Глава 1

КОМУ ПРОДАТЬ «ЗЕЛЕНЬ»?

«Нива» уверенно бежала по проселочной дороге, весело подпрыгивая на ухабах. До дома Васильевича было каких-то километра четыре, единственное неудобство представляла изрядно разбитая колея. Однако и это расстояние можно было сократить, если проехать лесом. Вырулив на просеку, Никита Зиновьев углубился в чащу. Смеркалось, следовало торопиться. Сумерки в лесу особенно коварны, не успел опомниться, а ночь уже накрыла с головой. Правда, местность он знал хорошо, не заблудился бы – приходилось здесь бывать и в прошлые времена, единственное, чего он опасался, так это проплутать лишних полчаса в густом и темном лесу. Это было бы неудивительно, дорог в этом районе немного, места необжитые, свернул в сторону на полсотни шагов и затерялся, а то и вовсе угодил в какую-нибудь гиблую болотину.

А потому следовало быть повнимательнее.

Рядом подремывал Антон Фомин. Никита всегда удивлялся его способности мгновенно засыпать. Порой казалось, что любую свободную минуту тот использовал для восстановления сил. Вот только присели ненадолго, а он уже и веки смежил. Машину слегка подбрасывало на многочисленных выбоинах, отчего голова приятеля безвольно раскачивалась из стороны в сторону, что совершенно никак не отражалось на его сне, наоборот, он храпел еще энергичнее и громче, в такт двигателю.

Антон просил разбудить его, как только машина углубится в лес, но расталкивать приятеля Никита не спешил. Возникло желание побыть наедине с собственными мыслями. Разговор обязывал настроиться на определенную эмоциональную отдачу, но сейчас не было желания даже шевелить языком. Кроме того, за время совместной работы они о чем только не переговорили. Практически не существовало темы, которую они не затронули хотя бы вскользь.

Никиту, да и не только его, поражала удачливость Антона. Неудивительно, новичкам всегда везет! Порой создавалось впечатление, что этот парень чувствует драгоценные камни за версту. Взять хотя бы нынешний сезон. Два месяца целой бригадой выгребали тонны земли, перебрали тысячи валунов, но фарт упорно не желал идти в руки, а потому приходилось довольствоваться парой горсточек небольших бериллов, которые не идут ни в какое сравнение с изумрудами. Камней, добытых за сезон, едва хватало на то, чтобы покрыть расходы на бензин, расплатиться с бульдозеристом, который разравнивал отвалы. И нечего было даже и думать о том, чтобы сколотить некое состояньице на черный день, работая с такими результатами. А потому сворачивали лагерь безо всякого настроения, проклиная собственное невезение, а заодно и драгоценные камни, так глубоко запрятанные от людского взора.

Повезло лишь только тогда, когда Никита с Антоном решили поработать самостоятельно. Отделившись от группы, они встали лагерем километрах в пяти от прежней стоянки. За первые три дня им удалось нарыть только с дюжину бледных александритов, а на четвертый, в самый последний день, когда уже были свернуты палатки, и оставалось забросать пожитки в «Ниву», чтобы отчалить восвояси, парням по-настоящему подфартило.

Неподалеку от входа в палатку лежал огромный гнейсовый валун, скатившейся с соседнего склона, наверное, еще в доисторические времена. Поросший темно-зеленым мхом, заплесневелый от времени и влаги, он примелькался им и не вызывал никакого интереса. Антон не однажды грозился, что обязательно займется этой глыбой, но всякий раз, возвращаясь усталым после целого дня изнурительной работы, оставлял задуманное на потом.

– И все-таки, я эту глыбу разобью! – глянув на валун, сказал Антон и, подойдя к валуну, присмотрел на нем заметную трещинку. Размахнувшись, он ударил по ней кувалдой, вкладывая в этот удар всю накопившуюся злость.

Валун не разбился на куски, разошлась лишь слегка трещина, показав темное волокнистое нутро каменюки. Антону пришлось ударить еще несколько раз, прежде чем гнейсовая глыба поддалась окончательно и обнажила раковистый неровный излом.

С минуту Антон оторопело смотрел на блестящую неровную поверхность, отказываясь верить в увиденное, но потом кувалда выскользнула из его ослабевших пальцев, и он, стараясь не показать волнения в голосе, позвал:

– Никита! Иди сюда!

Швырнув в багажник машины палатку, Никита нехотя подошел к разбитому валуну. Некоторое время он в полнейшем молчании рассматривал друзы топазов, торчащие из пустот, затем, справившись, наконец, с нахлынувшими чувствами, выдохнул:

– Ни хрена себе!

Антон широко улыбнулся.

– Вот-вот, и я о том же!

Здесь же, на волнистом изломе, выднелось несколько занорышей, из которых зелеными кошачьими глазами блестели изумруды. Причем каждый из них был каратов на десять и невероятной чистоты. Любой такой камень сделал бы честь самому престижному ювелирному магазину.

Сожалеть о потраченном зря времени было поздно, оставалось лишь мечтать о том, как было бы здорово начать полевой сезон именно с этой глыбы, которая находилась у них под самым боком. Расколол ее, собрал торчащую «зелень», да отбыл в обратном направлении, даже не разбив палатку.

– На сколько они потянут? – спросил Антон.

Протянув руку, Никита все еще не решался дотронуться до зеленой глянцевитой поверхности, воспринимая случившееся почти как сказку. Он всерьез опасался, что стоит только закрыть глаза, как это видение тотчас рассеется белесым дымком.

– Думаю, что каждый из них потянет на тысячу баксов, а может, и больше, – уверенно отвтил он. – Зяму знаешь?

– Это такого сипатого, что ли?

– Он самый. Так вот, в прошлом году мы с ним на железку ездили. Дней на десять... Я там камушек нашел немного поменьше этого, так он у меня его сразу за штуку купил. А эти-то побольше будут. А вон тот в центре, – показал он на полость, из которой выглядывали изумруды, напоминавшие толстые карандаши, – наверняка тысяч на пять потянет! А может, и подороже... Смотря на какого клиента попадешь. На каждый камень свой покупатель должен быть. Ну и повезло нам, я скажу. Как мамонтам! – восторженно выдохнул Никита. – Не зря тебя называют счастливчиком. Ты мне удачу приносишь. Попробую его отковырнуть, – он поднял с земли молоток.

Примерившись, Никита ударил по самому краю глыбы. Гнейсовая порода удачно отслоилась, а отбитый кусок упал в высокую траву.

– Бляха-муха! – выругался Антон. – Ты же по демантоиду колонул! Карата на три будет!

Никита невольно сплюнул. Так оно и есть, переливчатый камушек рассыпался в белую пыль. Удар пришелся по самой его головке. Странно, что он не заприметил его сразу, ведь демантоид торчал вызывающе, выставив на обозрение коричнево-зеленую грань.

– Знаешь, я поздно заметил, только уже тогда, когда молоток на удар пошел. Что-то блеснуло, думал, слюда, – с некоторой неловкостью отвечал Никита. – Не шарахать же себе по ноге.

– Уж лучше бы по ноге саданул.

– Ладно, хрен с ним, – отмахнулся Никита. – Тут этих камней столько, что можно три года не работать, а только пить да гулять, не просыхая.

– Верно, – махнув рукой, согласился Антон. – Еще и на черный день останется.

– А вон там, видишь, блестит?

– Ну?

– Фенакит... Он в оправе очень хорош.

– А все-таки демантоид жаль, такие крупные очень редко встречаются. Считай, что пять тысяч баксов на ветер выбросил.

– Ну, понимаю я все, – несколько раздраженно ответил Зиновьев. – Так что, теперь меня убивать, что ли, за это?

Антон только хмыкнул.

– Так уж и убивать... Живи пока!

Подняв с травы отбитый кусок гнейсовой породы, Никита с интересом принялся рассматривать кристаллы. Длинные, ромбические, плотно припаянные гранями к гнейсовой поверхности, они не желали расставаться с материнской средой и слегка поблескивали изнутри манящим травянистым светом.

На первый взгляд они не представляли собой ювелирной ценности. Стеклянный блеск темно-зеленых граней особо не впечатлял. Следовало иметь немалый поисковый опыт и богатое воображение, чтобы понять, что имеешь дело с незаурядной вещью. Такие образчики как эти, безо всяких трещин и с необычайной прозрачностью, можно встретить только один раз в несколько лет, и то при невероятнейшей удаче, которая, – увы! – перепадает далеко не всякому.

– Давай аккуратно сложим все образцы. А уже дома отпрепарируем их как следует. – Антон широко улыбнулся. – Знаешь, у меня мечта есть...

– Какая?

– Сделать себе золотую печатку, а на нее камушек поместить вот такого размера, – показал он на прозрачный светло-зеленый изумруд величиной с крупный лесной орех.

Никита в ответ только хмыкнул.

– Пижон ты, однако! Сверкнешь где-нибудь в баре таким камушком, так у тебя его вместе с головой оторвут. Я тебе вот что советую. Если у тебя появилась какая-то капуста, так ты молчи и никому об этом не рассказывай! Нас и так со всех сторон пасут. И менты, и ФСБ, и братва! Да всех не перечислишь, – в отчаянии он махнул рукой. – И каждый хочет от нас чего-то поиметь. Так зачем же на свою задницу искать приключения!

– Тоже верно.

– Хорошо, что понимаешь.

– Знаешь, о чем я думаю?

Никита, стараясь ненароком не сбить драгоценные зеленые головки, принялся отбивать породу вместе с изумрудами. Действовал он теперь крайне осторожно, всякий раз выверяя силу удара. Наступала самая ответственная часть, надо было умело извлечь находку. Изумруд – камень хрупкий, хотя и твердый, он требует бережного обращения. Хотелось обойтись без брака.

– Ну?

– Хорошо, что мы хитники, а не «черные» старатели. Камушки вот ходим, ищем а не золото моем...

Удар получился аккуратный, точно выверенный. Гнейсовая порода, сколовшись точно по линии напластования, упала под ноги Никите. Подняв щетку изумрудов, он не без удовольствия посмотрел камешки на свет, любуясь их безукоризненной прозрачностью, и довольно ответил:

– Это уж точно!

С краешка обнажился светло-зеленый демантоид. Весьма приятный сюрприз. Никита любил этот камень за свет, переливающийся у него внутри. Когда-то в старину их называли зелеными бриллиантами. И было за что!

– Я тебе не рассказывал, как золотишко в Магадане намывал? – Антон усмехнулся.

Из валуна, строптиво пробивая слоистую поверхность, торчал крупный изумруд. Просто так к нему не подлезть. Требовалось тонкое зубило. И отколачивать самоцвет следовало вместе с породой, чтобы не разбить его. Антон достал из рюкзака инструмент и, установив его в небольшую трещину, несильно стукнул молотком. Пластинка гнейса легко отслоилась, оголив еще один драгоценный камень. А вот его можно взять просто руками. Расшатав изумруд, Антон аккуратно положил его в мешочек, где уже лежало несколько таких же камушков.

– Что-то не припоминаю. – Никита сосредоточенно рассматривал обломки валуна.

– А вот послушай... Три года назад это было. С друганом я поехал, в армии вместе служили. Он родом оттуда, все места там знает. Приехали на какую-то речку под Ягодным и целых три месяца намывали золотишко лотком в каком-то ручье. Вода холодная, стоишь согнувшись – собачья работа, в общем! У меня потом после этого руки стало ломить. А нас, оказывается, все это время пасли! Такие как мы там по всей тундре толпами ходят. И вот как только мы начали в обратную дорогу собираться, подъехали к нам на вездеходе каких-то четверо козлов. «Стволы» в лоб наставили и золото отобрали.

– Обидно.

– Не то слово! Я еще считаю, что мы легко отделались. Позже узнал, что в том районе пятерых «черных» старателей замочили сразу же после нас.

– Золото не хотели отдавать? – поинтересовался Никита, бережно вылущивая берилл.

Камень хороший, пусть и уступает изумруду по цвету, но подарок будет шикарный – девушки ценят подобные безделушки. Из такого камня можно сделать очень хорошие кабошоны, – придал камню округлую форму, вставил его в подходящую оправу, и получится весьма качественный кулон.

– Скорее всего... В Магадане сейчас ингуши заправляют. А они не особенно церемонятся. Все «черные» старатели у них на контроле. Наверное, предложили продать им золото по бросовой цене, те не согласились. Вот и грохнули!

– Значит, считаешь, что камнями повыгоднее заниматься? – спросил Никита, обходя валун с противоположной стороны.

Для себя он уже решил, что не уедет с этого места до тех пор, пока не расколет всю эту глыбу на мелкие куски. Вот только как бы поудачнее приступить к этому, чтобы не повредить изумруды, плотно спрятавшиеся внутри?

Антон непроизвольно хмыкнул.

– Вот взгляни на этот камушек. Один такой изумруд стоит больше всего того, что мы намывали за две недели.

Никита довольно улыбнулся.

– А ведь некоторые камни и по полмиллиона могут стоить!

– Ты видел такие?

– Пару раз было, – довольно протянул Зиновьев. – Первый раз три года назад, соседи наши по лагерю нашли. Вместе ковырялись в одной жиле, а повезло им. А вот другой раз – в прошлом году. Кололи точно такую же глыбу, ну, может быть, немного поменьше. Валун почти пустой был, только мелкие такие изумрудики встречались по всей поверхности, как налет. Потом на полость наткнулись, а из нее, представляешь, торчит изумруд в палец толщиной. Не темного цвета, а вот как раз такой, какой нужно, салатный. И прозрачность почти идеальная.

– Без трещин?

– Одна трещина была, но она по самому его краю прошла. Совсем незначительная.

– И куда же потом этот камень делся? – заинтересованно спросил Антон.

Никита махнул рукой.

– Темная там история вышла. Гера, парень, который нашел изумруд, сказал, что у него покупатель есть на этот камень. Отдали изумруд Гере, а он исчез. Как говорится, ни камня, ни Герасима.

– А может, скрысятничал?

Никита отрицательно покачал головой.

– На него это не похоже. Тут что-то другое. А потом куда он денется от хиты? Кто в хитники подался, век им будет. Тут у него вся жизнь прошла. И для него это не самые большие деньги были, он многое повидал. Видимо, кому-то не тому доверился. Там, где большие деньги, всегда появляется и большая опасность. Хорошие камни, конечно же, очень здорово, но нужно еще знать, как с ними обращаться и кому сдавать.

– Тоже верно.

– Давай расколем эту глыбу. – Никита показал на соседний валун. – Вот чует мое сердце, что она внутри полна «зеленки»!

Глыбу кололи осторожно, стараясь угодить по трещинам и по линии спаянности. Несколько минут молчаливо, по-деловому разбивали крупные гнейсовые осколки, глуховатый стук молотков негромко отзывался где-то в глубине смешанного леса.

Наконец, Никита разогнулся и, сердито поддев носком обломок пустой породы, вздохнул:

– Ни хрена здесь больше нет! Ты посмотри, я чуть молоток не сломал, – показал он на разбитый черенок.

– Того, что мы взяли, тебе на год вперед хватит, – убежденно отозвался Антон. – Едем к Васильевичу?

Никита задумался. Высыпав из холщового мешочка несколько только что добытых камушков, он принялся рассматривать их с еще большим интересом, пытаясь выявить возможные дефекты. Безо всякого преувеличения можно было сказать, что сегодняшний день оказался самым удачным за последние три года его хитничества. За это время через руки Никиты прошло немало камней. В какой-то степени он стал неплохим специалистом и мог с большой долей уверенности определить стоимость каждого камня. Но то, что он держал в руках теперь, было очень далеко от того, что ему приходилось видеть раньше. Камни были совершенно прозрачными и большими, и, что особенно ценно, все оказались травянисто-зеленого цвета. Даже непосвященному было понятно, что в руки к ним свалилась редкая удача, о которой мечтает каждый хитник. Это совершенно другой уровень, чем обычная добыча. Оставалось только с умом распорядиться сокровищами.

По своему и по опыту других хитников Никита осознавал, что продать такие вот камни – сложная задача. Надо идти к верному человеку.

Достав лупу, он долго и тщательно рассматривал каждый из дюжины изумрудов, пытаясь отыскать на их поверхности хотя бы единственную трещинку. Но камни были совершенны.

Сунув лупу в карман, Никита покачал головой:

– Знаешь, мне кажется, что каждый из этих камушков потянет штуки на три. Это только для начала... А вот если распилить эти два камушка, – он показал пальцем на пару ромбических кристаллов, – а потом придать им огранку, то их стоимость в общей сложности может увеличиться на порядок, – и он внимательно посмотрел на Антона, ожидая его реакции.

Антон счастливо улыбнулся. По тридцать тысяч на брата за несколько ударов молотком – не самые плохие деньги!

– Кому все-таки думаешь отдать «зелень»? Васильевичу?

Вопрос был непраздный. В идеале, на каждый хороший камень следовало искать своего достойного покупателя. А потому цена за один и тот же изумруд может варьироваться в самых широких пределах. Каких-то два года назад он посчитал бы за счастье продать каждый из этих камней всего лишь за триста долларов, но сейчас подобная цена вызывала только горькую улыбку.

Все-таки как меняются времена!

Все эти годы Зиновьев сдавал камни скупщику Васильевичу, проживавшему в соседнем поселке. Мужик этот был скуповатым, любил поторговаться за каждый камушек. Но выгода такой сделки заключалась в том, что, сторговавшись, деньги он всегда отдавал без волокиты.

По-своему этот Васильевич был личностью интересной и в некотором роде достопримечательностью всей округи. Старик любил рассказывать о том, что происходил из семьи потомственных хитников, а в пьяном разговоре, приложив палец к губам, сообщал, что у него в надежном месте спрятана карта, на которой обозначены демидовские изумрудные копи.

В подобные рассказы почему-то легко верилось. Никита знал немало примеров, когда дедовские схемы, нарисованные пращурами от руки, наводили на действительно богатые жилы. Странным было другое. Несмотря на немалый достаток, Васильевич ютился в старом дедовском срубе, поставленном лет сто пятьдесят назад. Плохонькая дверь закрывалась на хилый крючок, который можно было вырвать с корнем хорошим ударом ноги, а ведь в ведрах, которыми был заставлен дом скупщика, лежали драгоценные камни, за которые можно было получить серьезный срок. Удивительным было то, что его до сих пор еще никто не ограбил. Тем более что жил он бобылем, а бабы, которые порой скрашивали его одиночество, не выдерживали соперничества с драгоценными камнями и скоро уходили от него.

Самоцветами был завален даже его обеденный стол, и чтобы выпить чаю, Васильевичу приходилось всякий раз расчищать на столе местечко для чашки. Однако неверно было бы думать, что Васильевич не знает счет своим камням. Каждый из них он помнил «в лицо», как свои пять пальцев, и, несмотря на внешнее добродушие, был чрезвычайно подозрительным и недоверчивым человеком.

Особенно остро проявлялась настороженность у Васильевича после первого выпитого стакана водки. Даже на приятелей, с которыми был знаком не первый год, он начинал посматривать враждебно, подозревая в них предполагаемых грабителей. Никита помнил случай, когда после выпитой рюмки водки Васильевич сломал табурет об голову одного из своих постоянных клиентов, заподозрив его в краже.

Но среди хитников сложилось твердое убеждение, что под рукой Васильевич всегда держал и нечто более надежное, чем табуретки.

– Можно, конечно, и Васильевичу, – ответил Никита, бережно пряча изумруд в холщовый мешочек. – Сначала заценим у него, а там как получится.

– Значит, двинем к нему?

– Двинем! – согласился Никита, уложив мешочек с изумрудами на заднее сиденье внедорожника.

Антон открыл дверцу «Нивы» и удобно расположился на переднем пассажирском месте.

Глава 2

ОТКУДА ТАКИЕ КАМУШКИ?

Поселок Изумрудный находился в пятнадцати километрах от основной трассы. По местным меркам не столь уж и далеко. Дорога к нему пролегала мимо трех затопленных карьеров, где еще в конце войны добывали палладий. Огромные карьеры, равные по размерам паре футбольных полей, всегда притягивали к себе Никиту, как магнит. Те рудосодержащие жилы, которые в войну считались обедненными, сейчас представлялись весьма перспективными месторождениями, а потому здешние отвалы содержали немалое количество драгоценного металла. И, проезжая мимо, он всякий раз замечал на отвалах все новые и новые раскопки.

Однажды один из хитников рассказал, что стал свидетелем того, как с довоенных отвалов два мужичка вывезли три «КамАЗа» платиновой руды. При самом скромном подсчете из этой породы можно будет добыть около пяти килограммов драгоценного металла. По стоимости черного рынка сумма выручки составит около полумиллиона долларов.

Никиту не раз посещала бесшабашная мысль: «А что если пригнать сюда грузовичок и загрузить в него породу!» Но всякий раз, поразмыслив, он отказывался от этой идеи. В конце концов, с драгоценными камнями – камнями первой группы – все было понятно, давно уже отлажено. В этом мире его знали, имелись наработанные связи. А благородный металл, – это совершенно другой мир, где все придется начинать сначала. Пройдет немало времени, прежде чем удастся обзавестись нужными связями. И где гарантия того, что ему не отвернут голову, как только он пригонит сюда экскаватор?

Причем отвернут голову не какие-нибудь уголовники со стажем, а родная доблестная милиция, которая всегда работает в связке с хитниками. Встретят где-нибудь на выезде отсюда, да упрячут в воспитательных целях в «аквариум». А оттуда до зоны всего лишь один шаг. Одно дело, если приторговываешь камешками в розницу, так сказать, на поддержание штанов, и совсем другое, если занимаешься промышленным вывозом стратегического сырья.

Сорвал серьезный куш, так будь добр, поделись! Иначе могут возникнуть очень серьезные неприятности.

Проводив взглядом затопленный карьер, Никита нажал на газ и громко чертыхнулся, – переднее колесо «Нивы» съехало в какую-то колдобину, крепко помяв диск. В свободное время придется поковыряться, чтобы его выправить.

Въехали в поселок. А вот и обиталище Васильевича. Его изба стояла на самом пригорке и была видна с любой точки дороги. И Никита не раз думал о том, что такое расположение «хоромины» было выбрано далеко не случайно. Сто лет назад это место было вполне глуховатым и разбойным, а потому при необходимости можно было быстро убраться из избы по любой из четырех дорог.

Даже сейчас, когда место это все более осваивали городские жители, застраивая его каменными особняками, дом не затерялся, выглядел весьма приметно, и каждый, кто проезжал мимо, невольно обращал внимание на ажурные ставни, вырезанные в виде порхающих ангелочков. Дом окружал забор, видимо, такой же старый, как и само строение. В некоторых местах доски в ограде были повыломаны, и не без причины – открывался весьма удобный путь в роскошный яблоневый сад. Но Васильевича подобная мелочь не интересовала. Взволновать его мог разве что редкостный по качеству и уникальности камень.

Мощные, хотя и старые венцы дома, в полтора обхвата каждый, и высокая крыша зримо подавляли все соседние строения. Путник, въезжающий в поселок, невольно смотрел на металлический флюгер в виде горланящего петушка, закрепленный на коньке дома.

Калитка у Васильевича не запиралась, да и собак он не держал. Что, впрочем, не удивляло. Редко кто заводит цепного кобеля, отпарившись на зоне с десяток лет. У ворот стоял серебристый «Лексус», значит, у Васильевича находился какой-то гость. Водитель искоса глянул было на подошедших, но через секунду потерял к ним интерес и, откинувшись на кожаное кресло, уставился прямо перед собой. Обычное дело – хитники добычу принесли.

– Егор Васильевич! – громко крикнул Никита, уверенно ступая во двор. – Гости к тебе пришли. – И, повернувшись к Антону, добавил: – Только чтобы он пьяным не был. Тогда никакого разговора не получится, все будет смотреть, чтобы мы камушек какой-нибудь у него не сперли. Подозрительный становится, как черт!

На его крик вышел мужчина лет шестидесяти пяти. Кряжистый, с мускулистыми короткими руками, все еще крепкий, он сдержанно поздоровался с Никитой и, посмотрев на Антона, стоящего рядом с ним, спросил без особой радости:

– А это еще кто с тобой?

Никита с Антоном переглянулись, – хозяин был слегка нетрезв.

– Не напрягайся, свои! Антон Фомич, – заверил Никита. – Я за него ручаюсь.

Глаза у Егора Васильевича были настороженные, это был взгляд много повидавшего человека, и в этот момент охотно поверилось, что все слухи о нем – правда!

– Ну, проходи тогда... раз свой, – мрачновато буркнул Васильевич. – В комнату не заходите.

Гости миновали сени, прошли в коридор, такой же просторный и остановились у входа в комнату.

– Что принес? – не скрывая нетерпения, спросил Васильевич.

Широко улыбнувшись, Никита небрежно ответил:

– Да пару пустячков.

Достав холщовый мешочек, он вытащил из него два зеленых камушка и протянул их Васильевичу.

– Ну-ка, ну-ка... Так-так... Интересно, – поднес тот к глазам первый камушек.

Лицо Васильевича враз посуровело. Сузив глаза, он с большим интересом принялся рассматривать каждую грань камня, пытаясь отыскать малейшие дефекты. Но камушек был безупречен. Сверкая стеклянным блеском, он как бы гордился своей непорочной прозрачностью.

– Георгий Георгиевич, – позвал Егор Васильевич кого-то из глубины комнаты.

На оклик вышел мужчина лет шестидесяти пяти, сухощавый, в очках, интеллигентного вида. С первого взгляда он производил благоприятное впечатление и внешне очень походил на какого-нибудь научного работника, половина жизни которого прошла в тиши кабинета среди стеллажей книг. В его внешности настораживал только глубокий шрам, который рассекал щеку от правого уголка рта до самого уха. Вряд ли такие отметины получают от книг, свалившихся откуда-нибудь с верхней полки. Охотно верилось, что за плечами этого внешне спокойного человека, несмотря на ласкающий взгляд, богатая и интересная биография, и вообще много всего такого, о чем бы он хотел умолчать.

– Ну?

– Взгляни-ка на этот камень, – сказал Васильевич, протягивая гостю изумруд.

В его голосе послышались интонации сдержанного восхищения, что бывало крайне редко. По тому как его гость взял камень и по интересу, с каким принялся его изучать, прикусив губы, было понятно, что с ювелирным делом он хорошо знаком. Приподняв камушек, Георгий Георгиевич долго изучал его в проходящем свете. Затем слегка подбросил камень на ладони, как бы пробуя его на вес, после чего с некоторым оживлением спросил Никиту:

– Твой?

– Да.

– У тебя есть еще такой?

– И не один, – Никита сыпанул в ладонь незнакомцу с пяток камней.

Каждый из камушков Георгий Георгиевич рассматривал с большим интересом. Создавалось впечатление, что он даже позабыл о людях, стоящих рядом. Возможно, так оно и было в действительности. В глазах старика читалось нечто большее, чем профессиональный интерес, так выглядит самая настоящая страсть, которая не идет ни в какое сравнение даже с желанием обладать любимой женщиной. Где-то в самой глубине его зрачков Зиновьев увидел бесшабашные отчаянные огоньки.

– А вот на этом камушке небольшая трещина, – неожиданно сказал Георгий Георгиевич с нескрываемым сожалением, посмотрев на Зиновьева.

– Она едва заметная.

Георгий Георгиевич кивнул.

– Да, в этом месте камушек можно будет распилить, и тогда вместо одного получится целых два. Но таких же великолепных! Так, значит, говоришь, твоя «зеленка»? – вновь спросил он.

– Моя, – довольно улыбнулся Никита. – Точнее, наша.

– Понятно... И вправду неплохие камушки. Сейчас нечасто такой товар можно встретить, – сдержанно заметил Георгий Георгиевич. – И давно ты занимаешься хитой?

– Лет пять.

По губам дядьки промелькнула снисходительная улыбка.

– Пять лет... А я сорок пять лет! За это время я таких камней насмотрелся, что ого-го! Сейчас хорошие камни большая редкость. Вот раньше, бывало, приедешь в поселок, ставишь мужикам литр водки и говоришь, что тебе нужно. Так они тут же приволокут. А еще полведра всякой мелочи тебе насыплют. Цитринов там да топазов, чтобы не забывал их, наведывался почаще. А сейчас какой бы камушек ни показали, так цена не менее ста баксов! И знаешь, кто народец нынешний испортил? – испытующе посмотрел он на Никиту.

От его взгляда Зиновьеву сделалось немного не по себе.

– Кто же?

– Да любители! Особенно много их сейчас в Питере, да в Москве объявилось. У иных денег вообще не меряно! В каждом кармане торчит по пачке долларов. Ладно бы скупали стоящие образцы, тогда было бы как-то понятно. А то ведь большие деньги за всякую дрянь отдают! – И уже безо всякой связи Георгий Георгиевич продолжал: – Знаешь, есть тут на некоторых камушках кое-какие дефекты. На первый взгляд их не особенно видно, но когда гранить начнешь, так сразу проявятся, – убежденно заверил новый знакомый.

В специальности Георгия Георгиевича сомневаться более не приходилось. По тому, с каким интересом он рассматривал камни, как держал их, становилось понятно, что он огранщик. Ремесло это редкое и денежное. Через хороших огранщиков всегда проходят самые лучшие образцы. По всему Среднему Уралу таких было не более полутора десятков, а тех, которые взялись бы за огранку большого изумруда, так и вовсе по пальцам на одной руке сосчитать можно.

Об этих умельцах знали не только скупщики и хитники, но и четвертый отдел ФСБ, занимавшийся природными ресурсами. А потому связываться с ними – дело непростое и очень стремное. Впрочем, имелись еще два-три хороших огранщика, о которых знал только очень узкий круг хитников, работавших по-крупному. Как правило, эти огранщики имели дело с ними напрямую. Но это уже каста. Проникнуть в этот круг не представлялось возможным, даже приблизиться к нему вплотную – проблематично. Но крупный изумруд, пригодный для огранки, даже для ювелиров самого высокого уровня событие исключительное.

– Я не заметил, – недружелюбно откликнулся Никита, понимая, что его хотят развести как лоха.

Зиновьев интуитивно угадал, что человек, стоящий перед ним, несмотря на совершенно безобидную внешность, настоящая акула, которая не шастает по мелководью, а предпочитает глубоководные лагуны с обилием пищи. А если его добычей заинтересовался столь крупный хищник, следовательно, незаметно для себя он заплыл в другую акваторию, где действуют совершенно иные законы, о которых он мог только догадываться.

Георгий Георгиевич снисходительно улыбнулся.

– Напрасно. Такие вещи надо замечать сразу. Согласен, на большинстве камушков нет трещин, этим они и ценны. Но ты взгляни сюда, – он взял с ладони один из самых крупных изумрудов. – Посмотри на этот участок, – показал он на краешек. – Темно-зеленый цвет переходит просто в зеленый. Это заметно только после того, как присмотришься, но различие все-таки наблюдается, следовательно, его товарная цена существенно падает. – Усмехнувшись, он спросил: – А может быть, ты со мной не согласен?

– Может быть, и падает, но только я не уверен, что очень значительно.

На столе в центре комнаты Егора Васильевича поблескивала огромная аметистовая друза. Вещь дорогая, тем более такой насыщенной фиолетовой окраски. Это вам не какие-нибудь бразильские образцы, что челночники покупают на латиноамериканских рынках на вес. Стоящая штуковина! Но судя по тому, что на ней лежала несвежая скомканная рубаха, к музейным образцам хозяин дома относился без должного пиетета.

Странное дело, сосредоточиться мешала именно эта рубаха, точнее, ее воротник с каким-то темным налетом по краю. Что поделаешь, Васильевич не отличался чистоплотностью. И Никита время от времени бросал взгляд на друзу, на головки крупных кристаллов, которые, напоминая иглы ощетинившегося ежика, торчали в разные стороны.

– Продай мне эти камни, – предложил Георгий Георгиевич.

Никита отвел взгляд в сторону. Конечно, разговор должен был завершиться именно таким образом.

– Мне надо подумать.

– А чего тут думать? – удивился Георгий Георгиевич. – Я тебе предлагаю за них хорошие деньги. Тебе никто больше столько не даст. Сколько ты хочешь, к примеру, за этот камушек? Тысячу долларов? Две? А может быть, три? – спросил он, хитровато прищурившись. – Чего же ты молчишь?

Даже в самых смелых предположениях Никита не мог и мечтать о названной сумме. Нахмурив лоб, он неожиданно для самого себя произнес, твердо посмотрев в хитроватые глаза огранщика:

– Этот камень стоит значительно дороже. Я бы хотел за него получить десять тысяч долларов.

Ювелир широко улыбнулся, посмотрев на хихикнувшего Васильевича, покачал головой:

– Какая хваткая молодежь пошла! Понимает толк не только в стоящих камнях, но и в хорошей капусте. Давай сговоримся на шести.

– Девять, – поколебавшись, ответил Зиновьев.

– Семь с половиной!

– Хорошо, – посмотрев на молчащего изумленного Антона, Никита добавил: – Но деньги нам нужны сейчас.

Ювелир усмехнулся.

– Разумеется.

Сунув руку в карман куртки, он извлек толстый лопатник, вынул из него плотную пачку долларов, перетянутую обыкновенной резинкой, и уверенно отсчитал семь с половиной тысяч.

– Владей!

Получив камушек, Георгий Георгиевич вновь, как если бы увидел его впервые, принялся рассматривать гладкие грани. Морщины вокруг глаз углубились от удовольствия, и он, достав из кармана полупустую пачку сигарет, бережно уложил в нее камушек.

– Не беспокойся за него, он попал в надежные руки, здесь ему будет хорошо, – радостно сообщил он. – Чего ты жмешься? Давай выкладывай остальные. Да не дрейфь ты! Все без обмана. Вон, спроси у Егора Васильевича, пусть он тебе скажет, кинул ли я хоть кого-нибудь? – И, не дождавшись ответа, удовлетворенно протянул: – То-то же! Какой резон мне тебя обманывать, если, предположим, через неделю ты мне еще принесешь несколько таких же камушков?

– А будут ли такие? – в свою очередь спросил Никита.

Георгий Георгиевич широко улыбнулся.

– Тоже верно, такая «зеленка» не каждый день встречается. Так ты мне продашь остальные? – голос огранщика звучал все настойчивее. – По пять штук даю за каждый! – объявил он и, заметив на лице Никиты колебания, продолжал настаивать: – Пойми, чудак-человек, где ты еще найдешь такие деньги? А я тебе даю их сразу!

– Эти камни стоят дороже, – неуверенно протянул Никита.

Георгий Георгиевич отрицательно покачал головой.

– Не уверен, что тебе за эти камушки кто-нибудь даст больше. Сколько у тебя таких камней?

– С десяток наберется.

Глаза Георгия Георгиевича вспыхнули алчным огоньком. Он сразу как-то заметно изменился, и эта перемена Зиновьеву почему-то не понравилась.

– Вот видишь, десяток, – сказал он с какой-то задумчивой мечтательностью. – Даже на двоих очень нехилые деньги. Это по двадцать пять штук зеленых! Например, на них можно прибарахлиться, купить солидную тачку. Съездить с девочками куда-нибудь на юг. Да мало ли что еще! – восторженно воскликнул огранщик. – И еще ведь на жизнь останется!

От прежней флегматичности, с которой он встречал их каких-то полчаса назад, не осталось и следа.

– Я подумаю... Мы заедем через неделю. – Никита взглянул на Антона.

Георгий Георгиевич ответил не сразу.

– Хм... Что ж, буду ждать. Как надумаете, свяжитесь с Васильевичем, он мне даст знать, – и, сухо кивнув на прощание, он ушел в соседнюю комнату.

Никита положил мешочек с камнями в сумку.

– Ладно, будь здоров, Васильевич. Мы поедем!

Егор Васильевич проводил гостей до крыльца, своими руками распахнул дверь, провожая. Зиновьев подумал о том, что подобной чести в этом доме он удостоился впервые.

Уже наступила ночь. Она была светлой, канун полнолуния. Мягкий желтоватый свет падал на лицо Васильевича, от чего оно казалось каким-то неестественным, почти восковым.

– Закурим? – неожиданно предложил он.

Никита молча вытащил из кармана пачку сигарет и легким щелчком выбил две штуки. Одну протянул Васильевичу. Вот и еще одна новость. Прежде скупщика не тянуло на душевные разговоры. Их связывали только деловые отношения. Так сказать, основная капиталистическая формула: деньги – товар. Никита предупредительно чиркнул зажигалкой, и Васильевич, глубоко затянувшись, поблагодарил его сдержанным кивком. Некоторое время они курили молча, выжидательно посматривая друг на друга.

– Где «зелень» такую отыскал? – поинтересовался Васильевич, отряхнув пепел.

Спрашивал он вроде равнодушно, но вот интонации всецело выдавали его настроение.

– Не поверишь, у самой палатки, – восторженно сообщил Никита, пыхнув дымком. – Целых два месяца горбатились черт знает где! Куда только не выезжали, и на Белую...

– Ого!..

– ...и на Рудный. Две недели под Дачным ковырялись. Ничего! А тут разбили валун, а в нем такая красота засверкала. Скажи, Антон...

– Повезло, – со знанием дела кивнул Васильевич.

– Фортуна улыбнулась, – счастливо протянул Никита, посмотрев на Антона. Тот стоял в сторонке и явно был недоволен тем, что его не замечают. Да, и Васильевич вел себя так, как если бы его не было совсем.

– Какие у тебя на сегодня планы?

Никита пожал плечами.

– Никаких особенно. Поедем сейчас. К утру, думаю, до дома доберемся.

– А то бы переночевали, – неожиданно предложил Васильевич, докуривая сигарету.

– Нет, нам надо ехать. Ну, пока!

– Будь здоров.

* * *

Георгий Георгиевич чуть отодвинул занавеску и посмотрел во двор. Васильевич не собирался возвращаться, – курил сигарету и о чем-то разговаривал с парнями. Старик нахмурился: «Интересно, о чем таком он может с ними беседовать?» Почувствовав направленный взгляд, Васильевич неожиданно обернулся.

Георгий Георгиевич задернул занавеску и отошел от окна. Сел на стул и стал ждать возвращения хозяина. Васильевич вернулся минут через десять.

– Что это за люди?

Егор Васильевич небрежно махнул рукой:

– Так, ерунда...

– Но камушки они предлагали хорошие.

Васильевич пожал плечами.

– Меня это тоже удивляет. Им и в самом деле повезло. Как ты думаешь, сколько могут стоить такие камни?

Георгий Георгиевич сдержанно улыбнулся.

– Могу тебе сказать совершенно точно, все вместе они потянут не менее чем на пятьсот тысяч долларов. Может, даже и побольше...

– Что же ты им не предложил еще? Я же видел, Никита уже сомневаться начал. Может, продал бы.

Старик усмехнулся.

– А куда он от меня денется? Все равно мне и продаст. Не у каждого такие деньги тут же и сразу найдутся.

– Тоже верно.

* * *

Васильевич сел за стол. Налил себе водки и предложил своему гостю:

– Может, хочешь?

– Как-нибудь в другой раз.

– А я вот махну!

Выдохнув, Васильевич одним махом выпил полстакана водки и, взяв кусок ветчины, с аппетитом закусил.

– И как тебе «белый»?

– Он великолепен, – одобрительно сказал Георгий Георгиевич. – Откуда у тебя такой алмаз?

– У одного старика купил.

– Давно?

Васильевич внимательно посмотрел на гостя. Напряжение в голосе Георгия Георгиевича ему не понравилось.

– Года три назад.

– Вот даже как. А что же ты раньше мне этот камушек не показывал?

Васильевич вздохнул.

– Я бы и сейчас не показал, да просто деньги нужны.

– Они всем нужны. Для чего?

– В город хочу перебраться. Квартиру купить поприличнее. Да и на жизнь...

Кивнув на аметисты, лежащие на столе, гость спросил:

– А этого тебе на жизнь не хватает?

Подняв пьяные глаза на гостя, Егор Васильевич признался:

– Мне бы хотелось сразу и много.

– Понимаю. Такую сумму только я тебе и могу дать.

– Верно.

– У тебя есть еще такие камни?

Егор Васильевич отрезал кусок ветчины, положил его на толстый ломоть хлеба.

– А я знал, что ты не без дела. Чего тебе просто так в моей дыре появляться?

– Угадал. Так у тебя есть еще такие камни? Хорошую цену дам.

Старик печально вздохнул.

– Были! Четыре камня были. Перепродал я их уже.

– Точно такие же?

– Немного поменьше.

– И куда же они ушли?

– Куда-то за границу. Фраер один заморский подвернулся. А у него какие-то свои каналы через бугор.

– Продавец – же самый старик?

– Да, – подтвердил Васильевич, ковырнув спичкой застрявшее в зубах мясо.

– Почему он обратился именно к тебе? Раньше ты имел с ним дело?

Егор Васильевич отрицательно покачал головой.

– Никогда. А узнать обо мне он мог от кого угодно. Все-таки не на обитаемом острове живу. Половина Урала знает, что я хорошие камушки скупаю.

– Но ты же никогда не занимался «белыми».

– Не занимался... Но если хороший камень в руки сам идет, так чего же от него отказываться?

– И где же могут быть эти четыре камня? Ведь не каждый сумеет их отгранить.

– А где угодно! – веско высказался Егор Васильевич. – Скорее всего, отгранят их где-нибудь в Израиле. Там очень хорошие ювелиры, а вот объявиться они потом должны где-нибудь в Западной Европе. Или, может быть, в Иране.

– А тебе не приходила в голову такая простая мысль, что если у твоего продавца есть с пяток таких камней, то почему их не может быть, к примеру, с десяток?

– Точно таких же? – переспросил Васильевич.

– Да. Точно таких же!

– Это маловероятно! Такие крупные алмазы в природе вообще редко встречаются, а чтобы такие, так это вообще немыслимо! А потом это только предположение...

– Я знаю о чем говорю! – резко оборвал его Георгий Георгиевич. – В свое время неподалеку отсюда пропала партия крупных алмазов. Тот алмаз, который ты мне продал, именно из той партии.

– Целая партия, – хмыкнул Егор Васильевич. – А откуда ты можешь знать? Ты что, видел, что ли?

Старик на секунду задумался.

– Это неважно.

– Знаю, к чему ты клонишь. Брось! – махнул рукой Егор Васильевич. – Об этих алмазах не ты первый мне говоришь. Будто бы какая-то партия «беленьких» пропала в сорок пятом во время побега зэков. А только тех алмазов никто больше никогда не видел. Да и вообще, были ли они? Может, все это выдумки.

– Ладно, оставим это. Ты знаешь, где живет этот старик?

– Был я у него один раз, – кивнул Васильевич. – На Луговой у него дом. Кажется, номер четыре. Он один там такой, у цементного завода. Но он собирался переезжать, может, его уже сейчас там и нет.

– Значит, на твои деньги переезжает?

– Получается, что на мои. Он мне камушек, а я ему деньги. Так что – без обид.

Гость неожиданно поднялся.

– Ладно, пойду я... Мне еще нужно в одно место заскочить.

– Ну, бывай. Заглядывай, если что.

Георгий Георгиевич вышел во двор, осмотрелся. Ночь стала совсем темной, небо заволокли кучевые белесые облака. Достав мобильный телефон, он нажал на клавишу. Абонент отозвался глуховатым голосом:

– Да.

– Записывай адрес.

– Так.

– Луговая четыре. Продавец проживает по этому адресу. «Белые» должны быть там. Такие вещи, как правило, прячут под боком.

– Понял.

– Смотри поаккуратнее, чтобы никто ничего не заметил.

– Не впервой.

– Не исключено, что он оттуда уже переехал, узнай тогда новый адрес. Постарайся понаблюдать за ним. Может, он сам выведет тебя туда куда нужно. Посмотри, кто наведывается в его дом, может быть, они тебе что-нибудь подскажут.

– Хорошо.

– Еще вот что. Тут пацаны на выезде с хорошей «зеленью», я бы не хотел ее упустить. Скажешь, чтобы их встретили.

– Я понял. Их встретят.

– И еще вот что – они меня видели. Ты понимаешь?

– Да.

– Ставки очень большие. Свидетели мне не нужны. Убери и Васильевича, но так, чтобы все выглядело поаккуратнее.

– Сделаем.

– Вот и хорошо, – подытожил Георгий Георгиевич.

Щелкнув крышкой телефона, он сунул его в карман. Приветливо помахал выглянувшему из окна Васильевичу и поспешной походкой направился в сторону поджидавшего его «Лексуса».

Глава 3

ОБОРОТНИ

Парни сели в машину. Где-то в дальнем конце поселка лениво забрехала собака, которой так же беззлобно отозвалась другая. Все это время Никиту не покидало какое-то гнетущее чувство тревоги, и совершенно было непонятно, откуда же оно взялось. Немного отлегло от души только тогда, когда они выехали на поселковую дорогу. Приободрившись, Никита отыскал в приемнике легкую музыку и, включив дальний свет, запылил по грунтовке.

– Странные какие-то мужики, – сказал с досадой Антон.

– Ты это о ком?

– Да об этой парочке, у которых мы были!

– Знаешь, мне тоже так показалось, – честно признался Зиновьев. – Прежде я таким Васильевича не видел.

– Ты дорогу знаешь? – неожиданно спросил Антон.

Никита невольно усмехнулся.

– А чего тут знать-то? Из заповедника только одна дорога. Остальные все перекрыты. На выезде стоит блокпост, могут пошмонать, – улыбнулся он.

– Ты это серьезно?

– Вполне. Хотя делают они это очень редко. Если бы мы ехали в фургоне или, например, в грузовичке, тогда другое дело. Вот сейчас проедем через лесок, а дальше будет поле. А там и шлагбаум. А это что еще за хренотень! – невольно выругался Никита, разглядев на дороге застывший силуэт машины.

Подъехав поближе, он увидел, что на дороге стоит милицейский «УАЗ» с сигнальным маячком на крыше. А рядом с машиной, облокотившись о капот, застыли два милиционера. Их трудно было бы различить среди густого кустарника, если бы не светоотражающие полоски на их рукавах.

Заметив приближающуюся машину, один из них, тот, что был повыше, сделал несколько шагов к центру дороги. Дальним светом фар Никита вырвал из темноты его долговязую фигуру, короткий взмах жезлом.

– Черт бы его побрал! – невольно выругался он, притормаживая. – Обычно он стоит не здесь, а подальше. В трех километрах отсюда у них пост.

– А может, уедем? – предложил Антон взволнованным голосом. – Что-то мне все это не нравится.

– Да куда тут уедешь?! – в отчаянии воскликнул Никита. – Колея-то узкая. Быстро не развернешься, а у них «уазик» заведенный.

– Как будто специально нас ждали.

У Никиты зародилось нехорошее предчувствие.

– А хрен его знает! Ладно, может быть, еще и обойдется. Может, просто спросят, куда ездили. Не станут же они машину обыскивать, да еще в такую темень! – сбавил скорость Никита.

– Ты все-таки изумруды спрячь, – подсказал Антон.

– Хорошо.

Вытащив холщовый мешочек из сумки, он положил его под резиновый коврик.

Инспектор вышел на середину дороги и терпеливо ждал, пока «Нива» притормозит и остановится. Зиновьев пытался разглядеть в его лице нечто похожее на нервозность, но тот выглядел совершенно естественно. Правда, вид немного усталый. Но это объяснимо, намахался палкой за целый день и теперь хочется покоя. Даже выражение лица у него было как будто бы слегка виноватое. Дескать, извините, ребята, сам не рад, но работа у меня такая.

Второй даже не пошевелился, так и продолжал стоять, опершись о капот.

Никита остановился и, приоткрыв дверь, спросил:

– В чем дело?

Теперь он мог хорошо рассмотреть гаишника – высокий, на узком лице тонкие щеголеватые усики.

– Старший сержант Прохоренко, – сверкнул тот удостоверением.

Зиновьев с готовностью отреагировал:

– Я тоже старший лейтенант запаса.

Шутка не подействовала. Инспектор неторопливо подошел вплотную к машине и равнодушным голосом поинтересовался:

– Вы знаете о том, что разъезжаете по территории минералогического заповедника?

Взгляд у инспектора прямой, слегка сонный, как будто бы его только что подняли с постели. Но внутреннее ощущение подсказывало, что спорить с ним не стоит.

– Да, знаем, конечно же. Просто были в гостях.

– И к кому же вы ездили?

От машины отделился второй милиционер. Немного пониже ростом, но вот в плечах пошире. За спиной у него висел «АКМ». Приближаться вплотную он не стал, застыл в десятке метров от машины и с интересом слушал разворачивающийся диалог.

– К Егору Васильевичу. Может, знаете такого? – с надеждой спросил Никита.

Милиционеры переглянулись.

– Вылезайте из машины, – приказал инспектор.

– На каком основании? – возмутился Антон.

– Зона заповедная. Нам нужно проверить ваши документы.

– А документы-то зачем?

– Работа у нас такая, – уныло ответил инспектор. – Может, вы находитесь в розыске.

– Что еще за черт! Ведь никогда же раньше этого не было, – выругался Никита, вылезая из машины.

– Тебя это тоже касается, – негромко, но жестко приказал долговязый, посмотрев на Антона.

Распахнув дверцу, Антон вышел.

Милиционер с автоматом сделал небольшой ленивый шаг навстречу. Длинный ремень автомата был переброшен через спину, но с тем расчетом, чтобы удобно было не только ткнуть «стволом» в живот, но и вскинуть оружие к плечу.

– А теперь документы, – протянул долговязый ладонь.

– А вы, собственно, кто такие? – вскипел Антон, сделав шаг вперед. – У меня в гараже таких палок много, я могу выйти на дорогу и тоже буду ими размахивать!

– Документы! – более жестко потребовал долговязый.

– Вы должны быть у поста, – продолжал наседать Антон. – А не в темном лесу, где...

Антон не договорил, короткая автоматная очередь сбила его на землю. Следующая секунда растянулась в вечность. Боковым зрением Никита увидел, как долговязый проворно отскочил в сторону, а сам в эту минуту продолжал смотреть на ствол автомата, который, дрогнув, полыхнул белым разрядом. Никита метнулся в сторону, совершив кувырок, а над головой зловеще просвистела вторая очередь. Еще один кувырок, такой же отчаянный, и густые кусты сомкнулись за его спиной. Короткая очередь врылась рядом в землю, швырнув в лицо колючую гальку. Приподнявшись, Зиновьев прыгнул за могучий ствол ели, в который смачно и зло врезалось несколько пуль. Пригнувшись, он побежал к следующему дереву, все более углубляясь в лесную темень. Автоматная очередь прозвучала немного в стороне. Потом еще раз, но уже значительно глуше.

Пробежав с полкилометра, Никита остановился, прислушался. Где-то позади раздавалась приглушенная речь. Похоже, что преследовать его все же не собирались. У этих людей были совершенно иные задачи. Немного постояв и убедившись, что за ним никто не гонится, Никита, стараясь не наступать на сухие ветки, направился к машине.

Ночь и густые кусты скрывали его от преследователей. Подавшись чуток вперед, он увидел обоих милиционеров, пристально всматривающихся в темноту. Вот один из них, тот, что был с автоматом, повел «ствол» в его сторону, словно почувствовал направленный на него взгляд. Никиту мгновенно обдало жаром. Убегать не следовало, иначе вслед тотчас прозвучит очередь и до ближайшего дерева уже не добраться. Оставалось только уповать на чудо. И оно произошло. Долговязый, который находился совсем рядом, вдруг решительно ухватился за «ствол» пятерней и рассерженно сказал:

– Хватит палить, не на стрельбище ведь. И так всю округу переполошил.

Широкоплечий, послушно кивнув, закинул автомат за спину и поплелся за усатым.

Они подошли к неподвижно лежащему Антону. Долговязый вывернул его карманы и разочарованно констатировал:

– У него ничего нет.

– А может, все-таки у второго?

– Вряд ли. Скорее всего, спрятали где-то в машине. Для них мы обычный патруль. Давай пороемся в тачке.

Юркнув в салон, он некоторое время шарил в бардачке, под креслами. Затем его усатая улыбающаяся физиономия высунулась из машины, и он довольно доложил:

– Под ковриком камушки лежали. Давай покойника в машину затащим.

Согнувшись, они одновременно взяли Антона за руки и за ноги и посадили на переднее кресло.

– Пристегни ремнем, чтобы не свалился. – Никита отчетливо увидел на лице долговязого гримасу брезгливости. – Ага, вот так. Весь перепачкался.

– Поаккуратнее надо было.

– В темноте-то не видно ни хрена! Я поеду на «Ниве», – распорядился долговязый, – а ты поведешь «УАЗ».

– Там дорога проходит через отвалы, – засомневался широкоплечий. – Из местных может кто-нибудь увидеть.

– Не переживай, – успокоил его второй, устраиваясь в кресле. – Два дня назад облаву на хитников делали. Всех разогнали! Так что они еще долго не сунутся.

– Хорошо, – кивнул напарник и, сняв с плеча автомат, быстрым шагом направился к автомобилю.

«Нива» завелась. Осторожно, стараясь не въехать в глубокую колею, коренастый развернул автомобиль и поехал в противоположную сторону. «Уазик» заторопился следом.

Никита побежал, стараясь держать удаляющиеся машины в поле видимости. Некоторое время были видны контуры машин, освещенные дальним светом. Но скоро исчезли и они, спрятавшись за плотной стеной вековых елей. Еще некоторое время впереди маячили оранжевые габаритные огоньки, потом тьма поглотила и их.

Ветки больно хлестали его по лицу, но он старался этого не замечать. Пробегая через густой кустарник, Никита наткнулся на торчащий сук, который больно расцарапал ему шею. Приложив ладонь к царапине, он почувствовал кровь. «Ладно, не до мелочей», – отмахнулся он и, стараясь не сбавлять темпа, побежал дальше.

Километра через полтора Зиновьев увидел две машины, стоящие у затопленного карьера. Фары обеих были предусмотрительно погашены. Двое людей в милицейской форме о чем-то разговаривали, потом один из них утвердительно кивнул и сел в «Ниву». Машина тронулась. Выпрыгнув на ходу, мент с интересом стал наблюдать за тем, как автомобиль с каждой секундой все более набирает скорость. Двигатель сильно и утробно урчал, машину то и дело подбрасывало на неровностях и кочках. В глубине души Никита надеялся, что двигатель заглохнет, но нет, «Нива» расторопно подобралась к самому краю берега и с высоты пяти метров съехала в карьер, наполненный водой.

Полет внедорожника показался Никите необыкновенно продолжительным. Передние колеса машины, лишившись опоры, провалились, как будто бы «Нива» выискивала наиболее благоприятное местечко для падения. И уже в следующую секунду капот разбил черную водную гладь, и автомобиль с шумным всплеском стал погружаться на дно. Зиновьев увидел, как в момент удара тело Антона безвольно встряхнулось, и он завалился на бок.

Никита никогда не думал, что тяжелый угловатый автомобиль, конструкция, совершенно не предназначенная для плавания, способна столь длительное время удерживаться на воде. В первую секунду ему даже показалось, что «Нива» не потонет вовсе и отправится к противоположному берегу карьера вплавь. Но двигатель неожиданно захлебнулся, негромко чихнув, машина мгновенно погрузилась до окон и медленно, явно не желая окунаться далее, принялась тонуть. Вода хлынула через открытые окна в салон, и Никита увидел, как безвольное тело Антона слегка приподнялось под напором воды, а потом машина ушла по самую крышу.

Понаблюдав за тем, как над утонувшей машиной расходятся широкие круги, милиционеры, побросав недокуренные сигареты, заторопились в «УАЗ». Громко хлопнули затворяемые двери, и автомобиль тронулся. Уже через минуту машина съехала со склона. Некоторое время Никита слышал звучание удаляющегося двигателя, затем умолк и он.

Шею неприятно саднило. Никита притронулся к ней пальцами и увидел на ладони следы крови. Значит, все-таки ободрался серьезно. Хотя это значительно лучше, чем лежать где-нибудь на дне затопленного карьера. Он подошел к краю карьера. На водной поверхности образовалась рябь, дул легкий ветерок. На душе была тоска – кто бы мог подумать, что день закончится именно таким образом?! Постояв еще немного, словно он прощался с покойным, Зиновьев направился в поселок.

* * *

Утром заброшенный карьер выглядел совершенно иначе, был не таким зловещим, что ли. Внешне он очень напоминал озеро, по берегам которого обозначились небольшие, заросшие травой насыпи. Вода в карьере была чистая, прозрачная, с зеленоватым отливом. Красиво, в общем. Не придраться. И только зубчатые каменистые берега, почти отвесно сбегавшие вниз, свидетельствовали о том, что озеро все-таки рукотворное.

Каких-то несколько дней назад у берегов затопленного карьера стояло десятка два палаток, в которых проживали хитники со всех уголков России.

Хита – народ немногочисленный, они подолгу проводят время в поле, а потому большинство хитников связано совместными предприятиями и узами тесной дружбы. В иные времена каких только людей не встретишь на карьере, из каких только краев не приезжают: из Магаданской области, с Дальнего Востока, из Калининграда. Места всегда хватало на всех. Несколько раз Зиновьев видел гостей из Германии, по большей части бывших соотечественников. По тому, как они работали на отвалах, было понятно, что просеивание изумрудов на панцирных сетках от кроватей для них дело не чужое. Были туристы и из Австралии, но это уже экзотика! Они с восхищением смотрели на изумруды, которые валяются у местного населения под ногами, и справедливо полагали, что Россия самая богатая страна мира, ведь в ней даже бродяги ходят по изумрудным копям.

Так что неискушенному человеку здесь было на что посмотреть и чему поудивляться.

Отвалы промывались неоднократно, и, по всей видимости, не одним поколением хитников. Но всякий раз, после каждого проливного дождя из породы, как грибы, выступали изумруды, и оставалось только удивляться, каким же это образом земля продолжает рожать зеленые камешки.

В этот раз берег карьера был пустынен. Если, конечно, не считать двух милицейских машин с мигалками, четырех оперативников, стоящих на краю карьера, и водолаза, неторопливо, со знанием дела облачавшегося в водонепроницаемый костюм.

Неделю назад на лагерь хитников совершил набег отряд ОМОНа. Собственно, в этом не было ничего удивительного, милиция и раньше предпринимала подобные рейды. А некоторых, кому особенно не повезет, препровождала в районное отделение милиции, где вместе с разъяснительными беседами могла надавать и зуботычин. Но в этот раз все оказалось значительно серьезнее. Пальнув из автоматов поверх голов, менты велели всем построиться в ряд, а когда хитники выстроились в разношерстную длинную колонну, приказали лечь на землю с заложенными на затылке руками, пинками поторапливая несогласных. Помнится, Никита хотел было приподнять голову, чтобы посмотреть, что же делается в палаточном городке, как тотчас почувствовал на своем затылке тяжесть армейского ботинка, безжалостно вжавшего его лицо в землю.

Часа два хитники безропотно пролежали на земле, руки у всех были заложены на затылке, и все это время омоновцы энергично обшаривали каждую палатку. А когда они, наконец, разъехались, наподдав под зад особенно разговорчивым, то выяснилось, что пропали наиболее ценные камни.

Больше всех пострадал Бармалей, он же Константин Калганов, огромный детина двухметрового роста с длинной взлохмаченной бородой, у которого увели огранку почти на сто тысяч долларов. Причем держал он ограненные изумруды не где-нибудь на видном месте, а для отвода глаз в замызганной протертой рукавице. Следовательно, приезд милиции был не случаен, а тщательнейшим образом спланирован. Напрашивалась простенькая догадка – на Бармалея навел кто-то из своих. Но попробуй разберись в этой толпе, кто же все-таки стуканул. Подобные вещи без «интереса» не происходят, следовательно, «крыса» получила от набега какой-то свой процент, заранее обговоренный.

Собственно, произошедшее следовало воспринимать как предупреждение судьбы, как некий знак свыше. Нужно было просто сворачивать свои пожитки и как можно дальше уезжать от опасного места. Большинство так и поступило. Но какой-то несговорчивый чертенок продолжал удерживать здесь Никиту. Вдвоем с Антоном они просто перебрались на триста метров в глубину леса, где и обнаружили гнейсовый валун.

* * *

– Подойдите сюда, – подозвал Зиновьева сухощавый оперативник лет сорока, который представился майором Журавлевым. И когда Никита подошел к кромке карьера, спросил: – Значит, вы говорите, что машина проехала именно здесь?

Вопрос был формальный, как много из того, что здесь происходило. Но, наверное, так полагалось. На кромке карьера были видны следы протекторов, которые срывались вниз. Причем не наблюдалось даже попытки приостановить машину. А на такое способен разве что самоубийца.

– Здесь, – показал Зиновьев на сбитые камни на краю карьера. Оперативник понимающе кивнул. – Потом машина стала погружаться, это было метрах в пяти от берега. Вон тот уступчик посмотрите, – показал он на нижнюю ступень карьера, которая также находилась под водой. Ее края были сбиты. Очевидно, машина упала на краешек и, балансируя, провалилась на глубину. – Видите, даже муть со дна еще не осела.

– Да, вижу, – согласился майор.

В прежние годы на этом карьере велась добыча тантала и вольфрамита. Карьер был глубокий, не менее пятидесяти метров. Работы на нем прекратились каких-то лет тридцать назад, а потому каждый камень еще помнил прикосновение ковша. Не сложно было представить, как по длинному серпантину, будто бы из земного чрева, поднимались груженые породой грузовики. А на противоположной стороне к карьеру шла широкая дорога, выложенная щебнем и стиснутая с обеих сторон высокими крутыми обрывами, дорога плавно спускалась к зеленоватой водной поверхности.

