Петрович, не обижайся. Давай встретимся завтра.

— Ну, тогда покедова, — Васька состряпал уморительную обиженную физиономию и, резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, поплелся в свою «девятку» цвета «зеленый металлик».

Глава 8

Фарид и Славик уселись в мой автомобиль, и мы отправились в восьмую горбольницу. Маринка встретила нас у входа.

— Что случилось-то, Тань? Почему такая срочность?

— Идентификация преступника по группе крови.

Я кратко рассказала Марине про шантажиста, убийство и так далее.

— Это что, преступники? — Маринка перешла на шепот и указала глазами на притулившихся на диванчике в фойе мужчин.

Я рассмеялась:

— Скорее всего нет, они ни при чем. Успокойся. Этот анализ лишь для очистки совести.

Маринка увела моих подопечных и через некоторое время вернулась:

— У одного вторая, положительный резус. У другого третья, резус отрицательный. Какая группа у подозреваемого?

— Первая, отрицательный резус. К тому же преступник перенес гепатит «А».

— О-о! Тогда милиции следовало бы всех подряд мужчин, хоть каким-то образом общавшихся с девочкой, направить на анализ крови. И тогда преступник был бы сразу найден.

Я грустно покачала головой:

— Если бы все было так просто, как ты говоришь. Однако существует еще презумпция невиновности. То есть если у милиции нет никакой зацепки по поводу подозреваемого, то она не имеет права заставить человека пойти и сдать кровь, потому что изначально каждый человек считается невиновным. Вот так-то, эскулап.

— Но ведь это можно сделать по-умному, якобы сдавать для чего-то другого.

Я опять вздохнула:

— Просто у тебя, Маришка, все получается. Ведь неизвестно точно, кто убил Таню — знакомый или какой-нибудь чокнутый, живущий на другом конце Тарасова. Не брать же кровь у всех мужчин города без разбору. Спасибо тебе, дорогая.

— Да не за что. Еще одного подозреваемого откопаешь — приводи. Помогу.

Мы распрощались.

Еще раз извинившись перед невинно пострадавшими мужчинами, я предложила подбросить их до дома.

* * *

Правы были косточки и насчет неожиданных волнений, и насчет шумного обсуждения событий. Вот так-то молитвы к сатане обращать, размышляла я, изничтожая третью подряд чашку ароматного кофе. Надо же! Хотя чему ж тут удивляться? Разве это в первый раз?

Моя рука невольно потянулась к замшевому мешочку с косточками.

4+20+25 — «В принципе, нет ничего невозможного для человека с интеллектом».

Вот так. Ни больше ни меньше. Оказывается, для того, чтобы решить эту систему уравнений, надо всего лишь как следует пораскинуть мозгами.

— Это-то, милые вы мои, — обратилась я к магическим двенадцатигранникам, — я и стараюсь сделать уже вторые сутки. Но пока совершенно безуспешно.

Я перебралась из кресла на диван и взяла в руки пульт дистанционного управления. Надо немного отвлечься. Иногда правильное решение приходит совершенно внезапно.

По телевизору шел триллер «Заживо погребенный». Но все эти страсти-мордасти меня совсем не волновали, я все думала и думала. И мне казалось, что мое несчастное серое вещество готово воспламениться от напряжения. Эх, блин. Вот бы Вульфа сюда. Или Коломбо.

Вульф бы губами пошлепал, опорожнил бы пару бутылок пива, и свежее решение готово. А что бы предпринял Коломбо?

Я не успела додумать, что бы предпринял сыщик, поскольку вспомнила, что у меня в холодильнике есть бутылка баварского пива.

Во! Точно! Уподобимся Вульфу.

Пиво несколько затуманило голову и сняло дикое напряжение, которое накопилось за день.

* * *

Мы с Ленкой в коротких школьных юбочках и одинаковых светлых блузках бежим по коридору пятой школы и хохочем. В коридоре, в самом его конце, маячит одинокая фигура. Очертания расплывчаты, и я не могу понять, кто это. И мы бежим, бежим, догоняя человека в строгом костюме. Приблизившись, я пытаюсь заглянуть ему в лицо. Мужчина поворачивается, и я понимаю, что это — Роман Николаевич. И тут, совершенно неожиданно для себя, я громко кричу:

— Шизик-Физик-Динамит!

Он пытается схватить меня за руку. Но я ловко уворачиваюсь, и, хохоча, убегаю за угол. Ленка бежит следом за мной, дышит мне прямо в ухо.

Мы останавливаемся. Я продолжаю хохотать. А она вдруг строгим учительским тоном порицает меня:

— Нельзя так, Таня. Педагогика сотрудничества развивает в детях чувство ответственности.

Я досадливо машу рукой и крадусь к углу, чтобы выглянуть и посмотреть, что делает Динамит, и натыкаюсь прямо на него. Я вздрагиваю и… просыпаюсь.

Несчастный муж на экране телевизора уже давно вылез из могилы и начал активную деятельность по подготовке коварной мести своей неверной ветреной жене.

— Фу-у! — Я села на диване и потрясла головой. — Кошмар! Приснится же такое. Чушь какая-то.

Пошла на кухню. Закурила.

— Хм. Ерунда! Шизик-Физик-Динамит, — и усмехнулась. И тут моя рука с сигаретой застыла над пепельницей. А свободной левой я звонко шлепнула себя, родную, по лбу.

Шизик-Физик-Динамит. Шефеде! Господи, как, оказывается, все просто. Почему я раньше не догадалась? «Шафэдэ». Вот как должно было звучать правильное название букв. Но станет ли девчонка обращать внимание на то, как правильно произносить букву Ш? Я и сама говорю «шэ». — Даже благозвучнее, на мой взгляд.

Если Роман Николаевич приходил к Тане Гавриловой домой заниматься, то он вполне мог видеть свинцовые шарики, один из которых шантажист рекомендовал положить в коробку с долларами.

Я кинулась к телефону и набрала номер своей подруги Ленки-француженки. Обычно она меня из постели вытаскивает, вот сейчас и мы отомстим за ее подлое поведение.

— Кто? — проворчал недовольный Ленкин голос.

— Лен, извини. Я тебя, наверное, разбудила. Но мне очень надо с тобой поговорить.

— А-а! — Ленка сладко зевнула. — Это ты, что ль, Тань?

Я тут же себе представила, как подруга стоит у телефонного аппарата босая, поджав одну ногу и ерошит и без того взлохмаченные волосы.

— Ну а кто ж еще?

— Ой, — она опять зевнула, — погоди. Дай немного проснуться.

— Лена, я обещаю, что ты сейчас проснешься. Возможно, Роман Николаевич, Динамит, и есть тот самый убийца и шантажист в одном лице.

Не знаю, как у нее трубка из рук не вывалилась.

— Ты с ума сошла, Таня! Случаем, не выпила лишнего?

— Я вообще не пила, да будет тебе известно. Ты лучше мне скажи, у Романа Николаевича сердце здоровое?

— Чего? — Ленка не могла понять, как можно связывать больное сердце с убийством и шантажом.

— Он корвалол пьет?

— А-а, ты во-от о чем, — в голосе подруги я уловила иронию. — А ты спроси сначала, кто из учителей без корвалола обходится? Я его тоже иногда литрами хлебаю, так что корвалол — не довод. И за что он мог убить Елизавету Ивановну, если он с ней даже не знаком?

Насчет корвалола она, конечно же, права. Я как-то не приняла во внимание, что учителям молоко бы неплохо было давать за вредную работу. И корвалол бесплатный в придачу к элениуму. А насчет знакомства… Кто знает? А вдруг дорожки Романа Николаевича и Елизаветы Ивановны все же пересеклись?

В принципе, взбодренная появлением новой, «гениальной» идеи, я действительно упустила некоторые несовпадения и несуразности, просто не заметив их с первого взгляда. Если Таня узнала, кто ее шантажировал, то она могла заявить в милицию или рассказать матери. Но этого не произошло. То же самое и с Елизаветой Ивановной.

Однако я совершенно точно знала, что в моем открытии что-то есть, а значит, надо все проверить. Тщательно. Чтобы потом не было мучительно больно и стыдно за свою недальновидность. Надо проверить и в случае несостоятельности версии отбросить ее, как отбрасывают шелуху от семечек. Необходимо отделить зерна от плевел.

— Ладно, Лен. Ты пока никому ни слова. А я разберусь. Ты мне вот еще что подскажи: не болел ли Роман Николаевич гепатитом «А»?

Ленка хмыкнула:

— Ну ты даешь!

— Ясно. А его группу крови, случайно, не знаешь?

Она опять фыркнула.

— И с этим ясно. Тогда скажи мне, в какой поликлинике вы проходите медосмотр?

— В СПЗ, разумеется.

Разумеется. Это для нее «разумеется». А мне откуда знать?

— Фамилию-то, адрес и год рождения хотя бы знаешь?

— Это знаю. Мне, когда у нас профорг заболел, поручили однажды больничные листы оформлять.

Ленка выдала интересующую меня информацию. Фамилия у тридцатилетнего Романа Николаевича оказалась громкой, как у забавного киногероя из старой комедии: Огурцов.

— Ладно, Лен, спи спокойно. И виду завтра не подавай, что я тебе такое рассказала.

— Могла бы и не предупреждать, между прочим. Я глупые сплетни не распространяю. И ни капельки не…

Я не дала ей договорить:

— Спокойной ночи. До завтра, — и положила трубку.

Теперь я уже не могла уснуть, не выяснив группы крови Динамита. Я влезла в джинсы, натянула свитер, взяла ключи от квартиры и машины, фонарик и вышла в прохладную темноту.

Сейчас, пока ночь и пока в поликлинике хозяйничает «ночной директор», проще выцарапать медицинскую карточку Динамита и почерпнуть необходимую, как воздух, информацию.

* * *

Когда я постучала в стеклянные двери поликлиники СПЗ, шел первый час ночи. Стучать пришлось довольно долго. Крепко, однако, спит бесстрашный страж этой цитадели. Но мое упорство, как известно, непобедимо. Внутри зашаркали, закашляли.

Старческий голос из глубины фойе проскрипел:

— Кто тама?

— Это из милиции, дедушка.

Мужчина старческой шаркающей походкой медленно плелся к двери, не переставая ворчать:

— Из милиции. Щас че хошь наговорят. Только слушай. И из милиции, и из КГБ.

Он вплотную приблизился к двери и завершил свою речь словами:

— Ты документ покажь.

Я достала липовые корочки, предусмотрительно захваченный фонарик. Посветила им в раскрытые корочки.

Дед отодвинул засов и впустил меня:

— Что случилось-то, сердешная? Убили че ли кого?

— Убили, дедуль, — я прошла в вестибюль. — Где тут у вас свет включается?

