Глава 1

С больной головы на здоровую

Аллочка, пухлая спелая дамочка чуть старше сорока, кокетливо вышагивала рядом с худощавым, прыщавым мужчиной и игриво хохотала после каждого его слова.

– И, главное, я ему еще говорю... осторожненько так намекаю: «Николай Николаич, когда вы, извиняюсь, мне зарплату надбавите? Мне нужно лечить язву!» А он мне: «А зачем ее лечить? Она у вас совершенно здоровая!» Идиот!

– Хо-хо-хо! Я с вас просто поражаюсь... – все сильнее прилипала Аллочка к костлявому плечу кавалера и нещадно строила ему глазки. – Сигизмунд Николаевич, вы такой уморительный! Ну почему? Почему вы не выступаете на эстраде? От вас с одного вида умереть можно!

Хохмач виновато бегал глазками по сторонам и только грустно пожимал плечами. Вообще-то, он жаловался Аллочке, что уже десятый раз в месяц просит прибавки жалованья, а начальник в одиннадцатый раз повышает заработок своей секретарше. А это в принципе большое несчастье и унижение, когда тебе выписывают такую зарплату. И совершенно ничего уморительного он сказать не хотел. А уж умирать «с его вида» – и вовсе свинство! Прыщавый джентльмен хотел было даже обидеться, но Аллочка так сильно теребила его рукав, что сие не получалось.

– И что? – весело заглядывала она в глаза кавалеру. – И что вы еще ему сказали, мой искристый юморист?

– Главное, я ему говорю: «Мне нужен хороший уход!» – откровенно намекал Сигизмунд на то, что Аллочка ему этот уход и обеспечит. Причем совершенно бесплатно, по доброй, так сказать, воле. – А он мне: «Простите, но я за вами никак не могу ухаживать, у меня есть законная жена и любовница!» Паразит!

– У-ха-ха-ха! – старательно веселилась дама и мусолила рукав кавалера. – Ой, ну расскажите же! Расскажите еще что-нибудь о вашем начальнике!

Однако кавалер ничего поведать не успел – к парочке быстро подошла женщина в сером пальто, насильно сунула в руки растерянному Сигизмунду погребальный венок и зло сверкнула глазами:

– Чтоб вы сдохли вместе со своей кралей!..

Сигизмунд Николаевич поспешно ухватил эту красоту – он ужасно уважал непредвиденные подарки, однако взгляд его тут же уперся в черную ленту: «Я тебя в последний раз предупреждаю! Готовься к смерти».

Галантный кавалер вздрогнул, заморгал и резко развернулся к подруге.

– Аллочка, это вам передали, – с силой всунул он даме подношение.

– Мне-е? – продолжала кокетничать Аллочка. – А мне кажется, это вам... вероятно, поклонница...

Шаловливо сложив накрашенные губки бантиком, женщина с силой пихнула венок обратно. Сигизмунд, часто и прерывисто дыша, прятал руки за спину – брать венок он не хотел ни в какую.

– Ну, берите!! Вам же передали! Его можно выгодно продать!! – уже весьма грубо оттолкнула подарок Аллочка. – И вообще! Где? Где эта баба, которая всучила вам эту пакость?!

– Да! – вытянул шейку Сигизмунд Николаевич, потом вдруг куда-то уставился и очень фальшиво воскликнул: – Ой! А вон и моя женушка, Аллочка, она гуляет с моей мамочкой! Дико извиняюсь, но спешу вас покинуть...

Отважный ухажер отлепился от руки подруги и мгновенно перебежал через дорогу. Аллочка только увидела, как его тощая спина ввинчивается в толпу прохожих.

– Трус... – презрительно скривила она губы. – Можно подумать, я не знаю, что он катастрофически не женат! Еще не известно, кому из нас всучили этот презент!

Она аккуратно устроила венок возле пивного ларька и твердым шагом направилась к своему дому – кавалер постыдно сбежал, а одной гулять не имело смысла.

Домой Аллочка вернулась раздраженной, в препакостном настроении, и даже веселый гомон домочадцев ее не насторожил.

– Вот! – плюхнулась она на стул в кухне. Возле плиты колдовала Гутя – старшая сестрица, и именно ей принесла свое горе незадачливая невеста. – Вот я так и знала! И этот сбежал! Слушай, Гутя, кого ты мне все время поставляешь? Что за материал у тебя такой некачественный? Где отборный, породистый жених, я тебя спрашиваю? Ты бережешь его для богатой особы? Вспомни, что ты – моя кровная сестра. И устыдись! И вообще, я уже созрела для серьезного, далеко идущего романа. Я даже готова родить дитя. Осталось только отца найти...

Гутя работала свахой, считалась знатоком своего дела, имела отличную репутацию. Но свою родную сестрицу вытолкать замуж она уже который год была не в состоянии. И, естественно, была вынуждена ежедневно выслушивать все претензии младшенькой сестренки.

– Аллочка, а чем тебе Сигизмунд не приглянулся? – оторвалась от кастрюли Гутя. – Очень интеллигентный, серьезный молодой человек... Возьми и роди от него, если уж ты приготовилась...

– Во-первых! – подскочила Аллочка. – Он никакой не молодой! У него уже пятка на темечке светится. Плешь. Во-вторых. У него повышенная прыщавость. В-третьих... В-третьих – зачем мне такой уродливый ребенок? Ты этого Сигизмунда видела? Это же морской конек, вид сбоку. Он весь в бородавках, в прыщах... Нет, если идти за него замуж, я потерплю, у него все-таки квартира. Но тогда ребенка надо рожать от кого-то другого. И в самых главных: он – негодяй! И мерзавец, потому что сегодня он меня бросил! Негодяй! Я уже это говорила?..

И она откровенно всхлипнула, успев затолкать в рот только что испеченную плюшку.

– Погоди... – опешила сестра. – Как это? Тебя бросил Сигизмунд? Но... он же сам меня просил найти ему хоть какую-нибудь женщину! Пусть будет уродина, старуха, но все же не одному жить... Признавайся, что ты ему сказала? Только не виляй!

Аллочка горестно метелила плюшки, и глаза ее с каждой минутой становились все печальнее.

– Ничего я ему не рассказывала. Ему кто-то венок в руки сунул, наверное, его с какой-то могилки свистнули, а там черная ленточка и надпись золотом... ну, этот... слоган-то... «Я тебя в последний раз предупреждаю! Готовься к смерти!» И все – сбежал мужик!

– Так, может быть, он и побежал... к смерти готовиться? – осторожно предположила Гутя, но тут же сама себя одернула: – Хотя, зачем же ему готовиться? Он ведь не к нотариусу двинул...

– Гутя! – снова взвилась Аллочка. – Вот ты мне скажи! Отчего это меня постоянно преследуют всякие ненормальные? А твоя дочь Варька – психолог, между прочим. Никак не собирается помочь родной тетке? Вы хотите моей погибели, да?! Варвара! Пора уже, наконец, прекратить это безобразие! Я хочу найти этого писаку. И покарать! Он сегодня спугнул моего жениха!

Аллочка лукавила, когда на улице она говорила: «неизвестно, кому» предназначался веночек. Она догадывалась, что прощальный букет с ленточкой передали именно ей, а не трусоватому Сигизмунду, потому что подобные послания ей уже приходили. Неизвестно кому вдруг пришло в голову, что Аллочка задолжала ему крупную сумму денег, и с недавних пор ее нещадно терроризировали. Сначала звонили по телефону и заунывно тянули: «Отда-а-а-ай мои де-е-е-ньги!» Аллочка, конечно же, не отдавала – еще чего! У нее и своих-то никогда не было, а тут – чужие чьи-то! Что за дурь? А потом ей стали приходить эпистолярные сюрпризы. То письмо, где во весь развернутый лист шла корявая надпись: «Отдай деньги, сволочь!», то газеты с таким же текстом, а то и телеграмма: «Срочно отдай деньги жди смерти!». Причем кто-то явно сэкономил на союзе – было неясно: «Отдай деньги И жди смерти», или: «Отдай деньги ИЛИ жди смерти»? Сначала это ее немного нервировало, но после того, как Варька, племянница Аллочки, а по совместительству домашний дипломированный психолог, объяснила, что так долго никто не стращает – понадобилось бы, давно б тетю убили, – Аллочка немного успокоилась. А уж когда Сигизмунд Николаевич стал приглашать ее на свидания, женщине и вовсе стало не до странных записок и звонков.

Дело в том, что все сестры Аллочки давно и удачно выскочили замуж, и только сама Аллочка да еще ее старшенькая сестрица Гутя так и тонули в океане одиночества. Хотя Гутя – это понятно. Дело в том, что другие сестры, собственно, повыходили замуж за бывших Гутиных мужей. Нет, это только на первый взгляд все кажется запутанным, а на самом деле... дело довольно-таки простенькое. Гутя – Гутиэра Власовна, предпоследняя из славных отпрысков семейства, – очень рано унеслась из родной деревушки в город, где моментально и выскочила замуж. На свадьбу приехала старшенькая сестрица, Марта, и так ей приглянулся Гутин муж, что она сразу же после свадьбы его и увела. Сестрица осталась с мужем, а Гутя – с маленькой дочкой. С Варькой. Однако легкий нрав девушки Гути привлек к ней нового супруга, и она совсем уж было утешилась, но... постаралась незаботливая родня. Поведение сестры-разлучницы в деревне резко осудили, и, дабы Гуте легче было строить отношения и чтобы маленькая Варька не мешалась под ногами у нового мужа, к ней в город была направлена следующая сестрица – Майя. Но и тут родственные отношения спасовали перед любовью – Майечка, как потом она сама объясняла, так прикипела сердцем к молодому супругу сестры, что не смогла удержаться – взяла и увела окаянного красавца. Гутя не отчаивалась и снова вышла замуж. Но, видно, в деревне тоже не отчаивались – тут же была «выслана» очередная сестра, Декабрина, которая не стала ломать традиций, прилежно охмурила третьего Гутиного супруга и взяла его фамилию. И когда в деревне осталась только младшенькая – Аллочка (по паспорту – Февралина), Гутя решила с замужеством завязать. Она просто поставила сватовство на деловые рельсы и стала зарабатывать на этом деньги. Но каково было Аллочке?! Так обломать ее надежды! Конечно, девушка не стала высиживать в деревне, ожидая коня с принцем, она заявилась к Гуте и потребовала причитающегося ей жениха. Но, несмотря на то, что в каталоге у Гути имелись женихи на любой вкус, Аллочке отчего-то никак не удавалось встретиться с тем единственным, который отважился бы повести ее в загс. А если кого-то и удавалось заманить на свидание, так с ним непременно что-то случалось. Аллочка уже совсем отчаялась встретиться со своей второй половинкой, как вдруг в каталоге Гути обнаружился скромный офисный сотрудник Сигизмунд Николаевич. И сегодня у Аллочки с ним было второе свидание. (На первом она прослушала подробную лекцию о внутренних органах кавалера: что и как у него болит, а также – какие суммы надо наскрести для его полного излечения.) Второе свидание начиналось куда как веселее, и вот надо же – подвернулась эта баба с веночком!

Аллочка решила раз и навсегда поставить в этом деле точку. Пора, наконец, наказать возмутителя спокойствия.

– Варвара! – закричала из кухни Аллочка. – Немедленно нарисуй мне психологический портрет этого террориста!.. Гутя, ты возле чайника-то не крутись, сбегай, позвони Сигизмунду и скажи: ты его сегодня таким способом проверяла на благородство. И добавь, между прочим, что завтра, ровно в семь, у него будет еще одна попытка. Давай, звони, а то я так перенервничала, так перенервничала... Гутя!! А что, вчерашний борщ Фома уже доел?! Ну ничего нельзя в холодильнике оставить, буквально ничего, хоть с кастрюлей на свидание отправляйся...

Гутиэра Власовна уже сидела возле телефона. Не то чтобы она охотно подчинялась командам младшенькой сестрицы, просто все домочадцы давненько метали о том счастливом дне, когда спровадят Аллочку кому-нибудь в законные жены, потому что ее изысканный характер мог довести кого угодно до продолжительной депрессии.

Варвара отважно вышла из своей комнаты и, несмотря на загруженный рабочий день, терпеливо продолжала работать психологом – теперь уже дома.

– Аллочка... – тоном сотрудницы бюро ритуальных услуг начала девушка, – расскажи подробно, что сегодня тебя так взорвало? Отчего такое настроение? Почему ты пришла со свидания так рано и совсем нерадостная? Обычно ты сверкаешь, как новенькая копейка, до того момента, пока не сбежит жених. Неужели сегодня он уже удрал?

– Позорно драпанул, – прищурилась Аллочка. – Прямо с первого свидания! Паразит! Хотя нет – со второго...

– Быстро... – задергала бровками племянница. – Это говорит о том, что жених сегодня пошел умный.

– Это говорит о том, что трусливый пошел женишок! Дохленький! – накинулась на девчонку Аллочка. – Этот Сигизмунд как получил венок, так сразу и смотался! Еще и наврал с три короба, что женат! Да кто за него пойдет? Кроме меня... Что ты моргаешь, Варька? Я к тебе обращаюсь официально – нарисуй мне портрет типа, который мне эти послания отправляет!

Варя замахала руками:

– Погоди, погоди, Аллочка! Ну зачем рисовать-то, когда ты сама можешь вспомнить! – И снова у Варьки взгляд сделался немного больным, как подобает и как свойственно психологам. – Припомни, пожалуйста, как выглядел человек, который передал тебе... Кстати, а что он на этот раз передал? Газету? Письмо?

– Вено-о-о-ок! Ну кому я тут ору?

Пришлось Аллочке подробно, с выражением, рассказывать племяннице, как и что произошло сегодня, на втором свидании.

В это время Гутя у телефона заливалась соловьем:

– ...Конечно, это была Аллочкина шутка! Вы же умный мужчина, неужели не догадались?.. Ах, вы не настолько умный? Что-то в этом духе я и подозревала... Да нет, ничего, просто я говорю: кто же будет ухаживать теперь за вашей больной печенью? Наша Аллочка – исключительная сиделка! Она специально обучалась долгие-долгие годы...

– Гутя! Я не собираюсь быть сиделкой! – на секунду оторвалась от рассказа Аллочка. – Нет, я, конечно, могу посидеть, но только возле умирающего миллионера. И только в качестве законной жены. И чтобы завещание по полной форме!

– Вот видите! – радостно воскликнула Гутя. – Она уже готова сидеть у вашей постели! Если хотите, она завтра же придет, чтобы облегчить ваши страдания!..

– Гутя! Он же нищ, как церковная крыса!! – рванулась к телефону сестра, но ее удержали крепкие руки Варьки.

– Итак, Аллочка, не отвлекаемся! – сурово произнесла племянница. – Как выглядела эта женщина? Она была высокая? Низкая? Брюнетка? Блондинка?

Аллочка ошалело посмотрела на Варьку:

– Варя! Какая мне разница?! Пока мы баб обсуждаем, моя родная сестра выталкивает меня в вечные сиделки к этому нищему скупердяю Сигизмунду! А он, между прочим, даже пирожок мне купить не догадался. Я чуть с голоду не опухла. Гутя!

Гутя уже отошла от телефона, на лице ее блуждала загадочно-довольная улыбка.

– Ну-у, Аллочка, – замурлыкала сестра. – Можешь меня благодарить! Завтра Сигизмунд будет ждать тебя вечером, дабы загладить свою вину. Он назначил свидание возле шестой поликлиники.

– А почему не возле морга? – буркнула Аллочка. – И вообще – мне хотелось бы принца... А этот Сигизмунд... Ты хочешь вытолкать меня за первого встречного!

Гутя с дочерью протяжно вздохнули – начинался ежедневный спектакль под названием «Никто не любит бедную сиротку. Чем жить в такой нелюбви, лучше перебраться на вокзал». Причем у сиротки имелись вполне здоровые родители, но ехать к ним в деревню несчастной даже не приходило в голову.

Варька бегом смоталась в свою комнату и притащила здоровенного кота Матвея – только ему удавалось излечить вечную невесту от тоски. Аллочка и сейчас уткнулась в морду сонного котяры, и ее завывания стали тише на два тона – кот не переносил громких звуков: он царапался.

– Матюша-а-а... Ну почему я не родилась кошкой, а? Жила бы себе в деревне, спала на сеновале, гоняла мышей и была бы абсолютно счастлива!

– А что тебе сейчас мешает? – внезапно появился в дверях муж Варьки Фома. – В деревне! На сеновале! За мышами! Сказка!

Мать и дочь быстро переглянулись. Теперь уже вечер грозил превратиться в маленький смерч.

– Аллочка, – вдруг всплеснула руками Гутя. – Что же я молчу? Нас Назаровы на день рождения пригласили. Я сразу хотела тебе сказать, да ты меня перебила!

– Когда? Когда идти? – встрепенулась Аллочка и тут же забыла и о Фоме, и о Сигизмунде. – Матюша, ты пока на диванчике полежи, а то нам на день рождения... Гутя! Куда ты задевала мое выходное платье? Варя! Чур, я надену твой палантин!

Назаровы были людьми очень приятными. Первой познакомилась с ними Гутя: несколько лет тому назад к ней обратился весьма состоятельный господин и попросил выдать замуж его престарелую матушку. Матушка не могла перенести того, что сынок вырос, его уже не требовалось воспитывать, и всяческие команды маменьки повзрослевшее дитятко выполняло без особого рвения, а частенько и вовсе отказывалось. Очень любезно, но отказывалось. Старушка явно угасала. И Гутя, можно сказать, спасла положение – выдала старушку очень быстро и удачно. Может быть, еще и потому, что сынок – Назаров Кирилл Андреевич – давал за маменькой нешуточное приданое: квартиру и обещание ни в чем ей не отказывать. На эту роскошь слетелось так много желающих, что пожилая женщина смогла отловить действительно ценный экземпляр – избранник подчинялся безоговорочно, боготворил супругу каждую минуту и безвозмездно пользовался ее финансами. Как бы там ни было, почтенная дама на старости лет приобрела любящего супруга, а сын – долгожданное спокойствие.

Долгие годы это спокойствие нарушала жена самого Кирилла Андреевича. Женщина пристрастилась к алкоголю, забросила мужа, забыла о дочери и все быстрее опускалась на дно. Кирилл Андреевич развелся. Дочь воспитывал один, на женщин больше не надеялся. Узнав об этом, Гутя подсуетилась – не ожидая, пока к ней обратятся, свела Кирилла Андреевича с милой, замечательной Жанночкой. И за это Кирилл просто не знал, как сваху благодарить. Жанна была тридцати лет от роду, с прелестным лицом, имела ангельский характер, да к тому же весьма скоро подарила мужу дочку Машеньку – существо совершенно очаровательное. Кирилл Машеньку просто обожал. Да и не только Кирилл. И сама Жанна, и старшая дочь, Виолетта, души не чаяли в крохе. Машеньке в эту субботу исполнялось три года, и вот уже больше трех лет в семье Назаровых царили любовь, забота о ближнем и понимание. Благодарный клиент сделал Гутю крестной матерью, перезнакомил своих женщин с Аллочкой, Варькой и Фомой, и теперь Назаровы и Неверовы дружили семьями.

Ходить к Назаровым Аллочка просто обожала. Если Варька сразу убегала к Жанне и молодые женщины там целый вечер шуршали журналами, если Гутя мгновенно прилипала к Машеньке, а Фома усаживался рядом с хозяином и за бутылочкой пивка вяло спорил о политике, то Аллочка сразу же неслась в бильярдную. При виде роскошного стола с темно-зеленым сукном, на гнутых ножках из красного дерева, Аллочка просто немела. Вообще-то, она и раньше неровно дышала к бильярду, еще дома, в деревенском клубе. Но господи ты боже мой! Разве можно было сравнивать тот бильярд с этим! В клубе шары напоминали обгрызенные яблоки, сукно порвалось и было небрежно прибито гвоздями, кии давно потерялись, и деревенские мужики не гнушались гонять шары черенками от лопат. В деревне к бильярду Аллочка пристрастилась вовсе не из-за самой игры, а... честно говоря, потому что там собиралось больше всего мужиков. Это и привлекало. А здесь... Правда, Аллочка еще не разузнала всех правил игры, редко попадала в цель и долго искала – куда убегают из лузы забитые шары? Но ей активно помогала Виолетта, старшая дочь Кирилла. Девчонка не хохотала над неуклюжей Аллочкой, а только махала рукой:

– А, ерунда, получится, – и снова принималась учить гостью.

Аллочка настолько пристрастилась к игре, что буквально бредила кием, лузами и шарами. К тому же шофер Кирилла Андреевича неоднократно посматривал на Аллочку. И даже один раз подмигнул. Правда, в тот момент он был пьян в зюзю. И все же, все же...

Поэтому сейчас, услышав о приглашении на день рождения, дама всполошилась не на шутку:

– Гутя! Мне нужны деньги! А сколько времени? Я успею сбегать купить себе новые колготки?

– Аллочка... – попыталась успокоить ее сестра. – Назаровы нас ждут только в субботу. Но ты можешь... заняться спортом! Чтобы привести себя в форму. Тебе и надо-то всего пять-десять килограммов сбросить...

Аллочка с готовностью кивнула и унеслась к себе в комнату, громко шлепая тапками. Гутя с Варькой выдохнули – теперь можно было спокойно заниматься своими делами, Аллочка будет приседать часов до одиннадцати.

Вскоре из комнаты Аллочки и в самом деле послышалось активное сопение, кряхтение и даже кряканье. Потом кряканье перешло в мерный храп, и Гутя, заглянув к сестре, увидела, что та сладко спит, устроившись возле кровати на цветастом коврике.

– М-да... – протянула Гутя. – Аллочка сегодня перенервничала... А этому Сигизмунду!.. Если он опять сбежит!..

На следующий день у Варьки был выходной. Честно говоря, она и работала-то всего три дня в неделю, зато отдавалась делу с душой. Остальное же время девушка занималась чтением нужных книг, ждала с работы мужа и наводила в доме порядок, что в ее понимании считалось элементом изучения семейной психологии. Фома убежал в свою клинику, а Гутя с утра пораньше полетела устраивать чье-то очередное личное счастье. Поэтому ничто не мешало племяннице с тетушкой заняться серьезным делом.

– Аллочка, я вчера всю ночь размышляла... – задумчиво жевала Варька вчерашние мамины булки. – Я смогу тебе нарисовать портрет.

Аллочка еще не вполне проснулась, но после Варькиных слов отчаянно захлопала ресницами:

– Варь, только ты меня нарисуй такой стройненькой и такой... блондинкой, а волосики длинные, до пояса, сможешь? А ножки чтоб так – опс! От бедра! От коренных зубов! И лицо чтоб красивое!.. – захлебывалась пожеланиями тетушка и вдруг насторожилась: – А с чего это тебя на портреты потянуло? И почему это я первая? Ты лучше на маменьке своей попробуй.

Варька, выпучив глаза, возмущенно смотрела на тетку:

– Аллочка! Ты уже все забыла, что ли? Я ночи не сплю, а ты забыла?! Какие волосики? Какие зубы с ногами?! Я психологический портрет террористки нарисовала! Словесный!

– А-а-а... – разочарованно протянула тетка. – Ну давай... хоть что-нибудь...

– В общем, так, – оживилась Варька. – Скорее всего, это молодая девушка. Я бы даже сказала – девчонка, ученица. У нее постоянно нет денег, она насмотрелась глупых фильмов, и те сделали свое черное дело – девочка уверена, что можно запугать любого, и этот самый «любой» сразу же выложит ей все деньги. Девочка еще не знает, каково это – самой зарабатывать, думает, это легко! – Варька в запальчивости даже глаза прикрыла. Но вдруг скисла. – Хотя... Кому я говорю? Можно подумать, ты сама когда-то работала...

– Но зато я смотрела, как другие работают! – искренне возмутилась Аллочка. – Давай, рассказывай, что у тебя еще?

Варька с минутку подумала – стоит ли, но потом решила, что результаты анализа тетка просто обязана знать.

– Девочка не стала выискивать богатую молодую особу, из которой, вероятно, вытрясти деньги не удалось бы. Она выбрала неуклюжую, недалекую женщину, с неразвитой мускулатурой, безвкусно, но прилично одетую, по чьему лицу видно – она не великого ума...

– Кого это она выбрала? Она же мне пишет! – напомнила Аллочка.

– Я о тебе и говорю. Девочка уверена, что именно этого человека она без труда запугает и получит деньги. Заметь – она ни разу не указала сумму, какую следует отдать. То есть – отдай любые деньги.

– Кому? – ехидно сощурилась Аллочка. – Кому я отдам? Нет же никого! Только записки, а в них ни адреса, ни имени – кому их нести-то?

– М-да... – задумалась Варька и потянула ко рту пустую кружку.

– И вообще, ерунда этот твой портрет, – категорично заявила Аллочка. – Я, конечно, не рассмотрела женщину, которая мне венок всучила, но точно говорю – она уже давненько из школьного возраста выскочила!

Варька вдруг блеснула глазами:

– Стоп! Я все поняла! Это... вовсе не тебе венок предназначался! Это для твоего Сигизмунда! Просто у него завелась какая-то женщина, она его страстно любит и не хочет, чтобы он с тобой встречался! Вот и шлет ему всякую пакость!

– А зачем она мне звонит? – вспомнила Аллочка прошлые звонки.

– Как это – зачем? Затем, чтобы ты отстала от ее кумира!

– Господи, Варька... – уныло проговорила Аллочка. – Ты сама-то этого Сигизмунда видела? Кумира! Да ему на блошином рынке грош цена... Это уж я так, из жалости женской с ним согласилась встретиться, а другая... Да кому он на фиг сдался?

Варька видела фотографию Сигизмунда, мама показывала. Поэтому и настаивать на своей позиции не стала. Аллочка проговорила:

– А вообще, мне эта версия нравится. Кто его знает, вдруг он в молодости был сказочным красавцем? И есть дурочка, которая сходит от него с ума... Между прочим, Варя! Эта женщина с подарочком тоже была не фонтан. Такая... никакая в общем, иначе б я ее запомнила, взревновала бы, а я никакой ревности не ощущала... наоборот – превосходство. Так что, Варька, ты настоящий психолог, взяла и успокоила! А теперь дай денег, мне нужно в магазин. Не пойду же я к Назаровым в старом платье!

Денег у Варьки хватило только на новые колготки, но и это подняло тете настроение. Аллочка вылетела из дома и понеслась в магазин.

Конечно, она и не думала покупать себе одни только колготки, слава богу, в ее кошельке лежали некоторые денежки, которые она мечтала потратить на сногсшибательное платье. Правда, она еще не совсем представляла, куда в таком обалденном платье заявиться, не к Гуте же на посиделки одиноких дам-с. А тут – пожалуйста! Так неожиданно случай подвернулся! Теперь самое время тряхнуть кошельком и насмерть сразить шофера Степу. Он немного моложе ее, но вполне достоин внимания. И молчит всегда загадочно, и фигура у него, и лицо, и деньги... Хотя деньги, конечно, не главное. Чтобы удивить такого парня, наряд надо покупать не на китайском рынке, ясное дело – тут требуется фирменный крупный магазин. И хоть в городе их было великое множество, Аллочка направилась в самый роскошный.

Цены в этом магазине убили ее сразу. Немедленно захотелось повернуться, двинуться к двери и извиниться при выходе. Однако Аллочка стойко подавила эту слабость и храбро направилась к отделу женского платья. В конце концов, она может просто запомнить фасон, а потом они с Варькой сошьют такое же.

– Аллочка! – вдруг кто-то воскликнул за спиной так неожиданно, что та даже присела. – Вот так встреча!

Перед ней, источая прекрасный аромат неведомых духов, стояла Жанна Назарова, а рядом с ней улыбалась во все зубы тоненькая, как березка, Виолетта.

– А мы с Веткой пришли себе наряды выбрать, – охотно объясняла Жанна. – Вы не забыли, мы вас в эту субботу ждем!

Аллочка немножко перекривилась. Хорошо хоть у Жанны хватило такта не воскликнуть: «А вы здесь как оказались?» Пришлось бы объяснять, что она забрела просто так... посмотреть... потому что Жанна точно знает, что на такие покупки денег у Аллочки не наскребется.

– Аллочка! – не умолкала Жанна. – Ну скажите же Ветке, что это милое платьице ей необычайно к лицу!

И она протянула на суд знакомой чудеснейшую вещицу из тончайшего материала небесно-голубого цвета. На подоле сказочной «тряпочки» болтался ярлычок, где была четко напечатана не менее сказочная цена.

– Ой, ну Жан, ну чё попало! – надуло губки шестнадцатилетнее дитя. – И куда я в таком цвете? Отстой.

Жанна принялась доказывать с новым пылом:

– Вета! Ну какой отстой? Ты молоденькая девушка, нежная, чистая. Кому же это надевать, как не тебе? Посмотри, как на фигурке смотрится обалденно. А к глазам как подходит. Аллочка! Ты посмотри, что она хочет взять!

И Жанна ткнула Аллочке чуть ли не в нос вешалку с черной невзрачной кофтой.

– Вот! Этот ужас она хочет напялить.

– Чё это ужас-то? – выпятила губу Виолетта. – Нормальный прикид. У нас сейчас все так ходят.

– Да эти ваши все! – сверкнула глазами Жанна, но сдержалась, отвела взгляд в сторону. – Просто сил никаких нет...

Аллочка забрала вешалку с голубым платьицем и расправила его на плечах у девочки.

– Ну, и что тебе не нравится?

– Да ну на фиг! Как у Машутки, – фыркнула девчонка. – Я ж не трехлетка. Еще рюшечки пришить и кружева по подолу. И соску в зубы!

– Ты что – слепая? Какие рюшечки, когда здесь декольте, как у Памелы Андерсен?

Девчонка насторожилась и скосила один глаз.

– И потом, – наседала на нее Аллочка. – Дикое мини на трехлетке смотрится умильно, а на шестнадцатилетней... что же это за слово-то... эротично! Нет, ну, если ты хочешь смотреться на полный тридцатник, тогда конечно – только эту лягушачью шкуру.

Девчонка еще раз посмотрела на платье и нехотя протянула:

– Ну ладно, Жан, давай купим...

Но теперь уже и сама Жанна не торопилась в кассу.

– Аллочка, погоди-ка... а что там с декольте? Правда, огромное? Мне показалось... Ветка, ну встань ты ровно! Точно. По самый пуп! Не берем эту пакость.

– Жанна! Ну почему не берем-то? – заканючила Ветка. – Ну, я уже хочу!

– А я не собираюсь выставлять дочку словно на панель.

– И не выставляй! А я тебе не дочка! – в запале выкрикнула Ветка.

– Ну и что? – не стушевалась Жанна. – И тебя не собираюсь выставлять. Потому что ты мне все равно как дочь. Девушка! Заберите платье.

– Девушка! – завопила Ветка. – Не забирайте!

– Стоп! – рявкнула Аллочка. – Ветка, иди, примерь его, а мы посмотрим, как оно на тебе...

Девчонка схватила платье и унеслась в кабинку, а Жанна смущенно покачала головой.

– Аллочка, если бы вы знали, как мне сложно с этой дурочкой...

– А вы умнее будьте, – пожала плечами Аллочка. – Возьмите и купите ей это платье. Оно же вам понравилось?

– Да, но... У нее же вывалится из него вся грудь!

– Я вас умоляю, чему там вываливаться? – поморщилась Аллочка и добавила: – В конце концов, сделайте, как наша мама. Мы тоже с Гутей шили себе платья с огромными вырезами. А маменька не спорила. Просто, когда мы их надевали, они оказывались прочно зашитыми – именно в области декольте.

– То есть... – Жанна поняла и радостно кивнула головой. – Я же потом могу незаметно ушить декольте!

– Да, – улыбнулась Аллочка. И буркнула уже себе под нос: – А она потом его распорет...

Однако платье на Ветке смотрелось изумительно. И хоть вырез оказался такой, что его не профессионалу и ушить было бы невозможно, этого и не требовалось – платье словно специально было сделано для Виолетты Назаровой.

– Жан! Смотри, как классно! Уй-й-й, – в восторге закружилась Ветка. – Жанночка! Какая ты молодец, что заставила меня его купить. А я такая дура! Аллочка! Спасибо вам.

Жанна с Аллочкой только переглянулись – они и сами не думали, что оно будет сидеть как влитое.

– Аллочка! Обязательно к нам приходите! Обязательно, – щебетала счастливая Ветка. – Мы будем с вами играть в бильярд, а еще... еще я познакомлю вас со своим парнем.

И Аллочка увидела, как недобро сверкнули глаза Жанны. По всей видимости, парень этот ей был явно не по душе. И все же мудрая мачеха сделала вид, что ничего не расслышала, подхватила пакетик с покупкой и устремилась к кассе. Виолетта быстренько попрощалась с Аллочкой, еще раз напомнила о бильярде и побежала догонять Жанну.

После их ухода разглядывать платья Аллочке расхотелось. Вот ведь, кажется, такие милые люди, такие простые, хорошие знакомые, а какая между ними и Аллочкой пропасть! Они с легкостью могут позволить себе любое платье в этом магазине, а она только посмотреть и пришла...

– Вы что-нибудь ищете? – подскочила к задумчивой Аллочке девочка в форменном платьице. – Могу я вам чем-то помочь?

– Да! – рявкнула Аллочка. – Одолжите мне денег!

И, не дожидаясь, пока ошалевшая девчонка придет в себя, покинула магазин.

Дома Аллочка хотела было вовсю настрадаться по поводу своей несложившейся судьбы, а заодно и высказать претензии сестрице – отчего это она познакомила Назарова с милой, но все же Жанной, а не с такой прекрасной собственной сестрой Аллочкой? Короче, накопилось кое-что для скандала. Однако, переступив порог, Аллочка сникла – все скандалы отменялись, теперь их семье требовалась прочная круговая оборона и дружеская поддержка – к ним приехал папенька!

Папенька, Влас Никанорыч, в последний раз объявился, когда Аллочка чуть было не вышла замуж: приезжал на свадьбу. И городское житье у дочерей папуле так понравилось, что его не сразу удалось выдворить обратно в деревню. Пришлось даже высылать подложную телеграмму на его имя. И вот теперь – пожалуйста, не прошло и года, как папенька заявился вновь.

– Ну, Февралинка моя, здравствуй, здравствуй! – крепко прижал к отеческой груди дочурку отец и обдал ее стойким запахом перегара.

За одну эту «Февралинку» Аллочка готова была отца лишить спиртного года на полтора. Это ж надо так учудить! Батюшка, еще будучи молодым комбайнером, взял в жены маменьку, и отчего-то вздумалось ему, что эта милая девушка (маменька тогда еще была абсолютно молоденькой) будет рожать ему непременно мальчиков. Но у милой девушки оказался норовистый характер, и из роддома она приносила исключительно девочек. К потомкам женского рода отец готов не был. Он даже посчитал себя несколько оскорбленным. Дабы умаслить супруга, мать сдуру доверила комбайнеру выбирать имена для дочек. А тот, взрощенный на деревенских обычаях, долго думать не стал – в каком месяце родилась малютка, так и называл – как у них в деревне скотину именуют. Так и появились у них прекрасные дочери с романтическими именами – Декабрина, Марта, Майя; кстати, Гуте посчастливилось родиться Августой. Это уж потом, посмотрев «Человека-амфибию», она взяла себе гордое имя Гутиэра. Аллочка же и вовсе умудрилась родиться в феврале. И хоть ненавистное имя она давно поменяла, трепетный папенька так и звал ее по-коровьи – Февралиной.

– Проходи, Февралинушка, проходи... Соскучилась, поди, по папке? Вижу, вижу, скучала. Ну, ничего-ничего, теперь я не уеду: теперь я здесь буду жить!

Аллочка беспомощно оглянулась на Гутю. Та стояла, словно плакальщица в траурной процессии – склонив голову и прижимая к глазам платочек, только что не выла в голос. И Варька рядом с ней хлюпала носом – совсем, видать, с собой справиться не могла, психолог, называется.

– У нас тут несчастье... – горестно проговорила Варька. – Дед с бабушкой разводится.

– Совсем, что ли?! – вытаращилась Аллочка на отца.

– Совсем, дочура! – рубанул ладонью Влас Никанорыч. – Окончательно!

– Я говорю – совсем вы с ума посходили? – рявкнула дочь. – Куда вам расходиться? Что не поделили – корову? Так их у вас две! Гутя! Давай им еще одну корову купим.

Отец упер руки в бока и медленно, но жестко проговорил:

– Коров нам хватает... А с матерью вашей... Варька! Накрывай на стол. Не могу больше, сил нет терпеть! Наливай!

Только после третьей стопки, когда все Неверовы уже и не надеялись узнать всю правду, Влас Никанорыч заговорил.

– Запил я, – чувственно начал он и заранее смахнул слезу. – С мужиками сено скосили, и я немного выпил, с устатку... Недолго пил, понимаю ж – дома и крышу починить надо, тут еще проводка электрическая полетела... и погреб опять же надо почистить... Вы-то хрен когда приедете, ручки марать не желаете! Только деньги суете! А фига я с этими деньгами-то сделаю? Только пить на них и остается. Пил я себе, пил... а потом, через неделю, прихожу домой-то... прихожу... а мать ваша! С мужиком!

– Ка-а-ак?! – не поверила Аллочка. – Обалдеть! Прямо так и с мужиком? В постели?

– Ты чё мелешь-то, дура?! – треснул ее ложкой по лбу отец. – Чего на мать родную плетешь? Как это она в постели с мужиком? Нет! Он, как и полагается, возле лампочки торчит, проводку чинит, а она чегой-то все возле печки вьется.

– И что? – поторопила его Гутя. – Она возле печки, он на лампочке висит, и что?

Отец выпучил глаза:

– И ничего! Обиделся я. И прямо так и заявил: «Ежли, говорю, тебе чужой мужик милее, так и оставайся с ним, неверная!» И все. И уехал к вам. Бросил я ее. Ты, Гуть, вот чего: ты б мне сыскала бабенку, а? Чтоб городскую, а? Фом, может, у тебя какая знакомая на примете имеется?

Фома нервно вздрогнул и уставился на Варьку. Если бы у него и имелась по нелепой случайности какая-нибудь безнадзорная знакомая, он бы не признался даже под пытками.

– Ну? Что молчишь? – ткнула его в бок Варька. – Имеется? Помоги дедушке.

– Откуда? – честными глазами заморгал Фома. – Откуда у меня женщины? У меня ж только больные!

– Придется искать... – грустно выдохнул Влас Никанорыч и опрокинул еще рюмку. – Гутя! Слышь, чего батя говорит? Искать, говорю, вам придется... себе новую мамку!

– А я вот что думаю, – сверкнула глазами Аллочка. – Что нам легче нового папку найти. А что? Будет он жить в деревне, мы ему бычков на откорм купим, дело свое заведет, деньгами помогать станет... А если у того папки еще и квартира в городе случайно окажется, так я сразу же туда и пропишусь! Чтоб кому другому не досталась. Гутя, посмотри, у тебя там, кажется, Иван Иваныч на примете имеется, очень он пасекой интересуется...

– Эт-то какой такой Иван Иваныч, а-а?! – побледнел Влас Никанорыч и стал медленно подниматься со стула. – Эт-то кого вы себе там отыскали еще? Какого такого папку, я интересуюсь знать! Бычков они ему купят! А мне?! Где мои бычки?!

– Пап, а какие ж тебе бычки, если ты, как маятник – из деревни в город, из города в деревню? – не сдавалась Аллочка. – Сколько можно матери нервы трепать?

– Я ей ничего не трепаю! Не... треплю. Я!.. Я, может, ей того... отдохнуть от себя дал? Чтоб она успокоилась, не психовала, а то ить она ж меня после того запою прямо чугунком по темечку-то, прям чугунком! Во, глянь! Фома, ты ж врач! Глянь, говорю... вот тут, аккурат на темечке, закрытая рана... Видишь?

На темени отца и в самом деле проглядывался кровоподтек.

– А об спину мою все коромысло разломала! Щас покажу... Это я ниже поясницы удары-то принял... Девки! Ну, чего выпялились? При вас, штоль, штаны-то скидать? Фома! Иди, тебе покажу, ты как врач пронаблюдаешь...

– Да ладно, – отмахнулся Фома. – Я вам верю.

– Ну вот! И как же я останусь? – не успокаивался батюшка. – Это она меня днем так-то изувечила, а что ночью придумает? Она ж ночью меня точно, как барана, – на кол, да в печку! А к утру – пожалте: барашек на вертеле!

Отец так разобиделся, что даже остатками водки ни с кем не стал делиться, допил прямо из горлышка, так, обиженный, и отправился спать. Утром папаша не знал, куда девать глаза.

– Девчонки, вы, это... матери хоть письмишко-то черканите, – попросил он, собирая вещички.

– Пап, ну какое письмишко, если мы ей звоним через день, – удивилась Гутя.

– Черканите, – настаивал папаша. – Чай, рука не отсохнет. А я, как приеду, сразу ей в зубы – письмо! И она тут же сообразит, что я не где-то по девкам шлялся, а навещал родных деток. Да напишите вы письмо, едрена корень!

Дочери не только написали письмо на двух листах, но и набрали полную сумку гостинцев; попросту сгребли все, что лежало в холодильнике.

– Ну и славно... – успокоился батюшка, потом на секунду приник к Фоме и скороговоркой протараторил: – Фомка, а ты там приглядывай, может, попадется какая молоденькая инвалидка, чтоб только с квартирой и с лица хорошенькая. И сразу же звони!

Пока Фома растерянно хлопал глазами, Аллочка уже совала папеньке пакеты в руки, а Варька придвинулась к супругу вплотную – родной дедушка ей доверия не внушал.

Влас Никанорыч спешно простился и быстро сбежал по лестнице.

– Гутя! Посмотри, который час? – взволновалась Аллочка. – Нам сегодня у Назаровых во сколько надо быть? Мы не опоздали уже?

Гутя даже на часы не стала смотреть:

– Нам к пяти, успеем.

– Ага, успеем! К пяти, а у меня еще кудри не завиты, маска не наложена! – металась по комнате Аллочка. – Куда опять задевали мои бигуди? Фома! Ты не видел?

Фома только дернул бровью, а потом тихо прошептал на ухо жене:

– Варь, у меня внешность изменилась, что ли? Один просит, чтобы я его к девкам сводил, другая вообще – решила, что я трансвестит...

– А это потому, что ты мало времени уделяешь супруге! – тут же нашлась Варька и кинулась на защиту мужа. – Аллочка! Между прочим, ты свои бигуди зачем-то засунула в холодильник, наверное, опять их от мамы прятала, сама вытаскивай свои крабовые палочки.

Аллочка, обиженно сопя, вытащила бигуди (они отчего-то и впрямь нашлись в холодильнике) и принялась готовиться к вечеру. Назаровы всегда гуляют на широкую ногу, и сегодня обязательно будет Степан – шофер Кирилла Андреевича, а значит, и выглядеть надо на все сто.

Назаровы жили в коттеджном поселке, езды до их дома было минут двадцать, а потому Неверовы были готовы за полчаса до назначенного времени, и новенькая машина Фомы уже стояла у подъезда, когда Гутя вдруг схватилась за сердце:

– Какой ужас! Стыд какой! Боже, какой стыд! – вдруг воскликнула она, забегала по комнате, прижимая ладошки к щекам, и только повторяла: – Господи, ну как же неудобно! Боже, оказывается, у всех нас воспитание хромает на обе ноги!

– Да его вообще нет, а что случилось? – равнодушно отозвался зять.

– Мама, наверное, просто забыла накрасить губы, – предположила Варька.

У Аллочки была своя версия. Она подскочила к сестре и зашипела ей в самое ухо:

– Что ты опять натворила, горе мое? Признавайся – надела мой новый лифчик, да? Который я за пятьсот рублей купила? Говори же!

Гутя вытаращилась на нее с полным непониманием, некоторое время хлопала ресницами, потом покрутила пальцем у виска:

– Аллочка, ты что?

– Фома, о воспитании ты верно заметил, – тут же проговорила Аллочка. – Гутя, признавайся – что ты учудила?

– Да почему это я?! Это все мы, – накинулась на родню Гутя. – Целую неделю собирались к ребенку на день рождения, а о подарке и не подумали!

У Аллочки вытянулось лицо:

– Так ты до сих пор не купила Машеньке подарок? Какое свинство с твоей стороны!

– Да почему с моей-то?! Ты, что ли, купила? – возмущалась Гутя.

Но ее уже не слушали.

– Мама! Бегом в машину. Сейчас можно купить все, что хочешь. Мы еще успеем.

– Конечно, если только ты не забудешь взять деньги, – аккуратно напомнила Аллочка.

В подарок девочке Неверовы купили замечательную куклу, ростом даже не с Машеньку, а с саму Гутю. Покупкой все остались ужасно довольны, правда, из-за этого немного опоздали на торжество. Они уже придумали оправдание, дескать, Аллочке стало в машине дурно, и пришлось несколько минут потратить на ее самочувствие, однако их опоздания никто не заметил. Гости с детьми собирались раньше, они уже вытерпели выступление клоунов и скоморохов и теперь жадно поглядывали на столы.

– Гутя! Аллочка, Фома, проходите, – кинулась встречать их радушная хозяйка и тут же, по старой традиции, вытолкнула вперед вконец уже замотанную именинницу. – Машенька, провожай друзей в гостиную!

Комната была украшена шарами, цветами и гирляндами. Между скучными взрослыми гостями степенно прохаживались малыши, и только изредка, забыв обо всех правилах приличия, они нет-нет, да и затевали перепалку между такими же малышами, начинали играть в догоняжки или (что уж совсем было неприлично) прятались за тяжелые портьеры. Напыщенные мамочки шикали на детвору, но с каждой минутой удержать младший гостевой состав становилось все труднее.

Аллочка пробежала глазами по приглашенным. Несколько пар с детьми, три степенные старушки, два одиноких молодых человека, один из них – невыносимый красавец, тройка накрашенных девиц с затуманенным взором, вероятно, подруги Жанны. Видно было, что гости уже давно рвутся за столы, но хозяйка по какой-то причине все еще выжидает.

– Что-то я Кирилла Андреевича не вижу, – подошла к Аллочке Гутя.

– Да что там – Кирилла Андреевича, даже шофера его нет! – с досадой отозвалась Аллочка.

– Ой, я уже звонила Кирюше, – тут же подскочила Жанна. – Он сегодня встречает партнеров по бизнесу, никак не может вырваться пораньше. Просил, чтобы мы его не ждали, приедет попозже. И, конечно же, Степан прибудет вместе с ним... Господа! Прошу за столы! Кирилла ждать не будем, он задерживается. Он только что отзвонился, просил не ждать... Дела, – и она с милой извинительной улыбкой развела руками. – Валентина, уведите детей наверх, там накрыты чудесные столики.

Няня увела детвору, гости с шумом стали усаживаться. Глаза заблестели веселее, голоса зазвучали громче, а томные девушки, не дожидаясь первого тоста, принялись стремительно стрелять глазами в сторону одиноких красавцев.

– Вовчик! Садись, я тебе здесь место держу!

– Мне вон того салатика... да нет же, я вам на другой показывала! Что вы мне какую-то гадость положили?

– Да хватит вам ковыряться. Ешьте, что дают!

– А что это бабушки Виолетты не видно? Говорят, она чу́дно вышла замуж!

– Поэтому ее и не видно. Не хочет дразнить своего мальчика молодыми телами, ха-ха-ха!

– Да нет же, девочки! Она приезжала, привезла Машутке старые серьги в подарок, а они даже не золотые.

– Какой ужас! Так сэкономить на ребенке. А вы сами что подарили? Мы, например, маленькую гоночную машину. Простенько и со вкусом.

– Мы тоже простенько. Мы подарили карусель. Сейчас ее во дворе устанавливают. И тоже со вкусом, между прочим!

– Да что там ваш вкус, ха! Кирилл свой дочери обещал подарить домик на островах. Теперь по агентствам носится, выбирает.

– А Жанна что?

– Жанночка против. Но думает, что папаша уймется. А какое там уймется, если он уже договорился, в каком банке кредит оформлять будет! Не помню только, где – то ли на Мальдивах, то ли на Гавайях. Вот это я понимаю – простенько! Сейчас бумаги оформляет!

– Обалдеть! И что девочка с этим домиком будет делать? Кстати, мы совсем недорого могли бы за ним присмотреть. Буквально за символическую плату. Да, а Вета где? Ее сегодня не будет?

– Жанночка сказала, что она придет чуть позже со своим мальчиком.

– С ума сойти, как растут дети! Еще сама с мальчиками не нагулялась, а уже дети туда же...

– Да у вас-то никаких детей нет, гуляйте с кем хотите!

Под этот мерный рокот гости насытились довольно быстро. Хозяйка, услышав, что вилки и ножи гремят уже потише, тут же притащила Машеньку, поставила ее на стул и заставила пролепетать стишок. Умиленные гости кинулись дарить подарки. Потом Машеньку унесли, и гости накинулись на обновленный стол. Аллочка уже наелась и теперь, дабы не скучать, кидала лукавые взгляды на высокого блондина в темно-сиреневом костюме. Блондин рассыпался в комплиментах, но, поскольку Неверовы сидели от него далеко, Аллочке никак не доставался его лучистый взгляд.

– Аллочка, ты сейчас из платья выпрыгнешь, – прошипела Варька. – И вообще, сколько раз тебе говорить – если берешь мои наряды, то хоть шалью сверху прикрывайся, у тебя все складки наружу!

– Зато как смотрится грудь! – парировала Аллочка и снова потянулась со своим фужером – чокнуться с блондином.

Потом снова пили, ели, красавец-блондин все никак не замечал прекрасную даму на другом конце стола. Аллочка заскучала. Поэтому, когда все пошли курить, она вскочила первой.

– Аллочка, ты куда? – накинулась на нее Гутя. – Там только сигары курят. Ты хочешь выкурить сигару?

– Я хочу хоть что-нибудь еще, кроме стола, – огрызнулась Аллочка. – В конце концов, я могу пойти в бильярдную. И если никто из мужчин не додумается составить мне компанию, одна шары погоняю!

Она явно лукавила. Аллочка слишком хорошо знала, что некоторые из мужчин обязательно уединятся в бильярдной, и лучше туда прийти раньше них, а то опять потом начнут эти родственники шипеть о правилах приличия.

В это время в гостиной уже включили музыку, но Аллочка не осталась. Может быть, она и прослушала бы пару мелодий, но блондин удалился курить, второго свободного молодого человека уже подхватила и повела на танец чья-то бесстыжая рука, и интерес к музыке у гостьи пропал.

Бильярдная находилась на первом этаже, но в другом конце дома. Аллочка уже не в первый раз была в гостях у Назаровых, и провожать ее не требовалось. Завернув по пути в дамскую комнату и подправив красоту, она уверенно толкнула тяжелую дверь.

В бильярдной было темно. Аллочка включила свет, и над роскошным столом вспыхнули три абажура.

– Ну вот, потренируюсь пока в одиночестве, а там...

И тут горло ее сжал леденящий ужас, крик застрял глубоко внутри, а сердце, казалось, резко оборвалось куда-то вниз.

За бильярдным столом, возле большой разбитой вазы, лежала Виолетта, а голова ее покоилась в какой-то черной луже. Вся поза девочки была настолько неестественна, что Аллочка ни минуты не сомневалась – она мертва.

– Фо... ма-а-а-а... – просипела Аллочка.

Медленно, шатаясь, боясь повернуться к девочке спиной, она вышла из бильярдной, захлопнула дверь и только потом понеслась обратно к гостям.

– Жанна!! – кричала она. – Жанна! Фома!!! Да Гутя же!

В гостиной все так же гремела музыка, скакали пьяненькие гости, и криков Аллочки никто не слышал.

– Гутя! Фома!! – подбежала к своим Аллочка и тихо выдохнула: – Там... там Виолетту убили... в бильярдной...

– Тихо! – рявкнула Гутя, ни минуты не сомневаясь в том, что сестра говорит правду. – Ты сейчас такую панику устроишь... Фома! Давай в бильярдную. В конце концов, ты у нас врач или кто?

– Да слышу я, – уже направился туда Фома. – Варьку не пускайте.

– Варька, звони в милицию, – распоряжалась Гутя. – А ты, Аллочка, найди Жанну.

– Сама знаю... – тяжко дышала Аллочка. – Вот только б знать, куда она провалилась!

Гутя унеслась за Фомой, Варька побежала за ними следом, на ходу нажимая на кнопки сотового телефона, а Аллочка принялась заглядывать во все двери подряд – где-то же должна быть Жанна!

Хозяйка выскочила из какой-то двери совсем неожиданно, наткнулась на Аллочку и невероятно смутилась:

– Аллочка?.. А я... я тут... подарок Машеньке запрятала, не помню куда... – глупо хихикнула она, подхватывая гостью под руку. – Ну, пойдемте же к гостям! А отчего вы не танцуете?

Аллочка остановилась, вперилась взглядом в молодую женщину и четко произнесла:

– Там в бильярдной лежит Виолетта. Мне кажется, она уже мертвая.

Жанна сначала даже не поняла, что ей сказали.

– Аллочка, пойдемте же танцевать! Ну, что вы упира... Аллочка, вы что – много выпили? Что вы мне сейчас такое... Где, вы говорите, Виолетта?

Она все еще не могла поверить, поэтому разумное мышление у хозяйки дало сбой.

– Зачем вы меня пугаете? – постепенно начал доходить до нее смысл сказанного.

– Пойдемте в вашу бильярдную... Я честно предупреждаю, Аллочка: я, конечно, вам многим обязана, но такие шутки!.. Вряд ли я смогу вам это простить...

– Да какие, к черту, шутки! Я чуть сама там не скончалась! – рявкнула на нее Аллочка и потащила молодую женщину за собой.