– А что это у вас на шее за царапина такая?

– Это я зацепился за сук, когда бежал по лесу.

– Да, конечно... А где находился «уазик»? – все тем же казенным голосом поинтересовался опер.

– Метрах в пятнадцати. Вот как раз рядом с вашей машиной. Там должны остаться следы.

Опрашивали его уже второй раз. И Зиновьев всерьез подозревал, что далеко не в последний. Создавалось впечатление, что оперативники желали подловить его на какой-то махонькой лжи, да вот все никак не получалось. Ведь вместе с первой группой оперов приезжали эксперт с криминалистом, которые не только осмотрели каждый сантиметр почвы, но и засняли следы протекторов, а брошенные окурки упаковали в пластиковые пакеты.

– Вы случайно не заметили номер машины?

Зиновьев неопределенно пожал плечами.

– Было очень далеко, а потом все-таки ночь... Нет, ничего не разглядел.

Водолаз уже одел водонепроницаемый костюм и с некоторым ожиданием посмотрел на оперуполномоченного.

– Может, вы расслышали, о чем они говорили? – спросил майор. – Знаете, как это бывает, достаточно услышать одно ключевое слово, чтобы был понятен смысл всего остального.

Никита отрицательно покачал головой.

– Ничего такого... Посмотрите сколько метров до тех кустов! Разве можно что-то услышать?!

– Да, далековато, – как-то уж очень неохотно согласился оперуполномоченный, пригладив ладонью русую макушку. – Знаете, я тут наводил справки, получается, что в этот день на карьере не появлялся ни один милицейский наряд.

Губы Зиновьева невольно дрогнули.

– Но ведь не выдумал же я эту история, так ведь?

– Конечно же, не выдумали, – задумчиво согласился оперуполномоченный. Макушка явно не давала ему покоя. Ладонь вновь пригладила поднявшийся хохолок. – Кстати, а что вы делали в минералогическом заповеднике?

Вновь был задан вопрос, на который майор Журавлев заранее знал ответ. Глупо было бы говорить о том, что в минералогическом заповеднике он появился только из-за страсти к природе. В этом районе не бывает случайных людей, каждый, кто сюда заявляется, хочет отыскать драгоценные камушки.

Следовало отвечать, но Никита никак не мог подобрать подходящие слова.

– Дело в том, что я... коллекционер.

Оперативник понимающе кивнул, даже улыбка на губах мелькнула.

– А вы знаете о том, что любой камушек в минералогическом музее-заповеднике находится под охраной?

– Знаю.

– И знаете о том, что за сбор камней первой группы предусмотрена серьезная статья?

– Наслышан, – сквозь зубы процедил Зиновьев.

– Вот видите, – как-то задумчиво протянул русоволосый опер. – Недра страны и все, что в них находится, принадлежит исключительно государству. Драгоценные камни запрещено раскапывать, продавать, перевозить и хранить. Их нельзя хранить даже в том случае, если это предмет минералогической коллекции, как в вашем случае. За это дают от пяти до десяти лет с конфискацией имущества.

– Я не знал, что...

– А незнание законов, как известно, не освобождает от ответственности.

Чувствовалось, что опер был хваткий и много повидавший. Никите очень не хотелось бы оказаться в качестве его клиента. Повернувшись к водолазу, майор кивнул:

– Пошарь там, посмотри все как следует.

– Понял, Виталик.

– В «Ниве» должен быть труп.

Водолаз молча кивнул и, надев маску, пошлепал к берегу.

Журавлев и Никита со скрытым интересом наблюдали за тем, как аквалангист шел вперед спиной к воде, выискивая наиболее пологое место. Секунду постояв на краю, он оттолкнулся от кромки и упал в воду, обдав брызгами стоявших неподалеку оперативников.

Повернувшись к Зиновьеву, оперативник спросил:

– Не могли же они просто так на вас напасть? Должна быть какая-то причина, чтобы пойти на такой откровенный риск. Наверняка знали, из-за чего рискуют. Признавайтесь, они забрали у вас камни?

Еще один неприятный вопрос, на который предстояло отвечать. И ведь не получится отмолчаться. Оперативник буквально прожигал его тяжеловатым заинтересованным взглядом и терпеливо дожидался ответа.

– Взяли... Камушки у нас были. Немного, штук десять. Наковыряли накануне. Признаюсь, очень неплохие. Я слабый оценщик, но за пять лет, что я занимаюсь хитой, такие мне попались впервые.

Майор ободряюще кивнул, оценив его откровенность, и уже несколько мягче спросил:

– «Зелень»?

Спросил обыкновенно, как бы между прочим. Почти по-приятельски. Даже профессиональный сленг ввернул, следовательно, хитническому делу он был не чужд. Не исключено, что в молодости тоже переболел камушками. Неудивительно, ведь паренек-то он как-никак уральский, а страсть к хитничеству здесь передается по наследству.

За время продолжительного разговора Никита впервые улыбнулся.

– «Зеленка».

– Значит, вы их кому-то предлагали?

– Да, – неохотно ответил Никита, понимая, что не удастся обойти столь щекотливую тему.

– И кому же?

– Егору Васильевичу. Он и раньше скупал у нас по изумрудику.

Оперативник слегка кивнул, сделав вид, что поверил.

– Знаю такого, продолжайте.

– Так было и в этот раз. На первый взгляд ничего особенного не происходило. Он удивился тому, что мы принесли очень хорошие камни. Позвал какого-то старика, тот тоже полюбовался «зеленью», а потом предложил нам за камни очень хорошую сумму. Но мы решили отказаться.

– Какая была сумма, если не секрет?

Никита чуток помялся, после чего откровенно отвечал:

– Пятьдесят тысяч баксов.

– Ого! Серьезная сумма. Просто так с такими деньгами не расстаются. Как звали этого мужчину?

– Георгий Георгиевич.

Оперативник задумался, на какое-то мгновение его лицо приняло озабоченное выражение, после чего он спросил:

– Значит, вы предполагаете, что это убийство может быть как-то связано с вашим отказом?

Зиновьев пожал плечами.

– Не знаю.

– Как выглядел этот старик?

– По виду типичный интеллигент. Поначалу произвел на меня очень благоприятное впечатление. Правда, был настойчив не в меру. А это настораживало.

– Выходит, что вы не поддались на его уговоры и не продали ему «зелень»?

– Приберег. Я знал, что такие камни стоят значительно дороже.

– Получается, что вы выехали, а вас, значит, на дороге уже ждали?

– Выходит, что так.

– Понятно. Вот и водолаз наш выныривает, – кивнул оперативник в сторону пузырей, струившихся кверху неровной ленточкой.

Будто огромная хищная рыба водолаз мелькнул на поверхности темно-серым костюмом, а затем вынырнул уже у берега. Ухватившись за выступающий валун, он осторожно, стараясь не ободрать костюм об острые камни, поднялся по импровизированным ступенькам и направился прямиком к майору.

Сняв маску и расстегнув костюм, он спросил, ни к кому не обращаясь:

– Закурить найдется?

Никита протянул ему сигарету. И когда аквалангист сунул ее в уголок рта, чиркнул зажигалкой и поднес огонек к его губам. Выглядел водолаз странно, даже как-то растерянно. Сделав первую затяжку, он спросил, обращаясь к Никите:

– Значит, ты, говоришь, «Нива»?

– «Нива», светло-серого цвета, – откликнулся Никита. Тон водолаза показался ему странным.

– Твой приятель был в машине один?

Никита удивленно посмотрел на водолаза.

– Да. Я уже рассказывал.

Кончики пальцев у водолаза слегка подрагивали. И, поди, пойми, в чем тут причина, – не то холод его одолевает, не то реакция на нервное возбуждение.

Водолаз повернулся к майору.

– Видел две «Нивы». Одна светло-серого цвета, в салоне один покойник. Машина упала на третью ступень серпантина, лежит на самом краю. Но она обязательно свалится дальше, очень неустойчиво держится. А вот немного ниже еще одна машина, тоже «Нива», но темно-зеленого цвета. В ней четыре мертвяка сразу.

– Ни хрена себе! – невольно вырвалось у опера.

Водолаз и вправду замерз. На гибкой мускулистой шее проявились мурашки. А может, это все-таки от увиденного зрелища? Сделав глубокую затяжку, он выдохнул в сторону дым, и ветер, свирепея, разметал его в клочья.

– Вот такие дела, – протянул водолаз безрадостно.

– Что за вторая машина? Расскажи о ней.

Водолаз неопределенно повел плечом.

– «Нива» как «Нива»... Окна у нее закрыты. Внешних повреждений как будто не наблюдается. Хотя там на самом дне муть, и увидеть что-то конкретно трудновато. Но людей в машине я рассмотрел. Все четверо – мужчины. У каждого в черепе по дырке. Машина с московскими номерами.

– Ах, вот оно что, – задумчиво протянул майор. И, повернувшись к Зиновьеву, спросил: – Ты ничего не знаешь об этой машине?

– Какого, вы говорите, она цвета? – Никита почувствовал, что голос у него напрягся, в нем зазвучали интонации, о которых прежде он и не подозревал.

Водолаз перебросил языком сигарету в противоположный угол рта и с интересом посмотрел на Никиту.

– Скорее всего, темно-зеленого цвета. Но однозначно сказать трудно, все-таки вода.

– Кажется, я знаю, что это за машина. Месяц назад к карьеру подъезжали ребята из Москвы, славные такие... Много шутили. В камнях неплохо разбирались. Простояли рядом с нами лагерем пару дней, вон у того уступчика, – показал Зиновьев на небольшую каменистую возвышенность. – Потом как-то сразу собрались и уехали.

– А они ничего не сказали?

– Один из них как-то обмолвился о том, что где-то километрах в пятнадцати отсюда нашли небольшую шахту, вроде там изумруды... Они хотели ее посмотреть.

– Не шутили?

– Кто их знает, хита очень ревнива к чужим успехам. Но, честно говоря, не думаю, чтобы все это было правдой. Все шахты известны, даже самые маленькие из них, добыча на которых приостановлена. А добывать без взрывов большие партии изумрудов невозможно. Ведь как достают «зелень»... Находят изумрудосодержащую породу, взрывают ее, потом на вагонетках вывозят на поверхность, где уже отбирают «зелень».

– Значит, никаких взрывов не слышали?

Никита отрицательно покачал головой.

– В нашем районе точно никто не взрывал, иначе грохот был бы слышен на всю округу.

– Но ведь это, может быть, какая-то небольшая жилка, – возразил майор. – Для этого достаточно одной только кирки. Знай долби себе! – слегка сощурив глаза, добавил он.

И опять майор был прав. Опер был из тех людей, кто способен вникнуть в дело основательно, погрузиться в него целиком, не пропуская при этом ни одной значимой детали. А что если он совсем не тот человек, за кого себя выдает? Чего ради обыкновенному оперу из убойного отдела вникать в тонкости горного дела? Специальной терминологией владеют люди из четвертого отдела ФСБ, занимающегося сырьем и драгоценными камнями.

– Это еще не все, – вновь вступил в разговор водолаз. – На самом дне находится еще машины. – И предупреждая возможный вопрос, он добавил: – Я насчитал девять. Но не исключено, что их больше. Они просто свалены друг на друга.

– Ничего себе, – ахнул майор. – Можешь сказать, как давно они там находятся?

Щеки водолаза порозовели, понемногу он приходил в себя.

– Некоторые машины лежат там действительно очень давно. Они уже покрылись илом, а вот другие утоплены совсем недавно.

– Трупы в них были? – напряженно спросил майор.

– Во всяком случае, в трех из них были точно.

Прозвенел мобильный телефон, вытащив его из кармана, Журавлев раздраженно прокричал в аппаратик:

– Ну и где там подъемный кран?! Выехал... Да он уже полчаса как здесь должен быть! – Щелкнув крышкой, он сказал водолазу: – Предстоит сегодня работенка!

– Мне одному не справиться.

– Вместе с подъемным краном должны прибыть еще двое аквалангистов. Как чувствовал ведь!

– Тогда дело пойдет, – удовлетворенно кивнул водолаз.

Никита ощущал себя в их присутствии совершенно лишним. Самое время отойти незаметно в сторонку. В конце концов, свое дело он выполнил, сообщил куда следует, пора возвращаться к своим делам. Не целый же день ему на покойников смотреть!

Но, по всей видимости, у майора Журавлева на его счет были совершенно иные соображения. Не замечая некоторой нервозности Зиновьева, он вдруг спросил:

– Вы сообщили о смерти вашего приятеля его родным?

Вопрос прозвучал упреком, и Зиновьев невольно поежился. Дело обстояло несколько сложнее – с Антоном они не были закадычными друзьями. Их связывало только несколько общих знакомых, да нынешний полевой сезон, проведенный в поисках камней. Всего лишь какой-то год назад они даже не подозревали о существовании друг друга. О своем компаньоне Зиновьев знал немного, разве только то, что проживал тот где-то на окраине Екатеринбурга вместе с сестрой и матерью.

– Нет. Я ведь даже не знаю, где он живет, – помявшись, виновато признался Никита. – Сообщите лучше вы. Вам ведь все равно положено это делать.

Майор как-то странно посмотрел на Зиновьева и подтвердил свое согласие сдержанным кивком.

– Хорошо. Вы мне можете ответить еще на один вопрос?

– Куда же я денусь? – пожал плечами Никита.

У карьера понемногу стал собираться местный народ, но через красную матерчатую полоску, которой было оцеплено место происшествия, никто не переступал. Все с интересом поглядывали на карьер.

– Тоже верно. Согласитесь со мной, изумруды на рынок поступают по-прежнему регулярно, хотя разработка изумрудных рудников в настоящее время прекращена.

Работа на изумрудных карьерах действительно уже не велась несколько лет. И совсем не потому, что драгоценные камни никому были не нужны, как раз наоборот, необходимость в них испытывали все. Дело заключалось в том, что столь лакомый кусок не могли поделить между собой центральная и местная власть. Издавна сложилась традиция, что большая часть сырья уходила в Москву, меньшая часть изумрудов оседала в регионе. И здешние правители всерьез намеревались пересмотреть установленный процент.

Существовала еще и третья сила. Бармалей как-то обмолвился, что дважды на изумрудные копи приезжали посланцы от столичных воров в законе, однако они бесследно исчезли на обратном пути. Уж не на дне ли карьера они покоятся?

– Поступают, – вынужден был согласиться Никита.

– Тогда откуда же они берутся?

– Этот вопрос не ко мне, я этим не занимаюсь.

– Я вот к чему веду разговор: а может быть, москвичам все-таки удалось узнать, где именно в промышленном количестве добываются алмазы? Вот поэтому их и ликвидировали как ненужных свидетелей.

– Все может быть, – неопределенно пожал плечами Зиновьев.

Неожиданно подъехал милицейский «УАЗ». Тормоза скрипнули у самой красной ленточки и, придерживая съехавшую фуражку, из салона выскочил молоденький лейтенант. Не замечая обращенных на него взглядов, он подошел к Журавлеву и взволнованным голосом доложил:

– Товарищ майор, произошло еще одно убийство.

– Ну и дела! Где?

– В нашем поселке.

– Что за день сегодня, – выдохнул майор. – И кого убили?

– Местный оценщик. Все его называли Васильевичем.

Майор посмотрел на побледневшего Зиновьева.

– Ты случайно не про него рассказывал?

– Про него.

– Видишь, как оно получается. Понятым пойдешь?

– Куда же мне теперь деться? – обреченно махнул рукой Никита.

– Игорь! – окрикнул Журавлев высокого парня, стоящего неподалеку. И когда тот подошел, сказал: – Тут в поселке совершено еще одно убийство. Я сейчас пойду на место, а ты за меня останешься. Скоро подъемный кран должен подойти. Водолазы подъедут, так что проследи за всем этим хозяйством.

– Хорошо, – кивнул Игорь.

Глава 4

ДРАГОЦЕНЩИК ВАСИЛЬЕВИЧ

– Кто первый обнаружил труп? – спросил майор у лейтенанта, войдя в дом.

– Женщина... Почтальон, – начал тот. – Она у нас в поселке уже лет двадцать пять работает. Очень порядочная. Васильевич часто не бывал дома, вот он и оставлял ей ключ, чтобы газеты в дом заносила. У нас шпана того и гляди весь почтовый ящик с газетами выпотрошит, а так надежно.

– Значит, он почитывал газетки-то?

– Получается что так.

– Тебя как зовут-то? – майор внимательно посмотрел на лейтенанта.

– Лейтенант Прохоров. Матвей...

– Вот что, Матвей, о чем рассказывала эта женщина?

– Как вошла в комнату, положила газеты... Вон они и сейчас там лежат, – кивнул Матвей на табурет, на котором действительно лежала целая стопка журналов с газетами. – Думала, что дома никого нет, а когда уходить стала, то заметила, что он на диване лежит. Подошла к нему, хотела спросить, чего это он дверь не открывает. Пригляделась, а он мертвый. Ну и сразу же ко мне побежала.

– А с чего это она взяла, что произошло убийство?

– Она думала, что он просто умер. Следов-то никаких. Это я уже потом предположил. Чисто по интуиции.

– Все верно. На шее у него отчетливая полоса, значит, его задушили. Скорее всего, каким-то шнуром. – Повернувшись к Никите, майор спросил: – Тебе приходилось бывать в доме Васильевича?

– Только пару раз, – честно признался Никита. – Мужик он был скрытный, приваживать к себе не любил.

Через окно было видно, как у дома понемногу собирается народ. Ничего удивительного, Егор Васильевич был человек популярный, а потому сочувствующих должно набраться предостаточно.

У калитки стояла немолодая женщина в темно-красном платке и причитала в голос. Раза три она пробовала войти в дом, но сержант мягко и одновременно настойчиво выпроваживал ее со двора. Голос горюющей женщины нервировал, и Никита никак не мог сосредоточиться.

Из-за приоткрытой двери просматривался диван, на котором лежал Васильевич, точнее были видны только ноги покойника, выглядывающие из-под коротких штанин.

– И что же вы видели в его доме?

Никита сглотнул слюну.

– У него было много чего. Друзы аметистовые на столе стояли, топазы были величиной с кулак, помню, цитрины очень приличные лежали горкой. Он особенно ничего и не прятал. Только головой вертеть как-то тоже ни к чему. Для чего мне чужое добро!

– Тоже правильно! – легко согласился Журавлев, как-то странно посмотрев на собеседника.

Никиту обдало жаром.

– К чему вы это клоните?! Уж не подозреваете ли меня?! По-вашему получается, что сначала я убил Васильевича, потом Антона, а чтобы никто не догадался, решил сам сообщить в милицию?

Майор Журавлев улыбнулся.

– Да не переживайте вы так. Никто вас пока не подозревает. Давайте пройдемте в комнату, – сказал он дружелюбно и уверенно зашагал к распахнутой двери.

В комнате находились эксперт и техник-криминалист. Эксперт был высокий и тощий, с длиной щетинистой шеей, из которой строптиво и хищно выпирал угловатый кадык. А вот техник-криминалист, напротив, оказался невысокого росточка, очень плотный, с явно обозначившимся животиком. На правом плече у него висел широкофокусный фотоаппарат, весьма подходящий для съемок в тесном помещении, и еще один, цифровой, весьма серьезная техника. В руках он держал миниатюрную видеокамеру и слушал разъяснение эксперта-криминалиста. А когда тот, наконец, закончил, согласно кивнул и продолжил фотографировать три побитых жестяных ведра, стоящих по углам и заполненных светло-зелеными бериллами.

Труд у техника-криминалиста не хитрый, в основном черновой, знай снимай на видео и щелкай фотоаппаратом. Однако без него не обходится ни один выезд на место происшествия. В углу комнаты, на стареньком табурете стоял портативный копировальный аппарат, рядом в аккуратную стопочку были сложены десятка полтора фотографий.

Вот у эксперта работа творческая, требующая специальных знаний в области криминалистики. За один день такому не научишься. И, кроме личного опыта, в его ремесле важна интуиция, которая вырабатывается только с годами. Нужно не упустить ни одной из деталей, которые могут нести информацию о личности преступника. По тому, как морщил лоб эксперт, становилось очевидным, что дело продвигается не столь быстро, как хотелось бы.

Первое, что бросилось в глаза Никите, когда он вошел в комнату, так это большое количество друз, которыми был заставлен длинный стол, они же лежали и на полу, и по углам. Здесь были сиреневые аметисты, темно-желтые кубики пирита, спаянные между собой каким-то замысловатым образом, огромные полевые шпаты и темные, будто южная ночь, морионы. От обилия красок просто рябило в глазах, а эксперт, стараясь не раздавить какой-нибудь из оброненных камушков, всякий раз высматривал на полу свободное место. У стола в обыкновенных алюминиевых ведрах лежали зеленовато-голубые топазы, а в невзрачном тазике колючими ежиками торчали кристаллы александрита, всякий раз рассерженно вспыхивая красным цветом, как только срабатывала фотовспышка.

– Сколько же здесь всего, – изумленно протянул Журавлев.

Эксперт лишь выразительно хмыкнул.

– Это еще не все. Вон в том шкафу ящик стоит, а в нем первоклассные изумруды.

– Давай взглянем, – предложил майор.

Перешагнув ведро с топазами, он подошел к шкафу и осторожно распахнул створки. Внизу, среди вороха несвежего белья, стоял грубовато склоченный ящик, а в нем лежали куски слюдита, из которого во все стороны, будто зеленые карандаши, торчали изумруды.

– Вот это да! – невольно выдохнул Журавлев. – Я такого количества «зеленки» за всю свою жизнь не видел. – Не удержавшись, он поднял кусок породы, из которой, параллельно друг другу на искрящейся слюдяной поверхности лежали длинные кристаллы изумруда. – Вот этот особенно хорош. – И, повернувшись к Никите, майор спросил: – У вас такие пропали?

Поколебавшись, Зиновьев признался:

– У нас были лучше, у этих цвет темный, а наши изумруды были посветлее. Цвет – тройка...

– Что за цвет?

– Как бы вам это поточнее сказать. Вот эти изумруды как будто бы цвета пожухлой травы. А у нас такого... Ну, в общем, когда весной листья распускаются, но еще не успели насытиться хлорофиллом. Тогда цвет у них становится ярко-зеленым. А в середине лета эти листья уже темно-зеленые.

– Хм... Образно. А с «шуриками» вы работали? – неожиданно спросил Журавлев, хитро посмотрев на Зиновьева.

Опять майор ловко ввернул сленг. Именно так хитники называли александриты. И Никита все более убеждался в том, что оперативник Журавлев специализируется по драгоценностям. Несколько лет назад в Главном управлении по борьбе с организованной преступностью была создана специальная группа, занимающаяся расхищением драгоценных камней. Не исключено, что он был одним из руководителей группы.

Виновато улыбнувшись, Зиновьев произнес:

– Я ведь коллекционер... Если только в коллекцию.

– Мы у тебя еще дома не были, – сдержанно напомнил Журавлев. – Может, у тебя не меньшее богатство.

– Да куда мне! – вздохнул Никита. – Моя коллекция занимает всего лишь две полочки. И образцы-то у меня не самые хорошие.

– И какие же?

– Пара топазов, есть дымчатый кварц, ну, может быть, в породе будет с пяток крошечных александритов. А здесь, – махнул он рукой в сторону ведра с сапфирами, – один только кристалл с голову ребенка.

– Так вот, я тебе хочу напомнить, – майор уже обращался к нему на «ты», и всякий раз Зиновьев ощущал при этом какой-то внутренний протест. Но ведь не сделаешь же замечание. Не так поймет. – Срок за уклонение от сдачи драгоценных камней государству – до пяти лет!

– Но ведь...

– Не надо мне втирать, что свои камни ты собирался сдавать завтра утром! Я уже слышал об этом. Не прокатит! А еще я напишу рапорт, чтобы тебя прессанули, как следует, – жестко добавил он.

– Послушайте...

Неожиданно майор широко улыбнулся.

– Расслабься! Все это может с тобой случиться, если мы не найдем общего языка. Ты понимаешь меня?

– Да, – подавленно протянул Никита.

Подняв кусок породы, из которой торчали александриты, каждый величиной с крупную горошину, майор спросил:

– Знаешь, сколько могут стоить эти милые «шурики»? Не менее ста тысяч долларов. И эти деньги просто так валяются под ногами в обыкновенной избе, где даже толкового замка нет. Грабителя не заинтересовали камни, следовательно, в квартире Васильевича лежало нечто более ценное, чем «зеленка» и «шурики». Тогда что же это может быть, неужели «белые»? – уверенно предположил Журавлев.

Никита Зиновьев невольно сглотнул. «Белыми» огранщики называли алмазы. «Шурики», «зеленка», «красные» и «синие» по сравнению с «белыми» считались просто детским баловством. Алмазы совершенно другой уровень, это серьезно, и спрашивать за них будут значительно строже.

В этот момент Никита позабыл даже о Васильевиче, который лежал на диване, вытянувшись во всю длину. Его голова покоилась на грязной подушке, из которой во все стороны повылезали перья. Носки у покойника были протертые, видавшие виды, из них выглядывали большие пальцы с пожелтевшими растрескавшимися ногтями.

Никиту всегда удивляла способность драгоценщиков проживать в нищете. И это при том, что они буквально сидели и спали на самоцветах. Часто в их доме не бывало даже буханки хлеба, а где-нибудь в шкафу мог лежать кристалл стоимостью в несколько десятков тысяч долларов.

– Не знаю, – пожал плечами Никита, понимая, что угодил в настоящие тиски. Этот майор умел душить. И уж если ухватил за кадык, то будет держать до тех самых пор, пока не испустишь дух. – Я уже говорил, что Васильевич был человеком скрытным и своими планами ни с кем делиться не любил.

– А ты сам не занимаешься «белыми»? – как будто бы между прочим спросил Журавлев.

– Упаси боже! – с жаром открестился Никита. – Я ведь коллекционер, а не драгоценщик. Для коллекционера что важно? Красота! А драгоценщики этого не ценят, для них камушки обычный товар. Где-то нарыл втихаря, потом отгранил и выгодно продал! Я человек совсем другого плана, для меня важнее эстетика, если хотите!

– Понятно.

Скулы Васильевича заострились. На коже у самых глаз проявились темные пигментные пятна. Раньше Никита их не замечал.

С улицы раздался какой-то шум. Затем опять отчаянно запричитала женщина.

– Что там еще? – раздраженно повернулся майор к двери.

– Какая-то женщина хочет пройти, – сказал лейтенант.

– Кто такая?

– Когда-то она жила вместе с Васильевичем. Не драться же мне с ней!

Журавлев вздохнул. Не самое подходящее время для истерик.

– Верно, не драться. Пусть войдет, – распорядился он. – Будет понятой. Объяснишь ей, что тут к чему. Скажешь, что если будет причитать, тогда выставлю!

– Понял, – сказал лейтенант заметно повеселевшим голосом и тотчас вышел.

В комнате не оставалось ни единой вещицы, на которую эксперт и криминалист не обратили бы свой внимательный взор. Они заглядывали в шкаф, перебирали полки с бельем, обследовали темный чуланчик и всякий раз неизменно возвращались с сюрпризом. Сначала это была тарелка с рубинами, которые хитники запросто называли «красными», затем лукошко, которое до самого верха было заполнено сапфирами. А это уже «синие»...

По тому, как они проводили осмотр, было заметно, что в своем деле они невероятные доки, но даже в их глазах пробивалось нечто очень похожее на восхищение, когда они в очередной раз натыкались на кастрюлю, до самого верха заполненную «зеленкой».

Подошел лейтенант, вместе с ним была женщина средних лет. Правильные черты ее лица свидетельствовали о былой привлекательности. Приложив платок к губам, она сдержанно хныкала. Журавлев задержал на ней взгляд, допрашивать сейчас – не самая лучшая затея.

Женщина подошла поближе к покойнику, горестно всхлипнула и отошла в сторонку. От такого зареванного понятого толку маловато, но формальность будет соблюдена.

– Если его и могли за что-то убрать, так только за «белые», – уверенно сказал Журавлев. – Один такой камушек величиной с ноготок может стоить в несколько раз больше целого ведра «зеленки». Ищите! Должны быть алмазы!

Лицо покойника выглядело спокойным, даже умиротворенным. Открытые глаза смотрели прямо перед собой и одновременно никуда. Егор Васильевич казался настолько погруженным в свои потаенные мысли, что даже не замечал присутствующих. А они, совершенно не думая о том, что могут как-то досаждать усопшему и причинять ему некоторое беспокойство, ходили туда-сюда, что-то замеряли лентой на полу и собирали осколки расколовшегося граненого стакана.

Журавлев подошел к тазику с драгоценными камнями. Необработанные и замазанные породой, они выглядели не очень презентабельно, но тем не менее впечатляли. Держался майор хладнокровно, волнения не проявлял, вот только половицы под его ногами, когда он стал раскачиваться на носках, стали поскрипывать как-то уж излишне нервно.

– Многих из этих камушков на Урале просто нет, – наконец сказал он.

– Как так? – удивленно протянул Матвей.

– Все они привезены из разных мест. Честно говоря, некоторые из них я и сам вижу впервые, – признался Журавлев. – Хотя за свою жизнь я повидал камней немало, – при этих словах губы опера разошлись в улыбке. Наклонившись, он поднял один из голубоватых камушков и спросил: – Знаешь, что это за камень?

– Трудно сказать.

– Верно, трудно... Слишком необычен цвет. Это голубой изумруд. Он из Колумбии. Значит, у покойника с Латинской Америкой были налажены деловые связи. – Усмехнувшись, майор сказал: – А может, он в Колумбии прииск имел?

Лейтенант вяло оскалился, восприняв сказанное, как шутку.

– А ты зря улыбаешься, – очень серьезно отреагировал майор. – Я с полгода назад одного драгоценщика брал в Екатеринбурге, так он владел несколькими изумрудными рудниками в Африке. – Так что в наше время все возможно. – Повернувшись к женщине, скорбно вытиравшей платком глаза, Журавлев спросил: – У Егора Васильевича в доме есть подвал?

– А как же без подвала-то, он, сердешный, очень соленые огурчики любил, – плаксиво проговорила женщина, готовая разрыдаться. – Сам их солил, по какому-то старинному рецепту. Никому засолку не доверял. Махонькие такие с огорода подбирал, один к одному, – неожиданно просветлело ее лицо. – Как откусит, так...

– А где находится этот подвал, вы не могли бы сказать? – прервал ее воспоминания Журавлев.

– А вы на нем как раз стоите, – озадаченно указала женщина. – Откиньте половичок и увидите там кольцо. Только тяните посильнее, крышка тяжелая. Да и разбухла в последний месяц, а Егору-то все времени не хватало ее починить, – плаксиво сказала она, готовая вновь уткнуться лицом в платок.

Журавлев небрежно отпихнул носком половик. Действительно, вот крышка подвала. Потянув за кольцо, он не без усилия открыл ее. Взор натолкнулся на неприветливую темноту, из глубины которой неприятно потянуло сыростью и плесенью.

– Где тут свет?

– А вы на две ступеньки спуститесь, – оживилась женщина. – И с правой стороны выключатель будет.

– Спускайтесь за мной! – кивнул майор.

– Куда же это я с вами-то полезу? – запротестовала тетка. – Пусть молодежь лезет, – и вновь уткнувшись лицом в платок, добавила: – А я уж с Васильевичем побуду.

– Ну, чего стоишь? – прикрикнул Журавлев на застывшего Никиту. – Полезай за мной!

Журавлев начал спускаться в подвал. Ступеньки капризно поскрипывали.

Где же этот чертов выключатель? Ага, вот он!

Майор повернул рычажок. Под потолком тусклым желтоватым светом вспыхнула лампа. Журавлев спустился еще на две ступени. Где-то в углу пискнула крыса. «Никуда от этих тварей не денешься!» – брезгливо поморщился майор.

А это еще что за дела?

На длинной жердочке, пристроенной от одной стены до другой, висели золотые цепочки разной длины и разного плетения. Их было много, несколько десятков, на любой вкус. Вот, значит, какие огурчики в подвале у Егора Васильевича.

Все сразу их не унести, придется спускаться несколько раз.

– Матвей! – громко крикнул Журавлев.

– Да, – предстала в проеме простоватая физиономия лейтенанта.

– Принимай груз. – Журавлев подошел к жердочке и стал снимать цепочки, невольно ощущая их тяжесть. – Возьми!

– Ого!

– Это еще не все.

– Понял. – На минуту лейтенант пропал, затем появился вновь. Протянув пакет, сказал: – А может быть, сюда?

– Давай. Только хватит ли? – усомнился Журавлев. – Еще один есть?

– Найдется. – Скрывшись, через минуту лейтенант возвратился, держа в руках точно такой же пакет. – Хватит?

– Надеюсь, – неопределенно отозвался Журавлев, снимая с жердочки очередную цепочку. – Впечатляет? – спросил он у примолкшего Зиновьева.

– Есть немного, – честно признался Никита.

– Только-то и всего? – хмыкнул Журавлев. – Видно ты, парень, много повидал за свою жизнь. А на меня, знаешь ли, впечатление все это произвело сильное. Трудно сказать, какова стоимость всех этих цепочек, но если сложить их все вместе, то из них запросто можно сплести канат. И это не говоря о камнях, которых здесь на сотни тысяч долларов... Ладно, пойдем, – окинул он на прощание подвал долгим взглядом. Глаза майора неожиданно округлились. – А это еще что такое? Покойничек-то, кроме огурцов, еще и черную икру солил!

Никита невольно повернулся в ту сторону, куда смотрел майор. На верхней полке, между двумя трехлитровыми банками с огурцами, стояла крошечная баночка, в какой обычно продают черную икру. Аккуратно запакованная, она не привлекала к себе внимания, и оставалось только удивляться каким это образом майору удалось ее рассмотреть среди множества всяких посудин.

– Давай взглянем.

Раздвигая маринады, он дотянулся до баночки. Взяв ее в руки, Журавлев повертел находку со всех сторон, после чего удовлетворенно хмыкнул.

– Об такую икру точно все зубы поломаешь. Ты знаешь, что это такое? – со скрытым восторгом спросил майор.

Никита невольно пожал плечами.

– Откуда же мне знать?

– Черные алмазы.

Никита с интересом подался вперед, рассматривая черные горошины. Видеть черные алмазы ему приходилось, но то была огранка в золотой оправе, а здесь нечто иное. Да и на алмазы они совсем не походили, больше напоминали высохший почерневший горох, и только свет, который преломлялся на поверхности граней, свидетельствовал об их уникальности.

– Вот оно что, – в изумлении протянул Никита.

– Знаешь, они откуда?

– Понятия не имею.

– ЮАР.

– Откуда такая уверенность?

– А потому что черные алмазы встречаются только там. Знать бы только, по каким каналам покойник их добывал. Похоже, что эту тайну он забрал с собой. Что-то многое на нем сходится. Тут надо покопаться... Ладно, давай вылезать, пусть ребята еще пошарят здесь как следует. Может, что-нибудь еще и выплывет. Даже того, что мы уже имеем, хватит описывать до самого утра. Ты ведь никуда не торопишься?

– Да, собственно...

– Вот и отлично! – живо подхватил Журавлев. – Я знал, что ты парень с пониманием.

Небрежно подхватив банку с алмазами, майор торопливо стал подниматься по лестнице.

В комнате работа продолжалась. Эксперт, одев резиновые перчатки, осторожно повернул голову Васильевича. Лицо его при этом было скорее одухотворенным, чем деловитым. На его худощавой физиономии отразились все муки творчества.

– Что ты скажешь? – спросил Журавлев.

– Сказать что-то однозначно пока трудно, – не сразу ответил эксперт. Острый кадык на его шее судорожно дернулся. – По всей видимости, его задушили, когда он спал. Убийц было как минимум двое, вот посмотрите на эти красные полоски на голени, – задрал он штанину, обнажив тощие ноги Васильевича. – Его кто-то держал. Хотя точнее может показать только вскрытие.

– Что ты еще можешь предположить?

– Пьяный был, от него сивухой даже сейчас потягивает.

– Выпить он любил, это и без экспертов понятно, – хмыкнул Журавлев, показав взглядом на батарею бутылок, неряшливо стоящих вдоль стены.

– Может, и специально напоили, с пьяным-то легче справиться.

Женщина вновь скорбно всхлипнула.

– Вполне возможно. Следовательно, преступников было двое? – осторожно переспросил Журавлев.

– Не меньше двух, – неопределенно сказал эксперт. – Хотя на присутствие посторонних ничего не показывает... Почти ничего, – поправился он. – Явных следов на полу нет. Как будто бы его гости ходили в тапочках. Пепельницы тоже пустые. Стаканы все чистые, даже протертые, стоят аккуратно. А ведь покойник чистоплотностью и порядком не отличался, насколько я понял.

– Тебя что, чистота настораживает? – удивленно вскинул брови майор Журавлев.

Он успел распечатать баночку с черными алмазами и принялся осторожно высыпать их на белую холщовую тряпочку. Просыпавшись в черную неровную дорожку, черные камушки невольно приковали к себе внимание всех присутствующих. В этих драгоценностях, непривычных на первый взгляд, было что-то магическое. На них хотелось смотреть, гладить пальцами их гладкую поверхность. Видно, не удержавшись, Журавлев поднял самый крупный из них, и будто бы опасаясь искорок, что блуждали внутри камня, осторожно поднес его к глазам, проверяя прозрачность. Свет проник через неровную поверхность вовнутрь, и, обломившись, застыл в радуге. Ему было хорошо в черном прозрачном хранилище, и он не желал возвращаться обратно.

Глаза Журавлева сделались необычайно серьезными. Его не радовал даже искрящийся свет. Сжав алмаз в ладони, майор некоторое время подержал его, после чего положил на белую холщовую поверхность.

Эксперт сказал:

– Можешь называть это интуицией или еще как-нибудь... Но в таком доме не бывает чисто. Покойник привык к определенному стилю жизни, привык долго обходиться без женщины. – Из угла комнаты вновь прозвучал сдержанный бабий всхлип. – Беспорядок в комнате для него вполне естественная вещь. Вот даже взять хотя бы его кухню, – кивнул он на стол, заваленный топазами, рубинами, крупными друзами. Оставалось всего лишь крохотное место в два кулака, куда он мог бы поставить чашку с блюдечком. – А на полу все прибрано. Такое впечатление, что тут даже подмели. Честно говоря, я не представляю покойника с веником и совком. Нет и окурков. Никаких! Хотя они должны быть, ведь покойник курил!

Журавлев согласно закивал.

– Это правда.

– Так вот, мне интересно знать, куда же все это подевалось?

– Ты хочешь сказать, что весь мусор они унесли с собой? – спросил Журавлев.

– Скорее всего, так оно и есть. А уже потом выбросили куда-нибудь.

– И твое предположение?..

– Против него работали серьезные люди, знакомые с основами криминалистики. И он с ними был хорошо знаком! Они вместе покурили, выпили водочки, а когда получили все удовольствия, то решили придушить его.

– Вот только бы знать за что. Неужели нет никаких зацепок? – с некоторой надеждой спросил Журавлев.

– Пока не вижу.

Вошел оперативник. Выглядел он взволнованным.

– Что у вас?

– Мы нашли белый алмаз, – негромко объявил он и разжал ладонь.

В ее центре лежал алмаз величиной с крупный ноготь.

– Ни хрена себе! Сколько же в нем карат?

– Наверное, пять.

– А хорош! Я думаю, что в нем даже побольше будет. Камушек такого размера обязан иметь собственное имя. Где вы его нашли?

– В тюбике крема для бритья.

– Неглупо запрятал. Как догадались?

Парень пожал плечами.

– Что-то сработало, трудно даже объяснить. Крем дорогой, а такие люди как покойник к этим вещам не очень-то привычные. В общем, выбивался этот тюбик из общей картины: старый станок, потрепанная кисточка...

– Понятно.

– Пощупали, почувствовали, что-то торчит. Потом на боку увидели срез. Через него и вытащили алмаз. Уж не из-за него ли убили?

– Все может быть. Ладно, поговорим об этом потом. – Гриша, – подозвал майор к себе одного из оперативников. – У тебя почерк хороший, давай начнем описывать. Корунд светло-голубого цвета, бочковидный формы, размером... – Повернувшись к Никите, сидевшему на краю стула, Журавлев спросил: – Так, товарищи понятые?

– Все верно, – буркнул Зиновьев, с грустью подумав о том, что домой выберется не скоро.

Глава 5

ЦЕННОЕ ПРИОБРЕТЕНИЕ

Алмаз лежал на толстом сером листе бумаги и поблескивал крутым бочком. Камень был очень крупным, едва ли не в половину фаланги большого пальца. С одной стороны поверхность неровная, какая-то волнообразная, с неравномерным раковистым изломом, с другой – поблескивает грань. Алмаз был слегка вытянут, обрываясь тупой плоскостью, словно кто-то намеренно отрезал ее. И совершенно ничего такого, что могло бы указывать на то, что он является царем всех камней. Вот разве что блеск, который как будто бы струился из сердцевины камня и приковывал к себе внимание.

Таким свечением не обладает более ни один из известных камней.

Зальцер узнал этот алмаз по фотографии и теперь, с интересом разглядывая его, не мог поверить в удачу. Он сделал вид, что незнаком с камнем, взял алмаз тонким пинцетом, посмотрел его на свет, широко и почти по-детски улыбнулся. Такого ликования он не испытывал лет двадцать. Камень будто бы хотел порадовать ювелира, сверкал, переливался. И это только первородный материал! А что же будет, когда этому творению природы придадут полную бриллиантовую огранку!

На одном боку камня Зальцер рассмотрел крохотный, едва заметный пузырек. Камушек он не испортит, но при огранке эту часть придется сточить.

В гостевой комнате он обычно принимал особо состоятельных клиентов, потому что в этих делах следовало соблюдать полнейшую конфиденциальность. Однако клиент, сидевший сейчас перед ним, с первого взгляда не производил впечатления состоятельного человека. Одежда старая, стоптанные ботинки, да и выбрит не особенно тщательно. Своему внешнему виду он не придавал абсолютно никакого значения. Обыкновенный старикан, кое-как проживающий на крохотную пенсию. Ему бы в руки авоську, из которой торчит батон, и тогда портрет будет полностью завершен. Только побеседовав с ним несколько минут, Зальцер понял, что этот старик был не столь прост. И неудивительно, что у него в кармане лежат камушки стоимостью в сто тысяч долларов. А может, и побольше...

А потому обходиться с ним следовало, как с самым желанным клиентом. Таким, кроме доброго слова и мягкого кресла, полагалась еще чашка хорошего кофе.

Старик, казалось, не замечал юношеского восторга ювелира и крохотными глотками попивал кофе.

Иосиф Абрамович поднял на старика глаза и спросил:

– Простите, как, вы говорите, вас зовут?

– Павел Александрович, – губы гостя дрогнули в доброжелательной улыбке.

Иосифу Абрамовичу Зальцеру было немногим за пятьдесят, и принадлежал он к потомственным ювелирам. Его дед во времена НЭПа владел несколькими изумрудными приисками и слыл крупнейшим добытчиком ювелирных камней по всему Уралу. Вот только продолжалось эта вольная пора, к сожалению, очень недолго... Прежних хозяев большевики повыгоняли, а рудники национализировали.

Его дед был одним из первых, кто начал добывать россыпные алмазы на Вишере, а потому Иосиф насмотрелся на них еще в детстве, порой играя драгоценностями, как забавными камушками. Но алмазы такого размера видеть ему приходилось крайне редко. Можно было пересчитать по пальцам подобные случаи.

Любой ювелир это в первую очередь коммерсант. А по закону рынка полагается делать недовольную физиономию и сбивать цену. Однако Зальцер ничего не мог с собой поделать, и юношеский восторг буквально на части разрывал все его существо.

– А хорош! – вновь восхитился он. – Откуда у вас такая красота, Павел Александрович?

Старик сделал небольшой глоток кофе и ответил, пожав плечами:

– Даже затрудняюсь сказать, он у меня уже давно... Остался от родителей.

Зальцер скупо улыбнулся. Согласиться с подобным утверждением было трудновато. Большевики были народом суровым, за подобные тайны, лежащие где-нибудь в бабкином сундуке, они запросто ставили к стенке. Немного могло в те времена отыскаться охотников хранить такой камушек. А потом ведь неограненный алмаз никуда не сдашь. Это сырье. Значит, ты его где-то откопал, следовательно, нарушил закон. Все камни первой группы принадлежат исключительно государству. А уж о таких раритетных вещах как этот экземпляр и говорить не стоит! А если все-таки попытаешься его куда-нибудь сплавить, так обязательно отыщется какой-нибудь доброхот, который шепнет в органы, что появился клиент, у которого имеются «белые» едва ли не в три сантиметра длиной.

Такие камушки могли безбоязненно хранить у себя только самые высокопоставленные особы, и глупо было бы думать, что батяня этого старика был какой-нибудь крупной шишкой.

– Да, конечно, – тем не менее согласился Зальцер.

Он помнил еще одно правило – следует угодить клиенту, тем более такому состоятельному, как тот, что сидел перед ним. К тому же совершенно не знаешь, чего от него можно ожидать, возьмет да и заберет с собой столь уникальный камушек. А расставаться с такой редкой вещью было очень жаль.

Следовало бы задать главный вопрос, сколько же он попросит за такую красоту. Зальцер оттягивал серьезный разговор, продолжая любоваться камушком.

– А у вас еще есть что-нибудь подобное?

Старик мягко улыбнулся.

– Может, кое-что и отыщется, – неопределенно ответил он. – Но мы сначала должны определиться по этому камню.

– Да, конечно, – как бы спохватившись, ответил Иосиф Абрамович. – Так сколько вы хотите за этот алмаз?

Драгоценщик старался отыскать в глазах старика нечто похожее на алчность – вспыхнувший в глазах огонек, нервное подрагивание пальцев, некоторое возбуждение. Однако ничего такого не обнаружилось, словно речь зашла всего-то о второй чашке кофе. Зато в глазах Зальцера появилась некоторая задумчивость, ювелир как бы решал какую-то задачу. Сколько ложек сахара положить гостю в чашку, две или все-таки он согласен довольствоваться одной?

– А какова, по-вашему, должна быть стоимость этого алмаза? – безмятежно спросил старик.

Лицо Зальцера приняло задумчивое выражение. Ему тысячу раз приходилось слышать подобные слова. Всякий раз реагировать на них приходилось по-разному. Но сейчас он терялся в догадках, не зная, как же следует поступить в данном случае. Старик разбирался в камнях, это несомненно. Значит, нелепо было бы предлагать ему слишком маленькую цену. Он может просто подняться и уйти, выразив язвительное сожаление, а в другом ювелирном магазине его с таким камнем встретят не менее радушно. Но много давать тоже не хотелось, чего же работать себе в ущерб! Нужно проявить такт и еще нечто такое, что заставит старика согласиться.

– Вещь хорошая, – сдержанно кивнул Зальцер. – Однако я хочу вам сказать, что камень не без изъянов. А это обстоятельство значительно снижает его цену. Вы рассматривали камушек под лупой?

– Приходилось, – все также спокойно ответил старик.

На его лице блуждала почти снисходительная улыбка. Так улыбаться может человек, у которого от сидения на мешке с драгоценностями образовалась огромная мозоль на заднице.

– Вот видите! – воскликнул Иосиф Абрамович. – Вот тут у алмаза имеется маленький бугорок. По-другому это называется дефект. Его придется очень сильно срезать, камень значительно уменьшится в размерах, что отразится на цене при дальнейшей продаже.

– На этом месте можно свести грани, – уверенно сказал старик.

– Хм... – клиент рассуждал как опытный скольщик. – Это будет сложно, потребует дополнительных усилий. Я вижу, что вы разбираетесь в камнях.

Старик опять снисходительно ухмыльнулся.

– Только самую малость.

– Далее, чтобы придать камню надлежащую огранку, придется срезать и вот этот участок. Значит, следует стачивать и смежную сторону. Понимаете в чем дело, – раздосадованно воскликнул ювелир, – камень тотчас потеряет почти половину карата. И это только то, что я увидел сразу. А ведь вполне могут обнаружиться очень много неприятных моментов, когда камень будет исследован не навскидку, а более тщательным образом. А вот с этой стороны камушек слегка желтоват. Конечно, этого не увидеть с первого взгляда, – серьезно продолжал Зальцер. – Но вот если посмотреть его под микроскопом, то можно разглядеть это расплывшееся пятно, – губы оценщика сочувственно сжались. – Эту часть камня придется даже удалить. – Зальцер сделал вид, что глубоко задумался, словно подобная идея к нему пришла только что. – Возможно, даже придется резать алмаз на две части, а может быть, даже на три.

Старик, тепло улыбнувшись, произнес:

– Вы хотите сказать, что этот камень ничего не стоит?

– Ну что вы! – возмущенно воскликнул ювелир. – Я просто хотел обратить ваше внимание на некоторые изъяны в этом алмазе. – Я дам вам за него тридцать тысяч долларов! – проговорил он почти торжественно, надеясь отыскать в глазах старика хотя бы какую-то перемену.

Но лицо гостя выглядело застывшим и напоминало лик Будды на многочисленных скульптурах, он был приветлив и одновременно холоден. Попробуй разберись, какие именно мысли прячутся у него в голове.

Губы старика чуток раздвинулись, показав первоклассные протезы. Похоже, что этот дед ничего для себя не жалеет.

– Деньги, конечно, хорошие, – неопределенно протянул он. – Но я бы хотел за этот камушек семьдесят тысяч долларов, – Зальцер едва не крякнул от досады. – Конечно, я могу подвинуться в цене ради нашей дружбы. Скажем так, на три тысячи долларов. Но не больше.

Иосиф Абрамович продолжал молчать, соображая, как же следует реагировать на слова старика. За эти несколько минут он уже успел сродниться с этим камнем. Алмаз сделался его плотью, вошел в его кровь, стал его частью, превратился в родное существо. Расставаться с ним можно было только вместе с кулаком, в котором был зажат камень.

– Помилуйте! – наконец, воскликнул ювелир. – Вы просите такие невероятные деньги!

– Ну, хорошо, вы очень убедительны и красноречивы, я вам уступлю еще, – сдался старик, положив ладони на подлокотники кресла. Улыбка его сделалась еще шире, еще добрее.

Иосиф Абрамович внутренне сжался.

– Пять тысяч долларов!

Ювелир невольно кашлянул. Старик явно издевался над ним.

– Это не цена.

Старик обескураженно развел руки в стороны.

– Ну, если у вас нет таких денег, тогда разрешите откланяться.

– Вы можете подождать хотя бы с месяц?

– Знаете, я старый человек, в моем возрасте время течет просто стремительно. Я не могу ждать.

Поднявшись, старик вытянул руку, пытаясь получить назад свой алмаз.

– Может, вы сейчас возьмете часть денег, а, скажем, через пару недель я вам отдам остальное? Это же просто очень большая сумма!

– Жаль, но я рассчитывал получить всю сумму сразу, – старик оставался непреклонен. – Мне не восемнадцать лет, чтобы я мог откаладывать свои дела на завтра.

– Какой вы все-таки несговорчивый, – покачал головой Зальцер. – Просто руки выкручиваете! У меня имеется такая сумма. Берег ее для самых экстренных случаев.

– А это и есть как раз такой случай, – спокойно уверил его старик.

– Я тоже так думаю. Обождите меня здесь, Павел Александрович, – кивнул ювелир. – Я сейчас приду.

Достав ключ, он открыл маленькую дверцу и вошел в небольшую смежную комнату. Бронированная дверь медленно прикрылась. Сделанная из толстых листов железа, она была способна выдержать ударную волну значительной мощности. Гости в магазин захаживали разные, а потому стоило быть готовым к самым неожиданным поворотам.

В глубине комнаты, за большой картиной с тропическими плодами находился сейф, встроенный в стену. Тоже весьма хитрое сооружение, не зная секретов, вряд ли возможно его открыть. Даже если разобрать стену, то содержимое сейфа все равно останется недоступным – его защищали бронированные стенки, о которые ломались самые твердые сверла. Впрочем, стенки сейфа можно было бы разрезать автогеном, против которого бессильны даже титановые сплавы. Но и в этом случае для защиты от грабителей предусмотрена маленькая хитрость. Как только огненная струя коснется бронированной поверхности, тотчас сработает сложнейшая сигнализация, и комната мгновенно заполнится парализующим газом. При этом входная дверь тут же блокировалась, а открыть ее возможно было только с внешней стороны.

Отпереть сейф мог только хозяин, совершив несколько безошибочных операций. Если случайно перепутать их последовательность, то на пульт централизованной охраны тотчас поступал сигнал тревоги.

Зальцеру было что беречь: в сейфе лежало восемьсот тысяч долларов. Не такая уж и малая сумма на форс-мажорные обстоятельства. Отдавая шестьдесят пять тысяч долларов, Иосиф Абрамович при этом совершенно ничего не терял. Он прекрасно знал цену этому алмазу. Даже при самом скромном раскладе он выигрывал до трехсот тысяч долларов! Весьма неплохо за пятнадцать минут милого разговора.

В Израиле, в Хайфе, Зальцер имел небольшую мастерскую по огранке алмазов, в которой работали трое из его многочисленных племянников, так сказать, небольшой семейный бизнес. В России он в основном занимался тем, что скупал алмазы, которые переправлял по своим каналам в Израиль. Чаще всего трансферт проходил через Армению, где у него были отлажены добрые связи. Иосиф Абрамович не упускал возможность отыскать и новые каналы, но всегда относился к этому с предельной осторожностью. После обработки ограненные алмазы возвращались в Россию, но вот стоимость их при этом увеличивалась многократно.

Чаще всего партии алмазов, переправляемые в Израиль, были небольшими, да и алмазы по величине не превышали одного карата, но в этот раз он держал в руках уникальный камень более чем в пятьдесят карат. Отдавать племянникам такую уникальную вещицу Иосифу Абрамовичу не хотелось. Едва взглянув на алмаз, он тотчас захотел огранить его сам. В конце концов, он и сам отличный ювелир, и умения у него вполне достаточно, чтобы из такого камня сделать эксклюзивную вещь. Да и потребуется на это не так уж много времени, всего каких-нибудь месяца полтора.

Прежде чем обтачивать камень, племянники тщательно изучали его, создавали на компьютере различные модели готовой продукции и, выбрав наиболее подходящую, приступали к работе. Со всеми этими техническими вещами отмирает душа ювелира, считал Зальцер, притупляется интуиция, а ведь настоящий огранщик должен чувствовать душу камня. Едва притронувшись к нему, он обязан понимать, какая форма для этого камня самая выигрышная. К этому тоже должен быть божий дар. У Иосифа Зальцера он был. Из этого камня должен получиться бриллиант бочковидной формы, с полной огранкой. Зальцер невольно сглотнул, предвкушая, как свободными вечерами он будет неторопливо, с любовью шлифовать грани.

Зальцер вновь взглянул на алмаз, представив, как тот будет выглядеть, когда завершится огранка. Пожалуй, этот камень он не будет продавать никому. Он поместит его в черную бархатную коробочку и будет любоваться им тоскливыми осенними ночами. Сияние, исходящее от камня, поднимет настроение даже приговоренному к казни.

Выдвинув ящик стола, Иосиф достал фотоальбом.

Это была семейная реликвия, на снимках были запечатлены самые крупные алмазы, которые когда-либо попадали в семью Зальцеров. Первым заносить алмазы в каталог начал еще дед Иосифа – Исаак Зальцер, впоследствии фотографированием алмазов продолжил заниматься уже отец, Абрам Зальцер, а когда сам Иосиф возглавил семейный бизнес, то набор фотографий уникальных алмазов составлял уже целый альбом. Стараясь не отставать от предков, он и сам заносил большие алмазы в каталог, привлекая для изготовления снимков самую современную технику.

Собственно, в альбоме не было необходимости, Иосиф Зальцер обладал уникальной памятью и помнил каждый алмаз, который когда-либо видел. Камни, как и люди, имеют свой неповторимый облик, а ему, потомственному ювелиру, достаточно взглянуть на камень всего лишь однажды, чтобы помнить его всю жизнь. Где-то в ячейках своей памяти он цепко держал тысячи камней.

Одним из самых интересных камней в коллекции был алмаз с собственным именем «Султан». Он напоминал бочку, а треугольные грани только усиливали это сходство. Алмаз попал к его отцу в самом начале Второй мировой войны. Принес ему этот камень на сохранение его двоюродный брат, служивший в то время в Ставке Верховного. Впоследствии родственник так и не объявился, его судьба осталась неизвестной. Поговаривали, что его заперли в одном из полярных лагерей, где он, собственно, и сгинул. Но что с ним на самом деле точно не знал никто. А алмаз «Султан» незадолго до окончания войны был изъят при обыске. Тоже довольно странная история... Отец был неколебимо уверен, что сотрудники НКВД приходили именно за этим камнем, и оставалось только гадать, каким образом они узнали о его существовании.

Иосиф Абрамович открыл альбом на двадцать четвертой странице, именно на ней был запечатлен алмаз «Султан». Фотография была выполнена очень качественно, на хорошей фотобумаге, так что можно было быть уверенным, что она не покоробится и не пожелтеет даже через сто лет.

Разжав ладонь, он положил камень именно под тем самым ракурсом, в котором была выполнена съемка, и сравнил камень и его изображение: грани совпали полностью и сомнению уже не было места. Иосиф счастливо улыбнулся – «Султан» вернулся в дом Зальцеров. Ему очень хотелось знать, какой же путь проделал этот алмаз, прежде чем он попал в руки к старику. Но пусть уж лучше это останется тайной. Не исключено, что после обыска камень достался одному из руководящих работников НКВД, а уж там, попутешествовав по рукам, каким-то образом попал к Павлу Александровичу.

Иосиф подошел к небольшой картине, висевшей на стене. За ней находился небольшой щиток. Распахнув дверцу, он сначала щелкнул крохотным рычажком, затем повернул небольшое колесико, заблокировав его на цифре шесть, и когда оно вышло из пазов, поднятое пружиной, набрал код. С мелодичным музыкальным сопровождением приоткрылась дверца сейфа. Все! Путь к сокровищам свободен.

Взяв пачку валюты, Иосиф отсчитал шестьдесят пять тысяч долларов и сунул их в карман. Возвращаться обратно он не спешил, в комнате был вмонтирован пульт системы видеонаблюдения, позволявший контролировать каждый уголок здания, от входа до чердачных помещений. Но сейчас особый интерес представляла гостевая комната, где остался старик. Порой Иосиф Абрамович специально оставлял посетителя в одиночестве, чтобы посмотреть на него со стороны. И в зависимости от того, как тот вел себя, выстраивал с ним дальнейшие отношения.

Посмотрев на монитор, Зальцер увидел, что старик сидит на прежнем месте, положив ладони на острые коленки. И едва не крякнул от нахлынувшего разочарования, в глубине души он продолжал надеяться, что дедуля вытащит откуда-нибудь из кармана еще один алмаз, который в сравнении с предыдущим будет выглядеть всего лишь карликом. Однако ничего подобного не происходило, вот он скрестил руки на груди и терпеливо дожидается возвращения ювелира.

Открыв дверь Зальцер степенно вошел в комнату и сразу обратил внимание на глаза этого непонятного старика, взиравшие на него внимательно и настороженно.

Зальцер положил перед стариком деньги.

– Пересчитайте, здесь шестьдесят пять тысяч долларов.

Старик поднялся. Взял одну из пачек, раздвинул пальцами купюры, после чего сказал:

– В своих делах ювелиры всегда отличались большой чистоплотностью.

– Разумеется.

– С вами приятно иметь дело.

– С вами тоже. Так у вас имеется еще нечто подобное? – задал Зальцер главный вопрос, который не давал ему покоя на протяжении последнего часа.

На какое-то мгновение лицо старика дрогнуло, выдавая его сомнения, но уже в следующую секунду оно приняло прежнее любезное выражение.

– Вы не так меня поняли, я всего лишь посредник. Меня попросили продать этот камень, что я и сделал.

– Жаль, – искренне сказал Зальцер.

– Мне тоже. Но если что-нибудь появится, так я обязательно буду иметь вас в виду, – заверил его старик.

– Я дам хорошую цену, если камень будет не хуже этого, – пообещал Иосиф Абрамович.

– Я не сомневаюсь.

Вытащив из кармана старую матерчатую сумку, старик безо всякого душевного трепета принялся швырять в нее пачки долларов. В глубине души Зальцер не удивился увиденному. Он сумел просчитать старика и заранее предполагал, что это будет выглядеть именно таким образом.

– Может, вам стоит заказать машину?

– Ни к чему эти хлопоты, – отмахнулся старик. – Кто же станет подозревать жалкого старика в том, что он несет в обычной матерчатой сумке целое состояние.

– Тоже верно. Заподозрить будет трудновато. Рад нашему знакомству.

Старик протянул широкую ладонь.

– Я тоже.

Рукопожатие старика оказалось на редкость крепким. Надо признать, что сила его не оставила. Открыв дверь старик вышел на тротуар. Через затемненные стекла витрины Зальцер видел, что он предусмотрительно намотал горловину сумки на ладонь. Теперь ее можно будет вырвать у него разве только с пальцами.