— Щас-щас, милая. А телефон вон на стене висит. Ты ж позвонить, наверное?

— Нет, дедуль. Мне надо…

И я объяснила дедку, что мне необходимо сделать.

— Да ты што?! А вдруг че потеряешь или не туда, куда надо, положишь, мне ж несдобровать.

Я извлекла из сумочки сторублевую купюру и протянула ее деду.

— Это вам за добрую душу и за помощь милиции в поисках преступника. А про то, что я приходила и искала, можно никому не говорить. И я не скажу. Так никто и не узнает.

— И то верно, — согласился дед. — У них и без меня часто бумажки пропадают. Засунут куда-нибудь не на ту полку и ищут-ищут. Никакого порядка не стало. И правда, откуда кто узнает?

Я слушала его оправдания уже из-за стеклянной стены регистратуры, где занялась активными поисками карточки Романа Николаевича Огурцова.

Более часу ушло на бесплодные поиски. Принцип, по которому сортировались карточки, я поняла сразу. Но карточки Романа Николаевича в регистратуре не было.

Я вышла в вестибюль и цокнула губами.

— Не нашла? — сочувственно поинтересовался дед.

Я разочарованно покачала головой.

— Я и говорю, что нигде порядка не стало. А часто так бывает, что придет больной, а они ищут-ищут, да так новую и заведут. А тут еще недавно эта… как ее… перетурбация была. Карточки с одного места на другое таскали. Так теперь и пуще того ничего не сыщешь. А можа, этот человек к врачу какому ходил на прием, тогда карточка у врача в кабинете могла остаться. — Дед подобострастно заглядывал мне в глаза. Он явно боялся, как бы в связи с бесплодностью поисков я не затребовала назад его нечаянный калым.

— Ты утром приходи, дочка, да спроси. Авось найдется карточка. В чужой-то вотчине не всяк сориентируется.

Я благодарила старика и удалилась, сделав вывод, что утреннее посещение регистратуры вряд ли принесет больший успех, чем ночное.

Прямо из автомобиля по сотовому я позвонила Марине и вновь попросила ее о помощи:

— Ты же сама мне идею подала. Вот теперь и отдувайся.

* * *

Утренний кофе, как известно, бывает самым ароматным и вкусным. Я люблю пить первую чашку, сидя в постели, которая во время приготовления напитка предусмотрительно прикрывается одеялом.

Постель еще хранит тепло моего тела и манит в свои объятия так, словно в ней запрятан магнит небывалой мощности. Немудрено, ведь я спала всего-то каких-нибудь пару часов, а впереди трудный день, полный неожиданностей.

В том, что неожиданности сегодня будут иметь место, можно было не сомневаться.

Я поставила чашку на журнальный столик и сладко потянулась. На зарядку уже времени не оставалось. Лучше пожертвовать ею, чем макияжем.

Лениво тащусь в ванную, с сожалением смываю остатки сна и принимаюсь колдовать над своим лицом.

Надо позвонить Нине, узнать, что там у нее. Оказалось, что наш шантажист опять затаился и пока не проявляет себя.

Наконец наступает очередь магических двенадцатигранников — обычный утренний ритуал, который я нарушаю очень редко. Моральная поддержка магических костей мне сейчас нужна, как никогда.

— На правильном ли я пути, милые косточки? — Разумеется, именно этот вопрос меня волновал больше всего.

8+18+27 — «Существует опасность обмануться в своих ожиданиях».

А-яй, милые! Вот этого мне меньше всего хочется. Если мои ожидания не оправдаются, то я вообще не знаю, в каком направлении двигаться дальше. Тогда останется один-единственный шанс — выловить преступника в момент передачи денег.

А я даже не знаю пока, каким образом он хочет их заполучить. Ну что ж, поживем — увидим. Ждать оставалось недолго, всего-то… Я взглянула на часы. Бог ты мой!

— Пора, Татьяна Александровна, — подбодрила я свое отражение в зеркале. — Удачи тебе.

Когда я подъехала к больнице, Марина ждала меня на крыльце.

— Тань, я договорилась с девчатами. Но ты знаешь…

Я знала: разумеется, кому это надо — по первому зову частного детектива тратить реактивы и так далее.

— Я поняла, Марин, не волнуйся. Они в обиде не останутся.

— Какая ты понятливая, — улыбнулась девушка. — Все бы такими были. Тогда мы и зарплату вовремя бы получали. Жди. Я сейчас.

Она скрылась в помещении больницы и минут через десять появилась с коллегой, такой же молодой девушкой, как она сама.

Катя, так звали Маринину подругу, несла картонную коробку с пробирками. Там же упакованные в плотную бумагу бежевого цвета другие инструменты. Маринка несла под мышкой объемистую потрепанную книгу.

— Вот, Тань, даже подобие регистрационного журнала в кладовке надыбала, чтобы все было тип-топ. Не подкопаешься!

Около девяти мы были в пятой школе. В школе тихо — шел урок.

Марина решительным шагом направилась в учительскую, а я к Ленке пережидать процедуру. У нее урок еще не начался. Я видела, как она прошествовала по коридору в свой кабинет.

— Дарья Михайловна, — обратилась к мывшей пол в коридоре нянечке выглянувшая из учительской завучиха. — Позовите сюда, пожалуйста, наших мужчин. Тут девушки из военкомата.

Лена хотела закрыть дверь, чтобы обсудить со мной ночной разговор, но я ее остановила: мне не терпелось видеть, как будут развиваться события.

Вскоре в учительскую потянулись мужчины сдавать кровь: проковылял престарелый трудовик, важно проплыл физкультурник в спортивном костюме.

Динамита пока не было.

— Ты что это здесь устроила? — строго поинтересовалась подруга.

Я улыбнулась.

— Мы от военкомата. Нам поручили провести медосмотр ваших драгоценных мужчин.

Ленка фыркнула и довольно ядовито поинтересовалась:

— Таким образом ты решила заполучить кровь подозреваемого на анализ?

Я довольно кивнула.

— Не пойму, что ты к нашему Огурцу, — тут подруга смутилась и поправилась, — то есть к Огурцову, прицепилась? Ты ведь сама сказала, что у преступника должны быть царапины на лице.

— Должны, — задумчиво кивнула я, — а может, и не должны.

— И как же это понимать?

— Сама пока не знаю.

И я действительно не знала. Появились у меня кое-какие догадки, но если они подтвердятся… Поживем — увидим.

— Лена, он с Гавриловой дома у нее занимался?

— Не знаю. Но, по-моему, нет.

А, вот наконец и Динамит, собственной персоной.

— А с какой это стати медосмотр? — удивленно спросил он у физкультурника, который вышел из учительской и направился в спортзал.

— Кто их знает, — отозвался тот. — На СПИД, наверное, проверяют. — И довольный своей дубовой шуткой, хохотнул.

Я в напряжении ждала. Мое нервное состояние передалось и Елене Михайловне:

— Ой, Тань, не дай бог у него окажется кровь первой группы. Я представить себе не могу, что в нашей школе такое может случиться. Это же кошмар! Сенсация!

— Кошмар, — согласилась я. — Лен, чтобы не терять времени, ты не могла бы по журналам посмотреть, у кого из девчонок заметно улучшилась успеваемость по физике?

— Так ведь журналы на уроках у преподавателей. А почему тебя это интересует?

— Мысль одна пришла. С царапинами связанная. Может, царапины и были, только на спине?

— Ой, господи, Танька, с тобой не соскучишься! Ты что хочешь сказать… — Ленку осенило. Даже не знаю, как она могла угадать мои мысли. Наверное, это оттого, что мы с ней слишком хорошо знаем друг друга. А потому порой читаем мысли друг друга. Она ужаснулась: — Ты хочешь сказать, что они эти оценки купили за определенные услуги?!

Я пожала плечами. Я сама еще ни в чем пока не была уверена…

Наконец-то все было кончено. Динамит отправился продолжать урок. Я вышла из кабинета и направилась к учительской.

— У последнего мужчины, Огурцова Романа Николаевича, кровь первой группы. Резус-фактор отрицательный. А на антитела к гепатиту «А» я проверю в лаборатории. Давай вези нас обратно, и в больнице все сразу станет ясно.

Мы мигом погрузились в машину и помчались в восьмую горбольницу.

Анализ на антитела не занял много времени.

Я слушала «Русское радио», когда Марина вышла на крыльцо и направилась к моей машине.

— Можешь не сомневаться, Таня, Огурцов и есть тот человек, которого ты ищешь: он перенес гепатит «А». — Взгляд Марины был немного испуганным.

Я не знала, радоваться мне или огорчаться. Таню убил он. Теперь уже — однозначно. Изнасилования, — сделала я вывод, — не было. Все совершилось по согласию. А факт изнасилования был имитирован после смерти девочки. Из-за денег, которые она, скорее всего, от него потребовала. Стало быть, наоборот, это она его шантажировала! Ведь ей так хотелось иметь компьютер!

Вот тебе и насильник, воспользовавшийся презервативом. И насчет царапин на спине можно не сомневаться. Видимо, юная Таня к тому времени вполне познала суть сексуальных развлечений, понимала в этом толк и могла получать от этого удовольствие.

* * *

Ленка была в шоке. Она не сразу поверила, что среди ее коллег могут встретиться такие вот отморозки.

— Твоя задача, Лена, осторожно побеседовать с девчонками, про которых я тебе говорила. Ты же их лучше знаешь.

— Тань, и шантаж, и убийства, и совращение — это же перебор, тебе не кажется?

— Кажется.

Мне действительно показалось, что все не так, как мне подсказывало воображение ночью. Скорее всего поиски шантажиста снова надо начинать с нуля. Бег по кругу. Ну, посмотрим. Он у меня расколется как миленький. И пальчики с телефона-автомата довершат начатое.

* * *

Звонок на перемену я всегда воспринимаю как начало конца света. Это не красочный эпитет. В данной школе, находившейся на окраине Заводского района, так и есть. Тут в коридоре надо смотреть в оба, чтобы невинно резвящиеся отроки не протаранили тебя насквозь.

Учитель физики пробирался сквозь ревущий поток школьников к учительской, когда я его окликнула:

— Роман Николаевич!

Он остановился, и в него тут же вписался несущийся на бешеной скорости малец лет десяти от роду.

— Здравствуйте, Татьяна Александровна. Чем обязан? — поморщившись от боли, спросил он.

— Мне надо с вами переговорить. Давайте пройдем в мою машину — свободных кабинетов нет.

— Но у меня сейчас урок.

— Не волнуйтесь. Вас подменят.

Ленка обещала мне потрудиться на два класса одновременно. Он пожал плечами и стал спускаться вслед за мной по лестнице.