В бильярдной, кроме Неверовых, все еще никого не было. Фома стоял на коленях возле девочки, Гутя перекрыла собою дверь, а возле двери тряслась Варька и беспрерывно тыкала в кнопки.

– Ты кому? – кивнула Аллочка на телефон.

– В милицию... и ее, этому... Назарову. У Назарова телефон недоступен.

Жанна по инерции быстро прошла к столу, увидела за ним лежавшую на полу падчерицу и, тихонько охнув, стала медленно сползать на пол, цепляясь за стол.

– Аллочка! Уведи ее! – крикнул Фома. – Уберите ее куда-нибудь!

– Варька! Уведи Жанну!

Варька подхватила потяжелевшую вмиг Жанну и поволокла ее из комнаты.

– Как она? – глупо спросила Аллочка о Виолетте.

– Уже никак, – поднялся Фома, старательно вытирая руки платком. – Она об стол... головой... но не сама. Ее кто-то по голове ударил. И сильно. Девочка не могла так упасть, чтобы разбить голову... вдребезги. А как ты на нее натолкнулась?

– Я не наталкивалась, просто пришла поиграть в бильярд, включила свет, а тут она...

– Ты хоть ничего здесь не трогала? – всхлипнула Гутя. – С тебя станется...

– Что это с меня станется? – тихо возмутилась Алла. – Что я – в первый раз, что ли? Ко мне ведь всякие ужасы липнут, как блохи к собаке. Я уж в таких-то вопросах целую собачью свору съела...

Аллочка не врала. С подобными ситуациями ей уже приходилось сталкиваться. Мало того, она даже несколько раз находила преступников! Только все равно никто ее стараний не оценил, и всерьез умную сыщицу не воспринимали.

– Да уж... – вздохнула Гутя. – Только давай сейчас все предоставим милиции, я и без того себе места найти не могу... Не вмешивайся ни во что!

Аллочка засопела. Ну как она может пообещать не вмешиваться, если ее помощь просто необходима доблестной милиции?

Через несколько минут в бильярдную просунулась голова Варьки. Молодая женщина усиленно моргала, кивала головой и делала Аллочке какие-то непонятные знаки.

– Варь, что ты рожицы корчишь? – спросил Фома. – Можно подумать, мы не видим.

– А я вас и не боюсь, мне Аллочка нужна, – быстро проговорила Варька. – Аллочка, пойдем, быстрее.

Племянница поволокла тетку куда-то по коридору.

– Пошли, еще быстрее! А то милиция приедет, и ты не увидишь, – шептала Варька на ходу. – Только тихо, мы с горничной Надей Жанне снотворное вкатили...

И она толкнула дверь.

Это была комната Виолетты, Аллочка здесь бывала. На кровати девочки теперь спала Жанна.

– И что? – не поняла Аллочка.

– Смотри, – потащила Варька тетку к столу. – Вот!

На столе Виолетты лежали какие-то тетради, книга, стопка чистой бумаги, а из-под стопки выглядывали газеты.

– Смотри, – тихо проговорила Варька, вытащила одну из газет и развернула.

На странице уже знакомыми Аллочке буквами было написано: «Готовься к смерти».

– Это... это что? – ткнула пальцем в газету Аллочка. – Откуда?

– Не знаю... – тяжело вздохнула Варька и виновато взглянула на тетку.

Аллочка не стала раздумывать, быстро схватила газеты, туго свернула и спрятала за пазухой.

– Не видно?

Варька помотала головой.

– И хорошо, только ты милиции не говори, что тут газеты были, ясно? – предупредила Аллочка. – Потом я над этим всем подумаю. Пойдем отсюда...

Она потащила племянницу к раскидистой пальме и, убедившись, что их никто не подслушивает, спросила:

– Как это ты нашла?

– Да я ничего и не искала, – приглушенно заговорила Варька. – Мне надо было оттащить Жанну куда-нибудь, а эта комната первой открылась, остальные все на замки позапирали. Ну, мы туда и... Жанна сразу плакать начала, что-то говорила... Потом я Надю позвала, она лекарство принесла. Я сидела, ждала, когда Жанна уснет, и комнату оглядывала. Я же знаю, что тут Ветка жила... Мало ли что могло на глаза попасться. Но комнатка чистенькая, ничего особенного я не заметила, подошла к столу, ну и... я сразу внимание на эти газеты обратила. С чего бы, думаю, на девчоночьем столе пресса завалялась? Посмотрела, а там...

– Хреновый ты, Варька, психолог, – со слезами на глазах пролепетала Аллочка. – Говорила, что это меня только пугают, а тут, видишь, что делается?! Виолетту тоже пугали, а потом – раз, и... Вот и меня так же... когда-нибудь... раз и... бильярдным столом по голове...

– Хватит, а? Что за ересь ты несешь? – накинулась на тетку Варька. – Тут еще надо разобраться...

В это время из гостиной сюда донеслись бурные восклицания, крики и вопли.

– Что это они? – насторожилась Варька.

– Радуются чему-то... – пожала плечами Аллочка. – Они же ничего не знают... А вообще, надо посмотреть.

В гостиной творилось нечто невообразимое. Гости уже самостоятельно себя обслуживали, очевидно, ни в чем себе не отказывая, во всяком случае, в алкоголе. Они уже мало что воспринимали, однако появление хозяина с целой свитой коллег все же привело их в дикий восторг. Возле мужчин скакали хороводом ошалевшие мамочки, высоко выкидывая ноги.

– Аллочка! Здравствуйте! – заметил Аллу Кирилл Андреевич, когда она, прорвавшись через цепь хоровода, подошла к нему вплотную. – А где Гутиэра Власовна? Варя? Фома? И Жанны не видно... Что-то хозяйка не слишком гостей веселит...

– Какое, к черту, веселье!.. Кирилл Андреевич, у вас большое горе... – одернула его Аллочка.

Но хозяин ни о каком горе слышать не желал.

– Какое горе, Аллочка? – весело кричал он. – Мы только что справились со всеми бедами! Только что отправили наших зарубежных партнеров восвояси, они остались жутко рады, а мы теперь имеем все основания для расслабухи. Кстати, знакомьтесь – это всё директора.

Директора мялись тут же, неуверенно поглядывая на гостей, и по глазам их было видно, что им не терпится присоединиться к общему веселью.

– Кирилл Андреевич, вы – мужчина? – набычилась Аллочка.

Тот как-то испуганно дернул бровью, выпучил глаза и, заикаясь, спросил:

– А... А... почему вы сомневаетесь? Я как-то не так выгляжу?

– Тогда пойдемте со мной! – велела Алла.

– Вау! – взревели вокруг. – Молодец баба, сразу и проверять!

– Аллочка! Я за вами – хоть на край света, но боюсь, как бы нам не помешала Жанна, – дурачился Кирилл Андреевич. – Она дико ревнива!

– Да хватит вам идиота корчить! – прикрикнула на него Аллочка. – Идемте же, что вы упираетесь?

Кирилл Андреевич развел руками перед гостями, дескать, ничего не могу поделать, желание женщины – закон, и подхватил Аллочку под руку.

– И куда мы с вами отправимся, соблазнительница? – уже в коридоре шутил он.

– Я же вам говорю – у вас горе. Вы хоть подготовьтесь как-то, что ли! Ну... я не знаю... улыбку эту дурацкую уберите, брови сдвиньте. Сделайте такой вид, словно у вас... беда. Говорю же – горе стряслось!

– Да никакого горя у меня нет, с чего вы взяли?

– Есть! – топнула ногой Алла. – Ну что мне с вами спорить, что ли?

– А! Понимаю! Петровна опять сожгла мясо, да? Я ее сегодня же уволю.

Возле бильярдной Аллочка резко остановилась.

– У вас дочка погибла. Виолетта. Возьмите себя в руки!

– Ну уж, знаете что? – начал было Кирилл Андреевич, но Аллочка уже впихнула его в комнату, проскользнула следом и закрыла двери.

Больше Назарову ничего говорить не пришлось. По лицам Гути и Фомы он понял – свершилось нечто ужасное. И уже в следующий момент взгляд его упал на лежавшую недвижно дочь.

– Это что?.. Фома... Гутиэра Вла... Это... О боже! Виолетта... Веточка... девочка моя... – забормотал он, опускаясь перед дочерью на колени. – Господи, кто ее так? Она дышит? Я вас спрашиваю! Ну скажите же...

– Так-так-так, никому ничего не трогать!

Неверовы дружно подавили вздох – в бильярдную входили четверо мужчин в милицейской форме.

Глава 2

Кому нужны большие деньги?

Домой Неверовы вернулись скорее рано, нежели поздно. Им казалось – лишь только они доберутся до заветных кроватей, как тут же упадут без сил, настолько их вымотал сегодняшний тяжелый вечер. Сначала бурное веселье, потом такое потрясение в бильярдной, а затем еще долгие беседы с милицией...

Самих Неверовых опросили в первую очередь. Однако сыщица Аллочка из своего богатого опыта уже знала – стоит сейчас только уйти домой, и она никогда не узнает, что же удалось накопать милиции. За долгие годы своих поисков Аллочка не раз помогала милиции, делилась с ними своими находками, но вот милиция с Аллочкой – никогда! Поэтому, выйдя из бильярдной после разговора с сердитым усталым майором, она тут же развела бурную деятельность – прилипла к двери, а Варьку определила подслушивать к розетке в соседнюю комнату. Гутя же расположилась с другой стороны окна. Нетрудно представить, в каких скрюченных позах провели дамы остаток вечера. И ведь что самое обидное – ничего, за что бы можно было зацепиться, они так и не выяснили! Зато им по нескольку раз пришлось выслушать откровения каждого гостя.

– Ну и что? – набрасывались на Аллочку женщины, когда Фома вез их домой. – Надо было нам в этой засаде торчать столько времени! Ничего не узнали, а уже могли бы часа три спать.

Аллочка только сопела. Откуда она могла знать, что эти гости настолько непродуктивные.

– Нечего на нее нападать, – неожиданно поддержал ее Фома. – Зато представьте, сколько сил и времени она вам сегодня сэкономила. Это ж сколько свидетелей вам пришлось бы обежать, расспросить, если бы не ваши уши!

И Аллочка воспарила. Да! Она была права. И даже дома сыщица не успокоилась. Да и никто из Неверовых спать не торопился.

– Я все равно узнаю, кому могла помешать Виолетта, – громыхала по дому тапками Аллочка и, как флагами, размахивала газетами с известными уже угрозами.

– Ты все-таки хочешь сама распутать это дело, правильно я поняла? – напрямик спросила Гутя.

– А ты хочешь, чтобы я отправилась вслед за Виолеттой? – вскинулась Аллочка и сунула газеты прямо в нос сестре. – Вот! Ей ведь тоже послания приходили, а она, наверное, как и я – не верила. И вот тебе пожалуйста!

– А если... а если это не ей посылали, а она? Буквы печатные... даже переведены через трафарет... – осторожно заметила Варька. – Так что, кто это написал, мы не знаем.

– Это вы не знаете! А я знаю – не она! – бегала по комнате Аллочка. – Зачем? Зачем ей саму себя пугать?

– А если не себя? – предположила Варька. – Если она тебе, к примеру, это писала?

– Варя, у тебя последние мозги рассосались, – сообщила девушке трепетная тетя. – Зачем Ветке просить у меня денег, если я совершенно нищая?! Вот скажи, Гутя, когда ты мне в последний раз давала деньги? Говори-говори, не стесняйся! Не помнишь? А я скажу. В понедельник. Какие-то дохлые пятьсот рублей!

Как-то так случилось, что Алла Власовна нигде не работала. С ее отсутствующим образованием найти достойную работу оказалось очень не просто, и поначалу решили, что она будет сидеть дома и вести домашнее хозяйство Неверовых. Пока не подыщет работу. Потом как-то само собой выяснилось, что и хозяйство она вести не умеет, и работу искать ей уже не хочется, и вообще – гораздо удобнее так. Однако единственная вещь не давала Аллочке жить спокойно – у нее совсем не водилось денег. Гутя выдавала ей какие-то суммы, но так редко...

– А эти деньги – не те, из-за которых пишут записки! Это и не деньги вовсе, а милостыня, – все больше расходилась Аллочка. – Я бы даже сказала – пенсия!

– Аллочка, ведь это только на карманные расходы... – виновато заморгала Гутя.

– У меня, между прочим, не такие малюсенькие расходы. Да просто стыдно! За такие деньги на меня даже порядочный вор позариться не может. А только псих какой-то – только перепиской занимается. И конечно же, это не Ветка! Она знает, что писать надо Гуте, а не мне. Я недавно их с Жанной в магазине встретила, просто не знала, куда от стыда деваться. Они знаете как платья покупают? Знаете? Они просто фасон выбирают, а цену им уже на кассе говорят! А мы – сначала на ценничек глянем и уж, если только он подходит, ищем, что бы на себя натянуть.

Тут Аллочка рухнула на диван и театрально возложила руку на лоб.

– Как стыдно быть нищей, боже, как стыдно! – воскликнула она.

– Так иди работай... – наивно предложил Фома.

– Варька! – вскочила Аллочка. – Если твой муж еще что-нибудь скажет!.. Я вообще!.. Я не знаю что! Фома! Иди покорми кота Матвея! Он уже давно мявкает, а от тебя все равно никакого толку!

Фомка подхватил толстого кота и потащился с ним в кухню, жалуясь на судьбину:

– И как только мы, Матюха, с ними живем? Нет, я, конечно, могу и удалиться, но если кто-нибудь когда-нибудь попросит меня поставить градусник... Матвей, я тебе как мужик мужику обещаю... Такую клизму задвину!

– И все же, – настаивала Варька. – Почему Виолетта никому не говорила, что ей приходят такие записки? Может быть, она сама их и писала?

Аллочка уже вовсю сопела паровозом – она терпеть не могла, когда ее не слушали.

– Гутя! Объясни своей дочери, что Сигизмунду венок вручала какая-то тетка, и вовсе это была не Ветка, я же видела.

– Правда, Варя, что ты зациклилась? – упрекнула дочь Гутя. – И потом – откуда ты знаешь, что Вета никому не говорила об этих угрозах? Не станут ведь Назаровы распространяться об этом каждому встречному и поперечному. Надо поговорить с Жанной, с Кириллом Андреевичем, спросить...

Варька печально вздохнула:

– Их сейчас и трогать не хочется, у людей такое горе... Когда я с Жанной в той комнате сидела, думала, она с ума сойдет, честное слово...

– И меня Кирилл Андреевич чуть не пришиб, когда я ему об убийстве рассказала, – обиженно вспомнила Аллочка. – Так что вы тоже были на волосок от горя, сейчас, может быть, и меня бы оплакивали...

– Аллочка! Прекрати немедленно! Ну что за дурь тебе в голову лезет! – прикрикнула на нее Гутя.

Но Аллочке жутко понравилось себя жалеть, поэтому она фантазировала дальше:

– Вот придушил бы меня Назаров, как вы бы сейчас мучились! Гутя, ты бы плакала: «Аллочка, сестричка моя ненаглядная! Отчего я для тебя денег жалела! Какая я подлая! Жадина-говядина!»

– Хватит! – рявкнула Гутя и сурово скомандовала: – Всем спать. Уже вставать пора, а мы еще и не ложились. А ты, Аллочка, если хочешь и в самом деле убийцу найти, завтра к Назаровым поезжай и переговори с прислугой. Я надеюсь, ты хотя бы дня три пощадишь самих родителей.

– У меня уже намечены переговоры с Петровной, с Надей, кстати, нужно побеседовать и со Степаном – он очень ценный свидетель! И еще... Завтра не будите, мне надо иметь свежую голову и хорошо выглядеть. И потом, надо еще записать план действий!

И она величаво отбыла в опочивальню.

– Варь, дай что-нибудь успокоительное, – попросила Гутя и вдруг спросила: – А ты как думаешь – нашей Аллочке и в самом деле угрожает что-то серьезное?

Девушка с сомнением пожала плечами:

– До сегодняшнего дня я была уверена, что эти угрозы – чьи-то нелепые шутки, но... Я помогу Аллочке в поисках преступника.

– Что там – помогу, – вздохнула Гутя. – Все его искать примемся...

– Варька! Как пишется – «опросить» или «опрасить?» – высунулась из своей комнаты Аллочка.

– Да кто твои записки Шерлока Холмса проверять будет, – отмахнулась племянница.

– Несознательная! – сморщилась тетушка. – Я же потом свою тетрадь передам милиции! А может, и на телевидение ее пошлю, ну, чтобы потомки знали, и все такое...

– Гутиэра Власовна, – появился в комнате Фома. – Вы просили успокоительное.

– Так я у Варьки просила, а ты как догадался? – вздрогнула Гутя. – Опять, что ли, подслушивал?

– Не опять. И не подслушивал. А держал ситуацию под контролем! – гордо тряхнул кудрями Фома. – Кстати, поскольку я постоянно нахожусь на работе, то настоятельно требую – держать меня в курсе всех событий. И если атмосфера станет хоть чуточку накаляться... Я, как единственный мужчина в доме, приказываю – немедленно прекратить все передвижения и ждать меня, ясно?

– Так точно! – браво отсалютовала теща и тихо добавила: – Каждый суслик – агроном, ну прямо все командуют...

Наутро Фома унесся к себе в клинику, Варька побежала на работу, писать заявление на отпуск по семейным обстоятельствам, а Аллочка привела себя в порядок и направилась к Назаровым. Те были наслышаны о том, что Алла Власовна бредит детективами, поэтому должны были встретить ее с благодарностью. Во всяком случае уж не станут они отказываться отвечать на ее вопросы.

Но в доме ни Кирилла Андреевича, ни Жанны не оказалось. Да и прочей прислуги не наблюдалось, только в кухне Петровна одиноко гремела кастрюлями.

– Здравствуйте, а вот и я, – с улыбкой появилась в дверях Аллочка.

– Не очень-то и ждали, – буркнула пожилая повариха.

Аллочка на ее грубость даже не обратила внимания. Петровна всегда славилась своими изысканными блюдами и отвратительным характером. И каждый раз Кирилл Андреевич стоял перед вопросом – то ли уволить повариху за склочность и плюнуть на желудок, то ли пожалеть организм и начихать на всех остальных, потому что никому от Петровны просто житья не было. До сего дня, похоже, господин Назаров именно чихал, потому что вредная баба еще работала.

– А где я могу увидеть Кирилла Андреевича? – спросила Аллочка и потянула носом – от кастрюль веяло головокружительным ароматом, а пироги на столе просто дышали! – Или Жанну?

– Нигде! Вот завтра поминки будут, тогда милости просим, а сегодня нечего здесь околачиваться! – недобро сверкнула глазами повариха и проворчала себе под нос: – Ходют и ходют... того и гляди, сопрут что, а отвечать завсегда мне...

Но Аллочка не сдавалась:

– А Надя, горничная, где?

– Где-где! В Караганде. Нету вашей Нади. Исчезла, и никто не знает куда. Одна я тута за десятерых! Никаких рук не хватает.

У Аллочки от изумительных запахов что-то заскулило в животе.

– Еще брюхом тут урчит стоит! – зыркнула на нее тетка.

– Вы на меня не кричите! – не выдержала Аллочка. – Я, между прочим, к вам не просто так хожу, брюхом урчу. Я – детектив. Убийство расследую!

– Да все вы хороши! Кто дефектив, кто просто пожрать ходит. А вчера, между прочим, ктой-то тушу свиную спер из холодильника! А мне сегодня хозяин нагоняй устроил. А разве ж я за всеми угляжу? Вот ты чего толкешься, спрашивается? Чего выглядываешь? Курицу хочешь утянуть? Я тя половником-то! Ступай отсюда! Сказано тебе – никого нету.

И тут с Аллочкой случился приступ нежданной наглости. Она, спокойно глядя в глаза сварливой поварихе, схватила со стола пирожок и затолкала его в рот.

– Совсем совесть потеряла... – растерянно пробормотала та. – Одурела... Да я ж тебя сейчас пришибу сковородой! Да я ж убью тебя, дрянь такая!..

– Вот еще один сопру... – ухватила Аллочка второй пирог. – И убивайте на здоровье. За такие пироги и умереть не жалко.

Из-за этого неслыханного поступка пожилая женщина, вопреки всему, не кинулась на гостью с кулаками, а по-доброму хихикнула.

– Неужель так понравились? – лукаво блеснули ее глаза. – Это меня еще моя бабка научила стряпать. Возьми еще пирожок-то, чего по одному таскаешь... А дома и впрямь никого не найдешь. Сам хозяин носится, мечется с похоронами дочки, почернел весь, хозяйка повезла Машеньку к матери, чтоб не пугалась девчонка, а Надька... сбежала, наверное, откуда мне знать! Завтра в два похороны, в ритуальном зале все будут, а сегодня не до тебя им. Ступай домой, не гневи душу!

Аллочка решила, что и впрямь – лучше не гневить. Завтра в два она приедет и всех застанет.

На следующий день на похороны к Виолетте Неверовы собрались в полном составе. Хотели приехать сразу же в ритуальный зал. Однако в самый последний момент оказалось, что у Фомы какие-то неотложные дела с машиной – надо было что-то подтянуть, подлить и поменять.

– Вот у нашего Фомочки каждый раз так! – все больше зверела Аллочка, то и дело выглядывая во двор, где стояла Фомкина красавица, возле которой он крутился, словно ошпаренный пес. – Легче самой помереть, честное слово, тогда бы быстрее на кладбище добрались!

– Если тебе так не терпится, можешь такси вызвать, – не выдержала Варька. – А если он коврики не помоет, мы, может быть, и не доедем никуда.

Аллочка такси вызывать не хотела – не было лишних денег, поэтому она ненадолго примолкала и только строила в окошко страшные гримасы, но потом снова принималась ворчать.

В ритуальный зал они, конечно, опоздали, подъехали, когда люди уже бросали комья земли на гроб.

– Вот и хорошо, – шепнула Аллочка Гуте. – А то я как представлю Ветку... в этих цветочках искусственных...

Скорбящих было много, и все больше – знакомые родителей. Подруг Веты не было совсем, и мальчика, с которым Виолетта обещала познакомить Аллочку, тоже не было видно. Гости в своих черных одеждах «от кутюр» выглядели немного напыщенными и были, казалось, все на одно лицо. Правда, и Кирилл Андреевич, и Жанна отличались от прочих своим неподдельным горем и тем, что вовсе не обращали внимания на то, как в данный момент они смотрятся. Они держались друг возле друга, и оба словно немного сгорбились из-за этой беды.

– Странно как-то... – шептала Варька на ухо Аллочке. – А где подружки-то? Или хотя бы одноклассники...

– И я смотрю – одни старики какие-то, – бурчала Аллочка. – Словно на экскурсию пришли... Давай, Варвара, рассредоточиваемся, послушаем, что в народе говорят.

Варя послушно отлепилась от тетки и медленно прошла в толпу, прислушиваясь, о чем говорят люди. Говорили разное – кто-то обвинял родителей, что не доглядели, а кто-то хвастался, что удалось купить обалденный крем от целлюлита. Варька высмотрела среди провожающих грустного старичка в темном пальто и встала рядом с ним, печально опустив голову.

– Как жалко... – негромко проговорила она, явно рассчитывая на то, что старичок поддержит беседу. – Совсем еще девочка...

– Понимаю... – обиженно поджал он сморщенные губки. – А если я вот, к примеру, не девочка, так меня и не жалко будет, так, по-вашему?

– Да что вы! – добавила в голос сердечности Варька. – И вас жалко невыносимо, но... она ведь в это жизни еще совсем ничего не видела!

– Откуда вам знать, барышня? – прищурился старик. – Хотя... девочка, как видно, была не распущенной, как вся нынешняя молодежь. Сейчас ведь какая молодежь пошла, вы обратили внимание?

Варьке вовсе не хотелось пускаться в диспут по поводу молодежи, но старичок уже прицепился к ней намертво.

– Вы слышали, как они говорят?! Эти всякие «приколоться», «прикид», «стремно»! Они ведь совершенно не углубляются в дебри родного языка!

– А меня мой сын вообще ботом зовет или батоном, когда я пьяный прихожу, – обернулся к ним изрядно подвыпивший мужчина солидной наружности.

– Вот! – воскликнул старичок и припал к Варькиному плечу. – Вот вы, красавица, знаете, что такое «выползень»?

Варька тихонько вздохнула и постаралась высвободить локоть из цепких пальцев старичка:

– Я не знаю, но обязательно поинтересуюсь, – пробормотала она. – А вы не знаете, отчего Вету не пришли провожать одноклассники?

– Сейчас не об этом речь, – отмахнулся старичок и крепче ухватился за ее руку. – Выползень – это как раз таки насекомое, которое выползло из личинки!

Варьку передернуло.

– А пукля? Ведомо ли вам, что такое пукля? Это вовсе не болезнь живота, как вы думаете: это локон! Завиток из волос, да! Приходите ко мне сегодня же вечером, я вас погружу в мир удивительно забытых слов, прекрасных...

– Скажите, – невежливо перебила его Варька и указала на странную женщину, которая держалась чуть в стороне от остальных. – А вон та женщина кем Виолетте приходится?

– Да откуда я знаю! – обиделся старичок. – Я и вовсе здесь посторонний. Приходил к матушке, могилку убрать, а тут такие пышные похороны, да еще и журналисты с фотоаппаратами. Я так думаю: если меня щелкнут, я обязательно в газете проявлюсь.

Варька уже с силой освобождала свой локоть – не любила она посторонних зевак у могил.

– Ну? Что тут у вас? – подошла к дочери Гутя. – Вы так неприлично шумите...

– Да вот, – нахмурилась Варька. – Прицепился, никак не отрывается...

– Молодой человек, – обратилась Гутя к старичку. – Узнайте, в какой школе училась Виолетта. Нам неудобно, а вам все равно.

Старичок с готовностью закивал и потрусил выспрашивать нужную информацию.

У Фомы дела продвигались не многим лучше. Ему не пришлось прислушиваться к чужим разговорам: повариха Петровна узнала его сразу же и немедленно выбрала в качестве поддержки. Всем тучным весом она оперлась на руку Фомы и принялась тихонько выть, размазывая по щекам слезы.

– Ы-ы-ы-ы... бедное дитятко-о-о-о, – выла она, не забывая внимательно разглядывать скорбящих. – Ох ты, горюшко горькое-е-е... Глянь-ка! А Сифонов-то со своей новой приперся! Молоденькую урвал, старый боров. Ишь ты-ы, девка-то совсем, видать, из яслей, моложе нашей Ветки!.. Ой, ты ж Веточка-а-а, а и нет тебя с нами теперича-а-а... Слышь, как тебя? Фома, точно. Глянь, а Кикимовы-то какой веночек бедненький притащили! Прям только два цветочка на проволочке, вот жадюги! Ы-ы-ы-ы-ы!

Прервать ее монолог не было никакой возможности, однако Фома втиснулся:

– Я вот из родственников Виолетты здесь никого не знаю, только Кирилла Андреевича и Жанну, а еще кто-нибудь пришел?

– А кто придет-то? Больше и нет никого! Мать у ей есть, так она алкашиха! Это ж все знают! Ее сюда и не пустят, чего позорить могилу-то? Бабку звали, Кирилла Андреича мать, так она, как узнала, что с внучкой стряслось, сразу же и больной сказалась. У нее, видите ли, ноги отнялись! А мне так кажется – это она специально, чтоб лишний раз не волноваться. Она теперь все о здоровье своем печется, муж-то ей на двадцать лет моложе попался! А ноги... Да на хрена ей ноги? Ну, отнялись, так ей что ими – на соревнованиях бегать, что ли?

– А где мать Виолетты живет, вы не знаете?

– Как не знать! Ха! Она ж сперва-то к Ветке постоянно бегала, а Кирилл Андреич мне и говорит – ты, говорит, Петровна, одна ее отвадить можешь, у тебя язык-то, что помело, любого отбреешь. Ты, говорит, ее и проводи. Ну и когда мать-то Веткина пришла, я ее, как и велено было, – проводила. Аж до самой квартиры. Она, правда, упиралась, будто ее казнить ведут, ну да у меня не забалуешь. Я ж и Степку привлекла, водителя Кирилл Андреича. Это потом оказалось, что надо было только со двора ее погнать. Но как мне велели, так я и... зато уж потом я эту матушку!.. А и все одно – жаль бабу. На пьянку все променяла, а потом сама себе рада не была, да уж ничего не повернешь.

– Так где она живет? – снова напомнил Фома.

– Вот знаешь, где... – завертела головой прилежная работница. – Вот знаешь, где магазин «Оладушка»?

– «Ладушка»? – переспросил Фома.

– Ну да, «Ладушка», так вот в этом самом доме и проживает, прямо в нем. А квартира... на третьем этаже. Да ты спроси, где Верка Назарова живет, тебе и скажут. Мы тогда тоже – спросили да еще и рожу Веркину в окошко машины высунули, нам и показали.

– Так, значит, мать Виолетты Верой зовут?

– Ну да, еще и Григорьевной величают... Ой! Гляди-ка, а Трушина-то Лизка как намалевалась! Прям будто в цирк пришла, обезьяна!

Фома вновь постарался перевести разговор в нужное русло:

– Погодите, я слышал, что у Веты мальчик был. Что-то не видно его...

– А и не увидишь, – сверкнула глазами Петровна. – Он же ж какой тебе мальчик? Он же ж знаешь какой детина! Два тебя будут! А Веточка у нас худенькая... бе-е-едненькая-я-я... детонька-а-а... Его Максимом зовут. Там такой Максим! Максимище!

– А он где живет?

– Вот его я до дома не провожала, ничего сказать не могу, прямо хоть ты меня здесь всю изрежь!

Фома не собирался никого резать – на работе-то всех не перерезать, поэтому он замолк и постарался незаметно от дамы отделаться. Но не тут-то было.

– Ты ж, сокол мой, я слышала, хорошим доктором работаешь? – вдруг прищурилась Петровна. – Вот ты мне и скажи, вот у меня тут, в пояснице... дай-ка покажу... вот тут, повыше копчика, бывает, так кольнет, так кольнет, что хоть на стенку карабкайся, – это вот к чему? К перемене погоды, аль, может, какой орган у меня оторвался? Или, может, чего съела, так упало не туда?

Фома возвел глаза к небу и терпеливо постарался объяснить даме, что органы просто так не отрываются и так запросто ничего никуда не падает. При этом он настойчиво пытался освободиться от крепких дамских рук, но у Петровны по поводу ее здоровья накопилось еще множество вопросов, поэтому выпускать добычу она не собиралась.

Все время, пока родственники пытались добыть хоть какую-то информацию, Аллочка отиралась возле Кирилла Андреевича и Жанны и все выискивала момент, когда можно будет напомнить печальной чете, что она, собственно, уже почти взялась за дело, и ей надо только немножко помочь – назначить время, когда им удобно будет с ней переговорить. Однако удобного случая никак не представлялось. И Аллочка отважилась напомнить о себе более настойчивым образом.

– Кирилл Андреевич, Жанна, примите мои соболезнования... – уже в который раз трогала она за руку скорбящую женщину. – Я обязательно найду убийцу вашей дочери! Обязательно! Это мой долг!

– Спасибо, Аллочка, – вытирала мокрые глаза Жанна. – Вы чуткая женщина, но... вы нам ничего не должны...

– Да нет же, я по долгу службы...

– Жанночка! – подлетела к мачехе погибшей дамочка среднего возраста. – Ты так убита горем! Тебе надо врача... Куда у нас врач-то пропал? Леша! Ну куда врача подевали?

– Ирина, не надо врача, я еще держусь...

– Ну прямо! Держится она, я что – не вижу? Прямо вся черная, как старуха какая-то... Да Леша же!

Тут же подскакивали какие-то новые лица:

– Кирилл Андреевич, вас снимают, сделайте красивое лицо... Так! Отойдите все от отца девочки! Не загораживайте план! Не лезьте в кадр!

Среди всего этого безумия поговорить о деле не было никакой возможности. Когда от могилы девочки все потянулись к своим машинам, Аллочка предприняла еще одну попытку.

– Кирилл Андреевич, у меня к вам предложение... – начала было она, но в это мгновение произошло нечто непредвиденное.

Через толпу провожающих вдруг рванулась какая-то тень, кинулась к Аллочке и вцепилась ей в пальто:

– Это ты! Ты – убийца! Из-за тебя Веточка погибла! Из-за тебя, мразь!

Женщину мгновенно отцепили чьи-то крепкие руки и в ту же минуту отволокли в сторону здоровенькие ребятки из охраны Назарова. Аллочка даже не успела испугаться как следует, а ее уже нигде не было видно.

– Что это было? – ошарашенно повернулась она к Кириллу Андреевичу.

– Это небольшое недоразумение, простите нас... – качнул головой тот. – Охрана не доглядела.

– А кто эта женщина? – допытывалась Аллочка.

– Я... я расскажу вам об этом позже, если позволите... – тяжело вздохнул Кирилл Андреевич.

– Позволю, – немедленно оживилась Аллочка. – Значит, завтра, в десять утра, я и позволю, хорошо?

– Как вам будет угодно, – склонил голову Назаров, бережно взял под руку Жанну, и они двинулись к машине.

– Давно бы так... – вздохнула Аллочка и еще раз огляделась по сторонам – незнакомой женщины нигде не было видно.

В ресторан, на поминки, Неверовы решили не ехать. Они явно чувствовали себя чужими, а нужные разговоры все никак не получались.

– Давай, Фома, заводи свой «Мерседес», – скомандовала Аллочка, усаживаясь в машину.

– Ну... не «Мерседес», конечно, но уж и не «Запорожец», – обиженно бурчал Фома. – Уже и моя иномарка им не подходит, только «мерсы» подавай...

Действительно, среди крутых массивных авто Фомкина машинка смотрелась несколько бедновато, но это сейчас никого не беспокоило.

– Гутя, хоть ты не зря среди народа шныряла? – недовольно спросила Аллочка.

– Почему это я шныряла? – вздернулась Гутя. – Мы с Варькой, между прочим, узнали, что Виолетта училась в школе номер три, в десятом классе «А», завтра туда и наведаемся.

– А я вызнал адрес родной матушки Виолетты, – похвастался Фома. – Верой Григорьевной ее зовут. Пьет первая женушка Кирилла Андреевича, вот такая некрасивая история. Потом расскажу, как к ней наведаться, у самого точно не получится – работа.

– А что это за тетка на меня прыгнула, кто-нибудь узнал? – сурово вопрошала Аллочка.

Пассажиры переглянулись.

– Кто это на тебя прыгал, ты что? – покрутила пальцем у виска Гутя.

– И я ничего не слышала, – пожала плечами Варька. – Там вроде все нормально было.

– Да как же нормально-то? – накинулась на нее тетушка. – Я стою, значит, себе с Назаровым, мы высчитываем, когда он ко мне на прием сможет прийти, а тут откуда ни возьмись баба сумасшедшая! И прямо мне на грудь рушится! Вы куда смотрели-то?

– А-а, – закивал головой Фома. – И еще кричала, что ты – убийца, да? Я что-то такое слышал, но меня эта Петровна как арендовала на весь день, так я и вывернуться не смог. Я, кстати, и сам хотел вас спросить – что случилось?

Аллочка воздела глаза к небу и гулко застонала:

– О-о-ой, ну и помощничков бог послал! Пошли, называется, обстановку разведать. У них на глазах чуть ближайшую родню не растерзали, а они – ни ухом ни рылом! «Что случилось»! Какие из вас сыщики? Меня едва не отправили на тот свет, а вы даже глазом не моргнули.

Гуте уже надоели причитания сестрицы, хотя приходилось признать – кое в чем они сегодня и впрямь лопухнулись.

– Ну ладно тебе, расскажи лучше – что за тетка? Как выглядит, во что одета?

– А я разглядывала ее, что ли? – огрызнулась Аллочка. – Она на меня набросилась, как коршун на птаху. Конечно, я морально испугалась и не смогла четко разглядеть линии ее внешности...

– Понятно, ты такой же детектив, как и мы, – фыркнула Варька, – ее саму чуть не разорвали, а она даже лица не запомнила!

– У меня был шок! Слышала – звезда в шоке? Это как раз про меня придумали.

Спорить не хотелось. Хотелось побыстрее приехать домой, прийти в себя и уже с завтрашнего дня вплотную заняться ловлей преступника.

На следующий день Гутя с Варькой отправились в школу, где училась Виолетта.

Нашли не сразу, сначала помотались по городу – ни один прохожий не мог назвать ни одной школы. Справочная по телефону таких сведений не давала, оставалось только звонить Назаровым, а их следовало тревожить лишь в самую последнюю очередь. Потом Варьке пришла в голову идея – зайти в первый же книжный магазин и посмотреть в справочнике города, где же находится сие учебное заведение. Оказалось, что в другом конце города.

– Сейчас проездим туда-сюда, у детей уроки кончатся, – переживала Гутя.

Но этого, к счастью, не произошло. По школьным коридорам носились шумные толпы прилежных учеников, учителя осторожно прижимались к стеночкам, и только заливистый звонок вмиг вернул тишину в эти стены.

– С ума сойти, и как тут только учатся, – покачала головой Варька. – Так ведь без травмы точно домой не вернешься.

– Постарела ты, дочь моя, – фыркнула Гутя. – Когда я к тебе в школу приходила, вы еще не то вытворяли. И ничего – ты не боялась... Стой здесь, я к директору.

Гутя узнала у бабушки-дежурной, как найти начальство, поднялась на второй этаж и уверенно постучалась в дверь.

– Здравствуйте, – не дожидаясь ответа, смело шагнула она в глубь большого светлого кабинета. – Вы – директор этой школы?

За столом сидела маленькая, кругленькая, как дыня «Колхозница», женщина и быстро перелистывала бумаги.

– Вы по какому вопросу? – не отрываясь от них, спросила она.

– Я первой спросила, – настойчиво напомнила Гутя и уселась на стул перед женщиной.

– Ну да, да! Я директор, а что вы хотели? – она наконец взглянула на Гутю, и неожиданно глаза ее блеснули хищными блеском. – Ну наконе-е-ец-то! А я уж думала, вы до нас так и не доберетесь.

И директриса откинулась на спинку кресла, сложила ручки кренделем и с недоброй усмешкой стала разглядывать Гутю.

– А почему вы раньше к нам не могли добраться? Опять дела, да? Совсем нет времени, правильно я понимаю?

Гутя растерянно заморгала глазами, и пыл ее поубавился. И в самом деле – почему это они с Варькой на троллейбусе тащились, когда можно было поехать на такси, куда быстрее вышло бы.

– Да знаете, ведь пока мы вашу школу нашли... – начала она объяснять, но директриса закивала головой.

– Понятно-понятно... что-то подобное я и ожидала услышать. Спасибо за откровенность, – опять съязвила директор и, сдвинув брови, пошла в наступление: – А я бы хотела сказать, что вам надо почаще здесь появляться! Да! Вы сейчас с дочерью пришли?

– Да... – пролепетала Гутя, чувствуя себя отпетой негодяйкой. – Она тоже... только она на первом этаже осталась, робеет, так сказать...

Директриса округлила глаза и запела:

– Ах, так она у вас еще и робе-е-е-ть умеет! Какая приятная неожиданность! Значит, как в школьном дворе курить – она не робеет, учителя «козлом» обозвать – с нашим удовольствием, в унитаз дымовушку бросить – всегда пожалуйста! А как со мной поговорить, так девочка оробела!

Гутя, слушая ее, все шире раскрывала рот и хваталась за сердце, и, когда инфаркт был уже близок, она вдруг выдохнула с облегчением:

– Ф-ф-фу ты... Ну, напугали! Послушайте...

– Нет уж, это вы меня послушайте! Вы теперь обязаны внести в школьный фонд двадцать тысяч! И это только за унитазы. А за моральный ущерб – еще десять. И не надо мне говорить, что у вас нет денег, я прекрасно осведомлена о ваших доходах, – вскочила со своего кресла директриса и швырнула перед Гутей два исписанных листа. – У меня два педагога уволились из-за вашей девочки!

– Да нет же, – еле удалось Гуте вклиниться в ее разъяренную речь. – Моя дочка уже давно не девочка!

– А то кто-то этого не знает!

– Да дайте же мне сказать! – рявкнула Гутя, и директор рассерженно примолкла. – Я не то хотела... Моя дочь уже давно не ученица! Она у вас не учится, вы меня с кем-то просто перепутали. Я пришла по поводу Назаровой Виолетты!

Директриса все еще недоверчиво косилась на Гутю, но было видно, что женщина пока просто не находит слов.

– Виолетта убита, и я, как... как старший следователь, пришла к вам. Хотелось бы услышать, что это была за девочка, нужно опросить ее подруг, всех, с кем она общалась, учителей. А вы мне слова не даете сказать!

Теперь упражнения со ртом выполняла директриса.

– Вы? Следователь?.. Ой, боже мой, как же неловко вышло. Значит, так, о десяти тысячах за ущерб забываем, и с вашей девочки всего десять... за унитазы.

– Никаких унитазов! – категорически заявила Гутя. – Моя дочь к ним никакого отношения не имеет. Она тоже расследует убийство.

– То есть... – все еще с недоверием переспросила начальница. – Вы не мама Иры Щукиной, да?

– Нет, не мама.

– Очень плохо, – сникла директор. – У меня сегодня была назначена встреча с госпожой Щукиной, похоже, она опять проигнорировала наш сигнал... Тогда я не понимаю – а вы чего хотите?

Гутя ругнулась про себя, но постаралась объяснить еще раз:

– Я по поводу Назаровой Виолетты. Она погибла, мы ищем преступника.

– Ах, ну да, конечно-конечно...

– Вчера девочку хоронили, и от школы не было ни одного человека, – не удержалась Гутя.

– Как это – ни одного? Да от нас там и Зинаида Егоровна была, и Викентий Демидыч, и Анна Александровна! Мы их с уроков отпустили, специально. Но часы я им обещала поставить. Что вы такое говорите? – чистосердечно возмутилась директриса. – Мы еще и венок приносили. Там так прямо и написано – «От школы на вечную память»... ой, что я такое говорю? Просто «От школы»! Вы меня совсем запутали!

Гутя стушевалась. И в самом деле – вчера они высматривали только молодежь, а учителей и не догадались опросить...

– И все же, – не сдавалась она. – Мне интересно, почему не было девочек? Ребят? У Веты были плохие отношения со сверстниками?

Директриса немного помялась, потом нехотя заговорила:

– Да нет, я бы сказала – даже очень хорошие. А вот почему они не пошли... Об этом вы у них сами спросите. Сейчас я вызову Элю Прохину и Карину Пушко, они все расскажут.

Женщина вышла из кабинета, крикнула кого-то и дала задание – немедленно притащить сюда Прохину и Пушко.

– Только я бы хотела вас предупредить... – замялась милая женщина-директор. – Девочки выглядят немножко... я бы сказала – нестандартно. Но, надеюсь, вы прикроете на это глаза, все же, сами понимаете – трудности переходного возраста, поиск себя как личности к тому же, Каринин папа поставляет в школу компьютеры, а у Эли мама – директор строительной фирмы. Но... уж пожурите, не без этого.

Вскоре в кабинет вошли две высокие девушки весьма эпатажного вида. Одна носила прическу сочного малинового цвета, над глазами лиловыми тучами сгустились тени, а губы лоснились от помады. При этом она была увешана железными кольцами, браслетами, цепями и прочим металлоломом, а пуп ее был украшен самым настоящим замком от почтового ящика. Вторая девушка была стрижена наголо и голым пупом не сверкала, она была простенько одета в зеленый купальник и длиннющие сапоги – ботфорты. О том, что их родители весьма почитаемы в этом учебном заведении, девушки, видимо, не забывали ни на секунду, потому что в глазах их плескалась только смертная скука, а рты беспрестанно что-то жевали.

– Девочки, – ни капли не удивилась внешнему виду своих учениц директор. – С вами пришла побеседовать следователь. Вы ей о Виолетте расскажите. А я не буду вам мешать.

Директриса быстренько подхватилась и унеслась, оставив Гутю и девочек в кабинете одних.

Девчонки, не смущаясь, расположились в креслах, закинули ногу на ногу и с откровенным любопытством стали разглядывать «следователя». Гуте даже на мгновение сделалось не по себе, но в конце концов ее это даже разозлило.

– Не знаю, стоит ли вас опрашивать... – нахмурилась она. – Я вообще-то просила пригласить подруг Веты.

– А мы что – не подруги, что ли? – фыркнула малиновая. – Мы ваще с Веткой везде тусовались, скажи, Эль!

– А чё за опрос-то? – яростно жевала жвачку лысая Эля.

– То есть... вы и есть ее подружки? – наступала Гутя. – А что же вы не пришли на кладбище? Вчера вашу подругу хоронили, а вы даже веночка ей не принесли.

– Да потому что специально! – подалась вперед Эля, затрепетала ноздрями и уставилась в окно.

– Вы, наверное, подумали, что мы такие лахудры – забыли, что у Ветки похороны, то, се, да? – вскинулась и малиновая Карина. – А мы специально! У нас все продумано!

– И потому что у нас протест! Принципиально!

Гутя скорбно почесала нос:

– Боюсь, что вашего протеста Виолетта не оценила. Я даже больше скажу – она его не заметила, ей теперь все равно, хоть запротестуйтесь до посинения. А вот проводить в последний путь подругу могли бы.

– Вот именно! – подскочила Эля. – Ей теперь все равно, а эта ее мымра!

– А эта ее мачеха поймет! – подхватила Карина. – И вот пусть она теперь!..

– Погодите, погодите... – соображала Гутя. – То есть вы хотели выразить протест Жанне? А чем она вам так насолила? Ей и без вас горя хватило.

– Ха! Горя! – дрыгнула сапогом Эля. – Да она только рада, что Ветки теперь нет! Она ж ей всю плешь проела. Она ж ей дышать не давала!

– Не, ну мы вам правду говорим, чё нам врать-то?! Мы поэтому и протест придумали, – пояснила Карина. – Или мы такие дуры, да? Не понимаем, что эта Жанночка будет стоять там на кладбище и сопли в платок складывать от горя! Вроде как она так переживает, так переживает!..

– Да на этот спектакль просто смотреть не хотелось! – снова дернулась Эля. – Вот я бы, например, обязательно ей правду в глаза высказала, а ведь возле могилы это нельзя, там же тихо должно быть, скучно, все дела, вот мы и не пошли, чтоб не сорваться.

– Ага, точно, – мотнула головой Карина. – Вот так и протест показали. Но мы все равно как-нибудь этой Жанне...

– Да с чего вы так на нее накинулись? Чем она мешала жить Виолетте? – не могла понять Гутя.

– Да тем и мешала!.. – выкрикнула Карина и надула губки. – Однажды увидела, как мы возле подъезда пиво пьем, так потом Ветке с нами вообще запретила встречаться. Ну, дескать, мы такие оторвы, воспитание у нас ни к черту, все такое...

– И прикид ей покупала не модный! Сама, главное, на деньгах Веткиного папашки сидела, а одевала ее, как лохушку! Платьишко, юбочку, тьфу, даже вспомнить противно.

– А скажи, как она ее в клуб не пускала, да? Главное, у нас там тусняк, Ветка аж трубой ревет – просится, а та, блин, как упрется!

– Ага! Не, главное, папашке Веткиному все по барабану, а эта чума цементом прикинется, и не прошибешь!

– И мотоцикл не хотела покупать, а Ветка от мотоциклов ваще тащилась! А эта Жанночка, антилопа, блин! За головку ухватится, глазки закатит и давай на уши давить: «Ты не представляешь, как это опасно! Я не переживу!» Ага, не переживет она. Денег жабилась, да и все.

– А когда Ветка с Максом тусоваться стала, так Жанна ваще! В петлю скручивалась, а Ветку не пускала с ним! Даже телков хотела к Ветке приставить, – перечисляла Эля все обиды, причиненные мачехой их подруге.

– Простите, кого приставить? – не уяснила Гутя.

– Ну, охранников, типа, телохранителей, чё тут непонятного, – фыркнула Эля и от возмущения стала жевать жвачку в четыре раза быстрее.

– Ага, – поддакнула Карина. – А еще, главное, помнишь, Эль, Ветка рассказывала, сама, мол, ей говорила: «Когда ты познакомишь нас со своим мальчиком? Когда познакомишь?» А когда Ветка познакомила, та губы надула, морду скривила. И потом ей выдала: «Он тебе не пара!» Можно подумать, Ветка без нее не знает, кто ей пара, а кто нет! Эль, скажи, да?

– Да она ваще Ветку терпеть не переваривала!

Девушки еще долго возмущались, в каких нестерпимых условиях произрастала их подруга. Да этой мачехе, по мнению душевных подруг, надо было не на кладбище идти, а прямо сразу в ментовку! А потому, что это она толкнула Ветку на преступление. Не, ну, не на преступление, а на это... на собственное убийство. Ну и что, что не самоубийство, а потому, что Ветка бы все равно так долго не продержалась! И поэтому они вот как собрались все вместе, всем тусняком, и все! И на кладбище – ни ногой! А потому что – протест! Да и чё там делать? Там же все такие, как их... печальные же ваще... Не, ну а ваще они реально из-за принципа! Пусть эта чума теперь локти лижет!

Потом девицы стали повторяться, и Гутя поняла – больше ничего нового она не услышит.

– А вы не знаете, где живет этот парень? Его, кажется, Максом зовут? – спросила она у подружек.

Девчонки на минутку задумались, потом обе покачали головами.

– Да фиг его знает...

– Он в клубе постоянно трется, – вдруг вспомнила Карина. – В «Плесени». Там у любого можно спросить Макса, вам покажут.

– А если не того покажут? – осторожничала Гутя. – Фамилия-то у него есть?

Девчонки переглянулись.

– Не, а на фига нам фамилия? – искренне не понимала Эля. – Мы не знаем, может, у него и есть...

– У него на шее, сзади, татушка такая, дракончик маленький, так что не спутаете, – проявила сообразительность Карина.

Больше Гутя задерживать подруг не стала, тем более что и директриса уже раза два заглядывала в кабинет.

– Ну и как? – спросила Варька, встречая мать уже в школьном дворе. – Что-то ты долго.

– С подружками Веты разговаривала, – пояснила Гутя. – Выяснила уйму интересных вещей. Во-первых, Жанна – антилопа и чума, она не любила Ветку и встречаться с Максом ей запрещала.

Варьку не устроил такой ответ, и по дороге домой девушка вытрясла из матери все подробности.

В этот же день Аллочка, как и обещала, заявилась к Назаровым ровно в десять. В этот раз ее встретила совсем незнакомая горничная.

– Вы к кому? – мило спросила хорошенькая, как игрушка, девушка.

– Я к Кириллу Андреевичу, он меня ждет, – отрапортовала Аллочка и двинулась вперед, однако девушка все так же мило, но решительно преградила ей путь.

– Подождите, пожалуйста, здесь, через минуту я вас провожу, – и она дробно застучала каблучками по коридору.

Аллочка только вытаращила глаза.

– Пройдемте, – быстро вернулась девушка.

– Я и сама не заблужусь, – оттопырила нижнюю губу Аллочка, однако девушка все равно поплелась следом.

В большой гостиной за столом сидели сегодня все Назаровы – и сам Кирилл Андреевич, и Жанна, которая с рук не спускала маленькую Машеньку, и даже матушка Кирилла Андреевича – красивая седая дама, Белла Владимировна. Это ее Гутя удачно вытолкала замуж, а потому Аллочку старушка встретила с величайшей радостью.

– Проходите, милая, садитесь! – воскликнула Белла Владимировна и даже немного подскочила на своем стуле, выказывая гостеприимство. Однако с лихостью переборщила, все же не зря говорила повариха – у бабушки Веты действительно случились проблемы с ногами. Пожилая женщина на миг сморщилась от боли, но снова мило улыбнулась. – Мы тут чаевничаем, будем вам премного рады. Премного!

На лицах Жанны и Кирилла особенной радости не просвечивалось, лишь грусть, которую и объяснять не стоило – все же Вету похоронили только вчера. Однако Аллочка никакой радости и не ждала – уселась, а расторопная горничная ей тут же подала чашку.

– А мы ведь вчера похоронили нашу Веточку, – печально проговорила Белла Владимировна и промокнула накрашенные глазки кружевным платочком. – Такое горе, такое горе...

– Да, я была там вчера, – грустно кивнула Аллочка.

– А все из-за того, что девочка связалась с дурной компанией! – тут же определила старушка. – У девочки были сложные гены. Ей были необходимы строгий контроль и особое внимание. А она этого недополучала. – Белла Владимировна печально сложила платочек и горько добавила: – Конечно, когда я проживала совместно с Кириллом, этого внимания хватало всем – и Кирюше, и Веточке, но мне пришлось устроить свою судьбу. Да, мне посчастливилось найти своего человека. А ведь в жизни так важно найти именно своего человека! Ты со мной согласен, Кирилл?

– Да, мама, я согласен, – хмуро ответил Кирилл Андреевич.

– Тогда какого черта ты женился на этой Верке?! – кинулась в воспоминания старушка. – Я тебе все время говорила – она тебе совершенно не подходит по духовности. Совершенно! У вас нет никаких точек соприкосновения. Но ты ведь ее отыскал. И что получилось? Только дочка! Которая переняла половину материных генов.

Жанна, жалея мужа, попыталась замять «воспаленную» тему:

– Белла Владимировна, но Виолетта была точной копией отца и вовсе неплохим ребенком.

– А ты тоже молчи! – прикрикнула на нее старушка. – Я, между прочим, до сих пор не понимаю, как это Гутиэра Власовна могла Кирилла так непродуманно с тобой познакомить. У тебя тоже родословная хромает, я наводила справки.

– Мама!

– Не мамай! Между прочим...

– Кирилл Андреевич, – сочла нужным вмешаться Аллочка. – Мы с вами хотели побеседовать...