Неторопливым размеренным шагом старого человека он двинулся по тротуару. Зальцер обратил внимание, что он как бы невзначай оглянулся, когда выходил из здания. Опасается, значит, ему есть что терять, несмотря на старость.

– Лева! – громко позвал Иосиф.

На его зов из соседней комнаты мгновенно выскочил парень лет двадцати трех, худощавый, немного нескладный, в большим черных роговых очках, невысокого росточка. Еще один племянничек, правда, двоюродный. Ювелирное дело – это в первую очередь семейный бизнес, основанный на большом доверии. Там, где постоянно на виду большие деньги, чужаков не бывает. Парень был не без способностей, и если будет и дальше внимать своему наставнику, то из него выйдет толк.

Иосиф был уверен, что все это время Лева провел под дверьми переговорной комнаты, вслушиваясь в каждое слово.

– Да, хозяин, – с готовностью выпалил Лева, уставившись на Иосифа Абрамовича преданными глазами.

– Проследи за этим стариком. Узнай где он живет, чем занимается. Для чего ему нужна такая большая сумма. В общем, узнай о нем как можно больше.

– Понял, хозяин, – кивнул Лева и устремился к выходу.

Левушка был наделен недюжинным интеллектом. Отлично закончил физический факультет МГУ. Подавал весьма большие надежды, и ему пророчили блестящее будущее в науке. Но после получения диплома он неожиданно пришел к своему дяде и сказал, что хотел бы работать в его фирме. В ответ Иосиф Абрамович только улыбнулся – парень начинал хорошо, с тонкой лести, назвав небольшой магазин «фирмой». Это лишний раз доказывало, что голова у него есть.

В желании Левушки Зальцер не видел ничего особенного. В конце концов, каждый еврей, чем бы он ни занимался и каких бы высот ни достигал, в глубине души всегда мечтает о небольшой лавчонке, в которой он будет полновластным хозяином.

Единственное, что не на шутку настораживало Иосифа Абрамовича, так это то, что Лева был очень умен. Парень буквально впитывал на лету каждое сказанное слово. И Зальцер всерьез опасался, что этот шустрый малый сумеет отодвинуть на задний план в семейном бизнесе не только его родных племянников, но и единственного сына. Парня следовало поставить на место прямо сейчас, потому что завтра может быть поздно. Пусть понимает, что не стоит строить особых планов, и усвоит одну-единственную мысль, что ему никогда не сделаться первым. Путь осознает, что если ему и придется глядеть на светлое будущее, так только из-за спины сына Иосифа. Если наука не будет воспринята должным образом и в срок, тогда с Левой придется распрощаться. Хотя расставаться с ним будет жаль. Парень буквально фонтанирует идеями. Не далее как вчера вечером он положил на стол Иосифа Абрамовича проект, по которому бизнес должен будет расшириться вдвое. Проработав в мастерской всего лишь месяц, Лева придумал очень оригинальное устройство для крепления алмазов, которое позволяло значительно эффективнее обрабатывать грани, причем процесс шлифовки сокращался едва ли не вдвое. По-своему это была небольшая революция в ювелирном деле. И такое изобретение следовало держать в тайне.

Зальцер подошел к окну и посмотрел на улицу. Стекла магазина были тонированными, так что он не опасался быть замеченным снаружи. Одним из любимых занятий Зальцера было наблюдение за спешащими прохожими, но сейчас его интересовал загадочный старик.

Лева не сразу направился за этим странным посетителем. Сделав вид, что закуривает, он попытался определить, в какую именно сторону отправится клиент, и когда старик, предусмотрительно зыркнув по сторонам, свернул направо, уверенной походкой устремился следом. Павел Александрович неожиданно посмотрел в его сторону. Лева остановился, достал из кармана мобильный телефон и принялся что-то быстро наговаривать в трубку. Трюк, в общем-то, обыкновенный, но действует безотказно. А когда старик двинулся дальше, Левушка еще некоторое время постоял на краю тротуара, после чего пошел в том же направлении.

Внешне Лева напоминал типичного аспиранта, погруженного в свои глубокие думы. В голове такого человека могли существовать только проблемы научного характера. Однако эта его оболочка была весьма обманчивой, за внешностью чудака скрывался весьма сильный характер и очень целеустремленная личность. От такого, пожалуй, не оторваться.

Ладно, поглядим, чего он там нароет.

– Дядя Иосиф, – окликнул Зальцера один из племянников, высокий парень с рыжими конопушками на носу. – К вам пришел Кариес.

Зальцер нахмурился – только еще этого не хватало.

– Где он?

– Я проводил его в кабинет.

Иосиф Абрамович невольно поежился, словно его и вправду пронзила зубная боль. В действительности Кариеса звали Андреем. Это был весьма неглупый малый двадцати пяти лет отроду, восемь из которых он пропарился в колонии. А Кариесом его прозвал все тот же Левушка, весьма острый на язык и умеющий давать тонкие психологические портреты. Наречен Андрей был так потому, что ухитрился являться в самое неподходящее время и способен был разъедать любое, даже самое благодушное настроение.

Уже пошел третий год, как Иосиф Абрамович находился под крышей «синих», ежемесячно отчисляя им разумный обговоренный процент от всех своих сделок. Год назад они попытались ввести в магазин своего человека, который присматривал бы за его бизнесом не только снаружи, но и, так сказать, изнутри. Зальцеру тогда стоило немалого труда убедить Кариеса не подсаживать ему «казачка». Пришлось объяснить, что подобная практика может оттолкнуть от него большинство солидных клиентов, которые не желают иметь ничего общего с уголовниками. В ответ Кариес потребовал увеличить долю отката в ювелирном бизнесе, и после некоторых препирательств пай «синих» возрос до десяти процентов.

Только непосвященному может показаться, что эта цифра не столь внушительная. Однако через магазин Зальцера проходили весьма и весьма приличные суммы, что существенно сказывалось на доходах Кариеса.

Всякий раз Андрей делал вид, что действует от своего имени, но Иосифу Зальцеру было известно, что за ним стоит весьма крупный уголовный авторитет, которого все называли Батяня. Впрочем, прозвищ у него было много, одно из них – Фартовый. Поговаривали, что уже на заре своей воровской карьеры он способен был угадывать золото по запаху. Как бы там ни было, но сейчас он больше проявлял интерес к камням и разбирался в самоцветах на уровне хорошего геммолога.

Зальцер не разбирался в табели о рангах уголовного мира, но был наслышан, что по всему Уралу Фартовый-Батяня пользовался непререкаемым авторитетом. Даже солидный возраст не мешал старику костлявой пятерней держать дерзкую молодежь за холку, а в своем регионе он был настоящим хозяином. К своей территории, богатой самоцветами, Батяня относился очень ревностно, любой хороший камень, присвоенный хитниками, воспринимал как личное оскорбление, а потому безжалостно карал за несанкционированные раскопки на перспективных копях.

Года три назад, когда Фартовый слег в госпиталь с обострением язвы – типичная болезнь всякого зэка, – какие-то беспредельщики хотели попробовать его на прочность, проверить, а не постарел ли он. Они наложили лапу на один из платиновых приисков, но уже через неделю их лидера нашли в сожженном «Мерседесе» с простреленным черепом. С тех пор больше никто на территорию Батяни не претендовал. Бывало, что забегали какие-либо залетные, но это несерьезно, с ними без труда справлялись бригадиры. Молодежь, тренируя голосовые связки, так рявкала на заезжих фраеров, что те от страха едва не выскакивали из штанов.

Иосиф Зальцер видел Батяню всего лишь однажды, в ресторане, в сопровождении двух крепких молодых людей и одной высокой блондинки. Поговаривали, что эта девица помогала поддерживать в его стареющем теле боевой дух. И судя по тому, в какой прекрасной форме находился Батяня, следовало сделать вывод, что девица справлялась с возложенными на нее обязанностями достойно.

Их взгляды встретились в тот самый момент, когда Батяня входил в зал в сопровождении двух бычар. В глазах законника Зальцер рассмотрел неприкрытое любопытство, из чего он тотчас сделал вывод о том, что и его скромная ювелирная лавка находилась под контролем вездесущего Батяни.

У старика, несмотря на возраст, была прямая осанка, лицо было сухим, чуть желтоватым, с глубокими грубоватыми морщинами, которые очень напоминали старые шрамы. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что за плечами этого человека богатая и очень суровая биография. Поговаривали, что Батяня сидел еще в хрущевское время в лагере, где заключенные добывали никелевые руды. Больше двух лет на такой работе никто не выживал, а вот Батяня каким-то образом сумел дотянуть до глубокой старости. Видно, он и вправду Фартовый, если судьба оказалась к нему столь милосердна.

Да и каким же еще ему быть, если даже прозвище это перешло к нему по наследству от отца, тоже матерого законника, нашедшего мальчишку вскоре после войны. Он забрал его у непутевой мамаши, вырастил в своем духе, передал профессию и характер. Фартовый-старший умер, когда его сын уже мотал первый срок, тот самый, на никеле, но дело свое он сделать успел.

Как бы там ни было, но встречаться с Батяней у Иосифа Зальцера не было ни малейшего желания, а потому приходилось делать понимающее лицо и соглашаться на условия Кариеса.

Тот постоянно делал вид, что вполне свободен в своих действиях, однако при каждом затруднительном вопросе предлагал отложить разговор до следующего раза, а позже являлся с четко сформулированным предложением, от которого более не отступал. Несложно догадаться, что за то время, пока они не виделись, он получал жесткие инструкции от Батяни, которые для него были куда значимее всех христианских заповедей вместе взятых.

– Скажи ему, что я сейчас приду, – угрюмо буркнул Иосиф Абрамович, шагнув к зеркалу.

Следовало расслабить лицо, чтобы и намека не осталось на невольное раздражение, и войти в комнату с таким видом, словно на краю света, посредине безжизненной пустыни повстречал вдруг любимого племянника.

Пригладив ладонью торчащую на макушке проседь, Зальцер уверенно распахнул дверь и тотчас увидел Кариеса, собственной персоной сидящего в углу кабинета за журнальным столиком. Парень, закинув ногу за ногу, пролистывал глянцевый журнал. Вид у Андрея был самодовольный, как у богача, у которого никогда в карманах не переводятся денежки. Где-то так оно и было благодаря стараниям магазина Зальцера. Однако парнем он был скуповатым и в больших компаниях любил исчезать за несколько минут до того, как принесут счет, за что получил еще одну кликуху – Хвост.

Раскинув руки, Зальцер быстрым шагом двинулся к журнальному столику.

– Андрюша, если бы ты знал, как я рад тебя видеть! Ты даже не представляешь... Еще позавчера я сказал Герцу, – повернулся он к сияющему племяннику, – что-то у нас давно Андрея не было. И ты уже здесь! Это такая радость!

Кариес внимательно посмотрел на Иосифа Абрамовича, перевел взгляд на Герца, смиренно стоящего рядом с хозяином и старательно лепившего благодушную улыбку, потом вновь бросил взор на Зальцера, светящегося неподдельным счастьем и, не поднимаясь с места, протянул руку.

– Здравствуй, Иосиф.

Не похоже, чтобы этот еврей над ним издевался. А может, это все-таки такой национальный юмор? Черт их разберет этих иудеев!

Зальцер крепко пожал протянутую руку. По собственному опыту он знал, что отказ следует начинать с любезностей, тогда он не столь болезненно воспринимается.

– Я ведь тебя вчера в центре видел. Ты у ресторана «Нарат» стоял, часиков около девяти. Хотел было подойти к тебе, пригласить к себе, вина выпить хорошего, ведь у нас с тобой много общего...

– Вот как? Уж не про веру ли ты говоришь? – недоверчиво хмыкнул Андрей.

Иосиф Абрамович весело расхохотался.

– А ты юморист, Андрюша. Если бы я не понимал твой тонкий юмор, так мог бы подумать, что ты антисемит. Мы же с тобой общее дело ведем.

– Ведешь ты, – сдержанно заметил Кариес, – а я только «капусту» стригу и присматриваю за тобой, чтобы ты не воровал больше положенного.

– Вот опять ты шутишь. Знаешь, всегда так приятно пообщаться с веселым человеком. А то вокруг одни унылые физиономии, – он посмотрел с осуждающим видом на племянника.

– Не гони порожняк.

Иосиф Абрамович сделал вид, что не услышал этой вульгарной реплики и продолжал с прежним восторгом:

– Ты подошел к какому-то круглолицему парню, вы о чем-то некоторое время говорили, а потом куда-то быстро умчались на «Мерседесе».

Кариес слегка кивнул, давая понять, что он действительно в это самое время был в ресторане «Нарат». Собственно, его пребывание у этого заведения не было ни для кого секретом. Малый зал ресторана был чем-то вроде штаб-квартиры его группы, и если он не отправлялся по точкам для сбора причитающейся дани, то обязательно проводил время в любимом кабаке. Только уезжал он не на «Мерседесе», которого пока еще не заслужил, а на скромном «Рено», но все равно неприкрытая лесть была ему приятна. Умеет все-таки старый Зальцер найти подход к человеку!

– Дела были, – неопределенно пожал плечами Андрей, напуская на себя таинственность.

Иосиф Абрамович понимающе закивал, хотя прекрасно понимал, что все дела Андрюши сводились к двум вещам. Набить желудок вкусной жратвой и подыскать на предстоящий вечерок подходящую телку. Из этого можно было сделать вывод, какое именно дело его ожидало в предстоящий час. Если он возвращался из «Нарата», то, следовательно, его желудок уже был набит до самого горла, а потому он направлялся на поиски смазливой девицы. Возникал резонный вопрос, почему же ему не хватало девиц около ресторана?

Но это тоже было вполне объяснимо.

Кариес был из того числа мужиков, что предпочитают, так сказать, свежачок, а в силу того, что он уже поимел всех доступных подруг в радиусе пятнадцати километров, ему приходилось некоторое время поплутать по улицам, чтобы отыскать подходящую кандидатуру.

– Конечно, понимаю, – сочувственно закивал Зальцер. Неприятный разговор хотелось оттянуть, а потому он был готов говорить о чем угодно. – Сейчас такое время, пока не пошевелишься, копейка не подкатит.

Уже произнося последнюю фразу, он осознал, что допустил некоторую ошибку, и едва сдержался, чтобы не поморщиться от собственной оплошности. Но было уже поздно.

– Кстати, о копейках... Ты знаешь, зачем я к тебе пришел?

Зальцер сделал непонимающее лицо, после чего спросил:

– Ты хочешь взять у меня взаймы?

Андрей расхохотался.

– Ну, ты даешь! Опять ты со своими иудейскими шутками! Я когда-нибудь загнусь от смеха!

– Пойми, Андрей, сейчас для моего бизнеса не самые лучшие времена, – начал Зальцер с серьезным видом, – а потом...

Улыбка с лица Кариеса пропала.

– Я знаю, что ты очень хитрый еврей, но и меня кое-чему жизнь научила. Ты знаешь, чем я занимаюсь? – неожиданно спросил он.

– Ты – бизнесмен, – уверенно ответил Зальцер. – У тебя свое дело. И ты крепко стоишь на ногах.

Усмешка Андрея переродилась в жесткую гримасу.

– Ладно, пусть я по-твоему буду бизнесмен... если тебе это нравится. Хотя, возможно, на моем месте кто-то бы и обиделся. Знаешь, в чем заключается мой бизнес?

Зальцеру очень хотелось ответить, что до бизнеса Кариеса ему нет никакого дела, но, опасаясь рассердить его окончательно, он решил проявить разумную заинтересованность:

– Наверное, что-то очень серьезное.

– Ты как всегда угадал. В основном я специализируюсь на том, что развешиваю по деревьям нерадивых коммерсантов, которые отказываются выплачивать положенный процент. Вот висят они на суку вверх тормашками и взывают о помощи. Народу внизу стоит много, все смотрят на их мучения и ни у кого не находится и капли милосердия, чтобы снять их оттуда. И как ты думаешь, к кому они обращаются?

Зальцер непонимающе хлопал ресницами.

– К кому же?

– К самому доброму человеку на земле. Ко мне же! На дерево-то попасть легко. Зато спускаться на землю всегда трудно и связано это с очень большими деньгами. Вот в этом и заключается мой основной, как ты выразился, бизнес. Одному поможешь спуститься с дерева, плечико ему подставишь, другому как-то угодишь, вот таким образом как-то и существую. Не хочу сказать, что выходит уж очень много, до олигархов, мне, конечно же, далековато, но на жизнь всегда хватает. Например, чтобы сходить с девочкой в ресторан, угостить ее чем-нибудь вкусненьким. А я сам люблю бараньи отбивные, а они стоят денег. Потом уважаю отдых на море, а на это тоже нужны деньги. Ну, а если у коммерсанта денег не окажется, – Кариес развел руками, – придется ему тогда висеть до тех самых пор, пока его полностью не склюют вороны. Так что ты мне на это скажешь?

– Ты хочешь взять у меня деньги?

Андрей вздохнул.

– Для еврея ты не очень догадлив. Слишком долго мне пришлось тебе растолковывать. Вот именно, хочу!

Иосиф Абрамович удивленно пожал плечами.

– Но я уже отдал тебе деньги две недели назад, как мы и договаривались, ровно десять процентов от прибыли.

Кариес выдержал долгую паузу, после чего прошипел сдавленным голосом:

– Послушай, Иосиф, только не надо строить из себя идиота! Где деньги за груз «семьдесят четыре»?

Зальцер невольно сглотнул слюну. Кроме официальных поставок алмазов, он имел еще, как и подавляющее большинство ювелиров, неофициальные, обозначая поступавшие партии цифровым кодом. Именно такая партия алмазов пришла к нему накануне. Он обозначил его как груз «семьдесят четыре». Груз представлял собой небольшую пластиковую коробочку, внутри которой был слой ваты, для того чтобы содержимое не бренчало, как монпансье в банке.

Алмазы подошли неплохие. Впрочем, как и всегда. А прибывали они из Южной Якутии, где велась интенсивная добыча алмазов, примерно раз в три месяца. Иосиф Зальцер никогда не вдавался в тонкости хищения алмазов, но, судя по количеству товара и строго законспирированной сети, хищение было поставлено на поток, и вряд ли он был единственным ювелиром, которому поставляли столь желанные и драгоценные коробочки. Собственно, вопрос о том, откуда брались камни, по большому счету его мало интересовал, неосторожное любопытство способно спугнуть столь ценных поставщиков. Ему достаточно было знать только человека, с которым надо договариваться о поставках. По телефону произносились лишь ключевые слова. Даже если бы ФСБ подключило весь свой аналитический отдел, то вряд ли сумело бы уловить смысл сказанного.

О партии «семьдесят четыре» знали только три человека: он сам, его родной сын и племянник Лева. Но вряд ли кто-нибудь из них был способен проговориться. Следовательно, Кариес сумел узнать о подошедших алмазах от кого-то четвертого, о ком Зальцер даже не догадывался. А раз так, то люди, которые стояли за Кариесом, обладали весьма значительными возможностями и могли перекрыть поставку алмазов. Придется отказаться от малого, чтобы выиграть в большем.

– Чего же ты напрягся, Иосиф? Тебя часом сухота в горле не мучает? – сочувственно спросил Андрей. – А то, знаешь ли, бывает. Может, тебе водички налить? Только не надо меня убеждать в том, что груз из Якутии к тебе еще не поступил! – неожиданно вспылил он. – Я ведь и обидеться могу.

– Откуда ты знаешь про этот груз? – спросил Иосиф Абрамович натянутым голосом.

Кариес усмехнулся. И Зальцер поморщился, почувствовав, какой нешуточной болью отозвались вдруг его коренные зубы.

– Мы о многом знаем, в частности, и о том, что ты уже три года качаешь алмазы из Якутии. За это время у тебя должна была скопиться очень нехилая сумма. Ты уж так не напрягайся, что мы, крохоборы, что ли, какие-то? – почти с возмущением сказал Кариес. – Как-никак свои люди! И понятия имеем, что у тебя за бизнес. Должен же ты его как-то поддерживать! Мы ведь тоже заинтересованы в том, чтобы ты процветал. Все мы у тебя не возьмем, но вот какую-то часть ты нам отвалишь!

Зальцер всегда считал себя хладнокровным человеком, искренне верил, что способен управлять собственными эмоциями. Для человека с его жизненной школой сделать это было не так уж и сложно, достаточно вспомнить приятные минуты, сосчитать до десяти, а дальше знай нейтрализуй оппонента располагающей улыбкой. Но сейчас он вдруг осознал, что теряет над собой контроль. Внутри него вдруг закипела тысячеградусная плазма, которая без конца перекатывалась внутри, бурлила, дышала, бушевала, обжигала внутренности нестерпимым жаром. Требовался всего лишь какой-то незначительный толчок извне, чтобы она вырвалась наружу.

И тогда конец!

Не только его бизнесу. Конец всему! Люди, стоящие за Кариесом не прощают дерзостей. Следует собраться с духом, перевести дыхание, и самое главное – не нервничать.

А вообще надо будет подлечиться, как-то укрепить расшалившиеся нервишки, например, съездить куда-нибудь в теплое спокойное место.

Губы Иосифа Абрамовича слегка растянулись.

– И сколько же это будет?

Ответ прозвучал моментально:

– Двести пятьдесят тысяч зеленых!

– Однако! – вытаращил глаза Зальцер. – Я, конечно, не самый бедный еврей в России, но неужели вы думаете, что я храню такие деньги у себя в шкафу? Каждая копейка находится в деле. Если эти деньги вынимать из бизнеса, то система может просто рухнуть. Вы этого добиваетесь?

– Иосиф, ты же знаешь, что мы с тобой большие друзья, – примирительно заговорил Андрей. – Неужели ты хочешь, чтобы наши с тобой отношения разрушились из-за твоей неумеренной жадности?..

– Нет, но...

– Я же охраняю твой бизнес и заинтересован в его развитии не меньше твоего. Ведь именно я даю тебе возможность нормально работать. Неужели ты хочешь, чтобы в твой магазин ворвались какие-нибудь узколобые типы, устроили в нем погром? Чтобы они отпугивали твоих клиентов, не позволяли тебе нормально работать? – Кариес печально вздохнул. – Ты даже не представляешь, сколько я затрачиваю усилий и сколько провожу времени в разного рода разговорах и разъяснительных беседах, чтобы обеспечить тебе достойную жизнь. А ты, Иосиф, совершенно этого не ценишь. Право, так нельзя! Ты же знаешь, что любая работа в нашем обществе должна как-то вознаграждаться. Никто у нас не работает за бесплатно.

Раздался негромкий стук в дверь. Зальцер не любил, когда его беспокоили во время переговоров, но в этот раз потревожили очень кстати. Значит, появилась возможность немного отвлечься, собраться с мыслями.

Из приоткрытой двери показалась кудлатая голова Левы. У парня не только блестяще работают мозги, он, оказывается, обладает великолепной интуицией и прекрасно знает, когда следует прийти на помощь своему хозяину.

– Прошу покорнейше меня простить, – виновато улыбнулся Зальцер. – Дела требуют. – И, поймав недобрый взгляд Кариеса, он добавил: – Я ненадолго.

– Надеюсь.

Закрыв за собой дверь, оценщик нетерпеливо спросил:

– Куда он направился?

– Прямиком пошел в строительную компанию. Деньги ему нужны для покупки недвижимости. Пришел в бухгалтерию, высыпал им на стол кучу долларов, так у них просто глаза из орбит повылезали.

– Ты сам видел?

– Да, заглянул на секунду. Сделал вид, что ошибся дверью.

– Узнал, где он живет?

– В поселке горняков.

– Кстати, ты его случайно не сфотографировал?

Лева кивнул и протянул фотографию.

– Вот снимок.

– Молодец, быстро работаешь.

Взяв снимок, Зальцер удивленно протянул:

– Он что, не видел, как ты его снимаешь?

– Скорее, не догадался. В мобильный телефон вмонтирован миниатюрный фотоаппарат, я сделал вид, что звоню, а сам сфотографировал его. Потом сразу распечатал фото.

– Молодец, – сдержанно похвалил Зальцер, заметно повеселев. – Ну и чего ты стоишь? Иди и занимайся своим делом.

– Иду, дядя, – кивнул Левушка и тотчас удалился.

Передышка пошла Зальцеру на пользу. Теперь он знал, как следует поступать. Распахнув дверь, он уверенно прошел к гостю. От прежней его растерянности не осталось и следа. Лицо, как и прежде, доброжелательное и почтительное одновременно. И вообще, разве существует на свете какая-нибудь коллизия, которая способна вывести из равновесия старого доброго еврея!

– У меня есть предложение.

Кариес нахмурился.

– У меня у самого башка трещит от разного рода идей! Но я пришел к тебе за деньгами, Иосиф, а не за предложениями. Неужели ты хочешь в моем лице потерять верного друга из-за горстки никчемных монет?

Иосиф устроился на соседнем стуле и доверительно посмотрел на Кариеса.

– Андрей, неужели ты думаешь, что я не ценю твое расположение? Говорю тебе откровенно, положа руку на сердце, – узкая ладонь ювелира легла на тощую грудь. – Ты у меня первый после отца и матери. Иному я бы не предложил, а для тебя... пожалуйста! – на Иосифа Абрамовича нахлынул кураж. – Последний кусок готов отдать!

– Короче!

– Хорошо. Постараюсь быть краток. Этого клиента я берег для себя. Но уж если ситуация складывается таким образом, так и быть, готов уступить его тебе. Но с учетом того, что отдавать мне придется только двадцать пять тысяч, – сразу же оговорил Зальцер, – и мы навсегда позабудем об этом разговоре.

Андрей задумался.

– Как говорят политики, я открыт для диалога, но все зависит от того, что конкретно ты мне можешь предложить.

– Не переживай, тебе понравится мое предложение. Так вот, этот клиент принес мне алмаз в пятьдесят карат!

Кариес с минуту молчал, обмозговывая такую новость. Затем, четко выговаривая каждое слово, спросил:

– Сколько же он будет стоить по каталогу?

Общение с ювелирами не прошло для Кариеса бесследно, он многому успел научиться. И вот даже сейчас он очень метко вставил умное словечко про каталог, направляя диалог в конкретное русло. Его слова были бы к месту, если бы не одно маленькое «но»...

Хм, точнее, очень большое!

– Ты, наверное, не знаешь об этом, но это и неудивительно, ты же все-таки не оценщик. Для алмазов свыше пяти каратов не бывает каталогов. После пяти каратов они носят собственные имена! – сообщил Зальцер почти торжественно.

Новость не обескуражила Кариеса.

– Вот как. И какое же имя у того алмаза, который он тебе принес?

– «Султан», – спокойно объявил Зальцер.

– И сколько же может стоить этот... «Султан»?

– Все это очень индивидуально. Пятидесятикаратник может стоить триста тысяч долларов, но может стоить и три миллиона! А может, и побольше!

– Почему?

– Все зависит от формы алмаза, от его цвета, прозрачности и, конечно же, от истории, которая тянется за ним. Если алмаз будет из короны какого-нибудь раджи, то стоимость его будет значительно больше. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Кажется, да.

– Вот, предположим, алмаз «Орлов». Сколько он может стоить?

В глазах Кариеса проснулся интерес. Парень он был неглупый.

– Видел я его в «Алмазном фонде». Здоровущий такой, – раздвинул он большой и указательный пальцы. – Наверное, миллион, а может, и все два!

– Большой-то он большой. Крупные алмазы хотя редко, но встречаются, но вот богатую историю имеет не каждый из них. Хотя если подумать, что может быть особенного в алмазе «Орлов»? Ведь это даже не бриллиант, а только алмаз. У него обработано всего лишь семнадцать граней. Для бриллианта это маловато. Полная бриллиантовая огранка – пятьдесят семь граней! Однако за «Орловым» тянется такая история, что камень может запросто стоить и двадцать миллионов, а то и больше, – добавил Иосиф Абрамович после некоторого раздумья.

Кариес постарался остаться равнодушным.

– И что ты этим хочешь сказать?

– Алмаз, который принес мне старик, имеет большую историю и стоит очень больших денег.

– Откуда тебе известно, что он с историей?

Зальцер как-то загадочно улыбнулся.

– Это только на первый взгляд кажется, что все алмазы похожи друг на друга. Но на самом деле каждый из них индивидуален. А алмаз, который принес мне старик, я прежде видел на фотографии, у него имеется небольшой скол и характерные треугольные штрихи. Когда-то этот алмаз принадлежал моему отцу. Но еще раньше он принадлежал моему двоюродному дяде. А тому этот алмаз достался от предков. Алмаз «Султан» принадлежал фрейлине последней императрицы, ей он достался в свою очередь от прабабушки, а той перепал от князя Потемкина, который был одно время ее любовником. Это, кстати, об истории. Так что он для меня значительно дороже тех денег, которые я вложил в его покупку. Продавать его я не собираюсь. Скажем так, это память о моем отце. В свое время он хотел отгранить его, да как-то не пришлось. Только успел его сфотографировать. Видимо, мне придется этим заняться, – на тонких губах оценщика заиграла счастливая улыбка.

– Каким же образом этот алмаз попал к тому старику? – заинтересовался Кариес.

– Я бы тоже хотел это знать, – задумчиво протянул Иосиф Абрамович. – Есть у меня некоторые предположения, только не знаю, насколько они верные. Ты же ведь знаешь, что мой отец был талантливым ювелиром! В сравнении с ним я просто жалкий ремесленник. В конце войны проводилась какая-то акция НКВД. Комиссары ходили по всем оценщикам и ювелирам и забирали камушки. Реквизировали и этот алмаз. Заодно хотели арестовать и моего отца, но он был очень хороший огранщик, а жены влиятельных чиновников всегда любили дорогие украшения. Так что кое-какие связи помогли моему отцу избежать десяти лет без права переписки. Но к чему я это говорю? Если у этого старика есть такой алмаз, то почему не быть еще? Ведь не все же эти реквизированные алмазы попали в Гохран.

– Мне надо подумать.

– Конечно, подумай, – легко согласился ювелир.

– У тебя есть фотография этого старика?

– Отыщется, – достал Иосиф Абрамович из кармана снимок. – Возьми! Я тебе скажу, где его искать...

Кариес с интересом рассматривал старика, запечатленного на фотографии, и не находил в его внешности ровным счетом ничего такого, что могло бы хоть как-то выделить его из ряда обычных пенсионеров.

Зальцер отметил в глазах Андрея некоторое разочарование, но своего добился.

– Хорошо, – решительно сунул Кариес фотографию в карман рубашки. – Если у него отыщутся еще камушки, тогда наш договор состоялся.

Иосиф Абрамович не сумел сдержать ликования.

– Я знал, что мы договоримся. А потом чего же ссориться старым друзьям. Мы же столько лет вместе. Может, по рюмочке коньяку? – предложил он.

Кариес поднялся.

– Нет, не могу! Надо идти!

Глава 6

ВОР БАТЯНЯ

Несмотря на преклонный возраст, Батяня был еще крепок. Ему было в радость поплавать, побаловаться гантелями. И вообще он был из той категории мужиков, которые не гнушаются ничем человеческим, способен и с молодухой в баньке попариться, и съездить куда-нибудь на новомодный курорт. Причем Батяня предпочитал отдыхать в самых фешенебельных отелях. Пропарившись в лагерях двадцать восемь лет из прожитых шестидесяти пяти, он не желал ограничивать себя даже в малом, а потому вдыхал аромат жизни с жадностью подростка.

В этот раз на очереди был массаж, весьма эффективное средство от одряхления. После каждого такого сеанса Батяня чувствовал, что его кожа становится упругой, как у двадцатилетнего парня, и появляется такой сексуальный аппетит, какой бывает только от приема убойной дозы «Виагры». Как выяснилось, жизнь прекрасна даже и в весьма преклонном возрасте. Главное – не зацикливаться на многочисленных недугах.

Крест уже расстелил на твердой кушетке чистую простыню, расправил складки и теперь скромно стоял в сторонке, дожидаясь очередного распоряжения Батяни. Он был лет на двадцать моложе вора, крепкий, сухой, с потемневшей, будто бы пообтертой кожей, такой может быть разве что древесина, обожженная палящим солнцем и высушенная суровыми ветрами. Любому, глядя на него, казалось, что подобному человеческому материалу не будет сносу. Вокруг один за другим укладываются в землю более молодые подельнички, а он хоть бы что, только кожа на лице делается еще темнее, да ладони становятся грубее.

На чалке, в прежние времена, Крест был у Батяни шнырем, – прибирался в его биндюге. А когда Батяня откинулся, увязался за ним, да как-то и прижился, возился по хозяйству, выполнял кое-какие деликатные поручения.

Крест был из тех людей, кто привык ощущать на своем затылке чью-то сильную хозяйскую ладонь, лучшей участи он для себя не желал, и не будь у него подобного благодетеля, так он бы усох, как это случается в зной с влаголюбивым растением.

Батяня жил в большом каменном доме на краю города. По местным масштабам жил скромно, не было у него ни усадьбы в десяток гектаров, ни высоченного пятиметрового забора, который скрывал бы его частную жизнь от людских глаз. Что отличало его дом от прочих строений, так это скромная часовенка, выстроенная во дворе. Достаточно было понаблюдать за домом часа два, и можно было бы увидеть, что жизнь его обитателей наполнена до предела, едва ли не каждый час к воротам подъезжали дорогие иномарки, из которых выходили мужчины в строгих костюмах. Визиты, как правило, продолжались недолго, и отъехавшую машину сменяла следующая. Даже располовинив седьмой десяток, Батяня продолжал ревностно следить за своей империей, не забывая отправлять гонцов в самые заповедные ее уголки.

Вошла массажистка, ее звали Людой, крепкая мускулистая, плотно сбитая деваха. Каких-то два года назад она серьезно занималась легкой атлетикой, толкала ядро, и неизменно являлась участницей европейских соревнований. Но, получив однажды травму колена, она переквалифицировалась в массажистку, и скоро, благодаря неимоверно сильным пальцам, сделалась одной из лучших массажисток города. Работа доставляла ей не только удовлетворение, но и заработок, который не шел ни в какое сравнение с премиальными, которые выдавали за призовые места.

На плечах у девушки был простенький халатик, едва достигавший колен, застегнутый всего лишь на единственную пуговицу. Под халатом – голое тело. Крест знал, что она его скинет в тот самый момент, как только Батяня переступит порог. Как и всякий великий человек, Батяня обладал некоторыми слабостями, например, предпочитал, чтобы массаж ему делали исключительно голые массажистки. И эта его причуда выполнялась неукоснительно. Причем массажистки должны были удовлетворять и эстетические потребности, быть молодыми, непременно подтянутыми, никаких болтающихся грудей и излишних складок на животе, но особенно старик не переносил целлюлита на бедрах. Батяня не раз говорил о том, что библейский царь Соломон дожил до преклонного возраста только благодаря тому, что в старости обкладывал себя молодыми голыми девицами. Так почему бы Батяне не пойти по проторенной мудрым царем тропе?

Людмила не капризничала, не жаловалась на старческую блажь, тем более что прихоть Батяни хорошо оплачивалась, и он урчал, как мартовский кот, когда ее живот касался его тела.

Массажистка не обращала внимания на Креста, сидящего в углу комнаты и терпеливо разминала пальцы. Обычно так поступают профессиональные музыканты перед ответственными выступлениями. Барышне предстояла не менее важная работа, своими гибкими и сильными пальчиками она должна будет поиграть на каждой клетке дряхлеющего организма Батяни.

Крест ожидал, что короткий халатик, наконец, распахнется и обнажит ее крепкие ноги со стриженным треугольным лоскутком волос внизу живота. Порой на него накатывало раздражение, почему это одним достается все, а вот другим перепадают только ошметки с барского стола? Но Крест тотчас забывал о своих ощущениях, понимая, что на криминальном Олимпе мест немного, и чтобы удержаться на самом верху требовалась звериная жестокость, которой предостаточно было у Батяни, но которой сам Крест не обладал даже в малой степени. И совершенно не случайно, что человеческое сообщество разделялось на две группы: на тех, которыми помыкают, и на вторых, которые предпочитают прокатиться верхом на чужом хребте.

Кресту было известно, что временами массаж плавно перетекал в совокупление. Впрочем, это было неудивительно, Батяня платил девице такие суммы, что за них, пренебрегая стыдом, можно было бы прогуляться нагишом по центру города. Однако о том, что именно происходило между ними, Крест точно не знал, уходя и тщательно закрывая дверь на ключ. Как бы там ни было, но после сеанса массажа хозяин неизменно удалялся в часовенку, где подолгу простаивал у икон.

Вошел Батяня, и Крест едва не крякнул от разочарования, понимая, что насладиться видом прелестных телес массажистки ему не доведется. Потоптавшись для вида, он быстро пошел к двери. Крест успел заметить, что рука массажистки потянулась к единственной пуговице, чтобы смахнуть с плеч халат, а Батяня между тем уже успел разлечься на жестком топчане. Расслабившись и свесив руки вниз, он готов был к тому, что сейчас крепкие молоденькие пальчики весело пройдутся по его телу. Батяня слегка улыбнулся, щеки его слегка разрумянились, наверняка от мыслей о предстоящем сейчас приятном занятии.

Звонок мобильного телефона прозвенел неожиданно, заставив Креста остановиться у двери. Никакого звонка не должно было быть, этот час являлся едва ли не единственным, когда Батяня был предоставлен самому себе. Все его ближайшее окружение знало о том, что с четырех до пяти вечера ему делают массаж, а случайные люди позвонить на трубу не могли. Следовательно, приключилось нечто такое, что заставило кого-то нарушить заведенный порядок. А неожиданностей и непредсказуемых ситуаций Батяня не любил. От этого, как правило, попахивало авантюризмом. В конце концов, он имел законное право на какие-то свои крохотные слабости!

Мобильный телефон не унимался, наполнял комнату вибрирующими звуками.

– Черт бы их всех побрал! – выругался Батяня. – Шнырь!

Крест мгновенно повернулся.

– Да, бугор.

– Дай мне эту хренову трубу, вон она на тумбочке лежит! Чего они там от меня хотят?

Крест старался не смотреть в ту сторону, где стояла массажистка, но глаза вопреки его воле так и скашивались туда. Обнаженная Люда выглядела словно изваяние из итальянского мрамора. На подобную наготу нужно смотреть только в темных очках, иначе можно лишиться зрения. Крест невольно сглотнул слюну. Груди у массажистки, весьма аппетитные на вид, стояли торчком, на ощупь они так же, наверное, не разочаровали бы. Крупные, с правильным овалом, они напоминали арбузы средних размеров. Их можно было взять в ладони, и при этом они все равно не уместятся и будут вылезать наружу.

Тело крепкое, фигура весьма аппетитная, без какого бы то ни было проявления излишеств. Это не те длинноногие пигалицы, что шастают на подиумах и состоят сплошь из углов. На таких барышнях не поелозишь без ущерба для здоровья, обязательно обдерешь бока об их торчащие коленки. Иное дело вот такие крепко сбитые девицы, мясистые и весьма приятные на ощупь.

Массажистка выглядела совершенно невозмутимой, со спокойным взором встречала откровенные мужские взгляды, слегка опираясь ладонью о стол. Она напоминала скульптуру, выставленную где-нибудь в парке. К таким бы ручищам запросто подошло бы весло. Хотя чего же портить такую красоту!

Крест не был монахом и всегда находил время для маленьких радостей. Вчера вечером он поимел точно такую же девицу, сняв ее на центральной улице. Так что он имел полное представление обо всех анатомических подробностях массажистки.

Подняв с тумбочки мобильный телефон, он с почтением протянул его Батяне.

– Слушаю, – недовольно проворчал старик. Некоторое время он напряженно вслушивался в речь собеседника, и его лицо, еще каких-то несколько минут безмятежное, все более застывало в жесткую маску. – Ты уверен?.. Так. Хорошо, – сказал Батяня, поднимаясь. Щелкнув крышкой телефона, он буркнул: – Подошел Андрей. Приведи его сюда.

– Хорошо, Батяня, – охотно отозвался Крест.

Повернувшись к массажистке, вор сказал:

– Нам нужно перетереть кое-какие дела. Детка, мы продолжим с тобой позже.

Губы Креста невольно растянулись в полуулыбке. Ему впервые приходилось слышать в голосе коронованного вора столь нежные нотки. Оказывается, старик может быть необычайно приветливым.

Подняв со спинки кресла пестрый халат, Люда небрежно накинула его на плечи.

– Как скажете.

Батяня натянул брюки, надев рубашку, тщательно заправил ее под ремень и сел на стул. Раздался негромкий стук в дверь, и в комнату, в сопровождении Креста, вошел Андрей. У Батяни от Креста практически не было секретов, но сейчас был тот самый случай, когда тому следовало удалиться. Крест давно находился рядом с Батяней, а потому мог понять его настроение даже тогда, когда он молчал. О серьезности предстоящего разговора говорили тугие желваки, которые строптиво выпирали на скулах законника.

Крест мягко прикрыл за собой дверь, оставив Батяню с Андреем наедине.

По некоторым косвенным признакам можно было сделать вывод, что Батяня относился к Андрею с симпатией. Даже внешне они были чем-то похожи. Воровская карьера Андрея начиналась с вокзалов, где он стрелял у сердобольных граждан копеечки. А повзрослев, подворовывал здесь же, на майдане, все более набираясь наглости и опыта.

Вокзал – это отдельное сообщество, некое государство в государстве, и Андрей достойно прошел по всем ступеням этого сообщества, пока не сделался полноправным его членом. Кроме ловких рук, парень имел еще и немалый интеллект, что способствовало его возвышению среди ровесников. У него водились неплохие деньги, девицы вились вокруг, будто пчелиный рой, и ему казалось, что карьера удалась и что вряд ли он способен добиться чего-то большего. Но разве мог он предполагать, что его вершина еще далеко впереди и что в настоящее время она скрыта от него за семью холмами, а сам он всего лишь топчется у подножья первого.

Все изменилось в одночасье, когда толкового пацана с вокзала заприметил Батяня. Поначалу он сделал Андрея своим порученцем, что сразу поднимало авторитет того. А когда Андрей понемногу окреп и присмотрелся к новым жизненным реалиям, то Батяня приблизил его к себе и поставил контролировать ювелирный бизнес. А скоро окружающие стали забывать о том, что Андрей поднялся из вокзальных переходов.

Вокруг камушков крутились настоящие деньги.

Андрей был благодарным человеком, на это и делался главный расчет. Вытащенный едва ли не с самого дна, обласканный и введенный в круг подлинных хозяев города, он должен был стать преданнейшим сторонником своего благодетеля.

У Андрея имелась еще одна неплохая черта, он умел меняться, сообразуясь с обстоятельствами. Гибкость мышления и неплохая память позволяли ему чувствовать себя своим даже среди людей интеллектуального труда. А вокзал, где можно было встретить самые удивительные типажи, предоставил ему такой огромный материал для наблюдений и такую серьезную школу жизни, какой не встретишь ни в одном другом месте.

Фартовый обратил внимание на то, что Андрей вошел в массажный кабинет очень достойно, остановившись у порога, легким наклоном головы оказал почтение известному вору. Георгий Георгиевич не спешил протягивать ему руку, хотелось посмотреть, как парень будет действовать при затянувшемся молчании. На спокойном лице Андрея не замечалось ни малейшего замешательства, холодный, почти равнодушный взгляд.

Еще одна хорошая черта, несмотря на молодость, парень имел колоссальную выдержку.

– Ну, здравствуй, – произнес старик, протянув ладонь.

– Здравствуй, Батяня, – склонился Андрей.

Руку он пожал крепко, уважительно, но безо всякого заискивания. Даже держался он как-то степенно, словно в его жизненном багаже были не вокзальные стены, а чалка со строгим режимом. Кликуху наставника он произнес как-то по-особенному, будто и вправду поприветствовал отца.

– Садись, – предложил Батяня свободный стул.

От Георгия Георгиевича не укрылся взгляд Андрея, брошенный на дверь, за которой спряталась Людмила. Парень понимал толк в красоте. На какое-то мгновение губы Андрея сжались, как бы выразив сожаление, после чего его лицо вновь приняло бесстрастное выражение.

Батяня редко кого приближал к себе. Такую привилегию следовало заслужить. Любой неверный поступок тотчас зачитывался в минус, пахан никогда о нем не забывал. А Андрею как раз подвалил тот нечастый случай, когда авторитетный вор поставил его рядом с собой. А все потому, что этот малец обладал массой достоинств, и самое немаловажное из них состояло в том, что он предпочитал учиться на чужих ошибках – весьма похвальное качество для пацана. Он умел подметить у других и взять в актив все то, что могло бы пригодиться впоследствии.

Поблагодарив за приглашение легким кивком, Андрей сел на стул. Причем тут же сумел найти такое положение, которое подчеркнуло бы его уважение к собеседнику и одновременно указывало бы на его внутреннюю свободу.

– Рассказывай, что там с деньгами?

– Зальцер пока не готов отдать четверть миллиона баксов. Он сказал, что сейчас...

Старик невольно напрягся.

– Что значит не готов отдать? – кустистые брови законника приподнялись верх. – Он должен нам четверть миллиона. В его долбанном бизнесе крутятся и наши деньги.

– Он предложил интересный расклад.

Батяня внимательно посмотрел на Андрея, после чего вяло отреагировал:

– Слушаю.

В какой-то степени парень вышел за рамки дозволенного, выслушивать интересные расклады и принимать решения полагалось только пахану, и, уж конечно, Андрея никто не уполномочивал списывать долги.

Парень сделал первый серьезный прокол, и старик всерьез стал подумывать о том, что свое отношение к пацану, возможно, следует пересмотреть.

– У Зальцера объявился клиент, который предложил ему на продажу алмаз более пятидесяти каратов. Зальцер уверял меня, что такой алмаз у клиента не последний.

Сказанное меняло положение вещей.

– Вот как. И что же это за человек?

– Какой-то старик. Он дал понять Зальцеру, что буквально сидит на мешке с алмазами.

– Серьезный клиент, – задумался Георгий Георгиевич.

У Зальцера на хорошие камушки было врожденное чутье. Ему нет нужды играть в прятки или обманывать, за такие вещи могут спросить весьма дорого, следовательно, сказанное им соответствовало действительности.

А если так, то подобную информацию можно было оценить в четверть миллиона долларов. Ведь только один камушек на пятьдесят каратов мог стоить такой суммы. А если этот старик в запасе имеет не один камень, а предположим, пять или десять...

Старика нужно брать!

– Старик не сказал Зальцеру, откуда у него взялся такой крупный алмаз?

– Нет. Но в этом алмазе Зальцер узнал именно тот самый, который когда-то принадлежал его дяде, а потом перешел к его отцу.

– Вот как, интересно. И каким образом от него уплыл этот камушек?

– Он сказал, что в конце войны НКВД сильно шмонало ювелиров по всему Уралу. И если у этого старика появился один из реквизированных тогда алмазов, так почему не быть и другим?

– У тебя есть фотография этого старика? – голос у Батяни неожиданно осип.

Законный выглядел возбужденным, и Андрей подумал о том, что впервые видит его в таком состоянии, – ему всегда казалось, что волнение не для такого человека как Батяня, не в силу старости, а потому, что его жизнь сама сплошное цунами. Конечно, Батяня мог вспылить, но это была всего лишь некоторая демонстрация характера. В действительности его можно было сравнить разве что с глубоководным морем, на поверхности которого часто означены признаки тревоги, но зато внутри всегда царит арктический холод и покой. В этот раз все выглядело наоборот. Батяня очень хотел казаться спокойным, но поверить в его безмятежность очень мешали крупные капли пота, обильно выступившие на его лбу, рассеченном глубокими морщинами.

Стараясь скрыть растерянность, Андрей ответил:

– Да, конечно, – и тотчас положил перед Батяней снимок.

Георгий Георгиевич взял фотографию в пожелтевшие пальцы. На тыльной стороне сухонькой ладони Андрей увидел выколотое восходящее солнце с разбегающимися во все стороны многочисленными лучами, обозначавшими количество отбытых на чалке лет. Андрей в который раз попытался их сосчитать, но, как всегда сбился.

Отставив фотографию на значительное расстояние, как это делают дальнозоркие люди, он принялся рассматривать детали.

– Я не знаю этого хмыря, – небрежно бросил Батяня фотографию на стол. – На фотке он хилый сморчок, но лет шестьдесят назад был, наверное, настоящим молодцом. Я тебе никогда не говорил, что отец мой, земля ему пухом, чалился в лагере смертников?

– Нет, не приходилось слышать, – сдержанно ответил Андрей.

– Больше двух лет там никто не выдерживал, но ему повезло. Он бежал! На территории той чалки, отгороженной забором, был еще один охраняемый закуток. Раз в месяц туда приезжал какой-то непонятный грузовичок и сгружал контейнер.

– И что же в нем было?

– Отец догадывался, что там было что-то ценное, например, золото. Они устроили побег, хотели захватить контейнер. Это почти получилось, они захватили машину, которая перевозила контейнер, перестреляли сопровождающих. Отец лично открывал крышку этого контейнера. И знаешь, что в нем было?

– Что?

– В нем были алмазы! Много алмазов... Он их сам видел, рассказывал, что они находились в каких-то крепких холщовых мешочках, упакованные боками друг к другу. Потом вдруг раздался взрыв. Отца контузило, а когда он открыл глаза, то увидел какого-то хмыря из краснопогонных. Отец застонал, красноперый посмотрел в его сторону, но добивать его не стал. Всю жизнь отец не знал, почему он этого не сделал, хотя жалостью такие типы не отличаются. Сколько он там пролежал, непонятно. Когда он очнулся, то от грузовика отполз. А потом машина как полыхнет, и зарево на половину неба!

– Получается, что красопогонник уволок этот контейнер?

– Выходит, что так. Знаешь, – задумчиво и с какой-то странной улыбкой протянул вор, – отец ведь его всю жизнь искал. И мне потому и рассказал обо всем, чтобы, если сам не успеет, я после него этим занялся. Да и я уже думал, что никогда его не найду, считал, что этот тип сгорел вместе с контейнером. Тот ли это старик или нет, это обязательно узнать надо. А вдруг и вправду через столько лет выплыл! Вот что я тебе скажу: если у этого старика имеется один – такой! – камушек, так у него должны быть и другие. Отыщи этого старика!

– Отыщу.

– И трясите его до тех самых пор, пока он не скажет, куда спрятал остальные камушки. Ты меня понял? – строго спросил Батяня.

– Да.

– А теперь иди! У меня процедуры! – и, уже потеряв интерес к Андрею, крикнул: – Люда! За что я тебе деньги плачу!

Глава 7

ЗОЛОТЫЕ МОНЕТЫ ЦАРСКОЙ ЧЕКАНКИ

После смерти Антона прошла неделя. Сразу после приезда из леса Никита встретился с его матерью, еще нестарой крепкой женщиной. Она сумела не разрыдаться, только в отчаянии покусывала нижнюю губу. В ее глазах застыл немой вопрос: «Почему же так получилось?» Как же ей объяснить, что именно ее сыну просто не повезло?! А потому ощущение от встречи было самое гнетущее. Если чем-то и можно было заполнить сознание, так это работой. Раза два звонил майор Журавлев, справлялся о старике Георгии Георгиевиче, но тот как в воду канул. И вообще, странная получалась история, его как будто бы никто не видел, кроме разве что Никиты с Антоном. А так как Антона уже нет, описание Зиновьева могло сойти за обыкновенный вымысел.

Журавлев обещал позвонить на этой неделе, но что-то молчал. Следовательно, Никита был ему не особенно нужен. Оно и к лучшему.

Чтобы не терять время, Зиновьев углубился в архивы края, понимая, что это настоящий кладезь для поисков. Важно только подойти к такой работе с умом. И там, где для человека непосвященного будут всего лишь скучные описания пород, для опытного хитника откроются весьма важные сведения о заброшенных копях.

К поиску драгоценных камней Никита подходил по-научному. Сначала копался в литературе и выискивал всякие упоминания о самоцветах, затем очерчивал примерный район поиска, доставал точную карту этой местности и только после этого разыскивал старинный прииск.

Рудники по добыче самоцветов на Урале были известны еще при Иване Грозном, а в демидовское время началась их массовая разработка. Огромное количество копей было открыто при НЭПе, а в конце двадцатых годов прошлого столетия они были законсервированы. Большинство разработок впоследствии были позабыты, поэтому их предстояло открывать заново.

Никита часто с улыбкой вспоминал историю своего приятеля Бармалея, который однажды разузнав о том, что на одной перспективной жиле стоит старенький дом, решил его купить. И, поторговавшись с хозяином, приобрел дом практически за бесценок. Разобрав в горнице пол, он вырыл колодец, а потом целый год черпал из земли изумруды. А позже, когда жила была выработана полностью, сумел еще и продать дом с огромной выгодой.

Два года назад, перебирая архивы монастыря «Радость всем страждущим», Никита вдруг обнаружил коротенькую запись о том, что недалеко от поселка Изумрудный старец Еникей собрал две горсти темно-зеленых камушков, каждый из которых был толщиной в мизинец. Никита на пару с Бармалеем половину лета ковырялись в этом районе, прежде чем обнаружили упомянутое место. Сезон оказался удачным – тогда они нарыли с десяток изумрудов, каждый из которых был по десять граммов весом.

Очень перспективный рудник Никита обнаружил после десятидневных поисков в центральном архиве. Выехав на место, он понял, что потраченного времени было не жаль, дело того стоило. Достаточно было походить по территории месторождения, чтобы понять, что рудник разрабатывался не только при Николае I, но и значительно позже, во времена НЭПа. Тогда большая часть копей принадлежала иностранцам, а они всегда понимали толк в уральских камушках.

От их прежней деятельности остался лишь почти развалившийся двухэтажный каменный дом, да еще небольшие отвалы, в которых хитники иногда находили небольшие образцы. Но все это мелочь по сравнению с тем, что скрывала настоящая жила.

Хозяева свернули свое производство неожиданно, и даже сейчас можно было отыскать металлические столбы, что прежде подпирали ленточный контейнер, по которому шла порода, содержащая изумруды. Изобретение не самое высокотехнологичное – по обе стороны от движущейся ленты стояли доверенные лица владельца, чаще всего женщины, которые проворно подбирали сверкающие камушки и бросали их в корзину.

Собственно, с того времени практически ничего не изменилось. И вряд ли в ближайшее пятьдесят лет будет создан прибор, который окажется способен со стопроцентной вероятностью определить в породе драгоценный камушек. А потому в работе и доныне преобладал старый дедовский способ, проверенный многими столетиями – долби да выискивай в груде породы залежавшийся камушек.

Авось повезет!

Повсюду на прииске попадались старые ложки и посуда, что являлось лишним подтверждением торопливых сборов. Но несмотря на то что времени у них оставалось в обрез, перспективную жилу хозяева запрятали толково, посадив на месте раскопов кустарники. Растительность скоро прижилась, со временем разрослась и превратилась в такую труднопроходимую чащу, что сюда не захаживали даже грибники, из боязни крепко поободраться.

Но вот кабанам здесь было привольно!

Странно, что не осталось никаких свидетельств о том, что прежде здесь работала старательская артель. И только расспросив у старожилов о прииске, Никита узнал, что хозяева рудника не просто уехали. Однажды к ним нагрянул отряд ЧК и, окружив прииск, арестовал добытчиков. А недовольных, не утруждая себя долгими уговорами, просто расстреляли и закопали здесь же в шурфе. Что и говорить, место было жутковатое, души, сгинувшие без отпевания, продолжали ночами бродить по округе, будоража покой хитников.

И это было обычное дело – едва ли не за каждым рудником тянулась своя кровавая история, уходящая корнями в далекое прошлое.

Дотошному Никите удалось выявить еще одно перспективное местечко и опять же неподалеку от поселка Изумрудный – старую заросшую балку.

Оказавшись на месте предполагаемой копи, он немало поломал голову, чтобы разглядеть в зарослях заброшенный рудник. Причем, как гласила молва, прежний добытчик свозил сюда дерн со всей округи и аккуратно латал им прежние разработки. Пока, наконец, совсем не залечил забой.

Место удалось расчистить только через две недели, когда на участок пригнали целую бригаду лесорубов. После того, когда деревья, наконец, были свалены и увезены с благодатного места, за дело взялся бульдозер и слой за слоем принялся разгребать прежние разработки. За полторы недели работы Никите на пару с Бармалеем удалось набрать два ведра бериллов и изумрудов. Некоторые из находок были просто уникальными.

Но самая приятная неожиданность заключалась в том, что уже в конце полевого сезона они натолкнулись на небольшое гнездо демантоидов, красивых прозрачных зеленоватых камушков, каждый из которых был весом почти в пять граммов.

Весьма редкие образцы! Уникальность демантоидов заключалась в том, что по игре света они не уступали алмазам.

Демантоиды такого крупного размера ценились даже больше, чем изумруды, в силу своей уникальности. Причем по официальной версии драгоценными камнями они не являлись, в отличие от первой группы – алмазов, изумрудов, сапфиров и александритов – их можно было запросто перевозить через границу, заплатив только мизерную пошлину и набив ими карманы, будто обычными гальками. И ни у одного таможенника не возникало даже малейшего подозрения, что совершается нечто противозаконное.

Зато на Западе демантоидам воздавали должный почет. Тем более что Урал был единственным местом на земле, где встречались эти камушки столь невероятного качества. Любой ювелирный магазин Западной Европы почитал за честь приобрести хотя бы парочку таких.

Кроме того что Бармалей был великим хитником, слава о котором перешагнула далеко за пределы Урала, он был еще и отличный огранщик, сумевший от своего деда, столь же талантливого мастера, усвоить немало премудростей ювелирного дела. А потому, как только было огранено десятка два демантоидов, они выехали по путевке в Германию, где местные бюргеры понимали толк не только в крепком пиве, но и в отменно ограненных камнях.

Едва взглянув на зеленые сверкающие горошинки, немецкие ювелиры, не торгуясь, давали им настоящую цену. Время поездки было выбрано не случайно, именно осенью в Мюнхене проходит ярмарка камней. В это время там можно увидеть не только ювелирные изделия, что привозят добывающие компании со всего мира, но и сырье, из которого произведены поделки.

Никита всякий раз наслаждался недоумением ювелиров, когда выкладывал на прилавок ограненные камушки. По мнению тамошних огранщиков, человек, запросто таскавший в карманах столь внушительные драгоценности, должен был передвигаться на бронированном лимузине в сопровождении вооруженной охраны, а их посетители были весьма простоваты на вид и одеты более чем демократично – в застиранные маечки с короткими рукавами и в старенькие потертые джинсы.

И только когда слышался русский ненавязчивый матерок, который мюнхенские ювелиры успели заучить не хуже своего собственного, они расслабленно улыбались. Вот она загадочная русская душа, которая позволяет ходить парням в кроссовках на босу ногу. А не расплачиваются ли они за ужин в ресторане ограненными драгоценными камнями?

По большому счету, в появлении русских не было ничего удивительного. Российские миллионеры заполонили всю Европу, обедали в лучших ресторанах, скупали дорогую недвижимость, в престижных салонах и крупных магазинах обязательно был человек, который знал русский язык. Удивительным было другое – появление демантоидов в невиданном доселе количестве.

Двигаясь туристическими маршрутами по Западной Европе, Никита с Бармалеем не забывали заглядывать в самые роскошные ювелирные магазины. Их всюду воспринимали как VIP-персон, когда они выгребали из карманов пятиграммовые демантоиды и выкладывали их на прилавок. Время, проведенное в туристической поездке, не прошло даром, ими были заведены выгодные знакомства, и в следующий свой приезд Никита с Бармалеем намеревались доставить в Германию около трехсот граммов первоклассных демантоидов.

Однако по возвращении на родину их ожидал неприятный сюрприз. За те несколько дней, что они отсутствовали, перспективную территорию успели приватизировать, и теперь на прииске объявился новый хозяин, мелкий чиновник, занимавшийся природными ресурсами. Сам по себе он ничего не представлял, серый как амбарная мышь, но люди, которые стояли за ним, были весьма серьезными. В определенных кругах из-за обилия наколок на теле их называли «синими». А уж эти не будут изводить себя угрызениями совести.

Территорию необязательно было даже огораживать, достаточно было назвать истинного хозяина прииска, как у всякого здравомыслящего хитника возникало желание убраться от опасного места как можно дальше. Собственно, именно по этой причине самый ближайший лагерь хитников находился в полутора километрах от застолбленной территории.

Поначалу Бармалей грезил планами о немедленной расправе, потом как-то сник и сдался, понимая, что силы слишком неравны. Надо было искать другие перспективные места, с которых можно было покормиться. Однако пока таких что-то не находилось. Никита заглядывал даже в карты рудознатцев, по которым демидовские рабочие искали перспективные жилы. Большинство из них были давно выработаны, другие были давно застроены. Оставались, конечно, и нетронутые жилы, какие частенько встречались где-нибудь в дремучем лесу. Но всегда приходилось учитывать большой риск, что потратишь огромное количество времени и в результате не отыщешь даже захудалого берилла.

Действовать следовало наверняка, чтобы затрат было как можно меньше. Несколько раз из Германии звонили и спрашивали, когда же, наконец, будут подвезены обещанные демантоиды. Чтобы не разочаровывать компаньонов, Никита сказал, что дело упирается в чисто технические вопросы.