Глава 9

Шок — великое дело. Главное не дать преступнику опомниться, а взять и с размаху опрокинуть на него ушат холодной воды. Пока опомнится, он уже у меня в кармане. Психическая атака — я так это называю.

— Я все про вас знаю, — решительно сказала я, когда захлопнулась дверца автомобиля.

Он молча смотрел на меня во все глаза, и я всеми фибрами почувствовала, как он внутренне напрягся.

— Вы убили Таню Гаврилову. Под ее ногтями…

Я изложила ему все, что доказывает его причастность к делу.

— Состав крови у вас очень редко встречающийся, так что вам отвертеться не удастся.

Я решила напугать его еще больше и продолжала:

— Вы посылали письма, в которых угрожали похитить и изнасиловать невинных девчонок. И многие вам платили, не понимая, что делают только хуже для своего ребенка. Танина нелепая смерть это подтверждает. А потом вы убили старуху, которая каким-то образом узнала про ваш бизнес.

Тут я немного перегнула палку, пошла ва-банк. Я хорошо знаю психологию преступника — доводилось изучать в юридическом институте. К тому же я в свое время собиралась на психологический факультет и активно готовилась, зачитываясь трудами известных психологов.

Так вот, когда на преступника «повесишь» не только его деяния, но и деяния других и при этом назовешь неоспоримые улики, он предпочтет сознаться в содеянном, лишь бы всех собак не повесили. В том, что некоторые «собаки» были лишними, я была почти уверена. Но главное не дать ему опомниться:

— А кроме того, оперативники нашли презерватив. Будет проведена спермограмма.

— Они не могли его найти, — одними губами прошелестел Роман Николаевич. Но на пленке моего высокочувствительного магнитофона, лежавшего в бардачке — неужели я об этом не позабочусь? — запись будет вполне приличной. Теперь ему не удастся отвертеться. Слово — не воробей.

— В ваших интересах рассказать все как было по доброй воле.

Слезы покатились у него из глаз, он закрыл их руками. Слезы катились, просачиваясь между пальцами, и капали на брюки.

— Вся моя жизнь пошла кувырком. Вся моя жизнь. Боже мой…

— Хватит бабских истерик. Вы сами выбрали свою судьбу. На остальных новоявленных пятерочниц еще предстоит открыть глаза ваших коллег.

— Только не это, Татьяна Александровна! Только не это! Ни с кем больше ничего не было, только с Таней. Но она сама этого захотела.

Ага, значит, она виновата. Глупая ветреная девчонка, а он, взрослый мужчина, ни при чем! Он беленький и пушистенький.

— Я прошу вас, не надо говорить ничего коллегам хотя бы сейчас. Я вам все расскажу. Все.

Ну и что изменится, если коллеги узнают о его преступлении часом или днем позже?

— Она сама назначила мне свидание в тот вечер. А потом, когда… Словом, она потребовала денег. Пятьсот долларов. И пригрозила, что все расскажет матери. Я не мог этого допустить. И не мог допустить, чтобы распалась моя семья. А денег у меня нет. Откуда у простого учителя могут быть такие деньги? Уговоры на нее не подействовали… Ну, войдите в мое положение.

Мне стало так мерзко, так противно на душе, что ком к горлу подкатил, казалось, еще секунда, и меня вырвет.

— Вы не простой учитель, — с нескрываемым отвращением сказала я. — Вы — шантажист и убийца.

— Я никого не шантажировал, Татьяна Александровна. Таня Гаврилова — величайшая ошибка в моей жизни.

Я невольно зло усмехнулась:

— Слишком дорого ей обошлась ваша ошибка. Она стоила девочке жизни. Думаю, вам необходимо поставить администрацию школы в известность, что уроки проводить вы больше не можете, потом пойдете в милицию и сделаете добровольное признание. Вам зачтется.

Я поверила, что к шантажу он не причастен. Несуразности и несостыковки даже Ленка заметила. Отпечатки пальцев, снятые с трубки, надеюсь, расставят окончательно все точки над «и». А значит, как я уже говорила, все надо начинать сначала. С нуля. А Романа Николаевича я должна под белы рученьки доставить в отделение к полковнику Григорьеву. Вот уж он порадуется! Хоть одним «глухарем» меньше станет.

Честно говоря, мне жутко не хотелось ехать с Динамитом в одной машине. Это все равно что находиться в грязной квартире, кишащей тараканами.

Но частный детектив, хоть и живет по своим собственным законам, все же основных законов нашего государства должен придерживаться. Добросовестный детектив, я имею в виду.

Пусть читатель не сочтет меня тщеславной и глуповатой, я отношу себя именно к таким. Это не только мое личное мнение, это мнение моих многочисленных благодарных клиентов, которых я в свое время вытащила из неприятностей и помогла чем могла.

— Короче, так, любезный Роман Николаевич, сейчас вы идете, как я уже сказала, отпрашиваетесь с уроков, и мы с вами едем в отделение. Я жду вас здесь, в салоне автомобиля.

Он кивнул, вылез из машины и тяжелой, шаркающей походкой мгновенно постаревшего человека поплелся в здание школы.

Пару минут я ждала спокойно. И вдруг меня словно что-то кольнуло. Возникла такая смутная, совершенно непонятная тревога. Не знаю, бывает ли так у других, когда на одно, совершенно неуловимое мгновенье вас ослепляет озарение. Вы вдруг отчетливо видите какую-то картину и еще не понимаете, что стряслось, но совершенно уверены, что это когда-то уже было. И сразу жуткая, непонятная тоска мохнатой лапой больно сдавливает ваше сердце.

Именно в этот момент из широко раскрытого окна школы на втором этаже вырвался дикий, душераздирающий вопль, похожий на рычанье огромного по размерам раненого чудовища. Вслед за ним истеричный женский визг. К нему присоединился вопль еще одной женщины. И тут уж вся школа загудела, как потревоженный улей.

Что это там у них произошло? — невольно пронеслось в голове. И тут же я ответила сама себе: кажется, что-то ужасное. Надо скорее узнать! Я выскочила из машины.

Я мчалась по лестнице, попав в лавинообразный поток школьников, которые почему-то неслись в одном направлении.

— «Скорую» вызывайте, «Скорую»! Света, позвони быстро в «Скорую»! — свесившись через перила, кричала молодая учительница.

Дверь Ленкиного кабинета была распахнута настежь, но ее самой не было видно. Я быстрым шагом направилась в кабинет Динамита.

Кое-как растолкав любопытных школьников и преподавателей, я с трудом протиснулась в кабинет.

На полу посредине класса лежал Роман Николаевич. Глаза его закатились, в уголках приоткрытого рта скопилась бурая пена.

— Что произошло? — обратилась я к собравшимся, бросившись к пострадавшему. Взяв его запястье, я с величайшим трудом прощупала пульс. Слегка нажимаю, и пульс тут же исчезает. Наполняемости нет. Плохой симптом, малообнадеживающий.

Из толпы отделилась рыдающая учительница:

— Татьяна Александровна, он вошел ко мне в кабинет и попросил соляную кислоту. Сказал, что ему надо припаять что-то в транзисторе. И я дала. Разве я знала, что он собрался ее выпить?! О господи!

Завучиха обняла ее за плечи и попыталась успокоить:

— Руфина Валерьевна, успокойтесь. Этого же никто не мог знать.

Поражаюсь, честное слово! Мало того, что он жил столь недостойно, так он себе еще и смерть выбрал такую, какую, на мой взгляд, могла выбрать только женщина. Не мужское это дело — кислоту хлебать. Уж лучше бы из окна выбросился.

А может быть, испивая кубок смерти, он таил надежду все-таки остаться в живых? Как ни фигова жизнь в его ситуации, жить все равно хорошо?

За окном раздалась сирена «Скорой».

Я начала вытеснять столпившийся в классе народ в коридор.

— Пожалуйста, разойдитесь. Здесь вам не цирк.

— Где больной? — высокий субтильный врач с тонкими чертами лица протиснулся в кабинет. — Разойдитесь немедленно! Не мешайте работать! Миш, давайте носилки сюда.

— Он будет жить? — продолжала рыдать несчастная учительница химии, чувствовавшая себя виноватой во всех смертных грехах.

— Ничего хорошего обещать не могу. Мы не боги, — отрезал доктор и склонился над физиком.

Мои магические двенадцатигранники, предсказав опасность обмануться в ожиданиях, очень смягчили удар, предназначенный мне судьбой, мало того, что Роман Николаевич оказался хоть и мерзким, но не совсем тем типом, поисками которого я активно занималась уже третьи сутки, так еще и такой финт с кислотой не могли заранее предсказать. Ну, могли хоть про «чью-то раннюю смерть» заикнуться, я бы наготове была… Но, увы, те мгновения, что прожиты, никто не в силах повернуть вспять.

* * *

Когда Огурцова увезли, я отправилась к полковнику Григорьеву.

— А-а, Танечка! Надеюсь, что больше никто не получил угрожающего письма? — голос Сан Саныча звучал немного насмешливо.

— Это вам должно быть лучше известно, чем мне. Меня не каждый нанять сможет, а к вам все сразу же бегут со своими несчастьями, — в тон ему съязвила я.

Полковник улыбнулся и почти ласково назвал меня «ершистой».

— Вы, конечно, по поводу отпечатков?

Я кивнула, не решаясь сразу рассказать, как лихо лопухнулась.

— Ну что вам сказать? Ничего хорошего, собственно говоря. Во-первых, все они расплывчатые. Их трудно использовать для идентификации. А во-вторых, в картотеке ни одни из них не значатся. Вот так.

— Что ж, — пожала я плечами, — нулевой результат — тоже результат. А у меня для вас тоже новости имеются.

— Хорошие или плохие? — Григорьев опустил кипятильник в банку с водой и включил его в розетку. — Сейчас мы с вами чаю сообразим.

— Я, вообще-то, пожевать бы чего-нибудь не отказалась. Дома позавтракать не успела, — чистосердечно призналась я. — Ребят никого послать в магазинчик нельзя? Хоть булочку купить.

— Да у меня пирожки с капустой есть.

Он выдвинул ящик стола, достал полиэтиленовый пакет.

— Угощайтесь, Таня.

Я не спеша откусила пирожок и выдала:

— Я вычислила убийцу Тани Гавриловой.

— Да?! Замечательно. И кто же он?

— Динамит.

— Динамит?! — полковник недоуменно посмотрел на меня.

— Учитель физики пятой школы, как его там прозвали, Физик-Шизик-Динамит.

Как только я произнесла священное слово «учитель», Сан Саныч сразу настроился на скептический лад:

— И у вас, конечно, имеется достаточно доказательств, чтобы привлечь его?

— Есть. Гемограмма [1] Огурцова, а на пленке запись его голоса. Этот доморощенный Песталоцци, взявший на вооружение педагогику сотрудничества, так досотрудничался с ученицей, что у нее появилось желание его пошантажировать. Чтобы денег на компьютер хватило.