– А вы, милочка, имеете достаточно благородную родословную? – обернулась к ней старушка.

Аллочка поперхнулась чаем. Если забыть, что папенька ее отъявленный бабник да к тому же – сознательный выпивоха, а дед слыл на деревне первым драчуном и, опять же, пьяницей, то в целом...

– У нас с Гутиэрой Власовной одинаковые родословные, и набор генов тот же самый, – нашлась Аллочка. – И все же мне хотелось бы побеседовать...

– А мы разве не беседуем? – удивилась Белла Владимировна.

– Нет, у меня... я по другому вопросу, – уклончиво ответила Аллочка. – Мне хотелось бы с Кириллом Андреевичем наедине...

Старушка поняла все с полуслова.

– Жанна, выйдите с ребенком из гостиной, видите, у нас серьезные разговоры! – приказала она и добавила, обернувшись к горничной: – И вы не торчите здесь, как ночная ваза, от вас уже в глазах рябит.

Женщины вышли, Аллочка некоторое время подождала, когда соизволит убраться сама Белла Владимировна, но та и не думала покидать уютного стула.

– Я вас слушаю, – обернулась она к гостье. – Итак, что вас волнует? Вы хотели попросить денег взаймы?

Алла хмуро сдвинула брови. Да! Может, и хотела бы, и не взаймы! Но не попросит. У нее совсем другие задачи. Из-за подобного оскорбления она решила принципиально старушку не замечать и обращаться исключительно к самому Назарову.

– Кирилл Андреевич, мне придется снова потревожить ваши чувства, но вы же понимаете, преступника надо найти, а без вашей помощи...

– Естественно, преступника найти необходимо! Только я не понимаю – вы-то здесь каким боком? Говорите прямо, что вас интересует? – прервала ее речь невозможная бабка.

Аллочка подавила вздох и снова обратилась к Назарову:

– У вас у самого никаких предположений не возникает? Кто мог Вету убить?

– Милочка! Да если бы у него что-то возникло, он бы непременно поделился этим с милицией! Что вы выдумываете? Какие предположения, когда Кирюшу окружают сплошь порядочные люди?! – возмутилась за сына старушка.

– И что говорит милиция? – спросила Алла.

– Они говорят, что это простой несчастный случай, – горько ответил Кирилл Андреевич. – По их мнению, Вета решила перенести вазу в другое место, но, видимо, споткнулась и... Она неловко упала, ваза рухнула на нее, и девочка ушиблась головой о стол... Никаких следов и отпечатков не найдено, охранники говорили, что посторонних никого не было, да и мотивов ни у кого не имелось...

– Посторонних не было! – снова вскинулась старушка. – Да у тебя в этот день такая прорва народу толклась! Скажи мне, ну зачем надо было приглашать этих проходимцев? Только зря их кормить! А еще дети! Столько шуму, гаму...

– Мама! Ну как ты можешь такое говорить о моих гостях, ты же не видела, – постарался урезонить ее сын.

– Правильно! Потому что я не собиралась участвовать в этом геморрое... Простите, я хотела выразиться культурно – в Содоме и Гоморре! – поджала губки старушка. – А потому, что я тебе сразу предлагала – давай Машенькин праздник отметим в узком кругу. Ты, я, мой супруг, Виолетта и Машенька. И все были бы сейчас живы-здоровы!

– Нет, мама, ну так тоже невозможно! – вышел из себя Кирилл Андреевич. – По-твоему, даже Жанну на день рождения дочери не надо было звать?

– А чего твоя Жанна там не видела?

Аллочка бесцеремонно перебила строптивую бабушку:

– Кирилл Андреевич, а врагов у Веты не было? Недругов? Все же девочка была нормальным ребенком, могла с кем-то ссориться, кто-то ей мог завидовать...

– Не было у нее врагов, – вместо сына ответила Белла Владимировна. – И никто ей не завидовал, потому что мы держали Вету в строгости. Никаких излишеств, чему же завидовать?

– И все же... – настаивала Аллочка. – Подумайте. Может, она кого-то боялась? Или ей угрожали?

– Ну кто ей будет угрожать, что вы придумываете?! – уже стала раздражаться старушка. – Вета ни на что не жаловалась.

Тут до сообразительного Кирилла Андреевича наконец дошло, что маменька не даст ему вставить ни слова, и он поднялся.

– Я думаю, вы уже все выяснили, – многозначительно посмотрел он на Аллочку. – Пойдемте, я провожу вас.

– Но как же – все?! – оторопела та. – Вы же ни слова не сказали. Ваша бабушка...

– Позвольте! Я ему не бабушка, а родная мать! И к тому же Кирилл у меня очень ранний ребенок! – вознегодовала старушка. – Мне еще не стукнуло пятидесяти.

– По второму разу, да? – не утерпела Аллочка.

Можно подумать, Гутя не видела ее паспорта! Да Аллочка лично возмущалась – зачем семидесятисемилетней бабке сорокалетний ухажер?

– Пойдемте, я провожу вас! – настойчиво тянул ее к двери Кирилл Андреевич.

Аллочка разобиделась всерьез. Ну что же, если этим Назаровым не интересно знать, кто убил их дочь, она и сама справится. Только как потом они ей в глаза смотреть станут? А она потом специально заявится, чтобы в эти бесстыжие глаза заглянуть. Когда преступника найдет!

Кирилл Андреевич вывел гостью из дома и неожиданно направился к маленькой беседке во дворе, которая находилась в глубине сада и была скрыта от посторонних глаз буйными кудрями девичьего винограда. Сейчас, когда стояла уже середина сентября, листья горели огнем, но еще не опали, поэтому и видеть их никто не мог.

– Ну вот, – уселся на скамейку Назаров. – Давайте здесь поговорим. А то мама так и не позволила бы нам побеседовать... Так на чем мы остановились?

– Мы остановились... ваша матушка говорила, что ей нет пятидесяти, а сама уже старая, как сова! А я знаю... – Аллочка вдруг схватилась за виски. – Простите, я, кажется, немного... Я спрашивала – не завидовал ли кто-то Вете?

Назаров отнесся к ее вопросу серьезно. Он помолчал и покачал головой:

– Не думаю. Видите ли, я ни в чем ей не отказывал, но воспитанием детей у нас ведает Жанна. Она хоть и занялась теперь собственным бизнесом, но время на девочек всегда находит. И Вете внимания уделялось нисколько не меньше, чем Машеньке, здесь мама не права. Только... понимаете, Жанна не поддерживает слишком вызывающие штрихи сегодняшней моды. Например, она совсем не любит, когда девочки делают себе татуировки, прокалывают части тела... Вы знаете, сейчас даже языки разрезают – так выделиться хотят. Жанна Вете ничего такого не позволяла. Поэтому смешно думать, что кто-то из сверстников ей завидовал. Конечно, дочери это не нравилось, у них даже случались мелкие ссоры, однако больших разладов не было. Ветка ведь не глупая девочка... была... Она видела, что Жанна ее любит как дочь.

– Я заметила... – кивнула Аллочка. – Но, понимаете... в тот раз, когда Жанне стало плохо, мы отвели ее в комнату Веты и на столе девочки увидели вот это. – Аллочка достала из большого кармана сложенную газету. – Вам это знакомо?

Она развернула страницу, и Кирилл Андреевич прочитал:

– «Готовься к смерти». Что это?!

– Я думала, вы знаете. Это не единственная газетка, таких листков там штуки три лежало. «Отдай долг», «Не отдашь деньги в срок, по голове ударит рок», и прочие сочинения. У Виолетты были долги?

Назаров медленно покачала головой из стороны в сторону.

– Конечно, я могу этого не знать, дети о своих долгах стараются умалчивать, однако... Совсем недавно мы предлагали Вете съездить за границу, отдохнуть. Само собой, девочка поехала бы с крупной суммой, не с тремя же рублями. И она отказалась. У ее друга, оказывается, намечался день рождения! Ну а теперь сами посудите – стала бы она отказываться от денег, если бы у нее были долги? Да еще если бы ей так угрожали? Кстати, а почему вы не сказали об этом милиции?

– Мне надо проработать свою одну версию... и милиция сюда никак не вписывается, – увильнула от ответа Аллочка.

Ну в самом деле, не могла же она сказать оперативникам, что им с девочкой приходят одинаковые послания! Те бы ухватились за Аллочку бульдожьей хваткой, и еще неизвестно, что бы нарыли. Может, у них получилось бы, что именно Аллочка и лишила девочку жизни, тем более что Алла первой ее и обнаружила.

– Меня волнует еще один вопрос, – заговорила Алла. – Прямо-таки уснуть вчера не могла. Вот скажите мне: кто из ваших гостей на меня так накинулся на кладбище? Неприлично даже! Я, главное, ни сном ни духом, а на меня...

– Ах, во-о-о-от вы где-е-е! – просунулась сквозь листья винограда голова седой старушки. – Аллочка! Вы наставляете Жанне рога? Как это невоздержанно с вашей стороны! Хочу вам напомнить, что у Кирилла траур!

Оба собеседника синхронно застонали от досады.

– Я не успел разглядеть, возможно, это родная мать Веты, но утверждать не могу, – торопливо проговорил Кирилл Андреевич Алле. – Но я расспрошу у ребят. И позвоню... Мама! Ну разве можно выходить раздетой, когда на улице такой ветер. И твои ноги!

– Меня привел Степан, – пояснила бабушка. – Он ужасно благородный человек, под ручку меня вел. Надо бы узнать – нет ли в его роду баронов, ты бы повысил ему жалованье.

– Пойдем немедленно в дом! – горячился Назаров. – Аллочка, вы уж извините, я вам непременно позвоню. Непременно.

– А я смотрю в окошко, а вы все не выходите, смотрю – а вы не выходите, ну, я и догадалась. А этой Жанке уже давно пора рога наставить. Я тебе сразу говорила, с ее родословной... – говорила старушка, ковыляя с трудом. Заботливый сын вел матушку в дом, и даже по его спине было видно, как ему хочется поскорее от нее отделаться.

Аллочка только заскрипела зубами – столько времени потратила впустую, а все эта Белла Владимировна! Надо Гуте сказать, чтобы она тому сорокалетнему супругу новую бабку подыскала, а эта... пусть в своих родословных ковыряется.

– Вот старая грымза, – ругалась на Беллу Владимировну Аллочка, трясясь в рейсовом автобусе. – Только-только мужик разговорился, проникся, можно сказать, только собрался предложение мне сделать, чтобы я отыскала убийцу за определенную плату, а тут эта морда из кустов!

– Гражданочка, плату за билет предъявите, пожалуйста, – неожиданно возникла перед ней кондукторша.

– Ах, отстаньте вы, боже мой, не до вас мне, – отмахнулась сыщица-доброволец и горестно уставилась в окно.

Ее очень волновало одно обстоятельство – как бы там ни утешала ее Варька, но эти странные письма с угрозами явно тревожили Аллочку. Сначала, еще до смерти Веты, это и в самом деле выглядело шалостью безденежных подростков, но сейчас дело приняло другой оборот. И кто знает, не затаился ли в этом же автобусе преступник, который захочет порешить жизнь самой Аллочки!

– Нет, граждане дорогие! – возмутилась кондукторша. – Вы на нее только поглядите!

– Зачем это на меня глядеть? – взвилась Аллочка. Ей как раз сейчас мечталось проехать незаметной мышкой. – Что я вам – «Писающий мальчик»?

– Токо попробуй! Ты заплати сначала! Мальчик она! – закричала билетерша, цепко ухватившись за рукав Аллочки. – Деньги давай!

– Да что вы все – сдурели, в самом деле, всем только деньги и подавай... – ворчала Аллочка, выгребая из кармана мелочь. – Из-за копейки готовы человека пришибить!

– Не из-за копейки, а из-за десяти рублей, – поправила ее кондукторша и в отместку оторвала вредной пассажирке только половину билета.

Дома возле плиты уже крутилась Варька – ждала мужа с работы, а Гутя с кем-то терпеливо болтала по телефону. Судя по тому, как она старательно подбирала слова и складывала губки сердечком, Аллочка поняла, что разговаривала Гутя с мужчиной.

– Варька, что вы накопали? – пришла на кухню Аллочка.

– Сейчас Фома придет, расскажем, зачем два раза повторять-то, – пробурчала племянница, переворачивая котлеты.

– Ну и я тогда молчать буду, – оттопырила Аллочка губу, но Варька на удочку не попалась. – Варь, а если это не подростки мне страшилки подкидывали, тогда кто?

– Тогда – тот, кому ты задолжала, – бесстрастно ответила Варька.

– А если я никому не задолжала?

– Это тебе так кажется. – отложила девушка лопатку. – А если вспомнить, такое вполне может быть – заняла и забыла. Вот, к примеру, ты же у мамы деньги берешь?

– Ах, так это Гу-у-у-тя? – вытаращилась Аллочка.

– Кто меня звал? – появилась в дверях Гутя. – Варя, ужин еще не готов? Так есть хочется... Кстати, Аллочка, тебе только что звонил Сигизмунд.

– Ты мне зубы не заговаривай, – оборвала ее Аллочка. – Признавайся, это ты мне подкидываешь грязные угрозы? Ты на газетах пишешь, чтобы я к смерти готовилась?

– Все, – обреченно уселась на стул Гутя. – Одна уже свихнулась, пора с расследованием заканчивать.

– Ты не виляй, говори прямо, когда тебя спрашивают! – носорогом шла на нее сестра.

– Ну, Аллочка! – не утерпела уже и Варька. – Ты ж должна понимать, что мама этого никогда не сделает, ты ведь не глупая женщина! Или глупая?

У Аллочки не было выбора. Конечно, она не дура, понимает, что это не Гутя, но так хотелось, чтобы она, тогда и бояться никого не придется...

– А что сказал Сигизмунд? – вспомнила она.

– Говорил, что опечален. Что ты провалилась неизвестно куда, а он почти влюблен!

Плечи у Аллочки развернулись, грудь пошла вперед, а щеки сами собой раздулись помидорами.

– Ты б ему сказала, что мне такие задохлики и даром не нужны... – кокетливо вздохнула она, но тут же возле ее носа очутился маленький, но крепкий кулачок Варьки.

– Только попробуй, скажи, – предупредила племянница. – В кои-то веки обнаружился мужик, у которого к тебе нежные чувства! И пусть он задохлик! Зато он... Благородный человек! Рыцарь. И потом – у него своя квартира.

Их напряженный разговор прервал звонок в дверь.

– Ну вот, Фомка пришел, а у меня еще гарнир не готов! – воскликнула девушка и кинулась к кастрюлям.

Это бы вовсе не Фома. На пороге собственной персоной стоял Влас Никанорыч и тискал в руках кепку.

– Ты опять из деревни? – спросила Аллочка.

– Да я не к вам... – пробубнил батюшка.

– Дверью, что ли, ошибся?

– К Фоме я, – задиристо ответил отец и широко шагнул в прихожую.

– Дома случилось что-то? – подбежала испуганная Гутя.

– Не знаю... – помялся Влас Никанорыч. – Я ить того... дома-то не был еще. Мне б Фому...

Варька придвинулась к деду вплотную:

– Говори давай, дедуль, что за дела у тебя к моему супругу? Опять небось будешь просить, чтобы он тебя с невестой свел, да?

– А что мне делать прикажешь? – петушком подпрыгнул родоначальник семейства. – Ваша-то бабка меня турнула! И еще, забыли, как я вам про чугунок рассказывал? Это еще добро, что у меня голова крепенькая сызмальства, я ею даже... ну, не быка, а собаку нашу, Жучку, точно сшибал!

И Гутя, и Варька приступили к воспитанию Власа Никанорыча – с помощью бранных слов они разъяснили мужчине, как ему следует себя вести, чтобы подавать пример всем молодым мужчинам вообще и Фоме – в частности.

И только Аллочка упорно хмурила брови и беззвучно шевелила губами.

– Февралинка моя, дочь любимая! – кинулся к ней Влас Никанорыч. – Уйми ты этих баб, все завещание на тебя перепишу!.. Вот злобная Гутиэрка! Посмотри на сестру – молчит, как и следовает хорошей жене! Отчего только, не пойму, еще ни один дурак на такое сокровище не позарился?

– Гутя, а я ведь что думаю... – вдруг созрела Аллочка. – А батюшка-то прав!

– И эта туда же! – шлепнула себя по бокам Гутя. – Я ж говорю – одурела совсем!

– И ничего не одурела, – не согласилась Аллочка. – Назаров мне сегодня говорил: милиция считает, что с Виолеттой несчастный случай произошел. Ну, вроде как девчонка полезла вазу ставить, а та ее по голове ударила, девочка и стукнулась о стол. А ведь отец верно говорил – мама его чугунком по башке лупила, а на нем ни одной ссадины. Нет, с отцом-то понятно, но и с Виолеттой! Ваза та хоть и большущего размера была, а только уж такая тонюсенькая, я видела. Не могла она так долбануть, чтобы насмерть.

Гутя перевела дыхание. Семейство внимало.

– Да они и сами, наверное, в это не верят. Так только сказали, чтобы зря Назаровым нервы не трепать. А что еще Кирилл Андреевич говорил?.. Так...

– Ну-ка, ну-ка, ну-ка... – напружинился Влас Никанорыч. – Это что ж такое? У них тут опять следствие намечается, а меня хотят, как куль с картошкой, в деревню сплавить? А ну, быстро рассказывайте, что там произошло? Убийство? Грабеж? Изнасилование? Какие улики? Из подозреваемых сколько человек задержали? Э-эх, девчата! – горестно вздохнул Влас Никанорыч. – Вот хотел уже и домой возвращаться, а теперь... Да рази ж я могу вас одних оставить? Пока мерзавца не споймаем, придется матери без меня со скотиной управляться.

– Ну все, – махнула рукой Варька. – Прощай, спокойная жизнь.

– Не переживай, – успокоила ее Гутя. – Фома придет, батюшка сам улетучится.

Когда пришел Фома, все уселись за стол.

– Ну? – требовательно спросил Влас Никанорыч. – Чё примолкли? Сообщите парню, что я тут надолго поселился! Фом, я думаю, вам с Варюшкой надо в гостиную перебраться, потому как работать я буду много, мне отдельная комната требуется!

Пока Фома беззвучно шлепал губами, Гутя быстро закивала головой и торопливо успокоила отца:

– Они переберутся. Вот прямо сейчас и переберутся. Фома, ну что ты расселся? Иди, перетаскивай свой компьютер!

Фома ничего не понимал и хотел уже обиженно надуться, но Варька так заморгала ему обоими глазами, что не заметить было просто нельзя. Даже Влас Никанорыч забеспокоился:

– Ты б, Фома, жену-то проверил, чего-то она у тебя окосела. Врач ведь!

Фома растерянно поднялся и пошел в комнату, следом за тещей.

Гутя вернулась через минуту, а Фома задержался, надо думать, ворочал компьютер.

Неожиданно запиликал телефон.

– Ой! Кто это? – удивленно округлила глаза Гутя и девочкой подскочила к трубке. Дальше разговор шел по громкой связи – Гутя, вероятно, случайно нажала не на ту кнопочку.

– Алло, это Мария Васильевна? – спросил сочный баритон.

– С чего бы Марии Васильевне здесь быть? – красиво возмутилась Гутя. – Мама в деревне.

– А разве она не приехала? Странно... А ее муж дома? – продолжал интересоваться мужчина.

– Мужа как раз дома нет, он в городе, а вот мама, как и полагается, при коровах.

– А мужа точно нет? И долго его не будет?

– Долго!

– Я могу смело на это рассчитывать?

– Рассчитывайте смело, папа здесь задержится надолго, – убедительно промолвила Гутя.

Однако дальше ей поговорить не удалось – Влас Никанорыч подскочил ракетой, вырвал трубку и зарычал:

– Ты кто такой, мать твою разэдак?! Чего это ты про Марию Васильевну заговорил? Дурное задумал? Я ить не посмотрю, что ты хахарь под два метра, накостыляю будь здоров! Я и сам метр тридцать ростом! Два! Два метра тридцать!

– А-а-а, так вы точно в городе! – обрадовался голос и быстро отключился.

– Ты... Эй! А ну!.. Куда?! – орал в трубку Влас Никанорыч, но та отвечала ему только короткими гудками.

Седой ловелас заметался по кухне, срочно собирая вещи и напяливая сброшенную одежду.

– Пап, ты куда? – испугалась Гутя.

– «Па-а-ап»! – горько передразнил ее отец. – А кому ты сейчас расписывала, что меня дома нет? Это что же – я буду тут с вами лясы точить, когда моя жена там без мужеского догляду? – грозно сверкнул он очами и жалобно запричитал: – Я ведь ей так ве-е-ерил! Думал – вот сейчас она покормит поросенков, корову подоит, а потом сядет и станет обо мне печалиться. А потому что кто на нее позарится, на мою старуху? А что получается? Пока я здесь, у нас крупного рогатого скота прибавляется? То есть – у меня рога растут?! Еду! Прямо сейчас ловлю попутку и еду!

– Пап, может, завтра с утра? – удерживала Аллочка. – Сейчас-то уж все равно не успеешь...

– Я?! Не успею?! Да я!.. Я в самый важный момент ворвусь! И тогда уж этот чугунок... я его самолично об голову этого кобеля растрескаю!

– Ладно, папа, хоть и жалко тебя отпускать, но... Я бы тоже маму дома одну оставлять побоялась, – согласилась с ним Гутя. – Мало ли что – вернешься, а в твоем доме новый хозяин.

– А надо такси вызвать, – предложил Фома, он появился в кухне, временно оставив компьютер на прежнем месте. – Я мигом!

Машина приехала минут через двадцать, и все это время взволнованный Влас Никанорыч нарезал круги по маленькой кухне.

– И ведь как это я успел! Ладно еще, что ты не ту кнопку нажала, я услышал, а то бы... так и помер бы, как лось – вот с такими рогами!

Когда отец уехал, Аллочка всерьез заволновалась.

– Ну вот, он приедет, а у мамы гость. Надо было удержать, а то батя такого наворотит!

– Аллочка, дитя наивное, – фыркнула Варька. – Да никто маме не звонил, это Фома со своего сотового.

– А зачем маму зря подставили? Ей теперь влетит ни за что.

– Нашей маме не влетит, – усмехнулась Гутя. – Папенька у нее уже давненько под каблучком прижился, оттого и вырывается к нам, в город – свободы понюхать. А вообще, так он еще больше мамой дорожить станет, а то надо же – она корову подоит, поросенка покормит и должна сидеть, печалиться – найдет он себе здесь дамочку или в одиночестве время скоротает? Этих мужчин...

– Стоп! – вовремя прервал ее Фома. – Прошу не обобщать. Давайте лучше, рассказывайте, у кого какие новости?

Дамы снова уселись за стол и принялись делиться добытой информацией. Гутя с Варькой рассказали о своем походе в школу.

– Понимаете, – говорила Гутя. – Такое ощущение, что Жанну подружки очень не любят, винят ее во всех грехах. А грехов-то только – ругала за пиво, оберегала Вету от дурной компании, не давала ей на мотоцикле ездить.

– И еще она Максима не любит, – подсказала Варька.

– Вот-вот, и еще Максим, я о нем тоже слышал, – вспомнил Фома разговор с поварихой. – Еще бы узнать, где его найти...

– А мы узнали, – обрадовала зятя Гутя. – Он постоянно в клубе «Плесень» сидит. Завтра туда и пойдем. Аллочка, ты не знаешь, где это находится?

Аллочка покачала головой.

– Ничего, – решила Гутя. – Завтра позвоним в справочную...

– Только про «Плесень» эту даже не спрашивайте, – вдруг сказал Фома. – Такого клуба нет. Есть «Ясень», его Плесенью и зовут.

У Варьки медленно-медленно подбородок пополз вверх:

– А ты откуда знаешь? Ходил уже, да?!

– Нет! Не ходил, – скривился Фома. – А просто лечил бармена из этого доблестного заведения. Драки у них ежедневно, и бармену тоже достается. И что только бедные ребята ни делали – и охрану нанимали, и спиртное не продают, и подозрительных субъектов не пускают, а все равно – дерутся у них, и точка! Мистика!

– Так, в «Плесень» у нас идет Фома, – немедленно решила Аллочка. – Мы должны показать этому Максиму, что у нас тоже имеется грубая мужская сила!

– Это она у нас где? – наивно поинтересовалась Гутя.

Фома как-то заскучал, зато Варька молчать не стала:

– А что это, как мужскую силу надо показать, так сразу – мой Фома?! Он, может быть, и не сильный вовсе! И потом – ему морду набьют, это еще ладно, а если руки повредят? Как наша семья без кормильца жить станет? Давайте мы Максиму лучше покажем грубую женскую силу!

– А что это вы все на меня уставились? – возмутилась Аллочка. – Я, может, и вовсе никому ничего показывать не хочу! Что я – фокусник?

Гутя хлопнула рукой по столу.

– Никаких аттракционов. Придем все вместе, встречаем Максима, нам его описали – у него дракон на шее, и тихонько, не дожидаясь драки, пускаемся наутек. Нам экстрим ни к чему.

– А парня этого как? Оставим там, что ли? – не поняла Варька.

– Мы его заинтригуем, и он уйдет с нами.

– Только, чур, заинтриговывать будет не Варька, пусть вон Аллочка, – тут же добавил Фома. – Аллочка у нас уже стала пользоваться у мужчин бешеным спросом, один Сигизмунд чего стоит!

– Ага, бешеным! Один Сигизмунд обо мне и спрашивает, – пробурчала Аллочка, но против комплимента возражать не стала.

Потом все выслушали, как Аллочка посетила Назаровых.

– Да никак, – отмахнулась та. – Эта старушенция, Белла Владимировна, нам всю беседу испоганила, так и лезла чуть ли не в самый рот. Мы в беседке уединились, а она и туда прибежала... И главное – я так и не узнала, кто та женщина, которая меня убийцей назвала? Я вот думаю, может, на нее в суд за клевету подать? Тогда ее быстро оперативники отыщут, а уж мы допросим с пристрастием, а?

С ней не согласились. Аллочке посоветовали дождаться звонка Назарова.

– А пока можешь навестить родную маму Веты, – проговорил Фома. – Я же вам сказал вчера, где она проживает.

– К ней завтра пойдем, тоже все вместе, – решила Гутя. – Только без Фомы, конечно.

Их серьезный разговор был прерван телефонным звонком.

– Гутя! – кричал в трубку отец. – Я уже дома. А тут и нет никого! Тот мужик тебе не сказал – во сколько он точно нарисуется, а то мама волнуется! Говорит, может, заблудился человек...

– А ты? Ты не волнуешься? – усмехнулась дочь.

– Я? Я тоже волнуюсь. Мама сказала, что я дурак, надо было с тем мужиком и приехать... В общем, я пока к вам не вернулся, беспокоюсь – как человек доберется, а вы... вы уж без меня сами крутитесь.

Гутя уложила трубку и развела руками:

– Говорят, женщины непредсказуемы, а я вот все никак не могла понять мужиков – ну кто им внушил, что они цари природы?!

Глава 3

Незваный гость – новостей горсть

Утром Аллочка проснулась от настойчивого урчания в животе.

– Неужели одиннадцать? – проворчала она.

Алла Власовна раньше себе во сне не отказывала, могла и в два часа проснуться, и в половине четвертого дня, но однажды посмотрела телепрограмму, подсчитала, сколько полезного времени она губит на сон, и стала подниматься в жуткую рань – в одиннадцать утра. И ведь что странно – когда она храпела до двух, ее желудок спал вместе с ней, а стоило ей встать, так сказать, с зарей, и голод начинал душить ее именно в одиннадцать.

– Варь! – крикнула Аллочка с постели. – Ты случайно не настряпала оладушек?

Варька уже сновала по комнате, но оладушек отчего-то не настряпала.

– Тогда свари каши, манной, – распорядилась Аллочка.

– Не получится, – заявилась к ней в комнату племянница. – У нас свет отключили, плита не работает.

Это была катастрофа – без света электрическая плита ничем не могла порадовать.

– И как я, спрашивается, поеду к свидетелю, когда у меня живот криком кричит?

– Прими таблетку, – пожала плечами Варька. – Что я могу сделать?

– Ну... ну сделай хоть какой-нибудь бутербродик!

– Точно! – подоспела к ним Гутя. – Надо сделать бутерброды! Только у нас не с чем, вчера в магазин не ходили. Давай, Аллочка, поднимайся – и в магазин.

Аллочке совсем не хотелось выходить из дома, не позавтракав, но магазин – это была ее святая обязанность. И раньше ее это никогда не напрягало, потому что ведь всегда оставалась сдача, которую она бережно складывала себе в карман. Но сегодня все же хотелось кушать.

– А печеньица нет? – с последней надеждой спросила она.

– Нет, – в один голос ответили мать с дочерью и уставились на родственницу.

Вяло выбравшись из-под одеяла, вспомнив всех матушек и батюшек поименно, Аллочка поплелась одеваться.

– Вот, я список написала, – сунула Гутя ей в руки сумку и деньги. – Не забудь порошок, ты в прошлый раз не купила...

Аллочка слушала ее вполуха. Хотелось быстрее добраться до магазина, купить колбасу и что там еще по списку. А еще сырок глазированный, чтобы сразу в рот затолкать, и булочку из соседней кулинарии, и... нет, кабачковую икру на улице есть неудобно, но вот яблоко...

Она возвращалась домой, нагруженная, словно верблюд, и в который раз думала – отчего это никто никогда не посылает за покупками Фому? Подумаешь – работает он! Не может он! А она – Аллочка – каждый раз таскать такие килограммы может?!

Она медленно поднималась по лестнице, руки оттягивали пакеты, рот был набит до отказа, зато голова была свободна и думала о родной матери Веты – отчего это женщина не заявилась даже на похороны дочери? А может быть...

И в этот момент совершенно неожиданно откуда-то сверху на Аллочку сбросили пушечное ядро! И это ядро впилось в шею сыщицы холодными щупальцами и, что особенно страшно – зубами. Вместе со всеми пакетами – с колбасой, хлебом и кабачковой икрой – Аллочка рухнула на бетонный пол.

– Убийц-ц-ц-ца, с-с-сволочь, – шипело «ядро» и в исступлении сжимало шею добычи.

– Маньяки-и-и-и! – возопила несчастная, отшвырнула от себя нечто дикое, но оно кинулось на нее с новой силой. – Помогите-е-е!

Жильцы в подъезде оказались на редкость душевными. Прямо над сцепившимся клубком открылась дверь, и приятная дама Анна Дмитриевна, чья собачка прилежно гадила исключительно возле порога, воскликнула:

– Боже! Что вы тут разлеглись на холодном полу? Вы же подхватите туберкулез!

– Я пока... что-то... другое... подхватила, – пропыхтела Аллочка. – Мне не до туберкулеза! Позовите Гутю! Скорее!

– Хорошо, только пропустите же меня, – чопорно растопырила ручки Анна Дмитриевна.

– Гу-у-у-у-тя! – протрубила Аллочка. – Давай сюда-а-а!

– Ну вот, видите, вы и без меня управились, – пожала плечами дама и с облегчением захлопнула дверь.

Аллочка победила. Еще бы ей не одолеть врага – ее масса была почти вдвое больше. Она практически задавила маньяка своим весом.

Гутя еще не успела добежать, а Аллочка уже волокла по лестнице странное существо.

– Аллочка! Кто это?! – в ужасе схватилась за щеки Гутя. – Я ж тебя просила только в магазин!..

– Иди, забери то, что от этого магазина осталось, – велела Аллочка. – А я с этим чудом разберусь.

Через минут десять «чудо» сидело посреди комнаты на стуле, тщательно привязанное Варькиными колготками – веревки под рукой не оказалось. И вообще, это была маленькая женщина, и ничего в ней чудесного не наблюдалось, даже напротив – страшно худая, с сизыми лохмами, озлобленная, похожая на зверька.

– Ну и? – красиво уселась перед ней Аллочка, наслаждаясь своей победой. – Рассказывайте, любезная, с какого такого перепугу вы на меня набросились и чуть было не лишили жизненных функций?

– Я тебя еще лишу этих самых функций, – прошипела «любезная» и метнула на Аллочку взгляд, полный ненависти.

Это уже пуга́ло.

– Нет, ну Гутя! Ну с чего она на меня взъелась?! – обиделась Аллочка. – Главное, я просто шла из магазина... Кстати, а это не вы писали мне трогательные письма о смерти, долгах и все такое?

Женщина резко отвернулась к окну.

– Она, – кивнула Гутя. – Видишь, раскаивается.

– Ни грамма! Ни минуты я не раскаиваюсь! – выкрикнула женщина, дернулась, и Варькины колготки скрипнули. – Я об одном жалею, что не убила тебя, мразь такая!

– Кто обзывается, тот так и называется! – быстро парировала Аллочка, и на сердце у нее полегчало. Ну, наконец-то задачка с письменами будет разрешена. – И сколько же я вам должна, если не секрет?

– Да она не знает, – ответила Варька за женщину-зверька.

– А мне и не надо знать, – рыкнула та. – Это не мои деньги! Из-за тебя девочка... Веточка...

Тут лицо пойманной жалко сморщилось, губы ее затряслись, а из глаз полились крупные слезы.

– Да не из-за меня! – крикнула ей Аллочка. – Я вообще никаких денег ни у кого не брала! С чего вы это придумали?! И еще, главное, о девочке плачет! А сама, между прочим, этой же девочке такие же газеты подкидывала!

– Я не подкидывала! – удивленно вскинула глаза женщина.

– Ой, да ладно – не подкидывала! Мы же видели такие у нее на столе! То же самое – «Готовься к смерти!», «Где деньги, сволочь?».

– Я не подкидывала! – еще громче крикнула привязанная к стулу дама. – Я просто не могла их подкидывать! Потому что Веточка мне их сама и давала, эти газеты!

– Стоп! – прервала их вопли Гутя и вышла на середину комнаты. – Если Вета вам сама давала... Давайте думать, тут что-то не складывается. Вы, конечно, можете нам не верить, но Аллочка и в самом деле не брала никаких денег у девочки. Возможно, вы не знаете, но Кирилл Андреевич воспитывал дочь очень серьезно – она ни в чем не нуждалась, но денег он ей не давал. Об этом вам могут рассказать и подруги Веты, и сам Назаров. Тогда откуда же у Виолетты такие капиталы, за которые вы хотели прибить Аллочку?

Женщина призадумалась. Что бы она ни испытывала к этой бабьей своре, так беспардонно ее связавшей, но зерно здравого смысла в их рассуждениях имелось.

– И если вы хотите разобраться в ее гибели, так же, как и мы, придется рассказать все, что вы знаете. Мы расследуем убийство Веты!

Женщина вновь отвернулась к окну – она все еще не верила.

– Хорошо, скажите для начала хотя бы, кто вы? – подсказала ей Варька. – Как вас зовут, кем вы приходитесь Виолетте?

– Я Вера Григорьевна...

– Мать Виолетты?! – в один голос воскликнули женщины.

– Ну и да, и мать! – хмуро подтвердила та. – А чего вы так обрадовались?

– Да мы же сами хотели к вам идти! Вот прямо сейчас! – проговорила Гутя.

– Ну да! – качнула головой Аллочка. – Только позавтракали бы, я ведь и в магазин за колбасой специально сбегала.

Женщина уже более спокойно, но все еще с недоверием смотрела на Неверовых.

– А чего это вы ко мне собрались? Я вас не звала.

– А потому, что нам надо вас спросить кое о чем, я ж объяснила – мы хотим найти убийцу вашей дочери, – поясняла Гутя, разматывая пленницу. – Только не набрасывайтесь больше на мою сестру.

Женщина даже не ответила.

– А пойдемте в кухню, вы ведь тоже от чая не откажетесь? – предложила Варька и понеслась в кухню, ставить чайник.

С чаем вышла беда – электричество так и не дали, пришлось запивать бутерброды лимонадом.

– Аллочка, ты не могла хоть молока купить? – шипела на сестру Гутя. – Ну что это за еда – лимонад?

– То же, что и молоко, только вкуснее, – также шепотом ответила Аллочка и покосилась на мать Виолетты.

Та сидела за столом в углу кухни, механически жевала хлеб с колбасой и даже не понимала – что она ест.

– А как вы узнали о каком-то долге? – осторожно спросила ее Варька.

Вера Григорьевна вздрогнула, помолчала и нехотя ответила:

– Вета все время хотела, чтобы я... чтобы меня в дорогую клинику устроить... Я ведь потеряла ее... потеряла гораздо раньше, чем она погибла...

Вера Григорьевна вдруг тяжело застонала, уткнула лицо в ладони, посидела немного, а потом начала рассказывать.

Верочку Герасимову мама растила одна, отца как-то не случилось. Но девочка нисколько по этому поводу не кручинилась. Она видела, что мать старается не только за двоих, а за четверых, только чтобы ее доченька ни в чем не нуждалась. И девочка была жизнью довольна. Мать Веры, Клавдия Петровна, женщина с сутулой, надорванной спиной, с большими красными руками и рано поседевшими волосами, дома бывала редко – слишком много приходилось работать, девочка росла и ее требования – тоже. Дочка ее почти не видела. И это Веру тоже устраивало. К ней приходили кучные стайки веселых подруг, они включали музыку на всю катушку и учились модным танцам. Или гадали, или звонили по телефону мальчишкам, представлялись взрослыми девушками и весело хихикали в кулачки. Молодые прелестницы безобидно угощались шоколадными конфетами, вафельными тортиками и запивали сласти дорогими консервированными компотами.

– Ой, Верка, а мне мама такой компот не покупает, говорит – дорого!

– А где тебе такие сапожки купили? На барахолке? Хорошо тебе, а моя мамочка всегда жмется!

– И магнитофон тебе купили? Не врешь? А я просила, мне говорят – денег нет.

Верочке всякий раз было приятно такое слушать, тем более что у подруг имелись не только матери, но и отцы. Единственное, что мешало ей жить, – она слишком стеснялась своей матери. На родительские собрания Клавдия Петровна не ходила, да в этом и не было нужды – Верочка хорошо училась, а когда подруги раза два случайно встречали ее с мамой, то тут же звонили и говорили:

– Ой, Вер, а чё это за старуха к тебе прилепилась? Ты с ней не ходи, а то узнает, что вы богатые, утащит куда-нибудь.

И Верочка не ходила с этой «старухой». Со школьного возраста мать свою избегала. А уж потом, когда стала постарше, и вовсе старалась, чтобы их никогда вместе не видели. Мама этого не замечала, она видела только, что ее дочка вкусно ест, хорошо учится и одета не хуже других. Можно даже добавить, что она была одета лучше многих – вкус у девочки имелся, денег мама на чадо не жалела, а фигурка позволяла носить любые фасоны. Если учесть, что и красотой девочку бог не обидел, то стоит ли говорить, что за ней ходили тучи поклонников.

– Ты, Верочка, не торопись замуж-то, – поучала дочку мать. – Выйдешь один раз, а потом век мучиться.

– Сама знаю, – обрывала матушку слишком умная дочь. – Не буду я мучиться и так, как ты горбатишься, тоже не буду – что я, дура?

Мать только счастливо улыбалась – дочка воспиталась разумной, сумеет своей жизнью распорядиться. Может, и впрямь найдет себе жениха богатого да красивого, чтоб любил ее, тогда и ей, Клавдии, можно будет хоть чуточку пожить для себя.

Назарова Верочка увела на спор. В первый раз они с девчонками пошли в ресторан, когда поступили на первый курс архитектурного института. И решили эту победу отметить по-взрослому. Высокий красавец с вальяжными манерами сразу же привлек внимание девчонок.

– Вот, вот, видите, тот, в сером костюме... я б с ним познакомилась, – шептались девчонки, склоняя головы над столом. – Да разве ж его уведешь...

– Фи, – перекривилась избалованная Верочка. – А что ж его не увести? Подумаешь – красавец!

Она легко поднялась и пригласила парня на танец. Тот согласился, но даже издали подружкам было видно, что вовсе не Верочка ведет первую партию. Все же возраст и солидный опыт общения с барышнями давали о себе знать.

– Ну как он? – накинулись на Верочку подружки, когда она после танца с видом победительницы плюхнулась на свое место.

– Как все, – махнула рукой Верочка. – Сразу и сквасился. Видели же, как он за мной ухлестывал!

– Ага! Что-то мы не видели его сквашенным, больше ты за ним ухлестывала. Нет, Верка, ты для него мелковата.

– Я-я-я-я?! Вы сами-то поняли, что сказали? Для него я мелковата! Да он мне и не нравится вовсе – у него только сверху пиджак, а под костюмом такой живот! И еще – он такой весь... противный, и все.

Самое интересное, что Верочке Назаров и в самом деле не понравился. Может, оттого, что совсем не пленился ее красотой, а может, потому что ей в это время нравился сосед Митька. Но девчонки не поверили.

– Ой, можно подумать! Не понравился он ей! Да он просто сам за тобой не пойдет.

И Верочка решила доказать этим глупым подружкам, что буквально любой мужчина будет рад свалиться к ее ногам. Правда, иногда им об этом надо намекнуть. И она весь вечер не отпускала от себя этого надутого индюка Назарова. Правда, о том, что он – Назаров Кирилл Андреевич, она узнала немного позже, когда после ресторана приехала к нему домой.

Домой Вера вернулась под утро. Даже тогда она не поняла, что доказывать никому и ничего не надо. Она позвонила подругам, высокомерно рассказала, что он был у ее ног, и постаралась об этом забыть. Совсем. Навсегда. Слишком был противен ей и сам Назаров, и ночь, которую она с ним провела. Однако забыть навсегда не получилось – очень скоро девушка поняла, что через девять месяцев станет мамой.

– Избавиться от ребенка не дам, – впервые категорично заявила Клавдия Петровна. – Дите не виновато. А этот кобель пусть отвечает! На алименты на него подадим!

Верочка сначала пыталась перечить, но та так сурово ей ответила пару раз, что Вера решила больше мать не злить – девочка не привыкла к таким строгим разговорам и, честно говоря, сильно испугалась. Поэтому и выложила матери все – как это случилось. Мать погоревала и отправилась к Назаровым, благо, адрес, где молодые провели бурную ночь, Верочка прекрасно помнила.

Однако от алиментов Назаров отказался наотрез.

– Платить не буду, а замуж возьму, – неожиданно заявил он. – Меня в такие начальники метят, за границу посылать собираются, а если узнают, что у меня где-то ребенок растет?! Женюсь, сколько вместе проживем – неважно, а на алименты не рассчитывайте.

Домой мать прилетела просто на крыльях.

– Верочка! Умница моя! Это как же ты такого орла заманила? А богатый-то! И в заграницу собирается! Доченька! Да неужто хоть ты счастья хлебнешь полной ложкой?

Матушкину радость Верочка не разделяла. Она вдруг представила, что этот сытый Назаров будет постоянно торчать рядом с ней, надежды на соседского Митьку придется похоронить навсегда, и догадывалась, что даже и о подругах придется на некоторое время забыть.

– Не пойду, – только раз возразила она, ее мать тут же окаменела и сурово произнесла:

– Не пойдешь? Побежишь! Только попробуй что-нибудь выкинуть, я тебя сама, лично, этими вот руками!..

И Верочка снова испугалась, потому что у мамы впервые за много лет было такое лицо, что дочь ей поверила – не выйдет она замуж за Назарова, мать этими руками что-нибудь точно с ней сделает. И уж, конечно, не по головке погладит.

Пришлось смириться. Это было не очень трудно, потому что подружки наперебой вздыхали от зависти, жених прислал денег на свадебные принадлежности и бегать по магазинам было жуть до чего интересно. Правда, когда она купила платье, в этот же вечер заявился сам Назаров и попросил показать это свадебное чудо. Увидев наряд, он перекривился.

– Только в деревенский райсобес, – поджал он губы и процедил: – Завтра со мной поедешь.

Мотаться с ним по городу было сущим мучением, парень просто не замечал, что идет не один, Верочка для него была пустым местом, однако то, что он купил, с лихвой компенсировало все ее страдания. Платье он выбрал просто волшебное!

После пышной сытой свадьбы для Верочки началась не менее сытая жизнь. Молодые сразу же переехали в отдельную квартиру – родители Кирилла были из состоятельных кругов, хоть и работали гораздо меньше Клавдии Петровны. Утром по дому крутилась мать, вечером с работы приходил Кирилл и тоже всячески лелеял беременную супругу. Вере даже показалось, что она начинает любить мужа. А что? Деньги он приносил хорошие, все ее капризы выполнял, и потом, если приглядеться, у него и не было никакого живота.

– Ты меня любишь? – мурлыкала Вера, удобно устраиваясь на роскошном диване перед телевизором.

– А что? – испуганно спрашивал муж.

– Любишь, – утверждала довольная Вера. – Иначе зачем бы ты так надо мной порхал?

– Просто не хочу, чтобы мой ребенок родился идиотом, – бурчал Кирилл. – Я узнавал, матери волноваться нельзя и физически работать – тоже.

– Конечно! Поэтому быстренько беги и принеси мне мандаринку!

Все изменилось с того момента, когда родилась дочь. Если первую неделю муж еще как-то молчал, то во вторую заявил сразу же:

– Запомни, милая, тебе теперь некогда спать. Нас у тебя уже двое.

И с мамой уже ничего не получалось. Увидев однажды, как маленькую Вету укачивает бабушка, а распаренная Верочка стирает пеленки, Кирилл тут же спросил:

– Почему мою дочь воспитывает бабушка? У нее есть здоровая молодая мать, которая специально для того и сидит дома, чтобы нянчить ребенка.

– Но... Кирилл! Я же с пеленками не успею!

– Уложишь и постираешь. А как же остальные женщины?

Теперь мама стала приходить так, чтобы зять ее не видел, но и тут не пролезло. Кирилл принялся приезжать домой в любое время – привозил молоко из детской кухни и страшно негодовал, если в доме были посторонние. Однажды он приехал, когда Вера кормила ребенка и разговаривала с подругой – та забежала поздравить молодую мать.

– Кормление ребенка – это не только тупое насыщение! – негодовал молодой отец. – Это еще и общение! Какая ты мать, если этого не понимаешь?!

В конце концов, его стало раздражать все. Он ругался – ужин не готов вовремя, был недоволен, когда девочка плакала, выходил из себя, если Вера засыпала и не слышала криков ребенка, морщился, замечая круги под глазами жены, и вообще – Вера видела, она его раздражает уже потому, что она существует. Девушка мучилась, рыдала и все с большей неприязнью смотрела на маленький пищащий сверток, из-за которого так бесславно была загублена вся ее молодость.

Вета подрастала, она пыталась держаться, но дома становилось все невыносимее. Теперь муж стал подолгу задерживаться на работе, потом и вовсе – появлялся дома все меньше, зато претензий у него находилось все больше.

– Почему моя дочь еще не посещает бассейн? Уже везде трубят, что плаванье – полезнее всего для здоровья, и только до тебя это не доходит!

– Вчера котлеты, сегодня тефтели – а что, нельзя что-нибудь новое придумать? В кого ты такая недоделанная?

– Я так и знал – ты запихала мою дочь в самую дорогую школу, чтобы самой совсем с ней не заниматься!

– Я звонил сегодня в три часа, где тебя черти носили? Почему дома не сидишь?!

Еще и дочка все время лезла со своими вопросами:

– Мама, а где папа? Он сегодня опять пьяный придет?

– Мам, а почему папа с нами в цирк не поехал?

– Мам, ну поиграй со мной, папа говорит, что надо играть!

– А я не понимаю – как это, разделить?

Всю свою злобу на мужа Вера выливала на дочь.

– Не смей так с девкой! – рычала на нее Клавдия Петровна в те редкие минуты, когда тайком прибегала к дочери. – Зачем орать?

– А чего она!

Никто ее не понимал. Даже мама, которая не могла надышаться на свою Верочку, теперь становилась на сторону внучки.

Когда Верочка случайно встретилась с Митькой, своей первой любовью, у нее, словно у девчонки, закружилась голова. Она вдруг увидела – есть еще человек, которому она дорога, который готов жить для нее, для кого она все та же веселая, беззаботная Верочка в легком платьице, а не замотанная, изнуренная бытом тетка. Теперь Митька собирался уезжать за границу, открывать там свой бизнес, и в его планах была интересная, бурлящая жизнь.

– Счастливый ты... – с завистью говорила ему Вера. – И неужели вот так уедешь? А я?

– Давай со мной, – легко предлагал Митька. – Ты ж знаешь, я тебя давно люблю. Не понимаю – на кой черт ты за этого бегемота выскочила?

– Да я бы с радостью... – вздыхала Вера. – Только куда Ветку девать?

– Да ты смеешься, что ли? У нее такой папаша! С ним она сыром в масле катается и еще долго кататься будет, что тут думать. А тебя он изведет. Поехали!

И она поехала. В тот год Виолетте исполнилось восемь лет. Но и с Митькой сказки не вышло. Никто не хотел давать деньги просто так. Приходилось работать на износ только за то, чтобы прокормиться. Сначала Вере повезло – она устроилась официанткой в маленькое кафе, им удалось снять квартиру и даже счастливо прожить несколько лет. Потом устроился Митька к какой-то стареющей вдове разнорабочим. И так у него дела пошли в гору, что однажды он заявился домой в новом костюме с иголочки и, пряча глаза, сообщил:

– Мы с моей вдовушкой решили пожениться. Сама понимаешь, никаких отношений между нами теперь не может быть, так что... Рыба ищет, где глубжее, человек – где лучшее.

Тогда она и начала пить. Сколько пропила – сама не помнит. Спасла ее мать. Уж как она заставила Назарова вырвать Веру из той заграницы, как ее нашли – та и не спрашивала, но домой ей вернуться удалось. Домой – обратно к матери. К Назарову не пошла, знала, что не простит, да и не такой он ее помнил. А мать словно только ее и ждала – скончалась ровно через неделю. Перед смертью успела сказать:

– Виновата я перед тобой. Кабы я не заставила тебя тогда силком замуж-то выйти... Но ты помни – не одна ты, дочка у тебя растет. И уж как больно перед смертью перед родным чадом виноватой себя чувствовать! У тебя, Вера, еще есть время.

Те мудрые слова были благополучно забыты уже к вечеру, водка свое дело сделала. Потом – опять пьянки, откуда-то появились друзья – такие же пьянчужки, жить стало веселее. Дочку не видела, да и не хотелось... А однажды Вере стало совсем плохо – то ли водкой паленой отравилась, то ли организм стал противиться, но привиделась ей мать. Сидит она будто возле ее кровати и горько спрашивает:

– Ну что, доченька, как твоя Веточка? Не знаешь? А прощения ты у нее попросила за то, что бросила ее крохой? Что мать родную девка не знает? Что расплачивается, невиновная, за грехи твои? Не попросила?

Очнулась Вера в больнице. Откачали ее. Выписавшись, первым делом нашла, где теперь Назаровы живут. Веточка уже девушкой стала. И такой ладной, какой когда-то сама Верочка была.

Вера подкараулила дочку, когда та бежала по скверу – то ли в школу торопилась, то ли домой.

– Вета... доченька... – только и проговорила она и уткнулась лицом в ладони: сама от себя слез не ожидала.

Девчонка остановилась, пытливо посмотрела на странно одетую женщину и просто спросила:

– Вы – моя мама?

Вера кивнула.

– А вы не умерли? Мне папа говорил, что моя мама умерла... Значит, врал. А почему вы раньше не пришли?

– Я не могла, прости меня, доченька...

– Да ладно, с кем не бывает... а теперь вы будете приходить? Только... мне кажется, папа будет сердиться. Давайте видеться незаметно.

И они стали встречаться. Теперь уже Вера сама работала на трех работах, чтобы дочке не было стыдно, что ее мать так плохо одета, старо выглядит, хотелось купить дочке что-нибудь в подарок. А самое главное – она вдруг поняла, что из-за этой девочки готова свернуть горы, что она будет работать и в десять раз больше, лишь бы ее девочке было хорошо.

– Как жалко, что ты уходишь... – как-то раз проговорила Вета, прощаясь с матерью. – Мы вот с тобой встречаемся, говорим, говорим, а потом я прихожу домой, и оказывается, что я не сказала тебе самое важное... а потом забываю... Вот бы нам вместе пожить, да? Но папа меня не отпустит.

– Не отпустит, но ты слушайся его, детка. Он тебя очень любит. И всегда любил. Мы и расстались с ним из-за того, что он так сильно любил тебя, что на меня у него уже времени не оставалось.

– А я не совсем бы ушла... – и вдруг глаза ее блеснули. – Представляешь! А если бы нам уехать летом! В отпуск! Куда-нибудь в деревню, а? Но он не разрешит, а вот на курорт... и там бы совсем «случайно» оказалась ты! Только тебе нужно сначала вылечиться, чтоб не пила... Слушай, это мысль!

Вера в мозгу уже прокручивала – куда ей еще устроиться работать, чтобы накопить на отдых с дочерью, потому что большего счастья для нее теперь не было. Но девочка все решила сама:

– Ты не переживай из-за денег. У меня есть, тебе хватит. Только... понимаешь, их у меня одна дама заняла. А отдавать никак не хочет. Я уж сколько раз ей напоминала, а она – глаза очками сделает и ну гудеть: «Какие деньги, девочка? Не приставай ко мне, а то в суд подам!» И подаст, я ее знаю.

– Это нам надо в суд! Как же она осмелилась, паразитка, ребенку долг не вернуть?

– Да нет, судом ее не проймешь, я же ей просто так дала, даже расписку не взяла – такая дура. А вот если...

И Ветка поделилась своей идеей:

– Я ей напишу письмо, страшное такое, чтобы она испугалась и принеслась с деньгами. А ты мне помоги – передай ей. Она же тебя не знает. А то меня увидит – обязательно в ментовку стукнет, что ее шантажируют. Не отмоемся.