От наплыва дурных новостей Бармалей ушел в глубокий загул и старался избегать всяких контактов. Никита дважды заходил к нему домой, пытаясь растрясти на поездку к рудникам, но всякий раз его встречали пьяные, мутные глаза. Бармалей совершенно не воспринимал, чего от него хотят.

В отделе рукописей архива работала однокурсница Никиты – Антонина, за которой он безуспешно пытался ухаживать на втором курсе. Если бы она была не столь строга, то, возможно, их отношения вылились бы в нешуточный роман. На третьем курсе она неожиданно вышла замуж, а затем ушла в академический отпуск и как-то выпала из поля зрения Никиты. И когда он неожиданно повстречал ее в здании архива, то, к своему удивлению, вдруг обнаружил, что рад встрече. Да и сама Тоня довольно прозрачно высказалась о том, что не прочь продолжить отношения, прерванные годами, мимоходом поведав о том, что ее семейная жизнь не сложилась.

Никита не единожды убеждался в том, что не требуется много усилий, чтобы растопить одинокое женское сердце. Достаточно выразить сочувствие, поучаствовать в душевном разговоре, окунувшись в теплое прошлое, и – дело сделано. А вот коробка дорогих конфет – это уже для тела! Траты окупятся лаской, вне всякого сомнения.

Когда он как-то раз сидел в читальном зале, Тоня подошла к нему, наклонилась всем телом и томным шепотом сообщила о том, что у нее в архиве имеется именно то, чего он так настойчиво ищет. Никита в тот момент поймал себя на том, что даже не пытался вслушаться в смысл сказанного. Все свое внимание он сосредоточил на кулончике, висевшем на золотой цепочке. В середине этого кулона был закреплен изумруд в виде крохотного сердечка. Кулон слегка раскачивался и то и дело западал в ложбинку между грудями. Зрелище волнующее, а если включить богатое воображение, то и вовсе захватывало дух.

Антонина продолжала манить его даже по прошествии нескольких лет, так что не будет ничего удивительного в том, если через пару недель возобновления знакомства они окажутся в одной постели. Вполне закономерное развитие отношений. Правда, во всем этом присутствовала и некоторая грустинка, ведь все это могло состояться значительно раньше. Возможно, что и судьба его сложилась бы тогда как-то иначе.

Тоня сдержала слово, на следующий день она положила на его стол несколько папок, которые попали в архив из какого-то лагеря, каких в Свердловской области в сталинские времена было очень много. Внимательно полистав папки, Зиновьев подумал о том, что одной коробкой конфет тут не отделаться. Да за получение такой информации даже жениться можно!

Его внимание привлекли документы о лагере, где добывали металлы платиновой группы. Судя по тому, что было сохранено в деле, на рудниках работали исключительно смертники. Металл не радиоактивный, но в силу тяжелейших условий труда заключенные там долго не протягивали. Не так-то просто долбить гранитовую породу, вывозить ее на тачках по серпантинам. Так что работали там заключенные на износ. Кроме платины, они добывали еще и изумруды.

Никита открывал порыжевшие папки со смешанным чувством, вместе с обыкновенным любопытством здесь присутствовало еще и волнение, какое обычно появляется, когда прикасаешься к большой истории. На каждой из папок стоял гриф «Совершенно секретно», проставленный синим штемпелем и слегка затертый по краям.

Содержание папки начиналось с тонкого листа бумаги, которую уже тронул беспощадный тлен времени. На ней почерком примерного школьника кратко излагались детали массового побега из лагеря смертников, а поверх доклада широким росчерком было написано: «Виновных наказать! Сталин».

Никита уже в который раз вчитывался в каждую строчку написанного, словно пытался разгадать скрытый смысл написанного. Хотя чего тут было разгадывать! Подпись Верховного Главнокомандующего отдавала приказ на ликвидацию заключенных, бежавших из лагеря. Собственно, в судьбе заключенных мало что менялось – на руднике они поумирали бы от непосильного труда, а за пределами лагеря сгинули бы от пули солдата.

Трудно было поверить, что человек с почерком примерного школьника обладал столь исключительной властью. Впрочем, для того времени это было неудивительно. В сталинские времена даже люди с начальным образованием становились министрами. Взять хотя бы того же самого Абакумова, ведь отсутствие нормального образования не помешало ему стать наркомом государственной безопасности СССР. Главное – инициатива, напор и нестандартное мышление, а высшую школу вполне можно пройти уже в коридорах власти.

Никита перелистал несколько листочков дела. Папка была полна записей о добыче платины. Судя по расчерченным таблицам, в которых фиксировался каждый грамм добычи, и бравым рапортам, разведка и добыча металла велись очень интенсивно. Зиновьев перелистал еще несколько страниц, и его взору предстала фотография, которая была наклеена на обычный лист. Бумага слегка покоробилась и пожелтела, а по краям проступал клей, слегка свернувшись в мелкие кристаллики, которые уже крошились, оставляя белые рыхловатые пятнышки.

На фотографии было запечатлено десятка два застреленных зэков-беглецов, которые лежали нестройным рядком, а неподалеку, собравшись в круг, стояли несколько солдат НКВД. Странно, что подобный снимок сохранился, обычно такие вещи уничтожались в первую очередь.

Фотография невольно приковывала взгляд. Никита рассматривал лица офицеров и солдат НКВД, которых уже давно не было в живых. Заснятые врасплох, они выглядели раскрепощенными, даже улыбались, что никак не вязалось с двумя десятками покойников, лежавших от них всего лишь в нескольких шагах на примятой траве.

Никита продолжал смотреть на фотографию. Что-то в ней было не так. Точнее, невольно возникало ощущение, что ему уже приходилось бывать в этой местности, вот только он никак не мог вспомнить, когда он бывал там и где это место. А может, это неподалеку от их поселка? Нет, рельеф немного другой, тут небольшой склон, а в Изумрудном местность иная.

А это что за неясный предмет в углу снимка? Присмотревшись, Никита заметил нечеткий полукруг. Так оно и есть! Это самая обыкновенная тачка, на каких заключенные обычно перевозят породу. Неизвестный фотограф, сделавший этот снимок, оставил в углу орудие труда заключенных, поместив в центр наиболее важную часть кадра – два десятка трупов. Скорее всего, снимок был сделан для очередного отчета о том, что работа проведена в точности с полученными инструкциями.

Значит, где-то поблизости должен находиться рудник. Сейчас, возможно, уже забытый. Вход в штольню, как правило, засыпают, а отвалы быстро зарастают, и отыскать их бывает очень непросто.

На отдельном листочке в мелкую клетку все тем же старательным почерком прилежного ученика была написана докладная о том, что в случившемся бунте заключенных виноват начальник лагеря, не сумевший предотвратить надвигающуюся смуту. И если судить по содержанию докладной, то полковника Лаврова, не долго думая, отправили в соседний лагерь добывать платину.

А это что еще за документ? Зиновьев взял листок бумаги и удивленно прочитал: «Золотой самородок весом в пятьдесят девять граммов...» Ого! «Изумруд весом в пятьсот двадцать три грамма...» Получается, что кристалл изумруда был величиной почти с человеческую голову. Вещь уникальная, такой кристалл даже пилить жалко. Что же это за описание такое?

Господи, да это же протокол обыска, произведенного у начальника лагеря!

Зиновьеву неоднократно приходилось слышать о том, что самые внушительные коллекции самородков и драгоценных камней были собраны именно у начальников лагерей и у руководящих работников НКВД. С первыми все ясно, через них проходят тонны подобного материала и, конечно же, самые уникальные экземпляры они оставляют себе. А что касается вторых, то эти имели доступ к конфискованным драгоценностям.

Время от времени на рынке всплывают удивительные образцы самородков. И никого не удивляет то обстоятельство, что приносят их родственники почивших руководителей НКВД.

Никита вспомнил случай, произошедший в прошлом году, о котором впоследствии говорил весь Екатеринбург. В один из ювелирных магазинов был сдан золотой самородок размером с куриное яйцо. По самым скромным подсчетам его стоимость составляла около пятидесяти тысяч долларов. Самородок был собственностью вдовы генерала государственной безопасности, которая, не зная его истинной стоимости, использовала самородок в качестве гнета для засолки грибов. С ее точки зрения вещь вполне практичная, это не какой-нибудь громоздкий кирпич, а весьма миниатюрный и одновременно тяжелый предмет, очень удобный в обращении.

На необычный камушек, обросшей зеленой плесенью, обратила внимание ее двоюродная внучка, приехавшая из Москвы оформлять наследство. Ее удивило, какой этот камешек тяжелый. Она отнесла его для проверки к ювелиру. Молодая женщина едва не свалилась от изумления в обморок, когда услышала сколько стоит этот невзрачный «камушек».

Ювелир, которому перепал этот самородок, был в приятельских отношениях с Никитой и как-то за бутылочкой водки показал его ему. Восхищению Зиновьева не было предела. Самородок напоминал голову человека с торчащим носом. Многочисленные неровности походили на щеки и двойной подбородок. Если поднапрячь воображение, то в нем можно было увидеть скульптурный портрет Лаврентия Берия, а потому с чьей-то легкой руки самородок и назвали ласковым имечком – Лавруша.

И тут Никиту осенила удивительная догадка. Побег заключенных произошел осенью 1945, когда отношения между союзниками по антигитлеровской коалиции серьезно подпортились. Прежние договоренности позабылись или выполнялись не в срок. А изумруды, которые должны были передаваться союзникам по ленд-лизу, складировались в каком-то потаенном месте. Гохран не был готов к приему такого огромного количества изумрудов, а потому их просто решили припрятать до более благоприятных времен. Для этого запросто могли использовать заключенных, совершивших побег. Зачем же их умерщвлять просто так? Беглецов можно было использовать с толком, например, при захоронении изумрудов. И как только они выполнили свою работу, так тотчас были уничтожены. Если исходить из этого предположения, то объяснимо и покойнички, разложенные рядком, и наличие рядом тачки и отряда НКВД.

В этом случае сотрудники НКВД решили сразу две задачи: выполнили приказ на уничтожение беглецов и избавились от лишних свидетелей захоронения изумрудов.

Оставалось только найти то место, где были расстреляны заключенные, именно там и должны лежать изумруды. За пять лет хитничества Никита исходил практически весь Средний и Южный Урал. Пожалуй, не оставалось мест, куда бы он не заглянул. И его не покидало ощущение, что ему как-то уже приходилось бывать там, где расстреляли заключенных. Вот если бы объектив захватил немного больше местности, тогда можно было бы отметить две-три конкретные привязки и установить это место поточнее. Впрочем, по рельефу это место очень напоминает район, где он искал «зелень» в позапрошлом году. Очень похож склон, тот же угол наклона, переходящий в широкую низину. Правда, тот район, в котором он побывал, выглядел более заросшим, но если учитывать десятки лет, прошедшие после тех событий, то в этом нет ничего удивительного.

Не мешало бы иметь такую фотографию при себе. Посмотрев по сторонам, он вырвал из дела снимок и сунул его в карман. Закрыв папку, Зиновьев тщательно затянул ее тесемками и, подхватив под мышку, понес к Антонине вместе с остальными.

– Спасибо. Я все просмотрел, – положил он папки на стол.

– Ты нашел все что нужно?

Откровенничать совсем не хотелось.

– Не то чтобы нашел, – неопределенно ответил Никита, – но кое-что интересное имеется. Нужно как следует посмотреть еще раз.

– Ты будешь еще смотреть эти папки? Мне их пока оставить? – с некоторой надеждой в голосе спросила Тоня.

В глазах женщины на какую-то секунду вспыхнул огонек надежды. Гасить его не хотелось. Чего же лишать человека надежды?

Никита уверенно кивнул.

– Конечно. Я подойду завтра. Хотя нет, завтра у меня намечается одно срочное дельце. Но на этой неделе я обязательно зайду. Ты только не сдавай пока эти папки.

– Хорошо, я буду ждать, – засветились ее черные глазенки.

Значит, дела у Антонины и вправду складываются не самым лучшим образом, если она так крепко цепляется за своего прежнего ухажера. Веди она себя так лет десять назад, так он, не задумываясь, бросился бы к ней навстречу. А сейчас многое осталось в прошлом, да и прежнего куража тоже нет. А потом, если тратить душевные силы, так лучше с большей пользой – вон сколько молоденьких девиц кругом шныряет! Никита привык жить легко, не особенно-то обременяя себя обещаниями. И ночь, проведенная вместе, еще не повод для продолжения романа. Самое большее, на что он способен, так это на трогательный поцелуй при встрече.

Оказавшись на улице, Никита немедля набрал номер Бармалея, а когда в ответ раздался его хрипловатый басок, спросил:

– Ты как, Константин, отошел?

Бармалей тяжко вздохнул.

– Чифирем отпаиваюсь. Знаешь, у меня из головы эти демантоиды никак выйти не могут. Был у нас шанс разбогатеть, а мы его упустили. Теперь уже вряд ли повезет.

– Ты мне нужен трезвым. У меня есть интересная тема.

– Что за тема? – тотчас отозвался приятель. В его голосе послышались заинтересованные нотки.

– Как тебе девяносто ящиков первосортной «зелени»?

– Что еще за «зелень»? – недоверчиво спросил Константин.

– А та самая, что Сталин должен был отправить по ленд-лизу американцам.

Об этих ящиках среди хитников ходило немало легенд, и Бармалей не мог не слышать историю о загадочных ящиках с изумрудами.

– Ты хочешь сказать, что отыскал эти камушки? – раздался в ответ недоверчивый голос.

Никита сел на скамейку. Подобный разговор следовало вести обстоятельно, лаская взглядом проходящих мимо девушек.

– Пока не нашел, но, во всяком случае, похоже, я знаю, где именно следует их искать.

С минуту в трубке царило безмолвие. Никита невольно наслаждался красноречивым молчанием. С языка Бармалея в этот момент должны были слететь тысячи вопросов, но он решал непосильную для себя задачу – какой именно должен прозвучать первым.

За время затянувшейся паузы Зиновьев успел достать сигарету, чиркнуть зажигалкой и затянуться, пустив струйку дыма вслед хорошенькой девушке. Неожиданно красавица обернулась и, улыбнувшись, помахала ему рукой. Этот жест можно было воспринимать как настойчивый призыв. Возможно, в другой обстановке он поспешил бы за ней следом, но сейчас, когда завязывалось дело на миллионы, глупо было бы разменивать его на пустяки.

Нарочито грозно ощерившись, Никита в ответ пошевелил кончиками пальцев. Девушка, обиженно дернув красивой головой, убыстрила шаг.

– И где же?

Неужели следовало столь долго выдерживать паузу, чтобы задать такой банальный вопрос?!

Никита довольно улыбнулся. Лучшего компаньона, чем Бармалей, отыскать было невозможно. Зиновьеву порой казалось, что в глаза Бармалея встроен лазер, способный пробить многометровую толщу породы. Во всяком случае, «зелень» он находил куда чаще, чем кто-либо другой. Однажды Зиновьев поинтересовался секретом его везения и услышал странный ответ: «Каждый камень обладает собственным запахом». При этом Бармалей говорил настолько серьезно, что усомниться в его словах не представлялось возможным.

По его словам, «зеленка» отдавала легким горчичным запахом, а вот от александритов или «шуриков» исходил сладковатый вкус карамели.

Как бы там ни было, но Бармалей был великий хитник, и работать с ним на пару – большая честь.

– Можешь мне не верить, но совсем недалеко отсюда, – радостно сообщил Зиновьев, пыхнув дымком. – Предлагаю съездить на следующей неделе.

В этот раз молчание Бармалея было не столь долгим.

– Хорошо. Я с тобой.

– Давай встретимся через пару часов и обговорим.

– Договорились.

Вот теперь можно идти к дому. Но у Зиновьева оставалось устойчивое ощущение того, что он чего-то не доделал. Как же он мог забыть! Уже третий раз на этой неделе ему звонил дед и просил зайти. Но Никита всякий раз находил причину, которая мешала ему выполнить просьбу деда.

Дед был ненавязчив, и у Никиты с ним сложились самые приятельские отношения. Во всяком случае, он никогда не лез к нему с нравоучениями, как это частенько случается с престарелыми родственниками, не пилил его за бесполезно потраченное время и не говорил о том, что когда-нибудь за повышенный интерес к «зелени» он обязательно угодит за решетку.

Хотя, в общем-то, это был самый обыкновенный старик, каких много. Совершенно ничем не отличающийся от остальных, разве что крепким не по годам здоровьем. Он прожил без особых потрясений свою долгую жизнь и, похоже, совершенно не сожалел о сереньких годах, канувших в небытие.

В детстве Никита помнил, что дед был значительно более суровым, и если внучок озорничал, так мог крепенько приложиться ладонью по мягкому месту. Однако в последнее время старик заметно размяк, сделался сентиментальным, мог пустить слезу, вспоминая молодость, а если и надоедал внуку, так только телефонными звонками.

После смерти бабки он сильно сдал. Любил говорить о том, что после Лизоньки сделался никому не нужен, разве только соседке, что убирала за умеренную плату его квартиру.

В общем, настал момент, когда следовало нанести визит деду.

Никита вдруг подумал о том, что по-настоящему никогда его не знал. Недавно тот совершенно неожиданно для всей родни купил шикарную квартиру в центре города, и оставалось только недоумевать, откуда у старика вдруг объявилась столь огромная наличность? Ведь всю свою жизнь он прожил на скромную зарплату плотника, а всех его накоплений хватило бы только на коврик для прихожей.

Его достаток можно было бы объяснить, если бы он занимался хитничеством и втихомолку нарывал понемногу «зелени», сплавляя камушки по отлаженным каналам. Но с хитниками дедуля не знался, и если чем и привлекала его природа, так это рыбалкой и охотой.

Никита дважды задавал деду вопрос о его неожиданном достатке, но тот всякий раз ускользал от прямого ответа. Обидно! В конце концов, если имеется какое-то наследство, так почему бы об этом не рассказать единственному внуку?

Дед только подсмеивался над обидой Никиты, но сдаваться, похоже, не собирался. А однажды так и объявил:

– Вот умру я, все тебе достанется.

Следовало бы, конечно, вызвать деда на откровенность. То, что дедуля непрост – факт! Колесо жизни основательно прошлось не только по его телу, но и по душе, а потому даже к внуку он относился с некоторой настороженностью. Кроме изрядного жизненного багажа, дед обладал еще и немалой смекалкой, которая позволяла ему рядиться в одежду эдакого простака, у которого даже в урожайный год не отыскать лишней горсточки пшеничных зерен.

До встречи с Бармалеем оставалось целых два часа, которые можно было использовать с толком. Во-первых, навестить деда, который наверняка по достоинству оценит его визит и на протяжении двух часов будет угощать его интересными историями, которые подкинула ему его длинная жизнь. А во-вторых, может, все-таки удастся вывести деда на откровенный разговор.

Дед встретил Никиту очень радушно. Хлопнув его по плечу, пропустил в просторный коридор.

Никита всегда мечтал жить именно в такой квартире. Просторной, удобной, современной. Чтобы ее украшала дорогая модная мебель... спальня с большой кроватью, на которую можно было бы завалить предмет своего обожания, и при этом оставаться уверенным, что не скрипнет ни единая пружина.

– Как твои дела, внучок? – спросил дед, когда Никита устроился на мягком диване.

Первое желание, которое возникло у Никиты, так это поделиться со стариком своими бедами, столь нежданно обрушившимися на него в последние дни. Но какое-то внутреннее предчувствие заставило его отказаться от подобного решения.

– У меня все в порядке, дед, – попытался улыбнуться Никита.

Взгляд Никиты упал на противоположную стену, на которой висела африканская маска из черного дерева. Работа тонкая и очень красивая. Наверняка стоит немалых денег. Прежде подобной тяги к искусству Никита за дедом не наблюдал. Вот крепко выпить и закусить – это как раз про него. Все остальное он считал баловством, на которое не стоило тратить ни времени, ни денег. А тут бабу на стене повесил с оттопыренными губами и, судя по тому, какие взгляды дед бросал на маску, этим приобретением он был весьма доволен. И, похоже, денег совершенно не жаль, а ведь такая штуковина стоит очень даже недешево.

Создавалось впечатление, что под конец жизни старичок решил ни в чем себя не ограничивать. На тумбочке стояла початая бутылка с изысканным коньяком «Камю». Глубокий янтарный цвет с золотым оттенком притягивал. На такой напиток хотелось смотреть, как на красивую женщину. Помнится, раньше старик предпочитал исключительно «Столичную», а сейчас, с приобретением новой квартиры у него заметно изменились и вкусы. Так сказать, под стиль.

Никита невольно сглотнул слюну, словно почувствовал на языке душистое коньячное послевкусие. Заметив взгляд Никиты, старик невольно улыбнулся.

– А работаешь где?

– Да так, по мелочам...

– Все хитничаешь?

Никита недружелюбно посмотрел на деда. А вот так разговаривать они не договаривались.

– А где мне еще работать? Я ведь больше ничего и не умею. А в камнях вроде разбираюсь.

– Не о том ты, внучок, говоришь, – с грустью в голосе сказал старик. – Ты горный институт ведь закончил, по специальности надо как-то устраиваться.

Внутри Никиты понемногу зародился огонек отчуждения. Прежде таких душещипательных разговоров старик не заводил. Раньше надо было бы воспитанием внука заниматься, когда времени у обоих побольше было, а не сейчас, когда малец уже третий десяток заканчивает.

– Дед, если ты меня собрался учить, так я пойду! – раздраженно проворчал Никита, ухватившись за подлокотники.

– Постой, сядь! – жестковато потребовал дед.

Никита удивленно посмотрел на старика. В голосе деда обнаружились нотки, которых прежде слышно не было.

– Чего еще?

– Я так говорю потому, что добра тебе желаю, – смягчился голос старика. – Ты мне ведь родной. Разве я стал бы кому-нибудь еще такое выговаривать? Вот ты мне ответь, как есть, чем думаешь дальше заниматься?

Старик не мог не заметить насупленной физиономии внука, однако сдаваться совсем не собирался.

– Честно? – с некоторым вызовом спросил Никита.

Старик улыбнулся.

– Конечно.

– Я тут в одном месте землицу присмотрел. Хотелось бы ее выкупить, – Никита старался говорить с некоторой ленцой, придавая голосу полнейшее равнодушие, хотя чувствовал, что голос, вопреки его желанию, зажигается от слова к слову. Даже какая-то настораживающая хрипотца сдавила горло, о которой он прежде никогда не подозревал. – В этом районе «зелень» сама из земли прет! Застолбил бы этот участок и копал бы его понемногу. Миллионов мне не надо, лишь бы на жизнь хватило. Квартиру, например, купить, вроде твоей. Чтобы отдыхать можно было два раза в год где-нибудь в теплых местах. Чтобы на столе всегда жранина была хорошая. Жениться надо, тут расходы сразу возрастут. Деньги всегда нужны.

– Вот что я тебе скажу, – голос старика сделался серьезным. – Ты дорогу в мою прежнюю халупу не позабыл?

Никита хотел съязвить, но каким-то внутренним чутьем вдруг понял, что для колкостей сейчас не самый подходящий момент.

– Даже если бы захотел, так не сумел бы.

Старик понимающе кивнул.

– Вот и хорошо. Знаешь, где ключ лежит?

– В почтовом ящике, наверное, как обычно.

– Верно. Откроешь дом, как зайдешь в горницу, у стены с правой стороны оторви плинтус. Под плинтусом у меня лежат две золотые монетки царской чеканки. Возьмешь их себе. Это тебе мой подарок.

– Ты это серьезно, дед? – удивленно и одновременно с некоторой надеждой спросил Никита. Сейчас деньги ему были нужны как никогда.

Не отвечая на вопрос, старик продолжал все тем же чуток взволнованным голосом:

– На старость себе берег, – махнув безнадежно рукой, он добавил: – Хотя для чего они мне теперь! Тебе, молодому, нужнее будут. Конечно, за эти деньги прииск не купишь, но кое-какой стартовый капитал приобретешь. Может, с кем-то еще скооперируешься. Друзья надежные есть?

– Имеются.

– Ну так чего же ты сидишь? – вдруг раздраженно спросил дед. – Иди забирай золотишко!

Никита поднялся.

– Спасибо, дед, – проникновенно поблагодарил он. – Выручил, я сейчас как раз на мели. Знаешь, тут за последнее время со мной такое приключилось...

– Ладно, потом расскажешь.

Дед подтолкнул Никиту к порогу.

Глава 8

ОТКУДА У ТЕБЯ АЛМАЗЫ?

Внешне Георгий Георгиевич выглядел совсем не страшно. Даже где-то безобидно. Серый, ничем не примечательный типаж. Такого на улице заденешь локоточком, так даже и внимания не обратишь. Именно такие старички участвуют в разного рода демонстрациях, постоянно против чего-то протестуют и торжественно несут плакаты, зазывая в светлое будущее, оно же социалистическое прошлое. В какой-то степени подобные демарши для них нечто вроде клуба общения, где можно встретиться со старыми приятелями, а заодно пошугать осточертевшее правительство.

Но в действительности все было совсем не так. Нужно было по-настоящему знать этого старика, чтобы понять, насколько внешний вид не соответствует его характеру. Наверное, так выглядит бес, наделенный человеческой плотью. Внешне он может быть совсем нестрашным, даже где-то симпатичным, но до той самой поры, пока, наконец, не покажет свой оскал. И капитан Петраков, разговаривая с Георгием Георгиевичем, ловил себя на том, что рассматривал его макушку – а не пробились ли на ней рога?

Этот человек как будто бы существовал вне всяких социальных институтов, вне государства, не рядом с властью и, уж конечно же, не под ней. Он жил на этом свете сам по себе. Порой создавалось впечатление, что он даже существовал вне времени – не в силу того, что находился в преклонном возрасте и каждый наступивший день считал едва ли не дарованным, а потому что его жизненная философия не изменялась на протяжении нескольку десятков лет.

Подбородок у Георгия Георгиевича неприятно дернулся, а желтоватая кожа на скулах натянулась, выдавая его истинный возраст. Но капитан всякий раз невольно задавался вопросом: если старик настолько дряхлый, тогда почему же его самого бросает в холод, как только этот старикан посмотрит в его сторону?

– Вот это твое, – Георгий Георгиевич положил на скамейку толстый журнал. – Заработал.

Петраков понимающе кивнул и с деланной ленцой потянулся за журналом. Внутри него, в середине лежал пакет, в котором находилось двадцать пять тысяч долларов. Ровно столько стоит человеческая жизнь. Если вдуматься, то это уж не так и много. Капитан даже не понял, в какой именно момент он превратился в хладнокровного убийцу, и, к своему ужасу, вдруг осознал, что подобная работа стала приносить ему даже некоторое удовольствие. Открыв кейс, он небрежно швырнул в него журнал. Брякнувшись о дно, журнал слегка приоткрылся и из него выглянул конверт из плотной темно-желтой бумаги.

Петраков не исключал, что в этот самый момент какая-нибудь чувствительная оптика фиксирует его контакт. Но к своему удивлению его это совершенно не беспокоило, и дело здесь даже не в железных нервах, которыми он действительно мог удивить кого угодно, а в том, что он так прочно увяз в своих отношениях с Георгием Георгиевичем, что уже не было надобности надевать белые перчатки. Пусть все будет так, как складывается. В конце концов, деньги он получал неплохие, пару лет такой же непыльной работы и можно будет подумать о собственном деле, а то и отвалить куда-нибудь подальше, где его никто не знает.

– Ты уверен, что старик вас не заметил? Это важно.

– Абсолютно уверен, – бодро ответил Петраков, – иначе бы мне доложили. Эти ребята умеют садиться на хвост.

– И как тебе твой подопечный?

В этот раз на встречу капитан Петраков пришел в гражданской одежде, в светло-сером костюме в темную полоску, подарок жены на день рождения. Правда, презент оказался малость великоват, отчего плечики слегка провисали. Не самый лучший вариант, чтобы ходить на встречу, но более подходящего наряда он не подобрал, а потому каждую соринку, осевшую на рукаве, расценивал как личное оскорбление. За годы службы в милиции он привык к форме, а потому, когда снимал ее, чувствовал себя каким-то незащищенным.

Капитан, глядя прямо перед собой, сказал:

– Обыкновенный старик, обремененный какими-то своими проблемами. Глядя на его озабоченное лицо, я бы решил, что он думает о том, как бы рассчитать деньги до следующей пенсии.

– Ты не обольщайся на его счет, – строго заметил Георгий Георгиевич. – Теперь я точно знаю, кто он. Когда-то он служил в конторе у Лаврентия Павловича, а в то время людей умели обучать.

– Учту. Только никак не верится, чтобы этот сморчок способен был спрятать контейнер с алмазами, – повернувшись к собеседнику, капитан спросил: – А вы часом не ошибаетесь?

– Ошибаются при выборе носков, или, предположим, в размере костюма. – Петраков нахмурился, похоже, что старик откровенно подсмеивался над его обновой. – Можно даже ошибиться в выборе жены. Но как можно ошибиться в тех вещах, которые стоят миллионы долларов, а?

– Я так просто спросил. Мало ли?.. А то столько сил будет отдано и все зря. Лучше бы знать заранее.

– Это хорошо, что ты меня понимаешь. В следующий раз встретимся здесь же. А теперь – работай!

Старик поднялся со скамейки и двинулся в сторону припаркованной машины.

* * *

Прежде дед жил на окраине города. В недавние времена это был вполне тихий район, с озером неподалеку и с густым смешанным лесом, где всегда можно было насобирать лукошко грибов. Но по мере того, как город разрастался, а промышленные предприятия все более укрупнялись, это место потеряло прежнюю привлекательность. Цементный завод, который здесь построили, быстренько вытеснил последних отдыхающих, и в промышленной зоне остались жить лишь те, кто так или иначе был связан с заводом.

Дед оставался один из немногих, кто продолжал держаться за свои шесть соток. Но когда цементный завод еще больше расширил свою территорию, старик все же не выдержал и купил новую квартиру.

В этом доме Никита не был ровно с того самого времени, как помогал деду с переездом. Внешне здесь мало что изменилось. Вот разве что забор без хозяйской руки как-то слегка наклонился вовнутрь, да на крыше оторвался металлический лист и громко хлопал при каждом порыве ветра.

Достав из почтового ящика ключ, Никита вошел во двор. Еще одна примета запустения – огород зарос, и всюду жизнеутверждающе прорастала крапива. В центре участка, развернув в сторону колючие стебли, рос репейник. Очень высокий, метра два в высоту. Собственно, почему бы ему не быть гигантом? Земля на дедовых сотках была плодородная, в свое время он вбухал в нее не одну тонну навоза.

Зиновьев прошел в комнату, чертыхнулся. В коридоре была выкручена лампа, и теперь дорогу предстояло осваивать на ощупь. Чиркнув зажигалкой, он осветил себе путь. Все знакомо, вплоть до последнего гвоздя, вбитого в стену. Но вместе с тем Никиту не покидало ощущение, что в комнате побывал кто-то чужой.

Никита посветил зажигалкой по сторонам, пытаясь заприметить следы кражи. Нет, все на месте. Не заметно никаких видимых следов проникновения, ни разбросанных на полу предметов, все выглядит именно так, как и было оставлено в прошлый раз. Он прошелся по комнатам, пытаясь выявить следы чужого присутствия. Сейчас прежнее дедово жилье выглядело как-то иначе, хотя в нем совершенно ничего не изменилось. Но вместе с тем это был уже совершенно другой дом. Он даже как будто бы обрел чуждый, незнакомый запах.

Интуиция Никиту не подвела. На подоконнике, на маленьком блюдечке обнаружились два окурка от сигарет. Здесь же, у окна стоял деревянный табурет. Трудно представить, что человек забрался в дом только для того, чтобы выкурить пару сигарет. За этим проникновением скрывалось нечто большее, чем простое праздное любопытство. Кто-то что-то искал в доме деда, но вот кто и что именно?

На мгновение Никита представил, как неизвестный, пробравшись в дом, не спеша выкуривает сигарету, внимательно посматривая при этом по сторонам. Причем войти в квартиру он должен был ночью, чтобы не обнаружить своего присутствия. Никите сделалось не по себе. Встречи с таким человеком следовало избегать. Внутри неприятно ворохнулась мысль: «А может, он тоже каким-то образом узнал, что у деда хранятся две золотые монетки николаевской чеканки?»

Сколько они, интересно, могут стоить? Двести долларов, триста?.. Такие деньги тоже на дороге не валяются. А дед хитер! Ведь ни разу не проговорился любимому внуку о своем кладе, а золотишко наверняка держал в схроне с незапамятных времен.

Никита нашарил на полке огарок свечки, зажег его, поставил на табурет, зажигалку положил рядом и, захватив топорик, стоявший у входа, попытался отковырнуть плинтус. Вылезая из досок, гвозди неохотно и протяжно скрипнули. Немного поднапрягшись, Никита ухватил плинтус за конец и с силой потянул его вверх. Плинтус, не желая поддаваться, звонко треснул, и тут же из-под него на середину комнаты, забрав в себя все пламя свечи, выкатились два искрящихся шарика величиной с лесной орех. Быстро добравшись до середины комнаты, они остановились в нескольких сантиметрах друг от друга.

Никита, пораженный увиденным, невольно отступил назад, давая дорогу крохотному чуду, при этом он опрокинул стул, стоящий за спиной. Повалившись, стул с громким грохотом упал на табурет, сбив горящую свечку.

Комната вновь погрузилась во мрак.

Никита почувствовал, что его колотит. Горло пересохло. Так сверкать мог только единственный на земле камень – алмаз! Но алмазы, которые ему приходилось видеть до этого, не отличались особо крупными размерами, эти же выглядели необычайно большими – каждый не менее восьми карат! Подобные экземпляры в природе большая редкость. Стоимость такого камня может даже по минимуму составлять до пятидесяти тысяч долларов. При хорошем раскладе их можно продать в два раза дороже!

Внутри сделалось жарко от навалившегося счастья. Ай да дед! Ведь теперь не только будут решены проблемы с покупкой перспективного участка, но и останется запас на ближайшие годы.

Никита пошарил руками по полу, пытаясь отыскать зажигалку. Куда же она запропастилась? Пальцы натолкнулись на узкий продолговатый предмет. Ах, вот она! Подняв зажигалку, Зиновьев попытался чиркнуть ее колесиком и обнаружил, что пальцы не желали его слушаться и мелко подрагивали. А что если ему только привиделось это все, и никаких алмазов на самом деле не существует?

Он все же сумел крутануть колесико, и тотчас, вместе с первым огненным бликом на полу ярким белым светом вновь вспыхнули алмазы. Более красивого зрелища Никита не видел за всю свою жизнь. Так полыхать может только воплощенная в действительность мечта. Он видел не просто два сверкающих камешка, это был рудник, напичканный драгоценными камнями, это был красивый загар, приобретенный на берегу тропического моря, это было вино, которое подают тебе прямо в бассейн. Это, конечно же, красивые женщины, которые сидят у тебя на коленях. Это куча любых возможных желаний, которые будут немедленно реализованы.

О подобной удаче Никита не смел и мечтать. А дед оказался редким хитрецом. Столько времени хранить алмазы, чтобы расколоться только под конец жизни! Только откуда он раздобыл такие камушки?

Осторожно, будто опасаясь спугнуть видение, Никита поднял алмазы. Сильное чувство, словами такое передать трудно. Он вдруг подумал о том, что вообще впервые в жизни держит в руках столь серьезные предметы. Трудно было понять, что такие маленькие кусочки твердого углерода способны вместить в себя столь ощутимые вещи, как дорогую машину и загородный дом. «А может, у дедули еще завалялась парочка таких камушков? – Никита невольно проглотил набухший в горле ком. – Надо будет у него спросить».

Аккуратно завернув алмазы в листок бумаги, выдранный из записной книжки, он сунул их во внутренний карман и застегнул его клапан. Теперь они никуда не денутся.

Наверное, подобное чувство испытывает старатель, наконец, наткнувшийся на золотоносную жилу. Вот он месяц за месяцем без толку промывает пустую породу, и когда вера уже почти иссякла, он натыкается на ураганные залежи золота! Радостный восторг от встречи с чудом охватывает все его существо и многократно перевешивает все те разочарования и неудобства, которыми он был переполнен прежде.

Уже закрывая за собой калитку, Зиновьев обратил внимание на человека, стоящего на автобусной остановке напротив. Их разделяла всего лишь неширокая полоска асфальтированной дороги, и он легко сумел рассмотреть заинтересованный взгляд этого человека. Казалось, что неизвестный хотел запомнить каждую черточку на его лице. Не выдержав изучающего взгляда, Никита невольно отвернулся, сделав вид, что занят замком калитки. Некоторое время он чувствовал затылком, буквально корнями волос, пристальное внимание. И сжался от мысли, а что если каким-то неведомым образом чужак догадался о существовании этих двух алмазов? Поразмыслив, Никита тут же отогнал подобную мысль. Исключено! Ведь он и сам узнал об их существовании всего лишь несколько минут назад. Чего только не померещится, когда имеешь за пазухой сотню тысяч баксов!

Зиновьев повернулся. Мужчины на остановке уже не было. Скорее всего, тот уже уехал. Однако облегчения Никита не почувствовал. Внутри поселилось жгучее сомнение, которое никак не позволяло расслабляться.

Сев в машину, Никита еще некоторое время осматривался по сторонам, пытаясь выявить нечто подозрительное, и, ничего не обнаружив, включил скорость.

* * *

Дед встретил внука довольной улыбкой. В его прищуренных глазах светилось лукавство. Никита вошел в комнату и, ничего не сказав деду, плюхнулся на диван. Пережитое давило на плечи, а в кармане, обжигая тело через ткань, лежали алмазы.

Дед, видимо, облегчая внуку задачу, заговорил первым:

– Ну и как, нашел золотишко?

Зиновьев сунул руку в карман, молча развернул мятый кусок бумажки, в которую были завернуты алмазы, и осторожно высыпал их на стол. Камни, засверкав, покатились по гладкой полированной поверхности, пока, наконец, не натолкнулись на преграду – невысокую пепельницу.

– И это ты называешь николаевскими монетами?!

Дед довольно хмыкнул.

– А ты не рад? Может, тебе подарок мой не понравился?

– Дед, послушай, а нельзя ли было сразу сказать обо всем?

Дедуля продолжал довольно улыбаться.

– Вижу, что сюрприз удался.

– Откуда у тебя эти алмазы? – даже не пытался скрыть своего возбуждения Никита.

– Я прожил долгую жизнь, вот и сумел кое-что накопить на старость.

– Да проживи ты хоть несколько таких жизней, тебе все равно не накопить такой суммы, сколько стоит всего лишь один из этих камушков! Знаешь, дед, я тебя, оказывается, совершенно не знаю. Ты что, нашел клад? Так поделись со своим внуком, все-таки я тебе не чужой. Одну фамилию носим!

Дед неожиданно нахмурился, потом, вдруг горько усмехнувшись, сказал:

– Одну фамилию, говоришь... А только моя настоящая фамилия – Куприянов! – стукнул он кулаком себя в грудь. – И зовут меня не Павел Александрович, а Степан Иванович! – Взгляд старика неожиданно посуровел, безжалостная память возвращала его в далекое прошлое. – Значит, и ты чужую фамилию носишь.

Никита выглядел растерянным.

– Как же она тебе досталась?

– Об этом лучше не вспоминать, – с горечью отмахнулся старик. – Расскажу как-нибудь потом.

– Хорошо, не буду, – легко согласился Никита. – Но ты можешь мне сказать, кем ты был раньше? Чем занимался? В конце концов – кто ты?

Дед неторопливо поднялся, подошел к комоду и, выдвинув тяжелый ящик, вытащил из него небольшую любительскую фотографию. Протянув ее внуку, спросил:

– Узнаешь?

Никита взял фотографию и с интересом принялся рассматривать группу молодых людей в военной форме, расположившихся возле гаубицы. В центре группы, взобравшись на лафет, выделялся молодой человек с погонами подполковника. Был он бодр и молод, не более тридцати лет. Неудивительно, время было военное, а оно, как известно, способствует стремительной воинской карьере. Но даже не это было главным, а то, что на фотографии был запечатлен его родной дед. Судя по орденам, которые украшали его китель, на печке он не отлеживался. А ведь говорил о том, что на войну не попал, имел бронь и все фронтовые годы проработал на каком-то оборонном предприятии. Снимок был сделан где-то вблизи от передовых позиций, рядом, уткнув ствол в землю, стоял немецкий «Тигр». Земля вокруг была разрыта осколками снарядов.

– Ну, ты, дедуля, даешь! – озадаченно протянул Никита, продолжая рассматривать фотографию. – Честно скажу, не ожидал! За сегодняшний день я о тебе больше узнал, чем за все прошедшие годы. Так кто же ты все-таки?

– Кто я?.. Это, Никита, не самый простой вопрос. В войну служил в конторе. Дослужился до подполковника. Затем был разжалован и вошел в состав спецгруппы, которая охраняла секретный груз...

– А за что был разжалован?

– Бабку твою, покойницу Лизу, один тип хотел походно-полевой женой сделать. В общем, не поделили мы ее. Меня разжаловали, а у него тоже потом не очень-то сложилось. Коробов его фамилия. Он, кстати, и возглавлял нашу спецгруппу. Но дело не в этом... Груз, который мы охраняли, был особого стратегического назначения, а потому в случае нападения мы обязаны были его уничтожить. Размещалась наша группа в лагере смертников и состояла из трех человек...

– А почему именно в лагере смертников?

– Здесь есть своя логика. Такие места, как правило, очень хорошо охраняют. К нам на грузовике привозили груз в контейнере, мы его забирали и прятали контейнер в блиндаже, в несгораемом сейфе. Через пару дней приезжала другая машина, которая забирала у нас этот груз.

– Что же он из себя представлял?

Старик невольно ухмыльнулся.

– На первый взгляд ничего особенного. Обыкновенный металлический контейнер, обвешанный со всех сторон пломбами. За сбитую пломбу полагался расстрел! Машина с грузом всегда минировалась. Когда грузовик приезжал к нам, офицер сопровождения набирал код и разминировал машину. Мы забирали груз, а они уезжали. Когда приезжала следующая машина, контейнер загружался, а офицер закрывал все двери и набирал только ему одному известный код, минируя машину. На конечном пункте следующий офицер грузовик разминировал, и груз забирали.

– А могло случиться так, что контейнер загружали, а дверцу не закрывали или не вводили код?

– Именно так и произошло в последний раз. Отъезд машины совпал с бунтом и массовым побегом заключенных. Грузовик взорвался в дороге, теперь я понимаю, что в нем просто был установлен таймер на взрыв. Если блокировки не было, то машина обязательно взрывалась.

– Так что же было в этом самом контейнере?

– А ты еще не догадался?

– Алмазы? – с некоторым недоверием спросил Никита.

Дед слегка качнул головой.

– Они самые. Контейнер под самую завязку был набит алмазами!

Ладони Никиты невольно сжались.

– Так, значит, эти два камушка оттуда?

– Да.

– И ты знаешь, где находится этот контейнер? – невольно перешел на шепот Никита.

Дед кивнул.

– Знаю.

– И ты столько времени это скрывал? – невольно изумился Никита.

Старик улыбнулся.

– Я же сказал тебе, что служил в конторе, а там хорошо умеют хранить тайны.

– Ну, ты даешь, дед! Сколько я тебя знаю, ты всегда перебивался на хлебе и молоке! И бабку держал в черном теле! Мог бы и продать несколько камушков раньше.

– А что мне с этой прорвой денег делать? – колюче спросил дед. – И куда я с ними денусь? Высунешься, так сразу голову оторвут! – вздохнув, он продолжал: – Все-таки не удержался. Вот, видишь, квартиру купил, мебелью обставил.

– Вижу.

– А бабка знала об этом?

Дед вздохнул.

– Знала. Она много о чем знала. Я ведь как паспорт поменял, долгое время скрывался. Говорили, что я погиб, а она не верила. Знала, что дождется меня, вот и дождалась... Объявился я, наконец, рассказал ей все как есть. Потом мы расписались. А о том времени старались не вспоминать. А чтобы купить такую квартиру и обставить ее, мне понадобился всего лишь один камень. Правда, он был большой, – раздвинул дед большой и указательный пальцы. Он там был единственный такой. Но камушков поменьше, таких, как вот эти, – кивнул он на стол, на котором продолжали лежать алмазы. – Таких там сотни!

У Никиты невольно перехватило дыхание.

– Ты говоришь, сотни?

– Да... Я несколько раз пробовал их считать, так всякий раз сбивался со счета, – обреченно махнул он рукой.

– Кому же ты его продал?

– Ювелиру одному. Вот только когда я продавал ему камушек, уж больно он на меня как-то странно посматривал.

– И неудивительно, таких алмазов здесь отродясь не видывали. Надо было тебе его через меня сдавать! – горячо заявил Никита. – У меня связи хорошие есть. И язык за зубами эти люди держать умеют и цену настоящую дадут.

Дед махнул рукой.

– Только теперь уже ничего не поделаешь.

– Это уж точно.

– С недавних пор за мной кто-то по пятам стал ходить. Теперь я понимаю, что это связано с алмазами.

– А больше ты не продавал камней?

– Хм... Было дело, продал недавно четыре камушка. Деньги мне нужны были.

– И кому продал?

– Драгоценщику одному. Полгода к нему присматривался, прежде чем подошел.

– Не промахнулся ли ты с ним?

– Все может быть.

– И как же выглядит этот человек, что ходит за тобой?

– Двое их было. Хитро действуют, только старого волка не проведешь. Один невысокого росточка, в сером костюме, я с ним уже раза три сталкивался. Другой тип все под окнами крутился. Я занавесочку приоткрою слегка и смотрю на него. Раза два к нему какие-то люди подходили, а однажды он откровенно так на мои окна стал показывать. Боюсь я, Никита! Честно тебе скажу, – признался дед. – Хотя и старый, а помирать ой как неохота! А давай посмотрим, может, он и сейчас там стоит, – дед подошел к окну и слегка отодвинул занавеску. – Точно, стоит. Как по расписанию. Чего же они добиваются-то? Или думают, что я их не заметил? Вот, глянь, внучок.

Никита подошел к окну и посмотрел через маленькую щелочку между занавесками. Действительно, на противоположной стороне улицы стоял высокий молодой мужчина в светлых брюках и в безрукавке. Тень от длинного козырька падала ему на лицо, не давая разглядеть его.

– Что ты скажешь? – взволнованно спросил дед.

Никита никогда не видел деда в таком возбужденном состоянии. Ему даже казалось, что старик вообще не способен реагировать на что-то серьезно. Если раньше его что-то и могло огорчить, так это пролитая рюмка водки, а тут страсть в глазах, какой и у молодого не увидишь.

Трудно было понять, в какую именно сторону смотрит мужчина, глубокая тень надежно скрывала его глаза. Но Зиновьев невольно поежился от мысли, что он мог смотреть именно на окна второго этажа. Его появление здесь было неслучайным, он не походил на обыкновенного пешехода, так как никуда не торопился, не напоминал человека, голосующего на дороге. На влюбленного молодого человека, ждущего объект своего обожания, соглядатай тоже не тянул, в этом случае он хотя бы нервно посматривал на часы. Он просто спокойно стоял, заложив руки за спину! И самое страшное было в том, что он действительно как будто бы приподнял голову и посмотрел на окна второго этажа.

– Честно говоря, мне это тоже не нравится. Какого черта он здесь делает?

Закрыв занавеску поплотнее, Никита отошел от окна.

– Значит, ты говоришь, что служил в конторе?

– Да.

– А далеко отсюда?

– Я был переведен из Крыма в эти края и последние несколько месяцев служил здесь неподалеку.

– А ты не боялся, что тебя может узнать кто-нибудь из бывших сослуживцев?

Старик отрицательно покачал головой.

– Нет. Все это время я находился на территории лагеря, и, кроме зэков, меня никто не видел. А зэки в этом лагере были не жильцы. Работа была такая, что не приведи господь! Мерли как мухи!

Достав из кармана фотографию, Никита спросил у деда:

– Взгляни. Ты никого не узнаешь на этом снимке?

Подняв со стола очки, старик аккуратно нацепил их на нос и взял у Никиты фотографию. Тот внимательно наблюдал за реакцией деда. Вот правый уголок его рта слегка дернулся, получилось нечто вроде усмешки. Но в следующую секунду губы старика неприятно застыли и сжались в тонкую полоску.

– Узнаю. Вот этот, – стукнул он по фотографии пальцем, – как раз и есть тот самый Коробов, с которым мы поцапались. Он возглавлял нашу группу, а после побега зэков возглавил карательный отряд. Тогда было застрелено около трехсот побегушников. Свидетели были не нужны. Вот какая-то группа беглых тут как раз и выложена рядочком.

– Откуда ты знаешь, что именно он возглавлял отряд?

– Приходилось сталкиваться, – туманно протянул дед. – Знаю я эту породу. Такие вещи по его части.

Старик перевернул фотографию и, увидев на ней гриф «Совершенно секретно», неодобрительно хмыкнул.

– Откуда взял?

– В архиве позаимствовал.

– С огнем, Никита, играешь. Эти ребята так могут цапнуть, что без головы останешься.

– Ничего, я живучий. А почему же ты скрылся?

– Уходить надо было. Пломбы-то с контейнера были сбиты! Меня бы так и так расстреляли. Ну я и ушел.

– А где же ты паспорт раздобыл?

– А вот послушай. Я решил заглянуть в охотничью избушку, там у меня знакомый лесник был. Думал, пережду, потом дальше двинусь Заглянул туда, а там труп лежит, пошарил у него по карманам, нашел паспорт. Переклеить фотографию – плевое дело. Вот так и стали мы Зиновьевыми, – задумчиво сказал старик.

– Как же солдаты отыскали заключенных?

– Собаки, – сдержанно пояснил старик. – По следам, по запаху.

– Почему же в таком случае не нашли тебя?

Дед хитро улыбнулся.

– От зэков по-особому пахнет. Собаки натасканы именно на этот запах. А на мне все солдатское было – гимнастерка, галифе, сапоги. А потом еще запах гуталина. Собаки просто приняли меня за своего, поэтому я и ушел.

– Понятно. А алмазы где находятся?

Старик неожиданно посуровел.

– Ты уверен, что это тебе надо?

– Нужно, дед.

– Если нужно, то я могу достать для тебя еще с пяток таких алмазов, и тебе хватит их на всю жизнь. Купишь дом, вложишь деньги куда-нибудь в дело. Заживешь по-людски. А такая прорва денег кому угодно замутит мозги. Ну так как, согласен?

Никита еще раз убедился в том, что дед оказался совершенно не тем человеком, за кого выдавал себя все эти годы. И теперь стало понятно, насколько же он непрост. Значит, оставил себе на жизнь еще с пяток камушков? И тоже получается, что на старость. А может, камушки ему нужны для какой-нибудь молодухи? Есть такие затейницы, что даже трухлявый пень за хорошие деньги способны воскресить.

– Ты чего улыбаешься? – с некоторой обидой спросил дед.

– Да мало мне этого, дедуля. Да и запас никогда не помешает.

– Ну, смотри.

– А как ты думаешь, сколько могут стоить эти камушки?

Дед наморщил лоб. Вопрос был не праздный.

– Сам не однажды думал об этом, – честно признался он. – Трудно сказать. Ясно только, что речь идет о таких деньжищах, которые кого угодно придавить могут!

По спине Никиты забегали мурашки, то ли от услышанного, то ли потому, что в комнате вдруг стало прохладно.

– Так где же ты их спрятал?

– Помнишь, два года назад мы с тобой на охоту за кабанчиком ездили?

– Помню, – кивнул Никита. – Кабанчика не завалили, но вот уточек постреляли.

– Верно, четыре селезня подстрелили. А помнишь, в какой землянке мы останавливались?

– Да. Заброшенная землянка, ее в свое время хитники вырыли, – подхватил Никита.

– Не хитники ее вырыли, – сдержанно заметил дед. – А я! Вырыл я ее двадцать лет назад.

Морщины на лбу Никиты собрались от удивления в мелкие складки.

– Ты хочешь сказать, что камни из того контейнера находятся в этой землянке?

– В ней! – признался дед и расслабленно улыбнулся. – Знаешь, мне даже как-то полегчало, – старик вдруг нахмурился. – А ты зря кривишься, такая ноша не для каждого. Под ней легко сломаться можно.

– Где же они там лежат?

– Самое нижнее бревно под нарами отодвигается. Это тайник. В нем камушки и лежат.

– Почему именно там?

– Сам подумай, кому это взбредет в голову шарить под нарами и выковыривать бревна?

– Тоже верно. А если бы твою избушку спалили? Тогда что? Думаешь, алмазы бы сохранились?

– Да я ведь их вместе с контейнером припрятал, а контейнер этот огнеупорный!

– Спасибо, дед, не ожидал я от тебя такого подарка, – с чувством сказал Никита.

– Ты меня особенно-то не хвали, – усмехнулся дед. – Ты пока еще даже не представляешь, какое бремя на себя взваливаешь. Вот что я тебе скажу. Прежде чем эти камушки кому-то сплавить, ты осмотрись как следует. Что-то мне не нравится все то, что я вижу. Ты не гляди, что я каждый день беленькую пью, я волк стреляный, со стажем. И интуиция у меня – ого-го! Все можно пропить, но вот чутье до самой смерти остается.

Никита вдруг почувствовал в пальцах неимоверный зуд. Занятное ощущение, подобное с ним случилось впервые. Хотелось подняться и стремглав броситься в лес на поиски алмазов. Но своей торопливостью он боялся оскорбить деда, а потому готов был слушать его хоть до самого утра, чего раньше за собой особо не замечал.

– А может, тебе все-таки показалось?

– Мне никогда не кажутся подобные вещи. Я их просто чувствую. Хм... Вот и сейчас я чувствую, как ты будто бы на иголках сидишь. Все думаешь, чего это дедуля разглагольствует, когда надо бы скорее за алмазами бежать, – Никита невольно улыбнулся. Правда в словах старика была. – Или будешь мне говорить, что это не так?

– Дедуль, ты...

Дед махнул рукой.

– Ладно, не оправдывайся. Я сам все понимаю. От таких денег у кого угодно мозги начнут плавиться. Иди! – Никита поднялся и направился к двери. – Только вот что, как вернешься, обязательно зайдешь ко мне. Хочу знать, что там и как.

– Хорошо, дед, зайду, – пообещал Никита. – Ну, пока!

И он аккуратно прикрыл за собой дверь.

Глава 9

КОНТЕЙНЕР С АЛМАЗАМИ

Дедуля оказался прав, когда утверждал, что его дом находится под наблюдением. В этом Зиновьев убедился тотчас, как только вышел из подъезда. За ним немедленно увязался неброский тип в стареньком костюме. Сначала Никита воспринял это как чистую случайность. Возможно, что они просто двигались одним маршрутом. Но когда Никита, проверяясь, свернул на тихую узкую улочку, совершенно безлюдную в поздний час, незнакомец увязался следом. Причем топтун не дышал в спину, а двигался параллельным курсом, стараясь не смотреть в его сторону.

Убедившись в слежке, Никита постарался не показать, что преследователь им замечен. Главное, вести себя спокойно и не привлекать внимание. Неплохо, конечно, выяснить, кто он такой и что ему нужно. И вообще, связана ли это каким-то образом с алмазами. Никита вдруг испугался мысли, что его разговор с дедом мог быть кем-то подслушан. Причем подслушать сейчас можно с расстояния в полтора километра по вибрирующим окнам, ныне существует такая хитрая лазерная аппаратура. Механика предельно проста – достаточно навести лазерный луч на стекла квартиры, и хитренький прибор с наушниками поведает о каждом произнесенном там слове.

Свернув в проходной двор, Никита быстро вышел на соседнюю улицу, перебежал дорогу и, спрятавшись в одном из подъездов, стал наблюдать за выходом со двора. Через пару минут из проходного двора выскочили два человека. Один из них был его прежний преследователь в сером костюме, а вот другой – личность неизвестная, высокий, нескладный и необыкновенно горбоносый. Надо же, оказывается, могут быть шпики даже с такой запоминающейся внешностью. Хотя, почему бы и нет? Ведь не сумел же Никита обнаружить его раньше, а ведь тот где-то топтался поблизости.

Оглядевшись, они о чем-то коротко переговорили и разошлись в разные стороны – ни спешки, ни суеты, все обыкновенно. Всего лишь рабочий момент. Пройдет каких-то несколько минут, и они вновь нападут на его след.

Никита невольно скрипнул зубами. Нет уж, господа хорошие, такой возможности я вам не предоставлю! Тот, что был повыше, вытащил мобильный телефон и сделал короткий звонок. Наверняка докладывал невидимому абоненту о исчезновении объекта. Подождав, когда топтуны отойдут на значительное расстояние, Никита выскочил из магазина и побежал в сторону припаркованной машины. Успокоился он только тогда, когда отъехал от дома деда на значительное расстояние.

Землянку Никита нашел не сразу, пришлось немного поплутать. А все потому, что за последние два года здешняя местность значительно изменилась. Тропинка, которая вела к землянке, теперь заросла хвощом да папоротником, ее приходилось искать по едва заметным приметам. Даже тогда, когда он вышел на то самое место, где находилась землянка, Никита с минуту испытывал самое настоящее разочарование. И грешным делом стал подумывать о том, что пришел сюда слишком поздно – землянку могли сжечь туристы. Рядом торчала та самая поломанная сосна, у которой должна была располагаться землянка, виднелось небольшое озерцо, откуда они всегда набирали воду. Единственное, чего тут не было, так это землянки! Никита хотел было проклясть все на свете и отправиться в обратную дорогу, как увидел металлическую трубу от печи, которую он поначалу принял за поломанный почерневший ствол дерева. Он понял, что стоит на самой крыше землянки.

Память его не подвела. Никита остался доволен собственной наблюдательностью, а ведь был он здесь всего лишь однажды и добирался до этого места по едва заметным приметам, которые плотно зацепились в сознании. Вот ведь как бывает, поначалу он принял крышу землянки всего лишь за какой-то бугор.

Спрыгнув вниз, Никита убедился в том, что землянка по-прежнему крепка, если, конечно, не считать двери, которая успела изрядно почернеть от влажности и малость распухла, и теперь придется приложить некоторое усилие, чтобы отворить ее. Если печку в землянке не топить, то через пару лет эта закопуха придет в полнейшую негодность и не вызовет интереса даже у мышей, которые любят селиться в подобных укромных местах.

Никита внимательно осмотрел подступы к землянке. Трава на тропе пошла в рост, и ничто не могло удержать ее буйства – ни выложенные у порога мелкие камушки, ни болотина, которая едва ли не вплотную подступала к стенам. Следовательно, строение было заброшено, и последний раз люди сюда наведывались очень давно.

Никита с трудом отворил дверь и прошел в землянку. Пахло застоявшейся сыростью. Включив фонарь, он увидел полнейшее разорение. Нары были выворочены с корнем, исчезли две сетки от панцирных кроватей, которые так удобно применять при промывке породы. Посуды тоже никакой – все растащили, стервецы! Никиту неприятно покоробило увиденное, так нормальные люди никогда не делают. Любому хитнику известно, что приходится тащить на себе последний гвоздь, испытывая при доставке массу всевозможных трудностей. А потому чужой труд полагается ценить так же, как и свой собственный. Хорошо, что хоть землянку не подожгли! Случается и такое.

И попробуй найди тогда алмазы!

Никита посветил фонариком в противоположную стену, туда, где раньше располагались нары. И тотчас горячей волной его обожгло разочарование – ничего не было видно, похожего на то, что эта часть стены могла использоваться в качестве тайного хранилища. Бревна поросли мхом, их уже давно не тревожили, и ничто даже не намекало на то, что где-то здесь может находиться схрон. Лишь внимательно присмотревшись, Зиновьев разглядел, что самое нижнее бревно слегка выступало вперед. А вот и распил, едва заметный. Никита попробовал отодвинуть бревно, оно лишь слегка пошевелилось, не желая отступать в сторону. Чем бы его подцепить? Посветив в углы, он заметил кочергу, здесь же торчала и старенькая лопата. Вот и все ценности. Возможно, и их унесли бы с собой непрошеные гости, но кочерга была кривой и малость тяжеловатой, а у лопаты сломан черенок. Хотя не исключено, что при следующем своем визите они заберут и это нехитрое хозяйство.

Воткнув кочергу в расщелину, Никита попытался повернуть тяжелое бревно. Двинулось оно неохотно. Сначала сантиметра на полтора, а когда Зиновьев просунул рычаг поглубже, наваливаясь на металлический прут всем телом, оно все-таки тронулось с места и, тяжело повернувшись, показало уголок металлического ящика. Зиновьев невольно сглотнул набежавшую слюну. Теперь работа пойдет побыстрее, можно прокрутить бревно по оси. Упершись плечом в стену, он сдвинул второе бревно, которое пошло на удивление легко, и наконец Никита разглядел весьма вместительный контейнер. Дед оказался очень мастеровитым человеком и сумел выстроить внутреннюю стену таким образом, что никто даже не догадался о том, что она прикрывает подобный сюрприз.

Крепко ухватившись за края контейнера, Зиновьев потянул его на себя. Ящик с шорохом скользнул по земляному полу, оставив на нем неглубокую рытвину. Еще один рывок, и контейнер оказался на середине землянки. Луч карманного фонаря неровным полукругом застыл на крышке контейнера, высветив какую-то полустертую печать. По краям ящика были видны остатки сургучной печати.