— Какой компьютер? Ты что такое говоришь? — полковник от возмущения перешел на «ты». — Давай все по порядку.

— Сначала послушайте вот это.

Я поднялась и выдернула из розетки кипятильник, извлекла из полиэтиленового пакета портативный магнитофон, включив его.

Григорьев даже про чай забыл. Он схватил телефонную трубку, но я его остановила жестом:

— Он сейчас в реанимации.

— ?..

— Я отпустила Романа Николаевича буквально на минутку, чтобы он отпросился с уроков. Намеревалась его привезти к вам для оформления явки с повинной, а он в это время успел раздобыть и выпить соляную кислоту.

— Едрен корень! Какая самоуверенность! Чисто женская! Да тебя выпороть мало!

Все теплые слова, которые мне еще довелось услышать от Григорьева, я терпеливо выслушала. Что ж, заслужила.

Можно было бы, конечно, повернуться, хлопнуть дверью. Но у меня был свой корыстный интерес. Я придумала еще кое-что, осуществить же идею самой — слишком долгая история, а Григорьеву — раз плюнуть.

— Сан Саныч, у меня еще одна просьба. Надо бы сделать запрос в паспортный стол и выяснить, кто переселился в этот дом, в турищевский то есть, приблизительно три года назад. Именно три года назад в Центральном районе действовал тот же шантажист.

— Опять непоколебимая уверенность, — усмехнулся Григорьев.

— Не каждый день, согласитесь, встречаются шантажисты, которые требуют со своих «подопечных» смехотворные суммы.

Григорьев поднял руки вверх, словно собрался сдаваться:

— Согласен. Железная логика.

* * *

Я взглянула на часы и горестно вздохнула: обеда мне сегодня не видать как своих ушей. Времени оставалось в обрез — только заехать за Алинкой и мчаться с ней на кладбище.

Но вот в удовольствии кинуть кости я себе отказать не могла. Мне хотелось узнать, сумею ли я завершить сегодня это, пардон, тухлое дело?

13+30+10 — «Держите под контролем свое настроение».

Если кости советуют держать настроение под контролем, то вряд ли стоит сегодня ждать положительных результатов. Жаль. Но ничего, пробьемся. Не в первый раз.

Я набрала номер Свеклы и договорилась с ним о встрече прямо у дома Антонины Васильевны Истоминой. На минутку заскочила домой и прихватила видеокамеру. Она мне пригодится. На кладбище соберется пусть и небольшое, но определенное количество народу. Вполне может прийти и убийца.

Словом, я решила записать церемонию похорон, а потом просмотреть и попытаться методом научного тыка хотя бы наметить нового подозреваемого. А уж потом взяться за разработку.

Ну и денек сегодня! Слава богу, хоть Алинке ничего объяснять не придется: это сделал Игорь. Если бы еще и эта неприятная миссия, то мои дамские силы точно бы кончились. Вообще не люблю приносить печальные вести — я слишком эмоциональна и переживаю, когда незаслуженно страдают хорошие люди. А уж дети тем более.

Когда я подъехала к дому, машина Свеклы уже стояла во дворе под раскидистым каштаном, который только начинал распускаться.

Свекла, завидев меня, вышел из машины:

— Привет, Танюх. Ну как твои дела? Разгребла маленько свою кучу-малу?

— А-а! — Я безнадежно махнула рукой.

— Ну а как «Шефеде»? Ведь это он? Я прав?

Я иронически покачала головой:

— Нет. Шурбанов со своим охранником тут вовсе ни при чем, но ты мне подал идею, и я нашла «Шефеде».

Васька тут же возгордился своим незаурядным умом, тем, что и он не лыком шит, как говорится, и даже может давать полезные советы столь известному детективу, как Таня Иванова.

Однако не удержался: надо же полюбопытствовать, какой из его советов оказался мудрым, чтоб и в другой раз показать себя с лучшей стороны.

— Какого-нибудь Шарапова Федора надыбала, что ли?

— Нет. Но с аббревиатурой ты оказался прав.

Слово «аббревиатура» оказалась не только невоспроизводимым для Свеклы, но и совершенно непонятным. Однако он и виду не подал. Покашлял и спросил:

— Ну где объект-то? Может, подняться стоит?

— Подымись. Что-то они и впрямь долго возятся.

* * *

— Алинка, возьми кофточку, возьми, на кладбище небось ветер, — раздался из подъезда голос не в меру заботливой Антонины Васильевны.

Я не стала с ней спорить и взяла из рук Ленкиной мамы пуховую Алинкину кофточку.

— С богом, — проговорила добрая женщина и перекрестила нас, когда мы направились к автомобилям.

— Алина, ты поедешь с Василием Петровичем. Он будет с тобой рядом все время. Старайся от него не отходить.

— Теть Тань, а может, мне лучше в вашей машине поехать? — Алинка чувствовала себя не совсем уютно в компании Свеклы, но я считала, что за тонированными стеклами Васькиной «девятки» девочке будет гораздо безопаснее.

— Нет, малышка, — я погладила ее по голове, — так надо. Понимаешь? Но скоро все это кончится. Я тебе обещаю.

* * *

Мы отправились к Гусевым-Турищевым. Уже почти около их дома я вдруг увидела Мишку, шагавшего по улице.

Остановив машину, я окликнула его:

— Миш, садись, подброшу.

Он сел рядом со мной:

— Ты тоже на похороны?

Я кивнула.

Разговаривать не хотелось: я думала о своем, Мишка, по-видимому, тоже.

Мы въехали во двор и остановились напротив подъезда.

Я подошла к Васькиной «девятке» постучала в стекло. Окна машины в целях безопасности были закрыты.

Он приспустил стекло и недовольно спросил:

— Ну, чего тебе?

Я была удивлена столь суровым тоном:

— Ты чего грубишь?

— Ничего, — огрызнулся Свекла. — Че сказать хотела?

— Хотела сказать, что из машины Алинке выходить не стоит. Пусть сидит в салоне и выйдет только на кладбище.

— Сам не дурак. — Васька закрыл окно.

Я пребывала в полном недоумении, отчего у Свеклы вдруг так резко изменилось настроение, но размышлять над столь незначительным фактом у меня не было никакого желания.

Я подошла к Мишке:

— Ты не будешь туда подниматься?

— Да вот думаю, наверное, надо. Может, нести что-то придется.

— Может быть, — согласилась я. — У меня к тебе просьба: ты видел вон того сурового товарища? — я указала в сторону Васькиной машины.

— Ну?

— С ним Алинка. Ты на кладбище постарайся держаться рядом с ними. Хорошо?

— Понял. Не волнуйся. — Миша улыбнулся и обхватил меня за плечи.

И тут случилось то, чего я меньше всего ожидала. Я даже среагировать не успела, как Мишку отбросило в сторону, и он влетел в открытую дверь мусоропровода так, что, задетая им, эта самая дверь едва не слетела с петель. — Он рухнул на благоухающую отбросами кучу, и у него невольно вырвалось крепкое словцо.

Вокруг валялись полиэтиленовые мешки, клочья бумаги, газетные свертки. Разъяренный Свекла потирал ушибленный кулак с татуировкой «Вася».

Один из свертков наполовину развернулся, ветер тут же захлопал свободным краем газеты, и… моим глазам предстало нечто.

Этим «нечто» оказалась использованная лента от пишущей машинки. Мысли мгновенно закружились в голове: скорее всего преступник живет в гусевском подъезде. Хотя почему? Любой прохожий мог забросить в открытую дверь мусоропровода этот занятный сверток.

Ленту я осторожно с помощью платочка опустила в чистый полиэтиленовый пакет и убрала в сумочку. Пригодится. Если добиться проведения экспертизы — долгая и дорогостоящая процедура, — то можно точно установить, использовалась ли лента для печатания угрожающего письма Гусевым-Турищевым.

Но добиться проведения этой самой экспертизы весьма и весьма сложно. При ее проведении для исследования берутся микрочастицы. С ее помощью можно даже установить тот или иной вид пыли, присущий жилому или же производственному помещению.

Васька снова набычился и метнулся в сторону Михаила, и я на какое-то время забыла про ленту.

— Вась, ты что?

— Ниче! Я этому кенту рога посшибаю.

— Какая тебя муха укусила, Василий Петрович? Это Михаил, он будет вместе с тобой охранять девочку.

— Сам справлюсь. Нужен мне твой хахаль.

Я все поняла и рассмеялась:

— Михаил — друг Алинкиного отца Игоря. Я с ним познакомилась совсем недавно.

— Тань, да кто он такой, что ты перед ним распинаешься? — Мишку задело, что я, как ему показалось, оправдываюсь перед Свеклой.

— А тебя не тарабанит, кто я такой! Между прочим, как только Татьяна закончит это дело, она выйдет за меня замуж. Она мне обещала. Скажи, Танюх?

Господи! Ну что возразить сейчас этому балбесу? Тут критический момент приближается, а он жениться собрался! Пора вспомнить совет костей и держать настроение под контролем. Воистину кости никогда не ошибаются.

— Вась, если ты и дальше так будешь справляться со своими обязанностями, то мне никогда не удастся завершить это дело. Оно закончится тем, что ребенка похитят, и тогда я тебя возненавижу.

Свеклу столь решительная отповедь привела в чувство, и он уже вполне миролюбиво поинтересовался, обращаясь к Мишке:

— Ты в моей тачке поедешь, что ли?

— Так будет надежнее, — ответила я.

* * *

Церемония похорон прошла мирно, без эксцессов. Ничто не напоминало о том, что где-то рядом бродит опасный преступник, готовый на подлость и даже на убийство.

Я прилежно снимала все, что происходило около свежевырытой могилы, видеокамерой, спрятавшись за деревом и очень близко к нему росшим кустом. Дерево и куст росли на небольшом холмике — возможно, это была старая могила. Отличная позиция! Мне было видно все, я же практически оставалась невидимой.

Плачущая Нина обняла за плечи всхлипывающую Алинку, рядом с которой, как цербер, крутился Свекла. Он беспокойно озирался, выискивая глазами в толпе похитителя. Мишка тоже старался ни на шаг не отходить от Алинки. Рядом с ним — хмурый как туча Игорь. Вокруг толпа благообразных старушек, смахивающих платочками скупые слезы. В стельку пьяные могильщики, вытаскивая крест из катафалка, уронили его прямо на покойницу, отчего одна перекладина креста тут же отвалилась, и трое вынырнувших из толпы мужиков принялись ее заново приколачивать. А старушки все шептались, потом перекрестились в последний раз, бросили в могилу по горсти земли. Как и все остальные.