И Верочка прилежно принялась сочинять письма, надписывать газеты и даже звонить Аллочке по телефону...

– Мы же за границу собирались, на Пески, но только Вета очень хотела, чтобы я вылечилась... Она боялась, что я опять сорвусь, а я... не могла я ее подвести, а за себя поручиться... Нет, я сначала побаивалась, только мечтала, а потом... – и Вера Григорьевна снова перешла на крик: – Потом Вета мне и сказала, что у нее были большие деньги, но что она... что у нее их заняли вы! И не отдаете! А она уже столько раз просила! И этих денег хватило бы на все! На мое лечение, на море – на все!

– Тихо-тихо-тихо, – успокоила ее Варька. – Мы же не отрицаем ничего, не возражаем, не спорим, мы просто вас слушаем. Не надо кричать.

– Значит, Вета сама вам сказала, что я должна ей деньги? – проговорила Аллочка. – Странно... и почему именно я?

– Не знаю... надо вам было куда-то...

– И что же дальше? – спросила Гутя. – Аллочка якобы должна деньги, не отдает, и вы решили ее запугать?

– Да! Я решила! А эта ваша... Аллочка!.. Она взяла и убила мою дочь...

– Да нет же! Ну что за ерунду вы городите? – не могла больше слушать Алла Власовна. – Значит, сама заняла, сама убила, а потом сама же первая ее и обнаружила? Да еще и, дура такая – сама же это дело расследую!

– Ну, здесь-то как раз не дуростью попахивает... – скривилась Вера Григорьевна. – Куда как лучше искать самой, нежели чем тебя будет искать милиция. А я все равно всем расскажу! Да! И вы не заткнете мне рот!

– Гутя, она расскажет, – чуть не плакала Аллочка. – И ведь ей поверят. Это, во всяком случае, звучит убедительнее, чем – умерла от разбитой вазы!

Варька о чем-то думала, а Гутя попыталась вразумить пойманную.

– Вы, конечно, можете сказать, что угодно, но ведь нужны доказательства, – проговорила она. – А их нет. Поэтому я предлагаю вам вариант получше – давайте вместе искать преступника. Вы убедитесь, что Аллочка на преступницу никак не тянет, у нее просто ума на это не хватит, а мы... мы получим ценного помощника. И еще: пока вы будете думать, что вашу дочь убила Алла, настоящий преступник будет гулять на свободе. Ну как?

Вера Григорьевна сидела согнувшись, и что-то ей подсказывало, что Виолетту и правда могла убить вовсе не эта недотепистая дамочка.

– Ну зачем мне убивать?! – не могла успокоиться Аллочка. – Я же могла поступить очень просто – притащить ваши опусы в милицию, написать заявление, и вас бы отловили уже на следующий день! А я бы потом еще и потребовала за моральный ущерб кучу денег... и на эти деньги я бы поехала...

– Аллочка!

Аллочка прикусила язык и прилежно сложила ручки на коленях.

– Хорошо, – встала из-за стола Вера Григорьевна. – Может, и в самом деле не вы... но только помощи от меня будет немного...

И она быстро прошла к двери. Никто из Неверовых остановить ее не осмелился.

После ее ухода заговорила Варька:

– Мне пришла одна мысль...

– Но тебя не было дома, да? – горько хихикнула Аллочка. Она перенервничала, и теперь стресс выходил из нее глупостями.

– Я вот подумала, – не обратила на нее внимания Варька. – А если Вета и в самом деле хотела получить деньги от Аллочки, если они ей были так нужны, почему она просто их не попросила? Нет, у Аллочки-то просить бесполезно, но у отца! Он же ее действительно любит. Или у мачехи.

– Тебе же популярно объясняли – денег на руки Вете никто не выдавал! – напомнила Гутя. – Но выдоить из Аллочки хоть рубль – это тоже дело безнадежное. Тогда зачем весь этот спектакль?

– А может быть, она просто хотела... ну, отомстить матери таким образом? – все еще размышляла Варька.

– Ха! Матери! А я тут при чем? – не удержалась Аллочка.

– А ты из нас самая спокойная, – парировала Гутя. – Не станешь панику поднимать и в милицию не побежишь.

– А будешь тихонько сидеть и ковырять это дело сама, – добавила Варька.

– Что там ковырять? – фыркнула Аллочка. – Специально выдумать преступление, чтобы я делом занялась? Фигня какая-то!

Гутя тоже призадумалась.

– А может, и не фигня. Может, девочка специально привлекала твое внимание? Ты зацепишься за фальшивые угрозы и найдешь что-нибудь настоящее.

– Ты думаешь, – понизила голос Аллочка. – ты считаешь, девочка нашла клад?

– Я думаю, – громко выдохнула Гутя, – что она в тебе серьезно ошибалась!

После разговора с Верой каждый думал о своем и даже сделал кое-какие выводы. Гутя, например, тут же понеслась в кухню, готовить любимые Варькины сырники, чтобы доказать лишний раз дочери свою любовь, сама Варька немедленно прилипла к сотовому телефону и выясняла у Фомы, так ли серьезно он ее любит и что он станет делать, если она вдруг уйдет в запой где-нибудь на чужбине, а Аллочка вывела свое заключение – очень плохо без близкого, родного мужского плеча. И черт с ним, пусть это даже будет такое хлипенькое плечико, как у Сигизмунда! И приняла меры.

– Алло, это Сигизмунд? – томно мурлыкнула она, едва там подняли трубку.

– Нет, это не Сигизмунд, это его мама, – честно признались там и закричали куда-то в глубь комнаты: – Му-у-у-ня-я-я-я! Тебя кто-то просит, я подозреваю, что это женщина!

Муня был у трубки уже через секунду:

– Алло! Да! Я тебя слушаю! И уже даже соскучился! – запыхавшись, протараторил он.

– Ой, ну прям я вся краснею, – подбавила в голос сахару Аллочка и расплылась в улыбке. – Ты мне таких слов еще не говорил. Но я не буду сдерживаться, я тоже по тебе соскучилась, мой Му... Му... вот, блин, имечко!.. Мой му... станг!

– Аллочка, это вы, что ли? – совершенно скис любимый.

– Угадал! Угадал! – подпрыгнула Аллочка на диване.

– А вот и нет, как раз и не угадал! – воспротивился Сигизмунд. – Потому что я думал, что это моя новая девушка, а оказалось, что это все та же старая вы!

– Сам ты – старая! – задохнулась от негодования «девица». – Сейчас пожалуюсь Гуте, она всем расскажет, что у нас с тобой скоро свадьба!

– Вы что – сдурели?! Я не могу! Я совершенно не могу жениться! Я!.. – и тут он выдохнул окончательную гадость: – Я полюбил другую! Она такая нежная, такая стройная... умная такая, красавица! Ей всего сорок четыре, и она – богиня!

– Я моложе твоей богини, красивее, умнее и нежнее... и стройнее, ты меня просто давно не видел! – боролась за свое счастье Аллочка. – Ну как – придешь на свидание? Как и раньше – к поликлинике, а?

– Делайте что хотите, но сердцу не прикажешь, – трагично произнес Сигизмунд и осторожно спросил: – А у вас деньги есть?

– Ха! Да у меня этих денег! – фыркнула Аллочка.

– Тогда приду, – быстро проговорил однолюб и добавил: – Завтра, в семь, возле поликлиники.

На том и отключился. Предательство Сигизмунда нисколько не огорчило Аллочку: мужчины обычно так и норовили соскочить с ее крючка. Даже в ЗАГСе. Даже решали, что лучше скорая гибель, чем долгая мучительная жизнь с таким сокровищем. Дурость, конечно, но чего от них ждать? Во всяком случае, Аллочка тут же поняла, что в свободное от работы (розыска смертельно опасных преступников) время она просто обязана заниматься своей красотой.

– Гутя! Немедленно дай мне денег! – кричала она сестре, уже натягивая боты в прихожей. – Мне надо срочно купить себе книжицу по раздельному питанию! И даже не думай меня отговаривать, у меня теперь новый жизненный стиль.

– Ты будешь питаться раздельно с нами? – выглянула из кухни сестра.

– Даже не надейся, просто теперь я серьезно займусь своей фигурой. Между прочим, все звезды худеют оттого, что сидят на раздельном питании, – пояснила Аллочка и безнадежно махнула рукой. – Ну тебе-то откуда знать. Ты же не звезда...

Гутя не стала спорить – сегодня у нее сырники отчего-то намертво прилипали к сковороде, и она уже подумывала, а стоит ли вообще детей баловать?

– Возьми, – протянула она Аллочке деньги. – Надеюсь, ста рублей тебе хватит? Я же совсем недавно давала.

– Хватит.

– Да, и не забудь купить свежих газет, – напомнила она. – Фома и так сердится, что мы живем как в берлоге, а у нас выборы на носу!

– И мне купи журнальчик, – выскочила Варька. – «Любить мужчин по-умному» и «Есть ли жизнь без мужа». Два журнальчика!

– Да, и не забудь взять «Из рук в руки», – кивнула Гутя. – У меня уже давно в каталоге нет новых женихов.

– Не хватит, – разжала кулак Аллочка. – Добавляй.

И хорошо, что Гутя дала еще денег, потому что свои накопленные тратить не хотелось, а в книжном магазине так много было интересного! Книгу о раздельном питании Аллочка отыскала быстро. Это была совсем маленькая книжечка, стоила копейки, поэтому, помимо всего, что ей заказали, она взяла еще детектив и зачем-то уцененный журнал «Шторы в ванной комнате».

– Ну наконец-то! – встретили ее домочадцы, едва она переступила порог.

Оказывается, они уже наелись сырников со сметаной и молоком и теперь жаждали новостей. Аллочка грустно уставилась на четыре сиротливых оладушка из творога и прогудела:

– А мои где?

– А я вот читала, – на ходу придумала Варька, – что сырники вообще запрещены при раздельном питании.

– Много ты знаешь... – пробурчала Аллочка, схватила книжку и уселась за стол.

Она страсть как любила читать и есть. В конце концов, когда читаешь, можно любую дрянь проглотить.

В доме наступили мир и покой – Гутя сразу же уселась выискивать новых женихов для своих клиенток. Фома, недавно вернувшийся с работы, развернул газеты, а Варька, плюнув на супруга, унеслась читать мудрый журнал «Любить мужчин по-умному».

– Гутя! Это не раздельное питание! – через полчаса донеслось из кухни. – Это издевательство!

Аллочка внеслась в комнату и принялась вслух зачитывать:

– Послушай: «...по утрам надо есть фрукты из вашего региона»! А какие в нашем регионе фрукты? Только ранетки, да и те птицы склевывают.

– Морковку ешь, – посоветовал Фома.

– Это же овощ! – возмутилась Аллочка.

– Ничего подобного, в нашем регионе он как раз за фрукт сходит, – фыркнул Фома и вдруг плотнее прилип к газете.

Аллочка же не умолкала:

– Или вот еще – надо пить паспортное молоко. Гутя, а это какое? Совершеннолетнее?

– Понимаешь, Аллочка, – дурачилась Варька. – Есть такой маленький зверек – паспорт называется, и вот его-то молоко и нужно употреблять.

– Смотрите-ка! – вдруг подскочил Фома. – Интервью с Назаровым. А вот и моя фотография! Нет, точно моя!

– Не зря, значит, тот старичок говорил, что нас в газетах пропечатают, – фыркнула Варька. – И что пишут?

Фома расправил лист и зачитал:

– «...Известный бизнесмен... ага... ага... его дочь погибла при невыясненных обстоятельствах. Что же думает сам потерпевший по поводу загадочной гибели Виолетты Назаровой?

Расследование еще ведется, задействована милиция, у нее даже есть свои версии. Однако помимо государственных органов, по этому делу работает и частный детектив. Это Алла Власовна Клопова, известная в узких кругах сыщица. И если имело место быть преступление, я надеюсь, что преступник очень скоро будет задержан, – вот что сказал нам господин Назаров...» А дальше идут другие сводки.

Аллочка сидела, широко распахнув рот и уронив на пол книгу о здоровом раздельном питании.

– С ума сойти! – восхитилась Варька. – Аллочка! О тебе во всех газетах... Ну, вообще!

– И главное, что удивительно, – заметил Фома. – Расследование проводим всегда мы вместе, а лавры почему-то пожинает одна Аллочка. Аллочка, с тебя шампанское!

Алла Власовна наконец отмерла и разразилась жутким криком:

– Кто?! Кто просил этого Назарова называть во всех газетах мою фамилию?! Я сама ее не произношу, а он! Так меня оскорбить! Какая я ему Клопова, если я уже столько лет живу с Неверовыми!

– Стоп! Аллочка, – ошарашенно пробормотал Фома. – Но я тебя не записывал на свою фамилию, только Варьку.

– Да кто тебя спрашивает! Не брал! Мы сами ее взяли! И нас уже давно все так называют! Это, может быть, наш псевдоним! – кипятилась Аллочка Клопова. – Гутя даже своим клиентам так представляется – Гутиэра Неверова. И я так же говорила! А теперь получается, что все меня Клоповой звать будут?!

– Зато какая радость отцу и матери, – заметила Гутя. – Не переживай, если удастся выскочить за Сигизмунда, ты будешь Пулеметова. Это так тебе подходит!

Аллочка без сил откинулась на спинку дивана:

– О боже – Пулеметова! Так убить мою любовь к Сигизмунду!

– А я вот, Аллочка, так считаю, – мудрым голосом произнесла Гутя, торжественно выйдя на середину комнаты. – Ты сейчас не о фамилии должна думать, а о том, как заслужить доверие Назарова. Работать надо больше!

Аллочка минуту смотрела на сестру, не мигая, потом вдруг подскочила с дивана и стала суматошно натягивать свитер прямо на домашний халат.

– Ты куда? – удивилась Варька.

– Работать, – бурчала та, путаясь в рукавах. – Сами говорили – надо этого Максима искать, надо искать, а сами сидят, в газеты уставились!

Домочадцы переглянулись.

– Но мы же хотели в субботу, – подал голос Фома. – У меня будет выходной, одних я вас все равно не отпущу.

– А сейчас ты чем занят? Сплетни всякие читаешь? – накинулась на него Аллочка.

– Ну, знаешь! – обиделся зять. – Между прочим, я отдыхаю после трудовой вахты! И заметь – заслуженно.

– Ты об этом преступнику скажи, – мотнула головой Аллочка. – Он под тебя свой график выстроит. А мне пора его ловить. Никто не поймает убийцу, если не беззащитная я! Я – в «Плесень»!

Фома грозно рыкнул, подался в свою комнату, и уже оттуда раздался его крик:

– Варя! Ну куда ты все время прячешь мои выходные джинсы?

Через час четверо недовольных пассажиров подъезжали к сверкающему огнями ночному клубу «Ясень».

Внутрь их, конечно же, никто не пустил.

– Мест нет, – глядя поверх раскрашенной физиономии Аллочки, проговорил огромный, как шкаф, швейцар.

– Фом, это кто? – испуганно спросила Гутя, трогая за рукав зятя.

– Это местный Паша, фейсконтроль, – ответил тот и подошел к парню ближе. – А позови-ка мне, любезный, Аркашу, бармена. Скажи – Неверов спрашивает.

Парень недоверчиво окинул Фому взглядом, с места не тронулся, но мобильник из кармана выудил. После минутного разговора он встал боком и проговорил:

– Проходите. Но только Неверов!

– А мы все Неверовы! – рявкнула на него Аллочка и первой протиснулась в двери.

Места им обеспечил тот же Аркаша. Хотя громила на входе не врал – мест и в самом деле не было. Пришлось Аркаше вытащить еще один стол и поставить его возле самых колонок.

– Ну? – радостно потирала руки Аллочка. – Что будем заказывать?

– Сегодня ты угощаешь, я еще дома говорил, – невинно отвел глаза в сторону Фома.

Гутя и Варька пялились на посетителей и об угощении не заботились.

Аллочка взволновалась – так ведь их и выгонят, если они не закажут ничего, а денег у нее, по обыкновению, не имелось.

– Гутя! Ну надо же что-то поставить на стол! – волновалась она. – Не одни же салфетки! Ох ты, роскошь какая – здесь еще и соль, хлеб! Нас же выставят с этим свадебным набором.

Но Гутя только вертела во все стороны головой и после своих сырников не слишком-то беспокоилась о застолье.

– Нет этого Максима. Все глаза проглядела, а его нет.

– Да если бы мы его еще раньше видели... – с сожалением цокала языком Варька. – Я вот, например, помню, что ты говорила: он здоровый...

– Немного посидим, потом Фома спросит у своего знакомого... как его... ну, неважно, спросит – где тут Максим, – сообразила Гутя. – Черт, мы же даже фамилию его не знаем.

– Девочки, девочки, ну кто из вас заказывать-то будет? – не на шутку волновалась Аллочка. – Вот чует мое сердце – выставят нас отсюда, как неплатежеспособных. Ой, Гутя, а у тебя еще и вид такой затрапезный...

Аллочкино сердце не подвело. Очень скоро к их столику подошел здоровенный детина лет двадцати пяти и крикнул куда-то в центр:

– Слышь, Леха! А что тут за грибы? Ты ж сам говорил, мест нет!

И пока он кричал, все Неверовы, как завороженные, пялились на его затылок. По могучей, кирпичного цвета шее полз маленький татуированный дракон.

– Здрассьте... – пролепетала Аллочка, растягивая губы. – Максим, а мы к вам... в гости, так сказать...

– А вы что – моя бабушка? – скривился бугай.

– Хи-хи... – засмущалась Аллочка. – Скажете тоже...

Тут к Максиму подошла смуглая длинноногая красотка, обнаженная по самое некуда, и капризно протянула:

– Ма-а-акс, ну чё ты завис? Я там жду, а ты...

– Подожди, лапа, – притянул ее к себе Максим. – Видишь, у меня пращуры завелись.

– Хорошо, не блохи, – фыркнула Варька и остервенело пнула под столом мужа, который без зазрения совести разглядывал голопупую девицу.

– С чего бы блохи-то? – совсем по-детски обиделся Максим.

И тут Гутя буквально раздавила его неожиданой репликой.

– Мы к вам от Виолетты Назаровой, – откинулась она на стуле. – Очень хотелось бы поговорить.

– Не по́няла, – вытаращилась девица сначала на Гутю, а потом, весьма угрожающе, – на Максима. – Что еще за Виолетта? Что за финты, зая?

– Лапа моя, это так... это сестрица двоюродная, – залепетал тот, чмокнул красавицу в темечко и возмутился. – Ну ты чё?! Ревнуешь, что ли? Я ж верный, как клещ! Ну лапа...

– Не слишком ли много у тебя пращуров? – свысока бросила лапа и, покачивая бедрами, подалась к своему столику.

Максим хотел побежать за красоткой, но имя Виолетты его зацепило.

– Вы, это... Если насчет Ветки, тогда... давайте так... – заторопился Максим. – Давайте вы ко мне завтра вечерком, часиков в пять, заскочите, и я...

– Мы не можем в пять, только в семь, – сурово прервал его Фома.

– Вот и чудненько! – обрадовался Максим. – В семь ваще самое то! Ну, значит, записывайте адрес... А то, сами понимаете, такая фифа соскакивает!

И, продиктовав адрес, «безутешный» милый друг Виолетты Назаровой поскакал между столиками:

– Ну, лапа моя! Ну, что за на фиг!..

Неверовы растерянно смотрели ему вслед.

– Вот вы все такие! – уже не прячась, пнула Варька мужа. – Не успеешь глаза закатить, а у вас уже новая «Лапа»!

– Варенька, поедем, солнышко мое, – попросил Фома, слабо реагируя на пинки. – Сегодня такой фильм по телевизору, «Скорая помощь» называется. Ты ж понимаешь, мне просто как профессионалу его посмотреть необходимо!

– Варь, не верь ему, – зыркнула на него Аллочка. – И ничего не профессионалу! Это ему там артистка нравится. А нам и здесь посидеть можно, правда ведь? А фильм мы и завтра посмотрим, потому что повторять будут. Только пусть твой муженек нам закажет хоть коктейльчик, что ли!

Варька посмотрела на тетку, потом на мужа и поднялась:

– Пойдем, Фомочка. Твое спокойствие для меня – закон!.. А я еще и журнальчики не прочитала... – она зыркнула на мать и на Аллочку. – Ну вы идете?

– А чего здесь высиживать? – подала плечами Гутя. – Этот Максим все равно куда-то сбежал со своей папуаской. Аллочка! Домой!

Аллочке ничего другого не оставалось, как подчиниться.

Всю дорогу она бубнила, что родственники зажимают ее творческую душу, не дают ей знакомиться в приличных заведениях и даже в этих самых заведениях не могут ее нормально покормить. А она, между прочим, звезда! О ней даже в газетах пишут!

Дома от такой обиды Аллочка сразу же прошла к себе в комнату и забылась в богатырском сне.

Утром она проснулась, что называется, озаренная и сразу подскочила к телефону.

– Аллочка! Куда ты? – поймала ее за сорочку Гутя. – Твой Сигизмунд раньше двух часов не поднимается, а на часах еще и двенадцати нет. Это неприлично.

– Можно подумать, кроме как этому Сигизмунду, и звонить больше во всем городе некому! – фыркнула Аллочка. – И вообще, с чего ты взяла, что я хочу стать госпожой Пулеметовой? Пошлость какая!

– А кому ты собралась звонить?

– Назарову! Если он даже в газете признал, что доверил мне это дело, я теперь могу смело этим пользоваться... – и, набрав номер, она сурово проговорила в трубку: – Назаров Кирилл Андреевич? Вас беспокоит лучший детектив... Ну как это – кто? Алла Власовна!.. Нет, у меня никакой собаки нет, у нас только кот. И то, вы знаете, он столько мяса ест! Хотя, простите, это к делу не относится. Я хотела сказать, что с собаками мы не работаем, и к вам я пса не приведу... Да какие там могут остаться следы? Столько времени прошло!.. Я бы хотела встретиться с Жанной. Да, мне с ней надо переговорить! Почему?.. Как это – не можете предоставить мне такого счастья? Но вы же сами писали, что я детектив, а значит... Ах вот... вот оно что... да... да... с ума сойти!.. Конечно-конечно... какая низость!.. Хорошо, если у меня появятся какие-то новости, я обязательно поставлю вас в дурац... простите, я обязательно вас оповещу, поставлю в известность!

Аллочка бросила трубку и некоторое время сидела без движения, тупо уставясь в угол стены.

– Ты что, опять уснула? – толкнула ее Гутя. – К Назаровым разве не пойдешь?

– Им сейчас не до меня, – вздохнула Аллочка. – У них, представляешь, вчера вечером пропала Жанна. Назаров себе просто места не находит! Он даже со мной так разговаривал, словно я... и еще просил привести какую-то собаку, чтобы она по следам отыскала его жену, представляешь! Я думаю, нам надо расширяться. Заведем овчарку. Матвей, котик мой золотой, ты хочешь себе собачку?

Золотой котик поднял хвост гладиолусом и торжественно прошествовал мимо хозяйки.

– Гутя! Какое несчастье! Матюша совсем не хочет в дом собаку, – вздохнула Аллочка. – Придется обходиться своими силами, прямо хоть сама эти следы нюхай.

Гутя протирала пыль с телевизора, услышав новость о пропаже такой домашней Жанны, взволновалась.

– Как это – Жанна пропала, что-то я не поняла? Совсем пропала? Варя! Ты слышала? Жанна пропала!

Из своей комнаты прибежала Варька.

– Как это – пропала? Куда?

– Понимаете, – начала объяснять Аллочка. – Назаров мне сказал, что она отправилась к матери, но туда не приехала. Ее телефон не отвечает.

– С ней что-то случилось по дороге?! – охнула Гутя. – Какой ужас! А как же Машенька?

– С Машенькой все нормально. Она дома, с няней... Да Назаров еще и сам не знает – ужас это или нет... – сказала Аллочка. – Дело в том, что, когда она направилась к матери, Кирилл Андреевич предложил ей машину, чтобы Степан ее довез. Но она отказалась. И сама вызвала такси. А Белла Владимировна еще при Жанне сказала, что не велика ли честь, дама ее возраста и сама может добраться куда надо. Мне кажется, что Жанна не пропала, а просто ушла из дома: поссорились с ними, и все. Наверняка и Назаров это понял. Потому что он к исчезновению жены уж как-то очень ровно относится. Даже милицию не вызвал, а только «Скорую» для Беллы Владимировны. И потом, ну что такого – жена ночь не ночевала дома! Фи! Я, например, когда замуж выйду, вообще мужа сразу же к этому приучать стану!

– Представляю, как ему это понравится! – кивнула Гутя. – И все же странно. На Жанну не похоже, что она из-за какой-то ссоры плюнет на все и куда-то уедет... И телефон не отвечает. И ведь еще Машенька! Жанна бы ни за что дочку не оставила. Значит, надо узнать адреса, телефоны подруг... – рассуждала Гутя. – Я сама сейчас позвоню. Помнится, когда Жанночка еще была не Назаровой, а обычной моей клиенткой, у нее имелась парочка закадычных подружек...

Гутя принялась листать свои записи, а Аллочка продолжала:

– А еще у них отчего-то пропали вещи Виолетты. Понятное дело, из-за этого и вызвали «Скорую» его маменьке. Она тоже там.

– Ясно, – качнула головой Гутя. – Если там Белла Владимировна, у них там делать нечего, она просто никому не даст рот открыть. И ладно бы, если бы говорила по делу, а то ведь она станет вспоминать, где какие куры дешевле.

Решено было днем заниматься своими делами и готовиться к вечернему посещению Максима. С Жанной они пока решили подождать – вдруг и в самом деле Назаровы просто поссорились, и дамочка вернется домой уже к вечеру.

– Гутя, как ты думаешь, куда могла сбежать благополучная жена? – ходила по комнате взад-вперед Аллочка.

– Я все же думаю, что она просто ушла, – убеждала Гутя.

– А почему вещи Веты пропали? – не унималась Аллочка.

– А здесь и вовсе просто, – махнула рукой сестра. – Скорее всего, их взяла прислуга кому-нибудь из своих детей. Они ведь как думают – кто сейчас будет тряпки девочкины рассматривать? Их все равно либо раздарят, либо просто выкинут. Вот и прибрали, сама же говорила – вещи у Веты были не из дешевых. Успокойся. Позвоним Назаровым, когда вернемся от Максима.

– Гуть, а этот Максим не сбежит? – заволновалась Аллочка, теперь из-за парня.

– Исходя из моих наблюдений психолога, ему некуда бежать. Это во-первых, – вместо матери ответила Варька. – А во-вторых, он слишком заинтригован. И потом, мне кажется, если бы он хотел сбежать, не стал бы нам так подробно расписывать свой адрес, он мог и вчера исчезнуть.

Варька, в общем-то, была права. Но заняться больше было нечем, и потому Аллочка излишне суетилась.

– Надо хорошо накраситься, – сообщала она всем. – А то парень может подумать, что я мало зарабатываю, значит, у меня мало клиентов, я плохой детектив, и не раскроется.

– Только получше накрасься, – попросила Гутя. – А то, если ты к нему придешь такой, как ты всегда малюешься, парень подумает, что мы из кукольного театра, и тогда точно ничего рассказывать не станет.

Аллочка хоть и фыркала, но с сестрой не спорила. Ей и другие уже говорили, что ее макияж слишком смахивает на хохломскую роспись. И потом – настоящий сыщик должен быть незаметным.

Едва Фома вошел в прихожую, как к нему тут же кинулась Аллочка, уже в полной боевой готовности.

– Ну все? Ты уже пришел? Поехали к Максиму!

– А меня что, даже не покормят? – оторопел кормилец.

– Как ты можешь есть, когда преступник топчет родную землю! – накинулась было Аллочка на родственника, но тут подоспели Гутя с Варькой, и молодой мужчина с почестями был усажен за стол.

Аллочка принципиально не стала раздеваться, даже в кухню не пошла – пусть все видят, как им некогда.

– Аллочка! Ну пройди же ты! – не выдержал Фома. – Ну что ты стоишь, как немой укор? Кусок в глотку не лезет!

– А ты не обращай на нее внимания, – успокоила парня теща. – Она сегодня весь день отдыхала, а ты у станка стоял... у стола, я хотела сказать, у хирургического. Так что ешь давай. Аллочка постоит.

Аллочка, почуяв легкомысленное к себе отношение, демонстративно прошла в кухню, наворотила себе полную тарелку рыбы с овощами и принялась старательно пережевывать.

– Ну вот и славно, – умилилась противная сестрица. – Вы поешьте, а мы с Варькой носики припудрим.

Как Аллочка ни гневалась, как ни хмурила брови, выехали они через полтора часа и лишь к восьми добрались до места.

– Вот если этот Максим сбежал, – трепетала Аллочка. – Ты, Гутя, сама лично мне его к нам домой притащишь, понятно?!

Гутя только равнодушно кивала головой.

Глава 4

Кусочек женского секрета

Звонили они долго. Им никто не открывал, и Аллочка уже бросала на сестру яростные взгляды. Даже два раза некрасиво пнула сестрицу в зад, когда молодые отвернулись. Они уже и вовсе собрались уходить, как дверь отворилась и на пороге появился мужчина. Он был почти раздет, в ярко-желтых трусах, и было заметно, что хозяин квартиры пребывает в состоянии жуткого похмелья: от него за версту несло перегаром, волосы торчали дыбом, а глаза нещадно заплыли.

– Проходите, – промямлил он и равнодушно поплелся в глубь комнаты. И оттуда еще раз крикнул: – Проходите... Ой! Не проходите!.. Блин! А кто тут был-то?!

На этот его крик гости прошли гораздо быстрее.

Картина оказалась живописной. Большая просторная комната дышала большими деньгами и вкусом. Никаких лишних вещей: два кожаных диванчика молочного цвета, такого же оттенка мохнатый ковер на полу, огромный тонкий телевизор, несколько картин на стене, в нужных местах – вычурные легкие горшки с какими-то мудреными цветами, большие окна, задернутые полупрозрачными шторами. А по всей квартире были аккуратно разложены, развешаны, разбросаны женские вещи. И ярким пятном – большая черно-белая фотография Виолетты.

– Это чего? – растопырил руки мужчина. – Вы разбросали? Сейчас я... того... как вызову милицию!

– Да стоит ли? – устало вздохнул Фома. – Мы только пришли, а вот зачем вы это наворотили?

– Я не... наворотили! – выгнул грудь колесом хозяин дома. – Я... спал! А сначала... выпил. А вы... пришли тут меня будить!

– А мы и не к вам, – объяснила ему Аллочка. – Нас Максим приглашал. Он дома?

Тут Аллочке на ухо что-то зашептала Варька, страшно выпучив глаза. Сначала тетка не совсем поняла, что та хочет ей сказать, пришлось племяннице повторять дважды.

– Аллочка, а я это платье... вон оно, на спинке дивана!.. Я его на Виолетте видела.

Аллочка присмотрелась. Точно! А вот и то, которое она сама лично предлагала купить Жанне и Вете, когда встретила их в магазине.

– Откуда у вас вещи Виолетты? – строго спросила она, пристально глядя прямо в глаза так и не протрезвевшему мужчине.

– Да! Я вас сам спрашиваю – откуда?! – повысил голос тот. – Убирайте все! Ко мне сейчас... ко мне ка-а-ак придет женщина сейчас! Ка-а-ак все увидит! Быстро убирайте свои шмотки!

Фома оглядел комнату, прошел в кухню и включил чайник.

– Где у вас аптечка? – спросил он у хозяина.

– В машине! – гордо ответил тот. – И еще огнетушитель.

– А лекарства где?

Мужчина поплелся в ванную, а Фома развел руками:

– Надо его хоть немного в чувство привести, иначе он ничего не расскажет.

– А где Максим? – недоумевала Аллочка. – Пусть этот алкаш спит, нам-то что за дело? Мы же Максима искали. А может, здесь и вовсе никакого Максима нет? Парнишка взял да и ляпнул первый же адрес.

– Нет, Аллочка, мы вовсе не ошиблись квартирой. Похоже, этот Максим специально пригласил нас сюда, – медленно проговорила Гутя. – Ты же видишь – здесь вещи Веты.

– Скорее всего, те, которые пропали у Назарова... – пробормотала Аллочка и накинулась на Фому: – Ну когда уже ты его в чувство приведешь? Так и не узнаем ничего!

Мужчина очухался через полчаса. Когда он в последний раз вышел из ванной, с мокрой головой и с капельками воды на плечах, Аллочка вскрикнула:

– Ого! Я вас знаю!

– Ничего подобного, – испугался мужчина. – Вы не в моем вкусе!

– Ну как же! Гутя! Варя! Он же был на дне рождения у Машеньки! Фома, но ты-то должен помнить. Он еще таким блондином тогда был.

– Фу ты... – выдохнул мужчина. – А я уж подумал... А где у нас кофе? Пойдемте пить кофе, а то я еще немножко никакой.

Они все вместе перебрались в светлую кухню, и, пока Гутя осторожно управлялась с чужой кофеваркой, Аллочка продолжала наседать:

– А я сразу вас и не признала. Вы там были такой... такой весь блондин, а сейчас...

– Я и сейчас блондин, разве не видно? – морщился тот от громкого голоса гостьи. – А там я еще трезвый... потому что... был. Я вообще-то редко пью. Вам дико посчастливилось нарваться на пьяного меня. Надеюсь, фотографий не будет?

– У вас уже стоит на телевизоре, – напомнила Варька. – С чего это вы притащили к себе вещи девочки?

– А это разве не вы принесли? – искренне удивился блондин. – Вот блин... а откуда они? Тогда, выходит, их Макс приволок... зачем-то...

– А кем вам приходится Макс? – спросила Гутя, подавая на стол чашки.

– Ну, сыном, кем же еще... – нехотя ответил мужчина. – Правда, теперь он один живет, я ему квартиру купил, когда ему двадцатник стукнул. Но мои ключи у него есть.

Ого! У Аллочки вытянулась физиономия. Да и остальные Неверовы были удивлены. Это что же получается – Ветка гуляет с мальчиком, его в семье дружно не принимают, зато папу мальчика не просто принимают, а даже приглашают на семейные торжества! Очень витиеватые отношения.

– А, простите, можно узнать ваши имя и фамилию? – Аллочка беспардонно вытащила из кармана блокнотик и приготовила ручку.

– Я бы, конечно, мог заартачиться, дескать – какое ваше дело... – вяло проговорил хозяин кухни. – Но вы же все равно узнаете, да еще и припишете мне черт-те что... Значит, так, зовут меня Владимир Антонович Чернов. Записали? Владимир пишется через «и», а вы что рисуете?

– Не ваше дело, – огрызнулась Аллочка. – Где работаете?

– Скажем так – я бизнесмен, вас устроит? Да вы пейте, пейте... вот блин, и откуда это тряпье? – снова обеспокоился Владимир Антонович.

– И главное – почему его вам подкинули? – едко спросила Варька, сверля Чернова глазами.

– А вы, как я понял, к Максу пришли, так? – уже устал от гостей Владимир Антонович. – Так и идите к нему!.. Нет, я его сейчас вызову, у него и спросим, фигли он мне тут всякие свидания устраивает, щенок...

И, уже не обращая внимания на гостей, он подался в комнату, и Неверовы услышали устрашающий рык:

– Ты, блин, чё творишь-то, в самом деле? Я тебе кто? Швейцар, что ли, я тебе тут? Встречать всех, провожать? Или, может, я твоя секретарша?.. Да потому что к тебе пришли, а в доме бардак! А кстати, это не твои девчонки тряпки забыли? А-а, это специально... Да что я должен понять? Хочешь чё сказать – приди и скажи, а то, как бегемот – чуть что, и в кусты!.. Да не буду я с тобой говорить по телефону! Через минуту чтобы здесь был, понял? Ты ж меня так подставил!.. А я... а я говорю, чтоб был!

– Он не придет, – проговорила Варька, подходя к Чернову.

– Он что – сказал вам? – обернулся к ней тот.

– Нет, просто я знаю. Дайте-ка...

Варька взяла трубку и проговорила:

– Максим, вы нам обещали встречу, это не по-мужски.

– А зачем нам встречаться? – не понял Максим. – Разве вам еще не все понятно?

– Нам нужно задать вам некоторые вопросы, не по телефону же!

– Да какие, на фиг, вопросы?! Вы что, так и не поняли?

– Может, и поняли, а может, и нет, – уклончиво ответила Варька. – Пока ясно только одно – по какой-то причине ты струсил. Придется теперь искать – что это за причина?

– Да достали уже! Сейчас буду! Вот, блин, влип! – и парень бросил трубку.

– Приедет, – сообщила Варька, входя в кухню.

– Еще бы не приехал! – фыркнул Чернов, присаживаясь за стол. – Если отец сказал...

– Скажите, а как вы познакомились с Назаровыми? – спросила Гутя.

– Как? Да я всю жизнь их знал! – теперь блондин чувствовал себя значительно увереннее. Он развалился в кресле, затянулся сигареткой и явно изображал заморского артиста. – Да, знавал я Назаровых, знава-а-ал... может, выпьем, а? А чего вы набычились?

– Просто это не совсем привычно, – пояснила Гутя. – Виолетты уже нет в живых, а ее вещами вся ваша квартира забросана.

– Так это ж не я их бросал! – подскочил Чернов, и всю его уверенность будто ветром сдуло. – Это ж Макс! Вот он сейчас придет, сами спросите. Он вам скажет. Скажет-скажет, вам еще стыдно передо мной будет! Извиняться начнете, в ресторан за свой счет...

– Разговорчики! – рявкнула Аллочка, но, оглянувшись на родню, также зычно добавила: – Разговорчики, я говорю, продолжаем! Не отвлекаемся! Значит, вы еще с роддома знали Назаровых. Дальше?

– Нет, не их, а Кирюху... мы же с ним выросли вместе! Но, между прочим, в роддоме не лежали, я его по роддому не помню, – внес ясность Чернов. – В одной школе учились, это да. Кстати, это я первый свое дело открыл, Кирюху к себе взял, а потом он у меня поднатаскался и сам начал. А я и не обижался – в одиночку у нас еще лучше получалось. А то каждый раз что-то делили, доказывали, на фиг оно надо? А так – приятелями остались.

– ...И даже семьями дружили... – подсказала Аллочка, вспомнив, что Чернов был приглашен на день рождения Машеньки.

Тот только поморщился.

– Чё вы постоянно меня перебиваете? Тем более что ни хрена не знаете! Какими семьями мы дружили? Зачем? У меня своя семья, у него – своя. И вообще, Кирюха мне большим другом и не был. Так только – отношения поддерживали, потому что в нашем бизнесе чем больше связей, тем лучше.

– А с чего вы тогда к ним в дом заявились? – не унималась Аллочка.

– А с того, что Кирилл должен был туда потом прийти со своими партнерами, – устало объяснял Чернов. – А этих партнеров я уже полгода караулю, а он у меня их из-под носа... Вот я и думал, что за домашним столом их и зацеплю. Тем более что и случай выдался удачный – Кирюха в своей младшенькой души не чаял, можно было просто подарить крошке здоровенный подарок, и ты – самый дорогой гость! Он же свихнутый на Машке! Ну, я его где-то понимаю... первая жена у него, говорят, стервой оказалась – ребенка на него бросила и умотала за границу! Спилась там, говорят. Нет, сам-то он молчал, но – говорят... А вторая жена у него вроде ничего, да только он все равно никому больше не верит, вот малышкой и бредит. Это я так думаю.

Вероятно, Чернов и дальше распространялся бы по поводу психологической драмы в семье Назарова, но тут двери открыли ключом, и во всей красе явился Максим.

– Ну? И чё от меня надо? – с порога спросил он.

– Да ты сядь сначала, – отец встал и вышел в комнату.

– Сесть я всегда успею... – огрызнулся парень, однако куртку снял и за стол присел. – Спрашивайте. Хотя я уж и не знаю, что вам еще объяснять. Неужели ничего в комнате не видели?

– Зачем ты выкрал вещи Веты? – спросила Варька.

– А вы не догадались? – ответил вопросом Максим.

Тут из комнаты показался сам Чернов, одетый с иголочки.

– Это ты гостей звал, сам с ними и воркуй, а мне некогда, – сказал он сыну и вышел, хлопнув дверью.

Максим только беззвучно прошлепал губами что-то нецензурное.

– Рассказывай, – напомнила ему Варька.

– Да что тут рассказывать... – дернул парень головой. – Я его по мозгам хотел шарахнуть, а с него – как с гуся!

Неверовы молча ждали, и парень не выдержал:

– Ну что вы на меня уставились-то?! Да! Это я подбросил отцу Веткины шмотки! Я! Потому что хотел, чтоб его проняло. А ему все по барабану! Опять к своей шмаре побежал. И та тоже – крокодилица драная!

– Ты бы поменьше орал, отец тебя все равно не услышит, а нам ничего не понятно, – проговорил Фома.

Парень как-то сник и произнес:

– А чё тут понимать? Это из-за него, из-за отца Ветку... У вас сигаретки нету? Щас, свои возьму...

Парень выудил из куртки сигареты, затянулся, прищурился от дыма и заговорил. И перед Неверовыми развернулась еще одна семейная история.

Буквально лет до двадцати, а то и дольше, Максим хлебал счастье полными ложками. Самой большой его удачей было то, что он умудрился родиться именно в этой семье. У отца с матерью были такие отношения, что впору было схватить гусиное перо и строчить любовный роман с натуры. В семье царили понимание, любовь и благополучие. Все трудности преодолевались с легкой иронией, к неудачам относились с юмором, а все вопросы решали сообща. Отец – добытчик, глава, старший друг, президент семейного масштаба, мама – маленькая, худенькая, эдакая взросленькая девочка, которую ее мужчины берегли и окружали заботой, сын – веселый шалопай, которому все прощалось... Максим любил и мать, и отца, гордился ими и каждую свою девчонку обязательно тянул познакомить с родителями. Даже когда в двадцать лет родители подарили ему собственную квартиру (слава богу, отец умел зарабатывать) – и тогда Максим не переезжал из дома, а у себя собирался только с ребятами посидеть, с девчонками полежать или отметить сабантуйчик. И вдруг в один день все резко изменилось. Вроде все осталось на своих местах, а... словно света в доме стало меньше. Максим даже сначала и объяснить ничего не мог, просто теперь было как-то неуютно, ему захотелось чаще бывать в своей холостяцкой квартире. Он и бывал. Друзья навещали часто, сборища устраивались чуть ли не ежедневно, и праздники у Максима уже отмечать им не хотелось – в красные даты желалось рестораций.

В тот день у его новой подружки случился день рождения, и все засобирались в кафешку «Светлячок». Они с ребятами решали, по сколько скидываться, когда позвонила Вика – девушка Максима, та самая именинница, и капризным голоском заявила:

– Ма-а-а-акс, сегодня встречаемся в «Сонате», к восьми подгребайте.

– Викусь, солнце мое, а какого фига там делать? Там же одни старики!

– Сам ты старик! Там живняк! Живая музыка, скрипки и кухня обалде-е-еть, – капризно тянула Вика. – Там знаешь, как классно! Все так гламурненько. И ваще, ну надоело уже кенгурой скакать, хочется элитной атмосферы. Ну из конца-то в конец! У меня ж днюха, а не у тебя. На твою пойдем хоть в пивбар. А я хочу, чтоб скрипки скрипели, чтобы все солидняк...

Максим отвесил челюсть, а потом еще битых три часа убеждал своих дружков идти в эту «Сонату», а не в знакомый клуб.

Вообще, Максу там не понравилось сразу – как-то все слишком напыщенно, нудно, а уж контингент! Его ребята думали так же.

– Да не дергайтесь вы, – успокаивал друзей Максим, когда Вика вышла. – Сейчас посидим, Викусю напоим и слиняем отсюда. В тот же «Светляк» завалим или в «Плесень». О! А вон и Викуся!

И тут Максим онемел. В зал, нещадно вихляя задом, входила Викуся, а вслед за ней с царственной осанкой шествовал его отец. И он был не один. На его руку опиралась высокая молодая женщина со взглядом хозяйки жизни. Отец склонялся к своей даме, что-то ей говорил и улыбался – уж так подобострастно! Глядел на нее с таким восхищением! А она... она мило позволяла собой восхищаться. А чем там было восхищаться-то? Шкидла шкидлой. Длинная, тощая, обтянутая вся, фу ты!

Максиму вдруг стало так стыдно, словно с него при всех на танцполе стянули джинсы вместе с трусами-боксерками! Он съежился, спрятался за спину друга Вальки и надеялся только на то, что отец не задержится в этой долбаной «Сонате». Но отец с фифой уселись за столик в углу, и Максиму стало совсем невыносимо. Это еще хорошо, что папаша сидел спиной ко всему залу... Больше веселиться Макс не мог. Не обращая внимания на капризную именинницу, он поднялся и выскочил из зала. Он летел домой.

Мама только что вышла из ванной комнаты, натиралась какими-то кремами и щелкала пультом телевизора.

– Максим! Какой ты молодец, что пришел! – вспыхнули ее глаза. – А я тут одна. Есть будешь?

– А чё ты одна? – спросил сын. – А отец?

– Приезжает какой-то его начальник из Новосибирска, сам понимаешь, надо его устроить, встретить по-человечески, – тут мама лукаво сощурилась и добавила – по большому секрету: – Я даже подозреваю, что отец с сотрудниками отведет его в ресторанчик. Ой, Максим, как жаль, что у нас сейчас многое делается через ресторан!

– Или через постель... – поджал губы Макс.

– Фу, пошляк! – замахнулась на него полотенцем мама. – Ты слишком быстро повзрослел. Не беспокойся, твоему отцу не грозит постель, у него вполне стойкая ориентация... Голубцы будешь?

Максим смотрел на маму и не понимал – неужели она ни о чем не догадывается? И слепо доверяет отцу? Но... если бы не эта «Соната», Максим и сам бы пришел сегодня к матери и честно ждал, когда папа «удерет от начальников».

– Мам, может, тебе куда-нибудь отдохнуть съездить? – сын не мог взглянуть на мать.

– Да что ты, куда я поеду, а отец? Он без меня пропадет, – проговорила мама и вдруг села напротив Максима. – Я, конечно, понимаю, он в последнее время стал сильно уставать, и у нас уже не так тепло в доме... Но я знаю... Я решила сделать операцию. Круговая подтяжка лица, здорово? Представляешь – твоя мама станет опять как девочка!

– Мам, ну зачем? Ты у нас и так...

– Не спорь. Я же вижу, отцу будет приятно, если рядом с ним будет хорошенькая жена! Он меня так любит, неужели я не могу сделать ему приятное? Только прошу тебя – не говори ему ничего.

Мама легла на операцию, сказав отцу, что уезжает в санаторий. Папенька спорить не стал и даже лично проконтролировал, как жена собирает вещи. Правда, Максима при этом не было. Он теперь вообще старался с отцом не встречаться: не мог смотреть ему в глаза. Но, когда мама уехала, он решил переселиться в ее комнату – еще не хватало, чтобы отец приводил в их дом свою кикимору! Правда, домой он заявился часиков эдак в одиннадцать.

Он уже поднялся на свой этаж и вдруг увидел молоденькую девчонку, которая явно разглядывала их дверь.

– Оп-па! – присвистнул Максим и потащил девчонку на верхнюю площадку. Честно говоря, парень был уверен, что девица поджидает его: поклонницы в его многострадальной жизни случались. А если девчонка окажется ничего себе, то... зачем же ей возле двери торчать? – И что мы здесь делаем? Не меня ли ожидаем?

Девчонка сначала вырывалась, но, оценив силу противника, сдалась, поднялась на площадку за лифтом и недобро откликнулась:

– Отцепись от куртки!.. Да п-пусти ты! Чё прилепился, стою и стою себе! Тебе какая разница?

– Кого ждешь?

– Не твое дело, фиг ли прилип? – все больше ершилась девчонка.

– Да я, в общем-то, не прилип... Вижу, ты зависла возле моей двери. Чего ждешь, спрашиваю? Ко мне пришла? Здесь только я проживаю.

– Только ты? – не поверила девчонка. – А кто тогда сюда только что вошел? Такой белобрысый хлыщ?

– Он один вошел? – екнуло сердце у Максима.

– Если бы... – проскрипела зубами девчонка. – С теткой!

– А тебе-то что? – недобро сверкнул на девчонку глазами Максим. – У тебя что, хобби – за чужими отцами подглядывать? Или ты тоже хотела вместо этой тетки?

Девчонка посмотрела на парня уже с интересом.

– Так это твой отец? Вон оно что... никакого хобби у меня нет. Эта тетка мне мачехой приходится.

Максима понесло:

– Ну а чё мы тогда стоим?! Давай сейчас ворвемся, разнесем все на хрен! Устроили там... блин!

Он рванул было туда, где затаились любовники, но девчонка вцепилась в его рукав:

– Да стой ты! Не так надо! Ну чё мы сейчас – шуму наделаем, они спрячутся, и все. Надо по-другому... Я уже придумала.

И девчонка рассказала, что надо собрать на парочку серьезный компромат и, когда у них окажется кассета с видеозаписью, фотографии, тогда уже действовать.

– Сам подумай – ну что сейчас? Мы их в лучшем случае разгоним, и все? Ну, хорошо, можем еще рассказать родителям. А твой папочка придет к твоей матери, на колени брякнется и скажет, что свалял дурака. Что, скажешь, она его не простит? И мой простит. А вот если он увидит кассету!..

Максим подумал – его мать отца простит сразу же, на все сто.

– А что ты хочешь? Мать кассетой убить?

– Не-а, я не так хочу, – помотала головой девчонка. – Моему и кассеты будет достаточно, Жанночка быстро хвост подожмет. А твоему... не надо мать мучить.

– Вот я и думаю, как бы так сделать, чтобы мать-то... Ведь если она раньше времени узнает...

– Не узнает, – успокоила его Вета. – Мы же зря языками трепать не станем, будем бить только виноватых.

Парень хмыкнул:

– Чё-то в это «не скажем» не очень верится... Вам, девчонкам, только дай языками потрепать! Еще втюхай мне, что прямо отсюда не понесешься к подружке. А я тебе заявлю, что поверил.

– Да мне трехэтажно, во что ты поверишь! – волчонком взглянула на него Ветка и еле слышно забубнила: – Можно подумать, это так приятно – всем говорить, что твоя мачеха отца за лоха держит! У всех, главное, дома полный шоколад, а у тебя – сплошная Мексика в сериалах... Знаешь, иногда бывает так стыдно, словно это... меня с чужим мужиком...

– Да брось... ты-то тут при чем, – вздохнул парень. – Мне вот не стыдно... только мать жалко. Но если ее такой новостью бабахнуть... понимаешь, я ее потихоньку подготовлю, а сейчас...

– Никто не бабахнет, – еще раз успокоила Ветка и вдруг хихикнула. – Между прочим, за моих подруг будь спок! Я им скажу, что ты – мой новый бойфренд, класс?! У них сразу мозги в цветную капусту скрутятся – месяц спать не смогут, все будут думать, кто кого первый бросит: ты меня или я тебя, прикинь! А остальное им до фонаря.

– Иди ты! – восхитился парень, но новая подруга уже настроилась на серьезный лад.

– Лучше так сделаем – распечатаем фотки, и на каждое совещание твоему папаше будем подкидывать, как листовки. Или просто по офису расшвыряем. Должно подействовать.

Нельзя сказать, что Максиму такой вариант понравился, но это было лучше, чем рвать матери сердце.

– Только, чур, фотки ты будешь подкидывать... – проскрипел зубами парень.

– Не вопрос, – с пониманием ответила девчонка.

И они стали встречаться. Все считали, что Ветка – так звали девчонку – новая пассия Максима, даже Викуся, устроив жуткую истерику, переметнулась от него к другу Вальке. А он и не сопротивлялся. Ветка оказалась нормальной девчонкой, ему с ней было легко, как с мужиком. Они никогда не ссорились. Ветка помогала другу, как никто, выхаживала его после выпивки – Максим стал часто попивать после встречи с отцом, – наводила порядок в квартире парня и вообще вела себя как терпеливая жена, хотя никаких интимных отношений у них не было. Все потребности Максима в дамском обществе Ветка понимала с полувзгляда – исчезала в самый нужный момент, чтобы поутру заявиться, накормить товарища по несчастью и даже сказать ему пару добрых слов.

– Ну, у тебя вчера ничего была деваха! Классная! Ноги такие – отпад!

Их тянуло друг к другу, но о самом главном они не забывали – у них уже имелась парочка кассет, солидная стопка фотографий, но выкидывать этот козырь они не спешили. Если честно, оба всячески оттягивали этот момент – было противно, больно и... и страшно. Не за себя – за обманутых близких. У Максима мать только перенесла операцию, лицо было в синяках, опухоль еще не спа́ла. Мамочка даже радовалась, когда отца не было.

– Максик, учись папиному благородству! – наивно восклицала она. – Он не хочет меня смущать и старается засиживаться на работе допоздна. Бедный Вовик! Но ничего. Зато к Новому году я буду просто персиком!

Максим только скрипел зубами: хотелось немедленно швырнуть на стол кассеты с папенькиным «благородством», но столько горя на мать он просто не мог вылить. И у Ветки дома была похожая история.

– Отец так готовится к Машиному дню рождения, ты не представляешь! Прямо как мальчишка... Давай ему кассету после дня рождения покажем.

А «после» уже ничего не получилось: Вету убили, и все кассеты и фотографии бесследно исчезли – девчонка хранила их у себя.

– Я вам точно говорю – это Жанка ее прикончила! – закончил свой рассказ Максим. – Она ее ненавидела. Один раз мы встретились с Веткой возле моего института – она была с этой воблой. И Ветка нас познакомила. Эта Жанна так на меня уставилась! Я думал, она разорвет и меня и Ветку. А потом мы решили, что я на этот день рождения приду. Ну... еще посчитали, что они нас увидят, все поймут и опомнятся... дураки, конечно, верили! А Жанна, наверное, узнала и испугалась. Это она, точно вам говорю!