Неожиданно захотелось закурить. Постучав себя по карманам, Никита невольно чертыхнулся – пачку сигарет он оставил в машине, а до нее топать метров триста.

Выходило, что дед не лукавил. Все было в точности так, как он и рассказывал. Но почему-то чувство облегчения Никита не испытывал, наоборот, плечи как бы сами собой ссутулились, если бы он вдруг взвалил на спину какую-то неподъемную ношу.

Никита вдруг ощутил чье-то присутствие, оно ощущалось настолько остро, что он невольно обернулся. Никого. Дверь оставалась открытой, а через проем небольшим лучом в землянку падал свет. Может, его поджидает кто-то снаружи? Вооружившись кочергой, Никита вышел из землянки. Его встретило полнейшее равнодушие леса. Где-то неподалеку чирикала какая-то развеселая пичуга. Ей тоже было не до него. Наверное, подзывала к гнезду подзадержавшегося супруга. Всюду жизнь. И едва различимо где-то километрах в полутора равномерно стучал топор. Потом несильно ухнуло, это рухнуло поваленное дерево. Несколько минут Никита стоял у входа, вылавливая малейший шорох. Полнейшее безмолвие. Никто не наставлял на него оружие, не пытался сбить его с ног. Вокруг чахлый лес и болотистая местность. Это тот самый случай, когда приятно осознавать свое одиночество. Вот смотришь вдаль и знаешь, что никому до тебя нет никакого дела.

Никита вернулся в землянку, закрыл за собой дверь. Контейнер стоял на прежнем месте. Бдительность – вещь не бесполезная. Подумав, он закрыл дверь на засов. Там, где большие деньги, следует быть осторожнее вдвойне.

Открыв крышку контейнера, Никита увидел, что он до самого верха был заполнен холщовыми мешочками, небольшими, величиной с ладонь. Подняв один из них, он почувствовал, как под пальцами перекатываются горошинки. Мешочек был примечательный, с фиолетовыми печатями на холщовой грубоватой поверхности. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – эти мешочки содержат какую-то серьезную тайну. Зиновьев внимательно осмотрел их. Они лежали плотно, один к одному, и человек, который уложил их таким образом, потратил на упаковку немало времени. Развязав горловину одного, Никита ссыпал его содержимое на ладонь. Алмазы, будто огоньки в новогоднюю ночь, весело заискрились под фонарным лучом. Представление заворожило. Слегка подкинув их на ладони, он увидел, как алмазы, будто бы разбуженные, зашалили, засверкали огнями, отбрасывая по сторонам радужный свет. Зрелище сильное, до того неизведанное.

Ссыпав алмазы обратно в мешочек, Никита достал следующий, развязал его. В нем алмазы оказались покрупнее, и полыхали они как-то по-другому. Поярче, что ли.

Вдоволь налюбовавшись камнями, Никита закрыл контейнер.

Место ненадежное. Это просто чудо, что на контейнер никто не натолкнулся раньше. Оставлять его в землянке было бы глупо, нужно перепрятать. Но нечего и думать о том, чтобы тащить такой здоровенный ящик через лес. Могут увидеть. В этом случае останешься не только без алмазов, но и без головы.

Лучше всего закопать алмазы в лесу. Порывшись в землянке, Никита отыскал ведро. Судя по копоти, которая скопилась на его внешней поверхности, ему был не один десяток лет, а если учитывать многочисленные вмятины, то можно было бы предположить, что в свободное от промысла время хитники играли ведром в футбол. Но для переноски алмазов оно подходило наилучшим образом. Уложив мешочки с алмазами в ведро, он заложил его верх ветками, критически оценил вид своей ноши и остался доволен проделанной работой. Даже при самом богатом воображении трудно было предположить, что измятое и грязное ведро до самых краев заполнено алмазами.

Вот теперь можно и на выход!

Где-то тут была лопата. Ага, вот она! Открыв дверь, Зиновьев не спешил уходить, и только убедившись в абсолютной безопасности, вышел за порог.

Теперь надо было выбрать приметное место, где можно будет понадежнее спрятать груз. Пройдя метров сто пятьдесят, Зиновьев увидел у склона пирамидку из камней, положенных друг на друга, поросшую высокой травой. Обычно такую каменную горку выкладывают геодезисты, чтобы отметить выставленный репер, а сверху еще крепят небольшой флажок. Наверняка где-то метрах в пятистах находится точно такой же репер. Так что если не удастся обнаружить место сразу, то можно будет сориентироваться по карте.

Но что-то в этой груде камней Зиновьева насторожило. Может, то, что обломки были выложены в не совсем правильную пирамиду, а может, оттого, что камней было слишком много для условного обозначения – ни сейчас ни после Никита так и не сумел дать себе в этом отчета. Подобное ощущение принято называть интуицией. Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, он подошел к камням и осторожно начал их растаскивать.

Верхний камень, едва ли не самый тяжелый, неохотно свалился вниз и с шумом, подминая под себя буйно растущую траву, закатился в густой колючий кустарник. Прочие камни были не столь тяжелы. Раскидав их, Зиновьев вдруг почувствовал некоторое волнение, теперь понимая точно, что это не топографический репер. Воткнув лопату в грунт, он почувствовал, что в этом месте земля значительно мягче, чем должна быть. Углубившись на штык, Никита ощутил, что натолкнулся на что-то твердое. Осторожно разгребая почву, он увидел лоскут темной ткани, который неумолимо разъело время. Трудно было даже сказать, какого он был цвета. Зиновьев даже не удивился, когда забелел череп. Внутренне он был готов увидеть нечто похожее. Труп пролежал в яме давно, мягкие части тела истлели. На плечах и ногах оставались лишь лоскуты одежды. Сколько же он мог здесь пролежать? Пять лет? Десять? А может, двадцать?

На какое-то время Никита даже позабыл о бриллиантах, которые находились в ведре.

А это еще что такое? На дне ямы блеснул серебряный портсигар. Вряд ли покойник хотел его взять с собой на тот свет, не исключено, что его мог обронить убийца. Минуту Никита колебался, а потом, отбросив в сторону предрассудки, поднял портсигар, отряхнул его от земли и раскрыл. На внутренней стороне крышки красивым почерком была выгравирована надпись: «Подполковнику Куприянову от Лаврентия Павловича Берия».

Вот оно что получается! Захлопнув портсигар, Никита положил его в карман штормовки.

Засыпав останки, Зиновьев отошел от этого места метров на пятьдесят и вырыл яму. После чего, аккуратно уложив в нее алмазы, он пошел за следующей партией.

На перепрятывание алмазов ушло почти полдня. Освободился Никита уже после того, как сгустились сумерки. А лес, еще какой-то час назад такой располагающий и приветливый, сделался настороженным и чутким. И все-таки главное было сделано. Теперь никто, кроме него, не знает о том, где находятся алмазы. Никита широко улыбнулся. Да уж, было чему радоваться. «Нива» стояла на прежнем месте. А куда ей, собственно, деться? Здешние места глуховатые, нелюдимые, да и болотистые, так что нагрянуть сюда может разве что какой-нибудь чудак. Но и такое бывает, ведь разворошил же кто-то всю землянку!

Никита повернул ключ стартера. Двигатель завелся мгновенно и мягко, почти нежно заурчал. Что-то родное было в его интонациях, словно он жаловался на долгое одиночество.

С собой Никита прихватил несколько камушков. Броских, величиной с ноготь. Сверкающая сила камней была необыкновенно притягательна, и он трижды надолго останавливал машину, чтобы полюбоваться их совершенством.

«Будет теперь о чем поговорить с дедулей», – усмехнулся Никита, выруливая на городские улицы.

Поначалу Зиновьев хотел вернуться домой и в одиночестве осмыслить случившееся. Но потом, повинуясь какому-то импульсу, повернул к дому старика. Всю жизнь он доверял своим неожиданным порывам, называя их не иначе как инстинктами. И если желание захлестывало его с головой, то он никогда ему не противился. Нечто подробное произошло и сейчас.

Подъезжая к подъезду, он увидел милицейский «УАЗ» и карету «Скорой помощи». Нехорошее предчувствие зародилось где-то под ложечкой и застыло в горле неприятным комом. Выбравшись из машины, Зиновьев заторопился в подъезд деда. У подъезда стоял лейтенант милиции, и когда Никита, сделав независимое лицо, хотел было прошмыгнуть мимо, тот сделал шаг вперед и уверенно преградил ему дорогу.

– Молодой человек, вы к кому направляетесь?

– К деду. В этом подъезде у меня дед живет.

Лейтенант внимательно посмотрел на Никиту и сдержанно поинтересовался:

– Уж не в шестнадцатой ли квартире?

Никиту охватило тревожное чувство.

– Верно, именно в ней.

Бережно подхватив его под локоток, лейтенант предложил:

– Давайте пройдемся.

– Что-нибудь случилось?

– Я вам сейчас все объясню, – повел лейтенант Никиту по лестнице на второй этаж.

Дверь в квартиру была открыта. К таким вещам, как запоры, дед всегда относился очень обстоятельно, значит, можно было сделать вывод, что произошло нечто очень серьезное. Из коридора раздавался приглушенный разговор, обычно так разговаривают, когда приходит беда.

Едва ступив за порог, Зиновьев увидел лежащий на полу прихожей обгорелый труп. Невредимыми оказались только штаны. Судя по одежде и по фигуре, это был дед.

Никита сглотнул горькую слюну. Только теперь он понимал, что о многом они с дедом не переговорили. Сунув руку в карман, Зиновьев попытался отыскать пачку с сигаретами, и пальцы натолкнулись на прохладную поверхность портсигара. Вот и еще один вопрос, который вряд ли теперь удастся прояснить. Зиновьев никогда не думал, что кончина деда может произойти так внезапно. Порой ему даже казалось, что дед и вовсе бессмертный, он запросто способен переползать из одного столетия в другое.

Ан нет, не суждено!

– Это ваш дед? – услышал Зиновьев рядом сочувствующий голос.

Никита повернулся.

– Да.

Перед ним был майор Журавлев. Ощущение было таковым, будто они и не расставались вовсе.

– Примите мои соболезнования.

Никита не знал, что в таких случаях следовало говорить, лишь только пожал плечами.

– Взгляните, пожалуйста, на его лицо. – Майор, видимо, из сочувствия опять перешел с Никитой на «вы».

Один из оперативников, осторожно взяв труп за плечи, повернул его на спину. Вместо лица Никита увидел обожженную маску.

– О боже! – невольно вырвалось у него.

– Вы узнаете своего деда?

Никита сглотнул ком. Вместо лица обожженная маска, но мясистый нос и заостренные скулы свидетельствовали о том, что это был его дед.

– Это он.

– Что-то наши встречи происходят не в самые радостные минуты. Сначала ваш друг, а потом вот дед...

– Да, – глухо согласился Никита.

Следовало бы отвести взгляд от мертвого лица, но у Никиты не получалось.

– Видите, как оно выходит, – продолжал опер. И опять получилось нечто вроде сочувствия. Уж от кого Никита не ожидал сострадания, так это от майора милиции. – А вы не думаете о том, что это некоторое предостережение судьбы лично вам и в следующий раз камушек упадет уже на вашу голову?

Зиновьев нашел в себе силы отвернуться и уверенно обронил:

– Нет.

– Понятно. Может, у вас все-таки есть что сказать мне?

Никита отрицательно покачал головой.

– Со мной все в порядке. Что случилось с дедом?

– Выясняем. Позвонила соседка, сказала, что дверь открыта. А перед этим она слышала в комнате голоса. Признаюсь, что здесь мне не все нравится. Хотя внешне очень напоминает несчастный случай, взрыв бытового газа. Но мне кажется, что это не так. Имеются во всем этом некоторые моменты, о которых пока не хочется распространяться. Ваш дед был доверчивым человеком?

– Скорее всего, нет.

– Тем более странно. Следовательно, человек, которого он впустил в квартиру, был ему очень хорошо знаком. А вы давно с ним не виделись?

– Я с дедом встречался вчера вечером.

– И о чем вы разговаривали?

Рука Никиты скользнула в карман, пальцы нащупали три камушка. Он уже обратил внимание на некоторую характерную особенность алмаза – тот никогда не нагревался. Сколько его ни держи в ладони – камень оставался холодным, недосягаемым, гордым. Даже без бриллиантовой огранки он был королем всех камней.

– Да, та-ак, – неопределенно проговорил Никита. – О разном. Нам всегда было о чем поговорить.

– И все-таки? – настаивал Журавлев.

– В последнее время дед немного хандрил. Жаловался на жизнь. Я, как мог, старался его успокаивать, помогал ему.

– Давно он живет один?

– С того самого времени, как умерла бабка.

– И как давно она умерла?

– Лет пять уже будет.

– Достаточный срок.

– Да. Но дед все равно не мог привыкнуть к одиночеству.

– Может, он вам что-нибудь рассказывал? Может быть, опасался кого-то?

Голос у оперуполномоченного был проникновенным, весьма сочувствующим. На какую-то минуту Никита попал под задушевное обаяние его интонаций. Ему даже хотелось рассказать все как есть, но очень мешала напряженная морщинка между бровями майора и неприкрытый интерес, с которым тот его рассматривал.

– Ничего такого он не говорил, – пожал плечами Никита.

– Понятно, – разочарованно кивнул Журавлев. – А что вы можете сказать об этом?

Майор протянул вперед руку и разжал кулак. Алмаз! Небольшой, величиной всего лишь с горошинку, он яростно сверкнул прозрачным боком, приковав взгляд Никиты.

– Это алмаз?

– Верно, алмаз. И что вы скажете?

– А что мне сказать? Дед мне ничего не говорил об алмазах, он вообще был очень далек от драгоценных камней. Или вы меня в чем-то подозреваете? Вы же знаете, что алмазы – это большой срок! Стал бы я этим заниматься. И где же вы его нашли?

– На полу. Лежал вот там, на коврике. Мы на него даже не сразу обратили внимание. Думали, что это стекло. А потом оказалось, что все намного серьезнее. Я не большой специалист в драгоценных камнях, но мне кажется, что этот алмаз с Вишеры. Только там могут быть такие прозрачные камушки. В ЮАР они несколько другие, желтее, что ли. Что вы можете сказать?

– Я никогда не был в ЮАР, да и алмазов с Вишеры не видел.

Оперативник улыбнулся.

– Я тоже не был в ЮАР. Слушайте, а ведь в комнате у покойного Егора Васильевича тоже были обнаружены алмазы. Вам не кажется это странным?

– Нет. Васильевич был очень известным скупщиком, так что мог заниматься и алмазами.

– Тут прослеживается одна неприятная связь. Два алмаза и два трупа, и в обоих случаях это как-то коснулась вас.

Зиновьев старался оставаться спокойным.

– Я не силен в дедукции.

Майор Журавлев усмехнулся.

– Возможно.

Никита вытащил руку из кармана и почувствовал, как алмазы соприкоснулись. Появилось ощущение, что звук их соприкосновения прозвучал ударом колокола.

Никита повернулся к деду. Старик как будто бы предчувствовал свою кончину, вот поэтому и сообщил о тайне, которую сумел сохранить столько десятилетий.

– Знаете, я пойду. Мне нужно побыть одному.

– Вы проживаете по прежнему адресу?

– Да.

– Мне бы все-таки хотелось с вами увидеться и переговорить более обстоятельно. Вы не против?

– Хорошо. Только давайте сделаем это после похорон.

Карета «Скорой помощи» стояла на прежнем месте. Уж кто не скучал, так это санитары. Сдержанно, с некоторой долей настороженности, они поглядывали по сторонам, вполголоса травили какие-то забавные истории. Парней надо понимать, цинизмом здесь и не пахло. Скорее всего, своего рода реакция на череду смертей, с которой им приходится сталкиваться практически ежедневно.

Сев в машину, Никита некоторое время оставался неподвижным. Все это очень напоминало конец пути, хотя бы потому, что он просто не знал, как же теперь жить дальше. И вообще, прошедший день выдался очень трудным.

Ладно, пора ехать. Салон автомобиля не самое лучшее место для осмысления ситуации.

* * *

Уже подъезжая к дому, Никита заметил у подъезда силуэт человека. Само по себе это не столь и важно, мало ли кому приспичит шляться по улицам далеко за полночь. Удивляло другое, заметив подъезжающую машину, этот тип мгновенно спрятался под козырек подъезда. Зиновьев сбавил скорость. Что-то явно было не так. События последнего дня до предела обострили его подозрительность. На детской площадке, у качелей расположились еще двое. Вечерами здесь любили посидеть влюбленные – место пустынное, располагает к интимности, порой сюда заходят мужички распить поллитровку, что так же очень способствует душевному разговору. Но эта троица сидела неподвижно, выпрямив спины, словно каждый из них кол проглотил.

Остановив машину, Никита с минуту всматривался в темный двор. А может, все-таки показалось? И тут со двора в сторону остановившейся машины двинулись два человека. Их можно было бы принять за случайных прохожих, если бы не ночь, не смерть старика и не торопливый шаг, которым они двигались в его направлении.

Никита переключил скорость и поехал дальше. Мужчины, убыстряя шаги, двинулись ему наперерез. Включив дальний свет, он ослепил их и нажал на газ. Двор был не столь безлюден, как ему показалось вначале, прямо к машине из кустов выскочили еще три человека. В свете фар их фигуры выглядели неестественно, движения были угловатыми.

Перегородив дорогу, они стали размахивать руками, пытаясь задержать его. Никита, с силой надавив на газ, мчался прямо на них. А когда до столкновения оставалось всего лишь несколько метров, они проворно кинулись в стороны. Тот, что был справа, яростно ударил кулаком по боковой дверце машины, и Никита почувствовал, как нервно и вроде бы даже болезненно отреагировала холодная жесть.

Посмотрев в окно заднего вида, Зиновьев увидел, что один из нападавших что-то держит в руках. Никита даже не сразу сообразил, что это пистолет. Раздался громкий хлопок, потом выстрелили еще раз.

Палили по колесам. Мазилы, блин!

Вывернув руль, Никита заложил крутой вираж, пытаясь выехать со двора. И в это самое время прямо на него, на встречную полосу, увеличивая скорость выскочил милицейский «УАЗ». Мигнув фарами, машина попыталась прижать его к обочине. Вдавив педаль газа в пол, Никита сделал резкий поворот влево. Удар «УАЗа» пришелся в правую сторону автомобиля. На какое то время «Нива» потеряла устойчивость и, ударившись о бордюр колесами, едва не перевернулась. Только бы не заглохла! Чихнув, внедорожник двинулся дальше, наползая колесами на бордюр. В стекло заднего вида Зиновьев увидел, как «УАЗ» принялся сдавать назад, пытаясь развернуться, но он явно опаздывал. Опасность миновала. Довольно улыбнувшись, Никита покатил дальше.

Глава 10

МОЖЕТ, ЭТО ЛЮБОВЬ?

Встреча состоялась в том же самом сквере. Фартовый не любил изменять своим привычкам.

– Так ты узнал, в чем там дело? – спросил Георгий Георгиевич, когда Петраков сел рядом с ним на скамью.

– Перед смертью к старику заходил внук. Вместе пробыли они недолго, потом парень куда-то умчался, и мы его упустили.

– Жаль. А ты уверен, что смерть старика случайна?

– Похоже на то. Во всяком случае, наши эксперты так считают.

– А может, он вовсе и не погиб? – осторожно предположил Георгий Георгиевич. – Люди с его опытом способны и не на такие хитрости.

– Тогда кто же лежал в квартире вместо него? По фигуре, по сложению, он очень похож на него. А потом ведь его узнал и внук.

– Тоже верно, – неохотно согласился Фартовый. – Но уж как-то все больно легко получается. Свидетелей нет, а камушки куда-то уплыли. Я в это не верю. Такого не бывает, о них обязательно должен кто-то знать. Скоре всего, старый хрыч успел рассказать обо всем внуку. Постарайтесь как следует прессануть этого внучка. Думаю, мне не надо учить вас, как это делать? Хороши все средства, но важно, чтобы он заговорил! Он должен открыть рот, даже если ради этого его придется закопать живым в землю. Ты меня хорошо понял?

Капитан слегка поежился. А все-таки этот старик самый настоящий черт, наверняка у него растет хвост, который он заправляет в штанину.

– Да.

– Как только он расколется, расскажете все, тогда его и завалишь. Тебе все ясно?

Капитан слегка насупился, ему вдруг подумалось о том, что точно такой же приказ старик может отдать на его собственное устранение, как только он узнает, где находятся камушки. С этого момента он станет для него просто лишним свидетелем.

– Все, кроме суммы гонорара, – уверенно ответил капитан. – Сколько?

– И сколько же ты хочешь?

– Работа предстоит не простая. Хотелось бы увеличить оплату за нее вдвое.

– Как только ты сделаешь свою работу, то сумма удвоится.

– Меня это устраивает.

Петраков спросил, потому что так полагалось. Такой вопрос он задавал всякий раз перед устранением. Не задай он его сегодня, еще неизвестно, как бы к такой перемене отнесся старик. И не отправил бы он его к праотцам вместе с остальными своими клиентами, заподозрив что-нибудь неладное?

Деньги Петракова уже не интересовали, во всяком случае, в том количестве, которое выдавал ему старик. Если речь действительно идет о сотнях миллионов долларов, тогда почему бы не попробовать стать единоличным их хозяином? У него хваатает оперативного опыта и влияния, чтобы провести этого черта. Можно использовать кое-какие криминальные связи, благодаря которым камушки удастся перебрасывать за бугор. В этом деле обычно побеждает тот, кто раньше нажмет на курок, и, кроме интуиции, требуется еще и быстрота реакции. Так что следовало быть немного ковбоем. Не коровьим пастухом, разумеется, а тем парнем, которых показывают в вестернах и которые умеют стрелять быстрее всех.

– Ты чего улыбаешься? – удивленно спросил Георгий Георгиевич.

– Тому, что скоро я буду богатым человеком.

* * *

Никите оставалось решить одну небольшую проблему – куда податься? Можно было бы завернуть к приятелям-хитникам, но при этом возникала вероятность зависнуть у них на несколько дней. Сезон заканчивался, а потому они понемногу перебирались в теплые квартиры, где после возвращения устраивалось продолжительное веселье. Но это было чревато. Порой они зависали настолько, что самой питательной закуской оставалась щепотка соли, посыпанная на ребро ладони. Стакан водки выпивался одним махом, после чего щепотка соли слизывалась. Ради интереса однажды Никита попробовал таким образом провести вечерок в их кругу. Не понравилось. Не потому, что он предпочитал острое, а не соленое, а оттого, что последующие два дня у него были просто вычеркнуты из памяти. Впрочем, приятели о его поведении рассказывали немало интересного.

Но вспоминать об этом не хотелось.

Если куда и стоило идти, так только к женщине. Оставалось только решить, к какой именно. На примете у Никиты было с пяток женщин, которые прямо сейчас гостеприимно распахнули бы перед ним двери. Но по большому счету он тяготел только к троим. Любая из них могла угостить его не только тарелкой супа, но и собственным телом. А потому следовало выбрать навар пожирнее и тело посдобнее. Для отдыха идеально подошла бы его вузовская подруга, к которой он похаживал с третьего курса. Но ее портила излишняя склонность к семейственности и надежды, с которыми она связывала каждый его визит. Никита старался держать в их отношениях определенную дистанцию и не давал никаких оснований хотя бы надеяться на то, что она когда-нибудь сможет претендовать на его независимость. В конце концов, у него выработались определенные холостяцкие привычки. Но, вслушиваясь в себя, Никита понимал, что просто остерегался Нины, хотя бы потому, что она была чрезмерно домовитой и очень правильной. А уют, которым она опутывала его всякий раз, очень напоминал липкую паутину. Вот стянет она его своими нитями, тогда и конец его вольной жизни. Прощай тогда хинический промысел, без которого он уже не представлял собственного существования. Прощай приятное покалывание в подушечках пальцев при появлении в породе сверкнувшего «шурика» и волнение, которое испытываешь, увидев блеснувшую в слюде «зеленку».

Все останется в прошлом.

Нина, конечно же, славная женщина, но сейчас его душа требовала иного. Две недели назад из Англии приехала его бывшая подруга Вероника, с которой он крепко сошелся еще на втором курсе. И, кроме неумелого юношеского секса, их связывали некоторые чувства. Никита даже подумывал о том, а почему бы ему вместе с университетским диплом не заполучить и молодую жену? Но действительность оказалась значительно непригляднее. Как выяснилось позже, все это время Вероника встречалась с молодым аристократом из Уэльса, который приехал в Россию, чтобы получше узнать творчество Достоевского.

Неделю иностранец даже жил в ее квартире И, вспоминая те времена, Никита до сих пор не мог простить Веронике ее откровенную ложь, ведь она тогда сумела убедить его в том, что поедет в деревню навестить приболевшую бабку. А оказывается, все это время она познавала искусы любви с каким-то заезжим иностранцем.

И когда Никита заявил о своих серьезных намерениях, Вероника вдруг с грустной улыбкой сообщила ему, что она уезжает на постоянное место жительства в Великобританию. Сначала в качестве невесты, а дальше уж как получится. Улыбнувшись, она призналась: да, они с Никитой прекрасно провели вместе время, да, у них был замечательный секс, но все это должно остаться в прошлом, хотя она обязательно будет с удовольствием вспоминать о пережитом.

Зато последнюю неделю они практически не расставались, и Никита занимался любовью с Вероникой не только на заднем сиденье автомобиля, но даже и на капоте. А пару раз так серьезно вывалял ее в траве, что домой приходилось возвращаться под покровом ночи, чтобы никто не увидел платье, перепачканное зеленью. Обладая ею, он, стиснув зубы, мысленно повторял: «Вот вам, капиталистам, за холодную войну! Вот вам, сволочам, за блокирование мирных инициатив!» Словом мстил...

Так что отпускал Никита Веронику в Англию со значительным перевесом в свою пользу. Вы нам экономический бойкот, а мы вам рога наставим!

Никита никогда не думал, что женщина способна увлечь его всерьез. В силу юношеской недальновидности он воспринимал женскую половину рода человеческого всего лишь как некоторый инструмент, весьма пригодный для скрашивания досуга, и, получив сокрушительный удар по самолюбию, существенно скорректировал свое отношение.

Вновь повстречались они недели две назад, столкнувшись в булочной. Как выяснилось после короткого разговора, Вероника прилетела в отпуск к родителям и теперь была не прочь тряхнуть стариной.

За прошедшие три года, в течение которых они не виделись, Вика совершенно не изменилась, как и прежде, вызывала у него нешуточный сексуальный аппетит. Подхватив под руку Никита без промедления повел Веронику в свою холостяцкую квартиру. Но желание овладеть ею было у него настолько велико, что он не сумел довести ее даже до подъезда и приступил к совокуплению прямо в пустынном скверике на узенькой обшарпанной скамеечке.

Ощущения были острыми и сумели потрясти его до самого основания, и, конечно же, он испытывал потребность вновь учинить нечто подобное.

Вероника была легка и откровенна. С ней было одинаково хорошо как разговаривать, так и в постели, а потому, после некоторого раздумья, он направился к ней, устало подумав о том, что сегодняшний день был очень богат на события. Удалось раскопать целый контейнер алмазов, натолкнулся на зарытый труп, и, самое печальное – узнал о смерти деда. Еще следует добавить, что его едва не убили, и в довершение ко всему – не хватало бы сейчас разодраться с каким-нибудь кавалером Вероники, таким же залетным, как и он сам.

Никита уверенно прошел знакомой дорогой. Поднявшись по лестнице, остановился у порога, размышляя, а верный ли он делает шаг? Затем, отринув все сомнения, позвонил. Дверь открылась почти мгновенно, и он увидел улыбающуюся Веронику.

– А знаешь, я тебя ждала. Проходи! – отступила она в сторону.

Никита отметил, что Вероника сделала короткую прическу. Шея у нее была длинная, что придавало ей дополнительную грацию. Зиновьев уверенно перешагнул порог комнаты и обхватил женщину за талию.

– Я соскучился. Я хочу тебя.

Вероника не сопротивлялась, хотя и сказала:

– Господи, но мы же даже не посидели за столом. Что, неужели, так сразу?

– Давай потом посидим за столом, я не могу ждать, – честно признался Никита.

Вероника бессильно всплеснула руками.

– Какой ты все-таки нетерпеливый. Что же с тобой поделаешь, ты совершенно не изменился! Ты не забыл дорогу в спальню?

Зиновьев довольно улыбнулся.

– Разве ее возможно позабыть?

– Тоже верно.

Еще совсем недавно Никите казалась, что их встреча совершенно немыслима. Было ощущение, что они расставались навсегда. И вот теперь, по прошествии трех лет он по-прежнему ощущал тепло тела Вики. Чувствовал ее взволнованное дыхание. Как будто бы между ними не было пропасти длиной в вечность.

А может, это ему просто снится? Никита повернул голову. Вовсе нет. Вероника никуда не исчезала. Вот она лежит рядом. Можно дотронуться до нее, пощекотать ее соски, погладить по гладкой атласной коже, а когда ласки станут особенно изобретательными, то услышать и привычный грудной стон. Но сначала возможен даже некоторый протест, совсем не грозный. Он больше будет напоминать скрытое поощрение, некий сигнал к тому, что не следует задерживаться и пора приступать к новому этапу.

Никита протянул руку и коснулся гладкого девичьего бедра. Вероника лишь слегка улыбнулась. Сил на большее у нее уже не хватало.

– Как ты?

– Замечательно. Мне давно не было так хорошо.

Никита с интересом осматривал ее. За то время, пока они не виделись, Вероника совершенно не изменилась. Кожа по-прежнему такая же упругая, напоминающая цветом белый мрамор.

– Хочешь закурить? – Никита потянулся за пачкой сигарет, лежащей на стуле.

– Я бросила.

– Вот как! – удивленно воскликнул Никита. – Выходит, западный образ жизни пошел тебе на пользу.

– Муж не курит, вот поэтому я и бросила.

– Запрещал, что ли?

– Вовсе нет, просто тесть как-то косо посматривал.

– А ты надолго приехала в Россию?

– Не знаю, – пожала плечами Вероника. – Все зависит от тебя.

Никита постарался выглядеть обескураженным.

– Что же может зависеть от меня? Я – человек свободный, а ты замужем за американцем.

Вероника глубоко вздохнула:

– Сколько раз тебе говорить, что я замужем не за американцем, а за англичанином.

– А не один ли хрен? – искренне удивился Никита.

– Ой, не скажи! Мне пришлось повидать и тех и других.

– И кто же лучше?

– А никто! – уверенно ответила Вероника. – Это со стороны только кажется, что у них там все красиво, а как окунешься в этот мир, так понимаешь, что все это выдумано, раздуто, выстроено на пустом месте. А если говорить об Англии... Мужики у них такие чопорные, как будто каждый из них в родстве с королевской семьей. А сами всякий раз мелочь пересчитывают, когда сигареты покупают. Смотреть противно! А у нас любой задрипанный мужичонка даже самого затрапезного вида швыряет горсть рублей в карман и даже не посмотрит, сколько сдачи ему дали.

– Что же ты тогда от такого богатства на Запад подалась? – с иронией спросил Никита.

Вероника понемногу начала оживать, присела на краешек постели, слегка откинула голову, приводя растрепавшиеся волосы в порядок. И, стянув их на затылке в пучок, с некоторым вызовом ответила, глядя Никите в глаза:

– Дура потому что была!

Никита улыбнулся. Самокритика девушки была ему приятна.

– Если бы подобное признание я услышал года три назад, то тогда у нас могло бы сложиться все как-то иначе. Тебе не кажется?

Образовалась секундная пауза, которая необычайно порадовала Никиту, после чего Вероника ответила:

– Я ведь думала, что направляюсь к кисельным берегам, а на самом деле все это были всего лишь иллюзии.

Поднявшись, Вероника слегка потянулась, выставив вперед крепкие груди. Изящно изогнувшись, она подобрала трусики и быстро надела их, слегка присев.

Жаль. Никита рассчитывал на продолжение. Тем более что желание имелось, да и силы не совсем еще иссякли. Как известно, аппетит приходит во время еды.

– В тебе произошли перемены, – сказал Никита, наблюдая за тем, как она натягивает джинсы на круглую попку.

– Вот как? Я подурнела? – спросила она встревоженно.

– Успокойся, дело не в этом. Помнится, раньше ты не признавала трусиков. Это было очень удобно.

– Мило. Спасибо за напоминание. Только в Англии многие мои привычки как-то претерпели изменения. Понимаешь, у этого чопорного миллионера, папаши моего благоверного, заведена традиция ходить по дому в нарядных платьях. Никаких тебе халатиков, ни тапочек на босу ногу. Нельзя даже расслабиться! Как ты себе это представляешь, выходит такая русская девка в халате, да еще и без трусов и шасть себе за обеденный стол! Меня бы просто не поняли! Сам понимаешь. Нет, за ужин они садятся при бабочках. Сначала мне это было интересно, потом сделалось смешно, потом и вовсе стало откровенно раздражать.

– Тяжело тебе живется в Англии... Одни сплошные неудобства.

– И не говори!

Никита заправил рубашку в брюки и заявил:

– А жаль. Все-таки голая попка – это здорово! Помню, бывало, расстегнешь твои брюки, а под ними ничего нет. Приятно!

Вероника повернулась к Никите. Высокая, полногрудая, не баба, а мечта! И такое сокровище шляется где-то за границей. А ведь какой-то нерусский хмырь ее там тискает, по попке мимоходом шлепает, удовольствие во всех позах получает.

– Знаешь, чего мне больше всего не хватало в Англии?

– Чего же? Я-то думал, что там даже птичье молоко есть.

– Запаха бензина! – неожиданно выпалила она.

– Неожиданный ответ. Я почему-то считал, что там этого добра хватает.

Вероника улыбнулась.

– Ты меня не так понял, я вспоминаю твою машину. В салоне твоей машины постоянно пахло бензином.

Губы Никиты разошлись в довольной улыбке.

– Ах, вот ты о чем. Помнится, что раньше тебе бензиновый запах не нравился.

– В Англии я пересмотрела свои взгляды. Знаешь, мне даже кажется, что запах бензина в твоем салоне куда приятнее одеколона моего мужа. А парфюм он выбирает только самый лучший.

– Значит, не забыла?

– Правильнее сказать, не сумела.

– Может, это любовь?

В самом углу комнаты горел торшер с зеленый абажуром. На стены застывшими волнами падали тени. Три года назад этого светильника не было. Вроде бы мелочь, но как все-таки свет способен изменить обстановку! А Вероника с густой копной волос больше напоминала русалку. Такая баба в любую стремнину способна заманить. И поминай как звали!

Пауза затягивалась.

– Все может быть, как знать, – повела девушка плечами.

Разлука с Вероникой для Никиты тоже не прошла бесследно. После ее отъезда в Англию ему с год снилось ее красивое лицо, закрытые глаза и полуоткрытый рот. Более эротичного зрелища видеть ему не приходилось. Самое забавное заключалось в том, что заниматься любовью в квартире им удавалось крайне редко. Потому что все это время у нее проживала тетка, которая ревностно следила за своей племянницей. А потому чаще всего любовью они занимались на заднем сиденье машины Никиты, салон которой донельзя был пропитан парами бензина, что совершенно не притупляло их страсть.

Вероника, такая близкая и одновременно такая чужая, находилась от него на расстоянии одного метра. Эта была реальность, к которой он почти успел привыкнуть. Вообще следовало что-то делать. Но вот что именно, Никита придумать не мог.

– Когда ты уедешь обратно?

Последовал небольшой вздох.

– Должна уехать через неделю, – и, посмотрев на Никиту, Вероника добавила с некоторым вызовом: – Все зависит от тебя. Я могу задержаться.

– Вот видишь... только задержаться. Насколько я понимаю, вопрос о том, чтобы остаться здесь навсегда, вообще не стоит.

– В Англии у меня все определено. Там теперь мой дом. Потом там жить все-таки проще, что ни говори, – кокетливо, как это умела делать только она, Вероника вдруг продолжила: – Уеду, если не утону в пучине страсти.

Никита оделся, устроился на диване. Вероника присела рядом. Ее комната была вполне миленьким местечком, если не думать о проблемах, которые навалились на него в последние дни. Сидели, как пионеры, взявшись за руки. Со стороны подобная идиллия могла показаться странной. Нет даже и намека на то, что каких-то несколько минут назад они очень активно предавались страсти. Хотя в таком тихом времяпрепровождении есть нечто возвышенное. Жмешься плечиком к любимому человеку и смотришь на луну.

– Опять ты за свое?

Ресницы девушки недоверчиво вспорхнули.

– О чем ты?

– Все это мне напоминает детскую игру в догонялки.

– Ну и?..

– Сама подумай, ну не могу же я гоняться за тобой по всему белому свету!

– А если я скажу, что останусь здесь с тобой навсегда, что я разочарована в своем замужестве. Что ты на это мне ответишь?

Никита нахмурился.

– Но ведь ты же не собираешься так говорить... Чего же мне тогда голову морочить? Все это совсем не так просто.

– Понятно, – с некоторой грустью протянула Вероника. – У тебя есть другая. Мне следовало понять это сразу. А у меня ты появился для того, чтобы освежить в памяти подзабытые ощущения. Ну и как, они такие же острые?

– Ты позабыла, мы с тобой встретились случайно, я даже не знал, что ты приехала. Может быть, ты меня разыскивала?

– А ты нахал.

– Извини, какой уж есть.

– Значит, нас с тобой больше ничего не связывает?

– Послушай, Вероника, дело совершенно не в этом. Сейчас я просто не имею права тебя подставлять. Ты можешь мне не поверить, но меня преследуют какие-то люди. И о том, кто они такие, я даже не имею малейшего понятия. Давай вернемся к этому разговору немного позже.

– Ты что-нибудь натворил? – в ужасе спросила Вероника.

– Нет.

– Тогда что же нужно этим людям от тебя?

Глаза у Вероники были чистые, как утренняя роса. С такого лицо только образа писать. Лишь в глубине зрачков бесовато полыхали искорки. А почему бы не признаться, что он, собственно, при этом потеряет?

– Ты знаешь, чем я занимаюсь?

Девушка безразлично пожала плечами и отвечала:

– Меня всегда это мало интересовало. Но, кажется, ты, как это у вас называется, хитник. Ищешь драгоценные камни... А-а, кажется, я поняла! Ты нашел изумруд, который у тебя хотят забрать.

– Знаешь, а ведь ты угадала, – после некоторой паузы сказал Никита.

– Но как тебе его удалось найти?

– Такая удача сопутствует не каждому, но мне повезло.

– А эти люди тебя не убьют?

Вопрос был неприятный, и на какие-то секунды Зиновьев испытал чувство растерянности.

– Нет никакого смысла меня убивать, тогда они никогда не узнают, где же находятся эти... изумруды.

– Значит, ты теперь богатый?

– Получается, что так. Мне нужно только поудачнее продать эти камушки. Правда, я не знаю, как это сделать.

– Я могу тебе чем-то помочь?

– Не думаю. Не хотелось бы в это дело втягивать еще и тебя. Ты приехала в отпуск, вот и отдыхай себе. Веселись.

Девушка прижалась к его плечу.

– Я приехала потому, что соскучилась. Продавай свои изумруды, и уедем потом куда-нибудь далеко, где нас никто не достанет.

– А как же твой муж?

– Я подам на развод.

– Не пожалеешь?

– С тех пор я многое поняла... и поумнела. Надеюсь, что буду для тебя образцовой женой. И еще очень надеюсь на то, что ты меня простил.

– Для меня это неожиданно... Давай оставим этот разговор на потом.

– Хорошо. Но я буду с нетерпением ожидать его продолжения.

Глава 11

НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

Тридцать семь лет – это самое время для того, чтобы делать карьеру. Приятно осознавать, что твои ровесники еще числятся в майорах, а некоторые и вовсе никогда не выберутся из капитанов, а ты уже успел нацепить на погоны генеральские звезды и знаешь, что для тебя это далеко не предел.

Но генеральский мундир Виктор Ларионович Яковлев надевал только по необходимости, когда этого требовал какой-либо официальный случай. Обычно он предпочитал дорогие костюмы, которые жена привозила ему из Франции. Правда, за последний год его талия несколько расширилась, а потому пришлось отказаться от прежнего гардероба и срочным порядком отправлять супругу в Париж за обновками.

К порученному делу Нина подходила творчески. И, вооружившись мерками, терпеливо ходила по магазинам, подбирая для мужа подходящую одежду. Вкус у нее был хороший, а потому в своем гардеробе Виктор Ларионович имел с пяток костюмов отличного качества, в которых не стыдно было показаться даже в самом изысканном обществе. Но чаще всего Виктор Ларионович пользовался двумя: черным и серым в частую полоску. Костюм темного цвета он обычно надевал на службу, а вот серый – для официальных встреч.

Подумав, в этот раз он решил надеть темно-синий костюм, тоже весьма дорогой. В нем можно было пойти на какой-нибудь значительный фуршет или на серьезную представительскую встречу... Но сегодняшний день тоже был далеко не самым обычным, а потому костюм вполне соответствовал случаю. Получив неделю назад новое назначение, Виктор Ларионович впервые должен был появиться на новом месте в качестве начальника управления, а дорогой костюм в какой-то степени должен будет как-то оттенить его счастливую улыбку.

Прежний начальник ФСБ, пятидесятичетырехлетний генерал-лейтенант Тарасов, уже неделю числился в отставке, однако постоянно находил причину, чтобы появиться в стенах управления. Причиной могла стать какая-нибудь книга с дарственной надписью, которая вдруг становилась ему необыкновенно дорога. А то неожиданно возникали какие-то мелкие дела, которые он почему-то не успел привести в порядок. Хотя даже сержанту, стоящему на вахте, было известно, что все свои дела он успел завершить еще месяц назад, до подписания приказа, так как о предстоящей отставке был уведомлен заранее.

До последнего дня Тарасов все-таки надеялся, что подобного не случится и у него будет возможность поработать еще хотя бы годик-другой. Однако не сложилось. А ведь каких-то шесть месяцев назад в управлении упорно муссировался слух о том, что ему на погоны кинут еще одну звезду и переведут на новое место службы, в Москву.

Впрочем, ситуации, в которой он оказался, не стоило особенно удивляться, потому что нынешнее положение дел было очень зыбким. Это внизу тишь и благодать, а наверху бушуют самые настоящие политические бури. В какой-то момент Тарасов не сумел вовремя сориентироваться и встал не на ту сторону, на которую надо было бы, что незамедлительно сказалось на его карьере.

А потому Виктору Ларионовичу следовало сделать вывод из ситуации, случившейся с его предшественником, и не торопиться с выбором хозяина. Конечно, было бы очень здорово служить исключительно делу, но вопрос заключался в том, как этого добиться? Работать в такой могучей организации, как ФСБ, и оставаться при этом вне политики просто невозможно. Рано или поздно, но обязательно наступает момент, когда нужно принять чью-то сторону. И главная задача заключается в том, чтобы этот выбор оказался правильным. Что ж, большая должность требует еще и неимоверного чутья.

А потому Тарасова жалеть не следовало – сам во всем виноват! Надо было проявить большую предусмотрительность и уметь просчитывать ситуацию на несколько шагов вперед. А кроме того, хотя бы в некоторой степени обладать даром предвидения.

* * *

Яковлев уверенно вошел в здание управления. Небрежно кивнул дежурному на входе, вытянувшемуся в струнку, молодцевато поднялся по лестнице, устланной ковровой дорожкой, и уверенно зашагал в кабинет начальника управления. Разве мог он мечтать каких-то пятнадцать лет назад о том, что когда-нибудь сумеет перешагнуть дверь этого кабинета в качестве хозяина! А ведь в пору лейтенантской юности его пробирал мороз по коже, когда он оказывался в этой части коридора.

Широко распахнув дверь, Виктор Ларионович вошел в приемную. Старший лейтенант, исполняющий обязанности референта, мгновенно вскочил, позабыв о включенном компьютере, и вытянувшись по стойке «смирно», молодцевато выкрикнул:

– Здравия желаю, товарищ генерал-майор!

Яковлев снисходительно улыбнулся.

– Здравствуй.

Странная штука судьба. По большому счету он был ненамного старше этого лейтенанта. Однако одному уготовано с хозяйской вальяжностью перешагивать порог, за которым просторный кабинет, а другому на роду написано вытягиваться перед высоким начальством. И ничего тут не поделаешь!

Свою службу на новом месте придется начать с обустройства приемной, которая очень раздражала Яковлева. Во-первых, нужно будет заменить эти казенные гарнизонные обои на какие-нибудь более цивильные, во-вторых, надо избавиться от громоздких кресел, которые стояли здесь, наверное, еще со сталинских времен. Ничто не должно напоминать о прежних хозяевах кабинета. Пусть посетители уже с порога приемной видят, что пришел человек, практикующий новый, современный стиль руководства. Можно оставить разве что портрет Дзержинского, что висел на стене и с которого «железный Феликс» взирал с профессиональным любопытством на каждого вошедшего.

Открыв дверь своего кабинета, Виктор Ларионович уверенно перешагнул порог и остолбенел. За его столом сидел прежний хозяин кабинета и уверенно ковырялся в ящике, вытаскивая из него какие-то громоздкие папки. От прежнего благодушного настроения тотчас не осталось и следа. С кем ему не хотелось сейчас встречаться, так это с Тарасовым. Сегодня был его день, его праздник...

По большому счету ничего особенного не произошло. Рядовая ситуация. Из кабинета еще не успел выехать его прежний владелец, как в него уже шагнул следующий. Но подобную ситуацию следовало как-то разрулить. И кто виноват в создавшихся обстоятельствах, так это референт, который сидит в приемной. Придется поменять и его, вместе с интерьером. Должен же он как-то ответить за неловкость, в которую угодил его хозяин. Куда же его направить?.. А может, к черту на куличики? Пригрелся на теплом месте, понимаешь, совсем нюх потерял, не доложил начальству о том, что впустил в кабинет постороннего, по сути, человека. Такие службе безопасности не нужны.

Тарасова нисколько не смутило появление нового хозяина. Яковлеву даже показалось, что тот наслаждался некоторым замешательством нового хозяина. По-своему это был с его стороны небольшой укол, мелкая пакость, учиненная в отместку за прерванную карьеру. Виктор Ларионович почувствовал, как брови помимо его воли сошлись на переносице.

Тарасову хватило мудрости сделать вид, что ровным счетом ничего не произошло. Отставной генерал уверенно поднялся из-за стола и сделал несколько шагов навстречу вошедшему Яковлеву. Он заговорил первым, объясняя свое нежданное вторжение:

– Пока тебя нет, решил захватить остальные вещички. Ты ведь не против?

Фраза прозвучала естественно, безо всякого внутреннего напряжения, отсутствовали даже малейшие натянутые интонации. Нейтрализовать создавшуюся ситуацию можно было только крепким рукопожатием, которое тоже выглядело на редкость искренним.

Яковлев попытался улыбнуться широко, как только мог.

– Какие могут быть обиды, вы ведь хозяин этого кабинета.

Яковлев не привык делиться своими переживаниями, но в школе он мечтал стать артистом. Участвовал в драматических кружках, а после десятилетки даже пытался поступить в театральный институт. Но не судьба! Срезался на третьем туре. Однако любительская школа театра в жизни его частенько выручала. Яковлев способен был улыбнуться так бесхитростно и так широко, что мог ввести в смущение любого недоброжелателя. И по тому, как разгладились морщины Тарасова, он понял, что мастер-класс, пройденный у школьного педагога, принес определенные плоды.

– Бывший, – несколько строго заметил Тарасов.

– Вы же знаете, что мы всегда рады вас видеть, – произнес Виктор Ларионович обязательные слова. – А потом бывших разведчиков не бывает.

Ему следовало бы сказать об этом пораньше, но не представлялось возможности.

– Спасибо. Дела я все свои передал. Осталось последнее, – ладонь Тарасова аккуратно легла на три папки, сложенные друг на друга, на каждой из которых был проставлен гриф «Совершенно секретно». – Пятнадцать лет назад мне передал его прежний хозяин кабинета, – он показал взглядом на шкаф, где за стеклом виднелась фотография, а я передаю его тебе. Так сказать, по наследству.

Виктор Ларионович невольно посмотрел на огромный шкаф с толстыми стеклами, за которым находились фотографии прежних руководителей управления. После ухода Тарасова он должен будет поместить под стекло и его снимок, – такова традиция. Не официальную фотографию, какие обычно любят в паспортных отделах, а любительскую, где начальник управления будет выглядеть очень непринужденно.

На крайней фотографии был запечатлен молодой мужчина лет сорока, весьма привлекательной наружности. Яковлеву было известно, что в свое время этот человек был страстный сердцеед. Возглавляя резидентуру в одной из стран Западной Европы и выполняя оперативные задания, он разбил не одно женское сердце. Впрочем, неудивительно, работа с женщинами была его коньком. Путь к государственным секретам империалистических держав он находил именно через секретарш больших боссов, которые не могли устоять перед обаянием симпатичного молодого человека. После нелегальной работы он возглавил это самое управление – нечастый случай в истории разведки. Сейчас, встречая высокого сухощавого старика на всякого рода чествованиях, трудно было поверить, что в прежние времена тот с легкостью соблазнял жен иностранных министров. Поговаривали, что к нему была неравнодушна даже английская принцесса.

– Что за дело?

– Дело об алмазах, пропавших из лагеря в конце войны. Точнее сказать, существует версия, что они пропали из грузовика, в котором их перевозили. Грузовик нашли сожженным, людей, сопровождавших груз, убитыми, а контейнер с алмазами пропал. Возможно также, что алмазы сгорели во время пожара в лагере, – и, не заметив на лице Яковлева какого бы то ни было интереса, Тарасов спросил: – Слышал о таком деле?

– Это случайно не то дело, что произошло в сорок пятом? – уточнил Виктор Ларионович.

– То самое. Именно в сорок пятом все это и приключилось.

– Знаю только, что такое дело существует. Знаю, что на нем стоит гриф «Совершенно секретно». Но то что касается деталей, то мне совершенно ничего не известно.

– Ничего, еще будет время познакомиться. Знаешь, все мечтал расколоть его сам, да, видимо, не судьба, – печально улыбнулся Тарасов. – Так что это дело придется держать на контроле тебе.

Так уж было заведено, что в силу существенной разницы в возрасте, Тарасов обращался к Яковлеву на «ты». И сейчас Виктор Ларионович вдруг почувствовал, что подобное обращение его слегка коробило. Но не делать же бывшему начальству замечание!

Яковлев вновь посмотрел на шкаф. Подумалось о том, что обязательно придет такое время, когда новый хозяин кабинета выставит на обозрение и его собственную фотографию. Возможно, что его репутация складывалась именно в эти самые минуты.

– Но мне казалось, что это дело передано в архив, – удивленно сказал он.

– Дело о пропавших алмазах никогда не будет передано в архив. Таковы инструкции, – спокойно объяснил Тарасов, ткнув пальцем кверху. – Слишком большие деньги. А как известно, такие вещи просто так не пропадают.

– А откуда эти алмазы?

– С Вишеры, частично и реквизированные... – Виктор Ларионович старался не удивляться. До недавнего времени он считал, что на этой небольшой уральской речушке добывают исключительно золото. А там, оказывается, и алмазы вовсю рыли! – Причем эти алмазы уникальные, если так можно выразиться. Я немного интересовался камешками. У меня даже дома небольшая коллекция собралась. Так вот, я тебе скажу, что алмазы с Вишеры самые чистые в мире. Их чистота составляет более восьмидесяти процентов! В ЮАР, где алмазы тоже хорошие, их чистота доходит в лучшем случае всего лишь до семнадцати процентов. Так что на Западе очень любят наши алмазы и платят за них очень хорошие деньги. Причем партия, которая пропала, была по-своему уникальной. Это был стратегический запас, который решили пустить на оплату поставок по ленд-лизу. Большинство этих алмазов были в среднем от шести до восьми карат!

– И каков же это будет размер?

– С ноготь большого пальца.

– Ничего себе! – озадаченно воскликнул Яковлев. – И что, за все это время они так нигде и не выплыли?

– Нигде! – уверенно ответил Тарасов. – Ситуация отслеживалась каждый год на протяжении шестидесяти лет, причем по всему миру. Круг людей, занимающихся алмазным бизнесом, не так уж широк. Все они знают друг друга, среди них, конечно же, имеются наши информаторы.

– А может быть, за эти годы алмазы просто постепенно распродавались по одному?

Тарасов улыбнулся.

– Распродать их вот так по-тихому невозможно. Такие алмазы, как те, что пропали в том контейнере, просто уникальны, как по своей величине, так и по чистоте. И если бы на рынке всплыла хотя бы парочка таких алмазов, то о них бы узнали все ювелиры мира. Такие вещи просто невозможно утаить.

– А если их незаметно огранили и вставили куда-нибудь в брошь? – предположил Яковлев.

– Это тоже совершенно исключено.

– Почему?

– По нескольким причинам. Не так много в России ювелиров, которые умеют огранить алмаз. Сам подумай, это ведь надо обточить пятьдесят семь граней. Только тогда может получиться настоящий бриллиант. Таких специалистов в Екатеринбурге всего лишь двое или трое. В Москве их наберется не более десятка. И каждый из них находится на нашем учете. Здесь есть еще один момент. Если бы подобный алмаз попал к одному из ювелиров, то он обязан был бы немедленно сообщить об этом нам. Но таких заявлений не поступало.

– А если все-таки не сообщит? – засомневался Яковлев.

Тарасов ненадолго задумался, после чего уверенно ответил:

– Не думаю, что кто-либо пойдет на такой риск. Мы и так закрываем глаза на некоторые их шалости. Так что о больших алмазах, которые им перепадают, они должны сообщать в первую очередь, если, конечно же, не хотят, чтобы им носили передачи. Кроме того, если на рынке всплывет такое огромное количество первосортных алмазов, то они просто собьют цену. А это мгновенно отметят эксперты.

– Вот даже как, – невольно удивился генерал-майор. – Какова совокупная стоимость пропавших алмазов?

– Этот вопрос мы уже задавали своим экспертам. Так вот, по самым примерным подсчетам стоимость всех алмазов составляет около полутора миллиардов долларов. Разумеется, если камушки огранить, то стоимость их возрастет раза в два, а то и больше!

Рука Тарасова как бы неожиданно соскользнула с папок, и Яковлев, соблюдая преемственность, уверенно положил на них ладонь. Преемственность соблюдена, обозначен последний штрих, так что затягивать с прощанием не было никакой надобности.

– Я обязательно познакомлюсь с этим делом. В среде драгоценщиков у нас имеются информаторы, так что если появится хотя бы один камушек, то мы будем об этом знать.

Тарасов не торопился. Похоже, что вместе с отставкой ему отказало и оперативное чутье. Уходить он как будто бы не собирался. Хотя пора бы!

– Полистай повнимательнее, – сказал он. – Запамятовал я кое-что. Знаешь, этим делом не только мы интересуемся. Хочу тебе сказать, что три года назад все-таки всплыл один камушек в Западной Европе, очень похожий на те, что добываются на Вишере. А вскоре оттуда появился человек, который пытался отыскать нечто похожее. Мы его задержали, но он ничего не знает. Но что-то мне подсказывает, что эти камушки все-таки появятся. – Тарасов посмотрел на часы. – Сколько сейчас времени? Ух, задержался я, однако. Мне пора. Внучку нужно забрать из детского садика. Прогуляюсь с ней немного. Теперь у меня будет масса свободного времени. Пойду я! – и, крепко пожав протянутую руку, он шагнул за порог.

В какой-то момент Яковлев почувствовал себя виноватым. Не так следовало бы попрощаться. Можно было бы достать коньячку и попрощаться по-людски, под хорошую выпивку и откровенный разговор. Дверь захлопнулась неожиданно сильно. Виктор невольно сжал губы. Вот, значит, какое прощание получилось. Та-ак, с чего бы начать свой первый рабочий день? Полистав несколько страниц только что полученного дела, Яковлев обомлел. Подняв трубку, он коротко распорядился:

– Меня ни с кем не соединять, я занят!

Глава 12

ЧЕТВЕРТЫЙ ОТДЕЛ

Три года назад в управлении борьбы с организованной преступностью был создан четвертый отдел, занимающейся делами о хищениях природных ресурсов и драгоценных камней. Начальником этого отдела был назначен майор Виталий Журавлев. Лично для него подобное повышение было неожиданным. Но как впоследствии выяснилось, его кандидатура утверждалась на самом верху. Кто-то очень заинтересованный поднял его дело и с изумлением обнаружил, что он три года проучился в горном институте, следовательно, к камням должен иметь самое непосредственное значение. Во всяком случае, проблему должен знать гораздо лучше, чем кто-нибудь другой. Человек весьма далекий от геологии должен вникать в предмет, заострять внимание на деталях, обязан прочитать кучу сопутствующей специфической литературы, прежде чем выйти на некоторый уровень. А Журавлев все это имел изначально, тем более что камнями интересовался всегда и, кроме литературы, собрал неплохую минералогическую коллекцию.

Так что его назначение было хорошо продуманным решением.

Неожиданно для себя самого Журавлев всецело ушел в дела о хищениях драгоценных камней. И к своему немалому удивлению обнаружил, что каких-то лет десять назад, когда была снята круглосуточная охрана с объектов изумрудного комплекса, вывоз драгоценных камней с Урала не считался чем-то противозаконным. Самое большее наказание какое могли органы придумать хитнику, незаконно добывающему алмазы, так это конфисковать найденные камни и строго предупредить, чтобы он более не появлялся в заповедной зоне. Причем хитники, как правило, приезжали в заповедник огромными группами, практически со всех концов России и, расположившись у карьеров многочисленным табором, без устали ковырялись в отвалах.

Привлекать к ответственности хитников стали только четыре года назад, когда вывоз драгоценных камней достиг неслыханного размаха, а дети в близлежащих поселках использовали изумруды и бериллы в качестве забав для своих нехитрых игр. Хорошие образцы изумрудов употреблялись в качестве обменного эквивалента, и у всякого уважающего себя старожила в сарае стояло по полведра различных самоцветов. Но наказание чаще всего было административным. И это притом, что каких-то двадцать лет назад за операции с драгоценными камнями можно было получить расстрельную статью. Причем с «вышкой» особенно не затягивали и приводили приговор в исполнение в ближайшие месяцы.

Пересматривая прошлые дела, Журавлев отыскал интересную статистику. Оказывается, три года назад было выявлено восемнадцать преступлений и изъято сто семьдесят карат драгоценных камней. Два года назад преступлений, связанных с самоцветами, было двадцать одно и изъято при этом сто семьдесят пять карат драгоценных камней. В прошлом году число такого рода преступлений осталось то же самое, но конфисковано было самоцветов на двести карат. Получается, что по сравнению с прошлым годом кража драгоценных камней увеличилась всего лишь на двадцать пять карат.

Право же, это удивительно!

Подобное утверждение даже у неспециалиста вызывало улыбку. Что такое двадцать пять карат? Это всего лишь несколько крошечных горошинок, в то время как изумруды с отвалов вывозились целыми тележками! Следовательно, подобная статистика кому-то очень выгодна. Неучтенные изумруды всегда можно перепродать по самым высоким ценам преступным группировкам, которые, в свою очередь, сбывают «зелень» ювелирам для огранки. Стоимость ограненного камня становится на порядок выше! Безо всякого преувеличения можно сказать, что в этой сфере преступного бизнеса вертелись весьма приличные деньжата. Взять хотя бы дело двадцатилетней давности. В то время было выявлено семнадцать преступлений, у хитников изъято семь тысяч сто двадцать каратов. Пять человек получили расстрельную статью, остальные отделались длительными сроками. Даже в этом случае можно с уверенностью утверждать, что это была всего лишь крохотная часть, верхушка айсберга, которую удалось заметить, и не известно, какие огромные ценности растасканы изобретательными хитниками.

Вряд ли запасы изумрудов за двадцать лет истощились. Наоборот, по всему заповеднику специалисты часто находят новые перспективные жилы с камнями. Значительная часть самоцветов добывается в отвалах. Однако официальное количество изъятых драгоценных камней уменьшилось в десятки раз.

Никак не верилось, чтобы сейчас, в наше-то лихое время драгоценных камней расхищали значительно меньше, чем раньше.

Прежде чем заняться новым делом, Журавлев подолгу просиживал в архивах, выискивая аналогичные материалы. И после нескольких дней поиска он уже обладал довольно полной информацией. К сожалению, значительная часть дореволюционных архивов была уничтожена, а то, что имелось, позволяло судить о том, что хитничеством занимались во все времена. В советские годы единственным монополистом в этом деле оставалось государство, зато сейчас вся уральская земля была разбита на множество участков, где мужички и добывали свои камушки. Случалось порой, что на чужую землю забредал какой-нибудь вольный старатель, пытаясь втихомолку там покопаться, но с таким лиходеем поступали без особой жалости: связывали его по рукам и ногам, да сажали на муравейник, а через пару дней от нарушителя конвенции оставались только белеющие кости. Когда же гуманность брала верх, то его просто забивали на месте кольями, после чего тут же выкапывали яму и сбрасывали туда тело. Преступлением такие поступки не считались – так было заведено еще дедами. Традиция, однако!