Потом двинулись к выходу. Идущий последним мужчина нагнулся, что-то поднял с земли, догнал остальных и слился с толпой.

* * *

На поминальном обеде Васька сидел рядом с Алинкой. Старушки негромко переговаривались, обсуждая поломку креста на кладбище:

— Ой, нехорошая примета, бабоньки! Нехорошая!

Все эти разговоры влияли даже на мою устойчивую психику, а что уж говорить о ребенке, между прочим, уши развесившем и готовом просидеть тут до утра.

Несколько старушек поднялись из-за стола, перекрестились, пожелали — если это можно назвать пожеланием покойной — земли пухом — и удалились.

Покинули квартиру Нины и Мария Ивановна с сыном Иваном, широкоплечим статным шатеном; не верилось, что в этом мощном молодом теле поселилась такая жестокая болезнь.

Я жестом показала Свекле, чтобы ложкой побыстрее орудовал и девочку поторопил. Васька с поставленной задачей справился достойно.

Выйдя их проводить, я не успела закрыть за ними дверь, как она тут же открылась снова: Васька держал в руках плоскую коробку, величиной со средних размеров книгу, обвязанную шнуровой резинкой. Под резинку был засунут свернутый лист бумаги.

— Тань, это на коврике перед дверью лежало. — Свекла чувствовал себя героем дня. — Это он? Преступник подложил? Да, Танюх?

Я взяла коробку, положила ее на тумбочку в прихожке.

— Давайте я вас провожу до машины. Вам с Алинкой лучше побыстрее отсюда уехать.

— А когда мы с тобой увидимся, Танюх? — спросил Свекла, усадив Алинку в автомобиль.

— Ой, Вась, ты опять за свое? Знаешь же, что у меня куча проблем.

Вернувшись на площадку, я позвонила в дверь к Марии Ивановне.

— Вы уходили последними. Не видели, случайно, никого у лифта или на лестнице?

— Нет, а что-нибудь случилось?

— Кто-то подложил коробку на коврик у Нининой квартиры.

— Нет, не видели. Ничего не было, когда мы с Ванюшкой выходили. А что в этой коробке? — взгляд старушки казался испуганным.

— Нина еще не смотрела, — уклончиво ответила я.

* * *

Я поманила пальчиком Нину в спальню, куда уже под свитером принесла коробку.

— Что это? — глаза Нины округлились.

— Сейчас посмотрим.

Я вытащила листок и развернула его. Та же выбивающаяся из ряда буква «о».

«В семь часов вечера я вам позвоню и сообщу способ передачи денег. Не вздумайте привлекать милицию. Неизвестный».

Я внимательно осмотрела коробку. Плоская, вроде бы картонная, а тяжелая. Я взяла ножницы и осторожно отковыряла угол картонки на крышке, которая показалась мне более тяжелой, чем сама коробка. Под картонкой металлическая пластина. Для чего? Наверное, преступник на сей раз заранее о противовесе позаботился. Ведь Алинка — девочка, и ее комната не завалена свинцовыми шариками, коих без меры расплодил у себя на рабочем столе разгильдяй Олежка.

— Боже, как все это не вовремя! Там люди, их надо накормить, — посетовала Нина.

— А завтра было бы в самый раз? — невольно усмехнулась я. — Ладно, ты занимайся своими делами, а я займусь своими.

Глава 10

Дальше все закрутилось, как в калейдоскопе, и я с трудом успевала следить за событиями. А ведь мне приходилось играть первую скрипку.

Я примчалась в милицию к Григорьеву, который не преминул мне напомнить, что подозреваемый Игорь Турищев завтра будет задержан по подозрению в убийстве собственной тещи.

— Но это будет только завтра. Сегодня есть дела поважнее, чем обсуждение задержания Игоря, — невольно поморщилась я. — Если мы сумеем поймать шантажиста, то я уверена, что сумею доказать его вину в гибели Гусевой. Просто сердцем чую. Давайте лучше решим, как нам действовать.

— Вы же, Танечка, утверждали, что как только разыщете убийцу Гавриловой, так сам по себе весь клубочек и размотается. И что? Лопнула ваша версия как мыльный пузырь?

— Как он, кстати?

— Никак. Пока без изменений. Уходите от ответа?

— Все ошибаются. Не боги горшки обжигают. Итак, о сегодняшнем вечере. Телефон-автомат, из которого преступник звонил в прошлый раз, находится на углу соседнего дома. Необходимо установить там «жучок», чтобы слушать все разговоры, которые ведутся с таксофона. Там же надо кого-нибудь подставить — семечки продавать или еще что-нибудь. Словом, надо обложить преступника со всех сторон.

— В коробку маячок, конечно, — полковник перестал издеваться надо мной и увлекся обсуждением засады.

— Это я уже оформила. О приемных устройствах для ваших сотрудников я, разумеется, позабочусь. Думаю, что преступник может повторить свой трюк с подвальным окошком. Так что необходимо и там ребят поставить.

— Ты думаешь, что у меня народу хренова туча? Одного, думаю, в подвале будет достаточно. Можно, конечно, ОМОН подключить.

— Не стоит. Мы вспугнем преступника и ничего не добьемся. В квартире Гусевых-Турищевых и в их телефоне я тоже оставила прослушивающие устройства. Ни мне, ни вам на момент общения с преступником по телефону там находиться не стоит.

— Думаю, вы правы.

— Да, кстати, чуть не упустила из виду, — спохватилась я. — Я нашла ленту от пишущей машинки. В мусоропроводе около подъезда Турищевых. Может оказаться, что преступник живет в их подъезде. — Я извлекла катушку, упакованную в полиэтиленовый мешочек, и положила на стол.

— А может, в соседнем подъезде. Или в соседнем доме. Или выбросили по дороге на работу. Или вообще это лента совсем от другой машинки…

— Все может быть, — согласилась я. — Если проведете экспертизу ленты, станет ясно…

— И через месяц узнаем, та ли эта машинка, — съязвил полковник.

— Если не будет другого выхода, то придется подождать.

— Разве что на катушке пальчики остались, — возмечтал Григорьев. — Кстати, по поводу запроса в паспортный стол, Танечка. Три года назад из Центрального района не переселялся никто. Два года назад в дом вселились две молодых семьи, но одна из них переехала из Волжского района, а другая из Фрунзенского.

* * *

Я крутилась как белка в колесе. Сначала проинструктировала Нину, потом надо было переписать кладбищенскую запись на видеокассету, чтобы ее можно было просмотреть на видике.

Я была почти уверена, что сегодня преступник попадет в ловко расставленные сети, что ему никуда не деться.

Уже перед самым выходом, перекусив холодной копченой курицей, я уселась с чашечкой кофе и кинула кости: 20+25+5 — «Не слушайте его, он блефует».

Совет, конечно, интересный. Только вот как им воспользоваться? Кто блефует?

Я мудро решила, что блефует Григорьев, пугая меня тем, что задержит Игоря Турищева.

Таким вот не вполне честным способом он пытается меня активизировать, рассудила я. Но несколько позже поняла, что просто-напросто беспечно отмахнулась от мудрого совета моих магических многогранников.

Просмотреть до конца сделанную на кладбище запись я не успела: наступило время «альфа».

* * *

Скрипучий надтреснутый голос монотонно диктует условия: «Деньги положите в коробку, которую вам передали. Ее обвяжите бечевкой в точности так же, как она была обвязана. В девятнадцать тридцать вы выходите на балкон. Телефонный шнур протяните до балкона и трубку держите около уха. Коробку держите в правой вытянутой руке. Только по моей команде по телефону вы бросите коробку вниз».

Я переобулась в сапоги, благоразумно прихваченные из дома, спустилась в подвал и затаилась за одной из клетушек, на которые разгорожено подвальное пространство. У меня, я считала, была довольно выгодная позиция. Преступник, который по всем расчетам должен подойти к лестнице, будет мне виден, зато не увидит меня.

Тусклое освещение — одна запыленная лампочка на весь подвал — тоже играло мне на руку. Мой коллега разместился неподалеку от меня. Подвал снаружи заперли на замок, дабы не вызвать подозрения у преступника.

И началось томительное ожидание. Наконец раздается телефонный звонок. Нина берет трубку.

— Але?

Голос спрашивает, приготовлена ли коробка, как он требовал, и обвязала ли она ее резинкой.

— Да, — голос у Нины немного дрожит.

— Хорошо. Теперь выходите с телефоном на балкон и вытяните руку с коробкой. Бросать будете по моей команде. Внимательно смотрите вниз, куда лучше бросить.

И тут происходит совершенно неожиданное. Я слышу в наушниках какое-то металлическое цоканье. Нина кричит, что коробка почему-то улетела. Я бросилась к лестнице, взлетела на последнюю перекладину и попыталась через вентиляционное окошко увидеть, что там происходит снаружи. Успели ли схватить наглого преступника, который даже в подвал поленился спуститься, а у всех добрых людей на виду подобрал упавшую, как я сначала подумала, коробку.

Коллега, то есть напарник мой, молодой сержантик, бросился вслед за мной.

— Я что-то не понял, Татьяна Александровна, чертовщина какая-то! Кажется, произошло непредвиденное. Ну, что там?

По улице шли прохожие. Убегающего преступника и преследующих милиционеров мне увидеть не удалось.

— Не знаю. Сама не въехала. Смею предположить, что ему удалось нас самым наглым образом надуть. Вызывай своих по рации и спроси, что случилось.

Сержантик по имени Коля включил рацию:

— Тридцать первый — Тридцать второму!

— Тридцать второй на связи. Пока не до вас, ребята. Придется вам посидеть взаперти.

Коля бросился к запертой снаружи двери и принялся в нее колотить со всей дури, надеясь, что найдется добрая душа и выпустит нас из мокрой темницы, густо населенной грызунами.

— Коля, давай сюда. Зря стучишь. Им, кажется, не до нас. Давай вылезать через окошко.

Видели бы кто-нибудь из наших, сколь колоритно смотрелись мы, заляпанные грязью, в резиновых сапогах, вылезающие из вентиляционного окошка. Прохожим, кажется, сцена понравилась, поскольку некоторые из них останавливались и с любопытством наблюдали за нашими с Колей акробатическими трюками. Разве что только пальцами не показывали.

С Колей пришлось повозиться. Он несколько крупнее меня — пришлось практически выволакивать его, поскольку он не мог в столь ограниченном пространстве двинуть даже рукой. Смех, ей-богу!

Однако самое интересное заключалось в том, что мы потеряли своих.

Коля стал вызывать коллег по рации, и пока все прояснилось, было уже поздно что-либо предпринимать. Оказалось, что преступник экспроприировал коробку с крыши дома, бросив на нее сильный магнит на веревке, и утянул ее наверх, на крышу.