– А почему ты об этом милиции не сказал?

– А доказательства?! – вскричал парень. – Кто мне поверит-то? У меня даже кассет нету! Я, между прочим, приходил в тот вечер к Назаровым. Правда, потихоньку. Мы с Веткой договаривались, что она мне позвонит, ну я и... Она не звонит и не звонит. Я уж решил, что она забыла. Подкрался – а там милиция! Я сразу в тайник – Ветка кассеты прятала в саду, у них там какое-то помещение есть кирпичное, всякая ерунда хранится, а в стене тайник. Она еще маленькой его сделала, ну и хранила там...

– А почему там? – удивился Фома. – У тебя – своя квартира, а компромат черт-те где.

– Да у меня вообще не квартира, а проходной двор! У нас однажды выпивка кончилась, правда, я уже спал тогда. И мои пацаны, чтобы найти деньги, так мне интерьер перелопатили, что даже клад нашли – свернутый в трубочку целлофановый пакет со старыми десятками. Десятки такие красненькие, с портретом... какого-то доисторического президента.

– С Лениным!

– Ну... черт его знает. Прикиньте – пакет в дырке был, откуда торчит провод от люстры. И как туда электрики не добрались? А у Ветки дома постоянно горничные шныряют. Вот мы в саду и спрятали... А кто-то нашел. Я уже после того, как Ветка погибла, все там перевернул – ничего! Да я вам точно говорю – Жанка это, только доказательств у меня никаких. А эти голубки скажут, что я все сочинил, что Жанночка Вету ужас до чего обожала, а я еще тревожу ее материнские чувства – какой мерзавец! И чё? Я ей все равно устрою! Сам дороюсь, доказательства соберу, а потом... Я же эти тряпки... я их специально перед отцом раскидал. Пусть он скажет своей мымре, что я обо всем догадался. Она испугается и начнет метаться. Сам читал: когда преступник зажат – делает ошибки. Вот я и жду ошибок...

Гутя переглянулась с Аллочкой – уже каждый ребенок знает психологию преступников, но преступлений от этого меньше не становится. Если бы все было так просто...

– Мне вот интересно, – вдруг спросила Гутя. – Жанна не догадывалась, что ты – сын ее знакомого?

– Откуда? – фыркнул парень. – Она и звать-то меня не знала как! Вот не приглянулся я ей по фейсу, и все! И кирдык. И такой-то я, и сякой, и Ветка обязательно должна меня послать по всем кочкам. Я ж не такой лощеный, как батя. Вот бы сказать ей, она б подавилась языком!

Неверовы не могли поверить – любящая, умненькая Жанна...

– Ты, конечно, меня прости... – зачастила Аллочка, нещадно краснея. – Я, может быть, глупость скажу...

– Она у нас отродясь ничего умного не сказала, – активно поддержала сестру Гутя.

– Да, так вот... я хотела спросить: Жанна вчера здесь не ночевала? Ну мало ли... вдруг она на автобус опоздала?

Максим решительно покачал головой.

– Нет, отец вчера напился в стельку, но он был один. Я точно знаю – я ж вещи Веткины здесь раскладывал.

– А как ты тряпки унес из дома Назаровых? Там же охрана? – вспомнила Гутя.

– Да какая охрана? – отмахнулся Максим. – Кто ее боится? Там в саду у них решетка отходит, хоть на «КамАЗе» проезжай, все знают, лезут, чтобы не обходить, и на всю эту охрану плевать хотели. Да и сами охранники дырой пользуются, я видел.

Парень сидел, низко опустив голову, и беспрестанно дымил сигаретой.

– А это чья квартира? – спросила Варька.

– Наша... ну, в смысле, мы всей семьей здесь жили. Только мамы сейчас нет, у нее какие-то осложнения после этого омоложения. Отец ее отправил на лечение за границу, – грустно ответил Максим и скрипнул зубами. – Он ее теперь часто в загранки отсылает, стыдится... У нее ж лицо... в общем, что-то там неправильно, но... обещали вылечить.

– А почему ты не пошел на похороны Веты? – спросила Варька.

Парень помолчал, а затем честно признался:

– Боялся. Ну как это – все время такая живая... веселая, все щебечет, и вдруг – раз, и в гробу... нет, я боюсь! И потом, я бы точно напился, а еще потом... взял бы и эту Жанку разорвал прямо там, при всем народе. А это... ну, как-то так нельзя, все же гроб... Нет, я после-то сходил, цветы принес, все такое... А все равно не верится, что Ветки уже нет.

Домой Неверовы ехали в полном молчании. Никак они не могли переварить новость, что Жанна так безобразно наставляла рога Назарову.

Уже дома, когда все уселись ужинать, Гутю прорвало:

– А вот я не верю, что Жанна могла убить! Не верю, и хоть вы меня зарежьте!

– Да? – ехидно прищурилась Аллочка. – А в то, что она изменяла своему Кириллу Андреевичу, ты веришь? Или, может, думаешь, что Максим врет?

– Не врет он, – проговорила Варька.

Неожиданно прорвало и Фому. Он вскочил и забегал по комнате кругами, вскидывая руки к потолку:

– Какой ужас! Что за времена! Какие нравы! Какие коварные твари эти женщины!

– Что это с тобой? – удивилась Варька. – Ты переволновался, дорогой?

– Не смей меня так называть! – рявкнул Фома. – Ты вот сейчас тоже возле меня греешься – «дорогой»! А потом окажется, что изменяешь мне с... с... с дворником дядей Петей!

– Достойная партия, – кивнула головой Гутя. – У него имеется личный транспорт – именная тачка, и новенькую метлу недавно выдали.

– Ну и что?! – взревел Фома. – Значит, если у него появится «Мерседес», можно мне будет изменять?!

– Фомочка, успокойся, – заверила его теща. – С его зарплатой он купит «Мерседес» только в три тысячи десятом году. Да и Варька к тому времени состарится. Господи, о чем я говорю! Ты-то и вовсе не доживешь, какая тебе разница?

– Мама! – подхватилась Варька. – Ты что – не видишь? Фома очень близко принял эту историю к сердцу. Он, можно сказать, вжился. А ты... Фомочка, пойдем, я тебе устрою нервную разгрузку. Погладим Матвея по шерстке... Матюша! Кис-кис-кис, куда ты запропастился? Пойдем, работать надо, с Фомы снимать стресс!

Фома ухватился за голову и побрел в свою комнату, а Варька, вытянув кота из спальни Аллочки, потащила животину в кухню – кормить, позабыв обо всех стрессах мужа.

– И все же я не верю... – плюхнулась в кресло Гутя. – Жанна не могла. Я же видела, как она переживала, когда мы Вету нашли. Она чуть с ума не сошла...

– А я вот сейчас вспоминаю... – наморщила лоб Аллочка. – Когда я увидела Вету в бильярдной... я тогда Жанну долго звала, кричала, и все не могла ее найти. А потом она выскочила из какой-то комнаты, и... в общем, она здорово нервничала, была какая-то... словно ее застали за чем-то страшным. Может, она испугалась, что девочка обо всем расскажет, взяла и... И потом, ты же слышала – пропали все кассеты.

– Как бы там ни было, надо с ней встретиться. Обязательно! – решительно произнесла Гутя и уселась к телефону. – Еще у меня одна мысль мелькнула...

И уже через минуту она заговорила приторным, медовым голосом:

– Наточка! Простите за поздний звонок, но у меня к вам предложение, от которого вы просто не сможете отказаться! Просто не сможете. У меня появился та-а-акой жених!.. При чем здесь «поздравляю»? Это для вас он жених, а для меня – клиент! Нет-нет, я берегу его для вас, пото... То есть как это – в монастырь?! Какой монастырь, деточка? Вы видели, в чем они ходят? У них же никакого декольте, никаких стрингов, а из ног видны только тапочки! Я и говорю, что это не для вас. Не мелите ерунду, милочка, что значит – можно из органзы? Вас не поймут и сожгут на костре... нет, не как Жанну д’Арк, а как распутницу. Короче, я к вам сейчас приду! Нет? Сейчас неудобно? Ах, вы не одна-а... ну что ж, тогда завтра с утра. Передавайте привет вашему священнику.

Гутя бросила трубку и пояснила растерянной сестре:

– Это Наталья Бубнова, моя клиентка. До замужества Жанны они считались почти подругами. Странно, что она не захотела со мной встретиться. Это очень подозрительно...

– Мам, если учесть, что уже первый час ночи, это вполне объяснимо, – выглянула из своей комнаты Варька. – Ты не находишь?

– Ну, знаешь! – обиженно выпятила грудь Гутя. – Когда иду по следу преступника, мне некогда на часы оглядываться! В общем, надо к этой Наталье наведаться. Может, у них с Жанной сохранились какие-то отношения? Во всяком случае, надо к ней подобраться с другой стороны.

В этот день уже ни к кому подбираться не стали. Аллочка ухватила кота и поволокла его в свою кровать, нашептывая: «Ты их не слушай, они ни черта не делают. А если бы ты видел, как я грамотно вела допрос! Кстати, мне Сигизмунд не звонил? Пулеметов?» Варька пела мужу колыбельные песни, и от этого не мог заснуть не только он, но и Гутя.

– Фома! Что ты ей придавил? – кричала она из другой комнаты. – Что ж она воет-то? Варенька! Детка, возьми обезболивающее...

Утром была суббота, значит, всем Неверовым можно было поспать – Фома на работу не уходил, завтрак ему не готовили ни Варька, ни Гутя, а Аллочка и вовсе привыкла спать до полудня – от этого, как она где-то вычитала, значительно улучшается цвет лица. Но кому-то не спалось даже в субботу. В девять зазвонил телефон. Трубку взяла Гутя. Как она ни уставала, а покой домашних берегла.

Звонила соседка по даче. Она сообщала неприятную весть – какой-то несознательный бич взломал дверь на даче у Неверовых и теперь лежит там и бессовестно спит. Если Неверовы не возражают, то она, соседка, может и не вмешиваться, а если им неприятно, что на их кроватях бомжи дрыхнут с грязными ногами, то пусть сами его выносят!

– Фома! – взревела Гутя, тарабаня в дверь комнаты молодой семьи. – На нашу дачу покусился бич! Срочно едем его выгонять! А то он привыкнет, и потом его не выселишь. Аллочка, просыпайся, я тебе, кажется, нашла нового жениха. Посмотрим, если по анкете подходит – будет наш. И черт с ним, я тебе на свадьбу подарю эту самую дачу – живите!

Фома ехать откровенно не хотел. Однако его желания особенно и не спрашивали. И куда бы он делся, если Аллочка уже вскочила и сидела перед зеркалом? Пока Гутя укладывала бутерброды в сумку, Варька набирала номер.

– Алло, Кирилл Андреевич? Это Неверова, – вежливо сказала она в трубку. – Скажите, а Жанна еще не появилась?.. Нет? Извините еще раз... Мы ищем, да-да, когда будут новости, сообщим.

Варька бросила трубку и вздохнула:

– А Жанны все дома нет... Я уже начинаю тревожиться.

– Даже ее муж не тревожится... – нехотя отозвалась Аллочка – она выводила стрелку над глазом. – Вот чует мое сердце: этот Назаров все о жене прознал и выставил ее за дверь! А теперь еще и удивляется – куда это пропала его благоверная? Гутя, а у моего нового жениха фамилия не Револьверов?

– Да хоть Автомат-Калашников! Лишь бы за себя взял, – фыркнула Гутя и позвала всех в кухню. – Завтракать! А то пока еще до дачи доберемся...

Жених Аллочке не подошел, это стало понятно стразу же. Во-первых, мужчина уже изрядно пожил, ему явно перевалило за шестьдесят. Во-вторых, воспитание бомжа явно хромало – он беспрестанно сыпал нецензурщиной, и при взгляде на Аллочку его матюки становились еще заковыристее, в-третьих, он невыносимо смердел, и именно последнее решило все. Жениха повышенной вонючести семейство Неверовых просто не вынесло бы.

С помощью уговоров, угроз и упоминаний о милиции мужчину удалось выдворить с дачной площади, а потом все семейство до самого вечера эту площадь отмывало. Зато, уезжая, Фома крест-накрест заколотил двери, и появилась надежда, что больше в их домик нога ни одного постороннего человека не войдет.

Измотанные, голодные, Неверовы прибыли домой, и сил хватило только на то, чтобы сварить пельменей. Пока домочадцы ели, Гутя подошла к телефону и набрала номер:

– Наташенька, голубчик, я не могла к тебе прийти пораньше, а сейчас... уже неудобно, я понимаю, опять двенадцать часов... ах, нет? Просто у тебя в гостях Шурик? Ну что ж, я за тебя рада. А завтра у тебя никого не будет? Точно? Ну конечно, я приду не слишком рано, ты успеешь подняться...

На следующий день господа Неверовы поступили некрасиво – попросту отключили телефон, чтобы хоть в воскресенье выспаться вволю. И все же поспать в полную силу им не дали – уже в десять часов в дверь раздался требовательный звонок.

«Неужели некому открыть? В кои-то веки хотелось отоспаться...» – думал каждый и при этом храпел еще старательнее.

Когда в дверь забарабанили кулаками, храп в квартире Неверовых достиг своего пика – Аллочка даже повизгивала на поросячий манер, так крепко она «спала».

– Ну что, открыть совсем некому, да? – первым не выдержал Фома.

– А нам теперь уже страшно, ты мужчина, тебе и открывать, – раздалось из разных комнат.

Фома открыл дверь и попятился. На пороге стоял сурового вида парень, едва достающий врачу до плеча.

– Что это вы так долго не открывали? – подозрительно прищурился он.

– А мы никого не ждем, и нечего к нам ломиться! – рявкнул Фома. – У нас выходной! А кто вы такой, любезный наглец?

– Оперуполномоченный Редько Иван Дмитриевич, – строго представился парень и, вытянув тонкую шейку, заглянул в гостиную. – Пройти можно?

– Да уж проходите... – пригласил его Фома и зычно гаркнул: – Бабы! Подъем! К вам Иван-Царевич, надо думать, за опытом!

– Не Царевич, а Дмитриевич, – терпеливо поправил его оперуполномоченный.

– Хрен редьки не слаще, – махнул рукой Фома.

– И не Редькин я, а Редько, – внес уточнение Иван Дмитриевич и пытливо уставился на Фому. – И еще интересуюсь – отчего это столько веселья в десять-то утра? Мне вот, например, совсем не весело! Сейчас и вам грустно станет.

– Нам уже вчера так было, – осторожно предупредила Аллочка, выглядывая из свой комнаты. – Гутя пообещала мне жениха, а сама бомжа подсунула. Нет, она-то, может, и повеселилась, а вот я...

Из своей комнаты вышла Гутя в шелковом халате, и Аллочка задохнулась. Она уже давно утянула у сестры эту прелесть и даже (и справедливо!) считала халат своим, а Гутя увидела молодого парня и выпендрилась!

– Гутя! – заморгала Аллочка обоими глазами. – Ты, это... давай, переоденься... Иди, говорю, сюда! Халат, говорю, сними! Чего напялила-то?! Прямо ничего не понимает – у нее сестра заневестилась, а она! Отдавай, говорю, халат!

Серьезный Редько решил прервать сестер:

– Я бы попросил всех собраться в этой комнате, мне...

– Простите, пожалуйста, – все так же, высунув только голову из-за двери, перебила его Аллочка. – Я только два слова скажу... Гутя! Черт возьми! Тебе надо срочно бежать к твоей клиентке Бубновой! Ты еще вчера хотела, а сегодня напялила халат и ходишь тут, неизвестно о чем думаешь! Халат отдай!.. Простите, Иван Иваныч, а можно, я чуть позже выйду?

– Не можно, – все больше сердился гость. – Потому что я и не Иван Иванович, а Дмитриевич, а потом... У меня к вам серьезное... страшное сообщение, и надо, чтобы вы были все здесь!

После такого заявления Гутя замерла на месте, Фома прекратил улыбаться, Варька пулей выскочила из своей комнаты, а Аллочка растерянно вышла из-за дверей прямо в сорочке.

– У нас умер папа? – немедленно предположила она. – Не вынес бурной городской жизни и скончался, да?

– Нет! – уже кричал Редько. – С папой все в порядке! Я не знаю, что там с вашим папой! А вот Мария Кирилловна Назарова скончалась вчера в двенадцать ночи!

– И что? Старушка передала нам большое наследство? – Аллочка до конца не поняла, о ком идет речь. – Мы-то тут при чем, не понимаю...

Оперуполномоченный вытер пот со лба, сосчитал мысленно до десяти и постарался спокойно объяснить:

– Во-первых, это никакая не старушка, девочке три года, а...

– Машенька!!! – воскликнули Неверовы в один голос.

– Мария Кирилловна, – подтвердил Редько.

– Но как же?! Ей же всего три года на днях исполнилось! – не могла поверить Гутя. – Что с ребенком стряслось?!

– Передозировка снотворным препаратом, – отчеканил оперуполномоченный, но, видя, что до людей не доходит, пояснил: – Девочку отравили большой дозой снотворного. Но это только первые предположения. Эксперты еще работают, на месте преступления наши люди всю ночь трудились... Господин Назаров перед больницей сказал, что вы вели дело его старшей дочери, мне хотелось бы узнать – что значит «вели», что нашли, и по какому праву?

Из всех Неверовых детективом считалась Аллочка, но никакой лицензии у нее не имелось, поэтому пришлось выворачиваться.

– Мы, собственно, и не вели никакого дела, – взялся объяснять Фома. – Мы просто оказывали нашим органам посильную помощь. И с радостью готовы поделиться с вами...

– А где теперь сам Назаров? – влезла в разговор Варька.

– Он в больнице, его еще вчера отвезли, – скупо ответил Редько. – Инфаркт. После такого известия.

– А Жанна нашлась?

– Я не должен вам отвечать, – набычился Иван Дмитриевич.

Гутя уже знала, что надо делать в таких случаях – она незаметно увильнула в кухню, и вскоре оттуда донесся ее призывный возглас:

– Завтрака-а-а-ать! Прошу за сто-о-о-ол!

– Да вы что – издеваетесь, что ли? – оторопел Иван Дмитриевич. – Какой стол, когда я на службе?!

– Иван Дмитриевич, – нежно проворковала Варька. – Вы же нас не подозреваете, правда? Тогда почему бы нам не посидеть за одним столом, не выпить чаю – чаю! И ни капли спиртного! Боже избавь! А уж там, за мамиными варениками, нам будет говорить куда удобнее, тем более что и разговор предстоит долгий, ну? Вы что – не изучали психологию?

Парень насупился, прилежно вспоминая, что в таких случаях эта наука рекомендует.

– Кстати, на голодный желудок совершенно не наступает взаимное понимание, – поддержал жену Фома. – Пойдемте, позавтракаем, а то мы голодные.

– И понимание все никак наступить не может, – буркнула Аллочка. – А я вот, когда фильмы про милицию смотрю, так они там все такие душевные и от завтраков никогда не отказываются.

За столом Редько вел себя уже иначе: то ли курс психологии припомнил, то ли и впрямь – пришел голодный, а может быть, грозно говорить ему мешали вареники во рту. Неизвестно. Но после вареников со сметаной он стал намного откровеннее.

– Короче, как нам успел Назаров сообщить, он вчера задержался на работе, – рассказывал парень, работая вилкой. – Ребенок был с няней, мать еще до этого куда-то пропала. Назаров вернулся поздно, подошел к кровати девочки – как он объясняет, хотел поцеловать крошку. Поцеловал, а девочка – мертвая. И няня тут же спит. Конечно, Назаров в милицию позвонил, дождался, а потом уже мы ему сами «Скорую» вызывали.

– А кто еще дома был?

– Да никого! – выпучил глаза Иван Дмитриевич. – Прислугу отпустили. Повариха уходит в шесть. Горничная у них вообще дома не ночует... то есть... ну, она у себя живет, к ним только утром приходит. Ясно, что она спала в своей квартире и ничего не слышала, а охрана никого постороннего не видела... Там еще работник есть, у него и вовсе своя будка. А больше – никого. Все.

– Странно... – пробормотала Варька. – Значит, кто-то из своих? А сам Назаров точно на работе был?

– Ну, вообще-то, мы проверяем, не все же сразу за одну-то ночь! Но он говорил, что они с друзьями были в ресторане – их пригласили партнеры, нельзя было отказаться, и его видели все коллеги.

– И Жанна так и не появилась? – еще раз спросила Аллочка.

– Если вы о жене Назарова, то ее нет.

– А, простите, Назаров сейчас где лечится? – спросил Фома.

– В Свердловской, – ответил Редько и грустно подцепил вилкой последний вареник.

– А сейчас кто в доме Назаровых? – поинтересовалась Гутя.

– Сейчас там милиции полно, – вздохнул Иван Дмитриевич. – Допрашивают прислугу, соседей... А из хозяев только шофер, Степан Мальков. Хотя какой он хозяин...

За столом повисло молчание. В сущности, Неверовы уже готовы были к бою, но не выставлять же гостя голодным.

– А теперь расскажите вы, – вытер губы салфеткой Редько и достал бумаги и ручку.

Неверовы поведали парню честно обо всем, что им удалось разведать. Тем более что и рассказывать-то особенно было нечего. Ни одной версии. Правда, их очень волновала Жанна, но она как-то не подходила на роль убийцы Виолетты, а уж тем более – собственной дочери. И потом, ее появление в собственном доме никак не осталось бы незамеченным. Правда, если как следует постараться...

Провожали Редько всей семьей.

– Вы не теряйтесь, – зазывно растягивала губы в улыбке Аллочка.

– Если что, непременно звоните, я вам свой телефон оставил, – напоминал Редько.

– Обязательно, – кивала Гутя. – Но уж и вы того... не забывайте о новостях, а мы уж помогать обязуемся...

Едва за гостем закрылась дверь, как Неверовы принялись делиться соображениями.

– Сидеть сиднем больше нельзя! Надо искать. Бороться! Поймать преступника! – говорила исключительно лозунгами Аллочка. – А то он перебьет всех Назаровых, а потом за нас примется.

– Не дури, – остудила тетушкин пыл Варька. – Мы-то при чем?

– А кто их, маньяков, знает... – осторожничала Аллочка, напяливая выходную кофту.

Фома уже стоял в дверях.

– Я в Свердловскую, надо с Назаровым переговорить, из первых уст узнать, вдруг какое словечко промелькнет.

– И кто тебя пустит? Он же с инфарктом! К нему не пройдешь, – напомнила теща.

– Я пройду, у меня там знакомые, и говорить буду осторожненько, я же врач.

– Я с тобой! – подскочила Варька.

– Ну зачем мы всей бригадой-то... – закатил глаза Фома и поспешно выскочил за двери.

Варька закрыла за мужем дверь, наморщила лоб и прислонилась спиной к стене.

– А я тогда... к Вере.

– Знаешь, а я сразу подумала – тебе надо к Вере, – поддержала племянницу Аллочка. – Ты же психолог, ее надо разговорить, ты сумеешь.

– Да, а ты дуй к Назаровым, – скомандовала Гутя. – Должен же у них кто-то остаться? Не кривись, я знаю – тяжело, но... Сейчас хоть родственников нет, с прислугой поговоришь. Кстати, не забудь в тайничок Веты заглянуть, о котором Макс рассказывал, вдруг он что-то там не доглядел, хотя... Собирайся давай.

Отправляться к Назаровым Аллочке совсем не хотелось – так страшно было идти туда, где только что погибли совсем здоровые, красивые девчонки...

– А сама почему не идешь к Назаровым?

– Мне к Наталье надо, – вздохнула Гутя. – Сколько раз я ей ни звонила, что-то никак не могу добраться. И ведь она ни разу меня к себе не звала, а раньше-то – как зазывала, как зазывала... неспроста это, точно вам говорю.

– Конечно, неспроста, – согласилась Аллочка. – Раньше она по твоим каталогам жениха искала, вот и зазывала. Все думала: вдруг ты ей по знакомству миллионера – раз! И сосватаешь. А ты! Я вот сколько уже прошу – ну найди мне хоть старичка какого богатенького! А ты... А давайте так – ты, Гутя, иди к своей Наталье одна, потому что ничего опасного там не предвидится, а мы пойдем с Варькой вместе – сначала к Назаровым, там психолог ох до чего пригодится, а потом и к Веткиной маме, потому что там как раз понадобятся тонкий жизненный подход и грубая женская сила. И как только ты не боишься отпускать Варьку одну?

Здесь с ней трудно было не согласиться, и Аллочка продолжала:

– А ты у своей Наташки спроси – ты ей стольких мужиков сватала, куда она их всех девает? Нет, ну просто интересно же! Теперь ты только на нее работать станешь? У тебя, чтоб ты знала, еще красавица-сестрица в девицах задержалась...

Аллочку уже никто не слушал – женщины одевались, подкрашивали глаза, губы, укладывали щеткой волосы, то есть готовились к сражению.

Глава 5

Преступник, открой личико!

Аллочка с Варькой добрались до Назаровых быстро – туда их подвез Фома, а обратно – Аллочка свято в это верила – доставит Степан. В общем-то, из-за Степана она и отправилась сегодня к Назаровым, а так бы напросилась к Бубновой: у Натальи всегда бурно, весело и обязательно встретится какой-нибудь приятный мужичок. Но Степан перевесил. Каково же было ее огорчение, когда в большом доме оказалась только молоденькая горничная, которая тут же унеслась платить за коммунальные услуги, и старая повариха. Правда, потом наведалась матушка Кирилла Андреевича – Белла Владимировна, что было и вовсе некстати.

Только-только Петровна усадила Аллочку с Варькой за стол, только поставила перед ними целое блюдо с пышными пирогами и проворчала:

– А съешьте хоть все, теперь-то кому угощаться... – как эта Белла и приковыляла.

Она ввалилась в кухню – большая, рыхлая и постаревшая за один день.

– Госсыди... – с порога начала пожилая женщина. – И как вам только кусок в глотку лезет?

У Аллочки сразу же этот кусок поперек горла и встал. Зато сама старушка проговорила:

– Петровна, налей мне коньячку, милая, может, сердце-то и отпустит... А вы, Аллочка, отчего не дома? Навестить пришли? Варенька, и вы к нам? А у нас, видите, какое горе... Госсыди, и у какого идола рука на девчушку поднялась?.. Петровна, не знаешь, Кирюша подал объявление на телевидение? Я хотела предложить полмиллиона вознаграждения. Если кто что видел, заметил...

Повариха пожала плечами. Перед ней Кирилл Андреевич не любил отчитываться. Да и не делал этого сроду.

– Аллочка, вы же детективами баловались, Кирюша говорил... – тяжело вздыхала Белла Владимировна. – Посоветуйте кого знающего. Эдак нас всех перебьют...

Аллочка скрипнула зубами – кого ей еще советовать, если она сама уже и расследует это убийство?

– Да, такое горе... – тонко подошла к делу Варька. – Вы вчера об этом узнали или сегодня?

– Да сегодня, утром, – всхлипнула Белла Владимировна. – Может, Кирюша и вчера звонил, так мы с Александром Николаевичем, с супругом моим, в театре были. Там костюмированное представление давали... Да вы кушайте, Аллочка, кушайте... Госсыди, ну о чем я говорю! Машеньку, внученьку мою...

И она заплакала – некрасиво, по-старушачьи морща лицо... Аллочка вдруг увидела, что это никакая не вредина, а самая обыкновенная любящая бабушка. И у нее теперь самое страшное горе, потому как нет ничего ужаснее, чем пережить собственных внуков. Варька тоже уткнула глаза в чашку.

– Может быть, Кирюша и вчера звонил, – уже тихонько всхлипывала бабуля. – Да только мы в театре всегда телефоны эти сотовые отключаем. Там даже специально об этом просят... А мы-то не ждем, а сами...

Аллочка повернулась к Петровне.

– А вы вчера во сколько ушли?

– Дык... во сколь ушла?.. – ответственно вытаращилась повариха. – У меня рабочий день до шести прописан, вот я и... в половине шестого... уже дома была. А потому что вчера Кирилл-то Андреич пришел, все покушал да и спровадил меня. Грит, ежели чего, я и сам погрею, в волновке-то этой.

– А кто оставался?

– Никого, – проговорила повариха. – Нет, няня Валя оставалась. Токо... токо ее сейчас нету, ее сразу милиция с собой взяла.

И вдруг у поварихи округлились глаза:

– А ведь вчера эта... Верка прибегала! Точно! Пьяная была, говорила, что хозяину отомстит! Точно!

– Это Вера Григорьевна, – пояснила Белла Владимировна. – Ну сколько ж она будет Кирюше нервы мотать?

– А она никуда не проходила? – насторожилась Варька. – Что, постояла на пороге и ушла?

– Нет, она не просто так постояла, – проговорила бабушка. – Она же орала, прямо бизоном орала. Материлась еще... Только не верится, что это она была...

Тут раздалось пиликанье, старушка схватила трубку и закивала головой:

– Хорошо, сейчас... еду... – спрятав маленький телефончик в карман широкой юбки, она виновато пояснила: – Мне в больницу, к Кирюше ехать надо, так ты уж, Петровна, собери ему что-нибудь, вдруг поесть разрешат...

Петровна засуетилась по кухне, и Варька с Аллочкой поднялись.

– Спасибо за пироги... поедем мы.

– Погодите, я вас хоть до города довезу, – пригласила Белла Владимировна.

Женщинам ничего не оставалось, как согласиться. Ничего, кроме того, что прибегала Верка, они так и не узнали. Да разве что из обоймы подозреваемых выпала Белла Владимировна – вчера в театре и в самом деле показывали костюмированное шоу. И к тайнику подобраться не удалось – куда тут сунешься, если за тобой зорким оком следит повариха! Теперь им лежала прямая дорога к Вере Григорьевне.

Однокурсник Фомы работал в Свердловской больнице, поэтому навестить Назарова ему удалось.

– Ты не слишком... того, а то он ласты склеит, – предупредил Фому трепетный врач и напомнил: – Только три минуты... Халат-то накинь!

– Слышишь, Лева, пойдем со мной, – позвал Фома, – так спокойнее будет.

– Точно, – кивнул врач. – И мне тоже, а то кто тебя знает...

Назаров узнал Фому сразу и грустно улыбнулся.

– Хорошо... – с придыханием проговорил Кирилл Андреевич. – Хорошо, что это вы.

– Я все понимаю, вам нельзя много разговаривать, – с сожалением развел руками Фома, – но... Кратенько: кто был в доме до вашего ухода?

Назаров набрал побольше воздуха в грудь и охотно проговорил:

– Я сам знаю... я хотел вам сказать... ко мне приходила Вера Гри...

– ...Григорьевна, я понял, мать Виолетты, так, да?

Назаров мотнул головой, потом снова собрался с силами и продолжил:

– Скандал устроила... такой скандал: якобы я должен ей какие-то деньги... она стала кидаться! Требовать! Говорила, что отмстит мне за Вету... А потом прямо при ней Машка выскочила... Она на нее как-то странно посмотрела, Вера... И еще... Жанна... она... могла...

– Все! Хорош! Ну, блин, поговорили... – резко прервал его Лева и взволнованно заколдовал возле аппаратов. – Фом, ты сам выбирайся, а я пока...

Фома поспешно вышел. Из этих нескольких слов он узнал не так уж мало. К тому же... к тому же надо было срочно сказать своим, чтобы они без него к этой Вере Григорьевне даже и не совались. Женщина становилась опасной. А еще Жанна... Что там она могла? Убить? Сбежать?

Фома разумно рассудил, что с Верой Григорьевной он может и не успеть, потому стал вызванивать жену по сотовому телефону. Варькин телефон был отключен. Волнение нарастало. Варя отключала телефон в двух случаях – либо когда вела прием пациентов, а это сейчас отпадало. Либо когда... когда отправлялась к свидетелю. Фома принялся лихорадочно вызванивать Гутю. У той просто никто не поднимал трубку. Здесь все ясно – теща никак не могла привыкнуть к благам цивилизации и постоянно забывала телефон дома. Оставалась Аллочка. Но и с ней не удалось соединиться.

– Чья-то умная голова сидела, корчилась в муках, чтобы родить этот самый телефон, потом кто-то его собирал, кому-то даже премию, может быть, дали, и зачем?! Зачем, если такие безмозглые о́соби каждый раз его отключают! – ворчал Фома, нажимая на педаль газа.

Он уже знал наверняка – кто-то из его родни отправился к матери убитой девочки.

Варька помнила дом, о котором говорил им Фома, но не знала квартиры. Аллочка же и вовсе ничего не помнила. Надо было спрашивать у соседей.

– Вот почему ты не спросила ее адрес, когда она к нам приходила? – ворчала на Варьку тетка. – Все приходится самой... Здравствуйте, вы не подскажете, в какой квартире живет Вера Назарова?

Дверь открыла суровая на вид женщина, и подсказывать она ничего не собиралась:

– А не пошли бы вы ко всем чертям, пропойцы! – гневно глянула она на Аллочку и захлопнула дверь. И уже оттуда донеслись ее негодующие крики: – Старухи совсем наглость потеряли! Сами спиваются и еще молоденьких девок за собой тянут!

Аллочка поджала губки и успокоила племянницу:

– Ладно, Варька, и вовсе ты молоденьких девок не спаиваешь, не переживай. Давай еще раз попробуем.

В следующей квартире им ничего не ответили. Седой мужчина в трусах просто пожал плечами и закрыл дверь.

– Мне кажется, он пошел одеваться, – предположила Аллочка.

Они прождали минут пятнадцать – мужчина и не думал открывать.

– Вот паразит, из-за него столько времени угробили, – разобиделась Варька. – Ладно, пойдем в другой подъезд.

– Пойдем, я теперь с ними по-другому поговорю!

И тут им повезло. Не успели они зайти в подъезд, как их чуть не сбил с ног некий дрожащий субъект с большим черным пакетом. Оттуда слышался хрустальный перезвон пустых бутылок.

– От блин! Чё кидаетесь?! – набросился на женщин субъект, сунул нос в пакет и стал нежно щупать – все ли бутылки в сохранности. – Чуть из-за вас получку не потерял...

– Скажите, а где живет Вера Назарова? – ласково спросила его Варька. – Я вам десять рублей дам.

– Пятьдесят, – немедленно внес коррективы дрожащий мужчина и собрал брови шалашиком. – Значит, найти ее не трудно. От так от идете, идете и заходите в первый подъезд. А там... деньги-то давайте!

– Никуда они не денутся, – рыкнула на него Аллочка. – Квартиру назовите!

– Ага, значит, а в том первом подъезде... черт, я так и не помню... – озаботился мужчина и вдруг просветлел. – А вы давайте-ка мне деньги, я вас провожу!

Пришлось дать. Провожатый изрядно повеселел и подбежал к подъезду чуть ли не вприпрыжку.

– А вы чё к ней, на праздник, что ль? Я смотрю, Верка уж который день пьет, знать, празднует чего. И вы к ней, да? А интересный мужчина вам не требуется?

Аллочка тяжко вздохнула:

– Кому ж не требуется интересный мужчина? Да только где их взять, мужчин-то?

Гражданин с пакетом даже остановился:

– Ох, и ни хрена себе! А я ж тут для чего нахожуся? Токо чтоб интерес возбудить!

Аллочка еще раз вздохнула, теперь уж совсем горько:

– А вы если что и можете возбудить, так только болезни. Говорите, в какую квартиру стучать!

Дверь, на которую указал мужчина, оказалась весьма затрапезного вида – с облупившейся краской и вывалившимся глазком. Никакого подобия звонка не наблюдалось. Варя осторожно постучала, открывать никто не торопился. Она попробовала еще раз. За дверью вроде даже послышались шаги, но через минуту все стихло.

– Да чё вы, как кошки, скребетесь? – возмутился провожатый. – Вы что – воровать идете или честно, открыто пьянствовать? Надо вот как!

И он с силой забарабанил кулаком. От его напора дверь скрипнула и отворилась сама собой.

– Ну вот, теперь проходите, – пригласил мужчина и шагнул первым.

В ту же минуту из-за двери на него накинулось что-то большое и темное. Гостеприимный провожатый от неожиданности рухнул на пол, разбросав по маленькой прихожей содержимое большого пакета, и бутылки с веселым звоном раскатились по всему полу. Варька спряталась за дверью и выглядывала оттуда с опаской. А Аллочка так и стояла посреди дверного проема с растопыренными руками.

– А-а-а! Мать твою! – взревел бедолага. – Верка, холера! Чё кидаешься, ровно кобель какой? Собирай теперь тару! Всю получку растерял!

– А-ха-ха-ха! – гоготала над ним Вера, радуясь своей шутке.

– Фу ты, – вышла из-за двери Варя. – Вера Григорьевна, это вы так на мужчин набрасываетесь?

– Госсыди, не дай бог так оголодать... держите же себя в руках! – пробубнила Аллочка, поправляя шапочку.

– А ха-ха-ха! – никак не могла успокоиться та. И гости отчетливо увидели, что хозяюшка пьяна в стельку.

– Да вы проходите, – с пола приглашал мужичок. – Не бойтеся ее, это ж она шутит так, веселится. У ей больше другого-то веселья и нету. Проходите! Верка, чертовка! Щас гости уйдут, а хотели выпить!

– А давайте мы завтра придем, – пожала плечами Варька. – Как с ней говорить-то?

– А она и завтра такая же будет, – пообещал мужичок, бережно собирая бутылки. – Она, почитай, кажный день празднует. А чё вам не подходит-то? Сейчас я за бутылочкой сбегаю, вы пожрать сгоношите, сиди да разговаривай! Верка! Приглашай гостей, сейчас похмеляться будем! Иди давай, приведи себя в красивый вид, а то барышни пугаются.

Верка никуда идти не торопилась: она поплевала на руки, пригладила торчащие волосы и невнятно спросила:

– А чё? Точно похмеляться будем? У меня пожрать-то все есть, токо вот выпить...

Тетка с племянницей о чем-то пошушукались и решили, что, пока Варя бегает в магазин – а она прямо сейчас и помчится, – Аллочка хоть немного приберет в кухне – надо же где-то усесться.

Едва лишь Варька вышла за двери, как Алла Власовна развернула бурную деятельность:

– А ну, алкоголики, пьяницы и тунеядцы! Схватили ведро и тряпку, вспомнили, как этим пользуются, и быстренько-быстренько навели чистоту! Кто больше постарается, тому нальем первому!

Мужичок и Вера Григорьевна капризничать не стали – принялись старательно убираться. К чести Веры Григорьевны, в комнате и в кухне был вовсе не такой бардак, какой ожидала увидеть Аллочка. Маленькая комнатка содержалась в чистоте, и потребовался сравнительно небольшой отрезок времени, чтобы привести дом в порядок. Правда, в чистой комнате витал стойкий дух перегара, но тут уж подключилась Аллочка. Схватив газету, она аккуратно свернула ее трубочкой и подожгла. Через пять минут воняло дымом, зато перегар испарился.

– Теперь окно откройте, – скомандовала Аллочка. – А то дышать нечем. Вера, ты говорила, у тебя полный холодильник, давай-ка, доставай угощение, а то сейчас Варька придет, надо будет вас кормить-поить...

Верка охотно распахнула холодильник. Из богатого угощения в наличии имелась только трехлитровая банка огурцов, покрытых плесенью, горчица в скрюченном тюбике, непонятно как уцелевшее яйцо, пачка дешевой китайской лапши и, как венец утонченного вкуса, – засохшая корка лимона.

– М-да... – скривилась Аллочка. – Подарочный набор «Отрави себя сам»! А картошка у вас есть?

– У меня! У меня есть картошка! – вскинулся мужичок. – Я всегда у Сан Саныча прошу, он не жалеет. Я щас сбегаю!

Он прилетел с картошкой через минуту:

– Вот, – протянул добытчик пакетик. – Говорит: «На, и чтоб духу тут твоего вонючего не было!» Такой душевный человек, надо ему свечку поставить.

Вера проявила себя радушной хозяйкой и кинулась чистить картошку, а мужичок, которого, как выяснилось, звали Потапычем, прилежно уселся к окну, ожидать Варьку. Та пришла, когда картошка уже шипела на сковороде.

– Вот, на всякий случай купила... – выставила на стол полный пакет девушка. – Думаю, вдруг чего-то не хватит.

Аллочка только улыбнулась – в племяннице уже проглядывался опыт зрелой сыщицы. Лучше всего люди раскрываются, когда ты раскрываешь кошелек.

– Ну? – потер руки Потапыч. – По маленькой?

– Нет, сначала мы с Верой поговорим, – категорично заявила Аллочка.

– А чё это? – возмутилась хозяйка. – А я тогда вообще говорить ничего не буду!

– А мы тогда вообще ничего никому не нальем! – рассердилась Аллочка. – Я ей тут такой порядок навела, наготовила всего, бутылку поставила, а она еще губы надувает пузырями!

– Придется рассказать, – вздохнула Варька. – К вам скоро милиция может нагрянуть, вы уж, так сказать, потренируйтесь на нас. Чтобы рассказ получился не сбивчивым.

При упоминании о милиции Потапыч нервно задергал кадыком, принялся жалостливо поглядывать то на двери, то на бутылку, и вообще, предательски демонстрировал, что он в этой компании – человек случайный. Ему бы только остограммиться... Предупредительная Варька бутылку держала в руках, поэтому проявить самостоятельность не было ну просто никакой возможности.

– Верка! Давай! Отвечай, быстро! Пока менты понаедут, еще успеем распить! – прикрикнул он на соседку.

Та только растерянно пожала плечами:

– А чё это ко мне менты?

– Вы вчера у Назарова были? – спросила Аллочка.

– Не было меня... – вытаращилась на нее Вера Григорьевна. – Вот вам крест во все пузо – не ходила! Я к нему... Потапыч, я когда к нему ходила?

Тот и рад был помочь, но честно – не знал. Он беспомощно ловил взгляды важных барышень, но ничего высмотреть не мог, а бутылка так манила!

– Вспоминай, ядрена вишенка! – вызверился он на соседку. – Вчера ко́го хрена делала у этого Назарова?!

– Так ко́го делала... нико́го! Так просто, пришла, чтобы Кирюхе этому в шары плюнуть! – неожиданно вспомнила Вера. – Он, боров жирный, сейчас жрет всласть, спит мяконько, а моя доченька... – тут ее лицо перекривилось, и из выцветших глаз полились слезы. – Сейчас уже холодно, земля сырая, как она там лежит... одна...

Варька открыла бутылку и плеснула Вере в рюмку. Та выпила, не закусывая. Потапыч тоже сильно закручинился и молча протянул Варьке свою стопку.

– Вы видели вчера младшую дочку Назарова – Машу? – снова спросила Алла Власовна.

После выпитой рюмки Вера не захмелела, напротив: она, похоже, могла отвечать более четко и разумно.

– Машу? Да я и не помню... это маленькая такая, да?.. кажется, выбегал какой-то ребенок, только не помню – девочка или мальчик... наверное, это Маша и была, потому что Назарова она папой звала.

– А... – Аллочка никак не могла задать этот вопрос. – А как вы относитесь к этой девочке?

Вера вздохнула и грустно уставилась в окно.

– А как мне к ней относиться? Живет себе девчушка, да и все. Это ж она моей Веточке сестрой приходилась, а мне-то – чужой ребенок. Я ее и не разглядела – я ж в первый раз у Назаровых-то была. Хорошо живет, богато... А Веточка моя...

– А о чем вы говорили? – спросила Варька.

– О чем? Я просила памятник Веточке сделать, из белого мрамора. Я ведь знаю – он только черный камень любит, а куда же девочке черный? Просила из белого... потом еще говорила, чтоб денег мне дал, хотела милостыню раздать, чтобы Веточку мою поминали... А он не дал. Да я и не очень-то просила, обматерила его и ушла.

– Посторонних у них не было?

– Да кто знает? – хмыкнула Вера. – Меня ж в хоромы эти не пускали. Я в дырку прошла, меня научила Веточка, еще когда живая была, все меня к себе звала. Да только чего ж я полезу? А тут – полезла. Но... как только меня Назаров-то узрел, орать начал: «Что вы всякую дрянь в дом пускаете?!» Народ прибежал. Тетки, бабки, да еще парни здоровенные – меня прямо в шею вытолкали. А я пришла потом и... того... напилась. Назло!

– И больше никуда не выходили? – пытливо прищурилась Аллочка.

– Знаете, мила моя, – вступился за соседку Потапыч. – Я к ей вчерась пришел, а она-а-а-а!.. Вот такое бревно лежит на диване и, почитай, дышит через раз! Ну и куда ей выходить? Дома она была, я свидетель! Да ить ежли б она вышла, вы б ее ж сегодня дома не отыскали, не-е-е-ет. Она б, пока не пропилась, дорогу до дома и не вспомнила б!

– А чё вы спрашиваете? – вдруг насторожилась Вера.

Варька не стала вилять:

– Вчера эта маленькая девочка, Маша, погибла. Ее кто-то отравил.

– Ох! – прикрыла рот ладошкой Вера. – Да неужели отравили?! Господи, а малышку-то за что?! Что она кому сделала?!

– Еще ничего не понятно, – поднялась Варька. – Выясняем... Пойдем мы, спасибо за хлеб-соль. Бутылку я оставляю, хотя... не хотелось бы, чтобы вы вот так, в запой... Вете это бы не понравилось.

Вера Григорьевна дернулась, словно от удара хлыстом, а потом еще долго смотрела, как Аллочка с Варькой спускаются по лестнице.

Гутя совсем иначе проводила время. Ей думалось, что она наконец-то расспросит у Натальи – что за человек эта Жанна, женщина подробно ей расскажет, они спокойненько посидят, побеседуют, Гутя все запишет... Да какая разница, что там Гутя себе надумала, вышло все равно совсем не так.

Еще с порога Гутиэра Власовна услышала в комнате голоса и сообразила – побеседовать в одиночестве не удастся. Во всяком случае, если хозяйка не догадается выставить посторонних из комнаты. Можно сказать сразу – у Натальи Бубновой даже мысли такой не мелькнуло. Напротив, зная, что к ней пожалует Гутя, она постаралась устроить вечеринку повеселее – даже подружек пригласила из клуба, чтобы Гутя не чувствовала себя лишней.

– О-о-о-о-! Гутиэра Власовна-а-а-а! – приветствовали дамы гостью, едва та вошла. – А вы нам новеньких женихов принесли?

– У вас еще старые не кончились, – растерялась Гутя. – Я, вообще-то, на минутку...

– А мы здесь все на минутку, – хихикнула Танечка, давняя клиентка Гутиного клуба знакомств. – Но Наташка так принимает! И не захочешь, а останешься. Гутиэра Власовна, хотите черную икру? Чтобы ложкой хлебать? Натка! Тащи икру, куда ты ее запрятала?

Наталья принципиально вопроса не расслышала, она уже несла курицу гриль и приговаривала:

– Гутиэра Власовна! Эта кура приготовлена по совершенно волшебному рецепту! Просто сказка какая-то.

– У избушки куриные ножки оторвала, вот честное слово. И еще хвастается, что сказка! – фыркнула Ленка, новенькая клубная дама.

Гутя уселась за стол и стала скромно накладывать в тарелку салат.

– Гутя! – обиделась Наташа. – Ну что ты себе этого сена наворотила? Пусть вон девчонки силосом питаются. А вы себе... курочку... вот вам кусочек... А потом в вашей анкете обязательно напишите, что я страшно люблю готовить, у меня это получается страшно вкусно, и я страшно люблю угощать мужчин!

– И вообще – Наташенька у нас женщина просто страшная! – не утерпела Ленка.

– Ира! Ну захлопни ты ей рот хлебушком! – взмолилась хозяйка.

В такой обстановке невозможно было перейти к серьезным вопросам.

– Ой! А мне в анкету напишите, – вскочила третья гостья, Ирочка. – Мне напишите, что мне срочно, просто срочно требуется муж! Пусть старый, глухой, немощный, глухонемой, но лишь бы крупный бизнесмен. Можно какого-нибудь бесхозного олигарха. Только быстро! А то у меня временная прописка кончается.

Дамы чокнулись фужерами, похохотали, а потом пустились в рассуждения.

– Нет, а я вот за богатством совершенно не гонюсь!.. Гутя, вы в анкете это тоже пометьте, – попросила Наташа. – Ну что в этих хоромах каменных? Денег туча эта? Что хорошего? Ни тебе веселого задушевного разговора, ни тебе любви, ни ласки-нежности!

– Ну, отчего же, – умно вклинилась Гутя. – Вот Жанна же вышла замуж за состоятельного мужчину и не жалуется.

– А потому что я еще тогда вам говорила – надо было меня с этим Назаровым познакомить! – вскинулась Наталья, противница богатых супругов. – Я бы, между прочим, тоже не стала жаловаться! И на фига мне его ласки-нежности, если он мне деньги носить станет килограммами?

– Вот за что я люблю нашу Нату, так это за постоянство взглядов, – вздернула вилку Лена.

– Что она говорит, я не поняла? – обернулась к Гуте Наташа. – Она опять шутит, что ли? Или правда в любви мне признается?.. Ой, Гутенька, у нас в клубе так мало женихов стоящих, что мы и в самом деле скоро на женщин перекидываться станем.

Гутя пропустила замечание мимо ушей и спросила:

– Наташа, а ведь и правда, Жанна – твоя подруга, что же ты ее сегодня не пригласила?

Бубнова обиженно пожала плечами.

– Я ей звонила, но мне сказали, что ее нет. Врут, наверное, потому что Жанка и вовсе из дома никуда не выходит. Это все оттого, что она ко мне приходила в четверг, с дочкой своей, и мы заболтались, засиделись часов до одиннадцати, вот теперь ее и не отпускают никуда. Она мне сразу сказала, что ей попадет, потому что Машеньку надо в девять укладывать, а они все еще в гостях. Ну и... права оказалась. Вот вам, девочки, пример! Не ходите, девки, замуж!

Гутя насторожилась:

– Погоди-ка... когда, ты говоришь, она к тебе приходила? В четверг? А ты ничего не путаешь?

– Ой, ну что тут путать? Я по четвергам хожу на аквааэробику. А в тот день Жанка и пришла. Нет, я ее и раньше приглашала, но не думала, что она в четверг прибудет. Ну и... пришлось занятие пропустить. Я даже Светлане Дмитриевне звонила, это тренер наш, что-то наврала, сказала, что прийти никак не могу, потому что у меня...

– ...Диарея случилась, – подсказала Ленка.

– Ну да, что-то вроде, – мотнула головой Наталья. – Так что ничего я не путаю. Ой, девчонки! А какое ей пальто Назаров купи-и-и-ил! О-бал-деть! Вот все такое белое, сливочного оттенка, а здесь – коричневое, а здесь вот такое длинное, а тут...

– Не знаю... – лениво жевала Ирочка. – Видела я ее Назарова, ничего особенного. И вообще – я бы так не смогла.

– Ой, и как бы ты не смогла? – ехидно подколола ее Наталья. – Чем тебе не угодил этот импозантный мужчина?

– Да какой там импозантный! Фи! – скривилась Ирочка. – Видели бы вы эту импозантность в голом виде! Он к нам постоянно ходит, так я там его во всех видах насмотрелась.

– Дурочка! Тебе вообще на них смотреть не полагается, – хохотала Ленка. – Ты должна только тазики подносить!

Ира работала в сауне «Русалочка», считавшейся одним из самых солидных купальных заведений в городе. Ирина перевидала много влиятельных фигур в весьма пикантном виде и очень этим гордилась. Единственное, что ее печалило, так это то, что кончалась прописка, а продлевать ее ни одна «фигура» не соглашалась.

– Вот они все – такие замечательные мужья, отцы примерные, а копни чуть глубже! Между прочим, этот самый Назаров в последний раз у нас был, и что? Мужиков каких-то с собой натащил, плюхался, верещал, как дитя, а у его ребенка-то день рождения был! Дома небось гости сидели, папашу ждали, а Жанночка, наверное, говорила: «Давайте папу подождем, он у нас на работе. На совещании». А он... Все они такие.

Гутя вспомнила – так и было. Жанна просила подождать Назарова, потому что он работает, и только после того, как Назаров сам дал команду...

– И что? – загорелись глаза у Натальи. – Этот Назаров с девицей был?

– Откуда я знаю! – раздувалась от важности Ирина. – У нас же столько комнат. Уйди куда-нибудь, закройся, и никто не знает – где ты есть. Вроде ты здесь, а вроде и нет тебя.

– Надо обязательно Жанке рассказать, – прищурилась от удовольствия Наталья. – Она с него за девицу еще одно пальто вытрясет.

Ирочка наморщила лоб и вспомнила:

– Нет, в тот раз никаких девиц Назарову не хватило. Потому что они вызвали две штуки, а их было – четыре мужика. И двое из них – жуткие начальники. И Назаров благородно отдал девицу старшему по рангу. Точно, Назаров был один.

– А он никуда не отлучался? – не выдержала Гутя.

– Нет... или отлучался... – не могла припомнить Ирочка. – Точно не скажу, я же за ними каждую минуту не слежу. Я им принесла что-то и вышла. Ой, а что это мы все про Жанку да про ее Назарова! Я вам лучше о своем парне расскажу!

– Какой парень? Ты же член клуба! – напомнила ей Ленка.

– Ну и что? Мне от клуба муж нужен, а этот парень меня все замуж не зовет. Все ходит, смотрит, а замуж – никак. А без прописки он мне вообще по фигу! Я понимаю, что молодой, любит, но... – Ирочка вальяжно раскинулась на стуле, а поскольку стул к этой позе не располагал, получилось несколько вульгарно.

Ленка тут же опустила дамочку на место:

– Да какое там любит! Этим молодым от зрелых дам нужны только деньги. Любовь какая-то... Сейчас он с тобой, а через полчаса пожилую леди обслуживает. Фу, мерзость какая! Я б с таким никогда...