Изменения произошли, когда землю национализировали. Прежним хозяевам уже не было доступа к рудникам, и отныне за каждый украденный камушек государство спрашивало сурово, щедро разбрасываясь расстрельными статьями. Удивительно было другое, сейчас, когда разработка изумрудов государством была заморожена, драгоценные камни можно было приобрести едва ли не на вещевом рынке. Причем торговля велась почти в открытую и не плохонькими одиночными экземплярами. Счет шел на килограммы изумрудов отменного качества.

Поначалу Журавлев не имел четкого представления о том, откуда же на рынок в таком огромном количестве приходят изумруды. И только основательно углубившись в архивы, он понял, что их добывали вместе с бериллами, где «зелень» была всего лишь сопутствующим материалом. Причем технология добычи изумрудов совершенно не изменилась за прошедшее столетие. Шахту расширяли за счет направленных взрывов, и если вдруг обнаруживалось гнездо с изумрудами, то в штольню спускалась бригада наиболее проверенных горняков, которые и вынимали торчавшие из породы зеленые кристаллы.

Причем при взрыве большая часть драгоценных камней приходила в абсолютную негодность. Породу, содержащую изумруды, загружали на тележки и поднимали на поверхность. Значительная часть отобранного материала уходила в нелегальную продажу. Но даже с учетом всего этого возникала масса вопросов. Если допустить, что каждый из рабочих положил в карман по килограмму изумрудов и александритов, то это все равно составляло всего лишь жалкий процент от той массы «зелени» и «шуриков», которые ежегодно выбрасывались на рынок. Следовательно, существует еще немало перспективных мест, где и по сей день происходит незаконная добыча изумрудов.

Одно такое место майор знал. Было оно недалеко от поселка Изумрудный, а тянулось едва ли не до самого города. Все дело в том, что старые рудничные отвалы использовались некогда для построения железнодорожной насыпи протяженностью километров пятнадцать. Эта железная дорога по всяким забытым уже причинам так и не была построена, а немногие рельсы, которые успели положить, впоследствии сняли. Железнодорожная насыпь, куда была свалена не одна гора «пустой» породы, так и осталась памятником недострою.

Именно здесь чаще всего и находили самые стоящие образцы. В этом деле имелась еще одна немаловажная деталь. То, что в прошлые годы считалось «пустой» породой, в настоящее время являлось вполне перспективной рудой. И хитники любили путешествовать по насыпи, собирая с откосов первоклассные изумруды.

Нельзя исключать и того, что где-то в пределах минералогического заповедника существуют копи, с которых трудолюбивые хитники собирают весьма немалую дань. Особенно хорошо было искать изумруды после проливного дождя, они весело поблескивали и выглядели умытыми, буквально манили к себе зеленым искрящимся оком. Будь только повнимательнее и не ленись наклоняться за лежащими под ногами сокровищами.

Журавлев обладал одним важным качеством – усидчивостью. Не считаясь с потраченным временем, он скрупулезно просматривал документы, опасаясь пропустить нечто ценное. Особенно его заинтересовали дела, помеченные тридцатыми и сороковыми годами. И из этих дел, хранящихся теперь в архиве, становилось понятно, что государство никогда не смотрело сквозь пальцы на расхищение самоцветов. И едва ли не к каждому пятачку земли, из которого могла торчать парочка изумрудов, приставляли кучу соглядатаев, а потому чуть ли не треть дел составляли докладные, в которых рассказывалось о нелегальных закопушках, вырытых самодеятельными старателями.

Практически на каждой такой докладной, прошитой и пронумерованной, была начертана коротенькая резолюция: «Проверить и разобраться!» И если судить по тому, что с данной территории сигналов более, как правило, не поступало, то можно было предположить, что с хитниками особенно не церемонились во все времена. Неудивительно, что в лесу то и дело обнаруживаются размытые ливнем безымянные могилы.

Из этих донесений следовала весьма любопытная вещь. Изумруды выносили с копей не отдельными камушками, а двадцатилитровыми ведрами. Причем на «зелень» всегда имелся устойчивый спрос, и цена на нее никогда не падала.

Журавлев раскрыл следующее дело. Вникнув в документы, майор немало удивился. Из документов следовало, что большая часть осведомителей впоследствии была уничтожена. А другая, в силу каких-то причин, была отправлена в лагеря. Подобное не могло быть случайностью. Причем устраняли наиболее активных, именно тех, кто способен был принести реальную отдачу. Следовательно, в управлении имелись люди, заинтересованные в устранении осведомителей. Вряд ли по истечении нескольких десятилетий можно выявить «крота». Но то, что вокруг «зелени» проходила очень нешуточная борьба, так это точно!

Весь прочитанный майором материал представлял разве что исторический интерес. В какой-то степени он расширял познания о прошедших временах, но для дела был совершенно неприменим. И Журавлев испытывал нешуточное разочарование, когда дочитывал последние папки. В глубине души он очень рассчитывал отыскать нечто такое, что позволит существенно продвинуть теперешние дела. Однако ничего подобного не обнаруживалось.

А это еще что за хренотень?

Перелистывая листы дела, Журавлев увидел докладную, подписанную неким майором Коробовым: «В шести километрах от лагеря был обнаружен сожженный грузовик. В кабине два трупа членов спецподразделения „Три толстяка“. Рядового Куприянова обнаружить не удалось, несмотря на тщательные поиски. Имею основания предположить, что он вместе с другими заключенными сгорел во время пожара в лагере. Контейнер с грузом так же не был обнаружен».

Следующая страничка была аккуратно пришита суровыми нитками. Документы в архивах всегда умели хранить. «В тридцати километрах от спецучреждения № 214, вблизи законсервированной шахты произошел взрыв. После чего произошла кратковременная перестрелка. Имеются основания предполагать, что рядового Куприянова попытались захватить заключенные, после чего он, отстреливаясь, бежал. Ведутся усиленные поиски в данном районе. Подключены информаторы и осведомители».

Из документов следовало, что этот таинственный рядовой из спецгруппы «Три толстяка» так и не был обнаружен. Вот только непонятно, каким же образом исчезнувший солдат был связан с делами о самоцветах.

Пролистав содержимое папки, Журавлев обнаружил, что десятка полтора страниц были вырваны именно в том месте, где должен был описываться финал всей этой истории.

– Извините, что беспокою, – обратился Журавлев к архивариусу, – но здесь нет около двух десятков страниц.

– Разрешите, – тот взял папку в руки, глянул с озадаченным видом на документы. – Хм... Действительно, нет, – он полистал дело. – Я здесь работаю всего лишь два года. Скорее всего, листы были вырваны еще до меня. Народу приходит много, именно этими делами часто интересуются.

– Но у вас же имеется книга записей, можно установить, кто брал эти дела?

– Книга-то есть, но как именно установить, кто вырвал листы? Ведь могло получиться, что они вырваны были три десятка лет назад.

– Тоже верно.

– Это могло быть сделано и по приказу, ведь из хранения изымались не только страницы, но и целые дела. Сейчас узнать об этом просто невозможно.

В этом архивариус был совершенно прав.

– Жаль.

Пожав плечами, начальник архива удалился в свою комнату.

Пролистав еще несколько страниц, Журавлев увидел, что этот майор Коробов и сам отправился в лагеря следом за теми, кого туда сам отправлял. Логику произошедшего объяснял небольшой листок, где текст, набранный на печатной машинке, вкратце сообщал о случившемся. Синим карандашом поверх текста было написано размашистым угловатым подчерком: «Разобраться. Виноватых наказать по всей строгости законов военного времени. Поиски контейнера продолжить. Л. П. Берия».

Интересно, что могло быть в этом контейнере? Может быть, какие-то сверхсекретные документы, связанные с новейшими техническими разработками? Ведь за годы войны на Урал было переправлено немало военных заводов, где они впоследствии и прижились. Не прекращали работать всякие секретные КБ и «шарашки». А в то время такие документы могли представлять весьма большую ценность для любой разведки. Так что неудивительно, что со своих кресел полетело даже начальство из областного управления, не говоря уж о каком-то майоре «Смерша» и полковнике, который был начальником взбунтовавшегося лагеря.

Открыв ежедневник, Журавлев коротко написал: «Выяснить, что это за контейнер!»

Чем глубже майор Журавлев погружался в старые дела, тем больше возникало у него вопросов. Кроме того, следовало подновить знания по минералогии, основательно просевшие за последние годы.

Выяснилась одна очень любопытная вещь. Оказывается, в отвалах, которые прежде считались совершенно бесперспективными, отыскивались изумруды, которые по стоимости не уступали даже самым великолепным образцам алмазов. В деле пятнадцатилетней давности рассказывалось о том, что житель поселка Изумрудный сумел накопать в одной из хитницких ям целую корзину первоклассных изумрудов. И это при том, что на один хороший изумруд приходится до тысячи обыкновенных бериллов.

Изумруды с бериллами принадлежат к одной минералогической группе, встречаются, как правило, вместе. Но если изумруд имеет ярко-травянистый цвет, то берилл всего лишь слабо окрашен в зеленоватые тона. И остается только предполагать, какую немыслимую работу провел неведомый хитник, насобирав целую корзину первоклассных камней.

В поле зрения оперативников он попал, когда попытался продать уникальный изумруд толщиной в палец. По самым скромным подсчетам подобный кристалл стоил тридцать тысяч долларов. Если же его распилить на крохотные горошинки и продавать по частям, то стоимость его возрастет, по крайней мере, раз в двадцать.

Вот такие сокровища на Урале валяются под ногами.

На продавца удалось выйти не в результате хитроумной операции, а, как это часто случается, совершенно неожиданно. На него капнул завистливый сосед, прослышавший о неслыханном урожае первоклассных образцов «зелени». Причем, как выяснилось в ходе проверки, доносчик и сам с малолетства занимался хитничеством, а из его подвала выудили несколько ведер с первоклассными бериллами. Зависть соседа оказалась настолько всепоглощающей, что он даже не посчитался с тем, что ставит под удар собственное благополучие. Позже соседи оказались в одном лагере, и не нужно быть провидцем, чтобы понять, какие отношения складывались между ними.

Если вдуматься, то житейские истории уральских поселений, невероятно похожи друг на друга. Каждый поселок имеет свою историю и свой характер. Если он запрятался в глубине тайги, так все жители от мала до велика страстные охотники. Стрелять из ружья они научаются прежде, чем произносят первое слово. Добыть пушнины больше, чем разрешено по лицензии, это никакое не браконьерство, а удачливость охотника. И вряд ли кто из односельчан осудит такого охотника за точный выстрел.

Если же поселок расположен на берегу реки или крупного озера, так он непременно рыбацкий. И дети, едва начав ходить, учатся плести сети и постигают основы рыболовецкого мастерства. И плевать им на то, можно ставить эти самые сети или никак нельзя. Так было всегда, и тут ничего не поделаешь.

Так чего же ожидать от жителей поселка Изумрудный, чьи избы столетиями стоят на самоцветных копях и чьи деды испокон веков только тем и занимались, что выковыривали из земли цветные камушки. Любой малец, родившийся в поселке, обладает такой интуицией, острым нюхом на драгоценные камни, какого не встретишь у опытного геолога, обвешанного современным оборудованием.

Поднимать с земли самоцветы никогда не считалось хищением. Какое же это может быть воровство, если камушки сплошь и рядом обнаруживаются на собственном огороде и достаточно всего лишь копнуть пару раз лопатой, чтобы извлечь из земли прекрасные гранаты. Любой подросток, живший в таких поселках, в камнях разбирался значительно лучше, чем дипломированный столичный специалист. И на спор мог сказать, в каком именно месте стоит выдалбливать шурф, чтобы добыть первоклассные демантоиды.

Драгоценные камни были в цене при любой власти. Самоцветы были таким же ходовым товаром, как бутылка водки, а потому от них избавлялись неохотно, чаще всего хранили про запас, на черный день. Возможно, это тоже была одна из главных причин, почему на рынок временами выбрасывалось такое огромное количество «зелени», какое не добывалось в последние десятилетия.

Время шло незаметно. Журавлев никогда не думал о том, что изучение архивных материалов может быть столь увлекательным. Больше это напоминало чтение захватывающих детективов, в которых яркими красками прописаны все персонажи. Из комнаты он выходил ненадолго, чтобы выкурить сигарету, и опять спешил к разложенным папкам. Лишь когда к горлу подступила тошнота, он вспоминал, что пропустил не только обед, но и ужин. На полчаса майор забегал в кафе, расположенное на углу здания, чтобы перекусить, и вновь спешил в архив.

На пятый день ковыряния в архивах невыясненным оставался еще и такой момент: каким это образом хитникам удавалось рыться в копях под самым носом милиции?

Ответ был найден, когда он взял следующий том в синей папке, перечеркнутой красной полосой. Цвет папки и красная полоса подразумевали, что хранящиеся в ней документы предназначены исключительно для внутреннего пользования. Возможно, так оно и было лет пятнадцать назад, но в настоящее время подобными материалами никого не удивишь. Из документов вытекало, что МВД не дремало, в среду хитников были внедрены оперативники, которые сумели раскрыть весь механизм хищений. Выяснилось, что два десятка милиционеров причастны к расхищению самоцветов. Как оказалось, их деятельность носила весьма широкий характер. Некоторые прикрывали хитников, ведущих незаконную добычу самоцветов, за что получали весьма существенные премиальные, другие охраняли цеховиков, производящих огранку драгоценных камней и имевших некоторую долю в преступном бизнесе. Третья группа служила прикрытием при сделках. А некоторые из милицейских чиновников с большими звездами на погонах сами организовывали промышленную добычу драгоценных камней, используя собственное служебное положение.

Милиционеры работали по-крупному, используя рычаги власти, они даже сумели наладить сбыт драгоценных камней за рубеж, используя дипломатическую почту. Достаточно было пролистать несколько страниц дела, чтобы осознать, что деньги в подпольном бизнесе вращаются немалые. Только по трем раскрытым делам фигурировали суммы в миллионы рублей. Преступные группы были устойчивыми, действовали с десяток лет, можно было только предположить, какие серьезные деньги прошли через их руки.

Закрыв папку, Журавлев отодвинул ее в сторону и устало откинулся на спинку стула. Теперь он имел представление о том, что делается в мире камней, и мог считать, что в какой-то степени является экспертом в этой области. Это поможет принять правильное решение в сложной ситуации и определить, в каком направлении следует двигаться при раскрутке того или иного дела.

Он испытывал удовлетворение от хорошо проделанной работы, единственное, что ему доставляло дискомфорт, так это ощущение близкой опасности. Оно нежданно возникло два дня назад, проявилось вдруг каким-то смутным беспокойством, когда он вышел из здания архива на улицу, чтобы покурить. В тот момент Журавлев затылком почувствовал чей-то пристальный взгляд, но, обернувшись, увидел только нищего, сидящего на противоположной стороне улицы. Неприятное ощущение оказалось очень устойчивым, и он долго не мог от него отвлечься.

Поначалу Виталий пытался списать подобное ощущение на усталость, мало ли что может померещиться! Надо покинуть затхлое помещение, пропитанное книжной пылью и подышать свежим воздухом, чтобы от прежних переживаний не осталось и следа.

Он вышел на улицу, глубоко вздохнул, наполнив легкие живительным кислородом, и прежние страхи куда-то, действительно, мгновенно улетучились. Желая окончательно перечеркнуть их, Журавлев решил пройтись пешком. Какое-то время душу переполняла совершенная безмятежность, но уже минут через пятнадцать гармония была нарушена и под сердце ядовитой змеей вновь вползла подозрительность. Теперь он понимал, что спокойствие было всего лишь самообманом, и опасность теперь взирала на него из каждого темного закутка, виделась в каждом встречном человеке. Подобное состояние не приходит просто так, для него имеются основательные причины, первая из которых – профессиональная интуиция.

И не надо скептически хмыкать, ничего удивительного в этом нет. Интуиция – это не выдумка авторов детективов, а такая же естественная функция организма, как дыхание, потребность в пище. Просто у одних людей она находится едва ли не в зародышевом состоянии, а у других проявляется невероятно остро. И если где-то внутри возникает беспокойство, то отмахиваться от него никак нельзя. Оно не появляется просто так, для этого обязательно имеются серьезные причины.

Журавлев неожиданно поймал себя на том, что идет по улице немного быстрее, чем следовало бы. Сделав глубокий вдох, он пошел медленнее. Если за ним действительно кто-то наблюдает, то должен увидеть, что ведомый совершенно ни о чем не догадывается. Виталию очень хотелось обернуться, чтобы убедиться в своих неясных опасениях, но он боялся это делать, чтобы не привлекать к себе внимания.

Пожалуй, лучше всего будет оглянуться в тот момент, когда он будет переходить улицы. Дойдя до перекрестка, майор свернул к пешеходной дорожке и осмотрелся. Он не торопился переходить дорогу и вообще вел себя как образцовый пешеход: пропустил все до одной машины, терпеливо дождался, когда загорится зеленый свет, и только после этого ступил на «зебру».

Час пик миновал, а потому народу на улице было немного и он мог рассмотреть каждого. Повернув слегка голову направо, Виталий увидел, что рядом с ним идет молодая пара. Эти двое слишком увлечены собой, так что вряд ли они могут быть топтунами. С левой стороны, метрах в трех от себя, Журавлев увидел мужичонку лет шестидесяти с помятым лицом. Вряд ли его что-нибудь интересует, кроме бутылочки пива. А немного позади плотной толпой двигались другие пешеходы. Шли спешно, опасаясь, что в следующее мгновение может вспыхнуть красный свет. Немного быстрее других шли две женщины, одна полная, буквально перекатывалась на коротеньких ногах, а вторая – молодая и нервная, как газель.

Тут взгляд майора зацепился за мужскую фигуру в темном костюме. Создавалось впечатление, что этот человек прятался за спинами других пешеходов, стараясь держаться при этом от майора на значительном расстоянии. Еще один шаг, и он должен будет выйти из толпы прохожих. Майор сконцентрировал на нем все свое внимание, пытаясь рассмотреть его. И когда тот выглянул из-за плеча полной тетки, по коже Журавлева как будто бы пробежал ток. С этим человеком ему уже приходилось встречаться. Правда, в первый раз на нем был не добротный костюм, как сейчас, а какая-то жалкая дерюга, позаимствованная, по всей видимости, у какого-то чучела. В руках был не дорогой кейс, а грязная шляпа с тремя монетами на дне. И все-таки это был тот самый нищий, которого он видел, когда выходил из архива на улицу, чтобы выкурить очередную сигарету. На какое-то мгновение их взгляды встретились, высекая искру, и Журавлев, стараясь придать своему лицу как можно большее безразличие, отвернулся, посмотрел в другую сторону.

В голове ворохом заклубились самые разные мысли, теперь он не сомневался, что его вели с того самого момента, как он начал посещать архив. Вели грамотно, очень плотно. Вот только вычислить тех, кто послал соглядатая, пока не представлялось возможным. Да и один ли человек идет за ним, или таких несколько, как оно и положено?

По затылку Журавлева пробежал холодок, он чувствовал направленный на себя взгляд, но не решался обернуться, опасаясь тем самым дать понять топтунам, что сумел вычислить их. Так тонко могла работать только очень серьезная контора, например, ФСБ. За службой безопасности стоят очень серьезные традиции, зародившиеся еще в сталинские времена. Глупо было бы говорить о том, что существует разрыв времен и что потеряна связь поколений. Такая вещь, как преемственность, не подвластна политическим конъюнктурам. Далеко не случайно то, что в структуру ФСБ попадают лучшие специалисты своего дела, причем отобранные поштучно, просеянные через сито многочисленных проверок. Журавлеву было известно, что при областном управлении ФСБ существовал целый отдел «топтунов», специализировавшийся именно на «наружке». В нем работали люди разных возрастов, как мужчины, так и женщины. Последние, в силу обостренной природной интуиции, способны были действовать поистине виртуозно.

При этой мысли Журавлев невольно похолодел. А что если эта толстая тетка, которая прошла справа от него, как раз и работает в отделе наружного наблюдения?

Виталий в этот вечер домой не спешил. Он шел размеренной походкой человека, проделавшего большую работу и теперь имеющего полное право насладиться отдыхом. Он даже зашел в кафе, заказал бутылку пива и поглощал содержимое крохотными глотками, под селедочку, не забывая посматривать на улицу через стекла витрины.

А из того, что он в итоге увидел, получалось следующее. Вели его три человека: мужчина интеллигентного вида в больших черных роговых очках, парень лет двадцати пяти в джинсах и в белой футболке, а третьим филером оказалась женщина, не толстушка, как он предполагал в самом начале, а ее спутница, похожая на чуткую лань.

Едва Журавлев забрел в кафе, как она тотчас зашла в соседний магазин, да там и пропала. Супермаркет идеальное место для наблюдений, вряд ли кто обратит внимание на женщину, стоящую у окна с сумочкой в руках. У любого, кто ее увидит, невольно возникнет мысль, что дама поджидает своего спутника, в то время как она могла наблюдать за «объектом».

В одном из недавно прочитанных майором дел рассказывалось о случае четырехлетней давности, когда близ поселка Изумрудный исчезли три вора, которые приехали договариваться о поставках неучтенной «зелени» в Москву. Тогда их поисками параллельно занималась милиция и законники, но московские гости как в воду канули. Журавлев подумал, что, возможно, именно так их выследили и убрали. Лежат приезжие уголовнички где-нибудь на дне лесного озера в расстрелянной машине, и вряд ли есть шанс когда-нибудь их разыскать. Виталия вдруг пронзила неожиданная догадка. А что если к исчезновению некоторых уголовных авторитетов, которые интересовались драгоценными камнями, причастна какая-нибудь серьезная контора? Тихие кабинеты со сдержанными и малоразговорчивыми обитателями хранят немало серьезных секретов.

По коже прошелся неприятный мороз. А вдруг на очереди он сам? Но почему?

Виталий подцепил вилкой селедочку. Хороший посол с душистыми пряностями делал рыбку особенно нежной. Если она и пересолена, так только самую малость, как раз к пиву, которое располагало к благодушному настроению и к спокойному созерцанию жизни. Достаточно сделать несколько глотков, как начинаешь воспринимать жизнь в более веселых тонах. А то, что каких-то полчаса назад выглядело непереносимым, теперь воспринималось с некоторым философским спокойствием.

Ситуация была такова: ему на хвост село скорее всего ФСБ. Причем село очень аккуратно, тактично держась на расстоянии. Это означает, что они подозревают его в чем-то противозаконном и хотят выявить контакты. Остается только гадать, где же он сумел перейти дорогу такой серьезной фирме. С террористами майор милиции не знался, наркотики отродясь не перевозил, да и от организованной преступности старался держаться подальше. В чем его и в самом деле можно было обвинить, так это в том, что во время допроса он мог смазать какого-нибудь упрямого задержанного, явного бандита по физиономии. Но и то не со зла, а для пользы дела.

Но расследованием мордобоев ФСБ не занимается.

Остаются драгоценные камни.

Журавлев, стараясь не упустить ни малейшей детали, пытался воскресить события последних дней. И то, что прежде казалось ему случайным, теперь складывалось в стройную цепочку событий.

Все началось с того самого дня, когда он выехал на затопленный карьер, где нашли несколько машин с утопленниками. По странному стечению обстоятельств половину этих машин видели в том районе, который он курировал. И, как выяснилось впоследствии, с одним из покойников он даже имел профилактическую беседу на предмет хищения драгоценных камней.

Могло вызвать подозрение и то, что именно он занялся делом убитого скупщика камней Васильевича. Подобное предложение только на первый взгляд может показаться чудовищным, но в действительности аналогичные ситуации случаются нередко: люди, занимающиеся поимкой наркоторговцев, очень часто сами переправляют наркотики. Таможенные службы, воюющие с контрабандой, зачастую и сами отлаживают новые каналы для переброски контрабандного груза. Почему бы ему, майору милиции Виталию Журавлеву, в таком случае не хапнуть драгоценные камни, попутно поубивав свидетелей и скупщика? А потом потихоньку спустить это дело на тормозах.

Была еще одна причина, которая позволяла предположить, что за ним следит именно служба безопасности, а именно: содержание папок, хранящихся в архиве. Они содержали серьезную информацию, доступ к которой мог получить далеко не каждый. Люди, листающие такие документы, проверяются самым тщательным образом. Кроме того, Журавлев обратил внимание на то, что дела после него просматриваются самым скрупулезным образом. Поначалу майор подумал, что ему просто показалось, возбужденные нейроны дали некоторый интуитивный сбой, но когда однажды на некоторых страницах он заметил чужие пометки, то понял, что не ошибался. Причем отмечены были именно те страницы, которые вызывали у него живейший интерес. Следовательно, человек, который просматривал после него папки с делами, хотел знать, как далеко майор продвинулся в своих поисках.

Теперь Журавлеву подозрительным казалось все: архивариус, который привечал его с милейшей улыбкой, люди, сидящие в кафе, и даже милая дама, что прогуливалась неподалеку с собачкой.

Все, хватит! Пора домой. Иначе можно свихнуться от подозрений. Допив пиво и прикончив селедочку, майор поднялся. Нужно просто полежать на диване, посмотреть какую-нибудь многосерийную муть и тихо уснуть под звуки работающего телевизора. А утром подняться, как ни в чем не бывало, и в хорошем расположении духа отправиться на работу.

В архив Журавлев решил больше не ходить. Он выяснил все, что ему требовалось. Ясно одно, московские воры не могли пропасть просто так, их тоже крепко пасли. И как видно из дела, незадолго до их исчезновения на карьере появились два милиционера. Следует выяснить их личности, порасспросить людей, которые видели пропавших последними.

Дорога к дому проходила через проходной двор, обычно в этот час совершенно пустынный. Если кого и можно было здесь застать, так это молодежь, тусующуюся в глубине двора.

Пройдя с десяток метров, Журавлев увидел, что следом за ним увязался тот самый молодой парень в белой футболке. В его поведении не было ничего угрожающего, да и шел он на значительном отдалении. Но все-таки было в этом что-то не то.

Журавлевым овладело пока лишь смутное предчувствие, которое усиливалось по мере того, как он приближался к той стороне двора, что лежала уже в ночной тени. Виталию приходилось слышать о том, что в минуты наивысшей опасности у человека вдруг до предела обостряются все органы чувств. В его подсознании как будто бы срабатывают некие защитные функции, не подвластные привычной логике. В этот самый момент он способен ощущать малейшие изменения в окружающей его психоэнергетической сфере. Состояние майора было таковым, что если бы где-то сейчас в километре от него прошуршала мышь, то он сумел бы не только уловить шорох, но и разглядеть ее до малейшего волоска.

Журавлев отчетливо осознал, что через какую-то минуту его будут убивать. Совершенно не удивляясь своему открытию, он двинулся дальше. А когда навстречу ему вышли два человека в просторных джинсовых куртках, он уже был готов к такому повороту событий. Виталий мог с уверенностью предположить каким образом его будут умерщвлять – холодным оружием, тихим и простым в обращении. Просто ткнут в живот финкой, а затем будто пьяного оттащат к забору.

Виталий вспомнил, что пистолета при нем не было.

Журавлев носил оружие редко. Не потому, что не любил его, а оттого, что оно было очень неудобным. Это только в первый день приятно ощущать под мышкой его тяжесть, а потом оружие начинает мешать, сковывает движения. Кроме того, этот красивый кусок железа способен изменить человека до неузнаваемости. Не внешне, разумеется, а по-новому перекроить его внутреннее устройство. Наличие оружия притупляет все инстинкты, заложенные в человеке. Потому что с той самой минуты, как к нему в руки попадает пистолет, он уже забывает про собственные внутренние ресурсы и полагается исключительно на оружие.

Двое мужчин неумолимо приближались, как бы ненароком оттесняя его к забору. Появилось ощущение, что через каких-то несколько секунд все может закончиться самым печальным образом. Журавлев оглянулся и увидел, что парень в белой футболке находится уже значительно ближе, чем предполагал Виталий. Его лицо выглядело равнодушным, выдавали только глаза, спокойные, сосредоточенные и одновременно оценивающие. Взгляд настоящего профессионала, все подмечающий, острый, контролирующий каждое движение противника, не оставлявший для спасения даже единственного шанса.

Страха не было. Просто четкое осознание сложившейся ситуации и понимание того, что если в следующее мгновение он ничего не придумает для своего спасения, то все последующие события будут проходить уже без его участия.

Журавлев посмотрел за спины наступающих парней и громко крикнул:

– Алексей!

Трюк старый, но сработал он безотказно. Журавлев смотрел на их руки и увидел, что они рефлекторно вытянулись вдоль туловища. Выиграна пара секунд, как раз столько, чтобы воплотить задуманное в действие.

Журавлев торопливо сделал шаг в сторону и вновь громко позвал:

– Алексей, иди сюда! – для пущей убедительности он даже махнул рукой.

Мужчина, находившейся ближе к Журавлеву, повернулся, словно хотел рассмотреть того, кого зовут. То, что и требовалось! Виталий сделал два быстрых шага к нему навстречу, почувствовал, как в ноздри шибанул запах одеколона с какой-то неприятной горчинкой, а около уха мужчины он даже успел заметить крохотную коричневую родинку. С коротким замахом Журавлев с силой ткнул кулаком прямо в эту темную отметину. Удар получился точным и хлестким. Вскинув ноги выше головы, тот рухнул на асфальт, увлекая за собой своего спутника.

– Стоять! – раздался резкий голос за спиной.

Повернувшись, Журавлев увидел, как шедший позади него парень левой рукой задрал футболку, а правой потянулся к рукояти пистолета, торчащего за поясом.

Пригнувшись, Журавлев побежал к выходу со двора, петляя по узкой дорожке. По обе стороны от нее росли могучие тополя с широкими кронами, закрывающими половину двора. Укрываясь за их стволами, Журавлев бежал к улице. Далее метров двадцать свободного пространства. Одним махом его не преодолеть, и глупо было рассчитывать, что удастся отсидеться за деревьями. Оглянувшись, Виталий увидел, что упавшие уже поднялись и теперь бегут за ним, стараясь отрезать ему путь к отступлению.

В запасе оставалось всего лишь несколько секунд. С упреком, адресованным самому себе, вспомнился пистолет, оставшийся лежать в ящике письменного стола. Виталий с тоской подумал о том, что нечто подобное он предчувствовал, так почему же не удосужился заглянуть в себя поглубже, не попытался как следует расшифровать тревожный сигнал, поступивший в подсознание.

Метрах в десяти от него хрустнула ветка, будто раздался приглушенный выстрел. Его брали в клещи грамотно, с большим знанием правил охоты на людей. Назад не отступить, там высокий каменный забор. Не было слышно ни криков, ни каких-то угроз. Улюлюкают только вслед убегающему зверю, чтобы грамотно подогнать его к западне, а хищника, угодившего в ловушку, просто расстреливают в упор.

Даже лица преследователей были преисполнены какого-то азарта, такой можно увидеть только у охотников, сумевших загнать долгожданную и желанную добычу. Оставалось только нажать на курок, выпотрошить тушу и затем с торжеством насадить ее на вертел.

Дальнейшее произошло неожиданно. Двор вдруг наполнился голосами, в него вошла группа молодых людей. Скорее всего, студенты. Держа в руках откупоренные бутыли с пивом, они уверенно направились к скамейкам, стоящим под тополями, совершенно не обращая внимания на людей, находящихся рядом.

Журавлев кинулся в их сторону.

– Парни! – громко крикнул он. – Можно вас на секундочку.

Голоса притихли, и Журавлев увидел три пары глаз, обращенных в его сторону. Лица у молодых людей больше любопытные, чем настороженные.

– Чего вам?

Журавлев на мгновение отметил, что его изучают. Для попрошайки он слишком прилично одет, тогда чего же ему нужно?

Обернувшись, Журавлев увидел, что его преследователи предусмотрительно притормозили, значит, убивать прилюдно в их планы не входило.

– Скажите, ребята, как выйти на Коломенскую?

Журавлев стоял у выхода со двора. Дальше многолюдная улица. Достаточно сделать всего лишь десять шагов в ту сторону, чтобы раствориться в толпе.

Журавлев сделал еще один шаг.

– Как выйдете отсюда, – сказал один из ребят, который был повыше остальных. – Так повернете сразу направо. Это и будет Коломенская.

– Спасибо, братан, – Журавлев устремился к выходу, благословляя подвернувшийся случай.

Виталий мысленно принялся отсчитывать шаги, боясь услышать за спиной торопливый топот. Но позади раздавался лишь веселый смех расшалившейся молодежи. Смешавшись с людским потоком, Журавлев устремился по его течению.

Из проходного двора следом за ним так никто и не вышел.

Глава 13

БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ ДЛЯ БОЛЬШИХ ЛЮДЕЙ

Ночью прошел сильный дождь. Прибив к земле пыль, он устремился дальше на запад, оставив после себя умытую природу. К отвалам после дождя нужно выходить в самую рань, чтобы иметь возможность отыскать красивые камушки. Это как ходить по грибы. Поднялся раньше других, ни свет ни заря, вот и насобирал полное лукошко белых. Но уже подъезжая к карьеру, Никита понял, что безнадежно опоздал. В некоторых местах здесь виднелись свежие закопушки, в других – небольшие рытвины. Чья-то опытная рука разбивала слежавшиеся пегматитовые комки в надежде отыскать запрятавшиеся самоцветы. Видно было сразу, что работали умельцы, стараясь докопаться до гнейсовых пород, где обычно встречаются изумруды.

Застать Бармалея можно было только здесь. Карьер вблизи поселка Изумрудный был его любимым местом. А все потому, что здесь ему везло. И там, где иные проходили, не обнаружив даже парочки бериллов, он частенько натыкался на что-нибудь очень стоящее и отказываться от такого фарта было грех.

Так оно и оказалось.

Оранжевую палатку Бармалея Никита увидел на краю карьера, среди густой лещины. Место Константин подобрал живописное и очень удобное. Хороший подход к затопленному карьеру, а немного в сторонке – удобный подход к воде.

Здесь уже копались четверо хитников. Ясное дело, что из местных. Одеты простенько, так сказать, по-домашнему, в поношенные брюки и калоши на босу ногу. Старенькие выцветшие рубахи, заправленные под ремень. Расхаживали они по-деловому, стараясь не пропустить чего-либо ценного. Временами наклонялись, чтобы подобрать с земли понравившийся камушек, и бережно укладывали его в плетеное лукошко. Зрелище напоминало сбор ягод или грибов, вот только содержимое лукошка было значительно весомее. Среди пришедших сюда оказался знакомый хитник, парень лет двадцати пяти. Заметив подошедшего Никиту, он весело кивнул и, показав на лукошко, заполненное слюдяной породой, из которой торчали зеленоватые головки бериллов, похвастался:

– За каких-то полчаса собрал! Ночью был сильный ливень, и все камушки из земли проступили. Только ходи да собирай.

Никита понимающе кивнул. Так оно и бывает. Слой налипшей грязи умело скрывает самоцветы от заинтересованных глаз, но достаточно пройти дождю, как драгоценные камни, будто бы умывшись, начинают ярко блестеть.

Парню повезло. В лукошке виднелось с десяток отличных бериллов. Вытащив пластину слюды, хитник показал изумруд толщиной в большой палец.

– Видал? – спрсил он с гордостью.

Половина этого камня ценности не представляла, вся в трещинах, да и цвет мутноватый, но вот вторая определенно годилась для самой изящной ювелирной работы.

– Хорош, – согласился Никита, не в силах оторвать взгляда от сверкающих граней. – Взглянуть можно?

– Посмотри. У меня этот камушек уже за три тысячи баксов берут, – объявил знакомец с гордостью.

Никита понимающе кивнул. Мужичкам, живущим около поселка, можно было позавидовать. Вот так вот запросто вышел утречком за околицу, копнул лопаткой, выворотил кусок земли и заработал три тысячи долларов. И надо думать, в корзинке у него это не единственный хороший образец.

– И знаешь, где я их отыскал? – довольно хихикнул счастливец.

Оценив образец, Никита аккуратно положил его обратно в корзину.

– Где же?

– Помнишь ту породу, что Бармалей привез?

– Ну?..

– Вот там и отыскал, – протянул он, счастливо улыбнувшись.

В прошлом году Бармалей пригнал на соседний карьер «КамАЗ» и, загрузив десять кубов породы, привез ее сюда, чтобы просеять рядом со своей палаткой. Обработав только пару кубов и найдя несколько небольших демантоидов, он неожиданно потерял интерес к вывезенной породе и увлекся новым объектом – большой жилой пегматитов, где в то время были обнаружены друзы александритов. К прежнему месту он хотел вернуться через неделю, но потом что-то изменилось в его планах и о породе он вспомнил только через два года, когда делянка изрядно поросла кустарником. Требовалось выкорчевать всю растительность, чтобы добраться до вывезенной породы. Потоптавшись на бугре, он махнул рукой и отправился отыскивать новые места. Но хитники, ведая о небывалом чутье Бармалея, частенько наведывались сюда и нередко находили в слежавшейся породе первоклассные образцы.

Однажды, узнав о том, что на его месте находят первоклассные самоцветы, Бармалей только улыбнулся, сообщив о том, что не привык размениваться на мелочевку и за прошедшие два года сумел наковырять «зелени» тысяч на пятьдесят. В его словах не сомневались, люди знали, что так оно и было. Терять время было не в его характере.

– Ты хоть бутылку-то ему поставишь? – серьезно спросил Никита.

Знакомый широко улыбнулся.

– Вопросов нет. Литр накачу!

– А где же сам Бармалей?

– Вон он ковыряется, – показал знакомый в сторону кустов.

Поблагодарив, Никита направился к Константину.

С этим местом была связана забавная история.

Прежде здесь находилось кладбище для негабаритов, куда обычно сваливали огромные неподъемные глыбы породы, чтобы впоследствии, когда придет время, обработать их пообстоятельнее. Территорию огородили, построили сторожку, наняли пару охранников, больше для проформы. Каждый понимал, что вряд ли отыщется человек, способный вытащить многотонную глыбу за пределы участка. Долбить на месте тоже не получится, потому что удары молотка будут слышны за добрую версту.

Выход нашел Бармалей. Перерезав колючую проволоку, он с помощью приятелей выкатил за территорию приглянувшуюся глыбу, а потом сбросил ее с обрыва. Прокатившись по склону, она разбилась о дерево, рассыпавшись при этом на несколько крупных кусков. Куски позже увезли подальше и, как оказалось, не зря. В каждом из них нашли по несколько отличных сапфиров.

Для всех оставалось тайной, почему на грохот расколовшейся глыбы не выскочил сторож. И только много позже Бармалей признался, что предусмотрительно напоил Пахомыча водкой.

Тот сезон был для Бармалея весьма успешным, и он частенько вспоминал его в своих хитницких байках.

Как преступника влечет на место преступления, так и Бармалея тянуло к тем местам, где он бывал особенно везуч. У него даже выработался некий ритуал. Взяв с удачного места кусок породы, он приносил его на новое, чтобы и там ему благоволила удача. Сторожка уже давно покосилась и прогнила, колючую проволоку местное население растащило для каких-то своих нужд, а прежние негабариты раздробили и просеяли, но Бармалей продолжал приходить сюда вновь и вновь, будто кот к зарослям валерианы.

Заметив Никиту, Бармалей воткнул лопату в грунт и полез в карман за сигаретами. Чиркнул зажигалкой, закурил и терпеливо дожидался подхода приятеля.

– Здравствуй, Костя.

– Здравствуй, – протянул Бармалей ладонь.

Парни помолчали, потом почти одновременно присели на тележку с вырванными колесами. Вид этой поломанной тележки наводил на некоторые размышления. Она лежала здесь давно и почти вросла в землю. Странно, что ее до сих пор не растащили на дрова. В лучшие времена на нее грузили породу из отвалов и свозили к месту просеивания, а теперь с разбитым днищем и без колес, она давно была никому не нужна.

– Как улов? – спросил Никита.

Бармалей только неопределенно махнул рукой.

– Я на «зеленые» настроился, – признался он, – а тут «шурики» пошли.

Назвать подобную вещь невезением как-то не поворачивался язык, изумруды и александриты были камнями первой группы и являлись всегда самой желанной добычей любого хитника. Где-нибудь на Западе такие камни ювелиры просто оторвали бы с руками, а здесь, на Урале можно покочевряжиться и капризно пожаловаться на невезение. Особенность изумрудов и александритов заключалась в том, что они не терпели присутствия друг друга и редко встречались вместе. Но если все-таки подобное происходило, то там, где встречались хорошие изумруды, не имело смысла рассчитывать на достойные александриты, и наоборот. Возможно, такая особенность заложена была природой не случайно, чтобы камни не могли затмевать друг друга.

В доказательство своих слов Константин вытащил несколько великолепных кристаллов александрита, каждый из которых был величиной с крупную фасолину. Порывшись в другом кармане, он извлек с пяток плохоньких изумрудов. Весьма приличный улов для двух часов работы! Но самое удивительное было в том, что Константин не кокетничал, а действительно искренне жаловался на неудачный день. Он всегда ожидал от судьбы намного больше, чем она могла ему предоставить. В этом был весь Бармалей. По закону жанра полагалось выразить Константину свое сочувствие, как-то подбодрить его, но язык не поворачивался назвать подобные находки неудачей.

Крякнув, Никита все же отважился заявить:

– Ничего, в следующий раз повезет.

Опять немного помолчали. Закурив вторую сигарету, Бармалей поинтересовался, глядя прямо перед собой:

– Ты мне ничего не хочешь сказать?

Голос у него был равнодушный, лишенный каких бы то ни было оттенков, он пустил колечками дым, что должно было свидетельствовать о его ровном расположении духа. Но слишком он был безразличен, слишком спокоен для предстоящего разговора.

Губы Никиты разошлись в извиняющейся доброжелательной улыбке. В чем-то он действительно был виноват.

– Так получилось. Я не мог сразу подъехать к тебе, у меня дед умер. Подозревают, что смерть насильственная, будет вскрытие. Даже похоронить пока не могу.

– Вот оно как. Да, тебе сейчас несладко, – сдержанно посочувствовал Константин.

– Знаешь, у меня такое ощущение, что меня вдруг начали очень усиленно пасти.

Бармалей пожал плечами.

– И кто же?..

– А хрен его знает! Ладно, сейчас не об этом. Так ты со мной или все-таки раздумал?

Константин выпустил в сторону струйку дыма. На первый взгляд не существовало вещей, которые могли бы вывести его из состояния покоя. Сидит себе безмятежно среди камней целыми днями, так и сам отчасти стал напоминать такую же неподвижную глыбу.

Повернувшись, он ответил прежним умиротворенным голосом:

– Ты меня за дешевку, что ли, принимаешь? Когда я отказывался от того, на что подписывался?

Но голос его при этом натянулся, подобно струне на расстроенном инструменте. Достаточно небольшого прикосновения, и она лопнет, свернувшись в колючую упругую пружину.

Никита развел руками.

– Извини.

Повернувшись в полоборота, Бармалей усмехнулся:

– Вот так-то оно лучше будет. Так что там у тебя?

Сказано это было все тем же безучастным тоном, правда, интонации стали чуточку более располагающими.

Никита сунул руку в карман и вытащил спичечную коробку. Приоткрыв ее, он показал три камушка, лежавшие на дне.

Никите не раз приходилось видеть, как меняется лицо человека при виде немалых ценностей. Но Бармалей совершенно другое дело. На своем веку он повидал целые горы самоцветов различной величины и качества, был профессиональным хитником, привык к блеску камней. Но то, что он видел сейчас, не оставило равнодушным и его. Бармалея проняло до самых печенок! На какое-то время лицо его застыло, затем губы разошлись в глуповатой улыбке, и он удивленно спросил, посмотрев на Никиту:

– Так это твои камушки?

– Теперь мои.

Никита по себе знал, как трудно оторвать глаза от подобного зрелища. Еще труднее расставаться с алмазами, когда они лежат на твоей ладони и манят искрящимся блеском. В голову ядовитыми червями лезут самые нехорошие мысли. Глаза Бармалея напряженно застыли. Видимо, нечто подобное в это мгновение испытывал и Константин. Ссыпав алмазы на ладонь, он поднес их к глазам, чтобы рассмотреть получше.

– Те самые? – только и спросил Бармалей, перекатывая прозрачные камушки на ладони.

Алмазы, будто бы поддразнивая, сверкали радужным светом.

– У меня и мешочки есть. Показать один?

– Покажи, – кивнул Бармалей.

Он взволновался лишь на минуту, а затем Константин опять превратился в прежнего хитника, повидавшего на своем веку не одну тонну самоцветов.

Никита достал один из холщовых мешочков и протянул его Бармалею. Тот аккуратно ссыпал алмазы обратно в спичечную коробочку и взял мешочек. Повертел его со всех сторон, для чего-то даже понюхал, всмотрелся в печати, раскрошившиеся по краям, и понимающе закивал. Просто так мешочек не открыть. Сначала следует разломать сургучную печать, и уж только потом добраться до содержимого. Ткань добротная, крепко прошитая суровыми нитками, она надежно оберегала свое содержимое.

Никита никогда не видел Бармалея таким сосредоточенным. Даже в самый удачный хитницкий сезон, когда буквально валом шли самоцветы, он находил время для шутки, а тут прямо переродился. Наконец Константин поднял голову.

– Печати НКВД.

Никита пожал плечами.

– А я тебе что говорил? Может, ты ожидал увидеть что-нибудь другое?

Бармалей махнул рукой.

– Я не о том. Ты никогда не думал, что эти камушки будут искать?

Никита недоверчиво хмыкнул.

– Кто же их будет искать через шестьдесят лет?

– А ты не удивляйся, просто так подобные вещи не исчезают. Не нравится мне все это, – после паузы признался Бармалей.

– Почему?

– Стремно.

– Объясни, – по-деловому попросил Никита.

Бармалей посмотрел прямо перед собой. Хитники на отвалах, наковырявшись вдоволь, засобирались по домам. В теплых хатах их ожидал самовар, а кого и крепкий первач. Грех не выпить за хороший улов! Только у края отвала с упорством трудолюбивого крота копался худенький плешивый мужичонка лет пятидесяти. По тому, как во все стороны летели комья земли, можно было утверждать, что настроен он был серьезно. В прошлом году именно на этом самом месте Константин отыскал крупные демантоиды, зеленые гранаты, весьма дорогостоящий камень для огранки. Ценность демантоида заключалась в том, что он способен был играть цветом, как алмаз. Весьма редкое качество среди самоцветов.

– Ты хоть знаешь, что такое алмазы? – неожиданно спросил Бармалей.

Никита ухмыльнулся.

– Догадываюсь.

– Вот именно, что догадываешься. Твой хитницкий стаж всего лишь пять лет, я же этим делом занимаюсь почти двадцать лет, – протянул он с заметной гордостью. – Алмазы – совершенно другой мир, абсолютно другие деньги! Одно дело копать демантоиды и цитрины, и совсем иное заниматься алмазами. Тут быстро голову оторвут, – помолчав, Бармалей продолжил: – У меня уже есть место в этом мире, здесь меня все знают, ценят. А в мире алмазов совершенно другие правила. Туда лучше не соваться, сразу голову оторвут.

– Но у тебя же большой опыт.

– У меня нет никакого опыта в обращении с алмазами. Нужно время, чтобы вникнуть во все это! Сколько у тебя таких камушков?

– Небольшой ящик, – раздвинул руки Никита.

– Ничего себе небольшой?! – ахнул Бармалей. – И какого же размера остальные алмазы?

– Примерно такого же, как и эти.

Еще минуту назад Никите показалось, что запас удивления Константина исчерпан и это сообщение Бармалей встретит с ледяным спокойствием, но, вопреки ожиданию, тот привскочил и протянул:

– Ну, ты да-а-ешшь! Неужели столько? Без порожняков?

– Как на духу, – серьезно заверил его Никита.

– И сколько же это будет стоить?

– Я тебя сам хотел спросить об этом.

– А я, думаешь, знаю?

– И все-таки? У тебя же больше опыт, чем у меня.

– Нет, не берусь. Сказать трудно. Но это не наш с тобой уровень. Это суперлига! На таких деньгах работают совершенно другие люди, с большими возможностями, с большими связями. А наша судьба, это ковыряние вот в этих отвалах.

Плешивый мужичонка сумел-таки отыскать нечто интересное. Отставив лопату, он через лупу рассматривал какой-то крохотный объект, лежащий на его ладони. Глаза прищуренные, хитроватые. Тертый мужичонка.

– Согласен, что это суперлига, но неужели тебе не хочется поиграть в ней?

Бармалей отмахнулся.

– Я знаю свой уровень! Есть такая пословица: каждый сверчок знай свой шесток. Мне там не сдюжить.

– Так, значит, нет? – убито спросил Никита. Поднявшись с тележки, он вздохнул: – Извини, что побеспокоил. Мне надо идти. Знаешь, у меня масса дел.

– Постой, – остановил Зиновьева строгий голос Бармалея.

– Ну? – повернулся Никита.

– Я ведь тебе еще ничего не сказал. В обшем... Я с тобой!

– Спасибо, – облегченно вздохнул Никита. – Я знал, что ты меня не оставишь.

– Но у меня есть условие.

– Какое? – насторожился Никита.

Мужичонка, сбив с лопаты комья земли, двинулся в сторону поселка. Можно быть уверенным, что своей находкой он распорядится достойно.

– Мы не будем продавать алмазы ни за сто миллионов долларов, ни за пятьдесят.

– Что-то я тебя не понимаю? За сколько же?.. – удивился Никита. – Уж не хочешь ли ты кому-нибудь подарить эти алмазы? Уверяю тебя, желающие быстро отыщутся!

– Я не об этом, – проникновенно заговорил Бармалей. – Пойми меня правильно, мы должны исходить из своего реального уровня.

– И какой же, по-твоему, наш уровень?

Задумавшись на секунду, Бармалей уверенно ответил:

– Миллион долларов!

– Ты предлагаешь продать все эти алмазы за миллион долларов? – недоверчиво спросил Зиновьев.

– Да.

– Но они могут стоить в сто раз больше! Ты с ума сошел!

– Ты когда-нибудь держал в руках миллион долларов? – поддев носком ботинка лежащей рядом кусок слюдяной породы, спросил Бармалей.

У него, видно, просто сработала многолетняя привычка осматривать каждый кусок слюдяной породы на предмет обнаружения самоцветов. Перевернувшись, слюда блеснула зеленоватым оком. В породе сверкнул небольшой александрит. Весьма приятный камушек. Ценность его заключается в том, что при искусственном освещении зеленый цвет меняется на ярко-малиновый.

Бармалей поднял с земли слюду, критическим взором осмотрел александрит. Теперь, при ближайшем изучении, камушек не показался ему столь малых размеров. И, довольно хмыкнув, он сунул его в карман.

– Как-то не приходилось, – ответил Никита, наблюдая за Бармалеем.

Тот тщательно отряхнул руки и потянулся за пачкой сигарет.

– Мне тоже не приходилось, честно признаюсь. Но я думаю, что это очень много. Хочу тебе сказать откровенно, миллион долларов тоже не наш уровень. Мы тут ковыряемся в отвалах, как черви в навозе, все хотим как-то побыстрее разбогатеть, рассчитываем найти камень невиданных размеров и чистоты. А мечта, которую мы себе придумали, с каждым годом отодвигается все дальше. А здесь ведь реальные и очень – очень! – большие деньги, протянул руку и взял их.

– Значит, ты предлагаешь не заламывать за них большую сумму? – задумчиво спросил Никита.

– Нет. Большие деньги даются только большим людям. Капитал вообще вещь очень избирательная, он не идет к кому попало.

– Хочешь сказать, что большие деньги любят дружить с большими людьми?

– Именно так. Если мы заломим большую цену за эти камни, то найдутся люди, которые обязательно пробьют, кто мы такие, сразу вычислят нас, поймут, что мы ничего собой не представляем и всю жизнь по-мелочи ковыряемся на отвалах. Они с такими людьми даже связываться не станут. Для них эти отвалы просто помойка, по большому счету. У нас же нет ни рудников, ни приисков. Нас или убьют, или просто кинут, а миллион долларов как будто бы и ничего... Вроде для них не так уж и много... Так что остальные деньги мы оставляем им за свое спокойствие. Так ты согласен, Никита?

– Согласен. У тебя есть кто-нибудь на примете, кому можно было бы предложить алмазы?

Калганов глубоко задумался. Лоб прорезали глубокие морщины, а у губ образовались длинные складки. Вопрос был не праздный. Права на ошибку не было. Успех предстоящего дела определялся по тому, как пройдет первая сделка. У него на примете был один знакомый армянин, который всю жизнь занимался «белыми». Звали этого человека Арсен. Как-то в разговоре он обмолвился о том, что если у Кости вдруг появятся алмазы, то пусть обращается только к нему, Арсену. Туманно растолковал, что у него есть надежный человек, который даст за хорошие алмазы приличные деньги.

Для предстоящего дела Арсен был самой подходящей кандидатурой. В этих краях армяне всегда занимались алмазами. Среди них встречались первоклассные огранщики, которые очень плотно работали с Европой и доставляли свои изделия в самые дорогие ювелирные дома мира. Но все-таки значительная часть огранки возвращалась в Россию, где спрос на бриллианты всегда был очень высоким.

Однако Константина смущал тот факт, что они не были хорошо знакомы с Арсеном, чтобы вступать в столь солидное предприятие. В таком деле полагалось доверять партнеру всецело. У них было несколько встреч в барах, и встречи не давали полного представления о личности этого армянина. За внешней доброжелательностью мог прятаться хитрый и алчный хищник. Кроме того, существовал еще и риск, что Арсен мог быть завербован спецслужбами. Разведка и контрразведка не проходят мимо больших денег.

– У меня на примете имеется один человек, – после некоторого колебания сказал Константин. – Армянин. Зовут Арсен.

Никита оживился.

– Ты его давно знаешь?

– Не очень, – честно признался Бармалей. – Вот это меня как раз и смущает. Но другого подходящего человека я не вижу. Знаю только, что Арсен плотно занимается алмазами, можно сказать, что это их семейный бизнес.

– И что ты о нем знаешь?

– Плохого ничего не могу сказать. Но доверять ему тоже особенно не стоит. Давай попробуем продать ему первую партию алмазов, скажем, штук пять. Если все пройдет без сучка и задоринки, тогда продадим еще небольшую партию. Если и здесь ничего не сорвется, предложим и остальные.

– Договорились, – согласился повеселевший Никита.

Глава 14

ПЯТНА В БИОГРАФИИ

Дело об алмазах генерал-майор Яковлев занимался после восьми часов вечера, когда работа в управлении затихала. В это время он уже не опасался, что его может отвлечь чей-то звонок или посещение, и всецело углублялся в материалы. Сейчас перед ним лежала папка с документами, в которых сообщалось о том, что несколько алмазов с Вишеры блуждали по Западной Европе, в Германии и в Бельгии. В деле имелись несколько фотографий, и генерал-майор имел возможность посмотреть, насколько же алмазы были хороши. Едва ли не на каждый камень была заведена карточка, к пяти из них прикладывались и данные спектрального анализа, указывающего на то, что алмазы и в самом деле соответствовали высокому стандарту качества и отличались от прочих своих аналогов откуда-нибудь из Южной Африки не только небывалой прозрачностью, но и большими размерами.

Оперативное чутье, выработанное за время работы, подсказывало Виктору Яковлеву, что алмазное дело перспективное, но как к нему подступиться половчее, он пока не представлял. Но ясно одно, такое огромное количество бриллиантов не могло пропасть бесследно. Драгоценные камни так устроены, что обладают способностью просачиваться сквозь пальцы и появляются в самых неожиданных местах: в украшениях жен влиятельных чиновников, в перстнях уголовных авторитетов, в ювелирных изделиях, предназначенных для глав зарубежных государств.

Яковлев с улыбкой подумал о том, что быть генералом занятие во многих отношениях благодарное. Как правило, распоряжения генерала выполняются незамедлительно. Взять хотя бы выписку по тем же самым алмазам с Вишеры. Будь он каким-нибудь капитаном, так ему пришлось бы месяц дожидаться результатов. А тут достаточно поднять трубку, сделать короткое распоряжение, как тотчас включается рабочий механизм, который мгновенно мобилизует все уровни аппарата. И он получает на стол уже, так сказать, годный к употреблению продукт.

Внимание Яковлева привлекла сводка происшествий, за последний период в ней докладывалось, что в одной из квартир в новом доме обнаружили труп пожилого мужчины без явных признаков насильственной смерти. Однако при осмотре квартиры был обнаружен крупный необработанный алмаз.

Яковлев мысленно поблагодарил секретаря, который доставлял ему весь материал, связанный с драгоценными камнями. Кражей драгоценных металлов и камней в ФСБ занималось отдельное подразделение, а потому каждый камушек, выловленный «на стороне», должен представлять для них прямой интерес.

Откуда столь крупный необработанный камень появился у обычного пенсионера?

Нажав на кнопку коммутатора, генерал сказал откликнувшемуся дежурному:

– Вот что, принеси-ка мне дело номер триста четырнадцать.

– Слушаюсь, товарищ генерал-майор.

Уже через десять минут на столе Яковлева лежала тонкая папка, содержащая несколько листков бумаги и пять фотографий. На трех из них был сфотографирован покойник, на четвертой – общий план комнаты, а вот на пятой запечатлен крупный алмаз в виде небольшой пирамидки, на гранях характерная тонкая штриховка. Фотография была выполнена мастерски и сумела передать даже цветовую гамму, зародившуюся в центре кристалла. О том, что это сильная настоящая вещь, можно было судить даже по его размерам. Рядом для сравнения стоял спичечный коробок, и камень не затерялся на его фоне. Сколько же в нем может быть каратов? Семь? А может быть, девять? А это еще что за листочек?

Яковлев увидел спектрограмму алмаза. В некоторой степени спектрограмма является паспортом кристалла. Каждый спектральный рисунок индивидуален, они разнятся между собой, как отпечатки пальцев, но вместе с тем указывают на некоторый набор общих черт, которые позволяют отнести камень к тому или иному конкретному местонахождению.

Сопоставив между собой спектрограммы камней из Западной Европы и алмаза из квартиры пенсионера, Яковлев увидел, что они совпадают. Если в них и наблюдались некоторые различия, то они были настолько несущественны, что ими можно было пренебречь. Следовательно, все эти кристаллы были собраны в одном месте, а именно на реке Вишере. Добыча алмазов на берегах Вишеры велась и в настоящее время. Там же добывалось и золотишко, причем весьма серьезной промышленной пробы. Но на него никто не зарился, и даже в самые смутные времена хитники старались держаться подальше от золотого шлиха. В любой момент за спиной хитника мог появиться человек с ружьем и потребовать для анализа намытый грунт. Если в нем оказывалось золото, то старателя тотчас паковали и, совершив скорый, но справедливый суд, запирали топтать зону лет на восемь.

Считалось, что алмазы на Вишере редки, а потому к контролю за их несанкционированной добычей относились менее строго. Но Яковлеву было известно, что даже туристы не раз находили на берегу реки весьма неплохие кристаллы алмазов. Не исключено, что где-нибудь на ручье работает продуктивный отряд хитников, который успешно разрабатывает гнездо с алмазами.

Яковлев услышал за дверью шорох. И невольно усмехнулся, это у порога маялся секретарь. Парень молодой, не обременен семьей и наверняка имел на вечер определенные планы. И вот сейчас все мероприятия срываются только потому, что хозяин не спешит покидать кабинет. Причем сегодняшний день не единственный. Если так пойдет и дальше, то секретарю придется провести ночь на кушетке. Покидать рабочее место раньше шефа не полагалось, а потому, не зная, чем себя занять, он шатался по кабинету и пролистывал периодику.

Парня придется нагрузить работенкой, ведь близость к начальству подразумевает не только преимущества, но и немалые обязанности.

Дверь слегка приоткрылась. Видимо, секретарь определяет, насколько начальство погружено в работу. Яковлев невольно усмехнулся. Тебе придется подождать, парень, работа в самом разгаре.

Сняв трубку, генерал набрал номер начальника третьего отдела. И тотчас услышал, как раздался щелчок. Полковник Лысенков был на месте.

– Здравия желаю, товарищ генерал-майор, – услышал он бодрый голос начальника отдела.

– О деле Зиновьева Павла Александровича слышал?

– Слышал. Это тот самый убитый старик, у которого нашли крупный алмаз? – уточнил Лысенков.

Яковлев уже давно обратил внимание на то, что Лысенков мгновенно вникал во всякое сложное дело. Для него не существовало второстепенных деталей, а это один из главных признаков профессионализма. Причем погружался полковник в дело, как правило, глубоко.

– Он самый. Меня очень интересует этот старик. Нужно узнать, кто он такой. Где прежде работал, чем занимался до того, как его убили? Каким образом в его квартире оказался алмаз? Может, это классический случай подпольного миллионера?

– Я вас понял, товарищ генерал-майор. Нас это тоже очень заинтересовало, – бойко ответил полковник. – Мы уже пытались выяснить его личность. С ним не совсем пока все ясно. Имеются кое-какие проблемы, которые мы пытаемся разрешить. Но могу с достоверностью сказать, что этот старик совсем не тот, за кого он себя выдавал.

Нечто подобное генерал-майор предполагал, и сейчас остался доволен, что интуиция его не подвела.

– Что ты имеешь в виду?

– В его биографии имеются кое-какие пробелы. Мы подозреваем, что в прошлом у него было не все в порядке с законом. Пытаемся делать запросы по его личному делу, но все материалы из архива уничтожены.