Коллеги бросились по сигналу маячка на чердак и нашли там лишь пустую коробку, с которой преступник расстался сразу же, как только завладел деньгами. Открытыми оказались аж шесть люков на чердак, в какой подъезд вылез из люка преступник, выяснить практически было невозможно, особенно если учесть тот факт, что лестница, как я уже упоминала ранее, находится в закутке. И желающих прогуливаться пешком до девятого этажа не так уж и много. Вот такие пироги: хочешь ешь, хочешь под стол бросай. Ничего более нелепого придумать нельзя. Вот, Татьяна Александровна, голубушка, и блеф, предсказанный косточками.

Григорьев матерился, как сапожник, распекал своих подчиненных так, что мои дамские уши не выдерживали нагрузки. А меня тем временем грызла странная мысль: казалось, что это уже было — когда-то, где-то при мне такое уже было… А вот где и когда, я так и не смогла вспомнить, несмотря на свою феноменальную память.

Поэтому я плюнула на все и уехала домой. Пусть себе пережевывают. Для меня нулевой результат — тоже результат. Он не должен меня выбивать из колеи, а, совсем наоборот, должен подстегнуть и заставить действовать еще активнее.

К тому же, может быть, в домашней обстановке, в тишине я вспомню, где и когда такое было, тем более что надо просмотреть видеозапись, сделанную на кладбище.

И вообще, теперь необходимо заново определиться, наметить новые планы и выстроить новые версии.

* * *

Отрицательные эмоции всегда можно нейтрализовать положительными. А положительные у меня появляются во время приема вкусной и здоровой пищи.

Я не обжора, упаси бог, но отнести себя к разряду гурманов я могу вполне. Поэтому решила побаловать себя зразами телячьими и хрустящими рогаликами.

А видеокассета подождет, никуда не убежит. И я увлеклась так, что даже несколько подпорченное настроение поднялось. Моя маленькая уютная кухонька наполнилась восхитительными запахами.

Наконец все было готово. Я поставила тарелки на блюдо, туда же бокал с красным вином и, сгрузив все это на журнальный столик, включила видеомагнитофон.

Мясо таяло во рту. Я с наслаждением отхлебнула немного вина и вновь принялась за мясо.

— Нет, кажется, сегодня мне не удастся поправить свое настроение. Весь мир против меня, — чертыхнулась я, когда зазвонил телефон.

Звонил Свекла, и голос его звучал взволнованно:

— Танюх, меня замели. Еле позвонить разрешили. Выручай. А то вообще, в натуре, всех собак повесят.

Только этого мне и не хватало для полного счастья!

— Ты где?

— Да говорю ж, в ментовке.

— Это я поняла. Район какой?

— Заводской. Какой же еще? На Курской, знаешь?

Еще бы мне не знать. За последние три дня я оттуда, можно сказать, не вылезала. Я вздохнула: невезуха. Подогретые зразы — это уже не то. И рогалики потеряют неповторимый вкус, который имеют, пока они свежие.

Мне пришлось дожевывать на ходу, по дороге в «девятку».

* * *

Коллеги выяснили, что преступник звонил с сотового. Абонентом данного мобильника был не кто иной, как Васька Свекла. Это только в рекламе распинаются, что-де звонки с сотового прослушать нельзя и номер абонента установить невозможно.

Ложь все это. Милиция может все, если захочет, а в данном случае очень захотела. Нельзя ж «глухарями» до бесконечности обвешиваться.

Итак, как стало ясно позже, мои коллеги установили владельца мобильника. Через своего осведомителя, которых у них хватает, выяснили они также, что незадачливый хозяин Васька мобильник потерял. Сегодня. А где потерял — не знает.

Ваське бы все это им вежливо объяснить. Но ведь это же — Свекла, дурья башка. У него оказалась патологическая ненависть к защитникам правопорядка. И вопрос про мобильник ему не понравился конкретно. Тем более задали его в совсем неподходящий момент: Вася после изрядной порции «Абсолюта» изволил откушивать пиво со сгущенкой. К тому же был почти на сто процентов уверен, что мобильник его в машине.

В итоге Васька нахамил. Самым безобразным образом. За что и был задержан. За хулиганство.

А все знают, как наша родная милиция не любит хамов.

Дело усугубил тот факт, что Васькины отпечатки пальцев хранились в банке данных. Когда-то в дикой молодости Васька, оказывается, провел год в местах не столь отдаленных по обвинению в мелкой краже.

На злополучной коробке, брошенной на чердаке, разумеется, были отпечатки пальцев Свеклы — ведь это он ее нашел на коврике. А коробку, само собой разумеется, коллеги проверили на наличие отпечатков.

Чем больше кипятился Васька, доказывая, что он не верблюд, тем меньше ему верили. И пытались раскрутить на добровольное признание. Тогда он и позвонил мне.

Пришлось обращаться к Григорьеву, который уже отбыл домой, и объяснять ситуацию. От полковника я услышала весьма нелестное:

— Твоего приятеля, Таня, вообще в зоопарке держать надо.

* * *

— Ну, ты крендель, я тебе скажу! — кипятилась я, когда, с трудом урегулировав вопрос, села в Свеклину «девятку» для обсуждения инцидента.

— Танюх, да они наглые как танки. Их вообще мочить всех надо. Дышать легче станет. Моя милиция меня береге-ет.

— Бережет, — машинально поправила я.

— Какая, хрен, разница? Главное, что они — козлы. Давай в кафешку завалимся и расслабимся. Мое освобождение отпразднуем. Я опять тебе задолжал. Второй раз меня из дерьма вытаскиваешь. Ну, че? Как насчет кафе?

Я покачала головой:

— У меня еще куча работы.

— Какая, на фиг, работа в десять вечера?

— Домашнее задание. Ты лучше вспомни, где ты мобильник потерял?

— Откуда я знаю? — он хрястнул кулаком по рулю. — Я им не пользовался с самого обеда.

— А на кладбище мог потерять?

Васька призадумался, прокручивая в голове свои действия.

— Наверное, мог. Он у меня с собой, кажется, был. Точно, был. Когда этот чертов крест упал, меня самого пот прошиб: ведь чуть покойнице череп не проломили! А бабоньки как зашуршали, примета, мол, плохая. Короче, когда я из кармана платок доставал — труба на месте была.

— Надо же какой ты суеверный. В приметы плохие веришь.

— А ты нет?

— Ладно. Не об этом речь. Когда платок на место клал, мобильник был?

— А у меня платок так в руке и остался, он до сих пор в тачке валяется.

* * *

Повезло, конечно, шантажисту, размышляла я, тщательно пережевывая остывшие зразы. Без мобильника ему бы посложнее пришлось. Надо было мухой долететь до телефона-автомата, позвонить и потом подняться на чердак. Это не менее пяти минут. А впрочем, он ведь подчеркнул, чтобы коробку не бросали до его команды по телефону. Понадобилось бы, так Нина и пять минут простояла с коробкой долларов в вытянутой руке. И десять тоже.

Кассета уже заканчивалась. Вот этот мужчина нагнулся и поднял что-то. Кто-то из присутствовавших на похоронах поднял это самое нечто, но я не могла разглядеть лица. Его почти не видно. А поднял он, скорее всего, именно Васькин мобильник.

Прокрутив это место еще раз, я подумала, что, может быть, предмет с земли поднял Иван, сын Марии Ивановны, соседки Турищевых. Клетчатая рубашка, светлые волосы. Высокий. Надо показать кассету Турищевым и спросить их. И неплохо это сделать прямо сейчас. Я им позвонила, трубку взяла Нина.

— Ты извини, что так поздно. Но мне не терпится. Можно к вам приехать?

— Какие вопросы? Если это поможет в поисках преступника, что ты спрашиваешь? Приезжай.

* * *

— Одет, как наш сосед, Иван. Кажется, это он… Вроде он.

— Сын Марии Ивановны?

— Кажется, да.

— Да что кажется? Это он, — вмешался Игорь. — Ну точно! Это он! А что, это чем-то поможет расследованию?

— Вероятно, он поднял с земли мобильный телефон, а звонили вам с мобильника, утерянного скорее всего именно на кладбище.

— Ты что, Тань! Хочешь сказать, что звонил Иван?! — Глаза моей подруги округлились.

Я пожала плечами.

— Не может быть! Это вообще чушь собачья. Он больной человек, я же тебе говорила.

— Вялотекущая шизофрения. Я знаю. Только люди при таком заболевании порой умнее и талантливее нас, простых смертных, не отмеченных богом. Так-то вот. Приходилось мне сталкиваться с людьми, больными вялотекущей шизофренией. Да их, если хочешь знать, среди гениев полно, если не половина. Среди музыкантов, писателей, художников…

— Уму непостижимо, — Нина устало потерла виски. — Игорь, ну скажи хоть ты, что такого быть не может. Мы их столько лет знаем.

Игорь тоже пожал плечами.

— Ладно. Не будем гадать на кофейной гуще. Пока никому ни слова. И виду не показывать. Если письма и убийство — дело их рук, я сумею вывести их на чистую воду. Отдыхайте.

И я отправилась домой пить кофе с рогаликами.

* * *

Ароматный кофе всегда имеет потрясающие свойства — освежать усталое серое вещество. И еще за чашечкой кофе рождаются новые идеи, осмысливаются некоторые непонятные события… Я размышляла, просматривая кассету еще и еще раз. Вновь прокрутила в голове все события сегодняшнего дня: лента от пишущей машинки, похороны, поминки, все эти люди. Глупейшая история с попыткой взять шантажиста с поличным.

И вдруг… Боже мой! Я вспомнила, почему история с экспроприацией коробки мне так знакома. Когда-то я читала детектив авторов с такой же пролетарской фамилией, как у меня, братьев Ивановых, «Свинцовый сюрприз». Именно в этой книге выкуп за похищенную любимую собачку мафиозника изъяли столь необычным способом, с крыши и с помощью магнита. И я видела покетбук Ивановых в квартире Марии Ивановны на столе. Получается, это их настольная книга?..

Мысль хорошая, только результаты моих логических измышлений никого не заинтересуют. И книга отнюдь еще не улика.

Тут мне вспомнился еще один, показавшийся сначала незначительным, эпизод: следы от жвачки на глазке одной из трех квартир левого крыла.

Допустим, мать и сын — скорее всего они и действовали сообща — печатали и рассылали эти письма. Разумеется, всегда, закончив работу, прятали пишущую машину. Когда занимались сим «литературным» творчеством, дверь никому не открывали.

Елизавета Ивановна, рассорившись с зятем, словно озверела. Тот хлопнул дверью и ушел. Ей некуда было девать свою энергию, и она зарулила к соседке поплакаться. Вышла на площадку. От сквозняка приоткрылась дверь в квартиру Мариии Ивановны — не была закрыта. Почему?