Подруги уже вовсю угощались вином. Потом начали угощаться коньяком, а следом соколом полетела водочка. Причем, чтобы десять раз не мыть посуду, пили все из тех же фужеров. И разговор их, ясное дело, становился все зажигательнее.

– Ой, я тебя умоля-я-яю! Она б никогда! – оттопырила губку Наталья. – А вот я, например, Ирочку очень даже понимаю. Потому что мой Шурик тоже – любит меня, а живет со старой грымзой. Просто ему нужны деньги и красота. А потому что он хочет студию, а у него денежек нет. И он приходит ко мне и страдает, приходит и страдает. А я ему чисто как любимая женщина, вот! Гутя, ну скажи же – страдает, да?

Гутя криво улыбнулась. Вот уж чего она не замечала в последние годы, так это мужских страданий по Наталье. Но попробуй, докажи.

– Вот! – обрадованно ткнула ей в лицо пальцем Наташа. – Видите – улыбается, знает!

– Ха! А Гуте откуда знать? Он что – при ней выл саратовские страдания? – не верила Ленка.

– Нет, он не выл, он вообще боится Гути, думает, что она сердитая, – объяснила Наташа. – Зато, сколько раз она ни звонила, я все никак не могла ее позвать, потому у меня Шурик был. Гутя звонит, а не зову, Гутя звонит, а я не зову! Но ничего. Вот скоро он переберется ко мне окончательно, тогда я такой фейерверк устрою! А вы все умрете. От зависти!

– Да я сейчас прямо и скончаюсь! – не верила Ленка. – От смеха! Он к ней переберется. Прыщавый подросток со взглядом мышиным! Чему тут завидовать?

– Сама ты мышь прыщавая! Скоро ему студию купят, и мы с ним будем кино снимать, со мной в главной роли. Обзавидуетесь тогда.

– Ой! Не могу! Платите деньги в кассу! Новый народный юмор! Натаха – Вупи Голдберг! – прыснула Ленка. – Да твой Шурик – просто альфонс. Причем не самого высокого полета. И с тобой он тоже только потому, что ждет, когда ты квартиру на него оформишь. А теперь на минуточку представь, что ему встретится сразу и молодая, и красивая! Такая, как я, а?

– Как ты-ы-ы?! – налетела на нее Наталья. – Да ты себя в зеркале видела? Ты же... ты же... ты ноги свои видела? Ир, нет, ты скажи! Она ж еще не видела своих ног! Это же не женская нога, а обезьянья лапа! И побрить ты их не можешь, потому что все сразу увидят, какие у тебя кривые ноги!

Ирочка хлопнула еще полфужера водочки и горделиво рявкнула:

– Ноги должны быть как у меня! Вот!

– Господи, да откуда у тебя ноги, – отмахнулась от нее Наталья, как от назойливой мухи.

Но Ирочка не сдавалась:

– От попы!

– А надо – от ушей! Вот, смотри, у меня какие! Вот... так! Руками не трогать!.. И вилкой тыкать не надо. Это же... это же орган!

Гутя не стала больше смотреть этот славный спектакль, и без того она узнала больше, чем рассчитывала.

– Наташа, я пойду, хорошо? Мне очень некогда, – тихонько предупредила она хозяйку.

Та уже не слишком интересовалась Гутей, гораздо важнее для нее было сейчас заткнуть за пояс противную Ленку.

– Ты, Гутя, иди. Только не забудь про анкету... Ленка! Лен! А смотри, у меня какая осиная талия! Шестьдесят сантиметров!

– Так это у тебя шея! А талии у тебя и вовсе нет! – кричала в ответ Ленка.

Гутя ехала домой, и в голове у нее все переворачивалось. Неужели то, что она узнала...

Дома уже метались по комнате Аллочка с Варькой, а Фома терпеливо чистил картошку.

– Ну где тебя носит? – накинулись на нее домочадцы. – Ждем ее, ждем... Иди скорее, у нас все готово, становись картошку жарить.

Когда картошка была готова, а к ней еще выставили селедочку и салатик, руки сами потянулись к бутылочке с водкой. Уже через минуту в центре стола стояла запотевшая бутылка забористого пития.

– Вот честно говорю: водка к такой закуске – классика, – вздохнула Гутя. – Но я сегодня уже столько этого алкоголя навидалась...

– А мы – не только алкоголя, но и алкоголиков, – поддакнула Варька. – И в самом деле, пить не тянет.

– А мне завтра на работу, я не буду, – качнул головой Фома.

– Вот идиотство, даже выпить не с кем... – вздохнула Аллочка и убрала бутылку обратно в холодильник.

– Я сегодня с Назаровым говорил, – первым начал Фома.

Дамы раскрыли рты, и вилки замерли в их руках.

– Да вы ешьте, ешьте. Там ничего такого...

Рассказ и впрямь ничего нового не принес. Зря только больного человека потревожили.

– А мы... мы с Верой разговаривали, – сообщила Аллочка.

– И что? – в один голос спросили Гутя с Фомой.

– Ничего. Не она это, – буркнула Варька. – Не могла она Машеньку отравить. По ней сразу видно – не могла. Ее и в дом-то не впустили.

– И потом, – рассуждала Аллочка. – Если бы она и вошла... Она же никогда там не бывала, а требовалось быстро сориентироваться – найти детскую, отравить Машеньку, а потом незаметно исчезнуть. Вера уже несколько дней пьет. Она бы не сделала все с такой точностью, обязательно бы засветилась.

Все молча пожевали, потом Варька поведала, как они бестолково лопали пироги у Назаровых. Дошла до мельчайших подробностей, да что там было рассказывать!

Фома отложил вилку в сторону и задумался.

– Что-то у нас такая каша получается... Столько времени прошло, а еще ни одного подозреваемого.

– Или наоборот – слишком много... – проговорила Гутя.

– А я не понимаю! Не понимаю – кому могли помешать девчонки?! – не выдержала Аллочка. – Это что же получается? Живет себе семья, живет, и все у них замечательно...

– Да, только не забудь, – напомнила Варька. – В этой замечательной семье Жанночка потихоньку гуляет от законного мужа. Падчерица узнает, собирает компромат и очень хочет...

– Стоп! А чего она хочет? – прервал ее Фома. – Она хочет припугнуть Жанну, чтобы это все прекратилось, или же она требует чего-то еще?

– Ой, Фома, ну что такое может требовать ребенок? – махнула на него рукой Гутя. – Лишнюю тряпку? Мотоцикл?

– А хотя бы и мотоцикл! – настаивал Фома. – Жанна не разрешала ей, а девочка им просто болела, нам же говорили.

– Ну и что? – обернулась к мужу Варька. – Ты хочешь сказать, что из-за этого Жанна убила Ветку? Да она бы просто купила ей этот мотоцикл – на, катайся, бейся. И все!

Чем больше Варька убеждала Фому, тем старательнее он пытался доказать ей обратное.

– А если, к примеру, Вета просила что-то другое? – не уступал он. – Ну, захотелось, например, девчонке, чтобы с ней жила ее родная мать, а Жанна ушла бы?

– Ерунда, – покачала головой Варька. – Ты не видел Веру Григорьевну в быту – пьет, зараза! Девочка это видела, к тому же она прекрасно знала, что Вера ее просто бросила.

– И к Жанне она относилась неплохо, – поддержала Варьку Аллочка. – Ну, что ты фыркаешь? Даже несмотря на то, что та изменяла ее отцу, Виолетта воспринимала Жанну нормально! Я же видела, как они общались. Может быть, забывалась иногда, девчонка ведь... А может, надеялась, что та одумается... Да видела я все! И в магазине, и вообще. И Жанна тоже... Она с Веткой таскалась везде, вещи ей выбирала, всерьез переживала из-за плохих компаний...

Гутя сжала виски.

– Все мысли разбегаются. Аллочка, беги, неси тетрадку, что ты там успела написать? Надо все вспомнить.

Аллочка быстро слетала к себе в комнату и вернулась с тетрадью. Она развернула девственно-чистый лист и приготовила ручку:

– Что писать? Только сразу предупреждаю: я пишу с ошибками.

– А у тебя ничего еще не записано? – нехорошо удивилась сестра.

– Мне ничего не надо фиксировать, у меня все в голове, – гордо заявила Аллочка, не выпуская ручку.

– Ладно, будем думать устно... – проговорила Гутя и вдруг спросила: – А почему мы решили, что убить обязательно должна была Жанна? Между прочим, ее никто так до сих пор и не нашел. Или она уже объявилась?

– Нет, мы только что звонили, спрашивали.

– Ну, вот видите! Тут пора на ее поиски кидаться... что-то я слишком сомневаюсь, что мы отыщем ее... живой.

За столом все примолкли.

– И кто ее?.. – уставились на Гутю три пары глаз. – Муж? Любовник? Грабитель? Кто?

– Н-не знаю... честное слово, не знаю... – покачала головой Гутя. – Но... из подозреваемых ее нужно убрать.

– И Веру тоже, – торопливо добавила Варька.

– Ну да, и Веру уберем.

– И Кирилла Андреевича, – подсказал Фома.

– Почему это? – уперлась в него взглядом теща. – Его мы еще не обсуждали.

– А зачем обсуждать-то?

– А чем он хуже других? – поддержала сестру Аллочка. – Только у него стопроцентное алиби. Он в день рождения Машеньки не мог Вету убить, его человек пять видели, он работал в поте лица, с партнерами общался. Он с этими партнерами и нарисовался. А между прочим, обещали, что придет со Степаном!

Гутя как-то неопределенно пожала плечиками, и все уставились ей в рот. Когда она вот так многозначительно кривлялась, у нее обязательно оказывался какой-то козырь в рукаве.

– Н-ну... насчет пота лица спорить не буду, а вот где он потел со своими партнерами... Сегодня Ирочка Миронова, которая в сауне работает, рассказывала, что в день рождения Машеньки Кирилл Андреевич находился вовсе даже не в офисе, а у них в «Русалочке».

– Изменял, поганец?! – охнула Аллочка.

– Да нет, Ирочка говорила, что он там был без женщины, только с мужиками...

– С мужиками изменял? Ну, вообще-е-е! – снова не удержалась сестра.

– Аллочка! Дай ты маме сказать! – взвилась Варька. – Мам, я не поняла, и о чем ты хочешь заявить? Ну, да, бывает такое, что важных партнеров таскают по баням, но его же там все видели! Он не один был, алиби-то все равно – железное.

Гутя медленно размешивала сахар в чашке, забыв налить туда воды.

– Понимаешь, Варя, эта «Русалочка» специально так устроена, чтобы клиент имел все тридцать три удовольствия.

– Точно! – некстати вспомнил Фома. – Там такие комнатки отдельные, да?

Тут же по его макушке звонко прошлась Варькина длань:

– Еще раз по этим самым русалкам побежишь!..

– Да это мне ребята говорили, что ты! – отбивался проказник. – У Валерки тогда день рождения был, они пошли, а мы с тобой дома остались, помнишь? Ты сказала, что день рождения в трусах – это слишком.

Варька припомнила: было такое, но на всякий случай обиделась и разговаривала теперь исключительно с женщинами:

– Мам, и что?

– А то, – продолжала Гутя. – Удались он в такую комнатку, никто его и не хватится, это же в порядке вещей. А если он не в комнатку? Если в машину – и домой? Неожиданно, чтобы никто не видел?

– Зачем? – не поняла Аллочка.

– Хотя бы затем, чтобы жену проверить, а?

Неверовы задумались.

– Ерунда! – отозвался Фома. – Во-первых, Назаров не знал об измене жены, но, даже если бы и знал, зачем ему ее выслеживать, если она совершенно открыто пригласила этого Чернова к ним в гости? Он бы в какой-нибудь другой день...

– И тут я с тобой опять не соглашусь, – покачала головой Гутя. – Куда бы он заявился в другой день? Кто бы его пустил, к примеру, к тому же Чернову в дом? А тут – любовнички вместе, причем на законной территории самого Назарова. Остается их только выследить. Кстати, вспомни, Аллочка, ты говорила, что искала Жанну, а она выскочила откуда-то слишком нервная, помнишь? Так вот, она и нервничала оттого, что они там с Черновым... ну, в общем, неважно. Я в этом уверена на все сто! А Назаров... мне кажется, он и звонил специально, помните: «Не ждите меня», чтобы усыпить бдительность голубков.

– А при чем тут Вета? – не понимала Варька. – Что она могла такого сделать, чтобы ее убили?

– Варя, ты же помнишь – у милиции имеется несколько версий. Одна из них: стукнулась о вазу, эту чушь мы отбрасываем. Дальше: девочка случайно ударилась головой о твердый предмет... о стол.

– Эту чушь отбрасываем тоже... – быстренько проговорила Аллочка.

– А вот и нет! – возразила Гутя.

– ...Да, якобы она ударилась головой о бильярдный стол, – закончил Фома. – Но... это бы сразу заметили... там же такие характерные... но только как же надо было споткнуться, чтоб с такой силой удариться? Это ж видно невооруженным взглядом!

– Может, профессионалы и увидели, а только кто тебе-то докладывать станет? – спросила у него теща. – Они ведь сразу сказали: несчастный случай. И даже особенно по этому делу не возбуждались. В смысле – дело не возбудили.

– Дело они завели, я спросила... – возразила Аллочка. – Но сообщать нам никто и в самом деле ничего не должен. И что? Получается... Вета увидела отца, он крался за Жанной, а девочка взяла и бросилась ему на спину, чтобы спасти честное имя мачехи! А тот, мерзавец! Взял и бросил девочку на бильярдный стол! Скотина!.. Какой подвиг, Веточка...

Варька горько вздохнула:

– Ну, Аллочка! Ну, может быть, все было не совсем по твоему сценарию, но... что-то в этом есть... А только что же с Машенькой? Ее тоже – отец? Девочка видела, как он убил сестренку, и чтобы она не рассказала, он взял и... А потом сам же отправился в больницу с инфарктом, да? Что-то не верится.

– И мне тоже, – сразу же согласилась Аллочка.

– С Машенькой я и сама еще не разобралась, – призналась Гутя. – Но вот с Жанной... Я чувствую, что никуда она не потерялась. И не ушла... ее тоже...

И увидев, что домочадцы ей не верят, она быстро заговорила:

– Мы сегодня с девчонками сидели...

– Вот зачем наша милиция столько мучается?! – не выдержав, хлопнул себя по карманам Фома. – Им надо просто один раз посидеть с вашими девчонками, сплетни послушать, и!..

– А ты не смейся, – одернула его теща. – И вовсе даже не сплетни, а... а слухи! Или вот еще, красиво так называется – информация из непроверенных источников. Ну, будешь слушать?

– Мам, не обращай на него внимания, что ты хотела сказать?

– А то и хотела. Наталья мне поведала, что в четверг к ней приходила в гости Жанна с Машенькой.

– Это как раз в тот день, когда Назаров нам сказал, что Жанна потерялась, да? – уточнила Варька.

– Да, – кивнула мать. – Он нам заявил, что Жанна потерялась. А в тот день Жанна была у Натальи. С Машенькой! И от Наташи она уходила вместе с дочкой! И дочка – дома... Жанна приходила домой.

Фома почесал нос:

– Все рассчитано правильно. Назаров объявил о пропаже жены в то время, когда она была еще дома...

– Я бы так сказала... – осторожно перебила его Гутя. – Мне кажется, Назаров узнал, что у Жанны появился любовник. Он даже подумал, что она к нему и ушла, когда Жанна находилась у Натальи. А потом, когда они с дочерью вернулись...

– ...У них дома что-то произошло, – соображал Фома. – И после этого девочка осталась, а Жанна как-то подозрительно исчезла... Но ведь ее должна была видеть прислуга!

– Тебе же Хренов говорил, – медленно проговорила Варька. – У Назаровых работники на ночь уходят домой, у них и прислуги-то всего – повариха, она до шести работает, няня, да еще горничная... она не знаю до которого часа...

– И еще Степан, – подсказала Аллочка.

– И охрана, – вспомнила Гутя.

Фома замахал руками:

– Ой, видел я ту охрану! Пьют да спят. Вету убили, и никакая охрана не помогла. Их вон спрашивали – кто входил-выходил, они и слова сказать не могут.

– А зачем их тогда Назаров держит? – возмутилась Аллочка. – Такие деньги платит, а они ни фига не охраняют! Я вот думаю, Гутя, тебе надо к Назарову охранницей устроиться, а то с твоими заработками... А тебе ведь все равно, где спать.

– Да уж, – фыркнула Гутя. – У Назарова охрана – очень узкой специализации. Если кто на женщин или на самого Назарова нападет, они на помощь кинутся, сметут любого, видела, какие они шкафы? Только для этого кнопочку сначала нужно нажать. А следить каждую минуту, по сторонам пялиться... Назаров здесь сэкономил, это и Степан не раз говорил, и повариха ворчала, а вот теперь... Да! А почему это я – охранницей?! А ты так и будешь на моем загривке ездить?

Варька вдруг широко распахнула глаза и тихо спросила:

– Слушайте... А почему мы до сих пор не проверили Степана? Вдруг он является каким-нибудь незаконным сыном... ну, в общем, вдруг у него... вдруг он наследства хочет?

– Варь, ну ты совсем! Куда тебя несет? – покрутил пальцем у виска муж.

– А что? Я вот читала: работает какая-нибудь серенькая мышка поломойкой, а потом в доме все начинают умирать, умирать... а затем оказывается, что она – законная наследница всего состояния, только ее специально все бросили, чтобы не делиться. А вдруг и Степан...

– А почему это, интересно, сразу и Степан?! Еще и серенькая мышка? Мы пока что не проверили остальных гостей, – вдруг уперла руки в бока Аллочка. – И прислугу.

– Мы их не опрашивали, потому что подслушивали под дверью, когда с ними милиция разговаривала, – напомнила Варька. – Сама же к двери прилипла. И потом, нам никто ничего не скажет. И будет прав. Так что не надо дергать напрасно гостей по второму кругу.

– И Степана не надо! Он... так тепло ко мне относится, а ты, Варька, просто завидуешь!.. – тут Аллочка потупила взор и стыдливо призналась: – Я давно... давно Степаном любуюсь... то есть люблю его... тайно.

Фома скорчил скорбную физиономию и добавил:

– Но эта тайная страсть никак не мешает Аллочке встречаться с Сигизмундом Пулеметовым. Потому что сердце у нашей тетушки большое, как дирижабль! И туда можно поместить всех желающих.

Аллочка кинулась на зятя, размахивая полотенцем, как саблей.

– Я тебе... сам ты дирижаба! Убью гада, и пусть меня... оправдают!..

Нервное напряжение немного спа́ло, однако покой в души не вселился – клубок становился все запутаннее.

– Ну, все, хватит мне зятя калечить, – поймала разъяренную сестру Гутя. – Думай давай – где Жанну искать?

– Фома, а нельзя пройти к Назарову в палату и прямо спросить – где, мол, подлюка, ты Жанну зарыл? – спросила Аллочка.

– А он тебе так же прямо взял и рассказал! И еще на бумажке нарисовал, чтобы искать удобнее было, да? Да он прямо в палате кони отбросит, потому что после таких вопросов лучше и вовсе не жить. И тебя же еще и посадят! Здесь надо головой думать... Аллочка, не морщи лоб, тебе все равно нечем.

– Хватит, – одернула мужа Варька. – Черт, ну где же Жанна?.. Надо идти к Назаровым, вдруг кто-то из прислуги и в самом деле что-то видел...

В тот день Неверовы уже никуда не пошли, и без того набегались, а завтра начиналась новая рабочая неделя. И хоть из всей семьи на работу ходил только Фома, все домочадцы принимали это очень близко к сердцу.

Утром, отправив мужа, Варька решила заняться поисками Жанны вплотную. В конце концов, ей скоро выходить на работу, а преступник еще даже не обрисовался. И как она будет принимать своих пациентов в психологическом кабинете, если все мозги ее будут заняты только проблемой нераскрытого убийства? И потом... Вот написали же про Аллочку в газете, почему бы и Варьке вот так же не прославиться? Варька даже решила самостоятельно отправиться к Назаровым, без помощи матери и тетки, поэтому потихоньку накрасилась, надела удобные джинсы и... И тут зазвонил телефон.

– Да? – постаралась не шуметь Варя. – Да, это квартира Неверовых... Аллочку? Да она спит. Мужчина, а вы не могли бы позвонить позднее, потому что ее разбудить...

– От-дай трубку! Не смей болтать с моим мужчиной! – пантерой кинулась на племянницу Аллочка, выхватила трубку и медово мурлыкнула: – Аллёу-у-у?

Ровно через секунду ее голос осип, глаза стали круглыми, как у рыбы, а грудь от волнения заходила ходуном.

– Да, – теперь Аллочка только мотала головой. – Да... Да... Да...

И повесила трубку.

Мгновенное изменение в ее поведении не могло пройти незамеченным – возле Аллочки уже стояли Варька и Гутя и, ожидая страшных известий, скорбно теребили шнур телефона.

– Ну? – не выдержала Гутя. – Что?

– Все! – выдохнула Аллочка и сурово поджала губы.

– Назаров... скончался? – предположила Варька.

– Нашли... нашли мертвую Жанну? – выдвинула еще более страшную версию Гутя.

Аллочка только пялилась куда-то в угол и все сильнее выпячивала грудь.

– Все, дети мои... – еще раз проговорила она. – Он мне позвонил. Сам! Степан! Просил прийти. Вот так!

И она свысока глянула на притихших женщин.

– Ах ты... з-з-зараза! – вдруг бросилась хлестать сестру газетой Гутя. – Мы тут чуть... чуть от страха не поседели! Думали, там опять кто-то!.. А она! Игрушечки тебе, да?! Я тебе сейчас!..

– Какие игрушечки? – возмущенно отмахивалась Аллочка и, словно мельница, молотила руками по воздуху. – В кои-то веки такой мужик позвонил! Мне! Сам! Пригласил меня к этим Назаровым, потому что... Не ваше дело – почему! Какие тут игрушки?

Пока матушка с теткой разминали кости, Варька быстро схватила сумку и юркнула в прихожую.

– Сто-о-о-о-ой! – ухватила ее за свитер Аллочка. – Ты куда это намылилась? Гутя! Спроси ее быстро – куда она лыжи навострила? А ну, говори!

– Аллочка, ну что ты вцепилась? В магазин я...

– Так, я все поняла... – пыхтела красная, как перец, Аллочка, загораживая племяннице выход. – Гутя! Тащи телефон! Я звоню Фомке и сообщаю ему, что его жена – профурсетка! Да! А потому что я сразу поняла, что она к моему Степану сиганула! И еще трубку схватила, когда он мне позвонил! Блоха! Ха-ха-ха-ха... тьфу ты... – Аллочка (по инерции) с разгону исполнила часть арии, но мигом опомнилась и еще злее накинулась на Варьку: – Раздевайся, сиди дома и готовь щи! Устраивай мужу романтический ужин! Нечего скакать по чужим кавалерам!

Как бы Аллочка ни хотела отправиться к Назаровым одна, но вместе с ней двинулись и Гутя с дочерью.

Степан встретил их в большой прихожей.

– Хорошо, что вы быстро, – торопливо проговорил он, не подарив Аллочке ни единого пылкого взора. – Хозяев нет, из прислуги только новенькая, Таня, я не могу дом оставить. А мне срочно нужно с документами в палату ехать. Я уж всем знакомым звонил-звонил, никто не может... хорошо, что вам делать нечего и вы согласились.

И пока Аллочка смущенно дергала подол своего платья, Варька вырвала у нее инициативу:

– Расскажите, Степан, а как давно вы работаете у Назарова шофером?

– Я? Как давно? – растерялся Степан. – Ну... черт его знает... года три, наверное, а что?

– А как вам удалось устроиться на такое место? Вы знали Назарова раньше?

Ничего не понимая, Степан поглядел на гостей и нахмурился. Пока он вспоминал, Аллочка пнула Варьку ногой и вышла на передний план:

– Варька хочет спросить – вы случайно Назарову никаким родственником не являетесь? Ну, может, вы незаконнорожденный ребенок?

– Да вы что?! – выпучил глаза Степан. – С чего это я – его ребенок?! Я его старше на два года!

– Не его ребенок, – заалелась от любви Аллочка. – А ребеночек... его родителей. И вот теперь, когда все умерли...

Аллочка тут же заработала весьма ощутимый пинок от Гути. Та вышла вперед, затолкав сестрицу себе за спину, и тоном доброй матушки проговорила:

– Ступайте, вы можете опоздать. А Аллочку не слушайте, ее в детстве клещ укусил, энцефалитный. Последствия – на всю голову. Ступайте...

Степан испуганно шарахнулся от Аллочки, мотнул головой и поспешил удалиться.

– Если ты еще раз распустишь свой язык! – прошипела Гутя, едва за Степаном закрылись двери. – Кто так ведет допросы?!

– А я уже говорила, что нечего! Нечего моего друга допрашивать! – запальчиво ответила Аллочка. – Мало того, что со мной притащились, так еще эта... Варька, так и лезет ему в рот, так и лезет!

Варька даже не ответила – просто начала подниматься по лестнице.

– Пойдемте, здесь еще, говорят, осталась какая-то горничная.

Горничная находилась в комнате Кирилла Андреевича, меняла постельное белье на его кровати.

– Здравствуйте, вы Таня? – вежливо спросила ее Гутя.

– Ой, – вздрогнула Таня. – А вы кто? Вы те самые Неверовы?

– Да, это мы, – засмущалась Аллочка от такой популярности.

В новенькой горничной она легко узнала хорошенькую девушку, которую впервые встретила у Назаровых, когда пришла к ним после гибели Виолетты.

– Ну и хорошо, – повеселела девушка. – А то Степан уже расстраивался. Говорил, если эти полоумные не согласятся, тогда, мол, тебе, Таня, придется одной весь день здесь торчать. А я боюсь! Вот Степан и вызвал вас, чтобы я не боялась, – девушка потупилась и добавила: – Он вообще так ко мне относится...

Аллочка скривилась:

– А если бы вы знали, как он ко мне относится!

Девушка в изумлении вытаращила свои кукольные глазищи.

– А чего же вы боитесь? – спросила ее Гутя, желая перевести разговор в иное русло. – Тут ведь и охрана, и кнопка тревожная. Чего бояться?

Девушка красиво уложила подушки и на вопрос не ответила. Вместо этого она вдруг обернулась к женщинам и весело предложила:

– Пойдемте в кухню, я вас чаем угощу. Там еще, кажется, конфеты есть, печенье...

Пойти в кухню согласились все и сразу. Все же как-то неуютно было находиться в этом когда-то светлом и веселом доме сейчас, когда с его хозяевами происходили такие страшные события.

Девушка распоряжалась легко и уверенно:

– Вот... садитесь сюда, здесь удобнее... Наша Петровна-то сейчас не приходит, поэтому уж мы сами.

– А что, Петровна уволилась? – спросила Варька.

– Нет, – мотнула головой Таня. – Только что ей здесь делать? Она просила сразу позвонить, если кто-то из хозяев объявится. Ну, если Жанна Игоревна приедет или Кирилла Андреевича вдруг выпишут. А так – зачем она здесь зря топтаться будет? И садовник наш, Никитич, не появляется. А у него, между прочим, дел невпроворот. Вон сколько листвы нападало!

– А где Надя – бывшая горничная? – вспомнила Гутя.

– Надя... а кто такая Надя? – вытаращилась Таня. – Это та, что ли, вместо которой теперь я работаю? Так она давно уволилась. У нее жених – военный. Его перевели куда-то на кудыкину гору, и она – за ним, как декабристка. Но я с ней лично знакома не была, это мне уж потом Петровна рассказала... Да вы пейте, пейте! И вот это печенье ешьте. Ой, оно такое вкусное, я уже целый килограмм, наверное, съела.

Женщины налегали на печенье, на конфеты, а вопросов еще оставался – целый вагон.

– И что же, няня Машенькина теперь тоже не появляется? – как бы между прочим поинтересовалась Аллочка.

Таня на нее даже руками замахала.

– Да как же она появится?! А если Кирилла Андреевича выпишут? Он же видеть ее не может! У него ведь сразу еще один инфаркт образуется!

– Это с чего же? – насторожилась Гутя. – Он думает, что это няня виновна в... гибели Машеньки?

Таня пожала плечиками:

– Не думает, конечно, но... А почему она спала, когда с Машенькой такое случилось?! Вот если бы она всю ночь глаз не смыкала!..

– А ты сама-то пробовала – глаз не смыкать всю ночь? – хмыкнула Гутя. – И чтобы не единожды, а несколько дней подряд? И чтобы утром опять быть каждую минуту начеку? Не пробовала? А у меня когда-то такое было. Правда, Варька спокойной была, но... честно говорю – раза два засыпала прямо с ней на руках.

Девчонка опустила глаза и уже совсем другим тоном проговорила:

– Да мы и сами знаем... няня Валя не виновата ни в чем, она так над этой Машенькой тряслась! Она даже на родителей покрикивала, если те что-то не так делали.

– А что они делали не так? – встрепенулась Аллочка.

– Да так, по мелочи... То Кирилл Андреевич поздно с работы придет, и уж так ему с дочкой потетешкаться вздумается, а тетя Валя не разрешала. «Вы, – говорит, – сейчас нарадуетесь и бревном спать рухнете, а ребенок полночи только успокаиваться будет». Или еще Жанну Игоревну ругала, что та слишком много сладкого Машеньке позволяет. А у Маши уже даже зубки стали портиться. Но это так... она же правильно все говорила, правда?

Гутя кивнула. Действительно, все, что сказала Таня, скорее, подчеркивало настоящий, серьезный подход няни к воспитанию девочки, нежели уличало ее в чем-то...

– А где сейчас няня Валя?

– Дома, ее сначала в милицию забрали, а потом отпустили... а она даже и не выходит никуда. Петровна к ней бегала, так, говорит, на ней лица нет, – вдохнула Таня и, понизив голос, сообщила: – Ее же в подозреваемые записали! Да-а, говорят, что ребенка отравили, а рядом с Машей только она и находилась. Но, видимо, милиция и сама жутко сомневается, потому что – почему она тогда в детской уснула, если отравить девочку хотела? Сбежала бы. И еще говорят, что у нее никаких мотивов не имелось. Но все равно – запретили ей выходить из дома.

– Наверное, просто не разрешают выезжать из города, – поправила ее Варька.

– Ну, или так... – легко согласилась Таня и вдруг подскочила: – А что же я сижу? У меня же еще мороженое есть! Это мне Степа купил. Он у меня тоже так мороженое любит!

Гутя заметила, как мгновенно набычилась сестра, и быстро спросила:

– Танечка, а к Назаровым вчера или позавчера никто не приходил?

Танечка вытаскивала мороженое из морозилки и таращила глаза:

– А кто к ним придет? Я же вам говорю – Степа хотел сегодня специально попросить, чтобы кто-то пришел, так у всех какие-то неотложные дела образовались, просто жуть! А раньше, Степа говорит, все постоянно здесь ошивались. И друзья разные, и сослуживцы Кирилла Андреевича, и общие их гости. Белла Владимировна всегда ругалась. Говорила: «К вам лишний раз и идти не хочется – вечно народу, что людей!»

– А сейчас Белла Владимировна почему не приходит? – спросила Аллочка. – Тут и вовсе никого нет.

Таня притихла, помолчала и наконец ответила:

– Она боится.

– Господи, ну ей-то чего бояться? Ей же все равно уже лет сто, какая разни... – искренне возмутилась было Аллочка, но тут же сообразила, что ее снова занесло не туда, прилежно опустила глазки и вновь невинно занялась подолом платья.

– И чего же она боится? – пытливо уставилась на девушку Варька. – Давай, давай, говори. Ты же тоже одна оставаться боишься?

Девушка вздохнула и вдруг заговорила быстро-быстро:

– Вы... только вы не смейтесь! Но вот... у нас здесь пес живет, так, дворовый, Рей его зовут, он приходит к мусорным бакам, я его кормлю. Так вот, он теперь так страшно воет! А несколько раз я только слышала, как он воет, а сам – где-то далеко-далеко! И Белла Владимировна слышала, и поэтому сказала – пока Кирюша не вернется, я сюда – ни ногой.

– Непонятно... – нахмурилась Гутя. – Как это – пес воет, а сам он – далеко?

– Ну... понимаете, тут один раз такое получилось... Степан дома задержался. Он свою мать на дачу повез, ну, и что-то там с колесом случилось... короче, уже ночь была, а его все нет. Я жду, спать не ложусь. И слышу – воет Рей... я уже немного привыкла, думаю – пусть, может, у него корни волчьи, правильно? Я же его родословную не изучала, да и кто бы мне ее показал? Сижу себе, телевизор смотрю. А он уже и вовсе обнаглел – вроде как совсем рядом со мной завывает. Я даже на него в окошко прикрикнула. Я раньше ребят из охраны звала, а они мне сказали – сама прикормила, теперь сама и вой с ним дуэтом!

– Да уж, ребятки ваши скоро грыжу пуповую заработают на службе-то, – не выдержала Гутя.

– Ну, и... потом опять думаю – пусть воет, все не так скучно. А как только он затих, приехал Степа. Я ему говорю – надо Рея покормить, а то он извылся весь. А Степа отвечает – ничего не надо, я его, говорит, отвез к матери, потому что слышал, что здесь на днях будут бродячих собак отстреливать. Ну, и пожалел – увез. А как же тогда Рей выл-то, если он на даче был?

Неверовы насторожились.

– И давно у вас этот вой начался?

– Не знаю, – пожала плечами Таня. – Раньше я не замечала. Да и когда замечать-то? Носишься весь день, как собака за хвостом, а вечером еле живая домой ползешь. Я же здесь ни разу на ночь не оставалась.

– А теперь? – пристально уставилась на нее Аллочка. – Одна остаешься или со Степаном? Он где спит?

– Хватит! – поднялась Гутя, и глаза ее тревожно блеснули. – Зови-ка этих ребят, которые откликаются на бравое звание охрана!

Варька глубоко вздохнула и затравленно посмотрела на мать, та еле заметно качнула головой. Аллочка тоже все поняла без слов и нервно облизнула губы. Татьяна, видимо, тоже что-то сообразила, потому что сначала метнулась к плите, потом зачем-то к холодильнику и лишь потом, собравшись, побежала на улицу, к будке охранников.

Глава 6

Уточка для тира

Двое ребят, лениво пережевывая жвачку, внесли в ситуацию некоторое чувство покоя, потому что их и вовсе ничего не волновало. В принципе. А значит, возникала иллюзия, что ничего страшного на земле вообще не существует. Это немного прибавило смелости женщинам, и Гутя обернулась к горничной:

– Где ты слышала вой?

Девушка уверенно понеслась к комнате на первом этаже. Здесь раньше обитала прислуга, а нынче Татьяна хозяйничала там одна.

– Вот, – плюхнулась прямо на диван горничная. – Я вот здесь лежала, Степу ждала, а Рей выл.

Не сговариваясь, Неверовы помчались в подвал, охрана равнодушно плелась следом. Подвал легко открылся – он запирался лишь на щеколду с внешней стороны. Под первым этажом располагалось множество маленьких чуланчиков, кладовочек, и, хоть было видно, что сюда уже давненько никто не забредал, ничего особенного не обнаружилось. Под самой комнатой прислуги находился гараж.

– Хм... – остановилась Гутя посреди просторного помещения. – А здесь и нет ничего.

– Как же нет? – обиделся один из охранников. – Вот же – «Лексус» стоит, никто не спер. А все говорят – мы ни фига не делаем, скажи, Вась!

– Да его увести, как нечего делать! А ведь стоит же! – поддержал друга Васька.

Варька с Аллочкой облазили все, Гутя даже забралась в смотровую яму – все было чисто, выложено кафелем, все лежало на своих местах и, в сущности, просматривалось на счет «раз».

– Ну, что ж, пойдем дальше, – вздохнула Гутя.

– Не, я не понял, а мы чё – потеряли кого, что ль? Чё ищем? – спросил парень, чье имя оставалось загадкой.

– Ищем – не ищем... – отстраненно пробормотала Гутя. – Достопримечательности мы осматриваем.

– А-а, ну, тогда здесь смотреть нечего, – потерял к ним интерес охранник.

– Точно, – поддакнул Васька. – Если только тир... А это – достопримечательность?

– Какой тир? – не поняла Гутя.

– Ну, обыкновенный, где стреляют. Пиф-паф, ой-ой-ой! – обстоятельно объяснил парень. – Он вон там, под «Лексусом».

Женщины оживились.

– Уберите машину, – попросила Гутя.

– Ха! Уберите! У нас и ключей нет, как мы ее уберем?

Гутя беспомощно огляделась по сторонам – ключи нигде не висели.

– А ну, ребятушки! – задорно закатала рукава Аллочка. – Ухватились за машинку! И-и-и-и!.. Нет, вы не поняли, что ли? Я, значит, корячусь, а вы?

– Да ну, на фиг, – скривился охранник. – Хозяин приедет, по башке настучит.

– Я тебе еще до хозяина настучу, сейчас же, понял?! – пошла на него быком странная гостья Аллочка. – Ухватился, говорю, за машинку! И весело – ать!

Машину удалось сдвинуть. И тогда стало очень хорошо видно, что на фоне кафельных плиток четыре чем-то выделяются.

– Ух ты, люк! – восторженно воскликнула Варька.

– Не люк, а тир, говорил же! – поправил ее Васька. – Только мы его открыть не сможем, тут тоже ключи нужны.

– А я говорю – обойдемся, – угрожающе наклонила голову Аллочка.

– Ну, Васька! Ну, кто тебя за язык тянул, кретин! – зыркнул на товарища безымянный парень. – Подохнем же от перенапряга!

– Ничего, – похлопала его по плечу Аллочка. – Это у тебя перерыв от тяжких трудовых будней.

Теперь уже охранники по собственной инициативе нашли лом и принялись тужиться, кряхтеть и потеть возле запертого люка. Не сразу, но крышка все же поддалась.

– Свет вот здесь включается, – тяжело дыша, проконсультировал их душка Василий.

Вспыхнул яркий свет, и стало видно, что вниз ведет надежная каменная лестница.

– Вот это да-а-а... – протянула Танечка, отходя от нее подальше.

А Гутя и Аллочка уже спускались. Следом за ними торопилась Варька. И только охранники все еще стояли наверху.

– Спускайся, слышишь, – велели они Тане.

– Не, не пойду, боюсь я, – упиралась та. – Можно, я здесь?

– Ни фига не можно! – упорствовал не-Васька. – Мы спустимся, а ты – раз! И захлопнешь люк! Спускайся!

– Не захлопну, я вас здесь подожду.

– Вот как пить дать – захлопнешь. Васька, я с ней останусь!

Неверовы уже не слышали препирательств отважных сторожей: они просто остолбенели. В длинной комнате, стены которой были обиты шкурами в несколько слоев, располагался, несомненно, тир, и посреди этого тира валялась в скрюченной позе связанная истерзанная Жанна. Рот молодой женщины был залеплен скотчем, на лице, руках и ногах запеклись раны, а волосы спутались и засохли от крови.

– Вот черт!.. – первой очнулась Аллочка и кинулась к несчастной. – Гутя, давай ее наверх!!

– Варька! Звони Фоме! – подлетела к сестре Гутя. – Только осторожно, Аллочка...

– Блин! Здесь не берет! – тыкалась Варька в кнопки телефона.

– Вася! Давай помогай! – пытались поднять Жанну сестры. – Интересно, она хоть живая?

– Дайте-ка... я сам, – Василий легко поднял молодую женщину и начал подниматься по лестнице.

Неверовы ринулись за ним, предупреждая каждое его неверное движение.

Они уже поднялись почти на самый верх, когда со страшным грохотом захлопнулся люк.

– Не понял... – вытаращился на женщин Вася. – Чё за дела?

– Эй! – закричала Варька. – Вы что это там?! Офигели?! У нас Жанна! Откройте!

– Пипец... – присел на лесенку Васька, прямо с Жанной на руках. – Это он, хозяин. Вернулся, долгожданный... Теперь мы тут и сдохнем!

Варька пробралась к крышке и принялась долбить по ней слабым кулачком.

– Дай-ка я, – оттеснила ее Аллочка, сняла сапог, и по тиру разнесся зычный звук. – А ну, открывай!

Дверь люка и в самом деле распахнулась, и в дыре показалась довольная рожа второго охранника.

– Гы-ы! Классно я прикололся, да?! Васька, слышь, штаны-то промокли, а?

Аллочка не стала дожидаться, когда Васька восхитится шуточкой приятеля, – она ответила по-простому: со всей силушки въехала кулачком весельчаку по уху. Тот отлетел, взвыл и на некоторое время выбыл из процесса сознательного мироощущения.

– Давай, Вася, тащи Жанну в ее комнату, – бегала вокруг Васьки обеспокоенная Гутя.

– Варя! Ну, звони же Фоме! – кричала Аллочка племяннице. – Таня, не стой столбом, быстро – в кухню, ставь чайник.

– Вася, а она живая или нет? – нарезала круги вокруг охранника Гутя. – Ну что ты – не чувствуешь, что ли?!

– Да щас я... притащу в комнату, там прислушаемся, принюхаемся, разберемся... Кстати, Борька очухался, тресните его еще разик по уху, теперь уже от меня.

Аллочка быстренько вернулась в гараж, по-деловому двинула Борьке в ухо и вернулась к Ваське. Уцепилась за ноги Жанны – хоть как-то парню помочь.

– Фома! Быстрее! Мы ее нашли!.. Ну кого-кого – Жанну!.. Я не знаю... Да не знаю я! Нет, она еще дышит! Быстрее ты можешь? Ну, где ты там? Ты же можешь опоздать! – орала в телефон Варька, выскочив на самую середину двора.

Жанну принесли в комнату, уложили на кровать, и только тогда стало ясно – женщина еще дышит.

– А пульс? – тревожно спрашивал Васька. – Пульс бьется?

– Прощупывается плохо, – еле слышно проговорила Гутя. – Но она жива...

– Так вы пульс-то поищите, – заклинило парня.

– Потом найдем... – отмахнулась Аллочка. – А тебе-то он зачем? Господи, да успокойся, она жива! На вот, мой пульс потрогай!

– Надо, чтоб у нее свой был... как же без пульса? Еще надо в глаза посмотреть, – проявил поразительную осведомленность Василий. – Вот так веко кверху задрать...

– Ничего не трогай! – рявкнула на него Аллочка. – Сейчас приедет специалист... врач приедет, он и задерет все что надо...

Подбежала побледневшая от волнения Варька и сообщила:

– Фома сейчас будет. Он сказал, что вы все – идиоты!

– Еще не все, его не хватает... – проворчала Гутя. – Спасибо.

– А потому что Жанну вообще трогать нельзя было! – шепотом кричала Варька, защищая мужа. – Вдруг у нее что-то сломано, позвоночник, например?!

Васька испуганно вытаращился:

– Чё? Обратно понесем?

И тут Жанна открыла глаза, блуждающим взглядом обвела присутствующих и запекшимися губами прошелестела:

– Пи-ить...

– Васька! Беги за водой, к Татьяне, в кухню! Варька, позвони...

Но Варька уже орала в трубку:

– Фома, она пить просит... давать?.. Откуда я знаю?!.. Ага... хорошо... да когда ты уже приедешь?

Васька вернулся с литровой кружкой воды, следом торопилась Танечка с ватой, бинтом и йодом.

– Ей нельзя пить, – быстро заговорила Варька. – Пока Фома не приедет, мы ей должны только губы смачивать, он так сказал. А то бывают такие повреждения...

Гутя тут же намочила бинт в воде и приложила его к губам несчастной. Жанна жадно облизала губы, казалось, еще минута, и она сжует этот бинт целиком.

– Ну, блин, где же Фома? – нетерпеливо ворчала Аллочка.

– А может, просто в «Скорую» позвоним? – осторожно предложила Таня.

– Можно и туда, – отозвалась Гутя. – До вашего коттеджа она как раз завтра к утру доберется...

Фома приехал минут через двадцать, хотя этот срок показался Неверовым вечностью. Осматривал Жанну он недолго, повозился возле нее с какими-то лекарствами, а потом сообщил:

– Ну что ж... видимых повреждений нет, но... Обезвожена, конечно, гематомы, ссадины... Сейчас поедем к нам в клинику, а там уже... Что набычились?

– И что? Нам ты с ней даже поговорить не дашь? – сурово смотрела на него Аллочка.

– С кем ты говорить собралась? – уставился на нее Фома. – Она вот-вот опять отключится, тут каждая минута на счету! Придет в себя, еще наговоришься.

Аллочка поджала губы, но спорить с Фомой было бесполезно, она знала по опыту. И потом – не так уж он был не прав, Жанна и в самом деле находилась в очень плачевном состоянии.

– Вася! Хватай хозяйку, тащи ее к машине, – скомандовала Гутя. – Аллочка, я с Фомой...

– Да, мы с Фомой! – прилепилась к ней Варька. – А ты, Аллочка...

– Да, Танюша, – повернулась к горничной Аллочка. – Мы с Фомой, а ты теперь ничего не бойся. Теперь никто больше выть не будет. Да и Степан вот-вот приедет. И Ваську мы тебе оставляем. Ты их тут не балуй, нечего им в будке отсиживаться, пусть по дому гуляют, бдят!

Таня торопливо кивала головой.

– Не переживай, мы еще сегодня позвоним, – пообещала Гутя, залезая в машину.

Фома знал, куда ехал, поэтому примчался на служебной – компактный микроавтобус был оборудован для самых сложных случаев перевозок больных, поэтому все Неверовы выдохнули с облегчением: теперь жизнь Жанны казалась вне опасности.

Фома отправил своих дам домой, а сам остался возле больной.

За два дня он не появился домай ни разу – Варька, Гутя и Аллочка всем составом возили ему на работу борщи и домашние котлеты, он торопливо ел у себя в кабинете, а потом снова провожал дам до выхода:

– Сегодня не приеду... посижу еще.

– А нам можно к ней? – робко вопрошали родственницы.

Но Фома бросал на них такие взгляды, что они тут же опускали головы. Да и спорить с Фомой, видя черные круги под его глазами, было бы просто кощунством.

Женщины возвращались домой, занимались какой-то ненужной ерундой и даже не включали телевизор – боялись пропустить звонок из больницы. Вздрагивали от любого звука, а к телефону неслись наперегонки. Но им звонила только Танечка да Гутины клиентки. Правда, один раз позвонил Василий, охранник, и прокричал в трубку:

– Товарищ женщина!! Ну, та, которая Борьку пришибла, я вот хотел спросить... Мне Борька говорит, что после того, как я с Жанной Игоревной возился, я теперь на ней жениться должен. Как думаете, он серьезно или мне ему снова в ухо залепить? – взволнованно спрашивал он. – И еще – а если он оглохнет, ваш врач ему сможет потом слух наладить?

– А зачем? – спрашивала женщина, то есть Аллочка. – Ему с подобными шутками удобнее иметь эдакое ватное, глухое ушко. Так Борьке и передайте.

А Фома все не звонил. Нервы у всех были уже весьма расшатаны, когда на третий день раздался его звонок:

– Говорить с Жанной будете? Давайте, приезжайте.

– А что такое? – переполошилась Гутя. – Она скончаться может, да?! Вы ей там не смогли помочь, да?

– Смогли, – устало проговорил Фома. – И все еще помогаем, но... у нее резаные раны, пулевое ранение, не глубокое, но... без милиции не обойтись. Поэтому приезжайте-ка, поговорите с ней, пока ребята из органов не подоспели.

– А она... может говорить?

– Может, – отрезал Фома, и женщины бросились натягивать одежду.

Варька, Гутя и Аллочка ринулись ловить такси и очень скоро уже тихонько входили к Жанне в палату.

Жанна лежала на белоснежной постели, а к ней со всех сторон тянулись провода и трубочки. Тем не менее сегодня она выглядела намного лучше и говорить могла совсем неплохо. Женщина даже улыбнулась при виде вошедших.

– Ну, вот... – медленно прошептала она. – Теперь вы – мои вторые родители.

– Гутя пусть родителем будет, – быстро отозвалась Аллочка. – Вы ей по возрасту в дочери годитесь. А я стану вашей названной сестричкой, если хотите...

Гутя толкнула сестрицу в бок, и нервный поток словоблудия прекратился.

– Жанночка, – присела на единственный стул Гутя. – Вы понимаете, нам очень нужно... Расскажите – кто вас так? Из-за чего? Вообще, как все произошло?

Жанна начала говорить сразу, без предисловий. Ее рассказ два раза прерывал Фома – что-то подключал, давал какие-то лекарства, щелкал аппаратом, в общем – мешал, как мог. И все же Неверовым удалось узнать очень многое.

Жизнь Назаровых начиналась светло и безоблачно. Кирилл Андреевич наконец обрел замечательную жену, и теперь вместо вечно недовольной, капризной мамочки его встречали сияющие глаза любимой. Виолетта приняла мачеху быстро и без проблем и даже расцвела. И сама Жанна все свое время отдавала только мужу и дочери – именно так она называла Вету, она не переносила слово «падчерица». Через год в новой семье появилась малышка, которую сама Ветка назвала Машенькой. Ее обожали все без исключения, а папа просто плавился от счастья, когда по его животу топали маленькие неуверенные ножки. С ума сойти, он даже всерьез решил купить крохе домик на теплых островах! Жанна этого не одобряла, но и не возражала – думала, перебесится. Да ее, если честно, никто в эти дела и не посвящал, еще, видимо, было не время. Как относилась к сестре Вета? Очень тепло. Никакой ревности не возникало. Виолетта уже вошла в тот возраст, когда отчетливо понимала: у каждого в семье свое место – у Жанны свое, у Машеньки – свое, а у нее, у Веты, – свое. И потом, Жанна и после рождения малышки не переставала интересоваться жизнью старшей девочки, она так боялась, что Вету ранит появление второго ребенка, что общалась с ней еще интенсивнее. Правда, Кирилл любил Машу куда больше и не скрывал этого, но... Вета уже давно привыкла, что отец ее только терпит. Да! Все разговоры о том, что Назаров Кирилл Андреевич страшно любит своих детей, были излишне преувеличены. И раздувала эту тему сама Жанна. Ей так хотелось, чтобы Ветка не ощущала на себе жалостливые взгляды, чтобы девочка верила, что и ее любят не меньше, и все же... обмануть Вету она не могла. А та уже давно смирилась и даже не слишком-то нуждалась в отцовских ласках. Хотя... кто теперь скажет наверняка, что думала девочка-подросток? Машенька росла, отец все так же млел при виде малышки, однако домой стал возвращаться позже, все чаще прятал глаза, а вид его был виноватым до такой степени, что даже повариха Петровна тяжко вздыхала у своих кастрюль:

– Эх, видать, наш кот опять какую-то киску сыскал...

Вскоре его походы «по кискам» участились, и, хоть домой он приползал ласковым, добрым и пушистым, как никогда, Жанна испугалась. Перед ней открывалась банальная перспектива: стать женой-наседкой, растить детей и ждать мужа после его визита к очередной красотке. Надо было как-то сохранить семью, и Жанна решилась.

– Кирюша, я решила завести собственное дело, как ты на это смотришь?

– Даже не думай! – взревел Кирюша и яростно забегал по комнате. – Знаю я, как вы их заводите! Сначала ухнутся все деньги, потом начнутся вечные опоздания, задержки на работе, встречи с коллективом, пьянки, гулянки, детей бросим на нянек, а мамочка станет высматривать новых кавалеров. Ты этого хочешь? Знаем, не первый день живем! Выкинь из головы, иначе – отберу Машку и отправлю тебя туда, откуда взял. Слава богу, я еще сам могу семью прокормить!

Жанна была огорошена – такой агрессивной реакции она не ожидала. Но и бросать задуманное означало только одно: потерять себя, а затем – и мужа.

– А ты все равно открывай, – поддерживала женщину Ветка. – Только ему не говори. И если он нас обеих бросит, то у тебя уже будет свой кусок хлеба.

Когда Машеньке исполнилось два года, Жанна почувствовала, что уже пора. Она стала терпеливо искать няню. Это оказалось настолько непростым делом, что молодая мамаша пришла в ужас. Покрутившись с объявлениями, порасспросив знакомых, Жанна уяснила – няни, несмотря на высокую плату, либо просто отбывали время от звонка до звонка, либо и вовсе позволяли себе такое, отчего у Жанны дыбом вставали волосы. Хорошая няня была редкостью.

– Ветка, я знаю, каким бизнесом мне заняться... – проговорила однажды Жанна и рассказала девочке, что хочет открыть свое агентство, которое будет поставлять мамочкам проверенных, грамотных и добрых нянь.

– И еще – горничных, – тут же придумала Ветка. – Я по телику видела, с ними тоже просто беда.

И Жанна потихоньку начала собирать нужные документы. Кирилл все так же был занят на «работе», все так же заваливал ее подарками после ночных «дежурств» и не замечал, чем занимается его жена. А она тем временем отыскала совсем неплохую няню – Валю, установила ей приличный оклад и с ее помощью стала придумывать уставы, правила, обсуждать каждую мелочь. Стоило ли говорить, что и няня Валя, и Ветка стояли грудью за Жанну, прикрывали ее от мужа и в немалой степени сохраняли в семье покой и лад.

В это же время объявилась родная мать Виолетты. Девочка вовсе не была готова к такой встрече, но с помощью Жанны сумела принять это событие спокойно. И скоро даже стала проявлять к бросившей ее матери искреннее сочувствие.

– Пап, давай маму подлечим, а? – приставала она к отцу после очередного его гулянья, когда он становился относительно безотказным и более податливым. – Положим ее в хорошую клинику, она пить бросит.

– Конечно, конечно, Вета, обязательно, только вот с делами раскручусь... – неизменно отмахивался от дочери отец.