– Вот оно, значит, как... – протянул Яковлев.

– Так точно, товарищ генерал майор. Очень напоминает некую предусмотрительность. Честно говоря, за долгие годы работы я перестал верить во всякие случайности. Коли документы пропали, значит, это было кому-то выгодно. А выгодно это могло быть только одному человеку – этому самому покойному старику!

– Давай сделай вот что, возьми это дело под свой личный контроль. И сообщишь мне о результатах через пару дней.

– Это могут быть только предварительные результаты, – осторожно заметил полковник. – Дело, похоже, очень непростое.

– Я пока и не требую от тебя какого-то серьезного результата, – сказал Яковлев. – Меня интересует вся информация по этому делу. У меня имеются кое-какие соображения на этот счет. Поделюсь при встрече!

– Спасибо.

– Кстати, ты не задавался вопросом, почему изумрудные прииски заморожены?

– Вокруг этого крутятся очень большие деньги, Москва хочет забрать их себе, а местная элита не отдает. Сейчас решается вопрос, кому сколько должно перепасть.

– Значит, не могут разделить?

– Получается, что так. В прежние времена два процента от прибыли шли непосредственно первому лицу, – полковник умышленно не называл фамилии. – Сейчас мало что изменилось.

– Понятно. Значит, как разделят, так сразу запустят.

– Именно так. Все штольни находятся в хорошем состоянии, никаких затоплений, воду систематически откачивают, так что к работе приступить они могут хоть завтра.

– Что ты знаешь о тех парнях, которые сброшены в карьер под Изумрудным?

– Они были так называемыми хитниками. Давно занимались самоцветами. На Урале у них были отлаженные связи. Привозили камни в Москву, где их и сбывали.

– За это их и убили?

– Не совсем так. У нас есть оперативная информация, что, кроме изумрудов, они пробовали заниматься еще и алмазами. Не исключено, что именно за это и поплатились. Слишком здесь серьезные деньги.

– Мне тут звонили из Москвы, просили взять это дело на контроль. Отец одного из убитых парней работает в администрации Президента.

– Сделаю все, что смогу.

– Кто из милиции занимается этим делом?

– Майор Журавлев.

– Толковый?

– Вполне.

– Параллельно нужно провести собственное расследование.

– Есть!

– Взять под негласный контроль всех тех сотрудников милиции, которые так или иначе связаны камнями. Что-то мне подсказывает, что без их участия здесь не обошлось. Задача понятна?

– Так точно, товарищ генерал-майор!

Яковлев положил трубку, захлопнул папку. Все! На сегодня отбой. Надо порадовать молодую жену, а то она обижается и говорит, что видит мужа только спящим.

Глава 15

ПОСЫЛКА ДЛЯ ПИЛОТА

К зданию универмага Арсен подошел точно в назначенное время. Мимо него деловито пробегали прохожие, и ни один из них даже не глянул в его сторону. Ну, стоит на углу здания какой-то кавказец, так и хрен с ним! Арсен предусмотрительно осмотрелся, вовсе не потому, что подозревал за собой слежку, а оттого, что привык не расслабляться. Такая у него жизнь, расслабляться нельзя даже во время отдыха. Как бы ненароком Арсен посматривал вокруг. Ни одного знакомого лица. Наблюдателей тоже не заметно. Теперь можно приступать к следующему этапу.

В близлежащем скверике на свободной скамейке сидел сухощавый шатен лет тридцати пяти в джинсовом костюме. Закинув ногу за ногу, он смолил сигарету. На скамейке лежала сложенная газета, что должно было означать – к встрече готов! Звали этого человека Максим Сергеев, он был командиром экипажа «ТУ-154», выполнявшего рейсы в Ереван, и являлся одним из самых надежных курьеров Арсена. На таможне пилотов не проверяли, а если подобное все-таки и случится, то коробок спичек не вызовет даже малейшего подозрения. Схема была отработана до мелочей – летчик забирает «груз», передает его доверенному человеку Арсена, а тот вручает камушки отцу все того же Арсена. Далее камни отправляются в ювелирный цех, где обретают новую жизнь. Правда, за свои услуги авиатор брал немало, но зато имелась твердая гарантия, что ценный груз будет доставлен точно по назначению, а это окупало любые расходы.

Сергеев всегда был осторожен и очень тщательно соблюдал конспирацию. Глупо было бы терять работу из-за собственной беспечности. А потому он никогда не давал «добро» на контакт, пока не убеждался в своей абсолютной безопасности.

Газета лежала рядом с ним, следовательно, можно было подходить. Арсен достал из кармана коробку спичек и направился к Максиму. Он шел через улицу таким образом, чтобы контактер заметил его издалека. Глаза пилота скрывали темные большие очки, впечатление было такое, что он смотрел совершенно в другую сторону, в действительности же контролировал все вокруг себя. Арсен сел рядом. Не было ни рукопожатий, ни дружеских кивков, ровным счетом ничего такого, что указывало бы на их знакомство. Просто слепой случай свел на скамейке в тенистом сквере двух незнакомых людей. Присели оба на пару минут передохнуть.

Арсен Саакян незаметно положил на газету коробок спичек, заклеенный скотчем. Это и был контейнер. Посылка была небольших размеров, но ее истинная стоимость значительно превосходила содержимое последних пяти отгрузок, вместе взятых и куда более объемных.

В этот раз все пошло несколько иначе, чем планировалось. И это Арсену не понравилось. Взглянув на коробок, лежащий на газете, Сергеев удивленно протянул:

– И это все?

Арсен всегда был сторонником четко разработанного плана и не терпел самодеятельности. А уж вопрос пилота ему показался и вовсе выходящим за грани дозволенного. Все сцены расписаны, все роли давно определены, чего же тут непонятного?

– Разумеется, – сдерживая раздражение, спокойным голосом ответил Саакян.

Слегка повернувшись к Арсену, летчик продолжал, словно не заметил его несколько рассерженного голоса:

– В прошлый раз посылка была больше.

– В позапрошлый раз она тоже была больше, – так же сдержанно заметил Арсен. – А в чем, собственно, дело? Тебе дали «груз», вот ты его и доставь по назначению.

– Хорошо, – ответил Сергеев, пожав плечами.

По лицу летчика было заметно, что он хотел добавить что-то еще. Но, видимо, раздумав, поднял спичечный коробок и сунул его в карман. Несколько секунд он еще продолжал сидеть, рассеянно посматривая по сторонам, после чего поднялся и пошел.

На Арсена холодной волной накатило запоздалое раскаяние. Следовало бы, конечно, разговаривать поделикатнее, может, парню просто хотелось поговорить, так сказать, отвести перед полетом душу. Хотя это вряд ли, скорее всего, он хотел попросить об увеличении своего гонорара.

Арсен относился к той категории людей, которые привыкли тщательно анализировать любую непонятную ситуацию. Нынешнее поведение Сергеева выходило за пределы нормального, а это уже подозрительно. К пилоту стоило присмотреться поближе. Арсен сотрудничал с ним почти два года и за все это время тот ни разу его не подвел, неизменно передавая контейнер посыльному. А ведь ценности транспортировались очень немалые.

Максим Сергеев был человеком умным и, разумеется, не мог не догадываться о том, какой груз содержится в обычном спичечном коробке. Возможно, пилот только и дожидается случая, чтобы хапнуть контейнер с особенно дорогими камушками. Одной такой посылочки ему хватит на то, чтобы прикупить домик где-нибудь на юге Франции, да жить себе в собственное удовольствие, попивая винцо. А скучно станет, так можно будет и самолет прикупить.

И чем дальше курьер отходил от места встречи, тем беспокойнее становилось на душе у Арсена. Вытащив мобильный телефон, он набрал номер своего компаньона, троюродного брата. Пошел уже второй год, как парень работал в семейном бизнесе. Срок не бог весть какой, но все-таки он давал достаточное представление о его деловых и личных качествах. А они оказались вполне приемлемыми. Если парень и дальше будет относиться к порученной работе с тем же рвением, какое демонстрирует в настоящее время, то в ближайшем будущем он сможет рассчитывать на хороший процент прибыли в семейном бизнесе.

– Шато.

– Слушаю тебя, Арсен, – с готовностью отозвался кузен.

– Сделай вот что... Кажется, у тебя в аэропорту есть какие-то знакомые?

– Точнее, знакомая.

– Ты у нас молодец. Узнай, у нашего общего друга случайно нет никаких неприятностей?

– Хорошо, перезвоню...

Арсену неоднократно приходилось убеждаться в том, что люди чаще полагаются на интуицию, нежели на разум. Так заложено природой. Интуиция – понятие глубинное, доставшееся нам от предков, когда жизнь зависела только от внутреннего чутья, которое неподвластно обыкновенной человеческой логике.

Нечто подобное происходило с ним и сейчас. Что-то пошло не так. Происходящее трудно было объяснить, но сигнал, посланный из внешней среды, уже нашел отражение в его возбужденном подсознании. Вполне возможно, что произошедшее еще не представляет опасности, но пренебрегать такими ощущениями нельзя.

Через десять минут прозвучал телефонный звонок. Арсен посмотрел на экран, на нем высветился номер Шато.

– Слушаю тебя, – отозвался Арсен и неожиданно почувствовал, что заволновался всерьез.

– Узнал. У него были какие-то небольшие дисциплинарные замечания, – быстро заговорил Шато. – Кажется, не поделил с кем-то бортпроводницу. Но на полетах это не сказалось, Сергеев по-прежнему летает.

– Хорошо, – с облегчением сказал Арсен и отключил телефон.

Ситуация как будто бы прояснилась, но вот душевного покоя почему-то не прибавила.

* * *

Поднявшись со скамейки, Сергеев направился по тесной дорожке сквера. Навстречу ему шла молодая мамаша. Задержав на ней взгляд, Максим подумал, что она очень миловидна и напоминает бортпроводницу Тоню. Тот же кроткий и одновременно призывный взгляд. Не далее как неделю назад он разложил эту Тоню на командирском кресле и сумел убедиться в том, что кожа у нее приятна на ощупь, а ножки очень даже крепкие.

Неприятность ситуации заключалась в том, что за их кувырканием подсмотрел радист, который одно время очень добивался расположения Тони. И судя по тому, что он немедленно капнул о замеченном прелюбодеянии командованию, можно было сделать вывод о том, что успех своего начальника он воспринял весьма болезненно.

Служебные романы в летном отряде далеко не новость. Зачастую пилотам приходится ночевать по несколько суток в гостиницах, дожидаясь летной погоды, и глупо не воспользоваться служебным положением, если за соседней стеной тоскуют без мужской ласки красивые бортпроводницы. На подобные шашни смотрели сквозь пальцы, воспринимая их едва ли не как издержки профессии. Другое дело, что их «любовь» случилась прямо в святая святых, в кабине пилотов. В лучшем случае, если повезет, могут сделать неприятную запись в личном деле, в худшем – попрут из авиации.

Отправляясь на разбор к Леониду Савельеву, командиру отряда, Максим подозревал, что разбирательство будет серьезным, но даже предположить не мог, в какую неприятную историю оно может вылиться. А ведь он имел основания рассчитывать на поддержку начальника отряда: как-никак вместе учились, зубрили формулы, осваивали сложную летную технику. А в свободное от учебы время бегали по самым злачным точкам города. При желании Максим мог ткнуть начальника отряда мордой в такие факты, после обнародования которых того запросто турнули бы из авиации.

Дело повернулось самым неожиданным образом. Позабыв про летное братство, Леонид вдруг встал в позицию и, нацепив на себя нимб святого, принялся отчитывать бывшего однокашника за неподобающее поведение. Сергеев слегка покусывал губы, опасаясь, что сорвется. Вот тогда конец всему! Выслушивая едкую речь приятеля о том, что лучше бы он отвел бортпроводницу в гостиницу и поимел бы ее там во всех положениях, чем делать то же самое в кабине пилотов, Сергеев едва не напомнил ему эпизод, произошедший с будущим начальником отряда незадолго до окончания их учебы. А дело обстояло так. Вырвавшись в очередной раз в город, Леонид без обиняков заявил о том, что у него «дымится конец» и если он не отыщет в ближайший час подходящую для совокупления кандидатуру, то придется его аппарату полыхать синим пламенем. Полуторачасовые поиски не дали желаемого результата. Они метались из одного ресторана в другой, надеясь подыскать нечто подходящее, но в этот вечер будущим покорителям неба катастрофически не везло. Создавалось впечатление, что все путаны города решили завязать с древнейшей профессией и встречали предложения парней с таким надменным видом, словно те предлагали организовать им «хоровод» на центральной площади.

Им повезло, когда они уже подумывали не солоно хлебавши возвращаться обратно в общежитие. Проходя мимо вокзала, они заметили блондинку лет семнадцати, та сама их окликнула и, смерив заинтересованным взглядом Леонида Сергеева, спросила, а не хочет ли он угостить девушку сигареткой. Через пару минут они договорились о цене, а еще через десять минут будущий начальник отряда вел вокзальную проститутку к близлежащему общественному туалету. Нелепость и комизм ситуации заключались в том, что он поимел ее именно там, предложив упереться руками в стену. Максим в это время стоял на стреме, так как защелка в кабинке оказалась сломанной и «любовное одиночество» в любую секунду могло быть потревоженным каким-нибудь страждущим посетителем.

Об этом случае Максим решил не вспоминать, насилу сдержался. И вот теперь, нацепив личину моралиста на плешивую голову, Леонид с какими-то садистскими интонациями выговаривал бывшему приятелю. С каждым произнесенным словом ситуация все ближе подбиралась к критической массе. Сергеев был уверен, что еще несколько минут подобной словесной порки, и он намотает галстук начальника себе на кулак и громко выскажет все, что о нем думает.

Развязка наступила в тот самый момент, когда Максим уже решил хлопнуть дверью. Печально вздохнув, Леонид Петрович со скорбным видом сообщил о том, что хотя ситуация и аховая, но выход из нее может быть найден в виде пятнадцати тысяч зеленых. Подобная сумма поможет сгладить некоторые шероховатости в личном деле Сергеева. Прозвучавшее предложение было настолько неожиданным, что Максим целую минуту стоял молча, соображая, как же ему следует реагировать. Жизнь вообще вещь очень занимательная, а потому никогда не знаешь, в какую именно сторону она швырнет тебя и с какой высоты! В этот момент лицо Леонида осветилось располагающей улыбкой. Попутно бывший приятель сообщил о том, что дело очень сложное и просто так его не решить, но Максим должен знать о том, что большая часть суммы пойдет наверх для улаживания скандала. Выпроваживая Сергеева за локоток из кабинета, Леонид все тем же доброжелательным тоном сообщил, что деньги понадобятся через три дня, максимум через неделю. Иначе дело может получить самый неприятный оборот.

Леонид был мастер разного рода интриг, и Сергеев всерьез подозревал, что бортпроводницу тот подложил под него не случайно, чтобы в случае необходимости крепко держать на кукане. Прошло уже три дня, но у него не было даже малейшего представления о том, где он может взять такие лихие деньги. Даже если продать старенький «Фольксваген», то до означенной суммы не будет хватать еще пяти тысяч долларов.

Глава 16

МНЕ УЧИТЬ, КАК ПРОВОДИТЬ ВЕРБОВКУ?!

Штаб-квартира секретной разведывательной службы располагалась на Виксхолл Бридж-роуд, в центре Лондона. Подойдя к этому помпезному зданию, Остап Горовой невольно почувствовал волнение. В МИ-6 он проработал почти тридцать лет, так что было чего вспоминать. Даже сейчас, находясь в преклонном возрасте, Остап Ильич продолжал оставаться консультантом по странам Восточной Европы, за что получал существенные надбавки к пенсии.

В семидесятые годы Горовой, тогда сотрудник КГБ, стал перебежчиком. Выбрал, как говорится, свободу и демократию, заплатив за убежище информацией, которой располагал, и потом верой и правдой служил новым хозяевам. При этом он сохранил кое-какие связи на родине и располагал иногда весьма ценной информацией, источники которой открывать не спешил.

С теперешним шефом МИ-6 он был знаком лично. Помнится, тот, совсем еще зеленый мальчуган, бегал за гамбургерами для всего отдела. Встреча была назначена на два часа дня. Горовой хотел переговорить именно с первым человеком, но опасался, что это будет не так просто, ведь теперь он для МИ-6 всего лишь частное лицо.

Так оно и произошло. Едва он подошел к зданию, как к нему вышел молодой человек в черном костюме и сообщил о том, что генеральный директор отправился на срочное совещание к премьер-министру, но тотчас добавил, что господина Горового готов принять заместитель генерального директора по оперативным вопросам. Остап Ильич едва не чертыхнулся. Конечно, и заместитель величина немалая, но вряд ли тот может принять решение без согласования с первым лицом. Горовой выразил на лице благодарность, все-таки работа в разведке многому его научила, и ответил:

– Когда может состояться наша встреча?

– Если вам угодно, то через три минуты. Вы не возражаете?

– Нисколько. Сейчас заместитель – Джек Локк?

– Именно он, – кивнул секретарь. – Пожалуйста, пройдите со мной.

Развернувшись, секретарь направился ко входу, увлекая за собой и Горового.

Остап Ильич был уверен, что заместитель начнет разговор с любезностей, однако его ожидания не оправдались. Предложив свободный стул, он посмотрел на часы и без обиняков сообщил, что может выделить бывшему агенту пятнадцать минут, а потом будет вынужден вернуться к делам государственной важности.

Расположившись в удобном кресле, Остап Ильич начал:

– Я не отниму у вас много времени. Дело идет о полутора миллиардах долларов, которые должна получить Великобритания. Именно такова цена вопроса.

В глазах заместителя генерального вспыхнул интерес. Разговор принял интересный оборот.

– Что-то я ничего не слышал о таких деньгах.

– Ну что вы, слышали, конечно же, и не раз. Я имею в виду алмазы, которые должны были быть переданы США и Англии Россией в счет оплаты поставок по ленд-лизу, но неожиданно пропали осенью сорок пятого года.

– И где же они находятся?

– В России.

Правый уголок рта Локка небрежно дернулся.

– Разумеется в России. Где же им еще быть, если Англия их так и не получила?! Но Россия велика, нельзя ли уточнить, где именно?

– Если вы наделите меня соответственными полномочиями, то я могу узнать, где именно находится эта партия алмазов и попытаться ее получить.

– И каким же образом вы об этом узнаете?

– Когда я ушел на пенсию, то решил обратиться к профессии, которая традиционна в нашем роду. Вы, наверное, в курсе, что в Лондоне у меня небольшой магазин по продаже ювелирных изделий и драгоценных камней?

Джек Локк кивнул.

– Да, я в курсе.

– Советская сторона неоднократно заявляла нам о том, что алмазы утеряны, однако несколько дней назад ко мне в ювелирную лавку принесли алмаз именно из той партии, которая должна была быть отправлена союзникам весной сорок пятого.

– А с чего вы взяли, что он именно из той партии?

– Видите ли, почти все предназначенные для отправки алмазы добыты в одном месте. Правда, часть из них была реквизирована у населения... Только на уральской реке Вишере встречаются камни такой уникальной чистоты. Они значительно превосходят южноафриканские.

– А место находки камня определяется каким-либо анализом?

– Да, спектральным, который я, конечно же, сделал.

– Вы проделали большую работу.

– Я старался, сэр.

– А у вас имеется с собой этот алмаз? Мне бы хотелось взглянуть на него.

– Разумеется.

Остап Горовой вытащил алмаз и протянул его заместителю генерального.

– О! Он невероятно красив! Я никогда не видел таких больших алмазов в продаже.

– Совершенно верно, это очень большая редкость.

– Сколько же в нем карат?

– Семь. Для алмаза это очень много.

– Не сомневаюсь. Возьмите, – Джек Локк вернул алмаз. – А не проще ли сделать официальный запрос, заявить о том, что пропавшие алмазы принадлежат Англии и русские должны предпринять усилия к их розыску, а впоследствии и к возвращению?

Горовой отрицательно покачал головой.

– Это ничего не даст, сэр, уверяю вас. Я знаю русских. Международным скандалом их тоже не напугаешь. Русские просто скроют факт обнаружения алмазов. Вот если бы мы сами негласно отыскали алмазы, а потом уже официально обратились к русским властям, тогда было бы уже совсем другое дело. Но лучше вообще им ничего не сообщать, а просто переправить алмазы в Англию. У нас есть для этого возможности.

– Например?

– Можно использовать дипломатическую почту. Вряд ли у кого повернется язык назвать наши действия кражей. Во-первых, мы забираем то, что нам принадлежит по праву, а во-вторых, еще Советы давно и официально признали факт их утери. – Остап Горовой мягко улыбнулся. – Как же может пропасть то, чего не существует?

Джек Локк задумался.

– Вы думаете, что ФСБ позволит нам ковыряться у них под носом? Может возникнуть международный скандал.

– Стоит рискнуть, ведь где-то в укромном месте лежит на полтора миллиарда долларов алмазов, которые уже начинают понемногу распродавать. Если мы промедлим, то можем опоздать. Подключится алмазная корпорация «Де Бирс», а с ней соперничать будет очень непросто. Уж им-то наверняка не понравится, что кто-то сбивает на рынке цены.

– Хорошо, здесь есть над чем подумать. Если я дам согласие, каков ваш личный интерес в этом деле?

– Я бы хотел получить алмаз «Султан», который был конфискован у моего двоюродного дяди, а тот получил его на сохранение от моего отца. В сорок пятом конфискованные камни готовили к отправке на Запад вместе с добытыми на Вишере. Это будет вполне достаточной платой, тем более что «Султан» давно принадлежал нашей семье.

– Нечто подобное я и предполагал услышать. И где, по-вашему, могут находиться эти алмазы?

– Я разведчик, и моя задача выяснить это. Хотя уже сейчас у меня имеются кое-какие соображения на этот счет.

– Но хочу сразу предупредить, что вы будете действовать на свой страх и риск. Нам не нужны международные осложнения с русскими. Вы согласны работать на условиях нелегала?

– Я уже стар, и мне нечего терять.

– Во всем, что касается обеспечения, можете рассчитывать на нас, – Локк широко улыбнулся. – И еще я вас хочу предупредить, как только почувствуете угрозу, сразу дайте знать нам, мы вас вывезем по своим каналам.

Горовой поднялся.

– Спасибо, сэр. Знаете, у меня были сомнения в положительном решении данного вопроса, но вы развеяли их.

Поднявшись с кресла, Джек Локк сделал шаг ему навстречу и крепко пожал руку.

– Мы ценим ваши немалые заслуги, сэр.

Мандат был получен, следовало действовать.

К Остапу вернулась прежняя бодрость, энергия буквально переполняла его. Именно этого чувства ему не хватало в последние годы.

Уже на следующий день он вылетел в Россию. Встреча с агентом состоялась на автобусной остановке у аэропорта «Шереметьево» аэровокзала. На хорошо одетого старика с небольшим чемоданом в руке и крепкого мужчину лет пятидесяти никто не обращал внимания. Стоят себе в сторонке и разговаривают, мало ли какие дела могут быть у людей.

– Ты узнал, откуда этот алмаз?

– Мой источник сказал, что камень был куплен у одного старика, который проживал в Екатеринбурге. Но со стариком этим случилась какая-то темная история. Не то он погиб по случайности, не то его убили.

– Труп обнаружили?

– Да. У милиции по этому делу очень много вопросов, и они не спешат делать окончательных выводов.

Горовой задумался.

– Хм... Мне это начинает не нравиться. Не верю я в подобные совпадения.

– Мне тоже это показалось странным.

– Не играет ли здесь свою партию русская контрразведка?

– Непохоже, – задумчиво протянул собеседник. – Для них это было бы грубовато. Уж слишком как-то все явно получается.

Горовой кивнул.

– Ладно, пойдем дальше. Кто может знать об алмазах, кроме этого старика?

– У него есть внук, они были очень близки. Не исключено, что сведения о контейнере старик передал ему.

– Каковы твои действия?

– Одно время он встречался с девушкой, можно попробовать воздействовать через нее.

– Думаешь, пройдет?

– У них было серьезное чувство.

– Хорошо. Стоит попробовать.

– Но здесь имеются некоторые нюансы...

– Какие?

– Сейчас она замужем и живет в Англии.

– Вот даже как. Сделай так, чтобы она вернулась в Россию.

– Это трудно...

– Мне что, учить вас, как проводится вербовка? – Остап Ильич выглядел раздраженным.

– Нет, но...

– Проникните к нему в дом. Покопайтесь в его вещах, обратите внимание на фотографии, может быть, среди них найдется что-нибудь компрометирующее. Знаете, молодые люди любят эксперименты.

– Хорошо, я попробую.

Подошел автобус. Пассажиры стали заходить в салон.

– Подошел мой транспорт, – улыбнувшись, Остап Ильич добавил: – Я ведь приехал в Россию отдохнуть и навестить свою племянницу, которую не видел двадцать лет. Она меня ждет.

– Желаю вам хорошего отдыха.

– Пожелай мне лучше хорошей работы, – сказал Горовой и заторопился в автобус.

Глава 17

НАЗОЙЛИВЫЙ ДЕД

Именно позавчера произошла встреча, которая во многом определила его линию поведения. Возвратившись из очередного рейса, Максим зашел в кафе «Летучий голландец», расположенное неподалеку от аэропорта. Собственно, в этом не было ничего неожиданного. В какой-то степени это была давно установившаяся традиция. Почему бы не выпить чекушечку после полета, тем более что следующий вылет будет только через пару дней.

После того как официант принес заказ, к нему за стол подсел неприметный старик. Ладненький такой, ухоженный. Поначалу Сергеев даже не обратил на него внимания. Место не куплено, пусть сидит, но вот когда тот заговорил, кусок застрял у него в глотке.

– Максим Валерьянович, вы никогда не пытались открывать те коробочки, которые вам передавал Арсен Саакян? – неожиданно спросил старик.

Дедуля заговорил таким дружелюбным тоном, как будто они знали друг друга не первый год. Его глаза смотрели проникновенно, почти ласково. В этот момент старику принесли рюмку водки и несколько кусочков селедки, разложенной на небольшой фарфоровой тарелке. Самая обыкновенная закусь, какой можно с удовольствием закусить стопку водки. Дождавшись, пока официант отойдет от стола, старик продолжал все тем же вкрадчивым и ласковым тоном:

– Чего же вы молчите? А я думал, что вы более любопытны. Тогда я сам вам скажу: в каждом из таких контейнеров обычно находится по несколько десятков алмазов. Правда, мелких. Часть из них отец Арсена обрабатывает сам, а вот другую отправляет своему родному брату в Иран. Что же вы не пьете, голубчик? – искренне посочувствовал старик. – Кажется, у вас в горле пересохло, – и уже тревожно, как если бы его и впрямь беспокоило состояние собеседника, продолжил: – Так ведь и помереть можно, а этого сейчас делать не стоит, потому что у меня на вас имеются определенные виды. Так вы бы поберегли себя.

– Оттуда вы знаете про... Арсена?

Старичок мелко расхохотался.

– Голубчик, Арсен – это что! Семечки, я бы сказал. Я много чего знаю. Если я вам расскажу, так вы и не поверите, – на какое-то мгновение его лицо застыло, лишившись прежнего обаяния, но уже в следующую секунду у глаз образовались озорноватые морщинки, и он продолжал с напускной бодростью: – Подчас я сам в это не верю, однако было!

– Что вы от меня хотите? – сдавленным голосом спросил Максим.

Старик одобрительно кивнул и сказал:

– А вот это уже деловой подход, – чуток задумавшись, он продолжил: – Что я хочу? Для начала я хочу вам сказать, чтобы вы занимались тем же, чем и до нашего разговора. И чтобы у вас, Максим, не было никакого желания позариться на посылку и попробовать ее «прихватизировать». Знаете, какова может быть стоимость каждой такой крохотной посылочки? Около миллиона долларов. Весьма хорошие деньги, чтобы начать жизнь заново. Вы, кстати, никогда не думали об этом? Вам ведь до пенсии осталось не так уж и много. Всего лишь каких-то несколько лет!

Сергеев усмехнулся.

– Вы и об этом знаете?

– Я знаю и о том, что вы сейчас остро нуждаетесь в деньгах. И о том, что за каждую переданную посылочку вам платят пятьсот долларов. Прямо скажу, маловато за тот риск, которому вы подвергаетесь. Ведь вас могут в любую минуту обыскать. Вот кто-нибудь возьмет и наведет на вас таможенную службу! И самое меньшее, что может произойти в таком случае, так это то, что вас просто попрут с работы. При худшем раскладе – посадят!

– Вы меня запугиваете? – раздраженно спросил Сергеев.

После рюмки водки усталость разлилась по конечностям, и единственное, что он сейчас хотел, так это побыстрее добраться до дома и завалиться на мягкую кровать.

Кустистые брови дедули негодующие взмыли вверх.

– Боже упаси! Я хочу, чтобы между нами установилось доверие. В знак моего расположения позвольте сделать вам скромный подарок, – сунув руку в карман, старик вытащил конверт и сообщил: – Здесь пять тысяч долларов. Надеюсь, что вы потратите их с умом. Отдавать деньги не нужно.

Именно сейчас деньги Максиму нужны были как никогда. Одним махом закрывалось множество проблем, из-за которых он в последние дни не мог сомкнуть глаз. Сергеев с интересом перевел взгляд на обыкновенный конверт из плотной бумаги, лежащий на столе, довольно пухлый с виду. Не без внутреннего усилия он отвел глаза от стола и посмотрел на старика.

– Вы что же, занимаетесь благотворительностью?

Дед мелко расхохотался, показав хорошие зубы. Подобный факт вызывал восхищение. Старик выглядел очень неплохо: свежая кожа без каких-либо пигментных пятен, никаких складок на шее, минимум морщин, разве только от улыбок. Сергеев был убежден, что выглядеть так без пластической операции просто невозможно, – если изучить лицо его собеседника пообстоятельнее, то где-нибудь за ушами можно будет обнаружить шрамы от многочисленных подтяжек. Такие холеные физиономии встречаются исключительно на Западе. С первого взгляда было видно, что жизнь этого человека удалась, от всей его внешности веяло какой-то внутренней уверенностью.

Старик был из-за бугра, это точно! В его поведении были заметны некие мелкие нюансы, отличающие его от россиян, и очень хорошо заметные для летчика, побывавшего в самых различных странах. Люди, подобные этому старику, всегда чувствуют, что за их плечами находится мощная и хорошо отлаженная система, способная выдернуть их из любой передряги.

Наверняка этот старик и сам из себя чего-то представлял. Было в его поведении нечто такое, что говорило о незаурядной силе характера.

– Упаси боже! Благотворительность – это не мое. А вы берите денежки-то, чего вы стесняетесь? А то ведь я могу и раздумать.

И тут Сергеева ужалила шальная мысль: именно так, раскованно и одновременно очень уверенно, должны выглядеть резиденты иностранных разведок. Если старик действительно шпион, тогда что же ему нужно? Ведь Максим никоим образом не связан с военными секретами. А самая большая его тайна заключалась в том, что с месяц назад ему удалось завалить на койку жену второго пилота. Но подобная история вряд ли заинтересует иностранную разведку.

Пожав плечами, Сергеев взял со стола деньги, неторопливо, с показным спокойствием, продолжая наблюдать за стариком. Он помедлил только секунду, после чего решительно упрятал конверт в карман пиджака.

– Вы кто, шпион?

Губы старика смешливо дрогнули.

– Право, вы мне льстите. С чего вы это взяли?

– Я слышал, что только иностранные разведки не считают денег.

– Неправда! Деньги считают все. Не считать их могут разве только дураки. Весь вопрос заключается в том, как их использовать. Я вот, например, бизнесмен, – он сделал заметную паузу, словно ожидал возражения и, не услышав его, продолжил: – А значит, наоборот, привык считать деньги более тщательно, чем другие. И если я отдаю пять тысяч долларов, то вправе рассчитывать получить с них прибыль. Пусть это будет не сегодня, пусть это будет завтра, но чтобы отдача была непременно.

– Вы так и не сказали, что вам от меня надо?

Старик одобрительно кивнул.

– Знаете, мне кажется, что у вас есть коммерческая жилка. Вы, часом, не пробовали заниматься бизнесом?

Сергеев скривился.

– Не юродствуйте.

– Хорошо, перейдем к делу, – старик махом допил остаток водки, очень долго занюхивал ее куском хлеба, смачно причмокивая, и только после этого продолжил: – Разумеется, пять тысяч долларов, это не благотворительность. К тем суммам, которые вам дает Арсен, я буду добавлять еще по три тысячи долларов за информацию о каждом перевозимом вами контейнере. Можете называть это как хотите, промышленный шпионаж, любопытство или еще как-нибудь... Но меня интересует любая мелочь.

Сергеев хмыкнул.

– Это будет что-то вроде письменного отчета, я так понимаю?

– А вы шутник. Хвалю! – старик вновь сделался серьезным. – Писать совершенно необязательно. Я бы не хотел отрывать вас от основной работы. На писанину уйдет слишком много времени. Вам достаточно будет наговорить информацию на диктофон. Возьмете камушек и начнете вслух описывать его. Какого он размера, какого оттенка, какой прозрачности. Сколько вообще камней в посылке! Так вы согласны?

Максим согласился уже с той самой минуты, как увидел на столе толстый конверт с долларами. И тем не менее в данной ситуации следовало проявить некоторые колебания. Для пущей убедительности Сергеев даже дважды кашлянул, будто всерьез задумался над предложением, после чего произнес, слегка растягивая слова:

– Я согласен. Договорились.

– Вот и прекрасно! – бодро отозвался старик. – Разумеется, о нашем разговоре никто не должен знать, это в первую очередь в ваших же интересах. Вы получаете деньги, а я получаю информацию. Если я замечу, что о нашем договоре знает кто-то еще, я тут же расторгаю нашу договоренность.

Сергеев кивнул.

– Меня это устраивает.

Дед сделал небрежный жест, у стола будто бы из пустоты материализовался официант и налил старику в рюмку коньяка. Дед легким кивком отпустил официанта. Чувствовалось, что он умеет не только заключать соглашения, но и распоряжаться обслугой.

– Так что, выпьем за успех нашего предприятия?

– Пока еще рановато, – сдержанно заметил старик. Понемногу дедуля входил в роль хозяина, и Сергеева слегка покоробила такая позиция. – Я еще не все сказал. У меня есть информация, что скоро Арсен должен будет передать вам еще одну посылку. Не стоит загадывать, когда именно это произойдет, может, через неделю, а может быть, через месяц, но в посылке будет крупный алмаз! Вы должны будете сразу же сообщить об этом мне вот по этому сотовому телефону, – достав из кармана блокнот, старик резким движением вырвал из него листок и написал несколько цифр. – Как только алмаз объявится, вы сразу же получите премиальные. Договорились?

– Согласен. Вы не сказали, как к вам обращаться.

Подумав, старик усмехнулся:

– Зовите меня просто Дед. Такое обращение мне будет приятно. Так вы не против?

Губы Сергеева невольно растянулись в улыбке. А старик не без юмора, нужно будет это учесть.

– Я не против... Дед.

– Вот и отлично. А теперь давайте скрепим наш договор хорошим коньяком. Ведь нас с вами ожидает тесное и очень плодотворное сотрудничество. Давайте я вас угощу.

– Но...

– И чтобы никаких возражений!

* * *

Сергеев не просто так вспомнил произошедший позавчера разговор. Внутри приятно защемило, ведь через каких-то пару часов он станет обладателем трех тысяч долларов дополнительно. Если учитывать, что ничего особенного для этого и делать не нужно, то стоит признать, что деньги отличные!

Свернув к подъезду, он достал спичечный коробок и, надрезав скотч, открыл его. В спичечном коробке лежало несколько алмазов округлой формы величиной с лесной орех. Максим подумал о том, что впервые видит необработанные алмазы. Он никогда не подозревал, что от них может исходить такая притягательная сила. Разумеется, они не были теми блистательными бриллиантами, какие ему приходилось видеть на прилавках ювелирных магазинов. Но эти необработанные камни были хороши именно своей индивидуальностью. На их поверхности просматривался каждый бугорок, была отчетливо различима всякая черточка. Такой камушек наверняка неплохо смотрелся бы на пальце. Взяв один из самых крупных алмазов, Сергеев приложил его к безымянному пальцу. Такой алмаз даже гранить не следует, он и без вмешательства человека очень хорош.

В подъезде царил полумрак. Но Сергеев как будто бы этого не замечал. Алмаз, притянув к себе свет, сверкал как новогодняя игрушка, отбрасывая на ладонь крохотные искорки. Он был так увлечен зрелищем, что не сразу услышал шаги. Поспешно уложив камни обратно в спичечный коробок, Максим тщательно обернул его скотчем и сунул коробочку в карман. Шаги раздавались уже за спиной. Сергеев обернулся и увидел женщину лет шестидесяти.

– Вы кого-то ищете, молодой человек?

Не ответив, Сергеев распахнул дверь и вышел на улицу. Женщина вышла следом – сейчас не те времена, чтобы доверять незнакомым людям. Наверняка в этот момент она сверлит его спину внимательным изучающим взглядом, а может быть, уже набирает телефонный номер милиции, чтобы дать описание внешности подозрительного субъекта.

Свернув за угол, Максим почувствовал облегчение и прибавил шаг. Веселенькое будет дело, если его задержат. Как он объяснит милиции наличие у него в кармане нескольких необработанных алмазов? Ведь это же откровенный криминал! Лишь сев в машину, Максим окончательно успокоился. Теперь можно позвонить этому странному старику. Набрав номер, он услышал глуховатый голос:

– Слушаю.

– Дед, я получил посылку.

– Прекрасно. В ней был «Султан»?

Сергееву показалось, что голос старика был несколько взволнованным.

– Какой еще такой султан?

На некоторое время в трубке повисла напряженная тишина.

– Был ли в посылке крупный камень?

– В посылке было пять крупных камней.

– Какого они размера?

– Величиной с ноготь.

– Кхм... Хорошо. Сегодня вас встретит человек и передаст обещанную сумму, – и тотчас в телефонной трубке прозвучали короткие гудки.

Глава 18

СТОИМОСТЬ АЛМАЗА

Вчера вечером во время планового заседания полковник Лысенков положил на стол перед генерал-майором Яковлевым весьма интересные документы. По ним получалось, что Куприянов Степан Иванович, входивший в группу «Три толстяка» и погибший осенью сорок пятого года, и Зиновьев Павел Александрович, погибший недавно при взрыве бытового газа и последовавшем пожаре – одно и то же лицо. Для сравнения Лысенков даже представил генералу фотографии. На них был действительно запечатлен один и тот же человек, но между снимками была пропасть в шестьдесят лет.

Ведь раньше считалось, что Степан Куприянов был сотрудником НКВД и погиб при массовом побеге заключенных из лагеря. Значит, в этом деле открываются новые обстоятельства. Известие о смерти Куприянова в сорок пятом оказалось несколько преувеличенным. Наверняка он сам все это подстроил, может быть, даже и убил настоящего Зиновьева, чтобы завладеть его документами и исчезнуть. Разумеется, вместе с контейнером алмазов. Теперь он вполне мог повторить финт подобного рода.

Куприянов Степан Иванович, разжалованный подполковник, работавший в НКГБ. Там выращивали таких волков, что подстроить собственную смерть для Степана Ивановича не составляло большого труда даже теперь. Возможно, что матерый старик даже прятался во время собственных похорон где-нибудь за кладбищенской оградой и втихомолку посмеивался над траурной процессией.

Подобрать человека, очень похожего на себя внешне, не составляет большого труда, ведь все старики похожи: глубокие морщины, дряблая кожа. Тем более что лицо покойного было обезображено.

Так что не стоит думать о том, что Куприянов Степан Иванович спокойно лежит на глубине двух метров. Дедули такого калибра просто так не уходят и всегда могут на прощание громко хлопнуть дверью.

Генерал-майор Яковлев уже отдал распоряжение о том, чтобы Павла Зиновьева, а точнее Степана Куприянова аккуратно пробили по всем адресам, по которым он любил наведываться. Генерал не сомневался, что тот обязательно объявится где-нибудь через несколько дней.

Сохранилась опись всех пропавших алмазов. Исчезнувшая партия действительно была уникальной и состояла из многих сотен первоклассных камней. Причем каждый из них был тщательно изучен и описан. Самым главным показателем являлись размеры и чистота. Размер подавляющего количества алмазов составлял около десяти карат, то есть на вид они были примерно с ноготь. Если такому камню придать полную бриллиантовую огранку, то его стоимость может потянуть на четверть миллиона! Можно представить, какие деньги переправлялись в оплату поставок по ленд-лизу.

Половина всех пропавших алмазов практически были идеальными. Имели цвет «два», при чистоте тоже «два». Лучшего расклада просто невозможно придумать, и это при том, что у алмазов имеется девять цветов и двенадцать степеней чистоты. Другая половина алмазов имела надцветы от желтого до коричневого. Такие камушки ничуть не хуже, они просто немного иные и рассчитаны на чудаков, которых всегда было предостаточно среди богатеев. Хочется кому-то желтый алмаз – пожалуйста! Надо коричневый? Извольте! Встречаются даже черные алмазы, но это уже глубокая экзотика.

Кроме размеров, алмазы должны иметь еще богатую историю. Например, такую же, как у алмаза «Шах» или, к примеру, «Тифанни».

Чем отличается алмаз от бриллианта? Количеством граней: у алмаза их всегда меньше семнадцати. Алмаз превращается в бриллиант только при наличии бриллиантовой огранки. Взять хотя бы тот же самый «Шах», подаренный русскому царю Николаю I. Вещь красивая, уникальная, да и камушек не из малых, но называть его бриллиантом нельзя, а все потому, что число отполированных граней у него непростительно мало. Однако подобная печаль совершенно не отражается на его стоимости. Трудно даже представить, за какую сумму может зашкалить цена, если, предположим, выставить его на аукционе. Он может стоить сто миллионов долларов, а может, и сто пятьдесят.

С эстетической точки зрения «Шах» неказист, ограничен поверхностями спайности, отполирован только частично. Свет в нем должным образом не играет, алмаз похож на прозрачный булыжник. Для изысканных эстетов этого маловато, но если придать ему полную бриллиантовую огранку, он, конечно же, выиграет с эстетической точки зрения, но из него уйдет главная составляющая – история! Это уже будет совершенно другой камень, следовательно, цена его в сравнении с первоначальной будет несоизмеримо меньше.

Генерал Яковлев с улыбкой подумал о том, что еще месяц столь усиленной работы над драгоценными камнями и можно стать экспертом. Говорят, хорошие геммологи зарабатывают не меньше генералов. Так что если придется уходить из ФСБ, то вторая профессия обеспечена.

Вчера вечером у Яковлева с женой состоялся любопытный разговор. Заметив интерес мужа к драгоценным камням, она на полном серьезе поинтересовалась, а не собирается ли он купить ей какое-нибудь украшение? Ведь скоро очередная дата со дня их свадьбы. Яковлев только улыбнулся. Видимо, придется подарить жене колечко с крохотным бриллиантом.

Странное дело, но в эти папки почти никто не заглядывал, а ведь в них масса интересного. Вот конверт из плотной бумаги. На нем проставлена фиолетовая печать, она малость размазана. Не исключено, что лет шестьдесят назад какой-нибудь сотрудник ставил на этот пакет кружку с чаем. Вот отсюда и разводы.

Буквы на печати можно разобрать с трудом, так они смазаны водой и стерты временем. Взяв со стола лупу, Яковлев попытался прочитать текст на печати и удовлетворенно хмыкнул. Оказывается, конверт был прислан из канцелярии НКВД. Интересно, что может содержать послание? Открыв конверт, он вытряхнул из него содержимое. Совершенно коротенькое письмецо, направленное на имя начальника управления, напечатанное на стандартном листочке, и теперь уже изрядно пожелтевшее от времени. «Подготовить для премьер-министра Великобритании У. Черчилля подарок. Желательно, чтобы это был драгоценный камень». Коротко и со вкусом. Такие просьбы не остаются без внимания. Наверняка где-нибудь рядышком должен находиться и ответ. Прежние служаки отличались невиданным педантизмом, каждая бумажка у них была пронумерована и подшита в полном соответствии с классическим принципом: «Больше бумаги – чище зад». Остается только посмотреть, где именно находится ответ.

Разложив папки на столе, Яковлев принялся самым тщательным образом пролистывать документы. Возможно, что это дело и не генеральское – дай приказ, и подчиненные тотчас приволокут любой листочек. Но Виктор Ларионович ощущал потребность покопаться в этом самому. Совершается некое таинство, когда переворачиваешь бумаги более чем полувековой давности.

А вот это, кажется, и есть то, что нужно!

Любое письмо, посланное в центр, не только нумеруется, но и копируется. Это было отправлено на имя начальника отдела, занимающегося вывозкой алмазов по ленд-лизу. Некто Блюм Герасим Петрович. После срыва операции по доставке алмазов он не пробыл долго на своем месте, сначала его отправили в отставку, а позже арестовали и загнали куда-то в лагеря, где он и сгинул. Вполне банальная история. В то время умели не только награждать, но и строго спрашивать.

В этой истории вообще было много странного – как правило, пропадали те люди, кто хоть как-то был связан с поставками алмазов союзникам.

Развернув бумагу, генерал прочел: «Для подарка премьер-министру Великобритании У. Черчиллю был отобран алмаз в 58 каратов. Цвет – „три“, чистота – „два“. Камень был изъят у ювелира Д. Зальцера. По утверждению ювелира он уникален, имеет собственное имя „Султан“ и занесен в каталог самых больших алмазов мира. „Султан“ приготовлен для отправки вместе с остальными алмазами, предназначенными для расчетов по ленд-лизу».

Генерал-майор закрыл папку и задумчиво откинулся на спинку стула. Интересно, сколько же может стоить такой алмаз?

Глава 19

ИГРЫ В ВЫСШЕЙ ЛИГЕ

Саакян Армен Назарович был из той категории людей, которые предпочитают проводить свободное время в родных стенах. Для него самый приятный отдых состоял в том, чтобы запрятаться куда-нибудь в уголок тенистого сада, устроиться в гамаке с бутылкой красного сухого вина, и потихоньку, поглядывая на небо, получать от вина удовольствие. Самый большой вояж, который он позволял себе, так это – выбраться к друзьям за город и за шашлычком поговорить о прожитом.

Уже который год он намеревался съездить к брату в Тегеран, но всякий раз откладывал поездку в самый последний момент, ссылаясь на какие-то важные причины. Но всем окружающим было известно, что причина была одна – нежелание покидать насиженное гнездо.

Однако это никак не сказывалось на работе. Под рукой он всегда держал расторопных курьеров, которые по одному движению его царственной длани могли слетать в любую точку планеты. Так что его приезд в Екатеринбург был в какой-то степени подвигом. Значит, произошло нечто такое, что вынудило его сорваться с насиженного места и, пренебрегая давними привычками, отправиться в путешествие.

Да, в этот раз старый Армен приехал сам.

Встретив отца в аэропорту, Арсен с удивлением увидел, что у того не было с собой никакого багажа. Он не взял даже легкого дипломата, которым люди командированные отличаются от обычных пассажиров. Арсен был уверен, что отец не захватил с собой даже обыкновенной зубной щетки, видимо, полагая, что туго набитого кошелька вполне достаточно, чтобы приобрести себе все самое необходимое.

Где-то отец был прав.

Уже в аэропорту Арсен хотел заговорить с ним о главном, догадываясь о причине его приезда, но отец, устало смежив веки, произнес:

– Все потом. Давай сначала доберемся до места.

Чувствовалось, что он крайне устал от многочасового перелета и хотел только покоя. Арсен впервые видел отца в таком состоянии. Старый Саакян как будто бы враз постарел лет на десять, и в груди Арена болезненно защемило. Кануло в Лету то время, когда он считал отца богом, но сыновняя любовь от этого не стала меньше.

Они подошли к машине. Арсен вправе был рассчитывать, что отец одобрительно отзовется о его новом внедорожнике «Лексус», но тот, не проявив даже малого интереса к машине, плюхнулся в мягкое кожаное кресло, словно это была не дорогая иномарка, а арба с соломой.

Арсен за время недолгого пути не проронил ни слова, лишь поглядывал в зеркало заднего вида – как там отец? И видел его, сосредоточенного и задумчивого. Нельзя сказать, чтобы старик был хмур. Просто видеть его таким было немного непривычно.

Арсен привез его в свою роскошную четырехкомнатную квартиру, мимоходом шугнул Лариску, женщину, с которой он жил последние полгода, вышедшую по обыкновению его встречать. Кто знает, как отец отнесется к русской женщине? Но старый Армен молча перешагнул порог, даже не остановив взгляд на роскошной мебели, будто бы входил не в шикарную квартиру, а в обыкновенный амбар, и, повернувшись к сыну, стоявшему в дверях, негромко обронил:

– Коньяк есть?

В баре у Арсена стояло восемь видов коньяков, рассчитанных на самых разнообразных людей и на самые различные случаи. Но не станешь же пить сладковатый «Камю», когда тревоги раздирают душу, здесь требуется что-нибудь порезче. Но Арсен прекрасно понимал, что речь шла именно об армянском коньяке, звездочек эдак на пятьдесят. В отношении к спиртному отец был большим патриотом.

Достав рюмочки, небольшие, граммов на тридцать, Арсен поставил их на стол. Отец любил пить именно из таких. Вот так понемногу, подливая себе по граммам, мог выпить целую бутылку. Сын аккуратно налил коньяк. Питие коньяка для отца было всегда чем-то вроде священнодействия. Подержит рюмку в руках, взболтнет разок, посмотрит, какой цвет, оценит прозрачность напитка.

А тут хлоп, и проглотил все одним махом.

Арсен выпил свой коньяк крохотными неторопливыми глотками. С минуту его лицо оставалось неподвижным. Затем где-то в глубине зрачков старого Саакяна вспыхнула искорка, отец полегоньку оттаивал. Вот теперь с ним можно начинать разговор.

– Что-нибудь случилось? – негромко спросил Арсен.

– Случилось, – неопределенно протянул отец. – Ты знаешь, какова стоимость камней, которые ты мне переслал?

– Конечно. Каждый алмаз стоит около пятидесяти тысяч долларов. Это очень хорошая сделка, – достойно ответил Арсен. Деньги были недурные, есть чем гордиться.

Коньяк заметно взбодрил отца.

– Налей-ка еще, – попросил он, заметно повеселев.

Арсен кивнул, взяв бутылку, вновь разлил коньяк в крохотные рюмки. Отец с интересом наблюдал за тем, как тоненькая коричневая жидкость понемногу подбирается к самому краю рюмки. Она остановилась, не достав до края каких-то миллиметра полтора. Себе Арсен налил немного, ровно половину рюмки. Впереди масса дел, так что напиваться не следовало.

Отец взял рюмку за донышко, согрел коньяк ладонями и принялся крохотными глотками пить его. Арсен, узнав своего отца, улыбнулся.

– После того как мы их ограним, они будут стоить по сто пятьдесят тысяч долларов каждый, – отец поднял вверх палец. – Тебе нравится такая цена?

– Вполне, – удовлетворенно кивнул Арсен. – Но мне кажется, тебя что-то не устраивает?

Отец посмотрел на дверь, за которой находилась Лариса. Вполне красноречиво взглянул, ясно дав понять, что в этом мире он не доверяет никому! Вот только разве своему сыну.

– Меня не устраивает легкость, с которой получены эти алмазы. Ты говоришь, что отдал за них всего лишь двадцать пять тысяч?

– Да. Но эти люди обещали мне еще одну партию.

Отец сделал небольшой глоток коньяка, всего лишь для того, чтобы лучше усвоить услышанное.

– И что, алмазы будут точно такого же качества?

Пожав плечами, Арсен сказал:

– Во всяком случае, они мне это обещали.

– Какова будет партия?

– Продавцы сказали, что их будет больше. Тебе что-то не нравится?

– Как тебе сказать... Камни хорошие! Но когда я вижу, что очень хорошие вещи достаются за смешные деньги, это меня очень настораживает. Ты знаешь, что в нашем бизнесе ничего не бывает просто так. Деньги не даются легко, за них нужно как следует побороться.

– А что если это... Хозяин Камня? – спросил Арсен.

Отец чуток отпил еще и поставил рюмку на прежнее место.

– У тебя есть закурить? – неожиданно спросил он.

Еще одна особенность, которой прежде за отцом не наблюдалось. Старый Армен необыкновенно трепетно относился к своему собственному здоровью, намереваясь дождаться не только внуков, но и правнуков.

– Найдется.

Арсен достал пачку сигарет, щелчком выбил одну и протянул ее отцу, а когда тот сунул фильтр в уголок рта, предупредительно поднес ему синий огонек. Сын никогда не курил в присутствии отца. Не то чтобы он боялся его, просто так было заведено, и он строго следовал этому правилу.

– Ты думаешь, что это Хозяин Камня? – выдохнул отец тонкую струйку дыма. Он курил умело, глубоко затягиваясь.

Ювелиры в своем большинстве народ суеверный, и в этом отношении старый Саакян совершенно не отличался от остальных. Хозяин Камня, это дух, который оберегает ремесло ювелиров. О нем слышали все, но вот видеть приходилось далеко не каждому. И попробуй усомниться в его существовании, так сразу же начнутся неприятности. Поэтому любой ювелир свято верит в него, не считаясь ни с собственным вероисповеданием, ни с национальностью. Хозяина полагалось умаслить и каждую выгодную сделку отмечать подобающим образом. Второй тост непременно посвящался покровителю. Так было заведено.

Некоторые из ювелиров складывали в укромный уголок драгоценности, рассчитывая тем самым заслужить расположение Хозяина. Другие носили на груди амулеты, которые, по их мнению, должны привлекать расположение великого Хозяина. Но так или иначе в него верил каждый. Правда называться он мог по-разному.

У Хозяина Камня была еще одна особенность. Раз в жизни кому-нибудь из ювелиров он подбрасывал неимоверную удачу, которая позволяла тому вырваться вперед, оставив далеко позади конкурентов. Важно было разглядеть этот шанс среди множества таких же благоприятных сделок. Но если человек чего-то испугался и не сумел рассмотреть выгодной сделки, то, разобидевшись, Хозяин мог и разорить ювелира.

Конечно, можно было посмеиваться над его существованием, но к каждой серьезной сделке ювелиры подходили ответственно, будто от этого зависела их будущность.

– Напрашивается такой вывод. Во всяком случае, я не помню, чтобы такая удача хоть раз сама шла нам в руки.

Отец потер ладонью крупный нос и честно признался:

– Я тоже... Но нам не осилить эти камни. – Он затушил сигарету о дно пепельницы, предусмотрительно пододвинутой сыном поближе.

– Почему? – убито спросил Арсен.

Такого ответа он не ожидал. И стоило тогда отцу тащиться в такую даль! Уж лучше бы остался у себя в саду и наслаждался в его тени красным вином.

– Пойми, Арсен, это не наш с тобой уровень. Все в Ереване знают, что старый Армен специалист по крохотным бриллиантам. Может быть, это и не самый большой бизнес, но он позволяет нам неплохо жить, хорошо развиваться. Например, в прошлом году я открыл еще два магазина: один в Ереване, а другой в Питере. В этом году я хочу открыть еще один, в Москве. Но в любом случае это опять будут небольшие бриллианты, которых всегда было очень много. А что будет, если, например, я начну торговать бриллиантами величиной с лесной орех? – прищурившись, посмотрел он на сына. – Знаешь, что тогда скажут мои земляки?

– И что же?

– А они скажут вот что: никто не продает таких бриллиантов, а Армен продает, значит, у него появились очень серьезные деньги, если он скупает такое дорогое сырье. Тогда почему мы об этом ничего не знаем? А если у него появились такие деньги, следовательно, он должен поделиться и с остальными, – глубоко вздохнув, отец продолжил: – Это только со стороны кажется, что богатым людям хорошо живется, но на самом деле большие деньги всегда создают и очень немалые проблемы. В этом мире уже все давно поделено. А я в нем всего лишь крохотный винтик. Ты меня должен понять, Арсен. Ведь я думаю в первую очередь о всех нас.

– Отец...

– Ты послушай меня! Люди подумают, если я имею возможность продавать такие камни, значит, я имею возможность и приобретать их. А если я в состоянии их покупать, то мне известно, где они могут находиться и по каким каналам их безопаснее всего доставлять. Следовательно, у меня имеются также и люди, которые способны отгранить такие большие камушки. А если я занялся большими алмазами, то у меня имеются серьезные намерения, чтобы подняться на более высокий уровень. А раз так, то я намерен кого-то потеснить, кому-то перейти дорогу. Это может не понравиться очень многим.

– Кому, например?

– Кому? – отец на секунду задумался, после чего вдруг сказал: – Плесни мне еще коньяку, – Арсен тотчас выполнил просьбу отца. Тот смотрел на тоненькую струйку с явным удовольствием. – Сколько лет этому коньяку? – спросил он.

– Пятьдесят два года.

Отец понимающе покачал головой.

– Хороший возраст. Армяне умеют делать коньяк, – с гордостью произнес он. – Наш коньяк очень любил Черчилль. Мне отец рассказывал, что во время Ялтинской конференции Сталин подарил Черчиллю целый ящик дорогого армянского конька. Твой дед лично заносил ящик коньяка к нему в кабинет. Ладно, не о том сейчас. Мой отец, а твой дед служил в очень серьезной конторе. Ты же знаешь, что наша семья всегда занималась алмазами. Об этом знали в НКВД, и отец частенько выступал в качестве эксперта. Так вот к чему я это говорю, его отправили на Урал оценивать алмазы. Их там не только добывали, но и просто изымали тогда у многих ювелиров. Вот и у Зальцера забрали крупный алмаз, который каким-то образом оказался у него.

– Это тот самый Зальцер?

Армен Саакян, усмехнувшись, отвечал:

– Тот самый. Так вот это был алмаз «Султан»! После революции он исчез и уже в войну каким-то образом объявился у Зальцера. Его хотели упрятать очень надолго, но он был отличным ювелиром, и у него нашлись какие-то крупные покровители. Думаю, что без вмешательства очень серьезных людей здесь не обошлось.

– Именно дед изъял у него этот алмаз?

Армен Саакян усмехнулся.

– А что ему еще оставалось делать? Но даже не это главное. Этот алмаз вместе с другими, которые были добыты на Вишере, должны были переправить союзникам, но камни каким-то непонятным образом исчезли. Шестьдесят лет о них никто ничего не знал, и вот сейчас они объявились. А алмаз «Султан» был предназначен в подарок Черчиллю.

– Вот даже как!..

– Представь себе. Что-то мне подсказывает, что это именно те камушки, которые когда-то исчезли. А значит, за ними, возможно, стоят очень серьезные люди. Не менее серьезные люди могут и разыскивать их. Ты не мог бы узнать у своих купцов как-то поделикатнее, что ли, нет ли у них «Султана»?

Арсен напрягся.

– Это риск. Они могут отказаться от встречи.

– Я знаю. Но этот риск оправдан, мы должны знать об эти людях все! Не исключено, что я усложняю ситуацию, а на самом деле за ними никого нет. Им просто повезло, удалось обнаружить пропавший контейнер. Тогда разговор можно будет переломить в нашу сторону.

Арсен кивнул.

– Кажется, я тебя понимаю. Попробую узнать.

Старый Армен неожиданно расслабленно улыбнулся.

– А насчет того, кому может не понравиться мое возвышение, так это в первую очередь братьям Саркисянам, Иосифу Зальцеру, дядюшке Шато... Шато как раз занимается огранкой крупных алмазов. В свое время он мне очень помог, дал деньги на развитие бизнеса, а такие вещи, как известно, не забываются, – помолчав немного, он продолжил: – Ну, хорошо, с дядей Шато я поговорю. У нас с ним очень много общего, но это может не понравиться Абрамяну! Вот его-то точно не станут мучить угрызения совести, – щеки отца понемногу наливались алыми тонами, движения сделались немного неточными.

– И что же они сделают?

– Нас просто устранят, вот и все! Они слишком сильны, чтобы мы могли с ними тягаться. Сынок, это очень высокий уровень.

– Имея такие алмазы, ты предлагаешь под кого-то лечь? – прежде Арсен никогда не разговаривал так со своим отцом.

Старый Саакян нахмурился.

– Значит, ты вырос, а я этого и не заметил. Вот как ты теперь разговариваешь с отцом.

– Прости, отец, я не хотел. Как-то само вырвалось.

Армен вздохнул.

– Ты все равно мой сын, и что бы я ни делал, все это ради тебя. Мне скоро уходить, а тебе оставаться.

– Так что ты скажешь, отец, неужели тебе не хочется попробовать сделать такое дело?

Бутылка коньяка была наполовину пуста. Для обстоятельного разговора требовалось выпить еще столько же.

– Я не просто хочу, я жажду этого! – неожиданно резко ответил отец. – Вот поэтому я и здесь. Мне всегда хотелось подняться на ступень выше. Почему старый Армен должен всегда плестись в хвосте?! Тем более что имеется прекрасная возможность прорваться! Я так понимаю? Знаешь, мне всегда хотелось доказать всем, что я чего-то стою, – широко улыбнувшись, он добавил: – И кажется, такой случай представился. Когда у тебя встреча с продавцами?

– Договорились встретиться через день. Они должны показать мне товар.