Или Мария Ивановна, или ее сын — кто-то из них вышел на минутку. Куда? Да хоть мусор выбросить. А что? Вполне возможно. Ведь говорила же ворчливая соседка из правого крыла, что слышала, как хлопнула крышка мусорного бака. А перед этим шумел лифт. Вполне возможно, что в лифте как раз спустился Игорь.

Итак, допустим, Елизавета Ивановна входит в квартиру, где совсем не ждали гостей, и видит… Что она видит, я не знаю — либо письмо, либо машинку. Либо кого-нибудь из них двоих за работой. И все понимает. И даже, возможно, успевает сказать что-то по этому поводу. Второй член семьи в этот момент возвращается… И ничего не остается делать, как… иначе про их деятельность узнают все. В ход пошли подручные средства типа молотка.

Наверное, они звонили в ее дверь, чтобы убедиться, что в квартире никого нет. Если бы кто-то оказался дома, они бы избавились от трупа по-другому. Но дома никого не оказалось. Плечистому Ивану ничего не стоило на руках перенести старушенцию в ее квартиру и положить в ее собственную постель. А для подстраховки надо лишить третью соседку возможности увидеть через дверной глазок то, что происходит на площадке. И его заклеивают жвачкой.

Ключи от квартиры у Елизаветы Ивановны, конечно, были с собой.

Труп переносят в квартиру Гусевых-Турищевых, ключи вешают на гвоздик, дверь захлопывают — замок же английский. Жвачку с глазка снимают.

Вот так. Почти гениально. Особенно если учесть, что это всего лишь мои домыслы, плод буйной фантазии. Бабушка-насильник — такого в моей практике еще не бывало. Конечно, очень хочется, чтобы я оказалась права и шантажист-убийца будет наконец-то разоблачен и обезврежен.

Если я все же окажусь права, то становится вполне понятным, почему шантажист требовал столь малые суммы и почему эти суммы всегда были разными. Во-первых, действовали по принципу: от каждого по возможности. Старушка и ее сын таким образом в некотором роде пытались себя обезопасить: не каждый же побежит в милицию из-за незначительной для бюджета семьи суммы. Лучше заплатить.

В нашей стране непуганых дураков народ вообще простой и душевный. И, чем отстаивать свои права и защищать свое кровное, он лучше отдаст чуть ли не последнюю рубашку, только б его не трогали. «Только б не было войны», как выразился один из известных юмористов.

Но и на случай проколов у них имелись неплохие подстраховки. Взять хотя бы случай с Гавриловыми. Если бы вмешалась милиция, она бы отправилась по ложному следу. А уж последний случай вообще на грани фантастики. Так рисковать! Ай да комсомольский вожак! В организаторских способностях Марии Ивановне — я была почему-то уверена, что главную скрипку играет именно она, — явно не откажешь.

Самое главное, что для старушки сбор информации о финансовых возможностях и тонкостях быта соседей не составлял труда. Да любую старушку из любого дома спроси, и они тебе все про жильцов-соседей выложат. Все мелочи! Вплоть до свинцовых шариков на столе у разгильдяя Олежки.

И письмо потому слабо корвалолом попахивало. От старых людей часто пахнет корвалолом. А уж если ты письмо жуткое печатаешь, да еще соседям любимым, какое уж тут сердце выдержит. От жалости к Алинке, наверное, сердечко и прихватило.

Ну, это я так. Уже юродствую.

А как же алиби? А никак. Кто его проверял? Они просто не открывали дверь, словно никого нет дома. Сестра, конечно, может и подтвердить, что Мария Ивановна с Ванюшкой в тот вечер были у нее.

И все-то ты, Танечка, мудрая моя, по полочкам разложила. А как же шантажист из Центрального района? С ним как быть? Или это опять из другой оперы?

Хотя… Ведь Мария Ивановна сама обмолвилась, что пришлось жить у сестры почти год, когда та болела. Времени познакомиться с местными старушками и потенциальными «спонсорами» для талантливого человека вполне достаточно. А в том, что Мария Ивановна в своем роде человек талантливый, я не сомневаюсь. Надо бы узнать адрес ее сестры.

Я взглянула на часы. Звонить еще раз Нине просто неприлично. Время за полночь.

Что ж, версия неплохая. Улик, правда, кот наплакал. А значит, надо выработать определенную тактику. Надо идти ва-банк.

Посоветуюсь-ка я по этому поводу с косточками, пусть потрудятся на благо хозяйки.

34+12+18 — «Не зацикливайтесь на жизненной рутине. Ловите момент. Определите жизненные приоритеты, и вас ждет удача».

Вот так. Я совет костей восприняла как руководство к неординарным действиям. Милиция на такое не пойдет — противозаконно. А значит, черновая работа — моя.

Еще час на разработку планов и подготовку к их осуществлению. А потом сон, чуткий и неспокойный. Будто бы стремительный полет в космическом пространстве среди звезд.

Глава 11

Около девяти я позвонила Гусевым-Турищевым:

— Нина, подскажи, есть ли у Марии Ивановны определитель номера? — Я подстраховалась. Скорее всего нет. Так оно и оказалось:

— Да нет.

— Это я на всякий случай. Ты будь пока дома. Я тебе, кажется, через несколько часов очень интересное кино покажу.

— Какое кино?

— Говорю ж, интересное. Если все получится, как я задумала. Жди.

— Хорошо. Только Игорь уже ушел.

— Неважно. Главное, что пока он еще на свободе.

— Ой, Тань, ну и шутки у тебя.

— Это не шутки. Если мое кино не состоится, то его задержат по подозрению в убийстве твоей матери. Так что не удивляйся методам, к которым мне придется прибегнуть.

— Я уже ничему, наверное, не смогу удивиться, — вздохнула Нина.

— Ну вот и ладненько. Давай мне номер телефона Марии Ивановны, назови их фамилию и отчество ее сына.

Я даже записала на всякий случай данные, хоть на память и не жалуюсь.

— До встречи.

И я повесила трубку. Потом сложила все необходимое в объемистый полиэтиленовый пакет и вышла из дома.

Прежде всего мне надо было заскочить к Крокодилу. Крокодил, ввиду своей совершенно неординарной внешности, вполне заслуживал свою кличку. Маленькие, хитрые, как у поросенка, глазки и огромный рот с крупными зубами.

Крокодил работает в одной из частных мастерских по изготовлению ключей. Как ему удалось туда устроиться, учитывая его небезупречное прошлое, я не знаю. Этот малый отмотал срок за квартирные кражи.

Ему по зубам любой замок, прошу прощения за каламбур. Будь он хоть суперповышенной секретности. Я и сама по замкам неплохой спец, но в данном случае лучше не рисковать. Замок у Марии Ивановны не совсем обычный, я могу с ним долго провозиться, а это не в моих интересах. Да и ни в чьих.

Не буду же я средь бела дня целый час колупаться у чужой двери. А Крокодилу это раз плюнуть. Тем более берет он с меня за подобные услуги совсем недорого.

— Открыть замок, Татьяна Александровна, — Крокодил меня величает всегда исключительно по имени-отчеству, — дело нехитрое. Сложнее его потом закрыть.

— У них английский. Дверь потом можно просто захлопнуть, а на дополнительные обороты не закрывать. Ничего страшного. Это даже лучше.

— Ох, Татьяна Александровна, — заворчал Крокодил, снимая фартук, — подведешь ты меня под монастырь когда-нибудь.

— Ладно, Коль, не ной. Я ж не грабить собираюсь. А преступника разоблачать. Ну нет у меня другого выхода, понимаешь?

* * *

Я припарковалась во дворе за самопальными ракушками.

— Сейчас, Коля, очистим сцену. А потом твой выход.

Я извлекла сотовый, откашлялась и набрала номер Арефьевых. Трубку взяла Мария Ивановна.

— Добрый день. Вас беспокоят с телестудии. Мы готовим к выходу в эфир передачу «Миг удачи», — стрекотала я тонюсеньким голоском со скоростью «тысяча слов в минуту». — Наш спонсор — компания телефонной и радиосвязи «Шанс».

«Миг удачи» проводит розыгрыш денежных призов по телефонным номерам. Ваш телефонный номер выиграл денежный приз в размере пятидесяти тысяч рублей. Вы не могли бы приехать на телестудию всей семьей прямо сейчас? Запись передачи начнется в десять тридцать. — Не стоит ей давать много времени на размышления. — Вы сможете приехать?

— Что-то я никогда не слышала о такой передаче.

— Это новая передача. Она впервые готовится к выходу в эфир. И ваша семья оказалась в десятке счастливчиков. Так вы сможете приехать на запись?

— Я даже не знаю, ни разу в телестудии не была.

— Это неважно. На проходной вас будет ждать светловолосая девушка. Ее зовут Катя. Назовете свою фамилию, и она проведет вас в студию.

— Минуточку, девушка. Не кладите трубку. Я посоветуюсь, — ее голос зазвучал приглушенно, видимо, она, прикрыв трубку рукой, советовалась с сыном. А если еще и к Нине советоваться побежит? У меня даже мурашки по телу побежали. Надо было предупредить подругу, что ей могут задать такой вопрос. — Девушка, мы далеко живем. Можем не успеть к назначенному времени.

— Ой, какая жалость. А приехать на такси вы не смогли бы?

Еще пара томительных минут. И, наконец, решение принято:

— Мы выезжаем. Пусть Катя ждет на проходной, как вы сказали.

Я облегченно вздохнула и на всякий случай предупредила обо всем Нину.

— Вот и все, Николай. Теперь будем уповать на господа, чтобы она поехала не одна, а с сыном.

— А если они вообще не поедут?

— Вряд ли. Кто откажется ни за что ни про что получить денежки дармовые? Плохо же ты знаешь людскую сущность. Мне однажды по почте послание пришло. Якобы мой адрес занесен в компьютер, участвовал в розыгрыше призов и выиграл телевизор. Надо было всего лишь перевести на указанный абонентский ящик сто семьдесят рублей. — Я вышла из машины, оставив дверку открытой, и встала так, чтобы подъезд хорошо просматривался.

— И что? Телевизор получила? — Крокодил был удивлен до невозможности.

— Я с такими трюками, как ты только что должен был понять, хорошо знакома. А вот старушка соседская послала. До сих пор пытается свои несчастные сто семьдесят вернуть. Ведь поверила же. А тут денег с них никто не просит. Наоборот, обещают. Выгорит не выгорит, а не попробовать грех. Плохо будет, если она решит поехать одна. Тогда придется еще что-то и для сыночка изобретать.

Мне повезло. Мария Ивановна вышла из подъезда вместе с сыном. Они быстрым шагом направились в сторону остановки. Выждав десять минут для подстраховки, мы вошли в подъезд и поднялись в лифте на шестой этаж.