– Пап, а если ее на работу хорошую устроить? – не могла успокоиться Вета. – Она бросит пить, точно тебе говорю! Ей сейчас жить не на что. Ну ведь она уже исправилась, а? Что ей теперь – от голода помереть?

Отец изображал полное понимание и сочувственно качал головой:

– Да-да, девочка, я что-нибудь придумаю.

И тут же обо всем забывал. А потом ему и вовсе стало не до Ветки. После очередной гулянки он страшно простыл. Уж неизвестно, чем таким он занимался, но, недолго проболев, заработал серьезные последствия – его возможности «котяры» в одночасье сошли на нет. С виду в семье царило прежнее благополучие, однако только Жанна знала, что они уже давненько спят в разных кроватях, что раздражение мужа к ночи возрастает неимоверно и что между супругами все сильнее каменеет лед. Если раньше Жанна не отходила бы от родного супруга, всю ночь по-собачьи вглядывалась бы в его глаза и кормила с ложечки, то теперь у нее появилось слишком много дел, чтобы нянчиться со взрослым мужиком.

– Я тебе нашла чудесного доктора. Он с подобными проблемами весьма успешно справляется, – просто сказала она мужу.

Реакция последовала уже привычная. Муж разъярился до предела:

– У меня нет проблем! Ты поняла?! Это, может, у тебя они есть? Тебе не нужен человек, тебе мужика подавай, да? Сучка!

Жанна больше ничему не удивлялась. Она просто пожала плечами.

Наутро муж извинялся, прятал глаза и обещал непременно обратиться к любому доктору. Но... время шло, а все оставалось по-прежнему. И случилось то, что случилось. Жанна встретила понимающего, приятного мужчину, который с радостью принял и саму Жанну, и все ее проблемы. Женщина расцвела. Теперь ее уже не тревожили пьянки мужа, его придирки, а на оскорбления она отвечала неизменными шутками. Что бы там ни говорил Назаров, она знала – есть человек, который любит и принимает ее такой, какая она есть. Единственное, что разрывало душу, – это Ветка. Девочка мгновенно поняла, что у мачехи появился посторонний мужчина, и изменилась до неузнаваемости. Они могли мило болтать какое-то время, а потом в один миг девочка из подружки превращалась в волчонка. Все чаще возле нее стала крутиться Вера Григорьевна. Все ближе становились между ними отношения. Это и понятно – Вета решила, что Жанна изменила не только отцу, но и ей, а родная мать больше никогда ее не предаст. При этом детская память начисто вычеркнула то, что мама предала ее как раз по той же самой причине. Все чаще Вета стала прилипать к отцу – с клиникой, с устройством на работу, и вот однажды вечером Назаров, жутко радуясь своей изобретательности, рассказал жене, какую штуку он придумал.

Оказывается, в этот вечер Вета опять пристала к отцу:

– Пап, а ты не можешь дать мне денег? Я бы сама устроила маму в больницу, ведь пьет она, а ей помочь нужно.

– Вот что, – не мудрствуя лукаво, заявил Назаров. – Мне одна тетка... ну та, сестра Гутиэры Власовны...

– Аллочка, что ли?

– Ну да, она. Так вот, она у меня еще давно заняла много денег. Тысяч... сто! Да, сто тысяч. И не отдает. Если твоя маманя ради тебя на все готова, то пусть она из этой тетки деньги вытрясет, ты их можешь забрать и лечить свою маменьку где угодно. На эти деньги ее можно хорошо устроить.

– Но... а как же она их вытрясет? Это ж не ее деньги! – растерялась Вета.

– Но ты же просила, чтобы я матери дал работу! Считай, что это ее первое задание. И согласись: я хорошо за это плачу. Кстати, если эти почтенные люди скажут мне, что деньги клянчила именно ты, я от всего откажусь, и денег твоя мать не получит вовсе.

– А сам почему не вытрясешь? – еще сомневалась девочка.

– Ну... понимаешь, меня же Гутиэра с Жанной познакомила. Жанна родила мне Машку. Мне как-то неудобно с ее сестры... я уже и забыл про них, пусть, думаю, считаются, как плата за жену. К тому же раза два я намекал, но Аллочка делала такие удивленные глаза, вроде она и не брала этих ста тысяч, я и плюнул. Но если тебе надо...

– А если она не отдаст?

– А пусть твоя маменька проявит смекалку и находчивость. И все! Закончим на этом! Все, что мог, я сделал. А если твоя маменька не хочет задницу оторвать от стула для собственной дочери...

Жанна слушала мужа с негодованием:

– Но как же Аллочка отдаст сто тысяч, если она их не брала!!

– Никак, – весело фыркнул Назаров. – А с чего это она будет их отдавать? Ты бы отдала?

– Н-ну... нет, конечно! Я бы поговорила с Верой.

– Да не станет Вера с ней говорить! – поморщился Назаров. – Ну, что Аллочка ей скажет – что ничего не брала? Вера ей просто не поверит! Она же Ветке в рот смотрит. Аллочка сочтет ее за сумасшедшую и либо отправит в психушку, кстати, их Фома в больнице работает, устроит все без проблем. Либо Аллочка заведет на нее дело, станет до истины докапываться, она же считает себя детективом. Вот тут и появлюсь я! Покупаю Вере какую-нибудь халупу в солнечном Заполярье и, якобы спасая мать Ветки от милиции или от психушки, высылаю бывшую супругу далеко и надолго. Только надо проследить, чтобы деньги требовала именно Верка.

– Ну, ты... ты...

– Только попробуй кому-нибудь проболтаться! – снова ожесточился Назаров. – Эта дрянь мне столько крови выпила, дочку бросила! Не хочу, чтобы она еще раз Ветку подставила!

После этого Жанна не раз видела, как Вета строчит на компьютере страшные предупреждения, наклеивает на газету вырезки, то есть – подходит к выколачиванию денег творчески. Девочка, как могла, помогала матери.

Жанна решила все же рассказать об этом Неверовым или Ветке, но с девочкой у нее отношения испортились окончательно, а с Неверовыми она решила переговорить лично – на дне рождения дочери.

– Вот откуда появились эти нелепые угрозы... – фыркнула Аллочка. – Гутя, я же тебе говорила, что никому ни копейки не должна, а ты – «за свет не заплатила, за свет не заплатила!».

– А я оказалась права, значит, я хороший психолог! – улыбнулась Варька. – Я сразу сказала, что это мог написать только ребенок, подросток.

Фома снова затоптался возле кровати Жанны. По-хорошему, надо было давно уже прекратить все эти беседы, но он чувствовал, что Жанна не сказала о самом главном. Да и сама больная уже не могла терпеть, ей надо было снять камень с души.

Немного передохнув, Жанна продолжила.

Она хотела предупредить Аллочку на дне рождения Маши, но так и не успела – случилось такое, после чего из ее головы выпало все. Жанна принимала гостей, веселила ребятню, а потом, когда она вышла из комнаты, Аллочка встретила ее в коридоре, и...

– А когда вы из комнаты вышли... вы там с любовником были? – спроста спросила Аллочка.

Жанна прикрыла глаза.

– В этот день... мы решили, что Кирилла обманывать дальше нечестно. Я хотела рассказать мужу все. Подумала, что в день рождения Маши он не станет скандалить, даст нам уехать спокойно: он слишком любил Машу. Я хотела поехать к маме, а Маше мы бы сказали, что бабушка хочет ее поздравить. Владимир не захотел меня бросать в такой серьезный момент,

– А Владимир – это Чернов, да? – уточнила Гутя.

– Да, Володя Чернов. Он слишком боялся за меня, поэтому потребовал, чтобы я его тоже пригласила. Поскольку они с Назаровым были знакомы и даже когда-то дружили, это никого не удивило. И тут это произошло... с Ветой.

Жанна тяжело вздохнула.

После гибели девочки само собой стало очевидно, что никуда она уйти сейчас не сможет. Они даже с Володей почти перестали встречаться: Жанна считала, что это будет просто кощунственно. Но и оставаться с мужем в эти дни было для нее невыносимо. Он совсем ее не понимал, искреннее горе жены он воспринимал только как игру на их окружение, раздражался из-за любой мелочи, и жизнь за считаные дни превратилась в ад. И вот в четверг Жанну пригласила к себе Наташа Бубнова. Голос у Наташки был такой светлый, словно из того прошлого, когда Жанна еще была свободна, легка и от чувств ей кружило голову. Сама не зная, почему, Жанна собралась и поехала. Она взяла с собой Машу, потому что теперь никуда ее от себя не отпускала.

У Наташки она впервые за долгое время наревелась от души, наговорилась и даже почувствовала, как на душе стало светлее и легче. Да, она задержалась, приехала уже в двенадцатом часу, но, что дома ее будет ждать такой кошмар, она не могла бы увидеть даже в страшном сне.

Чтобы не подавать повод для сплетен – якобы жена таскается до первых петухов, – она постаралась пробраться в дом незамеченной. Это удалось ей без труда – охранники храпели так, что их будка ходила ходуном, а прислуга уже давно разбежалась по домам. Правда, должна была остаться няня, но ее еще с вечера отпустила домой сама Жанна – зачем женщина будет караулить, если мать сама поехала с дочкой?

Едва Жанна переступила порог дома, как Машу из ее рук тут же выхватил Назаров. Жанна не очень беспокоилась – случались редкие дни, когда Кирилл сам укладывал девочку. Она прошла в кухню, раскрыла холодильник, и тут... она даже не поняла, что случилось – в голове ее словно лопнул раскаленный шар, дикая боль пронзила все ее тело...

Назаров бил жену всем, что подворачивалось ему под руку. Бил молча, без единого звука, только в глазах его все сильнее разгоралось пламя звериной жестокости. Когда Жанна упала, он поволок ее куда-то вниз. Вдруг стало прохладно – она поняла, что ее тащат в гараж. Попыталась вырваться, но вызвала только новый приступ ярости. Назаров открыл люк и швырнул ее вниз, в тир. Мелькнула мгновенная мысль: если он ее здесь запрет, она будет похоронена заживо – стены тира звуконепроницаемы. А потом началась охота. Некогда любящий супруг достал ружье и принялся палить по мечущейся по тиру жене. После того, как она упала от первого же ранения, он наклонился к ней и прошипел:

– Сейчас принесу бумажку, подпишешь!

– Что?.. – пролепетала Жанна.

– Отказ от Машки. Ну, и от всего имущества, конечно! Мы же не составляли брачный контракт. Еще не поздно.

– Забирай все свое барахло, а Машку не отдам... – прошептала Жанна.

– Тогда сдохнешь! – с новой яростью накинулся на нее муж.

– Сейчас... ищут убийцу Веты... и меня найдут... – еле успела вымолвить Жанна и потеряла сознание.

Очнулась она оттого, что невыносимо хотелось пить. Рот был стянут липкой лентой, руки и ноги – тоже, ничего не было видно из-за непроглядной тьмы, и каждое движение отдавалось страшной болью во всем теле. Жанна решила, что Назаров хочет взять ее измором, и приготовилась к новой тяжелой встрече. Ждала долго, мучительно. Кажется, стонала, пыталась кричать, но... Теряла сознание и снова ждала... Но он не возвращался. Не явился и на следующий день. И снова – не приходил... А потом она уже потеряла счет времени. И вообще, даже не понимала – это еще жизнь или уже смерть?

– А потом пришли вы... – без слез заплакала Жанна. И вдруг произнесла: – Когда он стрелял... бил меня, я вдруг подумала – Кирилл не слишком-то любил Вету... он запросто мог ее убить! И в дом пробраться незамеченным – тоже мог. Я даже думаю, что мы с Владимиром еще ничего не успели ему сказать, а он бил меня так, словно знал, что я ему изменяю. Скорее всего, он видел нас там, в комнате. Поэтому... он запросто мог убить Вету.

– Может, Вету и мог, он ее не любил, а Машу? Он же в ней души не чаял! За что же он ее-то?! – совершила страшную ошибку Аллочка.

– Машу?! – вдруг прохрипела Жанна. – Где моя дочь? Ее тоже убили?! Маша! Машенька!..

– Ну, твою-то мать! – заорал Фома. – Аллочка, кто тебя за язык?.. Варька! Зови Юлю!

Через секунду женщин вытолкали из палаты, а возле Жанны скучились врачи, и по всему коридору забегали медсестры.

– Ну, забыла я! – чуть ли не ревела Аллочка. – Забыла, что она не знает о смерти дочери!

– Ты хоть сейчас-то помолчи! – накинулись на нее Гутя с Варькой и выволокли Аллу из клиники.

Дома, как Аллочка ни забивалась в самый угол дивана, как ни жаловалась коту Матвею на женскую жестокость, нападки родни не прекращались.

– Ну как ты могла?! – яростно шипела Гутя. – Ведь Жанна сама сказала: Назаров утащил девочку, и только потом начался этот кошмар! Машу она в последний раз видела живой!

– Это просто бесчеловечно – так надрывать психику! – сменяла мать Варька. – Жанна может навсегда лишиться рассудка! А психические заболевания неизлечимы!

– Она нам честно все выложила, а ты! – отталкивала дочь Гутя. – А ведь сейчас милиция приедет! Что она им сможет рассказать?

– Дайте мне пистолет! – в исступлении кричала Аллочка. – Я смою позор кровью! Я пойду и застрелю этого Назарова!

– А я надеялась, что в тебе проснется совесть... – щурилась Гутя.

– Не дождетесь!

Родственницы унялись только тогда, когда поздно ночью приехал почерневший Фома.

– Умерла? – испуганно выдохнули женщины.

– Кто? Аллочка?! – вытаращился изможденный врач.

– Да что с ней сделается, – отмахнулась Гутя. – Вон, сидит в своей комнате, сама себя наказывает – пресс качает. Я говорю – Жанна умерла?

– Жива. Ей успокоительные колют, – ответил Фома. – Помоюсь сейчас, поем, а потом...

Жена и теща терпеливо ожидали его у двери в ванную.

– Да ладно, что уж теперь, – с полотенцем на плече вышел Фома. – Все равно надо было как-то ей сообщить... И еще хорошо, что сказали в клинике, сразу помочь смогли. А если бы она дома узнала?

– Вот! – как чертик из табакерки, выскочила из своей комнаты Аллочка. – А вы!!

– Спрячься, горе мое, – сверкнула на нее глазами Гутя. – Завтра же выдам тебя за Сигизмунда!

– Не затыкай мне рот! – отреагировала осмелевшая Аллочка. – У меня серьезное напоминание! Фома, теперь Назарова надо охранять.

Фома качнул головой и откинулся на спинку дивана.

– Я сразу Левке позвонил, когда только Жанну осмотрели. Он к этому стрелку охрану приставил.

– Фома, а милицию вызвали? – спросила теща, но ей уже никто не ответил.

Фома рухнул в постель, не поужинав, не скинув джинсы, и даже во сне у него были жестко сведены брови. Осторожно, бережно дамы принялись раздевать своего единственного мужчину. Вернее, Варька стягивала джинсы, Аллочка заботливо заталкивала ему под голову свою любимую подушку, а Гутя прикрывала зятя одеялом и устанавливала торшер, который ради такого случая приволокла из своей комнаты.

– Матюша, пойдем, рыбки тебе дам, – прошептала Варька, и даже кот, казалось, на мягких цыпочках, вышел из комнаты.

Женщины погасили свет.

Утром Варька осторожно потеребила мужа за ногу.

– Фо-о-о-м, Фомочка, тебе сегодня на работу надо или тебя отпустили? – шепотом спрашивала она. – Фома-а-а!

– Ну, что ты прицепилась к мужику?! – накинулась на нее мать. – Возьми телефон, позвони их главному и узнай – выходить ли Фоме на службу, или ему можно дома немножко отлежаться. Ведь почти трое суток на ногах!

Аллочка, желая загладить свою вчерашнюю вину, уже набирала номер клиники. Очень быстро ее соединили с главным, и тот любезно рассказал, что больная Назарова чувствует себя лучше, состояние ее стабильно, а Фома вполне может сегодня отлежаться, потому что ему, главврачу, вовсе не нужны хирурги с трясущимися руками... ради бога, простите, не то слово вырвалось, потому что он, главврач, весьма дорожит хорошими работниками и их здоровьем.

– Так что, Варька, отойди от мужика, пусть спит, я договорилась, – важно сообщила Аллочка и обернулась к сестре. – А ты давай к плите, надо же его потом покормить как следует.

Пока Гутя крутилась возле плиты, гремела сковородками и чадила маслом, Варька и Аллочка сидели за столом и вовсю «развивали мысли».

– Мне кажется, Назаров точно узнал об измене Жанны, – задумчиво предполагала Варька. – Вот я прямо чую своим психологическим чутьем!

– Откуда? – спрашивала ее Аллочка.

– Наверное, Ветка сказала... а он ее за это и убил. А что? – вдруг округлила глаза Варька. – Запросто такое может быть! Он ее просто шибанул, она упала, ударилась – и умерла.

– А разгневанный Назаров вместо того, чтобы разорвать жену на флаги, тихонько удалился? По-английски, да? – сомневалась тетушка.

– А ты думаешь, ему очень хотелось за решетку? Конечно, он увидел, что натворил, и сбежал, – настаивала Варька.

– Что-то не больно верится, – кривила губы Аллочка, принюхиваясь к запахам из кастрюль. – Почему-то он, например, когда в Жанну стрелял, не боялся решетки! Оставил ее помирать, и все!

Гутя обернулась:

– А мне кажется, он вовсе и не собирался оставлять ее помирать. Он просто хотел, чтобы она помучилась, а потом подписала бы отказ от Машеньки и от хлама всякого. Он, наверное, решил не только Веру в Заполярье отправить, но и Жанну. А всем бы говорил, что она сама убежала. А когда убили Машу, он загремел в больницу и не успел Жанну выпустить. А больше ее никто не видел, поэтому и думали, что она пропала уже давно.

Аллочка подумала и выдала:

– У меня родилась самая простая и правдивая версия. У Назарова имеется любовница! Она видит, что отношения Назарова и Жанны заходят в тупик, выслеживает Жанну и сообщает об этом Назарову. Он... заметьте, он уже все знает, поэтому аккуратно приходит домой... до этого он в своих банях говорит, что уединяется с женщиной, и ему верят. Короче, он приходит домой, видит жену в объятиях своего товарища... тут ему попадается на пути Ветка. Девочка опять злит отца... допустим, она снова просит положить мать в клинику. Ну, и всю свою ярость Назаров обрушивает на девочку!.. Нет, лучше не так. Он, значит, не видит дочери, зато его любовница...

– Бред, – бестактно прервала ее Гутя. – Начнем с того, что у Назарова нет любовницы. Тебе же сказали – он был слаб как мужчина!

– Ну и что? – отстаивала свою версию Аллочка. – А может, любовнице на фиг никакой мужчина и не нужен, зато ей требуются деньги! А он обрадовался, что ей мужчина не нужен, и полюбил ее... плотоядно! Зато все с Машенькой складывается – любовница просто избавилась от лишней обузы.

Варька важно задрала голову и авторитетно заявила:

– И снова ерунда! Может, этой любовнице и нужны только деньги, но мужчины в таком состоянии не станут лишний раз подвергать себя унижениям. Он не будет заводить романы на стороне, если ему заводить... нечем.

– Да? А тогда почему он на день рождения заявился со всеми своими сотрудниками, а? Словно специально себе алиби обеспечивал! – как мартышка, гримасничала Аллочка. – Я вам точно говорю: или Вету убил Назаров, или...

– Или убийц было двое? – поняла ее Гутя. – Не слишком ли много? Вы подумайте: только что погибла Вета, еще ведется следствие, дом Назаровых – под постоянным контролем, а тут кто-то берет и убивает ни в чем не повинную малышку! Что-то слишком уж отчаянно... Хотя... Я все же думаю, что Вету убил отец. Об этом и Жанна говорила, а она знает своего мужа получше нас.

– А поесть можно? – появился в дверях заспанный Фома.

– Фомочка! – кинулись к нему женщины. – Ну, конечно же, можно поесть. Садись! Тебе блинчики со сгущенкой или со сметанкой? Еще мед есть... Аллочка! Опять весь мед съела, ну прямо как медведь какой!.. А вареничков?

Фома наелся до отвала и вареничков, и блинов, а потом стал собираться.

– Ты куда? – взвилась Варька. – Мы же тебя отпросили на сегодня, отдохни.

– В клинику, – ответил Фома. – Варь, ну надо же посмотреть, как себя Жанна чувствует. И потом... мне на сотовый Левка звонил.

– Передай своему Левке, чтобы он с Назарова глаз не спускал, – попросила Аллочка.

– Да некогда ему на Назарова пялиться, – вздохнул Фома. – У него же работа.

– А Назаров – убийца! Мы уже твердо решили, – заявила Аллочка и с чистой совестью накинулась на блины.

Что бы они там ни решали, а в таком тонком деле, как расследование, требовались неопровержимые доказательства. А их не было.

Когда Фома убежал в клинику, Гутя подвела итоги:

– Подозреваемый у нас наметился, теперь надо собирать факты. Отправляемся к няне Вале. Варя, ты обязательно должна ехать – там, похоже, нужен чуткий подход.

– Я понимаю... – грустно мотнула головой Варька. – Только мне не в чем. Вчера, когда домой поднималась, последний каблук отвалился.

– Как это – последний? – испугалась Гутя. – А до этого ты на одном бегала? Бедный ребенок! Конечно, дуй в магазин! Мы тебя подождем.

– И ничего у нее не последний, – вклинилась Аллочка. – У нее еще только первый оторвался, да еще подошва, а вот мои сапожки...

– Тебе мы покупали в прошлом сезоне! – отрезала сестра.

– Но теперь такие никто не носит!

– Значит, ты будешь эксклюзивом!

Варька уже выскочила за дверь, напялив старенькие кроссовки, а сестрицы все еще спорили по поводу моды. Процесс прервал только телефонный звонок.

К аппарату подскочили обе.

– Куда ты несешься, если это мне звонят? – зыркнула на сестру Аллочка, и тут же голос ее полился медовой патокой: – Алле-е-еу!.. Кого?.. Гутиэру?.. Нашли, кого спрашивать... Гутька! Тебя.

Оказалось, что к Гуте пришли двое мужчин дефицитного сорокалетнего возраста, страшно жаждут предложить себя в качестве женихов, а в клубе никого нет. Гутиэра немедленно затараторила, что она отлучилась буквально на секундочку, и вообще, находится уже в двух шагах от клуба, пусть они ее подождут. Мужчины, видимо, согласились ждать вечно, потому что Гутя бросила трубку и вихрем пронеслась по комнатам, натягивая на себя кружевные кофточки, юбочки и даже новенькие колготки.

– Не забудь – если ты не оторвешь принца для меня от его коня, я поселюсь здесь вплоть до твоей глубокой старости, – бегала за сестрой Аллочка. – Мне кажется, я должна тебя сопровождать!

– Ты должна сидеть дома, варить обед и ждать меня и Варьку, – торопливо говорила Гутя. – Я вернусь, и мы сбегаем к няне Вале. С этой женщиной необходимо побеседовать!

Аллочка угрюмо мотала головой, но, когда сестра выскочила за дверь, бравая сыщица тоже потянулась к шкафу. Она вовсе не собиралась сидеть и ждать, когда у всех закончатся дела: время не терпит! Аллочка была уже в полной боевой готовности и даже напяливала немодные сапожки, когда телефон зашелся звоном.

– Вот блин... ни минуты покоя... – проворчала Аллочка и на одной ноге попрыгала к аппарату. – Алле! Кого вам? – рявкнула она в трубку и сразу же расплылась в улыбке. – Ой, это вы, Степа?..

Это и в самом деле был Степан: он благодарил Неверовых за спасение хозяйки и спрашивал – когда можно будет навестить Жанну Игоревну и где она находится?

– Ой, а что это мы по телефону... – засмущалась Аллочка. – Вы приезжайте к нам, я вам все объясню. Отсюда и к Жанночке съездите...

Степан согласился и обещал быть минут через сорок.

Аллочка продиктовала адрес и скинула сапоги – за эти сорок минут нужно было из себя сотворить невозможную красавицу! Сама судьба подарила ей шанс – встречу со Степаном наедине! Об этом она даже и не мечтала.

Когда Степан позвонил в дверь, ему открыла ярко накрашенная женщина в узких Варькиных старых лосинах и в просторном блузоне с желтыми хризантемами по красному полю.

Мужчина немного оторопел от такой красоты, но Аллочка мило растянула сдобренные блеском губы и томно мяукнула:

– Ну-у, что же вы встали? Проходи-и-ите...

Степан робко вошел, не переставая с опаской пялиться на красавицу.

– Удивляетесь, что я так хороша? – вовсю кокетничала Аллочка. – А я всегда такая, да-а... Только в гости хожу замухрышкой. Так это меня родственницы так водят, не выдерживают конкуренции... Сейчас я угощу вас замечательным чаем! В пакетиках!

Она плавно изогнулась, откинула голову и бросилась в кухню, но дверной звонок застал ее в полете.

– Кого еще черт несет? – спустилась на землю чаровница и шаловливо обернулась к обалдевшему Степану: – А давайте мы с вами открывать не будем, а? Вот так притихнем, как два мышонка...

Степан обеспокоенно дернул кадыком – он не хотел «мышонком». А в дверь звонили, не переставая.

– Вот ведь настырные какие! – сунулась к двери Аллочка, с твердым намерением спустить с лестницы любого.

– Что не открываешь-то? – вошла недовольная Варька. – Я звоню-звоню... Смотри, какие я сапожки купила!.. Ой, здрассьте, Степан!

Степан обрадовался Варьке, как ребенок – велосипеду.

– Варя! А я тут! – расплылся мужчина. – Аллочка сказала, что надо к Жанне Игоревне съездить, вот я и... Сейчас нас чаем будут поить!

Аллочка теперь вовсе и не торопилась с чаем – Варька и сама может кипятка плеснуть, зачем же его ей готовить, чай-то? Тем более что у них в доме нет даже завалявшейся печенюшки.

– Варя! – вдруг опомнилась тетка. – Сбегай в магазин, купи конфеты, тортик...

– Нет! – испуганно воскликнул гость. – Я не хочу конфет. Я на диете! На этой... на капустной!

– Так у нас и капусты нет, – огорчила его Аллочка. – Варя, сбегай.

– Не надо капусты, что я – кролик, что ли? – уперся Степан. – Поехали лучше к Жанне Игоревне!

Варька замялась. Жанна была еще слишком слаба для посетителей. И потом... они так и не успели переговорить со Степаном, а непроверенного мужчину вести к потерпевшей было опасно.

– К Жанне нельзя, – спасла положение посмурневшая Аллочка. – У нее сейчас милиция дежурит. Мы вам скажем, когда можно будет.

– Да вы не волнуйтесь, – сразу же защебетала Варька. – У нее состояние стабильное, она идет на поправку...

Поняв, что Варька никуда уходить не собирается, Степан немного расслабился.

– Вы знаете, когда Таня мне рассказала, что было... Ну, когда вы Жанну Игоревну обнаружили... Я в себя прийти не мог! Неужели это Кирилл Андреич, а?

Варька пожала плечами:

– Во всяком случае, так говорит сама Жанна. А что, на него не похоже?

– Нет, он, конечно, не сахар, но... – растерялся Степан. – Правда, в последнее время они как-то совсем... грустно жили...

– Да уж! – не удержалась Аллочка. – Обе дочери погибли – самое время веселиться!

– Нет, они еще до их смерти... – поправился Степан. – Еще до того, как Виолетту убили, Кирилл Андреич какой-то хмурый был...

Аллочка насупилась:

– А вот почему на дне рождения Машеньки нам сказали, что вы будете, а вас и не было! Я ждала-ждала...

– Аллочка хотела сказать, что она зорко наблюдала за всеми гостями, а вас не было, – поправила тетку Варя. – И очень интересно – почему вы не пришли?

Степан фыркнул:

– А зачем бы я пришел? Они мне кто, родня, что ли? Можно подумать, меня вот так взяли и пригласили! Я просто должен был привезти Кирилла Андреича! Нет, меня бы, конечно, усадили, угостили, но где-нибудь в уголке, в кухне. Назаровы всегда держат дистанцию между собой и прислугой. А в тот день у Кирилла Андреича партнеры были серьезные. Он с ними контракт собирался подписывать, ему трезвый ум требовался, так что пить нельзя было. Ему уже давненько нельзя пить – лечится он или еще что... Но шеф нет-нет и соскакивает – дернет пивка или стопочку хлестанет. А тут – никак нельзя. Да и к дочке он хотел приехать свеженьким. Вот он меня и отпустил. Он так часто делает – если боится, что напьется, тогда меня отпускает. Ему ж тогда самому придется вести, а он за рулем – ни-ни, железно! Вот и в тот раз отпустил. А что ж я потащусь тогда? Мне еще и лучше – выходной! Так что... нечего мне было делать на том дне рождения.

– То есть – вас там не было? – еще раз уточнила Аллочка.

– Совсем не было, – кивнул гость. – Я как привез шефа на работу, так он меня сразу и отпустил. Я мать на дачу возил, нас и соседи видели. Если надо, могу и адрес дать, чтоб проверили, я ж понимаю!

– Хорошо, а в тот день, когда Машеньку... когда Машенька погибла, вы ничего подозрительного не замечали? – вспомнила Варька.

Степан насупился.

– Ничего, да и когда мне замечать? Я ж с утра был при Кирилл Андреиче, а потом привез его домой... но Машеньку не видел, а она всегда к отцу выбегает. В тот раз не выбежала. И все – я уехал домой.

– Понятно... кстати, не подскажете, где няня Валя проживает?

– Подскажу, – кивнул Степан и вдруг встрепенулся. – А вы знаете... знаете, эту няню уже давно вам бы надо проверить... Я не могу объяснить, но она как-то странно относилась к Кирилл Андреичу.

– Как это – странно? – насторожилась Варька.

– Ну... я, например, несколько раз видел, как она на него смотрит: до-о-о-олго так, гру-у-устно... Или вот еще – Кирилл Андреич Машутку на руки схватит, а она прямо напружинится вся! Няня напружинится, а не девчушка, та только хохочет. И спорила с ним постоянно из-за детей. Прямо глаза выкатит – и спорит! А потом опять до-о-олго на Кирилл Андреича смотрит, гру-у-устно... Я уж думал – может, она влюбилась в хозяина... вы не знаете?

Аллочка стрельнула в Варьку взглядом – та вытянулась пружиной. Почему же они раньше до этого не додумались – вовсе не обязательно, чтобы у Назарова была любовница! Женщина могла просто его любить... и ненавидеть его детей. И ничего удобнее не придумать, если эта женщина – няня! Она всегда рядом, но ее никто не замечает, от нее не прячут секретов, потому что считается, что она слышит только детей, а она видит и слышит все!.. И если это няня Валя... Тогда... тогда все сходится!

– Правильно... – еле слышно проговорила Варька. – Она убивает Ветку, забирает кассеты, а потом подсовывает их Назарову.

– И поэтому он так и бесится, – кивнула Аллочка. – Назаров и в самом деле знал об измене Жанны: он видел эти кассеты!

– Жанна в доме уже не останется, это ясно, но есть еще Машенька, – продолжала Варька. – И она... она дает ей снотворное. Теперь Назаров будет принадлежать только ей!

– А если он станет упираться, она легко прижмет его: напомнит о его болезни, – сказала Аллочка. – Я думаю, что и разговоры супругов для нее не тайна, она же ночует в доме Назаровых.

– А какая болезнь, если не секрет? – также тихо спросил Степан. – У него проказа, да?

– Да какая там... А что это вы подслушиваете?! – накинулась на него Аллочка. – Сидите, чай вон пейте!

– Так никто же не принес чаю-то! – возмутился Степан. – Нет, вы меня не опасайтесь, я в самом деле свой, честно! А эту няню я давно подозревал. Главное – встанет и смо-о-о-трит, встанет и смо-о-отрит...

– «Смотрит-смотрит», – передразнила его Аллочка. – Что стоим-то?! Ехать надо!

– Поехали, – с готовностью откликнулся Степан и смущенно покосился на Аллочкино лицо. – Только вы, это... умойтесь. А то я как на вас гляну, так прямо и вздрогну – кто ж такой ужас у вас на лице сляпал, руки б ему... так испохабить хорошую женщину...

Конечно, после таких комплиментов Аллочка к няне поехала, тщательно умывшись. Ну, ничего страшного – бывает же такое, что мужчина совершенно в красоте не разбирается, зато он видит ее душу!

Глава 7

Проснуться сказочно богатой

По адресу, куда их привез Степан, им, похоже, и вовсе открывать не хотели.

– Нет ее, – грустно вздохнула Варька.

– Да нет же, дома она, только не открывает, – пояснил Степан и крикнул в замочную скважину: – Валентина! Открывай! Если не откроешь, вызовем слесаря! Он тебе воду отключит!

Валентина еще немного подумала – нужна ли ей будет вода в ближайшее время, но открыла.

Выглядела она не самым лучшим образом: серого цвета халат, прическа, похоже, не менялась с последнего дня работы, незамысловатый кукиш на темени уже изрядно махрился и топорщился, а глаза были опухшими и бесцветными.

– Я вас настойчиво просила меня не беспокоить, – Валя сурово сжала губы и уставилась на Степана.

– Я, собственно, и не думал, – язвительно ответил тот. – Но вот девушки очень просились к вам в гости, не мог им отказать – завез.

Кажется, только сейчас Валентина увидела девушек. Немного нахмурилась, видно, припоминая, и пригласила:

– Входите. Кажется, вас зовут Варварой, а вас – Гутиэрой? – уточнила она.

– Нет, наоборот: ее Варей, а меня – Аллочкой... Аллой Власовной, – пояснила Аллочка и уверенно прошла в комнату.

Почему-то сразу отпал вопрос, есть ли у няни семья: с первого взгляда было видно – женщина проживает в одиночестве. Небольшая комнатка была обставлена скромно и, вероятно, когда-то была чистой, потому что все вещи были аккуратно расставлены по своим местам, нигде не валялось ни носочка. Ни газет на полу, ни чайной кружки возле дивана. Однако по полу уже катались шары из пыли – видно, хозяйка давненько не занималась уборкой, не до того ей было...

– Садитесь, я принесу вам кофе, – сухо проговорила Валентина. – Вам со сливками? С сахаром? Сразу говорю – ни того, ни другого нет, я не выходила в магазин.

– Тогда мне чаю, если можно, – улыбнулась Аллочка. – А Варьке кофе, можно без сливок и без сахара... да и без кофе, так только – водички брызните...

– А мне можно вообще ничего, – разрешил Степан. – Я уже привык: во втором доме подряд с чаем кидают... Простите.

Через минуту Валентина чопорно вкатила в комнату маленький столик, на котором стояли четыре чашки, чайничек и маленькая тарелочка с сушками.

Валентина села напротив гостей, взяла чашечку двумя пальчиками и замерла в ожидании: она понимала, что гости заявились не чаевничать.

– Мы хотели бы поговорить с вами... – начала Аллочка.

– Со мной уже говорили, – сухо отрезала Валентина. – Милиция.

– Но... понимаете, – вклинилась Варька. – В доме произошло убийство. И даже два. Ничего удивительного, что всех тревожат расспросами. Если вам нечего бояться, просто отвечайте на наши вопросы, вы же не маленькая девочка, что за капризы? Вы прекрасно понимаете – это не праздный интерес. А если не станете отвечать, мы можем подумать...

– Спрашивайте, – смилостивилась женщина.

– Расскажите, как вы относились к Назаровым? – напрямую спросила Варька.

Валентина некоторое время молчала, а потом заговорила:

– К Жанне я относилась... хорошо относилась. Правда, я считаю, что женщина не должна заниматься ничем, кроме воспитания детей и мужа... Да, милые мои, не делайте круглые глаза! И мужа! Потому что ни один супруг еще не попал к нам в руки в совершенном виде!

Аллочка неуместно фыркнула, но удачно сделала вид, что закашлялась. Что уж душой кривить – Валентине в руки и вовсе мужья не попадались, куда уж там до совершенства.

– Семьей надо заниматься, – покосилась на нее няня Валя. – А Жанна Игоревна решила отдаться бизнесу. И это в то время, когда Марии не было еще и трех лет! С моей точки зрения, это было грубой ошибкой. Однако в остальном... были погрешности в воспитании, но, на мой взгляд, несущественные. Мама тщательно следила за гармоничным развитием ребенка, искренне интересовалась ее успехами и пользовалась у девочки заслуженным авторитетом. Дочь ее даже любила, не буду кривить душой. Однако, если бы мама сидела дома, связь с ребенком была бы намного прочнее... Молодой человек, не чавкайте!

Уже на второй минуте беседы у Аллочки от скуки заныл коренной зуб.

– А вы когда-нибудь рассказывали Маше сказки? Потешки? – неожиданно спросила она. – Песенки ей пели? В паровозики играли? Хохотали?

– То есть Алла Власовна хотела спросить: а как вы относитесь к отцу Маши, к Кириллу Андреевичу? – уточнила Варька.

И тут глаза женщины стали холодными и непроницаемыми. Однако ж она продолжала говорить:

– Кирилл Андреевич, по моему мнению, и вовсе вел себя преступно. Да, преступно! – теперь она говорила быстро, а по ее щекам расплылся нездоровый, какой-то чахоточный румянец. – Его отношения с ребенком были просто недопустимы! Он дарил крошке бриллианты! Дом на... где-то там... собирался подарить! Вешал на нее золото! Но никогда у него не находилось времени, чтобы сводить ребенка в зоопарк. Ни разу он не вышел с ней в парк на прогулку, не посвятил Марии ни одного дня. А что он творил, когда приходил домой?! Он же просто не мог лечь спать, пока не зайдет к девочке в спальню. Начинал ее целовать, тискать, будоражить ребенка, и это в позднее время, нарушая всякий режим!.. И хорошо, если он при этом был трезвым! А ведь раньше случалось и такое, что к кроватке ребенка отец подходил в пьяном виде! От него несло перегаром и табаком! Конечно, Мария реагировала на это бурно – просыпалась, начинала болтать, смеяться, у нее нарушался сон, утром девочку невозможно было поднять, пропускались завтраки, сдвигались обеды, а уж о занятиях и вовсе говорить не приходится. А как ее баловал Кирилл Андреевич! Шоколад в постель! Ночью!.. Вы себе не представляете – однажды я даже видела, как он поил ее кока-колой!.. Не заставляйте меня вспоминать эти страсти.

Женщина так расстроилась, что даже выпила чашку чая залпом, как стопку водки. Глядя на нее, Аллочка чувствовала себя преступницей – до сей поры она ничего ужасного в этом не видела. Видимо, Варька тоже, потому что она позволила себе возразить:

– Валентина, а может, все было не так трагично? – пожала она плечами. – Ну, подумаешь – пришел отец к дочке в спальню чуть позже. Но ведь вы сами говорили – он к ней заходил сразу после работы. И что поделать, если работа у него заканчивается так поздно? Целовал, тискал, баловал шоколадом – ну, любил он ребенка, это ведь ни для кого не секрет. И потом, отцы всегда любят больше дочерей, тем более пока они маленькие.

– Не знаю, не знаю... – многозначительно посмотрела на нее Валентина. – Тут ведь еще надо посмотреть – КАК он ее любил! Может быть, Марию он баловал как дочь, а может быть, его тянуло к ней...

Тут она поднялась с кресла и быстро подошла к книжной полке, вытянула книгу со страшной обложкой и грохнула на столик.

– Вот, – словно уличая Варьку в чем-то нехорошем, проговорила она. – Я тоже так думала – любит, балует, отцы больше любят дочерей! Думала, пока не прочитала вот это. Читайте-читайте. Это книга о педофилах! Я ее случайно купила по сниженной цене.

– Ну, блин, ваще-е-е! – изумленно вытаращился на Валентину Степан.

Та только сверкнула на него строгим оком и продолжала тыкать книгой в нос Варьке:

– Почитайте же! Очень поучительная вещь. Я бы даже сказала – настольная книга матери и няни!

Аллочка схватила книгу, рассмотрела ее со всех сторон и разочарованно протянула:

– Так это же художественная литература! Ха! Там вам такое придумают! Назаров-то тут при чем?

– А при том! – наклонилась к ней Валентина. – Я очень пристально наблюдала за отцом Марии – все характерные черты педофила у него были налицо! У него даже внешность подходящая – как у героя в этой книге.

– Ой, на-а-адо же, – всерьез обиделся за своего шефа Степан. – А ты свою-то внешность видела? Типичная виселица. Книжечку она по дешевке купила! И как только Жанна Игоревна тебе Машку доверяла?

– Степан хотел сказать, – быстренько сгладила его реплику Варька, – что внешность обманчива. И еще он хотел спросить – а вы матери Маши говорили о своих опасениях?

Валентина обиженно вытянула шею и уставилась в пол.

– Говорила, конечно. И неоднократно. Жаловалась, что это неприлично, когда отец входит в спальню к маленькой дочери и целует ее прямо... стыдно сказать! В животик! А она... она относилась к этому непростительно легкомысленно – смеялась и говорила, что это не страшно. Вот если бы, говорила она, он заходил к старшей дочери и в животик ее целовал... Это Виолетту-то! Какой ужас!.. Вот это как раз тот момент, когда я в корне осуждала поведение матери.

Степан не был закален допросами свидетелей, и терпение у него кончилось.

– Короче! – хлопнул он по столу ладошкой. – Говори – зачем убила Машу? Чтобы ее от отца-педофила защитить?

Валентину словно отбросило от стола. Она вдруг принялась широко раскрывать рот, переводить взгляд от одного к другому и махать руками.

– Он... он... чтобы я!.. Машеньку?! У меня нет детей... я ее... это ж больше, чем родной ребенок... я...

– Степан хотел спросить, – затараторила Аллочка по Варькиному примеру. – Что вы делали в ночь, когда случилась трагедия?

– Я... я...

– Да вы успокойтесь, выпейте водички... из Варькиной чашки.

Валентина выпила Варькин «чай», отдышалась и заговорила спокойнее:

– В тот вечер мы с Марией режим не нарушали. Мы поужинали, потом я стала девочку купать. После купания я поменяла ей пижамку, дала лекарство – Марию на ее дне рождения просквозило, девочка кашляла, и стала знакомить ее с зарубежными писателями... мы читали Киплинга. А потом она уснула. И я – вместе с ней. И проснулась только тогда, когда меня разбудил Кирилл Андреевич.

– И никуда не выходили? – спросила Аллочка.

– Я не могла оставить ребенка без присмотра, – твердо ответила Валентина.

– Нет, ну вы же тоже человек! – не удержалась Варька. – По нужде, попить, например, я не знаю...

– Попить? У меня всегда стоит на столе графин с водой. А «по нуждам» я хожу только тогда, когда Мария спит.

Теперь на нее смотрели уже с некоторым уважением – это была действительно не просто женщина, а живой сборник по воспитанию детей.

– Ясно, – кротко мотнула головой Аллочка. – Следовательно, когда у Маши был день рождения, вы тоже от детей никуда не удалялись.

– Это не совсем верно, – строгая няня не терпела неточностей. – Марию, как и других детей, у меня на некоторое время забирали – родителям взбрело в голову, что их дети будут счастливы прочесть стишки. К тому же Марии дарили подарки, поэтому мое присутствие было бы не совсем корректным. Однако я наблюдала за ребенком из-за колонны.

– А Виолетту вы не видели?

– Я работала только с младшей дочерью Назаровых, в мои обязанности не входило следить за Виолеттой.

– С ума сойти... – вытаращился Степан. – Железный Феликс! Ростральная колонна! Крейсер «Аврора», честное слово!

Валентина даже не удостоила его взглядом.

– Еще один вопрос, – спросила вдруг Аллочка. – А как вы спали тогда... когда вас разбудил Назаров?

– Вас интересует – в чем? – покраснела няня. – На мне была...

– Меня интересует – спокойно ли?

– То есть... – сдерживала слезы няня. – Не мучила ли меня совесть? Она еще ничего не знала, моя совесть, поэтому...

– Ну, куда вас все время несет? – поморщилась Аллочка. – Я не об этом! Я хочу знать – здоровый ли у вас был сон? Крепкий ли? А?

– Ну... не думаю, что мое здоровье кого-то интересует... – пожала плечами Валентина. – Но, если угодно, – нет! Сон у меня был плохим: меня все время мучили какие-то кошмары, хотелось проснуться, а не получалось. И потом очень долго болела голова. Но это и не удивительно – после того, что случилось...

Теперь уже женщина откровенно скучала, вероятно, как бы она ни храбрилась, разговор стоил ей немалых усилий.

– Пожалуй, мы пойдем, – поднялась Варька и потянула за собой остальных. – Спасибо за беседу, за чай. До свидания...

Няня Валя стойко проводила гостей до двери и даже нашла в себе силы улыбнуться.

– Ну, и что ты скажешь? – толкнула в бок племянницу Аллочка, когда они спускались по лестнице. – Каково?

– Больная на всю голову! – вместо Варьки ответил Степан. – И как только Жанна Игоревна ей ребенка доверила?

– Вы уже об этом спрашивали. Просто она старалась воспитывать Машу так, как научилась по книгам, – ответила Варька. – Похоже, литература для нее – основной источник знаний, никакого жизненного опыта. Она так стремилась все предусмотреть, и не получилось...

– А я теперь точно знаю... – начала было Аллочка, но стрельнула глазами на Степана и примолкла. – Я тебе потом скажу.

– А что вы хотели сказать? – переспросил Степан.

– Я хотела сказать, – многозначительно посмотрела на него Аллочка. – Что вы теперь просто обязаны назначить мне свидание! Сколько ж можно?!

– Аллочка! – ужаснулась Варька. – Ну, разве так можно?! Где женская робость?! Ты прямо на шею вешаешься!

– Варя хотела сказать, – ехидно ответил Степан, – что со свиданием вы опоздали. Потому что, хотела сказать Варя, мы с Татьяной уже подали заявление в ЗАГС, и я временно на других женщин не смотрю! По крайней мере, до регистрации!

У Аллочки вытянулось лицо, но потом глаза ее просияли:

– То есть, если я правильно поняла – после регистрации... у меня есть надежда?

– Вы поняли неправильно, – все больше улыбался Степан. – У вас – нет, а вот у Вареньки...

– А я хочу сказать! – вклинилась Варька. – Что на чужих мужиков ни до, ни после регистрации смотреть не приучена!

– Тогда поехали, я отвезу вас домой просто по-дружески.

Домой они ехали в полном молчании. Степан ждал, что Варька одумается и на свидание согласится. А что, очень было бы здорово: она – замужем, он – женат! Эдакая романтическая любовь. Варя искренне жалела несчастную Валентину, которая, как могла, любила Машеньку, а ее еще и обвиняют в гибели девочки. И как только она держится? А Аллочка... Аллочка огорчалась, что вот и еще одна их версия потерпела крушение. А ведь как все хорошо складывалось – няня Валя страстно любит Назарова и от избытка чувств лишает жизни всю его родню, он остается один, достается ей, весь больной, – и с сердцем у него проблемы, и с... в общем, ни к черту мужичок получается. Но она его все равно любит. И все сходится!.. Но вот, оказывается, и не все. Ничего не сходится, потому что Аллочка ведь тоже человек – она же поняла, что Валентина переживает, и по глазам было видно – не она это Машеньку. И потом: если няня не врет, то она и в самом деле никуда от девочки не отлучалась, а снотворное подсыпали обеим, и, скорее всего, в тот момент, когда она купала Машу. Но... черт возьми! Но кто это мог сделать, если дома никого не было?! Ни-ко-го!.. Что тут думать – остается только Назаров. Он затащил Жанну в тир, убил дочь... Сначала убил Виолетту, потом Жанну, а потом... погодите-ка, погодит-ка... а ведь все сходится!

– Варька! Я все поняла! – подскочила Аллочка, но, увидев, как быстро к ним обернулся шофер, глупо захихикала: – Я поняла, почему мне не звонит Сигизмунд! Он, наверное, тоже лежит в больнице с инфарктом! Я же ему отказала!

Степан неприлично фыркнул и остановил машину прямо возле подъезда.

– Все. Приехали, – проговорил он и обернулся к Варьке. – Ну, так что? Мы с вами еще встретимся?

– Да! – сунулась к нему Аллочка. – На суде!

И обе дамы выскочили из салона.

Дома их уже ждала Гутя.

– Где вы так долго? Я уже испереживалась вся! Ну, что у вас?

Аллочка вовсе не забыла, что сестрица ездила на встречу с мужчинами, поэтому сузила глаза и ехидно спросила:

– Сначала ты расскажи – достойные клиенты попались? Хороший свадебный материал? Только не лги мне! А то утаила от меня Назарова, теперь вот мы расхлебываем!

Варька выпучила глаза:

– Нет, мам, ты слышала?! Свадебный материал! Это она про мужчин-то так!

– Материал неплохой, – качнула головой Гутя. – Двое серьезных мужчин, работали на Севере, накопили денег, приехали сюда покупать жилье, а заодно решили и качественную хозяйку в дом привести. Очень разумный подход. Хотят познакомиться с женщинами среднего возраста. Сегодня перед сном надо будет анкеты своих невест просмотреть, завтра предложу им на выбор.

– Ты совсем с головой не дружишь, да?! На выбор! Ничего не надо предлагать на выбор! – вытаращилась Аллочка. – Наоборот! Надо им одну мою анкету предложить. Обоим. И даже ничего мне не говори! Я сегодня буду вместе с тобой сидеть и разные свои фотографии на все анкеты клеить. Северяне! Домик купить хотят, хозяюшку ищут, да это ж просто зайки! Мою анкету дашь!

Гутя устало вздохнула:

– Ты уж извини, но я твою анкету и вовсе убрала, от позора...

– Как убрала?!

– А так! Ты зачем вместо своего снимка фотографию нашего кота Матвея приклеила?! А я, дура, не посмотрела! А потом показываю альбом, а мне пальчиком в Матвея тычут: «А что – вы и кошкам женихов находите? А с хомячками не работаете?» Позор!

– И ничего не позор. Просто так я игриво намекнула, что я мягкая и пушистая, как киска!

– Все, Аллочка, все, – отмахнулась от нее Гутя. – Никаких анкет – встретишься с ними вживую, и уж если это судьба – какому-нибудь мужику век с тобой пропадать, так пусть сам выбирает...

Аллочка не стала отвечать на вредные выпадки сестры. В сущности, вариант со встречей ее устраивал полностью.

– А мы сегодня у Валентины были... – напомнила Варька.

Гутя тут же забыла о своих рабочих делах и затормошила дочь:

– Ну, и что? Рассказывайте!

– Да что там рассказывать, – вздохнула Варька. – Мам, не она это, это я вам говорю как психолог.

И все же такой ответ Гутю не устроил, она хотела подробностей. Варька, яростно перебиваемая Аллочкой, рассказала обо всем, что они узнали за этот день.

– Выходит, наша версия была ошибочной... – поцокала языком Гутя. – Ну, и хорошо, то-то мне не очень хотелось верить, что девочек убила няня.

– А в то, что их убил родной отец, тебе верить хочется? – прищурилась Аллочка. – А придется! Потому что я сегодня еще раз подумала... Дело наверняка было так: Назаров был взвинчен – болезнь, то да се... А тут еще Вета подвернулась. И скорее всего, девочка стала у отца что-то требовать, он, конечно, отказал, тогда она...

– Ну, это ясно – она принесла кассеты и фотографии, так? – поторопила ее Гутя.

– Да, и он взбесился, ударил Вету, она неудачно упала и... В общем, трагическая случайность, – продолжала Аллочка. – Дальше мы все знаем, а потом Жанна уехала к подруге, а он уже решил, что она и вовсе его бросила – и сказал нам, что она пропала. Но Жанна вернулась, он ее потащил в тир, но!..

Аллочка выдержала театральную паузу.

– Будешь выпендриваться, полью из лейки, – потеряла терпение Варька.

– Жанну он потащил, но... – снова хитро прищурилась Аллочка. – Но Машенька не могла уснуть! И он дал ей снотворное! Чтобы ребенок не мешал ему и не плакал, но – не рассчитал дозу! Вот она и... – Аллочка победно оглядела родственниц. – Ну, как вам мои размышления?

Дочь с матерью переглянулись:

– Мам, она... нет, она не глупая у нас, просто сегодня переутомилась, – пояснила матери Варька.

– Аллочка, – вздохнула Гутя. – Сначала – да: Жанну Назаров утащил в тир, но ведь только на следующий день погибла Машенька! И с ней в это время находилась няня. И тебе, как всеми признанной сыщице, стыдно упускать такой момент.

– А еще, – тут же подключилась Варька. – Няне и самой кто-то снотворное подсыпал! Я в этом почти уверена. Но зачем? Чтобы она тоже не плакала?! Валентину усыпили специально – чтобы она не забеспокоилась раньше времени, отчего это Машенька так тихо «спит», чтобы Валя никуда не убежала и чтобы потом свалить на нее это преступление!

Аллочка стояла на своем:

– И все равно! О том, что это сделал Назаров, говорят и Жанна, и даже Валентина.

– Валентина не говорила такого, – не согласилась Варька.

– Но хотела сказать! – упрямилась сыщица. – Она мне взглядом намекала. Назаров это!

– Нет, это не Назаров, – раздался вдруг голос от двери, и в комнату вошел Фома. – Варь, подогрей ужин, а? Я так сегодня вымотался...

В кухню кинулись сразу все три женщины – Гутя с Варькой, чтобы быстро подогреть тефтели, которые Гутя в одиночестве уже успела накрутить, а Аллочка – посмотреть, нельзя ли чем-нибудь перекусить, пока ужин еще не согрелся.

– Я сегодня был у Назарова, – уже за столом, работая ложкой, сообщил Фома.

– Охрану видел? – встряла Аллочка.