– Хорошо, постарайся с ними поторговаться, какую бы цену они ни предложили, – махнув рукой, Армен добавил: – Хотя чего тебя учить, ты и сам не хуже меня это знаешь.

– Знаю.

– С собой возьмешь пару человек. Мало ли что.

– Я давно знаю продавцов.

– Кто они такие?

– Местные хитники, копали в основном изумруды.

– Что же это их вдруг на алмазы потянуло?

– Видимо, случай подвернулся.

– Ладно, все-таки будь осторожен. Большие деньги способны вскружить голову кому угодно.

– Я понял, – сказал Арсен, почувствовав облегчение.

– Коньяк допьешь без меня. Мне хватит! – кивнув на затворенную дверь, отец вдруг сказал: – Можешь допить со своей девушкой. Хотя женщины больше любят вино. Знаешь, она мне понравилась, скромная, даже ни разу не вышла.

Глава 20

ТОРГОВЛЯ «МРАМОРОМ»

Одно дело торговать отдельными камушками, и совсем другое – сбывать целую партию «белых». Здесь без прикрытия не обойтись. В качестве охраны можно, конечно же, привлечь братков. Но это стремно! Одной зарплаты им будет маловато. Тут долю подавай! Для прикрытия лучше всего подходят милиционеры, желательно офицеры, чтобы в случае недоразумения могли потрясти перед носом у особенно навязчивых личностей серьезными ксивами.

Никита высказал свои соображения Бармалею. Тот согласился не сразу, поскольку имел не самые хорошие воспоминания о своих встречах с ментами. Потом, подумав, сказал, что на примете у него есть парочка таких милиционеров, которые прежде дежурили в Изумрудном. Потом, расколовшись до самого основания, заметил по-деловому, что в прошлом году воспользовался их любезностью, когда из одной богатой жилы нарыл пару центнеров кварцевых друз. Помощь этих ментов пригодилась и уберегла его от серьезных неприятностей, но на «дуру», пахнущую жженым порохом, все-таки посмотреть пришлось. Ощущение не из приятных. Тогда Бармалей, по его собственному признанию, хорошо заработал, сумел даже купить домик в деревне и кое-что оставить на старость.

После некоторых колебаний Зиновьев принял решение и спросил:

– И как же ты с ними расплатился?

– Дал по пятьсот баксов, они остались довольны.

– Хорошо. Когда ты сведешь меня с ними?

– Давай сегодня вечером.

– Договорились.

* * *

С милиционерами парни встретились в небольшом кафе, где расположились за белыми выносными столиками. Расторопная официантка, увидев подошедших посетителей, мгновенно подскочила к столу, приветливо улыбнувшись, приняла заказ. Уже через пару минут на столе стояли четыре бутылки пива.

Милиционеры были в гражданском. Ни поведением, ни жестами они не отличались от многочисленных посетителей, заглядывающих в кафе. Единственное, что отличало их от прочих, так это глаза. Не то чтобы они были какие-то особенные, просто в них сквозила некая настороженность, словно стражи порядка по-прежнему пребывали на службе.

Внешне милиционеры выглядели абсолютными антиподами. У одного из них, того, что был покрупнее, глаза располагались на значительном расстоянии друг от друга. Подобная вещь очень выгодна для женщин, такое расположение глаз делает их симпатичнее. Но Петру, как он назвал себя, такие глаза придавали какой-то отталкивающий вид. К тому же они были какими-то водянистыми, слегка навыкате. Он напоминал какого-то крупного членистоногого с клешнями, при взгляде на которого непроизвольно берет оторопь. Весь его вид как бы кричал: «Обходите меня стороной, иначе я могу доставить вам неприятности!» Дружить с такими людьми всегда трудно. Кроме крепких клешней, они всегда имеют про запас ядовитое жало и пускают его в действие при малейшей опасности.

Другой был ниже первого почти на полголовы. Он представился Искандером. Заостренные скулы выдавали в нем тюркскую кровь, а глаза были в отличие от Петра, наоборот, – близко посажены к переносице. Взгляд пронзительный, острый, какой может быть только у волка, загнанного облавной охотой в ловушку. Даже улыбка, которая почти постоянно блуждала на его лице, не делала его более привлекательным. Их столик другие посетители кафе старались обходить стороной, как будто бы и впрямь ощущали исходившую от этой пары опасность.

Старшим в этом тандеме был Петро. И даже не потому, что он был старше по званию на одну звезду, а в силу своего характера, который невольно ощущался даже тогда, когда он молчал.

– Значит, вы хотите, чтобы мы охраняли вас во время сделки? – пошевелив бровями, наконец, уточнил Петро.

– Да, – как можно увереннее сказал Никита.

Беседа больше походила на допрос. И Зиновьев уже всерьез стал сомневаться в правильности их выбора. Костя Бармалей тоже все более мрачнел. Похоже, что нечто подобное ощущал и он.

– И что это будет за товар?

– Камни.

Петро удовлетворенно кивнул.

– Где мы будем находиться во время переговоров?

– За соседним столиком, – уверенно ответил Никита. – Но в разговор вмешиваться не нужно. Вы будете в гражданке, но важно, чтобы при вас были ксивы и «стволы».

– Вот оно как! А нельзя ли сказать поточнее, что это будут за камни? «Зелень»? «Шурики»? Раньше я такой предусмотрительности за Бармалеем не замечал.

Никита размышлял. Задан еще один неприятный вопрос, но надо отвечать, ведь рано или поздно они все равно об этом узнают.

– Это будет «мрамор», – попытался как можно безмятежнее ответить Никита.

Можно сказать, что безмятежность изобразить почти получилось. Подвела лишь сухость в горле, отчего последнее слово вышло несколько глуховато. Такое впечатление, что оно усиленно цеплялось за гортань и никак не желало выбираться наружу.

Губы Петра сложились в трубочку. Он понимающе закивал.

– Мрамор, значит.

– Да, мрамор.

На языке хитников «мрамором» называли алмазы. А к таким вещам стоит относиться уважительно.

Неожиданно лицо милиционера скривилось.

– И ты предлагаешь нам впрягаться в эти дела всего лишь за пятьсот баксов?

Возникло впечатление, что они сейчас поднимутся и уйдут. Но прошла минута, а милиционеры терпеливо дожидались ответа.

– Чего вы хотите?

Повернувшись к Бармалею, Петр спросил:

– Константин, ответь мне откровенно, ты доволен нашим сотрудничеством?

Оторвав взгляд от бутылки пива, тот слегка смущенно посмотрел на Петра.

– У меня нет к тебе претензий.

– Вот видишь, – удовлетворенно протянул Петр. – Свою работу я выполнял качественно. Причем за очень маленькие деньги. Но сейчас другое дело. Ведь придется подписываться под «мрамор». А за него кому угодно голову могут прострелить и не посмотрят, что носишь под мышкой ментовскую ксиву и волыну.

– Сколько же ты хочешь? – нейтральным голосом спросил Никита.

Петр задумчиво помолчал.

– Это сложный вопрос. Просто так на него не ответить. Все зависит от стоимости товара.

– Хорошо, каждый из вас получит по три тысячи долларов, – уверенно сказал Никита. – Это очень неплохие деньги, если учитывать, что наш разговор будет продолжаться всего лишь минут пятнадцать. В ходе сделки ваша помощь может и вовсе не понадобиться.

– Послушай, ты упорно не хочешь нас понимать, – хмуро вмешался в разговор Искандер. – Тебе Петро об одном говорит, а ты ему другое толкаешь. Ты же сам сказал, что это «мрамор», это тебе не какие-нибудь «шурики». Здесь совсем другой расклад. Нас интересует, на какую сумму будет торг и сколько в конечном счете будет встреч, чтобы знать за какие деньги нам придется подставлять голову. Если мы не будем знать этого, то и рисковать не станем.

В этот раз они были настроены серьезно.

– Хорошо, – ответил Никита после некоторого раздумья. – Будет две встречи. На одной мы предложим товара на сто тысяч баксов. А на второй «мрамора» будет на миллион.

– Сколько ты сказал? – сразу напрягся Петро.

– На вторую встречу мы принесем камней на миллион долларов, – спокойно объявил Никита.

– Сколько же это алмазов? – в голосе Петра звучала явная озадаченность.

Никита усмехнулся.

– Тебе это в каратах сказать или, может быть, в объеме?

– Скажи в объеме, в каратах я могу не понять.

– Если в объеме, тогда это будет примерно ведро алмазов. Ну как, впечатляет?

– Хм... Серьезное дело, – задумался Петро. – За такие деньги можно и рискнуть. Только у меня вот какое предложение, – он отхлебнул пива, через секунду глотнул еще. – Наша доля должна составлять шесть процентов от сделки.

Никита перевел взгляд на Бармалея, тот сидел с каменным лицом. Такого поворота в разговоре не ожидал и он. Подбородок его слегка дрогнул, дескать, камни твои, тебе и решать.

– Хорошо. Но тогда наше соглашение будет действительно не только на время переговоров. Вы должны будете приезжать по первому же нашему зову.

– Договорились, – кивнул повеселевший Петр. И, показав крупные зубы, подпорченные табаком, продолжил: – Так, может быть, вас до дома подвезти, раз такое дело?

– Как-нибудь в следующий раз, – сдержанно ответил Никита. И, посмотрев на Бармалея, предложил: – Ну, что, пошли?

* * *

От разговора с ментами в душе Зиновьева остался неприятный осадок. Связываться с ними все-таки не стоило. Дурные предчувствия одолевали его все сильнее. Где гарантии того, что те же самые менты не пристрелят своих работодателей, как только увидят такое количество алмазов? Миллион долларов – большое искушение, оно способно снести крышу у кого угодно! Но самое худшее теперь состояло в том, что отказаться от их услуг было уже нельзя. Следовало осторожничать раньше, прежде чем раскрывать карты. Сейчас эти люди легко могут стать для них опасными.

А в довершение ко всем неприятностям вчера вечером вдруг позвонил Арсен и поинтересовался, есть ли среди его камней алмаз «Султан». Никита никогда не слышал о таком алмазе, но этот вопрос ему не понравился. За ним что-то скрывалось, но вот что именно, разгадать он не мог.

Был бы жив дед, так наверняка придумал бы что-нибудь хитроумное. Собственно, дед был единственным человеком, с кем Никита мог общаться по душам. Родители после развода разъехались в разные концы страны, создали собственные семьи, успели нарожать детей и о старшем отпрыске практически не думали, считая, что у него все в порядке. Их родительская забота проявлялась лишь в коротких телефонных разговорах, в которых они желали ему здоровья и требовали, чтобы он берег себя. Отец иногда даже писал открытки под Новый год.

Обижаться на них не стоило. Ситуация вполне банальная. Слава богу, что вырастили. Руки-ноги есть, так что с голоду он уже не умрет. Главное, чтобы голова на плечах была.

Никита подходил к своему дому.

Навстречу шел какой-то нищий. Старый, как лесной пень, явно далеко за восемьдесят, борода длинная, взлохмаченная. Ноги едва поднимались от асфальта, даже на расстоянии было слышно, как подошвы этого бедолаги шаркают по тротуару. В руках потертая сумка из кожзаменителя, из которой торчало горлышко бутылки. Старик скосил глаза на Никиту и двинулся далее шаркающей походкой.

Этот оборванец был какой-то не типичный. Обычно все нищие напоминают друг друга, лица у них помятые, с серой от грязи кожей, по улицам они ходят еле-еле, не торопясь, будто зомби. Удивляться не стоит, все это от недосыпу. В подъезды их не пускают, из дворов гоняют, отоспаться никак не получается. А у этого глаза осмысленные и холодные, будто сталь, – глянул, словно кинжалом резанул.

Никита хотел пройти стороной, но нищий, угадав его маневр, уверенно заступил ему дорогу.

– Иди дальше и не оборачивайся, – прошипел он. – Встретимся во дворе на нашем месте, – и прежней шаркающей походкой усталого человека зашаркал вдоль бордюра.

Никита невольно сглотнул. Этот голос он узнал бы из тысячи. Тот же слегка надтреснутый стариковский тембр, те же повелительные интонации, которые он помнил с глубокого детства. Даже походка, пусть и сильно измененная, напомнила ему деда.

Приостановившись, Никита хотел было посмотреть вслед старику, но, вспомнив предостережение, преодолел это желание и направился далее. Дед был мертв уже целую неделю, он ведь сам видел его лежащим на полу в неизменных полосатых штанах и в темно-зеленой рубашке.

Стоп!

Огонь обезобразил лицо покойного до неузнаваемости. Так что не было никакой возможности распознать его. Значит, человек, столкнувшийся с ним на тротуаре, был не кто иной, как его родной дед.

Это ошеломило Никиту. Место, о котором говорил дед, находилось в десяти минутах ходьбы. Никита преодолел соблазн посмотреть вслед старику. Глядя со стороны ровным счетом ничего не произошло, просто он приостановился на какую-то долю секунды и зашагал в прежнем направлении.

Свернув за угол, Зиновьев ускорил шаг. А вот и тот двор, о котором говорил дед. Небольшой, тихий, тенистый. Молодые мамы с малолетними детьми чувствовали себя здесь очень уютно.

Никита сел на качели. Этот двор он помнил всегда. Собственно, за двадцать с лишним лет двор почти не изменился, если, конечно же, не считать того, что деревья стали выше, а углы двери заросли кустарником. На скамейке перочинным ножичком было вырезано чье-то горячее признание в любви, адресованное какой-то неведомой Наташе. Эту надпись Никита помнил, по крайне мере, лет пятнадцать. Надпись почернела, покоробилась от непогоды и времени, но не сдавалась, продолжала сообщать о любви к неведомой Наташе.

За это время во дворе успела вырасти уже не одна Наталья. Некоторые из них успели обзавестись целым выводком пацанят. Но вот надпись, – чья-то кровоточащая рана, – продолжала удивлять своей откровенностью.

Едва Никита оказался во дворе своего детства, как на него мгновенно навалились полузабытые впечатления. С этим местом у него было связано даже больше, чем он предполагал. Вот в том углу двора он подрался со своим другом Яшей Панкратовым. А к тому дереву, когда уже подросли, они привязали Маринку, девчонку с соседней улицы, и, стараясь заглушить тайные желания, тискали ее жадными мальчишескими руками за самые заповедные места. И только какое-то провидение уберегло их тогда от следующего рокового шага. Неизвестно, как бы сложилась судьба каждого, если бы они все-таки осмелились перешагнуть обозначенную черту. Никита потом долго чувствовал на своих ладонях жар девичьей плоти.

Задумавшись, Никита даже не обратил внимания на человека, вышедшего из-за кустов. Присев рядом на качели, тот тихо сказал:

– Ну, здравствуй, внук.

Повернувшись, Никита увидел деда.

– Здравствуй, дед. Так ты живой?

В этот раз во внешности его соседа по качелям не было ничего от прежнего бродяги, которого он повстречал полчаса назад – ни бороды, ни ветхих штанов. Перед ним был импозантный пожилой мужчина, больше напоминающий представителя какой-нибудь научной элиты. Разве что пальтишко малость пообтерлось, так это потому, что финансирование науки ныне не столь обильно. Вот и приходится бедствовать.

Дед усмехнулся.

– Рано ты меня хоронишь. Поживу еще. Домой не ходи. Около твоего подъезда топчутся какие-то люди, лучше тебе с ними не встречаться, поверь моему опыту.

– Понял.

– У тебя есть где заночевать?

– Придумаю что-нибудь.

Дед был серьезен.

– Уж ты придумай. Как твои дела с алмазами?

– Перепрятал, как ты и сказал, – ответил Никита. – Начал понемногу продавать.

– Люди надежные?

– Да вроде надежные.

– Хорошо. Будь предельно осторожен. Никому не доверяй.

– Понял.

– Старайся исходить из собственных первых ощущений, они всегда самые верные.

– Учту.

– Угу... Что-то на душе у меня неспокойно, все-таки расскажи мне, что это за покупатели?

– Армяне. Мне их порекомендовал Бармалей, мой друг.

Старик понимающе кивнул.

– То что армяне, это хорошо, толк в алмазах они знают, этими делами занимались всегда. Но будь осторожен, ими может интересоваться ФСБ. Камни очень заметные и их много, такие вещи отслеживаются мгновенно.

– Понял.

– Хотя не удивлюсь, если они сами действуют под прикрытием ФСБ. Контрразведка и разведка у нас всегда старались работать очень тонко. Тебе не показалось, что в их поведении есть что-нибудь настораживающее?

Никита пожал плечами.

– Как будто бы все нормально. Мне ведь уже приходилось продавать камни.

– Вспомни, это важно, может, была какая-то фраза, которая тебя как-то насторожила?

– Вроде бы нет. Хотя кое-что было.

– Ну?

Дед сидел немного ниже, и Никита невольно обратил внимание на его шевелюру. Волосы деда оставались по-прежнему густыми. Вот только седины густовато. Но такие вещи можно списать на возраст. А так совсем крепкий старик, который запросто может дать фору многим из тех, кто чуть ли не вдвое моложе его.

– Меня вот что удивило. Армянин, которому я продавал алмазы, как будто бы знал, какого они будут размера. Возможно, все это моя подозрительность, но он не удивился, когда я объявил, что камни в следующий раз будут точно такие же.

– Еще что?

– Вчера вечером он позвонил мне по мобильнику и спросил, есть ли у меня алмаз... Как его?.. То ли «Падишах», то ли «Царь».

– А может, все-таки «Султан»? – спокойно предположил дед.

– Точно, «Султан»! – обрадованно воскликнул Никита. – Но как ты догадался?

Дедуля с интересом посмотрел на внука, перевел взгляд на его плечи, как бы оценивая, способны ли они выдержать новую ошеломляющую новость? И, убедившись в прочности каркаса, сказал:

– Разве я похож на гадалку? Я знал наверняка! Когда ты встречаешься с этими людьми?

– Завтра у меня с ними назначена встреча, я должен показать им еще несколько камушков.

– Вот что, пока к этим людям не ходи. Сошлись на какую-нибудь уважительную причину.

– Понял.

– Скажешь, что камни еще пока не у тебя, или еще что-нибудь такое. Парень ты умный, сообразишь. Кстати, как зовут основного покупателя?

– Арсен. Фамилию он свою не назвал.

– Да и имя, может быть, выдуманное, в таких делах обычно играют в темную.

– Согласен. Дед, почему ты прячешься? Тебе что-нибудь угрожает?

– Расскажу как-нибудь потом, когда все, наконец, уладится. А сейчас давай расходиться, мне еще нужно кое-что проверить. Давай сделаем вот что... Помнишь то дерево, на которое я тебя любил сажать?

– Да, конечно.

– Каждый третий день я тебе буду оставлять под ним под камнем записки. Если там будет написано, чтобы ты исчез, так немедленно уноси ноги. Ты меня хорошо понял?

– Да.

Не прощаясь, дед поднялся с качелей и, распрямив спину, двинулся со двора.

Глава 21

ГДЕ ОНИ ВСПЛЫЛИ?

Надо сказать, что золото – очень странная штука. Оно никуда не исчезает, наоборот, накапливается, переходя от цивилизации к цивилизации. Старое золото переплавляют и придают ему новые формы. Взять, к примеру, золото инков, много ли от него осталось? Практически все древние изделия были переплавлены, из южноамериканского металла впоследствии изготовили европейские монеты и украшения. Так было всегда. Золото Египта было переплавлено и хранилось в сокровищницах греков, впоследствии оно сделалось собственностью Рима, а от него досталось Византии.

Так что драгоценные металлы перетекали из одной цивилизации в другую, принимая новые формы, но сохраняя драгоценное содержание.

То же самое происходило и с драгоценными камнями, которые тоже не исчезали, а лишь меняли оправу и хозяина.

Теперь нетрудно понять, что, так называемая «помощь» союзников в годы войны обходилась весьма недешево. Кроме золота и алмазов, на Запад ручьем текли редкоземельные металлы. И, судя по документам, которые сейчас видел перед собой Яковлев, американцы требовали в первую очередь платиноиды и бериллий.

На одной из фотографий был запечатлен карьер. Он был заснят откуда-то сверху, наверное, с какой-нибудь сопки, и представлял величественное зрелище длиной километра полтора, шириной около полукилометра. Рядом с карьером стояли небольшие бытовки, наверное, для каких-то хозяйственных и технических нужд.

Яковлев взял второй снимок. Глубина карьера впечатляла, он напоминал огромную воронку без дна. Какова же может быть его глубина? Триста метров? Четыреста?.. Пожалуй, даже немногим более. Внизу, напоминая крошечных букашек, по серпантину ползут автомобили. Если судить по докладным запискам, то этот карьер затоплен лет двадцать тому назад. Кажется, с ним были связаны какие-то нехорошие истории. Яковлев потер пальцами лоб. Точно! Именно в этом карьере было обнаружено несколько машин и девять затонувших трупов. Надо будет поинтересоваться у коллег, как продвигается расследование. Интуиция подсказывала Яковлеву, что гибель этих людей как-то связана с драгоценными камнями.

Генерал пролистывал страницу за страницей. Он и сам не ожидал, что дело, открытое шесть десятков лет назад, может так его увлечь. Стопка папок на его столе росла, стрелка часов перевалила за полночь, а он и не думал покидать кабинет.

В одном из документов Яковлев обнаружил странное распоряжение начальника управления лагерей, в котором тот приказал засыпать сорок ящиков отборных изумрудов, приготовленных для отправки по ленд-лизу. Каждый из таких ящиков должен был весить, по крайне мере, килограммов восемьдесят. Хотя это тоже вполне понятно, ведь именно в этот период дружба с американцами и англичанами сильно охладела.

Генерал отложил документы в сторону. Он хорошо представлял себе это место. До революции там работали хитнические артели, а во времена НЭПа – иностранные компании. Тамошние отвалы выглядели весьма солидно, как дома в пять-шесть этажей. Искать изумруды под такими горами мусора – совершенно бесполезное занятие. Отвалы за шестьдесят лет сплошь заросли кустарниками и деревьями, местность сильно изменилась. А потом где гарантия, что они и сейчас находятся именно там?

НКВД всегда умело прятать свои тайны.

А это еще что за конверт? Яковлев взял небольшой узкий пакет, адресованный начальнику управления лагерей. Из конверта выпал небольшой листок, исписанный неровным почерком. С первого взгляда было понятно, что человек старался. Но умения у него было маловато, а потому строчки получались кривенькие, а буквы неровные.

Вчитавшись, Яковлев понял, что это был самый обыкновенный донос. Некий доброжелатель сообщал, что у ювелира Зальцера имеется алмаз «Султан», который занесен во все ювелирные каталоги мира. Даже между строчками чувствовалось, что этого типа заедала обыкновенная жаба. Но к подобным заявлениям прислушивались всегда, часто это был один из главных источников информации. Наверняка где-то в одной из папок имеется коротенькая запись о судьбе «Султана». Что-то он слышал об этом алмазе. Кажется, что добыт он был где-то в Южной Африке и входил в число крупнейших алмазов мира.

А вот это новость!

Как же он не заметил эту запись сразу? К перечню алмазов, отправленных по ленд-лизу, была добавлена еще коротенькая запись о том, что в подарок Черчиллю отправлен алмаз в пятьдесят восемь карат, с собственным именем «Султан».

Генерал-майор устало откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Кажется, ситуация проясняется. Где-то в Западной Европе обнаружилось два алмаза, которые были отправлены когда-то по ленд-лизу и считались до этого утерянными. Следовательно, где-то бродит и остальная партия алмазов. А присвоил их человек очень хитрый и умный, способный играть в прятки даже со временем. Залег на дно и понемногу сплавляет камни на продажу. Неужели это Куприянов? Интересно, что же стало с «Султаном»?

Прозвенел звонок. На столе у Яковлева стояло шесть телефонов, это была не роскошь, а обязательное условие нормальной работы. Все телефоны были одинаковые, правда, два из них без диска, – один связывал с руководителем ФСБ в Москве, а другой с губернатором. Но каждый из этих телефонов настроен был на разное звучание. Обманывался Яковлев только первые два дня, а потом уже безошибочно определял, какой именно телефон звонит. Сейчас звонил тот, что находился у края стола, предназначенный для внутреннего пользования.

Подняв трубку, Яковлев коротко произнес:

– Слушаю.

– Товарищ генерал-майор, это полковник Лысенков. Разрешите доложить!

– Докладывайте.

– Выплыло еще два камня из той самой партии, приготовленной для расчетов по ленд-лизу.

Усталость генерала мгновенно улетучилась.

– Где обнаружили камни?

– В Пакистане, в Карачи.

– Ты уверен, что это те самые?

– Абсолютно! – ответил полковник. – Уже проведена экспертиза, которая полностью подтвердила то, что алмазы с Вишеры.

– Когда именно они всплыли?

– Мы отслеживали ситуацию, они появились две недели назад.

– То есть из России они прибыли не так давно?

– Так точно.

– Как они могли оказаться в Пакистане?

– Есть несколько возможных путей, но главный – через Армению. Армянские ювелиры всегда дружили с пакистанскими. У них очень хорошо отлажены деловые связи. Но алмазы идут и через Киргизию, Афганистан. Могут проходить через Ташкент. Есть прямой рейс Ташкент-Карачи.

– Каким образом они могут переправлять алмазы, вы узнавали?

– Такие связи тоже отработаны, чаще всего алмазы передают с пилотами.

– Понятно. Как алмазы переправляют в Армению?

– Мы уже прорабатывали этот вопрос. Скорее всего, алмазы попадают в Армению также через пилотов. Летчики очень часто занимаются всякой мелкой контрабандой. Но на это как-то не обращали особого внимания. Чаще всего они перевозили валюту, золотишко. Не исключено, что некоторые из них перевозили и алмазы. Тем более что спрятать алмазы несложно. Ведь это всего лишь несколько крохотных зернышек.

– Взять под наблюдение весь летный состав, совершающий систематические вылеты в Армению. Внимательно изучить их личные дела, может быть, там выплывет что-нибудь интересное. Посмотреть всех на предмет родственников в Армении. Как только выяснится что-нибудь определенное, сразу сообщите мне.

– Есть! Тут еще случилась непонятная вещь, напали на сотрудника третьего отдела, занимающегося драгоценными камнями.

– Вот как. Кто этот сотрудник?

– Майор Журавлев.

– Держи это дело на контроле. У меня все, – генерал-майор положил трубку. Вот теперь можно отправляться домой.

Дверь слегка приоткрылась, и в проеме показалась белобрысая голова секретаря. Парень оказался старательный, научился понимать хозяина с полуслова, единственное чего он не признавал, так это права своего начальника на одиночество, мог зайти в любую минуту и, пряча мальчишескую робость за показным лихачеством, предлагал кофейку или чаю.

– Может, чаю?

Одергивать наивного парня не хотелось, он был совершенно искренним в своих заботах.

– Ухожу, – объявил ему Яковлев. – Да и тебе нужно собираться.

– Как скажете, товарищ генерал-майор, – совершенно не по-уставному ответил прапорщик.

Генерал Яковлев невольно хмыкнул. Ну что ты с ним будешь делать? Никак учиться не желает. А выгонять, как генерал решил было в первые дни, жалко. Уж слишком у него физиономия добродушная. Ладно, пускай служит.

Глава 22

СИЛУЭТ В ОКНЕ

Подъехав к дому Вероники, Никита долго не решался заглушить двигатель, и только убедившись, что вокруг спокойно, вытащил из замка ключ зажигания. Поставив машину на сигнализацию, он направился к Веронике.

Свет в окошке горел, предвещая радостное свидание, он невольно настраивал на нужную волну, воскрешая в памяти приятные воспоминания и будоража воображение. Никита хотел постучать в окошко, благо первый этаж, как это было заведено у них прежде, предупредить о своем нежданном появлении. Но что-то остановило его в самую последнюю минуту. Ни тогда, ни позже он так и не сумел понять, что именно заставило его удержаться: то ли обостренное чувство опасности, выработанное в последние дни, то ли какая-то тень, мелькнувшая за занавесками.

Никита застыл, пытаясь рассмотреть, что же творится в комнате. Видны были одни лишь силуэты – тонкая ткань скрывала детали. Вот кто-то прошел по комнате и застыл у стола. Вот неизвестный резко замахал руками. А из угла к нему на встречу вышел второй силуэт. Судя по фигуре, это женщина, скорее всего, Вероника.

Чего же нужно этому человеку в квартире девушки? Было понятно, что неизвестный пришел не для любви, слишком жестковато происходил их диалог. От души малость отлегло. Чувство ревности штука все-таки противная. Происходящее у Вероники попахивало тайной.

Между занавесками осталась крохотная щелочка. Приникнув к стеклу, Зиновьев постарался рассмотреть, что же делается в комнате. Вот мужчина сделал небольшой шажок в сторону, и Никита увидел его спину. Коричневый костюм, стриженный седой затылок. Слегка сутулая осанка. Человек немолодой, это ясно. Еще одно доказательство того, что он забрел в эту квартиру не за ласками. Если ему не нужна любовь, тогда что именно его интересует?

Появилась Вика, одетая в строгий костюм. Тесная кофточка плотно облегала грудь. Непохоже, чтобы кто-то только что залезал ей под лифчик.

Неожиданно мужчина повернулся, словно почувствовал чужой взгляд. Никита понимал, что он не мог его видеть, но тем не менее по печенкам прогулялся неприятный холодок.

Лицо мужчины показалось Никите знакомым. Где же он мог его видеть? Еще не старый, лет пятидесяти пяти, сухощавый, со слегка выступающими скулами. Взгляд пронзительный и одновременно жесткий.

Стоп! Их встреча состоялась примерно с год назад в квартире деда. Помнится, они тогда распили по бутылке пива и разошлись. Никита не помнил даже, о чем они в тот раз разговаривали, но почему-то ощущение от той встречи осталось гнетущее. Дед, вопреки обыкновению, держался скованно, и когда незнакомец ушел, он даже не попытался скрыть облегчения. Не удержавшись, Никита поинтересовался, что это был за гость, ведь прежде он его не встречал. Нахмурившись, дед ответил не без некоторого колебания, что это известный специалист по драгоценным камням.

И вот теперь он вдруг объявился в гостях у Вероники.

Никиту пробил озноб. А что если он, не замечая того, уже давным-давно находится под наблюдением, и встреча с Вероникой была лишь частью некоего многоходового хитроумного плана?

Мужчина сделал несколько шагов к окну, и теперь Никита мог рассмотреть его лицо получше. Вероника двинулась следом и что-то яростно заговорила визитеру в спину. Зиновьев видел ее лицо, перекошенное от гнева, пухлые губы, выговаривающие проклятия. Неожиданно мужчина развернулся, с размаха отвесил ей хлесткую оплеуху и быстрым шагом направился к выходу. Громко хлопнула дверь, и Никита услышал, как слегка дзинькнули оконные стекла. Отскочив от окна, он быстрым шагом направился в глубину двора, чтобы укрыться в глубокой тени. Через минуту гость Вероники вышел и направился к «шестерке», стоящей у угла. Простенькая, однако, машина для известного спеца по камням. Запустив двигатель, он тотчас отъехал.

Выждав еще несколько минут, Зиновьев направился в знакомую квартиру, уверенно позвонил. Ждать пришлось недолго. Почти тотчас он услышал в прихожей легкие шаги и звонкий голос Вероники:

– Я ведь уже все сказала!

Дверь распахнулась, и Никита увидел разгневанное заплаканное лицо Вероники, которое тотчас стало растерянным.

– Здравствуй.

– Это ты?

Никита сделал непонимающее лицо.

– А кого ты ожидала увидеть?

– Дело в том, что сейчас у меня был гость...

– И что?.. – продолжал разыгрывать непонимание Никита.

Неожиданно она нахмурилась.

– Мне бы не хотелось говорить об этом. У тебя какое-то дело ко мне?

Пожав плечами, Никита отвечал:

– Странный вопрос. Дел никаких нет. Но разве я не могу зайти к тебе просто так, как бывало раньше? Мне кажется, что нам есть чего вспомнить, о чем поговорить.

– Проходи!

Вероника всегда любила дорогие духи, и сейчас в комнате витал слегка горчащий аромат. Этот запах хотелось вдыхать, как запах благоухающего цветка. Никита даже зажмурился от удовольствия, так это было приятно.

Слегка приобняв девушку за плечи, он спросил:

– Разве ты хотела меня видеть?

Освободившись от его объятий, она ответила:

– Да, но это было давно.

– Вот как? – удивился Никита. – Мне показалось, что последний раз мы виделись с тобой всего лишь несколько дней назад.

– Ты опоздал. Это большой срок. С того времени очень многое изменилось.

– Вот как? Что ты имеешь в виду?

– Просто я стала другой. А потом ты забываешь, я все-таки замужем, – решительно подняла она свои большие глаза и с каким-то вызовом посмотрела на Никиту.

Подобное заявление вызвало у Никиты улыбку. Можно было бы напомнить о том, что на диванчике, который стоит у окна, они предавались таким безумным забавам, что даже богу Эроту стало бы неловко от их любовных утех. Но не напоминать же об этом женщине! Тем более замужней. Не стоит вводить ее в смущение.

– Нет, я этого не забыл.

Никита вдруг с тоской подумал о том, что сделал неправильный выбор. Ему надо было поехать к Тоне, которая всегда воспринимала его приход едва ли не как явление Христа. В ее теплых объятиях он сумел бы снять накопившееся напряжение, а заодно и затаиться на пару деньков.

– Вот видишь, – вздохнула Вика.

– Мне показалось, что я слышу в твоем голосе грусть.

– Возможно. За это время я многое переосмыслила. Тогда у меня не было никаких обязанностей, а сейчас они появились.

– А я думал, что мы займемся нашим любим делом.

– Извини, что я не оправдала твоих ожиданий.

– Может, присядем? – кивнул Никита в сторону дивана.

Вероника взмахнула руками.

– Господи, ты невыносим! Ничего не выйдет. Неужели ты думаешь, что я ничего не понимаю, не вижу, для чего ты заводишь эти игры? Скажу по-другому, сегодня я просто не расположена. Ну, нет у меня сейчас никакого настроения трахаться!

– Жаль. Сегодня ты мне как раз особенно нужна. Я тоже не понимаю этих игр. Ну что ж, тогда я, пожалуй, пойду, – повернулся Никита, дав себе обещание больше никогда не перешагивать этот порог.

– Постой!

– Ты раздумала? – обернулся Никита.

– Неужели ты не хочешь поговорить со мной просто так?

– Извини, мне сегодня не до разговоров. Я хотел бы просто отдохнуть.

– Тебе грозит опасность, – неожиданно сказала Вероника.

Никита внимательно посмотрел на Веронику.

– Это что-то новенькое в наших отношениях.

– Наши отношения здесь ни при чем. Я говорю совершенно о другом.

– Вот как. И что же это за опасность?

– Тебя уже давно ищут.

– Кто?

– За несколько минут до твоего прихода у меня был человек...

– Это он меня ищет? – спросил Никита.

– Ты его видел? – глаза Вероники расширились от ужаса.

– Нет. Просто предположил.

– Да. Но он не один. Только не спрашивай меня, что это за люди. С ними лучше не связываться.

– Интересная история получается. А тебе откуда все это известно?

– А ты не догадываешься?

– Нет.

– Тогда послушай, – набралась она духу. – Из Англии я приехала не случайно. Меня вызвали. Не знаю, каким именно образом, но они узнали, что у нас с тобой до моего замужества... как это сказать помягче... был роман. Вот ты говоришь, что мы с тобой прекрасно проводили время, а только эти фотографии, на которых мы с тобой лежим нагишом, каким-то образом попали к ним в руки.

– Черт возьми, у меня эти фотографии хранились в особом альбоме. Но потом они, правда, вдруг исчезли. Я подумал, что они просто куда-то подевались, – обескураженно сказал Никита.

– Теперь я понимаю. Они просто выкрали у тебя эти фотографии! Но ведь ты говорил мне тогда, что уничтожил их!

– Извини меня, я не сумел, – честно признался Никита. – На них ты была очень хороша. А потом эти фотографии – единственное, что осталось после тебя.

– Наверное, ты с удовольствием показывал их друзьям?

– Вот этого не было! – возмущенно ответил Зиновьев. – И что же они тебе сказали?

– Они сказали, что если я не установлю с тобой контакт, то эти фотографии они покажут моему мужу, – закрыв лицо руками, она всхлипнула. – Они обязательно сделают это! Что я говорю?! Мне ведь нужно молчать!

– Не бойся, это останется между нами. И какую же причину для отъезда ты назвала мужу?

– Я сказала, что у меня заболела мама, ее обязательно нужно навестить.

– Что им нужно от меня?

– Они считают, что ты знаешь, где находятся алмазы!

А вот это новость. Неловко улыбнувшись, Никита поинтересовался:

– Какие еще алмазы?

Голос подвел его, дрогнул на самом последнем слове, да и вопрос прозвучал неубедительно, с некоторым вызовом.

– Алмазами твой дед расплатился за свою квартиру. Подозревают, что теперь они у тебя. Во время войны пропала большая партия алмазов, а твой дед каким-то образом имел к ним отношение.

– Откуда тебе это известно?

– Так сказал тот мужчина, что был у меня перед тобой.

– Веселенькая история. А от меня-то тебе что надо?

– Ведь ты же знаешь, где алмазы?

Руки девушки плавно опустились ему на плечи. Прикосновение прохладных ладоней было приятно, но для ласок выбран не самый подходящий момент. Никита осторожно убрал ее руки со своих плеч.

– Я не знаю, о чем ты говоришь. Я понятия не имею ни о каких алмазах! Ну и денек у меня сегодня!

Глаза Вероники вспыхнули каким-то странным азартом. Прежде подобного он за ней не замечал.

– Брось притворяться, я по твоему лицу вижу, что это не так. Давай не будем никому об этом говорить, оставим все так, как оно есть.

– Да отстань ты от меня! – отмахнулся Никита.

– Не отстану, признайся!

Вероника не желала сдаваться. Она была из тех женщин, которые привыкли добиваться своего любым способом. В какой-то момент Никита даже испытал нечто похожее на сомнение, но уже в следующую секунду зло бросил:

– Я не знаю, о чем ты говоришь! Я пошел! – он распахнул дверь, с тоской осознав, что остаток ночи ему придется провести где-нибудь под открытым небом.

А завтра к Бармалею! Уж он-то обязательно даст толковый совет.

Никита вышел на улицу. В кармане завибрировал мобильный. На экране высветился номер Арсена. Несколько секунд Никита колебался, а потом включил связь.

– Да!

– Ты подготовил вторую партию?

– Подготовил.

– Что-нибудь случилось?

– С чего ты взял?

– Мне показалось, что у тебя голос какой-то напряженный.

– Нет, все в порядке. Просто у меня день был очень тяжелый.

– Так, значит, на прежнем месте?

Никита отчетливо услышал вздох облегчения.

– Да, на прежнем месте, – бодро отозвался Зиновьев и выключил телефон.

Советы деда совсем вылетели у него из головы.

Глава 23

ПАХАН ФАРТОВЫЙ

Резиденция Фартового находилась за городом, в небольшом каменном доме. На первый взгляд не самое подходящее место для такого человека. С его-то возможностями можно было найти район и поприличнее, и поблагоустроеннее, чего греха таить, и поприятнее! Например, на берегу реки. А он вдруг предпочел окраину, которая пользовалась дурной репутацией. Сюда приличные люди заглядывали редко, разве что в силу большой необходимости.

Его дом стоял отдельно от основных трасс, к нему вела узкая дорога, усыпанная щебнем. Но только на первый взгляд казалось, что решение Фартового обустроиться здесь выглядело недальновидным, в действительности же законник всегда продумывал каждый свой шаг, а к такому делу, как собственное жилище, относился с особой заинтересованностью. В первую очередь жилье должно отвечать требованиям безопасности, – в такую глушь случайные люди не приходят, и чужой должен быть виден за версту.

В полукилометре от дома Фартового стояли две сторожки, в них круглосуточно несла вахту пристяжь Георгия Георгиевича, сообщая ему о всяких подозрительных перемещениях в округе. Так что у старого вора был полный резон обустроиться именно здесь.

Раз в месяц к его дому подъезжала черная «Волга», за рулем которой сидел крепкий мужчина лет шестидесяти с густой седой шевелюрой. И в пристяжи Фартового ему тут же подобрали соответствующее погоняло – Сивый! О его приезде охрану извещали загодя, а потому машину Сивого не тормозили, и она беспрепятственно подъезжала к дому.

О приятеле Фартового было известно немного, – отставной военный. Поговаривали, что в настоящее время он является консультантом в какой-то коммерческой конторе. Во всяком случае, он производил впечатление весьма влиятельного человека, по тому, как посматривал на окружающих, чувствовалось, что в прежние годы в его руках была сосредоточена немалая власть.

Среди окружения Фартового ходил упорный слушок, что прежде этот мужчина знался со спецслужбами. Будто бы кто-то однажды видел его на выезде из города, когда проходила плановая проверка документов, и тот, не вылезая из машины, сверкнул какой-то авторитетной ксивой, предварительно отчитав остановившего его капитана. Тому ничего не оставалось делать, как только приложить руку к козырьку и молча выслушать нарекания.

Но времена изменились, теперь союз между вором и человеком из силового ведомства никому уже не казался странным, идущим против всех понятий. А ведь лет двадцать назад за подобную дружбу можно было поплатиться не только короной, но и жизнью. У приближенных Батяни не хватало духу усомниться в его действиях, а потому машину гостя всегда провожали с большим почтением.

Обычно Сивый подъезжал в конце недели, ближе к вечеру, уезжал незаметно, когда стрелки часов переваливали далеко за полночь. И всякий раз Фартовый провожал его до порога и не уходил до тех самых пор, пока машина гостя не скрывалась за деревьями. Подобной чести не удостаивался ни один из его визитеров.

В этот раз встреча должна была состояться почему-то в понедельник. День сам по себе не очень-то и веселый, а кроме того, обычно именно по понедельникам Фартовый выбирался в город, чтобы лично убедиться в том, что отлаженный механизм сбора дани с коммерсантов работает без перебоя. В его появлении на точках присутствовал определенный воспитательный момент. Стоило только несговорчивому торгашу увидеть Батяню, как все недоразумения между ним и быками улаживались сами собой. Так что Фартовый являлся важной регулирующей единицей.

По понедельникам проводились и встречи со смотрящими районов, где вырабатывалась стратегия на ближайшую неделю. Однако в этот раз Фартовый отменил прежние договоренности, сославшись на то, что у него намечено весьма важное дело.

Машина Сивого подъехала к воротам, которые тотчас раздвинулись, пропуская гостя вовнутрь. Это было еще одно исключение, которое Фартовый делал для своего гостя, все прочие оставляли машины за пределами двора.

Заметив подъехавшую тачку, Фартовый поманил к себе пальцем Андрея-Кариеса и строго распорядился:

– Вот что. Поедешь на сходняк вместо меня.

Андрей не сумел сдержать довольной улыбки. По-своему это была серьезная заявка на предстоящее лидерство, Фартовый представлял его перед смотрящими районов как свое доверенное лицо. А им следовало смириться, хотя каждый из них хотел бы оказаться на месте Кариеса.

Будто бы угадав его мысли, Георгий Георгиевич продолжил, слегка посуровев:

– Ни перед кем не тушуйся. Будь самим собой. Если я тебя отправил, следовательно, так надо. Ты меня хорошо понял?

Андрей уже не сумел сдержать счастливой улыбки, выдохнул и сказал гордо:

– Понял.

– Держись достойно. Смотрящие районов народ ушлый, промахов не прощают. Так что авторитет нужно завоевывать. Но хочу сразу тебя предупредить, если надумаешь меня кинуть или захочешь вести свою игру... Убью! Ты меня понял?

– Да, – сглотнув, кивнул Кариес.

– Иди!

Потеряв к Кариесу интерес, Фартовый направился к гостю, вылезавшему из машины.

Мужчина, распахнув дверь, сначала ступил обеими ногами на брусчатку, выстилавшую двор, а потом, чуть пригнув голову, вышел из салона. Скупо улыбнувшись, он распрямил спину и зашагал навстречу Фартовому.

Шел Сивый медленно. Со стороны казалось, что даже с некоторой ленцой. Но в действительности это было не так, просто он вообще никогда не торопился. Человека, которому под шестьдесят, нечасто можно увидеть куда-то спешащим. Даже не в силу его физиологических ограничений, а потому, что вся жизнь воспринимается им с философским спокойствием. Вид старого человека как бы говорит сам за себя: «Меня ничем не удивишь, все это я уже видел».

Люди, которые никуда не торопятся, живут дольше, а по тому, как Сивый держался, как себя вел, как ходил, можно было подумать, что он запрограммирован на бесконечность.

Хозяин и гость поздоровались.

– Ты с новостями, Прохор?

– Есть кое-что, – неопределенно ответил Сивый. И, посмотрев на двух парней, сидящих за столом у двери и перекидывающихся в карты, добавил: – Давай поговорим об этом в комнате.

Дом у Фартового был небольшой, четыре комнаты на первом этаже и три на втором. Но Георгий Георгиевич присмотрел лично для себя небольшой уголок в пятнадцать квадратных метров, который едва ли не на половину был завален книгами. Здесь же стояла его кровать. Вот, собственно, и весь быт вора. В остальные комнаты он мог не заходить неделями, но не терпел, когда пыль скапливалась пластами.

– Твои мальчики догадываются, кто я такой? – спросил гость, шагнув в комнату.

Фартовый насторожился.

– Ты что-нибудь заметил? Никто, по-моему, не знает, что ты Тарасов.

Гость пожал плечами.

– Ничего определенного. Только ощущения, – и, улыбнувшись, добавил: – А они, как правило, меня не подводят.

– Объясни.

– Охрана меня что-то уж очень внимательно разглядывает, прежде такого интереса к своей персоне я не замечал.

Фартовый отмахнулся.

– Брось! Они уже привыкли к тебе. Ну что там у тебя, рассказывай, – потребовал он нетерпеливо.

Сивый сидел на добротном крепком стуле, откинувшись на его высокую спинку. Он всегда устраивался именно на это место, не подозревая о том, что оно являлось любимым местом хозяина. Но Фартовый не обращал внимания на подобные мелочи, он мог и не такое простить своему гостю.

– Как она?..

– Понемногу привыкает. Муж от нее без ума, еле отпустил сюда из Англии.

– Она красивая, – согласно, и с какими-то мечтательными интонациями, так не свойственными его внешности и характеру, протянул Фартовый. – Вылитая мать!

– Это еще не все, – несколько задумчиво сообщил гость.

– В чем дело?

– У меня есть информация, что ее знакомство с будущим мужем не было простой случайностью.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Все это тонко подстроенная акция конторы.

Заключения Тарасова никогда не строились на догадках, за каждым его словом стояла проверенная информация. Другое дело, что он никогда не распространялся о своих источниках, но от него этого никто и не требовал.

Пальцы Фартового невольно вцепились в подлокотники.

– Когда ее завербовали?

– Скорее всего, когда она училась в институте. Во время учебы у нее был роман с одним парнем, – Фартовый слегка кивнул, давая понять, что знаком с этой историей. – Мне думается, что она уже тогда входила в оперативную разработку, а может быть, и сама являлась инициативником. Контора сделала все, чтобы отвадить ее от этого парня, а потом подложила ее под английского дипломата. Девочка она красивая и могла покорить сердце любого. Расчет чекистов оказался очень верным, вскоре дипломат на нее запал, а потом пригласил ее к себе в Англию уже как невесту.

– Зачем им нужно было вербовать ее?

– В этой оперативной комбинации намечались сразу две цели, – поднял Тарасов два пальца. – Этот англичанин весьма неглупый малый, я не сомневаюсь в том, что он будет расти и дальше. Не исключено, что с такими крепкими мозгами, как у него, его могут пригласить работать в МИ-6. А кто лучше всего знает о делах мужа, как не его собственная жена?!

– Понятно. Ну а вторая цель?

– Вторая... – на лице Прохора Тарасова промелькнула какая-то странная улыбка. – Она не менее интересна. Отцом этого дипломата оказалась весьма любопытная личность, некто Горовой Остап Ильич. Тебе ни о чем не говорит эта фамилия?

– Не слышал.

– Когда-то он был сотрудником КГБ, потом перебежал на Запад. С профессиональной точки зрения он был весьма ценным агентом. Знал методы работы не только русских, но и всех прочих разведок восточных стран. В МИ-6 он пришелся ко двору. Англичане его засекретили, он сменил фамилию, имя. Вскоре женился на аристократке и стал вхож в высший свет. Вот его-то сын Ричард и женился на Веронике. А его папаша сейчас тоже нелегально прилетел в Россию.

– Так чего же от него хотят чекисты? Если они знают, что он здесь, тогда почему же не схватили его сразу в аэропорту?

Тарасов пожал плечами.

– Очевидно, они считают, что он приехал в Россию с каким-то заданием. Хотят выявить его контактеров. Я так понимаю.

По мере того как продолжалась беседа, Фартовый все более хмурился. Веронику он любил. Пожалуй, это было единственное существо, к которому он был привязан по-настоящему. Георгий Георгиевич опекал ее буквально с рождения. Всегда знал, чем дышат его дочь и внучка. Не навязывая своего общества, он всегда перечислял им деньги на жизнь. Кто являлся их благодетелем, они не знали и по поводу этого строили самые невероятные предположения, что всегда забавляло Фартового.

Возможно, что он раскрыл бы свое инкогнито, пришел бы с покаянием к дочери, рассказал бы им о себе как на исповеди. Но Георгия Георгиевича всякий раз сдерживала мысль, что он может оказаться непонятым. А потому, положившись на судьбу, он оставил все как есть.

Большая часть его жизни прошла на чалке, и такое понятие как любовь ему казалось надуманным. Но сорок лет назад, отпарившись очередную пятилетку, он заглянул на блатную малину к своему подельнику, где и повстречал совсем юную воровку с красивым именем Ангелина. Девчонка оказалась сговорчивой и следующие три часа, отгородившись от картежников пестрой занавеской, они наслаждались обществом друг друга на раздолбанной старой кровати, энергично поскрипывающей в такт движениям сладкой парочки.

В то время Фартовый воспринимал Ангелину как очередной проходной вариант. Перетерся да тут же и позабыл. Но разве мог он предположить, что у него вспыхнет чувство. И ладно бы прикипел к женщине в теле, с пышными телесами, которые не грех и помять. А то ведь попалась пигалица, и росточком-то с ноготок, и груди в махонький кулачок. Однако уже на следующий день он стал искать Ангелину. А еще через неделю осознал, что запал на нее серьезно.

А еще через полгода Ангелина сообщила ему о том, что забеременела, при этом наотрез отказавшись избавляться от ребенка. В общем-то, ее судьба была типична для всякой марухи. Порой случалось так, что подруги воров даже толком не знали, от кого они прижили дитя. Но с Ангелиной было все ясно, а потому Фартовый объявил ворам, что девка находится под его покровительством, и он вывернет матку всякому, кто посмеет назвать ее «вставочкой».

Еще через четыре месяца Жора Гуньков загремел в колонию за кражу.

На первый взгляд, история выглядела анекдотичной, он тиснул в транспорте кожу с монетами у одного старика, который и отвел его в милицию. Над этим случаем потешался весь отдел милиции, но никто не знал, что срок его на воле был строго оговорен на сходке и вору опять следовало возвращаться на кичу.

Жениться Фартовый не смел, не позволял закон, но вот признать ребенка своим понятиями не возбранялось, и шли малявки на волю поддержать любимую с дитем.

В этот раз окончания срока Фартовый ждал с особым нетерпением, но душа чувствовала, что должно произойти нечто неладное. Так оно и случилось: сука-кум, подловив его на наркоте, добавил срок и долгожданная встреча была перенесена еще на три года. Затосковав, Фартовый даже хотел уйти в побег, и только своевременное вмешательство сходняка сыграло свою роль, братва сумела отговорить его от столь опрометчивого решения.

Еще через год маруху проиграли в одном мутном катране, пущенная по кругу и обесчещенная, девка удавилась в подвале собственного дома. Отыскали ее только на седьмой день, уже изрядно обглоданную крысами. О произошедшем Фартовый узнал только через месяц, от нового этапа, прибывшего с воли. Он сутки не выходил из своей биндюги, переживая в одиночестве свалившееся горе, а когда вышел, посеревший, лишившийся от переживаний половины волос, то в нем не сразу признали прежнего пахана.

Протянув пацанам прошитую суровыми нитками маляву, написанную накануне, он наказал, чтобы в этот же день она была на воле. А через десять дней малявка вернулась с ответом, где было сказано, что фраер, проигравший девку, был выброшен с двенадцатого этажа. А еще трое, которые полакомились ее телом, были сожжены в загородном доме.

Дочь была определена в приют, где прожила до семнадцати лет. Одно время Фартовый хотел забрать ее к себе, но, поразмыслив, решил этого не делать, – чего же девчонке оставаться без женского присмотра! Но зато частенько наведывался к детскому дому и издалека наблюдал за подрастающей дочуркой, не без волнения подмечая в ее все более меняющейся внешности собственные черты.

В восемнадцать лет дочь вышла замуж за студента, с которым познакомилась где-то на танцах. Через своих людей Фартовый пробил его на вшивость и, услышав, что за парнем нет никаких косяков, облегченно вздохнул.

А еще через год у них родилась чудная дочурка, которую нарекли Вероникой. Услышав об этом имени, Фартовый невольно вздрогнул, его тут же бросило в холод, – именно так звали его мать. Получается, что ее душа возродилась через многие десятилетия.

Не удержавшись, он, пренебрегая данными себе обетами, подошел к дочери поближе, когда она держала на руках младенца, и к своему немалому удовольствию обнаружил, что на правой щеке у дитяти точно такая же родинка, какая имелась и у его матери.

Именно с этого времени он стал переводить на счет дочери значительные суммы. Фартовый даже поселился неподалеку от дочери, чтобы видеть ее и внучку каждый день. Разве могли они подумать о том, что доброжелательный дядька, у которого всегда находится для них доброе словечко, и есть их отец и дедушка.

Все эти годы он не выпускал из вида ни дочь, ни внучку, и ненавязчивой опекой, совершенно незаметной со стороны, оберегал обеих от возможных неприятностей. Вероника даже не подозревала о том, что все эти годы она находилась под присмотром деда, контролирующего каждый ее шаг.

И вот сейчас ее дальнейшая судьба от него совершенно не зависела. Следовательно, девочка уже выросла. Единственное, что он мог для нее сделать, так это смягчить удар при ее возможном падении.

Фартовый помнил всех мальчиков своей девочки. На первом курсе Вероника сошлась с парнем из параллельной группы, – высокий блондин с грустными глазами сумел очаровать многих девиц, но предпочтение отдал Вике. На первый взгляд они были неплохой парой, во всяком случае, Фартовому он приглянулся. После некоторого колебания он решил пробить его по своим каналам, и, как оказалось, блондин был наркоманом со стажем.

Достаточно было провести с ним всего лишь одну разъяснительную беседу, чтобы этот моральный урод отлип от Вероники. Бедная девочка тогда так и не поняла причину его неожиданного охлаждения и очень остро переживала разрыв. Время показало, что Фартовый оказался прав, – блондин умер от передозировки в одном из городских скверов, заразив перед самой смертью какой-то гадостью случайную подругу.

На третьем курсе Вероника влюбилась в одногруппника – Никиту Зиновьева. В качестве предстоящей партии парень был весьма неплохой кандидатурой, правда, занимался хитой, но подобное занятие можно было воспринимать как издержки юности. Получит профессию, повзрослеет и тогда поймет, что существуют куда более привлекательные способы заработать на жизнь.

И вот только теперь выяснилось, что Никита оказался внуком того самого человека, который входил в группу, охранявшую груз, что доставлялся шестьдесят лет назад на грузовике в лагерь, где мотал срок отец Георгия Фартового, которого и звали точно так же. Именно он рассказал сыну о контейнере с алмазами, о бунте и о том краснопогоннике, который не стал добивать его, раненого. Именно отец завещал найти этого человека, завладевшего невероятным количеством алмазов, но убивать его не велел, наказав подарить жизнь за жизнь.

Пути Фартового и Прохора Тарасова пересеклись несколько лет назад, когда потребовалось перевести из Лефортово в Печорскую зону вора в законе Федора Лесного. Смотрящий Екатеринбурга по большому секрету сообщил, что у грузинских воров имеется человек, обладающий немалыми возможностями, который способен осуществить подобный перевод за соответствующее вознаграждение. И если он сумеет найти к грузинам подходящий подход, то они смогут свести его с нужным человеком.

В грузинской общине у Фартового было немало приятелей, но кавказцы не любили объединяться с чужаками даже для дела, предпочитая работать с земляками. Был в их среде и должник Фартового, вор в законе Саквиладзе. Он угодил в молодости на чалку, где Жора Гуньков был в авторитете и пригрел молодого вора, сделав его впоследствии своим подпаханником.

Саквиладзе был человеком благодарным, так что вряд ли он мог позабыть добро.

Как и предполагал Фартовый, Саквиладзе в помощи не отказал, и уже через день свел со своим доверенным человеком. Потребовалось всего лишь десять дней, чтобы Федя Лесной оказался на Печорской зоне, что говорило о немалых возможностях нового знакомого.

Поначалу Тарасов не произвел на Фартового особого впечатления, для больших дел он выглядел слишком усталым, но узнав, что раньше тот возглавлял службу ФСБ области, Георгий понял, что это знакомство является весьма и весьма ценным.

С этого дня и началось их сотрудничество. За свое содействие Тарасов брал немало, но его услуги того стоили.

Вторая просьба, с которой Фартовый обратился к Тарасову, заключалась в том, чтобы собрать материал о человеке, который когда-то пощадил его отца и завладел алмазами на баснословную сумму.

Через несколько дней Сивый положил на его стол подробный отчет о проделанной работе, где имелись фотографии из архива НКВД, дополнительно свидетельствующие о немалых возможностях Тарасова.

– Мне пришлось повозиться, – сказал Сивый. – Заинтересовать кое-кого из очень серьезных людей. Информация не подлежала рассекречиванию. Думаю, что ее не рассекретят еще лет пятьдесят.

– Чекисты умеют хранить свои тайны... Как все-таки тебе это удалось?

– Связи и деньги. Все хотят жить богато. Вот возьми хотя бы, например, меня. Я генерал-лейтенант в отставке, а думаешь, мне на жизнь хватает? У меня целый хвост детей и внуков. Едва концы с концами свожу! – в отчаянии воскликнул Тарасов. – Так что если бы не мои скромные возможности, то и не знаю, как бы дальше жил.

– Не переживай, я добавлю, – пообещал Фартовый.

– Это будет справедливо.

– Так вот, настоящее имя этого человека Куприянов Степан Иванович, подполковник НКГБ. Откуда ты его знаешь? – с интересом спросил Тарасов.

– Продолжай, – хмуро отвечал Фартовый.

– Хорошо. После войны он жил по документам на имя Павла Александровича Зиновьева. В сорок пятом был разжалован...

– За что?

– В деле об этом говорится немного, только в самых общих чертах. Что-то он там не поделил с неким Коробовым Григорием Петровичем, майором из «Смерша». По тем временам организация была серьезная, да и сейчас при упоминании о них многих в пот бросает. Так что его разжаловали и отправили куда-то в лагерь охранять серьезный груз. Но что самое удивительное, Коробов и Куприянов попали в одну группу. Хотя если вдуматься, то ничего в этом удивительного нет, чекисты любят подобные вывороты.

– И куда подевался этот Коробов?

Тарасов пожал плечами:

– Неизвестно. Я наводил о нем справки, но он просто исчез. Как теперь вот и Куприянов, который Зиновьев. Что-то слабо верится в то, что такой волчара ухитрился сгореть на собственной кухне.

– Отец мне про каких-то троих говорил, которые в сорок пятом за секретный груз отвечали, – отважился на признание Фартовый. – Он сидел в этом лагере.

– В то время там был совершен массовый побег.

– Отец его и организовал.

Тарасов с интересом посмотрел на Фартового и удивленно протянул:

– Дела... Как раз в это время из лагеря пропал контейнер, и как поговаривают, он был наполнен алмазами.

– Не зря говорят, – туманно ответил Фартовый.

– Хм, надо же как бывает. Хочу тебе сказать, что это дело никогда не будет закрыто.

– А как по-твоему, почему скрывается Зиновьев?

– Я могу только предполагать. Возможно, потому, что он не сумел уберечь доверенный ему контейнер. По тем временам с него могли спросить очень строго.

– Но ведь прошло время, сейчас он может открыться.

– Следовательно, у него есть что скрывать. Может, он как-то причастен к пропаже контейнера. Может, он его и припрятал? – выдвинул смелое предположение Тарасов.

Глаза Фартового нехорошо блеснули.

– Я знаю, что это так и есть. Камни у него, и я хочу знать об этом человеке как можно больше! Он действительно прячет алмазы, значит, обязательно как-то себя выдаст. Не может же он их все время скрывать!

– Не может, – сдержанно согласился Тарасов. – Если будет что-то интересное, так я обязательно тебе сообщу.

Теперь Георгий Георгиевич мог рассчитывать на то, что он наконец-то выполнит волю отца. Добраться до алмазов, как ему казалось, было совсем нетрудно. Не учитывал он лишь одного – количества игроков, погнавшихся за удачей, и их реальных возможностей. Он просто не все об этом знал, но всего пока не знал вообще никто.

Колесо Фортуны лишь начинало набирать обороты.