Нину я отправила в квартиру, у которой в день убийства был залеплен глазок. Ей надлежало побеседовать с Еленой Матвеевной — так звали старушку, — дабы она в неподходящий момент не вышла из квартиры или не посмотрела в дверной глазок.

Как я уже говорила, Крокодил просто виртуоз. Ему и пяти минут не понадобилось для мирного вторжения в чужую обитель. После чего я с ним рассчиталась.

Я обшарила всю квартиру. Молоток я отыскала в ящике для инструментов, который спокойно себе стоял в прихожке. Ящик был изготовлен в виде пуфика. Снимаешь стеганое сиденье — а под ним откидная крышка. Тот ли это был молоток, я, разумеется, не знала. Для меня сейчас это не играло существенной роли. Когда готовишь психическую атаку, не обязательно заботиться о подлинности той или иной вещи. Главное, чтобы вещь была похожа на оригинал.

Совсем другое дело печатная машинка. Она главная улика. И ее не найти я не имела права.

Она оказалась в массивном, старого образца, диване. Та самая, с выпадавшей из строки буквой «о». Там же и пачка белых листов.

* * *

— В ожидании кино неплохо было бы что-нибудь перекусить, — бессовестно заявила я Нине.

— Да господи! Какие проблемы, сейчас сообразим. После поминок полно всего осталось. Пойдем на кухню.

— На кухню мы не пойдем, — решительно отвергла я Нинино предложение.

У меня были причины так говорить: я не могла пропустить момент появления Марии Ивановны с сыночком — надо было вовремя включить видик на запись.

Квартиру старушки я нашпиговала электроникой, как в американских триллерах.

Есть у меня один хороший знакомый, который изготавливает спецаппаратуру по моим спецзаказам. Мастер Левша ему в подметки не годится. Правда, Виктор Иванович Валентинский страдает излишней болтливостью и общаться с ним порой трудно, зато какие классные вещи делать умеет.

С его помощью я обзавелась потрясающей техникой, в том числе миниатюрными видеокамерами, позволяющими передавать изображение с хорошим качеством и на довольно большие расстояния на одном из дециметровых каналов. А что говорить про квартиру на одной лестничной площадке? Видимость — как на ладони.

До начала интересных событий мы успели пообедать. И вот…

Я сразу позвонила Григорьеву:

— Сан Саныч! Подошлите своих пинкертонов к гусевскому подъезду. Только по-тихому, без мигалок и сирены. Пусть будут как мышки.

— А что случилось, Танечка?

— Пока не случилось, но думаю, через полчасика преступник побежит кое-что прятать. И тогда ему не отвертеться.

— А если не побежит?

— А если не побежит, то мы позвоним к нему в квартиру и попросим сами показать все, что нас заинтересует.

— Шутите!

— Нет, вполне серьезно. Я нашла машинку, на которой печатались письма. И еще кое-что.

* * *

— Вроде бы я дверь на два поворота ключа закрывала, Вань.

— Может, просто забыла?

Старуха с сыном вошли в гостиную. Теперь они были не только слышимы, но и видимы. И остолбенели, замерев перед пишущей машинкой, которая стояла на столе. Там же лежал молоток.

— А это что?! — голос Марии Ивановны дрожал. — Машинка же была убрана, Ваня! Тут кто-то побывал!

— Это я и сам вижу.

Мария Ивановна выдернула из машинки листок:

— Ваня, что это?!

Тот ошеломленно молчал.

— Прочти. Я не знаю, куда очки дела.

Не обратив внимания на просьбу матери, Иван кинулся искать в квартире автора записки. И не нашел, конечно.

— Здесь кто-то был, — повторил он слова матери. — Кто-то все знает про письма.

Мария Ивановна судорожно продолжала искать очки. Иван взял листок в руки.

— Что там? — дрожащим голосом спросила старушка.

Иван прочел вслух мою записку: «Вам лучше сдаться милиции и все рассказать про угрожающие письма, про убийство вашей соседки. Деньги верните. Неизвестный».

— Господи! — Мария Ивановна испуганно озиралась, словно ожидала, что этот самый неизвестный предстанет сейчас пред ее ясны очи.

— Ваня, сыночек, — старушка заплакала. — Это нам специально позвонили, чтобы войти в квартиру. Наверное, в милиции теперь все знают про наш бизнес.

— Вряд ли милиция будет действовать так. Просто кто-то хочет нас напугать. А может быть, даже заработать.

— Наверное, ты прав. Кстати, следовало обратить внимание на то, что сразу после нашего письма Алинка пропала. Может быть, та девка долговязая все подстроила? — Нелестный комплимент в мой адрес.

— Какая девка?

— На поминках, помнишь? Она еще этого борова, который рядом с Алинкой сидел, поторапливала. Она сразу после письма крутиться тут начала. Как я сразу не сообразила! Господи! Она еще к нам за корвалолом приходила. Может быть, она все и подстроила?

— Ты, мать, ерунду какую-то говоришь.

Старушка не обратила внимания на возражения сына:

— Что же делать? Что делать? Надо выкинуть печатную машинку и молоток. Если мы избавимся от этих вещей, никто ничего не сможет доказать. И надо же было Елизавете войти в тот момент, когда ты понес мусор! Это свыше. За все в жизни приходится отвечать.

Вот тут она права. Я полностью согласна: за все надо отвечать. Бог все видит. И хоть я не утруждаю себя утренними и вечерними молитвами, а также посещением церкви, все же я верю в существование неких сил, которые свыше контролируют жизненные процессы на земле.

Тихо переговариваясь и строя догадки, каким образом некто неизвестный проник в их жилище, они упаковали машинку в рюкзак, туда же сунули молоток.

Машинку решили спрятать пока в гараже арефьевской сестры. А молоток бросить в пруд около заводского клуба. Я быстро собрала свои вещи и вышла от Турищевых.

* * *

Ивана я подождала у лифта.

— На дачу собрались? — c улыбкой спросила я.

— Да, знаете ли. Погода солнечная. Решили с приятелем на природу съездить. — В его глазах при виде меня отразился ужас. Но кинуться назад в квартиру он не решился.

А я строила из себя ничего не ведающую беззаботную девушку, возжелавшую поболтать с приятным молодым человеком на ни к чему не обязывающие темы:

— Это хорошо. У вас, кажется, рюкзак тяжеленный? Может, вам помочь?

— Нет, спасибо. Я кое-какие железяки обещал другу привезти. Вот и мучаюсь, — он тоже улыбнулся. Только его улыбка ни капельки не походила на мою: она была вымученной.

Он вышел из подъезда и бодрым шагом направился на остановку. И мне показалось, что я услышала его облегченный вздох.

Я осмотрелась в поисках коллег.

Из-за ракушек, где я припарковала свою «девятку», вынырнули мои вчерашние напарники. Я поманила их рукой и указала на удаляющуюся фигуру Ивана.

* * *

— Здравствуйте, Мария Ивановна, — я обворожительно улыбнулась, ожидая приглашения войти.

Старушка, видимо, уже почти оправилась от шока, в который я их ввергла. Она кивнула мне и пригласила.

А что ей оставалось делать? Надо же узнать, есть ли у меня камень за пазухой.

И тут я продемонстрировала ей свои липовые корочки:

— Я из милиции. Ваш сын задержан по подозрению в убийстве соседки и шантаже. Он дает показания. — Я тоже часто блефую.

Она тихо опустилась на тот самый пуфик, который служил ящиком для инструментов.

Отпираться было бессмысленно, поскольку я поставила ее в известность о видеозаписи их действий после моего незаконного вторжения.

— Я никому не хотела зла. Никому не хотела. Просто мне было невозможно трудно жить. Невозможно! Пенсии моей не хватает. Ванюшку на работу нигде не берут.

— Дворником бы взяли, — резонно заметила я.

— Дворником?! Моего мальчика дворником? У него слабое здоровье. И вообще… В нашем роду никогда не было дворников. Я в свое время занимала весьма значительный пост. А потом все полетело кувырком, спасибо нашим бездарным правителям. Разве эти люди обеднели бы от потерь тех сумм, которые мы у них просили? Для них они ничего не значили. А у меня еще и сестра больная. И мне надо всех тянуть. Где взять денег?!

Она решительно вытерла слезы.

— Пишите. Я все расскажу. Елизавету Ивановну убила я. Ваня тут ни при чем. Я вышла вынести мусор и не закрыла дверь. Она вошла и увидела печатную машинку…

Я знала, что она лгала, взяв все на себя и защищая сыночка.

* * *

Когда полковник Григорьев узнал, что я свои предположения выстроила в основном на романе братьев Ивановых, увиденном на столе у Арефьевых, на нечеткой кладбищенской видеозаписи да липком от жвачки дверном глазке, он расхохотался.

— Я бы не отказался, если бы у меня работали такие проницательные люди, как вы, Танечка.

Я скромно улыбнулась:

— Вы меня за мои методы работы давно бы вышвырнули из своей конторы.

Мы оба рассмеялись.

* * *

Вечером, когда я уютно расположилась на диване и возмечтала расслабиться у родного «ящика», меня, грубо говоря, забодали телефонные звонки.

Сначала позвонила Ленка-француженка. Ей не терпелось узнать, как развернулись события дальше и нашла ли я убийцу.

Я пообещала ей подробный отчет, но только попозже.

Потом позвонил Аякс.

— Таня, твой слоник принес мне удачу: я выиграл в моментальную лотерею тысячу рублей! — Голос Аякса захлебывался от восторга. — А еще Васек устроил меня на работу в рюмочную. Теперь заживу.

Я мысленно хмыкнула, потому что точно знала, что при любых раскладах Венчик никогда не сможет зажить по-другому. Деньги он завтра же раздарит друзьям по «бомжевству», а работу бросит. Свободный художник не станет терпеть неволи.

После звонка Аякса я включила автоответчик. Больше не буду поднимать трубку, кто б ни позвонил.

Но тут позвонил Васька. И умолял взять трубку. Решив, что дома меня все-таки нет, слезно попросил связаться с ним. Соскучился.

Проблему я нажила, это точно.

Чтобы избавиться от столь прилипчивого парня, надо обладать недюжинным умом. Можно, конечно, просто послать его. Но он мне почему-то был немного симпатичен. Так что придется и тут разрабатывать стратегию и тактику.

А может, не надо? Может, стоит обзавестись наконец-то мужем? Муж с тремя прямыми извилинами — самый удобный в хозяйстве. Буду я для него днем пирожки стряпать, а вечером в трактире на Крымской пить пиво со сгущенкой. Романтика!

Примечания

1

Запись состава крови, включающая данные о количестве в ней различных клеток и их особенностей.


на главную | моя полка | | Умей вертеться |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 4
Средний рейтинг 4.3 из 5



Оцените эту книгу