– А зачем на нее смотреть... – вздохнул Фома. – Состояние Кирилл Андреича прямо-таки незавидное. Никак на поправку идти не хочет.

– Ну и правильно, – махнула рукой Аллочка. – После того, что он сотворил со своей женой, если он еще и на поправку пойдет – это с его стороны вообще свинство!

– Фом, а почему ты решил, что Назаров не мог убить девочек? – спросила Варя.

– А потому, – объяснил ей супруг. – Мне Левка рассказывал – он его карту болезни изучал, ну и зашел разговор о мужском заболевании, о котором вы уже знаете. Так вот, Назаров постоянно лечился, и прогнозы этого лечения были более чем утешительные! Очень хорошие прогнозы были, его могли излечить, и Кирилл Андреевич старательно выполнял все предписания врачей. Все! За такой промежуток времени он ни разу не нарушил режима, ни разу не пропустил ни одной процедуры и указания врачей выполнял очень прилежно.

– Ишь, как его прихватило, – фыркнула Аллочка.

– И что? – не понимала, куда клонит зять, Гутя.

– А то, что одним из предписаний врача было – избегать потрясений! Не мог Назаров убить Виолетту от ярости – даже случайно. Он и таблетки пил успокоительные, чтобы случайно не сорваться.

– Да? – в сотый раз прищурилась Аллочка. – А почему же он тогда с такой злостью на жену накинулся? Человек в спокойном состоянии никогда бы до таких издевательств не опустился!

– А потому и озверел, что как он ни пил таблетки, а после гибели Виолетты все его лечение пошло насмарку, – ответил Фома.

– Да, – качнула головой Варька. – Он, может быть, потому-то еще больше злиться и стал!

– И вовсе нет! – кипятилась Аллочка. – Просто Вета показала ему фотографии, а он и взбесился. Ха! Хотела бы я посмотреть, какие таблетки выдержат, когда тебе такие снимки в нос суют! Вот он и съехал с катушек. И дочь свою шибанул от ярости, а кулак у него – мама не горюй! Что тут думать-то?

– А потом он спокойненько смотался, да? – переспросила Варька. – То есть у него полетело все лечение, он увидел, как жена ему изменяет, швырнул дочь, а сам потихоньку удалился, да? Да он бы после лицезрения этих снимков должен был растерзать и жену, и этого Чернова в мелкие клочья.

– Значит... это не Назаров, не проходит твоя версия, Аллочка.

– Ну, ничего вам не нравится! – дернулась Аллочка и демонстративно отправилась к себе в комнату, хлопнув дверью. – Думайте теперь сами!

Они и думали. Но ничего на ум так и не приходило. Все, кто попадали под подозрение, либо располагали стопроцентным алиби, либо вообще не имели к этому никакого отношения.

Время шло, а следствие так и не продвигалось. Аллочка даже сбегала в милицию, нашла Редько Ивана Дмитриевича, того самого, который приходил к ним после гибели Маши. Он выспросил обо всем, что они знали, а сам своими наработками не поделился. Аллочка собиралась вытрясти из него хоть что-то, но у милиционера были крепкие, закаленные нервы. Он и вовсе сделал вид, что никакой Аллочки в глаза не видел, и попросил «гражданочку выйти из помещения и не портить воздух своими криками!». Это больше всего возмутило бравую сыщицу. Однако с этим возмущением она так и вернулась домой. Надо было хоть немного отвлечься, чтобы потом посмотреть на ситуацию не замыленным взглядом, и Алла Власовна перекинулась на устройство собственной личной жизни.

– Гутя, ну и как отреагировали твои северяне на мое фото? – спросила она сестру, накладывая ночной крем на тугие щеки.

– Они сказали... – вяло отвечала Гутя, листая страницы газеты. – Они сказали, что, если мне, кроме тебя, некого им больше предложить, они пойдут искать счастья в другом клубе знакомств.

– Наивные... – фыркнула Аллочка. – Мое фото во всех клубах города!

– Не поняла... – отложила газету Гутя. – Так это, значит, ты тратишь мои деньги на то, чтобы вкладывать их в конкурирующие фирмы?

– Гутя, я все равно не понимаю таких заковыристых слов, – отмахнулась Аллочка. – Ты лучше скажи, зачем тебе звонила Ирочка? Ты ее хочешь познакомить с новым клиентом?

– Ирочка в следующую пятницу приглашала на свой день рождения, – ответила Гутя. – И – да! Я сказала ей, что приду не одна.

– А со мной, да?

– Не с тобой, а с новым мужчиной, его зовут Вадим, это тот, что повыше, ну я тебе показывала. Я думаю, Ирочка ему понравится.

– А я пойду со вторым, – набычилась Аллочка.

– А тебя и вовсе не приглашали, – напомнила Гутя. – Хотя – вру, Ирина говорила, чтобы я приходила с тобой, с Варькой и с Фомой. Она специально сняла маленькое кафе на берегу Енисея, места хватит всем. Но Варька с Фомой не идут, они уже отказались, поэтому я подумала, что ты откажешься тоже.

– Не дождешься! Я тоже пойду, – насупилась Аллочка и стала незаметно продвигаться к тумбочке – там у Гути лежал маникюрный набор, и Аллочке он, оказывается, стал вдруг жутко нужен. Если она пойдет к Ирине...

Гутя запыхтела – ну никак не получается вдолбить в голову сестры правила приличия!

– Если ты собираешься к Ирине, тогда сразу говорю – звони своему Сигизмунду! – заявила Гутя. – Потому что я не намерена портить девушке настроение в ее праздник. Она рассчитывает, что я приведу к ней кавалера, а вовсе не тебя с твоими голодными глазами!

– Я дома поем! – пообещала Аллочка. – А Сигизмунду звонить не буду. Ну, Гутя-я-я-я! Ну, зачем я буду брать с собой этого кузнечика, когда там будет такой замечательный Вадим?

Гутя не реагировала.

– Ну, Гутя-я-я? – гундосила Аллочка. – Ты не хочешь мне счастья? А еще сваха...

– Только Сигизмунд!

– Ага, а он не пойдет! Потому что он тебя боится! – выкрикнула Аллочка. – Он мне еще давно говорил, что, когда он тебя видит, ему хочется бежать и заплатить алименты! Хоть у него и детей никогда не водилось.

Гутя сидела серьезная и непоколебимая, как монумент.

– Ну, Гутя-я-я... – без устали ныла сестра.

– Иди, открой двери, уже пять раз звонили, – повела бровью Гутиэра.

Аллочка подхватилась и понеслась к двери.

– Ну, Гутя... – совсем другим тоном прошипела она, входя обратно. – Оно тебе надо было? «Открой, открой»!

Гутя еще не успела удивиться, а вслед за сестрой уже входил Влас Никанорыч – родной батюшка.

Влас Никанорыч был серьезен и важен, как страховой агент. Услышав шепот дочерей, он хмуро зыркнула на проказниц и пояснил:

– Вы тут хиханьки не стройте, я по делу!

– И я даже догадываюсь, по какому, – вздохнула Гутя. – Маменька тебя опять отшлепала кочергой, и ты временно утратил к ней былые чувства. А посему тебя надо срочно познакомить с молоденькой пышной блондинкой, да?

– Не сметь! – рявкнул Влас Никанорыч, но как-то не слишком убедительно. – Не сметь меня ни с кем знакомить! Я приличный глава семейства, вырастил детей, построил дом... с деревом, опять же, полный порядок... и еще мать сказала, что если я хочу, как кошак какой-то!.. Она в смысле знакомства... так она меня, как кошака, и кастри... того... в общем, неважно! Я не за этим приехал.

– Пап, да ты проходи, – пригласила Гутя. – Ну, что ты у дверей встал?

– Мы тебя напоим, накормим, – помогала Аллочка отцу раздеться. – А там и скажешь – что тебя к нам опять принесло... Варька! Варька! Иди, ужин готовь, дед приехал!

Из кухни выбежала Варька, радостно кинулась деду на шею и унеслась в кухню – надо было угощать дорогого гостя, да еще и Фома должен был прибыть с минуты на минуту.

Когда Варька уже накрыла на стол, подоспел и Фома.

– Ты прямо нюхом чуешь, когда жена на стол приготовила, – удивился Влас Никанорыч.

– Пап, да он не нюхом, он ухом, ему же Варька позвонила! – фыркнула Аллочка.

Батюшка опустошил три рюмочки и только потом вытер рот скатеркой и проговорил:

– Я ведь совсем забыл! Я ж к вам с подарком, – и вытащил огроменный кусок сала.

Гутя старательно улыбнулась, а Аллочка вздохнула:

– Гуть, ну почему одним отцы дарят бриллианты, домики на Гавайях, или где там еще? А нам с тобой – опять только прошлогоднее сало, и то – один кусок на двоих.

Гутя молчала и, словно безумная, часто-часто хлопала ресницами. Видно, даже ее ввел в ступор традиционный родительский дар.

– Не плачь, дочь моя! – торжественно провозгласил батюшка. – Не за тем я приехал, чтобы прошлогоднее сало тыкать кому попало, это уж так, не выбрасывать же. А приехал я... к нотариусу! Завещание написать хочу!

– Никак, помирать собрался, – испуганно охнула Аллочка и накинулась на сестру: – А все ты! Не хотела его с блондинкой знакомить!

– Хочу тебя, Февралинка, озолотить... – продолжал вещать отец. – Потому как убогонькая ты у нас с матушкой...

Аллочка оторопела – мало того, что опять папенька ее Февралинкой обзывает, так она же еще и убогонькая!

– Папа, озолотить могут только состоятельные люди, – терпеливо поясняла Гутя, не обращая внимания на выкатившиеся глаза Февралинки. – А ты...

– А мы с матерью клад отыскали... – выдохнул отец. – Вот хотите верьте, хотите – нет. И все тебе перепишем, сирая ты наша...

Аллочка даже про клад забыла – ну что ж такое, в самом деле?! Теперь еще и сирая! Но уже через минуту она слушала отца, раскрыв рот.

А уже через три дня Аллочка сидела возле телефона и, не скрывая ликования, тараторила:

– Да-да-да! Марья Леонидовна! Именно в эту субботу! Завтра!.. Ровно в семь, в клуб Гути. Я вас приглашаю. Я получила от папы совершенно дикое наследство, ну, совершенно дикое! И хочу это отметить с помпой. Да нет, не с попой, а с помпой! С фейерверком!.. Ой, вы не представляете, какая я крутая наследница!.. И все – мне! Ой, да вы приезжайте, я там обо всем расскажу!..

– Ольга Дементьевна! Обязательно приезжайте... Я завтра собираю бал! Там будет куча мужчин, а молоденьких девушек не будет совсем. Да!.. А потому что я так хочу!.. А потому что я получила богатое наследство и теперь хочу это отметить!

– Вадим? Я вас приглашаю... а, вы уже знаете?.. Непременно приходите, будет жутко весело!

– Алексей Анатольевич? А это Аллочка! Я теперь богатая невеста и хочу это отметить!

– Ирочка? А ты что звонишь?.. Да, я собираю всех в клубе, но ты не проходишь по возрасту! Да! Девушкам до сорока вход воспрещен... А потому что!

– Александр Николаевич? А я вас хочу пригласить в клуб в субботу!.. Нет, просто я получила жутко богатое наследство и теперь буду выбирать себе жениха!

– Петр Викторович? Приходите со своей бабушкой... со своей невестой, я всех собираю! Вы уже знаете? Да, я жутко богатая наследница, прямо и не знаю, как с деньгами совладать...

Гутя стояла рядом и терпеливо ждала, когда сестрица отлипнет от телефона.

– Ну, хватит, ты уже по второму кругу пошла. Кстати, а Редько ты позвонила? Порадуй и его своим наследством.

– Обязательно! Как же без него? А то он, знаешь как на меня смотрел, словно я никогда не разбогатею!

– Он из тебя все выпотрошит, до словечка, – усмехнулась Гутя. А потом сама же и добавила: – А мы ему все и расскажем. Как же без него... Поехали, завтра твой выход, а у тебя даже наряда приличного нет...

Рядом крутилась Варька, поправляла на тетке воротник и удивленно дергала бровками:

– И все же, Аллочка, отчего это дед решил наследство на тебя переписать?

– Варя, не завидуй, – строго поучала мать. – Он же объяснял: Аллочка у них с мамой... Февралинка.

– Гутя!!! – взрывалась Аллочка.

– Ну, все-все, это я пошутила, – успокаивала ее Гутя. – Поехали за барахлом.

Пока Гутя с Аллочкой ездили за шмотками, Варька крутилась по дому, готовила ужин и терпеливо отвечала на звонки. А еще надо было переделать кучу дел – приготовить платье себе, костюм Фоме, купить себе лак, колготки, помочь маме с платьем, потому что завтра ей будет совсем некогда – надо же еще клуб украсить и приготовиться как следует, ой, да мало ли дел? Это еще хорошо, что дед согласился на время перебраться к тете Декабрине.

На следующий день, уже в пять часов вечера, Аллочка стояла дома перед зеркалом и взволнованно оглядывала себя со всех сторон, а возле нее, словно возле императрицы, крутились Варька и Гутя.

– Ну, как я? Не слишком толстая в этом платье? – спрашивала она Варьку. – И зачем мы черное взяли? Мне кажется, то платье, желтенькое, помнишь, Гутя, которое я купить хотела, оно бы мне больше пошло. А из этого все торчит...

– А в желтеньком ты была бы как желток, – не соглашалась Гутя.

– И потом, я тебе говорю как психолог, – вставляла свое слово Варька. – Все гламурные дамы обожают маленькие черненькие платьица.

– Так правильно – маленькие! – бубнила Аллочка. – Я бы тоже обожала, если бы платьице маленькое было...

– Аллочка, это платье тоже маленькое, это ты большая, – утешала ее Гутя, как могла. – Мы тебе и так на два размера меньше взяли.

– А грудь?! Я не слишком ее открыла? – снова беспокоилась Аллочка.

– Если не будешь сильно скакать, не вывалится, – заталкивала прелести сестры обратно в платье Гутя. – Все будет хорошо.

– Какое хорошо?! Где мои туфли?

Как бы там ни было, уже в половине седьмого совершенно неузнаваемая Аллочка стояла на входе украшенного клуба и встречала гостей.

– Аллочка! Вы прелестны!.. – вскидывали пальчики к морщинистым щечкам старушки. – Вы просто дивно хороши!.. А это правда, что девочек не будет?

– Зачем нам девочки? – мило таяла Аллочка.

– Аллочка, вы душка!

– Аллочка! – подлетали к ней дамы полувекового аппетитного возраста. – А мужчины? Мужчин вы пригласили?

– Непременно! – подмигивала им Аллочка. – У нас будет большой выбор.

– Фу ты, ну хоть один раз без конкуренции... – с облегчением уносились те в дамскую комнату – попудрить носик.

Кто только ни пришел поздравить Аллочку со свалившимися на ее голову миллионами! Пришли и одинокие старушки, и старушки со своими кавалерами, совсем молодые мужчины, пришли и те, кто успели узаконить свои отношения, и кто их узаконить только надеялись, и даже те, кто на брак уже и не рассчитывал. Вечер перерос из празднования Аллочкиного обогащения в вечер встречи. Заявилась даже Белла Владимировна с супругом.

– Девочка моя, – лучилась добрыми морщинками пожилая леди. – Мы за вас так рады. Хорошо, что хоть у вас бывают радости, а нам уж...

– Проходите, Белла Владимировна, – засуетилась Аллочка. – Вы для нас – особенный гость!

– Ах, милочка, вы же знаете, мне сейчас не до веселья, – тихо опустила глаза Белла Владимировна, но справилась со слезой и через силу улыбнулась. – Какой я гость, вы же знаете, мои ноги...

Она все так же тяжело передвигалась, однако Аллочку успокоила:

– Не волнуйтесь, я немного посижу, а потом мы с мужем незаметно исчезнем, не обращайте на нас внимания.

Аллочка была настолько занята, что и не могла уделять внимание кому-то одному. Ее постоянно теребили, спрашивали о деньгах, открыто набивались в сердечные подруги. И только мужчины скучно плавали глазами по красочному залу:

– А что, Алла Власовна, у нас и танцев не будет? Простите, мы хотели бы уточнить, а те бабушки что – тоже трястись будут?

– Те бабушки еще и вас затрясут, – обещала им миллионерша. – И потом – не забывайте, я еще полна сил и надежд! Надо же мне выбрать, кто будет управлять моими миллионами! Я в этом деле жутко беззащитная!

Такое положение вещей вселяло в мужчин солидную долю оптимизма, и возле Аллочки стала собираться плотная кучка поклонников. Эта толпа вела себя беспокойно.

– Петр Викторович, что вы толкаетесь? Пропустите меня к даме!

– А подите прочь, Сашенька, у вас уже есть дама!

– Ну, Петррр же... зараза! Подвиньтесь! Я хочу выразить...

– При дамах не выражаться! Блин! Кто мне на ногу наступил, мать вашу?! Аллочка, дайте я поцелую вам... блин, ну кто по ногам топчется?

– Алексей Анатольевич, куда претесь-то с вашим брюхом?!

– Я только поздороваться, только поздороваться... Аллочка! Здравствуйте! Вы не займете мне тыщ десять до получки?

– Вот гад какой! Аллочка, не занимайте ему! У него жена вон сидит! Пусть она ему занимает!

– Саня, я тя, знаешь! Я тя ваще!.. Аллочка, я говорю – здрассьте! Тыщ, говорю, двадцать не займете?

– Аллочка, вы прекрасны!.. Ну, куда прешь-то?! Аллочка, это не вам... Так на чем я остановился? Да! Аллочка, куда вы прете с таким пузом? Гос-споди, я все перепутал! Из-за вас!

– Аллочка, не слушайте его, он дурак!

Даже в самом смелом сне Аллочка не могла представить, как это славно – быть богатой наследницей. К столу она еле пробилась.

Первый тост провозгласила Гутя:

– Дорогие мои... я рада, что мы все собрались...

Пока она что-то лепетала, Вадим и Михаил, друзья-северяне, о чем-то тихо шептались.

– А вы почему не слушаете? – наклонилась к ним Аллочка. – Вам не интересно?

– Мы хотели бы узнать – а когда можно уйти? – спросил Михаил.

– Никогда! – отрезала новоиспеченная богачка. – Сегодня я – хозяйка. Когда разрешу, тогда и пойдете! И вообще, вы что, не слышали, что у меня просто залежи денег?

Мужчины синхронно поморщились:

– Да нам вот как-то ваши деньги... мы и сами не инвалиды – заработаем.

– А чем это вам уже заработанные не нравятся? – фыркала Аллочка.

Те даже не стали отвечать, они уныло слушали Гутю и ожидали – когда же можно будет покинуть всю эту бодягу.

За столами сидели недолго – напились как-то все очень быстро, старички по слабости организма, молодые мужички – от женской опеки. И потянуло народ на танцы. Томная музыка и шкодливое спиртное сделали свое дело – мужчины уже не замечали возраста дам и даже находили в этом некую прелесть – за молодыми козочками надо было скакать козлами, а вот зрелые дамы сами окутывали их жарким вниманием.

– И все же, Аллочка, отчего вы пригласили сегодня только старую гвардию? – лукаво щурили глазки дамы-гвардейцы. – Сознайтесь, чтобы поучиться у нас мастерству очаровывать мужчин? Признавайтесь-признавайтесь, маленькая шалунья!

– А вот поэтому и пригласила! – вовсю веселилась Аллочка. – Чтобы хоть раз побыть маленькой шалуньей! А то все – убогая, убогая!

– Она просто не выносит конкуренции, – мяукал рядом Саша. – Аллочка, пойдемте танцевать, я уже давно прям-таки млею от вас! Вот я все хотел спросить – а как вы относитесь к режиссуре? Я бы даже... Дядя Петя, да вы уже достали! Я, конечно, понимаю – от вас веет запахом старины, но не изо рта же!

Танцевать Аллочке никак не удавалось – миллионершу все время кто-то куда-то тянул.

– А я вот вас хотел угостить! – тащил ее к столу Петр Викторович и тяжело дышал. – Угоститесь водкой!

– Этот танец дама обещала мне-е-е! – уже блеял Алексей Анатольевич. – Аллочка! Мне-е-е...

– Аллочка! – кричала Гутя через весь зал. – Ты опять бросила сумку с деньгами возле стола?!

– Ой, Гутя! Что деньги, там же ключи! А денег у меня теперь хватает! Все не украдут!.. Мальчики! А включите мне итальянцев!

Итальянцев включили сразу же, тем более что Аллочка в пьяном угаре влезла на стол и принялась осыпать всех бумажными деньгами.

Танцы, громкая музыка, гам, смех, визг – все это так будоражило и вместе с тем утомляло невыносимо. Через пять часов скачек и веселья Аллочка еле живая подползла к сестре:

– Гуть, а может, уже по домам? И сколько же сил у этой старой гвардии?

– Закаленные, – кивала головой Гутя и разводила руками. – Ну как же мы уедем раньше всех? Мы – хозяева...

– А Варька где? Фома?

– Они уже уехали, постели стелить... – грустно вздохнула Гутя.

– Вау! А здесь говорят про постель! Аллочка, вы уже собираетесь баиньки?

– Сашенька, с вами – куда угодно, – лукаво хихикала Аллочка, не забывая пристально следить – как на это отреагирует Вадим.

Именно сегодня она вдруг решила окончательно завоевать Вадима и вырвать номер телефона Сигизмунда из своей книжки. Этот тушканчик так сегодня и не пришел. Хотя, если честно, его просто забыли пригласить.

– Всем по домам! – сразу же закричал Санька. – Всем! Алла Власовна отдыхать хочет!

Толпа недовольно загудела, а Алла краем глаза успела заметить, как презрительно скривились оба друга с далекого Севера. Да и пусть себе рожи корчат!

– Аллочка, я вас провожу! – тут же нарисовался Петр Викторович.

– Да шел бы ты, дядя Петя!

– Вот и пойду!

– Разбежался он! Куда ты, сволочь, чужие деньги собирать?! Аллочка, я сейчас сам!

Аллочка не слушала их перепалку и не смотрела, как кто-то подбирает ее деньги с пола – она властно поглядывала, как Гутя с двумя женщинами убирают со столов.

– Гутя! Вон там еще грязь! – ткнула она пальчиком в скатерть.

– Ты совсем-то не наглей, – рыкнула Гутя. – Я ведь не посмотрю на твои миллионы, тряпку в руки – и вперед!

Аллочка только расхохоталась.

– А скажите, – вдруг подошел к ней Вадим. – А что – нежданное богатство на самом деле так портит людей?

– Как – портит? – вытаращилась на него Аллочка. – Мне вот сегодня наоборот – сказали, что я жутко похорошела!

– Вы?! – вытаращился мужчина. – А что – вы были еще хуже?!

Аллочка демонстративно отвернулась – поганить настроение не хотелось.

Веселые скачки в клубе так умотали всех Неверовых, что ночью в квартире стояла полная тишина. Аллочка так намучилась счастьем, что даже на храп у нее сил не оставалось. Только слабый голубоватый свет луны пробивался сквозь неплотные шторы и освещал свернувшуюся в клубочек Гутю, раскинувшую руки Аллочку, Варьку, которая почти перелезла на живот Фоме. Тикали часы да в чьей-то квартире урчали трубы.

В этой тишине скрип входной двери показался зловещим, но и он тишины не нарушил – все домочадцы предавались снам. И никто даже не пошевелился, когда в дом проскользнула большая темная фигура.

И тогда... тогда раздались выстрелы! Не один, не два, а много-много-много! Сухие щелчки разносились в тишине и раздавались эхом, и эта тишина лопалась, как спелый орех! А черная фигура металась по квартире и в исступлении палила в спящих беззащитных людей. В Аллочку – прямо в голову, в голову, в голову! В Гутю, которая так и спала клубочком, в Варьку, которая разметала руки на спящем Фоме...

Когда выстрелы стихли, казалось, тишина стала густой и тягучей...

Фигура раскинула руки и со стоном выдохнула. Все!.. Все!!! Больше никого из Неверовых нет. Нет! Они мнили себя непревзойденными сыщиками – и все! Их нет! Никого-хо-хо-ха-ха – ха-ха! Все! Исчезли навсегда-ха-ха-ха-ха-ха! Черная фигура колыхалась от смеха и не могла остановиться. Ужасный смех просто разрывал ей глотку, раздирал ее, разносил ее в клочья – от счастья и чувства свободы!!

А когда смех стих, снова наступила звенящая тишина. И в этой тишине отчетливо послышались громкие, как выстрелы, хлопки – кто-то размеренно хлопал в ладоши.

Вспыхнул свет. Фигура дернулась, обернулась и бессильно сползла по стене на пол.

– Не хотите ли присесть? – предельно вежливо спросила невыносимая Аллочка.

По всей квартире уже стояли бравые ребята в ладной форме, широко расставив ноги и направляя вперед себя коротенькие, словно ненастоящие автоматы. А из-за их спин выглядывала эта раскрашенная недоделанная сыщица и хлопала в свои пухлые ладоши!

– Белла Владимировна, вы совсем не жалеете свои больные ноги.

– С-с-сука... – побелевшими губами прошипела почтенная леди и смачно плюнула. – Все же... обошла...

– Варька, это я тебе хлопала, ты выиграла, – сообщила Аллочка племяннице, которая выглядывала из-за двери прихожей. И тут же пояснила одному из шустрых ребят: – Это Варька сказала, что она будет стрелять, а я думала, что нас отравят. Варька у нас умная, она ж психолог!

– Но я же вас убила! Всех! – безумно закричала бабушка Назаровых. – Я же сама видела!

– Да не в нас вы палили, – произнесла Гутя. И она тоже была жива-невредима. – Это куклы резиновые. Фома предложил купить, чтобы сходства добавить.

– А я на нее и вовсе не похожа, на эту куклу! – не согласилась Аллочка. – Ее же надули, как барабан!

– Кого здесь надули... так это меня... – устало проговорила Белла Владимировна и прикрыла глаза. Посидев секунду, она невесело хмыкнула. – И не жаль вам было тратить свое наследство на этот маскарад с куклами?

– Да какое там наследство... – грустно махнула рукой Аллочка и плюхнулась на диван. – Папенька с мамой в огороде две золотые чаши нашли, с росписью. И решили, что это с царского стола. Ну... папенька, добрая душа, решил полторы стоимости себе на богатую старость оставить и на девочек, а остальную часть на меня в завещании записать... Еще так радовался, миллионером себя считал... Пока не сходил к ювелиру.

– И что? – не вытерпел один из парней с автоматом.

– Да... – вздохнула Аллочка. – Оказалось, что это китайские салатницы. Ими в прошлом году в каждом ларьке торговали. Опять, наверное, соседка Зинка к нам в огород за клубникой лазила и свою тару посеяла. Мы потом так печалились... особенно папенька и я... А эта вот радовалась!

И она с обидой кивнула на Гутю.

– Точно, радовалась, – подтвердила сестра. – Потому что, когда зашел разговор о подарках и наследстве, я вдруг вспомнила... мы вот все думали – кому могла помешать маленькая Машенька? Зачем ее надо было убивать? А ответ-то проще пареной репы – Назаров все свое состояние тратил на младшую дочь. На день рождения даже дом ей хотел подарить, он жутко богатый, так ведь?

– Ну, и с чего вы решили, что это я? – лениво спрашивала Белла Владимировна.

– А кто?! – вытаращилась Гутя. – Назаров не мог, это ясно. Жанна – она и так все имела, да ей это и не больно-то нужно было, она очень хотела сама зарабатывать. И потом, попроси она – Назаров бы ей дал сколько нужно, он ведь и правда ее любил... сначала. Оставались только вы! К тому же я прекрасно знаю вас. Раньше вы все время жили с сыном и никогда ни в чем себе не отказывали. Но потом вы обрели молодого супруга и подумали, что вас он будет любить так же пылко и нежно, как до свадьбы, а жизнь ваша останется такой же безбедной. Однако вы не учли размер своей пенсии. Сынок, конечно, помогал, но лишь пока вы жили одни, а вашего молодого супруга он содержать не собирался. А младой супруг ваш не рассчитывал только на вашу пенсию. Простите... он, кажется, мечтал о своей студии или театре? Он же у вас страшный театрал!

– И что? Бабушке нечего было кушать? – не поверил молодой парень, которому вообще-то разговаривать было не велено.

Гутя посмотрела на Беллу Владимировну. Та сидела с каменным лицом и, казалось, даже не слышала, о чем они говорят.

– Мне как-то Аллочка сказала, что меня боится ее нежный друг – Сигизмунд. Не знаю, с чего уж он таким трусливым народился, но он меня видел. А вот друг Наташи Бубновой... эта дама тоже говорила, что ее Шурик меня побаивается, поэтому она не могла назначить встречу и мне, и ему одновременно. Боялся или просто не хотел попадаться мне на глаза... Но, значит, получалось, что и он меня видел? Откуда бы такой страх у великовозрастного дяденьки? А откуда он мог меня знать? Нет, познакомиться-то мы могли где угодно, только я всегда сначала о работе думаю – не клиент ли? Так и вышло: Шурик Наташи Бубновой и ваш Александр Николаевич – один и тот же трепетный любовник! Правда, дамы у него всякий раз были разные. Когда я это поняла, тогда и другие моменты в памяти всплыли. Наташа говорила, что ее любимый живет... Белла Владимировна, она не сказала, что со старухой, она сказала – с дамой намного старше себя. И как только та дама купит студию, он сразу же переметнется к ней, к Наталье. Вероятно, он от вас ждал этой покупки, а денег на студию вам, естественно, взять было неоткуда. Вот вы и... И потом – в тот вечер, когда Машу отравили, вы утром были у Назаровых. Непонятно только, почему на это никто не обратил особенного внимания, а ведь свидетели говорили, что именно вы вытолкали за дверь разбуянившуюся Веру Григорьевну... Почему вы не попросили деньги у сына? Он мог бы вам дать...

– Он бы не дал! Я просила, он даже слушать не стал! Всю башку себе забил этим домом! У него уже каждая копейка была сосчитана, но все равно не хватало, поэтому на днях он собирался в банк, оформлять кредит! На этот проклятый дом! – вскинулась Белла Владимировна.

Гнев придал ей сил, она вскочила с пола и стала расхаживать по комнате, не обращая внимания ни на ребят с автоматами, ни на Гутю, ни на Варьку с Фомой, ни на Аллочку, которая что-то быстро записывала в тетрадку.

– Он всерьез решил купить этот дом, а он стоил бешено дорого! Бешено! Он уже даже выбрал его! – продолжала негодовать старушка. – Мало того, что Кирилл спустил бы на него все свое состояние, так он бы еще залез в такие долги! В такие проценты!.. Да всей семье Назаровых пять лет пришлось бы лапу сосать! Уж нам-то с Александром Николаевичем точно... а ведь до этого времени Кирюша хоть как-то нам помогал – давал две тысячи евро в месяц на молоко. Конечно, это были крохи, но хоть как-то можно было жить!.. И ведь я ему столько раз говорила – Кирюша! Ну, зачем девочке дом черт-те где! Она все равно это не оценит! Ну, на кой черт, если она потом будет всю жизнь донашивать старые Веткины платья и ей даже не хватит денег на престижную школу? Зачем, если у нее не будет денег даже на дорогу до этого дома?! Но он же ничего не хотел понимать! Ничего! С этой Машкой он буквально разум потерял! «Она должна иметь все!» А мы?! Мы должны умирать голодной смертью? И ведь я столько раз говорила Кириллу, что Александру Николаевичу просто необходима новая студия. Если Кирюша ему не купит, мой супруг будет просто вынужден искать себе другую женщину! И мне кажется, он уже присмотрел себе «бриллиантовую вдову». На моих глазах погибала наша с ним любовь! А что ему было делать?!

Варька высунулась из-за двери и спросила непростительную глупость:

– А что, ваш Александр Николаевич сам не мог заработать?

Белла Владимировна посмотрела на нее с жалостью.

– Девочка, теперь я верю, что психологи и сами – отчасти пациенты... Как он заработает на студию?! Кем?! Таксистом? Или, может, станет на рынке торговать лифчиками?! Милая моя-я-я! Чтобы иметь большие деньги, надо сначала большие деньги вложить! А где же мальчик смог бы их взять?

– Но позвольте! Ваш «мальчик» одного возраста с вашим сыном! Сын же заработал! – обиделась Варька на «пациента».

Белла Владимировна возмущенно вытаращилась:

– Но Кирилл – не творческий работник! Он – технарь. А на искусстве в наше время быстро заработать невозможно. А Александр Николаевич – талант! И неоднократно меня в этом убеждал. И вполне понятно, что он должен иметь эту студию.

– И вы из-за этой студии... – начала было Гутя, но старушка прервала ее гневной тирадой.

– А вы вообще молчите, убийца! – сверкнула она глазами. – Это вы! Вы виноваты в нашей трагедии! Потому что до вас мы жили великолепно. Мы все время проводили вместе – с Александром Николаевичем и Кириллом. Плюс Вета, но девочка была совсем не требовательна, и сын никогда нас не притеснял в финансах.

– Так это же я вас познакомила с Александром Николаевичем, – напомнила Гутя.

– Да! И на этом надо было закрывать вашу шарашкину контору. А вас понесло дальше! Вы свели Кирилла с этой Жанной! И все! Я потеряла сына. Он весь буквально расплавился в этой женщине. А мы теперь получали только унизительную подачку в виде двух тысяч!

– Заметьте – евро! – напомнил Фома.

– Да, но какие-то две тысячи! А до Жанны деньгами сына распоряжалась я! – не сдавалась бабушка.

Потом она достала из кармана платок и всхлипнула:

– Когда Кирилл сказал, что он оформит кредит, Александр Николаевич едва не слег с сердечным приступом. Он понял, что его надежды погибли. И, конечно, он сорвался! Он любил меня, но... но вынужден был искать поддержку у других женщин.

– Например, у Натальи Бубновой, – подсказала Гутя. – Ведь в тот вечер, когда Маша погибла, вы с ним не были в театре: он был у Натальи! Вы испугались, что он уйдет совсем, быть может, он даже вас предупредил об этом, а удержать его было уже нечем, и вы решились на убийство... Вы, зная четкий распорядок дня девочки, зная, что ее няня ни на шаг не отступит от режима – она лучше застрелится!.. Вы насыпали в лекарство от кашля слишком большую дозу снотворного и со спокойным сердцем ждали, когда девочка погибнет, да? При этом подозрения на вас падут в самую последнюю очередь. То есть вы из-за какой-то студии убили свою внучку!..

– Я ее не из-за студии! А из-за своей всепрощающей любви к Александру Николаевичу! И к человечеству. Иначе люди так и не насладились бы звездой, великим талантом! И потом – я не убила! Я ее спасла от голодной смерти! – с перекошенным лицом прокричала Белла Владимировна. – Мы все равно бы долго не смогли прожить в нищете. И внучка – тоже! Через год бы пошла по миру! Это был порыв благородства!

– Какой-то очень уж продуманный порыв... – покачала головой Варька. – А Вету вы тоже из благородных чувств убили?

При упоминании о старшей внучке весь пыл у пожилой дамы куда-то испарился.

– С Виолеттой произошел несчастный случай... с моей стороны... Да! Я не хотела! Девчонка где-то выискала похабные снимки, съемку об этой развратной Жанне, и собиралась показать все отцу. Она просто с ума сошла, когда увидела, что ее мачеха приволокла любовника в дом. Она хотела выставить эти кадры напоказ! И когда-а-а-а?!! Когда в доме было полным-полно народу! Когда у всех просто глаза горели от черной зависти. Да уже назавтра все газеты пестрели бы заголовками: «В доме Назаровых выращивают пантокрин! На голове отца семейства!» И что? Кирилла непременно свалил бы инфаркт.

– Он его все равно свалил... – напомнил Фома.

– Да. Но я берегла его, как могла! Да что вы можете знать?! – с новой силой вознегодовала благонравная мать. – Ему вообще запрещено было волноваться – Кирюша проходил лечение. Виолетта просто убила бы отца и оставила его на всю жизнь инвалидом. Да еще и опозорила бы. Назаровы никогда не терпели позора. А в народе еще долго говорили бы, как ловко гулящая жена наставила рога благородному отцу семейства! Кирилл не заслужил такой славы. У меня оставались буквально считаные дни, чтобы спасти семью от разорения!

– И что вы сделали? – спросил парень, который никак не мог слушать все это спокойно. – Вы опять убили внучку?

– Что значит – «опять», молодой человек? – сурово одернула его старушка. – Во-первых, это было не опять, ее я убила впервые, а во-вторых... Я вовсе не думала, что она упадет так неудачно! Я просто хотела отобрать у нее эти снимки и кассеты. Она не отдавала, я приложила силу... она ударилась о край бильярдного стола. И все. Мною двигали только благие намерения – оградить сына от потрясения.

Гутя покачала головой:

– Так уж и оградить? Я бы сказала иначе. Вы уже давно задумали убийство и все время искали подходящего момента. Мне даже кажется, что в день рождения Маши вы вовсе не хотели убивать Вету, вы хотели прикончить именно Машу. А что? Нет Машеньки – и никакого кредита брать не надо, и все останется по-старому. И вообще, все предельно просто! Машеньку – усыпить, тут еще старшенькая внучка под руку подвернулась, ну, не рассчитали вы силушку богатырскую, да так оно для вас даже и лучше вышло. А Жанну – просто выгнать! Только не понимаю: она-то вам чем помешала?

Старуха желчно поджала губы:

– Она слишком много места занимала... в душе сына. И потом...

– ...Она могла догадаться, да? – недобро фыркнула Гутя. – Да еще всю жизнь видеть перед глазами мать убитых тобою детей... Конечно, я вас понимаю – куда как проще ее выгнать. Только как? Но вы бы придумали... А вам ведь даже ничего и делать-то не пришлось! Так удачно Ветка с фотографиями вылезла! Только не вовремя – к чему эта ненужная шумиха? Вам и в самом деле совершенно не требовался позор. Зачем? Если об этом можно самой аккуратненько напеть Кириллу в уши... Заодно и подчеркнуть, что никто его так не любит, как родная маменька. А потому – стоит ли держаться за карман, когда матушке так нужны деньги? Самое главное для вас было – не пустить Кирилла за кредитом, оставить все как есть. У вас получилось даже лучше: сначала вы случайно убили Вету, потом, как и было задумано, – Машеньку, а уж под конец Кирилл сам избавил себя от жены.

– И придумали вы здорово, – поддержала мать Варька. – Вы ведь в день рождения хотели Машу под шумок убить, да? Народу – толпа, поди-ка потом, поищи, кто отравил девочку! Ведь вы не случайно остались в доме Назаровых. Утром приехали, все видели, как вы дарили серьги, а потом Жанна закрутилась, что вполне понятно – гости вот-вот должны были появиться, а мужа все еще нет. Затем – гости, дети гостей, клоуны, развлечения... О вас никто и не вспомнил.

– Да! Они очень часто стали про меня забывать! И я даже не пряталась. Я просто ушла в кабинет сына. Ждала, когда меня позовут к столу. А обо мне и не вспомнили! Конечно, если бы Кирилл был дома, он бы не обошел меня вниманием, и я сидела бы на самом почетном месте, но эта Жанна! И потом, когда нарисовалась Вета... эта пигалица тоже собиралась заявиться с каким-то уродом, своим дружком! Он мне жутко не нравился. Жутко! Конечно, мачехе было не до ребенка. Поэтому мне лично пришлось ее контролировать!

– Представляю вашу ярость! – кивнула Гутя. – А тут еще и Виолетта не вовремя вытащила эти снимки. Да, действительно, девочку покоробило поведение мачехи, и она решила прямо в день рождения, при большом скоплении народа... Но согласитесь – вам это было совсем не нужно. И не надо говорить о позоре, о дурной славе – это все не так уж сильно вас беспокоило. Нет, вам надо было забрать эти снимки и подсунуть их сыну в самый неподходящий момент! А Ветка их не отдавала. Тогда вы и напали на нее... Когда Вета погибла, Назаров уже не мог оставаться спокойным. Конечно, это привело его в озлобленное состояние, к тому же... любил он Вету или нет, она все же была его дочерью, и это накладывало свой отпечаток. Даже ветреная жена, как вы выражаетесь, не потревожила мужа – любовники в этот день так ничего Кириллу и не сказали, более того, Жанна вообще на некоторое время перестала с Черновым видеться. А вот для вас наступил самый подходящий момент – вы принялись точить сына, изводить его слухами и в конце концов добили его этими кадрами. И получили что хотели – ваш сын чуть не убил свою жену.

– Это только ваши домыслы, – фыркнула старушка.

– Может быть... – пожала плечами Гутя. – Но вы убили двух девочек, вы должны отвечать по закону, а собственные доводы вы изложите специалистам.

После этого Беллу Владимировну увели. Уходила она шумно – с возмущением, с криками, с проклятиями и обещаниями изничтожить весь род Неверовых. Зато после ее ухода стало спокойнее и в доме, и на душе.

Аллочка медленно подошла к своей кровати – уже сдувшаяся резиновая кукла все еще радостно пучила размалеванные глаза.

– И она еще улыбается! Я бы столько не вынесла, с ума сойти, – покачала Аллочка головой, подсчитывая дыры от пуль.

– Надо позвонить Жанне, – напомнила Варька.

– Куда ты ей звонить собралась? На часы-то взгляни, – напомнила мать.

– Ну и ладно, завтра позвоню, – легко согласилась девушка. – Надо же сказать ей спасибо за спонсорство, если бы не она, нам бы не осилить и эту гулянку в клубе, и этих надутых красавиц...

– Молодец, Фома, – похвалила зятя Гутя. – С куклами ты хорошо придумал, иначе могло бы не получиться...

– Так это Фома кукол предложил? – запоздало насторожилась Варька и тут же по комнате разнесся ее требовательный визг: – Фома! Расскажи мне, твоей жене, и как тебе вообще на ум могла прийти такая идея – воспользоваться резиновыми куклами?! Какое отношение ты к ним имеешь? Ты что – посещаешь эти вульгарные шопы?..

Но в итоге молодые помирились быстро – слишком уж хотелось спать.

А утром в их дверь позвонили. К двери подскочила Варька.

– Вот, принес вашего красавца, – улыбался в дверях Влас Никанорыч, прижимая к себе кота Матвея. – Всю ночь у Декабринки в прихожей под дверью орал, домой просился. И что вам взбрело в голову выставить меня с котом из дома? Гулянку, что ли, устраивали?

Неверовы и в самом деле, дабы обезопасить стариков и детей... то есть котов, отправили отца с Матвеем к Декабрине.

– Матюшенька... – ухватила мохнатого красавца Варька и чмокнула его в усатую недовольную морду. – Пап, ну, мы тут отметили кое-что...

– Дай-ка мне Матвея, – подскочила Аллочка, выхватила кота и принялась заглаживать перед ним свою вину. – Матюша! Ну, что ты обижаешься? Если бы мы тебя оставили, а тем более папеньку, вас бы тут изрешетили, и все! А так ты...

– Что-о-о?! – вытянулось лицо у почтенного отца семейства.

Он сунулся в комнаты и наметанным глазом узрел остатки ночного побоища.

– Так у вас здесь убийство было, что ли?!

– Пап, ну какое убийство... – вышла из своей комнаты заспанная Гутя. – Мы, наоборот... убийство предотвращали.

– Дед, ты их не слушай, – видя, как побледнел дедушка, затараторила Варька. – Просто вчера мы с мамой и Аллочкой пошли в гости. Прихожу домой, а тут Фома с этими вот... с красавицами!

Варька пнула ногой то, что осталось от резиновых дам.

– Ну, и... я погорячилась, конечно... убила насмерть это резиновое безобразие, а Фому наказала презрением. А мама с тетей меня всю ночь успокаивали. Ну, сам посуди – разве смог бы кот все это вытерпеть, я уж не говорю про тебя!

Дедушку это нелепейшее объяснение вполне успокоило. Вернее, завидев «труп» куклы на полу, он стал придирчиво его рассматривать.

– Ай-яй-яй, какое бесстыдство... Ну, Фома, ну подлец, ай-яй-яй... а дырочку-то «Моментом» можно склеить... ай-яй-яй... подай-ка мне еще вон ту красоту... Как на нашу Аллочку похожа, точно ведь?

– Папа!

– Ну что – папа?! Что – папа? Заберу, конечно, эту мерзость, сразу же на мусорку выкину, ну надо же, какое паскудство, ай-яй-яй... и вот здесь подлатать можно... Ничего, я резиновую лодку клеил, у меня еще резиновый клей в сарае валяется... Чё рты разинули?! Где этот ваш Фома? Вот его бы ремнем-то за такую гадость! И тебе, Варька, тоже! Это ж надо – так продукт испохабить!

Влас Никанорыч даже в кухню проходить не стал. Сгреб все «тела», завернул их в старую Аллочкину куртку и поволок на выход.

– Поехал я, детки мои, домой мне пора. А это паскудство я прямо сейчас – и на мусорку. А вы не печальтесь, скоро приеду, скоро...

За ним захлопнулась дверь, можно было и еще поспать, но сон уже перебили.

– Фома! – пошла будить мужа Варька. – Вставай, надо к Жанне собираться. Она, наверное, с самого утра места найти не может.

Жанна и в самом деле давно их ждала. Теперь женщина почти совсем поправилась и встретила их уже в просторном холле клиники.

– Слава богу, вы живы! – воскликнула она. – Ну, что?! Что там было?

– Как всегда, – отмахнулась Аллочка. – Любовный винегрет с капустой. Ну, в смысле, любовь-морковь и деньги.

– И как? Ваш план сработал?

– Сработал на все сто, – успокоила ее Варька.

– Только давайте пройдем в мой кабинет, – строго сдвинул брови Фома. – Кто это вам разрешил бегать по всей клинике? Быстро, быстро в кабинет!.. Юленька! Принесите нам кофе, пожалуйста!

Уютно расположившись на кожаных диванах, Неверовы рассказывали Жанне, как им удалось вывести Беллу Владимировну на чистую воду.

– Жанна! Если бы вы видели, какой фурор произвело мое богатство! – мечтательно закатывала глазки Аллочка.

– Честно говоря, – призналась Гутя, – я не слишком-то надеялась, что идея удастся, но что было делать? У меня была только стойкая убежденность, а вот доказательства... А тянуть было нельзя – теперь опасность угрожала вам. В любой момент старушка могла от вас избавиться. И даже, кто знает, может быть, Белла Владимировна решила бы избавить сына от болезни и отравить его! Бабушка как-то очень своеобразно понимает благородство.

– Оказывается, любого мужика можно увести большим приданым!

Гутя наставительно поправила:

– Особенно, если это приданое – ум, скромность, красота и...

– ...Деньги! – подсказала Аллочка. – Если бы вы слышали, что мне предлагали эти пошляки! Я получила двенадцать приглашений выйти замуж!.. Причем одиннадцать – от Сашеньки, а еще одно сделал Петр Викторович.

– И ведь что самое любопытное – оба женаты, – заметила Варька. – А вот Вадим и его друг Михаил – те, напротив, очень осудили твое поведение! Что скажешь – настоящие мужики.

– Откуда ты зна-а-аешь... – обиделась Аллочка. – Вы с Фомой вообще с половины вечера удрали!

– Потому что нам надо было все подготовить.

– Вот и не говори, – надулась тетушка. – А поведение у меня было...

– Премерзкое, – качнула головой Гутя. – Что и говорить, у Аллочки было задание – донести до Александра Николаевича весть о том, что она теперь сказочно богата. Если он на самом деле – альфонс, по нашим расчетам, он тут же кинулся бы за ней ухаживать. Что он и сделал. А далее мы рассчитывали, что нервы Беллы Владимировны не выдержат и она себя выдаст.

– Она и выдала! – вытаращила глаза Аллочка. – Потому что я все донесла как нельзя лучше!

– Да, но уж как ты доносила! – вспомнила Гутя и ужаснулась. – Конечно, Сашенька клюнул сразу же. Но... скажи, зачем надо было расшвыривать по всему клубу рубли шестьдесят первого года выпуска?

Аллочка тяжко вздохнула – и в самом деле, у нее еще с молодости сохранилась заначка, в детстве она копила себе на парик, а потом рубли поменяли. Но не выкидывать же такое богатство! И вот – пригодились.

– А ты хотела, чтобы я настоящие деньги швыряла, да? – перекосилась Аллочка. – Больно жирно будет. Они все равно ничего не поняли. Зато как этот Сашенька за мной ухлестывал!

– Он нам чуть всю операцию не провалил! – насупилась Варька. – Уже пора наступала гостью в дом ждать, уже и милиция вся на стреме, а этот ловелас все никак у подъезда проститься не может.

– Да! А потому что мы с ним не могли никак наговориться, – игриво подмигнула Аллочка.

– Точно, – вздохнула Гутя. – Я так боялась, что Белла начнет палить, не доходя до квартиры.

– Нет, Гутя, ты лучше вспомни этого противного Редьку! – толкнула сестру в бок Аллочка. – Вспомни, как он нам все нервы вытянул: «У вас не получится, у вас не получится!» Я даже сначала пожалела, что ты меня ему позвонить заставила.

– Пожалела она, а как бы мы без него справились? – хмыкнула Гутя.

Жанна недоумевающе пожала плечами:

– И все же... никак не могу поверить, что это Белла Владимировна... Как же она могла?! Нет, я не про мораль! Она же физически не могла – у нее после смерти Веты сразу ноги отнялись!

– У таких, как она, ничего не отнимается, она сразу сообразила, что лучше быть временно «больной», но богатой, нежели здоровой и в нищете, – пробубнила Гутя. – Я очень боялась, что она и Аллочку прямо на улице грохнет! Ты, сестрица, сильно рисковала...

Сестрица только сейчас сообразила, насколько она была близка к разгневанной супруге Сашеньки, и на какое-то время потеряла дар речи. За это время Неверовы подробно рассказали, как и что произошло этой ночью. Затем наступила гнетущая пауза – какое бы ни грозило наказание преступнице, детей все равно никто не вернет.

– Я решила от Назарова уйти... – глухо проговорила женщина. – Как все произошло, кто убил... Это уже... На мне лежит вина за смерть двух детей – и Веты, и Машеньки. Отсужу у Кирилла немного денег, как совместно нажитое имущество, и...

У Неверовых губы презрительно дрогнули.

– ...И открою приют, – глядя куда-то вдаль, говорила Жанна. – Буду чужих растить, если своих не уберегла... Вон сколько детей не знают ни матери, ни отца, ни ласки родительской... я все им дам, если своим не сумела...

– А... а Чернов? – тихо спросила Варька.

– А что Чернов? – вздернула брови Жанна. – Мы с ним слишком заигрались, и вот к чему это привело. В конце концов, можно жить не только любовью к мужчине, но и любовью к детям, старикам, друзьям...

– К животным еще можно, – подсказала Аллочка. – А некоторые даже тараканов разводят... Нет, если вы откроете приют, я буду вам помогать. Я научу ваших детей ловить преступников! Вы так прямо и напишите: «Детский дом имени Аллочки Неверовой»!

– Жанна, не обращайте на нее внимания, – отмахнулась Гутя, – лучше поправляйтесь быстрее, а что дальше будет, увидим...

А вечером в квартиру Неверовых позвонили.

– Аллочка! К тебе пришли... – выскочила из прихожей Варька.

Аллочка вышла и обомлела – в коридоре стоял Сигизмунд Пулеметов собственной персоной, возле его ног утвердился старенький обшарпанный чемодан, а в руках мужчина держал кривой торшер с обвислой бахромой.

– Здрасссьте, – серьезно поклонился гость. – Я много думал... А сегодня мне еще позвонили товарищи из клуба, и... я вот решил. Если уж вы такая богатая наследница... я согласен взять вас в жены! Беру. Только сразу договоримся: деньгами заведую я! Мне говорили, как вы расточительно швырялись деньгами.

Аллочка молча отворила дверь и подтолкнула кавалера к выходу.

– До свидания, – помахала она ему ручкой. – Мне будет вас не хватать.

– Но...

Перед самым его носом барышня с треском захлопнула дверь.

А уже совсем под вечер к Неверовым заглянул строгий Редько Иван Дмитриевич.

Расположившись за столом, он уперся тяжелым взглядом в домочадцев.

– Ну? Рассказывайте!.. Нет, ну мы же с вами договаривались, что о каждом своем шаге вы будете ставить меня в известность! – возмущался он. – Я вам и ребят послал... А мне вот еще не все ясно. Вопросики образовались кое-какие!

– Вот! – радостно воскликнула Гутя. – А мы и не отказываемся. Вчера Аллочка как раз все происшествие подробно записывала. Правда же, Аллочка? Варя, ну скажи же!

– Правильно, – кивнула головой Варя. – Аллочка записывала. Все, что говорила Белла Владимировна, все, что мы ей отвечали... она даже зафиксировала те слова, которыми на бабушку ваши ребята ругались... Аллочка, принеси тетрадку.

Аллочка мялась.

– Алла, человек ждет, – толкнула сестрицу в круглый бок Гутя. – Иди, принеси.

– Да я... я там с ошибками писала... – оробела сыщица.

– Ничего, – ободрил ее Редько. – Вы пишете с ошибками, а я с ошибками читаю, так что пойму.

И все же, пока Гутя сама не побежала к Аллочке в комнату, та не двинулась с места.

– Ну, зачем стесняться? – погладила сестру по плечу Гутя. – Сейчас Иван Дмитриевич все прочитает, и о тебе снова напишут в газетах. Читайте, товарищ Редька!

Редько долго морщился, листал тетрадь, а потом протяжно вздохнул: в тетради беглым корявым подчерком шла строка: «Не забыть завтра напомнить Гути, штоб купила мне новыя пастельнае бильё, а то полный дом мужикоф, а у меня ищо мамина простыня в цвиточик. Вот вить позористча!»